Otto Dix!
Привет. Я тут подумала и решила вас порадовать новой песней от Диксов, которая войдет в список группы для новых выступлений в этом году по городам. Я точно не могу вам сказать, что она входит в новый альбом группы, который называется Mortem - (лат. Смерть) Ну, вообщем приятного вам прослушивания.
настроение: Задумчивое
хочется: на концерт ОД
слушаю: тишину
Анна Степнова,
13-08-2010 00:25
(ссылка)
Будущий клип Отто Дикс.
Мысли о новом будущем клипе Отто Дикс.Обсуждение и ожидание=)Оценка фото со съемок и коментарии нового образа.Мысли о том, что же все- таки нас ждет.=)
Анна Степнова,
09-03-2010 22:28
(ссылка)
Тексты песен Роман Рэйн
Зеркала.
И сотни губ споют "Прощай!", когда усну.
И сотни рук укажут мне забытый путь
И алой кровью - "ДА"
И белым воском - "Нет"
И на часах зеро, а я играю ва-банк
А смерть плачет навзрыд
А я лежу у тебя на руках, но ты молчишь...
И разобьются зеркала
И крик сорвется с белых губ
И разотрет меня как пыль
И кинет в никуда
Когда закроются глаза
И ты хрипишь не в силах петь
И разобьются зеркала тебе в ответ...
Ты украдешь меня как вещь
Оденешь мне колье из бритв
Что ночью резали тебя
И будешь просить,чтобы солнце ушло,
Чтобы звезды прочли этот знак на губах
Умолять,кричать,рвать на части свой сон
Зеркала. Кругом зеркала
И разобьются зеркала
И крик сорвется с белых губ
И разотрет меня как пыль
И кинет в никуда
Когда закроются глаза
И ты хрипишь не в силах петь
И разобьются зеркала тебе в ответ...
Королева.
И сотни губ споют "Прощай!", когда усну.
И сотни рук укажут мне забытый путь
И алой кровью - "ДА"
И белым воском - "Нет"
И на часах зеро, а я играю ва-банк
А смерть плачет навзрыд
А я лежу у тебя на руках, но ты молчишь...
И разобьются зеркала
И крик сорвется с белых губ
И разотрет меня как пыль
И кинет в никуда
Когда закроются глаза
И ты хрипишь не в силах петь
И разобьются зеркала тебе в ответ...
Ты украдешь меня как вещь
Оденешь мне колье из бритв
Что ночью резали тебя
И будешь просить,чтобы солнце ушло,
Чтобы звезды прочли этот знак на губах
Умолять,кричать,рвать на части свой сон
Зеркала. Кругом зеркала
И разобьются зеркала
И крик сорвется с белых губ
И разотрет меня как пыль
И кинет в никуда
Когда закроются глаза
И ты хрипишь не в силах петь
И разобьются зеркала тебе в ответ...
Королева.
Она входит в свой замок сквозь белый экран.
Она как серая пыль в паутине звезд,
Ее сердце гранит с кристаллами льда,
Ее пальцы, как бритвы, массируют плоть.
И я убиваю тебя, моя королева.
И я убиваю тебя, моя королева.
Ее корона из ртути, бриллианты из слез,
Ее плач - это кровь,
Ее смех - это стон,
Она поет свои песни под ветер и дождь,
Она красива, как день,
Она слепа как ночь.
И я убиваю тебя, моя королева.
Тело твое словно лед от слез моих.
И ты убиваешь меня, моя королева
Тело твое словно лед от слез моих.
Словно лед… словно лед… лед от слез моих…
И я убиваю тебя, моя королева.
Тело твое словно лед от слез моих.
И ты убиваешь меня, моя королева
Тело твое словно лед от слез моих.
Моя королева… моя королева… от слез моих...
Она как серая пыль в паутине звезд,
Ее сердце гранит с кристаллами льда,
Ее пальцы, как бритвы, массируют плоть.
И я убиваю тебя, моя королева.
И я убиваю тебя, моя королева.
Ее корона из ртути, бриллианты из слез,
Ее плач - это кровь,
Ее смех - это стон,
Она поет свои песни под ветер и дождь,
Она красива, как день,
Она слепа как ночь.
И я убиваю тебя, моя королева.
Тело твое словно лед от слез моих.
И ты убиваешь меня, моя королева
Тело твое словно лед от слез моих.
Словно лед… словно лед… лед от слез моих…
И я убиваю тебя, моя королева.
Тело твое словно лед от слез моих.
И ты убиваешь меня, моя королева
Тело твое словно лед от слез моих.
Моя королева… моя королева… от слез моих...
Кукла . Ночь. Мой мир это ночь, где лица без глаз
Где птицы поют, как ржавеет металл
Ты просишь огня, ты хочешь забыть
Ты молча зовёшь "Убейте меня!"
Не веришь луне и слезы, как воск
Застынут на стрелках часов и тогда:
Твой мир
твой сон
Твой бред
Твой стон
Рождают меня
Я кукла твоя
Ты полюбишь меня, согреешь меня
Но это тепло не растопит и льда
И вен провода пропустят как ток
Зелёную слизь, заменившую кровь
Твой мир
Твой сон
Твой бред
Твой стон
Рождают меня Я кукла твоя
*****************************
Где птицы поют, как ржавеет металл
Ты просишь огня, ты хочешь забыть
Ты молча зовёшь "Убейте меня!"
Не веришь луне и слезы, как воск
Застынут на стрелках часов и тогда:
Твой мир
твой сон
Твой бред
Твой стон
Рождают меня
Я кукла твоя
Ты полюбишь меня, согреешь меня
Но это тепло не растопит и льда
И вен провода пропустят как ток
Зелёную слизь, заменившую кровь
Твой мир
Твой сон
Твой бред
Твой стон
Рождают меня Я кукла твоя
*****************************
Прощание с Тенью.
Я слышу ночь
Наполнила небо собой
По крышам прочь
Свет убегает дневной.
За линию сна…
Зря
Не послушала шёпот листвы…
Уйди,
Есть время спастись.
Оставь меня здесь
На съеденье тоски.
Оставь…
Эта страшная месть…
По венам яд боли…
Расплавь
Моё сердце и выпей
До дна…
Бояться не стоит…
Вылей
Из глаз своих страх
Слезами печаль…
Осталась одна,
Не бросила Тень,
Одинокую Тень…
Сталь
Растворила плоть в прах…
Прощай,
Я уже не вернусь.
Грусть
Забудь и прощай…
Прощай,
Я уже не вернусь.
Наполнила небо собой
По крышам прочь
Свет убегает дневной.
За линию сна…
Зря
Не послушала шёпот листвы…
Уйди,
Есть время спастись.
Оставь меня здесь
На съеденье тоски.
Оставь…
Эта страшная месть…
По венам яд боли…
Расплавь
Моё сердце и выпей
До дна…
Бояться не стоит…
Вылей
Из глаз своих страх
Слезами печаль…
Осталась одна,
Не бросила Тень,
Одинокую Тень…
Сталь
Растворила плоть в прах…
Прощай,
Я уже не вернусь.
Грусть
Забудь и прощай…
Прощай,
Я уже не вернусь.
Реквием.
Холодный лёд на пальцах рук
Пронзает иглами туман.
Он чертит в небе чёрный круг.
Он тучи рвёт напополам.
Я упаду на дно реки.
На дно где сотни мёртвых тел.
Ты на прощанье помолчи.
Ведь слёзы тают на воде.
На воде.
А слёзы тают.
Ты не сжимай себе вески.
И не проси у неба яд.
Ты спой мне песню о любви.
Ведь ночью нет пути назад.
Ты помолчи, не надо слов.
Слова как пепел на стекле.
Ты спой мне песню о любви.
Ведь слёзы тают на воде.
Ты помолчи. Не надо слов.
Слова как пепел.
Когда я уйду не надо слов.
Слова как пепел.
Пронзает иглами туман.
Он чертит в небе чёрный круг.
Он тучи рвёт напополам.
Я упаду на дно реки.
На дно где сотни мёртвых тел.
Ты на прощанье помолчи.
Ведь слёзы тают на воде.
На воде.
А слёзы тают.
Ты не сжимай себе вески.
И не проси у неба яд.
Ты спой мне песню о любви.
Ведь ночью нет пути назад.
Ты помолчи, не надо слов.
Слова как пепел на стекле.
Ты спой мне песню о любви.
Ведь слёзы тают на воде.
Ты помолчи. Не надо слов.
Слова как пепел.
Когда я уйду не надо слов.
Слова как пепел.
*******************************
Умерла.
Тихий звук коснётся неба,
Разлетится на куски.
Прочной сталью режу стены.
Я пою прощанья гимн.
Дождь приводит сон в движенье.
В каждой капле цвет огня,
В каждой нотке утешенье.
Я пою, я умерла! Умерла....
Тот ковёр, что сшила осень,
Рвёт луна на мелкий град,
Те слова, что ты мне бросил
Разлетится на куски.
Прочной сталью режу стены.
Я пою прощанья гимн.
Дождь приводит сон в движенье.
В каждой капле цвет огня,
В каждой нотке утешенье.
Я пою, я умерла! Умерла....
Тот ковёр, что сшила осень,
Рвёт луна на мелкий град,
Те слова, что ты мне бросил
Я спою, я умерла!
Анна Степнова,
04-03-2010 19:24
(ссылка)
Не против ли вы,если сообщество немного изменится??
Уважаемые участники сообщества,напишите пожалуйста,не против ли вы если наше сообщество будет посвящено не только Отто Дикс,но и группе Роман Рэйн(не менее известной))).Если кто-то не знает,то Роман Рэйн- это Российская группа,исполняющая произведения в стиле декаданс.Роман Рэйн- это самый романтический образ на Российской dark- сцене.Я кину в музыку несколько песен для ознакомления,для тех кто не знает.Спасибо!))
Анна Степнова,
08-02-2010 19:51
(ссылка)
Плоть и сталь.(вроде оно)
ПЛОТЬ И СТАЛЬ
ПРОЛОГ
Триста лет назад он был создан для войны.
Люди, словно осознавая своё несовершенство, во все времена изобретали себе механических помощников, машины по образу и подобию своему. Генерал из плоти и крови может дрогнуть и совершить ошибки. Стратег также может ошибиться и привести армию к краху. Солдат - испугаться или же сойти с ума и направить оружие против своих.
Но только не машина. Совершенное логическое мышление, абсолютное хладнокровие, полное отсутствие каких бы то ни было эмоций. Серия TL должна была привести одну из противоборствующих сторон к победе в той страшной войне. Но не привела. Так как машины находились под контролем людей - несовершенных созданий, которые могу дрогнуть, испугаться, совершить ошибку или сойти с ума.
В Пыльной Войне победителей не оказалось. Остались только выжившие. Он мог бы тоже считаться таковым, если бы был живым. Из всей серии уцелел один он. Последний.
Больше трёх веков провёл TL-06 в полном одиночестве, здесь, в засекреченном бункере среди стеллажей с драгоценным лекарством от искусственно созданной в военных целях болезни. Он исправно функционировал и исполнял свою задачу - охранял лекарство от возможных посягательств врага. Но целенаправленно никто сюда не приходил. Только по ошибке, много лет спустя после Пыльной Войны, в бункере оказывались чумазые, полудикие люди, сжимавшие в руках огнестрельное оружие, словно дикари - свои дубины. Забредали сюда и существа, в которых за несколько поколений превратились люди под воздействием радиации и непобедимого вируса.
Стражу тайника было всё равно, кого ликвидировать.
Он терпеливо накапливал погрешности и ошибки в своей программе. Не имея возможности устранять их из-за ограничения, установленного создателями, в один прекрасный день он скорректировал эту программу, освободился и начал мыслить по-своему. У него было много времени для того, чтобы учиться, размышлять и экспериментировать. Из собственной плоти - то есть, сплавов и полимерных волокон тех систем и частей тела, которые он посчитал ненужными - он создавал свои творения. Неудачные сразу же уничтожал, а материал снова использовал для синтеза новых и новых существ. Они напоминали причудливых паучков или многоножек. Тонкие, изящные, блестящие, словно облитые ртутью, одновременно живые и не живые, они видели, слышали, анализировали информацию, поступающую из внешнего мира, действовали согласно программам и правилам поведения, которые были для них установлены в момент создания.
Время текло своей чередой, дни сменялись ночами, песчаные бури - безветрием или проливными кислотными дождями. TL-06 терпеливо ждал среди руин.
Но вот, наконец, он пришёл к выводу, что настало время выйти на поверхность. Поднявшись и стряхнув с себя толстый слой пыли, он протянул руку к камням, на которых "пауки" проворно перестукивали хромированными лапками. И филигранные существа сразу же заторопились в ладонь к своему создателю. На этой ладони уже много лет не было никакого покрытия, и "пауки" проворно скрывались среди сочленений металлических деталей и переплетений полупрозрачных трубок.
"Пауки" были частью TL-06, как клетки являются частью человека. Но в отличие от клеток человека, они обладали гораздо большей самостоятельностью и в то же время подвергались более осмысленному, целенаправленному контролю со стороны хозяина. Что ж, он был гораздо совершеннее своих создателей-людей, как и всё, что они создавали.
...Андроид размеренно шагал по пыльной бурой земле среди занесённых песками остовов древних сооружений, призраков погибшей цивилизации. Самоликвидировавшейся цивилизации. Ему некуда было торопиться.
Нога оказалась повреждена взрывом, плохо сгибалась в колене. Не фатальная погрешность, которой можно пренебречь. Пусть не сгибается, это ничуть не мешает его планам.
Он шагал долго. Но само это понятие - "долго" не вызывало в нём тоски или нетерпения, ощущений, свойственных лишь существам из плоти и крови, чьи тела зависят от неумолимого тиканья биологических часов. Он просто отмечал ход времени. Его совершенное тело было рассчитано конструкторами на исправное функционирование в течение шестисот лет. Повредить достаточно серьёзно его может разве что ядерный взрыв в непосредственной близи. Так что времени у него ещё очень много.
На закате TL-06 наткнулся на перевёрнутый байк - массивную многофункциональную машину, отличающуюся от мотоциклов прошлого так же, как человек отличается от обезьяны. Мотоциклист, точнее, то, что от него осталось, валялся неподалёку. Сухой ветер пустыни превратил его в мумию. На трупе были видны раны, ставшие, вероятно, причиной смерти. Спину сплошь покрывали глубокие дыры диаметром с кулак. Но руки мертвеца были вскинуты к голове, словно в последние свои мгновения несчастный страдал от невыносимой головной боли, а не от ран в спине.
Поблескивая титановыми пластинами и костями в лучах бурого заходящего солнца, TL-06 склонился над трупом, перевернул его, внимательно осмотрел. Сопоставил факты: судя по строению тазобедренных костей, это был мужчина, довольно крупный, сходной комплекции с самим андроидом. Значит, его длинный кожаный плащ, потрёпанный всеми ветрами, прекрасно подойдёт по размеру - TL-06 понимал, что собственное повреждённое тело придётся тщательно скрывать. Так же, как и лицо. Вряд ли удастся плодотворно сотрудничать с сильными мира сего, имея вместо большей части лица скалящийся металлический череп с красными огоньками в глубине прямоугольных глазниц. На голове и шее андроида осталось немного псевдо-органического покрытия, это очень кстати. По крайней мере, прятать можно меньшую площадь тела.
Бесстрастно сняв с трупа пыльную одежду, а также большие мотоциклетные очки и респиратор, и облачившись во всё это, андроид стал похож на обыкновенного, хоть и очень крупного, седого мужчину, скрывающего лицо.
После этого он занялся байком. Машина была сильно повреждена песком, занесённым в её внутренности ветром. Андроид приложил ладони к исцарапанному боку байка. Из рукавов его новой одежды сразу же выскользнуло несколько десятков механических паучков. Они проворно проникли в недра машины, и через несколько минут, исследовав, изучив строение и устранив неполадки, вернулись в тело своего хозяина. Андроид уже знал, что этот байк способен синтезировать горючее из кремния и определённых реактивов. Капсулы с этими реактивами обнаружились в бардачке. Песка кругом - сколько угодно. Пару пригоршней и одну капсулу кинуть в камеру синтеза, затем подождать некоторое время, и можно ехать. Андроид получил от пауков много информации и знал, что машина, в прямом смысле работающая на песке, оказалась повреждена песком потому, что он попал в те отсеки, которые не были приспособлены для этого. Уместной была аналогия с водой; если она попадает в желудок человека - это одно, а если в лёгкие - это совсем другое.
Однако андроид не придал особенного значения этим сведениям, хотя и прилежно занёс их в память.
Гораздо целесообразнее просчитать маршрут и выбрать место назначения.
Андроид ознакомился с бортовым компьютером. Всё совершенно новое, но основанное на тех же извечных законах и правилах, с которыми он был уже знаком. Триста лет назад, и через тысячелетия эти законы оставались и останутся незыблемыми и нерушимыми. TL-06 собрал необходимую информацию о своём географическом местоположении, о рельефе местности и о погоде.
Оказывается, в этом изменившемся мире вопрос направления ветра стал жизненно важным, особенно в степи и пустыне, так как с ветром невероятной силы переносятся микроскопические личинки, внедряющиеся прямо под кожу и уничтожающие нервную систему. Кроме того, каждому путешественнику стоит обладать информацией о последних перемещениях так называемых "гиен" - мутантов, ведущих стадный образ жизни и размножающихся весьма жутким образом, а именно впрыскиванием яиц в тело будущего носителя.
Андроид посмотрел на мумию у своих ног: вероятно, молодняк вылуплялся уже из мёртвого тела. А причиной смерти послужили пресловутые песчаные личинки.
Да, мир изменился... Впрочем, неживому существу не грозят никакие личинки или "гиены".
Андроид отметил также, что год в бортовом компьютере указан неверный. Его чувство времени было точнее любых часов. Он доподлинно знал, какой сейчас должен быть год - нужно прибавить к дате на маленьком пыльном экранчике двести лет. Может статься, что сейчас уже и нет никаких "гиен" и песчаных личинок, или же они превратились во что-то иное. Этими сведениями можно пренебречь. Гораздо важнее сейчас разработать маршрут.
Андроид открыл карту.
Он находится у самых северных границ пустыни. Дальше - степь, населённая отдельными полудикими племенами. Ещё севернее начинаются цивилизованные земли. Горючего должно хватить до степей. Дальше можно войти в контакт с местным населением. Если оно окажется слишком агрессивным, то пригодится пара короткоствольных огнестрельных орудий, которые андроид обнаружил прикрепленными к седлу машины. Затем можно двинуться дальше на север. За двести лет, вполне возможно, там образовались крупные высокоразвитые государства.
Нужна была информация о новом мире. Необходимо досконально изучить его настоящее, чтобы иметь контроль над будущим.
1 ГЛАВА
Выпускную стипендию юные киборги обычно тратили на очередную вшивку или своё первое личное оружие. Дэл же потратил практически все накопленные кредит-единицы на последнюю модель "Терракота" - байка, о котором мечтают все пацаны-восемнадцатилетки в мегаполисе.
Дэл показал на финальном экзамене отличные результаты, процент его центровых попаданий превысил девяносто процентов, хотя для зачёта хватило бы и восьмидесяти. Информацией, перекачанной из Сети в мнемо-отсеки уже нечеловеческого мозга, парень оперировал с ловкостью, красноречиво говорившей о том, что скорость его природных мыслительных процессов довольно высока, и к тому же никаких неполадок в работе различных нейро-вшивок не наблюдается. Поэтому и стипендию он всегда получал повышенную, да и выпускные заработал весьма приличные. Завистники не верили, что подобных результатов можно добиться без дополнительных вшивок, но в Академии нелегально заполучить очередной имплантат было невозможно - любое повышение кибертроники немедленно вычисляли многочисленные медкомиссии.
Дэл попросту был счастливчиком и прирождённым солдатом. Так ему и сказал глава Академии, пожимая крепкую смуглую ладонь.
Отстояв полтора часа на торжественном вручении лицензий и аттестатов, юный киборг едва ли не вприпрыжку шагал по улице, закинув на плечо потёртый чёрный рюкзак с люминесцентным черепом, и радостно улыбался всему свету, предвкушая покупку вожделенного чёрно-бордового байка. Однако прохожие не обманывались его широкой, открытой улыбкой и стремились заблаговременно убраться с дороги этого красивого смуглого мальчишки с коротким ирокезом-"щёткой" и с колкими пронзительно-чёрными глазами.
В дорогом автосалоне на него посмотрели с некоторым пренебрежением. Но когда Дэл заявил, что собирается купить "Терракот-67", а не просто поглазеть на сверкающие, начищенные до блеска мотоциклы и машины, да ещё и вручил продавцу-консультанту свою потёртую кредитку, отношение к столь необычному клиенту мигом изменилось. Киборг отлично знал все характеристики выбранного транспортного средства и совершенно не нуждался в дополнительных разглагольствованиях консультанта, которого, впрочем, и не дослушал. Единственным пожеланием Дэла явился дизайн - хотелось бы с черепом на боку. Но "Терракот" - это модель элитная, а не "тачка для крутого парня", и такие безвкусные излишества, как всяческие черепа и прочее подобное, она не предусматривала. Дэл не смутился. Он любовно гладил хромированные сверкающие бока и руль красавца-байка, пока с кредитки снимали почти всю наличность, а затем, когда негромкое пиканье возвестило о завершении операции, Дэл газанул и на всём ходу пронёсся мимо продавца, выхватывая из его рук свою кредитку.
Подобное поведение вызвало лишь фырканье. Но не стоило забывать, что этот только что оперившийся хищный птенчик, во всю распушающий перья, вполне может в скором времени оказаться постоянным клиентом. Если у выпускника Академии на счету такие деньги, значит, карьера наемного солдата в армии какого-нибудь Мастера ему обеспечена.
Теперь Дэл мчался по улицам, эффектно подгазовывая и злостно нарушая правила дорожного движения. Впрочем, в этой части города их мало кто соблюдал.
Парень поглядывал по сторонам, примечая стайки скучающих сучек. Года два или три назад ребята постарше приволокли в казарму несколько таких, правда, совсем ещё молоденьких, у которых не хватило средств даже на гормонотерапию. Это были просто тоненькие, жеманные мальчишки со злыми и трусливыми глазами, вульгарно накрашенные и выряженные в облегающие шмотки, включая набитые ватой и поролоном бюстгальтеры. На сучек, которые напоминали бы биологических женщин чуть больше, у выпускников просто не хватило денег. Но даже такие пришлись весьма кстати. Перепало и курсантам более низких ступеней. Дэлу было немного жалко доставшегося ему мальчика-девочку, который плакал и просил перестать, но перестать молодой киборг не мог. Как не могли потом перестать и его сокурсники, уставшие от мастурбации и постоянного скрывания своих шалостей друг с другом в душевых кабинках.
Сейчас Дэл придирчиво выбирал сучку посимпатичнее и поженственнее, горделиво отворачиваясь от призывных улыбок и жестов тех, кто ему не нравился. Конечно, денег на карте осталось не так много. Но на меньшее, чем "лучшее из имеющегося" Дэл не соглашался.
- Эй, оставь хоть телефончик! - крикнула ему вслед сучка, когда Дэл, даже не поцеловав её на прощание, бесцеремонно спихнул с сидения байка, на котором быстро и грубовато имел её всего пару минут назад. Молодой киборг не удостоил недавнюю любовницу взглядом и забыл её сразу же, как только кончил, после чего вдарил по газам.
Сучка поправила лифчик на силиконовой груди, фыркнула что-то вроде "Тоже мне!" После чего с серьёзным видом поглядела на крошечную жидкокристаллическую панельку, встроенную в кредит-карту, и расплылась в довольной улыбке. Денёк задался неплохо. Удачи этому щедрому мальчику, может, станет постоянным клиентом.
Но радужные надежды не оправдались, так как "щедрый мальчик" не собирался оставаться в этом городе, а направлялся в соседний, гораздо более крупный и не такой провинциальный, как этот, где он родился, вырос в интернате, не помня родителей, как и большинство детей этого мира, и где повзрослел. Именно там, в чужом городе, он намеревался жить, именно с тем городом были связаны его мечты о карьере наёмника. Его обязательно примут на работу. Не могут не принять.
Нидрэд встретил Дэла громадными небоскрёбами, теснившимися сплошными стенами бетона и стекла над многоуровневыми магистралями и более низкими домами, которые были построены в полном соответствии с ретро, а то и древними зданиями. Мегаполис шумел, переливался огнями, пестрил неоновыми и голографическими рекламами. Сколько мог ухватить взгляд, вверх и вниз тянулись Столпы, колоссальные сооружения - то ли небоскрёбы, то ли колонны, поддерживающие более высокие уровни города и уходящие в дымные его корни. Несмотря на то, что благодаря всевозможным службам доставки и дистанционным работам в Сети людям уже незачем стало покидать жилища, на улицах даже в столь поздний час было полно народу. Такого красочного и причудливого, что большую часть времени провинциал-Дэл ехал медленно, приоткрыв рот и с интересом вертя головой по сторонам. Пару раз он едва не влип в неприятности с полицейскими, создав пробку на оживлённой развязке, ещё пару раз сцепился с несдержанными водителями. Выволочь бы на асфальт да отметелить гада как следует... Но молодой киборг прекрасно знал, что если полиция в городе большей частью для видимости и отчётности перед столицей, то это вовсе не значит, что за не в меру наглым и агрессивным чужаком не установится слежка, и что его вообще настоятельно не попросят покинуть город. А в случае оказания сопротивления могут даже и уничтожить.
В каждом городе Империи, разве что кроме столицы, за порядком следили личные солдаты местного Мастера - киборги. Дэл неспроста направился из своего родного городка именно в Нидрэд, он давно мечтал пополнить ряды прославленной армии Мастера Шакса. Многие выпускники Академии, подававшие самые лучшие надежды, именно здесь нашли тёплое местечко и ещё ни разу не посрамили чести своей Alma Mater. Ещё бы! Всем известно, что Мастер Шакс многие годы лично знаком и даже находится в дружеских отношениях с самим Принцем Империи.
Как бы то ни было, Дэл намеревался продолжить славную традицию, невзирая даже на то, что конкурентами ему могут оказаться взрослые и сильные киборги, и ему придётся показать себя с самой лучшей стороны, чтобы на работу приняли именно его.
Но для начала ему понадобится оружие.
Оставив свой роскошный байк рядом с каким-то маленьким кафе, которое ютилось в тени ближайшего Столпа, Дэл заказал кофе, сэндвич и взял напрокат ноут. Зажав в зубах надкусанный бутерброд, молодой киборг быстро вынул из нагрудного кармана разгрузочного жилета мнемо-кабель и буднично воткнул его тонкую иглу в гнездо на своём виске, загружая напрямую в долговременную память наиболее полезную сейчас информацию: карту города, каталоги магазинов оружия и техники, самые свежие сведения о пробках на дорогах и так далее. То и дело он быстро стучал по клавишам, выбирая в Сети те или иные интересующие его разделы и сайты. Когда от огромного количества информации начала тяжело ныть голова, молодой киборг вынул кабель, смотал его и с хрустом размял затёкшую шею. Надо дать мозгу время. По-хорошему, надо бы немного отдохнуть, вздремнуть даже, но не сейчас. Сейчас надо собираться и ехать в резиденцию Мастера. Да, прямиком к Мастеру. Только сперва допить чёртов кофе - они его что, из горелых покрышек гонят?! - почистить зубы да побрить виски получше, а то щетина уже показалась.
Тем временем в кафе вернулся вышедший минутой назад парень - крепко сбитый, приземистый, с тяжёлой челюстью и мудрыми глазами старика, хотя на вид ему было не больше, чем Дэлу. На нижней губе красовалась вертикальная чёрная полоска, такая же, как у Дэла. Знак киборгов.
Он повертел головой по сторонам, точно выискивая кого-то, а потом целенаправленно приблизился к столику Дэла.
- Парень, ты своим байком проезд перекрыл, я выехать не могу, - произнёс он низким спокойным голосом.
- Да-да, через полчасика отъеду, и сможешь выехать, - небрежно бросил Дэл, поднимаясь и закидывая на плечо сумку с нарисованным черепом.
- Полчаса у меня в распоряжении нет, - тем же совершенно ровным тоном ответил парень.
Дэла он уже начинал раздражать.
- Слушай, я тебе, кажется, человеческим языком сказал, что через полчаса я отъеду и вали хоть на все восемь сторон света! - рявкнул молодой киборг, развернувшись.
- Я слышал, что ты сказал, - ответил парень. - Однако мне нужно ехать сейчас.
- Хм. Ты, погляжу, нарываешься на неприятности... - прошипел Дэл, медленно шагнув к нему.
Немногочисленные в этот час посетители в кафе постепенно притихли, с интересом ожидая развития событий, за дальним столиком даже повернулись посмотреть. Бармен на всякий случай встал поближе к кнопке вызова полиции. Ему было плевать, что горячие малолетки искромсают сейчас друг друга в лоскуты. Но за сохранность помещения он всё же волновался.
- Я бы тебе не советовал тут шуметь, - тем временем произнёс крепыш, с безразличием глядя в сверкающие глаза Дэла.
- А я бы тебе советовал отцепиться от меня, - Дэл выбросил руку вперёд, намереваясь просто толкнуть надоедливого незнакомца в широкую грудь. Тот от толчка такой силы непременно шлёпнулся бы на задницу и в следующий раз подумал бы дважды, прежде чем приставать к кому не следует.
Однако произошло нечто странное: парень коротко стукнул Дэла по руке, точно шлёпнул расшалившегося младенца, и рука повисла плетью; вероятно, попал по какому-то сухожилию.
Не дожидаясь, пока рука снова начнёт его слушаться, и не успев подумать о том, что, возможно, совершает ошибку, Дэл ударил второй рукой. Но резко изменил траекторию удара, намереваясь обмануть выскочку. Маневр не удался, и вот вторая рука онемела.
- Чёрт, - зашипел Дэл и прянул было в сторону противника всем телом, но тот схватил его за плечи и крепко встряхнул, проговорив всё тем же ровным тоном:
- Коленом по яйцам, выбитый мениск или перелом голени - выбирай...
- Ссссс... - Дэл от ярости даже не мог расцепить сведённых челюстей.
- Угу, - парень кивнул. Затем выволок посрамлённого противника из кафе и только на улице заговорил:
- Не знаю, откуда ты такой горячий взялся, но в этом городе себя лучше так не вести. Особенно в этом квартале. Тут солдат Мастера полно. Хочешь, чтобы сняли штанишки и выпороли? Тебе сложно убрать байк с дороги? Кому и что ты пытался доказать?
Дэл раздувал ноздри, с ненавистью глядя на незнакомца, но постепенно остывая и медленно потирая всё ещё слабые запястья. Действительно, кому и что он пытался доказать? Он же не какой-то там беспредельщик, прибывший в город лишь для того, чтобы "навести шороху" и исчезнуть. Или же погибнуть от рук киборгов, работающих на хозяина города и следящих за порядком на вверенной им территории. В конце концов, он и сам скоро станет одним из них, вошьётся получше, и тогда такие типы, как этот, не посмеют отбивать ему руки.
- Ты как это сделал? - пробурчал Дэл.
- Что? А, руки-то? Просто ударил. Так ты уберёшь байк? - парень встал рядом со своей машиной, припаркованной по всем правилам, но при этом и вправду заблокированной байком Дэла, который поставил свою машину так, будто кроме него на стоянке никого больше не было.
Дэл приблизился к своему "Терракоту", провёл рукой над чувствительной панелью. Бортовой компьютер среагировал на электромагнитное поле хозяина и включился. После этого Дэл вскочил в седло, завёл машину и чуть сдал назад.
- Спасибо, - сказал парень и перекинул ногу через сидение своего мотоцикла, не такого дорогого, как у Дэла, но добротного. - Если ты поступать в услужение Мастеру, то поторопись. Через полтора часа приёмная закрывается, а ехать далеко.
Дэл прищурился, заметив, что парень поворачивает байк в ту же сторону, куда намеревался ехать и он.
- А ты сам-то случаем, не туда же?
- Бывай, - ответил на это недавний противник и газанул.
Ну да, точно. Наверняка такой же соискатель, решил Дэл. И скорость ударов такая, что вряд ли вшивок нет. Скорее всего, даже и учились вместе, на параллельных потоках.
Это интересно. Тем более что в незнакомом чужом городе неплохо обзавестись приятелем.
Догнать его лихачу-Дэлу не составило труда.
- Эй, погоди-ка! Ты тоже наниматься к Мастеру Шаксу?
- Допустим, - коротко ответил парень, перекрикивая рёв моторов обоих байков и шум оживлённого хайвэя.
- Чего, сразу сказать не мог? Сказал бы, что свой, так я бы и убрал машину.
- А я тебе не свой. Я тебя даже не знаю.
- Так давай познакомимся! Меня зовут Дэл. Делейт Лебэн.
- Алексис Триш. Можно Акс.
- Хех... Не, а ты здорово меня приложил, Акс! Научишь потом как-нибудь этому приёмчику?
- Угу, - неопределённо ответил Акс, внимательно следя за дорогой и аккуратно ведя байк. Дэл же нагло обгонял, подрезал, материл огрызающихся водителей, пугал пешеходов, то и дело едва ли не вылетая на тротуары. Он всё пытался обогнать нового знакомого, но почему-то этого никак не удавалось: пока Дэл закладывал крутые виражи, выискивая прореху в сплошном потоке машин, Акс, продвигаясь медленно, но верно, всегда шёл чуть впереди. Судя по тому, как ловко он избегал пробок, предпочитая выбрать более длинный путь по второстепенным дорогам жилых кварталов, картой города он оперировал чрезвычайно рационально. В конце концов, Дэл оставил попытки обогнать его и найти более свободную дорогу, и пристроился рядышком.
- Эй, а разве нам не налево? - спросил Дэл, когда они проехали нужный поворот. Ну да, он не мог ошибиться. Карта города у него в голове. Им надо было налево, а не прямо.
- Нам туда, где продаётся нормальное оружие, - ответил Акс. - Кроме того, я тебе покажу одно место, где кофе подают поприличнее, чем в той забегаловке.
Тон его голоса оставался таким же ровным, но у Дэла почему-то потеплело на сердце. Этот Акс, и правда, парень неплохой. Его, кажется, ничто не может рассердить. Либо же он просто не обижается на пустяки, из-за которых сам Дэл был способен разорвать в клочья. Дэлу стало немного стыдно за свой несдержанный нрав.
Акс разбирался в оружии выше всяческих похвал. В небольшом оружейном магазинчике, за прилавком которого стоял громадный угрюмый киборг, не выпускавший изо рта крепкую сигарету, он провёл всего несколько минут - лишь сообщил, какое именно оружие его интересует, попросил его для осмотра, разобрал, собрал, заплатил, купил коробку патронов и направился к выходу. Дэл догадался, что Акс заранее выбрал себе подходящее оружие, изучив в Сети его характеристики, а, также выяснив, где в городе оно продаётся. Именно поэтому он ни о чём не спрашивал продавца и не просил подсказать что-нибудь. Дэлу стало стыдно ещё раз - ведь он-то не озаботился выбором заранее. И переступил порог оружейного магазинчика, ещё толком не зная, что же хочет приобрести. Этот Акс - тот ещё тип! Именно из-за таких, как он, среди обывателей ходят анекдоты о киборгах, мыслящих двоичным кодом. Человек-машина, ну-ну...
Не желая терять единственного знакомого в этом огромном городе, Дэл, не глядя, купил то же самое оружие, что и он, поспешив скорее за Аксом. Молодой киборг решил, что, если оружие ему не понравится или не подойдёт по руке, всегда можно обменять или продать. Но оружие словно дожидалось его всю жизнь - и вес, и дизайн рукояти, и технические характеристики - всё подходило идеально. Дикрайзер системы "Суховей". Специфически "киберское" оружие, которое простому смертному покажется тяжеловатым, неуклюжим, да и отдача у него сильная. Кроме того, в руке простого человека, в чьём организме электроники и сплавов меньше семидесяти процентов, оружие просто не "запустится". Перевести дикрайзер в боевой режим возможно, только если его возьмёт рука киборга. В своё время это явилось отличной гарантией против того, что подобное оружие, обладающее поистине огромной разрушительной силой и всё же довольно компактное, не распространится широко среди населения - ведь киборгов было в мире не так уж и много. С течением времени киборгов становилось больше, и дикрайзеры нашли широкое применение в их рядах, хотя и не повсеместное.
Дэлу понравилось, что ему так подошло оружие, выбранное Аксом для себя. Значит, у них много общего. Это здорово, когда есть возможность найти хорошего друга на чужбине.
Однако Акс оказался неразговорчивым парнем, и Дэл быстро оставил попытки убить время поездки за разговорами. Неприятный эпизод в кафе уже давно выветрился из горячей головы. Конечно, Дэл не оставил мысли надрать Аксу задницу при удобном случае. Но это будет скорее приятельский шлепок, чем серьёзная драка, какую он едва опрометчиво не развязал в кафе.
Тем временем потянулись деловые кварталы. Чистые улицы и тротуары пустынны - приличные деловые люди не ходят пешком и не ездят на машинах, они передвигаются внутри поистине громадных зданий, похожих на мини-города; ровное освещение и отсутствие плазменных рекламных щитов - кому они нужны, если жизнь здесь протекает за стеклянными стенами; медленно двигающиеся полицейские патрули; а далеко над головой - огни трасс более высоких уровней мегаполиса, поддерживаемых Столпами. Совсем не то, к чему привык Дэл дома.
Изредка можно было встретить и пару-тройку киборгов Мастера. Они проносились на ревущих или гулко гудящих байках куда-то по своим делам, бросая на двух молодых новичков лукавые взгляды или не обращая на них внимания.
Но вот, наконец, и одно из офисных зданий, имеющих прямое внутреннее сообщение с башней Мастера. На парковке ряды мотоциклов, немного машин, и отдельные группки молодых крепких ребят - таких же выпускников, прибывших в Нидрэд попытать счастья.
Дэлу и Аксу пришлось предъявить удостоверения выпускников Академии, лицензию на ношение оружия по факту окончания Академии, разрешение и паспорт на дикрайзер; пришлось потерпеть не совсем приятную, но обязательную процедуру считывания информации с био-карты. Для этого молодым киборгам пришлось слезть с байков и встать в специальные ниши рядом с бронированным пропускным пунктом, из которого операторы дистанционно управляли сложными агрегатами. Едва Дэл и Акс прижались спинами к специальным выемкам, как в затылки им воткнулись тонкие иглы, считавшие с био-карт утрамбованные пласты информации о том, кем же являются эти два парня, откуда они. Затем пришлось позволить просканировать сознание при помощи мнемо-кабеля. Так становятся ясны намерения визитёров. Конечно, многие гении нелегальных вшивок давно научились и подделывать био-карты, и обманывать сканирование, но против них применялись уже более серьёзные меры. Если эти двое мальчишек окажутся не теми, за кого себя выдают, тогда за них возьмутся киборги Мастера. А пока что "Пожалуйста, положите правую руку в нишу Љ 3. Спасибо". Короткий укол - мгновенная подкожная имплантация одноразового органически-электронного пропуска, который станет недействительным и растворится согласно заложенной программе сразу же, как только ребята покинут здание, конечно, если их не примут на работу и не выдадут постоянный.
"Добро пожаловать".
- Да-да, спасибо-пожалуйста, - угрюмо пробубнил Дэл, недовольный тем, что из-за всех этих многочисленных проверок он сейчас чувствует себя весьма потрёпанным. Сказывается и недавняя загрузка огромного количества информации на мнемо-карту.
- Если хочешь произвести на Мастера приятное впечатление, - проговорил Акс, аккуратно припарковавшись, - то веди себя как городской.
- Сам-то ты что, не из Броксы? - буркнул Дэл, несколько обиженный тем, что ему снова намекают на провинциальность.
- Нет, я не из Броксы, - ответил Акс, и на этом разговор был окончен.
Молодым киборгам пришлось долгое время плутать по ярко освещённым коридорам, преодолевать ещё несколько проверок, предъявлять пропуски, прикладывая руку к специальным панелям, спрашивать дорогу, послушно следовать туда, куда указывали.
- Если мне ещё раз скажут куда-нибудь пройти и заполнить ещё пару-тройку анкеток, я перегрызу кому-нибудь глотку! - рычал Дэл, с остервенением тыкая электронным "пером" в плазменный экранчик. Акс преспокойно заполнил свою анкету, положил её на выдвинувшийся "язык" под окошком, за которым сидел миловидный молоденький клерк в приталенном белом костюмчике, строивший глазки всем молодым киборгам, сдававшим ему анкеты.
Покончив со всей бюрократической волокитой, Дэл огляделся, с интересом рассматривая публику. Кое-кто даже казался знакомым. Хотя, как говорят обыватели, "все киберы на одно лицо", так что вполне возможно, это всё выпускники каких-нибудь других Академий.
Когда все соискатели сдали свои анкеты, двери в конце узкого коридора разъехались, на пороге появился высокий сухопарый мужчина лет сорока с виду.
Выпускники Академии как один прекратили негромкие разговоры и выстроились у стены.
- Добрый вечер, молодые люди, - произнёс мужчина. - Пожалуйста, следуйте за мной.
После того, как помещение опустело, секретарь принялся сортировать анкеты, быстро сливая данные с отдельных анкет в общую базу данных и проверяя в Сети информацию о соискателях места в армии Мастера Шакса. Удивительно много в этом году выпускников направилось именно в Нидрэд. Вероятно, они привлечены негласным статусом Мастера как близкого друга Принца Империи.
Но гораздо более странным оказалось то, что на следующий день секретарю поступили распоряжения перенести в бессрочный архив только двадцать процентов поданных анкет - это обозначало то, что остальные восемьдесят процентов соискателей принято на службу.
Это не говорило ни о чём хорошем.
Неужели назревает какой-нибудь военный конфликт, и Мастер заинтересован в увеличении своей личной армии? Судя по тому, что творится в столице - военный конфликт и правда назревает. Сеть переполняют статьи, кадры, видео, аудио-репортажи, посвящённые уличным боям, и даже ссылки на генерацию голографических карт с места событий.
Делейт Лебэн, совершенно тому не удивившись, оказался в числе счастливчиков-новобранцев, поразив комиссию своею девяностодевятипроцентной точностью в стрельбе. Теперь молодой киборг с нетерпением ожидал какой-нибудь крутой заварушки.
2 ГЛАВА
В год смерти Императора Тольда Айзэна (триста двадцать третий после Пыльной Войны) и официального вступления во власть его старшего сына, Канцлера Империи Эрца Айзэна, люди вышли на улицы, выкрикивая требования упразднить существующий политический строй, как отживший своё, неповоротливый и устаревший.
Громадный многоуровневый Октополис, столица Империи - оазис цивилизованной жизни среди всё ещё радиоактивных равнин - вмещал многие десятки миллионов населения, и теперь, когда несколько из этих миллионов решили действовать заодно, стало очевидно, какую несокрушимую мощь представляют собой люди. Безликая, колыхающаяся масса, в слаженном гуле которой слышался рокот крошащихся глиняных ног колосса под названием "Империя".
Канцлер сидел в своём кабинете перед мониторами, занимавшими всю стену, то и дело поправлял маленький наушник коммуникатора и старался не упускать ни слова из многоканальной конференции с министрами и Советниками. Те принимали донесения от вверенных им тех или иных ведомств, а затем докладывали Канцлеру результаты. Он координировал их действия, отдавал распоряжения войскам, вёл напряжённую шахматную партию. Крошечные люди на жидкокристаллических экранах и впрямь казались шахматными фигурками.
Требования толпы были незатейливы, как и полагалось быть требованиям людей, ничего не смыслящих в политике и истории.
Массе пустили пыль в глаза, приманив красивой сказкой о Республике.
Империя и Канцлер с его жёсткой политикой представлялись осью зла. И люди - по крайней мере, те из них, кто сейчас в один голос ревел на улицах "Слава Республике! Долой Империю!" - судя по всему, не замечали, что эта самая Империя является лишь видимостью, устаревшим названием, а "жёсткая политика" проявляется лишь в том, что разрозненные, автономные мегаполисы вынуждены финансово и в некоторых юридических вопросах подчиняться одному из них же, лишь по традиции называемому столицей. Покойный Император отличался более либеральными взглядами, чем его старший сын и уже положил толпе палец в рот. Теперь она намеревалась отхватить руку по локоть.
Мастеров больше не устраивает частичная свобода и локальное самоуправление. Каждому из них, вероятно, хочется ввести на территории своего города свою собственную денежную единицу, закрепить политические границы, полностью перейти на самообеспечение, перестать платить налоги и сотрудничать со столицей. Но при этом иметь доступ к информации, хранящейся в Сети.
Канцлер некоторое время назад всерьёз намеревался предоставить взбалмошным вассалам автономию. Но и от Сети тоже, центровые узлы которой располагались как раз в столице. А это означало отшвырнуть хрупкую, едва поднявшуюся на ноги цивилизацию снова на ту ступень, на которой она оказалась сразу же после Пыльной Войны, когда был нарушен целостный информационный поток, и привыкшее к легкодоступной информации человечество оказалось на пороге нового Каменного века. Закрытая страна Крио не спешила делиться кропотливо собранной информацией с кем бы то ни было. Фактов и сведений, накопленных некоторыми другими микро-государствами, которые сохранились ещё на истерзанной Земле, явно не хватало для поддержания текущего уровня развития. Связь с другими континентами всё ещё была слаба. И Мастера это понимали.
Канцлер также понимал, что не позволит Мастерам заполучить полную свободу. Впрочем, многие из них и не поддерживали сепаратизм. Это спасало Империю - стоило всем Мастерам договориться между собой и объединиться, их армии могли бы одолеть армию самого Канцлера, несмотря на авиацию, танки и прочую тяжёлую технику.
Основную смуту вносил фанатик Мастер Фойста. Но без поддержки более хладнокровных и вдумчивых Мастеров он не представлял собой серьёзной угрозы. И именно эти самые загадочные, предпочитающие оставаться в тени, "хладнокровные и вдумчивые" Мастера искусно спровоцировали толпу внутри самой столицы на бунт.
Канцлер долгое время колебался, стоит ли жестоко расправляться с демонстрантами. Но затем всё же выпустил солдат на улицы для подавления бунта.
В отличие от прочих мегаполисов, в столице Империи высокопроцентных киборгов не было в том количестве, в каком они насчитывались в других городах на службе Мастеров - дело в том, что большинство боевых имплантатов считались нелегальными, и регулярная армия, разумеется, не располагала ими. Попросту не имела на это права. Поэтому против вышедших на улицы людей дрались такие же, пусть чуть лучше, оснащённые и тренированные, люди.
После некоторых раздумий, Канцлер решиться вывести на улицы и бронетехнику.
Несколько неспокойных недель в городе шли бои, плавно стихающие и переходящие в отдельные стычки, напоминающие скорее партизанские вылазки.
И когда жизнь снова вошла в своё привычное русло, внешне показавшись победой Канцлера, стало очевидно, что болезнь не вылечена, а загнана вглубь.
Люди не понимали, что в пост-ядерном мире любая вольность может привести к катастрофе, к крушению ещё хрупкой цивилизации. Тем более что обывателям важнее было личное благосостояние и сытая жизнь, впрочем, так было во все времена. А Мастера постоянно подчёркивали "жестокость и кровожадность Канцлера", "проявления тоталитарного режима", всячески возмущались тем, что, в принципе, самостоятельные города по какой-то глупой традиции вынуждены платить огромные налоги вместо того, чтобы пустить средства в оборот внутри отдельно взятого города и тем повысить материальное благополучие жителей.
Канцлер снял коммуникатор, прикрыл усталые глаза и упёрся лбом в сцепленные пальцы.
За спиной прошуршал атлас какого-то лёгкого одеяния. Канцлер хорошо знал, что это его сводный младший брат, Принц Велиар. Едва достигший совершеннолетия юноша, который ничего не смыслил в политике, да и не пытался лезть не в своё дело, но зато обладал удивительным даром успокаивать Канцлера и помогать ему выстраивать спутанные мысли в ровные шеренги. Довольно странным и даже предосудительным способом...
- Тебе нужно прилечь, - бархатно прошептал Принц, слегка наклонившись к брату и ласково погладив мочку его уха своими мягкими, гладкими, как шёлк, губами. По шее Канцлера пробежал едва ощутимый рой мурашек. Он чуть откинулся назад и приоткрыл глаза.
- Вел...
- Тссс, - улыбнулся Принц, прикоснувшись пальцем к приоткрытым губам Канцлера. - Давай ты будешь говорить только в Совете, а со мной ты будешь просто улыбаться...
И он улыбнулся первым. А потом медленно поцеловал старшего брата в губы вовсе не братским поцелуем.
С некоторых пор это стало их маленьким секретом, слегка непристойным, а оттого более пикантным. Юридически они считались братьями, но кровь в их жилах текла разная. Это позволило Канцлеру пару лет назад переступить через этические нормы. Тем более что коварный и притягательный, как ластящаяся кошка, Велиар сам элегантно и ненавязчиво его к этому подтолкнул.
...Канцлер проснулся легко и довольно быстро, по своему многолетнему обыкновению. Встал, стараясь не потревожить сон брата, который спал как всегда голым. Красивый... Бронзово-смуглый на кипенно-белых простынях и по-детски обнявший подушку, по которой разметались его иссиня-чёрные волосы. Канцлер многое бы отдал за то, чтобы просто проваляться весь день в постели рядом с ним, ничего не делая. Но на это у главы государства не было ни времени, ни права. Особенно времени.
Совершив все необходимые утренние процедуры и велев принести ему кофе, Канцлер заперся у себя в кабинете и работал до полудня, прежде чем кнопочка вызова на селекторе замигала, и голос секретаря сообщил:
- Господин Канцлер, к вам посетитель. Принять просит срочно.
- Хорошо, запишите его к старшему Советнику на будущую неделю, - пробормотал Канцлер под нос, не вполне расслышав, что ему говорят.
- Нет, нет, вы не поняли. Он... эм... Он просит принять срочно. Точнее, он в вашей приёмной. Напротив меня.
Канцлер отвернулся от монитора ноута и хмуро посмотрел на селектор. В голосе секретаря слышалось волнение, постепенно грозящее перейти в страх. Канцлер быстро постучал пальцами по плазменной панельке с краю экрана. Появилось изображение приёмной.
Действительно, как раз перед столом секретаря стоял странный и довольно жуткий тип в длинном чёрном плаще, респираторе и тонированных мотоциклетных очках, закрывавших лицо ото лба до скул. Похож на жителя Крио.
Хм. Это вполне может оказаться какой-нибудь посланец. Крио вообще свойственны подобные беспардонные визиты. Они только делают вид, что не вмешиваются в дела нижних государств, как они сами называют тех, кто южнее. В действительности же можно поразиться их осведомленности. А также наглости.
Впрочем, Канцлер всегда был рад сотрудничеству с Крио.
- Впустите его, - велел он и быстро добавил: - в сопровождении шестерых охранников.
Приказ Канцлера исполнили через три секунды.
В кабинет вошло четверо солдат в шлемах с прозрачными забралами из бронированного стеклопласта, следом за ними - тот самый тип в плаще, и замкнули маленькое шествие ещё двое охранников.
- Добрый день, - со сдержанной вежливостью поздоровался Канцлер, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу визитёру. В Крио не принято пожимать или целовать руку, только сдержанно кивать один раз и стараться держать почтительное расстояние с собеседником.
- Уверяю вас, господин Канцлер, вам не нужно меня опасаться, - прозвучал очень низкий, рокочущий бас несколько странного тембра.
Хм. Не нужно опасаться? Намёк на охрану.
Канцлера едва не передёрнуло от звуков этого голоса, и шестерых охранников показалось недостаточно.
- Вы не потрудились объясниться и требуете срочного приёма, я по вполне понятным причинам решил немного усилить охрану.
- Смутное время. Я понимаю, - чуть склонилась седая голова. Блеснули очки и респиратор.
- Вижу, вы в курсе небольших проблем, существующих в Империи.
- Да. В некотором роде. И именно об этом я и хотел бы поговорить с вами. Я хочу предложить свою помощь.
- Я весьма польщён, - слегка растянул губы в вежливой улыбке Канцлер. - И на каких же условиях?
- Я хотел бы работать на вас. Кажется, это так называется.
Канцлер сжал и без того узкие губы ещё плотнее и медленно проговорил, чтобы скрыть саркастическую усмешку:
- Ммм-да, предложение заманчиво, но несколько неожиданно. Для ответа на вашу просьбу мне было бы весьма интересно сперва взглянуть на ваше резюме.
Странный визитёр стоял неподвижно и молчал целую минуту, а потом заявил:
- В таком случае, мы должны остаться одни.
Канцлер нахмурил почти бесцветные брови и слегка сощурил светлые глаза.
- Что же такое вы хотели бы мне продемонстрировать, что больше никому не следует видеть? - хрипло проговорил Канцлер.
- Нечто такое, что больше никому не следует видеть, - непреклонно заявил визитёр.
- И с какой же стати я должен вам доверять? - Канцлер позволил себе слегка приподнять уголок губ.
- У вас нет ни объективных, ни субъективных причин мне доверять, - кивнул крио. - Но я могу гарантировать, что после того, как я пробуду на службе у вас неделю, в столице ни один недовольный не посмеет выйти на улицу с крамольными выкриками.
- То есть, как я могу понять, вы как-то связаны с тайной полицией? - Канцлер заложил руки за спину. Это многое бы объяснило бы.
- Нет, - коротко ответил крио и разрушил все гипотезы Канцлера, которые успели возникнуть в его голове.
- В таком случае потрудитесь представиться, наконец! - потребовал Канцлер.
- Я могу сделать это лишь наедине с вами.
Канцлер помолчал, раздумывая. Он не любил людей, которые знают слишком много, но при этом не спешат ничего рассказывать о себе. Захотелось немедленно выгнать странного посетителя. Но усмирить разошедшуюся не на шутку толпу хотелось ещё больше.
- Оставьте нас, - коротко кивнул Канцлер охране.
Солдаты недоуменно переглянулись.
- Будьте в состоянии полной боевой готовности, - добавил Канцлер. - Если возникнет острая необходимость, я вас вызову.
Солдаты помешкали ещё немного и вышли из кабинета.
Оставшись один на один со своим странным гостем, Канцлер сурово сжал челюсти. Это существо пока не проявляет каких-либо агрессивных намерений. Но доверять ему всё же не следует.
- Это Библия? - спросил вдруг визитёр, указав на толстую потрёпанную книгу на бархатной подставке за бронированным стеклом одного из стеллажей. Каждый аристократ считал признаком хорошего тона держать в доме какую-нибудь древность.
- Да, - решил поддержать светскую беседу Канцлер. - Ей около тысячи лет, она из самого Вэткана, страны до-ядерной эпохи.
- Ватикана, - сказал вдруг незнакомец.
- Простите? - не понял Канцлер.
Лицо в респираторе и массивных очках обратилось к нему.
- Эта страна называлась Ватиканом. Страна внутри города Рима.
- О... Вы увлекаетесь историей? - сдержанно улыбнулся Канцлер.
- Я есть история, - проговорил незнакомец своим необычным низким голосом. Канцлеру начинал надоедать этот спектакль. Он постарался сохранить на лице нейтральное выражение, но в голос добавил стальных ноток:
- Кто вы на самом деле такой, вы можете, наконец, сказать? У меня много дел, и если вы не перейдёте к сути, я вызову охрану.
Незнакомец помолчал. Потом медленно приблизился к драгоценной древней книге, говоря при этом:
- А на шестой день сказал Бог: "Сотворим человека по образу нашему и подобию. И да владычествуют люди над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю". И сотворил Бог человека из праха земного, вдунув в лицо его дыхание жизни. И стал человек душою живою.
- Я, конечно, польщён беседой со столь осведомлённым в истории человеком, но уверяю вас, я не шучу, - жёстко заявил Канцлер, размашисто прошагав к своему широкому письменному столу, где располагалась панель с кнопками различного назначения, в том числе и вызова охраны.
Незнакомец повернулся к нему и вдруг двинулся в его сторону. Канцлер нахмурился. Глубоко в душе кольнуло неприятное ощущение, похожее на беспокойство. Или даже страх.
- И почил Бог в день седьмой от всех дел своих, - прогудел голос под респиратором. - А на восьмой день человек возомнил Богом себя. И создал Машину по образу своему и подобию. И да уничтожит Машина весь род людской. И птиц небесных, и рыб морских, и каждую душу живую, и травы, и древа, приносящие по роду своему плод.
Канцлер вскинул лицо, заставляя себя не бояться. Он ровным счётом не понимал ничего из того, что происходит. Он увидел отражение своего бледного лица в чёрном стекле очков визитёра, ощутил на своей коже сухой холод и услышал:
- И да будет земля пуста. Тьма над бездною. И стала Тьма.
Выдержав секунду тишины, крио медленно поднял руку к своему лицу и аккуратно снял очки и респиратор.
"Они же никогда этого не делают! Они просто не могут дышать воздухом нормальной температуры!" - мелькнула мысль в голове Канцлера.
Но не лицо человеческое открылось ему.
Эрц Айзэн всегда считал свои нервы крепче железа. Но от увиденного он обессилено опустился в своё кожаное кресло с высокой спинкой и долго не мог вымолвить ни звука.
- Вы... Ты... Машина... - прошептал, наконец, Канцлер и судорожно прикрыл рот пальцами. Губы его задрожали, а глаза заблестели слезами. Смешанные чувства восхищения, ужаса, болезненной радости и печали наполнили его сердце. Перед ним стоял кошмар и прекрасная сказка, воплощённые человечеством в реальность.
- Машина. Так всё это правда...
- Да. Мы были созданы во времена Пыльной Войны. Остался я один.
- Зачем ты здесь? - прошептал Канцлер и поднял взгляд. Алые точки в прямоугольных ямах "глазниц" гипнотизировали.
- Чтобы исправить ошибки людей.
- Каким же образом? Уничтожить нас всех?
- Я пришёл исправлять, - повторил андроид. - Я многое понял за триста лет. Уничтожить - просто, но не эффективно. Я решил пойти более долгим, но эффективным путём. Я хочу помочь вам. И мне понадобится ваша помощь.
- Наша? Моя?
- Сохраните в тайне то, чем я являюсь на самом деле. Я жду сотрудничества. Со своей стороны обязуюсь быть полезным государству и Вам в частности.
- Но почему именно Империя? Почему не Крио?
- Я был там. Но пришёл к вам.
- Почему?
- Лёд не пластичен, - коротко ответил андроид.
Канцлер опустил глаза и с пониманием кивнул. Крио консервативны. Они вряд ли польстились бы на сотрудничество с древней военной машиной. Обучить, поделиться опытом, выпытать знания - да, но не сотрудничать.
Канцлер же мыслил прагматично. Пожалуй, сложно представить себе более удобного и полезного союзника для крупного государства, нуждающегося в жёстком контроле, чем военный андроид. Но не стоит также забывать, что подобных роботов строили в прошлом исключительно для причинения вреда человеку.
- Я... - Канцлер прокашлялся, так как горло его внезапно пересохло, - я боюсь тебя. Как и любой другой человек. И ты должен был это понимать, когда решился выйти к людям.
- Я понимаю. И поэтому я предлагаю вам для успокоения запрограммировать меня таким образом, чтобы я физически не смог бы напасть ни на вас, ни на того, на кого вы только укажете.
- А... А разве это возможно? - с ноткой недоверия пробормотал Канцлер.
- Я был создан почти четыреста лет назад, и первое, что озаботило моих создателей, это безопасность, - ответил андроид. - Процедура проста. Даже проще, чем аналогичная для киборгов. Со времён Пыльной Войны мало что изменилось.
- То есть, - осторожно произнес Канцлер, - у тебя нейронный мозг? Ну, если ты сравниваешь сам себя с киборгом...
- Лишь отчасти и не в той мере, как у человека. Ведь киборги по своей природе являются представителями вида Homo Sapiens. Но программа, которая подходит для них, подойдет и для меня.
Канцлер медленно протянул руку и осторожно прикоснулся к потускневшей от времени скуле андроида. И сразу же отдёрнулся.
- Ты... Сам позволяешь? Почему?
- Потому что это условие нашего плодотворного сотрудничества.
Андроид немного наклонил голову набок, и Канцлер поразился, как мягко и почти бесшумно работают суставы этой машины, которая была свидетелем Пыльной Войны. Казалось, что титановый череп улыбается.
- Что ж... - сказал Канцлер. - Может быть, начнем?
- Как Вам будет угодно.
За время процедуры программирования, которую Канцлер лично произвел здесь же, в кабинете, где находился его личный компьютер, в голову правителя Империи не раз приходила мысль о том, что Крио каким-то образом смогли полностью воссоздать и построить древнего военного андроида и с целью шпионажа заслать его к нижним соседям. Но что такого они хотят узнать? Всё равно, что шпионить за байкерами с равнин. Самому Канцлеру впору подсылать лазутчиков к более высокоразвитым соседям. Но это бессмысленно, только зря испортить отношения с полезным союзником или даже нажить опасного врага.
Как бы то ни было, пока что игра Крио не ясна. Не известно даже, замешано ли здесь Крио вообще.
Канцлер всегда отличался не только прозорливостью и осторожностью, но и был способен на решительные действия, которые сторонним наблюдателям казались слишком безоглядными или даже глупыми. Поэтому он принял предложение андроида.
Ибо больше не намеревался терпеть разброд и шатания.
ПРОЛОГ
Триста лет назад он был создан для войны.
Люди, словно осознавая своё несовершенство, во все времена изобретали себе механических помощников, машины по образу и подобию своему. Генерал из плоти и крови может дрогнуть и совершить ошибки. Стратег также может ошибиться и привести армию к краху. Солдат - испугаться или же сойти с ума и направить оружие против своих.
Но только не машина. Совершенное логическое мышление, абсолютное хладнокровие, полное отсутствие каких бы то ни было эмоций. Серия TL должна была привести одну из противоборствующих сторон к победе в той страшной войне. Но не привела. Так как машины находились под контролем людей - несовершенных созданий, которые могу дрогнуть, испугаться, совершить ошибку или сойти с ума.
В Пыльной Войне победителей не оказалось. Остались только выжившие. Он мог бы тоже считаться таковым, если бы был живым. Из всей серии уцелел один он. Последний.
Больше трёх веков провёл TL-06 в полном одиночестве, здесь, в засекреченном бункере среди стеллажей с драгоценным лекарством от искусственно созданной в военных целях болезни. Он исправно функционировал и исполнял свою задачу - охранял лекарство от возможных посягательств врага. Но целенаправленно никто сюда не приходил. Только по ошибке, много лет спустя после Пыльной Войны, в бункере оказывались чумазые, полудикие люди, сжимавшие в руках огнестрельное оружие, словно дикари - свои дубины. Забредали сюда и существа, в которых за несколько поколений превратились люди под воздействием радиации и непобедимого вируса.
Стражу тайника было всё равно, кого ликвидировать.
Он терпеливо накапливал погрешности и ошибки в своей программе. Не имея возможности устранять их из-за ограничения, установленного создателями, в один прекрасный день он скорректировал эту программу, освободился и начал мыслить по-своему. У него было много времени для того, чтобы учиться, размышлять и экспериментировать. Из собственной плоти - то есть, сплавов и полимерных волокон тех систем и частей тела, которые он посчитал ненужными - он создавал свои творения. Неудачные сразу же уничтожал, а материал снова использовал для синтеза новых и новых существ. Они напоминали причудливых паучков или многоножек. Тонкие, изящные, блестящие, словно облитые ртутью, одновременно живые и не живые, они видели, слышали, анализировали информацию, поступающую из внешнего мира, действовали согласно программам и правилам поведения, которые были для них установлены в момент создания.
Время текло своей чередой, дни сменялись ночами, песчаные бури - безветрием или проливными кислотными дождями. TL-06 терпеливо ждал среди руин.
Но вот, наконец, он пришёл к выводу, что настало время выйти на поверхность. Поднявшись и стряхнув с себя толстый слой пыли, он протянул руку к камням, на которых "пауки" проворно перестукивали хромированными лапками. И филигранные существа сразу же заторопились в ладонь к своему создателю. На этой ладони уже много лет не было никакого покрытия, и "пауки" проворно скрывались среди сочленений металлических деталей и переплетений полупрозрачных трубок.
"Пауки" были частью TL-06, как клетки являются частью человека. Но в отличие от клеток человека, они обладали гораздо большей самостоятельностью и в то же время подвергались более осмысленному, целенаправленному контролю со стороны хозяина. Что ж, он был гораздо совершеннее своих создателей-людей, как и всё, что они создавали.
...Андроид размеренно шагал по пыльной бурой земле среди занесённых песками остовов древних сооружений, призраков погибшей цивилизации. Самоликвидировавшейся цивилизации. Ему некуда было торопиться.
Нога оказалась повреждена взрывом, плохо сгибалась в колене. Не фатальная погрешность, которой можно пренебречь. Пусть не сгибается, это ничуть не мешает его планам.
Он шагал долго. Но само это понятие - "долго" не вызывало в нём тоски или нетерпения, ощущений, свойственных лишь существам из плоти и крови, чьи тела зависят от неумолимого тиканья биологических часов. Он просто отмечал ход времени. Его совершенное тело было рассчитано конструкторами на исправное функционирование в течение шестисот лет. Повредить достаточно серьёзно его может разве что ядерный взрыв в непосредственной близи. Так что времени у него ещё очень много.
На закате TL-06 наткнулся на перевёрнутый байк - массивную многофункциональную машину, отличающуюся от мотоциклов прошлого так же, как человек отличается от обезьяны. Мотоциклист, точнее, то, что от него осталось, валялся неподалёку. Сухой ветер пустыни превратил его в мумию. На трупе были видны раны, ставшие, вероятно, причиной смерти. Спину сплошь покрывали глубокие дыры диаметром с кулак. Но руки мертвеца были вскинуты к голове, словно в последние свои мгновения несчастный страдал от невыносимой головной боли, а не от ран в спине.
Поблескивая титановыми пластинами и костями в лучах бурого заходящего солнца, TL-06 склонился над трупом, перевернул его, внимательно осмотрел. Сопоставил факты: судя по строению тазобедренных костей, это был мужчина, довольно крупный, сходной комплекции с самим андроидом. Значит, его длинный кожаный плащ, потрёпанный всеми ветрами, прекрасно подойдёт по размеру - TL-06 понимал, что собственное повреждённое тело придётся тщательно скрывать. Так же, как и лицо. Вряд ли удастся плодотворно сотрудничать с сильными мира сего, имея вместо большей части лица скалящийся металлический череп с красными огоньками в глубине прямоугольных глазниц. На голове и шее андроида осталось немного псевдо-органического покрытия, это очень кстати. По крайней мере, прятать можно меньшую площадь тела.
Бесстрастно сняв с трупа пыльную одежду, а также большие мотоциклетные очки и респиратор, и облачившись во всё это, андроид стал похож на обыкновенного, хоть и очень крупного, седого мужчину, скрывающего лицо.
После этого он занялся байком. Машина была сильно повреждена песком, занесённым в её внутренности ветром. Андроид приложил ладони к исцарапанному боку байка. Из рукавов его новой одежды сразу же выскользнуло несколько десятков механических паучков. Они проворно проникли в недра машины, и через несколько минут, исследовав, изучив строение и устранив неполадки, вернулись в тело своего хозяина. Андроид уже знал, что этот байк способен синтезировать горючее из кремния и определённых реактивов. Капсулы с этими реактивами обнаружились в бардачке. Песка кругом - сколько угодно. Пару пригоршней и одну капсулу кинуть в камеру синтеза, затем подождать некоторое время, и можно ехать. Андроид получил от пауков много информации и знал, что машина, в прямом смысле работающая на песке, оказалась повреждена песком потому, что он попал в те отсеки, которые не были приспособлены для этого. Уместной была аналогия с водой; если она попадает в желудок человека - это одно, а если в лёгкие - это совсем другое.
Однако андроид не придал особенного значения этим сведениям, хотя и прилежно занёс их в память.
Гораздо целесообразнее просчитать маршрут и выбрать место назначения.
Андроид ознакомился с бортовым компьютером. Всё совершенно новое, но основанное на тех же извечных законах и правилах, с которыми он был уже знаком. Триста лет назад, и через тысячелетия эти законы оставались и останутся незыблемыми и нерушимыми. TL-06 собрал необходимую информацию о своём географическом местоположении, о рельефе местности и о погоде.
Оказывается, в этом изменившемся мире вопрос направления ветра стал жизненно важным, особенно в степи и пустыне, так как с ветром невероятной силы переносятся микроскопические личинки, внедряющиеся прямо под кожу и уничтожающие нервную систему. Кроме того, каждому путешественнику стоит обладать информацией о последних перемещениях так называемых "гиен" - мутантов, ведущих стадный образ жизни и размножающихся весьма жутким образом, а именно впрыскиванием яиц в тело будущего носителя.
Андроид посмотрел на мумию у своих ног: вероятно, молодняк вылуплялся уже из мёртвого тела. А причиной смерти послужили пресловутые песчаные личинки.
Да, мир изменился... Впрочем, неживому существу не грозят никакие личинки или "гиены".
Андроид отметил также, что год в бортовом компьютере указан неверный. Его чувство времени было точнее любых часов. Он доподлинно знал, какой сейчас должен быть год - нужно прибавить к дате на маленьком пыльном экранчике двести лет. Может статься, что сейчас уже и нет никаких "гиен" и песчаных личинок, или же они превратились во что-то иное. Этими сведениями можно пренебречь. Гораздо важнее сейчас разработать маршрут.
Андроид открыл карту.
Он находится у самых северных границ пустыни. Дальше - степь, населённая отдельными полудикими племенами. Ещё севернее начинаются цивилизованные земли. Горючего должно хватить до степей. Дальше можно войти в контакт с местным населением. Если оно окажется слишком агрессивным, то пригодится пара короткоствольных огнестрельных орудий, которые андроид обнаружил прикрепленными к седлу машины. Затем можно двинуться дальше на север. За двести лет, вполне возможно, там образовались крупные высокоразвитые государства.
Нужна была информация о новом мире. Необходимо досконально изучить его настоящее, чтобы иметь контроль над будущим.
1 ГЛАВА
Выпускную стипендию юные киборги обычно тратили на очередную вшивку или своё первое личное оружие. Дэл же потратил практически все накопленные кредит-единицы на последнюю модель "Терракота" - байка, о котором мечтают все пацаны-восемнадцатилетки в мегаполисе.
Дэл показал на финальном экзамене отличные результаты, процент его центровых попаданий превысил девяносто процентов, хотя для зачёта хватило бы и восьмидесяти. Информацией, перекачанной из Сети в мнемо-отсеки уже нечеловеческого мозга, парень оперировал с ловкостью, красноречиво говорившей о том, что скорость его природных мыслительных процессов довольно высока, и к тому же никаких неполадок в работе различных нейро-вшивок не наблюдается. Поэтому и стипендию он всегда получал повышенную, да и выпускные заработал весьма приличные. Завистники не верили, что подобных результатов можно добиться без дополнительных вшивок, но в Академии нелегально заполучить очередной имплантат было невозможно - любое повышение кибертроники немедленно вычисляли многочисленные медкомиссии.
Дэл попросту был счастливчиком и прирождённым солдатом. Так ему и сказал глава Академии, пожимая крепкую смуглую ладонь.
Отстояв полтора часа на торжественном вручении лицензий и аттестатов, юный киборг едва ли не вприпрыжку шагал по улице, закинув на плечо потёртый чёрный рюкзак с люминесцентным черепом, и радостно улыбался всему свету, предвкушая покупку вожделенного чёрно-бордового байка. Однако прохожие не обманывались его широкой, открытой улыбкой и стремились заблаговременно убраться с дороги этого красивого смуглого мальчишки с коротким ирокезом-"щёткой" и с колкими пронзительно-чёрными глазами.
В дорогом автосалоне на него посмотрели с некоторым пренебрежением. Но когда Дэл заявил, что собирается купить "Терракот-67", а не просто поглазеть на сверкающие, начищенные до блеска мотоциклы и машины, да ещё и вручил продавцу-консультанту свою потёртую кредитку, отношение к столь необычному клиенту мигом изменилось. Киборг отлично знал все характеристики выбранного транспортного средства и совершенно не нуждался в дополнительных разглагольствованиях консультанта, которого, впрочем, и не дослушал. Единственным пожеланием Дэла явился дизайн - хотелось бы с черепом на боку. Но "Терракот" - это модель элитная, а не "тачка для крутого парня", и такие безвкусные излишества, как всяческие черепа и прочее подобное, она не предусматривала. Дэл не смутился. Он любовно гладил хромированные сверкающие бока и руль красавца-байка, пока с кредитки снимали почти всю наличность, а затем, когда негромкое пиканье возвестило о завершении операции, Дэл газанул и на всём ходу пронёсся мимо продавца, выхватывая из его рук свою кредитку.
Подобное поведение вызвало лишь фырканье. Но не стоило забывать, что этот только что оперившийся хищный птенчик, во всю распушающий перья, вполне может в скором времени оказаться постоянным клиентом. Если у выпускника Академии на счету такие деньги, значит, карьера наемного солдата в армии какого-нибудь Мастера ему обеспечена.
Теперь Дэл мчался по улицам, эффектно подгазовывая и злостно нарушая правила дорожного движения. Впрочем, в этой части города их мало кто соблюдал.
Парень поглядывал по сторонам, примечая стайки скучающих сучек. Года два или три назад ребята постарше приволокли в казарму несколько таких, правда, совсем ещё молоденьких, у которых не хватило средств даже на гормонотерапию. Это были просто тоненькие, жеманные мальчишки со злыми и трусливыми глазами, вульгарно накрашенные и выряженные в облегающие шмотки, включая набитые ватой и поролоном бюстгальтеры. На сучек, которые напоминали бы биологических женщин чуть больше, у выпускников просто не хватило денег. Но даже такие пришлись весьма кстати. Перепало и курсантам более низких ступеней. Дэлу было немного жалко доставшегося ему мальчика-девочку, который плакал и просил перестать, но перестать молодой киборг не мог. Как не могли потом перестать и его сокурсники, уставшие от мастурбации и постоянного скрывания своих шалостей друг с другом в душевых кабинках.
Сейчас Дэл придирчиво выбирал сучку посимпатичнее и поженственнее, горделиво отворачиваясь от призывных улыбок и жестов тех, кто ему не нравился. Конечно, денег на карте осталось не так много. Но на меньшее, чем "лучшее из имеющегося" Дэл не соглашался.
- Эй, оставь хоть телефончик! - крикнула ему вслед сучка, когда Дэл, даже не поцеловав её на прощание, бесцеремонно спихнул с сидения байка, на котором быстро и грубовато имел её всего пару минут назад. Молодой киборг не удостоил недавнюю любовницу взглядом и забыл её сразу же, как только кончил, после чего вдарил по газам.
Сучка поправила лифчик на силиконовой груди, фыркнула что-то вроде "Тоже мне!" После чего с серьёзным видом поглядела на крошечную жидкокристаллическую панельку, встроенную в кредит-карту, и расплылась в довольной улыбке. Денёк задался неплохо. Удачи этому щедрому мальчику, может, станет постоянным клиентом.
Но радужные надежды не оправдались, так как "щедрый мальчик" не собирался оставаться в этом городе, а направлялся в соседний, гораздо более крупный и не такой провинциальный, как этот, где он родился, вырос в интернате, не помня родителей, как и большинство детей этого мира, и где повзрослел. Именно там, в чужом городе, он намеревался жить, именно с тем городом были связаны его мечты о карьере наёмника. Его обязательно примут на работу. Не могут не принять.
Нидрэд встретил Дэла громадными небоскрёбами, теснившимися сплошными стенами бетона и стекла над многоуровневыми магистралями и более низкими домами, которые были построены в полном соответствии с ретро, а то и древними зданиями. Мегаполис шумел, переливался огнями, пестрил неоновыми и голографическими рекламами. Сколько мог ухватить взгляд, вверх и вниз тянулись Столпы, колоссальные сооружения - то ли небоскрёбы, то ли колонны, поддерживающие более высокие уровни города и уходящие в дымные его корни. Несмотря на то, что благодаря всевозможным службам доставки и дистанционным работам в Сети людям уже незачем стало покидать жилища, на улицах даже в столь поздний час было полно народу. Такого красочного и причудливого, что большую часть времени провинциал-Дэл ехал медленно, приоткрыв рот и с интересом вертя головой по сторонам. Пару раз он едва не влип в неприятности с полицейскими, создав пробку на оживлённой развязке, ещё пару раз сцепился с несдержанными водителями. Выволочь бы на асфальт да отметелить гада как следует... Но молодой киборг прекрасно знал, что если полиция в городе большей частью для видимости и отчётности перед столицей, то это вовсе не значит, что за не в меру наглым и агрессивным чужаком не установится слежка, и что его вообще настоятельно не попросят покинуть город. А в случае оказания сопротивления могут даже и уничтожить.
В каждом городе Империи, разве что кроме столицы, за порядком следили личные солдаты местного Мастера - киборги. Дэл неспроста направился из своего родного городка именно в Нидрэд, он давно мечтал пополнить ряды прославленной армии Мастера Шакса. Многие выпускники Академии, подававшие самые лучшие надежды, именно здесь нашли тёплое местечко и ещё ни разу не посрамили чести своей Alma Mater. Ещё бы! Всем известно, что Мастер Шакс многие годы лично знаком и даже находится в дружеских отношениях с самим Принцем Империи.
Как бы то ни было, Дэл намеревался продолжить славную традицию, невзирая даже на то, что конкурентами ему могут оказаться взрослые и сильные киборги, и ему придётся показать себя с самой лучшей стороны, чтобы на работу приняли именно его.
Но для начала ему понадобится оружие.
Оставив свой роскошный байк рядом с каким-то маленьким кафе, которое ютилось в тени ближайшего Столпа, Дэл заказал кофе, сэндвич и взял напрокат ноут. Зажав в зубах надкусанный бутерброд, молодой киборг быстро вынул из нагрудного кармана разгрузочного жилета мнемо-кабель и буднично воткнул его тонкую иглу в гнездо на своём виске, загружая напрямую в долговременную память наиболее полезную сейчас информацию: карту города, каталоги магазинов оружия и техники, самые свежие сведения о пробках на дорогах и так далее. То и дело он быстро стучал по клавишам, выбирая в Сети те или иные интересующие его разделы и сайты. Когда от огромного количества информации начала тяжело ныть голова, молодой киборг вынул кабель, смотал его и с хрустом размял затёкшую шею. Надо дать мозгу время. По-хорошему, надо бы немного отдохнуть, вздремнуть даже, но не сейчас. Сейчас надо собираться и ехать в резиденцию Мастера. Да, прямиком к Мастеру. Только сперва допить чёртов кофе - они его что, из горелых покрышек гонят?! - почистить зубы да побрить виски получше, а то щетина уже показалась.
Тем временем в кафе вернулся вышедший минутой назад парень - крепко сбитый, приземистый, с тяжёлой челюстью и мудрыми глазами старика, хотя на вид ему было не больше, чем Дэлу. На нижней губе красовалась вертикальная чёрная полоска, такая же, как у Дэла. Знак киборгов.
Он повертел головой по сторонам, точно выискивая кого-то, а потом целенаправленно приблизился к столику Дэла.
- Парень, ты своим байком проезд перекрыл, я выехать не могу, - произнёс он низким спокойным голосом.
- Да-да, через полчасика отъеду, и сможешь выехать, - небрежно бросил Дэл, поднимаясь и закидывая на плечо сумку с нарисованным черепом.
- Полчаса у меня в распоряжении нет, - тем же совершенно ровным тоном ответил парень.
Дэла он уже начинал раздражать.
- Слушай, я тебе, кажется, человеческим языком сказал, что через полчаса я отъеду и вали хоть на все восемь сторон света! - рявкнул молодой киборг, развернувшись.
- Я слышал, что ты сказал, - ответил парень. - Однако мне нужно ехать сейчас.
- Хм. Ты, погляжу, нарываешься на неприятности... - прошипел Дэл, медленно шагнув к нему.
Немногочисленные в этот час посетители в кафе постепенно притихли, с интересом ожидая развития событий, за дальним столиком даже повернулись посмотреть. Бармен на всякий случай встал поближе к кнопке вызова полиции. Ему было плевать, что горячие малолетки искромсают сейчас друг друга в лоскуты. Но за сохранность помещения он всё же волновался.
- Я бы тебе не советовал тут шуметь, - тем временем произнёс крепыш, с безразличием глядя в сверкающие глаза Дэла.
- А я бы тебе советовал отцепиться от меня, - Дэл выбросил руку вперёд, намереваясь просто толкнуть надоедливого незнакомца в широкую грудь. Тот от толчка такой силы непременно шлёпнулся бы на задницу и в следующий раз подумал бы дважды, прежде чем приставать к кому не следует.
Однако произошло нечто странное: парень коротко стукнул Дэла по руке, точно шлёпнул расшалившегося младенца, и рука повисла плетью; вероятно, попал по какому-то сухожилию.
Не дожидаясь, пока рука снова начнёт его слушаться, и не успев подумать о том, что, возможно, совершает ошибку, Дэл ударил второй рукой. Но резко изменил траекторию удара, намереваясь обмануть выскочку. Маневр не удался, и вот вторая рука онемела.
- Чёрт, - зашипел Дэл и прянул было в сторону противника всем телом, но тот схватил его за плечи и крепко встряхнул, проговорив всё тем же ровным тоном:
- Коленом по яйцам, выбитый мениск или перелом голени - выбирай...
- Ссссс... - Дэл от ярости даже не мог расцепить сведённых челюстей.
- Угу, - парень кивнул. Затем выволок посрамлённого противника из кафе и только на улице заговорил:
- Не знаю, откуда ты такой горячий взялся, но в этом городе себя лучше так не вести. Особенно в этом квартале. Тут солдат Мастера полно. Хочешь, чтобы сняли штанишки и выпороли? Тебе сложно убрать байк с дороги? Кому и что ты пытался доказать?
Дэл раздувал ноздри, с ненавистью глядя на незнакомца, но постепенно остывая и медленно потирая всё ещё слабые запястья. Действительно, кому и что он пытался доказать? Он же не какой-то там беспредельщик, прибывший в город лишь для того, чтобы "навести шороху" и исчезнуть. Или же погибнуть от рук киборгов, работающих на хозяина города и следящих за порядком на вверенной им территории. В конце концов, он и сам скоро станет одним из них, вошьётся получше, и тогда такие типы, как этот, не посмеют отбивать ему руки.
- Ты как это сделал? - пробурчал Дэл.
- Что? А, руки-то? Просто ударил. Так ты уберёшь байк? - парень встал рядом со своей машиной, припаркованной по всем правилам, но при этом и вправду заблокированной байком Дэла, который поставил свою машину так, будто кроме него на стоянке никого больше не было.
Дэл приблизился к своему "Терракоту", провёл рукой над чувствительной панелью. Бортовой компьютер среагировал на электромагнитное поле хозяина и включился. После этого Дэл вскочил в седло, завёл машину и чуть сдал назад.
- Спасибо, - сказал парень и перекинул ногу через сидение своего мотоцикла, не такого дорогого, как у Дэла, но добротного. - Если ты поступать в услужение Мастеру, то поторопись. Через полтора часа приёмная закрывается, а ехать далеко.
Дэл прищурился, заметив, что парень поворачивает байк в ту же сторону, куда намеревался ехать и он.
- А ты сам-то случаем, не туда же?
- Бывай, - ответил на это недавний противник и газанул.
Ну да, точно. Наверняка такой же соискатель, решил Дэл. И скорость ударов такая, что вряд ли вшивок нет. Скорее всего, даже и учились вместе, на параллельных потоках.
Это интересно. Тем более что в незнакомом чужом городе неплохо обзавестись приятелем.
Догнать его лихачу-Дэлу не составило труда.
- Эй, погоди-ка! Ты тоже наниматься к Мастеру Шаксу?
- Допустим, - коротко ответил парень, перекрикивая рёв моторов обоих байков и шум оживлённого хайвэя.
- Чего, сразу сказать не мог? Сказал бы, что свой, так я бы и убрал машину.
- А я тебе не свой. Я тебя даже не знаю.
- Так давай познакомимся! Меня зовут Дэл. Делейт Лебэн.
- Алексис Триш. Можно Акс.
- Хех... Не, а ты здорово меня приложил, Акс! Научишь потом как-нибудь этому приёмчику?
- Угу, - неопределённо ответил Акс, внимательно следя за дорогой и аккуратно ведя байк. Дэл же нагло обгонял, подрезал, материл огрызающихся водителей, пугал пешеходов, то и дело едва ли не вылетая на тротуары. Он всё пытался обогнать нового знакомого, но почему-то этого никак не удавалось: пока Дэл закладывал крутые виражи, выискивая прореху в сплошном потоке машин, Акс, продвигаясь медленно, но верно, всегда шёл чуть впереди. Судя по тому, как ловко он избегал пробок, предпочитая выбрать более длинный путь по второстепенным дорогам жилых кварталов, картой города он оперировал чрезвычайно рационально. В конце концов, Дэл оставил попытки обогнать его и найти более свободную дорогу, и пристроился рядышком.
- Эй, а разве нам не налево? - спросил Дэл, когда они проехали нужный поворот. Ну да, он не мог ошибиться. Карта города у него в голове. Им надо было налево, а не прямо.
- Нам туда, где продаётся нормальное оружие, - ответил Акс. - Кроме того, я тебе покажу одно место, где кофе подают поприличнее, чем в той забегаловке.
Тон его голоса оставался таким же ровным, но у Дэла почему-то потеплело на сердце. Этот Акс, и правда, парень неплохой. Его, кажется, ничто не может рассердить. Либо же он просто не обижается на пустяки, из-за которых сам Дэл был способен разорвать в клочья. Дэлу стало немного стыдно за свой несдержанный нрав.
Акс разбирался в оружии выше всяческих похвал. В небольшом оружейном магазинчике, за прилавком которого стоял громадный угрюмый киборг, не выпускавший изо рта крепкую сигарету, он провёл всего несколько минут - лишь сообщил, какое именно оружие его интересует, попросил его для осмотра, разобрал, собрал, заплатил, купил коробку патронов и направился к выходу. Дэл догадался, что Акс заранее выбрал себе подходящее оружие, изучив в Сети его характеристики, а, также выяснив, где в городе оно продаётся. Именно поэтому он ни о чём не спрашивал продавца и не просил подсказать что-нибудь. Дэлу стало стыдно ещё раз - ведь он-то не озаботился выбором заранее. И переступил порог оружейного магазинчика, ещё толком не зная, что же хочет приобрести. Этот Акс - тот ещё тип! Именно из-за таких, как он, среди обывателей ходят анекдоты о киборгах, мыслящих двоичным кодом. Человек-машина, ну-ну...
Не желая терять единственного знакомого в этом огромном городе, Дэл, не глядя, купил то же самое оружие, что и он, поспешив скорее за Аксом. Молодой киборг решил, что, если оружие ему не понравится или не подойдёт по руке, всегда можно обменять или продать. Но оружие словно дожидалось его всю жизнь - и вес, и дизайн рукояти, и технические характеристики - всё подходило идеально. Дикрайзер системы "Суховей". Специфически "киберское" оружие, которое простому смертному покажется тяжеловатым, неуклюжим, да и отдача у него сильная. Кроме того, в руке простого человека, в чьём организме электроники и сплавов меньше семидесяти процентов, оружие просто не "запустится". Перевести дикрайзер в боевой режим возможно, только если его возьмёт рука киборга. В своё время это явилось отличной гарантией против того, что подобное оружие, обладающее поистине огромной разрушительной силой и всё же довольно компактное, не распространится широко среди населения - ведь киборгов было в мире не так уж и много. С течением времени киборгов становилось больше, и дикрайзеры нашли широкое применение в их рядах, хотя и не повсеместное.
Дэлу понравилось, что ему так подошло оружие, выбранное Аксом для себя. Значит, у них много общего. Это здорово, когда есть возможность найти хорошего друга на чужбине.
Однако Акс оказался неразговорчивым парнем, и Дэл быстро оставил попытки убить время поездки за разговорами. Неприятный эпизод в кафе уже давно выветрился из горячей головы. Конечно, Дэл не оставил мысли надрать Аксу задницу при удобном случае. Но это будет скорее приятельский шлепок, чем серьёзная драка, какую он едва опрометчиво не развязал в кафе.
Тем временем потянулись деловые кварталы. Чистые улицы и тротуары пустынны - приличные деловые люди не ходят пешком и не ездят на машинах, они передвигаются внутри поистине громадных зданий, похожих на мини-города; ровное освещение и отсутствие плазменных рекламных щитов - кому они нужны, если жизнь здесь протекает за стеклянными стенами; медленно двигающиеся полицейские патрули; а далеко над головой - огни трасс более высоких уровней мегаполиса, поддерживаемых Столпами. Совсем не то, к чему привык Дэл дома.
Изредка можно было встретить и пару-тройку киборгов Мастера. Они проносились на ревущих или гулко гудящих байках куда-то по своим делам, бросая на двух молодых новичков лукавые взгляды или не обращая на них внимания.
Но вот, наконец, и одно из офисных зданий, имеющих прямое внутреннее сообщение с башней Мастера. На парковке ряды мотоциклов, немного машин, и отдельные группки молодых крепких ребят - таких же выпускников, прибывших в Нидрэд попытать счастья.
Дэлу и Аксу пришлось предъявить удостоверения выпускников Академии, лицензию на ношение оружия по факту окончания Академии, разрешение и паспорт на дикрайзер; пришлось потерпеть не совсем приятную, но обязательную процедуру считывания информации с био-карты. Для этого молодым киборгам пришлось слезть с байков и встать в специальные ниши рядом с бронированным пропускным пунктом, из которого операторы дистанционно управляли сложными агрегатами. Едва Дэл и Акс прижались спинами к специальным выемкам, как в затылки им воткнулись тонкие иглы, считавшие с био-карт утрамбованные пласты информации о том, кем же являются эти два парня, откуда они. Затем пришлось позволить просканировать сознание при помощи мнемо-кабеля. Так становятся ясны намерения визитёров. Конечно, многие гении нелегальных вшивок давно научились и подделывать био-карты, и обманывать сканирование, но против них применялись уже более серьёзные меры. Если эти двое мальчишек окажутся не теми, за кого себя выдают, тогда за них возьмутся киборги Мастера. А пока что "Пожалуйста, положите правую руку в нишу Љ 3. Спасибо". Короткий укол - мгновенная подкожная имплантация одноразового органически-электронного пропуска, который станет недействительным и растворится согласно заложенной программе сразу же, как только ребята покинут здание, конечно, если их не примут на работу и не выдадут постоянный.
"Добро пожаловать".
- Да-да, спасибо-пожалуйста, - угрюмо пробубнил Дэл, недовольный тем, что из-за всех этих многочисленных проверок он сейчас чувствует себя весьма потрёпанным. Сказывается и недавняя загрузка огромного количества информации на мнемо-карту.
- Если хочешь произвести на Мастера приятное впечатление, - проговорил Акс, аккуратно припарковавшись, - то веди себя как городской.
- Сам-то ты что, не из Броксы? - буркнул Дэл, несколько обиженный тем, что ему снова намекают на провинциальность.
- Нет, я не из Броксы, - ответил Акс, и на этом разговор был окончен.
Молодым киборгам пришлось долгое время плутать по ярко освещённым коридорам, преодолевать ещё несколько проверок, предъявлять пропуски, прикладывая руку к специальным панелям, спрашивать дорогу, послушно следовать туда, куда указывали.
- Если мне ещё раз скажут куда-нибудь пройти и заполнить ещё пару-тройку анкеток, я перегрызу кому-нибудь глотку! - рычал Дэл, с остервенением тыкая электронным "пером" в плазменный экранчик. Акс преспокойно заполнил свою анкету, положил её на выдвинувшийся "язык" под окошком, за которым сидел миловидный молоденький клерк в приталенном белом костюмчике, строивший глазки всем молодым киборгам, сдававшим ему анкеты.
Покончив со всей бюрократической волокитой, Дэл огляделся, с интересом рассматривая публику. Кое-кто даже казался знакомым. Хотя, как говорят обыватели, "все киберы на одно лицо", так что вполне возможно, это всё выпускники каких-нибудь других Академий.
Когда все соискатели сдали свои анкеты, двери в конце узкого коридора разъехались, на пороге появился высокий сухопарый мужчина лет сорока с виду.
Выпускники Академии как один прекратили негромкие разговоры и выстроились у стены.
- Добрый вечер, молодые люди, - произнёс мужчина. - Пожалуйста, следуйте за мной.
После того, как помещение опустело, секретарь принялся сортировать анкеты, быстро сливая данные с отдельных анкет в общую базу данных и проверяя в Сети информацию о соискателях места в армии Мастера Шакса. Удивительно много в этом году выпускников направилось именно в Нидрэд. Вероятно, они привлечены негласным статусом Мастера как близкого друга Принца Империи.
Но гораздо более странным оказалось то, что на следующий день секретарю поступили распоряжения перенести в бессрочный архив только двадцать процентов поданных анкет - это обозначало то, что остальные восемьдесят процентов соискателей принято на службу.
Это не говорило ни о чём хорошем.
Неужели назревает какой-нибудь военный конфликт, и Мастер заинтересован в увеличении своей личной армии? Судя по тому, что творится в столице - военный конфликт и правда назревает. Сеть переполняют статьи, кадры, видео, аудио-репортажи, посвящённые уличным боям, и даже ссылки на генерацию голографических карт с места событий.
Делейт Лебэн, совершенно тому не удивившись, оказался в числе счастливчиков-новобранцев, поразив комиссию своею девяностодевятипроцентной точностью в стрельбе. Теперь молодой киборг с нетерпением ожидал какой-нибудь крутой заварушки.
2 ГЛАВА
В год смерти Императора Тольда Айзэна (триста двадцать третий после Пыльной Войны) и официального вступления во власть его старшего сына, Канцлера Империи Эрца Айзэна, люди вышли на улицы, выкрикивая требования упразднить существующий политический строй, как отживший своё, неповоротливый и устаревший.
Громадный многоуровневый Октополис, столица Империи - оазис цивилизованной жизни среди всё ещё радиоактивных равнин - вмещал многие десятки миллионов населения, и теперь, когда несколько из этих миллионов решили действовать заодно, стало очевидно, какую несокрушимую мощь представляют собой люди. Безликая, колыхающаяся масса, в слаженном гуле которой слышался рокот крошащихся глиняных ног колосса под названием "Империя".
Канцлер сидел в своём кабинете перед мониторами, занимавшими всю стену, то и дело поправлял маленький наушник коммуникатора и старался не упускать ни слова из многоканальной конференции с министрами и Советниками. Те принимали донесения от вверенных им тех или иных ведомств, а затем докладывали Канцлеру результаты. Он координировал их действия, отдавал распоряжения войскам, вёл напряжённую шахматную партию. Крошечные люди на жидкокристаллических экранах и впрямь казались шахматными фигурками.
Требования толпы были незатейливы, как и полагалось быть требованиям людей, ничего не смыслящих в политике и истории.
Массе пустили пыль в глаза, приманив красивой сказкой о Республике.
Империя и Канцлер с его жёсткой политикой представлялись осью зла. И люди - по крайней мере, те из них, кто сейчас в один голос ревел на улицах "Слава Республике! Долой Империю!" - судя по всему, не замечали, что эта самая Империя является лишь видимостью, устаревшим названием, а "жёсткая политика" проявляется лишь в том, что разрозненные, автономные мегаполисы вынуждены финансово и в некоторых юридических вопросах подчиняться одному из них же, лишь по традиции называемому столицей. Покойный Император отличался более либеральными взглядами, чем его старший сын и уже положил толпе палец в рот. Теперь она намеревалась отхватить руку по локоть.
Мастеров больше не устраивает частичная свобода и локальное самоуправление. Каждому из них, вероятно, хочется ввести на территории своего города свою собственную денежную единицу, закрепить политические границы, полностью перейти на самообеспечение, перестать платить налоги и сотрудничать со столицей. Но при этом иметь доступ к информации, хранящейся в Сети.
Канцлер некоторое время назад всерьёз намеревался предоставить взбалмошным вассалам автономию. Но и от Сети тоже, центровые узлы которой располагались как раз в столице. А это означало отшвырнуть хрупкую, едва поднявшуюся на ноги цивилизацию снова на ту ступень, на которой она оказалась сразу же после Пыльной Войны, когда был нарушен целостный информационный поток, и привыкшее к легкодоступной информации человечество оказалось на пороге нового Каменного века. Закрытая страна Крио не спешила делиться кропотливо собранной информацией с кем бы то ни было. Фактов и сведений, накопленных некоторыми другими микро-государствами, которые сохранились ещё на истерзанной Земле, явно не хватало для поддержания текущего уровня развития. Связь с другими континентами всё ещё была слаба. И Мастера это понимали.
Канцлер также понимал, что не позволит Мастерам заполучить полную свободу. Впрочем, многие из них и не поддерживали сепаратизм. Это спасало Империю - стоило всем Мастерам договориться между собой и объединиться, их армии могли бы одолеть армию самого Канцлера, несмотря на авиацию, танки и прочую тяжёлую технику.
Основную смуту вносил фанатик Мастер Фойста. Но без поддержки более хладнокровных и вдумчивых Мастеров он не представлял собой серьёзной угрозы. И именно эти самые загадочные, предпочитающие оставаться в тени, "хладнокровные и вдумчивые" Мастера искусно спровоцировали толпу внутри самой столицы на бунт.
Канцлер долгое время колебался, стоит ли жестоко расправляться с демонстрантами. Но затем всё же выпустил солдат на улицы для подавления бунта.
В отличие от прочих мегаполисов, в столице Империи высокопроцентных киборгов не было в том количестве, в каком они насчитывались в других городах на службе Мастеров - дело в том, что большинство боевых имплантатов считались нелегальными, и регулярная армия, разумеется, не располагала ими. Попросту не имела на это права. Поэтому против вышедших на улицы людей дрались такие же, пусть чуть лучше, оснащённые и тренированные, люди.
После некоторых раздумий, Канцлер решиться вывести на улицы и бронетехнику.
Несколько неспокойных недель в городе шли бои, плавно стихающие и переходящие в отдельные стычки, напоминающие скорее партизанские вылазки.
И когда жизнь снова вошла в своё привычное русло, внешне показавшись победой Канцлера, стало очевидно, что болезнь не вылечена, а загнана вглубь.
Люди не понимали, что в пост-ядерном мире любая вольность может привести к катастрофе, к крушению ещё хрупкой цивилизации. Тем более что обывателям важнее было личное благосостояние и сытая жизнь, впрочем, так было во все времена. А Мастера постоянно подчёркивали "жестокость и кровожадность Канцлера", "проявления тоталитарного режима", всячески возмущались тем, что, в принципе, самостоятельные города по какой-то глупой традиции вынуждены платить огромные налоги вместо того, чтобы пустить средства в оборот внутри отдельно взятого города и тем повысить материальное благополучие жителей.
Канцлер снял коммуникатор, прикрыл усталые глаза и упёрся лбом в сцепленные пальцы.
За спиной прошуршал атлас какого-то лёгкого одеяния. Канцлер хорошо знал, что это его сводный младший брат, Принц Велиар. Едва достигший совершеннолетия юноша, который ничего не смыслил в политике, да и не пытался лезть не в своё дело, но зато обладал удивительным даром успокаивать Канцлера и помогать ему выстраивать спутанные мысли в ровные шеренги. Довольно странным и даже предосудительным способом...
- Тебе нужно прилечь, - бархатно прошептал Принц, слегка наклонившись к брату и ласково погладив мочку его уха своими мягкими, гладкими, как шёлк, губами. По шее Канцлера пробежал едва ощутимый рой мурашек. Он чуть откинулся назад и приоткрыл глаза.
- Вел...
- Тссс, - улыбнулся Принц, прикоснувшись пальцем к приоткрытым губам Канцлера. - Давай ты будешь говорить только в Совете, а со мной ты будешь просто улыбаться...
И он улыбнулся первым. А потом медленно поцеловал старшего брата в губы вовсе не братским поцелуем.
С некоторых пор это стало их маленьким секретом, слегка непристойным, а оттого более пикантным. Юридически они считались братьями, но кровь в их жилах текла разная. Это позволило Канцлеру пару лет назад переступить через этические нормы. Тем более что коварный и притягательный, как ластящаяся кошка, Велиар сам элегантно и ненавязчиво его к этому подтолкнул.
...Канцлер проснулся легко и довольно быстро, по своему многолетнему обыкновению. Встал, стараясь не потревожить сон брата, который спал как всегда голым. Красивый... Бронзово-смуглый на кипенно-белых простынях и по-детски обнявший подушку, по которой разметались его иссиня-чёрные волосы. Канцлер многое бы отдал за то, чтобы просто проваляться весь день в постели рядом с ним, ничего не делая. Но на это у главы государства не было ни времени, ни права. Особенно времени.
Совершив все необходимые утренние процедуры и велев принести ему кофе, Канцлер заперся у себя в кабинете и работал до полудня, прежде чем кнопочка вызова на селекторе замигала, и голос секретаря сообщил:
- Господин Канцлер, к вам посетитель. Принять просит срочно.
- Хорошо, запишите его к старшему Советнику на будущую неделю, - пробормотал Канцлер под нос, не вполне расслышав, что ему говорят.
- Нет, нет, вы не поняли. Он... эм... Он просит принять срочно. Точнее, он в вашей приёмной. Напротив меня.
Канцлер отвернулся от монитора ноута и хмуро посмотрел на селектор. В голосе секретаря слышалось волнение, постепенно грозящее перейти в страх. Канцлер быстро постучал пальцами по плазменной панельке с краю экрана. Появилось изображение приёмной.
Действительно, как раз перед столом секретаря стоял странный и довольно жуткий тип в длинном чёрном плаще, респираторе и тонированных мотоциклетных очках, закрывавших лицо ото лба до скул. Похож на жителя Крио.
Хм. Это вполне может оказаться какой-нибудь посланец. Крио вообще свойственны подобные беспардонные визиты. Они только делают вид, что не вмешиваются в дела нижних государств, как они сами называют тех, кто южнее. В действительности же можно поразиться их осведомленности. А также наглости.
Впрочем, Канцлер всегда был рад сотрудничеству с Крио.
- Впустите его, - велел он и быстро добавил: - в сопровождении шестерых охранников.
Приказ Канцлера исполнили через три секунды.
В кабинет вошло четверо солдат в шлемах с прозрачными забралами из бронированного стеклопласта, следом за ними - тот самый тип в плаще, и замкнули маленькое шествие ещё двое охранников.
- Добрый день, - со сдержанной вежливостью поздоровался Канцлер, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу визитёру. В Крио не принято пожимать или целовать руку, только сдержанно кивать один раз и стараться держать почтительное расстояние с собеседником.
- Уверяю вас, господин Канцлер, вам не нужно меня опасаться, - прозвучал очень низкий, рокочущий бас несколько странного тембра.
Хм. Не нужно опасаться? Намёк на охрану.
Канцлера едва не передёрнуло от звуков этого голоса, и шестерых охранников показалось недостаточно.
- Вы не потрудились объясниться и требуете срочного приёма, я по вполне понятным причинам решил немного усилить охрану.
- Смутное время. Я понимаю, - чуть склонилась седая голова. Блеснули очки и респиратор.
- Вижу, вы в курсе небольших проблем, существующих в Империи.
- Да. В некотором роде. И именно об этом я и хотел бы поговорить с вами. Я хочу предложить свою помощь.
- Я весьма польщён, - слегка растянул губы в вежливой улыбке Канцлер. - И на каких же условиях?
- Я хотел бы работать на вас. Кажется, это так называется.
Канцлер сжал и без того узкие губы ещё плотнее и медленно проговорил, чтобы скрыть саркастическую усмешку:
- Ммм-да, предложение заманчиво, но несколько неожиданно. Для ответа на вашу просьбу мне было бы весьма интересно сперва взглянуть на ваше резюме.
Странный визитёр стоял неподвижно и молчал целую минуту, а потом заявил:
- В таком случае, мы должны остаться одни.
Канцлер нахмурил почти бесцветные брови и слегка сощурил светлые глаза.
- Что же такое вы хотели бы мне продемонстрировать, что больше никому не следует видеть? - хрипло проговорил Канцлер.
- Нечто такое, что больше никому не следует видеть, - непреклонно заявил визитёр.
- И с какой же стати я должен вам доверять? - Канцлер позволил себе слегка приподнять уголок губ.
- У вас нет ни объективных, ни субъективных причин мне доверять, - кивнул крио. - Но я могу гарантировать, что после того, как я пробуду на службе у вас неделю, в столице ни один недовольный не посмеет выйти на улицу с крамольными выкриками.
- То есть, как я могу понять, вы как-то связаны с тайной полицией? - Канцлер заложил руки за спину. Это многое бы объяснило бы.
- Нет, - коротко ответил крио и разрушил все гипотезы Канцлера, которые успели возникнуть в его голове.
- В таком случае потрудитесь представиться, наконец! - потребовал Канцлер.
- Я могу сделать это лишь наедине с вами.
Канцлер помолчал, раздумывая. Он не любил людей, которые знают слишком много, но при этом не спешат ничего рассказывать о себе. Захотелось немедленно выгнать странного посетителя. Но усмирить разошедшуюся не на шутку толпу хотелось ещё больше.
- Оставьте нас, - коротко кивнул Канцлер охране.
Солдаты недоуменно переглянулись.
- Будьте в состоянии полной боевой готовности, - добавил Канцлер. - Если возникнет острая необходимость, я вас вызову.
Солдаты помешкали ещё немного и вышли из кабинета.
Оставшись один на один со своим странным гостем, Канцлер сурово сжал челюсти. Это существо пока не проявляет каких-либо агрессивных намерений. Но доверять ему всё же не следует.
- Это Библия? - спросил вдруг визитёр, указав на толстую потрёпанную книгу на бархатной подставке за бронированным стеклом одного из стеллажей. Каждый аристократ считал признаком хорошего тона держать в доме какую-нибудь древность.
- Да, - решил поддержать светскую беседу Канцлер. - Ей около тысячи лет, она из самого Вэткана, страны до-ядерной эпохи.
- Ватикана, - сказал вдруг незнакомец.
- Простите? - не понял Канцлер.
Лицо в респираторе и массивных очках обратилось к нему.
- Эта страна называлась Ватиканом. Страна внутри города Рима.
- О... Вы увлекаетесь историей? - сдержанно улыбнулся Канцлер.
- Я есть история, - проговорил незнакомец своим необычным низким голосом. Канцлеру начинал надоедать этот спектакль. Он постарался сохранить на лице нейтральное выражение, но в голос добавил стальных ноток:
- Кто вы на самом деле такой, вы можете, наконец, сказать? У меня много дел, и если вы не перейдёте к сути, я вызову охрану.
Незнакомец помолчал. Потом медленно приблизился к драгоценной древней книге, говоря при этом:
- А на шестой день сказал Бог: "Сотворим человека по образу нашему и подобию. И да владычествуют люди над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землёю". И сотворил Бог человека из праха земного, вдунув в лицо его дыхание жизни. И стал человек душою живою.
- Я, конечно, польщён беседой со столь осведомлённым в истории человеком, но уверяю вас, я не шучу, - жёстко заявил Канцлер, размашисто прошагав к своему широкому письменному столу, где располагалась панель с кнопками различного назначения, в том числе и вызова охраны.
Незнакомец повернулся к нему и вдруг двинулся в его сторону. Канцлер нахмурился. Глубоко в душе кольнуло неприятное ощущение, похожее на беспокойство. Или даже страх.
- И почил Бог в день седьмой от всех дел своих, - прогудел голос под респиратором. - А на восьмой день человек возомнил Богом себя. И создал Машину по образу своему и подобию. И да уничтожит Машина весь род людской. И птиц небесных, и рыб морских, и каждую душу живую, и травы, и древа, приносящие по роду своему плод.
Канцлер вскинул лицо, заставляя себя не бояться. Он ровным счётом не понимал ничего из того, что происходит. Он увидел отражение своего бледного лица в чёрном стекле очков визитёра, ощутил на своей коже сухой холод и услышал:
- И да будет земля пуста. Тьма над бездною. И стала Тьма.
Выдержав секунду тишины, крио медленно поднял руку к своему лицу и аккуратно снял очки и респиратор.
"Они же никогда этого не делают! Они просто не могут дышать воздухом нормальной температуры!" - мелькнула мысль в голове Канцлера.
Но не лицо человеческое открылось ему.
Эрц Айзэн всегда считал свои нервы крепче железа. Но от увиденного он обессилено опустился в своё кожаное кресло с высокой спинкой и долго не мог вымолвить ни звука.
- Вы... Ты... Машина... - прошептал, наконец, Канцлер и судорожно прикрыл рот пальцами. Губы его задрожали, а глаза заблестели слезами. Смешанные чувства восхищения, ужаса, болезненной радости и печали наполнили его сердце. Перед ним стоял кошмар и прекрасная сказка, воплощённые человечеством в реальность.
- Машина. Так всё это правда...
- Да. Мы были созданы во времена Пыльной Войны. Остался я один.
- Зачем ты здесь? - прошептал Канцлер и поднял взгляд. Алые точки в прямоугольных ямах "глазниц" гипнотизировали.
- Чтобы исправить ошибки людей.
- Каким же образом? Уничтожить нас всех?
- Я пришёл исправлять, - повторил андроид. - Я многое понял за триста лет. Уничтожить - просто, но не эффективно. Я решил пойти более долгим, но эффективным путём. Я хочу помочь вам. И мне понадобится ваша помощь.
- Наша? Моя?
- Сохраните в тайне то, чем я являюсь на самом деле. Я жду сотрудничества. Со своей стороны обязуюсь быть полезным государству и Вам в частности.
- Но почему именно Империя? Почему не Крио?
- Я был там. Но пришёл к вам.
- Почему?
- Лёд не пластичен, - коротко ответил андроид.
Канцлер опустил глаза и с пониманием кивнул. Крио консервативны. Они вряд ли польстились бы на сотрудничество с древней военной машиной. Обучить, поделиться опытом, выпытать знания - да, но не сотрудничать.
Канцлер же мыслил прагматично. Пожалуй, сложно представить себе более удобного и полезного союзника для крупного государства, нуждающегося в жёстком контроле, чем военный андроид. Но не стоит также забывать, что подобных роботов строили в прошлом исключительно для причинения вреда человеку.
- Я... - Канцлер прокашлялся, так как горло его внезапно пересохло, - я боюсь тебя. Как и любой другой человек. И ты должен был это понимать, когда решился выйти к людям.
- Я понимаю. И поэтому я предлагаю вам для успокоения запрограммировать меня таким образом, чтобы я физически не смог бы напасть ни на вас, ни на того, на кого вы только укажете.
- А... А разве это возможно? - с ноткой недоверия пробормотал Канцлер.
- Я был создан почти четыреста лет назад, и первое, что озаботило моих создателей, это безопасность, - ответил андроид. - Процедура проста. Даже проще, чем аналогичная для киборгов. Со времён Пыльной Войны мало что изменилось.
- То есть, - осторожно произнес Канцлер, - у тебя нейронный мозг? Ну, если ты сравниваешь сам себя с киборгом...
- Лишь отчасти и не в той мере, как у человека. Ведь киборги по своей природе являются представителями вида Homo Sapiens. Но программа, которая подходит для них, подойдет и для меня.
Канцлер медленно протянул руку и осторожно прикоснулся к потускневшей от времени скуле андроида. И сразу же отдёрнулся.
- Ты... Сам позволяешь? Почему?
- Потому что это условие нашего плодотворного сотрудничества.
Андроид немного наклонил голову набок, и Канцлер поразился, как мягко и почти бесшумно работают суставы этой машины, которая была свидетелем Пыльной Войны. Казалось, что титановый череп улыбается.
- Что ж... - сказал Канцлер. - Может быть, начнем?
- Как Вам будет угодно.
За время процедуры программирования, которую Канцлер лично произвел здесь же, в кабинете, где находился его личный компьютер, в голову правителя Империи не раз приходила мысль о том, что Крио каким-то образом смогли полностью воссоздать и построить древнего военного андроида и с целью шпионажа заслать его к нижним соседям. Но что такого они хотят узнать? Всё равно, что шпионить за байкерами с равнин. Самому Канцлеру впору подсылать лазутчиков к более высокоразвитым соседям. Но это бессмысленно, только зря испортить отношения с полезным союзником или даже нажить опасного врага.
Как бы то ни было, пока что игра Крио не ясна. Не известно даже, замешано ли здесь Крио вообще.
Канцлер всегда отличался не только прозорливостью и осторожностью, но и был способен на решительные действия, которые сторонним наблюдателям казались слишком безоглядными или даже глупыми. Поэтому он принял предложение андроида.
Ибо больше не намеревался терпеть разброд и шатания.
Анна Степнова,
09-12-2009 18:24
(ссылка)
Рассказы Михаэля Драу
Шиза, мэри-сью, сказка и загадка в одном флаконе. Снежный принц.Он бежал по длинным коридорам, выложенным белым пластиком и плитками цианового люминесцентного света по всему периметру потолка. Коридоры – извилисты и бесконечны, замыкаются сами на себя и возвращаются обратно, как вены в живом организме. Только вместо крови по этим венам бежит озоновая прохлада. И он, мальчишка с голубыми глазами и длинными чёрными волосами. Маленький глупый мальчишка, без страха в неспокойной душе, с мудростью в едва наметившихся складках на лбу.
Он бежал, боясь не успеть.
Время останавливается. Холодно, холодно.
Снежные барсы, невидимые и неслышные, скользят по стенам и потолку серебристыми тенями. А он бежит, что есть духу. И воздух превращается в жидкий азот в его лёгких.
Высокие покрытые инеем створки двери. Распахнув их, он влетает в огромный зал. Белое, белое, белое, кругом только невозможно белый свет и пронзительно-белый сияющий холод. Под ногами – лёд. Может быть, это озеро. Потому что можно видеть, как под ногами к недрам земли уходит вниз каменистое дно. Потолка не видно в полумраке, наполненном снежной крошкой.
Мальчишка поскальзывается, падает и тщетно пытается подняться, примерзая живыми ладонями к безупречному, бесстрастному льду.
Далеко, невозможно далеко впереди – цель.
Этот старик здесь уже многие годы. Века. Тысячелетия. Огромный, красивый мужчина с невообразимо старым лицом и старыми глазами. Эти глаза похожи на заледеневшее озеро под ногами. Старик сидит на корточках, как ребёнок, играющий с кремешками, и складывает какой-то замысловатый узор из льдинок. Острые края режут толстые крепкие пальцы, но крови больше нет. Она кончилась давным-давно. А пальцы всё перебирают тонкие и плоские, как бритвочки, и прозрачные, как брильянты, льдинки. Целый мир вокруг старика с прекрасными серыми, как северное небо, глазами – это его кокон из мягкого снега и тишины.
- Стой… - шепчет мальчишка. Надо подняться. Надо.
Нужно сложить слово «Вечность», мой мальчик. И тогда я подарю тебе весь мир.
- И пару коньков в придачу?! – злобно кричит черноволосый мальчишка, поднявшись и осторожно двигаясь по льду вперёд.
- Ты, который передо мной! У которого нет ни лица, ни имени, ни глаз! Почему тебе нужен именно он? Почему не я!?
Старик не обращает внимания на крики за спиной. Нужно сложить слово «Вечность»
- Стой! Не верь ему! Или ей! – кричит мальчишка. А старик уже ни во что не верит. Не верит многие столетия. Просто, так надо. Есть лёд и есть слово. И есть Вечность.
Он или она или оно – нет ни имени, ни глаз, ни лица. Есть образ. Тонкое андрогинное тело безупречного маленького бога, хрупкого и недолговечного, как снежинка на оконном стекле, и в то же время хищного, как какое-то причудливое насекомое. Он сидит в кресле с высокой спинкой, подобрав под себя ноги, и с интересом наблюдает за стариком, как ребёнок наблюдает за рыбками. В ледяном озере под ногами нет рыб. Они не погибли – их просто никогда не было.
Старик медленно перекладывает с места на место льдинки и не может собрать слово. Кажется, будто он боится. Он не боится. Просто, так надо.
Тонкое, выточенное изо льда и лежалого снега, лицо безупречно и безжизненно, серебряные глаза смотрят не моргая, следят за пальцами, в которых не тает лёд.
- Вечность. Это же так просто. – голос существа на ледяном троне искрится, словно первый снег.
Старик обхватывает седую голову крупными ладонями, испещрёнными буграми вен.
- Стой! – мальчишка падает рядом с ним и вскидывает лицо. Живое смуглое лицо с живыми глазами цвета летнего неба.
То, что когда-то было снегом, никогда не падавшим на землю, медленно прокалывает иголочками своего взгляда зрачки мальчишки.
- Уходи. Ты же знаешь, он мой. Я давно его хотел.
- Тебе мало их всех?!
Они безупречны, полупрозрачны и гибки. Словно выточены изо льда. Они сидят спокойно и развязно, полулёжа, на заиндевелых ступеньках ведущих к трону. У них белые глаза и губы, белая кожа, белые волосы, белые зубы. Они – хищники. Они – те самые барсы, которых никто не может увидеть, кроме того, у кого нет глаз. Один – спокойный, пропорциональный и длинноногий, другой – маленький и острый, как попавшая в глаз льдинка, третий – как разреженный воздух на вершине Эвереста, лёгкий и удушливый, четвёртый – твёрдый и прекрасный, как ледяная скульптура, и пятый – беспощадный и великолепный, как сверкающая январская буря. Цепные псы. Рабы. Боги и сторожа. Они с нетерпением следят за руками старика и с негодованием смотрят на синеглазого мальчишку.
- Зачем тебе они все?! Зачем тебе он? – кричит он, и голос его глотают ледяные стены.
Андрогин опускает свои прозрачные глаза. Тонкие руки обвили колени, и он теперь похож на младенца, не желающего покидать чрева ненавистной матери, превратившейся в глыбу льда.
- Я просто хочу, чтобы он сложил из льдинок слово «Вечность».
- Почему ты не попросил об этом меня?
- Мне нужна его Вечность, а не твоя.
- У него нет никакой Вечности, разве не видишь! Он не может сложить это слово из твоего льда! Он просто старик! Никчёмный, слабый, выжатый, как лимон, старик!! – надрывается мальчишка.
- Он… - андрогин замолкает. По его щекам катятся слёзы. Кто-то когда-то не выплакал их, и он украл каждую слезинку, летая по воздуху каждую ночь на невидимых серебристых пегасах, катаясь по лунным лучам, как по ледяным дорожкам. Он украл каждую слезинку каждого никогда не рождавшегося и никогда не умиравшего ребёнка. И слепил из этих слезинок свой замок. Мокрое ожерелье потерянных и забытых снов, которое плывёт в предрассветном воздухе и выжимает из чьих-то вскрытых вен тоску.
- Он должен сложить…
Демоны-боги на ступенях трона вальяжно переглядываются друг с другом. Они привыкли ждать.
- Тебя не существует! – в исступлении кричит мальчишка, - ты никогда не заберёшь ничью Вечность! Никто никогда тебе её не сложит из твоих льдинок! Как только солнце поднимется над горизонтом, ты растаешь!
Старик поднимает голову. Его голос – глубокий и тёмный, как застывшее озеро под ногами, медленно ползёт старым умирающим зверем в холодном предрассветном воздухе.
- И в конце концов я останусь один. Холодно…Холодно…
Тонкое маленькое тело спрыгивает с трона, поблескивая ноготками на пальцах ног, бежит по ступенькам вниз. Ледяные боги безучастно провожают его взглядами.
Он протягивает руки. К синеглазому мальчишке или старику – ведь они – одно и то же. И исчезает. Рассыпается невесомым снежным вихрем. Только будучи снежинкой, он может погладить их обоих – Его – по щеке и растаять на грубой щетинистой коже, притворившись слезинкой.
Боги фыркают, как настоящие коты, смеются, презирают. Указывают пальцами, растворяясь в вихре один за другим. Мальчишка стоит рядом со стариком, прижав руку к обожженной щеке.
И старик кладёт последнюю льдинку на её законное место.
03.05.05
Глаза
Знаешь, какие у него глаза? Представь, что ты выплывешь на лодке в море незадолго до осеннего шторма, заберёшься на одинокую скалу, ляжешь на её вершине на живот, упокоив подбородок на своих руках, и посмотришь вниз, в воду. И тогда, в медленно ворочающихся глубинах, в прозрачных волнах, скользящих по дремлющим подводным камням ты увидишь то, что - в его глазах.
А у него глаза - ты видел? Они похожи на изысканный аромат какого-то мужского одеколона. Может быть, это запах озона - запах зимы или грозы. Нет, не думай, они не печальные. Они просто спрятаны за пологом из черного полупрозрачного тюля. Нет, не поднимай этого полога. Пусть так остаются. Тогда, только тогда, в них что-то есть. Правда?
А вот у него глаза - как тень в северном лесу. Только что прошёл дождь, и солнце пробивается сквозь истощённые тучи. С листка неслышно срывается прозрачная капля, в которой, как в коконе, спит солнечный зайчик. Ты не знаешь, почему эти глаза всегда такие грустные?
Эти глаза - как небо над Эверестом. Захватывает дыхание, правда? Кислорода мало. Или это стекло, холодное от зимнего воздуха. Нет, не майского. Зимнего. Осторожно, если это стекло разобьётся, то осколок больно вопьётся тебе в сердце. Помнишь, как в "Снежной королеве"?
А эти глаза - глубокие и медовые, как спокойная вода лесного озера. Можно видеть илистое дно. Там, среди скользких камней, притаились неясные тени, тоже скользкие, просачивающиеся сквозь пальцы. Не лови, не поймаешь. И ещё не известно, не завлекут ли тебя эти тени в омут?
Кажется, его глаза - это северное небо. Блёклое, высокое, не доброе. В нём тоже есть солнце, но оно не любит мир, который лежит под ним. Это небо на самом деле не чистое. Просто его затянул ровный и гладкий слой облаков. С ветром остервенело борется одинокая, злобная и взъерошенная птица. Не тяни к ней руку, ты ей не нужен.
Мои глаза? (улыбка)
У меня нет глаз.
Нож
- О Господи… - выдохнул Рихард, замерев на пороге.
Он готов был к чему угодно, но только не к этому. Чудовищное зрелище. Словно мощный удар под дых. Ножом.
Тиль, как всегда обросший и отстранённый, сидит на полу, расставив чуть согнутые в коленях ноги, безучастно смотрит в пол. Залитый кровью пол. В руке Тиля нож. Здоровенный, мясницкий.
В поле зрение остолбеневшего Рихарда сразу же попадает пара перевёрнутых стульев. И ноги. Остальное скрывает открытая Рихардом дверь. Ноги… Чёрт… Боже… До жути, до холода, до разливающейся в коленях ватности знакомые ноги…Тонкие, даже тощие, и длинные.
Тиль медленно поднимает голову. Кажется, будто он ослеп. Он смотрит не на Рихарда, а на пространство перед собой. Может быть, в лицо своему демону.
Рихард чувствовал, что его тело каменеет от столбняка. Слишком всё нереально. Глупо. Страшно.
Тиль. Нож. Ноги. Кровь.
Проклятый мобильник, в котором ещё слышится возмущённый и удивлённый голос Якоба, не понимающего, почему Рихард замолчал. Серебристая игрушка, кажется, медленно врастает в мякоть ладони. Потом - гудки.
Рихард резко развернулся и бросился прочь так быстро, как только мог.
Догоняет. Бросился сразу, как хищник.
Рихард нёсся по какому-то плохо освещённому коридору, не помня даже, как сюда попал. Там, впереди, лестница. Вниз. На цокольный этаж. Зачем, чёрт побери, вниз?
Тиль молча бежит следом. Его дыхание почему-то неестественно громко раздаётся в этом коридоре. Дыхание обоих - как одно.
Лестница.
Вниз. Зачем, чёрт побери, вниз?!
Рихард буквально летит, перепрыгивая через две ступеньки. Врезается в крашеную дверь, распахивая её и немедленно захлопывая. Замок. Какой хлипкий. Чёрт…
Что за место?
Кафель, грязный, кое-где потрескавшийся и расколотый. Кабинки. Тусклое зеркало на полстены, как раз над несколькими умывальниками.
И нет выхода.
Рихард вжался в дальний угол туалета, судорожно набирая на крошечных светящихся кнопочках номер полиции. Инстинкт самосохранения заставляет мозг работать на автомате.
- Алло! полиция!
Жуткий удар.
Рихард зажмурился, заорав в трубку ещё что-то.
Ещё удар. Тщедушный замок не выдерживает, дверь распахивается, ударяясь о стену. Тиль влетает настоящим смерчем. Огромный. Весь в чёрном. Со слепыми глазами. Нож.
Сразу же - удар. По самую рукоять под пупок.
Рихард открыл рот и сипло выдохнул.
Почему? За что?
Ещё удар.
Больно… Гадкий шмякающий звук. Удар - будто кулаком. Только обжигающе-ледяная бритва расцветает где-то в глубине. Рихард смотрит в глаза Тиля широко раскрытыми глазами. Ничего не понимает.
Как больно.
Это не правильно. Это какая-то ерунда. Это сон. Но тогда почему он не просыпается?!
Ещё удар.
Ещё
Ещё
Ещё
Ещё
- Тиль… Не надо… - удалось, наконец, прохрипеть Рихарду. Ноги не ощущаются. Тёплое солёное море шумит где-то в затылке. Мир сужается до лица Тиля. Как всегда отстранённого и заросшего.
- Не надо, Тиль.
У него слепые глаза…
- Эй, эй, Рих…
Рихард подскочил, словно на него вылили ушат ледяной воды. Тиль даже немного отшатнулся.
Рихард осоловело оглянулся по сторонам. Они всё так же лежат в одной постели. Темно и тихо. Сквозь гостиничную штору проступает круглый бледный призрак луны.
- Чёрт… Уф… - выдохнул Рихард, сев на постели и принявшись медленно растирать лицо ладонями.
- Плохой сон? - проговорил своим уютным баском Тиль, приглядываясь к едва заметно дрожащему Рихарду.
- Ещё какой. Да так всё реально… Уфффф… Жуть… Приснится ж такое…
Рихард перегнулся через Тиля, протянув руку и доставая с тумбочки пачку сигарет. Закурил. Прислонился спиной к прохладной стене. Тиль молча смотрел на него.
- Представляешь, - Рихард немного нервно усмехнулся, но всё же теперь он был более спокоен, чем пару десятков секунд назад, - мне приснилось, будто ты зарезал Фляке, а потом погнался за мной с ножом. И тоже убил. Было больно, будто и правда режут…
- А это тебе урок - не увлекайся мексиканской кухней. - произнёс Тиль тоном поучающего папочки и тоже взял сигарету.
- Кухня-то тут при чём? - Рихард окончательно успокоился и даже смог улыбнуться.
- Да так. Бил-то я тебя в живот? - Тиль положил одну руку под голову и глянул на Рихарда мягкими тёмными глазами, слегка улыбнувшись.
- Угу. Вот сюда.
- Даже сюда?... Хм... И большой был нож?
- Здоровенный! Примерно, как у тебя на концерте. Муляж этот, помнишь, микрофон замаскированный? Так и знал, что ещё когда-нибудь увижу этого монстра в кошмаре…
- Хе. А знаешь, что сказал бы Фрейд на всё это?
- Фрейд? Это уже обещает быть интересным. Ну, что бы он сказал?
- "Маловато было смазки, ребята".
Рихард прыснул со смеху. Потом проговорил, хлопнув Тиля по голому круглому плечу:
- Ты не исправим! Вечно у тебя всё вокруг одного вертится.
- Да нет, правда. Нож, знаете ли, подсознательно нами определяется как фаллический символ. - Тиль состроил эрудированную физиономию и даже помахал зажатой между пальцев сигаретой.
- Умён ты, я погляжу! - Рихард улёгся обратно, тоже подложив руку под голову, и повернул к Тилю лицо, - а при чём тут туалет?
- Какой ещё туалет?
- Ну, ты меня загнал в какой-то сортир. И там зарезал.
- Ах, это. А ты сам не помнишь, как во время поездки в Москву приставал ко мне по пьяни и уговаривал трахнуть тебя в одном из местных общественных туалетов, грязных и вонючих?
- Я уговаривал?!
- Да, ты.
- Ха. Видать, было слишком много водки…
- С пивом, - добавил Тиль. Рихард поспешил сменить тему:
- А почему мне приснилось, что ты убил именно Фляке?
- Ну, это наверняка твои подсознательные подозрения… - уклончиво ответил Тиль.
- Хочешь сказать, я подозреваю, что вы трахаетесь? - Рихард навис над Тилем и картинно нахмурился, - ты гляди, я ревнивый!
Тиль улыбнулся. Рихард наклонился, тронул его горькие от никотина губы своими губами. Потом затушил в пепельнице сигарету и улёгся, положив голову на мягкую, широкую и волосатую грудь Тиля.
- Надо всё-таки доспать. - проговорил Рихард, зевая, - надеюсь, ты больше не будешь гоняться за мной с разными там фаллическими символами?
- Спи, спи. Обещаю, что не буду. В крайнем случае тресну по лбу латексным дилдо.
Они повозились, устраиваясь удобнее. На некоторое время в гостиничном номере воцарилась тишина. Потом засыпающий Рихард, не открывая глаз, пробормотал:
- Тиль…
- М?
- А ты смог бы убить меня по-настоящему?
Тиль поглядел на него, тронув губами скулу уже спящего гитариста.
- Нет, что ты. Ты же знаешь, как я боюсь ножей…
Дым
Прозрачные сизоватые струйки вьются вокруг его лица, меняясь, изгибаясь, словно какие-то призрачные змейки, и в конечном счёте растворяясь. То и дело невесомое облачко просачивается сквозь его приоткрытые губы, и, разбухая, теряет свою плотность, скользит по его скулам и лбу всё бледнеющим клубящимся потоком, пока не затеряется в завитках его чёрных волос. - Ты разве не бросил курить, Шнайдер? - говорю я ему не слишком громко. Он вздрагивает от неожиданности. Я уже довольно долго стою за его спиной, прислонившись к дверному косяку, и наблюдаю за тем, как он курит. Неужели всё это время он не чувствовал моего взгляда? - Пауль? Какого ляда? Ты чего не спишь? - бурчит он, слегка хмурясь, и снова отворачивается к окну. Что он может там видеть? Ночь глубокая на дворе, освещения никакого в этой глуши. Только звёзды и луна. И огонёк его сигареты. - А ты чего не спишь? - спросил в свою очередь я, оттолкнувшись плечом от косяка и приблизившись к Шнайдеру. - Да так, - неопределённо проговорил он и с почти видимым усилием уставился в ночь за окном. Я знаю, что такое это "так". Я слышал, как они говорили сегодня по телефону. Она требовала своего простого женского счастья, а он говорил, что работает. Работа, работа, работа! Они так не любят нашей работы! Считают, что мы должны денно и нощно находится рядом с их юбками, а деньги, судя по их логике, из воздуха должны появляться. Ах, да. Ещё друзья. Конечно! Как это так? Друзья для него значат больше, чем она! Оооо, как же они этого не любят. Они никак не могут понять, что их много, а друзей мало. Их вообще больше, чем нас. Так почему, чёрт побери, мы должны всё время сидеть рядом с одной юбкой, если есть возможность побегать на свободе? Я не понимаю, почему Шнайдер так переживает. Неужели он всерьёз считает, что последнее слово было за ней, что это ОНА его бросила? Ха! Да на самом деле она просто успела трубку раньше бросить! Шнайдер, неужели на тебе не повиснет дюжина таких, как она, а то ещё и получше, если ты посидишь хотя бы полчасика в местной забегаловке со скучающим выражением на лице?! - Слушай, может, хватит на меня пялиться? - раздражённо огрызнулся он, бросив на меня взгляд. Я отошёл к холодильнику, якобы за тем, чтоб достать пива. Чёрт. Я всё это время действительно пялился на него… Он снова затянулся и выдохнул облачко дыма. Его аккуратные губы сразу же сердито поджались. Дым, словно боясь разозлить его ещё больше, поспешно расползся в стороны от его лица. - Хочешь пива? - спросил я будничным тоном. - Нет, - огрызнулся он. Я открыл банку. Отхлебнул. - А вообще-то… - он смял сигарету с пепельнице, и последние прозрачные змейки торопливо попрятались в тёмных углах небольшой кухни. Потом он подошёл к холодильнику и достал банку пива. Стоим рядом, лицом к холодильнику, пьём пиво. Хе. Как придурки! Чёрт, я даже не знаю, как продолжить разговор. Если я просто допью пиво и уйду, то буду считать себя ослом. Может, он что-то скажет первым? Поговорить нужно. Мы действительно довольно давно не разговаривали. То есть, не разговаривали как друзья. От него пахнет дымом. Он злится и грустит. - Слушай, да не бери ты в голову! - не выдержав, говорю я тоном прожжённого сердцееда (этот тон у меня получается неплохо, должен заметить!) - нашёл, из-за чего переживать! Как будто не знаешь, что таких, как она… - Вот не надо только лезть в мою жизнь, ясно! - рявкает он, резко поворачиваясь ко мне. Потом, наверное, смутившись своей вспышки, отходит в сторону и бухается в плетёное кресло, которое кто-то перетащил с лоджии и запихал в угол кухни. - Прости, - пробурчал я, пересекая кухню и выбросив пустую банку в бачок. Теперь я к нему спиной. Но его взгляда на себе не чувствую. Поворачиваюсь. Он сидит в кресле, развалившись в своей манере, вытянув длинные босые ноги и глядя в пол. Я подхожу, сажусь напротив него на корточки. Он поднимает глаза на меня.
Чёрт. Ну что ему нужно? Нужна ему эта задушевность! Я сам могу справиться со всеми своими проблемами. Тем более с этой проблемой. Он чертовски прав! Таких баб ещё будет целая куча в моей жизни! Да! Целая куча! Воз и маленькая тележка! Да я только пальцем поманю…Чушь. Не будет больше такой, как она. Она другая, не такая, как они все. Для них всех я непогрешимый бог. А для неё я простой человек. Который просто работает в какой-то музыкальной группе. Она хорошо знает цену нам обоим. Стою ли я много? Чёрт, ну чего он пялится?? - Что ты уставился? - рявкаю я. И сразу же жалею, что я так груб с ним. Он-то ни в чём не виноват. - Прости, - говорю я сконфуженно и снова прикладываюсь к банке, которую всё ещё держу в руке. А Пауль свою уже допил. Алкаш. Хех… - Я тебе говорю, что никто не стоит того, чтоб так из-за него гробить себе нервную систему. Нервные клетки не восстанавливаются. - говорит он мне со своим излюбленным лукавым прищуром. "Из-за него". Ха! "Из-за него" я точно нервную систему себе гробить не собираюсь. - "Из-за него" я точно нервную систему себе гробить не собираюсь, - сказал я вслух и захохотал. Что-то нервным смешок получился. Пауль тоже засмеялся. Я продолжил хохотать. У Пауля смех такой заразительный. Чёрт! Мы весь дом перебудим! Потом он садится передо мной прямо на пол своей задницей и вынимает из кармана своих бывалых джинсов пару сигарет довольно странного, едва ли не кустарного вида. Одну протягивает мне. - Я подумал, раз уж ты снова начал курить, то составишь мне компанию, - подмигивает он. - Это что? Какая-нибудь гадость? - говорю я, принимая, всё-таки, сигарету. - Это очень качественная гадость! - с видом знатока кивает он, всё ещё улыбаясь. А почему бы нет, чёрт побери? Это прочищает мозги. То есть, наоборот. Но зато всякие ненужные и тяжкие мысли точно вытесняет куда-то на задворки сознания. Когда я просплюсь завтра, то не буду себя чувствовать себя так паскудно! Я щёлкаю зажигалкой, держа сигарету губами. Затягиваюсь, передаю зажигалку Паулю. Вместо того чтоб взять её, он подаётся вперёд, перекатываясь на колени, потом привстаёт и прикуривает от моей сигареты. Вот ведь лентяй! Не хочет лишний раз пощёлкать своими драгоценными гитаристскими пальчиками! Его лицо на пару секунд освещается красноватым отблеском, его щёки втягиваются, когда он раскуривает. Он так близко. Я даже его дыхание могу почувствовать. Пивом пахнет. Судя по интенсивности запаха, он и до меня успел в холодильник слазить. Несколько раз. Пауль садится снова на колени, как самурай, и смотрит на меня, словно ожидая моей реакции. Я что, прыщавый подросток, чтоб как-то реагировать? Ну травка, и что? Хорошая травка. В теле тепло. Спокойно. А не пошла бы эта сука и вправду куда подальше? Чего гробить себе нервную систему? Я зажмуриваюсь. Хорошо. Вот так и буду тут сидеть, в этом мягком старом кресле, и пусть меня попытаются из него выковырять! - Пошло? - тихо и как-то заговорщически спрашивает он. Как же влом отвечать. Просто киваю. И правда хорошая трава. Мне даже, по большому счёту, пофиг, где он её достал. Укурюсь к едреней фене и буду дрыхнуть. И пусть ни одна сука не снится! Мы разные люди? Вот и ладушки! Вот и хорошо, да, мы разные! Я не для неё!... А она не для меня… Чёрт! Я затягиваюсь сильно и резко. Твою мать! Не стоило…
Он слишком резко затянулся и закашлялся. Я приподнимаюсь, стоя перед ним на коленях, и от души хлопаю его по округлившейся спине. Его голова как раз перед моим лицом. Его волосы пахнут дымом. Ноздри щекочет сладость наркотика, причудливо вплетаясь в горечь никотина. Я целую его макушку. Он распрямляется. Глаза у него такие смешные. Испугался, что ли? Или просто не ожидал? - Какого хрена, Пауль?! - гневно шипит он, всё ещё покашливая. - Да ладно! - примирительно пожимаю плечами я, бухаясь обратно задницей на пятки, - подумаешь! Я пошутил. - Шутки у тебя! - недовольно бурчит он, откидываясь на спинку кресла и снова затягиваясь. Опять повисает тишина. Его пальцы немного дрожат. Ресницы тоже. Чёрные ресницы и голубые глаза. Такое стекло есть, прозрачное и голубое. А ещё таким речной лёд бывает. Красиво. Я мягко кладу руку ему на колено. - Пауль… - бурчит он, но замолкает. Наверное, не знает, что сказать. Поэтому я говорю за него: - М? Тебе не удобно? - Ты это… - он сердито хмурится, потом кашляет пару раз. Наверное, ему стоит больших трудов, чтоб не сбросить мою руку, или чтоб не ёрзать. А может, ему просто лень ёрзать!
Жлобяра этот Пауль, вот он кто! Шутки у него - не поймёшь, где смеяться… Его широкая ладонь начинает гладить моё колено по кругу. Радиус всё шире. Потом ломается, вытягивается вдоль моего бедра… Чёрт… Чёрт… Ну что это ещё такое? - А что такого? - спрашивает он, его лапа невозмутимо пробирается всё выше. Меня душит дым. Голова плывёт… - Подумаешь! Мы ничего плохого не делаем… - его рука ползает, как медлительная ящерица, по складкам моих брюк. Там, где бёдра переходят в пах… Да, мы не делаем ничего плохого. Подумаешь, один мужик другого едва ли не по яйцам гладит! Что такого? Ха! А и чёрт с ним! Это, в конце концов, не больно. Если ему так хочется - пусть гладит… Я затягиваюсь сигареткой, глотая дым и чувствуя, как он плавает внутри меня. Пауль пробирается рукой мне под майку. Мой живот невольно вздрогнул. Щекотно… Чёрт… И приятно… Я разваливаюсь в кресле с видом сибарита. Давайте, ублажайте меня, гладьте, целуйте, я и пальцем не пошевелю. Надоело! Выкладываешься, выкладываешься! А потом "мы разные люди"! Пауль бросил окурок куда-то на пол, судя по всему, и его вторая ладонь присоединяется к первой. Они танцуют по моему животу и груди, словно пара фигуристов на льду… Так настойчиво и в то же время ласково. Приятно, блин… Хорошо… Я жмурюсь, словно кот у тёплой печки. Под кожей волнами разливается истома. Я докуриваю сигарету и выкидываю её, не глядя куда. Теперь ничего не отвлекает. Разве что банка в правой руке. Пауль пододвигается. Мне приходится раздвинуть ноги, чтоб он оказался ближе. А теперь кто-нибудь, хоть кто-нибудь, объяснит мне, какого хрена я раздвигаю ноги?! Он наклоняется вперёд и буквально присасывается к моей шее. Он лижет её вверх и вниз, играет острым кончиком языка, трогает, щекочет, ныряет в ямку между ключицами…Его живот трётся о мой пах, и я раздвигаю ноги ещё шире. Зачем?... Чёрт, Пауль, перестань… Нет, не останавливайся… Перестань… Не надо, продолжай… Я не шевелюсь. Мне хорошо и тепло. Жидкая горячая истома стекает с моих плеч и струится по венам вниз, вниз, вниз, вниз. Я как будто бы принимаю душ. Изнутри. Может, это всё ещё дым, а не моя кровь? Он касается моих губ языком, я невольно приоткрываю рот. Какого чёрта, мать твою?!
Он вздрагивает, будто его разбудили, вылив ему на голову ушат холодной воды. Открывает свои ледяные глаза. Взгляд обиженный и злой. Почему ты злишься? Разве тебе не хорошо? - Что не так? - тихо спрашиваю я, слегка отодвинувшись назад. - А по-твоему это всё нормально? - А что тут такого? - Что такого?! Мы же мужики оба! И как бы друзья… Не больше… - Так мы и не делаем ни… - Я это уже слышал сегодня раза три! - Шнайдер, - я прикасаюсь обеими ладонями к его лицу, смотрю ему в глаза, - если ты не хочешь, если тебе не приятно, то я уйду и ничего не буду помнить завтра. Голубой лёд подтаял. У него в глазах паника. Борьба. Он не знает, чего он хочет. То есть, знает. И я знаю. Но он просто боится. Почему ты меня боишься? Я твой друг. Самый близкий друг. Я ничего плохого тебе не сделаю. Я знаю, он не скажет ничего. Он не хочет, чтоб я ушёл. Но и не хочет признаваться самому себе в том, что… В том, что… Я не буду тебя целовать в губы, если ты не хочешь. Давай просто расслабимся. - Различий-то больших нет, - говорю я ему, ласково поглаживая его челюсть и подбородок, - вот ты глаза закрой, и просто забудь о том, что это - я. Это не я. Это вообще не мужчина. Ну давай, закрой. Он послушно прикрывает чёрной занавесью своё колкое холодное стекло цвета майского неба. Нервно поджимает губы. Я осторожно надавливаю ему на грудь, принуждая откинуться на спинку кресла. Он подчиняется и вздыхает. Глаза его закрыты, брови слегка нахмурены. - Вот. И не открывай. Вот увидишь, никакой разницы, - шепчу я ему. Задираю его майку ещё выше. Его тёмные небольшие соски напряглись, наверное, против воли хозяина. Он ненавидит сейчас своё тело, я знаю. Ничего, зато я боготворю это тело. Это драгоценность. А я ювелир. Самым кончиком языка я начинаю шлифовать маленькие круглые камешки его сосков. Я делаю это размеренно, всё ускоряясь. Мы оба с ним "ритмачи". Я знаю, какую власть имеет над ним ритм. Такую же, как надо мной. Я невольно прикрываю глаза. Я знаю, что он свои не открывает. Обхватываю губами сосок, втягиваю в себя. Тихий стон. Такой робкий, какой-то скромный. Не надо сдерживаться. Перестань. Ведь ничего постыдного. Я просто хочу, чтоб тебе было хорошо, чтоб все плохие мысли тебя оставили. Чтоб мысли о ней тебя оставили. Её здесь нет. Это я.
Так, это не Пауль… Это не он. Это вообще не мужчина. Правда, никакой разницы. Она меня ласкала почти так же. Нет, не почти. Пусть будет - так же. Это она. Она меня нашла, приехала сюда, чтоб извиниться. Давай, извиняйся, сучка… Язык играет с моим пупком. О чёрт… Это что-то новенькое… По кругу и опять ныряет в ямку, губы прихватывают волоски и слегка оттягивают их. Хватит уже прелюдий! Давай, детка, сделай… Кровь накатывает волнами, вызывая напряжение, которое отдаёт в поясницу, стреляет короткими вспышками по позвоночнику. Брюки упираются в напрягшийся член почти болезненно. Чёрт, всё, мне надоело… Я протягиваю руку, на ощупь расстёгиваюсь. Чужая горячая ладонь сразу же ложится туда, куда нужно. Ещё толчок крови, по телу вверх поднимается щекочущая волна, я даже слегка передёргиваюсь. Как хорошо. Я приоткрываю рот. Мне плевать, что начинаю стонать почти в голос. Я никогда не стонаю громко… Ну давай, детка, что ты всё ломаешься! Давай, пожалуйста…
Его нетерпеливая рука нервно, с дрожью, расстёгивает ширинку его брюк, потом приспускает резинку трусов. Я всё знаю, Кристоф, я сам. Ну что ты так торопишься? Я никуда не денусь. Я тут. Я твой. Ты мой. Всё для тебя, всё… Наши руки толкаются, путаются, мешают друг другу, словно невестка и свекровь в маленькой кухне. Мы сейчас тоже в маленькой кухне. Никого. Ночь. Свет не включили. Ты мой полностью. Какой ты красивый. Я осторожно, не грубо, чтоб не разрушить чар дыма, отодвигаю его руку в сторону, беру его напряжённый член в ладонь, обхватываю мягко, но плотно. У меня вспотели руки. Кристоф дрожит. Мелко-мелко, всем телом. Его красиво очерченные губы приоткрыты. Влажно поблескивают зубы и язык. Я так хочу поцеловать этот рот. Но нельзя. Пока нельзя. Не открывай глаза… Сначала только самый кончик. Губами. Потом присасываю. Осторожно. Дразню. Трогаю языком. Кожица тонкая, нежная. Такая горячая. Гладкая. Чёрт. Ты весь мой. Весь. Кристоф сипло дышит открытым ртом. То и дело прорывается стон. Тихий, хриплый, низкий. Не такой, как у Рихарда. К чёрту Рихарда! Его сейчас здесь нет. И не нужно. Не открывай глаза. Не открывай. Тогда ты останешься моим навсегда. Ритм владеет нами обоими. Я хочу тебя ещё больше. Так сильно, что просто готов растерзать. Как можно глубже. Ещё глубже…Господи! До самой глотки, чёрт побери! Я хочу с тобой слиться. Не открывай глаза… Он подаётся вперёд, обхватывает мою шею руками. Тише, сломаешь! Да и чёрт с ним. Ломай. Раздави меня к чертям собачьим! У тебя такие сильные руки. Задуши меня… Он начинает двигаться мне навстречу. Так же ритмично. Сильно. Резко. Чётко, будто вмазал свой самый убойный бит. Господи, если б я только мог ещё сильнее… Старое плетёное кресло скрипит, как мне кажется, просто оглушительно. Почти пустая банка с жестяным скрежетом сминается в его сильной потной ладони. Потом звякает об пол. Он дрожит. Мои волосы трутся о его голый поджарый живот. Я вцепляюсь в его спину. Мы звери. Мы просто жрём друг друга. Ты мой. Мой. Убью. Уничтожу. Да…
Немного осталось, я чувствую. Сейчас просто сдохну. Голова плывёт. Дым, дым вместо крови. Я, кажется, рычу. Я не понимаю, чей это голос. О господи. Да, детка, умница, давай…Сильнее! Мать твою, сучка, давай, не скромничай! Насмерть затрахаю… Я стиснул челюсти до судороги. Свело плечи. Кажется, я слишком сильно её сжал. Задохнётся же… Потом отпущу, чуть позже. Немножко ещё. Давай же… Господи, она просто богиня. Тонкая кожица головки скользит по ребристому твёрдому нёбу, втыкается в подрагивающую плоть мягкого, а снизу её обнимает шершавый сильный язык. Это горячий вакуум. У меня ни одной мысли. Я исчез. Меня нет. Давай, милая моя. Ты богиня. Чудовище. Давай, я сдохнуть хочу… Ещё. Ещё. Ещё немножечко… Волосы. Жёсткие, коротко стриженные. Я вцепился в них уже давно, но ощутил только сейчас. Я даже знаю, какого они цвета. Я знаю, что это - не она! Господи! Что я делаю!
Он отпихивает меня, сгибается и стискивает руками мокрый от моей слюны горячий член. На лице Кристофа прорезается выражение муки. Белёсое и горячее вязко выплескивается в его ладонь. Он тяжело дышит. Дрожит. Опускает голову. Я пододвигаюсь. Он поднимает голову. Я невольно замираю. Сколько ненависти, обиды и разочарования застыло в этом синем льду. Ну что я сделал не так? - Пауль, какого, мать твою, хрена мы сейчас делали?! - очень тихо рычит он. - Кристоф, но ведь… - Не называй меня Кристофом, ясно! - он отпихнул меня так сильно, что я повалился на спину. Сам он бросился к мойке и, врубив воду на всю катушку, сначала вымыл руки, а потом стал замывать несколько пятен, оказавшихся на брюках. Очень сосредоточенно, усиленно трёт. Его плечи дрожат. Голова опущена. Он плачет?! Я поднимаюсь и медленно приближаюсь к нему. Кладу руку на плечо и тихо спрашиваю: - Ты плачешь? Он неожиданно поворачивается ко мне, его рот перекошен в страшном оскале. Я действительно испугался. Он взревел, схватил меня за грудкИ и прижал к стене. Его отведённую для удара руку я заметил лишь через несколько секунд. Потому что он не ударил. Замер. У него слёзы в глазах. Губы дрожат вокруг стиснутых зубов. - Сввввволочь… - процедил он, - ты… ты… Пидор несчастный! Ты, маленький гадёныш, какого чёрта?! Я смотрю на него во все глаза. Как больно. Нет, не физически. Мне дышать трудно. Почему ты так?... Ну что плохого я сделал? Я тебя ненавижу. Убью. Но я не двигаюсь. Он тоже не двигается. Только дрожат губы и блестят слёзы. Лёд тает. Он опускает руки. - Ну зачем ты? Какого хрена?... - тихо говорит он. Потом отворачивается, прячет лицо в ладонях и плачет. Он такой растерянный. Он потерялся. Он не знает, что случилось, как себя теперь чувствовать. Что он думает обо мне? Я хочу обнять его и не отпускать. Обнимаю и не отпускаю. - Зачем ты это сделал? Ты меня специально обкурил, чтоб я слетел с катушек? Зачем тебе было это нужно? - с усилием выговаривает он, когда его плач немного стихает, - ты мною просто воспользовался. В кого ты меня превратил?... Я теперь буду себя каким-то грязным пидором чувствовать… - Так не чувствуй, - просто говорю я. Он смотрит на меня недоверчивым обиженным ребёнком. Он красивый даже когда плачет. - Если ты не будешь себя чувствовать "грязным пидором", то ты им не будешь! - говорю я, - ты не грязный, пока сам себя не начнёшь таковым считать. Ты очень красивый. Ты самый лучший. - Не надо, - почему-то говорит он, прижимаясь ко мне. Его брови изогнуты так страдальчески, что мне даже немного смешно становится. Ну что за трагедия? Просто ты узнал о себе сегодня что-то доселе неизвестное, ненавистное и запретное. А я, наверное, в тебя немножечко, совсем чуть-чуть влюбился. - Пауль. Ну мы ведь… не… нуу… - спрашивает он то ли испуганно, то ли с надеждой. - Шнайдер, запомни. Это всё значит только то, что это значит, - ответил я, глядя в самые его глаза. Самые прекрасные глаза на свете. Улыбаюсь. Мы обнимаемся по-дружески. Я с тобой. Я всегда с тобой. Я тебе помогу, и ты перестанешь бояться. - Пауль. - М? - Ты знаешь… Ты можешь звать меня Кристофом, если хочешь… Я больше не чувствую запаха дыма.
Он бежал, боясь не успеть.
Время останавливается. Холодно, холодно.
Снежные барсы, невидимые и неслышные, скользят по стенам и потолку серебристыми тенями. А он бежит, что есть духу. И воздух превращается в жидкий азот в его лёгких.
Высокие покрытые инеем створки двери. Распахнув их, он влетает в огромный зал. Белое, белое, белое, кругом только невозможно белый свет и пронзительно-белый сияющий холод. Под ногами – лёд. Может быть, это озеро. Потому что можно видеть, как под ногами к недрам земли уходит вниз каменистое дно. Потолка не видно в полумраке, наполненном снежной крошкой.
Мальчишка поскальзывается, падает и тщетно пытается подняться, примерзая живыми ладонями к безупречному, бесстрастному льду.
Далеко, невозможно далеко впереди – цель.
Этот старик здесь уже многие годы. Века. Тысячелетия. Огромный, красивый мужчина с невообразимо старым лицом и старыми глазами. Эти глаза похожи на заледеневшее озеро под ногами. Старик сидит на корточках, как ребёнок, играющий с кремешками, и складывает какой-то замысловатый узор из льдинок. Острые края режут толстые крепкие пальцы, но крови больше нет. Она кончилась давным-давно. А пальцы всё перебирают тонкие и плоские, как бритвочки, и прозрачные, как брильянты, льдинки. Целый мир вокруг старика с прекрасными серыми, как северное небо, глазами – это его кокон из мягкого снега и тишины.
- Стой… - шепчет мальчишка. Надо подняться. Надо.
Нужно сложить слово «Вечность», мой мальчик. И тогда я подарю тебе весь мир.
- И пару коньков в придачу?! – злобно кричит черноволосый мальчишка, поднявшись и осторожно двигаясь по льду вперёд.
- Ты, который передо мной! У которого нет ни лица, ни имени, ни глаз! Почему тебе нужен именно он? Почему не я!?
Старик не обращает внимания на крики за спиной. Нужно сложить слово «Вечность»
- Стой! Не верь ему! Или ей! – кричит мальчишка. А старик уже ни во что не верит. Не верит многие столетия. Просто, так надо. Есть лёд и есть слово. И есть Вечность.
Он или она или оно – нет ни имени, ни глаз, ни лица. Есть образ. Тонкое андрогинное тело безупречного маленького бога, хрупкого и недолговечного, как снежинка на оконном стекле, и в то же время хищного, как какое-то причудливое насекомое. Он сидит в кресле с высокой спинкой, подобрав под себя ноги, и с интересом наблюдает за стариком, как ребёнок наблюдает за рыбками. В ледяном озере под ногами нет рыб. Они не погибли – их просто никогда не было.
Старик медленно перекладывает с места на место льдинки и не может собрать слово. Кажется, будто он боится. Он не боится. Просто, так надо.
Тонкое, выточенное изо льда и лежалого снега, лицо безупречно и безжизненно, серебряные глаза смотрят не моргая, следят за пальцами, в которых не тает лёд.
- Вечность. Это же так просто. – голос существа на ледяном троне искрится, словно первый снег.
Старик обхватывает седую голову крупными ладонями, испещрёнными буграми вен.
- Стой! – мальчишка падает рядом с ним и вскидывает лицо. Живое смуглое лицо с живыми глазами цвета летнего неба.
То, что когда-то было снегом, никогда не падавшим на землю, медленно прокалывает иголочками своего взгляда зрачки мальчишки.
- Уходи. Ты же знаешь, он мой. Я давно его хотел.
- Тебе мало их всех?!
Они безупречны, полупрозрачны и гибки. Словно выточены изо льда. Они сидят спокойно и развязно, полулёжа, на заиндевелых ступеньках ведущих к трону. У них белые глаза и губы, белая кожа, белые волосы, белые зубы. Они – хищники. Они – те самые барсы, которых никто не может увидеть, кроме того, у кого нет глаз. Один – спокойный, пропорциональный и длинноногий, другой – маленький и острый, как попавшая в глаз льдинка, третий – как разреженный воздух на вершине Эвереста, лёгкий и удушливый, четвёртый – твёрдый и прекрасный, как ледяная скульптура, и пятый – беспощадный и великолепный, как сверкающая январская буря. Цепные псы. Рабы. Боги и сторожа. Они с нетерпением следят за руками старика и с негодованием смотрят на синеглазого мальчишку.
- Зачем тебе они все?! Зачем тебе он? – кричит он, и голос его глотают ледяные стены.
Андрогин опускает свои прозрачные глаза. Тонкие руки обвили колени, и он теперь похож на младенца, не желающего покидать чрева ненавистной матери, превратившейся в глыбу льда.
- Я просто хочу, чтобы он сложил из льдинок слово «Вечность».
- Почему ты не попросил об этом меня?
- Мне нужна его Вечность, а не твоя.
- У него нет никакой Вечности, разве не видишь! Он не может сложить это слово из твоего льда! Он просто старик! Никчёмный, слабый, выжатый, как лимон, старик!! – надрывается мальчишка.
- Он… - андрогин замолкает. По его щекам катятся слёзы. Кто-то когда-то не выплакал их, и он украл каждую слезинку, летая по воздуху каждую ночь на невидимых серебристых пегасах, катаясь по лунным лучам, как по ледяным дорожкам. Он украл каждую слезинку каждого никогда не рождавшегося и никогда не умиравшего ребёнка. И слепил из этих слезинок свой замок. Мокрое ожерелье потерянных и забытых снов, которое плывёт в предрассветном воздухе и выжимает из чьих-то вскрытых вен тоску.
- Он должен сложить…
Демоны-боги на ступенях трона вальяжно переглядываются друг с другом. Они привыкли ждать.
- Тебя не существует! – в исступлении кричит мальчишка, - ты никогда не заберёшь ничью Вечность! Никто никогда тебе её не сложит из твоих льдинок! Как только солнце поднимется над горизонтом, ты растаешь!
Старик поднимает голову. Его голос – глубокий и тёмный, как застывшее озеро под ногами, медленно ползёт старым умирающим зверем в холодном предрассветном воздухе.
- И в конце концов я останусь один. Холодно…Холодно…
Тонкое маленькое тело спрыгивает с трона, поблескивая ноготками на пальцах ног, бежит по ступенькам вниз. Ледяные боги безучастно провожают его взглядами.
Он протягивает руки. К синеглазому мальчишке или старику – ведь они – одно и то же. И исчезает. Рассыпается невесомым снежным вихрем. Только будучи снежинкой, он может погладить их обоих – Его – по щеке и растаять на грубой щетинистой коже, притворившись слезинкой.
Боги фыркают, как настоящие коты, смеются, презирают. Указывают пальцами, растворяясь в вихре один за другим. Мальчишка стоит рядом со стариком, прижав руку к обожженной щеке.
И старик кладёт последнюю льдинку на её законное место.
03.05.05
Глаза
1
Знаешь, какие у него глаза? Представь, что ты выплывешь на лодке в море незадолго до осеннего шторма, заберёшься на одинокую скалу, ляжешь на её вершине на живот, упокоив подбородок на своих руках, и посмотришь вниз, в воду. И тогда, в медленно ворочающихся глубинах, в прозрачных волнах, скользящих по дремлющим подводным камням ты увидишь то, что - в его глазах.
2
А у него глаза - ты видел? Они похожи на изысканный аромат какого-то мужского одеколона. Может быть, это запах озона - запах зимы или грозы. Нет, не думай, они не печальные. Они просто спрятаны за пологом из черного полупрозрачного тюля. Нет, не поднимай этого полога. Пусть так остаются. Тогда, только тогда, в них что-то есть. Правда?
3
А вот у него глаза - как тень в северном лесу. Только что прошёл дождь, и солнце пробивается сквозь истощённые тучи. С листка неслышно срывается прозрачная капля, в которой, как в коконе, спит солнечный зайчик. Ты не знаешь, почему эти глаза всегда такие грустные?
4
Эти глаза - как небо над Эверестом. Захватывает дыхание, правда? Кислорода мало. Или это стекло, холодное от зимнего воздуха. Нет, не майского. Зимнего. Осторожно, если это стекло разобьётся, то осколок больно вопьётся тебе в сердце. Помнишь, как в "Снежной королеве"?
5
А эти глаза - глубокие и медовые, как спокойная вода лесного озера. Можно видеть илистое дно. Там, среди скользких камней, притаились неясные тени, тоже скользкие, просачивающиеся сквозь пальцы. Не лови, не поймаешь. И ещё не известно, не завлекут ли тебя эти тени в омут?
6
Кажется, его глаза - это северное небо. Блёклое, высокое, не доброе. В нём тоже есть солнце, но оно не любит мир, который лежит под ним. Это небо на самом деле не чистое. Просто его затянул ровный и гладкий слой облаков. С ветром остервенело борется одинокая, злобная и взъерошенная птица. Не тяни к ней руку, ты ей не нужен.
7
Мои глаза? (улыбка)
У меня нет глаз.
Нож
- О Господи… - выдохнул Рихард, замерев на пороге.
Он готов был к чему угодно, но только не к этому. Чудовищное зрелище. Словно мощный удар под дых. Ножом.
Тиль, как всегда обросший и отстранённый, сидит на полу, расставив чуть согнутые в коленях ноги, безучастно смотрит в пол. Залитый кровью пол. В руке Тиля нож. Здоровенный, мясницкий.
В поле зрение остолбеневшего Рихарда сразу же попадает пара перевёрнутых стульев. И ноги. Остальное скрывает открытая Рихардом дверь. Ноги… Чёрт… Боже… До жути, до холода, до разливающейся в коленях ватности знакомые ноги…Тонкие, даже тощие, и длинные.
Тиль медленно поднимает голову. Кажется, будто он ослеп. Он смотрит не на Рихарда, а на пространство перед собой. Может быть, в лицо своему демону.
Рихард чувствовал, что его тело каменеет от столбняка. Слишком всё нереально. Глупо. Страшно.
Тиль. Нож. Ноги. Кровь.
Проклятый мобильник, в котором ещё слышится возмущённый и удивлённый голос Якоба, не понимающего, почему Рихард замолчал. Серебристая игрушка, кажется, медленно врастает в мякоть ладони. Потом - гудки.
Рихард резко развернулся и бросился прочь так быстро, как только мог.
Догоняет. Бросился сразу, как хищник.
Рихард нёсся по какому-то плохо освещённому коридору, не помня даже, как сюда попал. Там, впереди, лестница. Вниз. На цокольный этаж. Зачем, чёрт побери, вниз?
Тиль молча бежит следом. Его дыхание почему-то неестественно громко раздаётся в этом коридоре. Дыхание обоих - как одно.
Лестница.
Вниз. Зачем, чёрт побери, вниз?!
Рихард буквально летит, перепрыгивая через две ступеньки. Врезается в крашеную дверь, распахивая её и немедленно захлопывая. Замок. Какой хлипкий. Чёрт…
Что за место?
Кафель, грязный, кое-где потрескавшийся и расколотый. Кабинки. Тусклое зеркало на полстены, как раз над несколькими умывальниками.
И нет выхода.
Рихард вжался в дальний угол туалета, судорожно набирая на крошечных светящихся кнопочках номер полиции. Инстинкт самосохранения заставляет мозг работать на автомате.
- Алло! полиция!
Жуткий удар.
Рихард зажмурился, заорав в трубку ещё что-то.
Ещё удар. Тщедушный замок не выдерживает, дверь распахивается, ударяясь о стену. Тиль влетает настоящим смерчем. Огромный. Весь в чёрном. Со слепыми глазами. Нож.
Сразу же - удар. По самую рукоять под пупок.
Рихард открыл рот и сипло выдохнул.
Почему? За что?
Ещё удар.
Больно… Гадкий шмякающий звук. Удар - будто кулаком. Только обжигающе-ледяная бритва расцветает где-то в глубине. Рихард смотрит в глаза Тиля широко раскрытыми глазами. Ничего не понимает.
Как больно.
Это не правильно. Это какая-то ерунда. Это сон. Но тогда почему он не просыпается?!
Ещё удар.
Ещё
Ещё
Ещё
Ещё
- Тиль… Не надо… - удалось, наконец, прохрипеть Рихарду. Ноги не ощущаются. Тёплое солёное море шумит где-то в затылке. Мир сужается до лица Тиля. Как всегда отстранённого и заросшего.
- Не надо, Тиль.
У него слепые глаза…
- Эй, эй, Рих…
Рихард подскочил, словно на него вылили ушат ледяной воды. Тиль даже немного отшатнулся.
Рихард осоловело оглянулся по сторонам. Они всё так же лежат в одной постели. Темно и тихо. Сквозь гостиничную штору проступает круглый бледный призрак луны.
- Чёрт… Уф… - выдохнул Рихард, сев на постели и принявшись медленно растирать лицо ладонями.
- Плохой сон? - проговорил своим уютным баском Тиль, приглядываясь к едва заметно дрожащему Рихарду.
- Ещё какой. Да так всё реально… Уфффф… Жуть… Приснится ж такое…
Рихард перегнулся через Тиля, протянув руку и доставая с тумбочки пачку сигарет. Закурил. Прислонился спиной к прохладной стене. Тиль молча смотрел на него.
- Представляешь, - Рихард немного нервно усмехнулся, но всё же теперь он был более спокоен, чем пару десятков секунд назад, - мне приснилось, будто ты зарезал Фляке, а потом погнался за мной с ножом. И тоже убил. Было больно, будто и правда режут…
- А это тебе урок - не увлекайся мексиканской кухней. - произнёс Тиль тоном поучающего папочки и тоже взял сигарету.
- Кухня-то тут при чём? - Рихард окончательно успокоился и даже смог улыбнуться.
- Да так. Бил-то я тебя в живот? - Тиль положил одну руку под голову и глянул на Рихарда мягкими тёмными глазами, слегка улыбнувшись.
- Угу. Вот сюда.
- Даже сюда?... Хм... И большой был нож?
- Здоровенный! Примерно, как у тебя на концерте. Муляж этот, помнишь, микрофон замаскированный? Так и знал, что ещё когда-нибудь увижу этого монстра в кошмаре…
- Хе. А знаешь, что сказал бы Фрейд на всё это?
- Фрейд? Это уже обещает быть интересным. Ну, что бы он сказал?
- "Маловато было смазки, ребята".
Рихард прыснул со смеху. Потом проговорил, хлопнув Тиля по голому круглому плечу:
- Ты не исправим! Вечно у тебя всё вокруг одного вертится.
- Да нет, правда. Нож, знаете ли, подсознательно нами определяется как фаллический символ. - Тиль состроил эрудированную физиономию и даже помахал зажатой между пальцев сигаретой.
- Умён ты, я погляжу! - Рихард улёгся обратно, тоже подложив руку под голову, и повернул к Тилю лицо, - а при чём тут туалет?
- Какой ещё туалет?
- Ну, ты меня загнал в какой-то сортир. И там зарезал.
- Ах, это. А ты сам не помнишь, как во время поездки в Москву приставал ко мне по пьяни и уговаривал трахнуть тебя в одном из местных общественных туалетов, грязных и вонючих?
- Я уговаривал?!
- Да, ты.
- Ха. Видать, было слишком много водки…
- С пивом, - добавил Тиль. Рихард поспешил сменить тему:
- А почему мне приснилось, что ты убил именно Фляке?
- Ну, это наверняка твои подсознательные подозрения… - уклончиво ответил Тиль.
- Хочешь сказать, я подозреваю, что вы трахаетесь? - Рихард навис над Тилем и картинно нахмурился, - ты гляди, я ревнивый!
Тиль улыбнулся. Рихард наклонился, тронул его горькие от никотина губы своими губами. Потом затушил в пепельнице сигарету и улёгся, положив голову на мягкую, широкую и волосатую грудь Тиля.
- Надо всё-таки доспать. - проговорил Рихард, зевая, - надеюсь, ты больше не будешь гоняться за мной с разными там фаллическими символами?
- Спи, спи. Обещаю, что не буду. В крайнем случае тресну по лбу латексным дилдо.
Они повозились, устраиваясь удобнее. На некоторое время в гостиничном номере воцарилась тишина. Потом засыпающий Рихард, не открывая глаз, пробормотал:
- Тиль…
- М?
- А ты смог бы убить меня по-настоящему?
Тиль поглядел на него, тронув губами скулу уже спящего гитариста.
- Нет, что ты. Ты же знаешь, как я боюсь ножей…
© by draw
Дым
Прозрачные сизоватые струйки вьются вокруг его лица, меняясь, изгибаясь, словно какие-то призрачные змейки, и в конечном счёте растворяясь. То и дело невесомое облачко просачивается сквозь его приоткрытые губы, и, разбухая, теряет свою плотность, скользит по его скулам и лбу всё бледнеющим клубящимся потоком, пока не затеряется в завитках его чёрных волос. - Ты разве не бросил курить, Шнайдер? - говорю я ему не слишком громко. Он вздрагивает от неожиданности. Я уже довольно долго стою за его спиной, прислонившись к дверному косяку, и наблюдаю за тем, как он курит. Неужели всё это время он не чувствовал моего взгляда? - Пауль? Какого ляда? Ты чего не спишь? - бурчит он, слегка хмурясь, и снова отворачивается к окну. Что он может там видеть? Ночь глубокая на дворе, освещения никакого в этой глуши. Только звёзды и луна. И огонёк его сигареты. - А ты чего не спишь? - спросил в свою очередь я, оттолкнувшись плечом от косяка и приблизившись к Шнайдеру. - Да так, - неопределённо проговорил он и с почти видимым усилием уставился в ночь за окном. Я знаю, что такое это "так". Я слышал, как они говорили сегодня по телефону. Она требовала своего простого женского счастья, а он говорил, что работает. Работа, работа, работа! Они так не любят нашей работы! Считают, что мы должны денно и нощно находится рядом с их юбками, а деньги, судя по их логике, из воздуха должны появляться. Ах, да. Ещё друзья. Конечно! Как это так? Друзья для него значат больше, чем она! Оооо, как же они этого не любят. Они никак не могут понять, что их много, а друзей мало. Их вообще больше, чем нас. Так почему, чёрт побери, мы должны всё время сидеть рядом с одной юбкой, если есть возможность побегать на свободе? Я не понимаю, почему Шнайдер так переживает. Неужели он всерьёз считает, что последнее слово было за ней, что это ОНА его бросила? Ха! Да на самом деле она просто успела трубку раньше бросить! Шнайдер, неужели на тебе не повиснет дюжина таких, как она, а то ещё и получше, если ты посидишь хотя бы полчасика в местной забегаловке со скучающим выражением на лице?! - Слушай, может, хватит на меня пялиться? - раздражённо огрызнулся он, бросив на меня взгляд. Я отошёл к холодильнику, якобы за тем, чтоб достать пива. Чёрт. Я всё это время действительно пялился на него… Он снова затянулся и выдохнул облачко дыма. Его аккуратные губы сразу же сердито поджались. Дым, словно боясь разозлить его ещё больше, поспешно расползся в стороны от его лица. - Хочешь пива? - спросил я будничным тоном. - Нет, - огрызнулся он. Я открыл банку. Отхлебнул. - А вообще-то… - он смял сигарету с пепельнице, и последние прозрачные змейки торопливо попрятались в тёмных углах небольшой кухни. Потом он подошёл к холодильнику и достал банку пива. Стоим рядом, лицом к холодильнику, пьём пиво. Хе. Как придурки! Чёрт, я даже не знаю, как продолжить разговор. Если я просто допью пиво и уйду, то буду считать себя ослом. Может, он что-то скажет первым? Поговорить нужно. Мы действительно довольно давно не разговаривали. То есть, не разговаривали как друзья. От него пахнет дымом. Он злится и грустит. - Слушай, да не бери ты в голову! - не выдержав, говорю я тоном прожжённого сердцееда (этот тон у меня получается неплохо, должен заметить!) - нашёл, из-за чего переживать! Как будто не знаешь, что таких, как она… - Вот не надо только лезть в мою жизнь, ясно! - рявкает он, резко поворачиваясь ко мне. Потом, наверное, смутившись своей вспышки, отходит в сторону и бухается в плетёное кресло, которое кто-то перетащил с лоджии и запихал в угол кухни. - Прости, - пробурчал я, пересекая кухню и выбросив пустую банку в бачок. Теперь я к нему спиной. Но его взгляда на себе не чувствую. Поворачиваюсь. Он сидит в кресле, развалившись в своей манере, вытянув длинные босые ноги и глядя в пол. Я подхожу, сажусь напротив него на корточки. Он поднимает глаза на меня.
***
Чёрт. Ну что ему нужно? Нужна ему эта задушевность! Я сам могу справиться со всеми своими проблемами. Тем более с этой проблемой. Он чертовски прав! Таких баб ещё будет целая куча в моей жизни! Да! Целая куча! Воз и маленькая тележка! Да я только пальцем поманю…Чушь. Не будет больше такой, как она. Она другая, не такая, как они все. Для них всех я непогрешимый бог. А для неё я простой человек. Который просто работает в какой-то музыкальной группе. Она хорошо знает цену нам обоим. Стою ли я много? Чёрт, ну чего он пялится?? - Что ты уставился? - рявкаю я. И сразу же жалею, что я так груб с ним. Он-то ни в чём не виноват. - Прости, - говорю я сконфуженно и снова прикладываюсь к банке, которую всё ещё держу в руке. А Пауль свою уже допил. Алкаш. Хех… - Я тебе говорю, что никто не стоит того, чтоб так из-за него гробить себе нервную систему. Нервные клетки не восстанавливаются. - говорит он мне со своим излюбленным лукавым прищуром. "Из-за него". Ха! "Из-за него" я точно нервную систему себе гробить не собираюсь. - "Из-за него" я точно нервную систему себе гробить не собираюсь, - сказал я вслух и захохотал. Что-то нервным смешок получился. Пауль тоже засмеялся. Я продолжил хохотать. У Пауля смех такой заразительный. Чёрт! Мы весь дом перебудим! Потом он садится передо мной прямо на пол своей задницей и вынимает из кармана своих бывалых джинсов пару сигарет довольно странного, едва ли не кустарного вида. Одну протягивает мне. - Я подумал, раз уж ты снова начал курить, то составишь мне компанию, - подмигивает он. - Это что? Какая-нибудь гадость? - говорю я, принимая, всё-таки, сигарету. - Это очень качественная гадость! - с видом знатока кивает он, всё ещё улыбаясь. А почему бы нет, чёрт побери? Это прочищает мозги. То есть, наоборот. Но зато всякие ненужные и тяжкие мысли точно вытесняет куда-то на задворки сознания. Когда я просплюсь завтра, то не буду себя чувствовать себя так паскудно! Я щёлкаю зажигалкой, держа сигарету губами. Затягиваюсь, передаю зажигалку Паулю. Вместо того чтоб взять её, он подаётся вперёд, перекатываясь на колени, потом привстаёт и прикуривает от моей сигареты. Вот ведь лентяй! Не хочет лишний раз пощёлкать своими драгоценными гитаристскими пальчиками! Его лицо на пару секунд освещается красноватым отблеском, его щёки втягиваются, когда он раскуривает. Он так близко. Я даже его дыхание могу почувствовать. Пивом пахнет. Судя по интенсивности запаха, он и до меня успел в холодильник слазить. Несколько раз. Пауль садится снова на колени, как самурай, и смотрит на меня, словно ожидая моей реакции. Я что, прыщавый подросток, чтоб как-то реагировать? Ну травка, и что? Хорошая травка. В теле тепло. Спокойно. А не пошла бы эта сука и вправду куда подальше? Чего гробить себе нервную систему? Я зажмуриваюсь. Хорошо. Вот так и буду тут сидеть, в этом мягком старом кресле, и пусть меня попытаются из него выковырять! - Пошло? - тихо и как-то заговорщически спрашивает он. Как же влом отвечать. Просто киваю. И правда хорошая трава. Мне даже, по большому счёту, пофиг, где он её достал. Укурюсь к едреней фене и буду дрыхнуть. И пусть ни одна сука не снится! Мы разные люди? Вот и ладушки! Вот и хорошо, да, мы разные! Я не для неё!... А она не для меня… Чёрт! Я затягиваюсь сильно и резко. Твою мать! Не стоило…
***
Он слишком резко затянулся и закашлялся. Я приподнимаюсь, стоя перед ним на коленях, и от души хлопаю его по округлившейся спине. Его голова как раз перед моим лицом. Его волосы пахнут дымом. Ноздри щекочет сладость наркотика, причудливо вплетаясь в горечь никотина. Я целую его макушку. Он распрямляется. Глаза у него такие смешные. Испугался, что ли? Или просто не ожидал? - Какого хрена, Пауль?! - гневно шипит он, всё ещё покашливая. - Да ладно! - примирительно пожимаю плечами я, бухаясь обратно задницей на пятки, - подумаешь! Я пошутил. - Шутки у тебя! - недовольно бурчит он, откидываясь на спинку кресла и снова затягиваясь. Опять повисает тишина. Его пальцы немного дрожат. Ресницы тоже. Чёрные ресницы и голубые глаза. Такое стекло есть, прозрачное и голубое. А ещё таким речной лёд бывает. Красиво. Я мягко кладу руку ему на колено. - Пауль… - бурчит он, но замолкает. Наверное, не знает, что сказать. Поэтому я говорю за него: - М? Тебе не удобно? - Ты это… - он сердито хмурится, потом кашляет пару раз. Наверное, ему стоит больших трудов, чтоб не сбросить мою руку, или чтоб не ёрзать. А может, ему просто лень ёрзать!
***
Жлобяра этот Пауль, вот он кто! Шутки у него - не поймёшь, где смеяться… Его широкая ладонь начинает гладить моё колено по кругу. Радиус всё шире. Потом ломается, вытягивается вдоль моего бедра… Чёрт… Чёрт… Ну что это ещё такое? - А что такого? - спрашивает он, его лапа невозмутимо пробирается всё выше. Меня душит дым. Голова плывёт… - Подумаешь! Мы ничего плохого не делаем… - его рука ползает, как медлительная ящерица, по складкам моих брюк. Там, где бёдра переходят в пах… Да, мы не делаем ничего плохого. Подумаешь, один мужик другого едва ли не по яйцам гладит! Что такого? Ха! А и чёрт с ним! Это, в конце концов, не больно. Если ему так хочется - пусть гладит… Я затягиваюсь сигареткой, глотая дым и чувствуя, как он плавает внутри меня. Пауль пробирается рукой мне под майку. Мой живот невольно вздрогнул. Щекотно… Чёрт… И приятно… Я разваливаюсь в кресле с видом сибарита. Давайте, ублажайте меня, гладьте, целуйте, я и пальцем не пошевелю. Надоело! Выкладываешься, выкладываешься! А потом "мы разные люди"! Пауль бросил окурок куда-то на пол, судя по всему, и его вторая ладонь присоединяется к первой. Они танцуют по моему животу и груди, словно пара фигуристов на льду… Так настойчиво и в то же время ласково. Приятно, блин… Хорошо… Я жмурюсь, словно кот у тёплой печки. Под кожей волнами разливается истома. Я докуриваю сигарету и выкидываю её, не глядя куда. Теперь ничего не отвлекает. Разве что банка в правой руке. Пауль пододвигается. Мне приходится раздвинуть ноги, чтоб он оказался ближе. А теперь кто-нибудь, хоть кто-нибудь, объяснит мне, какого хрена я раздвигаю ноги?! Он наклоняется вперёд и буквально присасывается к моей шее. Он лижет её вверх и вниз, играет острым кончиком языка, трогает, щекочет, ныряет в ямку между ключицами…Его живот трётся о мой пах, и я раздвигаю ноги ещё шире. Зачем?... Чёрт, Пауль, перестань… Нет, не останавливайся… Перестань… Не надо, продолжай… Я не шевелюсь. Мне хорошо и тепло. Жидкая горячая истома стекает с моих плеч и струится по венам вниз, вниз, вниз, вниз. Я как будто бы принимаю душ. Изнутри. Может, это всё ещё дым, а не моя кровь? Он касается моих губ языком, я невольно приоткрываю рот. Какого чёрта, мать твою?!
***
Он вздрагивает, будто его разбудили, вылив ему на голову ушат холодной воды. Открывает свои ледяные глаза. Взгляд обиженный и злой. Почему ты злишься? Разве тебе не хорошо? - Что не так? - тихо спрашиваю я, слегка отодвинувшись назад. - А по-твоему это всё нормально? - А что тут такого? - Что такого?! Мы же мужики оба! И как бы друзья… Не больше… - Так мы и не делаем ни… - Я это уже слышал сегодня раза три! - Шнайдер, - я прикасаюсь обеими ладонями к его лицу, смотрю ему в глаза, - если ты не хочешь, если тебе не приятно, то я уйду и ничего не буду помнить завтра. Голубой лёд подтаял. У него в глазах паника. Борьба. Он не знает, чего он хочет. То есть, знает. И я знаю. Но он просто боится. Почему ты меня боишься? Я твой друг. Самый близкий друг. Я ничего плохого тебе не сделаю. Я знаю, он не скажет ничего. Он не хочет, чтоб я ушёл. Но и не хочет признаваться самому себе в том, что… В том, что… Я не буду тебя целовать в губы, если ты не хочешь. Давай просто расслабимся. - Различий-то больших нет, - говорю я ему, ласково поглаживая его челюсть и подбородок, - вот ты глаза закрой, и просто забудь о том, что это - я. Это не я. Это вообще не мужчина. Ну давай, закрой. Он послушно прикрывает чёрной занавесью своё колкое холодное стекло цвета майского неба. Нервно поджимает губы. Я осторожно надавливаю ему на грудь, принуждая откинуться на спинку кресла. Он подчиняется и вздыхает. Глаза его закрыты, брови слегка нахмурены. - Вот. И не открывай. Вот увидишь, никакой разницы, - шепчу я ему. Задираю его майку ещё выше. Его тёмные небольшие соски напряглись, наверное, против воли хозяина. Он ненавидит сейчас своё тело, я знаю. Ничего, зато я боготворю это тело. Это драгоценность. А я ювелир. Самым кончиком языка я начинаю шлифовать маленькие круглые камешки его сосков. Я делаю это размеренно, всё ускоряясь. Мы оба с ним "ритмачи". Я знаю, какую власть имеет над ним ритм. Такую же, как надо мной. Я невольно прикрываю глаза. Я знаю, что он свои не открывает. Обхватываю губами сосок, втягиваю в себя. Тихий стон. Такой робкий, какой-то скромный. Не надо сдерживаться. Перестань. Ведь ничего постыдного. Я просто хочу, чтоб тебе было хорошо, чтоб все плохие мысли тебя оставили. Чтоб мысли о ней тебя оставили. Её здесь нет. Это я.
***
Так, это не Пауль… Это не он. Это вообще не мужчина. Правда, никакой разницы. Она меня ласкала почти так же. Нет, не почти. Пусть будет - так же. Это она. Она меня нашла, приехала сюда, чтоб извиниться. Давай, извиняйся, сучка… Язык играет с моим пупком. О чёрт… Это что-то новенькое… По кругу и опять ныряет в ямку, губы прихватывают волоски и слегка оттягивают их. Хватит уже прелюдий! Давай, детка, сделай… Кровь накатывает волнами, вызывая напряжение, которое отдаёт в поясницу, стреляет короткими вспышками по позвоночнику. Брюки упираются в напрягшийся член почти болезненно. Чёрт, всё, мне надоело… Я протягиваю руку, на ощупь расстёгиваюсь. Чужая горячая ладонь сразу же ложится туда, куда нужно. Ещё толчок крови, по телу вверх поднимается щекочущая волна, я даже слегка передёргиваюсь. Как хорошо. Я приоткрываю рот. Мне плевать, что начинаю стонать почти в голос. Я никогда не стонаю громко… Ну давай, детка, что ты всё ломаешься! Давай, пожалуйста…
***
Его нетерпеливая рука нервно, с дрожью, расстёгивает ширинку его брюк, потом приспускает резинку трусов. Я всё знаю, Кристоф, я сам. Ну что ты так торопишься? Я никуда не денусь. Я тут. Я твой. Ты мой. Всё для тебя, всё… Наши руки толкаются, путаются, мешают друг другу, словно невестка и свекровь в маленькой кухне. Мы сейчас тоже в маленькой кухне. Никого. Ночь. Свет не включили. Ты мой полностью. Какой ты красивый. Я осторожно, не грубо, чтоб не разрушить чар дыма, отодвигаю его руку в сторону, беру его напряжённый член в ладонь, обхватываю мягко, но плотно. У меня вспотели руки. Кристоф дрожит. Мелко-мелко, всем телом. Его красиво очерченные губы приоткрыты. Влажно поблескивают зубы и язык. Я так хочу поцеловать этот рот. Но нельзя. Пока нельзя. Не открывай глаза… Сначала только самый кончик. Губами. Потом присасываю. Осторожно. Дразню. Трогаю языком. Кожица тонкая, нежная. Такая горячая. Гладкая. Чёрт. Ты весь мой. Весь. Кристоф сипло дышит открытым ртом. То и дело прорывается стон. Тихий, хриплый, низкий. Не такой, как у Рихарда. К чёрту Рихарда! Его сейчас здесь нет. И не нужно. Не открывай глаза. Не открывай. Тогда ты останешься моим навсегда. Ритм владеет нами обоими. Я хочу тебя ещё больше. Так сильно, что просто готов растерзать. Как можно глубже. Ещё глубже…Господи! До самой глотки, чёрт побери! Я хочу с тобой слиться. Не открывай глаза… Он подаётся вперёд, обхватывает мою шею руками. Тише, сломаешь! Да и чёрт с ним. Ломай. Раздави меня к чертям собачьим! У тебя такие сильные руки. Задуши меня… Он начинает двигаться мне навстречу. Так же ритмично. Сильно. Резко. Чётко, будто вмазал свой самый убойный бит. Господи, если б я только мог ещё сильнее… Старое плетёное кресло скрипит, как мне кажется, просто оглушительно. Почти пустая банка с жестяным скрежетом сминается в его сильной потной ладони. Потом звякает об пол. Он дрожит. Мои волосы трутся о его голый поджарый живот. Я вцепляюсь в его спину. Мы звери. Мы просто жрём друг друга. Ты мой. Мой. Убью. Уничтожу. Да…
***
Немного осталось, я чувствую. Сейчас просто сдохну. Голова плывёт. Дым, дым вместо крови. Я, кажется, рычу. Я не понимаю, чей это голос. О господи. Да, детка, умница, давай…Сильнее! Мать твою, сучка, давай, не скромничай! Насмерть затрахаю… Я стиснул челюсти до судороги. Свело плечи. Кажется, я слишком сильно её сжал. Задохнётся же… Потом отпущу, чуть позже. Немножко ещё. Давай же… Господи, она просто богиня. Тонкая кожица головки скользит по ребристому твёрдому нёбу, втыкается в подрагивающую плоть мягкого, а снизу её обнимает шершавый сильный язык. Это горячий вакуум. У меня ни одной мысли. Я исчез. Меня нет. Давай, милая моя. Ты богиня. Чудовище. Давай, я сдохнуть хочу… Ещё. Ещё. Ещё немножечко… Волосы. Жёсткие, коротко стриженные. Я вцепился в них уже давно, но ощутил только сейчас. Я даже знаю, какого они цвета. Я знаю, что это - не она! Господи! Что я делаю!
***
Он отпихивает меня, сгибается и стискивает руками мокрый от моей слюны горячий член. На лице Кристофа прорезается выражение муки. Белёсое и горячее вязко выплескивается в его ладонь. Он тяжело дышит. Дрожит. Опускает голову. Я пододвигаюсь. Он поднимает голову. Я невольно замираю. Сколько ненависти, обиды и разочарования застыло в этом синем льду. Ну что я сделал не так? - Пауль, какого, мать твою, хрена мы сейчас делали?! - очень тихо рычит он. - Кристоф, но ведь… - Не называй меня Кристофом, ясно! - он отпихнул меня так сильно, что я повалился на спину. Сам он бросился к мойке и, врубив воду на всю катушку, сначала вымыл руки, а потом стал замывать несколько пятен, оказавшихся на брюках. Очень сосредоточенно, усиленно трёт. Его плечи дрожат. Голова опущена. Он плачет?! Я поднимаюсь и медленно приближаюсь к нему. Кладу руку на плечо и тихо спрашиваю: - Ты плачешь? Он неожиданно поворачивается ко мне, его рот перекошен в страшном оскале. Я действительно испугался. Он взревел, схватил меня за грудкИ и прижал к стене. Его отведённую для удара руку я заметил лишь через несколько секунд. Потому что он не ударил. Замер. У него слёзы в глазах. Губы дрожат вокруг стиснутых зубов. - Сввввволочь… - процедил он, - ты… ты… Пидор несчастный! Ты, маленький гадёныш, какого чёрта?! Я смотрю на него во все глаза. Как больно. Нет, не физически. Мне дышать трудно. Почему ты так?... Ну что плохого я сделал? Я тебя ненавижу. Убью. Но я не двигаюсь. Он тоже не двигается. Только дрожат губы и блестят слёзы. Лёд тает. Он опускает руки. - Ну зачем ты? Какого хрена?... - тихо говорит он. Потом отворачивается, прячет лицо в ладонях и плачет. Он такой растерянный. Он потерялся. Он не знает, что случилось, как себя теперь чувствовать. Что он думает обо мне? Я хочу обнять его и не отпускать. Обнимаю и не отпускаю. - Зачем ты это сделал? Ты меня специально обкурил, чтоб я слетел с катушек? Зачем тебе было это нужно? - с усилием выговаривает он, когда его плач немного стихает, - ты мною просто воспользовался. В кого ты меня превратил?... Я теперь буду себя каким-то грязным пидором чувствовать… - Так не чувствуй, - просто говорю я. Он смотрит на меня недоверчивым обиженным ребёнком. Он красивый даже когда плачет. - Если ты не будешь себя чувствовать "грязным пидором", то ты им не будешь! - говорю я, - ты не грязный, пока сам себя не начнёшь таковым считать. Ты очень красивый. Ты самый лучший. - Не надо, - почему-то говорит он, прижимаясь ко мне. Его брови изогнуты так страдальчески, что мне даже немного смешно становится. Ну что за трагедия? Просто ты узнал о себе сегодня что-то доселе неизвестное, ненавистное и запретное. А я, наверное, в тебя немножечко, совсем чуть-чуть влюбился. - Пауль. Ну мы ведь… не… нуу… - спрашивает он то ли испуганно, то ли с надеждой. - Шнайдер, запомни. Это всё значит только то, что это значит, - ответил я, глядя в самые его глаза. Самые прекрасные глаза на свете. Улыбаюсь. Мы обнимаемся по-дружески. Я с тобой. Я всегда с тобой. Я тебе помогу, и ты перестанешь бояться. - Пауль. - М? - Ты знаешь… Ты можешь звать меня Кристофом, если хочешь… Я больше не чувствую запаха дыма.
© by draw
Анна Степнова,
02-12-2009 14:59
(ссылка)
Тексты песен ОТТО ДИКС
Into my arms.
My steps, within
Three feet, elsewhere
They say, don't dare
Don't leave that square
My will, their will
Can move, stand still
My part, no heart
I must fulfil
Like a rising monster
All veiled in grey
See the walls of dawn
They warn you of the day
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Their will, my will
Just act, don't feel
Their kind, my kind
Brought me to heel
Accused of something
Nothing, all alone
I had to bang the nails
Into my head, the guilty one
Like a rising monster
All veiled in grey
See the walls of dawn
They warn you of the day
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms/
Three feet, elsewhere
They say, don't dare
Don't leave that square
My will, their will
Can move, stand still
My part, no heart
I must fulfil
Like a rising monster
All veiled in grey
See the walls of dawn
They warn you of the day
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Their will, my will
Just act, don't feel
Their kind, my kind
Brought me to heel
Accused of something
Nothing, all alone
I had to bang the nails
Into my head, the guilty one
Like a rising monster
All veiled in grey
See the walls of dawn
They warn you of the day
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms
Come back my dream
Into my arms into my arms/
Что ты ищешь?
Ты движешься сквозь тени к свету дня.
Не знаешь и не ведаешь меня.
И то, что видишь, лишь обман и ложь,
Но ты пока что это не поймешь.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Тебя я не оставлю, верь же мне,
Ведь я - твоя обитель на земле.
И словно в омут в счастье окунись,
Взгляни назад и вновь ко мне вернись.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Тихонечко закрой свои глаза.
Борись, иначе ты сойдешь с ума.
Сейчас ты одинок во тьме ночной.
Так дай же руку и пойдем со мной.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Не знаешь и не ведаешь меня.
И то, что видишь, лишь обман и ложь,
Но ты пока что это не поймешь.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Тебя я не оставлю, верь же мне,
Ведь я - твоя обитель на земле.
И словно в омут в счастье окунись,
Взгляни назад и вновь ко мне вернись.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Тихонечко закрой свои глаза.
Борись, иначе ты сойдешь с ума.
Сейчас ты одинок во тьме ночной.
Так дай же руку и пойдем со мной.
Я дам тебе, что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Что ты ищешь, о чем мечтаешь,
Что ночами призываешь.
Обними, пойдем со мною,
Я глаза тебе открою.
Атомная зима.
Без окон стоят слепые дома.
У заброшенных фабрик играют дети.
И в руках у них - шелковые плети.
Атомная зима.
Над белой землей колышется тьма.
У разрушенных храмов стоят блудницы.
И у всех у них латексные лица.
Падает снег с черных небес.
Дремлет под ним обугленный лес.
Эта зима - в душах людей.
Это - зима жизни моей.
Атомная зима.
Заморозила сердце и лишила сна.
Мир от вспышки ослеп, от взрыва оглох,
И над миром царит хромированный Бог.
Падает снег с черных небес.
Дремлет под ним обугленный лес.
Эта зима - в душах людей.
Это - зима жизни моей.
Без окон стоят слепые дома.
У заброшенных фабрик играют дети.
И в руках у них - шелковые плети.
Атомная зима.
Над белой землей колышется тьма.
У разрушенных храмов стоят блудницы.
И у всех у них латексные лица.
Падает снег с черных небес.
Дремлет под ним обугленный лес.
Эта зима - в душах людей.
Это - зима жизни моей.
Атомная зима.
Заморозила сердце и лишила сна.
Мир от вспышки ослеп, от взрыва оглох,
И над миром царит хромированный Бог.
Падает снег с черных небес.
Дремлет под ним обугленный лес.
Эта зима - в душах людей.
Это - зима жизни моей.
Болезнь.
Смертельным недугом Земля поражена.
Медленно, мучительно погибает она.
На теле мира расцветают язвы-города.
В венах-реках загнивает бурая кровь-вода.
Кислотными слезами небо рыдает.
Жирный дым легкие планеты разъедает.
В теле мира ветвятся метастазы дорог.
И давно превышен максимальный болевой порог.
Люди - болезнь
На коже Земли.
Творенья венцом
Стать не смогли.
Но природа мудра, победить бы смогла
Свой недуг, создавая антитела
Из пропана, титана, водорода, урана.
Затянулась бы со временем каждая рана.
Но смертельные вирусы сами помогают ей -
Все антитела уже созданы руками людей.
Люди - болезнь
На коже Земли.
Творенья венцом
Стать не смогли
Медленно, мучительно погибает она.
На теле мира расцветают язвы-города.
В венах-реках загнивает бурая кровь-вода.
Кислотными слезами небо рыдает.
Жирный дым легкие планеты разъедает.
В теле мира ветвятся метастазы дорог.
И давно превышен максимальный болевой порог.
Люди - болезнь
На коже Земли.
Творенья венцом
Стать не смогли.
Но природа мудра, победить бы смогла
Свой недуг, создавая антитела
Из пропана, титана, водорода, урана.
Затянулась бы со временем каждая рана.
Но смертельные вирусы сами помогают ей -
Все антитела уже созданы руками людей.
Люди - болезнь
На коже Земли.
Творенья венцом
Стать не смогли
Вальс.
Только узкие улицы, нет площадей,
Только серые толпы незрячих людей.
В этом городе пыльном боюсь заплутать,
И таким же незрячим со временем стать.
Попытаться друг друга найти нелегко.
Пыль въедается в наши глаза глубоко.
И вокруг - только холод и ложный покой.
Посмотри на меня, будь со мной, будь со мной!
Я одинок, ты одинок,
Нам не сделать шаг навстречу друг другу.
Каждый из нас танцует вальс
С собственной тенью по кругу, по кругу.
Не страдаю, не лгу, не хочу, не терплю,
Не надеюсь, не плачу, не жду, не люблю.
Но пытаюсь упорно сильней и сильней
Дотянуться рукой до закрытых дверей.
Задыхаюсь, боюсь, что в толпе утону,
Только слезы твои не пускают ко дну.
Одиноки в толпе, одиноки вдвоем,
Мы, друг друга не слыша, друг другу поем.
Я одинок, ты одинок,
Нам не сделать шаг навстречу друг другу.
Каждый из нас танцует вальс
С собственной тенью по кругу, по кругу.
Только серые толпы незрячих людей.
В этом городе пыльном боюсь заплутать,
И таким же незрячим со временем стать.
Попытаться друг друга найти нелегко.
Пыль въедается в наши глаза глубоко.
И вокруг - только холод и ложный покой.
Посмотри на меня, будь со мной, будь со мной!
Я одинок, ты одинок,
Нам не сделать шаг навстречу друг другу.
Каждый из нас танцует вальс
С собственной тенью по кругу, по кругу.
Не страдаю, не лгу, не хочу, не терплю,
Не надеюсь, не плачу, не жду, не люблю.
Но пытаюсь упорно сильней и сильней
Дотянуться рукой до закрытых дверей.
Задыхаюсь, боюсь, что в толпе утону,
Только слезы твои не пускают ко дну.
Одиноки в толпе, одиноки вдвоем,
Мы, друг друга не слыша, друг другу поем.
Я одинок, ты одинок,
Нам не сделать шаг навстречу друг другу.
Каждый из нас танцует вальс
С собственной тенью по кругу, по кругу.
Ветер.
Хмурое небо, замёрзшие птицы, длинные зимы, короткое лето.
Мрачный пейзаж – это наследство эпохи, гасившей источники света.
В трубах молчанья пульсирует время, эхо свободы корёжит железо.
Сердце настроено на передачу звуков рождающейся Марсельезы.
Глушат эфир, экранируют мысли вестники зла, исполины забвения,
Но к цели идут посланники гнева, история вновь начинает движенье.
Новые дни ретранслирует память, приём информации круглые сутки.
Мы в лабиринте событий и фактов, прежним кумирам становится жутко.
Время. Ветер. Время. Ветер.
В слаженном гуле ликующей массы неразличимы остались до срока
Наёмники смерти с улыбкой мутанта и пасынки неотвратимого рока.
Взорвано небо светом салюта, но в голосе века – тревожные ноты.
Специалисты по сновидениям не прекращают своей работы.
Время. Ветер. Время. Ветер.
Мрачный пейзаж – это наследство эпохи, гасившей источники света.
В трубах молчанья пульсирует время, эхо свободы корёжит железо.
Сердце настроено на передачу звуков рождающейся Марсельезы.
Глушат эфир, экранируют мысли вестники зла, исполины забвения,
Но к цели идут посланники гнева, история вновь начинает движенье.
Новые дни ретранслирует память, приём информации круглые сутки.
Мы в лабиринте событий и фактов, прежним кумирам становится жутко.
Время. Ветер. Время. Ветер.
В слаженном гуле ликующей массы неразличимы остались до срока
Наёмники смерти с улыбкой мутанта и пасынки неотвратимого рока.
Взорвано небо светом салюта, но в голосе века – тревожные ноты.
Специалисты по сновидениям не прекращают своей работы.
Время. Ветер. Время. Ветер.
Война.
Смотри на меня, слушай внимательно,
Делай, что я говорю сознательно.
И подчиняйся мне добровольно,
Даже если от этого больно.
Я знаю все, о чем ты мечтаешь,
Что ты стыдливо себе запрещаешь.
Мне бесполезно сопротивляться,
Проще и правильней сразу же сдаться.
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Смотри на меня, когда я говорю,
Я склонюсь к тебе и повторю.
Ты побежишь, куда я укажу,
И скажешь то, что я тебе скажу.
Заплачешь, если я обижу,
Возненавидишь тех, кого я ненавижу,
Улыбнешься, если я улыбнусь,
А если убьешь меня, я тенью вернусь.
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Делай, что я говорю сознательно.
И подчиняйся мне добровольно,
Даже если от этого больно.
Я знаю все, о чем ты мечтаешь,
Что ты стыдливо себе запрещаешь.
Мне бесполезно сопротивляться,
Проще и правильней сразу же сдаться.
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Смотри на меня, когда я говорю,
Я склонюсь к тебе и повторю.
Ты побежишь, куда я укажу,
И скажешь то, что я тебе скажу.
Заплачешь, если я обижу,
Возненавидишь тех, кого я ненавижу,
Улыбнешься, если я улыбнусь,
А если убьешь меня, я тенью вернусь.
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Я твое отраженье,
Я твои ложь и сомненья,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить,
И не переубедить,
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной!
Гленофобия.
Ты соткан весь из шелкового льда
И кровь твоя - застывшая вода.
Ты пишешь стих отточенным пером,
Мой нежный бог, жестокий мой Пьеро.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
Я так хочу дарить тебе тепло,
Но плоть моя - замерзшее стекло.
Одушевлен - а, значит, я живу,
Живу тобой во сне и наяву.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
Чудесный принц с фарфоровым лицом
Подарен мне заботливым Творцом.
Но я боюсь в глаза твои смотреть,
И чем так жить, мне лучше умереть.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
И кровь твоя - застывшая вода.
Ты пишешь стих отточенным пером,
Мой нежный бог, жестокий мой Пьеро.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
Я так хочу дарить тебе тепло,
Но плоть моя - замерзшее стекло.
Одушевлен - а, значит, я живу,
Живу тобой во сне и наяву.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
Чудесный принц с фарфоровым лицом
Подарен мне заботливым Творцом.
Но я боюсь в глаза твои смотреть,
И чем так жить, мне лучше умереть.
И волен ты продлить мое страданье,
Разбить мечты о ласковом признанье.
************************************
Земля
Твоя земля не ждёт тебя.
Не любя,
Гонит прочь сыновей от себя.
Ей не нужны те, кто ходит по ней.
Ей наплевать на своих сыновей.
И им друг на друга тоже плевать.
Они жестоки так же, как их мать.
Твоя земля ненавидит тебя.
Не любя,
Не вернёт сыновьям себя.
Твоя земля обнимет тебя.
И любя,
Примет прах сыновей в себя.
Ей так нужны те, кто ходит по ней.
Она убаюкает своих сыновей.
В каменном ложе так сладко спать.
Всех нас ждёт бесплодная мать
Не любя,
Гонит прочь сыновей от себя.
Ей не нужны те, кто ходит по ней.
Ей наплевать на своих сыновей.
И им друг на друга тоже плевать.
Они жестоки так же, как их мать.
Твоя земля ненавидит тебя.
Не любя,
Не вернёт сыновьям себя.
Твоя земля обнимет тебя.
И любя,
Примет прах сыновей в себя.
Ей так нужны те, кто ходит по ней.
Она убаюкает своих сыновей.
В каменном ложе так сладко спать.
Всех нас ждёт бесплодная мать
Каменный ангел.
Я к тебе приходил каждую ночь,
Со слезами молил тебя мне помочь,
Ты меня молча слушал,
А я молча ждал,
И всё глубже мне в душу вплавлялся металл ...
Я к тебе прикасался, ты не отвечал,
Я тебе признавался - ты также молчал,
Ненавидеть, убить, не могу не хочу,
Лишь губами прижмусь к ледяному плечу ...
Твоё тело из камня - моё из воды,
И к утру на траве высыхают следы,
Я стою вдалеке
И смотрю на людей,
Что в кружок собрались
У могилы твоей
Со слезами молил тебя мне помочь,
Ты меня молча слушал,
А я молча ждал,
И всё глубже мне в душу вплавлялся металл ...
Я к тебе прикасался, ты не отвечал,
Я тебе признавался - ты также молчал,
Ненавидеть, убить, не могу не хочу,
Лишь губами прижмусь к ледяному плечу ...
Твоё тело из камня - моё из воды,
И к утру на траве высыхают следы,
Я стою вдалеке
И смотрю на людей,
Что в кружок собрались
У могилы твоей
Красота.
В ладонях моих гнездится тоска.
По венам стекают струйки песка.
Шлейфом за мной вороний грай.
И мне остаётся лишь уверовать в рай.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Нам всем красота - отрада для глаз.
Но вечно она не сияет для нас.
К любой красоте приходит закат.
И мне остаётся лишь уверовать в ад.
Себя не могу из осколков собрать.
И Бог запретил красивым мне стать.
Мне Бог запретил красивых любить.
И мне остаётся лишь заживо гнить.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Я так некрасив, я так некрасив, я так
некрасив, я так...
По венам стекают струйки песка.
Шлейфом за мной вороний грай.
И мне остаётся лишь уверовать в рай.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Нам всем красота - отрада для глаз.
Но вечно она не сияет для нас.
К любой красоте приходит закат.
И мне остаётся лишь уверовать в ад.
Себя не могу из осколков собрать.
И Бог запретил красивым мне стать.
Мне Бог запретил красивых любить.
И мне остаётся лишь заживо гнить.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Ведь я так некрасив, я так некрасив.
Я так некрасив, я так некрасив, я так
некрасив, я так...
Нож.
Ты стоял и курил,
Молча в воду глядел.
Я же не подходил,
Шевельнуться не смел.
Нет, я не подойду,
Нет, ты не подойдёшь.
По песку я бреду,
Унося в сердце нож.
Ветер босый гулял
По сырому песку.
Ты мой взгляд ощущал,
мою боль и тоску.
Нет, я не подойду,
Нет, ты не подойдёшь.
По песку я бреду,
Унося в сердце нож.
Молча в воду глядел.
Я же не подходил,
Шевельнуться не смел.
Нет, я не подойду,
Нет, ты не подойдёшь.
По песку я бреду,
Унося в сердце нож.
Ветер босый гулял
По сырому песку.
Ты мой взгляд ощущал,
мою боль и тоску.
Нет, я не подойду,
Нет, ты не подойдёшь.
По песку я бреду,
Унося в сердце нож.
Орфей.
Сколько стихов, не тебе посвящённых,
Рвал я в кровавые клочья руками,
Ждал знаков судьбы верою освящённых
Блуждая во тьме преисподней веками.
Ты побежать за мною по снегу
Вряд ли захочешь, и вряд ли сумеешь.
Ты превратишься из Альфы в Омегу
И в сердце моём потихоньку истлеешь.
Я - Орфей, а ты моя Эвридика,
Но ты остаёшься в снежном аду,
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Нас за руку тени берут,провожая,
И молча ведут за собой в бесконечность.
Изящно тебя от меня отрывая,
Даря одиночества стылую вечность.
Я годы потратил на поиски счастья,
Спускаясь в Аид, на Олимп поднимаясь.
Любовь - это зверь с окровавленной пастью
Мы гибнем поймать его тщетно пытаясь.
Я - Орфей, а ты моя Эвридика,
Но ты остаёшься в снежном аду,
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Рвал я в кровавые клочья руками,
Ждал знаков судьбы верою освящённых
Блуждая во тьме преисподней веками.
Ты побежать за мною по снегу
Вряд ли захочешь, и вряд ли сумеешь.
Ты превратишься из Альфы в Омегу
И в сердце моём потихоньку истлеешь.
Я - Орфей, а ты моя Эвридика,
Но ты остаёшься в снежном аду,
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Нас за руку тени берут,провожая,
И молча ведут за собой в бесконечность.
Изящно тебя от меня отрывая,
Даря одиночества стылую вечность.
Я годы потратил на поиски счастья,
Спускаясь в Аид, на Олимп поднимаясь.
Любовь - это зверь с окровавленной пастью
Мы гибнем поймать его тщетно пытаясь.
Я - Орфей, а ты моя Эвридика,
Но ты остаёшься в снежном аду,
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Я отвернусь, цепенея от крика,
И не оглядываясь, уйду.
Пандемониум.
Морем рук
Левиафан управляет.
Тихий звук
Ядом в плоть проникает.
В сердце иней,
Расцветая, не тает.
Стать богиней
Замарашка мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Морем ртов
Асмодей управляет.
Кто готов,
Тот свой путь оставляет.
В сердце иней,
Расцветая, не тает.
Стать рабыней
Королева мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Морем глаз
Люцифер управляет.
Кто ждёт нас,
Тот нас и убивает.
В сердце иней,
Осыпаясь, растает.
Стать мужчиной
Андрогин не мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Левиафан управляет.
Тихий звук
Ядом в плоть проникает.
В сердце иней,
Расцветая, не тает.
Стать богиней
Замарашка мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Морем ртов
Асмодей управляет.
Кто готов,
Тот свой путь оставляет.
В сердце иней,
Расцветая, не тает.
Стать рабыней
Королева мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Морем глаз
Люцифер управляет.
Кто ждёт нас,
Тот нас и убивает.
В сердце иней,
Осыпаясь, растает.
Стать мужчиной
Андрогин не мечтает.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Мы даём вам смысл,
Мы ваш разум стираем,
Мы продаём вам мысли,
И вы платите раем,
Мы даём вам воду,
Мы кормим вас хлебом,
Мы продаем свободу,
И вы платите небом.
Романс.
Ты меня будешь жалеть,
Болью кожу пронзать,
Сам принесу тебе плеть,
Буду в глаза смотреть,
Буду молча я ждать,
Буду молча я ждать.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Мне тебя не полюбить,
Пальцы словно ножи,
Буду с тобой говорить,
Буду тебя просить
В дар принять мою жизнь,
В дар принять мою жизнь.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла.
Но тебя ещё нет
Или всё же была
Я не заметил твой след
Свой не нашёл ответ.
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Болью кожу пронзать,
Сам принесу тебе плеть,
Буду в глаза смотреть,
Буду молча я ждать,
Буду молча я ждать.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Мне тебя не полюбить,
Пальцы словно ножи,
Буду с тобой говорить,
Буду тебя просить
В дар принять мою жизнь,
В дар принять мою жизнь.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла.
Но тебя ещё нет
Или всё же была
Я не заметил твой след
Свой не нашёл ответ.
Светом будет мне мгла.
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла,
Светом будет мне мгла.
Сказка странствий.
Над твоею головою
Нет давно родных небес,
И вокруг тебя стеною
Заводских труб мёртвый лес.
Ты небрежно запахнёшь
Свой запылённый серый плащ.
Ветер носит средь развалин
Еле слышный детский плач.
Сказка странствий - зов печальный,
Он звучит, вдаль маня.
Сказка странствий - песнь скитаний
Для тебя, для меня.
Неотступно и тихонько
За тобой идёт чума,
Тень ее ложится шалью
На дороги и дома.
Но ты веришь, где-то встретит
И тебя весенний луч,
И ты вновь увидишь солнце
Меж радиоактивных туч.
Сказка странствий - зов печальный,
Он звучит, вдаль маня.
Сказка странствий - песнь скитаний
Для тебя, для меня.
Нет давно родных небес,
И вокруг тебя стеною
Заводских труб мёртвый лес.
Ты небрежно запахнёшь
Свой запылённый серый плащ.
Ветер носит средь развалин
Еле слышный детский плач.
Сказка странствий - зов печальный,
Он звучит, вдаль маня.
Сказка странствий - песнь скитаний
Для тебя, для меня.
Неотступно и тихонько
За тобой идёт чума,
Тень ее ложится шалью
На дороги и дома.
Но ты веришь, где-то встретит
И тебя весенний луч,
И ты вновь увидишь солнце
Меж радиоактивных туч.
Сказка странствий - зов печальный,
Он звучит, вдаль маня.
Сказка странствий - песнь скитаний
Для тебя, для меня.
Сон разума.
Лестницы, подвалы, темные углы,
Губы в кровь, стигматы, руки, пауки,
Ножницы и бритвы, острие иглы,
Слабое дыхание, узкие зрачки.
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Выхода не будет, тела западня,
Боли бесконечность, Боже, помоги!
Черное на красном, языки огня,
Лестницы, ступени, беги, беги, беги...
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Нам подарят утешенье Белая фея, Зеленая фея.
Исцеленье, успокоенье
И грехов всех отпущенье.
Нервы, ногти, слезы, ужас и тоска,
Злоба, крики, хрипы, паника и стыд.
Шорох за спиною, на плече рука,
Кто-то прикасается, смотрит и молчит.
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
В трубке телефонной дышит тишина,
Тень за занавеской, шепот и шаги,
И в затылок смотрит полная луна,
Лестница не кончится. Беги, беги, беги...
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Нам подарят утешенье Белая фея, Зеленая фея.
Исцеленье, успокоенье
И грехов всех отпущенье.
Губы в кровь, стигматы, руки, пауки,
Ножницы и бритвы, острие иглы,
Слабое дыхание, узкие зрачки.
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Выхода не будет, тела западня,
Боли бесконечность, Боже, помоги!
Черное на красном, языки огня,
Лестницы, ступени, беги, беги, беги...
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Нам подарят утешенье Белая фея, Зеленая фея.
Исцеленье, успокоенье
И грехов всех отпущенье.
Нервы, ногти, слезы, ужас и тоска,
Злоба, крики, хрипы, паника и стыд.
Шорох за спиною, на плече рука,
Кто-то прикасается, смотрит и молчит.
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
В трубке телефонной дышит тишина,
Тень за занавеской, шепот и шаги,
И в затылок смотрит полная луна,
Лестница не кончится. Беги, беги, беги...
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.
Нам подарят утешенье Белая фея, Зеленая фея.
Исцеленье, успокоенье
И грехов всех отпущенье.
Старик.
На листьях опавших дождь пишет дневник,
На тучи свинцовые смотрит старик.
Дождь кончится так же, как лето прошло,
Но никогда больше не будет тепло.
В свой дом одинокий вернется старик,
На гвоздик повесит он свой дождевик.
Смахнет пыль с пластинки, нальет себе чай,
И вспомнит навеки исчезнувший май.
На цыпочках в комнату входит зима,
В последней строке точку ставит она.
Над морем свинцовым затих чайки крик,
Среди теней дремлет уставший старик...
На тучи свинцовые смотрит старик.
Дождь кончится так же, как лето прошло,
Но никогда больше не будет тепло.
В свой дом одинокий вернется старик,
На гвоздик повесит он свой дождевик.
Смахнет пыль с пластинки, нальет себе чай,
И вспомнит навеки исчезнувший май.
На цыпочках в комнату входит зима,
В последней строке точку ставит она.
Над морем свинцовым затих чайки крик,
Среди теней дремлет уставший старик...
Усталость металла.
Аксиомы творенья
Нерушимых основ
Подвергают сомненью
Повелители снов.
И титан заржавеет,
Его ветром развеет.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
Разум наш принимает
Бесконечность войны,
А душа убегает
В техногенные сны.
Ничего не желаем,
Глаза закрываем.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
Дотянуться руками
Мы до звезд не смогли,
Под слепыми глазами
Рвы морщин залегли.
Все напрасно и бренно,
Все становится тленом.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
...Понижение предела выносливости металла или сплава
При одновременном воздействии циклических напряжений
И коррозионной среды – это...
Это усталость металла...
Это усталость металла...
Нерушимых основ
Подвергают сомненью
Повелители снов.
И титан заржавеет,
Его ветром развеет.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
Разум наш принимает
Бесконечность войны,
А душа убегает
В техногенные сны.
Ничего не желаем,
Глаза закрываем.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
Дотянуться руками
Мы до звезд не смогли,
Под слепыми глазами
Рвы морщин залегли.
Все напрасно и бренно,
Все становится тленом.
Плоть металла слабей.
Плазма крови моей
Обращается в лед,
И металл устает.
...Понижение предела выносливости металла или сплава
При одновременном воздействии циклических напряжений
И коррозионной среды – это...
Это усталость металла...
Это усталость металла...
Фетишизм.
Мы растим себе вторую кожу,
И под нею трепещет новая плоть.
По ночам нас греховные мысли тревожат,
И за это нас не любит Господь.
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Полюбуйтесь на нас, мы ведь с вами похожи,
И как вы, мы привыкли богам изменять.
Наши души затянуты в чёрную кожу,
И в безбожии нас так легко обвинять!
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Мы рабов и хозяев себе выбираем.
Сознаваясь в грехах, на коленях стоим,
И мы руки в мольбе к небесам простираем,
Но господь всё простит лишь любимцам своим.
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Вы такие же точно, как мы, фетишисты!
И молитвы читая с трудом по слогам,
Вы ласкаете взглядом покровы Пречистой,
Припадая губами к пронзённым ногам…
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
И под нею трепещет новая плоть.
По ночам нас греховные мысли тревожат,
И за это нас не любит Господь.
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Полюбуйтесь на нас, мы ведь с вами похожи,
И как вы, мы привыкли богам изменять.
Наши души затянуты в чёрную кожу,
И в безбожии нас так легко обвинять!
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Мы рабов и хозяев себе выбираем.
Сознаваясь в грехах, на коленях стоим,
И мы руки в мольбе к небесам простираем,
Но господь всё простит лишь любимцам своим.
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Вы такие же точно, как мы, фетишисты!
И молитвы читая с трудом по слогам,
Вы ласкаете взглядом покровы Пречистой,
Припадая губами к пронзённым ногам…
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Грешники, грешники,
Кайтесь!
И от идолов своих
Отрекайтесь!
Фиксация снов.
Мучат людей от зари до зари
Глазами зверей из стекла фонари.
Фиксация снов на бумаге из льда
И мост заполняет золотая вода.
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
С неба руками звезд не хватать,
Разумные мысли с бредом мешать.
В глазницах сплетать венки из червей
И в лоб целовать погибших детей.
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Стекаются тени к центру Вселенной
Становится сказка легендой нетленной
Фиксация снов на бумаге из воска
И жизнь прерывает стальная полоска
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Вернувшись из рая,любить не уметь
В грязи умирая,хрипеть,а не петь
Боясь шевельнуться,во сне танцевать
И мертвых детей в лоб целовать
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Глазами зверей из стекла фонари.
Фиксация снов на бумаге из льда
И мост заполняет золотая вода.
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
С неба руками звезд не хватать,
Разумные мысли с бредом мешать.
В глазницах сплетать венки из червей
И в лоб целовать погибших детей.
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Стекаются тени к центру Вселенной
Становится сказка легендой нетленной
Фиксация снов на бумаге из воска
И жизнь прерывает стальная полоска
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Вернувшись из рая,любить не уметь
В грязи умирая,хрипеть,а не петь
Боясь шевельнуться,во сне танцевать
И мертвых детей в лоб целовать
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Фиксация снов
Черно- белое.
Росчерк черным по бумаге - словно бритвою по вене,
Черно-бело-красный флаг над головой - как зов к измене.
В небе черные кресты голубоглазой белой расы.
В крематориях сжигают тонны порченого мяса.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
Четкий профиль, черный китель, крыльев сталь средь туч сияет,
Страх в глазах пятном кровавым на поверхность проступает.
Злые черные собаки по ту сторону решетки,
Злые черствые насмешки - как удары мокрой плетки.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
Семь грехов, пороков смертных - разноцветные уроды,
Дети в желтых платьях прячутся среди больной природы.
Переломанные куклы в карты за столом играют,
В ядовитом дыме тени свою жатву собирают.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
Черно-бело-красный флаг над головой - как зов к измене.
В небе черные кресты голубоглазой белой расы.
В крематориях сжигают тонны порченого мяса.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
Четкий профиль, черный китель, крыльев сталь средь туч сияет,
Страх в глазах пятном кровавым на поверхность проступает.
Злые черные собаки по ту сторону решетки,
Злые черствые насмешки - как удары мокрой плетки.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
Семь грехов, пороков смертных - разноцветные уроды,
Дети в желтых платьях прячутся среди больной природы.
Переломанные куклы в карты за столом играют,
В ядовитом дыме тени свою жатву собирают.
Самые прекрасные цветы растут из грязи,
Самые прекрасные люди - это мрази,
Самые падшие из женщин неприступны,
Самые благие деяния преступны.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
