«Боги нередко, облекшиеся в образ людей чужестранных,
Входят в земные жилища, чтобы видеть своими очами,
Кто из людей беззаконствует, кто наблюдает их правду»
Гомер, «Одиссея»
«Жил в древнем городе Ниневии человек по имени Дамис, умом не обделенный, который, по его собственным словам, любомудрия ради сделался учеником Аполлония, сопутствовал ему в скитаниях и записывал его суждения и речи, а также многочисленные предсказания.
Кто-то из родичей Дамиса обратил внимание императрицы Юлии на его дневники той поры, никому не известные. А как я принадлежу к приближенному кругу императрицы, ибо она – усердная почитательница всех родов изящной словесности, то я был призван ею, дабы обработать эти заметки, позаботившись об улучшении их слога, потому что слог ниневийца был хотя и ясен, но неуклюж». Это был Флавий Филострат, который и занимался дневником Дамиса. Далее Флавий Филострат продолжает свое повествование.
«Мне посчастливилось, кроме того, прочитать сочинение Максима Эгийского, подробно описавшего пребывание Аполлония в Эгах, а также завещание самого Аполлония, помогающее понять всю богодуховность его мудрости. А вот свидетельства Мойрагена доверия не заслуживают: хоть он и написал об Аполлонии сочинение в четырех книгах, но слишком много о нем не знал.
Таким-то вот образом я собрал все эти разрозненные сведения и постарался их соединить, как сумел, дабы мой труд послужил для славы мужа, коему посвящен и для пользы любознательных читателей: да узнают они то, чего не знали прежде».
Аполлоний родился в Тиане, городе на юге Каппадокии, примерно в первые годы христианской эпохи.
Ходили легенды об удивительных событиях, сопутствующих его рождению – той же природы, что и все подобные легенды о рождении великих людей.
Его родители происходили из древнего рода и были довольно богаты. «Отец его был ему тезкою, принадлежал к древнему роду, происходящему от первых поселенцев, и был богаче прочих горожан, притом что народ в этих краях вообще зажиточный.
Когда мать еще носила Аполлония во чреве, ей явился египетский бог Протей». Она спросила кого ей предстоит родить. «Меня», - ответил тот. – «Но кто ты?» - «Я – Протей, египетский бог».
«В своем повествовании, - пишет Филострат, - я покажу, что Аполлоний превзошел его прозорливостью и способностью выходить из затруднительных, а то и безвыходных положений в миг наибольшей опасности».
«Говорят, он родился на лугу, близ того места, где теперь стоит посвященный ему Храм». Святилище Аполлония было воздвигнуто в Тиане, попечением Каракаллы, т.е. после 211 года н.э. Это дает некоторые основания для датировки, можно полагать, что Филострат начал свое салонное повествование в середине 10-х годов.
«Незадолго до времени родов его мать увидела во сне, будто гуляет по лугу, срывая цветы. Когда она наяву пришла на этот самый луг, служанки разбежались в поисках цветов, а она задремала на траве, и тут неожиданно слетелись кормившиеся на лугу лебеди, окружили спящую хороводом, захлопали крыльями, как у них в обычае, и все вместе согласно запели – словно зефир повеял над лугом. Она проснулась, разбуженная пением, и разрешилась от бремени, - ведь преждевременное разрешение от бремени зачастую бывает вызвано испугом.
А местные жители передают, что именно в этот миг молния, уже устремившаяся как казалось к Земле, вновь вознеслась и исчезла в эфире, - этим способом, я полагаю, боги явили и предвестили будущую близость к ним Аполлония и будущее его превосходство надо всем земным и все, что суждено ему было достигнуть».
А вот интересная заметка о чистом источнике, ключе, Флавий Филострат описывает те места.
«Близ Тианы есть источник, посвященный, как говорят, Зевсу Клятвоблюстителю, и называемый Асбамеем: вода его хоть прохладна, но бурлит, словно в кипящем котле, и для клятвоблюстителей сладка и полезна, а клятвопреступников карает на месте, кидаясь им в глаза, руки и ноги и вызывая водянку и чахотку, так что злодеи уже не в силах отойти от источника – и тут-то рыдая, они поневоле признаются водам в лжесвидетельстве. Окрестные жители утверждают, что Аполлоний – сын этого Зевса, хотя сам называл себя просто сыном Аполлония» (Отец был ему тезкою).
Когда Аполлоний подрос и приступил к учению, он обнаружил «превосходную память и отличное прилежание».
«Он изъяснялся на аттическом наречии, и чистота его произношения не была испорчена местным говором, а к тому же он привлекал все взоры своею миловидной пригожестью».
В возрасте четырнадцати лет его отправили в Тарсус, известный научный центр того времени, для завершения образования. Но краснобайство и образ жизни этих «школ» не подходили его серьезному характеру.
Тем не менее, Аполлоний был благодарен своему наставнику и щедро наградил его. Когда Евксений спросил Аполлония, как он собирается начать свою новую жизнь. «С того же, с чего и врачеватели, - ответил Аполлоний, - ибо они, очищая желудок, одним не дают заболеть, а других исцеляют».
С этого момента он отказался притрагиваться к любой пище животного происхождения, полагая, что она отупляет мозг и делает его нечистым. Он считал, что единственно чистая пища – рожденная самою Землею. «Он утолял голод овощами да сушеными плодами. Что же касается вина, то хотя напиток добыт из взлелеянной людьми лозы и чист, однако нарушает умственное равновесие, помрачая духовный эфир».
Кроме этого, ходил босым и позволял бороде и волосам расти беспрепятственно – как все посвященные того времени. Он был посвящен жрецами храма Эскулапа (Аскления) в Эгее, жил в этом храме и, к восторгу жрецов, быстро получил известность о его благочестивой жизни и разных чудесах. Ходила поговорка о нем: «Куда ты спешишь, ты хочешь увидеть этого юношу?»
Он поспешил отбыть в Эгею – город на морском побережье к востоку от Тарсуса. Аполлоний здесь нашел для себя новое окружение людей близких по духу и с пылом погрузился в изучение философии. Он познакомился со жрецами храма Эскулапа, в котором занимались лечением людей, а также с учениками и учителями платонической, стоической, перипатетической и эпикурейской школ философии.
Несмотря на то, что Аполлоний внимательно изучал эти философские системы, по-настоящему ему было интересно только учение Пифагора. При его изучении Аполлоний проявлял необычайную глубину понимания, даже несмотря на то, что наставник вовсе не практиковал учение Пифагора, а лишь как попугай бессмысленно повторял доктрины.
Для нетерпеливого духа Аполлония его необычайная память, наполненная жизнью, заставляла его двигаться вперед.
В шестнадцать лет «он окунулся в пифагорейскую жизнь, вдохновленный великим».
Здесь речь идет о внутреннем духовном, что двигало Аполлония и устремляло его к постижению божественного.
Когда ему было двадцать лет, умер отец, мать умерла несколькими годами раньше, оставив значительное состояние. Состояние поделил с братом, которому было 23 года и который был необузданным и распущенным юношей. За короткое время брат потратил свою законную долю наследства, и Аполлоний тут же отдал половину своей доли и мягкими увещеваниями вернул ему мужество. Остальную часть наследства он распределил между рядом своих родственников, а себе оставил жалкие гроши; он сказал, что ему много не нужно, а жениться он никогда не станет.
Между тем, как Аполлонию минуло лишь двадцать лет, по закону ему требовался опекун, брат считался совершеннолетним.
«Поэтому он опять поселился в Эгее, уподобив святилище Асклепия Ликею и Академии (в виде философского поселения), ибо своды его оглашались эхом ученых бесед, а в Тиану воротился, лишь достигнув совершеннолетия и сделавшись хозяином самому себе».
«Однажды Евксен спросил Аполлония, почему он, обладая возвышенным строем мыслей и силой изящного слога, не напишет книгу. «Я еще не намолчался», - отвечал Аполлоний. Сразу после этого он положит необходимым блюсти молчание, однако же, хотя не произносил ни звука, но продолжал воспринимать сущее очами и разумом, так что многое запечатлелось в его памяти, а памятью своей даже в столетнем возрасте он превосходил Симонида (Симонид Кеосский был знаменит своей памятью и считался изобретателем мнемоники. Мнемосина – богиня памяти, мать Муз). И часто повторял хвалебную песнь Мнемосине, где говорилось, что все стирается временем, но само время пребывает благодаря памяти не стираемым и неуничтожимым. И в пору молчания Аполлоний сохранял свойства обаятельного собеседника, ибо на обращенные к нему слова он умел отвечать взглядом или кивком, или мановением руки, оставаясь по-прежнему дружелюбным и благожелательным и отнюдь не обращаясь в угрюмого бирюка». По его мнению, эти годы были самыми трудными годами жизни, ибо многое хотелось сказать, а говорить было нельзя, «да к тому же и слушать нельзя было ничего, что могло бы вызвать гнев».
Аполлоний готовил себя к более высокому посвящению, теперь он принял обет молчания на пять лет, ибо решил ничего не писать о философии, пока не пройдет через такое полезное испытание. Но зато много времени уделял учебе, он не заточал себя в какой-либо общине или монастыре, а много путешествовал. Эти годы он был в Памфилии и Киликии, искушений для нарушения принятого обета было множество. Его странный вид привлекал всеобщее внимание, насмешливый народ делал молчаливого философа объектом своего бессовестного остроумия. Он же мог защищаться от их грубости и непонимания только выражением достоинства на лице и блеском глаз, которые теперь могли видеть и прошлое, и будущее. Он всегда сдерживал себя словами: «Сердце, будь терпеливым, а ты, язык мой, молчи».
Он делал добрые дела молча и даже в таком юном возрасте начал бороться с пороками. С помощью жестов рук, движений головы и глаз он заставлял себя понимать, а однажды под Аспендусом в Памфилии предотвратил серьезный бунт, успокоив толпу повелительными жестами, написав потом на табличках то, что хотел сказать.
После пяти лет молчания Аполлоний продолжает путешествовать, посетив Антохию, Эфес, Памфилию и другие места, он через Вавилон отправился в Индию. Есть предположение, писал Дж. Р. С. Мид, что «Аполлоний, отправляясь в свои индийские путешествия, был еще молодым человеком, а не в возрасте сорока шести лет, как полагают некоторые. Но трудности с установлением дат просто непреодолимы».
Места, которые посещал Аполлоний, были малоизвестными, там царил дух святости, они не были застроены беспокойными городами, - для бесед, как он сам говорил, ему требовались «люди, а не народ». «Намереваясь побеседовать, Аполлоний избегал многолюдства и сутолоки, говоря, что не просто люди ему нужны, но истинные мужи». Аполлоний объезжал один за другим храмы, святилища и сообщества; отсюда мы можем заключить, что посвящение в них, если таковое и было, напоминало скорее масонский обряд. По всей вероятности перед Аполлонием открывались двери гостеприимства.
Но куда бы философ не отправлялся, он всегда придерживался определенного режима дня. На восходе Солнца он в одиночестве выполнял религиозные упражнения, о сути которых рассказывал лишь тем, кто прошел через подготовку «четырех лет» (пяти лет?) молчания. Затем он беседовал со жрецами храма или с руководителями общины – в зависимости от того, где останавливался: в греческом или не греческом храмах с публичными обрядами или, быть может, в общине с собственными традициями, стоящей в стороне от общественного культа.
Таким образом, он старался вернуть публичным культам чистоту их древних традиций и предложить тайным братствам усовершенствования в их практиках.
Наиболее важную работу Аполлоний проводил с теми, кто вел внутреннюю жизнь и кто уже смотрел на него как на учителя скрытого знания.
Своим товарищам и ученикам он уделял много внимания, всегда был готов ответить на их вопросы, дать совет или наставление. Было бы неверно считать, что он пренебрегал массами, Аполлоний обучал их только после полудня.
Он говорил, что живущим внутренней духовной жизнью следует на заре войти в общество богов (медитировать?); до полудня давать и получать наставления о священных вещах и только после полудня заниматься человеческими делами. Иными словами, утро Аполлоний посвящал божественной науке, а вторую половину дня – наставлениям в этике и практической жизни.
Вечером он купался в холодной воде, как делали многие мистики в то время и в тех странах, особенно ессеи и терапевты.
Аполлоний никогда не путешествовал просто ради путешествия. Все, что он делал, было предпринято с определенной целью. Ученикам, которые отговаривали и не сопровождали его, он говорил: «Поскольку вы малодушны – я прощаюсь с вами. А что касается меня, то я должен идти туда, куда ведут меня мудрость и мое внутреннее «я». Мои советчики – боги, а я не могу не доверять их советам».
Аполлоний чувствовал себя как дома во всех странах, среди всех культов, он тонко чувствовал людей, что помогало исцелять их, был психологом. Такие, как он, встречаются редко, записи же о них драгоценны и не требуют никаких приукрашиваний. Мы можем попытаться понять природу его миссии на Земле, его философии, которую он так любил и которая для него была религией, и понять его сокровенную внутреннюю жизнь. Проследим дальнейшие его путешествия.
В дальнейших путешествиях Аполлоний был не одинок (все его бывшие ученики оставили его из-за страха идти «в страну чар»), так как он знакомится с Дамисом, который становится его спутником и верным учеником. «Пойдем вместе, - говорит Дамис, - ты пойдешь за Богом, а я пойду за тобой». Дамис был восторженным поклонником Аполлония. Он видел в своем учителе существо, близкое к божеству, наделенное волшебными способностями, которым он постоянно удивлялся, но которых так и не понял.
Как и Ананда, любимый ученик и постоянный спутник Будды, Дамис очень медленно продвигался в постижении истинной природы духовной науки. Ему всегда приходилось оставаться во дворе при посещении храмов и общин, к святыням и тайнам которых Аполлоний имел полный доступ. Учитель рассказывал Дамису только то, что считал нужным.
Филострат далее перечисляет основные страны и места, которые Аполлоний посетил.
Аполлоний отправляется в Вавилон, где проводит один год и восемь месяцев и посещает прилегающие города – такие, как Экбатана, столица Мидии; от Вавилона и до индийской границы не упоминается никаких названий. По всей вероятности Индия начиналась с Хайбарского перевала. Отсюда они увидели гигантские горы Имаус (Гимават), или Гималайский Хребет, где находилась великая гора Мерос (Меру). Первым упоминаемым городом на этом отрезке пути был Таксила (Атток). Далее они пересекли притоки Инда, вышли в долину Ганга и, наконец, прибыли в «монастырь мудрых людей», где Аполлоний провел четыре месяца.
Когда грек со своим преданным товарищем приблизились к азиатскому Олимпу, начались странные вещи. Дорога, по которой они шли, исчезала прямо за их спинами. Окрестности меняли свой вид, и казалось, что их окружает мираж.
На границе страны навстречу им вышел юноша и обратился к ним по-гречески, как будто Аполлония ждали. Затем Аполлония Тианского представили правителю этой страны, которого звали Иархасом.
Легендарная страна очаровывала загадками. Тут были источники света, напоминавшие теперешние прожекторы. Сияющие камни освещали город и превращали ночь в день. Аполлоний и Дамис видели левитацию, когда люди становились невесомыми и плавали в воздухе. Когда путешественники виши в столовую и сели за стол, четыре автомата-треножника предложили им еду и напитки. Биограф Аполлония берет описание этих роботов у Гомера: «Они, исполненные жизни, катались с места на место, покоряясь приказаниям богов».
Технологические достижения и интеллектуальный перевес этого общества настолько поразили Аполлония, что он лишь кивнул, когда правитель Иархас заявил: «Вы пришли к людям, которые знают все».
По мнению философа из Тианы, эти ученые люди «жили на Земле и одновременно за ее границами».
Кто знает, имеет ли эта фраза аллегорическое или буквальное значение?
Если буквальное, то эти люди должны были иметь связь с другими мирами, особенно если учесть, что они могли управлять гравитацией.
Также слова Иархаса о том, что «Космос – это живое существо», приобретают весьма серьезное значение.
Аполлоний получил задание от этих адептов Азии: он должен укрыть определенные талисманы или магниты в местах, которым предназначено играть большую роль в будущем; кроме того, ему надлежит свергнуть Римскую империю, римскую тиранию.
Очевидный факт, что Аполлоний имел конкретную цель: отыскать определенную общину, т.к. он отправился в Индию с конкретной целью и вернулся с определенной Миссией.
Упоминая о своих наставниках, Аполлоний говорит: «Я всегда вспоминаю своих учителей и путешествия по миру», когда обучаю вас тому, что узнал от них». Аполлоний познал силу Природного мира, стал знатоком тайн Природы не понаслышке. Для него путь философии состоял в жизни, при которой сам человек становится инструментом познания. Религия для него стала не только верой, но и наукой. Вещественный мир был для него лишь постоянно изменяющейся видимостью; культы и обряды, религии и верования в совокупности стали для философа воплощениями духа. Аполлоний не знал различий по расе или племени – такие узкие ограничения не могли существовать в философском познании. По особым своим понятиям объяснял природу жизни и смерти.
«Смерти нет – только ее видимость, и нет даже рождения, кроме кажущегося.
Переход из бытия к становлению кажется рождением, а переход из становления к бытию кажется смертью, но на самом деле никто никогда не рождается и никто никогда не умирает. Это просто переход из видимого бытия в невидимое. Первое происходит благодаря плотности материи, а второе – из-за тонкости бытия – бытия, которое всегда то же самое, а единственная случающаяся с ним перемена – это движение и покой.
Ибо бытие имеет такую непременную особенность, что его изменения не могут вызываться никакими внешними причинами, но целое становится частями, а части – целым во всеобщем единении.
А если спросят: что это такое, что порою видимо, а порою невидимо, что сейчас – одно, а потом – другое? – то на это можно ответить таким образом: все здесь, в земном мире, когда наполнено материей, видимо, благодаря сопротивлению ее плотности, и невидимо, когда лишено материи, благодаря ее тонкости.
Хотя материя по-прежнему все окружает и протекает через все в той безмерности пространства, которое находится вокруг нас, но не знает ни рождения, ни смерти.
Но почему это ложное представление (о рождении и смерти) так долго остается без опровержения? Некоторые думают, что случившееся с ними они вызвали сами. Они отрицают то, что человек рождается с помощью родителей, а не родителями, подобно тому, как что-либо производится с помощью Земли, а не из нее.
Перемена, происходящая с человеком, вызывается не его видимым окружением – это перемена в той самой вещи, которая есть в каждом человеке.
И какое нам дать ей название, как не изначальное бытие? Это именно оно действует и страдает, становясь всем для всех через все, вечное божество, лишаемое самой своей сути именами и формами».
Не скорбеть об ушедших, не оплакивать смерть, но уважать и почитать ее, оставить того, кто ушел к Богу.
Вернемся к дальнейшему путешествию Аполлония. По возвращении из Индии он показал себя истинным посвященным, ибо эпидемии и землетрясения, смерти правителей и другие события, им предсказанные, полностью сбылись.
Далее следует возвращение в Вавилон по следующей схеме: Вавилон, Нин, Антиохия Селевкия, Кипр; оттуда в Ионию, где Аполлоний проводит некоторое время в Малой Азии, большей частью в Эфеса, Смирне, Пергаме и Трое. После чего он отправляется на остров Лесбос.
На Лесбосе жрецы Орфея, позавидовав ему, вначале отказались посвятить его в свои особые мистерии, но сделали это несколько лет спустя.
Затем Аполлоний плывет в Афины и проводит несколько лет в Греции, где посещает храмы Эллады, реформирует их обряды и наставляет жрецов. Он проповедовал афинянам и жителям других городов чистейшую и благороднейшую этику, и феномены, им совершенные, были столь же чудесны, сколь и многочисленны и хорошо засвидетельствованы.
«Как это понять, - спрашивает с тревогой Юстин Мученик, - как понять, что талисманы Аполлония имеют силу, ибо они предохраняют, как мы видим, от ярости воли, злобы ветра и нападения диких зверей; и в то время, как чудеса нашего Господа сохраняются лишь в преданиях, чудеса Аполлония весьма многочисленны и подлинно проявляются в теперешних событиях?» Это еще раз подтверждает факт о том, что после перехода через Гундукуш Аполлоний был направлен одним правителем в обитель Мудрецов, - быть может, остающихся там и по сей день, - которые обучили его непревзойденному знанию.
Затем мы встречаем его на Крите, а чуть позже – в Риме времен Нерона.
«В Риме Аполлоний был обвинен в измене. Придя на допрос, его обвинитель вышел вперед, развернул свой свиток, на котором было написано обвинение, и был изумлен, обнаружив чистый лист.
Встретив похоронную процессию, он сказал сопровождающим: «Опустите гроб на землю, и я высушу слезы, которые вы проливаете над этой девушкой». Он дотронулся до молодой женщины, произнес несколько слов, и мертвая возвратилась к жизни. Когда он был в Смирне, в Эфесе свирепствовала чума, и его позвали туда. «Путешествие не может быть отложено», - сказал он; и не успел он закончить произнесение этих слов, как он уже был в Эфесе».
«Лучший из правителей тот, кто умеет управлять собой». «Ставь общественные заботы выше личного горя». «То, что есть» не исчезает, более того, существует, хотя бы потому, что должно вновь появиться.
В подобных высказываниях философа – добрые советы и проявление хорошего знания человеческого бытия.
В Александрии он несколько раз встречался с будущим императором Веспасианом.
Он старался исправить многое в поведенческом характере жителей Александрии, но более всего был непреклонен в отношении их дикого поведения на скачках, которые приводило порой к кровопролитию.
Каждое его слово создавало атмосферу мудрости и «чего-то божественного».
На Лесбосе Аполлоний посетил древний храм Орфических мистерий, который в свое время был знаменитым центром пророчеств и предсказаний. В Храме ему было позволено вступить во внутреннее святилище, или святая святых.
Когда Аполлоний вступил в святая святых этих храмов с целью «восстановления обрядов», его сопровождали лишь жрецы и некоторые из ближайших учеников. Этот факт придает дополнительное значение слову «восстановление», или «реформирование».
Он освящал множество мест, при мысли об этом нам остается лишь думать, что частью его деятельности было повторное освящение и, следовательно, нравственное возрождение людей возле этих древних святынь.
Наставления же были главной видимой частью его работы. Филострат по этому говорит следующую фразу: «Чаши его слов были расставлены повсюду для тех, кто хотел из них отпить».
Аполлоний не только восстанавливал древние религиозные обряды, но и уделял большое внимание древним политическим институтам. Например, он успешно заставляет спартанцев вернуться к их дорическим традициям с атлетическими упражнениями, с умеренностью и дисциплиной; кроме того, он особо ценил институт олимпийских игр, которые в те времена еще поддерживали свой высокий статус. Умел вовремя и в правильное русло повернуть мышление многих людей.
«В разговоре с вавилонским царем Варданом Аполлоний определенно проявляет дар предвидения.
Он говорит, что является врачевателем души и может освободить царя от болезней сознания не только потому, что знает, как нужно действовать (имея в виду предписания пифагорейской и других школ), но и потому, что предвидит природу царя.
И в самом деле, нам сообщают, что тема предвидения в науке, которую Аполлоний внимательно изучал, была одной из основных тем, обсуждаемых философом и его индийскими друзьями».
Моменты предвидения были и другого характера, например, отказ Аполлония взойти на борт корабля, который во время плавания пошел ко дну. Случай видений событий, например, пожар храма в Риме, который Аполлоний видел, находясь в Александрии.
«Статуи оживали, и бронзовые фигуры сходили со своих пьедесталов, изменяя свои позы и работая в качестве слуг. Применением той же самой силы совершались дематериализации; исчезали золотые и серебряные сосуды вместе с их содержимым; водном случае, даже слуги исчезли из виду».
Философ мог преуспеть в излечении людей с такими психическими заболеваниями, как одержимость и наваждение, прежде всего, понимая и устраняя причину этих болезней. В наши дни такими больными переполнены клиники и психиатрические лечебницы, и официальная медицина не в состоянии помочь им, пренебрегая реальными причинами болезни.
«Когда Аполлоний Тианский желал услышать «слабый голос», он обычно закутывался весь целиком в плащ из тонкой шерсти, на который он помещал обе свои ступни, после совершения неких магнетических пассов, и произносил не «имя», а призыв, хорошо известный каждому адепту. Затем он натягивал плащ поверх головы и лица, и его полупрозрачный или астральный дух был свободен. В обычной жизни он носил шерстяную одежду не больше, чем жрецы храмов. Обладание сокровенной комбинацией «имени» давало Иерофанту верховную власть над каждым существом, человеческим или другим, стоящим ниже его самого по силе души».
А вот еще один пример из жизни пророка и чудотворца. «Когда он познакомился Дамисом, своим будущим преданным спутником, тот предложил Аполлонию услуги переводчика в долгом путешествии по Индии, сославшись на то, что знал языки некоторых стран, через которые им предстояло пройти». Но Аполлоний ответил на это в своей обычной загадочной манере: «Я тоже понимаю их все, хотя и не учил. Удивительно не то, что я знаю все языки людей, но я знаю даже то, что они не говорят».
«Этим он хотел сказать, что может читать мысли, а не то, что умеет говорить на всех языках. Но Дамис и Филострат не могли осознать столь простое проявление психического опыта; они решили, что Аполлоний знал не только языки всех народов, но также язык зверей и птиц».
«Когда ему было около ста лет, его привели к императору Рима по обвинению в чародействе. Он был заключен в тюрьму. В это время его спросили, когда он мог бы быть на свободе? «Завтра, если это зависит от судьи; сейчас, если это зависит от меня». Произнеся это, он вынул ноги из кандалов и сказал: «Вы видите свободу, которой я обладаю». Затем он вернулся в кандалы.
На трибунале спросили: «Почему люди называют тебя богом?»
«Потому что, - сказал он, - каждый человек, который добр, имеет право так называться».
«Каким образом ты предсказал чуму в Эфесе?»
Он ответил: «Благодаря тому, что я живу на более легкой пище, чем другие люди».
Его ответы на эти и другие вопросы его обвинителей показали такую силу, что император был очень взволнован и объявил его виновным; но сказал, что он задержит его для личного разговора. Аполлоний ответил: «Вы можете задержать мое тело, но не душу; и, я добавлю, не можете даже мое тело». Произнеся эти слова, он исчез из трибунала, и в тот же самый день встретил своего друга в Путеоли, в трех днях ходьбы от Рима».
Философ полагался исключительно на свое внутреннее знание, смог добиться оправдания в Александрии невинного человека, которого собирались казнить вместе с шайкой преступников. Похоже, он знал о прошлом многих людей, с которыми вступал в контакт.
«О чем ты молишься, когда входишь в храмы?» - спросил нашего философа понтифик Максим Телесиний. – «Я молюсь о том, - сказал Аполлоний, - чтобы воцарилась справедливость, чтобы законы не нарушались». Вера философа в свой главный идеал – не иметь ничего и при этом все – подтверждается его ответом чиновнику, который спросил, как тот осмелился вступить на территорию Вавилона без дозволения. «Вся земля, - сказал Аполлоний, - моя; и мне позволено путешествовать по ней».
К какой бы школе он не принадлежал, несомненным остается тот фат, что Аполлоний Тианский оставил за собою бессмертное имя. Сотни трудов были написаны об этом удивительном человеке; серьезно обсуждали его историки; претенциозные глупцы, будучи не в состоянии прийти к какому-либо заключению по поводу этого Мудреца, пытались отрицать само его существование. Что касается Церкви, то она, хотя и проклинает его память, всегда старалась представить его как историческое лицо. Ее политика теперь, кажется, заключается в том, чтобы оставленное им впечатление направить по другому каналу – это известная и очень старая стратегия. Иезуиты, например, признавая его «чудеса», пустили в ход два потока мысли, и они были успешны, как во всем, что они предпринимают. Одна из партий обрисовывает Аполлония, как послушного «посредника Сатаны», окружая при этом его теургические силы самым чудесным и ослепительным блеском, тогда как другая партия заявляет, что все это рассматривает как ловкую выдумку, написанную, имея в виду заранее определенную цель».
Аполлоний, современник Иисуса из Назарета, был подобно ему полным энтузиазма основателем новой духовной школы.
Аполлоний не только воскрешал и заново освещал древние религиозные центры, способствуя развитию религиозной жизни того времени, но и оказывал в своем роде определенное влияние на судьбы Римской империи через личности ее верховных правителей.
Веспасиан, Тит и Нерва до того, как надеть порфиру, были друзьями и почитателями Аполлония, тогда как Нерон и Домициан смотрели на философа со страхом.
Поэтому его обвиняют в том, что он ограничил свою деятельность высшими классами общества вместо того, чтобы поступать так, как поступали Будда и Иисус, которые проповедовали бедным и обездоленным. Как говорит Е.П. Блаватская: «О причинах, почему он поступил таким исключительным образом, невозможно теперь судить, когда прошло так много лет. Но, кажется, что тут замешан Кармический закон. Родившись, как нам говорят, среди аристократии, весьма вероятно, он хотел закончить работу, недоделанную его предшественником, и потому стремился дать «мир на Земле и доброжелательство» всем людям, а не только отверженным и преступным. Поэтому он общался с царями и сильными мира своего века. Тем не менее, все три «чудотворца» проявили удивительное сходство в целенаправленности. Подобно Иисусу и подобно Будде Аполлоний был непримиримый враг всякого внешнего показа набожности, всего показного блеска бесполезных религиозных церемоний, ханжества и лицемерия. Что его «чудеса» были более удивительными, разнообразными и лучше засвидетельствованными историей, чем какие-либо другие, это тоже правда. Материализм отрицает, но свидетельство и подтверждение даже со стороны самой Церкви, сколько она ни поносила его, доказывает, что это факт».
С другой стороны, Сидорий Апполинарий, епископ Клармонский, отзывался об Аполлонии в восторженных тонах. Сидоний перевел «Жизнь Аполлония», написанную Филостратом, на латынь для Леона, советника короля Орикса, и в письме к своему другу писал:
«Прочитай о жизни человека, который (кроме религии) во многом напоминает тебя; его ждало богатство, но он не искал богатств; любил мудрость и презирал золото; был воздержан среди пиршеств и аскетичен среди роскоши; о человеке, одетом в полотно среди одетых в пурпур… Возможно, никакой историк не найдет в античные времена философа, жизнь которого была бы сравнима с жизнью Аполлония». К сожалению, все сочинение Сидония об Аполлонии было утрачено.
Аполлоний в конце своей долгой и удивительной жизни открыл эзотерическую школу в Эфесе. И этот путешествующий философ, «Куда бы он ни поехал, везде находил что-то, чему учиться, и, извлекая пользу отовсюду, он, таким образом, становился совершеннее с каждым днем».
«Филострат пишет истории жизни мудрого человека, выполнявшего свою учительскую миссию, которая окутана волшебными историями, сохранившимися в воспоминаниях и подстегивающими воображение восторженных потомков».
Аполлоний говорил: «Да, я знаю больше других людей; ибо знаю, что из моего знания что-то служит добру, что-то – мудрости, что-то – мне самому, что-то богам и ничего – тиранам. Опять-таки, я думаю, что мудрый человек ничего не делает в одиночку; у него нет ни одной тайной мысли, ибо он сам является ее свидетелем. Мудрый человек, знающий себя и всегда находящийся в ладах со своим духом, своим главным помощником в битвах, никогда не проявит раболепного страха и не осмелится на то, что большинство людей делает без малейшего стыда».
Аполлоний до сегодняшнего дня остается загадкой. По всем законам логики и разума его жизнь нельзя рассматривать как миф. Этот мудрец был засвидетельствован самой жизнью.
Е.П. Блаватская пишет: «Путешествия великого Мага описано правильно, хотя и аллегорически – то есть все, рассказанное Дамисом, действительно имело место – но повествование обосновано на знаках Зодиака. Как транслитерированное Дамисом под руководством Аполлония и переведенное Филостратом, это и впрямь чудо. В заключение того, что теперь можно рассказать об этом чудесном Адепте из Тианы, значение наших слов станет яснее».
Дневник Дамиса уцелел чудом и остался единственным, чтобы рассказать эту новость, так как «все средства были пущены вход – особенно в течение четвертого и пятого столетий нашей эры – чтобы вытравить из людских мозгов память об этом великом и святом человеке».
«Если бы было возможно проникнуть в память Аполлония, соприкоснуться с его мыслями и взглянуть его глазами на ту далекую действительность, то какая чрезвычайно интересная страница мировой истории была бы раскрыта».
Е.П. Блаватская пишет:
«Миф о Христе заимствован из мистерий».
«Распятие Христа символизирует самопожертвование Высшего Манаса, отца, посылая своего «единородного сына» в мир, дабы взять на себя грехи наши». «Никогда не следует забывать, что Низший Манас в естестве своем подобен Высшему и может стать единым с ним, отвергнув камические импульсы».
Если миф о Христе заимствован из мистерий, то жизнь Аполлония Тианского так же, хотя именно жизнь Аполлония Тианского «замалчивалась отцами церкви из-за поразительного сходства с жизнью Христа».
«Мир вообще, а особенно Христианский, пребывающий 2000 лет под властью личного Бога, а так же политических и социальных систем, основанных на этой идее, ныне терпит крах.
* * *
Что дают путешествия человеку, мы знаем из ныне вышедших книг Агни Йоги. Человек прежде всего раскрывает в себе тайну Божественной Природы, расширяет свое сознание и активно себя меняет, становясь на правильный путь познания окружающего мира и природы.
О качестве путешествий (Община, шл. 93). «Необходимо усвоить, как нужно путешествовать! Не только надо оторваться от дома, но надо преобороть само понятие дома. Точнее сказать – нужно расширить дом. Там, где мы, - там и дом. Эволюция свергает явление дома-тюрьмы. Успех раскрепощения сознания даст возможность стать подвижным. И не подвиг, не лишения, не возвеличение, но качество сознания отрывает от насиженного места. В насиженном месте столько закопченности, столько кислоты и пыли. Мы против затворничества, но маленькие домики, с проплесневевшей атмосферой, хуже пещер. Зовем тех, кто может дать простор мысли.
Хочу видеть вас идущими по лицу мира, когда от множества границ стираются народности. Как можем летать, когда пришпилены на маленький гвоздик?! Удумать надо, как человечеству нужны путешествия!»
Пример роли путешествия в расширении сознания и укреплении своего ментального тела дала нам так же и Е.П. Блаватская, путешественница за знанием, ставшая Великой Посвященной 19-го века
Составила Г.В.Светлова(Блау), ж-л"Вестник" за 2012 г.РЭШТ им. Е.П.Блаватской