Откройте свой Мир!

Владимир Лях




Нарцисс на Парнасе

Я так влюблён, что мир вокруг поёт
И сыплет звезды, как горох из банки.
Мой каждодневный творческий полет
Уже давно не требует огранки.
Непреходящей  мудрости  рассвет,
Благим стремленьем наполняя строчки,
Переплавляет предвечерний свет
В любовь и тайну незабвенной ночки.
И пусть дорога ямами  полна,
Но в этом смысл высокий мирозданья,
И этот смысл понятен мне сполна,
Как архитектору построенное зданье.
Мне тайная доступна суть вещей,
Где  радуга - цветное коромысло.
Мне нравится приготовленье щей
Из мною лично выстраданных мыслей.
Иду по миру  искренне любя,
Душа почти не знает укоризны.
Кого люблю? Естественно, себя!
Достойней не встречал пока по жизни.

Ирина Груздева




"Шутов  –  казнят.
.............Обычай.  Не  вопрос.
Чего  ж  ты  ждал  ещё,
.............скажи  на  милость?"

Анастасия  Русских

*  *  *

Казнят  -  за  правду!  -  Шутовство  в  почёте
В  наш  неуёмный  21  век
Шута,  шутя,  пророком  наречёте,
Шутом  -  пророка  на  глазах  у  всех.

"За  то,  что  многим  на  язык  просилось,
А  он  так  просто  -  взял  и  произнёс",
Дарована  шуту,  как  шуба,  милость,
А  он  её  -  в  кладовую,  на  гвоздь  -

Пусть  повисит.  Что  с  нею  дальше  делать
Решат  потом  потомки  дурака.
Всё  б  ничего,  да  тут  такое  дело:
Пророк  распят.
Не  дрогнула  рука...

Виктория Васильева, поэт




Яркое солнце не греет ни капли.
Белое небо. Обломки асфальта.
Кровь на битом стекле. Тишина.
Пятнами снега ложится весна.
Здания брошены будто случайно,
Серые камни молчаливы, печальны.
Безмолвно и жутко падает пепел,
Как это - прощание с солнечным светом.
А после - воздух светится синим.
Город даже остался красивым.
Город, в котором случилась война.
Люди исчезли, природа жива.

Крест на стене. Смрад разложения.
Слышно шаги. Нет, воображение.
Капли воды вместе с каплями крови
Стекают по стенам пустых коридоров.
Вместо церквей - храм сатаны.
Город теней, прибежище тьмы.
Рваные раны. Игры на грани.
Ужасно приятный процесс умирания.
Дьявольский смех во мраке ночном.
Снова реальность кажется сном.
Но тьма поглощается солнечным светом
И кажется вечным движение это.

Тьма и свет рядом, этот контраст.
Куда ты направишься на этот раз?
В какую из разных сторон перехода?
Яркое небо. Смерть и свобода.

Андрей Коровёнков, поэт




От голосов витий увяли уши.
Всегда, чуть стоит дать системе сбой,
Из всех щелей на свет ползут кликуши,
И экстрасенсы воют вразнобой.

Навзрыд вещуют, в упоеньи тая,
Грозя–разя всерьёз и наповал,
Что календарь закончился у майя.
И Нострадамус что–то настрадал.

Календари мы каждый год меняем,
Как в наши дни, так и когда–то встарь.
И, если деньги кончились у майя,
Купите майя новый календарь!

Концом пугают... Извините — света.
Неоднократно слышали, небось:
Мол, прилетит ужасная комета
И разнесет в щепу земную ось.

С экрана глотку рвёт чревовещатель
О том, что кончен свет, порвалась нить...
На всякий случай жму на выключатель —
Зажегся свет! Ну, значит, можно жить.

На самом деле жизнь не столь жестока,
Коль мне по почте шлют счета за свет.
Ну, нет в своём отечестве пророка!
Пороков много... А Пророка — нет...

Светлана Бархатова, поэт



И было это - как наитие,
Такого вовсе не ждала,
Чтоб сокровенностью открытия
На душу музыка сошла.
   Всё переплавилось в мелодии -
   Высокий тон земной любви,
   Тоска полей уставшей родины,
    Где замолкают соловьи.
И звуки скрипок нежно-чистые,
Казалось, излучают свет,
Такой высокий и неистовый,
Что и названья ему нет.
   Торжествовало вдохновение,
   Смычком рождённое в полёт...
   А звуки таяли вечерние,
   Всё предсказали наперёд.

Елена Степура, поэт

Задумчивый вечер. Звук скрипки в уютном кафе.
Бальзамом по чувствам струится напиток приятный.
Смеются девчонки. Сегодня они «подшофе».
Бокалы в руках…  Кофе в чашке моей ароматный.
 
Улыбка не сходит с лица. На душе – хорошо,
Хоть взгляды скользят сквозь меня в неизвестные дали.
Не хочется думать о том, что мой поезд ушел –
Я ждать его буду всегда без тоски и печали.
 
Прикрепленные файлы:

Марина Новиковская, прозаик




Ночь кралась во дворец императора Нерона бродячей кошкой. Император не спал. Писал дипломатические письма.
Мария проснулась внезапно. Слишком ярко мерцал светильник. Первое, что увидела по пробуждение – массивную согнутую спину Нерона. Безумно  хотелось в туалет. Но незамеченной встать не удастся. Как же Марии надоело засыпать в императорской библиотеке на уютной скамье, а просыпаться в громадной постели правителя. Видеть этого человека, спать с этим человеком, пытаться физически любить этого человека после всего им сотворенного!
Перед глазами Марии до сих пор кровавые тела, прибитые гвоздями к деревянным кубам и шарам, растянутые на этих геометрических фигурах, будто тряпичные театральные куклы. Такими же гвоздями прибивали и руки Марии к кресту. Император не собирался ее казнить, он лишь показывал силу и вседозволенность.
- Я уничтожу тебя, не убивая, - сказал он.
И ведь уничтожил! Сначала распяв, сделал мученицей, а затем, возведя на трибуны амфитеатра к себе в ложу, показал всем, кто любил Марию, что она предательница. И друзья поверили, друзья приняли ложь. Такая вот несправедливая, жестокая игра.
А кровавые тела на кубах и шарах теперь преследуют Марию. Изувеченные, с множеством надрезов сделанных так, чтобы всю поверхность кожи покрывала кровавая пленка. Чтобы не видеть их ежесекундно, Мария спасалась в императорской библиотеке. Читала книги на арамейском и латыни. За время пребывания во дворце выучила даже греческий.
Терпеть естественные позывы стало невыносимо, и Мария тихо сползла с кровати. Любой другой не услышал бы ее движений, только не Нерон. У императора необычайно чуткий слух.
- Я вижу, ты стала читать греческие книги? – он грузно повернулся, помахивая в воздухе раскрытым кодексом. – Насколько я помню, ты не знала греческого.
- Выучила, - сквозь зубы ответила Мария.
- Как? – снисходительность расплылась по красивому, хотя и несколько полноватому лицу императора.
- В твоем гареме много гречанок. У них научилась.
- Забавно.
- Мне душно, я желаю выйти в сад!
- Сходи в комнату рядом, - усмешка на его губах становится злой.
Император уничтожил Марию в глазах друзей, но не в  её собственных. Это и злило Нерона.
Когда Мария выходила из уборной комнаты, он уже ждал. Не было никакой возможности избежать его объятий. Привычным движением император сдернул с плеч тонкую ткань, обнажая полную красивую, совершенно не соотносящуюся с возрастом грудь Марии. Она намного старше Нерона, в её волосах давно седые пряди, под глазами сеточки тонких морщин. Но императору плевать. Он считает её тело соблазнительным. Он предпочитает любить ее каждую ночь. А Марии желания Нерона кажутся извращенными. Он же просто пресыщенный вседозволенностью человек. Безвольные красавицы гарема давно не возбуждают. Императору нужны огонь, страсть, сопротивление. Но кто во дворце в своем уме посмеет возразить Нерону даже взглядом?
Император нежен, всегда нежен с Марией, хотя и берет ее силой. Но делает это не зло, уже не зло, а лениво, расслабленно, расцеловывая, оглаживая всё тело. Напрасно Мария думает, что стара для императора, её тело действительно уникально сохранило молодость. Её формам могли бы позавидовать юные рабыни гарема.
Император любит размеренно, растягивая удовольствие, пытаясь заставить и Марию получить удовольствие. На какие-то краткие мгновения это ему удается и тогда тело женщины по-змеиному извивается, выскальзывает…
- И все-таки мне душно здесь! Я желаю в сад! – повторяет Мария, когда все заканчивается.
- Я могу пойти с тобой, - император довольно потягивается на кровати.
- Нет! Я не хочу! – она практически кричит, смотря на него с вызовом.
- Хорошо, - кивает Нерон. – Пойдешь с моим легионером. Мне все равно еще нужно написать несколько писем.
 
Много раз Мария хотела бежать. Но это желание бессмысленно. К своим в этом городе уже не вернуться, её там ненавидят. В Иудею не вернуться тем более. Император запер в своем дворце надежно и легионеры не нужны.
Императорский сад ночью прекрасен. Кажутся в свете факелов бесконечными выложенные рваным мрамором дорожки. Фигурно остриженные кусты и деревья бросают во мрак свои тени. Легионер идет чуть сзади. Он молод, очень молод. Мария боится сделать что-то не то, чтобы этот еще безусый юноша не пострадал. И этим держит император Марию во дворце. Угрозами мучений и жизнями людей – своих рабов.
Мария хочет, чтобы эта ночь длилась вечно и факелы никогда не гасли. И выложенная рваным мрамором дорожка уводила в вечность и пустоту. Туда, где не будет окровавленных тел, замученных императором людей, туда, где  не нужно будет каждую ночь терпеть любовь чудовища. И однажды, Мария знала это, вечная дорога появится, и даже император будет не в силах удержать от прогулки по ней. 

Николай Дик, поэт, прозаик, публицист



Как мало слов, как много болтовни,
безумных драк, подкупленных «Распни!»,
печальных вдов, приговорённых ждать,
скрывая боль за выцветшую прядь.
За обещанья проданы дела,
но снова ложь надежду родила,
что, может быть, на сей раз повезёт
и не предаст в беде Искариот.
 
И снова звон трамвайных бубенцов,
туда- сюда и двери на засов;
с утра глоток, а к ужину калач
и вместо сна заветное «Не плачь».
Круговорот и городской бедлам,
толчки в плечо спешащих по делам -
от ста проблем нормально не вздохни…
Но мало слов и много болтовни.

Александр Гопаненко, поэт




Сверкали звезды в ночи шали
И лишь кровавая луна
Спокойствию людей мешала,
Огромный зверь её слуга.

В одной славянской деревушке,
По алым лунам холокост.
Ведь волколак желает кушать
И тот, кто будет перекушен!
Тому, увы, не повезёт.

Двух человек недосчитаясь,
Люд устремился к кузнецу,
Они просили не стесняясь
Отправить хищника к "Творцу".

Кузнец был дюжим человеком
И видом ужас он внушал,
Не шевельнув ни разу веком,
Разрыв цепи стальных молекул!
Подковы как бумагу рвал.

Один лишь минус у титана,
Потерей памяти страдал.
Не помогал обряд шамана,
Недуг... его не покидал.

Кузнец давно лесному зверю,
Желал жестоко отплатить.
Подростком был, тогда не верил,
Что смерть, расплаты станет мерой!
Для зверя, что семьи лишил.

Кузнец не долго размышляя,
Остановить решил беду.
Народ тотчас рукоплеская,
Стал расходиться, поутру .

На подготовку к битве с зверем,
Под вновь кровавою луной.
Достаточно имелось время,
Чтоб оседлать ночную темень!
И твари дать хороший бой.

И чтоб пресечь дорогу бедам,
Спросил совета мудреца.
Титану лишь мудрец поведал,
Что зверь боится серебра.

Так, для кузнечных начинаний,
Развернут был сбор серебра.
Кувалды в кузнецы стучали!
Домоклов скован не из стали!
Но как влитой в руке лежал.

Клинок меча был очень острый
И волос надвое делил,
Свет отражал при взмахах пёстро.
Кто видел меч - его хвалил.

Ведь меч был яркой, без оплеки,
Работой лучшей кузнеца.
Был сделан будто бы из шёлка, 
На рукояти образ волка!
Сразить был должен близнеца.

Мужи собрались, тянут жребий.
В меню кто к зверю попадёт,
То обороны была мерой,
Кто с кузнецом в ночи пойдёт.

Мужей трёх, с кем ужасный жребий,
Так справедливо поступил ,
Подняли вечером с постели
И в честь языческих поверий!
Шаман, всех в войны посвятил.

Надев предметы амуниций,
Перед кровавою луной.
Затих тревожный щебет птицы,
Раздался с леса, волчий вой.

То волколак! - Все посчитали,
Из леса голос подает.
Родные войнов запужались,
Мужей деревней провожали,
В последний может быть поход.

И двинулись в лесную чащу,
Четыре война - храбреца.
Лес - бурелом, вокруг все гуще,
Недуг, стер память кузнеца.

Светило солнце, пели птицы,
Вода журчала на реке.
Пришло сознание по крупицам
И к удивлению на лицах!
Кузнец очнулся за земле.

Вода в реке - лиловым цветом
И в кузнеца вселился страх.
Считал, что был он человеком,
Но этот привкус на губах...

Немного пресный, вязкой крови.
В миг отварилась тайны дверь.
Кузнец все понял, что в неволи,
Внутри, в тени, в забытой боли!
Жил не охотник в нем, а зверь.

Дина Орская, поэт

Туман и тьма вечернее сознанье
Кружилась мгла и в нашем пониманье
Ложились на руки полосками судьбы…
И одевались водными кругами лика тьмы…
 
Вдали пестрели буйками играя,
И свора чаек быстро исчезая…
Холодный, мрачный ветер превозмог
И обнял девушку окутавши…продрог…
 
Мечтая быть в пределах мирозданья,
Жила в своих и грёзах и мечтаньях..
Бежали глади волн под ноги ей…
И торопили всё её скорей…
 
Была и боль и сердце всё стонало
Куда ушло и где всё прозябало
Желания в душе смердили в кровь
Ну где же ты моя….моя любовь…
 
Как жаль, что не было в момент страданья
Полоски той судьбы в морях признанья
Кипели страсти только на заре
А вечером всё затихало…Где…
 
Тоска съедала девичье сознанье
Душили слёзы и блуждали тайны…
А грёзы становились всё сильней…
Ну, где же ты…мираж моих очей…
 
Куда девались все творенья божьи
Зачем ушли ведь можно ещё всё же
Молить пощады для души своей
Чтоб не было сильней ещё больней…
 
И волны слыша плач её венчаний
Старались заглушить её страданий
Шумели гневно, что прибой бурлил
От этого мир девушки не мил…

Казалось, что пройдёт ещё мгновенье
И вот появится её виденье
Корабль белый в сумраке ночном
Как приведенье на пути в свой дом
 
И только паруса сверкают в них
Ведь алыми слезами он проник
К той девушке, что для него жила
И так отчаянно всегда ждала…
 
И этот мир всегда в душе у нас…
С отчаяньем мы ждём чудес сейчас
И ждём свои мы проблески огней
И чудо- белых, сильных кораблей…
 
Стараемся изгнать с души тот стон
И верим, что и к нам вернётся сон
Пройдут года, века, а может дни…
Но навсегда останутся огни
 
И будут жить в любые времена
Ассоль любви и белая страна,
Корабль душ и сердце-паруса…
Прикрепленные файлы:

Ирина Вединова, поэт



Мы двое суток обувь не снимаем.
Здесь некогда унять усталость ног.
В цейтноте жёстком еле успеваем
Сработать, чтобы человек жить мог.

Уходит время, а больной не дышит.
Как на пути нам пробки устранить?
Сирену "Скорой улица не слышит.
Дорогу дайте - человеку жить!

Мы на колёсах в вечной круговерти.
Покоя даже дома не найдёшь.
Ведь в "Скорой" жизнь на волоске от смерти.
Вновь на дежурство, как на фронт идёшь.

В историю шагнём мы в этой гонке:
Хранит секунда "Скорой" жизни час.
Дыхание двухлетнего ребёнка
Шепнёт тебе:"Спасибо, доктор, спас".

Ирина Гонюкова, поэт



Когда решишься ехать на Алтай,
Езжай туда - в Уймонскую Долину!

Там реки смысла плещут через край!
Там истина не ищет половину!

Там хочется молчать и созерцать!
Там хочется разглядывать узоры
камней и листьев.

И не надо ждать, 
когда сойдут "на нет" земные споры....

Ирина Морозова, поэт

И нежностью замаливать грехи... 
Молчать до хрипоты, беззвучно спорить,
Пить время до последнего глотка...
И призрачные замки из песка
Безжалостно ломать... и снова строить...
Спасаться от тоски в чужих постелях
И нежностью замаливать грехи...
И, как в бреду, шептать тебе стихи,
Неистово, бессвязно, на пределе...
И сожалеть, что чувства потускнели
Под ворохом словесной шелухи...

И нежностью замаливать грехи...

Инна Гаджиева, поэт

Послушай, сын, настанет день такой...
Заметишь, ты, что стала я слаба.
Мой прежний взгляд застлало пеленой
И стали вдруг бессвязными слова.
 
Когда еда мне упадёт на грудь,
Не хватит сил одеться поутру...
Земной, поймёшь, кончается мой путь
И слёз твоих я больше не сотру.
 
Поймёшь, сынок, зовёт меня земля.
Уходит память, силы нет в ногах...
Ты, не стыдись брать за руку меня
И стань опорой в старческих годах.
 
Будь мягким и не смейся надо мной,
Когда откажет память мне и ум.
Не дай остаться в старости одной.
Уйми грозу моих тревожных дум.
 
Не осуждай. Заботу прояви,
Коль не заметишь логики в словах.
Ведь нет сильнее матери любви.
Пусть все ошибки мне простит Аллах.
 
Ты, запасись терпеньем на двоих.
Ведь, знаю, тяжело тебе со мной.
Кто говорил, что Рай у ног моих...
В твоей любви сейчас мой Рай земной.
 
 
 
© Copyright: Инна Гаджиева, 2015
Свидетельство о публикации №115072203010 
 
 
Прикрепленные файлы:

Ирина Чернявская, поэт



Она любила гулять по крыше
Когда луна разливалась ядом,
Он щурил глаз свой кошачье- рыжий
И соглашался, но не был рядом...

Он не менялся. Свои привычки,
Им будет верен  и до... и после.
Её смущала любовь в кавычках...
А за окошком рыдала осень.

Она продрогла на крыше скользкой,
Его касанья совсем не грели.
Она всё звезды считала...Только,
Он вдруг забыл, что любим был ею...

Шьют листопады земле одежду,
Он то уходит... то остается.
В любовь не верит- такой невежда!
А для нее он, как прежде солнце...

Дождем осенним размыты грезы
И крыша стала чужой и влажной,
Она сама досчитала звезды,
Но впрочем это уже не важно.Прикрепленные файлы:

Инесса Эмбер, поэт



Волны бьются о берег притихший,
Белой пеной омыв валуны.
Воздух свежий от влаги зависшей,
Отголоски прибоя слышны.

Зашумел океан и поднялся,
Стойко бьется волна о волну.
Ветром пальмовый лист растрепался,
У стихии оставшись в плену.

Зачарована этим виденьем,
Страха нет, и я прочь не уйду!
Только дух задержу на мгновенье,
Оказавшись в прекрасном аду.

Илья Готье, поэт


Время сквозь пальцы сочится реками,
Размывая в груди обереги, 
И делая нас до костей несвободными,
Ты знала, что птицы падают пО двое?
Ты знала, что все всегда возвращается?
Все забывается.
Но не ты,
Что оставляла на сердце следы.
И сохнет во рту все сильней на бегу.
Я - капитан,
Ты на том берегу.
До тебя не достать
Губами алыми,
А птицы и правда падают парами.
Взгляни на небо, на их падение,
Им шанс не дадут на невозвращение 
Обратно ввысь, чтобы все сначала
Начать. Ты же тоже мне обещала...
И нерв натянув,как струну от гитары,
В аорте пожары,
Которые ты разжигала вчера.
Они еще тлеют
И кто же из нас не успеет сказать,
Что скрывали молчаньем?
Словами сожженными.
Мы обреченные! корчиться в болях.
Жить на земле, там, внизу. 
Я теплую осень тебе принесу
В награду в холодных ладонях.

Зимин-Снежин, поэт


Нет. Без тебя стоять я буду,
Одетым в каменную плоть,
Земле костей оставив груду
Да сухожилий только горсть…
 
Ни мыслей больше, ни желаний.
Во мраке вечности одна,
Вся соткана из упований,
Парящим облаком – душа.
 
И ты, такая же, как прежде,
Из прошлых снов, придёшь ко мне
С одною мыслью и в надежде
В прозрачной, хрупкой тишине
 
Побыть вдвоём, своей рукою
Коснувшись каменной щеки,
Чтоб на мгновенье стать одною
Душой средь вечности тоски.
 
Нет. Без тебя стоять я буду
Бездушным, каменно-чужим,
Но и холодным, не забуду
Твой образ любяще-святым…
 
И пусть ни мыслей, ни желаний
И нет былых во мне страстей,
Есть целый мир воспоминаний
В душе не каменной моей.
 
   09 01 2014

Елена Телушкина, поэт



Зеленеет в чистом поле
Одинокая тростинка.
Поздней осени картинка
Умиляет поневоле.

Всё вокруг от непогоды
Пожелтело, поседело,
Стужа слабых одолела -
Ведь таков закон природы.

А она всё зеленеет,
С каждым днём теряя силы,
Поцелуи солнца милы,
Но их страсть уже не греет.

Ей недолго биться с ветром,
В ледяных объятьях тая,
Потихоньку угасая,
Навсегда прощаясь с летом.

Елена Нимчук, прозаик

Пока О.С. разговаривала с Кронидом Александровичем, я молча его разглядывала. Видно было, что человеку хочется покоя и не тратить время на пустые разговоры с нами. О.С чувствовала себя как дома и говорила без остановки. Я же ощущала себя бесплатным к ней приложением. Своей болтовнёй она утомила и Кронида Александровича, и меня. Правда, когда речь зашла о литературе, он оживился, мгновенно изменился, морщины на лице разгладились. Встретил нас девяностолетний старик, а общался с нами увлеченный своим делом интересный мужчина.
На мою радость, он согласился прочесть мой рассказ. Хотя мне и было очень страшно, я сознательно пошла на этот шаг, заранее зная, что он разгромит меня в пух и прах. Просто сама, без помощи профессионала я не могла понять, что не так в моих рассказах. В голове зарождается вроде бы неплохой неизбитый сюжет и остается его перенести на бумагу, но тут упускаю что-то очень важное, без чего рассказ не получается.
Как я успела понять, человек он честный и откровенный, скажет все, как есть, так сказать, прямым текстом. Не обращая внимания на поток слов, исходивший от О.С., Кронид Александрович взялся за чтение моей рукописи, после чего О.С. ретировалась на кухню, к его дочери. С замиранием сердца я внимательно следила за выражением его лица. Было понятно, что то, что он читает, не приносит ему удовольствия. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас гневно бросит листы на пол и выскажет в мой адрес нелицеприятные слова. К моему удивлению, он продолжал читать.
Боясь даже пошевелиться, я продолжала за ним наблюдать. Кронид Александрович сдвигал брови, с лица сходила мягкость и доброжелательность, на смену пришли жесткость и недовольство, ему определенно не нравилось… Наконец он посмотрел на меня - и пошло -поехало, как я и ожидала…Глядя ему в глаза, я ловила каждое слово, чувствуя себя паршивым учеником перед гениальным учителем. Он указал на мои ошибки, точно все подметив, дал простые советы, благодаря которым у меня в голове все четко разложилось по полочкам. Кто-то, может, и падает духом после таких разносов, но не я. Только оттого, что, из 10 страниц моего рассказа ему понравилась одна, я была на десятом небе от счастья!
-Спасибо, Кронид Александрович, огромное вам спасибо, я все поняла, вы мне так помогли! Теперь я знаю, как нужно правильно писать, - я говорила это так восторженно, словно меня только что не «размазали по стене», а признали лучшим писателем в мире. Он улыбнулся, кажется, моя наивность и самоуверенность развеселили его, внимательно посмотрел на меня …или в меня, и я почувствовала, что он «просчитал» меня мгновенно. Я слышала, что настоящие поэты и писатели видят человека, как рентген, а теперь и сама в этом убедилась. Кронид Александрович был честен и, как я поняла, ценил это качество у собеседника. Думаю, что если бы я играла, а не была искренней в своей благодарности, то наш разговор на этом закончился бы. Льстивой фальши он не потерпел бы.
Его лицо опять стало добрым и оживленным. Он продолжал мне давать советы, а к каждому совету в качестве пояснения рассказывал случай из жизни. Я боялась проронить лишнее слово, не потому, что мне нечего было сказать, просто его было очень интересно слушать. Все, что он говорил, как на диктофоне записывалось в моем мозгу. Зная свою отвратительную память, я нисколько не сомневалась, что из нашего разговора не забуду ни одного его слова!
В комнате зажегся свет, мы оба повернулись к двери, вошла дочь Кронида Александровича.
-Чему вы так смеетесь? - спросила она с интересом. Мы не заметили, что стало темнеть. Оно и понятно, я видела только его глаза…Как жаль, что пора расставаться.
            Возвращались мы с О.С., когда уже совсем стемнело. Я вела машину, совершенно не вникая в смысл ее монолога. Окрыленная, воодушевленная общением с великим поэтом и просто хорошим человеком, без страха и сомнения я окунулась в свои мысли и чувства, а там… Как в калейдоскопе, идеи сменялись яркими впечатлениями от встречи, вспоминались фразы учителя.  Было только одно желание - скорее сесть за компьютер и писать, писать, писать…Дать всему этому выход на бумагу.
 
 


 Памяти Кронида Александровича Обойщикова
  Ушел из жизни талантливый поэт и публицист, истинный патриот Родины, Герой Кубани, член Союза журналистов России, член краевой ассоциации Героев Советского Союза и полный Кавалеров ордена Славы, лауреат премии Кубанского комсомола им. Н. Островского и краевой премии им. Е. Степановой, почетный гражданин города Краснодара – Кронид Александрович Обойщиков.

ОБОЙЩИКОВ Кронид Александрович
(род. 1920 умер 15 сентября 2011 г.)

Елена Карамзина, поэт



Уж скоро лист, покрытый позолотой,
К ногам неспешно, тихо упадет.
И в унисон с осеннею погодой
Покой душа в гармонии найдет...

И будут, вновь, размеренно и томно,
Неспешно и лениво дни ползти.
И суеты дыханье станет ровным,
О зимнем сне появятся мечты...

Но о любви в осеннем листопаде
Не перестанет сердце сожалеть.
Оно цветет, и зимние наряды
Не помешают петь, любить, гореть...

Уж скоро лист, покрытый позолотой,
К ногам неспешно, тихо упадет...
И в унисон с осеннею погодой,
Продолжится души моей полет…
                        2008, Чита

Ильдус Сагитов, поэт


Чужие горы, чужие поля,
Чужое небо, чужая трава,
Чужой язык, чужая страна,
В солдатской крови, чужая земля.

Чужие нравы, обычья, не те,
Служба наша, в чужой суете.
Порохом воздух, пропитан с утра,
Под ногтями «двухсотых», чужая земля.

Пули чужие, жалят тела,
Солдат молодых, чья жизнь коротка.
И коль за Душою, Смерть уж пришла,
Приказы «Отставить!» не слышит, она.

В воздухе чуждом, идет на таран,
«Вертушка», чьи лопасти, держат удар.
Обломки блистера и фюзеляжа,
И трупы врагов, разбросаны, рядом.

Чужие письма приходят домой,
О том, что сын Ваш, уже не живой.
Что он погиб, геройски в бою,
За нашу большую, родную страну.

А сколько погибло ребят наших, там,
В чуждой стране  нам- Афганистан.
И сколь еще искалеченных душ,
Вернулось оттуда, несчитано – уж…

В чужих горах, где чужая земля,
Где воздух чужой и чужая трава,
Чужой язык и чужая страна,
Кровью наших солдат, пропиталась земля…
 

Протоирей Василий Мазур, поэт


За окнами моими плачет осень
Холодным и пронзительным дождем.
Качает ветер ветви мокрых сосен,
Скрипя железным старым фонарем.
 
Я слушаю мелодию простую
Сквозь занавес оконного стекла,
А память на холсте своем рисует
Весенний день, когда сирень цвела.
 
И забывается, что плачет осень
Холодным и пронзительным дождем.
И не качает ветер мокрых сосен
И не скрипит железным фонарем.
 
А в доме несмотря на непогоду
Тепло и пахнет медом от свечей
И кажется любое время года
Прекрасным в отраженье их лучей.

Евгения Сивцова, поэт



Поосторожней! Я могу влюбиться.
И, оправдав все Ваши недостатки,
Могу позволить сердцу часто биться,
И замирать от счастья сладко-сладко!
Поберегите нежное доверье -
Оно во мне едва укоренилось!
И, стоя пред моею тонкой дверью,
Подумайте. пока не отворилась.
Вот-вот начнёт сама расти защита
Моей любви над Вашим тихим домом.
И всё, что Вами было пережито,
Так невозможно станет мне знакомым!
Вы принесли мне крылья и конфеты.
Чтоб я летала с Вами Вы хотите?
Боюсь летать, но так прекрасно это!
Ну что стоять у двери - заходите...

Евгений Казаков, прозаик



- Ну что ты тявкаешь дурья твоя башка! Ну чем тебе не понравились эти прохожие? – говорил, обнимая своего дворового пса немного разгорячившийся от принятых на душу сто грамм Кузьмич – Да и вообще, что может понимать твоя собачья душа? Ну ладно на своих не гавкаешь – уже хорошо. А чужие? Чем они тебе мешают? Они мимо идут, вот пусть и идут себе мимо – Кузьмич поднял указательный палец и, показывая его псу, продолжал – А вот если они во двор зайдут, то тут гавкай, нечего им шляться по чужим дворам.
Псина прыгала радостно вокруг хозяина, звеня цепями, когда поднимался Кузьмич с корточек и думала, что он играет с ним. Когда же Кузьмич опускался вниз псина старалась ближе подтянуть свою морду к лицу Кузьмича и смотрела прямо в глаза, как будто понимала каждое слово хозяина.
- Ну вот скажи мне псина, хороша ли твоя жизнь? Нет, нехороша! Она ограничена в пространстве вот этой самой цепью. Все что ты можешь сделать, так это спать, жрать и гавкать – продолжал свою речь Кузьмич – Ну и что в этом хорошего? А? Ну что ты смотришь мне в глаза?
На долю секунды Кузьмич замолчал, и в этот маленький промежуток времени в голову заскочили мысли: «Да, я человек. А чем моя жизнь существенно отличается от собачьей? Я как будто цепями прикован к нелюбимой работе, что кормит мою семью. Я общаюсь только со своими знакомыми, а с незнакомыми людьми держусь с осторожностью и большим недоверием. Также сплю, ем и разговариваю…»
- Тьфу ты чёрт! – опомнился Кузьмич – Да некогда мне тут мне с тобой разговаривать псина. Пойду я, пойду. Там Михалыч меня ждёт дома, примем ещё немного на грудь, а то что-то странное в голове твориться…

10.06.2014

Лидия Вебер-Вдовченко, поэт



Слышу,  мама, ночами зовёшь
Пеньем тяжким, паломником-ветраом
Бьёшь костяшками ломкими веток
По стеклу, появляешься в дождь.
У него слюдяные глаза –
От рыданий повыцвели тоже.
И альтами охриплыми схожи
Заоконных гостей голоса.

Отчего мучишь душу мою,
И приходишь всегда в непогоду,
Словно осени косной в угоду.
Ищешь сердцу последний приют?
Ты меняла друзей, города
И нигде не смогла утвердиться
В новой жизни. Живя заграницей,
Возвращаешься часто сюда.

Ты коришь, голосишь небесам,
Посылая упрёки по водам,
Что, дождём проливаясь холодным,
Примерзают к  моим  волосам.
Слышу, мама, ночей мятежи,
Принимаю тебя... что ж ты снова
Убегаешь от русского крова
К берегам нелюбимым, чужим?

Там, у сына, жалеют и ждут,
Здесь, у дочери – быта лавина.
Где роднее  семьи половина?
Где милее для сердца приют?
За окном дозревает рассвет
Жёлто-красною сочною лужей…
Приезжай, я готова дослушать.
Покупаем обратный билет?

Дмитрий Бухалов, поэт



Судьба поспорила, однажды,
С удачей только на одно:
Кто победит, тот сможет дважды
Забрать себе любое всё.

Их спор, пропитанный коварством,
Был очень прост, но и хитёр:
Кто будет людям лишь лекарством,
Тот одержал победу в нём.

Но жизнь вмешалась - не напрасно - 
И стала каждому судьёй,
Иначе было б всё ужасно,
И мир бы стал большой дырой.

Прошли года, прошли столетия.
И человек создал мечту,
И та прошла тысячелетия,
Пока не встретила судьбу.

"Все в этом мире предначертано, - 
Твердили деды, их деды, - 
В конечном счёте всё исчерпано,
Исчезнут каждого следы!"

И спор скатился к заключению:
Судья решает наперёд
И на пороге завершения
Победу лучшему даёт!

Но только вот судьба схитрила
И забрала себе те всё,
Что та удача сотворила,
И породила в мире зло.

Сначала это была ревность,
А после стало хвастовство,
И изменила ложь на вредность
С намёком в лучшее добро.

В конечном выборе решения
Всё перешло уже к тому:
Порядок, хаос - изменения
Влились в бессмертную судьбу.

Удача стала искажением,
Подарком, редкостью всему:
Кто верит твёрдо с сожалением
И кто не верит ничему!

Дарья Полтавцева, поэт, прозаик


Скажу слова за упокой…
За упокой любви и веры.
Ты говришь, я стала злой,
Не злой, я просто стала смелой.
Моя любовь была в цвету,
Глупа, наивна и прекрасна.
Но оказалась как в аду,
Старалась выжить, но напрасно.
 
Не буду плохо говорить.
Она была – за то спасибо.
Любви бы нашей дальше жить,
Спасти её ещё могли бы…
Но пропустили мы тот  миг,
Когда в агонии обиды
Последний вздох, поседний крик
Мы не заметили… Могли бы!
 
Теперь любовь, увы, мертва.
Ей возложу две алых розы.
Сгорело всё в душе до тла,
Уже иссохли даже слёзы.
Оденусь в траурный наряд,
И горсть земли – на крышку гроба.
Я знаю, ты тому не рад,
Мы виноваты в этом оба…

Владимир Данилин, поэт

В растрёпанных мгновеньях  Утра,
в ухоженных морщинах дня
Ты вся во мне была и будто
вдруг испарилась из меня.
Я стал звенящей пустотою,
пронзённой шорохом минут,
И нет в гармонии покоя,
И ливни в памяти идут…

Тропинки прожитых мгновений
легли в узоры на руке,
Там шаг твой первый и последний,
И Счастья эхо вдалеке,
Мчат дни и ночи по спирали,
мелькают лица, встречи, годы,
У дней различия пропали...
Что понедельник, что суббота...

Сон растопырился нелепо
в меня, как звёздно-лунный свет.
Искал тебя, прошёл всё небо…
Там призрак твой… тебя там нет.
Но на ладонях предрассветья,
с поющим лучиком звезды
придут легко и незаметно
слова…
               так возвратишься ты…Прикрепленные файлы:

Олег Грошев, поэт




Одиночества приступы – признак осенней хандры.
Каждый вечер постылой тоски – оглушительный выстрел.
А потом – пустота… темнота укрывает дворы,
коченеющий день хороня в опадающих листьях.
 
Потянулись в квартиры бездомные псы – сквозняки,
по натоптанным тропам в такие родные широты.
И октябрь, как художник, уверенным взмахом руки
добавляет в «зелёнку» пейзажа охряные ноты.
 
Принимаю безропотно сдержанный нрав октября -
календарь отклоняет попытки возможного торга.
Пусть другие с есенинской грустью о нём говорят –
выбираю сухую строку без щенячьих восторгов.
 
Одиночества приступы грусти свинцовой полны.
Парадокс: под влиянием осени радужной гаммы
выбивают уставшие пальцы из каждой струны
однотонно – протяжные мантры тибетского ламы.
 
И стихи – как последние главы из «Бардо Тодол»,
помогают душе прорываться сквозь тела плотину…
наблюдать, как отчаянно рвёт сарафана подол
уходящее лето из липкой петли паутины.
 
Ждать недолго осталось… изменится радужный мир,
по ошибке надев скомороший наряд наизнанку:
от угла до угла по холсту заскользит штрих – пунктир,
понесётся в эфир подсознания ливней морзянка.
 
Вновь придётся  писать под диктовку берёз и рябин,
слышать в песнях ветров заблудившихся призраков вопли
и тащить через время – пространство хронический сплин,
и размазывать в стиле минорном лиричные «сопли»…
 
Быть распятым на строчном кресте поэтических мук…
быть сожжённым с пожухшей листвой на костре очищения…
И смотреть обречённо, как ставит ловушки паук,
и прихода весны ожидать,  словно узник  прощения….Автор: Грошик
Дата: 24-10-2015 00:43
Сообщение №: 127310
Жанр: Поэт

Оффлайн
Стихотворения автора на форуме
Проза автора на форуме
Поделиться…
Грошик