Откройте свой Мир!

Московский поход Деникина, Моско́вский похо́д ВСЮР — военная кампания Вооружённых Сил Юга России, начатая против РСФСР в июле 1919 года в ходе Гражданской войны в России. Целью похода было взятие Москвы, что, по мнению главнокомандующего ВСЮР А. И. Деникина, должно было сыграть решающую роль в исходе войны и приблизить белых к окончательной победе.

Московский поход ВСЮР условно делится на два этапа: наступление ВСЮР (3 июля — 10 октября) и отражение контрнаступления сил красного Южного фронта (11 октября — 18 ноября).

К началу июля 1919 года обстановка на Южном фронте Гражданской войны складывалась решительно в пользу белых. Немаловажную роль в этом сыграли антибольшевистские восстания (Вёшенское и «григорьевское») как последствия грабежей и террора на подконтрольной большевикам территории, вследствие чего советская власть в тылу Красной Армии де-факто держалась только в городах и в местах сосредоточения войск, в то время как остальная территория контролировалась многочисленными повстанческими атаманами и местным самоуправлением.

В течение июля 1919 года армии ВСЮР по мере сил выполняли план Московской директивы. С середины месяца начались попытки РККА перейти в контрнаступление. Хотя эти попытки оказались безрезультатными, они всё же приостановили продвижение белых сил к Москве. Основные успехи были достигнуты на западном и юго-западном направлениях. На западе 31 июля войсками ВСЮР была взята Полтава. На юго-западе были разбиты силы красных в Северной Таврии и западнее Екатеринослава. Войска ВСЮР вышли к концу июля на линию Верхнеднепровск — Никополь — далее по Днепру. Кавказская армия 28 июля взяла Камышин и продвинулась севернее, а казачья дивизия Кавказской армии переправилась через Волгу, создав обширный плацдарм в районе Царицына. При этом Донская армия не только не смогла продвинуться вперед, но в ходе кровопролитных боёв, шедших с переменным успехом, несколько подалась назад, потеряла Лиски и Балашов и отошла за Дон.

Историк А. А. Немировский пишет, что наступательные операции ВСЮР в июле развивались напряжённо и медленно; ничего похожего на быстрое продвижение прошлого месяца (июня) не наблюдалось. Причинами этого он называет непрерывно притекавшие в РККА подкрепления, намного превышавшие численность пополнения у белых. Историк выделяет только две крупные наступательные операции: Полтавскую и Камышинскую. Для восточной половины фронта ВСЮР вторая половина июля была очень тяжела и, в сущности, показала бесперспективность дальнейшего наступления на направлении к линии Тамбов—Саратов.

События первой декады августа 1919 года определяются упорным желанием Деникина выполнить первую часть Московской директивы (взять Балашов и Саратов). Но попытки Донской и Кавказской армий наступать на востоке от Дона окончательно захлебнулись. На западе Добровольческая армия, без особенного сопротивления развивая преследование разбитого в июле противника, достигла 11 августа линии Гадяч — Кременчуг — Знаменка — Елисаветград. Была обнаружена неожиданно низкая боеспособность западной части Южного фронта РККА. Это обусловило коррекцию боевого плана Деникина: не отменяя формально прежних задач Московской директивы на востоке, 12 августа Деникин отдал новую директиву, предусматривавшую немедленный переход Добровольческой армии и 3-го отдельного корпуса в общее наступление на запад, независимо от ситуации на других участках фронта. Создается Киевская группа войск генерала Бредова для наступления на Киев.

А. Немировский пишет, что основной целью Деникина в этот период по-прежнему являлось обеспечение широкого спрямлённого фронта для последующих действий на Москву, только на этот раз с уклоном к западу. Построение такого фронта дополнительно облегчалось хорошей перспективой соединения с поляками и создания с ними общей противобольшевистской линии.

18 августа рухнул фронт большевиков в Новороссии, силы красных в этом регионе (12-я армия) оказались окружены. 23-24 августа войска ВСЮР взяли Одессу, 31 августа — Киев.

Советские войска к середине августа из центрального Черноземья подготовили встречное наступление. Прорыв красных был ликвидирован к концу августа. Группа Селивачева потерпела полное поражение и отошла под общим натиском добровольцев на исходные позиции.

Кавказская армия разбила наступающие войска большевиков и отстояла Царицын; одновременно донцы переправились через Дон и потеснили большевиков к Хопру.

Выявившееся к середине сентября полное поражение августовского наступления большевиков побудило Деникина отдать 12 сентября директиву о переходе ВСЮР в общее наступление.

А. Немировский пишет, что именно теперь должно было начаться выполнение Московской директивы как таковой: необходимый для этого широкий фронт в сочетании с инициативой в руках ВСЮР наконец имелись в наличии. Наступление должно было осуществляться по кратчайшему, центральному маршруту и проходить в два этапа: достижение рубежа (Днепр — во взаимодействии с поляками) — Брянск — Орёл — Елец и оттуда концентрическое наступление на Москву. На рубежах Дона и Царицына была занята стратегическая оборона. В течение 12 сентября — 19 октября план Деникина осуществлялся с исключительным успехом. Создавалось впечатление, что Южный фронт красных развалился. В особенности первые две недели наступления (12-24 сентября) были подлинным триумфом ВСЮР, которым практически не оказывалось сопротивления. На центральном направлении 17 сентября пали Сумы, Обоянь, Старый Оскол, 20-21 сентября добровольцы овладели Курском, 24 сентября пали Фатеж и Рыльск.

Большевики были близки к катастрофе и готовились к уходу в подполье. Был создан подпольный Московский комитет партии, правительственные учреждения начали эвакуацию в Вологду. 27 сентября Южный фронт был разделён на Южный и Юго-Восточный. 5-8 октября на II съезде РКСМ была объявлена комсомольская мобилизация на южный фронт.

Но с середины октября положение белых армий заметно ухудшилось. Тылы ВСЮР были разрушены рейдом повстанческой армии Махно, прорвавшей фронт белых в районе Умани[2], к тому же против махновцев пришлось снимать войска с фронта, а большевики сумели заключить перемирие с поляками, которые дошли до Березины (Деникин в переговорах с поляками отказался признать независимость Польши, и поэтому Пилсудский был против победы белогвардейцев), и с петлюровцами, высвободив силы для борьбы с Деникиным.

11 октября численно превосходящие силы красных, усиленные латышскими, эстонскими и китайскими национальными частями, перешли в наступление на орловско-курском направлении (62 тыс. штыков и сабель у красных против 22 тыс. у белых).

Первоначально необычайно ожесточённые бои в целом клонились к победе белых, и к исходу второй декады октября добровольцы занимали линию Новгород-Северский — Дмитровск — Орёл — Новосиль — южнее Ельца — Дон. Но, к этому времени наступление их всюду захлебнулось, а на линии Севск — Дмитровск — Кромы — Орёл они с трудом отбивали натиск противника.

В ожесточённых боях южнее Орла, шедших с переменным успехом, малочисленным частям Добровольческой армии к концу октября войска Южного фронта РККА (командующий А. И. Егоров) нанесли поражение, а затем стали теснить их по всей линии фронта. Зимой 1919−20 гг. деникинские войска оставили Харьков, Киев, Донбасс.

Ко́нный рейд Мама́нтова — рейд 4-го Донского корпуса Донской армии Вооружённых сил Юга России 10 августа — 19 сентября 1919 года под руководством генерала К. К. Мамантова по тылам красного Южного фронта в период похода ВСЮР на Москву.

В середине августа 1919 года в ходе Гражданской войны Южный фронт красных попытался перейти в контрнаступление с целью разгромить главную группировку белых войск, овладеть нижним течением Дона и не допустить отхода основных сил противника на Северный Кавказ.

Заблаговременно узнав о подготовке контрнаступления, деникинское командование решает сорвать наступление, направив в рейд по тылам красных войск 4-й Донской казачий корпус генерал-лейтенанта Мамантова (6 тыс. сабель, 3 тыс. штыков, 12 орудий).

В начале (с 23 февраля по 4 августа 1919 года) корпус генерала Мамантова насчитывал 3400 всадников, 103 пулемёта и несколько бронеавтомобилей. 4 августа 1919, во время экстренной проверки, генерал К. К. Мамантов лично отсеивал казаков, которые не могли выполнять задачу рейда в глубоком тылу противника. После реорганизации 4-й Донской казачий корпус сократился до 2500 всадников, 103 пулемётов и 3 бронеавтомобилей.

Для повышения его боеспособности, корпусу были приданы части усиления. Поэтому общая численность белогвардейских войск, направленных в рейд под командованием Мамантова составила 3000 штыков, 6000 сабель,12 орудий, 3 бронеавтомобиля, 7 бронепоездов.

10 августа 1919 года корпус Мамантова переправился через реку Хопёр в районе станицы Добринской и прорвал Южный фронт красных на стыке 8-й и 9-й армий. Вскоре основные силы 40-й дивизии Южного фронта были разбиты, а остальные были обращены в бегство.

Прорвав фронт, корпус Мамантова ушел в тыл Красной армии. В ходе рейда войска Мамантова уничтожали гарнизоны и части противника, разрушали связь, уничтожая пункты военного снабжения, а в некоторых случаях и распуская мобилизованных большевиками солдат по домам. Во время рейда генерал Мамантов взял города Тамбов (18 августа), Козлов (23 августа), Лебедянь (28 августа), Елец (31 августа), Касторное (6 сентября) и Грязи. а так же Воронеж (11 сентября). Из пленных красноармейцев и добровольцев из местных крестьян была создана Тульская добровольческая пехотная дивизия под командованием полковника Дьяконова.

Для борьбы с ним красное командование создало Внутренний фронт под командованием М. М. Лашевича (ок. 23 тыс. человек, авиация, бронепоезда).

Корпус Мамантова был возвращён по настоятельному требованию генерала Деникина. Обратное движение корпуса было затруднено насыщенным войсками фронтом противника и большим обозом военной добычи. 12 сентября мамантовцы были выбиты из Воронежа и, избежав окружения с помощью маневра, 19 сентября под Новым Осколом соединились с войсками ВСЮР.

Рейд Мамантова достиг значительных успехов, разрушил и дезорганизовал тылы красных, серьёзно подорвав боеспособность наступавших частей, но основной цели - сорвать готовящееся контрнаступление Красной армии - рейд не выполнил. Продвижение белых к Москве продолжалось до середины октября 1919 года, когда был взят Орёл. Затем Южный фронт красных начал контрнаступление.

7 июня 1927 года советские спецслужбы потерпели поражение. Белогвардейцам удалось проникнуть на территорию страны и взорвать Центральный партийный клуб в Ленинграде. В ходе теракта один человек погиб, 26 было ранено.
После окончания Гражданской войны далеко не все белогвардейцы смирились с ее завершением. В 1924 году была создана Боевая организация А. П. Кутепова, который был одним из высших деникинских командиров. Поначалу организация налаживала сеть осведомителей в СССР и посылала туда антибольшевистскую литературу. В 1927 году Кутепов приступил к отправке диверсантов на территорию Советского Союза.
В одной из первых вылазок диверсантам удалось пересечь советско-финскую границу и впоследствии взорвать ленинградский партийный клуб. После этого инцидента пограничникам и ОГПУ пришлось усилить охрану Карельского перешейка и напряженно работать, чтобы избежать повторных терактов.


Генерал Кутепов
«Нас было трое: два славных парня, решившихся на все: Дмитрий и Сергей, и я — марковец-артиллерист (участник кубанских походов). Мы только что перешли черту жизни и смерти — границу СССР, небольшую, неглубокую речку Сестру…», — так писал впоследствии о переходе через финско-советскую границу Виктор Ларионов, белый капитан и лидер группы диверсантов.


Виктор Ларионов, Дмитрий Мономахов, Сергей Соловьев
Через несколько дней им удастся взорвать ленинградский Партийный клуб. Однако за эти дни их несколько раз едва не изловили, они могли погореть на любой мелочи, но неопытным диверсантам сопутствовала удача.
Через границу кутеповцев перевел опытный проводник. 2 июня вся троица – Ларионов, Соловьев и Мономахов уже были «на Родине». Больше суток группа шла по лесу, пока не достигла станции Левашово, которая была хорошо знакома петербуржцу Ларионову с детства.


Левашово в начале ХХ века
У диверсантов настроение было боевое – они решили ликвидировать любого, кто потребует у них документы. Дело в том, что нормальных поддельных документов у них не было, зато оружия хватало. У группы были: маузер, наган, парабеллум, гранаты, пара банок с удушающими газами и несколько бомб системы Новицкого. Они не собирались сдаваться без боя и готовы были убить любого, кто помешает им выполнить «миссию». В общем, неопытность белогвардейцев в полной мере компенсировалась их решительностью.
В Левашово кутеповцы купили еду и коньяк. Неподалеку на елочной поляне устроили «базу», где и ночевали несколько дней до операции. Ларионов вместе Мономаховым отправились на разведку в город. Из множества объектов для атаки они выбрали Центральный Партклуб на наб. Мойки 59.
Надо отдать должное: большинство вариантов диверсанты отбросили по этическим соображениям. Например, Клуб Коминтерна они решили не взрывать, потому что там собиралась «безусая молодежь, заблудившаяся в советских потемках». А в редакции «Ленинградской правды» было много женщин — хотя они и были коммунистками, но рука белогвардейцев на них не поднялась.


Центральный Партклуб
Определив цель атаки, Ларионов и Мономахов вернулись в Левашово за оружием и Соловьевым. Но на поезд до города они опоздали, тот ушел у них на глазах. Был вечер пятницы и группе предстояло провести несколько дополнительных дней в СССР. Дождавшись понедельника, они пошли на «дело».
Распахнув двери Партклуба вооруженные до зубов кутеповцы не ожидали увидеть в вестибюле женщину «с наглым лицом», коммунистку, как впоследствии выяснилось, по фамилии Брекс. По плану, любого встречного Мономахов должен был бить «по черепу». Но тут галантные белогвардейцы стушевались – опять рука не поднялась. Им пришлось проходить «совдеповскую» бюрократическую процедуру.
Растерянные террористы подошли к столу, чтобы расписаться в книге — нужно было указать фамилию и номер партбилета. Тут нерадивые диверсанты трижды едва не попались. Сначала Ларионов указал номер своего партбилета «34» — это очень удивило товарища Брекс, получалось что Ларионов один из старейших большевиков страны. Затем Соловьев достал отвратно сделанную подделку партбилета — это снова вызвало подозрения, но Соловьев выкрутился, сказав: «да мы ведь московские…», подразумевая, что в Москве партбилеты выглядят иначе. В довершение всего террористы стали снимать плащи и вешать их на вешалку. Оружие из карманов плащей им пришлось перекладывать практически на виду у Брекс. Но, к их счастью, оружия она не заметила.
После этого Ларионов поднялся в зал собраний, но там было всего несколько человек. Операцию пришлось отложить и идти на вокзал, чтобы снова отправиться на поляну и спать на мху, кормя собой комаров.
На следующий день, 7 июня, кутеповцы снова пошли на штурм Партклуба. На этот раз у них не возникло никаких эксцессов с товарищем Брекс – они поздоровались, расписались и также повесили плащи на вешалку. На этот раз в зале находилось 35 человек. Там проходил семинар Института Красной профессуры. В зале находились студенты, в основном члены партии.


Вот так описывает дальнейшее сам Ларионов:
«Закрываю за нами дверь. Я говорю моим друзьям одно слово: «можно» […]. Секунду Димитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат… Распахиваю дверь для отступления… Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним… Бомба пропищала… и замолкла. Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик:
— А… а… а… а… Бомба!..
Я, как автомат, кинул баллон [c удушающими газами] в сторону буфета и общежития и побежал по лестнице… На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату.
Сбегаю по лестнице…
По всему дому несутся дикие крики, шуршание бегущих ног и писк, такой писк — как если бы тысячи крыс и мышей попали под гигантский пресс…
В прихожей-вестибюле с дико вытаращенными глазами подбегает ко мне тов. Брекс.
— Товарищ, что случилось? Что случилось? — еле выдавливает она из себя…
— Взорвалась адская машина, бегите в милицию и в ГПУ — живо! — кричу на нее командным голосом.
Она выбегает за дверь и дико вопит на Мойку:
— Милиция!!! Милиция-а-а!..»
Через несколько минут спустился и Дмитрий Мономахов. Его задело взрывом, он был в крови, но при этом не забыл забрать с вешалки свой плащ.


Белогвардейский плакат, 1932 год
Затем Ларионов с Мономаховым побежали в соседний переулок, навстречу милиционерам. «Что вы здесь смотрите? Там кидают бомбы, масса раненых… Бегите скорее… Кареты скорой помощи… Живо!». Милиционеры подчинились, а террористы смешались с толпой, вышли на Невский и взяли извозчика.
По пути на вокзал Дмитрий Мономахов рассказал Ларионову, как в Партклубе наткнулся на «какого-то длинноволосого», который «танцевал предо мною». Болтавшегося под ногами Мономахов ранил выстрелом «в пузо»: «длинноволосый схватился обеими руками за зад и медленно сел на пол, а я пошел дальше…». Советская пресса потом писала, что товарищ Ямпольский самоотверженно пытался задержать террориста, схватил его за руки, но бандит успел достать пистолет. Ранение Ямпольского оказалось смертельным. И он единственный, кто погиб от атаки диверсантов. В результате взрывов бомб было ранено 26 человек, из них 14 – тяжело.
Добравшись до Левашово Мономахов с Ларионовым встретили там Соловьева. Они, как оказалось, ехали в одном поезде. Сергею Соловьеву не удалось смешаться с толпой, и он дважды чуть не попался. От здания Партсобрания ему пришлось уходить от погони дворника. Затем уже в поезде его едва не задержали — ему не хватило 50 копеек на проезд. Но сердобольная попутчица спасла, заплатив за него.
Тут же все трое отправились к границе. Но там наткнулись на пограничный патруль. Им пришлось бежать в лес. В ходе перестрелки они застрелили собаку-ищейку. Это было удачей, так как теперь их не смогли бы найти. Они залегли в глухой яме на 16 часов и только на следующую ночь вышли к реке Сестре и покинули СССР.


Виктор Ларионов
Как сложилась судьба Дмитрия Мономахова неизвестно. Сергей Соловьев погиб уже через несколько месяцев, в августе, при попытке очередной диверсии. Виктор Ларионов вскоре после атаки на ленинградский Партклуб напишет книгу. Собственно, вся информация в этом очерке взята из опубликованных в Париже в 1931 году мемуаров «Вылазка в СССР». Ларионов продолжил воевать против большевиков. Он организовал монархическую организацию «Белая идея». Затем воевал в составе РОА как офицер-контрразведчик. Он на все сто поддерживал лозунг «хоть с чертом, но против большевиков!». После 1945 года он жил Мюнхене. Умер там же в 1984 году.

Целью «белого» террора были большевики, вплоть до «вождей». К тому же белогвардейцы своими акциями надеялись спровоцировать народ, в первую очередь крестьян, на антибольшевистскую борьбу. Но им это, конечно, не удалось. Диверсии и их попытки совершались пока не обезглавили Боевую организацию. В 1930 году в Париже сотрудниками ОГПУ был похищен и убит генерал Кутепов. Так история белого террора подошла к завершению.

НАШ БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК (5)

Владимир Константинович Воскресенский - герой Второй Отечественной войны 1914-1918 гг. Пал смертью храбрых в бою 23 мая 1916 г.

Анонс
Исследователями Нижегородского исторического общества "Отчина" подготовлена к печати статья об одном из самых ярких героев Великой войны 1914 г., нашем земляке, подпоручике 5 Стрелкового полка Владимире Воскресенском. Статья увидит свет в ближайшее время, следите за нашими публикациями. Здесь же отметим одно немаловажное обстоятельство. Имя нижегородца В.К. Воскресенского довольно широко известно, сведения о нем, впрочем, довольно скудные,опубликованы на ряде военно-исторических сайтов. Напр
имер, на фундаментальном сайте "Офицеры РИА". В них, однако, содержится ошибка - неверно указано место погребения героя. В нашей статье она будет исправлена. Узнает читатель и много новых сведений о герое и его подвиге, совершенном в самом начале знаменитого "Брусиловского прорыва".
Фото из Архива аудиовизуальной документации Нижегородской области (фонд фотодокументов Нижегородского кадетского корпуса).

Красавец "Штандарт" медленно подходит к молу. Все затихло в напряженном ожидании. С молниеносной быстротой был спущен покрытый красной дорожкой трап.
Начальствующие лица поднялись наверх с рапортами.
Но вот, вот ...
Государь в белом морском кителе, за ним Государыня в белом платье, Наследник в матросском костюме и Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия медленно сходят с трапа. За Ними следуют лица свиты.
- Смир-р-р-но!
- Слушай, на караул!
Слышится команда, щелкнули винтовки. Музыка заиграла: Боже, Царя храни!
Громовое "ура" раздалось по молу и волнами стало передаваться по всей набережной.
Чарующая улыбка играла на лице Государя. Его глаза были полны величественной красотой и безконечной добротой. Я впился глазами в Государя. Я видел, как моя мать, низко склонившись в глубоком поклоне перед Государыней, передала Ей букет.
- Здорово, Виленцы!!
Слышится тихий, спокойный голос Государя.
- Здравия желаем, Ваше Императорское Величество! - несется в ответ.
Раскаты громоподобного "ура" заглушают все. Под звуки церемониального марша рота молодцевато проходит перед Государем. Их Величества садятся в экипаж, который медленно трогается в город. За ними следуют экипажи Великих Княжен и экипажи свиты.
Кортеж открывают, очищая дорогу, несколько конных татар в расшитых золотом куртках на великолепных конях, за ними в фаэтоне, стоя во весь рост, едет Иван Антонович. В глазах его блестят слезы неизъяснимого счастья.
Толпа вплотную идет с царскими экипажами. Нигде на пути всего следования не видно ни одного городового, ни одного полицейского чина. Здесь этого не нужно. Государь у себя дома.
Путь следования кортежа засыпается цветами. Величественное пение родного гимна тысячной толпой сливается в один гул с перезвоном колоколов церквей. На всех лицах написано невыразимое счастье. А кортеж все удаляется.
И вскоре на высоком флагштоке в Ливадии взвился огромный Императорский желтый Штандарт с черным орлом посредине. Их Величества въехали в свое имение...
Так в 1909 году Ялта встречала своего Державного Повелителя и своего любимого Царя!
Я помню, как мой покойный отчим весь сиял от счастья, рассказывая нам в кругу семьи о том, как были довольны Их Величества устроенной Им встречею.
И. А. Думбадзе

Всем привет.
В Донском монастыре в Москве, есть знаменитое захоронение ротмистра Левченко.
С ним связано много легенд и это место очень почитаемо среди верующих.
Хотелось бы узнать, чем был славен жизненный путь этого человека, что ему было уготован такой почет после смерти?

Мало обращаемся мы сегодня к опыту и наследию царского генерала Михаила Константиновича Дитерихса. Слишком заметно, что имя этого великого сына нашего Отечества отчего-то замалчивается даже современными монархистами, не говоря о тех, кто увлечён построением социализма или коммунизма в России и во всем мире. Для сегодняшних марксистов и социал-дарвинистов такие духовно высокие личности, как Дитерихс, особо опасны. На фоне его жертвенного служения во славу Бога и на пользу Отечества обесценивается всякое стремление к власти «во имя свое», всякая демагогия о «свободе, равенстве и братстве», всякое гнусное лукавство, направленное на утверждение мнимой «справедливости».
Современные монархисты, стремящиеся участвовать в политической жизни, тоже порой побаиваются много и обстоятельно рассуждать о Дитерихсе, поскольку он своими делами и мыслями высвечивает никчемность политической борьбы без истинного покаяния, без обращения ко Христу, к истинным смыслам Самодержавия.
 «Нет нужных братьев и в современных монархических организациях и различных объединениях. И это особенно ясно в текущем движении по фиктивному объединению. Ведь ищут объединения не во имя создания однородных идей, не вокруг однородных монархических принципов, а опять-таки вокруг личностей, деятелей, не стремясь устранить основные причины, обусловившие нелепое существование огромного количества разноименных монархических организаций», – пишет в своем письме-политическом завещании Михаил Константинович Дитерихс в 1924 году из Шанхая.
Поэтому словно в забвении пребывает сегодня имя выдающегося человека, сына Отечества Российского, Михаила Константиновича Дитерихса. Словно, в забвении пребывают великие дела, документы, воззвания, указы, мысли-рассуждения истинного царского генерала, полководца и выдающегося государственного руководителя и, прежде всего, глубоко верующего православного подвижника, любящего Бога, Царя и Отечество.
Подвиг Михаила Константиновича велик, но наша благодарность этому человеку, наша память о нем пока намного меньше того, что заслуживает личность Дитерихса.
Генерал Дитерихс – единственный, кто реально всеми своими силами и талантами полководца и государственного руководителя удерживал дух Самодержавной России, Руси Христовой в те дни, когда почти все наше Отечество уже было под властью большевиков-ленинцев, утверждавших свой новый мир. На краю Святой Руси, у берегов Тихого океана Дитерихс защищал Царскую Россию. Защищал как талантливый полководец, как выдающийся государственный деятель. Защищал смело и мужественно, с молитвой на устах и с оружием в руках. Защищал тогда, когда давно покинула Крым армия генерала Врангеля, когда от старой царской России остались лишь далекие русские земли Приморья и Приамурья.
Жизнь Михаила Константиновича Дитерихса описана в немногочисленной исторической литературе. Одним из наиболее крепких и объективных с научной точки зрения нам представляется труд Василия Жановича Цветкова «Генерал Дитерихс». Эта работа имеет обильную источниковую базу, содержит глубоко осмысленные выводы, сделанные с духовных позиций. Ведь невозможно одними лишь рациональными умственными объяснениями раскрыть суть поступков, важнейших решений генерала Дитерихса.
Из книги Цветкова о генерале Дитерихсе: «Талантливый генштабист, разработавший планы знаменитого "Брусиловского прорыва", храбрый начальник русской Особой бригады, выполнявший "союзнический долг" на Салоникском фронте Великой войны, последний генерал-квартирмейстер Ставки Верховного Главнокомандующего до октября 1917 года, руководитель расследования гибели Августейшей Семьи, тщательно, скрупулезно собиравший малейшие свидетельства мученической кончины Государя Императора Николая Александровича и его близких, Командующий Восточным фронтом Белого движения, предпринявший осенью 1919 года последнее наступление Белых армий на р. Тобол, организатор добровольческих Дружин Святого Креста, наконец, последний Правитель Белой России – Правитель Приамурского Земского Края в 1922 году, а в Зарубежье – начальник Дальневосточного Отдела Русского Общевоинского Союза, почетный член повстанческого Братства Русской Правды».
Известно, что соприкосновение с тайной ритуального убиения Святой Царской Семьи преобразило Михаила Константиновича. Будучи достойным царским генералом, Дитерихс глубоко осознал духовные начала Самодержавия и сердцем ощутил Божественность происхождения власти над своим народом Православного Царя.
Главным этапом в жизни генерала Дитерихса, очевидно, было его дело по сохранению Самодержавной России. Сегодня явно не дооценивается великое событие, которое стало возможным в 1922 году на русском берегу Тихого океана во Владивостоке при активной и самоотверженной деятельности Дитерихса. Речь, конечно, о знаменитом Приамурском Земском соборе.
В советское время о личности Дитерхса и Приамурском Земском соборе практически не упоминали в исторической литературе. Если где-то публиковались какие-то сведения, то подавались исключительно как заурядная попытка «белых недобитков и контрреволюционеров» оказать безуспешное сопротивление силам большевиков.
До сих пор Приморье 1920-х годов у многих ассоциируется с песней «По долинам и по взгорьям», которую воспринимают как победный гимн Народно-революционной армии Дальневосточной республики – марионеточного государства, созданного большевиками в 1920-м году на короткий срок к востоку от Байкала. Изначально же песня имела совершенно иные слова и являлась маршем сибирских стрелков. Слова были написаны еще до революции знаменитым Владимиром Гиляровским, «дядей Гиляем». Начинается песня-марш сибирских стрелков так: «Из тайги, тайги дремучей, от Амура от реки. Молчаливой грозной тучей в бой идут сибиряки». А заканчивается не революционным и самонадеянным восторгом: «…разогнали атаманов, разгромили воевод… и на Тихом океане свой закончили поход». А вдохновляющими, дорогими русскому сердцу священными словами: «Русь свободная воскреснет, нашей Верою горя. И услышат эту песню стены древнего Кремля».
Сама «Дальневосточная республика» – формальная и маргинальная по своему назначению «советская автономия» – вряд ли заслуживает повышенного исследовательского внимания. Однако к опыту ДВР сегодня вновь обращаются историки и политики, питающие сепаратистские настроения и пытающиеся как-то подчеркнуть «самостоятельность» Дальнего Востока, его особое назначение. «Дальневосточной республикой» интересуются наши геополитические противники. Очевидно, для них этот опыт показывает, как, в каком направлении в случае уже разгорающейся смуты в России можно помочь воплощению сепаратистских настроений некоторых небольших антироссийски настроенных групп населения, проживающих на востоке нашей страны.
В реальности ДВР вовсе не являлась плодом самостоятельного государственного строительства на Дальнем Востоке. Это был лишь тактический приём в наступлении большевиков на дальневосточные территории и в их дипломатических переговорах с иностранными и, в первую очередь, японскими интервентами.
У республики, которую большевики решили временно создать на Дальнем Востоке, фактически не было своей территории. Значительная часть земли, которую большевики наименовали ДВР, была свободна от советской власти и оставалась старой Россией, охваченной смутой и беспорядками. На этой земле в результате революционной смуты, устроенной большевиками, в результате совершённого ими зверского убийства законного Государя, Правителя и Хозяина всей Земли Русской святого Царя Николая Александровича Романова и Его Семьи, уже пытались хозяйничать иностранные военные.
В этих условиях, в тяжелейшей обстановке японской интервенции и наступления безбожной советской власти, на свободной от большевиков части Русской земли во Владивостоке в июле – августе 1922 года собирается Приамурский Земский собор, который стал актом покаяния части русского народа в страшном грехе цареубийства.
Своим законным решением Собор восстанавливает в России царскую власть и Династию Романовых на Царском Престоле. И утверждает на Приморской и Приамурской земле новое Русское государство – Приамурский Земский край. Как известно, председательствовал на Земском Соборе царский генерал Михаил Константинович Дитерихс. Он же и стал Правителем Приамурского Земского Края, его главным идеологом и вдохновителем. Это Русское государство на берегу Тихого океана со столицей во Владивостоке и еще одним центром в Никольск-Уссурийском, образованное генералом Дитерихсом и русскими людьми, нежелавшими отдавать Русь Православную в руки безбожной ленинской власти, должно было утвердиться на берегу Тихого океана и вновь собрать воедино под скипетр грядущего Русского Царя все захваченные большевиками земли Российской Империи.
В условиях, когда уже вся Русь была под сапогом новой антирусской ленинско-троцкистской власти, генерал Дитерихс проявил себя как талантливый государственный устроитель. На вере в Бога и в «Россию Христа, Россию Помазанника Божия» основывалась героическая, подвижническая жизнь Дитерихса. На камне веры православной и жертвенном служении России строилось его великое державное дело в Русском Приморье.
Государственное строительство Дитерихса, которое он осуществлял в новом государственном образовании Приамурский Земский Край, имеет много полезных для сегодняшнего времени открытий и реальных дел. Дитерихс оставил нам не только теорию, но дал практический опыт державного строительства в условиях страны, занятой новой антирусской и антихристанской властью, в условиях плотного вражеского окружения и социальной апатии и депрессии.
По завершении знаменитого Приамурского Земского собора в августе 1922 года генерал Дитерихс огласил Указ №1, в котором содержались основные положения государственного строительства в новом государственном образовании, утверждавшемся на берегах Амура и Уссури.
«Здесь на краю земли Русской, в Приамурье, вложил Господь в сердца и мысль всех людей, собравшихся на Земский Собор, единую мысль и единую веру: России Великой не быть без Государя, не быть и без преемственно-наследственного Помазанника Божиего. И перед собравшимися здесь, в маленьком телом, но сильном верой и Национальным духом Приамурском объединении, последними людьми земли Русской стоит задача, долг и благой крест направить все служение свое к уготованию пути Ему – нашему будущему Боговидцу… Мы бедны в земле, но с нами Бог», – эти слова произнёс гражданам Приамурского Земского Края генерал Дитерихс.
Была избрана Земская Дума, которая должна была стать частью представительной власти наряду с Церковным Собором. Создавалась регулярная Армия, которая должна была защищать Приамурский Земский край. Армия именовалась Ратью. И полностью называлась Приамурская Земская Рать. Сам Дитерихс стал Воеводой новой Армии Приамурского государства.
Был сформирован весь государственный аппарат Приамурского Земского Края.
В Указе №2, как отмечает историк В. Цветков, «Дитерихс огласил основные принципы построения государственной власти в Приморье "…Основание власти, база – Приморская область. В состав моего правительства войдет коллегиальный орган, состоящий из четырех моих помощников: Владивостокского городского головы, Председателя Областной Земской Управы, Атамана Уссурийского казачьего войска – под председательством помощника на правах министра внутренних дел, генерала Бабушкина… Учитывая раздробленность, разрозненность населения, на которое мы должны опираться, – первой, важнейшей и главнейшей задачей Земской Думы явится совместно с Церковным Собором разработать новые начала и новые принципы для организации простейших единиц масс населения с тем, чтобы, приходя на новые места, имея здесь приготовленные совершенно принципы, было бы легко их на новых местах проводить в жизнь и закладывать новую базу для дальнейшего движения вперед. Эта организация единиц, я считаю, будет от приходов. Разработка приходов во всех деталях и подробностях будет проведена в жизнь здесь в Приморье совместно с Церковным Собором и явится основой и главнейшей заботой Земской Думы… Главы ведомств входят в состав Земской Думы, когда это по ходу работы Думы будет необходимо, но не обязательно. Рядом со мною, как равноправный совершенно орган власти, станет Церковный Собор…"».
Приведем еще один важный отрывок из книги Василия Цветкова, где автор цитирует интервью владивостокской газете «Вечер» главы ведомства внутренних дел Приамурского Земского Края генерал-майора В.А. Бабушкина, который ранее занимал должность начальника контрразведывательного отдела Главного штаба на Восточном фронте: «Только религиозные люди могут принять участие в строительстве Приамурского государства. За основание берется церковный приход. Каждый гражданин по вере его должен быть приписан при приходе своего вероисповедания. Церковные приходы объединяются в совет церковных приходов города и земских районов. В жизни всего государства будет иметь исключительное влияние церковный собор. Соединения церковных приходов должны будут заменить собой то, что теперь называется городским и земским самоуправлением. Все граждане должны приписаться к приходам. В назначенный день прихожане собираются в храме. После молитвы в церкви устанавливается урна, в которую прихожане опускают свои личные номера. Затем священник вынимает необходимое количество из них; таким образом составляется совет приходов. Во главе приходов будут стоять лица по назначению верховной власти. Лица недостойные и несоответствующие будут заменяться следующими, получившими очередной жребий. Благодаря этому, в принцип будущих самоуправлений будут положены усмотрение и воля Божия. Надо думать, что новые органы самоуправления будут вполне авторитетны в населении. Никакой милиции, вероятно, не будет. Гражданам будет предоставлено право организации самообороны, под контролем церковных приходов.В основу строительства родины, таким образом, кладется принцип жертвенности; поэтому служащие и рабочие будут обеспечены только самым необходимым. И вообще, основная мысль предстоящей реформы должна состоять в глубокой вере в Промысел Божий. А провести его в жизнь можно только через Церковь…».
Историк Леонид Болотин в своей замечательной работе «Идеология документов Земского Собора и Земского Правительства Приморья в Июле-Октябре 1922 года» отмечает, что опора государственного строительства на церковные приходы – это выдающееся новшество, «социальное изобретение» Михаила Константиновича Дитерихса.
Леонид Болотин пишет: «Идея местного самоуправления(она проистекает из более общей идеи русской общины), будто бы присущего Руси в период строительства Московского Царства в XVI-XVII столетиях, активно пропагандировалась идеологами славянофильства А.С.Хомяковым, братьями К.С. и И.С.Аксаковыми, И.Киреевским ещё в середине XIX века. Наследником этой идеологии, своеобразно трактующей реалии Древней Руси, в значительной степени считал себя генерал М.К.Дитерихс, и не только по праву сугубо идейного преемства, но и как не очень отдаленный родственник Аксаковых».
Государство Приамурский Земский Край просуществовало совсем короткое время – немногим более одного года. Силы Земской Рати Дитерихса были слишком малы по сравнению с красной лавиной большевиков. Однако дело, выполненное великим русским человеком, преданным Богу, Царю и Отечеству, было обращено в будущее.
Сегодняшние события в России указывают на то, что велика вероятность больших внутренних потрясений в нашей стране. Сейчас на наших глазах разгорается «навальненская революция». Дай Бог, чтобы это революционное пламя угасло. Однако пока волнения в российском обществе разрастаются. И эти волнения все больше напоминают начало «большой кровавой пьянки» 1917 года.
Сейчас также, как тогда, выбрасываются лозунги «Долой Царя!», «Долой Самодержавие!». Не так давно эти лозунги предлагал выдвигать на протестных митингах некий профессор МГИМО Валерий Соловей. Этот деятель со стеклянным взглядом рептилии давно выступает в роли провокационного аналитика-демагога на ютюб-каналах, откровенно призывая к революции, «как в Октябре 1917-го».
По всей видимости, совсем скоро, в условиях разгорающейся смуты могут начаться процессы разрыва Российской Федерации на отдельные «самостоятельные и независимые» республики, земли, «вольные города»… Латентно эти процессы уже идут. И особенно они заметны на Дальнем Востоке, где существует «свободный порт Владивосток», где воплощается известный проект «Туманган», несущий явную угрозу территориальной целостности России.
В условиях вероятного воплощения сепаратистских угроз нашей стране, попыток государственного переворота, наподобие «навальненских потуг», и угроз внешнего вторжения, необходимо тщательно изучать отнюдь не опыт бутафорных «дальневосточных республик», а реальный опыт закрепления коренных русских православных начал в соответствующих государственных формах, если не по всей России, то в ее отдельных краях и областях. У нас есть опыт державного строительства Приамурского Земского края, удерживающего русскую государственность и православный дух на восточных рубежах России.
Генерал Михаил Константинович Дитерихс, размышляя о значении Приамурского Земского собора и Приамурского Земского Края, писал накануне отхода из Приморья в октябре 1922 года: «…Семя брошено. Сейчас оно упало на еще неподготовленную почву. Но грядущая буря ужасов советской власти разнесет это семя по широкой ниве великой Матушки-России, и приткнется оно в будущем по бесконечной милости Господней к плодородному и подготовленному клочку земли Русской, и тогда даст желанный плод. Я верю в эту благость Господню; верю, что духовное значение кратковременного существования Приамурского Земского Края оставит в народе глубокие, неизгладимые следы. Я верю, что Россия вернется к России Христа, России Помазанника Божиего».
Где найдется этот плодородный и подготовленный клочок земли Русской, который примет и возродит дело генерала Дитерихса и Приамурского Земского края? Где этот уголок Святой Руси, на котором вновь взойдет прекрасное и могучее древо России Христа, России Помазанника Божьего?
Может так случиться, что этим уголком вновь окажется наше Русское Приморье. Ведь благословил Господь собраться во Владивостоке Приамурскому Земскому собору в 1922 году. И в этом, безусловно, есть Промысл Божий. Сейчас в нашем Приморье, да и по всей России трудно сыскать хорошо организованные истинно монархические силы. В основном какие-то политические подделки. При том, что во всем нашем обществе и в особенности, в Приморье и на Дальнем Востоке, преобладают апатия, дух торгашества, стяжания, либерального разложения. «Суровых сибирских мужиков», которые жили еще в советское время, которые защищали Москву в 1941 году, в Сибири и на Дальнем Востоке осталось очень мало. Выродились, да в основном поуезжали…
Но ведь может внезапно собраться наш русский народ в смутную годину. Может приткнуться к нашему восточному краю земли Русской и отсюда, с этого края начать освобождение Отечества от современных «навальных», «троцких» и «лениных».
Нам, русским людям, нужно собраться, сосредоточиться пусть даже на «клочке» земли Русской. И продолжить святое дело генерала Дитерихса. Продолжить, используя весь его опыт державного строительства, используя опыт и плоды Приамурского Земского собора и Приамурского Земского Края.
Нам нужно собраться под руку грядущего Православного Царя и под водительством Помазанника Божьего с Божией помощью выбить с Русской земли всех врагов Христа и Отечества нашего Святого!
Русь свободная воскреснет, нашей Верою горя. И услышат эту песню стены Древнего Кремля.
Романов Игорь Анатольевич, директор Центра церковно-государственных отношений «Берег Рус», доктор социологических наук

В конце 1919 года многочисленная Белая армия отправилась в небывалый по протяженности переход-отступление от Барнаула до Читы.

Эвакуация штаба Верховного Правителя из Омска и сдача последнего врагу, фактически лишили белую армию общего командного руководства. Моральное состояние воинских частей резко понизилось. Как вспоминал потом один из участников похода, поручик Варженский: «армия перестала быть тем, что называется армией, распавшись на отдельные части, с трудом, а порой и очень неохотно кооперирующие друг с другом». Вместе с солдатами эвакуировали административные учреждения, больницы, семьи военнослужащих, которым нельзя было оставаться. Весь этот «балласт» с домашним скарбом полностью лишал боеспособную часть армии способности маневрировать. Как описывают очевидцы, картина с каждым днем становилась все мрачнее:

«Отступление Великой французской армии в 1812 году от Москвы, вряд ли хоть на сколько-нибудь приблизиться к испытаниям, постигшим всю ту почти миллионную массу людей, которые начали этот страшный Сибирский Ледяной поход в полудикой необъятной стране, при холоде в зимнее время до 50 градусов по Реомюру, и закончили его ничтожной цифрой живых свидетелей в 10—15 тысяч человек».

В этих условиях полного деморализованного состояния войск, отсутствия централизованного снабжения, когда даже сами генералы характеризовали свои отряды как не более чем «вооруженное скопище людей», назначение командующим фронтом генерала Каппеля, пользовавшимся безграничным доверием солдат, стало первым шагом на пути спасения армии. Под его командование перешли части второй армии, связь с первой и третьей армиями была утрачена.

Первое, что он сделал – позволил всем колеблющимся и сомневающимся в успехе грядущего похода, остаться, сдаться большевикам или отправиться восвояси. Это на время решило проблему дезертирства. Численность армии резко сократилась, но также уменьшилась и вероятность перебежничества в более тяжелых условиях, когда один предатель мог стоить жизни многим солдатам. Боеспособность войск повысилось. В генерале Каппеле, который всегда делил со своими солдатами все невзгоды, видели благородного рыцаря, источник боевого духа. По воспоминаниям Варженского: «каждый участник Сибирского похода с гордостью называл себя каппелевцем, как и вся армия присвоила себе, впоследствии, наименование Каппелевской».

В декабре 1919 – начале января 1920 года войска вместе с беженцами подошли к Красноярску. К тому времени последний оказался занят сильным отрядом партизан Щетинкина, бывшего штабс-капитана из фельдфебелей. Как рассказывали участники похода: «он состоял из отличных стрелков-охотников, о которых говорили, что они чуть ли не за версту бьют без промаха в глаз». Положение ухудшало и то, что на сторону красных перешел белый генерал Зиневич, командующий Средне-Сибирским корпусом 1-й Сибирской армии, со всем своим гарнизоном. Таким образом, в Красноярске сконцентрировались сильные боевые части против изнуренных, морально подавленных и плохо вооруженных частей Сибирской и Волжской армий.

Попытка взять штурмом Красноярск закончилась лишь потерями со стороны каппелевцев. Единого плана прорыва через войска красных не было, в итоге, начальники отдельных частей действовали обособленно, без связи с другими. Общей идеей было лишь то, чтобы обойти Красноярск с Севера и проскользнуть за Енисей. Потери были колоссальными. Как пишет Варженский, у Красноярска, если брать в расчет всех эвакуирующихся, потери составили не меньше 90 процентов всей движущейся массы. Из почти миллионной толпы осталось 12-20 тысяч человек. Так под Красноярском, де-факто, рухнула последняя надежда возобновить дальнейшую борьбу. Этим и закончился первый этап Ледяного Сибирского похода.

За Красноярском отступающих ждал не менее тяжелый участок пути по незамерзшей реке Кан, тянувшийся до Иркутска. Решение идти этим коротким путем принял сам Каппель. Как писали очевидцы: «Получился небывалый в военной истории 110-вёрстный переход по льду реки, куда зимою ни ворон не залетает, ни волк не забегает, кругом сплошная непроходимая тайга». Решение стоило генералу жизни. Под глубокими сугробами скрывались полыньи, образовавшиеся из-за горячих источников в тридцатипятиградусный мороз. Люди двигались в темноте, то и дело, проваливаясь под лёд. Это случилось и с Каппеллем, который во время перехода провалился в полынью и отморозил ноги. После ампутации пошло заражение, которое усугублялось воспалением легких.

Каппель завершил переход, продолжая командовать армией, будучи уже не в состоянии самостоятельно держаться на лошади – его привязывали к седлу. Его последним решением был штурм Иркутска, освобождение адмирала Колчака и создание в Забайкалье нового фронта по борьбе с революцией. Он умер 26 января 1920 года, так и не узнав, что ни одному из его планов было не суждено сбыться.

После его смерти командование перешло к его заместителю, генералу Войцеховскому. Его главной рекомендацией перед солдатами служило уже то, что сам Каппель назначил его преемником. Узнав о расстреле Колчака, он отказался от идеи штурмовать Иркутск, что привело бы к бесполезным потерям, и взял путь в Забайкалье.

Помимо холода и настигающих красных отрядов, у колчаковской армии оказался еще один враг – местное население. Как пишет участник похода Варженский: «Простые люди, распропагандированные большевиками, относились к нам враждебно. Питание и фураж достать было почти невозможно. Деревни, которые попадались нам на пути, порою бывали совершенно пусты». Жители бежали от белой армии в лесистые горы так же, как когда-то целые деревни опустевали на пути отступающего Наполеона. По Сибири ходили слухи о зверствах белой армии, которые распространяли скачущие впереди каппелевцев большевистские пропагандисты. В поселках оставались лишь больные старики, не имеющие сил уйти в горы, да забытые собаки, которые «поджимая хвосты, боязливо и виновато жались к пустым хатам, даже не тявкая». Лишь некоторые ушедшие иногда оставляли «дань» – небольшой запас еды в домах, очевидно в целях хоть как-то задобрить «алчных солдат» и избежать разграбления жилища.

В конце февраля 12 тысяч человек – все, что осталось от изначальных семиста тысяч людей, добрались до Забайкалья. Выжившие могли вздохнуть свободно – теперь между ними и красными стояли японцы. Хотя, армии все же пришлось столкнуться с несколькими отрядами партизан, в том числе и с крупными, под командованием Старикова, известного так же как «Ворон», и «какой-то свирепой женщины-коммунистки, отличавшейся неимоверной жестокостью».

Благодаря партизанам, которые, по мнению участников похода, были из местных каторжников, последний рывок пути от Черемховских копей до Читы (приблизительно 280 км), оказался «чуть ли не физически и морально труднее всего остального пути». Партизаны выбивались из сил, чтобы отступающие понесли как можно больше потерь. «Скрытой войне» благоприятствовала местность, в особенности, горные ущелья и скалы.

Чита, которую каппелевцы достигли после трех недель пути от копей, показалась отступающим землей обетованной. Варженский писал об этом долгожданном окончании пути: «В эту ночь спалось как-то неспокойно... Мешало приподнятое настроение — Чита, конец длинного, почти годового похода... страшного, изнурительного, с неописуемыми лишениями... Поход в тысячи верст... и вот она, эта сказочная «Атлантида», и из нее настоящие живые люди<...>из груди вырывается крик радости: «Земля!»”.

Под конец похода, каппелевская армия под командованием Войцеховского, составлявшая около 12 тысячи человек, смутно напоминала тот огромный отряд, который двинулся с берегов Камы и Волги. Попытки возродить некогда сильнейшую армию окончились ничем. Вскоре, после ухода японцев из Забайкалья, белые войска отступили в Манчжурию, где были разоружены китайцами и без оружия перевезены в Приморскую область.

100 лет назад, в феврале 1920 года, на берегу Ангары без суда был расстрелян офицер, ученый, исследователь Арктики, адмирал Александр Колчак. Перед казнью он был спокоен, лишь попросил разрешения закурить. Наградной золотой портсигар с оставшимися папиросами положил на лед реки. От повязки на глаза отказался. Тело бывшего Верховного правителя России большевики спустили в прорубь…
Примечательно, что был человек, связывающий гибель Колчака с Пензой. Это эсер Флориан Федорович, сосланный к нам за антиправительственную деятельность еще в 1900-м. Но и в городе на Суре 24-летний студент-недоучка задержался лишь на пару лет. Позже в Тамбове он был арестован по делу о покушении в мае 1906 года на ректора духовной семинарии. Приговор — 6 лет каторги. Свободу Федоровичу подарила Февральская революция…
Из мятежного Петрограда Флора (теперь он называл себя так) отправили в Пензу «для исполнения власти в губернии». Правда, комиссарил Флор Флорианович недолго — с мая по ноябрь 1917-го. Зато остался в истории в качестве первого главы Пензы (первого пензенского губернского комиссара).
«В ноябре он член Всероссийского учредительного собрания, провозгласившего всеобщее избирательное право, — говорит директор музея В. О. Ключевского Александр Плешков. — Но к тому времени реальная власть перешла к большевикам и те начали закрывать оппозиционную прессу и арестовывать лидеров других партий. 5 января 1918 года по приказу из Смольного Таврический дворец окружили латышские стрелки и матрос Железняков со словами: «Караул устал. Прошу покинуть помещение!» — разогнал депутатов Учредительного собрания.
Из Петрограда многие из них бежали сломя голову, чтобы не попасть в камеры Петропавловской крепости. А когда чехословаки подняли мятеж и захватили Самару, там было сформировано первое антибольшевистское правительство — Комитет членов Всероссийского учредительного собрания (Комуч). В его состав вошел и Федорович. Но Комучу пришлось отступать по железной дороге вместе с легионерами.
Колчаковский переворот (18 ноября 1918 г.) застал нашего героя в Екатеринбурге. И вскоре в Омскую тюрьму под конвоем стали свозить эсеров, захваченных на всем Урале. Оказался в камере и Федорович (по личному распоряжению адмирала!). А дальше начались чудеса: в ночь на 22 декабря местную тюрьму с налета взяли рабочие и выпустили всех узников. Мятеж подавили за несколько часов.

И начальник омского гарнизона отдал приказ о немедленном возвращении всех беглецов в узилище «…добровольно». И эсеры, включая Флора Федоровича, вернулись в камеры! Уже через сутки «смутьянов» расстреливали и кололи штыками на берегу Иртыша. И, как написал Юрий Власов в книге «Огненный крест», «…с тех пор не было у Федоровича (чудом обошли его камеру) большей заботы, чем насыпать над адмиралом Колчаком могильный холмик».
…Преданный союзниками Верховный правитель России адмирал Колчак двигался по железке к Иркутску в сопровождении 80 безоружных офицеров. А в соседних вагонах чешские легионеры охраняли несметные сокровища — не менее 300 тонн русского золота!
В город въехали 15 ноября 1919-го. Состав затолкали в тупик. И, словно черт из табакерки, в купе постучался чешский майор Кровак: «Господин адмирал, принято решение о выдаче вас Политическому центру (правительство, действовавшее в Иркутске с ноября 1919-го по январь 1920-го).

Местные власти ставят выдачу вас условием пропуска чешских эшелонов за Иркутск». В вагоне воцарилась гробовая тишина. Колчак взял под козырек: «Прощайте, господа! Благодарю за верность!» Многие офицеры не смогли сдержать слез. Приказ об аресте адмирала отдал не кто иной, как Флор Федорович, возглавлявший иркутский Политцентр. Вот он, звездный час! Первый глава Пензы тут же утвердил чрезвычайную следственную комиссию для суда над бывшим Верховным правителем России.
— Вы, адмирал, глубоко виноваты перед народом, — объявил Федорович узнику. — Вы пошли на нас войной за то, что мы силой взяли свое: землю, заводы, все, присвоенное господствующими классами. Вы, адмирал, вне закона!
— Вы всерьез полагаете, что, поставив на Россию пятиконечное клеймо, лишили меня и других родины? — с усмешкой ответил Колчак. — Сложите всех, кто уничтожен при моем правлении. Данная цифра даже близко не выпишется к сумме жертв ленинского террора по России! Вы сожгли сотни старинных усадеб — это ведь в конечном счете национальная гордость. В огне слепой ненависти гибнут бесценные памятники культуры, редчайшие библиотеки. Разграблены дворцы и храмы. Интеллигенция вымирает. Я отказываюсь принять, что большевизм — народная, русская власть.
— Старое рушится, из развалин родится новая жизнь!
— Разве что из развалин…
Колчаку давали время только на сон. Утром, днем, вечером продолжались допросы. Федорович очень хотел, чтобы Александр Васильевич запросил о пощаде, начал выторговывать себе жизнь. Но бывший Верховный на допросах держался простой истины: «Насилие рождает насилие. Россия захвачена большевиками и терроризирована».

Подчеркивал, что служил и присягал не царю, а Отечеству. Потому и решения принимал соответствующие. К примеру, когда бывший русский генерал Маннергейм предложил Александру Васильевичу помощь в 100 000 штыков созданной им финской армии в обмен на передачу Финляндии части Карельского перешейка и размещение нескольких своих полков в Петрограде,
Колчак ответил: «Я Родиной не торгую!»
22 января 1920 года иркутские большевики ликвидировали Политцентр. Федоровича из следственной комиссии не удалили, вот только не было у него больше ни машины, ни охраны — все сгинуло с передачей власти ленинцам. А к ним Флор Флорианович как член ЦК партии эсеров питал неодолимую вражду. Негодуя, выговаривал новому руководителю следствия чекисту Семену Чудновскому: «Вы, большевики, хватаете всех без разбора! Чем вы отличаетесь от белых?
И по Колчаку я настаиваю на открытом процессе с соблюдением всех юридических норм! Он там в камере, а вы в кабинете подписываете бумагу на расстрел и называете это судом?»
— Полегче, Федорович. Грыжу набьете! — лишь усмехнулся в ответ Семен Григорьевич.
О ночи казни большевик оставил подробные воспоминания: «Весь город замер. Осмотрев посты и убедившись, что везде свои люди, направился в одиночный корпус и открыл камеру Колчака. Правитель стоял неподалеку от двери, одетый в шубу и папаху. Видимо, был наготове, чтобы в любую минуту выйти из тюрьмы и начать править опять. Я прочел ему приказ Ревкома. После этого надели наручники. — «А разве суда не будет? Почему без суда?»
Удерживаясь от смеха, я спросил: «Давно ли вы стали сторонником расстрела только по суду»? Выходим за ворота.
Мороз 35 градусов. Ночь светлая. Тишина мертвая. В 4 утра пришли на назначенное место. Дружинники, взяв ружья наперевес, стоят полукругом. Колчак — высокий, худощавый, тип англичанина. Команда дана. Труп спустили в выдолбленную дружинниками прорубь».
Когда с Колчаком было покончено, Чудновский заявил, что в услугах члена ЦК партии социалистов-революционеров более не нуждается. И Флор Федорович отправился в Москву (очевидно, в поисках новой должности). Но летом того же 1920-го он был арестован. В 1922-м его приговорили к 10 годам тюрьмы. Отбывал наказание первый пензенский губернский комиссар в Оренбургской тюрьме, где и скончался 28 ноября 1928 года.

Автор: Владимир Вержбовский

Существует такое распространенное заблуждение, будто офицерский корпус после 1917 г. «разделился» и половина перешла на сторону большевиков, вплоть до того, что у красных их было чуть ли не больше, чем у белых (причем не только в национал-большевистской публицистике, где фантастика подобного рода является краеугольным камнем самого учения, но и у лиц, большевикам не сочувствующих, и в школьных учебниках). Одной из причин служит то обстоятельство, что в условиях, когда в общественном сознании престиж советского режима упал, а русского офицерства, как и всей досоветской традиции, вырос, факт службы офицеров советам как бы оправдывал уже не офицеров (раньше-то выходцы из «бывших» не могли сказать о них доброе слово иначе, как всячески подчеркивая и преувеличивая массовость их службы большевикам, тогда как правоверные коммунисты стремились принизить роль «чуждого элемента»), а, наоборот, — советскую власть.
Большевиками на 1 сентября 1919 г. было мобилизовано 35 502 бывших офицера, 3 441 военный чиновник и 3 494 врача, всего же с 12 июля 1918 по 15 августа 1920 г. — 48 409 бывших офицеров, 10 339 военных чиновников, 13 949 врачей и 26 766 чел. младшего медперсонала, т.е. 72 697 лиц в офицерских и классных чинах. Кроме того, некоторое число офицеров поступило в армию до лета 1918 г., а с начала 1920 г. была зачислена и часть пленных офицеров белых армий, каковых в 1921 г. было учтено 14 390 человек (из них до 1 января 1921 г. 12 тыс.). Цифра в 8 тыс. добровольцев, которая столь широко распространена в литературе — вполне мифическая, и не подтверждается никакими реальными данными. Тем более, что речь идет о лицах, предложивших свои услуги до Брестского мира с единственной целью противодействия германскому нашествию, которые после марта в большинстве ушли или были уволены. Но, во всяком случае, до мобилизаций 2–3 тысячи офицеров могло служить у большевиков (лишенные большевиками пенсий, они пристраивались в различных штабах и учреждениях чтобы как-то выжить, среди таких, кстати, и целый ряд видных в дальнейшем фигур Белого движения). Цифры призыва — 48,5 тыс., равно как и 12 тыс. бывших белых офицеров следует признать вполне достоверными как основанные на документальных списочных данных. Но ими практически и исчерпывается весь состав когда-либо служивших у большевиков офицеров, т.к. даже приняв во внимание несколько тысяч добровольцев, всего служило не более 63–64 тыс. офицеров и более 24 тыс. врачей и военных чиновников. К концу войны офицеров никак не могло быть более этого числа, ибо несколько тысяч перешло к белым и погибло, а состояло в армии в это время 70–75 тыс. чел. вместе с врачами и чиновниками. Офицеров в этом случае должно быть примерно 50 тыс., что вполне реально отражает потери. В общей сложности из числа служивших у красных офицеров погибло не более 10 тыс. человек.
Так что на самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. Причем в это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные самими большевиками за реальные и мнимые заговоры. Что же касается кадрового офицерского состава, то из такового ещё меньше (что-то около 10%). Цифра в несколько сот бывших у красных генералов и более тысячи полковников и подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять только тех, кто не представляет, что генералов к концу 1917 г. насчитывалось не менее 3,5 тыс., а штаб-офицеров (полковников и подполковников) — более 15 тыс. (только на белом Юге служило 75% всех старших офицеров).
Таким образом, из офицеров, остававшихся в живых к концу 1917 г., до 20 тыс. было уничтожено большевиками (не успев нигде более послужить) в первые месяцы после развала фронта (конец 1917 — весна 1918 гг.) и в ходе «красного террора», примерно 170 тыс. (более половины) прошло через различные белые формирования, чуть более 50 тыс. (без учета взятых в плен бывших белых) служило у большевиков, 35–40 тыс. в армиях лимитрофных государств, 5 тыс. приходится на бежавших за границу или не возвратившихся оттуда после 1917 г. (в подавляющем большинстве это не вернувшиеся в Россию из-за революции бывшие пленные 1-й мировой войны и офицеры русских частей во Франции и на Салоникском фронте), остальное — на не привлеченных ни в одну армию: уклонистов, инвалидов, пожилых и т.п. Последнее, впрочем, касается в основном советской территории, на белых территориях случаи «неслужения» были редки: к 1919 не только все годные по возрасту и здоровью обязательно мобилизовывались, но и практически все негодные спасались при армии, так как иначе выжить не могли (чем в основном о объясняется известная гипертрофия тыловых белых учреждений). Это со всей очевидностью подтверждается материалами советских органов, по понятиям которых к «бывшим белым» относились не только служившие в белых армиях, но и в равной мере «проживавшие на территории белых» (что и отмечалось в соответствующих формах учета): по спискам 1920–1921 гг. среди «бывших белых» офицеров, оставшихся в России, «проживавшие» составляли не более 2% (с учетом, того, что среди этой категории практически не было ни убитых, ни эмигрировавших, во всей массе белых их ещё меньше).
Если учесть, что ещё до 10 тыс. человек было произведено в офицеры в белых армиях, то в общей сложности из носивших офицерские погоны в 1914–1922 гг. примерно 350 тысяч человек 24 тыс. погибло в мировую войну, а 85–90 тыс. — в Гражданскую (до эвакуации белых армий); свыше 60% последних (50–55 тыс. чел.) падает на белые армии, свыше 10% (до 10 тыс. чел.) — на красную, 4–5% на национальные и свыше 20% (около 20 тыс. чел.) на жертвы антиофицерского террора. В эмиграции оказалось не менее 100 тыс. офицеров, из которых около 60% — эвакуировались с белыми армиями (58 тыс. чел.), а остальные служили в армиях новообразованных государств или не участвовали в войне. На советской территории в общей сложности осталось около 140 тыс. офицеров, из которых 57–58 тыс. чел. служили в белых армиях (включая тех, что после плена служили в красной), 45–48 тыс. чел. — только в Красной Армии и остальные служили в петлюровской и закавказских армиях или вовсе уклонились от военной службы. Остается ещё добавить, что из оставшихся в России (а также вернувшихся из эмиграции, откуда за все время с 1921 г. возвратилось примерно 3 тыс. офицеров) от 70 до 80 тысяч было расстреляно или погибло в тюрьмах и лагерях в 20–30-е годы (от трети до половины этого числа приходится на 1920–1922 гг. — главным образом в Крыму).

Инцидент в Ивановке — сильно мифологизированный в советской историографии эпизод, имевший место 22 марта 1919 в ходе гражданской войны на Востоке России под селом Ивановка в Амурской области близ Благовещенска, когда в ходе борьбы частей Русской и японской армий против красных партизан погибли 208 мужчин, 9 женщин и 4 детей, а также 7 китайцев.

Село Ивановка было в регионе одним из самых «красных», являясь своеобразным эпицентром краснопартизанского движения. Оттуда были отправлены 13 рот партизан на подавление антибольшевистского выступления атамана Гамова в Благовещенске в марте 1918 года, когда победившие большевики вырезали около 1,5 тыс. мирных жителей. После этого почти вся мужская часть селения отправилась к партизанам, а из самой Ивановки в феврале 1919 года красными подготавливалась атака Благовещенска.

Когда эти тысячи красных партизан завершили подготовку и двинулись к Благовещенску, белые и японцы с большими потерями сумели отразить это наступление, а 22 марта 1919 года японский отряд и вовсе разбил партизан, обстреливавших солдат на дороге к Ивановке. Разгромленные окопались в Ивановке и приняли в ней бой, в ходе которого и погибли многие жертвы японцев и белых частей — непосредственно ведя боевые действия и оказывая вооружённое сопротивление. Несколько погибших женщин и детей, как указывает исследователь Д. В. Соколов, были, вероятно, случайными потерями.

В советской историографии ранее была принята цифра в 257 жертв. Однако инцидент в Ивановке расследовался Особой комиссией, которая установила, что в покинутом ушедшими к партизанам мужчинами селе, в котором, тем не менее оставалось не меньше 3 тысяч жителей, погибли 208 мужчин, 9 женщин и 4 детей, а также 7 китайцев. Сгорело 67 домов, 95 амбаров, 42 сарая, 4 лавки. Общие убытки — более миллиона рублей. Современный историк Д. В. Соколов указывает, что информация о якобы полном уничтожении села действительности не соответствует. Историк отмечает, что в большом партизанском селе оказались убитыми значительная часть мужского населения и несколько детей и женщин, случайных жертв боевых действий. Было сожжено не более 8 % жилых домов, при этом впоследствии сгоревшие амбары и сараи были в пропагандистских целях суммированы с 67 домами, откуда и были советскими источниками получены пресловутые 200 сожжённых зданий, постоянно упоминающиеся в советской литературе.

В 1994 Сайто Рокуро, председатель организации бывших японских военнопленных «Дзэнъёккё», посещавший Приамурье с целью постройки памятника погибшим японским военнопленным, после вопроса старосты деревни, знает ли он о событиях, решил возвести и памятник памяти жертв и покаяния японского народа за случившееся, что и сделал на следующий год, и с тех пор в Ивановке каждый год проводят памятные мероприятия.

Зародышем Северо-Западной армии послужил Особый Псковский Добровольческий корпус, формировавшийся с сентября 1918 г. в Пскове по инициативе ротмистров В.Г. фон Розенберга и А.К. Гершельмана, командированными в Псков петроградской организацией генерала Н.Н. Юденича. Формировался корпус как часть Северной армии, создававшейся теми же военно-политическими силами, что и Южная (немецким командованием и русскими монархическими организациями). Во главе Северной армии должен был встать генерал граф Ф.А. Келлер. После занятия Пскова большевиками корпус с боями отошел на территорию Эстонии .
Пока в Пскове формировалась армия, в Прибалтике также начали формироваться антибольшевистские части. Всем офицерам русской службы германским командованием было предложено собраться для сформирования особых стрелковых батальонов. Еще в конце октября 1918 г. в Риге началось создание Балтийского ландесвера (св. кн. А.П. Ливен и капитан К.И. Дыдоров).
Верховное руководство Северо-Западной Армией принадлежало генералу от инфантерии Н.Н. Юденичу, который в июне 1919 г. указом Верховного правителя России адмиралом Колчаком был назначен Главнокомандующим войсками Северо-Западного фронта. В общей сложности в армии служило 53 генерала, среди которых наиболее заметную роль играли П.К. Кондзеровский, Г.Д. Янов, генерал-лейтенант К.Н. Десино, П.Н. Краснов [3]. В момент наивысшего своего подъема  (октябрьское наступление на Петроград), армия насчитывала 17800 штыков, 700 сабель, 57 орудий, 4 бронепоезда, 6 танков, 2 бронеавтомобиля и 6 самолетов.
С лета 1919 г. армия состояла из корпусов (развернутых из прежних бригад) и дивизий. 1-й Стрелковый корпус состоял из 2-й (Островский, Уральский, Талабский и Семеновский полки и отряд поручика А.Д. Данилова) и 3-й (Волынский, Ревельский, Балтийский и Красногорский полки) дивизий и Конно-Егерского полка (б. конный отряд полковника А.И. Бибикова). 2-й корпус был составлен из войск С.Н. Булак-Булаховича. В состав 1-й дивизии (отдельной) входили Георгиевский, Колыванский и Гдовский полки.
Обратимся к форменному обмундированию, форма была достаточно интересна, рис. 1-9.


На рис. 1, представлены штабс-капитан 2-го Островского Добровольческого стрелкового полка, поручик Конного полка С.Н. Булак-Булаховича, рядовой Балтийского Добровольческого полка, 1919 г.
На штабс-капитане Островского добровольческого стрелкового полка парадная фуражка Русской Императорской Армии. Фуражки такой расцветки носили, флигель-адъютанты Его Величества и к тому же их высокий процент присутствовал среди офицеров армии, а именно бывших чинов Свиты и Лейб-Гвардии. На офицере мы видим защитный китель особого «русского» покроя, с воротником как у гимнастёрки (в императорской армии в 1916 году) погоны (по образцу императорских), но со знаками различия Островского полка. На рукаве офицера шеврон углом кверху (русского национального флага), под которым - равноконечный белый крест (знак белой Северо-Западной Армии).
Стоящий рядом поручик-балаховец погон на шинели не имеет. Отряд Булак-Балаховича активно пополнялся добровольцами из мирных жителей и перебежавших красноармейцев. Поскольку число таких добровольцев росло быстрыми темпами, то и обмундирования на всех не хватало. На шинели поручика петлицы латышского образца, скорее всего, шинель заимствована от балтийских союзников. Из шинели виден стоячий воротник русской гимнастёрки, а поверх шинели повязан кавказский пояс с кинжалом.
Униформа третьего бойца (Балтийский добровольческий полк) собрана из элементов трёх различных армий: немецкая каска и амуниция, американская рубашка (у американцев она носилась под мундир, но солдат использует её вместо гимнастёрки) и русского образца погоны, штаны и ботинки с обмотками. Шеврон у рядового не трёхцветный, а чёрно-белый и буква «В» («Балтийский») на погонах – латинская. Что не удивительно т.к. полк набирался из добровольцев, прибалтов и остзейцев.
На рис. 2, Ефрейтор 2-го дивизиона Булак-Булаховича (в центре), рядовой и офицер 2-го стрелкового Островского полка, 1919 г.
Островцы в полевой форме с обилием цветных кантов, эта черта, характерная в императорский период для полков Лейб-Гвардии и широко распространилась в рядах белых армий. У ефрейтора-балаховца мундир офицерского образца при солдатских погонах и казачьего образца штаны с лампасами. На папахе ефрейтора отличительная черта балаховцев, а именно «мёртвая голова» (кокарда). На втором балаховеце из-под черкески видны штаны с жёлтыми лампасами, как у астраханского казачества.


Символику мёртвой («адамовой») головы очень часто использовали в белых армиях. В Русской Императорской армии символика «смерти-бессмертия» впервые была использована во время Отечественной войны 1812 года в одном из конных полков Петербургского ополчения, называвшемся «Смертоносным» или «Бессмертным» полком. На головных уборах чинов этой части крепился серебряный череп над скрещёнными костями.  Белые сочетали в своей символике «череп и кости» с выражением готовности умереть за своё дело.
На рис. 3, представлен генерал Булак-Булахович в форме Северо-Западной белой армии и  рядовой первого дивизиона Булак-Булаховича 1918-1919 гг.


Булак-Балахович руководил действиями отряда, наступавшего на Гдов (в его состав входили Балтийский полк, конный эскадрон того же полка, партизанский отряд Булак-Балаховича под командой капитана Григорьева, Конный полк Булак-Балаховича под командой штаб-ротмистра Булак-Балаховича, брата С.Н. Булак-Балаховича). После успешного занятия Гдова войска начали продвижение в псковском направлении и вскоре вступили в Псков, где 29 мая соединились с войсками 2-й эстонской дивизии, незадолго до этого отбившими у большевиков город.
На рис. 4, изображены бойцы, одной из самых сплочённых и боеспособной в рядах Северо-Западной Армии (5-я Ливенская дивизия), рядовой и поручик дивизии Князя  Ливена, штабс-капитан 1- го Русского Офицерского партизанского отряда. Армия названа по фамилии основателя  Светлейшего князя, генерала Анатолия Павловича Ливена.
Отряд шел под национальным русским бело-синим-красным флагом и имел печать с Российским гербом дореволюционного образца. Обмундирование в отряде было германское, но с русскими погонами и, по мере возможности, с русскими пуговицами. Фуражка имела голубой околышек с русской кокардой. На левом рукаве носилась угловая нашивка бело-сине-красного цвета, а под ней четырехгранный белый крест.
Отряд никогда не выдвигал монархических лозунгов, но определенно верил, что разбитая, разграбленная и разодранная партийными распрями Россия в будущем не может быть возрождена иначе, как  восстановлением сильной центральной власти, что отнюдь не должно означать возвращение к ошибкам царского режима вообще и по вопросу окраин в особенности.  
Как указывал Князь А. Ливен, «совместная работа с германцами в борьбе с большевиками установила между бывшими врагами самые лучшие отношения, что, однако отнюдь не следует понимать в том смысле, что я попал в германофильское течение. Я  определенно заявлял германцам, союзникам и русским, что я не германофил, но и не англофил, а лишь русский патриот, который принимает помощь от кого угодно, если она идет в пользу русского дела».  


Как мы видим, немецкие рогатые каски украсили изображениями русского двуглавого орла, а на погонах хорошо заметна буква «Л».  Рядом с ливенцами офицер Русского Офицерского Партизанского отряда, созданного в Эстонии для борьбы с большевиками. На офицере русская форма,  на погонах «адамова голова», а под угловой нашивкой бело-сине-красного цвета - ещё один трёхцветный шеврон, эстонских национальных цветов.
На рис. 5, представлены еще два ливенца, капитан и ефрейтор 5-й Ливенской дивизии Северо-Западной Армии белых, 1919 г.


На офицере-ливенце русская гимнастёрка особого покроя со стояче-отложным воротником, с погонами русского образца и вензелями почётного шефа. Немецкую форму, возможно, надевали только бойцы, которые не смогли сохранить свою, так как при переходе границы из красного Петрограда не всегда удавалось ее пронести, форма либо пряталась, либо вообще не бралась с собой, во избежание попаданий к красногвардейским патрулям. Или это были бывшие военнопленные.  На солдате немецкая форма, как отмечалось ранее, с русскими погонами. Солдат и офицер вооружены на немецкий образец: у офицера - пистолет «Люгер-Парабеллум» и немецкая граната «колотушка» на длинной деревянной рукоятке, у солдата пистолет-пулемёт Шмайссера образца 1918 года.
Рассмотрим еще несколько иллюстраций по стрелковым полкам Северо-Западной Армии белых, так на рис. 6, поручик 1-го Псковского стрелкового полка (слева), посередине старший унтер-офицер 1-го стрелкового полка, а  справа  Штабс-капитан стрелковых полков Северо-Западной Армии, 1919 г.
 


Как отмечалось ранее, Псков был одним из тех городов, где в 1918 году зарождалось Белое Движение на русском Северо-Западе. Не случайно, что один из добровольческих полков у Юденича носил наименование Псковского. У офицера на иллюстрации мы видим погоны русского образца  с шифровками Псковского добровольческого полка. А также стоит обратить внимание на белую ленточку, за кокардой фуражки. Характерная черта обмундирования армии Юденича.
На стрелке в центре, обмундирование полностью английское, что не особо характерно для армии Юденича. Но, начиная с лета 1919 года, Англия начала снабжать белую Северо-Западную Армию. Так что некоторые полки мундиры английского образца получили. Форма носилась с русскими погонами и нашивками Северо-Западной армии белых.
У штабс-капитана справа шифровки на погонах отсутствуют. Такое в годы Первой Мировой войны было характерно для гвардейцев. Предположительно, офицер, бывший чин Лейб-Гвардии, и предпочёл сохранить в условиях Гражданской войны свои погоны.
Приведем несколько иллюстраций по Западной Добровольческой армии Бермондта-Авалова, на фото 1 - Павел Бермондт-Авалов, на рис. 7 Зауряд-прапорщик кавалерии Западной Добровольческой Армии (слева), справа Вахмистр и обер-офицер Конвоя, командующего Западной Добровольческой армии.
 


Бермондт-Авалов в июле 1919 года попал в мятежную Латвию из немецкого плена с целью собрать добровольческий отряд для борьбы с коммунистической властью. Однако по прибытии почти сразу пошел наперекор руководству и отказался передвинуться с частями Западного корпуса на Нарвский фронт.
В сентябре 1919 года к добровольческому отряду Павла Рафаловича Бермондта-Авалова присоединилось колоссальное число немецких военных. Этому способствовало унизительное положение, которое было создано германским частям на территории Латвии. Многие офицеры, преимущественно представители старой земельной аристократии, оказались обманутыми Карлисом Улманисом, который не спешил исполнять условия подписанного в декабре 1918 года договора (за защиту правительства Улманиса немцам были обещаны земли, оклад и гражданство).


На Зауряд-прапорщике кавалерии немецкий полевой кавалерийский китель.  Воротник  и обшлага кителя нашиты по русскому образцу. Православный восьмиконечный крест на рукаве является опознавательным знаком Западной Добровольческой Армии. Погоны русские, которые полагались зауряд-прапорщику (унтер-офицер, исполнявший должность, по уставу полагавшуюся прапорщику). Вензель на погонах кавалериста, буква «К» под графской короной – принадлежность к Гусарскому Генерала Графа Ф.А. Келлера полку. Западная Добровольческая Армия Бермондта начиналась с отряда имени графа Келлера, преобразованного затем в корпус. Именное шефство убитого генерала получил гусарский полк в бермондтовской армии, гусары-келлеровцы никаких специфически гусарских элементов в своей униформе не имели. А форму гусарского образца у Бермондта носил его личный конвой.
Части Западной Добровольческой Армии носили, как и Ливенская дивизия, немецкие мундиры с русскими погонами и с опознавательными знаками в виде православного восьмиконечного креста, рис. 8 (унтер-офицер 1-го Пластунского полка Западной добровольческой армии и есаул казачьей полусотни Конвоя Павела Бермондта-Авалова, 1919 г.).
 


На последнем рисунке (рис. 9), доброволец особого формирования (Железная дивизия, 1918-1919 гг). Железная дивизия изначально была создана немцами из числа добровольцев-остзейцев для противодействия большевистскому наступлению в Прибалтике. Железная дивизия перешла в армию Павела Бермондта-Авалова в полном составе. На солдате нет погон, отсутствие погон в Западной Добровольческой Армии было признаком, по которому отличали русских добровольцев и немецких. Русские носили погоны русского образца, немцы были без погон.


Наступление Северо-Западной армии Юденича остановилось в нескольких шагах от Петрограда. Бойцы были совсем близко от окраин Петрограда. Яростное сражение с большевиками продолжалось 3 недели и закончилось поражением белых. Войска Северо-Западной армии 4 ноября 1919 г. начали отступление на запад. В ходе ожесточённых боёв к концу ноября остатки белых войск были прижаты к границе Эстонии.
22 января 1920 года приказом по армии Юденича Северо-Западная армия (СЗА) была ликвидирована. Юденича при согласии эстонских властей арестовали сторонники «полевого командира» Булак-Балаховича, который конфликтовал с командованием СЗА. Под давлением командования Антанты его отпустили, но к войскам не пустили. Через Скандинавию Юденич уехал в Англию, затем – во Францию.
Западная добровольческая армия Павела Бермондта-Авалова (ЗДА) вступила в открытое противостояние с правительством Латвии, выдвинув 6 октября ультимативное требование пропустить её через территорию Латвии на «большевистский фронт», и начав продвижение от Митавы в сторону Двинска. Правительство Латвии ответило отказом. Произошли первые вооружённые столкновения передовых частей и латвийских войск [8]. 7 октября силы Бермондта двинулись на Ригу, обвиняя латышскую армию в вооружённых провокациях против ЗДА. 9 октября предместья Риги были заняты частями Бермондта-Авалова.  К Риге были подтянуты 4 эстонских бронепоезда, и на рейд Риги прибыла английская эскадра, принявшаяся непрестанно обстреливать позиции ЗДА из своих орудий. Все эти события происходили именно в тот момент, когда армия Юденича устремилась на Петроград, к 16 октября армия Бермондта-Авалова, израсходовав боеприпасы и не имея резервов, наступление на Ригу остановила. К середине декабря армия Бермондта-Авалова была эвакуирована в Германию.

 
Одним из важных и плохо освещённых вопросов 2й мировой войны остаётся вопрос, связанный с участием в войне казаков на стороне немецких войск. И хотя многие высказываются здесь весьма категорично, что такого якобы не могло быть, факты говорят об обратном - однако, несмотря на имеющиеся неоспоримые свидетельства, самое главное здесь выяснить, почему такое произошло и каковы были причины этого.
 
Дело в том, что в отличие от иных проектов формирования национальных частей из бывших граждан СССР, Гитлер и его ближайшее окружение благосклонно смотрели на идею формирования казачьих частей, так как придерживались теории о том, что казаки являлись потомками готов, а значит, принадлежали не к славянской, а к нордической расе. К тому же, в начале политической карьеры Гитлера, его поддерживали некоторые казачьи лидеры.
 
Основная причина же, почему многие казаки воевали на стороне Германии — это политика геноцида по отношению к казакам (как и ко многим другим группам населения бывшей Российской Империи), проводимая большевиками с 1919 года. Речь идёт о так называемом расказачивании. Расказа́чивание - не путать с раскулачиванием — политика, проводившаяся большевиками в ходе Гражданской войны и в первые десятилетия после неё, направленная на лишение казачества самостоятельных политических и военных прав, ликвидацию казачества как социальной и культурной общности, сословия Российского государства.
 
Политика расказачивания выливалась в массовый красный террор и репрессии против казачества, выражавшиеся в массовых расстрелах, взятии заложников, сожжении станиц, натравливании иногородних на казаков. В процессе расказачивания также проводились реквизиции домашнего скота и сельскохозяйственной продукции, переселение бедняков из числа иногородних на земли, ранее принадлежавшие казачеству.
 
Казаков на стороне 3-го рейха воевало примерно столько же, сколько в 1-ю мировую войну воевало от казачьего населения юга России. Есть полные основания на существование версии о гражданской войне казачества с СССР, проходившей внутри 2-й Мировой войны. Фактически казачество во время войны разделилось на 2 части - одна воевала на стороне СССР, вторая в составе войск вермахта. 
 
Предыстория
 
1919 год
Из Директивы ЦК РКП(б) «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах»:
…Провести массовый террор против богатых казаков, истребляя их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью…
…"Освобождая" казачьи земли для переселенцев, в станицах расстреливали в сутки по 30―60 человек. Только за 6 дней в станицах Казанской и Шумилинской расстреляно свыше 400 человек. В Вёшенской — 600. Так начиналось «расказачивание»…
1932 год
…казак Самбуровской станицы Северо-Донского округа Бурухин, когда ночью пришли хлебозаготовители, «вышел на крыльцо в полной парадной казачьей форме, при медалях и крестах и сказал: „Не видать советской власти хлеба от честного казака“»…
Восстание станицы Тихорецкой на Кубани, 1932 год
…Повстанцы оказали отчаянное сопротивление. Каждая пядь земли защищалась ими с необычайным ожесточением… Несмотря на недостаток оружия, численное превосходство неприятеля, на большое число раненых и убитых и недостачу продовольствия и военных припасов, восставшие держались в общем 12 дней и только на тринадцатый день бой по всей линии прекратился… [Советы] Расстреливали днём и ночью всех, против кого были малейшие подозрения в симпатии к восставшим. Не было пощады никому, ни детям, ни старикам, ни женщинам, ни даже тяжко больным…
1941 год
…В первом же бою перешёл на сторону немцев. Сказал, что буду мстить Советам за всех родных, пока я жив. И я мстил…
1942 год
…Летом 1942 года пришли немцы с казаками. Стали формировать добровольческий казачий полк. Я первым в станице стал добровольцем 1-го казачьего полка (1-й взвод, 1-я сотня). Получил кобылу, седло и сбрую, шашку и карабин. Принял присягу на верность батюшке Тихому Дону… Отец и мать похвалили и гордились мною…
 
По данным С. М. Маркедонова, «через казачьи части на стороне Германии в период с октября 1941 по апрель 1945 гг. прошло около 80 000 человек». Согласно исследованиям В. П. Махно — 150—160 тыс. человек (из них до 110—120 тыс. казаки и 40—50 тыс. не казаки). По данным, приведённым А. Цыганком, на январь 1943 года в германских вооружённых силах было сформировано 30 войсковых частей из казаков, от отдельных сотен до полков. По данным В. П. Махно, в 1944 году численность казачьих формирований достигла 100 тысяч: 15-й казачий кавалерийский корпус СС — 35—40 тыс.; в Казачьем Стане 25,3 тыс. (18,4 тыс. в боевых частях и 6,9 тыс. в частях обеспечения, нестроевые казаки и чиновники); Казачий резерв (Бригада Туркула, 5-й полк, батальон Краснова Н. Н.) — до 10 тыс.; в казачьих частях Вермахта, не переданных на формирование 1-й казачьей дивизии (развёрнутой позже в 15-й корпус) 5—7 тыс.; в частях Тодта — 16 тыс.; в частях СД и помощники ПВО 3—4 тыс.; потери казаков на стороне Германии за войну составили 50—55 тыс. человек.
 
Каза́чий стан (Kosakenlager) — военная организация во время Великой Отечественной войны, объединявшая казаков в составе частей вермахта и СС. К маю 1945 года, при сдаче в английский плен, насчитывала 24 тысячи военных и гражданских лиц.
 
XV казачий кавалерийский корпус СС (нем. XV. SS-Kosaken-Kavallerie-Korps) — казачье соединение, воевавшее на стороне Германии во время Второй мировой войны, создан 25 февраля 1945 на основе 1-й казачьей кавалерийской дивизии Гельмута фон Паннвица (нем. 1. Kosaken-Kavallerie-Division); 20 апреля 1945 года вошёл в состав вооруженных сил Комитета освобождения народов России, став XV казачьим кавалерийским корпусом ВС КОНР.
 
В октябре 1942 года в оккупированном германскими войсками Новочеркасске с разрешения немецких властей прошёл казачий сход, на котором был избран штаб Войска Донского. Начинается организация казачьих формирований в составе вермахта, как на оккупированных территориях, так и в эмигрантской среде. Создание казачьих частей возглавил бывший полковник царской армии Сергей Васильевич Павлов, в советское время работавший инженером на одном из заводов Новочеркасска. Инициатива Павлова была поддержана Петром Николаевичем Красновым.
 
С января 1943 года немецкие войска начали отступать, часть казаков с семьями двинулись с ними на запад. В Кировограде С. В. Павлов, руководствуясь декларацией германского правительства от 10 ноября 1943 года, приступил к созданию «Казачьего Стана». Под командование Павлова, получившего звание «походного атамана», стали прибывать казаки почти со всего Юга России.
 
Когда 31 марта 1944 года в Берлине было образовано Главное управление казачьих войск (нем. Hauptverwaltung der Kosakenheere) во главе с П. Н. Красновым, С. В. Павлов стал одним из его заместителей. В июне 1944 Казачий Стан был передислоцирован в район городов Барановичи — Слоним — Ельня — Столбцы — Новогрудок.
 
17 июня 1944 года полковник Павлов погиб. Походным атаманом Стана был назначен бывший белогвардейский сотник Т. Н. Доманов. В июле 1944 года Стан на короткое время переместился в район Белостока.
 
Казаки принимали деятельное участие в подавлении Варшавского восстания в августе 1944 года. В частности, в боевых действиях против плохо вооружённых повстанцев участвовали казаки из сформированного в 1943 году в Варшаве казачьего полицейского батальона (более 1000 человек), конвойно-охранной сотни (250 человек), казачьего батальона 570-го охранного полка, 5-го Кубанского полка Казачьего стана под командованием полковника Бондаренко. Одно из казачьих подразделений во главе с хорунжим И. Аникиным получило задание захватить штаб руководителя польского повстанческого движения генерала Т. Бур-Коморовского. Казаки захватили около 5 тысяч повстанцев. За проявленное усердие немецкое командование наградило многих из казаков и офицеров орденом Железного Креста.
 
6 июля 1944 года было принято решение о переброске казаков в северную Италию (Карния) для борьбы против итальянских антифашистов. Позднее в тот же район переселяются казачьи семьи, а также кавказские части под командованием генерала Султана-Гирей Клыча.
 
В Казачьем Стане, обосновавшемся в Италии, выходила газета «Казачья земля», многие итальянские городки были переименованы в станицы, а местные жители подверглись частичной депортации.
 
В марте 1945 года части 15-го казачьего корпуса СС участвовали в последней крупной наступательной операции Вермахта, успешно действуя против болгарских частей на южном фасе Балатонского выступа.
 
В апреле 1945 Казачий Стан был реорганизован в Отдельный казачий корпус под командованием Походного Атамана генерал-майора Доманова. На тот момент в составе корпуса насчитывалось 18 395 строевых казаков и 17 014 беженцев.
Корпус перешёл под управление командующего РОА генерала А. Власова. А 30 апреля командующий германскими войсками в Италии генерал Ретингер принял решение о капитуляции. В этих условиях руководство Стана приказало казакам переселиться в восточный Тироль, на территорию Австрии. Общая численность Казачьего Стана на этот момент составляла около 40 тысяч казаков с семьями. 2 мая 1945 года начался переход через Альпы, а на Пасху 10 мая прибыли к г. Лиенц. Вскоре туда же подошли другие казачьи части, в частности, под командованием генерала А. Г. Шкуро.
 
Но Лиенц и Юденбург оказались ловушкой для казаков. Именно там состоялась насильственная выдача англичанами и американцами Советскому Союзу по разным источникам от 45 до 60 тыс. казаков, воевавших на стороне немецкого вермахта. Акция сопровождалась большим количеством жертв. Всё это было частью «Операция Килхол» (англ. Keelhaul от килевать — протаскивать под килем в наказание) — операция английских и американских войск по передаче советской стороне граждан СССР, находившихся на подконтрольной им территории: остарбайтеров, военнопленных, а также беженцев и граждан СССР, служивших и воевавших на стороне Германии.
 
Проводилась в мае — июне 1945 года.
 
Договорённость о репатриации была достигнута на Ялтинской конференции и касалась всех перемещённых лиц, которые на 1939 год были гражданами Советского Союза, вне зависимости от их желания возвратиться на родину. При этом была выдана и часть бывших подданных Российской Империи, никогда не имевших советского гражданства.
 
2 мая 1945 года руководство Казачьего Стана объявило приказ о перемещении на территорию Австрии в Восточный Тироль с целью почётной капитуляции англичанам. Численность Стана в это время составляла по данным, приведённым М. Шкаровским со ссылкой на австрийских историков, 36 000, в том числе: 20 000 боеспособных штыков и сабель и 16 000 членов семей (также со ссылкой на итальянских учёных — «около 40 000 человек»).
 
В ночь со 2 на 3 мая казаки начали переход через Альпы. У с. Оваро итальянские партизаны перегородили горную дорогу и потребовали сдачи всего транспорта и оружия. После короткого интенсивного боя казаки расчистили себе дорогу. Переходом руководили генералы П. Н. Краснов, Т. И. Доманов и В. Г. Науменко.
 
6 мая почти все казачьи части Стана в тяжёлых погодных условиях перешли обледенелый альпийский перевал Плекенпасс, пересекли итальянско-австрийскую границу и вышли в район Обердраубурга. 10 мая в Восточный Тироль пришли ещё 1400 казаков из резервного полка под командованием генерала А. Г. Шкуро. К этому времени Казачий Стан достиг г. Лиенца и расположился на берегах реки Дравы, штабы Краснова и Доманова разместились в гостинице Лиенца.
 
18 мая в долину Дравы пришли англичане и приняли капитуляцию. Казаки сдали почти всё оружие и были распределены в нескольких лагерях в окрестностях Лиенца.
 
Первоначально 28 мая, обманом, под видом вызова на «конференцию», англичане изолировали от основной массы и выдали органам НКВД около 1500 офицеров и генералов.
 
С семи часов утра 1 июня казаки собрались на равнине за оградой лагеря Пеггец вокруг полевого алтаря, где проводилось траурное богослужение. Когда настал момент причащения (причащали одновременно 18 священников), появились британские войска. Британские солдаты бросились на толпу сопротивлявшихся казаков, избивали и кололи штыками, пытаясь загнать в машины. Стреляя, действуя штыками, прикладами и дубинками, они разорвали заградительную цепь безоружных казачьих юнкеров. Избивая всех без разбора, бойцов и беженцев, стариков и женщин, втаптывая в зем­лю маленьких детей, они стали отделять от толпы отдельные группы людей, хватать их и бросать в поданные грузовики.
 
Выдача казаков продолжалась до середины июня 1945 года. К этому времени из окрестностей Лиенца в СССР было депортировано свыше 22,5 тыс. казаков, в том числе как минимум 3 тыс. старых эмигрантов. Более 4 тыс. человек бежало в леса и горы. Не менее тысячи погибли во время операции британских войск 1 июня.
 
Помимо Лиенца из лагерей, расположенных в районе Фельдкирхен — Альтхофен, в советскую зону было вывезено около 30-35 тысяч казаков из состава 15-го казачьего корпуса, который с боями в полном порядке прорвался в Австрию из Югославии.
 
М. Шкаровский приводит следующие цифры со ссылкой на архивные документы (в частности, на доклад начальника войск НКВД 3-го Украинского фронта Павлова от 15 июня 1945 года): с 28 мая по 7 июня советская сторона получила от англичан из Восточного Тироля 42 913 человек (38 496 мужчин и 4417 женщин и детей), из них 16 генералов, 1410 офицеров, 7 священников; в течение следующей недели англичане поймали в лесах 1356 убежавших из лагерей казаков, 934 из них 16 июня были переданы органам НКВД; отмечаются отдельные самоубийства и ликвидация НКВД на месте 59 человек как «предателей родины».
 
После передачи советскому правительству казачьи генералы, ряд командиров и рядовых были казнены.
Основная масса выданных казаков (включая женщин) были отправлены в лагеря ГУЛаг, где значительная их часть погибла. Известно, в частности, о направлении казаков в лагеря Кемеровской области и Коми АССР с работой на шахтах. Подростки и женщины постепенно освобождались, часть казаков, в зависимости от материалов их следственных дел, а также лояльности поведения, переводилась на режим спецпоселения с той же работой. В 1955 году, по указу Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупационными властями в период Великой Отечественной войны» от 17 сентября, оставшиеся в живых в основном были амнистированы, жили, работали в СССР и помалкивали о своём боевом прошлом.
 
До сих пор очень остро стоит вопрос о реабилитации казаков. В различные годы её то проводили, то отменяли. Например, 17 января 2008 года депутат Государственной думы от партии «Единая Россия», атаман Всевеликого Войска Донского Виктор Водолацкий подписал приказ о создании рабочей группы по политической реабилитации атамана Краснова. По мнению заместителя войскового атамана по идеологической работе полковника Владимира Воронина, который входит в рабочую группу, Краснов не был предателем: Краснов был казнён за предательство родины, хотя на самом деле не являлся ни гражданином России, ни Советского Союза, а значит никого не предавал. 
 
Историк Кирилл Александров считает, что на самом деле реабилитация уже состоялась. При этом казаки вряд ли нуждаются в реабилитации — после переворота 1917 года они как могли боролись с ненавистным им большевистским режимом и в своей массе не раскаялись в этом в последующем (как например, написано в воспоминаниях казаков в сборниках Н. С. Тимофеева.) Кроме того, поскольку Российская Федерация является правопреемницей СССР, реабилитация настоящих врагов советской власти от имени этой власти является абсурдом. По мнению Александрова, действительная реабилитация таких лиц станет возможна только тогда, когда в России будет дана полная юридическая оценка всем преступлениям, которые совершили большевики, начиная с 7 ноября 1917 года.
 

В этом году Новокузнецк отпраздновал 400-летие. А сто лет назад в городе была устроена резня, которую в советское время приписывали командиру партизанского отряда Григорию Рогову. По некоторым данным, погибла едва ли не половина населения небольшого в ту пору городка.

– В Кузнецке устроили кровавую баню, – говоритисторик Андрей Полухин. – Людей уничтожали по классовому признаку. Смотрели на руки: у кого без мозолей, тех казнили, часто просто изуверским способом.

Но споры о Рогове не утихают до сих пор. Одни называют его бандитом и палачом. Другие – героем. Третьи говорят: он сын своего времени – безвластия и хаоса. А он сам называл себя солдатом революции.

"Разрушают церкви, одевают в парчу лошадей"

Из всего, что связано с именем Григория Федоровича Рогова, споров и разногласий не вызывают разве что факты из его "допартизанской" жизни. Родился в 1883 году в с.Жуланиха Барнаульского уезда. Была семья, трое сыновей и три дочери. Держал небогатое по сибирским меркам хозяйство – пятистенная изба, две лошади, две коровы. Продавал водку в деревенской казенной лавке, был подрядчиком на строительстве церквей.

Участвовал в Русско-японской и в Первой мировой, дослужился до прапорщика, стал кавалером трех Георгиевских крестов . После Февральской революции примкнул к эсерам, после Октябрьской сочувствовал большевикам. Крестьяне Мариинской волости делегировали его на Томский съезд Советов.

В начале 1918 на губернском съезде крестьянских депутатов Григорий Рогов поддержал переход власти к Советам. А после свержения советской власти на Алтае создал партизанский отряд, действовавший против белогвардейцев в Причернском крае.

​Сибирская советская энциклопедия 1937 года называет его руководителем антиколчаковских партизанских отрядов. Он собрал около 4,5 тысяч, а по некоторым источникам, 10 тысяч человек.

"Сам Рогов – крестьянин, но его правая рука Новоселов – анархист. Ядро этого отряда – анархисты, бежавшие из тюрем уголовные и разная авантюристская публика, – писал член Сибревкома Косарев в докладе ЦК РКП(б). – За этим отрядом числится немало грехов: партизаны грабят, пьянствуют, разрушают церкви, одевают парчой своих лошадей, шьют из поповских риз штаны и кисеты".

Главное злодеяние, в котором до сих пор обвиняют Рогова и роговцев, – "чистка" в уездном Кузнецке
Партизанские отряды численностью в две тысячи конных, имеющие на вооружении 18 пулеметов, в декабре 1919 вошли в город. За трое суток были убиты сотни человек. Если верить докладу Кузнецкого ревкома, партизаны погубили около 1400 человек. А ведь тогдашнее население города насчитывало не больше четырех тысяч жителей…

​Первым назвал Рогова жестоким убийцей Андрей Кручина. В 1923 году в газете "Советская Сибирь" появился его очерк "В глухом углу в Кузнецке", описывающий, как "страшный атаман под знаменем анархии провел через весь Кузнецкий округ кровавую полосу неслыханных бесчинств".

В очерке Кручины впервые появилось понятие "роговщина", а сам Рогов был представлен сибирским Пугачевым, который "со своими молодцами чинил суд-расправу над всеми, у кого на руках нет мозолей". Жертв Рогова и роговцев журналист насчитал 700 "голов" и описал разоренный Кузнецк: по словам Андрея Кручины, город превратился в пустыню.

Писатель Владимир Зазубрин, в 1925 побывал в Кузнецке, разговаривал с очевидцами и с роговцем Волковым, который вместе с женой собственноручно живьем распиливал людей или обливал своих жертв керосином и поджигал. Тот охотно подтвердил факт "распилки колчаковских милиционеров" и продал писателю для музея свою пилу за пять рублей.

Очерк Зазубрина "Неезжеными дорогами" вышел в 1926 году в журнале "Сибирские огни". В нем говорилось: "Из четырех тысяч жителей Кузнецка две тысячи легли на его улицах. Погибли они не в бою. Их, безоружных, просто вывозили из домов, тут же у домов, у ворот раздевали и зарубали шашками. Особо "именитых" и "лиц духовного звания" убивали в Преображенском соборе. Редкая женщина или девушка избегала гнусного насилия. Рубились люди по "классовому признаку": руки мягкие – руби".

Были и массовые грабежи. "К нам зашел роговец, – рассказывала Тамара Васильевна Толмачева, – он увидел отцовы поярковые валенки, снял свои и забрал отцовы". По ее словам, на второй день, как в город вошел отряд Рогова, загорелись церкви. В том числе Одигитриевская – первое каменное строение в городе. В ней венчались Федор Достоевский и Мария Исаева. А в 1929 церковь погибла уже безвозвратно: комсомольцы разбили ее обломки на кирпичи для Кузнецкстроя.

​По воспоминаниям Кирилла Епифанцева, в чьем доме останавливались роговцы, по вечерам они приносили откуда-то чужие вещи, укладывали в мешки". Именно Епифанцев, отец которого был плотником у генерала Путилова, утверждал, что роговцы распилили того живьем.

В Спасо-Преображенский собор партизаны въехали на лошадях, изнасиловали и убили прямо под образами жену церковного старосты, рубили саблями людей. Заколотая и обезображенная старшая дочь купца Окорокова два дня валялась на снегу. Старого священника отца Николая закололи тремя штыками в спину.

Присутствовавший на казни член Кузнецкого ревкома и будущий и.о. военкома Кузнецкого уезда Роман Тагаев говорил, что за день было зарублено 50 человек. Он вспоминал: "Роговцы приводили к дому купцов, зажиточных людей. Новоселов и Рогов задавали вопрос: "Как жил?" Затем шел приговор: "В сторону" или "Свободен". Если "в сторону" – осужденных выводили на улицу и тут же у дома Акулова рубили голову или закалывали. Если "свободен", выводили в сени и кричали: "Дорогу, дорогу!".

Обвешанные награбленными вещами, одеялами и шторами, с четвертями спирта в руках, верхом на лошадях, накрытых белыми скатертями, партизаны Рогова шли, оставляя за собой горы трупов, и только Красная армия положила конец бесчинствам роговцев в Кузнецке – так говорилось во всех советских источниках вплоть до начала 1970-х годов.

26 декабря 1919 по приказанию советского командования за массовые убийства и грабежи Рогов и его ближайшее окружение были арестованы и препровождены в распоряжение Губчека. Григория Рогова отправили сначала в кузнецкую тюрьму, а затем в Ново-Николаевск

Но в феврале 1920 года Рогова выпустили из-под стражи без суда. При этом он дал согласие сотрудничать с советскими органами. А при освобождении ему выдали 10 тысяч рублей в знак признания его заслуг в борьбе за советскую власть. Хотя в советских источниках 1930-х годов утверждалось, что зимой 1919–1920 годов Рогов сражался не только против белых, которыми командовал генерал-лейтенант Каппель, но и против красных.

В других документах указано: партизанский командир стал "безобразно игнорировать Советы". И тогда Барнаульский комитет партии решил провести "большевизацию" отряда и отправил к Рогову 12 коммунистов во главе с Матвеем Ворожцовым. По одной из версий, они долгое время сражались вместе. По другой – анархист Рогов выгнал большевиков из своего отряда, и "они" увели с собой большую часть партизан, из которых была сформирована Чумышская партизанская дивизия, возглавленная начдивом Ворожцовым.

Ворожцов был одним из руководителей Губчека и участвовал в подавлении крестьянских мятежей, поднятых бывшими партизанскими командирами в 1920–1921 годах и волною прокатившихся по Западной Сибири. На счету Ворожцова и расстрелы повстанцев.

Сохранился доклад Ворожцова, в котором он рапортует о расстрелах "агитаторов", "зачинщиков" и "главарей" в селах Славгородского и Змеиногорского уездов, взятии заложников, конфискации имущества и скота у "семейств бандитов".

"Всего было арестовано 290 человек. Из них отправлено в Барнаул в Губчека 102, передано ревтрибуналу 15, расстреляно злейших врагов советской власти 52, отпущено из-под ареста 121".

"Казнили по требованию народа"

В конце 1960-х появилась другая точка зрения на события в Кузнецке в 1919 году. Несколько бывших роговских партизан заявили, что написанное про их командира – клевета. За оправдание Григория Рогова, н-р, боролся бывший командир его разведки Григорий Батурин, живший в Кузнецком районе Новокузнецка, где и происходила "роговская чистка". Он собрал огромный архив – письма, воспоминания партизан, биографии бойцов. Но сразу после смерти Батурина этот архив пропал. Его дочь рассказывала, что приходили какие-то люди и унесли все документы.

Бывшие роговцы настаивали: никакого бандитизма и массовых казней в Кузнецке не было – была схватка врагов. В декабре 1919 года Кузнецк был белогвардейским. В городе находились группы колчаковской милиции и контрразведки, батальон и пулеметная команда, располагался обычный гарнизон, состоящий из местной воинской команды.

Местный гарнизон поднял мятеж. Основная масса солдат разбежалась, а оставшиеся вместе с местными жителями организовали ревком. Колчак телеграфировал главнокомандующему Восточным фронтом генерал-лейтенанту Каппелю: "Меня крайне заботит положение в Барнаульском и Кузнецком уездах".

Для подавления мятежа в Кузнецке белые начали стягивать туда силы: стрелковую дивизию, егерский и морской полки. Кузнецкий ревком просил о помощи. Откликнулся командир партизанского отряда Григорий Рогов – в Красной армии это знали и одобрили.

Как утверждают боевые товарищи Рогова, они, вступив в город, застали в Кузнецке то, что потом приписывали им: сотни трупов на улицах, горящие церкви. До них в Кузнецк уже заходили четыре небольших отряда, и самый крупный из них, отряд Толмачева, обезоружил остатки местного гарнизона, расстрелял белогвардейцев, произвел реквизиции и поспешно оставил город. А отряды ревкомовцев Побозакова и Тагаева вместо помощи ревкому сами занимались реквизициями имущества убитых купцов и офицеров.

Только Рогов, по словам бывших партизан, навел в Кузнецке порядок. Улицы при нем патрулировались, отношение с населением было мирным. Он приказал поставить у винзавода часовых, а бочки с вином из подвалов купца Акулова, где был роговский штаб, велел вылить на землю. Грабежи и насилие карались в отряде расстрелом. А все казни проходили "по требованию народа", утверждали соратники Рогова.

В одной из книг серии "Кузнецкая старина" приводятся воспоминания горожанки Пинегиной: "После обеда стали судить кузнецких карателей. Виновных по требованию народа казнили, а у кого вина была незначительной – отпускали. Уголовников и любителей чужого добра прибрали к рукам".

Суд над белогвардейцами, как утверждают эти источники, вершили совместно представители ревкома, партизан и горожан. 12 человек были приговорены к смертной казни, а священника Николая Рудичева, колчаковского милиционера Ивлева и писаря воинского управления Бехтенева освободили. Путилова никто не распиливал – генерала зарубили шашкой еще партизаны из отряда Толмачева. Что касается садиста Волкова, то он никогда не был роговцем и зверствовал в Кузнецке до прихода отряда, утверждали роговцы.

Слова бывших роговских партизан в конце 1960-х годов подтверждали и некоторые горожане: мол, разбойничали и убивали сами кузнечане и мужики из соседних деревень. В то время имя Рогова было на слуху, и кто-то действительно мог прикрывать им свои грехи. А кто-то назывался роговцем из-за славы, окружавшей легендарного партизанского командира.

"За свободу, равенство и братство смело вперед!"

В 2003 году в областном Томском госархиве были обнаружены уникальные документы 1919–1921 годов: протоколы допросов Григория Рогова, свидетельские показания, жалобы и заявления потерпевших, огромное число крестьянских писем в защиту партизанского командира. Тогдашнее следствие установило непричастность командного состава партизан к погромам в Кузнецке и невозможность для Рогова после тяжелых боев за Щегловск (туда он направился сразу после Кузнецка) продолжать наступление в Мариинск.

Есть версия, что партизанский командир зимой 1919-го был арестован вовсе не за бандитизм и массовые убийства в Кузнецке, а за то, что, сказавшись больным, отказался вступить со своим отрядом в состав 35-й сибирской дивизии. На допросах его избивали. Но в итоге отпустили. Дальше и здесь повторяется рассказ про выданные 10 тысяч рублей и взятое с Рогова обещание сотрудничать с Советами.

"В нужный момент выступим добывать истинную свободу"
Долгие годы считалось, что освобожденный из-под стражи Григорий Рогов, обиженный на советскую власть, вернулся в Жуланиху и начал готовить там антисоветский мятеж, который поднял в мае 1920 года. Тогда и появилось обращение к волостным и сельским ревкомам Барнаульского, Бийского, Кузнецкого и других уездов, подписанное Роговым.

"Всем товарищам крестьянам, рабочим и партизанам шлю искренний привет и приношу Вам, товарищи, глубокую благодарность за ту поддержку, которую Вы оказали мне во время борьбы с кровавым самодержцем Колчаком за освобожденье трудового народа от гнета и произвола алчных к власти дармоедов. Спасибо Вам, братья, что Вы не забыли меня, когда я был заключен в тюрьму волками в овечьей шкуре. <…> Сплачивайте Ваши трудовые ряды, и в нужный момент выступим сплоченными рядами добывать истинную свободу. За свободу, равенство и братство смело вперед".

Был мятеж или нет – доподлинно неизвестно. Но сохранилось донесение помощника командира 2-го взвода Савина командиру второй роты 115-го отдельного стрелкового батальона войск обороны железных дорог: "9 мая мы приехали в Сорокино и узнали от граждан, что в 12 часов дня подъезжала роговская разведка". Крестьяне села Сорокино рассказали красноармейцам, что роговцы ограбили у них почту, искали предревкома, чтобы его убить, но не нашли. В селе Хмелевка роговцы убили попа и говорили, что они уничтожают всех попов и белоручек. Сохранилось также свидетельство Ивана Степановича Комиссарова, хозяина дома, где была убита семья священника Шукшина.

"Его запомнили героем"

В это время в Западной Сибири часто вспыхивали восстания. Вчерашние партизаны были недовольны тем, что их отряды разоружили и расформировали.
По версии, которой более полувека придерживались советские историки, анархо-бандитские шайки ликвидировала Красная армия. А Рогов был ранен в столкновении с отрядом не то ЧОНовцев, не то чекистов, не то регулярных войск и застрелился, чтобы не сдаваться в плен. Это произошло в селе Евдокимово Барнаульского уезда.

А по воспоминаниям бывших роговцев, их командир сильно болел, мечтал отдохнуть в родном селе и после выхода из-под ареста отправился в Жуланиху. Но оказалось, что его дом раскатали и сожгли, брата и жену убили. Кто это сделал? На этот счет тоже единого мнения нет.

Известно, что после этого Рогов с товарищем по отряду Возилкиным ушел в тайгу. Его преследовали. Бывшие партизаны на несколько дней нашли пристанище в селе Евдокимово. Там их и нашли бойцы части особого назначения. Возилкин сдался, а больной Рогов бежал к реке Чумыш. Его ранили в ногу и в шею. Раны оказались смертельными, никакого "самоубийства" не было.

8 июля 1920 года в газете "Алтайский коммунист" появилась небольшая заметка о смерти Рогова. Ему было 37 лет.

Почти сразу Григорий Рогов был обвинен в анархизме и в предательстве советской власти. Боевые друзья тайно похоронили своего командира у сельской церковной ограды, могилу сровняли с землей и только спустя четыре месяца, когда все утихло, перенесли его останки в село Хмелевка, где находилась братская могила 16 партизан. В 1948 году Рогов был реабилитирован. Советское государство признало его заслуги в борьбе против Колчака, но обвинений в анархизме, бандитизме, массовых казнях и садизме не сняло.

А в 1982 году в Новосибирске состоялась Всесоюзная научная конференция, посвященная 60-летию разгрома белогвардейцев и интервентов в Сибири и на Дальнем Востоке. Ее участники пришли к единому выводу: отряд Рогова боролся за советскую власть.

В 2007 году в селе Хмелевка по инициативе бывших директоров местной школы открылась мемориальная доска герою Гражданской войны Г.Ф. Рогову.

А вот память убиенных в Кузнецке в декабре 1919 года до сих пор никак не увековечена.

«Обладает честным, энергичным, ответственным характером.
Надёжен. Высокообразованный командир с богатым военным опытом… Отличается высокой наблюдательностью. Работает инициативно, целеустремленно и планомерно. Отличный командующий округом».
Их служебной характеристики

Долгая дорога к звёздам

Да мало ли было в СССР талантливых командующих округами? Только характеристика дана назначаемому командующим Пражским — самым крупным земским военным округом Чехословакии — генералу армии Сергею Николаевичу Войцеховскому.

Сергей родился 16 октября 1883 года в Витебске, в дворянской обрусевшей польско-литовской шляхты семье участника освобождения Болгарии от Османского рабства, тогда поручика, а впоследствии полковника Русской Императорской армии Николая Карловича Войцеховского (1857—1920). В 1902 году окончил реальное училище в городе Великие Луки и поступил в основанное Александром I в 1807 году элитное Константиновское артиллерийское училище в Санкт-Петербурге. Окончив его в 1904 году с отличием, был произведён в подпоручики и направлен на Кавказ, где с сентября служил в городе Ахалцых инспектором учебного отдела, а с января 1905-го — старшим офицером
3-й батареи 20-й артиллерийской бригады 20-й пехотной дивизии 1-го Кавказского армейского корпуса. Неоднократные обращения
с ходатайствами о переводе в действующую армию, в июле был направления на фронт с назначением в 74-ю артиллерийскую бригаду
18-го армейского корпуса. Но прибыл в Манчжурию в августе, уже после подписания Портсмутского мирного договора, и с Дальнего Востока Войцеховского направили на Запад в Белосток на должность инструктора 5-го стрелково-артиллерийского дивизиона. С января 1907 года младший офицер артиллерийской батареи Войцеховский преподаёт в дивизионной учебной команде 5-го стрелкового артиллерийского дивизиона. С апреля по август — личный адъютант полковника Виктора Темникова, зятем которого станет два года спустя.

В 1912 году 29-летний штабс-капитан С.Н. Войцеховский окончил Николаевскую Академию Генерального штаба по первому разряду и с мая 1912 года служил в 1-й гренадерской бригаде 1-й гренадерской дивизии в Москве, одновременно преподавал тактику в Александровском военном училище. В 1913 году окончил авиационную школу Императорского Московского общества воздухоплавания, но получив лицензию пилота,
в боевых условиях самолётом никогда не управлял. В октябре 1913-го — июле 1914 года командовал ротой в 122-м Тамбовском пехотном полку
31-й пехотной дивизии в Харькове. В апреле — октябре 1913 года прикомандирован к штабу Московского военного округа.

С августа 1914-го по ноябрь 1915 года Войцеховский — старший адъютант штаба 69-й пехотной дивизии Юго-Западного фронта. Затем по январь 1917-го — штаб-офицер для поручений при штабе 20-го армейского корпуса. 16 августа 1916 года произведён в подполковники. Под Молодечно был ранен в ногу и под лопатку. По возвращению после излечения — начальник штаба 2-й Кавказской гренадерской дивизии.
С 29 января 1917 года — начальник штаба формируемой 176-й пехотной дивизии. С февраля — начальник оперативного отдела штаба 3-й Кавказской гренадерской дивизии. С конца апреля исполнял должность начальника штаба 126-й пехотной дивизии на Румынском фронте.
С августа исполнял должность начальника штаба 1-й Чехословацкой дивизии в составе Русской армии. С той поры судьба тесно связала его
с чешскими военными.

Долгая дорога в сугробах

Получив в конце 1917 года назначение, с февраля 1918 года принял под командование 3-й имени Яна Жижки стрелковый полк Чехословацкого корпуса. Правительство Франции, в чьём подчинении официально находились чехословацкие легионеры, приняло решение эвакуировать их в Европу через Владивосток. С мая 1918 года Войцеховский — член Военной коллегии временного исполнительного комитета чехословацких войск в России и их старший воинский начальник, сыграл большую роль
в восстании Чехословацкого корпуса, организовав их успешное наступление против красных. 2-й и 3-й чехословацкие стрелковые полки под командованием Войцеховского, взяв под контроль железную дорогу Златоуст—Челябинск, в ночь на 27 мая без потерь заняли Челябинск, захватив огромные трофеи.

В июне Челябинская группа чехо-словаков соединилась с Сибирской группой под командованием православного двоеженца генерала Радолы Гайды (1892—1948), впоследствии лидера «Фашистского национального сообщества», выступавшего в Чехословакии против немцев и обвинённого в шпионаже в пользу СССР. 11 июня произведён в полковники и назначен исполняющим должность начальника штаба Чехкорпуса с оставлением в должности командующего Челябинской (Западной) группой в составе 2-го и 3-го чехословацкого стрелкового полка и Курганского маршевого батальона.

В июне группа взяла Троицк и Златоуст, 28 июля — Екатеринбург.
17 октября «за отличия в боях и выдающуюся службу» Чехословацким национальным советом Войцеховский произведён в генерал-майоры и назначен командующим Самарской группой войск правительства Директории. Войцеховский не только остановил наступление красных,
но и отбросил их за реку Ик. 8 января 1919 года был ранен. В конфликте командования чехословацких войск с Александром Колчаком, поддержал последнего и 8 марта утверждённый в чине генерал-майора Верховным правителем Войцеховский, передав командование чехами генералу Гайде, 17 марта принял командование 2-м Уфимским армейским корпусом Западной армии. В июле награждён орденом Святого Георгия
4-й степени.

С 29 августа по 1 октября командует Уфимской группой войск 2-й армии генерала Николая Александровича Лохвицкого (1868—1933). В Тобольской наступательной операции разбил 27-й стрелковую дивизию красных и повернув вверенные ему войска на север позволил Сибирской армии белых двинуться вперёд, за что 12 сентября был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени. 1 октября принял командование
2-й армией. 20 ноября за самовольное оставление фронта застрелил генерал-майора Петериса Гривиньша (Петра Петровича Гривина), назначил новым командующим бывшего начальника охраны императорского дворца в Гатчине генерал-майора Антона Викентьевича Бордзиловского (1876—1962) и приказал войскам вернуть оставленные позиции, за что получил благодарность генерала Владимира Оскаровича Каппеля (1883—1920). После чего в Ново-Николаевске (ныне — Новосибирск) подавил мятеж в Сибирской армии, возглавляемый полковником Ивакиным. За потворство чехов-словаков большевикам вызвал их командующего Яна Сыровыго (1888—1970) на дуэль, но чешский генерал не явился, став впоследствии начальником генштаба, министром обороны, а затем премьер-министром Чехословакии и прожил ещё полвека. А в середине декабря Войцеховский отказался от поста Главнокомандующего белыми силами Восточного фронта, однако генерал Каппель, будучи при смерти, своим приказом 21 января передал Войцеховскому командование Восточным фронтом, который 30 января нанёс тяжёлое поражение красным на станции Зима, 1 февраля взял город Черемхово и разбил красных под Усольем.

Выдвинув ультиматум красным, но узнав о расстреле Колчака, не стал штурмовать Иркутск, а обогнул город, по Ангаре с войсками поднялся к Байкалу и вывел войска в Забайкалье. 20 февраля атаманом Григорием Михайловичем Семёновым (1890 — повешен в Москве 30 августа 1946) назначен командующим войсками Российской Восточной окраины.
В марте 1920 года произведён в генерал-лейтенанты. У Читы на Яблоновом хребте на Пасху разбил наступавшую красную бригаду.

Долгая дорога в Европу

В мае 1920-го вновь присоединился к войскам Чехословацкого корпуса. Мать и сестра — в начале 1921 года уже находилась в Праге. Через супругу Маргариту Викторовну (1888—1965) он направил запрос в правительство Чехословацкой республики о подтверждении своего генеральского чина и получив в мае подтверждение, переехал в Чехословакию, приняв условие, что в течение года примет чехословацкое гражданство.

1 мая 1921 года Войцеховский был зачислен на службу в чехословацкую армию и назначен командиром 24-й пехотной бригады в восточно-словацких Михаловицах. С февраля 1922 года — заместитель командующего войсками Подкарпатского военного округа в Ужгороде.
В январе 1923 года Войцеховский принял командование 9-й стрелковой дивизией в словацком городе Трнаву. В 1927 году Войцеховский повышен в чине и переведён в Брно на должность командующего войсками Моравско-Силезского земского военного управления (округа), второго по значению в довоенной Чехословакии. 30 декабря 1929 года Сергею Николаевичу присвоено звание генерала армии. Войцеховский «работал для своей новой родины на пределе физических возможностей». После кончины командующего Пражским военным округом генерала Вацлава Конара Сергей Николаевич назначен на его место. В качестве командующего Пражским военным округом ему была вверена самая большая группировка чехословацкой армии.

После обострения отношений с Германией Войцеховский форсирует строительство оборонительно-фортификационных сооружений вдоль чешско-германской границы, готовя армию к противостоянию.
26 сентября 1938 года в Чехословакии объявлена мобилизация. Поставленная задача по отражению агрессии была бы выполнена, но политическое руководство страны пошло по пути капитуляции и приняло Мюнхенское соглашение. Войцеховский же занял активную антикапитулянтскую позицию.

Будучи в дружеских отношениях с чешским экс-президентом Томашем Гарригом Масариком (1850—1937), Войцеховский считал, что смещение во имя спасения чести страны действующего президента Эдварда Бенеша разделяет большинство чешского генералитета. Но предложение наткнулось на противодействие начальника Генштаба Людвика Крейчи (1890—1972) и генерала Яна Сыровыго, объявивших генерала армии Войцеховского «мятежником». Не поддержали его и политики.

15 марта 1939 года германские войска оккупировали Чехословакию и распустили армию. 1 апреля 55-летнего Войцеховского отправили на пенсию. Назначенный военным министром подпольного правительства Чехословакии (1939—1945), в сентябре он был арестован оккупантами, но спустя две недели выпущен под постоянный надзор гестапо. Поскольку командующий Русской освободительной армии (РОА) генерал Власов
не совсем импонировал немцам, возглавить её было предложено Войцеховскому, но он на чистом немецком заявил, что хоть «совдепию он не признаёт, коммунистический строй ненавидит, но против русских солдат — детей и внуков тех, кто совершил переворот в России — воевать не будет».

Долго сказка сказывается

12 (или 25-го) мая 1945 года Войцеховский был арестован в Праге контрразведкой СМЕРШ и вывезен в Москву, обвинённый в «подготовке командных кадров для борьбы с СССР». 30 мая помещён в Бутырскую тюрьму, а 15 сентября Особым совещанием при НКВД СССР за участии в «антисоветской организации «Русский общевоинский союз», которая ставила своей целью вооружённое свержение советской власти и организацию террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства», приговорён к 10-и годам заключения по ст. 58 пп. 4, 6 и 11. Спустя четверть века после окончания Гражданской войны Советская власть отыгралась на пожилом гражданине другого государства с подорванным здоровьем.

Арестованный вопреки международному праву советскими спецслужбами на чехословацкой территории Войцеховский, стал заложником большой политики. Президент Бенеш посчитал, что судьба генерала не стоит осложнения отношений с СССР.

До марта 1946-го его содержали в Бутырке, затем — в Унженском лагере на станции Сухобезводная Горьковской железной дороги, с 25 мая 1949 года — в Особом лагере №7 Озерлага МВД СССР в Тайшете Иркутской области. Сергей Николаевич Войцеховский умер от желудочного кровотечения 7 апреля 1951 года на 68-м году жизни, по другим данным, в декабре 1954-го от туберкулёза легких. Похоронен на кладбище Центральной больницы №1 Озерлага вблизи села Шевченко Тайшетского района Иркутской области. Могилу, обозначенную при захоронении лагерным номером 4-36, обнаружить не удалось.

Фильм «Чапаев» режиссеров Сергея и Георгия Васильевых давно уже стал легендарным. В советское время на нем росли поколения. Более того, иностранные критики внесли это кино в список лучших мировых шедевров (правда было это достаточно давно, в семидесятые годы прошлого века).
Сам Иосиф Сталин посмотрел «Чапаева» множество раз, считал картину венцом советского киноискусства на тот момент. А уж сколько анекдотов про Петьку и Чапаева народ придумал, не сосчитать...
Для меня же самой яркой сценой картины стало противостояние «красных» и «белых» в рамках «психической атаки», которую предприняли последние.



«Красиво идут!» — «Интеллигенция!» (с)Некоторые партийные функционеры, кстати говоря, усмотрели в этой сцене пробелую агитацию. Мол, выставляете офицерских вражин героями. Более того, бывшие бойцы Красной армии были недовольны сценой с убегавшими красноармейцами. Чапаев же и вовсе напоминал ветеранам какого-то махновского командира.
Борис Шумяцкий, сам революционер и участник Гражданской войны, руководитель госкино и так далее, требовал у авторов удалить сцену. Впрочем, картина осталась без изменений, удален же, в конечном счете, был сам Борис, в 1938 году (реабилитирован посмертно в 1950-ые).
Вернемся, впрочем, к самой сцене. Перед нами — отборные офицеры, якобы «каппелевцы». Носят строгую черную униформу, ходят какими-то наполеоновскими колоннами, вызывают у противников восхищение и даже страх. Тем не менее, их «психическая атака» оказывается бессильной, когда в дело вступают гранаты и пулемет Анки)
Так есть ли в этой сцене хоть немного правды? Начнем по порядку.
1. Существовали ли вообще подобного рода атаки?Да, еще как. Притом, больше всего сведений о подобных боях сохранилось не у «восточных» белых (с которыми воевал Чапаев), а у «южных». Прославились такими рискованными атаками представители «цветных полков» — «дроздовцы», «марковцы», «корниловцы» и так далее.



«Цветные» белогвардейцы. Кстати, 4 и 5 — это марковцы. Похожи на киношных «каппелевцев», верно?) К этому моменту мы еще вернемся.
Но приходилось идти в атаку со штыками наперевес и «восточным» белогвардейцам. Например, «ижевцам». Сам же Владимир Каппель такой прием также мог использовать, хотя прямых подтверждений этому (в 1919 году) я лично не нашел.
Правда, тут стоит уточнить, что психические атаки — дело очень своеобразное. Их предпринимали, весьма часто, против заведомо более слабого противника, который должен был при приближении вражеских колонн наделать в штаны и убежать. В начальный период Гражданской войны, против слабо дисциплинированных отрядов Красной гвардии, такая тактика работала.
Но в 1919 году заниматься такими наступлениями в лоб стало крайне опасно: РККА стала куда более организованной силой. Потому поздние психические атаки проводились белыми, что называется, от безысходности (патронов нет, но вы держитесь).
Итог: психические атаки во время Гражданской войны были как минимум делом нередким, о чем вспоминали как красные, так и белые мемуаристы (со своими подробностями, конечно).
2. Странное построение белых.Действительно, браво марширующие «каппелевцы» куда как больше напоминают русскую линейную пехоту, которая сражалась с французами при Бородино, например. В то время, как тактика пехоты с того момента (начало девятнадцатого века) слегка того, изменилась.



Богатыри не вы?

Но опять же, мы не забываем, что это именно психическая атака. Павшего бойца должен своевременно заменять «запасной» товарищ. А само беспощадное движение (с музыкой, зачастую привлекался целый оркестр) прекращаться не должно.
В таком случае, некрепкие духом солдатики в окопах должны попросту испугаться: вот ведь, ироды, идут себе спокойно, под музычку, смерти не боятся! Зачастую у бойцов и вовсе создавалась иллюзия, что они стреляют мимо целей — попробуй, разбери там, из окопа-то. А это — близкая к панике ситуация, в условиях боя все решают секунды.
Так что, в колонны белых, с музыкой и при параде, я тоже верю.И так, мы уже видим, что правды, хоть и относительной, в фильме немало: психические атаки были, проводились порой весьма эксцентрично.

генерал Шильников

Советский художник Кузнецов, выполняя правительственный заказ, изобразил на огромном полотне «Штурм Зимнего дворца». На этой картине изображены рабочие, солдаты и матросы, вооруженные винтовками, пулеметами, с развевающимися красными знаменами, атакующие в упор баррикаду перед Зимним дворцом. Борьба идет врукопашную. Пущены в ход приклады, штыки, ручные гранаты. Идет страшная свалка с юнкерами и офицерами, защитниками дворца и Временного правительства.

Зная способность советских правителей подтасовывать исторические факты, меня — одного из защитников Зимнего дворца — это не удивляет. На баррикаде перед дворцом не было рукопашного боя, и он не был взят фронтовым штурмом, как это изобразил Кузнецов. Но об этом я расскажу далее.

* * *
Тяжелые дни переживал город Петра в конце октября 1917 года. Тревожные вести неслись отовсюду. Немцами прорван фронт под Ригой. Рига эвакуируется. Солдаты митингуют и дезертируют целыми частями. В тылу — развал и все усиливающаяся большевистская пропаганда. Коммунистические газеты открыто призывают к восстанию.

Временное правительство решило вторично арестовать большевистских главарей, но было уже поздно. В ночь на 6 ноября оно закрывает типографию большевистских газет «Рабочий путь» и «Рабочий и солдат», конфискует напечатанные уже номера и начинает стягивать для своей защиты надежные части. Правительство не доверяет военным училищам Петрограда и ищет опоры в более демократических школах прапорщиков, укомплектованных частью из студентов. Этим и объясняется, что наша 2–я Петергофская школа прапорщиков была затребована в 3 часа ночи спешно отправиться в Петроград.

…Тревога. Заспанные юнкера натягивают второпях шинели и бегут строиться во двор. Идет перекличка, раздаются патроны, начальник школы объясняет создавшееся положение. По темным аллеям старого парка, мимо молчаливых дворцов, свидетелей уже многих исторических событий, мы двигаемся по направлению к вокзалу Старого Петергофа.

Можно ожидать, что большевистски настроенные части воспротивятся нашему передвижению, и поэтому идем в боевом порядке. Но все спокойно. Грузимся на поданный поезд и через час высаживаемся на Балтийском вокзале в Петрограде. Начался рассвет осеннего, пасмурного дня. Кое–где горят еще фонари, и освещенные полупустые трамваи идут к центру города. На улицах одиночные прохожие останавливаются перед свеженаклеенными афишами, призывающими население к восстанию.

Встречаем несколько казачьих разъездов на Невском и бронемашину с юнкерским патрулем. Вскоре мы достигаем Дворцовой площади, и перед нами встают величавые стены Зимнего дворца с его массивными чугунными решетками изящной, ажурной работы. Входим во внутренний двор, где уже дымят походные кухни. Узнаем от коменданта дворца, что здесь, кроме нас, находятся: 2–я Ораниенбаумская школа, Школа прапорщиков Северного фронта, 2 орудия Михайловского артиллерийского училища, одна рота Женского ударного батальона, 5 бронемашин, сотня уральских казаков и несколько десятков георгиевских кавалеров, т. е. всего около 1500 человек. Этими силами правительство считает возможным удержать все стратегически важные пункты Петрограда против 200–тысячного гарнизона, ставшего на сторону большевиков.

Взвод, в котором я нахожусь, назначается нести караул во внутренних залах третьего этажа, где находится кабинет главы правительства и где происходят заседания. То, что мы узнаем здесь, — малоутешительно. Сегодня утром большевистский Военно–революционный комитет послал две роты Литовского полка и вновь открыл типографию «Рабочего пути» и роздал более двадцати тысяч экземпляров конфискованного вчера номера газеты.

Во вторник, 6 ноября, положение следующее: правительственные части занимают здания Центрального телеграфа и телефона, Государственный банк, Почтамт, все вокзалы, главнейшие правительственные учреждения, мосты на Неве, Мариинский и Аничков дворцы. Но начиная с полудня большевики оттесняют малочисленные, оторванные друг от друга отряды юнкеров. Из арсенала Петропавловской крепости целый день идет раздача оружия населению. Об этом все знают, но власти не предпринимают никаких мер.

Из Кронштадта прибывают все время матросские части на подкрепление большевикам. Легкий крейсер «Аврора» и миноносец «Забияка» вошли в Неву и отказались подчиниться Временному правительству. Они приближаются к Николаевскому мосту, который переходит в руки повстанцев. Правительство во главе с Керенским не покидает более Зимнего дворца, и его заседания чередуются одно за другим. Чувствуется растерянность и нерешительность во всех предпринимаемых действиях.

Залы дворца полны военных и штатских, которые без всяких пропусков шныряют всюду, входят и выходят беспрепятственно. Кто дает распоряжения и кто их отменяет — неизвестно.

Устанавливаются пулеметы под крышей, затем их снова спускают вниз. Из штабелей дров, заготовленных для зимнего отопления, юнкера инженерных войск строят перед дворцом баррикады.

Кое–где в городе слышатся одиночные выстрелы и короткие перестрелки. Время тянется в тягостном, напряженном ожидании.

Серый осенний день близится к концу. Вечером мы узнаем, что большевики заняли Балтийский вокзал и этим отрезали возможность прибытия подкреплений из Ораниенбаума и Петергофа, где остались 1–я и 3–я Ораниенбаумские и 3–я Петергофская школы прапорщиков.

Юнкерский патруль только что захватил трех штатских, увешанных пулеметными лентами. Из их допроса выясняется, что Ленин прибыл из Финляндии и находится в Смольном, чтобы лично руководить переворотом, который должен произойти раньше, чем начнется Второй Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов.

От 12 до 2 часов пополуночи я занимаю караул у двери, ведущей в зал заседаний правительства, рядом с кабинетом Керенского. Каждую минуту входят и выходят его адъютанты. Слышны звонки телефонов и отрывки речи. Через полуоткрытую дверь я вижу хорошо знакомое, гладко выбритое лицо Керенского и его несменяемый коричневый френч. Сейчас, горячась и часто ударяя по столу, он принимает делегацию казачьих частей Петрограда. Слышатся обрывки слов: «…доверие… недоверие… присяга… дело революции…» и т. д. Я стараюсь понять сущность происходящего и с радостью узнаю, что делегаты, уходя, уверяют, что казаки по первому зову «прискачут на защиту правительства».

По подъемному лифту поднимается группа штатских, из которых один в цилиндре. Я узнаю (по газетным фотографиям) Терещенко, Кишкина, Коновалова — министров Временного правительства, спешащих на экстренное совещание. У всех усталые, землистого цвета лица от бессонных ночей.

Когда, в шесть часов утра, я снова занял мой пост, через открытую дверь я видел, как царский лакей, в синей ливрее с красным воротником и золотыми галунами, накрывал большой круглый стол для утреннего завтрака Керенского. Тусклый рассвет осеннего утра обрисовывал белую скатерть с царскими вензелями и отражался на фарфоровой и серебряной посуде с черными двуглавыми орлами. Начался последний день свободной, демократической России.

Теперь события чередуются с кинематографической быстротой. Утром наши патрули принесли несколько номеров свежеотпечатанной газеты «Рабочий и солдат». В ней крупными буквами сообщалось, что Временное правительство свергнуто и вся власть перешла к Советам. Мы смеемся… но недолго.

Узнаем, что ночью большевики заняли Почтамт, центральные станции телеграфа и телефона и все вокзалы, что павловцы воздвигли баррикады на углу Миллионной и Марсового поля и не пропускают сюда более никого. Дворцовый мост тоже был захвачен ночью врасплох.

Наш взвод был сменен и заменен для внутренних караулов 1–м взводом, мы отходим в резерв, и теперь у нас более свободного времени, мы можем заняться осмотром дворца. Большое впечатление производит на нас рабочий кабинет Императора Александра II, куда он был принесен после взрыва бомбы в 1881 году. Все осталось как в тот трагический час. На кресле брошена его серо–голубая офицерская шинель с темными пятнами. Вот кушетка, на которую его положили и на которой он умер. На письменном столе массивные бронзовые настольные часы остановлены в минуту его смерти.

Среди юнкеров разнесся слух, что в штабе Петроградского военного округа, недалеко от дворца, штатским и солдатам раздается оружие. Мы спешим туда, и действительно, солдаты штаба вытаскивали ящики с американскими надписями (военный заказ) и, разбивая их, раздавали кому попало кольты и патроны к ним. Офицеров штаба никого уже не было, и осталось лишь несколько телефонистов. Один из них с веселой усмешкой сообщил нам, что Керенский пробовал вызвать 5–ю казачью дивизию из Финляндии, так как три Донских казачьих полка Петроградского гарнизона отказались выступить на защиту правительства. «Утекайте, пока не поздно. Смотрите, все ваши броневики уже перешли к Советам!»

Мы его арестовали и повели к коменданту дворца, но здесь узнали, что, действительно, из пяти броневиков четыре не возвратились из патруля обратно и что пятая машина, установленная во входных воротах дворца, сегодня утром оказалась без обслуживающих и с испорченными механизмами.

Обещанные подкрепления с Северного фронта не прибывают, и положение ухудшается с часу на час. Железное кольцо суживается вокруг защитников правительства, многие тайно покидают дворец.

Около одиннадцати часов дня Керенский, сопровождаемый своими адъютантами, на двух машинах под американским флагом покидает дворец, по направлению на Гатчино, разыскивать неизвестно где застрявшие эшелоны с подкреплением.

Где-то близко, на Невском, вспыхивает беспорядочная стрельба и приближается к Дворцовой площади.

Вскоре распространяется слух, что Государственный банк и Мариинский дворец заняты большевиками почти без сопротивления.

После отъезда Керенского правительство под председательством Коновалова заседает беспрерывно, но оно фактически отрезано от внешнего мира, и его решения не могут изменить ход событий.

Юнкера Школы прапорщиков инженерных войск занимают баррикады из штабелей дров против дворца и устанавливают пулеметы. Сотня уральцев занимает посты со стороны набережной. Рота Женского ударного батальона, отбивая твердо ногу, как на учении, идет занимать позицию на Миллионной улице около Эрмитажа.

Вскоре со стороны Преображенских казарм показываются три парламентера с белым флагом и идут к нам. Это комиссар Чудновский (в свое время, позже, был расстрелян большевиками). Мы ведем его во дворец. По дороге он обращается к нам и говорит, что на последнем заседании Военно–революционного комитета при Петроградском Совете решено сделать последнее предложение о сдаче. В случае отказа снимается ответственность за возможную кровавую расправу.

Ультиматум Чудновского не принят, и его задерживают как заложника, отпустив сопровождавших его солдат.

Уже смеркается, и кое–где начинают зажигаться огоньки, но нам все же видно, как на противоположной стороне Дворцовой площади собираются группы вооруженных военных и штатских. Нам запрещено открывать огонь без команды. Штаб Петроградского военного округа очищен, и занимавшие его юнкера отведены к дворцу.

В последний момент мы узнаем, что оба орудия Михайловского артиллерийского училища приведены в негодность офицером этого же училища, который оказался большевиком.

Теперь кругом все тихо, как перед надвигающейся грозой. Нервы у всех напряжены. Не слышно больше смеха и шуток. И вот, в темноте, на противоположной стороне площади блеснуло несколько огоньков и раздалось 3 — 4 выстрела. Затем еще и еще. Не дожидаясь команды, со стороны нашей баррикады пошла ответная беспорядочная стрельба. Затрещали пулеметы. Я посмотрел на часы, было около шести часов вечера. Начался последний акт. Пули с визгом шлепались о стены дворца, отбивали штукатурку и барабанили по стали стоявшего в главном подъезде безмолвного броневика.

Теперь полная темнота покрывала Дворцовую площадь, но все окна дворца ярко освещены, и, что хуже всего, наши баррикады озарены несколькими висячими фонарями и представляют великолепную мишень. Чтобы потушить фонари, мы начинаем стрелять по ним, и вскоре они тухнут один за другим. Командный состав постепенно взял юнкеров в руки, баррикады вместо беспорядочной, нервной стрельбы отвечают теперь дружными залпами. Слышатся крики, требующие санитаров, — значит, есть уже жертвы. Среди трескотни ружейной и пулеметной стрельбы вдруг раздается несколько отдаленных орудийных выстрелов. Снаряды с воем проносятся над дворцом, не причинив вреда. Это крейсер «Аврора» и миноносец «Забияка» стреляют по нас. Из выпущенных семи снарядов только один задел карниз дворца. Щупальца прожекторов военных кораблей и Петропавловской крепости бороздят черное небо, и на фоне их зарева четко обрисовывается игла Адмиралтейства и мутно поблескивает купол Исаакиевского собора.

Около восьми часов к нам прибегают несколько стрелков женской роты и доносят, что сотня уральских казаков, занимавшая позицию вдоль набережной, перешла на сторону большевиков и оттуда матросы и солдаты проникли в один из внутренних дворов дворца. Командир роты посылает меня отыскать министра Кишкина, руководящего защитой, или же коменданта дворца и доложить о случившемся.

Внутренние залы дворца представляют взбудораженный муравейник, на который внезапно наступила нога человека. По коридорам снуют бледные растерянные военные и штатские. Окна верхних зал изрешечены пулями, и, проходя мимо, надо нагибаться низко к полу, т. к. окна освещены и представляют для нападающих прекрасную мишень. В поисках коменданта в нижней зале я наталкиваюсь на Чудновского, которого охраняют два юнкера. Он успокаивает встревоженных юнкеров и говорит, что не позволит ворвавшимся солдатам причинить им вреда.

В следующей зале я вижу мужчину средних лет, взгромоздившегося на стол и окруженного толпой юнкеров. Это инженер Пальчинский, помощник Кишкина, призывает окружающих не падать духом, т. к. с фронта идут верные правительству части.

Наконец я нахожу коменданта дворца. Перед ним стоит взволнованная сестра милосердия, только что прибежавшая с верхнего этажа (где с 1915 года был размещен госпиталь). Сестра сообщила, что все палаты запружены матросами и солдатами, проникшими, вероятно, со стороны Эрмитажа или внутреннего двора по черной лестнице, о существовании которой никто не догадался предупредить защитников.

Теперь верхние этажи заполнены большевиками. Картина борьбы резко меняется. Баррикады перед дворцом продолжают держаться. Против них ведется беспорядочная стрельба. Женский ударный батальон отбивает наседающих преображенцев и павловцев и по–прежнему держит доступы к дворцу на Миллионной улице.

Но в верхних залах дворца, куда пробрались матросы, идет спорадическая борьба. Слышатся взрывы ручных гранат, винтовочные выстрелы, крики. В желтоватом тумане пыли от падающей со стен штукатурки мутно белеют шары ламп и люстр. Теперь никто не знает, где нападающие и где защитники. Хаос невообразимый. В одной зале защитники разоружают нападающих, в другой — нападающие обезоруживают защитников. Понемногу защита оставляет верхние этажи со стороны Эрмитажа и концентрируется в нижних залах, где находятся министры Временного правительства. Я бегу по коридорам, усеянным матрасами, бутылками, пустыми консервными банками. Кое–где лежат какие-то военные, раненные или нет — не успеваю разобрать. Натыкаюсь на группу офицеров и юнкеров Ораниенбаумской школы, они бросают винтовки. Ввиду бессмысленности дальнейшего сопротивления, министры Временного правительства отдали приказ о сдаче дворца. Но сдаются лишь те, кого этот приказ может достигнуть, многие продолжают еще в течение долгого времени безнадежный бой...

К. Де Гайлеш

Николай Андреевич Косицкий (1893 — не ранее 1925) — герой Первой мировой войны, участник Белого движения, полковник Дроздовской артиллерийской бригады.

Православный. Потомственный почетный гражданин. Среднее образование получил в Великолуцком реальном училище.

По окончании Михайловского артиллерийского училища 24 августа 1914 года был произведен в подпоручики, а 25 октября того же года переведен в 26-ю артиллерийскую бригаду, с которой и вступил в Первую мировую войну. Удостоен ордена Св. Георгия 4-й степени

«За то, что в бою 11 ноября 1914 года у д. Бондново, после того, как батарейный командир был тяжело ранен, а часть прислуги была перебита, вступил в командование батареей и с дистанции 300—500 шагов картечным огнем расстреливал пехоту противника, при этом, так как часть прислуги была перебита, сам заряжал орудия и сам стрелял, чем подал пример нижним чинам, находившимся при лошадях, которые и прибежали на батарею на замену убывших номеров.»
Произведен в поручики 26 марта 1916 года, в штабс-капитаны — 24 апреля 1917 года.

С началом Гражданской войны вступил в отряд полковника Дроздовского, формировавшийся на Румынском фронте. Участвовал в походе Яссы — Дон в составе артиллерии отряда. Во ВСЮР и Русской армии — в Дроздовской артиллерийской бригаде, полковник. С 23 сентября 1920 года назначен командиром 1-й батареи той же бригады, в каковой должности оставался до эвакуации Крыма. Галлиполиец.

Осенью 1925 года — в составе Дроздовского артиллерийского дивизиона в Болгарии. Дальнейшая судьба неизвестна.

В этот период белой борьбы золотыми буквами в историю конницы вписан блестящий рейд донской конницы генерала Мамонтова.В начале июля 1919 года конная группа генерала Мамонтова была снята с восточного фронта Донской армии и сосредоточена в районе станицы Урюпинской с целью набега в тыл красным, в глубь России.
Общее положение на фронте к этому времени рисовалось следующим образом: во время летнего наступления белыми была захвачена большая территория южной России до линии Киев - Орел - Царицын, что давало огромные средства и возможности. Дальнейшими объектами белого движения являлись Тула и Москва, со взятием которых было бы дезорганизовано боевое снабжение большевиков и военное руководство красными армиями и таким образом для советской армии создавалась крайне опасная политическая обстановка, ибо захват юга России лишал красных плодородного черноземного пространства и каменноугольного Донецкого бассейна. Война с Польшей еще более усугубила критическое положение красной власти. Население юга России в подавляющем большинстве, особенно крестьяне, было против Советской власти. Все эти соображения были учтены и приняты как данные, благоприятствующие для производства рейда. Подготовка набега была произведена образцово, корпус выделялся якобы для отдыха и, таким образом, не вызывал особого беспокойства красных. Отбор людей и лошадей был тщательно произведен, все слабое и истощенное оставлялось, люди и лошади за две недели нахождения под Урюпином успели отдохнуть.
Стоявший во главе корпуса генерал Мамонтов был весьма популярен среди казаков. Около 20-23 июля в расположение корпуса прибыл командующий Донской армией генерал Сидорин и прочитал указ Верховного правителя адмирала Колчака о назначении генерала Деникина главнокомандующим всеми Вооруженными Силами на Юге России, а генерал Мамонтов поздравил казаков с походом на Москву.
Выбор места для прорыва красного фронта и направления был сделан весьма удачно - в стыке 8-й и 9-й советских армий. Непосредственной целью набега было: удар по красным тылам, разрушение железных дорог и узловых станций и поднятие восстания среди местного населения. Направление движения было намечено от Новохоперска на Тамбов, являвшийся одним из важнейших пунктов тыла Южного фронта красных. Это направление приходилось в стыке 8-й и 9-й красных армий.
При составлении плана набега предполагалось придать Мамонтову еще 2-й Донской конный корпус генерала Коновалова и конную дивизию полковника Голубинцева, сформированную из восставших казаков, силою в 4 тысячи сабель. Для приведения в исполнение этого плана необходимо было сократить фронт Донской армии, выдвинув Кавказскую армию генерала Врангеля к северу, что дало возможность снять с фронта корпус генерала Коновалова и, присоединив его в районе Урюпина к группе генерала Мамонтова, ударить в тыл и фланг группы красных в районе Новохоперск - Лиски, в направлении на Воронеж, а затем бросить всю массу конницы в рейд для удара по тылам красных армий.
Таким образом, в смысле сохранения тайны, маскировки намерения, выбора места прорыва и направления, плана и директив, учета настроения населения, технической и моральной подготовки были приняты и учтены все необходимые для успеха предприятия меры. Осуществление полностью плана не удалось вследствие медленного продвижения Кавказской армии, которая должна была, заняв Балашов, освободить корпус Коновалова. Занятый борьбою с красными, генерал Коновалов не смог вовремя присоединиться к Мамонтову, а дивизия полковника Голубинцева, направленная на при- соединение к генералу Мамонтову из района слобода Ореховка - станица Островская, была остановлена на походе и получила новую задачу: заполнить образовавшийся 40-верстный прорыв между Донской и Кавказской армиями и наступать к северу, в связи с Донской и Кавказской армиями. Генерал Мамонтов получил директивы о рейде и, прождав несколько дней корпус генерала Коновалова, толкаемый ставкой, решает выполнить рейд самостоятельно. Состав группы, принимавшей участие в рейде, был следующий: 12-я Донская конная дивизия, 13-я Донская конная дивизия и Сводная Донская конная дивизия; численность каждой дивизии равнялась 2 тысячам сабель. Кроме того, для поддержки был придан еще пеший казачий отряд, около 3 тысяч штыков. Артиллерия состояла из шести полевых орудий, четырех дальнобойных английских и двух 4,5-дюймовых пушек. Таким образом, численность отряда определялась в 6 тысяч сабель, 3 тысячи штыков, 12 орудий и три бронеавтомобиля. Обозы были взяты только боевые. 25 июля части корпуса начали переправу через реку Хопер у станицы Добринской. 28 июля одна из конных дивизий корпуса обрушилась на 40-ю советскую дивизию 8-й армии на участке от устья реки Савала до станции Колено. Разбитые красные с большими потерями отошли за реку Елань. Одновременно к востоку от реки Савала была прорвана 36-я советская дивизия и отброшена на линию Красовка - Тюменевка. В образовавшийся прорыв шириною около 20 верст двинулись части генерала Мамонтова, и к 20 часам 29 июля одна из дивизий, пройдя 50 верст в направлении на Тамбов, заняла села Костин Отделец и Братки. Передовые части дошли до села Козловки, и разъезды появились на участке железной дороги Борисоглебск - Грязи, между станциями Терновка и Волконская и у станции Есипово. Появление Мамонтова в тылу у красных произвело страшную панику и расстройство; связь порвалась между штабами, среди командного состава появилась растерянность. Без давления красные очистили Борисоглебск и отошли к Малой Алабухе и Гробановке. До 1 августа главные силы корпуса продолжали оставаться в районе Костин Отделец, Макарове, Тагайки, подтягивая оставшиеся еще в тылу части. Но разъезды продвигались и к 1 августа были у станции Сампур на железной дороге Тамбов - Балашов.
2 августа корпус продолжал движение двумя колоннами: одна дивизия шла на Жердевку и две на город Козлов. Выделенные части атаковали станцию Сампур; красный батальон, защищавший станцию, разбежался. Станцию сожгли, разрушили водокачку, пакгаузы, уничтожили все железнодорожное имущество, мосты, железную дорогу.
Высланная советская кавалерийская бригада для преграждения казакам пути на Тамбов у деревни Сукманка столкнулась с 12-й дивизией, была разбита наголову и рассеяна. На ночлег 12-я дивизия расположилась в районе села Бурнак. Дезорганизация у красных была такова, что выдвинуть что-либо для прикрытия Тамбова красное командование было не в состоянии.
3 августа конный корпус расположился на ночлег в районах сел Пановы Кусты - Жердевка. Охранение было выдвинуто по линии Липовица (20 верст южнее Тамбова) до станции Чикино на Тамбово-Балашовской железной дороге.
По пути казаки разрушали железные дороги, телеграф, сжигали станции и железнодорожный инвентарь, разоружая и распуская красные части по домам. Связь между красными штабами была окончательно прервана. Противодействия красные части, оставшись без связи и толковых директив, оказать не только не могли, но и разбегались при появлении казачьих разъездов. Штаб Южного фронта, находившийся в Козлове, боясь быть захваченным казаками, поспешно бежал, оставив все имущество. Население сочувственно встречало казаков. 4 августа части генерала Мамонтова находились в районе Пановы Кусты - Грязнуха, в 60-80 верстах к югу от Тамбова.
5 августа утром казаки появились к юго-западу от Тамбова, прорвали укрепленный район у деревни Руднево и, захватив у деревни Арапово красную батарею, в 8 часов ворвались в Тамбов, не встретив сопротивления. Многочисленный гарнизон города в панике разбежался, частью сдавшись в плен. Красноармейцы разоружены и распущены по домам, а крестьянам выданы винтовки. С занятием Тамбова можно считать законченным первый период рейда.
Принимая во внимание обстановку, состав отряда, возможности и задачу, приходим к заключению, что этот период рейда выполнялся в техническом отношении образцово, используя все возможности. Удачный выбор направления и пути движения между двумя реками, Еланью и Савалой, обеспечивал фланги, что в первый момент операции было очень важно. Незначительная средняя скорость движения - 180 верст в 8 дней, то есть 23 версты в день - объясняется тем, что конница была связана с пехотой, и, кроме того, движение замедлялось продолжительными остановками, необходимыми для выполнения политического задания и выяснения обстановки. Фактической же скоростью движения надо считать 50 верст в день. Скорость же отдельных разъездов доходила до 80 верст в день. Результат этого периода рейда выразился в разгроме нескольких советских дивизий и отрядов, в уничтожении железнодорожных станций и сооружений и полной порче телеграфной и телефонной сети во всех районах Южного фронта. Неожиданное и внезапное появление массы конницы вызвало среди красного командования растерянность и нервозность. Подтвердилось, что население глубоко отрицательно относится к Советской власти. Что же касается красного центра, то там возникла страшная паника, о чем свидетельствуют воззвания Троцкого от 5 августа “На облаву” и “Храбрость от отчаяния”, где в характерных одесских выражениях товарищ Троцкий старается ободрить красных товарищей, но в тоне и в выражениях этих прокламаций между строк ярко сквозит животный панический страх и ужас, так присущий зарвавшейся наглости. 6 августа, находясь в Тамбове, Мамонтов выслал разъезды к северу от станции Селени на Среднюю Дехтярку (37 верст от Тамбова) и к станции Мордово Грязи-Борисоглебской ветки, а также на железную дорогу Тамбов - Балашов. 8 августа, к вечеру, Мамонтов занимает беспрепятственно Козлов, выбросив разъезды по всему району. Находившиеся в этом районе красные части сдавались в плен, часть их распускалась по домам, часть вербовалась в добровольческие отряды. Охрана города Козлова была организована из местных жителей, сочувствующих казакам. Красное командование не в силах оказать сопротивление. Наскоро сформированные отряды при первом появлении казачьих разъездов в панике разбегаются, бросая оружие и пулеметы. Выпускаемые красными властями приказы и распоряжения, грозящие расстрелом “шкурникам”, “паникерам” и “дезертирам”, не оказывают никакого влияния. Население всюду оказывает казакам содействие. 12 августа казачьи разъезды и небольшие отряды появляются в районе к северо-западу от Козлова у станицы Радостная и в направлении на Грязи у станицы Песковатка. 13 августа показались разъезды казаков в районе Богоявленки и Раненбурга, а 14-го вечером боковой отряд из трех сотен казаков с артиллерией подошел к Раненбургу. Гарнизон города разбежался. Подошедший красный бронепоезд “Непобедимый” и подоспевший из Ряжска отряд коммунаров пытались помешать казакам занять город, но неудачно. В 19 часов казаки ворвались в город. В 21 час, продолжая движение на Митякино и Остапово, казаки оставили Раненбург, взорвали мост у Митякино и взяли направление на город Лебедянь; 15 августа город Лебедянь занят без боя; запасной батальон и революционный комитет разбежались, когда казаки находились еще в 18 верстах от города. Красное командование продолжает реагировать пока лишь приказами, угрозами и паническими инструкциями. 17 августа 12-я конная дивизия, составлявшая правую колонну корпуса, к ночи на 19 августа расположилась в селах в районе станции Боборыкино на железной дороге Ефремов - Елец. Две другие дивизии генерала Мамонтова из Лебедяни двинулись на Елец. В ночь на 19 августа Мамонтов занимает Елец; гарнизон не только не оказал сопротивления, но встретил казаков с музыкой. Занятие Ельца произошло настолько быстро, что большинство советских учреждений не успели эвакуироваться и были захвачены. Все объекты, имевшие военное значение, были уничтожены казаками. Красноармейцы и население охотно отозвались на объявленную Мамонтовым мобилизацию. Охрана города была возложена на отряд из местного населения; из красногвардейцев было образовано три отряда для охраны обозов. Первая колонна группы генерала Мамонтова -12-я конная дивизия, - простояв 19 августа в районе Боборыкино, 20 августа перешла на станцию Измаилково на железной дороге Елец - Орел, распустив предварительно слухи о движении на Ефремов. Простояв до 22 августа в районе Ельца и станции Измаилково, конная группа утром 22 августа выступила тремя колоннами на юг, в общем направлении на Воронеж: одна колонна, правая, двинулась на Касторную и, сделав переход в 80 верст, в тот же день после артиллерийского боя овладела станцией Набережная, что в 16 верстах северней Касторной. Средняя колонна выступила из Ельца на Задонск и к утру 23 августа заняла город. Левая колонна из Ельца взяла направление на юго-восток, и 23 августа разведывательные сотни появились у села Боранский завод (20 верст южнее Липецка), у села Кривки (30 верст южнее Липецка) и разобрали железную дорогу у станции Дрязги, станции Прибытково (линия Воронеж - Грязи) и станции Казинка (линия Грязи -Липецк). За этой колонной двигался обоз длиною около 30 верст. Красные, занимавшие Задонск, отошли в село Хлевное, в 25 верстах южнее Задонска по шоссе на Воронеж. 24 августа, в полдень, части правой колонны заняли станцию Касторная, причем один полк с бронеавтомобилем двинулся на Воронеж. Левая колонна в тот же день заняла Грязи.
Бой под Касторной длился почти сутки. Казачий отряд состоял из шести конных сотен, двух рот пехоты и восьми орудий. Оборонял Касторную красный отряд товарища Козицкого, состоявший из трех полков коммунаров и одного полка 3-й стрелковой дивизии. Красные принуждены были очистить Касторную и отойти на юг и на запад к станции Суковкина и станции Лачиново. Интересно отметить меры, принимаемые красными, по их же сведениям.
Отряд товарища Фабрициуса, бывший в Ливнах и имевший задачу прикрыть пути на станции Касторная и Ливны, занял село Микульниково (23 километра к северо-востоку от Ливны) и выслал разведку на станцию Измаилково и станцию Казаки (на линии Елец - Орел). Ефремовский отряд, наступавший на станцию Рассоши (той же линии) с задачей ударить во фланг и тыл отходящей правой колонны казаков, сосредоточился у села Полевые Локутцы, в 20 километрах северо-западнее Измаилково. Из Лебедяни было выдвинуто два отряда: один к селу Малинки (25 километров юго-западнее Лебедяни), другой к селу Теплое (10 километров южнее Лебедяни). Эти отряды, конечно, не только не могли, но и не дерзали выполнить возложенные на них задачи, а лишь символически изображали окружение, ибо корпус Мамонтова был уже далеко к югу.
Следуя по красным источникам за описанием набега и мер, принимаемых для его ликвидации, видно, что, кроме переброшенной в распоряжение командующего Южным фронтом 21-й стрелковой дивизии, еще предполагалось перебросить 37-ю стрелковую дивизию, но на это требовалось не менее двух недель и, кроме того, дивизия еще не вся имела винтовки. Предполагалось также снять с фронта 9-й армии 22-ю стрелковую дивизию и также отправить в распоряжение командующего фронтом, но командующий 9-й армией воспротивился, так как, по его мнению, эта дивизия была необходима на случай замены ею 23-й дивизии, весьма ненадежной, которой раньше командовал Миронов, поднявший восстание в Пензенской губернии. Командующий 9-й армией товарищ Шорин имел основание думать, что 23-я дивизия могла открыть фронт и принять своего бывшего начальника.
Красный главком находил также необходимым приготовить Конный корпус Буденного, части которого около 28 августа были в районах станиц Усть-Медведицкой и Иловлинской. 30 августа Буденный сосредоточился у станции Арчада для дальнейшей переброски на Урюпино. Все меры, принимаемые красным командованием, оказались недостаточными, и пришлось тронуть частично и самый фронт, особенно 10-ю армию, на фронте которой назревали крупные события и ожидалось наступление. Общая разруха в области сообщений и связи, неподготовленность и саботаж еще более усиливали беспорядок и неустойчивость. Эшелоны сутками стояли на станциях или железнодорожных путях, распоряжения запаздывали или вовсе не доходили по назначению. Отсутствие конницы, неподготовленность командного состава к ведению операций там, где нужна была инициатива и самостоятельность, сводили все распоряжения главного командования лишь к платонической переписке задним числом. 24 и 25 августа части генерала Мамонтова продолжали движение на Воронеж. 26 августа к 16 часам были заняты город Умань и станция Байгора-Княжая на железной дороге Грязи-Борисоглебск и взорван мост через протекающую здесь речку. Красные пешие отряды наступали медленно и неохотно по пятам конного корпуса, но на весьма почтительном расстоянии, не менее ста километров. 26 августа красные заняли Грязи, и в тот же день в Козлов прибыли два эшелона 5-го Латышского полка. 27 августа на перегоне Грязи - Прибытково был уничтожен казаками красный бронепоезд “Атаман Чуркин”. Главные силы конного корпуса 27 августа находились еще в Усмани, два полка в селе Кручинская Байгора (16 километров от Усмани) и два полка в районе Верхняя Байгора. Станция Верхняя Хава (25 километров юго-западнее Усмани) также была занята казаками. Сосредоточенные силы генерала Мамонтова к северу, востоку и западу от Воронежа поставили себе задачу овладеть городом. 28-30 августа бои за Воронеж носили довольно ожесточенный характер. На предложение сдаться гарнизон Воронежа ответил отказом. Тем не менее казаки 30 августа ворвались в город. 31 августа Воронеж был оставлен казаками. Для обеспечения своих действий Мамонтов должен был прикрывать огромную площадь, что требовало большого расхода людей. Так, например, 28 августа арьергард корпуса находился в 18 верстах южнее Ельца, а авангардный полк в селе Липовка, в 25 верстах южнее города Боброва, а заставы и разъезды были в 1-2 верстах к югу от Ельца. Хотя Мамонтов усилил свой отряд вновь сформированной из добровольцев Тульской пешей дивизией в 3 тысячи штыков, однако значительный расход на охранение и разведку, а также естественная убыль людей и лошадей давала себя чувствовать. За время боев под Воронежем красные отряды делают нерешительную попытку окружить корпус: одна красная бригада заняла село Петино, что в 15 верстах юго-западнее Воронежа, другие отряды разной численности двигались по направлению к Воронежу с разных сторон, против которых необходимо было выделять заслоны. 30 августа штаб Мамонтова находился в селе Рождественская Хава, в 35 верстах восточней Воронежа, а 31 августа конный корпус двинулся в юго-западном направлении. С этого времени начинается нащупывание красного фронта для переправы через Дон. Разъезды и небольшие отряды были выброшены по разным направлениям. Небольшая демонстрация между устьями рек Хворос-тень и Искорец оттянула туда довольно значительные силы красных. С другой стороны, находившийся перед фронтом красных в районе Старого Оскола конный корпус генерала Шкуро, нажимая на красных, отбросил их к северу, к железной дороге Касторная - Воронеж. На ослабевшем здесь участке фронта между Олень-Колодец до станции Давыдовка шириною 25-27 верст и был сделан прорыв. Через эти “ворота” двинулись главные силы генерала Мамонтова в общем направлении на юго-запад.
4 сентября конный корпус сосредоточился в районе сел Рогачевка - Масальское в 40-50 верстах юго-западнее Воронежа.
5 сентября произошла переправа через Дон на участке сел Гремячее - Сторожевка в 18 верстах северо-западнее станции Давыдовка. Двигаясь в юго-западном направлении, 6 сентября Мамонтов соединился с корпусом генерала Шкуро, занимавшим район Старый Оскол - Уколово, у села Осадчино.
40-дневный рейд в тыл противника был закончен, и конный корпус вступил в расположение своих войск. Оценивая результаты рейда, нельзя не прийти к заключению, что возложенная главным командованием на генерала Мамонтова задача была им выполнена блестяще. Разрушением железных дорог во всем районе Южного фронта противника и особенно линий Раненбург - Остапово - Елец, Грязи - Елец - Ефремов; разрушением связи телеграфной и телефонной; уничтожением военного имущества и складов; разгромом и роспуском по домам красных отрядов с раздачей оружия противобольшевистски настроенному населению; мобилизацией добровольцев и быстрыми неожиданными передвижениями была внесена полная деморализация и паника во всем районе тыла Южного фронта красных. Красное командование и администрация потеряли голову и не в состоянии были дать вовремя каких-либо толковых указаний для организации обороны и сопротивления движению конного корпуса. Вся жизнь замерла. Все комитеты и революционные советы разбегались еще до появления казачьих разъездов. Красные части были настолько деморализованы, что при соприкосновении с казаками по большей части почти не оказывали достаточно упорного сопротивления и отходили, иногда даже разбегались, или сдавались в плен, или переходили на сторону мамонтовских всадников, выдавая комиссаров и коммунистов.
Выяснено было резкое противосоветское настроение населения. Красный фронт хотя и не был сдвинут, но сильно поколеблен и деморализован, и если бы к этому времени было подготовлено наступление белых армий, то нет сомнения, что после первого же удара все красное воинство покатилось бы безостановочно на север, разнося панику, или сложило бы оружие.
Это тем более вероятно, что, судя по советским данным, войска Южного фронта были мало надежны и недостаточно вооружены: были дивизии наполовину без винтовок (37-я стрелковая), были и настроенные противобольшевистски (22-я стрелковая). К этому следует еще добавить, что население, снабженное Мамонтовым оружием, взятым от разоруженных и распущенных по домам красноармейцев, при нашем общем наступлении и первых успехах могло бы путем восстаний в тылу сильно содействовать нашему успеху. В тактическом отношении рейд был выполнен образцово, как и надо было ожидать, ибо во главе рейда стоял опытный кавалерийский начальник, с твердой волей, с ясно поставленной себе целью и с полным сознанием и пониманием того, что в опытных руках при рациональном использовании может дать конь и всадник. Подготовка рейда производилась в полной тайне, и до самого прорыва противнику не было известно о цели нахождения в районе Урюпина конного корпуса. Красное командование было убеждено, что корпус находится на отдыхе. Место для производства прорыва и дальнейшее направление были избраны правильно, сообразно как поставленной цели, так и в смысле наиболее верного обеспечения от всяких возможных неожиданностей. Задача поставлена правильно - внедрение в глубокий тыл противника с целью подготовить себе базу для дальнейших действий в зависимости от обстановки. Широкое и повсеместное разрушение железных дорог, телеграфной и телефонной связи, разрушение всех военно-хозяйственных и стратегических объектов и имуществ имело целью полную деморализацию тыла, В дальнейшем, когда выяснилось, что при сложившейся обстановке идти дальше на север нельзя, было принято правильное решение: продолжая разрушение и Деморализацию красного тыла, идти на соединение к своим армиям. Место для прорыва красного фронта при обратном пути избрано искусно: демонстрацией между устьями рек Хворостень и Искорец противник был введен в заблуждение и подтянул резервы к месту демонстрации, что значительно разредило фронт у места фактического прорыва. Скорость движения вполне сообразовалась с поставленной задачей и обстановкой. Политическая сторона задачи также исполнена разумно и в полной мере: население вооружено и подготовлено к восстанию. К отрицательной стороне рейда надо отнести сильное увеличение военной добычи (зло, присущее всякой войне), и, судя по телеграмме начальника штаба главнокомандующего, реквизиции не всегда производились планомерно. Здесь вопрос, очевидно, идет о реквизиции и замене у населения лошадей для пополнения убыли и освежения конского состава, так как реквизированное советское имущество и продукты тут же раздавались местным жителям, что, конечно, вызывало симпатии к казакам у обобранного и ограбленного Советской властью населения. Реквизиция же и замена лошадей у населения всегда была большим, но неизбежным злом всякого рейда, ибо каждая реквизиция является, с точки зрения укоренившегося взгляда, всегда насилием и произволом, поэтому безусловно необходимо все такого рода действия совершать планомерно, особо назначенными командами, под начальством и руководством офицеров. Всякие же самовольные реквизиции в корне пресекать, ибо они почти всегда имеют характер грабежа и насилия, вносят деморализацию в свои же воинские части и озлобляют население. Последнее обстоятельство необходимо учитывать при производстве рейдов как в тылу у противника, так и в своей стране во время гражданских войн. Как общее правило: важно и необходимо при распределении тяжести войны сочетать строгие меры с планомерностью в отношении гражданского населения, симпатии и доверие которого так необходимы и ценны в политической борьбе.
Громадный, на десятки верст растянувшийся обоз также стеснял движение и для своей охраны требовал много людей, что уменьшало боевой состав и обращало части как бы в прикрытие для своих обозов. Следует отметить, что обозы были особенно велики при обратном движении, когда вопрос о дальнейшем движении на север уже отпал.
В заключение следует подчеркнуть, что рейд хотя задуман и выполнен блестяще, но использовать результаты 40-дневного пребывания конницы Мамонтова в тылу у красных и критическое положение Южного фронта Красной армии белое командование не подготовилось вовремя и не сумело. А всякий рейд без подготовки общего удара в надлежащий момент является только эпизодом, подчас блестящим и славным, но без решающего значения. Во всяком случае, не по вине Мамонтова результаты рейда не были использованы, хотя рейд как таковой по своему размаху, масштабу, времени пребывания в тылу у противника, покрытому расстоянию и району действий, так же как и по выполнению поставленного задания, является одним из самых выдающихся в сравнении со знаменитыми рейдами прошлого и настоящего столетия.
***
У многих, естественно, может явиться вопрос: почему Мамонтов, заняв город Елец, повернул назад, а не продолжал движение далее на Тулу и Москву, как предполагалось, если судить по речи генерала Мамонтова к казакам при отправлении в рейд, в которой он поздравлял казаков с походом на Москву, тем более что по внешним признакам обстановка как будто бы благоприятствовала этому? Если даже предположить, что такое задание и существовало, то ответить положительно и исчерпывающе на этот вопрос, не имея документальных данных, очень трудно. Ходили по этому поводу в тылу разные версии, был даже пущен вздорный слух, что якобы главное командование, опасаясь захвата Москвы Мамонтовым и не желая ему одному уступить эту честь, приказало прекратить рейд и возвратиться, несмотря на то что генерал Мамонтов готов был продолжать движение дальше. Придавать значение другой, советской, версии о том, что дальнейший поход на Москву был бы безумием, также не приходится. Все эти истерические воззвания и прокламации Троцкого и других о том, что белые генералы “не так глупы”, чтобы верить в возможность захвата Москвы конным отрядом, что Мамонтов попал в капкан, что отряд разложился и т. п., были лишь пропагандными, успокаивающими средствами как для самих авторов этих воззваний, так и для потерявшего голову красного командования и лишний раз подтверждают, что обстановка для красных складывалась трагически и в этом отношении благоприятствовала успешному продолжению рейда. Последнее обстоятельство подтверждается свидетельствами многих лиц, находившихся в это время в Москве. Там Мамонтова ждали, власть была в полной растерянности, был даже заговор и подготовка частей гарнизона к встрече и присоединению к казакам. Более вероятно третье предположение, что обстановка складывалась так, что с имевшимися в распоряжении Мамонтова средствами и возможностями в данный момент идти дальше и углубляться в центральную Россию без надежды на поддержку и на продвижение нашего фронта было бы нецелесообразным.
Кроме того, надо было предполагать, что население северных областей не было так надежно и сочувственно к нам, как в черноземных губерниях, чтобы можно было надеяться на противобольшевистское восстание; район был фабричный, и, следовательно, продовольствие людей и лошадей встретило бы известные затруднения; там также, несомненно, пришлось бы выдерживать частые и упорные бои со специальными и многочисленными частями из латышей, китайцев и красных рабочих. По-видимому, сам генерал Мамонтов счел дальнейшее продвижение на север делом, не имевшим шансов на успех, но сопряженным с большими потерями, и нашел более полезным присоединиться к своим армиям, ибо поддержки, активности, или дальнейших ударов, или попыток к наступлению за все время пребывания отряда Мамонтова в тылу у противника белым командованием не предпринималось и даже началось частичное отступление на некоторых участках, что значительно меняло общую обстановку не в нашу пользу и делало дальнейшее продолжение рейда бесцельным.

Койранкангас (фин. Koirankangas — «Собачья Пустошь») — урочище к юго-востоку от посёлка Токсово, находящееся на территории Ржевского артиллерийского полигона.

Известно тем, что в годы массовых репрессий в СССР в 1920-х — 1930-х годах служило местом массовых расстрелов политзаключённых, и, наряду с Левашовской Пустошью, — местом их тайного захоронения. В частности, в ноябре 1937 г. по приговорам спецтройки при УНКВД по Ленинградской области здесь были расстреляны политзаключённые Соловецкого Лагеря Особого Назначения, специально этапированные в Ленинград для расстрела. Ряд исследователей полагает, что именно здесь был расстрелян русский философ Павел Флоренский.

Первым расстрелы в Койранкангасе описал финский писатель Юхани Конкка, в вышедшем в 1958 году в Финляндии автобиографическом романе «Огни Петербурга». Очевидец событий, выросший в соседней ингерманландской деревне Конколово писал, что в середине февраля 1918 года на Собачей пустоши были вырыты три линии траншей на случай прорыва белофинов к Петрограду, а начиная с лета 1918 года к ним стали приезжать крытые грузовики и раздаваться выстрелы.
Страх царил во всей округе. В последние ночи мало кто спал спокойно. Мужчины и женщины, парни и самые смелые девчата ночами стояли на тех холмах, откуда был виден полигон на десять километров вправо и влево, Койранкангас, а на юге сильно поредевшие огни Петрограда, а раз или два в неделю на пустошь прибывали грузовики, трещали выстрелы, слышались крики, и автомобили, подпрыгивая на выбоинах, уносились назад в Питер.

В России о массовых расстрелах в Койранкангасе стало известно из рассказов немногих уцелевших жителей окрестных деревень — ингерманландских финнов, которые в начале войны были депортированы в Сибирь, но впоследствии смогли вернуться на родину. Их свидетельства собрал краевед Алексей Викторович Крюков.

По свидетельствам бывших жителей деревень Киурумяки, Конколово и Лепсари, расстрелы в Койранкангасе происходили с конца 1920-х годов и вплоть до Великой Отечественной войны. Иногда каждые сутки, по ночам в Койранкангас приезжали машины и слышались выстрелы. Днём местные жители находили свежие могилы, разбросанные вещи убитых и выкопанные дикими животными останки убитых. Описаны несколько случаев спасения, когда раненые смогли выбраться из общей могилы.

Протоиерей Вячеслав Харинов, окормляющий участников поискового движения в Санкт-Петербурге, отмечает: «Как правило, это были лучшие люди нашего Отечества. Их жизни были украдены только за то, что они имели офицерское звание, священнический сан или дворянское происхождение».

Ежегодно, начиная с 2010 года, в октябре месяце в Койранкангасе проходит панихида по жертвам массовых репрессий.

По оценкам исследователей, в урочище захоронено около 30 тысяч человек.

18 августа 1918 года в село на грузовике прибыл продотряд в количестве 23 человек при одном пулемете. Выгребали все под метелку – забирали хлеб, уводили со дворов скотинку. И мужики не стерпели. Похватали топоры да вилы и к концу дня отряд был разогнан. Часть его бойцов сумела бежать. Несколько продотрядников получили тяжелые ранения и были захвачены восставшими. Удалось им взять и пулемет.

На следующий день из Моршанска в Алгасово был спешно выслан карательный отряд в 120 человек с четырьмя пулеметами и трехдюймовым орудием. Расположившись в соседнем селе Рыбное, каратели подвергли восставших пулеметно-артиллерийскому обстрелу. Подавив, таким образом, сопротивление, отряд вошел в Алгасово и приступил к наведению порядка. Ответственный агент губпродкома Акименков, руководивший карательным отрядом, 22 августа 1918 года доносит: «…собрали сход, арестовали одного попа, несмотря на возмущение толпы, и еще нескольких лиц, замешанных в этом. Сейчас идет следствие… Завтра ликвидируем все. Попа, наверное, расстреляем». Вот и все следствие…

К слову сказать, большевики в своих документах называют отряды, направляемые на подавление восстаний, именно карательными.

Не прошло и недели, как вспыхнуло восстание в селе Отъяссы на юге Моршанского уезда, руководимое эсерами братьями Меркуловыми – Ефремом, Павлом и Тимофеем Никитовичами. На его подавление были направлены красноармейцы, чекисты и продотрядники. Но быстро справиться с восставшими не удалось. Повстанческие отряды были мобильны, кроме того, в отличие от красноармейцев, пользовались поддержкой местного населения. В результате действий мятежников движение по дороге Моршанск-Тамбов было практически парализовано.
Приказом председателя Моршанской уездной ЧК Шведова от 24 октября 1918 года руководители восстания, а также все «их приспешники» были объявлены вне закона. Тот же приказ санкционировал расстрел на месте без суда и следствия для лиц, «замеченных в содействии» восставшим.

Сильный партизанский отряд (возможно, входивший в отряд Меркуловых) действовал в районе сел Ивенье, Гумны, Левино. Повстанцы препятствовали действиям продотрядов, не пропуская их в села. Попытки красных сбить мятежников с их позиций на гуменской горе успехом не увенчались. Тогда из Моршанска подтянули артиллерию. Только после массированного обстрела красноармейцы смогли оттеснить восставших в лес.

Волнения охватили весь уезд. Повстанцы взяли под контроль села Алгасово, Вановье, Кулики, Ракшу и ряд небольших деревень. На подавление восстания был брошен отряд под командованием председателя штаба по ликвидации мятежа в Моршанском уезде И.Е. Атюнина. В начале ноября 1918 года карателями были с боем взяты несколько сел, в том числе и Алгасово. 5 ноября взято Вановье.

Но восставшие не сдавались. Более того, 6 ноября Атюнин и члены его штаба Соколов и Щеглов едва не попали в руки повстанцев. При передислокации штаба они были окружены отрядом крестьян, вооруженных, как докладывал в Тамбов сам Атюнин, топорами, вилами и косами. Спастись командирам карателей удалось лишь благодаря резвости их коней.

Тогда же, в 1918 году, против моршанских повстанцев впервые (а вовсе не против армий Антонова в 1920-21 годах) была применена авиация. Об этом свидетельствует сохранившийся в архивах документ – рапорт командира 2-й Моршанской боевой авиагруппы Кожуна от 4 ноября 1918 года, где он докладывает:

«Сего числа от вверенной мне группы летало три самолета от 11 до 14 часов на разведку района Ракша – Островка – Рыбное… …Прошу сообщить, могу ли я в будущее время, в случае обнаружения скопищ войск и митингов, отдавать приказание разгонять таковые пулеметным огнем с самолетов».

Сам уездный город был охвачен паникой. Мобилизованные местные жители при подавлении беспорядков «вели себя пассивно». Военное руководство уезда просит выделить в свое распоряжение войска из других губерний, так как «для гарнизона солдаты своего уезда крайне нежелательны».

7 ноября восставшие мобилизованные офицеры, унтер-офицеры и солдаты захватывают станцию Фитингоф, что в 27 верстах западнее города. 9 ноября посланный на подавление мятежа отряд железнодорожной охраны с бронеавтомобилем и пулеметами в ходе тяжелого боя был наголову разбит повстанцами. Воодушевленные победой, они двинулись на Моршанск, разбирая и разрушая по дороге железнодорожное полотно. В Тамбов полетели панические телеграммы: «Тысячные толпы мятежников движутся к городу. Необходима срочная военная помощь с артиллерией».

К Моршанску стягиваются крупные военные силы. На подавление мятежа были брошены отряды из Тамбова, Пензы, Шацка. С пулеметами, бронеавтомобилями и артиллерией. Плюс уже упоминавшаяся авиация. Плюс продармейцы и уездный партактив. Всего около пяти тысяч штыков.

И повстанцы отказываются от похода на Моршанск. Возможно, их испугало количество и оснащение войск противника. Но вполне вероятно и то, что восставшие стали просто-напросто разбегаться. По воспоминаниям старожилов, отряд мятежников, отступая от Моршанска, затопил в одном из водоемов несколько ящиков с винтовками и пулеметами. А это означает, что данное вооружение оказалось просто невостребованным.

Как бы то ни было, повстанцы отвернули от Моршанска и направились к селу Рудовка, что на границе Моршанского и Кирсановского уездов, где набирало силу еще одно восстание. Вероятно, моршанцы слились с рудовскими мятежниками и позднее были уничтожены.

Прибывшие войска немедленно приступили к усмирению бунтовщиков. По всему уезду производятся массовые расстрелы. Село Ракша было практически уничтожено артиллерийским огнем, а большинство его жителей были расстреляны и захоронены в общей могиле у кромки леса. В самом Моршанске расстрелы происходили в саду на правом берегу Цны в районе Троицкого собора. Пленных мятежников и сочувствующих им массово расстреливали у стены городского кладбища. Есть сведения, что восемь крестьян, в числе которых были Марков, Сучков, Костяев и Кузьмин, были зарыты в могилу еще живыми. Общее число казненных не известно. Да и кто их считал?..

Лишь в начале девятнадцатого года уездные власти с облегчением доложили в Тамбов, что «мятеж в основном подавлен». Не нашлось у моршанских повстанцев талантливого вожака, способного объединить разрозненные отряды под единым командованием. Из искры не разгорелось пламя.

Вели́кий Сиби́рский Ледяно́й похо́д — принятое в Белом движении название отступления Восточного фронта армии адмирала Колчака на восток зимой 1920 года. В ходе операции в тяжелейших условиях сибирской зимы был совершён беспримерный по протяжённости, почти 2500-километровый конно-пеший переход от Барнаула и Новониколаевска до Читы.

Руководил этим стратегическим отступлением Главнокомандующий Восточным фронтом Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель, назначенный на эту должность в середине декабря 1919 года. После его смерти 26 января 1920 года, командование войсками принял генерал Сергей Николаевич Войцеховский.

Отступление началось после тяжёлых поражений Белой армии в Омской операции и в Новониколаевской операции в ноябре-декабре 1919 года. Армия, возглавляемая генералом Каппелем, отступала вдоль Транссибирской железной дороги, пользуясь для перевозки раненых имевшимися эшелонами. По пятам с запада наступала 5-я Красная армия под командованием Г. Х. Эйхе. Ситуация осложнялась многочисленными мятежами в тыловых городах и атаками разрозненных партизанских отрядов, ещё больше усугубляли переход лютые сибирские морозы. Сами белые части после серии поражений находились в деморализованном состоянии, централизованное снабжение было парализовано, пополнения не поступали, дисциплина катастрофически упала. Начальник штаба 2-й Белой армии Восточного фронта генерал-майор С. А. Щепихин характеризовал свои части к тому времени как «только вооружённое скопище людей».

В этих условиях назначение командующим фронтом В. О. Каппеля, который пользовался безграничным доверием и авторитетом в колчаковских войсках, стало первым шагом на пути к попытке избежать гибели всей колчаковской армии. В его распоряжении оставались части только 2-й армии, так как связь и взаимодействие с 1-й и 3-й армиями были утрачены. Контроль над железной дорогой находился в руках Чехословацкого корпуса, командование которого отказалось предоставить русским частям эшелоны. Поэтому белые войска отступали по старому тракту, где раньше гоняли колодников на каторгу, несли неимоверные лишения и тяготы, без снабжения и в условиях тифозной эпидемии. Потери в войсках были высочайшими.

Первым шагом Каппеля стал приказ, разрешающий всем колеблющимся сдаваться большевикам или расходиться по домам. В том же приказе он предупреждал, что всех оставшихся с ним ждут тяжёлые испытания. Тем самым, он оставлял в строю только наиболее надёжный контингент бойцов. Численность армии резко сократилась, но её боеспособность — повысилась. Первым испытанием стал штурм Красноярска.

При подходе белогвардейцев в Красноярске началось восстание рабочих под руководством большевиков, к которому примкнул гарнизон во главе с начальником гарнизона генералом Брониславом Зиневичем. Генерал Зиневич, решив идти на мир с большевиками, стал по телеграфу уговаривать Каппеля сделать то же самое. Генерал Каппель отверг это и приказал выбить гарнизон Зиневича из города. После ряда безуспешных стычек (5 — 6 января 1920 года) около 12 тысяч белогвардейцев, обойдя Красноярск с севера, выдержав тяжёлый бой с красноармейскими частями у деревни Дрокино и перейдя Енисей, двинулись на восток, примерно столько же человек сдались красноярскому гарнизону. Эти действия части Белой Гвардии были связаны с усталостью от уже проделанного похода и неизвестностью дальнейшего пути.

7 января соединились остатки 2-й и 3-й белых армий, в общем строю насчитывалось до 30 000 человек. Отступление после Красноярска было решено вести несколькими колоннами ввиду трудностей снабжения такой большой массы войск.

Колонна под командованием генерала Константина Сахарова шла вдоль Сибирского тракта и железной дороги, а колонна Каппеля направилась на север по Енисею ниже Красноярска, затем по реке Кан до Канска, с целью выйти на железную дорогу у Канска и там соединиться с колонной Сахарова. Этот путь длиной 105 километров по таёжной порожистой реке на протяжении 90 километров не имел никаких жилищ, кроме нескольких охотничьих избушек.

В районе устья реки Кан от общей колонны отделились 11-й Оренбургский казачий полк и 3-й Барнаульский стрелковый полк (командир — полковник А. И. Камбалин), которые под командованием генерала А. П. Перхурова двинулись дальше на север вдоль Енисея до его слияния с Ангарой, самостоятельно проделали зимний легендарный переход почти в 3000 километров по тайге в сильные морозы от Енисея по Ангаре до устья реки Илим, далее по Илиму к посёлку Илимск, далее к посёлку Усть-Кут. У реки Лена в селе Подымахинское генерал А. П. Перхуров был пленён красными партизанами вместе с частью своего отряда, ослабленного дезертирством, болезнями, холодом обморожениями и голодом. Далее весь путь из Усть-Кута вверх по Лене до Верхоленска остатки отряда двигались под командованием генерала Сукина. Отряд Сукина насчитывал в своих рядах не менее 4-х тысяч человек и хорошо был вооружён. В феврале месяце в деревне Бирюлька Качугского района с ними вёл бой красный отряд Нестора Каландаришвили, отряд Бурлова и отряды крестьян Жигаловского и Качугского районов. Бой продолжался почти весь день. Сукинцы встретили упорное сопротивление и отступили. После они нашли проводников эвенков, обошли Бирюльку окружным путём и двигаясь вверх по реке Лена до реки Чанчур, по Чанчуру до перевала через Байкальский хребет у мыса Онгурен, вышли на дорогу, ведущую на Онгурен. Оттуда, уже не встречая сопротивления, белые ушли за Байкал и далее до Усть-Баргузина. 14 марта 1920 года эта колонна пришла в Читу. Представляла она зрелище больных, обмороженных, измождённых людей.

На этом этапе белым войскам удалось оторваться от преследования, чему способствовала задержка красных войск в Красноярске для восстановления снабжения и пополнения. Уничтожение войск Каппеля было поручено партизанским армиям А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкина.

Переход по реке Кан оказался для белых одним из самых тяжёлых участков похода. Историк Руслан Гагкуев описывает так этот эпизод похода:

« Движение по реке Кан было не только тяжёлым, но и крайне опасным. Река, покрытая толстым слоем снега, под которым струилась вода незамерзающих горячих источников, тридцатипятиградусный мороз… Более тяжёлые условия, пожалуй, придумать сложно. Люди, двигаясь в темноте по реке, фактически, наощупь, постоянно проваливались в полыньи, которые не были видны под снегом. Многих из них покидали силы и они оставались лежать на этом крёстном пути… »

Орден «За Великий Сибирский поход»
К 10 января тяжелейший и стоивший больших потерь замерзшими и обмороженными переход по реке Кан окончился — войска вышли в село Барга. Во время этого перехода генерал Каппель провалился в полынью и отморозил ноги. Проведённая ампутация ног и вызванное переохлаждением воспаление лёгких сильно подорвали силы генерала, но он продолжал руководить войсками, поручив генералу Войцеховскому лишь ряд своих полномочий. Узнав о восстании в Канске и переходе гарнизона на сторону большевиков, Каппель 12-14 января обошёл город с юга. Далее войска двигались по Сибирскому тракту в условиях начавшихся сильных снегопадов и морозов. 19 января войска заняли станцию Замзор и узнали о восстании в Иркутске. Теперь наряду с трудностями погоды предстояли тяжелые бои.

21 января в Иркутске Верховный Правитель России адмирал Колчак был выдан чехословаками большевикам. 22 января белые части выбили красных повстанцев и партизан из Нижнеудинска.

23 января в Нижнеудинске на совете штаба армии, собранном умирающим генералом Каппелем, было приняло решение брать Иркутск штурмом, освободить Колчака и создать в Забайкалье новый фронт для борьбы с большевиками. 24 января началось наступление белых войск на Иркутск.

26 января 1920 года Каппель умер на железнодорожном разъезде Утай, накануне передав управление войсками генералу Войцеховскому. Тело Каппеля войска, продолжившие поход, вывезли с собой.

Красноармейцы, захватившие власть в Иркутске, попытались остановить белых, выслав им навстречу из Иркутска красные отряды, которые заняли станцию Зима. 29 января после упорного боя части 2-й армии Войцеховского овладели Зимой.

Движение Белой армии к Иркутску затянулось. Опасаясь, что каппелевцы всё же возьмут Иркутск и освободят Колчака, Ленин прямым приказом санкционировал расстрел Колчака, который был приведён в исполнение 7 февраля 1920 года.

Узнав о расстреле Колчака, генерал Войцеховский не стал продолжать уже ставший ненужным штурм Иркутска. Каппелевцы двумя колоннами обошли Иркутск и направились в поселок Большое Голоустное. Планировалось оттуда перейти Байкал и достичь станции Мысовая Забайкальской железной дороги. Там каппелевцев уже ожидали войска атамана Семенова и санитарные поезда.

В середине февраля 1920 года каппелевцы перешли Байкал, который наравне с переходом по реке Кан, стал одним из самых сложных отрезков пути Великого Сибирского похода. Всего Байкал перешло 30-35 тысяч человек. На станции Мысовая раненые и больные каппелевцы, а также женщины и дети были погружены в эшелоны, а здоровые продолжили свой поход (около 600 км) до Читы, которой и достигли в начале марта 1920 года.

По окончании этого многомесячного отступления, в воздаяние белогвардейцам за понесенные тяготы и лишения, генерал Войцеховский учредил Знак отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход» (название награды ставило её в один ряд с Орденом Святого Георгия Русской Императорской армии — это неверное утверждение, так как согласно Положению, знак был выше медалей, но ниже даже Георгиевского креста — не ордена). Знаком награждались все солдаты и офицеры, прошедшие Великий Сибирский Ледяной Поход, а также гражданские лица. Знак напоминает Знак 1-го Кубанского похода Добровольческой армии, но меч в сибирском знаке выполнен из чистого золота (на его изготовление уходила полностью золотая монета номиналом в 10 рублей).

В качестве эпилога этой тяжелой, но героической страницы русской военной истории можно привести строки поэта Георгия Маслова, погибшего от тифа в этот период.

За днями дни идут жесточе

И над землею реет кровь.

И хочешь ты или не хочешь,

Винтовку верную готовь

Бестрепетный суровый воин,

Сжав зубы, испытав судьбу.

Зови в веселом дружном строе

Всех малодушных на борьбу.

«Непримири́мость» — идейно-политический принцип, сформировавшийся в рамках белого движения в первые годы Русской эмиграции.
«Непримиримость» — антикоммунистический принцип: отказ от всякого сотрудничества с коммунистическим правительством на территории бывшей Российской империи или представителями этого правительства за рубежом в любой его форме.
Принцип «непримиримости» был выдвинут рядом идеологов русской эмиграции первой волны как ответная идеологическая платформа, противоположная «возвращенчеству», «сменовеховству», «советскому патриотизму» и тому подобным течениям, призывавшим к сотрудничеству с коммунистическим режимом под предлогом его, якобы, «перерождения». На это Иван Ильин в частности отвечал:
Всё «эволюционирует»; и наряду с бактериями, ядовитыми насекомыми и хищными зверями «эволюционируют» и коммунисты.Главными проводниками «непримиримости» за рубежом стали Русская православная церковь заграницей и Русский общевоинский союз. В СССР наиболее ярким выразителем идеи «непримиримости» сделалась Катакомбная церковь.

Обосновывая позицию непримиримых, генерал Е. К. Миллер писал:
...весь русский рабочий и деревенский люд большевики соблазнили громкими обманными словами «рабоче-крестьянская власть», во славу которой зверски убили Царя-Мученика и всю Его Семью; «Вся земля — крестьянам» и т. д., играя на самых низменных инстинктах человеческой природы; мало того, они делают все, чтобы вынуть душу из русского народа и, разорив его материально дотла, до голодной смерти и людоедства, довели его в моральном отношении до полного одичания, когда человек человеку стал волком.Видный деятель Белой эмиграции, последний обер-прокурор Священного Правительствующего Синода А. В. Карташёв позже — уже после окончания Второй Мировой войны, — подводя итог своей статье «Непримиримость», дал такое определение «непримиримости»:
Непримиримость до ригоризма со всеми видами и формами большевизанства есть наша духовная гигиена, санитария, ассенизация. Большевизм не просто политическая партия, течение, это — тонкое духовное явление. Это растление совести. Простейшая дезинфекция, предохранение себя от гнилостных бацилл диктует строгие методы непримиримости.Наше новое оправдание в этом ригоризме нам принесла новая эмиграция. Попробуйте ей запеть песню об эволюции Кремля, о патриархе Алексие и т. д., вы попадете в список подкинутых агентов, которых она беспощадно и с отвращением выкорчевывает из своей среды.
Соглашательская страница истории русской эмиграции навсегда захлопнулась.[1]Об идеях непримиримости много писал Иван Ильин, в частности, в статьях сборника «Наши задачи».

После прихода национал-социалистов к власти в Германии, и особенно — в годы Второй мировой войны, непримиримые деятели русской эмиграции разделились по своему отношению к идеям и практике германского национал-социализма на несколько групп.
Некоторые — в частности, такие видные представители «непримиренцев» как П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро, А. В. Туркул, — различным образом сотрудничали с нацистской Германией.
Другая — нейтральная, часть непримиримой русской эмиграции, особенно ярким представителем которой был генерал Войцеховский, оставаясь на позициях «непримиримости», отказалась поддержать нацистов в их походе на СССР. Широко известна цитата Сергея Войцеховского, высказанная им в ответ на приглашение присоединиться к немцам:
Я большевиков ненавижу, но против русского солдата я воевать — не пойду!Наконец, третья часть «непримиренцев» активно участвовала во Второй мировой войне на стороне западных союзников СССР. Их позиция была после войны выражена уже упоминавшимися И.А. Ильиным и А.В. Карташёвым, который, в частности, писал:[1]
Яркой, прямо гротеск-иллюстрацией нравственной низменности и по-звериному куцего эгоизма может служить немецкая попытка, под флагом сокрушения коммунизма, так, между прочим, стереть с лица земли Россию и русский народ. Германия — первая в миpе по ученому знанию России и по бытовой, соседской осведомленности, проявила в деле такую степень слепоты, граничащей с кретинизмом, что старшие наши поколения, много учившиеся у немцев, привыкшие чтить их учёность, методичность, основательность (Grundlichkeit), просто диву даются: как этот «Volk der Denker» оказался в «русском вопросе» таким невероятным олухом? Вместо того, чтобы помочь ждущему помощи русскому народу освободиться от коммунистического рабства, что может сделать любая честная (а потому и умная) интервенция, немцы укрепили антихристову державу не только над российскими народами, но и во всем миpе и сами от неё заслуженно постыдно погибли.В этой последней части оказалось значительное количество людей, в ходе Второй мировой войны перешедших с «непримиренческих» позиций на «сменовеховские», принявших советское гражданство и — уехавших в СССР.
Согласно современным исследованиям, известная часть русской эмиграции после Второй Мировой войны «совсем похоронила Россию» — отказалась от идеи реставрации страны за простой невозможностью этого сделать и — начала строить свою жизнь за рубежом вне парадигмы «Отечество — эмиграция».

После 1991 года, когда власти Российской Федерации в одностороннем порядке объявили политику «Согласия и примирения», при этом не подкрепив её практическими шагами по устранению разногласий между наследниками белой идеи и наследниками СССР, принцип «непримиримости» был положен в основу отношений некоторой части сторонников возрождения исторической России к установившемуся в РФ политическому режиму.

С 28 мая по 2 июня 1945 года в австрийском городе Лиенце (Линце) произошла кровавая трагедия: 30 тысяч казаков с их жёнами и детьми, которые доверились английскому командованию, оккупировавшему Австрию, были вероломно выданы в руки сотрудников НКВД английскими военачальниками. Обречённых ждала верная гибель и невыносимые муки в сталинских лагерях.Вот как описывается это ужасное событие в статье «Лиенц» в «Казачьем словаре-справочнике»:
«Никто из населения казачьих стоянок еще не знал, что их судьба. уже решена Ялтинским договором Сталина с президентом США Ф. Д. Рузвельтом и с главой английского правительства В. Черчиллем.
Вскоре, после обоснования на новых местах, в штаб Казачьего Стана, будто бы для связи, прибыл английский майор Дзвис. Но, по словам одного из во¬енных английских мемуаристов, ему была дана основ¬ная задача, убедить казаков безропотно подчиниться всем британским распоряжениям, из которых главным было выполнение приказа: «любым способом репатриировать в СССР всех казаков и их семьи, не останавливаясь, в случае необходимости, перед применением силы».
Вместе с тем, поведение англичан вызывало только смутное беспокойство. Май¬ор Дэвис наружно сохранял неизменную приветливость и заверял словом английского офицера, что казаков не ждет никакое зло, что они все будут как то устроены под опекой английской короны. Один из британских генералов, посетив казачье военное училище, выражал полное удовольствие его по¬рядком, шутил, приказал увеличить паек, высказал свое мнение о будущем России. Работали неустанно и советские тайные агенты, успокаивая и уговаривая ка¬заков не расходиться, а дер¬жаться всем вместе.
Беспокойство вызвало распоряжение всем рядовым сдать оружие. Оно последовало 20-го мая и приказ был выполнен беспрекословно.
После этого отношения англичан резко изменились. Походный атаман Доманов жаловался тому же генералу, что английские солдаты самовольно разбирают казачьих лошадей, но получил в ответ: «Здесь нет казачьих лошадей. Они принадлежат английскому королю вместе с пленными казаками». До этого времени термин «пленный» - к казакам не применялся.

Ген. П.Н. Краснов, извещенный об этом, снова обратился с посланием к фельдмаршалу Александеру, но вместо ответа пришел приказ сдать оружие и офицерам. Они отнесли его приемщикам к 12 часам дня 27 мая, а на следующий день майор Дэвис передал приказ британского командования собраться всем офицерам и чиновникам для поездки в Шпиталь, на совещание с командующим армией.

Походный сразу собрал атаманов и командиров частей. Он передал им распоряжение англичан, а на тревожные вопросы мрачно ответил; «нас ожидает мало-хорошего, наверное - проволока».
После зтого к нему в гостиницу явился тот же генерал, подтвердил приказ, выразил свое удовольствие по поводу образцового порядка в частях и добавил: «пригласите с собой и старика Краснова. Не забудьте передать ему мою просьбу. Я вас очень прошу об зтом».
В час дня 28 мая 1945 г. грузовики со своим обреченным грузом двинулись в путь. Впереди в легковых автомобилях ехали генералы П. Н. Краснов, Т. И. Доманов, А. Г. Шкуро н др. Машины гнали со скоростью сто км в час. По дороге их окружили сильным английским конвоем с танкетками, пушками и пулеметами. Так их довезли до Шпиталя, где всех посадили под стражу.
В лагере под Лиенцем осталось около 30 тыс. бойцов и беженцев, лишенных руководства и оружия. Пошли зловещие слухи о том, что офицеры посажены за проволоку и будут виданы советским победителям. Рассказывали, что некоторым офицерам удалось бежать по пути и скрыться в горах, что за речкою Рааб уже идут расстрелы, что та же участь ждет всех противников СССР. Станицы объявили голодовку протеста. Приходили обильные транспорты продуктов, но никто не шел их принимать. Их сваливали в кучи перед бараками, над которыми уже реяли Черные флаги и плакаты с надписями: «Лучше смерть от голода, чем возвращение в Советский Союз». Слухи оправдались 31-го мая, когда майор Дзвис, уже без стеснения приказал всем казакам готовиться к репатриации. Но население лагеря Пеггец и беженских стоянок вокруг Лиенца решило сопротивляться этому распоряжению всеми силами. С семи часов утра 1-го июня казачьи семьи собрались на равнине за лагерной оградой вокруг полевого алтаря, где 22 священнослужителя начали траурное богослужение. Но зто не смутило непосредственных выполнителей статьи Ялтинского договора. Английские солдаты бросились на толпу; стреляя, действуя штыками, прикладами и дубинками, они разорвали заградительную цепь безоружных казачьих юнкеров. Избивая всех без разбора, бойцов и беженцев, стариков и женщин, втаптывая в землю детей, они стали отделять от толпы отдельные группы людей хватать их и насильно бросать в поданные грузовики. Их везли на станцию и пересаживали в советские ж. д. составы. Но казаки продолжали сопротивляться даже в этой неравной и безнадежной борьбе, отбивались голыми руками. ложились на землю, прорывались через цепь англичан, чтобы скрыться от них в горах. По полю неслись вопли избиваемых; в припадке отчаяния мужчины и женщины с детьми бросались в Драву и гибли в ее стремительных водах, многие кончали жизнь, повесившись на сучьях в ближайшем лесу.
В самый разгар борьбы, среди стрельбы, ударов, криков, стонов и причитаний, от аналоя двинулась часть священнослужителей в облачении. Впереди, подняв крест, шел священник Черкашин, провозглашая: «Расступись нечистая сила! Да воскреснет Бог и да расточатся врази его!» За ним шествовали о. Ардальон Тухольников, о. Шумакон, о. Василий Григорьев, о. Николай Масыч и протодьякон Шишкин.
Увидев зто шествие, солдаты перестали стрелять, избивать и хватать свои жертвы. Такой заминкой воспользовались многие уже схваченные и ускользнули назад в толпу, которая между тем повалила лагерное проволочное ограждение, и хлынула назад в бараки. Отсюда Казачье Епархиальное управление выслало делегацию к майору Дзвису. Делегаты шли через опустевшую площадь, где лежали трупы убитых, чтобы заявить англичанину, что никто добровольно не двинется с места и все протестуют против насильственной выдачи. Говорили, что майор и сам был обескуражен всем увиденным и бормотал сквозь зубы: «проклятая политика!», но оставался непреклонным. «Олл райт! - ответил он делегации, - я преклоняюсь перед вашим мужеством и стойкостью, но я - солдат, я получил приказ и должен его выполнить. Сейчас вы можете разойтись по своим местам, а завтра с утра каждый должен приготовиться к выезду. Солдат я отвожу».
После того как охрана была снята, казачьи семьи стали разбегаться, кто куда смог. Конные и пешие стали уходить в горы или назад в Италию. Части из них пришла мысль укрыться у соседей, в бараках народов, не подлежавших насильственной выдаче. Многих приняли к себе сочувствующие им поляки.
Сколько жизней погибло при избиении, незозможно учесть. Их насчитывают десятками. Неизвестно также, сколько укрылось от выдачи.
На утро 2-го июня началась погрузка обезволенных террором людей. Четыре дня десятки поездов с тысячами павших духом, измученных, искалеченных побоями казаков, двинулись на восток в неизвестное, но грозное будущее. Их возвращали на Родину для новых мучений и гибели в застенках и лагерях СССР. Не менее жестоко проводилась репатриация обезоруженных бойцов в казачьих полках. И там англичане пускали в ход автоматы, штыки и дубинки, кроваво расправляясь с противниками безжалостной сталинской тирании, нарушавшей все божеские и человеческие права, все международные традиции». (Источник: Лиенц // Казачий словарь-справочник. Калифорния. 1966 – 1970)
И сегодня, спустя вот уже более семи десятилетий, мы вспоминаем тех людей, павших жертвами коварства и грязных политических игр, людей, пополнивших число жертв сталинских репрессий, так до сих пор и не оплаканных до конца. Эти жертвы той трагедии Лиенца до сих пор стоят перед нашим мысленным взором как назидание, призывающее раз и навсегда осудить тиранию сталинского режима. Наш долг бороться с большевизмом и его наследниками.
Вечная Память Мученикам Лиенца!