Откройте свой Мир!

Мы держались так долго как только могли
Но туда и сюда и напрочь забыли pin-code
И теперь мы идём, не касаясь земли
И бьемся в стену, хотя с рожденья знаем, где вход
Но тяжелое время сомнений пришло и ушло
Рука славы сгорела, и пепел рассыпан, и смесь
Выпита. И тому, кто тут держит весло
Передайте, что Тайный Узбек уже здесь.

Три старухи в подвале, закутанные в тряпье
Но прядущие драгоценную нить
Знают как знает тот, кто пьет, опершись на копье
И как знают все те, кому нечем и незачем пить
Так раструбите на всю бесконечную степь
Сквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесь
Добывающим уголь и нежно сажающим хлеб
Шепните, что Тайный Узбек уже здесь.

Он - не за, он - не против. Он занят Луной как Басе
Он не распоряжается ничей судьбой
Просто там, где он появляется, все
Происходит словно само собой
Так передайте всем тем, кто долго был выгнут дугой
Что нет смысла скрывать больше зависть, свинство и спесь
Бессмысленно делать вид, что ты кто-то другой
Когда Тайный Узбек уже здесь!

Даже если нам всем запереться в глухую тюрьму
Сжечь самолеты расформировать поезда
Это вовсе не помешает ему
Перебраться из там, где он есть, к нам сюда
Повторяю, что это не повод рыдать и кричать
Все останется точно таким как все есть
А те, кто знают в чем дело, знают и будут молчать
Потому что Тайный Узбек уже здесь.

Летом 1980 из ниоткуда появился крайне отдаленно знакомый по имени
Андрей Тропилло и сказал – "Я помогу вам". Первым знаком этой помощи был
самодельный пульт в грубом деревянном ящике, привезенный им в Севкину
квартиру (за неимением иного места складирования). Начало было
многообещающим; пульт был похож на партизанскую взрывную машину. Поздней
осенью Тропилло, гипнотически убедив старушку-вахтершу в том, что мы
пионеры, ввел нас в Дом Юного Техника на Охте, где служил руководителем
кружка звукозаписи. Играли фанфары, пел хор нелегальных ангелов –
началась Новая Эпоха. Дорвавшись до студии, мы попытались было записать
"Марину" и "-30", но, вероятно, время тяжелого электрического Аквариума
прошло. Губерман и Фагот как-то растворились в воздухе; Аквариум остался
в первоначальной квартетной форме. Мы плюнули на "профессионализм",
сели в студию и принялись записывать то, что было записывать веселее
всего – новое и никому неизвестное. "Железнодорожная Вода" была написана
в поезде Ленинград-Солнечное (в Солнечном удалось снять комнату с
печкой на всю зиму – жилья в городе не было); Рыжий Чорт, на время
мигрировавший в Ленинград, дул в гармошку и поддерживал должную степень
анархии; Тропилло самоотверженно работал по десять, а когда было нужно –
и по тридцать часов в сутки. Дюша – неожиданно для меня – выступил в
роли электрического гитариста и записал соло в "Псе" и собственные
"Странные Объекты", чем превратил альбом из коллекции песен в
самостоятельное живое существо. Михаил как раз успешно осваивал
percussion (по-моему, именно в это время он открыл, что, если в пустую
пивную банку насыпать смесь определенных круп и заклеить пластырем, то
получающийся шейкер неплохо звучит и выглядит определенно фирменно);
Сева, хоть и проболел большую часть записи, но смог внести изрядный
элемент психоделии в "Плоскость" – он играл, а мы дрались за право
крутить ручки единственного присутствовавшего в студии эффекта (который
еще сыграет немалую роль в наших записях и первых альбомах "Кино").
Собственно говоря, это был первый порядочный подпольный русский альбом –
песни записаны в студии, расставлены в нужном порядке, фотообложка
вручную приклеена клеем "Момент" на коробки, облепленные синей бумагой.
Из группы довольно идеалистически настроенных странников Аквариум стал
реальностью, а значит – истинным мифом.

Треугольник
Если чего-то хотеть – не сознательно, а всем существом – то это
сбывается. В волшебным образом свалившейся на нас с неба студии весной и
летом '81 мы записываем то, что я всегда любил – альбом чистого и
безответственного абсурда. Половина песен написана в трамвае по дороге в
студию, а срепетирована и аранжирована на ступенях Дома Юного Техника в
ожидании звукорежиссера, известного своими многочасовыми опозданиями. К
чести его надо сказать, что происходящий бред он воспринимал крайне
профессионально, сам подыграл на блок-флейте в "Мише" и вообще уважал
нашу бескомпромиссную любовь ко всему нелогичному. Вообще, в
"Треугольнике" (как он стал известен в народе – в принципе названием
является сам символ, который и не произносится) небывало высок процент
группового творчества; наверное, все просто были настроены на одну и ту
же волну. На "Треугольнике" в Аквариуме впервые появился Курехин (кто-то
из друзей посоветовал позвать его на запись для повышения нашего
музыкально-аранжировочного уровня – и был в этом весьма прав). Капитан
пришел, с удовольствием навел клавишного блеска, велел всем играть на
казу в "Поручике" и – остался с нами на долгие годы, исчезая и вновь
появляясь. Очень многое в Аквариуме без него просто бы не случилось. С
Ольгой Першиной (позже – Пэрри, а теперь – не знаю) мы контактировали с
васинских Beatles' Birthdays; уже не помню, что побудило нас позвать ее
на запись. Важно, что она пришла, и не только подпела, но и внесла свой
композиторский вклад ("2 Тракториста"), а Сева, вопреки своим привычкам,
спел соло. Жаль, что потерялась оригинальная запись "Крюкообразности",
спетая Дюшей в стиле Эрнста Буша (потом она постепенно мутировала в
альбомный вариант; я это слышал краем уха, ибо сидел в подсобке и
сочинял "Графа Гарсию"). С трепещущим сердцем я привез шедевр в Москву –
и все до единого эксперты сказали, что этого никто никогда слушать не
будет. История показала, что эксперты тоже ошибаются, ибо 85% России
полюбила Аквариум именно за "Треугольник". С тех пор я с удовольствием
внимаю критическим оценкам.

Акустика (История Аквариума, Том 1)
Здесь увековечены те песни, которые игрались на акустических домашних
концертах Аквариума в 78-86 гг. На концертах они, естественно, звучали
много непосредственнее – зато на записи в каждой песне играют только те
инструменты, которые там нужны. На концертах же все всегда играли
одновременно, создавая характерный для тогдашнего Аквариума веселый
бардак. Писалось все это одновременно с "Треугольником" и
"Электричеством" весной, летом и осенью '81. Так был на долгие года
установлен генеральный принцип Аквариума – если есть студия, стоит
проводить в ней все свободное время, и что-то интересное случится само
собой. Вообще-то, все наши лучшие записи всегда бывали сделаны в стороне
от "обязательной работы", в качестве развлечения. Внеконцептуально, как
сказали бы некоторые.

Электричество (История Аквариума, Том 2)
Первая – концертная сторона – запись концерта в городе Гори (кстати,
родине Сталина), прошедшем в рамках небезызвестного "Тбилиси-80".
Сначала нас на фестивале полностью запретили, потом, неизвестно почему,
попросили все-таки сыграть в Гори. Мы уже были черными овцами, терять
нам было нечего, поэтому оставалось только оттягиваться на славу. На
клавишах рижский композитор Мартиньш Браун из сочувствующей группы
"Сиполи" (мы и они составляли в Тбилиси "панк"фракцию; за что Аквариум и
был коронован в одной финской газете "крестными отцами советского
панка"). Концерт был отснят финнами, а звуковая дорожка конспиративно
переписана в Москве у симпатизировавшего нам кинооператора (чилийца).
Огромное ему и всем им спасибо. N. B. В данный момент эта запись
выглядит утерянной навсегда, ибо переписанное тогда стерлось до дыр еще в
середине 80-х. Если у кого-то есть качественная запись этого концерта –
выйдите, пожалуйста, на связь. Она необходима для выпуска на CD этого
альбома. Студийная сторона записана у Тропиллы, время разгула наших
представлений о reggae & dub. Из легендарного тропилловского эффекта
было выжато гораздо больше того, на что он был способен. К сожалению,
песни, подобные "Дилетанту" мы совершенно не умели переносить на пленку
(то же вскоре повторится с "Рок-н-ролл Мертв").

Табу

Решили, наконец, записать настоящий электрический альбом – те песни,
которые игрались нами живьем. Начало '82 ознаменовалось первым концертом
реально электрического Аквариума с Ляпиным и Петром (запись этого
концерта ходит по рукам под названием "Арокс и Штер"). Нас (временно)
стали литовать, а это значило, что открылся концертный сезон. Но
звукозаписи это не отменяло. За неимением хороших клавиш в молоточки
пианино были вколочены канцелярские кнопки. Здесь, как и в половине
"Радио Африки", аранжировки и – отчасти – выбор музыкантов многим
обязаны Курехину, работа с которым, строго говоря, являлась не работой, а
сплошным удовольствием. Где-то в эти же времена были записали
"Exercises" с В. Чекасиным и наша собственная "Subway Culture". Думаю,
что остальных членов Аквариума немного смущал наш альянс – но что тут
было поделать? Курехин хмурился на "слишком прямо роковую гитару Ляпина;
думаю, что Ляпин с удовольствием играл бы больше, громче и с меньшим
количеством фортепианного колочения; мне же (как известному коту
Леопольду) хотелось, чтобы все жили дружно, и еще – чтобы альбом
получился фантастически хорошим. Поэтому часто приходилось спасаться от
страстей на балконе студии, где, по этому случаю, и написался в период
записи "Табу" "Рок-н-Ролл Мертв". Но, когда это странное сочетание
срабатывало (а надо сказать, что оба они, на самом деле, с большим
уважением относились к музыкальным способностям друг друга) – оно
срабатывало на 100%. Жалко, что на магнитофоне кончилась пленка, когда
писали "Сыновей Молчаливых Дней" – нас, остановило только это.

Радио Африка

Все лето было проведено в ночных велосипедных катаниях по Солнечному
(см. "Музыку Серебряных Спиц"). Тропилло же каким-то образом договорился
с приехавшим в Филармонию звукозаписывающим фургоном MCI. По ночам мы
залезали в первую увиденную нами восьмиканальную студию и претворяли
мечты в жизнь. А мечтой было сделать полнокровную разнообразно
позитивную пластинку. Что и произошло. Тут и Курехин с Бутманом и общим
джазом, и наше reggae, и обратные гитары с барабанами, и хор шаолиньских
монахов, и Ляпин, c которым мы, наконец, нашли общий язык – все это в
сумме и породило желаемый эффект. На записи "РА" впервые появился Тит –
когда никому не удалось записать простой моторный бас во "Времени Луны",
Дюша вспомнил о старом знакомом басисте, где-то встретил его и попросил
помочь нам; Александр скромно зашел в фургон, послушал трэк и записал
бас с первого раза. Я был поражен и задумался. "Время Луны" и "Снег"
были написаны во время моих побегов с работы домой (я сторожил гараж
каких-то бань и по ночам ходил домой спать). "Мальчик Евграф" – в такси с
Цоем и Марьяной; мы ехали к ним домой с мешком красного вина и
опаздывали, ибо там нас уже дожидался Курехин). Когда запись была
закончена, мы микшировали ее всю ночь, закончили в десять утра и поехали
в Выборг – играть на фестивале. Там Тит и получил формальное
приглашение играть в Аквариуме; на что с интересом согласился. В
ознаменование этого все, кто были на фестивале, напились и всю ночь
купались голые в озерах парка Монрепо (по-моему, прямо в центре города
Выборга). Насколько я помню, в это время было comme il faut ходить голым
в общественных местах.

10 стрел

Студия стала на ремонте, а песни требовали немедленной записи.
Пришлось записывать все на концертах. До сих пор жалею, что не пришлось
записать это с клавесинами и ситарами, как хотелось. Зато много скрипки
Саши Куссуля, памяти которого этот альбом и посвящен.

Ихтиология

Период, когда Аквариум был (опять) строго запрещен к публичным
выступлениям; на это мы, как один, откликнулись обещанием сыграть
концертов больше и лучше. Будучи нелитованными и во главе черного
списка, играли по квартирам неизвестных нам знакомых. Инструментовка
поэтому граничит с аскетизмом.

День серебра

Как это ни странно, у истоков "Дня" отчасти стоит композитор Глинка.
Знакомый нам тогда кинорежиссер Александр Сокуров предложил нам записать
несколько романсов Глинки для своего (неосуществившегося) фильма.
Пораженные, мы начали обдумывать невероятную задачу. И – анализируя
метод его сочинения – я был сбит с ног гармонической свободой. "Ага" –
сказал я. Почему ему можно, а нам – нет? Всю весну мы сидели с Севой у
него дома и писали песни. Я приходил с идеей, а он не давал мне
успокоиться на самом простом варианте. В процессе выковывания
аранжировок нам потребовался скрипач. В той же "Поп-Механике" они
появлялись, и Сева вскоре дозвонился до Саши Куссуля. Лучшего выбора
нельзя было и представить себе. (Ходили слухи, что Саша был правнуком
Вагнера; не знаю, так ли это, но меня он устраивал значительно больше).
Работа спорилась, чай лился рекой. Были и другие – лично-мистические –
факторы, не дававшие нам успокоиться. Телепатические кони, летающие
тарелки (одну мы созерцали прямо с моей крыши), не говоря уже о духе
Петра 3, разбойно напавшего на нас в развалинах своего дворца (хотя, с
другой стороны, чего мы туда полезли? Это все Тропилло нас затащил).
Может быть, чисто музыкально не все получилось 100% идеально, но эта
запись и этот альбом, по моему ощущению, были идеальным Аквариумом 80-х
годов. После "Дня" и "Детей Декабря" то, чего мы хотели, было
осуществлено.

Дети декабря

Продолжение идиллии. Ощущение того, что мы все можем. К процессу
снова подключается Курехин и запись идет, как песня. В дело идут
совершенно толкиеновские пейзажи Карелии, где я жил летом (Деревня);
листы металла и авангардно-detuned гитара (Жажда); уэльский бард 10-го
века Gwyon ap Gwernach (Кад Годдо) – и все-все-все. По Иновской технике
совпадений, флейты и хоры на "Снах" сами оказываются на ленте (мы
использовали нестертые ленты с "Мелодии"), в точной тональности и нужных
местах. Все, кто могут, сидят у меня дома по ночам, и планируют, что и
как будет делаться завтра. Саксофоны на "212" сыграны Дядей Мишей и
Ляпиным. (Нижнюю партию Ляпин играет на гитаре через что-то).
Аутентичный вопль на "Она Может Двигать" – Петр; это его дебют в пении.
Ему же мы обязаны тембром Корга на "Подводной".

Равноденствие

Студия Юного Техника закрылась на вечный ремонт (т. е. до дирекции,
наконец, донесли, что кружок звукозаписи обжили далеко не пионеры).
Прозорливый Андрей Владимирович (Тропилло) к этому времени давно успел
унести все мастера, сделать с них копии, талантливо замаскировать копии
под оригиналы и спрятать их в тех местах, где их должны будут искать,
"если что". Где были спрятаны сами оригиналы, никто уже и не спрашивал.
Полтора года нам было негде писаться и только шантажом мы принудили
"Мелодию" дать нам студийное время (долгая, но смешная история). Таким
образом мы впервые попали в официозную советскую студию. Хоть
звукорежиссер и отнесся к нам с неожиданной симпатией, но результат все
равно получился громоздким. Жалко, что вторая сторона должна была бы
быть совсем другой; но, по вполне определенным причинам, три необходимые
песни даже не стали дописываться, их место заняли "Золото", "Аделаида" и
"Поколение Дворников" – тоже неплохие произведения, но явно не из этого
альбома. В "Дереве" потребовался аккордеон, и Гаккель привел Сережу
Щуракова, знакомого ему по той же "Поп-Механике". После смерти Саши
Куссуля образовалось пустое место, там, где должна быть скрипка. Новой
струнной секцией стали Андрей Решетин ("Рюша") и Ваня Воропаев; они были
Куссулевскими знакомыми и как-то играли с ним – для нас это было
достаточной рекомендацией. Остается добавить, что оркестр крумхорнов и
т. п. был услышан на улице и без лишних проволочек приглашен в студию.
"Равноденствие" было лебединой песней Аквариума 80-х годов. Мы уже не
вмещались в одну группу – нас физически было слишком много, со слишком
разными интересами и подходом к делу. Сакмаров был прав, когда определил
"Равноденствие", как гимн. Время звало двигаться дальше.

Radio London

Лондонская интерлюдия 1990 года. Почти все записано в домашней студии
басиста "Eurhytmics" Чучо Мерчана, как демо для follow-up к "Radio
Silence". Я играл на гитарах и пел, он программировал компьютер и играл
на басу; каждая песня занимала не больше двух дней. Специально для
помощи в писании музыки к нам в Лондон подъехал Гаккель; на записи его
не слышно, но каждую ночь при отслушивании записанного летели пух и
перья. Свободными от работы днями мы бродили по Лондону, слушали
какую-нибудь антикварную музыку или поедали кору амазонского дуба – и
так далее.

По счастью, мы с японцами разошлись в выборе продюсера (имя Рэя
Купера ничего не значило для Sony, а я хотел работать именно с ним).
Demo не стали законченной пластинкой; мы с Sony полюбовно разошлись, как
в море корабли. Одной из написанных в это прекрасное время песен была
"Елизавета". Еще не видимый человеческому глазу, на горизонте брезжил
"Русский Альбом".

Черная роза

Отношения с кинематографом в лице любимого Сергея Александровича
Соловьева складывались так. Он говорил – Я снимаю новый фильм. Мы
говорили – А что туда было бы нужно? Он говорил – Вот вам студия
Мосфильма. Пишите, а там видно будет. Мы и писали. Что-то брали себе,
что-то шло собственно в фильм; остальное вышло на альбоме "Розы". Помимо
всего остального, на записи музыки к "Розе" впервые возникла идея
"Русско-Абиссинского Оркестра"; еще в детском, непроявленном виде,
скорее как баловство – но уже достаточно мощная для того, чтобы взять
себе половину альбома. Загадка "Лоя Быканаха" остается загадкой – откуда
это взялось? Но – взялось и было правильно. По той же схеме будет
работать и настоящий Русско-Абиссинский Оркестр. Остается добавить, что
второй голос здесь – Андрей Горохов из "Адо".

Radio Silence

Мы сидели с Дэйвом на краю бассейна в его доме/студии в Лос-Анжелесе и
он сказал: "Наверняка найдутся критики, которые напишут – Стюарт
испортил то, что могло бы стать хорошим folk-rock альбомом". Он сам не
знал, как он был прав. Критики в России не любят "Radio Silence" за то,
что это:

• не похоже на Аквариум,
• за то, что это, что не взяло везде первого места, тем самым подтвердив бы примат советского рока над всем остальным, и
• вообще не по-митьковски.

Они правы. Они, как всегда, ничего не поняли. RS фактически развалил
благодушествующий от собственного успеха и промитьковавшийся Аквариум и
поставил нас лицом к лицу с реально существующим всем остальным миром.
По традиции Россия придумывала себе некий мифический "Запад" (на основе
переводов Диккенса и Франсуазы Саган), населяла его "немцами" и спокойно
жила себе, зная, что наша Русская Душа сложнее, глубже и "ближе к Богу"
поэтому "немцам" ее все равно не понять. Мне же было с детства
интересно не читать сказки, а жить в них. Что и произошло. Выяснилось,
что "немцы" продукт русского невежества, а мир крайне мал, и делить его
на "своих" и "чужих" просто самоубийственно. В силу вышесказанного,
после 11 альбомов Аквариума ехать в Нью-Йорк записывать 12-тый альбом
того же самого было бы довольно странно. Случайная встреча с Дэйвом в
Лос-Анжелесе определила музыкальное направление моего "американского
альбома", потому что "Eurythmics", по определенным причинам, занимали
тогда в моем мире чрезвычайное место. Искра проскочила, работа началась.
Весь следующий год был одним грандиозным приключением, и это было
отнюдь не "приключение русского за границей". Все песни (кроме самой
"Radio Silence") были написаны, исходя из ситуации и в ответ на нее.
Происходящее бодро фиксировалось кинокамерами режиссера Майкла Аптеда,
из чего получился фильм "Long Way Home". Скучный, потому что все
интересное беспощадно вырезалось скучными американскими цензорами. В
паузах я приезжал в Россию, где все записанное внимательно отслушивалось
Аквариумом.

Спето на RS все – по неумению – довольно хило, однако песни удались, и
я рад, что альбом останется нерасшифрованным иероглифом. Он достиг
своей цели. Боги внимательно следили за процессом и откликнулись на
сказанное. Остается добавить, что для него была записана еще одна песня,
почти никогда не игранная "Драма", но запись, насколько я помню, даже
не была смикширована.

P. S. Лондон. Church Studios. Поздняя ночь. Весь день мы записывали
Рея, Анни и Крисси. Вечером в студию зашел Билли Маккензи из
"Associates", который писал свой сольный альбом в студии на первом этаже
– узнать, как у нас дела. Мы проиграли ему заготовку "That Voice
Again"; через пять минут он уже пел. Все в студии замолчали (это был еще
неурезанный CBS, одиннадцатиминутный вариант). Два дубля. Он вошел в
микшерскую и спросил: "Подходит?" – и несколько минут никто не мог
промолвить ни слова. Все сидели, околдованные, боясь пошевелиться.
Критики? Мои соболезнования, господа критики!

Архив ("История Аквариума, Том 3)
На фестивале в Монреале дружественный нам коллектив "Crosby, Stills
& Nash", проникнувшись русским духом, торжественно презентовал
Аквариуму передвижную восьмиканальную студию. Она была водружена в ДК
Связи, где и слу-жила базой многих экспериментов и просто бессонных
ночей. Время шло центробежно, магия и личные проблемы так густо висели в
воздухе, что их можно было резать ножом (называется "переходное
время"). Но, тем не менее, подарок братьев по духу не ржавел зря.
Аквариум мутировал. Наш старинный приятель Олег Сакмаров, музыковед по
образованию, психонавт и рок-звезда по душевному складу (будущий Дед
Василий, Терминатор 4, Казанский Зверь и Гроза Мультиверса) стал
официальным членом и какой-то период мы играли, таким образом, в две
флейты. После американского тура с "Radio Silence Band" Тит ушел в
свободное плавание и на басовую кафедру ненадолго вернулся Файнштейн, но
вскоре уступил пост Сереже Березовому. Наш старый звукооператор,
исследователь акустических пространств и лесной человек Слава Егоров уех
ал в Канаду, и его место занял будущий индеец Олег Гончаров.

Все менялось ежедневно; при таких скоростях все наши попытки записать
альбом и не могли бы увенчаться успехом, но кое-какие песни, тем не
менее, прорезались сквозь хаос. (Именно эти записи ходили в народе как
"невыпущенный альбом" "Феодализм"). Давний любитель Аквариума Стас Намин
открыл фирму SNC Records и предложил нам выпустить у него CD. Как и в
80-м, явно кончалось что-то одно, и начиналось новое другое – сама собой
напросилась параллель с "Акустикой". Были собраны студийные
эксперименты, неизданные, но любимые концертные записи, и кое-что было
записано специально. "История А" получила третий том, мы – свой первый
CD; восьмидесятые остались позади.

Русский альбом

Не путать с Аквариумом, это – "БГ", он же – "БГ-БЭНД" (те же люди,
другая миссия). Существует больше ста расшифровок этой загадочной
аббревиатуры ("Беспредел Гарантирован" – самое мягкое). Когда
Аквариум-80 торжественно самораcпустился в апреле '91, новые песни пошли
как из ведра (вероятно аура названия так тяготела над всеми нами, что
эффективно тормозила любые новые творческие импульсы), и появилась
необходимость в небольшом акустическом и очень мобильном составе.
Началось все с "Государыни" и "Никиты". Мы сидели с Рюшей, Щураковым и
Дедом в ДК Связи и впервые за много лет репетировали. Дедушка сказал:
"Отчего бы нам не съездить с концертом в Казань?". Эта простая фраза
повлекла за собой полтора года гастролей и коренной поворот в музыке.
Репертуар пришлось изобретать на ходу; часто – прямо перед концертом;
нужно было оставить как можно больше пространства между собой и
Аквариумом. Новое название придумывать было бы нелепо, а на афишах нужно
было что-то писать; отсюда самое простое. За время
весенне-летне-осенних гастролей и написался "Русский Альбом".
Первоначальный акустический квартет вскоре – по привычке – пополнился
Березовым, а под самый конец года подтянулся и Петр. Играть хотелось с
такой силой, что и не вспомнить, когда мы объявлялись домой. Спасибо
всем городам и дорогам, вдохновившим эти песни. Типично русский взгляд –
на церковь сквозь бутылку водки. Беспредел гарантирован. Записи
начались в начале 92 в Московском Доме Радио. В поезде Петербург-Москва
мы "случайно" пересеклись с Алексеем Павловичем Зубаревым, старым и
уважаемым знакомым из "Сезона Дождей", где он играл на странном гибриде
баса и гитары. В последовавшей беседе он сообщил, что ушел из "Сезона" и
отныне свободен. На следующий день он зашел в Дом Радио и записал
партию гитары в "Коней". Вскоре он уже играл с нами.

Письма капитана Воронина – концерт в Вятке '91

Запись концерта не передает многих нюансов группы. "Русская
Симфония", например, исполнялась в Вятке настолько впервые, что никто не
мог предсказать, какие аккорды грядут в следующую секунду – однако
телепатический контакт был явно налицо; а во время "Критика" на сцену
выпол – зал наш звукооператор и ползком исполнял народные индейские
пляски (типа Танца Маленьких Лебедей наоборот). Рюши нет; вероятно он
устал в полном обмундировании прыгать ласточкой в ванны, полные роз, и
поэтому уехал в Германию на отдых – исполнять старинную музыку
аутентичным образом. Срочно вызванный ему на смену старинный знакомый С.
Рыженко не смог преодолеть сильный психический стресс, поэтому концерт
сыгран квартетом. Весело гулялось по России этим бурлакам.

Любимые песни Рамзеса Четвертого

Над землей задули новые ветра и снова появилось загадочное
присутствие по имени "Аквариум" со словами – Пора снова собирать группу и
играть сами знаете что. Объявление это прозвучало в Иерусалиме; через
месяц новый Аквариум сел репетировать. Мы встретились с Титом. Да –
сказал он, и предложил А."Лорда" Рацена (из бывшего "Телевизора") на
барабаны. Андрей Вихорев с таблами был порекомендован общими друзьями.
Начали с двух песен, написанных еще с БГ-Бэндом, но уже явно для
Аквариума – "Летчика" и "Царя Сна". И поехало.

В Рыбинске изучали Египетских богов и затонувшие церкви, в Рязани
четыре потока времени и местные монашеские пещеры; в Смоленске появился
"Дубровский", в Липецке – "Иерофант". Сняли студию на Ленфильме, потом
микшировали все на "Мелодии" у Ю. Морозова. Здравствуй, Рамзес 4-ый!

Библиотека Вавилона (История Аквариума, Том 4 – и последний)
На самом деле это – первое, что начал писать Аквариум "2-го созыва". У
Тита и Рацена была своя студия на Фонтанке, и когда мы стали одной
группой, было естественным попытаться использовать ее на полную катушку.
Для начала решили собрать все, недособранное на "Архиве", а это привело
к записи многих, по невозможности в прошлом, незаписанных песен – что
заодно служило и пробой группы, как рабочей единицы.

Пески Петербурга

Подзаголовок – "Песни воображаемых 80-Х". Эксперимент по продлению
этого состава в прошлое – что было бы, если бы все, что есть сейчас,
было бы тогда. Песни написаны в 75-86 гг, собрались в моей голове (и
частично дописаны) в Иерусалиме за чтением путеводителя по Волге 1907
года издания, записаны Аквариумом в 1993. Альбом вполне мог бы и не
появиться; было непонятно, стоит ли воскрешать песни, давно пропавшие из
жизни. Некоторые сущности, за консультацией к которым приходилось
обращаться во время микширования, ехидствовали в смысле того, прав ли я,
обнародуя все, что пишу. Но общее впечатление от этих записей
неожиданно оказалось положительным и создавало хорошее настроение.
Жалко, что плохо слышен текст из "Книги Мертвых", читаемый через мегафон
в конце "Дядюшки Томпсона".

Песни Александра Вертинского

Оправданий этому преступлению против общественного вкуса нет и быть
не может. То, что многие друзья просили меня об этом и то, что эти песни
интересно расцвечивали наши концерты аж с 1983 – не повод лезть с ними в
студию. Или, если уж лезть – то провести с ними в десять раз больше
времени. Эти песни всегда (с 10 лет) были уважаемы мной, часто певались
по ночам и заслуживают большего.

Кострома Mon Amour

Полоса, когда хотелось писать стадионный рок-н-ролл, а писались
сплошные парковые вальсы. Все песни написаны на дороге; как раз в это
время произошла смычка с народным монгольским ансамблем "Темуджин" – к
сожалению, не успели с ними записаться, но в "Московской Октябрьской"
появился аутентичный монгольский кусочек. "Пой Пой Лира" – старый
неизвестный текст Джорджа, вдруг выскочивший прямо из забытой записной
книжки и сильно переделанный. Для солидности опять писались на
"Мелодии", и хотя операторы были хороши, но было не уйти от ощущения
скованности. (В итоге, была использована "Лира" с Фонтанки). Альбом
получился непридуманным и – поэтому – очень любимым. Каким и должен быть
Аквариум. "Маленькие четкие звуки" было такое определение Аквариума
году этак в 1973-м.

Навигатор

Все началось в поезде по дороге в Одессу. Я проснулся часа в три
утра, мучимый жаждой и ощущением того, что у меня в голове бродит некая
строчка и не дает мне спать. "Шумят, горят бадаевские склады…"
Какие-такие склады? Зачем шумят-горят? Ответа нет. (В итоге это стало
"Катей-Катериной" и даже не вошло в альбом). Но зачин был положен.
Песни, которые пишутся сами, практически без участия мысли "автора". Все
продолжилось в нашей деревне тем же макаром. "Поворот", "Фикус" и иже с
ними – по песне в день. После деревни – Париж, и все продолжается
"Сестрами", "Навигатором", "Гарсоном", "Максимом-Лесником", "Мается" –
за неделю. Такого не бывает. Накат продолжился и в Катманду ("Кладбище" и
"Настасьино"). Всю зиму писали на Пушкинской demo. Сыграли концерт в
Лондоне. Старый знакомый Джо Бойд заинтересовался и предложил помочь в
записи. Отсюда появились Livingston Studio и Кэйт Сэнт-Джон. Из
околоземного пространства вышли на орбиту. Мир, наконец, стал единым
местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще, русский
становится истинно русским, только перестав зависеть от своего
околоточного.

Снежный лев

Приступ писания песен, давший "Навигатора", им совсем не исчерпался.
Поначалу казалось, что нужно сделать хулиганское lo-fi продолжение и,
естественно, назвать его "Аллигатор". Но демо показали, что дело обстоит
гораздо серьезнее и пора снова снимать Livingston Studio. Наконец-то
свою прописку получил "Дубровский", которого мы пытались записать для
каждого альбома, начиная с "Рамзеса". Внимательно слушая происходящее,
Джерри Бойс – хозяин и звукоинженер Livingston Studios – сказал: "Я,
кажется, знаю, чего здесь не хватает" и где-то разыскал старинные
аппараты звукообработки, невиданные с конца 68-го года; Меллотрон был
заказан еще во время записи "Навигатора". Скорый поезд в "Тоске"
имитирует скрипач "Penguin Cafe Orchestra" Боб Лавдэй. Середина в
"Серебряной Розе" написана Кэйт, середина "Брахмана" – Сергеем
Щураковым. (Кстати, полное название "Розы" "Серебряная Роза Раздевает
Мир".) Но все это еще оставалось "аллигатором". "Снежный Лев" неожиданно
пришел сам – среди ночи по дороге из Вятки в Москву; пришел – и все
встало на место.

Чубчик

Все началось на той же студии в ДК Связи, в начале 1992. Записав
музыку к фильму Тихомирова "Трава и Вода", мы уже не могли отказаться
писать музыку к мультфильму "МитькиМайер". Песни, записанные туда, были
забыты на долгое время, и когда их запись всплыла вновь, она вызвала у
нас большой ажиотаж (т. е. выпито под нее было немало). Вторым вкладом
был "Ворон" и "Миленький" – на Фонтанке, во время "Песков" и
"Вертинского". Третья часть – зимой 95-96, в студии на Пушкинской, где
писались все demo к "Навигатору" и "Льву". Температура – около нуля,
газа и отопления нет в природе, свет отключается поминутно. Прямо скажем
– героические условия. Но и удовольствие – большое.

Русско-абиссинский оркестр

"Бардо" (готово, но еще не выпущено). Немного известно об этом
коллективе. Русско-Абиссинский Оркестр, по определению – анонимный
полумонашеский состав, реализующий духовную музыку не самого известного
плана. Запись "Бардо" (кстати, здесь это слово, скорее всего, не имеет
никакого отношения к Тибету) началась в 1989 году, как запись
soundtrack'а к фильму С. Дебижева "Золотой Сон" – но очень скоро стала
чем-то большим. Она продолжалась в три приема; после огромной паузы два
слоя были дописаны в сентябре 96. Похоже, что этот коллектив, помимо
всего прочего, еще и вне времени. Говоря по-человечески, эта музыка
появляется (и исчезает) помимо нашего желания. Все голоса записаны с
первого раза; все попытки их переписать не увенчивались успехом. Это же
относится к большинству инструментальных партий и системе звукообработки
(courtesy О. Гончарова и Д. Липая). Известно, что слова песен имеют
смысл, но переводу на человеческие понятия не поддаются. Нам повезло,
что мы были причастны к записи этой музыки.

– Ф. И. О., профессия, образование?

Б. Г. : Борис Гребенщиков, (Стрелец, Змея); генералист; живой человек (пока); ЛГУ, факультет ПМ – ПУ (формально).

– Тянет ли к прикладной математике?

Б. Г. : Никогда не знал, что это такое. Поэтому не тянет.

– Какие у тебя любимые поэты, прозаики, писатели, философы?

Б. Г. : Михаил Булгаков (но только "Мастер и Маргарита"), Владимир
Шинкарев ("Максим и Федор"), Поль Элюар, Боб Диллан, "ELO", Лао-Цзы,
Чжуан-Цзы, Брюс Ли.

– Какой у тебя любимый скульптор?

Б. Г. : Мы сами и то, что у нас иногда получается.

– Какой у тебя любимый художник?

Б. Г. : Магритт.

– Страна, к которой ты относишься с наибольшей симпатией?

Б. Г. : То место, где я нахожусь.

– Твой любимый фильм, кинокомедия, режиссер?

Б. Г. : "Yellow Submarine", "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона".

– Когда ты в первый раз взял в руки гитару?

Б. Г. : Первую связную песню "The Beatles" сыграл в 1968 году.

– Каково твое музыкальное образование?

Б. Г. : Приблизительно тридцать лет слушанья музыки и двадцать лет ее
играния. Как правило, от формального образования творческие органы
людей костенеют. Никогда не хотел этого.

– Кто оказал влияние на твой музыкальный вкус?

Б. Г. : "The Beatles", А. Вертинский, "ELO", Б. Окуджава, Д. Боуи, Б.
Диллан, М. Олдфилд, "Humen Life" и любая интересная музыка, которую я
слышу.

– Каких музыкантов ты отмечаешь?

Б. Г. : В. Цой ("Кино"), В. Чекасин, Валя Пономарева.

– Твой хит-парад советских групп с участием "Аквариума"?

Б. Г. :

1. "Кино".
2. Майк и "Зоопарк".
3. "Странные игры".
4. "Центр". Музыку "Аквариума" оценивать не собираюсь.

– Твое первое публичное выступление?

Б. Г. : Ночной фестиваль в Юкках (местечко под Ленинградом) летом
1973 года. Я выступал в качестве романтического акустического мальчика с
песнями Кэта Стивенса на одной сцене с "Санкт-Петербургом", старыми
"Землянами", "Манией" и т. д., чем тогда очень гордился.

– Что было до 01.1981, то есть до "Синего Альбома"?

Б. Г. : Из записей:

• "Искушение Святого Аквариума" – Борис и Джордж, 1973 год – крайне забавный бред.
• "Притчи Графа Диффузора" – "Аквариум" (акустический), 1974 год – милая романтика.
• "Менуэт Земледельцу", 1974 год – 4 вещи, электроабсурд.
• "С Той Стороны Зеркального Стекла" (соло), 1976 год – первая запись в приблизительно нормальной студии.
• "Все Братья – Сестры" – Борис и Майк, 1978 год – микрофон в чистом поле и вперед!

– Что такое "Арокс" и "Штер"?

Б. Г. : Рабочие слова из вещи "Поэзия" на альбоме "Треугольник".
Название на бутлеге с первым вариантом электрической программы 1982-83
годов. Звук там крайне плоский из-за халтурной работы аппаратчиков, но
есть одна забавная вещь – "Холодное Вино".

– Подробнее о концертах "Арокс" и "Штер", "Рыбный Завтрак".

Б. Г. : "Арокс" – смотри выше. "Рыбный Завтрак" чисто Московская
инициатива, о которой я узнал пост-фактум и который крайне низкого
качества. Но некоторые смешные вещи там есть "Пригородный Блюз" Майка,
"Ребята Ловят Свой Кайф", сильный вариант "Дилетанта".

– Какие тебе нужны зрители на концертах? Каково ваше взаимодействие?

Б. Г. : Слушающие и реагирующие. Энергия, которой мы обмениваемся с
залом и которую генерируем друг в друге, – это 90% любого концерта. Это
тоже самое, что некоторые особенные моменты в отношении мужчины и
женщины. Каждый, кто испытал эту радость, поймет, что я имею в виду.

– Когда были начаты опыты с рыбами в океане?

Б. Г. : Смотря, что иметь в виду. Если опыты в созерцательном,
спокойном отношении к миру, то давно. Если же рассматривать как пример
КОАППА, то тоже давно. Вообще – это символ подруба и недоруба.

– Твое отношение к "Машине Времени"?

Б. Г. : Люблю слушать, как Андрей поет, потому что хорошо отношусь к
нему и что есть в его голосе. О том, что с ним происходит – сожалею.

– Твое отношение к В. С. Высоцкому?

Б. Г. : Уважаю его дар, но меня тяготит безысходность, встроенная в
сам лад русской песни: "… И ни церковь, ни кабак – ничего не свято! Нет,
ребята, все не так…" – сильно сказано, но меня не устраивает такой
подход к жизни. "Так" никогда не будет, пока в это не подрубишься. Он,
как магнитом, собрал в себе все, что есть тяжелого, и, естественно, не
вынес такого груза.

1985г.
 
 

 
1997 г.