Андрей Шапхаев,
18-06-2011 11:36
(ссылка)
Чем отличаются Хаб, Свитч и Роутер
Когда мы намереваемся создать домашнюю сеть или подключить несколько компьютеров к интернету, то частенько забываем о многочисленных устройствах, призванных помочь в нашем деле. Среди великого числа подобных девайсов мы выбрали наиболее полезные для домашнего использования: хаб, свитч и роутер.
Для объединения нескольких компьютеров в одну локальную сеть можно использовать хабы и свитчи. Рассмотрим, чем же отличаются друг от друга данные устройства.
Что такое Хаб?
Хаб - от английского (центр деятельности), сетевой концентратор, который позволяет объединить компьютеры в простую сеть. В хабе имеется определенное количество разъемов (портов), к которым подключаются все ПК сети. Обычно для этого используется кабель витая пара, обжатая определенным образом. На рисунке ниже мы изобразили схему с 6-портовым сетевым концентратором (Hub), к которому подключены три компьютера.
Попробуем разобраться в принципе работы сетевого концентратора. Когда какой-либо из компьютеров в сети с хабом пытается <пообщаться> с другим компьютером, он посылает сетевому концентратору определенный сигнал с данными, именуемый пакетом. Возьмем в качестве примера представленную выше схему с тремя компьютерами, пусть это будут ПК1 и ПК3. Хаб, в свою очередь, размножает пакет от ПК1, передавая его всем остальным компьютерам локальной сети, т.е. ПК2 и ПК3. Когда сигнал доходит до ПК3, которому он был предназначен, тот посылает ответ сетевому концентратору. Этот ответ хаб опять же транслирует всем компьютерам сети, пока пакет от ПК3 не дойдет до компьютера-отправителя, т.е. ПК 1.
Примерно так выглядит схема взаимодействия компьютеров в локальной сети с хабом. И в этом основной минус таких сетей - слишком много данных передается туда-сюда, хаб вынужден постоянно отправлять пакеты всем компьютерам сети, даже если нам был нужен только один определенный компьютер. А компьютеры, в свою очередь, вынуждены получать совершенно не нужные им пакеты. Поэтому в настоящее время сетевые концентраторы практически не используются. На их место пришли более умные устройства - сетевые коммутаторы, именуемые в народе просто <свитчи>.
Что такое Свитч?
Свитч - от английского (переключатель), сетевой коммутатор. Как и хаб, свитч предназначен для объединения множества компьютеров в одну локальную сеть. Подобный пример иллюстрирует схема ниже. Она ничем не отличается от предыдущей, за исключением того, что вместо хаба наши компьютеры подключены уже к сетевому коммутатору.
Хотя на первый взгляд может показаться, что свитч очень похож на сетевой концентратор, он принципиально отличается от своего предшественника способом передачи данных между компьютерами. Получив пакет от одного компьютера, сетевой коммутатор не передает его без разбору всем остальным ПК в сети, а направляет по адресу - именно тому компьютеру, с которым необходимо установить контакт. Например, когда ПК1 отправляет пакет ПК3, свитч передает его именно этому компьютеру, не нервируя лишними данными ПК2. Ответ от ПК3 свитч также транслирует исключительно отправителю, т.е. ПК1.
Таким образом, информация в сети со свитчем передается и получается адресно. Проще говоря, два компьютера общаются между собой практически напрямую посредством сетевого коммутатора. В сети с хабом <разговор> этих двух ПК <услышали> бы все остальные компьютеры.
Теперь, надеемся, вы поняли, чем отличается сетевой концентратор от сетевого коммутатора. Но данные устройства используются лишь для объединения компьютеров в сеть. А как быть, если всем этим компьютерам требуется предоставить выход в интернет? Тут на сцену выходит роутер.
Что такое Роутер?
Роутер - от английского , маршрутизатор, который умеет передавать данные между различными сетями, например сетью вашего интернет провайдера и вашей домашней локальной сетью. Маршрутизатор также имеет разъемы для подключения к нему посредством кабеля других устройств, например компьютеров, модемов или сетевого коммутатора. Как вы, наверное, уже догадались, эти разъемы именуются портами.
Роутер является связующим звеном между двумя различными сетями и передает данные, основываясь на определенном маршруте, указанном в его таблице маршрутизации. Эти таблицы позволяют роутеру определить, куда следует направлять пакеты.
Для большей ясности разберем простой пример. Представьте, что одному из компьютеров домашней сети, например ПК1, потребовалось выйти в интернет. ПК1 может быть подключен к маршрутизатору напрямую либо через свитч. В любом случае, пакет от ПК1 дойдет до роутера, а тот уже отправит его в глобальную паутину. Ответ из интернета роутер передаст ПК1 напрямую либо через свитч. В результате этого нехитрого действа, мы сможем просматривать сайты, скачивать программы, общаться в чатах и пользоваться другими сервисами глобальной сети.
Схематичное изображение двух вариантов подключения домашних компьютеров к интернету через роутер вы можете увидеть ниже.
Подключение к интернету: роутер, свитч и домашние компьютеры
Подключение к интернету: роутер и домашние компьютеры
Поскольку количество компьютеров дома обычно невелико, то можно обойтись без сетевого коммутатора. Благо, большинство роутеров позволяют одновременно подключить 4, а то и 8 компьютеров к интернету. Чем больше портов у роутера, тем он дороже. Маршрутизатор может иметь дополнительные функции, например межсетевого экрана, настройки шифрования трафика в беспроводных сетях и т.п.
В компьютерных магазинах вы можете найти ADSL-роутеры, Wi-Fi роутеры и множество других моделей. ADSL-роутер подходит для подключения нескольких компьютеров к глобальной сети.
Wi-Fi роутер прекрасно впишется в вашу домашнюю сеть, если у вас кабельный интернет. При этом кабель от интернета подключается к роутеру, а домашние компьютеры смогут получать интернет уже по беспроводной сети
Выпускаются и ADSL роутеры с поддержкой беспроводных сетей. Это означает, что кабель от телефонной розетки подключается к маршрутизатору, а он уже <раздает> интернет вашим домашним компьютерам посредством технологии Wi-Fi.
Общее подключение к интернету через роутер имеет ряд неоспоримых преимуществ:
* Нет необходимости дополнительно настраивать компьютеры и программы.
* Нет необходимости постоянно держать включенным главный компьютер, через который другие ПК сети получают интернет.
* Роутер потребляет меньше электроэнергии по сравнению с обычным ПК и его труднее взломать при грамотной настройке.
* В случае с Wi-Fi роутером вы сможете работать в интернете с любого места вашей квартиры и наконец-таки избавитесь от кучи проводов.
Подводя итоги, определимся, какое же оборудование следует приобретать для домашних сетей. Если вы просто хотите объединить несколько компьютеров в одну локальную сеть, вам понадобится сетевой коммутатор (свитч). Если вы хотите подключить все домашние компьютеры к интернету, то задумайтесь о приобретении роутера, имеющего несколько портов для подключения к ним ваших ПК. При этом свитч будет уже не нужен. Если же у вас компьютеры с беспроводными адаптерами или ноутбуки со встроенной поддержкой Wi-Fi, ваш выбор - Wi-Fi маршрутизатор.
Вернуться к Путеводителю Компьютеры
Метки: компьютеры
Андрей Шапхаев,
01-05-2011 21:39
(ссылка)
О мифах и реальности. Глава 15. Ставка на лидера
Крон решил отправиться на север и посетить народы, ведомые Прометеем. На огромных просторах Гипербореи он обнаружил многочисленные племена, которые вели свой род от Славена, сына Скифа, внука Колоксая, правнука Таргитая. А Таргитай, ученик Прометея, также как и Адам, был одним из первых людей. И по праву скифы считали его Первым Человеком, а скифов боялись даже греки, приписывая им мифические качества и описывая их как кентавров - коней с торсом человека, которые быстро скачут и метко стреляют из лука. Давно уже отгремели войны, которые вели скифы, потрясая древний мир. Да и скифы давно уже распались на мелкие царства, а те в свою очередь растворились среди новых народов, одним из которых стали славяне. В отличие от горячих жителей юга, мудрых жителей востока, они были открыты душой, крепки в плечах, но в целом беспечны как дети. Да они и были в общем-то дети, которые между собой дрались ожесточеннее чем с чужаками. Но так было везде. Правда западнее славянских земель люди были еще злее. Да и не мудрено. Вся Европа, особенно северные земли, были либо большим болотом, либо дремучими непроходимыми лесами, где условия жизни весьма и весьма суровее в отличие от просторов славянских земель. Скудость пищи, ядовитые испарения гнилых болот, тусклое солнце, скрытое низкими тучами или кронами могучих деревьев. В отличие от славян, которые жили открыто, эти были как волчата, готовые за кусок мяса порвать глотку кому угодно. Побывал Крон и на памятном Боргильдовом поле, от которого практически ничего не осталось, все заросло могучими дубами. Старых богов уже никто не помнил. Хоть верховного бога и называли Одином, но это уже был другой бог, в котором четко просматривались черты Зевса. Нынешний Один проводил все время на охоте или в пирах, которые устраивал на Валгалле, а верные Валькирии доставляли к нему лучших воинов.
Молодые Боги к тому времени несколько остепенились. Ничегонеделание тоже наскучит рано или поздно. После гибели Атлантиды в страшном взрыве вулкана Стронгила и гибели Минойской цивилизации, они перебрались на материк. По всей Греции возводились храмы богам Олимпа, один краше другого. Сами боги учили людей строительству, искусству и культуре. Греция начала расцветать.
На Апеннинском полуострове, который Арес, сын Зевса, взял под личный присмотр, два брата решили заложить новый город. Правда, пока выбирали место для строительства, один брат убил другого, но все же вокруг Палатинского холма плугом была проведена первая борозда. Город назвали Римом, в честь его основателя. Рим рос как на дрожжах, так как принимал всех подряд, лихих людей и беглых рабов, свободных людей и преступников. Когда в городе не стало хватать женщин, они решили вопрос просто. Каждый год в городе проводились спортивные игры, на которые с соседних земель съезжались зрители. В один прекрасный момент, когда среди зрителей оказалось много женщин, римляне убили мужчин, а женщин разобрали себе в жены. Когда под стенами города появилось войско в отместку за гибель своих родственников и соплеменников и разгорелась битва неожиданно распахнулись ворота города и из него вышла целая процессия женщин, захваченных римлянами, они несли на руках своих новорожденных детей. Страшная сеча остановилась. Так женщины примирили своих родственников и соплеменников со своими мужьями. Мир был заключен. Ромул помимо своей власти создал совет старейшин, куда входили представители разных племен и сословий, составлявших население города, впоследствии он стал называться сенатом. Ромул правил долго. О его смерти ходят противоречивые слухи, но официальной версией стал миф о том, что его в страшном вихре боги забрали живым на небо. Вполне возможно, что это Арес забрал его к себе. После него Рим стал республикой и управлялся не царем, а сенатом. И скорее всего к Риму большое отношение имели боги Олимпа.
Пока Рим набирал силу, рядом по соседству вступила в свой Золотой век Греция. Искусство, просвещение и науки были там на небывалой высоте. Храмам Древней Греции люди поражаются и по сей день. Когда уровень развития превзошел все планки, было решено весь мир, тогда еще очень маленький, подвести под этот единый стандарт. Молодой царь Александр в кратчайшее время создал огромную империю, покорив больше половины античного мира. Но, что самое интересное, вся сила была брошена на восток. Как будто запад был для него под запретом, ведь там набирал силу молодой Рим, любимые дети Ареса. Точнее Марса, как звали его римляне. И на востоке Александр дошел до реки Инд, вступив во владения восточных титанов. Может он прошел бы и дальше, но внезапная болезнь подкосила завоевателя. Молодые Боги сделали ставку на героя и получили обширные земли, но Александр Великий умер, и его империя тут же рассыпалась как карточный домик, а его сподвижники растащили ее на куски. Да, можно сказать, что это был первый опыт, эксперимент, который показал, что с наскока торопливо дела не делаются. Тут нужна система, основательная, капитальная, которая сама, пусть и не в одночасье, но будет подчинять себе все и вся. И сердцем этой системы стал Рим с его республикой - прогрессивной, на тот момент, системой правления. Под его влиянием к тому времени находился весь полуостров, похожий на сапог с длинным каблуком. Разные народы, разные боги. Так боги Олимпа стали римскими богами, сменив имена. Время от времени что-то да надо в жизни менять.
На смену фаланге Александра Македонского, пусть и хорошо обученной, пришла военная машина Рима, которая устояла в войне с не менее сильной военной машиной Карфагена. Это было одно из очередных развлечений Молодых богов. Победит сильнейший! Две могучих державы сошлись не на жизнь, а на смерть. Рим победил. Пусть не так быстро как Александр, но он планомерно и неотвратимо побеждал и захватывал новые земли и новые народы. Помимо военной машины это была в целом машина государственности. Мало завоевать земли, их надо еще и удержать. А это римляне умели делать. В основе своей скопировав греческую культуру, римляне практически все систематизировали, образование, науку, искусство, медицину, строительство, военное дело и многое-многое другое. Чувствовалась рука опытного кукловода, коими стали бывшие боги Олимпа. Да, варвары могли победить в одном или нескольких сражениях, но выиграть войну в целом они не могли. Это как если сравнивать кружок художественной самодеятельности с профессиональной индустрией шоу-бизнеса. И вот уже через семьсот с лишним лет после проведения первой борозды, которая обозначала границу города, Рим становится империей, поглотивший Грецию, Египет, Ближний восток, Европу, вплоть до далеких северных островов, зовущихся ныне Британскими.
Да, культура, образование, медицина, инженерное дело, науки это хорошо. Но, как и предполагал Крон, множество богов делало эту цивилизацию кустарником со множеством стволов, ни один из которых не мог пробиться не то, что за облака, но и существенно подняться над землей. Да, в их государственном правлении и остальных аспектах жизни было много хорошего и полезного, но в целом это была тупиковая ветвь развития. Дальнейшая история полностью подтвердила теорию Древнего Бога. Рим в конце концов просто выродился, окончательно утонув в роскоши и разврате. Изнеженные римляне уже не служили в армии, они просто требовали хлеба и зрелищ, превращаясь в двуногих скотов. Когда человек перестает к чему стремиться, тогда наступает старость. А в пределах страны это еще пагубнее. Но с той мощью, которую набрал Рим, старость была бы долгой, превращаясь в тормоз прогресса.
Вернуться к Путеводителю - О мифах и реальности
Далее Глава 16. Христианство
Назад Глава 14. Буддизм
Метки: О мифах и реальности
Андрей Шапхаев,
03-01-2011 07:20
(ссылка)
Рассказ. То, что было не со мной, помню. Часть-6
Расположение полка было похоже на разворошенный муравейник. Рота под командой сержантов уже начинала строиться на плацу. Подходили офицеры роты. Суеты и волнения не было. Последнее время командир полка майор Никитин практиковал внезапные тревоги. Да оно и понятно. Сколь бы я не хорохорился, а обстановка на границе была сложной. С одной стороны приказы не поддаваться на провокации, у нас с Германией пакт о ненападении заключен, но с другой стороны, со слов погранцов, уж больно громко ревут танковые моторы за Бугом. Мы находимся не далеко от границы, всего километров двадцать. Нашу дивизию сюда перебросили недавно, каких-то три с лишним месяца. До этого мы стояли в районе Березы-Картузской. В дивизию я попал летом прошлого года сразу после училища. Дивизия тогда была переведена из Эстонии в Западный особый военный округ, а перед этим успела повоевать с финнами. За проявленный героизм и мужество много командиров и красноармейцев были награждены орденами и медалями. Мой родной четыреста пятьдесят девятый полк расположился в маленьком городишке Жабинка между Брестом и Кобрином. Служба шла своим чередом, с начальством отношения установились хорошие. Многие офицеры успели повоевать с белофиннами, поэтому нос не задирали, а как-то по-отечески отнеслись к молодому лейтенанту, только что закончившему училище. Они были моими наставниками. Моим заместителем был старшина Ляш, за мужество награжденный медалью "За отвагу". Взвод он держал строго и крепко.
Возле комбата собрались командиры рот и взводов. В целом никто не мог толком понять что происходит, но полку было необходимо выдвинуться в район развертывания. Мы сверили часы, было два часа ночи. Через пару часов рассвет, ведь сегодня, уже сегодня, был самый длинный день в году - двадцать второе июня.
В предрассветных сумерках наша полковая колонна выдвигалась из городка на запад. Следом за нами потянулись артиллеристы.
Пить. Очень хочется пить. Такое ощущение, что высохшие губы вот-вот треснут. Язык распух и стал шершавым как у кота.
- Пииить. - Интересно, кто это стонет?
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! - чей это голос и почему он так далеко? Надо лечь поудобнее, рука совсем затекла, как палка, даже не шевелится. Не буду, вдруг разбужу Анюту. Стоп, но ведь меня уже будил вестовой, кажется Васильев. Почему так гудит голова, мысли словно родниковая вода просачиваются сквозь пальцы и никак не могут собраться. Вода, какая вкусная вода, холодная родниковая, аж зубы ломит. Я пью ее жадно, большими глотками, но жажда только усиливается, а губы все равно остаются сухими.
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! Слава богу жив! Вот, попейте, - рядом что-то булькнуло, губ коснулся металл и по губам потекла слабая струйка теплой, пахнущей воды. Я пью, кажется каждой клеткой своего тела впитываю влагу. Перед глазами звезды, такие яркие и близкие. Вот снова они выстраиваются в хоровод и начинают кружиться под звуки вальса, а потом из ниоткуда приходит туча и снова все погружается во мрак.
Перейти к части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
Возле комбата собрались командиры рот и взводов. В целом никто не мог толком понять что происходит, но полку было необходимо выдвинуться в район развертывания. Мы сверили часы, было два часа ночи. Через пару часов рассвет, ведь сегодня, уже сегодня, был самый длинный день в году - двадцать второе июня.
В предрассветных сумерках наша полковая колонна выдвигалась из городка на запад. Следом за нами потянулись артиллеристы.
Пить. Очень хочется пить. Такое ощущение, что высохшие губы вот-вот треснут. Язык распух и стал шершавым как у кота.
- Пииить. - Интересно, кто это стонет?
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! - чей это голос и почему он так далеко? Надо лечь поудобнее, рука совсем затекла, как палка, даже не шевелится. Не буду, вдруг разбужу Анюту. Стоп, но ведь меня уже будил вестовой, кажется Васильев. Почему так гудит голова, мысли словно родниковая вода просачиваются сквозь пальцы и никак не могут собраться. Вода, какая вкусная вода, холодная родниковая, аж зубы ломит. Я пью ее жадно, большими глотками, но жажда только усиливается, а губы все равно остаются сухими.
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! Слава богу жив! Вот, попейте, - рядом что-то булькнуло, губ коснулся металл и по губам потекла слабая струйка теплой, пахнущей воды. Я пью, кажется каждой клеткой своего тела впитываю влагу. Перед глазами звезды, такие яркие и близкие. Вот снова они выстраиваются в хоровод и начинают кружиться под звуки вальса, а потом из ниоткуда приходит туча и снова все погружается во мрак.
Перейти к части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
Андрей Шапхаев,
26-04-2011 17:40
(ссылка)
Танк Тигр. Часть 2 - Боевое применение
И.Кошкин, январь 2002 г.
(Бронесайт Василия Чобитка, раздел Юмор)
Первые четыре Тигра были произведены к 18 августа 1942 г. Гитлер немедленно вознамерился отправить их куда-нибудь повоевать. До Сталинграда везти было долго, в Африке Роммель гонял англичан полотенцем, поэтому решено было отправить танки под Ленинград.
- Представляете, - хихикал фюрер. - Сидят русские, а тут - РАЗ!!!
Танкисты имели свое мнение, но высказал его только Гудериан:
- Но мой фюрер, во-первых, там у русских болота...
- Ну и что?
- Э-э-э, как бы так сказать... Танк - он очень тяжелый. Соответственно, если он поедет по болоту, то может застрять.
- Но русские же ездят!
- Русские - дети природы! Они едят мох, спят под открытым небом, знают все тропинки и перетаскивают свои танки на руках. И потом, не лучше ли немного подождать два месяца и РРРАЗЗЗ - въехать на ста Тиграх в Москву?
Фюрер демонстративно съел небольшой палас и Гудериан признал свою неправоту. Четыре тигра были отправлены под Ленинград. Тигры, в принципе, были неглупыми зверьками, поэтому уже в первой атаке у двух из них резко сломались коробки передач, а у третьего загорелся двигатель. Танки отбуксировали в тыл, после чего специально приехавашие сотрудники гестапо показали им фотографии работы пресса для переработки металлолома на заводе Круппа. Тигры судорожно сглотнули и сказали, что выводы сделали.
Следующее наступление было через две недели. Тигров передали 170 пехотной дивизии. Командир дивизии долго чесал в затылке, раздумывая, что ему делать с четырьмя слониками. Тигры, перед внутренними взорами которых стояла картина работающего пресса, всем видом своим выражали непреклонную решимость давить и сокрушать.
- Dingsda какая-то, - сказал он наконец. - Ладно, езжайте вон по той дорожке. Что найдете - можете давить. Наших там вроде нет. Если въедете в Петербург, позвоните мне.
- А пехота? - робко спросил один из Тигров
- Какая пехота? Вы о чем? - неубедительно возмутился командир дивизии.
- Да мы так, ни о чем, - сникли Тигры и, подбадривая друг друга поехали по узенькой дорожке посреди болота.
В тот день голодные русские артиллеристы были особенно злы - махорку на позиции не доставляли уже неделю. Когда командир противотанковой батареи увидел двигающиеся по дороге четыре огромных танка, он не стал, как ожидалось, бегать кругами и кричать: "Мы сдаемся! Щас только комиссаров перестреляем!" Вместо этого он выплюнул козью ногу, в которую вместо махорки заворачивался ягель пополам с соломой и со словами: "Все, казззлы, вы докукарекались" лично встал к панораме. Первый Тигр русские просто подбили. Три остальных не были готовы такому повороту событий и запаниковали. Поскольку русские продолжали стрелять они быстренько сломались и притворились мертвыми. Ночью их вытащили на буксире. С оставшегося мертвого Тигра русские разведчики свинтили на сувениры все, что могли. Сувениры отобрали в особом отделе и отправили для дальнейшего изучения. Чуть позже, число Тигров под Ленинградом довели до семи. В ответ русские убили пять из них, хотя сами немцы утверждают, что три Тигра покончили с собой исключительно из презрения к русским. Убив первого Тигра советские солдаты долго ходили вокруг и чесали в затылке, пока кто-то не предложил отправить тушку товарищу Сталину.
Ознакомившись с Тигром товарищ Сталин разгрыз трубку и вызвал из Танкограда конструктора Котина.
- Таварыщ Котын, чито ви на это скажэтэ?
- ... твою мать, сказал, - интеллигентнейший Жозеф Яковлевич.
- Будэм счытат, чито ви сказали это про Адолфа Гитлэра, - мудро улыбнулся Вождь.
Котин облазал танк от гусениц до дульного тормоза и хмуро вытянулся перед Сталиным.
- В общем, товарищ Сталин, одно из двух - либо это мутант, либо...
- Что "либо"? - мягко подбодрил конструктора товарищ Сталин
- Либо - полный звиздец, - твердо сказал Котин, прекрасно знавший, что до конца войны его точно не расстреляют.
- Как гаварыл таварыщ Лэнын, нэт такого звыздеца, каторый нэ пэрэзвыздэлы бы балшэвыкы.
- Будем стараться, товарищ Сталин, - вытянулся конструктор.
- Конечно будете, - совершенно без акцента сказал Вождь и Котин понял, что шутки кончились.
Тем временем, неотвратимо надвигалось лето. Немецкое командование готовилось внезапно срезать Курский выступ. Советское командование готовилось внезапно этому помешать. В полной тайне немцы сосредотачивали огромные силы о оснований выступа. Русские старательно делали вид, что ничего об этом не знают, а траншеи копают просто так, от нечего делать. Стаи тридцатьчетверок ползли по ночам к линии фронта, отлеживаясь днем в оврагах. Те, что попадались на глаза немецкой воздушной разведке принимали самый беззаботный вид, резвились, гонялись друг за другом и старались выглядить как можно более ничего не подозревающими.
К началу Орловско-Курской операции, которую немецкое командование, уже имевшее представление об уровне осведомленности противника, с мрачным юмором обозвало "Цитадель", на Курскую Дугу сползлось 146 тигров. Ночью 5-го июля командование Центрального и Воронежского фронтов приказало немного пострелять по позициям немецких войск - просто чтобы намекнуть, что все готовы и можно начинать. Немцы, почему-то, начали с некоторым опозданием. Немецкие танки поехали на советские позиции. В первых рядах ползли Тигры, необычайно гордые оказанной им честью. Первое время почетная задача убоя немецких бронированных зверьков была возложена на противотанковую артиллерию и пехоту. Несмотря на потери, артиллерия и пехота с задачей более-менеее справлялись. Коварные советские артиллеристы, зная, что броня Тигров непробиваема, наловчились отстреливать бедным зверькам все, что выступает за пределы броневого корпуса - от орудий до многострадальных катков. Кроме того, русские применяли гнусную и развратную тактику "заигрывающих орудий". Для этого несколько пушек маячили на холмах и, завидев Тигров, начинали разнузданно подмигивать им панорамой, зазывно отставлять станину и вообще привлекать внимание. Когда же доверчивые немецкие танки бросались навстречу, из кустов вываливала целая орава противотанковых пушек и с криком: "А кто тут к честным женщинам лезет!" устраивала безобразную драку.
Русская пехота, в основном, хитрым образом маневрировала вокруг танков, то прячась, то вновь являясь и ловя момент, чтобы положить на крышку моторного отделения связку гранат или бутылку с бензином.
Необычайные трудности доставляло немцам так называемое нахальное минирование. В самый разгар наступления перед идущими в атаку немецкими танками вдруг останавливался потрепаный русский грузовик, и несколько небритых личностей предосудительного вида начинали деловито закапывать что-то в землю прямо на дороге.
- Эй, эй, что это вы там делаете, - возмущенно кричал головной Тигр
- НЕ видишь что ли - дорожные работы проводим, - нагло отвечал старший русский, продолжая копать аккуратные ямки.
- А что вы тогда в землю закапываете?
- Не знаю. Нам приказали - мы закапываем.
- Это возмутительно! Мы, между прочим, здесь наступаем! У нас график! Мы должны в 12:30 выйти к поселку, как это он называется... "Горьелое".
- А у нас план. До 12:15 выкопать сорок ямок.
- Мы будем жаловаться! Кто у вас командир?
- Военная тайна, - ехидно отвечали русские саперы.
- Ну ладно, мужики, давайте по-хорошему. Тут объезд есть?
- Есть конечно. Вон по той балочке, - как-то слишком быстро соглашался русский.
Тигры уезжали в указанном направлении только для того, чтобы вернуться через полчаса:
- Мужики вы что? Так же нельзя! Там мины какие-то! Дитрих, вон, подорвался!
- Ох, мужики, простите, - на глаза русского сапера наворачивались кристалльно чистые слезы раскаяния. - Опять у нас что-то напороли. В любом случае, мы тут закончили, так что можете смело ехать.
- Ни пуха ни пера! - кричали русские саперы, садясь в грузовик.
- К черту! - дружно отвечали Тигры
- К нему, к нему, родимому, - бормотали русские, сворачивая за ближайший холмик.
Тем не менее, настал момент, когда в наступление пришлось идти советским танкистам, и тут Тигры, наконец, развернулся. Типичный танковый бой между тридцатьчетверками и Тиграми проходил так.
- Что-то как-то тихо, - озабочено говорил советский командир.
- БАММММ!!!!
- У-у-у, твою мать, - говорили советские танкисты, выбираясь из разбитого танка.
- У-у-у-у-у, мать твою, - говорили уцелевшие тридцатьчетверки, прячась кто где.
Тигры на горизонте довольно ухмылялись. Довольно быстро выяснилось, что могучие танковые атаки, которые и раньше-то удавались с большим трудом, теперь стали совсем невозможны. Особенно наших танкистов возмущало то, что Тигр не пробивается не только в лоб, но и в борт.
- Это, в конце конwов, нечестно, - кричали они Тиграм. - Куда же вас тогда подбивать?
- А никуда, - издевательски смеялись Тигры. - Мы вас сами всех подобьем.
Нашим оставалось только скрежетать зубами.
Когда Жуков положил перед товарищем Сталиным доклад о рузльтатах Курской битвы, товарищ Сталин едва не проглотил трубку:
- Таварыщ Жюков, ви, канэчна, каммуныст, но бога-то пабойтэс! Какие шестсот падбытых тыгров?
- Ну, конечно, тут мы немного преувеличили... - вздохнул Жуков. - Восемьдесят штук мы подбили.
- А нашых сколко падбылы?
- Бить не будете?
- Не буду, - сказал вождь без акцента и Жуков молча положил перед ним другой листок.
- Мда-а-а, - крякнул вождь, трамбуя табак в трубке. - Чем вы это объясните, товарищ Ротмистров?
- Ну так, мы это, того, а они, это, того... - ответил бравый танкист.
- У них танки помощнее, - перевел Жуков.
- Насколько я слышал, танки с танками не воюют! - наставительно поднял палец Сталин.
- Оно, конечно, так, но иногда и этак! - возразил Ротмистров.
- По-всякому бывает, - перевел Жуков. - И вот когда это "по-всякому" все-таки случается...
- Знаете, товарищи, - задумчиво начал Сталин, - когда товарищ Сталин был в Туруханской ссылке, ходили он как-то на медведя...
Жуков и Ротмистров скептически переглянулись
- А чтобы вы знали, товарищи, - продолжал Сталин, делая вид, что ничего не замечает, - самое трудное при этом - выманить медведя из берлоги. Пока он в берлоге - хрен его достанешь... А вот если выманишь... В общем, товарищи, гибче надо. Выманивать фашистского зверя из его логова, а еще лучше - заманивать в наше! Понятно?
- Так точно!
Собственно, в частях уже давно пришли к тем же выводам. Драки с Тиграми стенка на стенку быстро стали непопулярны, вместо этого в ход пошли всевозможные азиатские хитрости. К примеру, под Харьковом танкисты 1-го мехкорпуса применили следующий тактический прием:Тигр (читает из разговорника): Полье чистое! Ташь не ташь мне поетинщика? Вихоти тесять русски танк на честный бой, на поб.. поб... побраночку!
Т-70 (из кустов): Бже ж мой, шо ви такое говорите? Шоби ви знали, танки с танками не воюют. Танки воюют с пехотой, я извиняюсь. А ви што-то все время к нам лезете... Ви што, танкосексуалист?
Естественно, от таких оскорблений у тигра срывало башню и он рвался в кусты, чтобы разобраться с ругателем... И расставался с башней уже по-настоящему. В другом месте в течении недели по передовой демонстративно очень быстро ездил Т-34 с надписью: "Танк Героя Советского Союза, дважды еврея Советского Союза Моисея Абрамовича Финкельштейна. Все фашисты, извиняюсь, педерасты". Несмотря на то, что надпись была полность лжива (командира танка на самом деле звали Евгений Соломонович Рабинович, он был обычным евреем и ГСС на тот момент еще не стал, да и фашисты далеко не все были педерастами), отважному танкисту удалось выманить на минное поле двух Тигров. Интересный прием применил один раз танкист Петр Героев. Оказавшись, случайно, один на один с Тигром, он принялся очень быстро ездить вокруг него. Тигр стал, соответственно, крутить башней, пытаясь достать нахала. Все быстрее мчался танк Петра Героева, все быстрее крутилась башня Тигра. Потом она внезапно остановилась, из нее вылез командир Тигра, встал на четвереньки, после чего его бурно стошнило. Остальных, как позже выяснилось, стошнило прямо в танке. Однако наиболее результативным считается непрямой разгром батальона Тигра под Фастовом. Батальон был переброшен к фронту для ликвидации прорыва. Не доезжая до линии фронта Тигры увидели разбитую немецкую колонну. Посередине разгрома высился вбитый в землю столб, на котором белела записка: "Прорвали линию фронта, теперь мочим вас, козлов, в сортире. Если не слабо - ждем вас на высоте 235.7. Двести русских танков". Проехав двадцать километров, и бросив по дороге две неисправных машины, Тигры нашли на высоте 235.7 раздавленную немецкую бтарею и новую записку: "Ждали вас, ждали, задолбало. мы теперь в деревне Убитое. Будем ждать вас там, если успеете. Двести русских танков" проехав сорок километров, и потеряв еще четыре танка, Тигры приехали в деревню Убитое. В деревне они нашли только немецкий автопарк, распаханый гусеницами и третью записку: "Ну вы и сыкуны! два часа вас ждали, задолбались! Короче, ждем вас прямо в Фастове, если уж и туда не поспеете, то козлы вы все и слабаки". Напрягая силы, Тигры на последних каплях бензина доползли до Фастова, оставив на обочинах еще шесть поврежденных машин, где и нашли последнюю записку: "Гы-ы-ы, круто мы вас накололи? Красная армия уже на сто километров продвинулась, а нас самих было не двести, а только сто!" Оставшиеся тигры покончили с собой от позора и огорчения.
Тем не менее, Тигры были чрезвычайно опасным противником, но, к счастью, они все же имели одно слабое место. Этим местом была их ходовая часть... Не счесть эпитетов, которыми озверевшие немецкие механики наградили инженера Книпкампа, меняя катки на чудовищной махине. Поскольку на замену одного катка из внутреннего ряда уходило до суток, многие не выдерживали, пускали пену изо рта и бросались на Тигра с ломом, колотя ни в чем неповинную машину по чем придется. Известно, что танкисты, воевавшие на Тигре до самой смерти не могли не только есть с тарелок, но и видеть их. Вид стопкм тарелок могла довести до инфаркта закаленного вояку, прошедшего русскую кампанию и лагеря для военнопленных. Чудовищная по размерам и жестокости драка между офицерами Люфтваффе и Панцерваффе, произошедшая в мае 1944 г. в баре Drei Ferkels und Sieben Gnomen Bar в Берлине, драка, из-за которой на три месяца вышел из строя состав двух гешвадеров и одного шверепанцерабтелунга, произошла из-за, казалось бы, совершенно невинной шутки. Пивший вместе с летчиками штандртенфюрер СС послал от их имени за стол танкистам горку тарелок, сложенных в шахмтном порядке... (Проведенное расследование так и не установило личность штандартенфюрера. Офицеры Люфтваффе в больнице вспоминали, что звали его Отто, Отто фон..., дальше вспомнить не могли. Впрочем, все сходились на том, что он им кого-то напоминал). В результате танкистов и летчиков разнимали при помощи пожарных брандсбойтов, причем дерущиеся даже не заметили произошедшего налета тысячи американских бомбардировщиков.
Зато, следует признать, Тигр был очень просто в управлении. Управлять им мог любой член экипажа, и, вообще, должность механика-водителя Тигра считалась в Панцерваффе чем-то непрестижным. Командиры, желая пристыдить своих нерадивых водителей говорили: "Ну ты спаожник! Тебе только Тигром управлять". Кроме того, Тигр имел очень мощное вооружение, что позволяло отдельным немецким танкистам набирать невообразимые личные счета. Так, к примеру, однажды шесть Тигров 101 тяжелого танкового батальона под командой оберштурмфюрера СС Михаэля Виттмана за полдня уничтожили триста советских танков, что примерно в два раза превышало наличный танковый парк Красной Армии на этом участке фронта. Не удовлетворившись этим, на следующий день они уничтожии еще двести советских танков, и только внезапная атака уже тысячи советских танков заставила героев отступить.
Однако, союзники не желали понимать, что они должны по определению проигрывать таким замечательным и грозным машинам, и продолжали наступать и даже иногда уничтожать Тигры. К 1 марта 1945 г. из 1200 произведенных Тигров в живых осталось только 185. Оставшиеся в живых после капитуляции были забиты согласно ее условиям.
Остается отметить интересное явление имевшее место в Советском Союзе. Легенда о непобедимом и непробиваемом немецком Танке настолько укоренилась среди советских танков, что несколько Т-44 даже создали Клуб Исторической Реконструкции, посвященный исключительно Тигру. Они переодевались в Тигров, красили себя в немецкую окраску, наносили немецкие опознавательные знаки (надо признать, довольно неумело) и устраивали реконструкции сражений с участием Тигров. Кончилось тем, что после демобилизации они были приглашены на Мосфильм и приняли участие в съемках многих исторических фильмов, как у нас в стране, так и за рубежом.
Вернуться к Путеводителю...
Метки: про войну
Андрей Шапхаев,
26-04-2011 16:52
(ссылка)
Танк Тигр. Часть 1 - История создания
И.Кошкин, январь 2002 г.
(Бронесат Василия Чобитка, раздел Юмор)
История танка Тигр началась много сотен тысяч лет назад, когда несколько видов крупных кошачьих решили отказаться от выходящих из моды и не отвечающих современным условиям длинных саблевидных клыков, приобрести хвосты и начать применять новые схемы камуфляжа. Несмотря на насмешки своих надменных саблезубых сородичей, они терпеливо отращивали длинные хвосты и тщательно исследовали различные типы маскирующей окраски. После нескольких десятков тысяч лет напряженного труда первый тигр, наконец, поточил когти о пальму и до тридцатых годов двадцатого века все более-менее устаканилось.
Тем временем к власти в Германии пришел А. А. Шикльгрубер, в просторечии именуемый Гитлером. И не прозлодействовав и пяти лет начал реализовывать свои военномегаломаньяческие фантазии. Не осталось в стороне и панцерваффе. Первые немецкие танки, конечно, не были педальными, как утверждают некоторые недобросовестные исследователи, но, тем не менее, танками их называли только откровенно пристрастные люди. Фюреру хотелось чего-то большего... В конце января 1937 г. Фирма Хеншель получила заказ на проектирование некоего агрегата, стыдливо названного "боевой машиной". Первый изготовленный образец танком не являлся и вообще собирался из двух частей на болтах. Ходовая часть его была совершенно нормальной и ничто не предвещало того ужаса, который предстояло испытать тысячам немецких техников в 43-45 гг. В то время в Германии не применялись прогрессивные советские методы управления конструкторским процессом, заключавшиеся в помещении целых коллективов в особые, наглухо закрытые помещения, где им создавались все условия для продуктивной работы, поэтому когда представители Панцерваффе прибыли смотреть опытный танк, им быстренько показали нечто без башни, нагруженное рельсами.
- А где танк? - спросили танкисты.
- А вот, - ответили конструкторы.
- Это???
- Ну, собственно, это еще не танк. Это первый концептуально-экспериментальный прототип опытной машины.
- А сразу опытную машину нельзя было сделать?
- Ну-у-у, в таком деле спешка ни к чему. К тому же мы опробовали на нем некоторые интересные идеи.
Тогда один из офицеров панцерваффе сказал, что у него есть знакомые, которые работают в гестапо, поэтому если это бодяга будет продолжаться, то на конструкторах тоже будут опробованы некоторые интересные идеи, касающиеся болевых порогов, пределов прочности суставов и сочленений и анатомии вообще. Не прошло и года, как конструкторы представили второй прототип. Чтобы избежать наездов со стороны танкистов и гестапо, на него быстренько воткунули башню от PzKpfw IV и с гордостью продемонстрировали представителям Панцерваффе.
- Ну и? - спросили представители
- Вот! с гордостью ответили инженеры.
- Что "вот"? - зловеще прошипел входивший в групу Гудериан, потянувшись к кобуре.
Гудериана отащили в сторону Гот и Манштейн, после чего для поднятия боевого духа двух первых попавшихся инженеров быстренько расстреляли. Это необыкновенно взбодрило остальных и новый опытный прототип появился буквально через год. Башни он не имел, но зато имел кое-что другое...
Среди сотрудников фирмы Хеншель ходила темная легенда о детстве инженера Книпкампа. Злая мачеха заставляла бедного мальчика с утра до вечера мыть, вытирать и расставлять по полкам посуду. Бесконечные ряды тарелок - вот что осталось в памяти несчастного ребенка. До поры до времени советник имперского управления вооружений Книпкамп справлялся со своими комплексами, хотя его проект автоматической пушки, стрелявшей плоскими дискообразными снарядами в свое время напугал управление до нескольких инфарктов (очевидцы рассказывали, что действующий образец больше всего напоминал взбесившуюся посудомоечную машину, а водяное охлаждение ствола, дававшее облака пара, только усугубляло это впечатление). Поэтому ничего не подозревавший главный конструктор Эрвин Адерс поручил инженеру конструирование ходовой части. Говорят, что увидев первый образец, Адерс сожрал две упаковки валидола. Затем он спрятал в кабинете трех самых крепких своих инженеров, положил к карман пиджака именной П-38 и вызвал Книпкампа для объяснений.
- Это что? - руки Главного Конструктора заметно дрожали.
- Экспериментальный образец нового прогрессивного шасси, - нездоровый блеск в глазах инженера напугал Адерса до такой степени, что он забыл про пистолет.
- Но зачем в четыре ряда???!!!
- Потому что! Так! Лучше! Плавность! Хода! - уловив истерические нотки в голосе конструктора, инженеры в щкафу тихо упали в обморок.
- Но через месяц нам сдавать машину! - простонал Адерс, прикидывая, отправят ли его в концлагерь или сразу расстреляют.
- Все будут в восторге, - заверил его Книпкамп.
Надо сказать, что после показа второго образца, управление вооружений решило не рисковать и поручило разработку тяжелого танко еще и фирме Порше. К счастью для антигитлеровской коалиции, у Порше были свои тараканы в голове. Фердинанд Порше очень любил всевозможные электрические прибамбасы, поэтому в качестве двигателя для своего монстра он выбрал не примитивный Майбах, а соорудил целую цепь из бензомотора, генератора и электромотора. Чтобы картина была полной, следует добавить, что на каждое из ведущих колес полагалось по своему электромотору, поэтому общее количество двигателей и генератров в танке достигало шести. По слухам, после представления проекта часть сотрудников фирмы, что поумнее, поступила добровольцами в Вермахт и, страшно довольная собой, уехала в Польшу. Самые же умные бежали во Францию и стали членами Сопротивления. Тем временем Германия напала на СССР. В начале июля Порше и Адерса срочно вызвали в Куммерсдорф. Прямо у машины их встретил прилетевший с фронта на полчасика Гудериан, и, нежно обняв за плечи, повел в какой-то ангар.
- Ну, господа, что вы на это скажете? - голос Гейнца можно было намазывать на хлеб вместо повидла.
- Donnerwetter! - Адерс сел где стоял, а Порше схватился за сердце.
Посреди ангара стоял закопченый монстр без гусениц, с броней, напоминавшей лунный ландшафт.
- Что это? - просипел Порше.
- Это? - голос Гудериана был слаще сахарина. - О-о-о, это очень интересная вещь. Это русский тяжелый танк. По нему стреляла половина 6-й дивизии, а остановился он только когда у него кончилось горючее. С Леебом случилась истерика... А теперь!!!!
Температура в ангаре упала на десять градусов, Адерс с тоской поискал глазами Манштейна... Гудериана оттащил Шпеер и Тодт. Тот вырывался и орал
- Arsch mit Ohren!!! Эти Bierfickeren четыре года делают унитазы на гусеницах и называют их тяжелыми танками! Mit solchen Arschloecher werde ich bald fertig! Тодт, сука, пусти, я им arsch порву! В то время как немецкий народ под руководством великого фюрера...
При этих словах Тодт и Шпее сделали "Хайль Гитлер", выпустив при этом Гудериана, и тот немного побил конструкторов ногами. Устав, он оправил мундир и сказал:Значит так, Arschlochen. Русский танк вы видели. Если через полгода у моих орлов не будет такой же, только лучше, я вам обоим Eier оторву. Или нет, я позвоню Гиммлеру и скажу, что вы оба - скрытые евреи.
Конструкторы утерли кровавые сопли и сделали выводы. Работы пошли ударными темпами. Очень скоро, выяснилось, что перспективное 75-мм орудие, которое предстояло установить на танк Адерса, конечно, очень хорошее орудие, но имеет несколько экзотичный бронебойный снаряд, содержащий 1 кг вольфрама. Вольфрам был в Рйхе настолько стратегическим сырьем, что конструкторов орудия сразу отправили на Восточный фронт, а Адерс имел очень неприятную беседу с дедушкой Мюллером. Пришлось идти к Порше и выпрашивать у него запасную башню. В этой башне стояла 8.8 см танковая пушка, которая в предыдущей жизни была зениткой. Это было очень мощное орудие, но танкисты не раз замечали потом, что стоит над полем боя появиться вражескому самолету, как Тигр необъяснимым образом начинает задирать ствол и крутить бшней. 20 апреля 1942 г. по одному образцу от каждой фирмы было привезено в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. Уже при разгрузке бравые поршевцы воткнули свой танк в грунт. Хитрые же хеншелевцы сгрузили свой 70-тонными краном, чем вызвали у присутствовавщих танкистов, особенно техников, приступ необъяснимой тревоги. Танки показали Гитлеру и он сразу наградил Порше Крестом за военные заслуги. После этого танки немного поездили. Танк Порше ездил быстро, но ,разворачиваясь, закладывал виражи шире, чем "Ланкастер". Танк Хеншеля ездил медленнее, но зато разворачивался на месте. Правда при этом двигатель у него нагрелся так, что его пришлось сполоснуть жидким азотом. Для дальнейших испытаний танки повезли на полигон в Берк. Электротрансмиссия танка Порше постоянно выходила из строя, пробки постоянно выбивало, предохранители горели и от танка несло горелой изоляцией. После осмотра фюрер снова подошел к конструкторам.
- Фердя, что за движок на твоем танке? - фюрер ласково похлопал по плечу своего любимца. Порше начал объяснять свою систему электротрансмиссии. Фюрер слегка переменился в лице.
- Электрический? Фердя, у тебя крыша поехала? Да на твоего слона батареек во всем Рейхе не напасешься? Какова у него дальность хода? 50 км??? А потом что, зарядную станцию к нему подгонять? Ах бензомоторы? ФЕРДИНАНД, ТЫ ЧТО, ИДИОТ??? Два мотора на танке??? Не два? ШЕСТЬ??? ПОдайте мне ковер!
Фюрер сгрыз принесенный адьютантом половичок, слегка успокоился и дал рыдающему Порше свой носовой платок:
- Ну ладно, не плачь, все равно я тебя люблю. Это ты просто переутомился. Съезди в Альпы или Париж, отдохни, а потом я тебе другое дело поручу, есть у меня одна задумка... "Мышонок" называется, - фюрер захихикал и подошел к Адерсу.
- Ну-с, а что тут у тебя... ЭТО ЧТО???
- Катки, - с истерической бодростью отрапортовал Адерс.
- Вижу, что катки! Почему в четыре ряда!
- Для лучшей плавности хода! Разработано нашими инженерами под моим руководством! Плод арийского гения! Позволяет танку стрелять на ходу!
- А раньше что, нельзя было стрелять? - озадачено спросил фюрер.
Адерс прекрасно знал, что танк может стрелять хоть на ходу, хоть в падении, хоть перевернутый, был бы снаряд в орудии. Потому что стрелять и попадать - это принципиально разные вещи. Но идти на попятный было уже поздно:
- Нельзя, мой фюрер! Когд танк подпрыгивает на ходу, снаряд может от толчка перекоситься в пушке!
Поскольку всем присутствовашим при разговоре танкистам Адерс предварительно хорошо забашлял и пообещал отмазмть от Восточного фронта, они хором подтвердили слова Адерса и танк был принят на вооружение. С этой минуты начались злоключения танкистов-союников и немецких ремонтников, но это уже совсем другая история...
Продолжение следует...
Вернуться к Путеводителю...
(Бронесат Василия Чобитка, раздел Юмор)
История танка Тигр началась много сотен тысяч лет назад, когда несколько видов крупных кошачьих решили отказаться от выходящих из моды и не отвечающих современным условиям длинных саблевидных клыков, приобрести хвосты и начать применять новые схемы камуфляжа. Несмотря на насмешки своих надменных саблезубых сородичей, они терпеливо отращивали длинные хвосты и тщательно исследовали различные типы маскирующей окраски. После нескольких десятков тысяч лет напряженного труда первый тигр, наконец, поточил когти о пальму и до тридцатых годов двадцатого века все более-менее устаканилось.
Тем временем к власти в Германии пришел А. А. Шикльгрубер, в просторечии именуемый Гитлером. И не прозлодействовав и пяти лет начал реализовывать свои военномегаломаньяческие фантазии. Не осталось в стороне и панцерваффе. Первые немецкие танки, конечно, не были педальными, как утверждают некоторые недобросовестные исследователи, но, тем не менее, танками их называли только откровенно пристрастные люди. Фюреру хотелось чего-то большего... В конце января 1937 г. Фирма Хеншель получила заказ на проектирование некоего агрегата, стыдливо названного "боевой машиной". Первый изготовленный образец танком не являлся и вообще собирался из двух частей на болтах. Ходовая часть его была совершенно нормальной и ничто не предвещало того ужаса, который предстояло испытать тысячам немецких техников в 43-45 гг. В то время в Германии не применялись прогрессивные советские методы управления конструкторским процессом, заключавшиеся в помещении целых коллективов в особые, наглухо закрытые помещения, где им создавались все условия для продуктивной работы, поэтому когда представители Панцерваффе прибыли смотреть опытный танк, им быстренько показали нечто без башни, нагруженное рельсами.
- А где танк? - спросили танкисты.
- А вот, - ответили конструкторы.
- Это???
- Ну, собственно, это еще не танк. Это первый концептуально-экспериментальный прототип опытной машины.
- А сразу опытную машину нельзя было сделать?
- Ну-у-у, в таком деле спешка ни к чему. К тому же мы опробовали на нем некоторые интересные идеи.
Тогда один из офицеров панцерваффе сказал, что у него есть знакомые, которые работают в гестапо, поэтому если это бодяга будет продолжаться, то на конструкторах тоже будут опробованы некоторые интересные идеи, касающиеся болевых порогов, пределов прочности суставов и сочленений и анатомии вообще. Не прошло и года, как конструкторы представили второй прототип. Чтобы избежать наездов со стороны танкистов и гестапо, на него быстренько воткунули башню от PzKpfw IV и с гордостью продемонстрировали представителям Панцерваффе.
- Ну и? - спросили представители
- Вот! с гордостью ответили инженеры.
- Что "вот"? - зловеще прошипел входивший в групу Гудериан, потянувшись к кобуре.
Гудериана отащили в сторону Гот и Манштейн, после чего для поднятия боевого духа двух первых попавшихся инженеров быстренько расстреляли. Это необыкновенно взбодрило остальных и новый опытный прототип появился буквально через год. Башни он не имел, но зато имел кое-что другое...
Среди сотрудников фирмы Хеншель ходила темная легенда о детстве инженера Книпкампа. Злая мачеха заставляла бедного мальчика с утра до вечера мыть, вытирать и расставлять по полкам посуду. Бесконечные ряды тарелок - вот что осталось в памяти несчастного ребенка. До поры до времени советник имперского управления вооружений Книпкамп справлялся со своими комплексами, хотя его проект автоматической пушки, стрелявшей плоскими дискообразными снарядами в свое время напугал управление до нескольких инфарктов (очевидцы рассказывали, что действующий образец больше всего напоминал взбесившуюся посудомоечную машину, а водяное охлаждение ствола, дававшее облака пара, только усугубляло это впечатление). Поэтому ничего не подозревавший главный конструктор Эрвин Адерс поручил инженеру конструирование ходовой части. Говорят, что увидев первый образец, Адерс сожрал две упаковки валидола. Затем он спрятал в кабинете трех самых крепких своих инженеров, положил к карман пиджака именной П-38 и вызвал Книпкампа для объяснений.
- Это что? - руки Главного Конструктора заметно дрожали.
- Экспериментальный образец нового прогрессивного шасси, - нездоровый блеск в глазах инженера напугал Адерса до такой степени, что он забыл про пистолет.
- Но зачем в четыре ряда???!!!
- Потому что! Так! Лучше! Плавность! Хода! - уловив истерические нотки в голосе конструктора, инженеры в щкафу тихо упали в обморок.
- Но через месяц нам сдавать машину! - простонал Адерс, прикидывая, отправят ли его в концлагерь или сразу расстреляют.
- Все будут в восторге, - заверил его Книпкамп.
Надо сказать, что после показа второго образца, управление вооружений решило не рисковать и поручило разработку тяжелого танко еще и фирме Порше. К счастью для антигитлеровской коалиции, у Порше были свои тараканы в голове. Фердинанд Порше очень любил всевозможные электрические прибамбасы, поэтому в качестве двигателя для своего монстра он выбрал не примитивный Майбах, а соорудил целую цепь из бензомотора, генератора и электромотора. Чтобы картина была полной, следует добавить, что на каждое из ведущих колес полагалось по своему электромотору, поэтому общее количество двигателей и генератров в танке достигало шести. По слухам, после представления проекта часть сотрудников фирмы, что поумнее, поступила добровольцами в Вермахт и, страшно довольная собой, уехала в Польшу. Самые же умные бежали во Францию и стали членами Сопротивления. Тем временем Германия напала на СССР. В начале июля Порше и Адерса срочно вызвали в Куммерсдорф. Прямо у машины их встретил прилетевший с фронта на полчасика Гудериан, и, нежно обняв за плечи, повел в какой-то ангар.
- Ну, господа, что вы на это скажете? - голос Гейнца можно было намазывать на хлеб вместо повидла.
- Donnerwetter! - Адерс сел где стоял, а Порше схватился за сердце.
Посреди ангара стоял закопченый монстр без гусениц, с броней, напоминавшей лунный ландшафт.
- Что это? - просипел Порше.
- Это? - голос Гудериана был слаще сахарина. - О-о-о, это очень интересная вещь. Это русский тяжелый танк. По нему стреляла половина 6-й дивизии, а остановился он только когда у него кончилось горючее. С Леебом случилась истерика... А теперь!!!!
Температура в ангаре упала на десять градусов, Адерс с тоской поискал глазами Манштейна... Гудериана оттащил Шпеер и Тодт. Тот вырывался и орал
- Arsch mit Ohren!!! Эти Bierfickeren четыре года делают унитазы на гусеницах и называют их тяжелыми танками! Mit solchen Arschloecher werde ich bald fertig! Тодт, сука, пусти, я им arsch порву! В то время как немецкий народ под руководством великого фюрера...
При этих словах Тодт и Шпее сделали "Хайль Гитлер", выпустив при этом Гудериана, и тот немного побил конструкторов ногами. Устав, он оправил мундир и сказал:Значит так, Arschlochen. Русский танк вы видели. Если через полгода у моих орлов не будет такой же, только лучше, я вам обоим Eier оторву. Или нет, я позвоню Гиммлеру и скажу, что вы оба - скрытые евреи.
Конструкторы утерли кровавые сопли и сделали выводы. Работы пошли ударными темпами. Очень скоро, выяснилось, что перспективное 75-мм орудие, которое предстояло установить на танк Адерса, конечно, очень хорошее орудие, но имеет несколько экзотичный бронебойный снаряд, содержащий 1 кг вольфрама. Вольфрам был в Рйхе настолько стратегическим сырьем, что конструкторов орудия сразу отправили на Восточный фронт, а Адерс имел очень неприятную беседу с дедушкой Мюллером. Пришлось идти к Порше и выпрашивать у него запасную башню. В этой башне стояла 8.8 см танковая пушка, которая в предыдущей жизни была зениткой. Это было очень мощное орудие, но танкисты не раз замечали потом, что стоит над полем боя появиться вражескому самолету, как Тигр необъяснимым образом начинает задирать ствол и крутить бшней. 20 апреля 1942 г. по одному образцу от каждой фирмы было привезено в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. Уже при разгрузке бравые поршевцы воткнули свой танк в грунт. Хитрые же хеншелевцы сгрузили свой 70-тонными краном, чем вызвали у присутствовавщих танкистов, особенно техников, приступ необъяснимой тревоги. Танки показали Гитлеру и он сразу наградил Порше Крестом за военные заслуги. После этого танки немного поездили. Танк Порше ездил быстро, но ,разворачиваясь, закладывал виражи шире, чем "Ланкастер". Танк Хеншеля ездил медленнее, но зато разворачивался на месте. Правда при этом двигатель у него нагрелся так, что его пришлось сполоснуть жидким азотом. Для дальнейших испытаний танки повезли на полигон в Берк. Электротрансмиссия танка Порше постоянно выходила из строя, пробки постоянно выбивало, предохранители горели и от танка несло горелой изоляцией. После осмотра фюрер снова подошел к конструкторам.
- Фердя, что за движок на твоем танке? - фюрер ласково похлопал по плечу своего любимца. Порше начал объяснять свою систему электротрансмиссии. Фюрер слегка переменился в лице.
- Электрический? Фердя, у тебя крыша поехала? Да на твоего слона батареек во всем Рейхе не напасешься? Какова у него дальность хода? 50 км??? А потом что, зарядную станцию к нему подгонять? Ах бензомоторы? ФЕРДИНАНД, ТЫ ЧТО, ИДИОТ??? Два мотора на танке??? Не два? ШЕСТЬ??? ПОдайте мне ковер!
Фюрер сгрыз принесенный адьютантом половичок, слегка успокоился и дал рыдающему Порше свой носовой платок:
- Ну ладно, не плачь, все равно я тебя люблю. Это ты просто переутомился. Съезди в Альпы или Париж, отдохни, а потом я тебе другое дело поручу, есть у меня одна задумка... "Мышонок" называется, - фюрер захихикал и подошел к Адерсу.
- Ну-с, а что тут у тебя... ЭТО ЧТО???
- Катки, - с истерической бодростью отрапортовал Адерс.
- Вижу, что катки! Почему в четыре ряда!
- Для лучшей плавности хода! Разработано нашими инженерами под моим руководством! Плод арийского гения! Позволяет танку стрелять на ходу!
- А раньше что, нельзя было стрелять? - озадачено спросил фюрер.
Адерс прекрасно знал, что танк может стрелять хоть на ходу, хоть в падении, хоть перевернутый, был бы снаряд в орудии. Потому что стрелять и попадать - это принципиально разные вещи. Но идти на попятный было уже поздно:
- Нельзя, мой фюрер! Когд танк подпрыгивает на ходу, снаряд может от толчка перекоситься в пушке!
Поскольку всем присутствовашим при разговоре танкистам Адерс предварительно хорошо забашлял и пообещал отмазмть от Восточного фронта, они хором подтвердили слова Адерса и танк был принят на вооружение. С этой минуты начались злоключения танкистов-союников и немецких ремонтников, но это уже совсем другая история...
Продолжение следует...
Вернуться к Путеводителю...
Метки: про войну
Андрей Шапхаев,
23-04-2011 19:58
(ссылка)
Про войну. Смешно и всерьез
1. Утерянные победы - 2. Выводы (смешно)
2. Обычаи советских танкистов (смешно)
3. Танк Тигр. Часть 1 - История создания (юмор)
4. Танк Тигр. Часть 2 - Боевое применение (юмор)
5. Ржевско-Сычевская операция 1942 года (всерьез)
6. 312-я сд в Ржевско-Сычевской операции лета 1942 года
Вернуться к Путеводителю по блогу
2. Обычаи советских танкистов (смешно)
3. Танк Тигр. Часть 1 - История создания (юмор)
4. Танк Тигр. Часть 2 - Боевое применение (юмор)
5. Ржевско-Сычевская операция 1942 года (всерьез)
6. 312-я сд в Ржевско-Сычевской операции лета 1942 года
Вернуться к Путеводителю по блогу
Метки: про войну, путеводитель
Андрей Шапхаев,
23-04-2011 20:00
(ссылка)
Утерянные победы - 2. Выводы
По мемуарам Гудериана, Миддельдорфа, Меллентина, Манштейна и Типпельскирха
1) Нам мешал Гитлер. Гитлер был дурак. Немецкий солдат был рулез. Немецкий командир был как Великий Фридрих, но без порочных наклонностей.
2) Русские завалили нас мясом. Мяса у русских было много. Русский солдат - дитя природы, он ест то, что не сможет от него убежать, спит стоя, как конь, и умеет просачиваться. Автор неоднократно был свидетелем того, как целые танковые армии русских просачивались сквозь линию фронта, причем ничто не выдавало их присутствия - казалось бы, еще вчера обычная артподготовка, бомбежка, наступление русских, и вдруг раз!!! - в тылу уже русская танковая армия.
3) СС иногда немного перебарщивало. То есть, если бы все ограничилось обычными грабежами, расстрелами, насилиями и разрушениями, которые иногда учинял германский солдат от избытка молодецкой силы, гораздо больше людей приняли бы новый порядок с удовольствием.
4) У русских был танк Т-34. Это было нечестно. У нас такого танка не было.
5) У русских было много противотанковых пушек. Противотанковая пушка была у каждого солдата - он прятался с нею в ямках, в дуплах деревьев, в траве, под корнями деревьев.
6) У русских было много монголов и туркмен. Монголы и туркмены, подкрепленные комиссарами это страшная вещь.
7) У русских были комиссары. Комиссары это страшная вещь. По определению. Большинство комиссаров были евреи. Даже жиды. Мы своих евреев, не по-хозяйски уничтожили. Гиммлер был дурак.
8) Русские использовали нечестный прием - делали вид, что сдаются, а потом - РРАЗ! и стреляли немецкому солдату в спину. Однажды русский танковый корпус, сделал вид, что сдается, перестрелял в спину целый тяжелый танковый батальон.
9) Русские убивали немецких солдат. Это вообще было страшное западло, ведь по честному, это немецкие солдаты должны были убивать русских! Русские все козлы, поголовно.
10) Союзники нас предали. В смысле, американцы и англичане.
Использованно с Бронесайта Василия Чобитка, раздел Юмор
http://armor.kiev.ua/humor/...
Вернуться к Путеводителю...
1) Нам мешал Гитлер. Гитлер был дурак. Немецкий солдат был рулез. Немецкий командир был как Великий Фридрих, но без порочных наклонностей.
2) Русские завалили нас мясом. Мяса у русских было много. Русский солдат - дитя природы, он ест то, что не сможет от него убежать, спит стоя, как конь, и умеет просачиваться. Автор неоднократно был свидетелем того, как целые танковые армии русских просачивались сквозь линию фронта, причем ничто не выдавало их присутствия - казалось бы, еще вчера обычная артподготовка, бомбежка, наступление русских, и вдруг раз!!! - в тылу уже русская танковая армия.
3) СС иногда немного перебарщивало. То есть, если бы все ограничилось обычными грабежами, расстрелами, насилиями и разрушениями, которые иногда учинял германский солдат от избытка молодецкой силы, гораздо больше людей приняли бы новый порядок с удовольствием.
4) У русских был танк Т-34. Это было нечестно. У нас такого танка не было.
5) У русских было много противотанковых пушек. Противотанковая пушка была у каждого солдата - он прятался с нею в ямках, в дуплах деревьев, в траве, под корнями деревьев.
6) У русских было много монголов и туркмен. Монголы и туркмены, подкрепленные комиссарами это страшная вещь.
7) У русских были комиссары. Комиссары это страшная вещь. По определению. Большинство комиссаров были евреи. Даже жиды. Мы своих евреев, не по-хозяйски уничтожили. Гиммлер был дурак.
8) Русские использовали нечестный прием - делали вид, что сдаются, а потом - РРАЗ! и стреляли немецкому солдату в спину. Однажды русский танковый корпус, сделал вид, что сдается, перестрелял в спину целый тяжелый танковый батальон.
9) Русские убивали немецких солдат. Это вообще было страшное западло, ведь по честному, это немецкие солдаты должны были убивать русских! Русские все козлы, поголовно.
10) Союзники нас предали. В смысле, американцы и англичане.
Использованно с Бронесайта Василия Чобитка, раздел Юмор
http://armor.kiev.ua/humor/...
Вернуться к Путеводителю...
Метки: про войну
Андрей Шапхаев,
19-04-2011 16:06
(ссылка)
О мифах и реальности. Глава 14. Буддизм
Странствуя далеко на востоке Крон был поражен мудрости, с которой правили Океан и Тефеида, а потом и их потомки. Нет, люди не стали кроткими агнцами, они также воевали друг с другом, но это были людские войны, без вмешательства свыше. Да и боги отличались мудростью и терпимостью, что в свою очередь наложило отпечаток и на народы, ими ведомые. Не было среди потомков древних титанов и борьбы за власть. Крон с горечью вспоминал своего сына Зевса. Здесь он мог, не таясь и не скрывая своего лица, быть богом, просто богом. Океана и Тефеиды уже давно не было в живых, они погибли при исследовании морских глубин, но их потомки встретили радушно древнего титана. Дочери как правило расселялись по берегам рек и озер, а сыновья правили цветущим Срединным княжеством, островами в океане, а некоторые перебравшись за океан, основали там могучую цивилизацию Майя. В труднодоступных пещерах Гималаев Крон посетил хранилище генофонда планеты. Там хранились семена растений, замороженные животные. Особенно его поразили люди. Они сидели со скрещенными ногами и руками на коленях, как будто путник задремал на привале в тени раскидистого дерева. Но более всего его поразило выражение их лиц. Было ощущение, что люди только что заснули и им снятся прекрасные сны. Их лица были озарены, даже светились таким счастьем, как будто бы они открыли для себя Великую Истину. Как ему объяснили, это были мудрецы, которые добровольно, без всякого принуждения, согласились постичь Вечность. Старый бог был потрясен до глубины души. Сколько сил растрачено впустую! Вместо того, чтобы стремиться к прогрессу, совершенству и гармонии, столько сил и главное времени пришлось потратить на междоусобные распри. Да, он теперь уже не тот романтик, который грезил в одночасье преобразить этот мир, ему пришлось пройти через многое. Да, он теперь прагматик, циничный прагматик. Лишенный своего былого могущества, он считался с обстоятельствами, которые часто были не в его пользу, но чаще ему удавалось побеждать. Пусть не сразу, не с наскока, но он побеждал. Даже когда все было против него. Ему удалось создать целый народ, который сотворил новую религию, который верил в него. Да, во многом ему пришлось учиться у простых смертных. Тех, кого создал он и кого создали его предшественники. Они создали человека по образу и подобию своему, но главное - они создали человека со свободной волей. И это их детище зажило своей жизнью. Пусть пока под предводительством богов, но они всего лишь направляют их деятельность. Что из этого получится - кустарник ли со множеством ветвей или могучее дерево, вершина которого уйдет за облака, все зависит от садовода. Много мелких богов - много тонких ветвей, высоко не вырастет, будет стелиться по земле. Один, но мощный ствол, тоже опасно - вдруг что случится, загниет или пойдет вкривь, или вовсе зачахнет. Надо несколько сильных стволов. Какой-нибудь за облака да пробьется, а может быть они будут дополнять один другого, подбадривать. Первый ствол уже есть. Второй ствол человеческого древа должен отличаться мудростью. Опыт создания народов и правления ими у Древнего Бога уже был.
На равнине у самого предгорья Гималаев, среди цветущих садов, раскинулось небольшое, но богатое царство. Правил там молодой, не по годам мудрый правитель, но главное он был добр сердцем. Там и остановился Крон. В долгих философских беседах в тени платана молодой царь постигал основы Великой Истины. Что есть человек, каково его предназначение, что есть добро и зло и что такое Великое Равновесие и Гармония. А также что есть человечество на бескрайних просторах Вселенной. Помимо общих знаний Древний Бог учил молодого царя медитации и способам изменения сознания, при котором сознание растворяется в бесконечном великом НИЧТО, становясь при этом ВСЕМ. Научил его достигать гармонии с самим собой и с окружающим миром, а также найти себя в Великой Сфере миров.
Наконец в один прекрасный день молодой царь почувствовал, что находится в одном шаге от Великой Истины, но этот шаг самый трудный. Он понял, что достиг просветления, он закончил свое обучение, но для преодоления этого последнего шага он сам должен стать наставником. Он должен донести до людей свет нового учения, свет великой мудрости и Истины. С этого момента он перестал быть царем, он стал Буддой - Просветленным, он окончательно встал на путь Искателя Истины. Сбросив с себя дорогие царские одеяния, переодевшись в одежду простого путника, оставив трон, царство и гарем с двумя сотнями жен и наложниц, Будда Шакьямуни отправился в путь.
Вернуться к Путеводителю - О мифах и реальности
Далее Продолжение следует
Назад Глава 13. Исход
Метки: О мифах и реальности
Андрей Шапхаев,
28-03-2011 17:10
(ссылка)
Можайский десант
История минувшей войны хранит в себе еще много тайн, и они стираются навсегда, уходят вместе с умирающими очевидцами-фронтовиками, ибо не все успевали в боях занести на бумагу. А если сохранились какие-либо факты, то субъективные историки, - писавшие о войне под жестким контролем ЦК и ГЛАВПУРА, о многом умолчали, архивы подчищались и уничтожались в угоду существовавшей идеологии.
Одна из таких тайн поведана мне доктором исторических наук, а потом участником этих событий - летчиком. Историк раскопал в архиве засекреченные документы и вышел на живого свидетеля. Так вот что они рассказали о том времени, когда немцы были под Москвой:
Летчик:
- Я получил задание и производил одиночный разведывательный полет над территорией противника. Возвращаясь уже назад, вдруг заметил военную колонну, двигающуюся к Москве. На бреющем прошелся над нею, насчитав 51 танк и много машин с живой силой. Немцы перли по шоссе прямиком в город. Как только я вернулся и сообщил об этом, меня вызвали в штаб, где я был арестован как паникер, и по приказу Берии повели меня расстреливать...ремень долой, руки за спину...И тут на крыльце штаба спас меня Жуков. Он как раз прибыл принимать дела по обороне Москвы. Спрашивает у особиста, за что меня арестовали. Тот коротко докладывает: так и так, паникер, якобы немцы уже в черте города. - Жуков повернулся ко мне и спрашивает: Правда? - Стою твердо на своем и все говорю как есть. Он приказывает особисту: "Немедля освободить, полетишь с ним, проверить и доложить!"
Тот было заикнулся, что никогда не летал, но...Жуков был крут...Пришлось майору сесть со мной в спарку и слетать проветриться. Обернулись быстро, на полевом аэродроме нас уже ждала машина. Майор докладывает Жукову, что все подтвердилось, танков не 51, а 53, и что его обстреляли...(я летел очень низко, чтобы особист удостоверился наверняка). Жуков тут же мне вручил орден Боевого Красного Знамени...
Историк, писатель Юрий Сергеев:
Я наткнулся на этот засекреченный материал совершенно случайно. И он меня потряс до глубины души! Даже не верилось, пока не нашел живого свидетеля, в документах была фамилия летчика.
После того как выяснилось, что остановить колонну вражеских танков нечем: там не оказалось никаких заградительных отрядов и противотанковых средств, было принято решение...выбросить десант перед колонной. На ближайший аэродром с марша завернули свежий полк сибиряков, построили и предложили сделать шаг вперед добровольцам для выполнения особого задания. Суть задания тоже объяснили: придется прыгать с самолета в снег и остановить врага. Самую важную деталь тоже сказали: прыгать нужно с бреющего полета...без парашютов...потому что их нет.
И вот даже не приказ, а просьба...сделать добровольцам этот шаг...
Шагнул весь полк! Никто не остался на прежнем месте. Были розданы противотанковые ружья и гранаты.
Далее я приведу строки из своего романа "Княжий остров":
"Немецкая колонна ходко неслась по заснеженному шоссе. Вдруг впереди появились низко летящие русские самолеты, они словно собирались приземляться, стлались над сугробами, сбросив до предела скорость, в десяти - двадцати метрах от поверхности снега, и вдруг посыпались гроздьями люди на заснеженное поле рядом с дорогой. Они кувыркались в снежных вихрях, а следом прыгали все новые и новые бойцы в белых полушубках и казались врагу, охваченному паническим ужасом, что не будет конца этому белому смерчу, этой белой небесной реке русских, падающих в снег рядом с танками за кюветом, встающих живыми и с ходу бросающихся под гусеницы со связками гранат...
Они шли, как белые привидения, поливая из автоматов пехоту в машинах, выстрелы противотанковых ружей прожигали броню, горело уже несколько танков...Русских не было видно в снегу, они словно вырастали из самой земли: бесстрашные, яростные и святые в своем возмездии, неудержимые никаким оружием. Бой кипел и клокотал на шоссе.
Немцы перебили почти всех и уже радовались победе, увидев догнавшую их новую колонну танков и мотопехоты, когда опять волна самолетов выползла из леса и из них хлынул белый водопад свежих бойцов, еще в падении поражая врага...
Немецкие колонны были уничтожены, только несколько броневиков и машин вырвались из этого ада и помчались назад, неся смертный ужас и мистический страх перед бесстрашием, волей и духом русского солдата. После выяснилось, что при падении в снег погибло всего двенадцать процентов десанта...Остальные приняли неравный бой...
Вечная память русскому воину! Помолитесь за них, люди... Помяните Можайский десант.."
Я не могу представить ни немца, ни американца, ни англичанина, добровольно и без парашюта прыгающего на танки. Нынешние разорители России и нашей армии обязательно поглумятся над этим фактом истории...Чего только не напишут: дескать, солдаты боялись Сталина, боялись, что их расстреляют, что их силой заставили...
Помолитесь за них, люди...Помяните Можайский десант!
http://www.pro-podvigi.ru/m...
Вернуться к Путеводителю-Статьи
Метки: статьи
Андрей Шапхаев,
26-03-2011 19:06
(ссылка)
Мы в плоть одели слово "Человек"!
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя пронесли.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово "Человек"!
Стихи Николая Майорова.
Вернуться к Путеводителю-Статьи
Метки: Стихи Николая Майорова
Андрей Шапхаев,
13-03-2011 19:31
(ссылка)
Как ныне сбирается Вещий Олег
Как ныне сбирается Вещий Олег
http://my.mail.ru/community...
Родился он в Норвегии, получив имя Хрольв, а имя Одд дал ему приёмный отец. Когда ему исполнилось 12 лет, колдунья Гейда предсказала ему смерть от коня своего. Любимого коня звали Факси, Хрольв-Одд собственноручно убил его, а труп утопил в болоте. Со временем болото высохло: дальше вы знаете. Кстати дед его был Троллем древнего рода.
В дружине Рюрика Одд совершил немало подвигов, женился на дочери князя, а после смерти Рюрика возглавил русский народ. Получив прозвище ХЕЛЬГ, что значило почти <вещий>. На Руси его называли Ольг, так и получилось Вещий Олег.
Сразу надо сказать (понимая, что первое слово, пришедшее в мозг большинства читателей-<хрень какая-то>), что о ранних годах жизни Олега известно только из скандинавских саг, а о поздних уже из русский летописей. Довольствуемся тем, что есть и размышляем. Можно почитать А.В. Потапова, других авторов и пр.
Обряд освящения в Великие Волхвы, Олег прошел еще в 16 лет. Собственно он стал магом. Колдуна или мага хотели видеть в своих дружинах все князья, но Олег выбрал Рюрика. В 25 лет он отправился на покорение Новгорода. Маг был еще и военачальник. Кроме общей стратегии битв обязательно совершались магические ритуалы. Не знаю, но войску Рюрика сопутствовала удача в кампаниях.
А что изменилось? Во время Битвы за Москву разве Сталин не использовал останки Тамерлана? Разве Гитлер не уделял большого внимания, средств и сил поискам артефактов и технологий? А на сегодняшний день?
Так вот. Олег стал Новгородским князем. На поле брани были одержаны победы. Но остались недовольные волхвы и Битва была не окончена. И с этим приходилось считаться. Новгородские волхвы скрылись в Киеве, под защитой Аскольда и Дира, в свою очередь, предоставив князьям магическую защиту.
Когда дружина Олега сплавлялась по Днепру на ладьях в сторону Киева, огромная стая воронов внезапно налетела на них. Птицы продырявили паруса, выклевывали глаза гребцам, всё произошло в считанные минуты. Пришлось пристать к берегу и заняться починкой парусов.
А вот сам Олег скрылся за холмом, а через несколько минут мимо войска пробежал огромный Волк.
Волк отправился на охоту. Он убил множество зверей и птиц. Стащил всё это на поле под палящим солнцем. Очень быстро запах привлёк громадное количество окрестных птиц. Войско немедленно выступило. Далее произошла история об убийстве Аскольда и Дира, которые не <Княжеского рода, и править им не должно.>
------------------
Его еще звали Хельги Бран - Огненный Хельги, рыжеволосый. А еще у него были глаза изумрудно-зеленого цвета.
Сына титанов Иапета, которого Зевс вместе с Кроносом низверг в Тартар, и Климены звали Прометей, что в переводе на русский означает Вещий. У него также были рыжие волосы, и, возможно, глаза изумрудно-зеленого цвета. В то время когда старшие титаны занимались народами севера Европы, а Кроноса звали Одином, Прометей занимался народами Гипербореи, то есть нынешней России. Так же как и Кронос в свое время "создал" Адама в садах Эдема, Прометей в дремучих лесах Гипербореи "создал" своего ученика - Таргитая.
После свержения титанов Прометей не присоединился к Богам Олимпа, за что и был прикован к скале. В поисках своего Учителя Таргитай отправился на юг, где совершил много подвигов, прежде чем Зевс позволил ему освободить своего Учителя. Греки прозвали его Гераклом. После освобождения они вернулись в Гиперборею. У Таргитая было три сына - Арпоксай, Липоксай и Колоксай, которые создали свои народы. О народе Колоксая до сих пор сохранились предания - это сколоты. Сохранился даже один из городов сколотов - Старый Оскол.
Колоксай родил трех сыновей - Гелона, Агафирса и Скифа, которые стали основателями новых народов. Эти народы со временем растворились в других народах, но из всех братьев именно Скиф оставил после себя большую память, основав Империю Скифов, которая включала в себя огромные территории, равные по размерам с бывшим СССР. Одно из скифских племен, после жестокой войны оставшись практически без мужчин, не растворилось среди других племен. Роль воинов взяли на себя женщины. Слава о женщинах-воительницах разносилась по всему Древнему миру. Их называли амазонками.
Одним из потомков Скифа был Славен, давший начало новому большому племени. Потомки Славена не растворились среди других народов, а расселелись на огромных территориях. Амазонок они звали поляницами - женщинами-воительницами, боялись и уважали их.
Из-за большой удаленности от основных общепризнанных очагов цивилизации, до скифов не дошли ни войска ассирийцев, ни железные легионы Рима. Но когда пришла пора низвергнуть погрязший в роскоши и разврате Рим, на бескрайних просторах Скифии в размытом дождями кургане пастух нашел меч бога войны и преподнес его в дар вождю одного из гуннских племен Атилле.
В кратчайшие сроки в Древней Скифии под рукой Атиллы набрал силу новый и молодой народ - гунны. В 375 году нашей эры они вторглись в Европу начав Великое Переселение народов, которому сыграло на руку и общее похолодание в Европе, неурожаи и голод. Как вода из рухнувших плотин племена варваров, устремились к границам Рима, сметая все на своем пути.
Римская империя пала, но она успела создать оружие колоссальной мощности, которому границы не были преградой. Она превратила одну из религий в мощный инструмент управления человеческими душами. Римская империя взяла на вооружение молодую религию - Христианство, сделав ее государственной религией, и создала мощный аппарат управления религией.
То, что не смогла сделать четко отлаженная военная машина Древнего Рима, делало Слово, проникая в душу, овладевая ею и делая ее рабом Нового Бога.
На руинах Западной Римской империи первый из Меровингов, вступив в брак с потомками Христа, основывает Империю Франков, которая становится оплотом и защитником Христианства, управляемым из Рима. Время идет, род Меровингов вырождается, власть слабнет, империя разваливается.
Те, кто в свое время поставил Христианство на промышленную основу, а до этого поддерживал веру в богов Рима, еще раннее были богами Олимпа, сделали правильный вывод.
Ставка на личность хороша, наглядный пример - Александр Македонский, но на время жизни лидера. Надо создавать мощный аппарат управления и подавления. Создали Римскую империю. Грамотное управление, сильная армия, но народ как овцы - куда ветер подует, туда и идут. С франками просто не хватило времени, надо было спасать Христианство. Зато после они учли все факторы.
На развалинах Империи Франков уже воздвигает свою империю король Отон. Из всеобщего хаоса поднимается будущая могучая империя - Священная Римская империя из германских народов - I Рейх, который просуществует с 962 года по 1806 - 844 года! Адольф не врал на счет тысячелетнего Рейха. В новой империи все выстроено грамотно - сильная власть, сильная армия и дисциплинированный народ. Вот откуда берет свое начало немецкая педантичность! Тысячу лет бывших варваров приучали к дисциплине. Римская империя столько не жила, сколько просуществовал I Рейх. Потом будет и Второй и Третий Рейх, четвертому не дано.
Рим пал, но успел создать культуру, науки, административный аппарат и Христианство. Не первое, изначальное Христианство, которое в сравнении выглядело кружком художественной самодеятельности, а мощную систему порабощения личности. Средние века это показали весьма наглядно.
Так появился новый, страшный аппарат управления душами.
Пока происходили все вышеуказанные события, тот у кого украли Новую религию, тот, который создавал Первого Адама, в противовес создал еще одну религию, постаравшись учесть горький опыт прошлого. Моисей донес только десять каменных скрижалей, Будда Шакьямуни так и остался на Востоке, который жил своей жизнью, Христианство у него просто украли. Поэтому требовалась новая религия, такая, в которой было бы учтено все. Много времени ушло на подготовку появления нового Пророка. Мухаммад, которому бог даровал Коран, само по себе чудо света, в котором каждая строка имеет семь смыслов, понес свет новой религии. Последний Пророк, после которого пророков уже не будет. Новая религия стала быстро завоевывать сердца и умы, распространяясь среди народов.
Империя, имеющая сильную власть, сильную армию и дисциплинированный народ может легко деградировать в мире, спокойствии и достатке. Ей нельзя давать застояться и остыть, как это произошло с Римом. Куда в первую очередь было направлено острие рыцарей Христа? Конечно на варваров, которые в лесу родились, пням молились. Империи нужны новые земли, ей нужно развиваться. Конечно, кто упомнил, что Таргитай и Рудольф - Рыжий Волк, были чуть ли не родственниками. Понятно, что Атилла - Бич Божий, перемешал массы народа, но сыновья Славена так нагло осевшие на берегах Лабы (Эльбы) были как бельмо в глазу.
И вот уже Карл Великий провозглашает "дранг нах остен" - натиск на восток, не Адольф это первый придумал. А между тем среди сыновей Славена давно уже не было мира. Между собой воевали страшнее, чем с чужаками. Тогда, впрочем, все так жили, но сыновья Рудольфа под знаменем нвой веры сплотились раньше. "Разделяй и властвуй!" - девиз перешедший от Римской империи к Священной Римской империи, прокладывал им путь. Где не получалось добиться своего Словом Божьим, как в Паннонии, дело решали мечи.
Когда последние из западных славян еще пытались противостоять отлаженной машине Римской империи, уже Священной, стало окончательно понятно, что такая участь ждет всех сыновей Славена. Именно в этот период вновь является миру рыжеволосый ясновидящий, который из всех славянских витязей находит того, который успеет сплотить, объединить и спасти хотя бы восточных потомков Славена, чтобы спасти от полного истребления потомков своего первого ученика - Таргитая.
В 862 году Олег Вещий приводит Рюрика с острова Рюген (он же Буян) по приглашению править Новгородом. Отборная дружина Рюрика состоит сплошь из русов - лучших из лучших воинов. Своих полководцев он садит княжить в другие города. Племена восточных славян под рукой русов становятся новым Русским народом.
После семнадцатилетнего правления Рюрика власть переходит к его малолетнему сыну Игорю, но фактическая власть остается за Вещим.
В 907 году Олег прибивает свой щит на вратах Царьграда - оплота Православия, Христианства, которое не подчиняется Риму. После этого становится возможной выгодная торговля и прочие сношения с Византией.
Пришла пора и Олег Вещий уходит. Олега прозвали Вещим не за любовь к вещам, а за прозрение будущего. Наивно считать, что принял он смерть от коня своего. Красивая сказка, которая скрывает истинную причину ухода со сцены рыжеволосого с зелеными глазами, который зрил будущее. Если уж ему самому пришлось вмешаться в ход истории, то можно понять насколько была велика опасность для тех, кого, можно сказать, с пеленок ростил.
А события развивались дальше. Воинство Христово продолжало "дранг нах остить". Что могло их остановить? Наверное тоже стать христианами. Глядишь, не тронут единоверцев. Но с другой стороны, надо подчиняться Риму, а это тоже самое что и самим руки поднять, также как и сыновья Пана, потомки Славена.
В 988 году Владимир - Красно Солнышко (одно из имен Колоксая, сына Таргитая) крестит Русь. Огнем и мечом крестит. Возможно это выглядело как в 1937-1939 годах при Сталине, история имеет обыкновение повторяться, но иначе оттянуть войну, видимо, было не возможно, а к войне мы как обычно не готовы.
Крещение Руси спасло от большой войны на время. Русь Православная. "Но виноват уж тем, что хочется мне кушать". Повод всегда найдется. В 1054 году происходит раскол Христианской церкви на католическую, с центром в Риме, и Православную, с центром в Царьграде.
К тому времени Ислам завоевывает и завоевывает сердца и умы народов. 1096 год - Первый крестовый поход за освобождение гроба Господня, 1147 - второй поход, а вместе с ним и поход на западных славян, которые посмели поднять голову против новых хозяев их земель. Смерть язычникам, не принявшим самой истинной веры! Почти триста лет бились западные славяне с поработителями, выигрывая время для своих восточных собратьев. Но беспечные сыновья Славена не вняли. Земли немецких рыцарей становились все ближе и ближе к границам русских земель, а князья, вместо сплочения в единое могучее государство, продолжали грызться между собой.
Кому-то хорошо удавалось создавать империи, кто-то хорошо создавал новые религии, а кто-то рыжеволосый хорошо умел находить Великих Героев. Также как и Скиф, а затем и Атилла, мощно заявил о себе новый потрясатель Вселенной - Таймуджин (Чингисхан). Лавиной легкой, быстрой, метко и страшно стреляющей на всем скаку конницы прошел он по землям южнее Руси, коснувшись ее краем в 1223 году на реке Калке. Не вняли русские князья, что перед лицом большой опасности надо объединяться.
В 1237 году Орда пришла с востока, сметая и сжигая на своем пути тех, кто не хотел подчиниться миром. Да и как подчиняться? Сдаваться? Не в традициях. Так, по одиночке, гордо и смело, пали в боях русские княжества, потомки Скифа перед другими потомками Скифа, которые раньше успели понять, что поодиночке не выстоять ни кому.
Степняки пришли, пожгли, увели в полон, обложили данью и ушли. Ушли не далеко. Но с этих пор разрозненные русские княжества уже были не сами по себе, а в составе великой и могучей Монгольской империи. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Не успели зарасти пепелища, как явилась новая напасть - с запада пришли рыцари Христа. Те шли основательно - на всегда. Принимай веру, язык и обычаи или под топор палача. Несогласных - мечами и в огонь своих же горящих изб. Но тут захватчики просчитались. Вместо разрозненных и вечно грызущихся между собой русских князей, псы-рыцари столкнулись с единой и могучей империей.
Весной 1242 года на льду Чудского озера, ближе к перешейку с Псковским озером, войско под командованием Александра, за воинские победы прозванного Невским, дали такой отпор немецкому танку католичества, что сыновья Рудольфа - Рыжего Волка, только через семьсот лет повторили попытку окончательно решить славянский вопрос.
Перед битвой Александр посетил Золотую орду. Место битвы - на льду озера, он выбрал сам. Не потому, что лед проломится под тевтонцами, вес доспехов был примерно один у немцев и у русских. А потому, что пешие полки на ледяных просторах, где они сиротливо чернеют на белом, где видно, что никто не ударит во фланг и тыл, лучшая цель для тяжелой панцирной конницы, рассчитанной пробивать строй щитов, пропуская в бреши мечников, и рубить, рубить, рубить. Рубить всласть, от плеча до пояса, провозглашая самую милосердную на земле веру Христа. Ерунда, что перед ними тоже христиане - православные, Риму не подчиняются - это уже вина и повод показать силушку молодецкую.
Не зря Александр ездил в орду. Когда первые рыцари глубоко врубились в русски полки, когда их строй прогнулся и попятился, когда эти проклятые варвары вот вот побегут, на поле боя что-то неуловимо изменилось. Далеко на флангах тевтонского войска показались черные точки. Зоркий глаз мог разглядеть лавину легкой степной конницы, которая галопом неслась на запасные пешие панцирные полки. Закованные в броню копейщики плотоядно ухмыльнулись. Акулья сыть - казали бы моряки. Сейчас фаланга сомкнет щиты, ощетинится копьями, раздастся лязг, крики и ржание пронзенных людей и коней.
Когда до лавин легкой конницы оставалось расстояние в полтора-два полета стрелы над ними появились черные облака, которые обрушились на изготовившихся к бою панцирников градом страшных, длинных, тяжелых бронебойных стрел с кованными харалужными наконечниками, которые пробивали доспех навылет. Страшная коса прошлась по рядам отборной тяжелой пехоты. Не спасали даже щиты. Стрела пробивала щит, доспех и увязала глубоко в теле. Строй смешался, началась паника. И в эту гущу ударили странные всадники с плоскими лицами и раскосыми глазами на низкорослых лошадках. В умении обращаться с копьем, арканом и мечом им не откажешь.
Передовые рыцарские сотни, глубоко врезавшиеся в полки этих увальней, сначала не поняли, что за суматоха началась у них за спиной. Победа была уже близка. Но тут русских словно подменили. Как будто и не пятились они под могучими рыцарскими ударами и не валились снопами на лед. Пешие русские полки встали как вкопанные, а затем со страшным криком то ли Ураг-ша, то ли Урагш, то ли еще более не понятным кличем Ура, кинули на братьев-рыцарей как псы на медведя. Один за другим валились рыцари под копыта своих боевых коней. Сжав свои свои ряды в плотный железный кулак остаткам рыцарей удалось вырваться из страшных объятий русских полков. Бросив на произвол судьбы свою пехоту они спасали свою жизнь бегством.
После того памятного боя Риму пришлось надолго забыть о пресловутом "натиске на восток". Но история - это спирать, место одно и то же, но высота другая. Через семьсот лет история повторится вновь, но уже на более высоком и более качественном уровне. Но результат будет тем же самым.
P.S.
Может и звали его Хрольвом-Оддом, но рыжеволосый и зеленоглазый часто возникал в истории Руси, до нее и до нынешних времен.
Вернуться к Путеводителю-Статьи
Метки: статьи
Андрей Шапхаев,
13-03-2011 19:33
(ссылка)
Путеводитель - Статьи
- Как ныне сбирается Вещий Олег
- Мы в плоть одели слово "Человек"!
- Можайский десант
- Легенда о Можайском десанте
- О мировой закулисе с юмором
- Немного о грустном
- Бетельгейзе - будущая сверхновая звезда
- На границе тучи ходят хмуро
Вернуться к Путеводителю по блогу
Метки: путеводитель, статьи
Андрей Шапхаев,
04-03-2011 07:17
(ссылка)
Доступ к уху. Цены на доступ к начальству
Доступ к уху
За сколько можно попасть на прием к высокому начальству
За сколько можно попасть на прием к высокому начальству
Доступ к уху. Дорогие часы на руке госчиновников давно перестали удивлять. Но откуда Breguet'ы и шикарные автомобили у помощников и референтов первых лиц - для многих оставалось загадкой. The New Times разобрался в бизнесе тех, кто отвечает за возможность войти в кабинеты руководства страны
Популярная кремлевская байка, в основу которой легли реальные события: в конце 2010 года одного из помощников Дмитрия Медведева поймали за руку при получении взятки. За $25 тыс. чиновник взялся передвинуть встречу президента с одним крупным бизнесменом на пару часов. "После того как поймали, долго думали: как быть с этим новым знанием. Потом просто сказали: "Хоботов, это мелко"**Цитата из фильма "Покровские ворота".. Теперь мы знаем, сколько стоит президент", - рассказывает чиновник со Старой площади.
По возрастающей
$25 тыс. по нынешним временам - действительно деньги не ахти какие. Старожилы чиновных кабинетов вспоминают, что в первой половине "нулевых" такую сумму брали умельцы за организацию встречи с папой римским Иоанном Павлом II. "Сегодня это "цена" крепкого губернатора, - говорит чиновник из аппарата правительства. - А вообще доступ к главам регионов начинается от $10 тыс.".
Несколько десятков тысяч долларов придется выложить просителю, если он собрался посетить кого-то из членов правительства. "Говорили, что цена прохода в кабинет Татьяны Голиковой стоит от $30 тыс., - делится сотрудник Минздравсоцразвития. - Но мне кажется, это маловато". Собеседники The New Times в правительстве называют другие суммы: например, $150 тыс. - обеспечение доступа к вице-премьеру Игорю Шувалову. Самым "дорогим" доступом считается возможность приблизиться к курирующему нефтянку вице-премьеру Игорю Сечину: $300 тыс. только за то, чтобы сотрудники аппарата рассмотрели ваш проект. Если он интересен, то окажется на столе у всесильного чиновника, затем, возможно, последует встреча. Для сравнения: в лихие, как сейчас принято говорить, 90-е доступ к телу премьера Черномырдина стоил $100 тыс., а возможность ознакомиться с его недельным графиком - $20 тыс.
Одинаковую сумму - $250 тыс. - придется выложить, если кровь из носу приспичило пообщаться с кем-то из силовиков: столько берут и "за" директора ФСБ Александра Бортникова, и "за" министра внутренних дел Рашида Нургалиева. В том же ценовом сегменте - глава СК Александр Бастрыкин и генпрокурор Юрий Чайка.
"Важно понимать, что если у чиновника нет к вам никакого интереса, то вы можете ломиться в его офис хоть с миллионом долларов, - говорит один из московских "джиарщиков"**GR - от англ. government relations. - Если чиновник курирует какую-то федеральную программу, а вы, бизнесмен, хотите поучаствовать в ее реализации, то его аппарат вполне может организовать вам эту встречу. И убьет двух зайцев сразу: и сам заработает, и о государственных нуждах порадеет. Деньги же разойдутся между помощниками, референтами, службой протокола. Иногда бизнесмены по ошибке думают, что платят напрямую первому лицу, но это не так. До интересующего вас министра эти деньги даже не дойдут".
Доступ к высокопоставленному телу можно купить и просто так, без определенной цели. Так, говорят, в начале 2000-х годов известный питерский криминальный авторитет Константин Яковлев (больше известный как Костя Могила) за $250 тыс. оказывал следующую услугу: клиент получал возможность оказаться в одной толпе на каком-нибудь публичном мероприятии или на одной трибуне стадиона с тогда едва избранным президентом Владимиром Путиным. Зачем? Попробовать примелькаться, засветиться, попытаться завести разговор или просто полезные знакомства. Костю Могилу застрелили в Москве в 2003 году, но бизнес после этого не увял. "Джиарщики" говорят, что именно таким образом на инаугурацию Дмитрия Медведева попал лидер преступной группировки из печально известной станицы Кущевской Сергей Цапок.
От прохода до решения
Опрошенные The New Times эксперты предупреждают: если вы возьметесь лоббировать нужное вам решение, то на подготовку и прохождение документов по всем инстанциям, получение соответствующих виз и резолюций могут уйти миллионы - все зависит от масштабности проекта. В этом смысле работа в аппарате правительства - золотая жила. "С приходом на пост президента Дмитрия Медведева у правительственных чиновников неожиданно открылся новый источник дохода, - делится специалист по GR. - Президент затеял чехарду со сменой губернаторов, и теперь, когда на очередной регион приходит варяг, в аппарат Белого дома и профильные министерства выстраивается очередь из крупных региональных бизнесменов, которые лоббируют свои кандидатуры на посты региональных министров. Торгуется все - от минздрава до сельского хозяйства. Цена регионального министерского портфеля может начинаться от $2-3 млн".
Столько же в конце 1990-х стоил пост вице-премьера правительства РФ, курирующего какую-нибудь естественную монополию, например, железные дороги. Должность заместителя министра федерального правительства обходилась в $500 тыс., а министерский кабинет в Москве - в $1 млн. За 10 лет цены выросли в разы: очевидно, задача по удвоению ВВП как минимум в этой области успешно выполнена.
Золотой сезон
Сегодня региональные бизнесмены за товаром под названием "доступ к телу" обращаются к "джиарщикам" - это их задача навести мосты, построить неформальный диалог. С незнакомым человеком чиновник дела иметь никогда не будет. Сейчас специалисты в этой сфере входят в новый золотой сезон. В предвыборный год значимых перестановок в регионах не планируется - всех сомнительных губернаторов, чей срок истекал бы в 2011 году, сняли заранее, но зато скоро начнутся торги за места в партийных списках. "В 2007 году мандат от "Единой России" стоил $10 млн, - рассказывает один из переговорщиков. - 4 млн человек отдавал в партию на ее федеральную кампанию, 2 млн - шли на распил сотрудникам партийного аппарата, еще 4 млн надо было потратить на собственную кампанию в регионе, правда, партия отряжала кандидату свой десант политтехнологов, которые распиливали из них 2-3 млн. Но зато это гарантированное место и безопасность. Услуга пользовалась спросом особенно у тех, кому нужна была неприкосновенность. В первую очередь за рубежом. И в этом году единороссы могут рассчитывать на обильную жатву: они гарантируют успех и страхуют от случаев, подобных тому, в котором сейчас оказался скрывающийся элдэпээровец Ашот Егиазарян".
http://newtimes.ru/articles/detail/34410
Метки: общество
Андрей Шапхаев,
27-02-2011 11:12
(ссылка)
Три строчки на старофранцузском
Абрахам Меррит. Три строчки на старофранцузском
- Война оказалась исключительно плодотворной для развития хирургической науки, - закончил Хоутри, - в ранах и мучениях она открыла неисследованные области, в которые устремился гений человека, а проникнув, нашел пути победы над страданием и смертью, потому что, друзья мои, прогресс есть извлечение из крови жертв. И все же мировая трагедия открыла еще одну область, в которой будут сделаны еще более грандиозные открытия. Для психологов это была непревзойденная практика, большая, чем для хирургов.
Латур, великий французский медик, выбрался из глубин своего большого кресла; красные отблески пламени очага падали на его проницательное лицо. - Это верно, - сказал он. - Да, это верно. В этом горниле человеческий мозг раскрылся, как цветок под горячим солнцем. Под ударами колоссального урагана примитивных сил, захваченные в хаосе энергии, физической и психической - хоть сам человек породил эти силы, они захватили его, как мошку в бурю, - все те тайные, загадочные факторы мозга, которые мы из-за отсутствия подлинных знаний называем душой, сбросили все запреты и смогли проявиться.
- Да и как могло быть иначе - когда мужчины и женщины, охваченные предельным горем или радостью, раскрыли глубины своего духа, - как могло быть иначе в этом постоянно усиливавшемся крещендо эмоций?
Заговорил Мак-Эндрюс.
- Какую психическую область вы имеете в виду, Хоутри? - спросил он.
Мы вчетвером сидели перед очагом в зале Научного клуба: Хоутри, руководитель кафедры психологии одного из крупнейших колледжей, чье имя почитается во всем мире; Латур, бессмертный француз; Мак-Эндрюс, знаменитый американский хирург, чей труд во время войны вписал новую страницу в сверкающую книгу науки; и я. Имена троих не подлинные, но сами они таковы, какими я их описал; и я обещал не давать больше никаких подробностей.
- Я имею в виду область внушения, - ответил психолог.
- Реакция мозга, проявляющая себя в видениях: случайная формация облаков, которая для перенапряженного воображения наблюдателей становится небесным войском Жанны Д'Арк; лунный свет в разрыве облаков кажется осажденным огненным крестом, который держат руки архангела; отчаяние и надежда, которые трансформируются в такие легенды, как лунные лучники, призрачные воины, побеждающие врага; клочья тумана над ничейной землей преобразуются усталыми глазами в фигуру самого Сына Человеческого, печально идущего среди мертвых. Знаки, предзнаменования, чудеса, целое войско предчувствий, призраки любимых - все это жители страны внушения; все они рождаются, когда срывают завесу с подсознания. В этой сфере, даже если будет собрана тысячная доля свидетельств, психологов ждет работа на двадцать лет.
- А каковы границы этой области? - спросил Мак-Эндрюс.
- Границы? - Хоутри был явно озадачен.
Мак-Эндрюс некоторое время молчал. Потом достал из кармана желтый листок - телеграмму.
- Сегодня умер молодой Питер Лавеллер, - сказал он, по-видимому, безотносительно к предыдущему. - Умер там, где и хотел: в остатках траншеи, прорезанной через древнее владение сеньоров Токелен, вблизи Бетюна.
- Он там умер! - Хоутри был предельно изумлен. - Но я читал, что его привезли домой; что он один из ваших триумфов, Мак-Эндрюс!
- Он уехал умирать там, где и хотел, - медленно повторил хирург.
Так объяснилась странная скрытность Лавеллеров о том, что стало с их сыном-солдатом, скрытность, несколько недель занимавшая прессу. Потому что молодой Питер Лавеллер был национальным героем. Единственный сын старшего Питера Лавеллера - это тоже не настоящая фамилия семьи; подобно остальным, я не могу открыть ее, - он был наследником миллионов старого угольного короля и смыслом его существования.
В самом начале войны Питер добровольцем отправился во Францию. Влияния отца было бы достаточно, чтобы обойти французский закон, по которому в армии каждый должен начинать с самого низа, но молодой Питер не хотел и слышать об этом. Целеустремленный, горящий белым пламенем первых крестоносцев, он занял свое место в рядах.
Привлекательный, голубоглазый, ростом в шесть футов без обуви, всего двадцати пяти лет, немного мечтатель, он поразил воображение французских солдат, и они любили его. Дважды был он ранен в опасные дни, и когда Америка вступила в войну, его перевели в экспедиционный корпус. При осаде Маунт Кеммел он получил рану, которая вернула его домой, к отцу и сестре. Я знал, что Мак-Эндрюс сопровождал его в Европе и вылечил - во всяком случае все так считали.
Но что случилось тогда - и почему Лавеллер отправился во Францию, умирать, как сказал Мак-Эндрюс.
Он снова положил телеграмму в карман.
- Есть граница, Джон, - сказал он Хоутри. - Лавеллер был как раз пограничным случаем. Я вам расскажу. - Он поколебался. - Может, не следует; но мне кажется, что Питер не возражал бы против моего рассказа; он считал себя открывателем. - Он снова помолчал; потом явно принял решение и повернулся ко мне.
- Меррит, можете использовать мой рассказ, если сочтете его интересным. Но если решите использовать, измените имена и, пожалуйста, постарайтесь, чтобы по описаниям нельзя было никого узнать. Важно ведь в конце концов случившееся - а тому, с кем это случилось, теперь все равно.
Я пообещал и сдержал свое слово. Теперь я расскажу эту историю так, как тот, кого я назвал Мак-Эндрюсом, рассказывал нам в полутемной комнате, где мы сидели молча, пока он не кончил.
--------------------
Лавеллер стоял за бруствером первой линии траншей. Была ночь, ранняя апрельская ночь северной Франции, и когда это сказано, все сказано для тех, кто бывал там.
Рядом с ним был траншейный телескоп. Ружье лежало поблизости. Ночью перископ практически бесполезен; поэтому он всматривался в щель между мешками с песком, рассматривая трехсотфутовой ширины полосу ничейной земли.
Он знал, что напротив, в такую же щель в немецком бруствере, другие глаза напряженно следят за малейшим движением.
По всей ничейной полосе лежали причудливые груды, и когда разрывались осветительные снаряды и заливали полосу светом, груды, казалось, начинали двигаться: вставали, жестикулировали, протестовали. И это было ужасно, потому что двигались на свету мертвецы: французы и англичане, пруссаки и баварцы - отбросы красного винного пресса, установленного войной в этом секторе.
На проволочном заграждении два шотландца; оба в килтах; один прошит пулеметной очередью, когда перелезал через заграждение. Удар быстрой множественной смерти отбросил его руку на шею товарища; тот был убит в следующее мгновение. Так они и висели, обнявшись; и когда загорались и угасали осветительные снаряды, они, казалось, раскачиваются, пытаются вырваться из проволоки, броситься вперед, вернуться.
Лавеллер устал, его усталость превышала всякое воображение. Сектор достался тяжелый и нервный. Почти семьдесят два часа он не спал, потому что несколько минут оцепенения, прерываемые постоянными тревогами, были хуже сна.
Артиллерийский обстрел продолжался почти непрерывно, а еды мало и доставлять ее очень опасно. За ней приходилось идти за три мили под огнем: ближе доставлять было невозможно.
И постоянно нужно было восстанавливать бруствер, соединять разорванные провода, а когда это было сделано, разрывы все уничтожали, и снова нужно было проделывать ту же утомительную работу, потому что было приказано удерживать сектор любой ценой.
Все, что осталось в Лавеллере от сознания, сконцентрировалось в его взгляде, оставалась только способность видеть. И зрение, повинуясь его твердой несгибаемой воле, с помощью всех остатков жизненной силы исполняло свой долг: Лавеллер был слеп ко всему, кроме узкой полоски земли, пока его не сменят с поста. Тело его онемело, он не чувствовал землю под ногами, иногда ему казалось, что он плывет - как два шотландца на проволоке!
Почему они не могут висеть неподвижно? Какое право имеют люди, чья кровь вытекла и стала черным пятном под ними, плясать и совершать пируэты под вспышки разрывов? Черт их возьми - хоть бы какой разрыв сбросил их и похоронил!
Выше по склону в миле находился старый замок - шато, вернее, то, что от него осталось. Под ним глубокие подвалы, куда можно забраться и уснуть. Он знал это, потому что столетия назад, когда впервые прибыл на этот участок фронта, он переночевал там.
Каким раем было бы вползти в эти подвалы, прочь от безжалостного дождя; снова спать с крышей над головой.
- Я буду спать, и спать, и спать - и спать, и спать, и спать, - говорил он себе; потом напрягся, так как от повторения слова его начала окружать сонная тьма.
Осветительные снаряды вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли; послышался треск пулемета. Ему сначала показалось, что это стучат его зубы, пока остатки сознания не подсказали ответ: какой-то нервничающий немец изрешетил вечно движущихся мертвецов.
Послышались чавкающие звуки шагов по вязкой грязи. Нет необходимости оборачиваться: это свои, иначе они не прошли бы часовых на повороте. Тем не менее невольно его глаза повернулись на звук, и он увидел трех человек, рассматривающих его.
Над головой плыло не менее полудюжины огней, и в их свете он узнал подошедших.
Один из них - знаменитый хирург, который приехал из базового госпиталя в Бетюне, чтобы посмотреть, как заживают раны после его операции; остальные двое - майор и капитан; все, несомненно, направляются к подвалам. Что ж, кому-то должно везти. И он снова посмотрел в щель.
- Что не так? - Это майор обратился к гостю.
- Что не так... что не так... что не так? - Слова повторялись быстро, настойчиво в его сознании, снова и снова, пытаясь разбудить его.
Действительно, что не так? Все в порядке! Разве он, Лавеллер, не на посту? Измученный мозг гневно бился. Все в порядке, почему они не уходят и не оставят его в покое?
- Ничего. - Это хирург, и опять слова забились в ушах Лавеллера, маленькие, шепчущие, быстро повторяющиеся снова и снова: - Ничего - ничего - ничего - ничего.
Но что говорит хирург? Обрывочно, почти не понимая, он воспринимал фразы:
- Совершенный пример того, о чем я вам говорил. Этот парень - абсолютно истощенный, уставший - все его сознание сосредоточено на одном - на бдительности... сознание истощилось, стало тонким... за ним пытается высвободиться подсознание... сознание отвечает только на один стимул - движение извне... но подсознание, так близко к поверхности, почти не удерживаемое... что оно сделает, если его совсем освободить... совершенный пример.
О чем это они говорят? Теперь послышался шепот.
- В таком случае, с вашего разрешения... - это опять хирург. Разрешение на что? Почему они не уходят и не перестают его беспокоить? Неужели и так недостаточно трудно смотреть, когда еще приходится слушать? Что-то промелькнуло перед его глазами. Он смотрел, не понимая. Должно быть, затуманилось зрение.
Он поднял руку и потер глаза. Да, должно быть они - теперь все прошло.
Небольшой светлый кружок вспыхнул на бруствере рядом с его лицом. Свет карманного фонарика. Что они ищут? В круге появилась рука, рука с длинными гибкими пальцами, в ней листок бумаги, на нем что-то написано. Хотят, чтобы он еще читал? Не только смотрел и слушал, но еще и читал! Он приготовился возражать.
Прежде чем застывшие губы смогли произнести слово, он почувствовал, как кто-то расстегнул верхнюю пуговицу его шинели, рука сунула что-то в карман рубашки, как раз над сердцем.
Кто-то прошептал: "Люси де Токелен".
Что это значит? Это не пароль.
В голове у него загудело - он как будто погружался в воду. Что за свет слепит его даже сквозь закрытые веки? Он болезненно открыл глаза.
Лавеллер смотрел прямо на золотой диск солнца, медленно садившегося за ряд благородных дубов. Ослепленный, он опустил взгляд. Он стоял по щиколотку в мягкой зеленой траве, усеянной голубыми цветами в маленьких соцветиях. Пчелы жужжали над чашечками цветов. Маленькие желтокрылые бабочки парили над ними. Дул мягкий ветерок, теплый и ароматный.
Ему тогда это не показалось странным - нормальный домашний мир - мир, каким он должен быть. Но он помнил, что когда-то был в другом мире, очень-очень не похожем на этот, в месте несчастий и боли, кровавой грязи, холода и влаги, в мире жестокости, чьи ночи - мучительный ад раскаленных огней и яростных смертоносных звуков, в мире измученных людей, которые ищут отдыха и сна и не находят их, в мире танцующих мертвецов. Где это было? Неужели действительно может существовать такой мир? Теперь ему совсем не хотелось спать.
Он поднял руки и посмотрел на них. Загрубевшие, исцарапанные и грязные. На нем шинель, влажная, вся в грязи. На ногах ботинки с высокими голенищами. Рядом с его грязной ногой лежит полураздавленный букетик голубых цветов. Он застонал от жалости и наклонился, чтобы поднять раздавленные цветы.
"Слишком много мертвых, слишком много", - прошептал он, потом смолк. Он на самом деле пришел из этого кошмарного мира! Как иначе в этом счастливом чистом мире он может быть таким нечистым?
Конечно, так, но где он? Как мог добраться оттуда сюда? Ах, да, был пароль... что же это было?
Он вспомнил: "Люси де Токелен".
Лавеллер произнес это вслух, все еще стоя на коленях.
Мягкая маленькая рука коснулась его щеки. Низкий сладкий голос ласкал слух.
- Я Люси де Токелен, - произнес этот голос. - А цветы вырастут снова, но как мило, что вы о них горюете.
Он вскочил на ноги. Рядом с ним стояла девушка, стройная девушка лет восемнадцати, с туманным облаком волос вокруг маленькой гордой головки; в ее больших карих глазах, устремленных на него, были нежность и жалость.
Питер стоял молча, упиваясь ею: низкий широкий белый лоб, красные изогнутые губы, округлые белые плечи, сверкающие сквозь шелковую паутину шарфа, стройное сладкое тело в облегающем платье необычного покроя с высоким поясом.
Она была достаточно хороша; но для голодных глаз Питера она была чем-то большим: источником, бьющим в безводной пустыне, первым прохладным ветерком сумерек после иссушающего дня, видением рая для души, только что освободившейся от столетий ада. Под его горящим восхищенным взглядом она опустила свой, слабая краска появилась на ее белом горле, поползла к темным волосам.
- Я... я мадемуазель де Токелен, мессир, - прошептала она. - А вы...
Он пришел в себя
- Лавеллер... Питер Лавеллер... так меня зовут, мадемуазель, - запинаясь, выговорил он. - Простите мою грубость... но я не знаю, как оказался тут... и не знаю, откуда пришел... только из места, совсем не похожего на это. А вы... вы так прекрасны, мадемуазель!
Ясные глаза на мгновение остановились на нем, в них скрывалась шаловливость, потом она снова опустила взгляд, и краска на ее лице усилилась.
Он смотрел на нее, весь уйдя в свой взгляд; потом недоумение вернулось, настойчиво требовало свое.
- Не скажете ли, что это за место, мадемуазель, - он по-прежнему запинался, - и как я здесь оказался, если вы... - Он замолчал. Издалека, через лиги пространства, на него надвигалась огромная усталость. Он чувствовал ее приближение... все ближе и ближе... она коснулась его, прыгнула на него, он погружался в нее, падал... падал...
Две мягкие теплые руки схватили его. Усталая голова упала на них. Сквозь тесно прижатые маленькие ладони в него вливались отдых и сила. Усталость сжалась, начала медленно отступать, медленно... ушла!
За ней последовало непреодолимое, неконтролируемое желание плакать... плакать от облегчения, что усталость ушла, что этот дьявольский мир, который тенью сохраняется в его сознании, остался за ним, что он здесь, с этой девушкой. Слезы его падали на маленькие руки.
На самом ли деле голова ее склонилась к нему, губы коснулись его волос? Его охватило ощущение мира. Он, устыдившись, встал.
- Не знаю, почему я плакал, мадемуазель... - начал он; и тут увидел, что ее белые пальцы переплелись с его почерневшими. Он в неожиданном страхе выпустил их.
- Простите, - запинаясь, пробормотал он. - Я не должен был вас касаться.
Она сделала быстрое движение, схватила его руки, крепко сжала их.
Глаза ее сверкнули.
- Я вижу их не так, как вы, мессир Пьер, - ответила она. - И даже если бы видела пятна, разве это не пятна крови из сердец храбрых сынов под знаменами Франции? Считайте эти пятна боевой наградой, мессир.
Франция - Франция? Да, так назывался мир, который он оставил за собой; мир, где люди тщетно ищут сна, где мертвецы пляшут.
Мертвецы пляшут - что это значит?
Он бросил на нее тоскливый взгляд.
С коротким жалостливым криком она на мгновение прижалась к нему.
- Вы так устали - и голодны, - прошептала она. - Больше не думайте, не старайтесь вспомнить, мессир, пока не поедите, не напьетесь и не отдохнете немного.
Они повернулись. И тут Лавеллер увидел недалеко шато. Увенчанное башенками, величественное, безмятежное, из серого камня, благородное, со своими шпилями и вымпелами, устремившимися к небу, как плюмаж на шлеме гордого воина. Взявшись за руки, как дети, мадемуазель Токелен и Питер Лавеллер пошли к шато по зеленому газону.
- Это мой дом, мессир, - сказала девушка. - А вон там, среди роз, ждет моя мать. Отца нет, и он расстроится, что не встретился с вами, но вы с ним увидитесь, когда вернетесь.
Он вернется? Это означает, что он тут не останется. Но куда он отправится, откуда вернется? На мгновение взгляд его затуманился; прояснился снова. Он шел среди роз; розы были повсюду, большие, ароматные, раскрытые цветы, алые и шафрановые, розовые и совершенно белые; они росли гроздьями и полосами, взбирались на террасы, образуя как бы ароматный прибой у основания шато.
По-прежнему рука об руку они с девушкой прошли между розами и оказались у стола, покрытого белоснежной скатертью и бледным фарфором; стол стоял в беседке.
За ним сидела женщина. Она чуть миновала расцвет своей женской прелести, подумал Питер. Волосы ее, он видел, напудрены, щеки розовые и белые, как у ребенка, глаза сверкают, они тоже карие, как и у мадемуазель, и добрые, добрые, подумал Питер. Знатная дама старой Франции.
Мадемуазель присела.
- Мама, - сказала она, - представляю тебе сэра Пьера Ла Валье, очень храброго и достойного джентльмена, который ненадолго навестил нас.
Ясные глаза старшей женщины внимательно рассматривали его. Потом она склонила величественную белую голову и протянула над столом тонкую руку.
Он понял, что должен поцеловать руку, но не решался, глядя на свою грязную.
- Сэр Пьер видит мир не так, как мы, - в голосе девушки веселье и в то же время упрек; она рассмеялась, ласковым, золотым смехом. - Мама, можно он увидит свои руки так, как мы видим их?
Беловолосая женщина улыбнулась и кивнула, и во взгляде ее, заметил Лавеллер, та же доброта и жалость, что были во взгляде девушки, когда они впервые встретились.
Девушка слегка коснулась глаз Питера, подержала перед ними его ладони - они были белые, изящные, чистые и каким-то образом очень красивые.
Снова его охватило изумление, но сказалось воспитание. Он подавил удивление, поклонился, взял в свою руку изящные пальцы дамы и поднес их к губам.
Она коснулась серебряного колокольчика. Сквозь розы подошли два высоких человека в ливреях, взяли у Лавеллера его шинель. За ними последовали четыре негритенка в алой, вышитой золотом одежде. Они принесли серебряные тарелки, а на них мясо, белый хлеб, пирожные, фрукты и вино в высоких хрустальных флаконах.
И Лавеллер вспомнил, как он голоден. Но он мало что запомнил из этого пира. Помнил только, что был счастлив больше, чем когда-либо за свои двадцать пять лет.
Мать говорила мало, но мадемуазель Люси и Питер Лавеллер болтали и смеялись, как дети, они не молчали и упивались друг другом.
И в сердце Лавеллера росло восхищение этой девушкой, встреченной так удивительно, росло, пока сердце, казалось, не сможет вместить его радость. А глаза девушки, когда они останавливались на нем, становились все мягче, все нежнее, они полны были обещанием; а гордое лицо под белоснежными волосами наполнялось бесконечной мягкостью, как лицо мадонны.
Наконец мадемуазель де Токелен, подняв голову и встретив его взгляд, вспыхнула, опустила длинные ресницы и повесила голову; потом снова храбро подняла глаза.
- Ты удовлетворена, мама? - серьезно спросила она.
- Да, дочь моя, я удовлетворена, - улыбаясь, ответила та.
И тут последовало невероятное, ужасное - Лавеллер сказал, что похоже было на руку гориллы, протянувшуюся к груди девственницы, - вопль из глубокого ада среди песен ангелов.
Справа, среди роз, появился свет - судорожный порывистый свет, он разгорался и гас, разгорался и гас. В нем были две фигуры. Одна обнимала другую рукой за шею; обнявшись, они наклонились в воздухе, и когда свет разгорался и гас, они, казалось, выделывают пируэты, стараются вырваться, побежать вперед, вернуться - они танцевали!
Танцующие мертвецы!
Мир, где люди ищут отдыха и сна и не находят их, где даже мертвые не находят покоя, но должны танцевать в ритме осветительных снарядов.
Он застонал; вскочил на ноги; смотрел, дрожа каждым нервом. Девушка и женщина проследили за его застывшим взглядом, посмотрели на него полными жалости и слез глазами.
- Это ничего, - сказала девушка. - Ничего. Садитесь, там ничего нет!
И снова коснулась его век: свет и раскачивающиеся мертвецы исчезли. Но теперь Лавеллер знал. В его сознание устремился поток памяти - памяти о грязи, о вони, о яростных убийственных звуках, о жестокости, несчастье и ненависти; памяти о разорванных людях и искалеченных мертвецах; памяти о том, откуда он пришел, - о траншее.
Траншея! Он уснул, и все это только сон! Он уснул на посту, а товарищи доверили ему. А эти две ужасные фигуры среди роз - это два шотландца, пришедшие призвать его к выполнению долга, они манят, манят его, заставляют вернуться. Он должен проснуться! Должен!
Отчаянно он попытался вырваться из этого иллюзорного сада, вернуться в дьявольский мир, который в этот час очарования был в его сознании только туманом на далеком горизонте. А женщина и девушка смотрели на него - с бесконечной жалостью, со слезами на глазах.
- Траншея! - выдохнул Лавеллер. - Боже, разбуди меня! Я должен вернуться! О Боже, позволь мне проснуться!
- Значит я только сон?
Это голос мадемуазель Люси, слегка жалобный, слегка потрясенный.
- Я должен вернуться, - простонал он, хотя от ее вопроса сердце, казалось, замерло в нем. - Позвольте мне проснуться!
- Я сон? - Теперь в ее голосе звучал гнев; мадемуазель придвинулась к нему. - Я не реальна?
Маленькая ножка яростно топнула, маленькая рука сильно ущипнула его над локтем. Он почувствовал боль и с глупым видом потер руку.
- Вы думаете, я сон? - спросила она и, подняв руки, прижала ладони к его вискам, притянув к себе его голову, так что его глаза смотрели прямо в ее.
Лавеллер смотрел, смотрел в глубину, терялся в ней, чувствовал, как сердце его вздымается от того, что он видел в ее взгляде. Ее теплое сладкое дыхание касалось его щек; что бы это ни было, где бы он ни был - о_н_а_ не сон!
- Но я должен вернуться, назад в траншею! - солдат в нем продолжал цепляться за свой долг.
- Сын мой, - теперь говорила мать, - сын мой, вы в траншее.
Лавеллер изумленно смотрел на нее. Глаза его обежали прекрасную сцену. Потом он снова взглянул на нее взглядом изумленного ребенка. Она улыбнулась.
- Не бойтесь, - сказала она. - Все в порядке. Вы в вашей траншее, но она в столетиях от нас; да, двести лет, по вашему счету времени; и мы так считали когда-то.
Холодок пробежал по его телу. Они сошли с ума? Или он? Рука его коснулась теплого плеча; это прикосновение успокоило.
- А вы? - наконец смог он спросить.
Он заметил, что они переглянулись, и мать в ответ на невысказанный вопрос коротко кивнула. Мадемуазель Люси взяла лицо Питера в свои мягкие руки, снова взглянула ему в глаза.
- Ma mie [мой милый, (фр.)], - мягко сказала она, - мы были... - тут она заколебалась... вы называете это... мертвыми... для вашего мира это было двести лет назад.
Но прежде чем она произнесла это, Лавеллер, я думаю, понял, что приближается. На мгновение он почувствовал во всем теле ледяной холод, который тут же исчез, исчез как изморозь под горячим солнцем. Если это правда - да ведь тогда смерти не существует! А это правда!
Это правда! Он знал это с уверенностью, в которой даже призрака сомнения не было, - но насколько его желание поверить отразилось в этой уверенности? Кто может сказать?
Он посмотрел на шато. Конечно! Его развалины виднелись в темноте, когда ее разрывали вспышки, в его подвалах хотел он уснуть. Смерть - о, глупые, трусливые люди! - и это смерть? Это великолепное место, полное мира и красоты?
И эта удивительная девушка, чьи карие глаза - ключ к его самому сердечному желанию! Смерть? Он смеялся и смеялся.
Еще одна мысль пришла ему в голову, пронеслась, как ураган. Он должен вернуться, вернуться в траншею и открыть остальным великую истину, которую он обнаружил. Он похож на путника из умирающего мира, невольно наткнувшегося на тайну, которая превращает их лишенный надежды мир в живое небо.
Больше не нужно бояться снарядов, сжигающего огня, пуль, сверкающей стали. Какое они имеют значение, когда это - _э_т_о_ - истина? Он должен вернуться и сказать им. Даже эти два шотландца затихнут на проволоке, когда он шепнет им.
Но он забыл - _о_н_и_ теперь знают. Но не могут вернуться, чтобы рассказать, - а он может. Он был возбужден, полон радостью, поднят до небес, полубог, носитель истины, которая освободит одолеваемый демонами мир от этих демонов; новый Прометей, который несет людям более драгоценное пламя, чем старый.
- Я должен идти! - воскликнул он. - Должен рассказать им! Как мне вернуться - быстрее?
Сомнение охватило его, он задумался.
- Но они не поверят, - прошептал он. - Нет, мне нужно доказательство. Я должен принести что-нибудь, чтобы доказать им.
Леди Токелен улыбнулась. Взяла со стола маленький нож и срезала гроздь роз, сунула ему в руку.
Прежде чем он их сжал, девушка перехватила цветы.
- Подождите, - прошептала она. - Я дам вам другое послание.
На столе оказались перо и чернила, и Питер удивился, откуда они взялись: до этого он их не видел; но среди такого количества чудес что значит еще одно маленькое чудо? В руке мадемуазель Люси был и листок бумаги. Она склонила головку и принялась писать; подула на бумагу, помахала ею в воздухе, чтобы просушить; вздохнула, улыбнулась Питеру и обмотала бумагу вокруг стеблей роз; положила на стол и приглашающе взмахнула рукой.
- Ваш плащ, - сказала она. - Он вам понадобится, теперь вы должны вернуться.
Она помогла ему одеться. Она смеялась, но в ее больших карих глазах были слезы; красный рот печален.
Теперь встала старшая женщина, снова протянула руку; Лавеллер склонился и поцеловал ее.
- Мы будем ждать вас, сын мой, - негромко сказала она. - Когда время наступит, возвращайтесь.
Он протянул руку за розами с обернутой вокруг стеблей бумагой. Девушка опередила его, подняла цветы, прежде чем он коснулся их.
- Вы не должны читать, пока не уйдете, - сказала она - и опять розовое пламя вспыхнуло у нее на щеках и горле.
Рука об руку, как дети, они заторопились по газону к тому месту, где Питер встретил ее. Тут они остановились, серьезно глядя друг на друга, - и здесь другое чудо, которое произошло с Питером Лавеллером и о котором он забыл, пораженный своими открытиями, потребовало высказывания.
- Я люблю вас! - прошептал Питер этой живой давно умершей мадемуазель де Токелен.
Она вздохнула и оказалась в его объятиях.
- О, я знаю! - воскликнула она. - Дорогой, я знаю это - но я так боялась, что ты уйдешь, не сказав мне этого.
Она подняла свои сладкие губы, прижала их к его губам; откинулась назад.
- Я полюбила тебя с того момента, как увидела здесь, - сказала она, - и буду ждать тебя здесь, когда ты вернешься. А теперь ты должен идти, мой дорогой и любимый; но подожди...
Он почувствовал, как ее рука пробралась в карман его рубашки, что-то прижала к сердцу.
- Послания, - сказала она. - Возьми их. И помни: я жду. Я клянусь. Я, Люси де Токелен..
В голове у него зашумело. Он открыл глаза. Он снова в траншее, а в ушах еще звучит имя мадемуазель, а на сердце он чувствует пожатие ее руки. Голова его повернута к трем людям, смотрящим на него.
У одного из них в руке часы; это хирург. Зачем он смотрит на часы? Неужели он так долго отсутствовал?
Ну, это неважно, ведь он принес такое известие! Усталость его исчезла; он чувствовал себя преображенным, торжествующим; душа его пела гимны. Забыв о дисциплине, он устремился к троим.
- Смерти нет! - воскликнул он. - Мы должны сообщить об этом по линии - немедленно! Немедленно, понимаете? Скажите всем: у меня есть доказательство...
Он запнулся и подавился словами. Трое переглянулись. Майор поднял электрический фонарик, посветил Питеру в лицо, смотрел он странно, потом быстро подошел и встал между юношей и его оружием.
- Придите в себя, мой мальчик, и расскажите нам все об этом, - сказал он.
Они совершенно не заинтересовались. Ну, ничего, сейчас он им расскажет!
И Питер рассказал им, опустив только то, что произошло между ним и мадемуазель: ведь это в конце концов их личное дело. Они серьезно и молча слушали его. Но тревога в глазах майора усиливалась.
- И тогда - я вернулся, вернулся быстро, как мог, чтобы помочь нам всем, чтобы убрать все это, - рука его взметнулась в жесте отвращения, - потому что все это неважно. Когда мы умираем, жизнь продолжается! - закончил он.
На лице ученого появилось выражение глубокого удовлетворения.
- Отличная демонстрация; лучше, чем я надеялся! - сказал он над головой Лавеллера майору. - Замечательная штука - человеческое воображение!
В голосе его звучало благоговение.
Воображение? Питер был поражен до глубины души.
Они ему не верят! Он им покажет!
- Но у меня есть доказательство! - воскликнул он.
Он распахнул шинель, порылся в кармане рубашки; пальцы его сомкнулись над клочком бумаги. Ага, сейчас он им покажет!
Он вытащил цветы и протянул им.
- Смотрите! - Голос его звучал торжественной трубой.
Но что это с ними? Неужели они не видят? Почему они смотрят ему в лицо, а не на то, что он протягивает им? Он сам взглянул на то, что держит, потом недоверчиво поднес к своим глазам, смотрел и смотрел, и вся вселенная будто поворачивалась вокруг, а сердце перестало биться. Потому что в руке его, со стеблями в бумаге, были не свежие и ароматные розы, которые мать кареглазой мадемуазель срезала для него в саду.
Нет - пучок искусственных цветов, грязных, рваных, потрепанных, выцветших и старых!
Оцепенение охватило Питера.
Он тупо смотрел на хирурга, на капитана, на майора, чье лицо стало теперь не только тревожным, но и строгим.
- Что это значит? - прошептал он.
Неужели это был сон? Нет никакой великолепной Люси - кроме как в его сознании, - нет кареглазой девушки, которая любила его и которую любил он?
Ученый сделал шаг вперед, взял из его разжавшейся руки искусственный букетик. Бумага соскользнула, осталась в пальцах Питера.
- Вы, несомненно, заслужили право узнать, что испытали, - вежливый, культурный голос пробивался сквозь его оцепеневший слух, - после той реакции, которую вы проявили в нашем маленьком эксперименте. - Хирург весело рассмеялся.
Эксперимент? Эксперимент? Тупой гнев загорелся в Питере, яростный, медленно усиливающийся.
- Мсье! - умоляюще и предупреждающе сказал майор как будто своему почетному гостю.
- О, с вашего разрешения, майор, - продолжал великий человек, - этот молодой человек высокого интеллектуального уровня, образованный, вы видите, как он говорит. Он поймет.
Майор не был ученым, но он был французом, человеком, и тоже обладал воображением. Он пожал плечами, но придвинулся чуть ближе к лежащему ружью.
- Мы обсуждали, ваши офицеры и я, - продолжал культурный голос, - сновидения, которыми полуспящий мозг стремится объяснить прикосновение, незнакомый звук или что-нибудь другое, пробуждающее от сна. Допустим, рядом со спящим разбито окно. Он слышит, сознание стремится объяснить услышанное, но оно отдало контроль подсознанию. И подсознание тут же приходит на помощь. Но оно безответственно и может выразить себя только в образах.
- Оно берет этот звук - и сплетает вокруг него некую романтическую историю. Оно пытается объяснить, как может, - увы! в лучшем случае это только фантастическая ложь, и как только сознание пробуждается, оно тотчас понимает это.
- И производит подсознание свои образы невероятно быстро. Оно может в долю секунды создать целую серию событий; в реальной жизни они заняли бы часы... или дни. Вы следите за мной? Возможно, вы понимаете, о каком эксперименте я веду речь?
Лавеллер кивнул. Горький, всепожирающий гнев все усиливался. Но внешне он оставался спокоен, насторожен. Он выслушает, что это самодовольный дьявол с ним проделал, а потом...
- Ваши офицеры не согласились с некоторыми моими выводами. Я увидел вас здесь, усталого, сосредоточенного на своих обязанностях, в полугипнозе от напряжения и постоянных вспышек снарядов. Вы представляли прекрасный клинический случай, непревзойденный лабораторный материал...
Сможет ли он удержать свои руки вдалеке от горла хирурга, пока тот не кончит? Люси, Люси, фантастическая ложь...
- Спокойно, mon vieux [старина (фр.)], - прошептал майор. Да, он должен ударить быстро, офицер слишком близко. Но майор должен смотреть в щель за него. Когда Питер прыгнет, майор будет смотреть туда.
- И вот, - хирург говорил в лучшей академической манере, - и вот я взял веточку искусственных цветов, которую нашел между страниц старого молитвенника, подобранного в развалинах того шато. На листочке бумаги написал по-французски - я ведь думал тогда, что вы французский солдат. Написал строку из баллады об Окассене и Николетт:
И вот она ждет, когда кончатся дни...
- На страницах молитвенника было написано имя, несомненно, его давно покойной владелицы - Люси де Токелен...
Люси! Гнев и ненависть забыты из-за страстной тоски, тоска вернулась сильнее, чем раньше.
- Я провел веточкой цветов перед вашими невидящими глазами; я хочу сказать, что их не видело ваше сознание; я был уверен, что подсознание их не пропустит. Показал вам написанную строчку - и ваше подсознание и это уловило: и верность в любви, и разъединение, и ожидание. Я обернул бумагой стебель цветов, сунул его вам в карман и прямо вам в ухо произнес имя Люси де Токелен.
- Проблема заключалась в том, что сделает ваше второе я с этими четырьмя вещами: цветком, содержанием строки, прикосновением и именем - захватывающая проблема!
- И не успел я отнять руку, не успели сомкнуться мои губы после того, что я прошептал, - вы повернулись с криком, что смерти не существует, и вдохновенно выложили вашу замечательную историю... все, все создано воображением из...
Но больше он не выдержал. Ослепляющий гнев сжег все сдерживающие начала и убийственно и молча швырнул его к горлу хирурга. Перед глазами его мелькали вспышки - красные, колеблющиеся языки пламени. Он сам умрет, но убьет этого хладнокровного дьявола, который может извлечь человека из ада, раскрыть перед ним небо, а потом швырнуть обратно в ад, ставший во сто раз более жестоким, и никакой надежды во всей вечности.
Но прежде чем он смог ударить, сильные руки схватили его, удержали. Алые огни перед глазами померкли. Ему показалось, что он слышит нежный золотой голос, шепчущий:
- Ничего! Ничего! Постарайся видеть, как я!
Он стоял между офицерами, которые с обеих сторон прочно держали его. Они молчали, глядя на бледного хирурга с холодным недружелюбным выражением.
- Мой мальчик, мой мальчик... - самообладание хирурга исчезло; он дрожал, был растерян. - Я не понимал... простите... я и не думал, что вы воспримете это так серьезно.
Лавеллер сказал офицерам: - Господа, все прошло. Не нужно держать меня.
Они посмотрели на него, освободили, похлопали по плечу, посмотрели на своего гостя с тем же холодным неодобрением.
Лавеллер неуверенно повернулся к брустверу. Глаза его были полны слез. Мозг, сердце, душа - все сплошное опустошение, ни призрака надежды. Его послание, его священная истина, с помощью которой он собирался привести измученный мир в рай, - всего лишь сон.
Его Люси, его кареглазая мадемуазель, которая шептала, что любит его, - образ, вызванный словом, прикосновением, строчкой, искусственными цветами.
Он не мог поверить в это. Он все еще чувствует прикосновение ее мягких губ к своим губам, ее теплое тело еще дрожит в его объятиях. И она сказала, что он вернется, и обежала ждать.
Что это у него в руке? Листок, в который были завернуты стебли роз, проклятая бумага, с помощью которой этот холодный дьявол поставил свой эксперимент.
Лавеллер скомкал ее, хотел швырнуть к ногам.
Как будто что-то остановило его руку.
Он медленно развернул листок.
Трое смотревших увидели, как на лице его появилось сияние, как будто душа его освободилась от вечной муки. Вся печаль, вся боль - все исчезло, перед ними снова был мальчик.
Он стоял с широко открытыми глазами, видел наяву сны.
Майор сделал шаг вперед, осторожно взял у него листок.
Непрерывно рвались осветительные снаряды, траншея была залита их светом, и при этом свете он рассматривал листок.
Когда он поднял лицо, на нем было выражение благоговейного страха; когда остальные взяли у него листок и прочли, на их лицах появилось то же выражение.
Поверх строки, написанной хирургом, были три строчки - на старофранцузском:
Не печалься, сердце мое, не бойся кажущегося:
Наступит время пробуждения.
Та, что любит тебя. Люси.
--------------------
Таков был рассказ Мак-Эндрюса, и наступившее молчание нарушил Хоутри.
- Строчки, конечно, были уже на бумаге, - сказал он, - вероятно, они были слабыми, и ваш хирург их не заметил. Шел дождь, и влага проявила их.
- Нет, - ответил Мак-Эндрюс, - их там не было.
- Откуда вы знаете? - возразил психолог.
- Потому что этим хирургом был я, - негромко сказал Мак-Эндрюс. - Листок я вырвал из своей записной книжки. Когда я заворачивал в него цветы, он был чистым - только та строка, что написал я.
- Но было еще одно - назовем это доказательством, Джон, - почерк, которым были написаны три строчки, был тот же, что и почерк в найденном мной молитвеннике, и подпись "Люси" точно та же самая, изгиб за изгибом, причудливый старомодный наклон.
Наступило долгое молчание, нарушенное неожиданно опять Хоутри.
- Что стало с листком? - спросил он. - Проанализировали ли чернила? Было ли...
- Мы стояли в недоумении, - прервал его Мак-Эндрюс, - и вдруг резкий порыв ветра пролетел по траншее. Он вырвал листок у меня из руки; Лавеллер смотрел, как его уносит; не сделал попытки схватить.
- Это неважно. Теперь я знаю, - сказал он - и улыбнулся мне прощающей, счастливой улыбкой веселого мальчишки. - Простите, доктор. Вы мой лучший друг. Вначале я думал, что вы сделали со мной то, что ни один человек не сделал бы другому... теперь я знаю, что это действительно так.
- Вот и все. Он прошел через войну, не ища смерти, но и не избегая ее. Я любил его, как сына. Если бы не я, он умер бы после Маунт Кеммел. Он хотел дожить до того, чтобы попрощаться с отцом и сестрой, и я - залатал его. Он дожил, а потом отправился в траншею под тенью старого разрушенного шато, где его нашла кареглазая мадемуазель.
- Зачем? - спросил Хоутри.
- Он думал, что там он сможет вернуться... быстрее.
- Для меня это совершенно произвольное заключение, - сказал раздраженно, почти гневно психолог. - Должно существовать какое-то естественное объяснение.
- Конечно, Джон, - успокаивающе ответил Мак-Эндрюс, - конечно. Скажите нам, какое оно.
Но Хоутри, казалось, никакого объяснения предложить не может.
- Война оказалась исключительно плодотворной для развития хирургической науки, - закончил Хоутри, - в ранах и мучениях она открыла неисследованные области, в которые устремился гений человека, а проникнув, нашел пути победы над страданием и смертью, потому что, друзья мои, прогресс есть извлечение из крови жертв. И все же мировая трагедия открыла еще одну область, в которой будут сделаны еще более грандиозные открытия. Для психологов это была непревзойденная практика, большая, чем для хирургов.
Латур, великий французский медик, выбрался из глубин своего большого кресла; красные отблески пламени очага падали на его проницательное лицо. - Это верно, - сказал он. - Да, это верно. В этом горниле человеческий мозг раскрылся, как цветок под горячим солнцем. Под ударами колоссального урагана примитивных сил, захваченные в хаосе энергии, физической и психической - хоть сам человек породил эти силы, они захватили его, как мошку в бурю, - все те тайные, загадочные факторы мозга, которые мы из-за отсутствия подлинных знаний называем душой, сбросили все запреты и смогли проявиться.
- Да и как могло быть иначе - когда мужчины и женщины, охваченные предельным горем или радостью, раскрыли глубины своего духа, - как могло быть иначе в этом постоянно усиливавшемся крещендо эмоций?
Заговорил Мак-Эндрюс.
- Какую психическую область вы имеете в виду, Хоутри? - спросил он.
Мы вчетвером сидели перед очагом в зале Научного клуба: Хоутри, руководитель кафедры психологии одного из крупнейших колледжей, чье имя почитается во всем мире; Латур, бессмертный француз; Мак-Эндрюс, знаменитый американский хирург, чей труд во время войны вписал новую страницу в сверкающую книгу науки; и я. Имена троих не подлинные, но сами они таковы, какими я их описал; и я обещал не давать больше никаких подробностей.
- Я имею в виду область внушения, - ответил психолог.
- Реакция мозга, проявляющая себя в видениях: случайная формация облаков, которая для перенапряженного воображения наблюдателей становится небесным войском Жанны Д'Арк; лунный свет в разрыве облаков кажется осажденным огненным крестом, который держат руки архангела; отчаяние и надежда, которые трансформируются в такие легенды, как лунные лучники, призрачные воины, побеждающие врага; клочья тумана над ничейной землей преобразуются усталыми глазами в фигуру самого Сына Человеческого, печально идущего среди мертвых. Знаки, предзнаменования, чудеса, целое войско предчувствий, призраки любимых - все это жители страны внушения; все они рождаются, когда срывают завесу с подсознания. В этой сфере, даже если будет собрана тысячная доля свидетельств, психологов ждет работа на двадцать лет.
- А каковы границы этой области? - спросил Мак-Эндрюс.
- Границы? - Хоутри был явно озадачен.
Мак-Эндрюс некоторое время молчал. Потом достал из кармана желтый листок - телеграмму.
- Сегодня умер молодой Питер Лавеллер, - сказал он, по-видимому, безотносительно к предыдущему. - Умер там, где и хотел: в остатках траншеи, прорезанной через древнее владение сеньоров Токелен, вблизи Бетюна.
- Он там умер! - Хоутри был предельно изумлен. - Но я читал, что его привезли домой; что он один из ваших триумфов, Мак-Эндрюс!
- Он уехал умирать там, где и хотел, - медленно повторил хирург.
Так объяснилась странная скрытность Лавеллеров о том, что стало с их сыном-солдатом, скрытность, несколько недель занимавшая прессу. Потому что молодой Питер Лавеллер был национальным героем. Единственный сын старшего Питера Лавеллера - это тоже не настоящая фамилия семьи; подобно остальным, я не могу открыть ее, - он был наследником миллионов старого угольного короля и смыслом его существования.
В самом начале войны Питер добровольцем отправился во Францию. Влияния отца было бы достаточно, чтобы обойти французский закон, по которому в армии каждый должен начинать с самого низа, но молодой Питер не хотел и слышать об этом. Целеустремленный, горящий белым пламенем первых крестоносцев, он занял свое место в рядах.
Привлекательный, голубоглазый, ростом в шесть футов без обуви, всего двадцати пяти лет, немного мечтатель, он поразил воображение французских солдат, и они любили его. Дважды был он ранен в опасные дни, и когда Америка вступила в войну, его перевели в экспедиционный корпус. При осаде Маунт Кеммел он получил рану, которая вернула его домой, к отцу и сестре. Я знал, что Мак-Эндрюс сопровождал его в Европе и вылечил - во всяком случае все так считали.
Но что случилось тогда - и почему Лавеллер отправился во Францию, умирать, как сказал Мак-Эндрюс.
Он снова положил телеграмму в карман.
- Есть граница, Джон, - сказал он Хоутри. - Лавеллер был как раз пограничным случаем. Я вам расскажу. - Он поколебался. - Может, не следует; но мне кажется, что Питер не возражал бы против моего рассказа; он считал себя открывателем. - Он снова помолчал; потом явно принял решение и повернулся ко мне.
- Меррит, можете использовать мой рассказ, если сочтете его интересным. Но если решите использовать, измените имена и, пожалуйста, постарайтесь, чтобы по описаниям нельзя было никого узнать. Важно ведь в конце концов случившееся - а тому, с кем это случилось, теперь все равно.
Я пообещал и сдержал свое слово. Теперь я расскажу эту историю так, как тот, кого я назвал Мак-Эндрюсом, рассказывал нам в полутемной комнате, где мы сидели молча, пока он не кончил.
--------------------
Лавеллер стоял за бруствером первой линии траншей. Была ночь, ранняя апрельская ночь северной Франции, и когда это сказано, все сказано для тех, кто бывал там.
Рядом с ним был траншейный телескоп. Ружье лежало поблизости. Ночью перископ практически бесполезен; поэтому он всматривался в щель между мешками с песком, рассматривая трехсотфутовой ширины полосу ничейной земли.
Он знал, что напротив, в такую же щель в немецком бруствере, другие глаза напряженно следят за малейшим движением.
По всей ничейной полосе лежали причудливые груды, и когда разрывались осветительные снаряды и заливали полосу светом, груды, казалось, начинали двигаться: вставали, жестикулировали, протестовали. И это было ужасно, потому что двигались на свету мертвецы: французы и англичане, пруссаки и баварцы - отбросы красного винного пресса, установленного войной в этом секторе.
На проволочном заграждении два шотландца; оба в килтах; один прошит пулеметной очередью, когда перелезал через заграждение. Удар быстрой множественной смерти отбросил его руку на шею товарища; тот был убит в следующее мгновение. Так они и висели, обнявшись; и когда загорались и угасали осветительные снаряды, они, казалось, раскачиваются, пытаются вырваться из проволоки, броситься вперед, вернуться.
Лавеллер устал, его усталость превышала всякое воображение. Сектор достался тяжелый и нервный. Почти семьдесят два часа он не спал, потому что несколько минут оцепенения, прерываемые постоянными тревогами, были хуже сна.
Артиллерийский обстрел продолжался почти непрерывно, а еды мало и доставлять ее очень опасно. За ней приходилось идти за три мили под огнем: ближе доставлять было невозможно.
И постоянно нужно было восстанавливать бруствер, соединять разорванные провода, а когда это было сделано, разрывы все уничтожали, и снова нужно было проделывать ту же утомительную работу, потому что было приказано удерживать сектор любой ценой.
Все, что осталось в Лавеллере от сознания, сконцентрировалось в его взгляде, оставалась только способность видеть. И зрение, повинуясь его твердой несгибаемой воле, с помощью всех остатков жизненной силы исполняло свой долг: Лавеллер был слеп ко всему, кроме узкой полоски земли, пока его не сменят с поста. Тело его онемело, он не чувствовал землю под ногами, иногда ему казалось, что он плывет - как два шотландца на проволоке!
Почему они не могут висеть неподвижно? Какое право имеют люди, чья кровь вытекла и стала черным пятном под ними, плясать и совершать пируэты под вспышки разрывов? Черт их возьми - хоть бы какой разрыв сбросил их и похоронил!
Выше по склону в миле находился старый замок - шато, вернее, то, что от него осталось. Под ним глубокие подвалы, куда можно забраться и уснуть. Он знал это, потому что столетия назад, когда впервые прибыл на этот участок фронта, он переночевал там.
Каким раем было бы вползти в эти подвалы, прочь от безжалостного дождя; снова спать с крышей над головой.
- Я буду спать, и спать, и спать - и спать, и спать, и спать, - говорил он себе; потом напрягся, так как от повторения слова его начала окружать сонная тьма.
Осветительные снаряды вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли; послышался треск пулемета. Ему сначала показалось, что это стучат его зубы, пока остатки сознания не подсказали ответ: какой-то нервничающий немец изрешетил вечно движущихся мертвецов.
Послышались чавкающие звуки шагов по вязкой грязи. Нет необходимости оборачиваться: это свои, иначе они не прошли бы часовых на повороте. Тем не менее невольно его глаза повернулись на звук, и он увидел трех человек, рассматривающих его.
Над головой плыло не менее полудюжины огней, и в их свете он узнал подошедших.
Один из них - знаменитый хирург, который приехал из базового госпиталя в Бетюне, чтобы посмотреть, как заживают раны после его операции; остальные двое - майор и капитан; все, несомненно, направляются к подвалам. Что ж, кому-то должно везти. И он снова посмотрел в щель.
- Что не так? - Это майор обратился к гостю.
- Что не так... что не так... что не так? - Слова повторялись быстро, настойчиво в его сознании, снова и снова, пытаясь разбудить его.
Действительно, что не так? Все в порядке! Разве он, Лавеллер, не на посту? Измученный мозг гневно бился. Все в порядке, почему они не уходят и не оставят его в покое?
- Ничего. - Это хирург, и опять слова забились в ушах Лавеллера, маленькие, шепчущие, быстро повторяющиеся снова и снова: - Ничего - ничего - ничего - ничего.
Но что говорит хирург? Обрывочно, почти не понимая, он воспринимал фразы:
- Совершенный пример того, о чем я вам говорил. Этот парень - абсолютно истощенный, уставший - все его сознание сосредоточено на одном - на бдительности... сознание истощилось, стало тонким... за ним пытается высвободиться подсознание... сознание отвечает только на один стимул - движение извне... но подсознание, так близко к поверхности, почти не удерживаемое... что оно сделает, если его совсем освободить... совершенный пример.
О чем это они говорят? Теперь послышался шепот.
- В таком случае, с вашего разрешения... - это опять хирург. Разрешение на что? Почему они не уходят и не перестают его беспокоить? Неужели и так недостаточно трудно смотреть, когда еще приходится слушать? Что-то промелькнуло перед его глазами. Он смотрел, не понимая. Должно быть, затуманилось зрение.
Он поднял руку и потер глаза. Да, должно быть они - теперь все прошло.
Небольшой светлый кружок вспыхнул на бруствере рядом с его лицом. Свет карманного фонарика. Что они ищут? В круге появилась рука, рука с длинными гибкими пальцами, в ней листок бумаги, на нем что-то написано. Хотят, чтобы он еще читал? Не только смотрел и слушал, но еще и читал! Он приготовился возражать.
Прежде чем застывшие губы смогли произнести слово, он почувствовал, как кто-то расстегнул верхнюю пуговицу его шинели, рука сунула что-то в карман рубашки, как раз над сердцем.
Кто-то прошептал: "Люси де Токелен".
Что это значит? Это не пароль.
В голове у него загудело - он как будто погружался в воду. Что за свет слепит его даже сквозь закрытые веки? Он болезненно открыл глаза.
Лавеллер смотрел прямо на золотой диск солнца, медленно садившегося за ряд благородных дубов. Ослепленный, он опустил взгляд. Он стоял по щиколотку в мягкой зеленой траве, усеянной голубыми цветами в маленьких соцветиях. Пчелы жужжали над чашечками цветов. Маленькие желтокрылые бабочки парили над ними. Дул мягкий ветерок, теплый и ароматный.
Ему тогда это не показалось странным - нормальный домашний мир - мир, каким он должен быть. Но он помнил, что когда-то был в другом мире, очень-очень не похожем на этот, в месте несчастий и боли, кровавой грязи, холода и влаги, в мире жестокости, чьи ночи - мучительный ад раскаленных огней и яростных смертоносных звуков, в мире измученных людей, которые ищут отдыха и сна и не находят их, в мире танцующих мертвецов. Где это было? Неужели действительно может существовать такой мир? Теперь ему совсем не хотелось спать.
Он поднял руки и посмотрел на них. Загрубевшие, исцарапанные и грязные. На нем шинель, влажная, вся в грязи. На ногах ботинки с высокими голенищами. Рядом с его грязной ногой лежит полураздавленный букетик голубых цветов. Он застонал от жалости и наклонился, чтобы поднять раздавленные цветы.
"Слишком много мертвых, слишком много", - прошептал он, потом смолк. Он на самом деле пришел из этого кошмарного мира! Как иначе в этом счастливом чистом мире он может быть таким нечистым?
Конечно, так, но где он? Как мог добраться оттуда сюда? Ах, да, был пароль... что же это было?
Он вспомнил: "Люси де Токелен".
Лавеллер произнес это вслух, все еще стоя на коленях.
Мягкая маленькая рука коснулась его щеки. Низкий сладкий голос ласкал слух.
- Я Люси де Токелен, - произнес этот голос. - А цветы вырастут снова, но как мило, что вы о них горюете.
Он вскочил на ноги. Рядом с ним стояла девушка, стройная девушка лет восемнадцати, с туманным облаком волос вокруг маленькой гордой головки; в ее больших карих глазах, устремленных на него, были нежность и жалость.
Питер стоял молча, упиваясь ею: низкий широкий белый лоб, красные изогнутые губы, округлые белые плечи, сверкающие сквозь шелковую паутину шарфа, стройное сладкое тело в облегающем платье необычного покроя с высоким поясом.
Она была достаточно хороша; но для голодных глаз Питера она была чем-то большим: источником, бьющим в безводной пустыне, первым прохладным ветерком сумерек после иссушающего дня, видением рая для души, только что освободившейся от столетий ада. Под его горящим восхищенным взглядом она опустила свой, слабая краска появилась на ее белом горле, поползла к темным волосам.
- Я... я мадемуазель де Токелен, мессир, - прошептала она. - А вы...
Он пришел в себя
- Лавеллер... Питер Лавеллер... так меня зовут, мадемуазель, - запинаясь, выговорил он. - Простите мою грубость... но я не знаю, как оказался тут... и не знаю, откуда пришел... только из места, совсем не похожего на это. А вы... вы так прекрасны, мадемуазель!
Ясные глаза на мгновение остановились на нем, в них скрывалась шаловливость, потом она снова опустила взгляд, и краска на ее лице усилилась.
Он смотрел на нее, весь уйдя в свой взгляд; потом недоумение вернулось, настойчиво требовало свое.
- Не скажете ли, что это за место, мадемуазель, - он по-прежнему запинался, - и как я здесь оказался, если вы... - Он замолчал. Издалека, через лиги пространства, на него надвигалась огромная усталость. Он чувствовал ее приближение... все ближе и ближе... она коснулась его, прыгнула на него, он погружался в нее, падал... падал...
Две мягкие теплые руки схватили его. Усталая голова упала на них. Сквозь тесно прижатые маленькие ладони в него вливались отдых и сила. Усталость сжалась, начала медленно отступать, медленно... ушла!
За ней последовало непреодолимое, неконтролируемое желание плакать... плакать от облегчения, что усталость ушла, что этот дьявольский мир, который тенью сохраняется в его сознании, остался за ним, что он здесь, с этой девушкой. Слезы его падали на маленькие руки.
На самом ли деле голова ее склонилась к нему, губы коснулись его волос? Его охватило ощущение мира. Он, устыдившись, встал.
- Не знаю, почему я плакал, мадемуазель... - начал он; и тут увидел, что ее белые пальцы переплелись с его почерневшими. Он в неожиданном страхе выпустил их.
- Простите, - запинаясь, пробормотал он. - Я не должен был вас касаться.
Она сделала быстрое движение, схватила его руки, крепко сжала их.
Глаза ее сверкнули.
- Я вижу их не так, как вы, мессир Пьер, - ответила она. - И даже если бы видела пятна, разве это не пятна крови из сердец храбрых сынов под знаменами Франции? Считайте эти пятна боевой наградой, мессир.
Франция - Франция? Да, так назывался мир, который он оставил за собой; мир, где люди тщетно ищут сна, где мертвецы пляшут.
Мертвецы пляшут - что это значит?
Он бросил на нее тоскливый взгляд.
С коротким жалостливым криком она на мгновение прижалась к нему.
- Вы так устали - и голодны, - прошептала она. - Больше не думайте, не старайтесь вспомнить, мессир, пока не поедите, не напьетесь и не отдохнете немного.
Они повернулись. И тут Лавеллер увидел недалеко шато. Увенчанное башенками, величественное, безмятежное, из серого камня, благородное, со своими шпилями и вымпелами, устремившимися к небу, как плюмаж на шлеме гордого воина. Взявшись за руки, как дети, мадемуазель Токелен и Питер Лавеллер пошли к шато по зеленому газону.
- Это мой дом, мессир, - сказала девушка. - А вон там, среди роз, ждет моя мать. Отца нет, и он расстроится, что не встретился с вами, но вы с ним увидитесь, когда вернетесь.
Он вернется? Это означает, что он тут не останется. Но куда он отправится, откуда вернется? На мгновение взгляд его затуманился; прояснился снова. Он шел среди роз; розы были повсюду, большие, ароматные, раскрытые цветы, алые и шафрановые, розовые и совершенно белые; они росли гроздьями и полосами, взбирались на террасы, образуя как бы ароматный прибой у основания шато.
По-прежнему рука об руку они с девушкой прошли между розами и оказались у стола, покрытого белоснежной скатертью и бледным фарфором; стол стоял в беседке.
За ним сидела женщина. Она чуть миновала расцвет своей женской прелести, подумал Питер. Волосы ее, он видел, напудрены, щеки розовые и белые, как у ребенка, глаза сверкают, они тоже карие, как и у мадемуазель, и добрые, добрые, подумал Питер. Знатная дама старой Франции.
Мадемуазель присела.
- Мама, - сказала она, - представляю тебе сэра Пьера Ла Валье, очень храброго и достойного джентльмена, который ненадолго навестил нас.
Ясные глаза старшей женщины внимательно рассматривали его. Потом она склонила величественную белую голову и протянула над столом тонкую руку.
Он понял, что должен поцеловать руку, но не решался, глядя на свою грязную.
- Сэр Пьер видит мир не так, как мы, - в голосе девушки веселье и в то же время упрек; она рассмеялась, ласковым, золотым смехом. - Мама, можно он увидит свои руки так, как мы видим их?
Беловолосая женщина улыбнулась и кивнула, и во взгляде ее, заметил Лавеллер, та же доброта и жалость, что были во взгляде девушки, когда они впервые встретились.
Девушка слегка коснулась глаз Питера, подержала перед ними его ладони - они были белые, изящные, чистые и каким-то образом очень красивые.
Снова его охватило изумление, но сказалось воспитание. Он подавил удивление, поклонился, взял в свою руку изящные пальцы дамы и поднес их к губам.
Она коснулась серебряного колокольчика. Сквозь розы подошли два высоких человека в ливреях, взяли у Лавеллера его шинель. За ними последовали четыре негритенка в алой, вышитой золотом одежде. Они принесли серебряные тарелки, а на них мясо, белый хлеб, пирожные, фрукты и вино в высоких хрустальных флаконах.
И Лавеллер вспомнил, как он голоден. Но он мало что запомнил из этого пира. Помнил только, что был счастлив больше, чем когда-либо за свои двадцать пять лет.
Мать говорила мало, но мадемуазель Люси и Питер Лавеллер болтали и смеялись, как дети, они не молчали и упивались друг другом.
И в сердце Лавеллера росло восхищение этой девушкой, встреченной так удивительно, росло, пока сердце, казалось, не сможет вместить его радость. А глаза девушки, когда они останавливались на нем, становились все мягче, все нежнее, они полны были обещанием; а гордое лицо под белоснежными волосами наполнялось бесконечной мягкостью, как лицо мадонны.
Наконец мадемуазель де Токелен, подняв голову и встретив его взгляд, вспыхнула, опустила длинные ресницы и повесила голову; потом снова храбро подняла глаза.
- Ты удовлетворена, мама? - серьезно спросила она.
- Да, дочь моя, я удовлетворена, - улыбаясь, ответила та.
И тут последовало невероятное, ужасное - Лавеллер сказал, что похоже было на руку гориллы, протянувшуюся к груди девственницы, - вопль из глубокого ада среди песен ангелов.
Справа, среди роз, появился свет - судорожный порывистый свет, он разгорался и гас, разгорался и гас. В нем были две фигуры. Одна обнимала другую рукой за шею; обнявшись, они наклонились в воздухе, и когда свет разгорался и гас, они, казалось, выделывают пируэты, стараются вырваться, побежать вперед, вернуться - они танцевали!
Танцующие мертвецы!
Мир, где люди ищут отдыха и сна и не находят их, где даже мертвые не находят покоя, но должны танцевать в ритме осветительных снарядов.
Он застонал; вскочил на ноги; смотрел, дрожа каждым нервом. Девушка и женщина проследили за его застывшим взглядом, посмотрели на него полными жалости и слез глазами.
- Это ничего, - сказала девушка. - Ничего. Садитесь, там ничего нет!
И снова коснулась его век: свет и раскачивающиеся мертвецы исчезли. Но теперь Лавеллер знал. В его сознание устремился поток памяти - памяти о грязи, о вони, о яростных убийственных звуках, о жестокости, несчастье и ненависти; памяти о разорванных людях и искалеченных мертвецах; памяти о том, откуда он пришел, - о траншее.
Траншея! Он уснул, и все это только сон! Он уснул на посту, а товарищи доверили ему. А эти две ужасные фигуры среди роз - это два шотландца, пришедшие призвать его к выполнению долга, они манят, манят его, заставляют вернуться. Он должен проснуться! Должен!
Отчаянно он попытался вырваться из этого иллюзорного сада, вернуться в дьявольский мир, который в этот час очарования был в его сознании только туманом на далеком горизонте. А женщина и девушка смотрели на него - с бесконечной жалостью, со слезами на глазах.
- Траншея! - выдохнул Лавеллер. - Боже, разбуди меня! Я должен вернуться! О Боже, позволь мне проснуться!
- Значит я только сон?
Это голос мадемуазель Люси, слегка жалобный, слегка потрясенный.
- Я должен вернуться, - простонал он, хотя от ее вопроса сердце, казалось, замерло в нем. - Позвольте мне проснуться!
- Я сон? - Теперь в ее голосе звучал гнев; мадемуазель придвинулась к нему. - Я не реальна?
Маленькая ножка яростно топнула, маленькая рука сильно ущипнула его над локтем. Он почувствовал боль и с глупым видом потер руку.
- Вы думаете, я сон? - спросила она и, подняв руки, прижала ладони к его вискам, притянув к себе его голову, так что его глаза смотрели прямо в ее.
Лавеллер смотрел, смотрел в глубину, терялся в ней, чувствовал, как сердце его вздымается от того, что он видел в ее взгляде. Ее теплое сладкое дыхание касалось его щек; что бы это ни было, где бы он ни был - о_н_а_ не сон!
- Но я должен вернуться, назад в траншею! - солдат в нем продолжал цепляться за свой долг.
- Сын мой, - теперь говорила мать, - сын мой, вы в траншее.
Лавеллер изумленно смотрел на нее. Глаза его обежали прекрасную сцену. Потом он снова взглянул на нее взглядом изумленного ребенка. Она улыбнулась.
- Не бойтесь, - сказала она. - Все в порядке. Вы в вашей траншее, но она в столетиях от нас; да, двести лет, по вашему счету времени; и мы так считали когда-то.
Холодок пробежал по его телу. Они сошли с ума? Или он? Рука его коснулась теплого плеча; это прикосновение успокоило.
- А вы? - наконец смог он спросить.
Он заметил, что они переглянулись, и мать в ответ на невысказанный вопрос коротко кивнула. Мадемуазель Люси взяла лицо Питера в свои мягкие руки, снова взглянула ему в глаза.
- Ma mie [мой милый, (фр.)], - мягко сказала она, - мы были... - тут она заколебалась... вы называете это... мертвыми... для вашего мира это было двести лет назад.
Но прежде чем она произнесла это, Лавеллер, я думаю, понял, что приближается. На мгновение он почувствовал во всем теле ледяной холод, который тут же исчез, исчез как изморозь под горячим солнцем. Если это правда - да ведь тогда смерти не существует! А это правда!
Это правда! Он знал это с уверенностью, в которой даже призрака сомнения не было, - но насколько его желание поверить отразилось в этой уверенности? Кто может сказать?
Он посмотрел на шато. Конечно! Его развалины виднелись в темноте, когда ее разрывали вспышки, в его подвалах хотел он уснуть. Смерть - о, глупые, трусливые люди! - и это смерть? Это великолепное место, полное мира и красоты?
И эта удивительная девушка, чьи карие глаза - ключ к его самому сердечному желанию! Смерть? Он смеялся и смеялся.
Еще одна мысль пришла ему в голову, пронеслась, как ураган. Он должен вернуться, вернуться в траншею и открыть остальным великую истину, которую он обнаружил. Он похож на путника из умирающего мира, невольно наткнувшегося на тайну, которая превращает их лишенный надежды мир в живое небо.
Больше не нужно бояться снарядов, сжигающего огня, пуль, сверкающей стали. Какое они имеют значение, когда это - _э_т_о_ - истина? Он должен вернуться и сказать им. Даже эти два шотландца затихнут на проволоке, когда он шепнет им.
Но он забыл - _о_н_и_ теперь знают. Но не могут вернуться, чтобы рассказать, - а он может. Он был возбужден, полон радостью, поднят до небес, полубог, носитель истины, которая освободит одолеваемый демонами мир от этих демонов; новый Прометей, который несет людям более драгоценное пламя, чем старый.
- Я должен идти! - воскликнул он. - Должен рассказать им! Как мне вернуться - быстрее?
Сомнение охватило его, он задумался.
- Но они не поверят, - прошептал он. - Нет, мне нужно доказательство. Я должен принести что-нибудь, чтобы доказать им.
Леди Токелен улыбнулась. Взяла со стола маленький нож и срезала гроздь роз, сунула ему в руку.
Прежде чем он их сжал, девушка перехватила цветы.
- Подождите, - прошептала она. - Я дам вам другое послание.
На столе оказались перо и чернила, и Питер удивился, откуда они взялись: до этого он их не видел; но среди такого количества чудес что значит еще одно маленькое чудо? В руке мадемуазель Люси был и листок бумаги. Она склонила головку и принялась писать; подула на бумагу, помахала ею в воздухе, чтобы просушить; вздохнула, улыбнулась Питеру и обмотала бумагу вокруг стеблей роз; положила на стол и приглашающе взмахнула рукой.
- Ваш плащ, - сказала она. - Он вам понадобится, теперь вы должны вернуться.
Она помогла ему одеться. Она смеялась, но в ее больших карих глазах были слезы; красный рот печален.
Теперь встала старшая женщина, снова протянула руку; Лавеллер склонился и поцеловал ее.
- Мы будем ждать вас, сын мой, - негромко сказала она. - Когда время наступит, возвращайтесь.
Он протянул руку за розами с обернутой вокруг стеблей бумагой. Девушка опередила его, подняла цветы, прежде чем он коснулся их.
- Вы не должны читать, пока не уйдете, - сказала она - и опять розовое пламя вспыхнуло у нее на щеках и горле.
Рука об руку, как дети, они заторопились по газону к тому месту, где Питер встретил ее. Тут они остановились, серьезно глядя друг на друга, - и здесь другое чудо, которое произошло с Питером Лавеллером и о котором он забыл, пораженный своими открытиями, потребовало высказывания.
- Я люблю вас! - прошептал Питер этой живой давно умершей мадемуазель де Токелен.
Она вздохнула и оказалась в его объятиях.
- О, я знаю! - воскликнула она. - Дорогой, я знаю это - но я так боялась, что ты уйдешь, не сказав мне этого.
Она подняла свои сладкие губы, прижала их к его губам; откинулась назад.
- Я полюбила тебя с того момента, как увидела здесь, - сказала она, - и буду ждать тебя здесь, когда ты вернешься. А теперь ты должен идти, мой дорогой и любимый; но подожди...
Он почувствовал, как ее рука пробралась в карман его рубашки, что-то прижала к сердцу.
- Послания, - сказала она. - Возьми их. И помни: я жду. Я клянусь. Я, Люси де Токелен..
В голове у него зашумело. Он открыл глаза. Он снова в траншее, а в ушах еще звучит имя мадемуазель, а на сердце он чувствует пожатие ее руки. Голова его повернута к трем людям, смотрящим на него.
У одного из них в руке часы; это хирург. Зачем он смотрит на часы? Неужели он так долго отсутствовал?
Ну, это неважно, ведь он принес такое известие! Усталость его исчезла; он чувствовал себя преображенным, торжествующим; душа его пела гимны. Забыв о дисциплине, он устремился к троим.
- Смерти нет! - воскликнул он. - Мы должны сообщить об этом по линии - немедленно! Немедленно, понимаете? Скажите всем: у меня есть доказательство...
Он запнулся и подавился словами. Трое переглянулись. Майор поднял электрический фонарик, посветил Питеру в лицо, смотрел он странно, потом быстро подошел и встал между юношей и его оружием.
- Придите в себя, мой мальчик, и расскажите нам все об этом, - сказал он.
Они совершенно не заинтересовались. Ну, ничего, сейчас он им расскажет!
И Питер рассказал им, опустив только то, что произошло между ним и мадемуазель: ведь это в конце концов их личное дело. Они серьезно и молча слушали его. Но тревога в глазах майора усиливалась.
- И тогда - я вернулся, вернулся быстро, как мог, чтобы помочь нам всем, чтобы убрать все это, - рука его взметнулась в жесте отвращения, - потому что все это неважно. Когда мы умираем, жизнь продолжается! - закончил он.
На лице ученого появилось выражение глубокого удовлетворения.
- Отличная демонстрация; лучше, чем я надеялся! - сказал он над головой Лавеллера майору. - Замечательная штука - человеческое воображение!
В голосе его звучало благоговение.
Воображение? Питер был поражен до глубины души.
Они ему не верят! Он им покажет!
- Но у меня есть доказательство! - воскликнул он.
Он распахнул шинель, порылся в кармане рубашки; пальцы его сомкнулись над клочком бумаги. Ага, сейчас он им покажет!
Он вытащил цветы и протянул им.
- Смотрите! - Голос его звучал торжественной трубой.
Но что это с ними? Неужели они не видят? Почему они смотрят ему в лицо, а не на то, что он протягивает им? Он сам взглянул на то, что держит, потом недоверчиво поднес к своим глазам, смотрел и смотрел, и вся вселенная будто поворачивалась вокруг, а сердце перестало биться. Потому что в руке его, со стеблями в бумаге, были не свежие и ароматные розы, которые мать кареглазой мадемуазель срезала для него в саду.
Нет - пучок искусственных цветов, грязных, рваных, потрепанных, выцветших и старых!
Оцепенение охватило Питера.
Он тупо смотрел на хирурга, на капитана, на майора, чье лицо стало теперь не только тревожным, но и строгим.
- Что это значит? - прошептал он.
Неужели это был сон? Нет никакой великолепной Люси - кроме как в его сознании, - нет кареглазой девушки, которая любила его и которую любил он?
Ученый сделал шаг вперед, взял из его разжавшейся руки искусственный букетик. Бумага соскользнула, осталась в пальцах Питера.
- Вы, несомненно, заслужили право узнать, что испытали, - вежливый, культурный голос пробивался сквозь его оцепеневший слух, - после той реакции, которую вы проявили в нашем маленьком эксперименте. - Хирург весело рассмеялся.
Эксперимент? Эксперимент? Тупой гнев загорелся в Питере, яростный, медленно усиливающийся.
- Мсье! - умоляюще и предупреждающе сказал майор как будто своему почетному гостю.
- О, с вашего разрешения, майор, - продолжал великий человек, - этот молодой человек высокого интеллектуального уровня, образованный, вы видите, как он говорит. Он поймет.
Майор не был ученым, но он был французом, человеком, и тоже обладал воображением. Он пожал плечами, но придвинулся чуть ближе к лежащему ружью.
- Мы обсуждали, ваши офицеры и я, - продолжал культурный голос, - сновидения, которыми полуспящий мозг стремится объяснить прикосновение, незнакомый звук или что-нибудь другое, пробуждающее от сна. Допустим, рядом со спящим разбито окно. Он слышит, сознание стремится объяснить услышанное, но оно отдало контроль подсознанию. И подсознание тут же приходит на помощь. Но оно безответственно и может выразить себя только в образах.
- Оно берет этот звук - и сплетает вокруг него некую романтическую историю. Оно пытается объяснить, как может, - увы! в лучшем случае это только фантастическая ложь, и как только сознание пробуждается, оно тотчас понимает это.
- И производит подсознание свои образы невероятно быстро. Оно может в долю секунды создать целую серию событий; в реальной жизни они заняли бы часы... или дни. Вы следите за мной? Возможно, вы понимаете, о каком эксперименте я веду речь?
Лавеллер кивнул. Горький, всепожирающий гнев все усиливался. Но внешне он оставался спокоен, насторожен. Он выслушает, что это самодовольный дьявол с ним проделал, а потом...
- Ваши офицеры не согласились с некоторыми моими выводами. Я увидел вас здесь, усталого, сосредоточенного на своих обязанностях, в полугипнозе от напряжения и постоянных вспышек снарядов. Вы представляли прекрасный клинический случай, непревзойденный лабораторный материал...
Сможет ли он удержать свои руки вдалеке от горла хирурга, пока тот не кончит? Люси, Люси, фантастическая ложь...
- Спокойно, mon vieux [старина (фр.)], - прошептал майор. Да, он должен ударить быстро, офицер слишком близко. Но майор должен смотреть в щель за него. Когда Питер прыгнет, майор будет смотреть туда.
- И вот, - хирург говорил в лучшей академической манере, - и вот я взял веточку искусственных цветов, которую нашел между страниц старого молитвенника, подобранного в развалинах того шато. На листочке бумаги написал по-французски - я ведь думал тогда, что вы французский солдат. Написал строку из баллады об Окассене и Николетт:
И вот она ждет, когда кончатся дни...
- На страницах молитвенника было написано имя, несомненно, его давно покойной владелицы - Люси де Токелен...
Люси! Гнев и ненависть забыты из-за страстной тоски, тоска вернулась сильнее, чем раньше.
- Я провел веточкой цветов перед вашими невидящими глазами; я хочу сказать, что их не видело ваше сознание; я был уверен, что подсознание их не пропустит. Показал вам написанную строчку - и ваше подсознание и это уловило: и верность в любви, и разъединение, и ожидание. Я обернул бумагой стебель цветов, сунул его вам в карман и прямо вам в ухо произнес имя Люси де Токелен.
- Проблема заключалась в том, что сделает ваше второе я с этими четырьмя вещами: цветком, содержанием строки, прикосновением и именем - захватывающая проблема!
- И не успел я отнять руку, не успели сомкнуться мои губы после того, что я прошептал, - вы повернулись с криком, что смерти не существует, и вдохновенно выложили вашу замечательную историю... все, все создано воображением из...
Но больше он не выдержал. Ослепляющий гнев сжег все сдерживающие начала и убийственно и молча швырнул его к горлу хирурга. Перед глазами его мелькали вспышки - красные, колеблющиеся языки пламени. Он сам умрет, но убьет этого хладнокровного дьявола, который может извлечь человека из ада, раскрыть перед ним небо, а потом швырнуть обратно в ад, ставший во сто раз более жестоким, и никакой надежды во всей вечности.
Но прежде чем он смог ударить, сильные руки схватили его, удержали. Алые огни перед глазами померкли. Ему показалось, что он слышит нежный золотой голос, шепчущий:
- Ничего! Ничего! Постарайся видеть, как я!
Он стоял между офицерами, которые с обеих сторон прочно держали его. Они молчали, глядя на бледного хирурга с холодным недружелюбным выражением.
- Мой мальчик, мой мальчик... - самообладание хирурга исчезло; он дрожал, был растерян. - Я не понимал... простите... я и не думал, что вы воспримете это так серьезно.
Лавеллер сказал офицерам: - Господа, все прошло. Не нужно держать меня.
Они посмотрели на него, освободили, похлопали по плечу, посмотрели на своего гостя с тем же холодным неодобрением.
Лавеллер неуверенно повернулся к брустверу. Глаза его были полны слез. Мозг, сердце, душа - все сплошное опустошение, ни призрака надежды. Его послание, его священная истина, с помощью которой он собирался привести измученный мир в рай, - всего лишь сон.
Его Люси, его кареглазая мадемуазель, которая шептала, что любит его, - образ, вызванный словом, прикосновением, строчкой, искусственными цветами.
Он не мог поверить в это. Он все еще чувствует прикосновение ее мягких губ к своим губам, ее теплое тело еще дрожит в его объятиях. И она сказала, что он вернется, и обежала ждать.
Что это у него в руке? Листок, в который были завернуты стебли роз, проклятая бумага, с помощью которой этот холодный дьявол поставил свой эксперимент.
Лавеллер скомкал ее, хотел швырнуть к ногам.
Как будто что-то остановило его руку.
Он медленно развернул листок.
Трое смотревших увидели, как на лице его появилось сияние, как будто душа его освободилась от вечной муки. Вся печаль, вся боль - все исчезло, перед ними снова был мальчик.
Он стоял с широко открытыми глазами, видел наяву сны.
Майор сделал шаг вперед, осторожно взял у него листок.
Непрерывно рвались осветительные снаряды, траншея была залита их светом, и при этом свете он рассматривал листок.
Когда он поднял лицо, на нем было выражение благоговейного страха; когда остальные взяли у него листок и прочли, на их лицах появилось то же выражение.
Поверх строки, написанной хирургом, были три строчки - на старофранцузском:
Не печалься, сердце мое, не бойся кажущегося:
Наступит время пробуждения.
Та, что любит тебя. Люси.
--------------------
Таков был рассказ Мак-Эндрюса, и наступившее молчание нарушил Хоутри.
- Строчки, конечно, были уже на бумаге, - сказал он, - вероятно, они были слабыми, и ваш хирург их не заметил. Шел дождь, и влага проявила их.
- Нет, - ответил Мак-Эндрюс, - их там не было.
- Откуда вы знаете? - возразил психолог.
- Потому что этим хирургом был я, - негромко сказал Мак-Эндрюс. - Листок я вырвал из своей записной книжки. Когда я заворачивал в него цветы, он был чистым - только та строка, что написал я.
- Но было еще одно - назовем это доказательством, Джон, - почерк, которым были написаны три строчки, был тот же, что и почерк в найденном мной молитвеннике, и подпись "Люси" точно та же самая, изгиб за изгибом, причудливый старомодный наклон.
Наступило долгое молчание, нарушенное неожиданно опять Хоутри.
- Что стало с листком? - спросил он. - Проанализировали ли чернила? Было ли...
- Мы стояли в недоумении, - прервал его Мак-Эндрюс, - и вдруг резкий порыв ветра пролетел по траншее. Он вырвал листок у меня из руки; Лавеллер смотрел, как его уносит; не сделал попытки схватить.
- Это неважно. Теперь я знаю, - сказал он - и улыбнулся мне прощающей, счастливой улыбкой веселого мальчишки. - Простите, доктор. Вы мой лучший друг. Вначале я думал, что вы сделали со мной то, что ни один человек не сделал бы другому... теперь я знаю, что это действительно так.
- Вот и все. Он прошел через войну, не ища смерти, но и не избегая ее. Я любил его, как сына. Если бы не я, он умер бы после Маунт Кеммел. Он хотел дожить до того, чтобы попрощаться с отцом и сестрой, и я - залатал его. Он дожил, а потом отправился в траншею под тенью старого разрушенного шато, где его нашла кареглазая мадемуазель.
- Зачем? - спросил Хоутри.
- Он думал, что там он сможет вернуться... быстрее.
- Для меня это совершенно произвольное заключение, - сказал раздраженно, почти гневно психолог. - Должно существовать какое-то естественное объяснение.
- Конечно, Джон, - успокаивающе ответил Мак-Эндрюс, - конечно. Скажите нам, какое оно.
Но Хоутри, казалось, никакого объяснения предложить не может.
Метки: рассказы
Андрей Шапхаев,
10-01-2011 10:51
(ссылка)
О мифах и реальности. Глава 5. День седьмой. Зевс
Из книги Бытия, Глава 2, фрагмент начала главы.
"Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал."
Создание Адама и Евы было примерно за три тысячи семьсот с лишним лет до нашей эры.
- Отец! Хватит меня учить, я уже взрослый!
- Сынок . . .
- Ну зачем?! Мы и так уже боги?! К чему все это?!
- Сын, мы должны возродить нашу расу.
- Какая раса?! Мы одни! Понимаешь, мы остались ОДНИ!!!
- Поэтому мы должны возродить наш народ.
- Какой народ?! Давай жить так, как нам хочется!
- Со временем ты поймешь.
- Сколько?! Сто?! Тысячу лет?! Мы живем здесь и сейчас!
"Как достал этот старик! Как он не понимает, что вот она власть. МЫ - БОГИ! И этим надо пользоваться. Я стану БОГОМ - Верховным БОГОМ! Надо только заполучить коды доступа к подземным кавернам - циклопам"
Беда пришла оттуда, от куда ее никто не ждал. Кронос со товарищи на могучих великанах помогали людям расчищать лесные дебри под пашни, когда в небе появилась огненная колесница. Титан Иапет помахал ей рукой, ожидая появления своего сына Прометея, но колесница с крутого виража обрушила ливень огня и смертоносного металла на голову беспечно взиравшим.
Горела даже земля. Живых не должно было остаться. Да их и не осталось. Надолго обезлюдели те места, где боги проявили свой гнев. Поросли они бурьяном и одичали. Местечко Боргильд стало зваться Медвежьим Углом. До сих пор оно так и зовется, хоть и давно вернулись туда люди. Там сейчас город Берлин. Почему Берлин? А вы никогда не задумывались почему медведь живет в берлоге? Берлога - это логово Бера. Страшный зверь Бер, и лучше не произносить его имя понапрасну, хоть он и Ведает Мед.
- Родственники, друзья! Нас постигла глубокая скорбь. Страшная беда вырвала из наших рядов наших отцов и старших наставников! Нет с нами титанов Кроноса, Иапета, Крия и Коя.
- Властью, завещанной мне отцом Кроносом, мы продолжим дело нашего народа! Мы поднимем род людской из тьмы и сделаем его равным нам - богам!
С того страшного смертного Боргильдова поля вышел только Один. Так звали его местные племена. Вышел и вынес с собой голову своего верного великана Мимира. Для того, чтобы испить из источника мудрости, Один часто отдавал ему в залог свой правый глаз. Сейчас это можно назвать монитором или нашлемным прицелом бортового компьютера, но тогда местные жители не знали таких слов.
В один из дней, после долгого совета с головой Мимира, Один предсказал Рагнарек - Великую битву. Ее сейчас называют Армагеддоном. Когда подземные демоны вырвутся из недр земли и уничтожат все. Когда пес Цербер сорвется со своей цепи и насытится мясом богов. Но до Рагнарека была еще тысяча лет.
Много раз еще появлялась в небе страшная огненная колесница, превращая во прах деревушки среди дремучих лесов. С тех пор и повелось, что горе тому, кто не даст приюта усталому путнику. Боги тогда на самом деле бродили среди людей и наказывали тех, кто им отказывал. Хотя на самом деле они искали только одного - Одина. И искал его сын - Тор, страшным молотом своим уничтожая все. Это уже потом все смешалось, и, то ли Один, то ли его сын, постоянно пировали в Валгалле, что в Асгарде, а верные валькирии доставляли ему самых отважных воинов, что даже в смерти не выпустили меч из рук, и они пировали по правую руку от Одина.
Молодые боги стали править этим миром - Боги Олимпа. Из Междуречья, из садов Эдема, они перенесли свою резиденцию в центр всего Средиземноморья - на остров Крит. И было это за две тысячи шестьсот лет до нашей эры.
На далеком юге фараону Хеопсу и его сыновьям, который провозгласил Верховным богом Ра - бога солнца, боги отстроили небывалую усыпальницу! До сих пор, уже более четырех с половиной тысяч лет, она напоминает нам о величии богов.
Не поклонились только народы Междуречья, которые помнили основателя садов Эдема - Кроноса. Местные звали его Хнумом-горшечником потому, что он лепил людей из глины. Это потом будут звать сына божьего - сыном плотника. Да и много воды с тех пор утекло - горшечник, плотник, каменщик.
Так и подошли мы к большой воде - Всемирному Потопу.
А на седьмой день Бог отдыхал, и об отдыхе его очень много упомянуто в эпосах разных народов Средиземноморья.
Вернуться к Путеводителю - О мифах и реальности
Далее Глава 6. Всемирный Потоп. Ответ
Назад Глава 4. Из книги Бытия
Метки: О мифах и реальности
Андрей Шапхаев,
24-01-2011 21:30
(ссылка)
Просто запись
- Отец! Хватит меня учить, я уже взрослый!
- Сынок . . .
- Ну зачем?! Мы и так уже боги?! К чему все это?!
- Сын, мы должны возродить нашу расу.
- Какая раса?! Мы одни! Понимаешь, мы остались ОДНИ!!!
- Поэтому мы должны возродить наш народ.
- Какой народ?! Давай жить так, как нам хочется!
- Со временем ты поймешь.
- Сколько?! Сто?! Тысячу лет?! Мы живем здесь и сейчас!
Читать далее...
Метки: анонсы
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу