Воспоминание Г.Данелия о Тонино Гуэрра
Умер Тонино Гуэрра (92 года) известный итальянский сценарист.
Вот рассказ Георгия Данелии о Тонино и его русской жене Лоре.
Начинается рассказ с того, как хоронили первого мужа Лоры - Сашу Яблочкина.
Невысокий, лысый, пожилой, Александр Ефремович Яблочкин был веселым,
заводным и очень нравился женщинам. И пока не встретил свою
голубоглазую Лору, слыл известным сердцеедом. Лору Яблочкин
боготворил и, когда говорил о ней, — светился. Лора тоже
любила Сашеньку (так она его называла), и жили они хорошо и
дружно. Супруги Яблочкины были людьми хлебосольными,
и я часто бывал у них в гостях в доме напротив «Мосфильма».
В малюсенькую комнатку, которую они называли гостиной
(из однокомнатной квартиры Яблочкин сделал двухкомнатную),
набивалось так много народу, что сейчас я не
могу понять, как мы все умудрялись там разместиться.
Помню только, что было очень весело.
Умер Саша на проходной, в тот день, когда мы должны были сдавать
картину Сизову. Предъявил пропуск и упал. Ему было 59 лет.
Хоронили Александра Ефремовича на Востряковском кладбище.
Яблочкина любили, и попрощаться с ним пришло много народу.
Режиссеры, с которыми работал Яблочкин, пробили даже оркестр.
Гроб поставили возле могилы на специальные подставки.
Рядом стояли близкие, родные и раввин.
«Мосфильм» был против раввина, но родные настояли.
Раввин был маленький, очень старенький, лет под девяносто,
в черной шляпе и легоньком потрепанном черном пальто,
в круглых очках в металлической оправе, с сизым носом.
Был конец ноября, дул холодный ветер, выпал даже снег.
Ребе посинел и дрожал. Я предложил ему свой шарф, он отказался,
сказал, что не положено
Люди рассредоточились вокруг могил, а оркестр расположился
чуть поодаль, у забора. Зампрофорга студии Савелий Ивасков,
который распоряжался этими похоронами, договорился с
дирижером оркестра, что даст ему знак рукой, когда начинать
играть. Потом встал в торце могилы и сказал раввину:
— Приступай, батюшка.
— Ребе, — поправила его сестра Яблочкина.
— Ну ребе.
Раввин наклонился к сестре и начал по бумажке что-то уточнять.
— Ладно, отец, начинай! Холодно, народ замерз, — недовольно
сказал Ивасков. (Он более других возражал против еврейского священника.)
Раввин посмотрел на него, вздохнул и начал читать на идиш
заупокойную молитву. А когда дошел до родственников,
пропел на русском:
— И сестра Мария, и сын его Гриша, и дочь его Лора…
(Лора была намного моложе мужа.)
— Отец! — прервал его Ивасков и отрицательно помахал рукой.
И тут же грянул гимн Советского Союза.
От неожиданности ребе вздрогнул, поскользнулся и чуть не упал.
Я успел подхватить его. Земля заледенела, и было очень скользко.
— Стоп, стоп! — закричал Ивасков. — Кто там поближе,
остановите их! Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, сигнал был не вам! — крикнул Ивасков
дирижеру.
И сказал сестре, чтобы она объяснила товарищу, кто есть кто.
Мария сказала раввину, что Гриша не сын, а племянник,
а Лора не дочка, а жена.Тот кивнул и начал петь сначала.
И когда дошел до родственников, пропел, что сестра Мария,
племянник Гриша и дочь Гриши — Лора.
— Ну, стоп, стоп! — Ивасков опять махнул рукой.
И снова грянул гимн.
— Прекратите! Остановите музыку! — заорал Ивасков.
Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, для вас сигнал будет двумя руками! —
крикнул Ивасков дирижеру. — Двумя! — И повернулся к раввину:
— Отец, вы, я извиняюсь,по-русски понимаете?
Вы можете сказать по-человечески,
что гражданка Лора Яблочкина не дочка, а жена?!
Супруга, понимаете?!
— Понимаю.
— Ну и давайте внимательней! А то некрасиво получается, похороны все-таки!
Раввин начал снова и, когда дошел до опасного места, сделал паузу
и
пропел очень четко:
— Сестра — Мария, племянник — Гриша. И не дочь! — он поверх
очков победно посмотрел на Иваскова. — А жена племянника
Гриши, гражданка Лора Яблочкина!
— У, ё! — взревел Ивасков. Поскользнулся и полетел в могилу.
Падая, он взмахнул двумя руками.
И снова грянул гимн Советского Союза.
И тут уже мы не смогли сдержаться. Саша, прости меня!
Но я тоже ржал. Ты говорил, что твой любимый жанр
трагикомедия. В этом жанре и прошли твои похороны.
Когда придет время и мне уходить, я очень хочу уйти так же.
Не болея и внезапно, никого не мучая.
И чтобы на моих похоронах тоже плакали и смеялись.
Вот рассказ Георгия Данелии о Тонино и его русской жене Лоре.
Начинается рассказ с того, как хоронили первого мужа Лоры - Сашу Яблочкина.
Невысокий, лысый, пожилой, Александр Ефремович Яблочкин был веселым,
заводным и очень нравился женщинам. И пока не встретил свою
голубоглазую Лору, слыл известным сердцеедом. Лору Яблочкин
боготворил и, когда говорил о ней, — светился. Лора тоже
любила Сашеньку (так она его называла), и жили они хорошо и
дружно. Супруги Яблочкины были людьми хлебосольными,
и я часто бывал у них в гостях в доме напротив «Мосфильма».
В малюсенькую комнатку, которую они называли гостиной
(из однокомнатной квартиры Яблочкин сделал двухкомнатную),
набивалось так много народу, что сейчас я не
могу понять, как мы все умудрялись там разместиться.
Помню только, что было очень весело.
Умер Саша на проходной, в тот день, когда мы должны были сдавать
картину Сизову. Предъявил пропуск и упал. Ему было 59 лет.
Хоронили Александра Ефремовича на Востряковском кладбище.
Яблочкина любили, и попрощаться с ним пришло много народу.
Режиссеры, с которыми работал Яблочкин, пробили даже оркестр.
Гроб поставили возле могилы на специальные подставки.
Рядом стояли близкие, родные и раввин.
«Мосфильм» был против раввина, но родные настояли.
Раввин был маленький, очень старенький, лет под девяносто,
в черной шляпе и легоньком потрепанном черном пальто,
в круглых очках в металлической оправе, с сизым носом.
Был конец ноября, дул холодный ветер, выпал даже снег.
Ребе посинел и дрожал. Я предложил ему свой шарф, он отказался,
сказал, что не положено
Люди рассредоточились вокруг могил, а оркестр расположился
чуть поодаль, у забора. Зампрофорга студии Савелий Ивасков,
который распоряжался этими похоронами, договорился с
дирижером оркестра, что даст ему знак рукой, когда начинать
играть. Потом встал в торце могилы и сказал раввину:
— Приступай, батюшка.
— Ребе, — поправила его сестра Яблочкина.
— Ну ребе.
Раввин наклонился к сестре и начал по бумажке что-то уточнять.
— Ладно, отец, начинай! Холодно, народ замерз, — недовольно
сказал Ивасков. (Он более других возражал против еврейского священника.)
Раввин посмотрел на него, вздохнул и начал читать на идиш
заупокойную молитву. А когда дошел до родственников,
пропел на русском:
— И сестра Мария, и сын его Гриша, и дочь его Лора…
(Лора была намного моложе мужа.)
— Отец! — прервал его Ивасков и отрицательно помахал рукой.
И тут же грянул гимн Советского Союза.
От неожиданности ребе вздрогнул, поскользнулся и чуть не упал.
Я успел подхватить его. Земля заледенела, и было очень скользко.
— Стоп, стоп! — закричал Ивасков. — Кто там поближе,
остановите их! Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, сигнал был не вам! — крикнул Ивасков
дирижеру.
И сказал сестре, чтобы она объяснила товарищу, кто есть кто.
Мария сказала раввину, что Гриша не сын, а племянник,
а Лора не дочка, а жена.Тот кивнул и начал петь сначала.
И когда дошел до родственников, пропел, что сестра Мария,
племянник Гриша и дочь Гриши — Лора.
— Ну, стоп, стоп! — Ивасков опять махнул рукой.
И снова грянул гимн.
— Прекратите! Остановите музыку! — заорал Ивасков.
Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, для вас сигнал будет двумя руками! —
крикнул Ивасков дирижеру. — Двумя! — И повернулся к раввину:
— Отец, вы, я извиняюсь,по-русски понимаете?
Вы можете сказать по-человечески,
что гражданка Лора Яблочкина не дочка, а жена?!
Супруга, понимаете?!
— Понимаю.
— Ну и давайте внимательней! А то некрасиво получается, похороны все-таки!
Раввин начал снова и, когда дошел до опасного места, сделал паузу
и
пропел очень четко:
— Сестра — Мария, племянник — Гриша. И не дочь! — он поверх
очков победно посмотрел на Иваскова. — А жена племянника
Гриши, гражданка Лора Яблочкина!
— У, ё! — взревел Ивасков. Поскользнулся и полетел в могилу.
Падая, он взмахнул двумя руками.
И снова грянул гимн Советского Союза.
И тут уже мы не смогли сдержаться. Саша, прости меня!
Но я тоже ржал. Ты говорил, что твой любимый жанр
трагикомедия. В этом жанре и прошли твои похороны.
Когда придет время и мне уходить, я очень хочу уйти так же.
Не болея и внезапно, никого не мучая.
И чтобы на моих похоронах тоже плакали и смеялись.
Кошки в нашем доме
Кошки в нашем доме
Все в нашей семье любили кошек. Я с детства помню разных
кошечек, которые жили у нас припеваючи какое-то время.
Да, да, именно временное пребывание кошекв нашем доме
стало причиной их частой смены. Кошки не была домашними,
они свободно перемещались по большому двухэтажному
дому, бегали и играли в саду, порой исчезали в определенные
периоды. Мы их не контролировали, они были кошками,
которые «ходили сами по себе». Эта-то свобода порой являлась
причиной ихпреждевременной гибели; кошки становились
жертвой недоброжелательного отношения соседей. Увы, на
беззащитных животных часто выме щали свою жестокость
люди, как взрослые, так и дети.
Мне запомнились самые необычные, со своеобразным
характером кошки.
Первой из них была, как прозвал ее брат «Богиня-Ангел»
(в честь известной арии Германа из «Пиковой Дамы»)
пушистая, черно-белая кошечка, очень ласковая и
постоянно громко мурлыкающая. Я давно заметила,
что не все кошки мурлыкают, даже такие, которых
гладишь, почесываешь
их за ушком, разрешаешь спать там, где ей хочется.
«Богиня-Ангел» любила забираться ко мне на стул
во время многочасовых занятий за инструментом.
Она очень спокойно сидела у меня за спиной, пока я
не останавливала игру. Стоило
остановиться, она в ту же минуту начинала забираться
ко мне на плечи и носом зарывалась в волосы.
На некоторое время я позволяла ей там находиться,
но потом занятия возобновлялись и «Богиня-Ангел»
снова возвращалась на стул, ко мне за спину.
Однажды она исчезла на несколько дней.
Вернулась, точнее – приползла к дверям
дома, изо рта у нее текла пена. «Наверное,
мальчишки отравили», - сказал папа. Мы
попытались дать ей молока, даже
растолклии всыпали в молоко антибиотик.
Ничего не помогло,
кошка умерла. Ксчастью, я при этом не присутствовала.
Потом очень долго у нас в доме не заводили кошек.
Следующей была «Мальвина» – белая кошечка с
голубыми глазами. Мне принес ее мой друг. Она была
настолько грязная, что мы не сразу разглядели, что она
белого цвета, слабая, вся покрытая блохами. Мама ее
несколько раз выкупала, расчесала пушистую шёрстку
и принесла теплого молока. Мальвина никак не могла
насытиться. Больше всего Мальвина была привязана к
моей маме, всё сидела у нее на коленях и очень мало и
редко играла. Мы не хотели оставлять ее одну и даже
брали с собой на море, там-то она от нас и убежала.
Мой брат заключил, что это даже к лучшему, мол, ее
не отравят, как часто травили наших кошек и собак.
Кошку, которая обожала моего брата (она даже рожала котят
в его постели!) и очень любила сосать мамину руку, брат
назвал «Паршивкой». Она была серая с зелеными
глазами, очень самостоятельная, неласковая, никогда
не мурлыкающая.
Когда мама с братом переселились к сестре в Москву,
она снисходительно поднималась ко мне на второй этаж,
не глядя на гостей или кого-либо из присутствующих
прямо проходила через все комнаты и направлялась
прямиком на большой балкон. Там она забиралась
на кресло-качалку и грелась на солнышке.
Она никогда не просила пищи, но точно знала
где находится ее мисочка с молокомили кашей.
Надо сказать, что мы никак не могли приучить наших кошек
ко всяким кошачьим кормам. Иногда они неохотно
похрустывали его, но предпочитала нормальную,
человечью пищу. «Паршивка» прожила у нас дольше всех
– восемь лет.
Она не пропадала, как другие кошки, даже когда я уезжала
куда-нибудь – на море или в Москву или
в Варшаву. Она встречала меня в тот самый момент,
как я выходила из машины – тощая, мяукающая и бегом,
впереди меня следовала на второй этаж к своей миске.
Я специально покупала в Москве пакет молока и везла его
в сумке в аэропорту, зная, что она будет меня встречать.
Я пыталась оставлять ее в квартире, но даже
в дождь и снег она просилась на двор. Иногда,
в большие холода «Паршивка»садилась прямо у
камина или в отдельное кресло напротив.
Но обязательно спиной ко мне, она меня
лишь терпела, принимала от меня пищу, но не любила.
Любила она только моего младшего братца и маму.
И ее тоже отравили. Помню, я покормила ее утром перед
лекциями, а когда через четыре часа вернулась она валялась
у моих дверей с той уже столь хорошо мне знакомой пеной
у мордочки. Сосед прибежал на мой возглас и
унес ее.
Я решила, что больше никогда не заведу кошек, даже таких
вот дворовых, какими были все предыдущие.
Но вернулся из Москвы брат, приехала погостить племянница
и они вдвоем «привадили» четырех котят, которых привела
к нам в сад худая, с голодными зелеными глазами черно-белая
кошка-мама. Кошка с котятами не сразу прижились.
Но потом они стали крутиться между ног, всё время
клянчили пищу, даже мурлыкали, когда брат или
племянница их ласкали. Я – нет,
мне не хотелось к ним привязываться, чтобы не было
больно потом…
Когда племянница уехала, брат пустил двоих из них
(остальные куда-то исчезли) к себе в комнату;
уже было довольно холодно, так что они с комфортом
расположились в его комнате в креслах, и очень
вольготно расхаживали с поднятыми хвостами по
всей квартире. Брат определил,
что одна из них кошечка и назвал ее
«Пушистик». «Пушистик» в знак особой любви
к ней брата спала у него на постели. Второго он
определил как котика, но не назвал
по имени. Оба котенка были очень дружны,
всё время ласкались и играли друг с другом. Весной они
убежали из квартиры брата на первом этаже в сад,
но систематическикаждое утро ждали у моей двери
своей порции завтрака. Когда я уходила на лекции
в течение дня их кормил Брат.
На следующий день после кончины моего брата
«Пушистик» умерла под окном его
комнаты, а ее братик
сперва просидел весь день на том месте, а потом ходил,
завывая, по всем комнатам, звал и искал ее.
Я уехала к сестре, попросила соседа подкармливать
одинокого котика, даже оставила денежки. Когда я вернулась,
пища валялась, разбросанная по саду, но его
нигде не было видно. Мне говорили, подожди, весной вернется.
Так и произошло,он появился сперва один, а потом привел
всё своё семейство; котик оказался кошечкой!
И вот сейчас они все четверо вместе живут в моем доме,
точнее – спят на подстилке у моих дверей, там же вкушают
любимое всеми нашими кошками молоко,
осваиваются на всех балконах и уголках сада, бегают,
лазают по деревьям, резвятся. Иногда даже дают себя
погладить, но мурлычет только, вторая «Пушистик»,
как я ее назвала в честь брата.
Я ТАК думаю, что это кошечка, но кто знает – мы
с моим братом не раз ошибались в этом вопросе.
В нашем доме продолжается кошачья жизнь!!!
28.03.2012
Тбилиси
Петербургский дворец Галины Вишневской
Петербургский дворец Галины Вишневской
Популярный российский журнал «7 дней» побывал в гостях в петербургском доме всемирно
известной оперной певицы Галины Вишневской.
У знаменитой оперной певицы есть страсть, о которой мало кто знает - она коллекционирует
дома. Вишневская владеет недвижимостью во Франции,
Англии, Швейцарии, Америке. Но есть лишь одно жилище, переступая порог которого Галина Павловна
искренне говорит: «Я - дома!» На днях двери этого уникального особняка
впервые распахнулись перед корреспондентами «7Д».
Дом-мечта, как называет его Галина Павловна, стоит в Санкт-Петербурге прямо напротив «Авроры».
Но история легендарного крейсера - здесь ни при чем. Вишневская всегда мечтала о доме на одной
из набережных Санкт-Петербурга.
.JPG&mw=&mh=&sig=e4d0397889b401562f3b80837987acd6)
«
"Знаете, когда в 1974 году мы со Славой были вынуждены уехать на Запад, — рассказывает Галина Павловна,
я не испытывала никакой ностальгии по Москве, но очень тосковала по Питеру. В столицу я перебралась
в 1952 году, когда поступила в Большой театр. Петербург я обожаю до безумия. Это стопроцентно мой город.
Если хотите, мое Отечество. Не поверите, но я до сих пор совершенно не знаю Москву!
Столица для меня по-прежнему — лишь Большой театр, зал Чайковского да Газетный переулок,
где находится наша московская квартира…».
Переселившись в столицу, казалось бы, навсегда, Вишневская и представить не могла, что когда-нибудь вновь
возвратится в город на Неве. Причем поселится не где-нибудь, а в доме, который часто являлся ей в детских
мечтах.
.jpg&mw=&mh=&sig=bfa6b459c35c8c7b4f7896d8f3f99e54)
«Детство я провела в Кронштадте, жила в коммунальной квартире. Там кроме нас ютилось еще четырнадцать
человек. Одна уборная и одна ванная на всех, - вспоминает Галина Павловна. - Конечно, было трудно.
Но я нашла выход: от малопривлекательной реальности убегала в свои радужные грезы.
Только в них было мое спасение. Да, что говорить: лишь в мечтах я по-настоящему жила!
Особенно в страшные дни блокады. Представьте, лежала, умирала от голода, но думала не о хлебе.
Я мечтала о прекрасном и возвышенном. Не сомневаюсь, что благодаря этому стремлению к красоте,
искусству я и смогла выжить».
Именно в тех волшебных снах девочка нередко видела красивый дом на набережной Невы,
где она была полновластной хозяйкой...Детская мечта о доме на набережной не оставляла Вишневскую
даже тогда, когда в 1978 году ее с мужем Мстиславом Ростроповичем власти лишили
советского гражданства, и они вместе со своими дочерьми Еленой и Ольгой стали «невозвращенцами».
.jpg&mw=&mh=&sig=14d94435944306635c963493abf47d2c)
«Все годы, проведенные за рубежом, - признается певица, - я до боли тосковала лишь об одном -
хмуром питерском небе. Как же я люблю эти серые, низкие облака, нависшие над городом.
И как же мне их не хватало за границей! На кого-то они, возможно, действуют угнетающе,
навевают грусть и печаль. Но только не на меня. Неудивительно, что свое первое жилье на Западе
мы приобрели в Париже, небо над которым очень похоже на питерское.
Как впрочем и сам город - серый камень и черные решетки, точно как в Питере.
Как это у Максимилиана Волошина: «В дождь Париж расцветает, словно серая роза»…
Мне очень не хватало Питера. Исключительно по этой причине в 1984 году мы со Славой
купили дом и в Финляндии, в городе Лаппеенранта. Дело было зимой. Мы находились там на гастролях.
В один прекрасный день решили прогуляться по улицам незнакомого города, и я просто ахнула.
Абсолютно все: дома, улицы, воздух, небо, наконец, - словом, вся атмосфера была похожа на Петербург.
Я сказала мужу: «Боже мой, мы будто в Ленинграде!» И Слава тут же предложил купить здесь дом.
Ведь в то время о нашем приезде на родину и речи быть не могло. А так, став обладателями недвижимости
в Лаппеенранте, всего лишь в 25 километрах от России, мы стали чуть ближе и к моему любимому Питеру.
И хотя в том финском доме я бывала не так часто, но всякий раз приезжала туда с особым чувством радости
и удовольствия».
.jpg&mw=&mh=&sig=edcb3eb186eb852e4f8025a0c301c657)
Но настоящее счастье Галина Павловна испытала в 1994 году, когда муж подарил ей дом на набережной
Невы - тот, о котором она так мечтала (в Россию вместе с Мстиславом Ростроповичем она вернулась в 1990-м).
Особняк был действительно великолепен - солидная трехэтажная постройка ХIХ века с роскошным парадным
подъездом, большими окнами… Но это - снаружи. Внутри же открывалось жалкое зрелище: все - двери, стены,
лестница, перила - было сломано-переломано, повсюду пыль и грязь.
«Это был жуткий муравейник, - с ужасом вспоминает Вишневская. - Все три этажа дома занимали
коммунальные квартиры, в которых жили бедные, либо очень бедные люди. В подъезде на лестнице
постоянно сидели какие-то пьяные типы, смрад стоял такой, что хоть святых выноси!»
.jpg&mw=&mh=&sig=79eb457bc6c31bef4f1d2b5cfa5ba617)
О том, каким тогда был этот дом, сегодня напоминает лишь его третий этаж, откуда последних жильцов
коммунальных квартир Галине Павловне удалось переселить только несколько месяцев назад.
То, что с людьми, живущими в доме, придется договариваться и искать для них другую жилплощадь,
Вишневская с Ростроповичем поняли очень быстро. Ведь поначалу они приобрели в понравившемся им доме
лишь небольшую квартиру на втором этаже. Но жить в ней при таких соседях оказалось делом немыслимым.
«Нам самим в ней было неуютно, к тому же мы не могли никого пригласить к себе из наших друзей -
приличных людей определенного круга. И тогда Слава сказал: «Слушай, давай купим весь второй этаж».
«Давай!» - согласилась я. И мы приступили к переговорам с соседями. Ведь надо было не только выкупать
принадлежавшую каждому из них в этом доме одну или две комнаты, но и помочь им в приобретении квартир
в каких-то других местах. Не все соглашались мгновенно. Но большинство от нашего предложения были в
восторге. Дело доходило до того, что некоторые соседи приходили ко мне, низко кланялись в ноги и просили:
«Галина Павловна, купите нас!» «Ужас, - сокрушалась я, - слова-то какие рабские - «купите нас»!»
Но потом поняла: эти бедные, измученные люди были нам просто искренне благодарны. Ведь если бы не мы,
они никогда в жизни не вылезли бы из своих страшных коммуналок! В результате мы расселили сорок две
семьи, более ста человек, живших в этом доме в коммунальных квартирах».
Общая площадь дома составляет более двух тысяч квадратных метров. Одних окон в нем около ста.
Только на их мытье, по словам помощницы, занимающейся ведением хозяйства, уходит весь месяц май!
.jpg&mw=&mh=&sig=5c1401c8d9637d1b254681e71bb9935b)
Ремонтом и обустройством своего жилья Вишневская с Ростроповичем занимались по мере приобретения
новых квадратных метров. Строго говоря, основное бремя легло на плечи Галины Павловны. Показывая
корреспондентам «7Д» результаты своего труда, Вишневская в какой-то момент с гордостью заметила:
«Смотрите и запоминайте, что может сделать одна женщина. Все, что вы видите вокруг себя,
- это моя фантазия. Ростропович к ремонтным работам не имел абсолютно никакого отношения.
Он лишь сказал: «Делай, что хочешь!»
Доверие Мстислава Леопольдовича было столь полным потому, что он отлично знал организаторские
способности своей жены. Конечно, был прораб, который находил строителей, слесарей, электриков
и прочих необходимых специалистов. Но что каждый из них должен сделать, решала Вишневская.
И если поставленная ею задача не выполнялась должным образом - прораб немедленно подыскивал
более квалифицированных специалистов. Так было, например, когда в одной из комнат на втором этаже
пришлось трижды перекладывать паркет. Спорить с Вишневской было совершенно бесполезно.
Если кто-то из рабочих пытался ей возражать, она хватала его за грудки и быстро приводила в чувство
своей коронной фразой: «Я из Кронштадта, ты понял?».
.jpg&mw=&mh=&sig=910426670ef8c937f46d964a33d2019f)
«Таким образом, - объясняет Галина Павловна, - я сразу ставила выскочку на место, давала понять,
что меня лучше не трогать, не заводить и не раздражать. Ведь кронштадтские, как известно, люди серьезные
и чрезвычайно решительные. Если что-то не по их воле, проблем с ними не оберешься!».
Не прибегала Вишневская и к помощи дизайнеров. Для нее это слово вообще ругательное.
«Никогда в жизни ни один дизайнер не вошел и не войдет в мой дом, — говорит Вишневская. Я их не признаю.
Я не люблю чужой вкус. Как можно жить в доме, где все придумано другим человеком?! Поэтому у себя всегда делаю то, что соответствует моему вкусу».
Какой стиль предпочитает певица?
«Никакой! - уверенно отвечает Галина Павловна. - Просто все в доме, по моему глубокому убеждению,
должно, с одной стороны, соответствовать его владельцам, с другой - быть красивым и гармоничным.
Ведь я не создаю музей, не собираю коллекцию картин, мебели, посуды для посетителей. Каждый мой дом
предназначен для того, чтобы в нем было приятно, комфортно жить и встречаться с друзьями его хозяевам».
Дом, подчеркивает Вишневская, - это, прежде всего его интерьеры - он таков, какова его «начинка»,
вещи, его заполняющие. Все вещи в своем питерском доме Галина Павловна определяет одним словом
- талантливые. Например, здесь хранится трость, принадлежавшая Федору Шаляпину. Она досталась
Галине Павловне от дочери великого баса, жившей в Америке.
На стенах висят картины близких друзей семьи Ростроповича — Вишневской: Марка Шагала и
Сальвадора Дали. Первый подарил Мстиславу Леопольдовичу даже свой мольберт, шутливо написав на нем:
«От дяди Марка Шагала». А Дали во время одной из встреч преподнес музыканту его портрет.
На рисунке Ростропович - будто в движении, он неистово играет на своей виолончели, кажется,
даже слышна музыка. Причем играет стоя, а не сидит на стуле: ведь именно таким был «реактивный» образ
жизни Ростроповича — сегодня здесь, а завтра там!
.jpg&mw=&mh=&sig=10cfb0eba9e1ef9b6f68031b3bd9e7e3)
Практически у каждой вещи в этом доме есть история. Иногда смешная, иногда детективная. Например,
огромный занавес, изготовленный знаменитым художником Валентином Серовым к популярному балету
Дягилева «Шехеразада», который украшает сегодня один из залов на втором этаже, Мстислав Леопольдович
тайно вывез в чемодане из Парижа. А солидный темно-коричневый буфет, принадлежавший в свое время
Николаю II, Ростропович приобрел за бесценок во время гастролей в Свердловске. Буфет там стоял в местной
филармонии возле столовой. И был никому не нужен. Разве что любителям пива, ловко открывавшим бутылки
о его массивные дубовые резные детали…
«Когда я говорю, что все вещи в моем доме талантливые, я имею в виду то, что среди них нет ни одной
случайной, - объясняет Вишневская. - Каждая вещь имеет свое место, свой смысл, свою историю.
Я не страдаю вещизмом. Никогда не приобрету вещь ради самой вещи.
Тут, как и во всем остальном, я стремлюсь к совершенству. Именно поэтому я никогда не покупаю ничего
ни в супермаркетах, ни в современных мебельных салонах. Блошиные рынки тоже не для меня, хотя на них
порой и встречается что-то оригинальное, любопытное. Но я предпочитаю аукционы.
Практически все, что имеется в этом доме, было приобретено на тех или иных международных аукционах
в Париже, Лондоне, Копенгагене, Нью-Йорке. Не всегда это бывало просто, как кажется: заплатил, мол,
деньги, и все. Как-то на аукционе в Стокгольме мне очень понравились двухметровые напольные вазы из
коллекции одного из китайских императоров. Но по неизвестной причине их отказывались продавать.
Я вернулась домой расстроенная и рассказала обо всем Славе.
Он пришел в ярость: «Как не продали? Завтра же пойдем к ним вместе!» Пришли. Он вызвал аукционщика,
они отошли куда-то в сторонку, и Слава с ним быстро обо всем договорился. А иногда и вещь мне нравится,
и цена устраивает, но я ее не покупаю. Так случилось, например, с сундуком последней российской
императрицы Александры Федоровны. Сундук был потрясающий, покрыт верблюжьей кожей.
Понравился он мне очень. Я ходила вокруг да около этого сундука, но так его и не приобрела.
Почему? Не хотелось тащить в дом боль, слезы и несчастья этой женщины. Вообще, вещи на аукционах
для своих домов мы со Славой стали покупать как только оказались на Западе. С тех пор это стало у нас
правилом. Я внимательно изучаю каталоги, если есть возможность, сама лечу на торги, если нет -
совершаю покупку по телефону или через доверенных лиц. Словом, все, что вы видите в этом доме,
доставлялось сюда чуть ли не со всего света на грузовых машинах, поездах, самолетах, кораблях».
.jpg&mw=&mh=&sig=a6ba78df7f69d66518877842f1591b15)
На кораблях в этот дом на набережной Невы привозили не только мебель. По морю была целиком
доставлена одна из комнат на втором этаже. Ее сделали в Японии по проекту гуру современной архитектуры
Кензо Танге, друга Мстислава Леопольдовича. Узнав, что Ростропович с Вишневской приобрели дом в Питере,
Танге предложил ему одну из комнат оформить в чисто японском стиле. Кензо лишь попросил прислать ему
точные размеры этой комнаты. Затем в Токио японские специалисты изготовили все
необходимое для нее — стол, циновки, двери-ширму, доставили все это хозяйство морем в Санкт-Петербург,
где после аккуратно собрали. Эта японская комната была у Ростроповича, большого поклонника Японии,
куда он непременно ездил каждый год, начиная с 50-х, самой любимой в доме.
.JPG&mw=&mh=&sig=75460c440bfdc32300c999063d2a8a5d)
У Вишневской таких любимых комнат в этом доме две. Первая — где хранятся ее сценические костюмы.
Вторая — ее «уютно-роскошная» спальня, где она любит уединиться. Это единственная комната в доме,
которая всегда закрыта для посторонних. Лишь дважды Галина Павловна нарушила это правило. В обоих
случаях сделала она это ради добрых подруг.
В первый раз свою спальню, сама перебравшись в другую комнату, Вишневская предоставила королеве
Испании Софии. Во второй - супруге президента Франции Жака Ширака Бернадетт. Обе высокие особы,
оказавшись в Санкт-Петербурге, тогда серьезно нарушили протокол - отказались от правительственных
резиденций в пользу гостеприимного дома Вишневской и Ростроповича на набережной Невы.
Серго Кухианидзе (7days.ru)
Популярный российский журнал «7 дней» побывал в гостях в петербургском доме всемирно
известной оперной певицы Галины Вишневской.
У знаменитой оперной певицы есть страсть, о которой мало кто знает - она коллекционирует
дома. Вишневская владеет недвижимостью во Франции,
Англии, Швейцарии, Америке. Но есть лишь одно жилище, переступая порог которого Галина Павловна
искренне говорит: «Я - дома!» На днях двери этого уникального особняка
впервые распахнулись перед корреспондентами «7Д».
Дом-мечта, как называет его Галина Павловна, стоит в Санкт-Петербурге прямо напротив «Авроры».
Но история легендарного крейсера - здесь ни при чем. Вишневская всегда мечтала о доме на одной
из набережных Санкт-Петербурга.
«"Знаете, когда в 1974 году мы со Славой были вынуждены уехать на Запад, — рассказывает Галина Павловна,
я не испытывала никакой ностальгии по Москве, но очень тосковала по Питеру. В столицу я перебралась
в 1952 году, когда поступила в Большой театр. Петербург я обожаю до безумия. Это стопроцентно мой город.
Если хотите, мое Отечество. Не поверите, но я до сих пор совершенно не знаю Москву!
Столица для меня по-прежнему — лишь Большой театр, зал Чайковского да Газетный переулок,
где находится наша московская квартира…».
Переселившись в столицу, казалось бы, навсегда, Вишневская и представить не могла, что когда-нибудь вновь
возвратится в город на Неве. Причем поселится не где-нибудь, а в доме, который часто являлся ей в детских
мечтах.
«Детство я провела в Кронштадте, жила в коммунальной квартире. Там кроме нас ютилось еще четырнадцать
человек. Одна уборная и одна ванная на всех, - вспоминает Галина Павловна. - Конечно, было трудно.
Но я нашла выход: от малопривлекательной реальности убегала в свои радужные грезы.
Только в них было мое спасение. Да, что говорить: лишь в мечтах я по-настоящему жила!
Особенно в страшные дни блокады. Представьте, лежала, умирала от голода, но думала не о хлебе.
Я мечтала о прекрасном и возвышенном. Не сомневаюсь, что благодаря этому стремлению к красоте,
искусству я и смогла выжить».
Именно в тех волшебных снах девочка нередко видела красивый дом на набережной Невы,
где она была полновластной хозяйкой...Детская мечта о доме на набережной не оставляла Вишневскую
даже тогда, когда в 1978 году ее с мужем Мстиславом Ростроповичем власти лишили
советского гражданства, и они вместе со своими дочерьми Еленой и Ольгой стали «невозвращенцами».
«Все годы, проведенные за рубежом, - признается певица, - я до боли тосковала лишь об одном -
хмуром питерском небе. Как же я люблю эти серые, низкие облака, нависшие над городом.
И как же мне их не хватало за границей! На кого-то они, возможно, действуют угнетающе,
навевают грусть и печаль. Но только не на меня. Неудивительно, что свое первое жилье на Западе
мы приобрели в Париже, небо над которым очень похоже на питерское.
Как впрочем и сам город - серый камень и черные решетки, точно как в Питере.
Как это у Максимилиана Волошина: «В дождь Париж расцветает, словно серая роза»…
Мне очень не хватало Питера. Исключительно по этой причине в 1984 году мы со Славой
купили дом и в Финляндии, в городе Лаппеенранта. Дело было зимой. Мы находились там на гастролях.
В один прекрасный день решили прогуляться по улицам незнакомого города, и я просто ахнула.
Абсолютно все: дома, улицы, воздух, небо, наконец, - словом, вся атмосфера была похожа на Петербург.
Я сказала мужу: «Боже мой, мы будто в Ленинграде!» И Слава тут же предложил купить здесь дом.
Ведь в то время о нашем приезде на родину и речи быть не могло. А так, став обладателями недвижимости
в Лаппеенранте, всего лишь в 25 километрах от России, мы стали чуть ближе и к моему любимому Питеру.
И хотя в том финском доме я бывала не так часто, но всякий раз приезжала туда с особым чувством радости
и удовольствия».
Но настоящее счастье Галина Павловна испытала в 1994 году, когда муж подарил ей дом на набережной
Невы - тот, о котором она так мечтала (в Россию вместе с Мстиславом Ростроповичем она вернулась в 1990-м).
Особняк был действительно великолепен - солидная трехэтажная постройка ХIХ века с роскошным парадным
подъездом, большими окнами… Но это - снаружи. Внутри же открывалось жалкое зрелище: все - двери, стены,
лестница, перила - было сломано-переломано, повсюду пыль и грязь.
«Это был жуткий муравейник, - с ужасом вспоминает Вишневская. - Все три этажа дома занимали
коммунальные квартиры, в которых жили бедные, либо очень бедные люди. В подъезде на лестнице
постоянно сидели какие-то пьяные типы, смрад стоял такой, что хоть святых выноси!»
О том, каким тогда был этот дом, сегодня напоминает лишь его третий этаж, откуда последних жильцов
коммунальных квартир Галине Павловне удалось переселить только несколько месяцев назад.
То, что с людьми, живущими в доме, придется договариваться и искать для них другую жилплощадь,
Вишневская с Ростроповичем поняли очень быстро. Ведь поначалу они приобрели в понравившемся им доме
лишь небольшую квартиру на втором этаже. Но жить в ней при таких соседях оказалось делом немыслимым.
«Нам самим в ней было неуютно, к тому же мы не могли никого пригласить к себе из наших друзей -
приличных людей определенного круга. И тогда Слава сказал: «Слушай, давай купим весь второй этаж».
«Давай!» - согласилась я. И мы приступили к переговорам с соседями. Ведь надо было не только выкупать
принадлежавшую каждому из них в этом доме одну или две комнаты, но и помочь им в приобретении квартир
в каких-то других местах. Не все соглашались мгновенно. Но большинство от нашего предложения были в
восторге. Дело доходило до того, что некоторые соседи приходили ко мне, низко кланялись в ноги и просили:
«Галина Павловна, купите нас!» «Ужас, - сокрушалась я, - слова-то какие рабские - «купите нас»!»
Но потом поняла: эти бедные, измученные люди были нам просто искренне благодарны. Ведь если бы не мы,
они никогда в жизни не вылезли бы из своих страшных коммуналок! В результате мы расселили сорок две
семьи, более ста человек, живших в этом доме в коммунальных квартирах».
Общая площадь дома составляет более двух тысяч квадратных метров. Одних окон в нем около ста.
Только на их мытье, по словам помощницы, занимающейся ведением хозяйства, уходит весь месяц май!
Ремонтом и обустройством своего жилья Вишневская с Ростроповичем занимались по мере приобретения
новых квадратных метров. Строго говоря, основное бремя легло на плечи Галины Павловны. Показывая
корреспондентам «7Д» результаты своего труда, Вишневская в какой-то момент с гордостью заметила:
«Смотрите и запоминайте, что может сделать одна женщина. Все, что вы видите вокруг себя,
- это моя фантазия. Ростропович к ремонтным работам не имел абсолютно никакого отношения.
Он лишь сказал: «Делай, что хочешь!»
Доверие Мстислава Леопольдовича было столь полным потому, что он отлично знал организаторские
способности своей жены. Конечно, был прораб, который находил строителей, слесарей, электриков
и прочих необходимых специалистов. Но что каждый из них должен сделать, решала Вишневская.
И если поставленная ею задача не выполнялась должным образом - прораб немедленно подыскивал
более квалифицированных специалистов. Так было, например, когда в одной из комнат на втором этаже
пришлось трижды перекладывать паркет. Спорить с Вишневской было совершенно бесполезно.
Если кто-то из рабочих пытался ей возражать, она хватала его за грудки и быстро приводила в чувство
своей коронной фразой: «Я из Кронштадта, ты понял?».
«Таким образом, - объясняет Галина Павловна, - я сразу ставила выскочку на место, давала понять,
что меня лучше не трогать, не заводить и не раздражать. Ведь кронштадтские, как известно, люди серьезные
и чрезвычайно решительные. Если что-то не по их воле, проблем с ними не оберешься!».
Не прибегала Вишневская и к помощи дизайнеров. Для нее это слово вообще ругательное.
«Никогда в жизни ни один дизайнер не вошел и не войдет в мой дом, — говорит Вишневская. Я их не признаю.
Я не люблю чужой вкус. Как можно жить в доме, где все придумано другим человеком?! Поэтому у себя всегда делаю то, что соответствует моему вкусу».
Какой стиль предпочитает певица?
«Никакой! - уверенно отвечает Галина Павловна. - Просто все в доме, по моему глубокому убеждению,
должно, с одной стороны, соответствовать его владельцам, с другой - быть красивым и гармоничным.
Ведь я не создаю музей, не собираю коллекцию картин, мебели, посуды для посетителей. Каждый мой дом
предназначен для того, чтобы в нем было приятно, комфортно жить и встречаться с друзьями его хозяевам».
Дом, подчеркивает Вишневская, - это, прежде всего его интерьеры - он таков, какова его «начинка»,
вещи, его заполняющие. Все вещи в своем питерском доме Галина Павловна определяет одним словом
- талантливые. Например, здесь хранится трость, принадлежавшая Федору Шаляпину. Она досталась
Галине Павловне от дочери великого баса, жившей в Америке.
На стенах висят картины близких друзей семьи Ростроповича — Вишневской: Марка Шагала и
Сальвадора Дали. Первый подарил Мстиславу Леопольдовичу даже свой мольберт, шутливо написав на нем:
«От дяди Марка Шагала». А Дали во время одной из встреч преподнес музыканту его портрет.
На рисунке Ростропович - будто в движении, он неистово играет на своей виолончели, кажется,
даже слышна музыка. Причем играет стоя, а не сидит на стуле: ведь именно таким был «реактивный» образ
жизни Ростроповича — сегодня здесь, а завтра там!
Практически у каждой вещи в этом доме есть история. Иногда смешная, иногда детективная. Например,
огромный занавес, изготовленный знаменитым художником Валентином Серовым к популярному балету
Дягилева «Шехеразада», который украшает сегодня один из залов на втором этаже, Мстислав Леопольдович
тайно вывез в чемодане из Парижа. А солидный темно-коричневый буфет, принадлежавший в свое время
Николаю II, Ростропович приобрел за бесценок во время гастролей в Свердловске. Буфет там стоял в местной
филармонии возле столовой. И был никому не нужен. Разве что любителям пива, ловко открывавшим бутылки
о его массивные дубовые резные детали…
«Когда я говорю, что все вещи в моем доме талантливые, я имею в виду то, что среди них нет ни одной
случайной, - объясняет Вишневская. - Каждая вещь имеет свое место, свой смысл, свою историю.
Я не страдаю вещизмом. Никогда не приобрету вещь ради самой вещи.
Тут, как и во всем остальном, я стремлюсь к совершенству. Именно поэтому я никогда не покупаю ничего
ни в супермаркетах, ни в современных мебельных салонах. Блошиные рынки тоже не для меня, хотя на них
порой и встречается что-то оригинальное, любопытное. Но я предпочитаю аукционы.
Практически все, что имеется в этом доме, было приобретено на тех или иных международных аукционах
в Париже, Лондоне, Копенгагене, Нью-Йорке. Не всегда это бывало просто, как кажется: заплатил, мол,
деньги, и все. Как-то на аукционе в Стокгольме мне очень понравились двухметровые напольные вазы из
коллекции одного из китайских императоров. Но по неизвестной причине их отказывались продавать.
Я вернулась домой расстроенная и рассказала обо всем Славе.
Он пришел в ярость: «Как не продали? Завтра же пойдем к ним вместе!» Пришли. Он вызвал аукционщика,
они отошли куда-то в сторонку, и Слава с ним быстро обо всем договорился. А иногда и вещь мне нравится,
и цена устраивает, но я ее не покупаю. Так случилось, например, с сундуком последней российской
императрицы Александры Федоровны. Сундук был потрясающий, покрыт верблюжьей кожей.
Понравился он мне очень. Я ходила вокруг да около этого сундука, но так его и не приобрела.
Почему? Не хотелось тащить в дом боль, слезы и несчастья этой женщины. Вообще, вещи на аукционах
для своих домов мы со Славой стали покупать как только оказались на Западе. С тех пор это стало у нас
правилом. Я внимательно изучаю каталоги, если есть возможность, сама лечу на торги, если нет -
совершаю покупку по телефону или через доверенных лиц. Словом, все, что вы видите в этом доме,
доставлялось сюда чуть ли не со всего света на грузовых машинах, поездах, самолетах, кораблях».
На кораблях в этот дом на набережной Невы привозили не только мебель. По морю была целиком
доставлена одна из комнат на втором этаже. Ее сделали в Японии по проекту гуру современной архитектуры
Кензо Танге, друга Мстислава Леопольдовича. Узнав, что Ростропович с Вишневской приобрели дом в Питере,
Танге предложил ему одну из комнат оформить в чисто японском стиле. Кензо лишь попросил прислать ему
точные размеры этой комнаты. Затем в Токио японские специалисты изготовили все
необходимое для нее — стол, циновки, двери-ширму, доставили все это хозяйство морем в Санкт-Петербург,
где после аккуратно собрали. Эта японская комната была у Ростроповича, большого поклонника Японии,
куда он непременно ездил каждый год, начиная с 50-х, самой любимой в доме.
У Вишневской таких любимых комнат в этом доме две. Первая — где хранятся ее сценические костюмы.
Вторая — ее «уютно-роскошная» спальня, где она любит уединиться. Это единственная комната в доме,
которая всегда закрыта для посторонних. Лишь дважды Галина Павловна нарушила это правило. В обоих
случаях сделала она это ради добрых подруг.
В первый раз свою спальню, сама перебравшись в другую комнату, Вишневская предоставила королеве
Испании Софии. Во второй - супруге президента Франции Жака Ширака Бернадетт. Обе высокие особы,
оказавшись в Санкт-Петербурге, тогда серьезно нарушили протокол - отказались от правительственных
резиденций в пользу гостеприимного дома Вишневской и Ростроповича на набережной Невы.
Серго Кухианидзе (7days.ru)
Юдина Мария Вениаминовна
Юдина Мария Вениаминовна (1899-1970)
Современники обычно редко знают гениев, с которыми живут рядом, — исторические, почившие в бозе знаменитости гораздо понятнее и милее. О них уже составлено мнение, они уже мирно заняли свою нишу в здании человеческой культуры, их авторитет незыблем. Иное дело — те, кто ушёл от нас недавно и в силу этого мало известен широкой публике. О них ещё нужно спорить, их имена ещё ждут своей очереди у иерархической лестницы. Однако есть среди претендентов в гении бесспорные личности. К таким необсуждаемым великим принадлежит и Мария Юдина. Её гениальный дар пианистки не вызывает сомнений, но Юдину ещё справедливо называют «художником эпохи Возрождения». Она была не только гениальным музыкантом мыслителем, но и энциклопедистом в полном смысле этого слова, человеком сильным, страстным, не похожим ни на кого, на редкость смелым и энергичным. Конечно, Юдина блистала у рояля всеми теми качествами, которые требовались профессиональному пианисту, её техника впечатляла крепостью, чеканной пластичностью и так далее, и так далее. Но великим художником Марию Вениаминовну сделала не «набитая» рука, а уникальная личность, сложное мировоззрение.
Юдина выделялась во всём. По своему формировала репертуар, одевалась не так, как другие, по своему держалась на сцене, отличалась интерпретацией классиков, иначе обращалась с роялем. Игру Марии Вениаминовны характеризовали крайности. Она любила предельные темпы, вела медленные места медленнее, быстрые — быстрее обычных. Она могла иной раз начать «гвоздить» какой нибудь музыкальный эпизод с таким беспощадным, не признающим меры упорством, которое отпугивало даже преданных её почитателей. Некоторые принимали это за оригинальничание, не беря в толк, что гениям оригинальность присуща по определению, как когда то метко заметил один русский поэт, если бы кошка в зоопарке увидела кенгуру, то ни за что бы не поверила, что такое возможно, и решила бы, что это обыкновенная кошка, которая нарочно притворяется.
Возможно, свою незаурядность Мария унаследовала от отца, который, несмотря на отчаянную бедность своего семейства, закончил медицинский факультет у Склифосовского, а вернувшись в родной город Невель, стал одним из самых уважаемых и известных врачей захолустной еврейской провинции. Вениамин Гаврилович представлял тот тип земского врача, который описан в русской литературе как образец настоящего интеллигента. Он не только лечил, но и беспрестанно хлопотал об общественной пользе — участвовал в открытии школ и больниц, строил артезианские колодцы, читал лекции. Энергией он обладал неумеренной, бескомпромиссность его не знала пределов — самого губернатора он однажды спустил с лестницы. Но если характером Мария вышла в отца, то музыкальные способности передались ей от матери. Одна из учениц Антона Рубинштейна, жившая тогда в Витебске, заметила талант Маруси и предложила свои услуги по обучению девочки. Эта блестящая пианистка — женщина обеспеченная — никогда не брала учеников и сделала исключение только для неё.
Юность Маруси пришлась на самые бурные революционные годы, но подобные катаклизмы, казалось, созданы именно для её натуры. Чем только не увлекалась молодая Юдина. Училась на трехмесячных курсах руководителей детских площадок, штудировала философию — вместе с М. Бахтиным и Л. Пумпянским они устраивали ещё в Невеле «философские ночи», — «ходила в народ». Один из таких походов едва не кончился для Марусиного таланта плачевно. На жатве она разрезала руку у основания большого пальца настолько глубоко, что палец держался на сухожилии К счастью, Юдина смолоду отличалась завидным здоровьем и каким то чудом палец зажил настолько, что мастерство Марии не пострадало. В 1917 году Юдина даже была секретарём народной милиции в Петрограде. В консерваторию, где она училась, Маруся таскала с собой папки дел и вываливала их на стол рядом с партитурами. Один из уважаемых профессоров, глядя на революционную студентку, в ужасе восклицал: «Мария Вениаминовна! Что же, в конце концов, у нас здесь дирижёрский класс или милицейский стол?»
Однако бесовство эпохи не смогло сбить с пути истинный талант Юдиной. В 1921 году она закончила Петербургскую консерваторию в звании лауреата. Основатель консерватории Антон Рубинштейн завещал любимому детищу капитал, на проценты которого ежегодно приобретался рояль, присуждавшийся лучшему выпускнику. Но было обязательное условие — кандидат должен быть достойным и непременно… один. Впервые художественный совет консерватории счёл необходимым нарушить завет Рубинштейна и присудил два рояля — Юдиной и Владимиру Софроницкому. Кстати, по мистическому совпадению после такого своеволия премии больше не выдавались — советская власть уничтожила традицию.
Преподавательскую деятельность Мария Вениаминовна начала в двадцатидвухлетнем возрасте, но несмотря на молодость, авторитет её в музыкальных кругах был большим. О ней говорили, как о выдающейся пианистке и талантливом педагоге. Она появлялась в консерватории в необычном длинном платье, напоминающем балахон, и, казалась, не артисткой, а скорее, монахиней. Её игра гипнотизировала властной убеждённостью и волей. Говорят, что в исполнении Юдиной никогда не прослушивалось ничего женственного, нежного или грациозного. В её руках были заключены нечеловеческие силища и энергетика: широкая пясть с большими расставленными пальцами походила при игре на хватку орлиной лапы.
Масштаб её личности воплощался не только в грандиозности исполнения, но и в обширности того немузыкального материала, который Юдина использовала. Она любила ассоциации со знаменитыми произведениями литературы, искусства, архитектуры. Высказывание: «архитектура — это застывшая музыка» оказалось настолько близким для неё, что Мария Вениаминовна совершенно серьёзно в годы гонений, когда вынуждена была уйти из консерватории, решила заниматься зодчеством. К счастью, её на время приютили тбилисцы.
Мощным стимулом творчества Юдиной стала вера. В юности Маруся, поступая вопреки революционной моде, окрестилась в православную веру и всю жизнь оставалась фанатично преданной христианкой. Однажды, увлёкшись философскими идеями отца Павла Флоренского, она написала ему письмо, на которое он ответил приглашением встретиться. Знакомство с выдающимся русским мыслителем продолжалось вплоть до ареста Флоренского, а потом закрепилось дружбой с его семьёй. Однако для Юдиной религия не стала лишь очередным теоретическим отделом человеческой культуры, христианское подвижническое служение составляло — как и музыка — соль её жизни. Мария Вениаминовна как то подсознательно и простосердечно, не рассуждая, осуществляла на деле идеалы православной соборности — «общиной» был для неё, пожалуй, весь мир.
Она совершенно равнодушно относилась к материальному благополучию, раздавала страждущим свои гонорары, ссужала деньги на отправку в лагеря и ссылки, во время войны за счёт её пайка питалось несколько семей; бывало, не задумываясь, она занимала, чтобы этими взятыми в долг деньгами распоряжаться так, как ей подсказывало сердце. Она оделяла ими попавших в беду и лишения. Художница А. Порет рассказывала, что однажды Юдина пришла к ней, ведя за руку существо с чёрными глазами, и, наскоро объявив, что девочке негде жить, — родители уехали в Сибирь — попросила оставить ребёнка на шесть дней. Шесть дней превратились в шесть лет.
О пренебрежении Юдиной к одежде и быту ходят легенды. Зимой и летом Мария Вениаминовна носила кеды, что приводило в ужас окружающих; в самую холодную погоду Юдина неизменно появлялась в лёгком, стареньком плаще. Нормальная же сезонная обувь немедленно дарилась. Купленная для неё митрополитом Ленинградским Антонием шуба принадлежала Марии Вениаминовне всего три часа.
Однажды она явилась на ответственный концерт в домашних меховых тапочках. Известный немецкий дирижёр Штидри выпучил глаза и долго смотрел то на лик, то на ноги пианистки, потом воскликнул: «Но фрау Юдина!» Пришлось на два часа выпросить приличные туфли у кассирши. До глубокой старости прославленная пианистка не имела своего угла. В снимаемых комнатах она обычно не уживалась. Платила хозяевам, переезжала, перевозила рояль и через три дня покидала квартиру. Жила в прихожих у друзей, спала, в буквальном смысле, в ванной. Она объясняла свою бездомность тем, что не желала мешать другим, у чужих ей неудобно было играть по ночам. Но её скитальчество объяснялось необъяснимым для простых смертных образом жизни гения.
Из всех городов Юдина больше всего обожала Петербург, она возила с собой везде маленькую картинку с изображением Медного всадника и непременно во время концерта укладывала на рояле носовой платочек и эту картинку. Но когда в её любимом городе началась страшная волна репрессий, один из «высоких хозяев» Ленинграда, её однофамилец, её поклонник, предупредил Юдину об аресте. Рано утром следующего дня она навсегда уехала в Москву.
О её личной жизни известно совсем немногое. Вероятно, потому что и не было никакой личной жизни. Сама Мария Вениаминовна рассказывала подруге, что в юности влюбилась в дьякона, а в зрелости будто бы повстречала талантливого авиаконструктора, с которым она была помолвлена. Но жених уехал в горы и не вернулся, а Мария Вениаминовна так и осталась одинокой. История эта очень походила на складный миф и представлялась особенно удобной для отпугивания потенциальных ухажёров. Любое проявление мужской нежности вызывало у Юдиной возмущение, что объяснялось якобы вечной верностью погибшему. Впрочем, женская гениальность и личная жизнь — «вещи несовместные». Трудно себе представить Марию Вениаминовну, которая «приросла к роялю», обременённой многочисленным семейством.
Работоспособность Юдиной поражала. Ещё будучи студенткой консерватории, она настолько «переиграла» руки, что вынуждена была взять отпуск и на какое то время прекратить занятия на фортепьяно. Правда, и тогда неутомимая Марусенька не смогла сидеть лентяйкой — она стала работать в детском саду и возвращалась по вечерам такой утомлённой, что всякий раз засыпала прежде, чем сестра успевала подать ей тарелку супа. Юдина вообще никогда ничего не умела делать вполсилы, «абы как». Та же А. Порет вспоминала, что однажды Юдина пригласила их с подругой к себе в гости и стала играть новую программу. «Мы сидели… на маленьком диванчике… и, не дыша, слушали… Она попросила зажечь лампу, закрыла её тёмным куском материи, и мы видели только её освещённый профиль и руки. Потом она вдруг прекратила игру и попросила дать ей платок или полотенце. Когда я подошла к роялю, то увидела, что клавиатура была забрызгана кровью. Оказалось, что пальцы у неё треснули на кончиках от холода и не заживали, так как она работала по много часов в день, иногда и по ночам».
Заслуга Юдиной перед русской культурой неоценима ещё и потому, что именно она познакомила отечественного слушателя со многими выдающимися композиторами Запада. Она (без преувеличения) приложила героические усилия в борьбе с косным советским чиновничеством, чтобы в России прозвучала музыка Хиндемита, Оннегера, Кшенека, Мессиана. Только благодаря Юдиной на родину вернулись произведения И. Стравинского. Не знавшая ни в чём меры, Мария Вениаминовна буквально боготворила этого композитора. В 1962 году, к восьмидесятилетию И. Стравинского, она организовала выставку, посвящённую его жизни и творчеству. Много энергии и напористости проявила Юдина, чтобы уговорить руководство поставить балет И. Стравинского «Орфей», для чего лично обеспечила дирижёра партитурой, но самое главное — она «пробила» приезд композитора в СССР. Когда 21 сентября 1962 года Игорь Стравинский — убелённый сединами старец — сошёл с трапа самолёта, Мария Вениаминовна грузно опустилась на колени, целуя руку своему кумиру. Многие увидели в этом поступке чудачество, в то время как это было искреннее преклонение равного перед равным. Движимая подобными порывами, Юдина, приехав в Лейпциг с концертами, шла босая, как паломники к святым местам, к церкви св. Фомы, чтобы преклониться перед надгробием Баха.
Можно сказать, что Юдина сосредоточила в себе все животворящие соки, которые смогла сохранить русская интеллигенция после погромов, ссылок, запугиваний. Одно лишь простое перечисление имён её друзей, знакомых и близких людей представляет практически всю культурную элиту советской страны. Она дружила с А. Ахматовой и Б. Пастернаком, А. Лосёвым и О. Мандельштамом, гостила у Маршаков и просила М. Цветаеву перевести Гёте. В 1960 е годы Мария Вениаминовна к своим блестящим концертам добавила лекции по истории искусства, причём рождались они, по большей части, спонтанно. Послушать Юдину приходило больше народу, чем на объявленные заранее концерты. Люди соскучились по глотку свободной мысли. «Знаете, я решилась на небольшой цикл лекций о высочайших точках нашей культуры, — рассказывала она. — Вчера в Малом заде (консерватории) комментировала и читала стихиры и отчасти канон Иоанна Дамаскина, посвящённые погребению. Нужно же, чтобы хоть немножко выходили из привычного мысленного стойла!»
Как и некоторые избранные, Юдина избежала преследований. В ней, по видимому, была сконцентрирована та степень духовности, которая даже такое чудовище, как Сталин, приводила в замешательство. В связи с этим рассказывают почти фантастическую, но тем не менее правдивую историю о том, что вождь, услышав однажды по радио пианистку Марию Юдину, пожелал иметь запись этой передачи у себя. Поставленный в известность руководитель радио решил сделать Сталину сюрприз. Поздним вечером того же дня в студии были собраны симфонический оркестр и Мария Юдина. Под утро запись была готова, а уже в час дня пластинка лежала на приёмнике у Сталина. Вождь написал Юдиной записку с благодарностью за её игру и распорядился вложить в конверт 10000 рублей (по тем временам — деньги огромные). Конверт направили адресату с фельдъегерской почтой, а попросту говоря — с тремя офицерами НКВД. Мария Вениаминовна незамедлительно написала ответ, в котором тоже благодарила вождя за внимание и сообщала, что деньги передала православной церкви с просьбой помолиться за его, Сталина, грехи… Как на эту дерзость, вы думаете, прореагировал тиран? Никак… Он поразмыслил и оставил Юдину в покое.
Подруга Юдиной, Екатерина Крашенникова, в своих воспоминаниях написала так: «Говорят, беспросветные были годы. Какие же „беспросветные“, когда жили и творили в них такие светочи, как Мария Вениаминовна Юдина?»
PS. У Марии Юдиной учился мой близкий друг Джарджи Баланчивадзе. Он часто рассказывал мне о ней и ее уроках. Она всегда ходила в балахоне, типа рясы, подпоясанная веревкой. На шее простой деревянный крест.
ВАРШАВСКАЯ ПАЛЬМА.
ВАРШАВСКАЯ ПАЛЬМА!
Мое посещение Варшавы через 23 года было похоже на пальму, которую я
увидела из окна автомобиля моего двоюродного брата; нечто неральное в
полностью реализованном. Я даже подумала вначале, что пальма настоящая, живая,
невзирая на заваленный снегами город, морозы до -15, метель и холод. Я узнавала и не узнавала Варшаву. Что-то чУдное, привлекательное,
но для меня уже далекое, чужое.
Я хотела побывать везде: зайти в общежитие, в знаменитую Дзеканку
недалеко от памятника Копернику, где я жила 10 месяцев во время своей учебы.
Побывать во дворце Острогских, гда размещено общество им.Ф.Шопена.
Поехать в Желязову Волю и побывать в королевском дворце в Вилануве.
Посидеть в парке, полном роз у памятника Шопену в Лазенках
и послушать ЕГО произведения в Варшавской филармонии.
Но мы предполагаем, а Господь располагает. За 10 дней "Варшавских каникул"
мне не удалось так, как Одри в "Римских каникулах" делать только то,
что хочется. Помешали погодные условия - я
забыла, как в Варшаве "зябко", холоднее даже, чем в Москве.
То, что и брат, и я сильно соскучились и в разговорах частенько не замечали
времени
Часто приходили родственники, друзья. гости,
им хотелось больше послушать меня, провести время с нами, даже вместе спеть грузинские
песни. Скрипач-виртуоз Вадим Бродский аккомпанировал мне, поющей "Сулико", Юрек пытался
играть на скрипке. Мы пели, танцевали, читали стихи на русском, польском, грузинском языках.
Было чудесно, разнообразно, весело...
Но где же, где же так желаемые мной впечатления от посещения концертов,
выставок, дворцов , любимых мною с юности мест
и... людей!!! Встретится удалось только с самой близкой подругой юности -
Алицией Палета
и ее супругом, дирижером Томеком Бугай.
Сперва у них, в так хорошо мне знакомой квартире , затем у Юрека,
в его уютном, теплом доме.
Мы вспоминали друзей по Дзеканке и по классу Яна Экера, вспоминали
их свадьбу в Кракове, где я была среди подружек невесты, конкурсы
Шопеновские. Где сейчас находятся наши общие друзья и чем занимаются?
Иных уж нет, а те далече.
Профессору два месяца назад исполнилось 100 лет, что пышно было отмечено
общественностью Варшавы. Я.Экер - ведущий фортепианный педагог,
исполнитель, редактор всех произведений Фр.Шопена, в 1945 году
доставивший сердце Шопена в Варшаву, в костел Трех Крестов.
"Навряд ли он меня помнит", - сказала я Алиции, его
любимой ученице, заступившей профессора на посту заведующего кафедрой.
"Он всё и всех помнит. Дай Бог, чтобы у нас с тобой сохранилась
такая же память, как у него", - ответила она мне. Но навещать профессора
на его вилле я посчитала всё же неудобным, а она мне не предложила .
То, что Томек рассазал мне о Желязовой Воле полностью отбило у меня
охоту там побывать. Домик еще остался, но всё вокруг преображено,
застроено, сад уменьшен, нет никакого очарования, как в былые годы. А
памятник мне удалось сфотографировать лишь проезжая мимо в машине.
Он чуть виднелся через решетку парка . Ни роз вокруг, ни звуков рояля
из занесенного снегом парка, нет белок, снующих по старым деревьям,
не видно парочек, гуляющих по уединенным аллейкам.
Вместо Шопена я послушала в филармонии Лютославского.
Вместо лицезрения просторной площади перед колонной Зигмунду -
еле-еле различаемая глазом ночная, заснеженная панорама
с новогодней ёлкой.
Вместо посещения уютных кафе на Рынке Старего Мяста,
так любимого нами времяпрепровождения в дни студенчестве -
наспех выпитая чашка кофе в знаментом кафе у Бликлэ, что на Новом
месте. Кафе, известное тем, что во время второй мировой войны там на
втором этаже скрывался генерал Де Голль и хозяин кормил его своими
свежими пончиками.
Я поняла. Нельзя привозить в ставший уже иным город свои старые воспоминания,
иначе я окажусь "пальмой" в центре Варшавы!
Может как нибудь позже, если судьба приведет меня еще в мой любимый город,
теперешние воспоминания переплетутся с теми, юношескими,
станут не лучше и не хуже. Станут ДРУГИМИ.
Тбилиси, 10.02.2013
Мое посещение Варшавы через 23 года было похоже на пальму, которую я
увидела из окна автомобиля моего двоюродного брата; нечто неральное в
полностью реализованном. Я даже подумала вначале, что пальма настоящая, живая,
невзирая на заваленный снегами город, морозы до -15, метель и холод. Я узнавала и не узнавала Варшаву. Что-то чУдное, привлекательное,
но для меня уже далекое, чужое.
Я хотела побывать везде: зайти в общежитие, в знаменитую Дзеканку
недалеко от памятника Копернику, где я жила 10 месяцев во время своей учебы.
Побывать во дворце Острогских, гда размещено общество им.Ф.Шопена.
Поехать в Желязову Волю и побывать в королевском дворце в Вилануве.
Посидеть в парке, полном роз у памятника Шопену в Лазенках
и послушать ЕГО произведения в Варшавской филармонии.
Но мы предполагаем, а Господь располагает. За 10 дней "Варшавских каникул"
мне не удалось так, как Одри в "Римских каникулах" делать только то,
что хочется. Помешали погодные условия - я
забыла, как в Варшаве "зябко", холоднее даже, чем в Москве.
То, что и брат, и я сильно соскучились и в разговорах частенько не замечали
времени
Часто приходили родственники, друзья. гости,
им хотелось больше послушать меня, провести время с нами, даже вместе спеть грузинские
песни. Скрипач-виртуоз Вадим Бродский аккомпанировал мне, поющей "Сулико", Юрек пытался
играть на скрипке. Мы пели, танцевали, читали стихи на русском, польском, грузинском языках.
Было чудесно, разнообразно, весело...
Но где же, где же так желаемые мной впечатления от посещения концертов,
выставок, дворцов , любимых мною с юности мест
и... людей!!! Встретится удалось только с самой близкой подругой юности -
Алицией Палета
и ее супругом, дирижером Томеком Бугай.
Сперва у них, в так хорошо мне знакомой квартире , затем у Юрека,
в его уютном, теплом доме.
Мы вспоминали друзей по Дзеканке и по классу Яна Экера, вспоминали
их свадьбу в Кракове, где я была среди подружек невесты, конкурсы
Шопеновские. Где сейчас находятся наши общие друзья и чем занимаются?
Иных уж нет, а те далече.
Профессору два месяца назад исполнилось 100 лет, что пышно было отмечено
общественностью Варшавы. Я.Экер - ведущий фортепианный педагог,
исполнитель, редактор всех произведений Фр.Шопена, в 1945 году
доставивший сердце Шопена в Варшаву, в костел Трех Крестов.
"Навряд ли он меня помнит", - сказала я Алиции, его
любимой ученице, заступившей профессора на посту заведующего кафедрой.
"Он всё и всех помнит. Дай Бог, чтобы у нас с тобой сохранилась
такая же память, как у него", - ответила она мне. Но навещать профессора
на его вилле я посчитала всё же неудобным, а она мне не предложила .
То, что Томек рассазал мне о Желязовой Воле полностью отбило у меня
охоту там побывать. Домик еще остался, но всё вокруг преображено,
застроено, сад уменьшен, нет никакого очарования, как в былые годы. А
памятник мне удалось сфотографировать лишь проезжая мимо в машине.
Он чуть виднелся через решетку парка . Ни роз вокруг, ни звуков рояля
из занесенного снегом парка, нет белок, снующих по старым деревьям,
не видно парочек, гуляющих по уединенным аллейкам.
Вместо Шопена я послушала в филармонии Лютославского.
Вместо лицезрения просторной площади перед колонной Зигмунду -
еле-еле различаемая глазом ночная, заснеженная панорама
с новогодней ёлкой.
Вместо посещения уютных кафе на Рынке Старего Мяста,
так любимого нами времяпрепровождения в дни студенчестве -
наспех выпитая чашка кофе в знаментом кафе у Бликлэ, что на Новом
месте. Кафе, известное тем, что во время второй мировой войны там на
втором этаже скрывался генерал Де Голль и хозяин кормил его своими
свежими пончиками.
Я поняла. Нельзя привозить в ставший уже иным город свои старые воспоминания,
иначе я окажусь "пальмой" в центре Варшавы!
Может как нибудь позже, если судьба приведет меня еще в мой любимый город,
теперешние воспоминания переплетутся с теми, юношескими,
станут не лучше и не хуже. Станут ДРУГИМИ.
Тбилиси, 10.02.2013
Старый Тифлисъ
Старый ТифлисЪ. Часть 127 янв, 2012 @ 10:15 
Александроневский собор
Армянский собор, р. Кура и Михайловский мост.
При переносе на компьютер размер фотографии 2398 на 1642
Военно-Грузинская дорога. Тифлис
Гора св. Давида.
Гостиница "Россия", на Головинском проспекте.
Грибоедовская и Московская улицы. Федосеевская церковь.
При переносе на компьютер размер фотографии 2403 на 1649
Духовная семинария.
При переносе на компьютер размер фотографии 4961 на 3602
Метехский замок, церковь с северо-восточной стороны.
Михайловский мост
Николаевский мост. Памятник кн. Воронцову.
Общий вид
Роликовый каток на Земеле
Сад Бельвю с Верийского моста.
Театр
Воспоминания. День рождения мамы
Джорджадзе.
Грузинский княжеский род. Предок их, Нодар Д., в 1683 г. пожалован поместьями в
Кахетии. Род Д. внесен в V часть родословной книги Тифлисской губернии.
Фамилия «Джорджадзе» является малораспространенной на территории
России.
В исторических документах вашими однофамильцами были знатные люди
из русского московского и новгородского купечества и духовенства в
17-18 веках, имевших определенную власть и почести.
Исторические корни вашей фамилии можно обнаружить в реестре
Переписи Всея Руси в эпоху правления Ивана Грозного. У государя
хранился особый список привилегированных и благозвучных фамилий,
которые давались приближенным только в случае похвалы или поощрения.
Указом государя было прописано, что «сие фамилию нельзя было менять
до конца правления царя и его династии».
Тем самым фамилия «Джорджадзе» сохранила свое первоначальное
значение и является редкой.
Гордитесь ею, ведь именно ваши предки были приближенными к самому
правителю Руси в течение многих столетий.
Винная лавка князя З.Джорджадзе на Всемирной выставке в Париже в 1889 году.
Снова Галактон Табидзе
Снова Галактон Табидзе
Из любимых стихов...
გავქრე ისე როგორც ნისლი, როგორც ღანის მოჩვენება,
არ მეღირსოს გზაარეულს სიმშვიდე და მოსვენება.
შენი სახე გულს კაწრავდეს, როგორც ვიყო, სადაც ვიყო,
თუ როდესმე არ მახსოვდე, თუ როდესმე დამავიწყო.
***
Пусть исчезну, как туман я,
Как ночное провиденье.
Пусть не будет мне, бедняге,
На земле успокоенья,
Пусть мне вечно ранит сердце
Светлый образ твой в виденье,
Коль на миг тебя забуду -
Век не будет мне прощенья!
***
May I perish like a cloud, that a morning breeze disperses,
May I never cease to worry, may I suffer horrid losses,
May my heart be rent with anguish at the visionof your visage
If, wherever fate may take me, I forget your tender image.
* * * * * * *
მაგრამ სულ სხვაა სიყვარილი უკანასკნელი,
როგორც ყვავილი შემოდგომის ხშირად პირველს ჯობს,
და არ არსებობს ქვეყანაზე თვით უკვდავება,
თვით უკვდავება არ არსებობს უსიყვარულოდ.
***
О, любовь последняя, стукни в сердце наше!
Как цветы осенние, ты весенних краше.
Свыше посылаешься на людской ты род:
Без любви бессмертие тоже не живет.
***
But a man,s last love is quite different!
Like a bloom in the fall looks superior.
To a bloom in spring. Immortality:
Can,t exist alone. Loveless, it will die.
Перевод на русский и английский языки
V.de Ladeveze (В. Д. Амиранашвили)
Тбилиси, 1986.13.07
Из любимых стихов...
გავქრე ისე როგორც ნისლი, როგორც ღანის მოჩვენება,
არ მეღირსოს გზაარეულს სიმშვიდე და მოსვენება.
შენი სახე გულს კაწრავდეს, როგორც ვიყო, სადაც ვიყო,
თუ როდესმე არ მახსოვდე, თუ როდესმე დამავიწყო.
***
Пусть исчезну, как туман я,
Как ночное провиденье.
Пусть не будет мне, бедняге,
На земле успокоенья,
Пусть мне вечно ранит сердце
Светлый образ твой в виденье,
Коль на миг тебя забуду -
Век не будет мне прощенья!
***
May I perish like a cloud, that a morning breeze disperses,
May I never cease to worry, may I suffer horrid losses,
May my heart be rent with anguish at the visionof your visage
If, wherever fate may take me, I forget your tender image.
* * * * * * *
მაგრამ სულ სხვაა სიყვარილი უკანასკნელი,
როგორც ყვავილი შემოდგომის ხშირად პირველს ჯობს,
და არ არსებობს ქვეყანაზე თვით უკვდავება,
თვით უკვდავება არ არსებობს უსიყვარულოდ.
***
О, любовь последняя, стукни в сердце наше!
Как цветы осенние, ты весенних краше.
Свыше посылаешься на людской ты род:
Без любви бессмертие тоже не живет.
***
But a man,s last love is quite different!
Like a bloom in the fall looks superior.
To a bloom in spring. Immortality:
Can,t exist alone. Loveless, it will die.
Перевод на русский и английский языки
V.de Ladeveze (В. Д. Амиранашвили)
Тбилиси, 1986.13.07
Массне Элегия (Шаляпин)
О жизни прошлой скорбно льет элегия
Могучих звуков приглушенный стон.
Как лист желтеющий
Вдруг вспыхнет пламенеющим огнем
И затихает в синеве небесной он.
Не усмирит и не утишит бурю чувств
Осенний день, хоть солнцем полонён.
Смирись душа, склонись, как клонится всё в дол,
Со звоном Ре несущим
Тишину, покой и вечный сон.
29.11.2012
ЦВЕТЫ ОТ МАЯКОВСКОГО
Цветы от Маяковского
О любви Владимира Маяковского к Лиле Брик все помнят по двум причинам: с одной стороны, то была действительно великая любовь великого, поэта; с другой - Лиля Брик со временем превратила статус любимой женщины Маяковского в профессию. И уже никому не давала забыть об их странных и порой безумных отношениях; о букетике из двух рыжих морковок в голодной Москве; о драгоценном автографе Блока на только что отпечатанной тонкой книжечке стихов, - обо всех иных чудесах, которые он подарил ей.
А ведь Маяковский творил чудеса не только для нее одной, просто о них постепенно забыли. И, наверное, самая трогательная история в его жизни произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.
Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, "ледокола" из Страны Советов.
Она вообще не воспринимала ни одного его слова, - даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным.
И Маяковский уехал в Москву один.
От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам - волшебное стихотворение "Письмо Татьяне Яковлевой"
Ей остались цветы. Или вернее - Цветы.
Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов - гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз, орхидей, астр или хризантем.
Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента - и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались
посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: "От Маяковского".
посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: "От Маяковского".
Его не стало в тридцатом году - это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что oн регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы.
Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.
Она уже не понимала, как будет жить дальше - без этой безумной любви, растворенной в цветах.
Но в распоряжении, ocтавленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова про его смерть. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: "От Маяковского".
Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось.
Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли.
В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом "люблю", то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти.
Потом союзные войска освободили Париж, потом она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин - а букеты все несли.
Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой истории любви. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, yлыбаясь улыбкой заговорщиков: "От Маяковского". Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей.
Советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери и всегда мечтал узнать ее продолжение. В семидесятых годах ему удалось попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива (умерла Т.А.Яковлева в 1991 году - Е.С), и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.
В этом уютном доме цветы были повсюду - как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во
время войны?
время войны?
- Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд...
- Пейте чай, - ответила Татьяна - пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?
И в этот момент в двери позвонили.
Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: "От Маяковского".
У рассыльных привычный труд, -
Снег ли, дождик ли над киосками, -
А букеты его идут
Со словами: от Маяковского.
Снег ли, дождик ли над киосками, -
А букеты его идут
Со словами: от Маяковского.
Без такого сияния,
Без такого свечения
Как не полно собрание
Всех его сочинений
Без такого свечения
Как не полно собрание
Всех его сочинений
Стихи Аркадия Рывлина
Париж… Русская красота в изгнании
И вот в этот город –мир грез прежних русских поколений – робкой поступью вошла русская
эмигрантка: в свое время ее мать и бабушка одевались у Борта, Пуаре и Бешофф-Давид, а эта русская красавица вырвалась из ада революции и гражданской войны! И массивные двери перед ней открылись, и она покорила все сердца…
Немирович-Данченко
Послевоенный Париж 20-х годов. Из России, спасаясь от красного террора, хлынули толпы эмигрантов. Среди огромного потока беженцев всех сословий и вероисповеданий –образованные русские дворянки. Мировая столица моды буквально заполнена русскими княгинями, графинями, виконтессами самого высокого происхождения. Русский Париж...
Они не хотят, а порой и не могут сидеть без дела и средств к существованию.
С детства привыкшие одеваться в лучших парижских модных домах, они пытаются возвратиться в
мир изящного. Этим миром в Париже, конечно, же был мир моды.
Супруги Юсуповы. Он - потомок одного из богатейших (говорили, что богаче Романовых!) родов
царской России князь Феликс Юсупов, печально известный участием в убийстве Григория Распутина.
Князь Феликс Юсупов
Она - племянница императора Александра III и внучка императора Николая I ее высочество княжна Ирина Романова.
Ее высочество княжна Ирина Александровна Романова
Супруги Феликс и Ирина Юсуповы
Они организовали в Париже модный дом, который назвали по первым буквам своих имен – «ИРФЕ».
Дебют дома состоялся
неожиданно – Ирина Юсупова просто привезла своих манекенщиц из
родовитых семей на очередной показ мод в отеле «Ритц» на Вандомской
площади. Княгиня, обладавшая очень необычной, тонкой, несколько
фатальной красотой, вышла к гостям первая…
Ирина Юсупова в наряде Модного дома "Ирфе"
Княгиня Ирина Юсупова
«ИРФЕ» был не
единственным русским модным домом в Париже. Великая княгиня Мария
Павловна, например, основывает «Китмир» - дом эксклюзивной вышивки.
Фрейлине императрицы Александры Федоровны Бети принадлежит идея
создания Дома «Итеб» (в названии ее имя наоборот).
Наряды в этих домах показывали русские красавицы, которые фактически изобрели новую профессию – манекенщица-модель.
Княгиня Мэри Эристова
Элегантные,
образованные, с аристократическими манерами, с непревзойденным чувством
стиля и вкуса, владеющие, как правило, несколькими языками , они, бежав
от русской революции, сами произвели уже модную революцию в буржуазном
Париже. До них модные наряды демонстрировали простенькие
женщины-модистки. Их труд оплачивался невысоко, профессия не считалась
престижной. Появление в парижских модных домах русских
манекенщиц-эмигранток самого высокого происхождения произвело фурор,
от которого город не скоро оправился.
Виконтесса Женя д'Кастэкс - Горленко
Княжна Натали Палей
В период между двумя мировыми войнами в Париже не было ни одного модного дома, где не работали бы русские модели.
Княжна Натали Палей
Княжна Елена Трубецкая
Самые известные русские
манекенщицы того времени: княгиня Мэри Эристова и дочь кабардинского
генерала Гали Баженова, графиня Лиза Граббе, потомки Рюрика княжны
Нина и Мия Оболенские, ее высочество Ирина Юсупова, сестры-баронессы
Кира и Леля фон Медем, дочь известного актера Петербургского театра Ия
Ге (леди Абди), дочь великого князя Павла Александровича княжна Натали
Палей, графиня Наталья Сумарова-Эльстен, дочь русского писателя
Александра Куприна Ксения Куприна (Киса), виконтесса Женя д'Кастэкс
(Горленко), княжна Надежда Щербатова и много других.
Леди Ия Григорьевна Ге (Абди)
Очарование Парижа всем
русским прошло с приходом Великой депрессии. Поубавилось заказчиков,
постарели модели, обанкротились многие модные дома… Изысканная
аристократичная красота уступила место простым универсальным моделям
Коко Шанель. Но остались фотографии тех лет и мы можем наслаждаться этой
ускользающей красотой…
Леди Ия Григорьевна Ге (Абди)
Княжна Надежда Щербатова
Графиня Лиза Граббе
Княжна Натали Палей
Княжна Натали Палей
Княгиня Ирина Юсупова
По материалам книг: Ф.Юсупов "Мемуары", А.Васильев "Красота в изгнании. Королевы подиума"
Нас всех друг к другу посылает Бог... (Борис Пастернак)
БОРИС ПАСТЕРНАК-Нас всех друг другу посылает Бог...
Нас всех друг другу посылает Бог..
На горе иль на радость – неизвестно..
Пока не проживем цикличный срок..
Пока мы не ответим свой урок
И не сдадим экзамен жизни честно...
Мы все друг другу до смерти нужны..
Хоть не всегда полезность очевидна..
Не так уж наши должности важны..
И не всегда друг к другу мы нежны –
Бывает и досадно.. и обидно...
Как знать: зачем друг с другом мы живем?..
Что вместе держит нас.. соединяет?..
По жизни мы идем.. и день за днем
Себя друг в друге лучше узнаем
И шляпу перед зеркалом снимаем...
Нас манит даль непройденных дорог..
А друг в дороге – радость и подмога..
И не сочтем высокопарным слог:
Нас всех друг другу посылает Бог..
И слава Богу – нас у Бога много...
МОЗАИЧНЫЙ КОВЕР
МОЗАИЧНЫЙ КОВЕР НА МОГИЛЕ РУДОЛЬФА НУРИЕВА
Нуриев Рудольф Хаметович (1938-1993) - великий танцовщик, эпатажная звезда, реформатор классического балета, мировая знаменитость. Все, что связано с жизнью и искусством Рудольфа Нуриева, можно в подробностях узнать на различных энциклопедических и искусствоведческих ресурсах. Мы рассмотрим его могилу как впечатляющее произведение мозаичного искусства.
Скончался Нуриев в 1993 году и был похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем. И примерно тогда же один из ведущих художников Парижской Опера (Paris Opera) Энцо Фриджерио (Ezio Frigerio), друг и коллега танцовщика, высказал идею оформления могилы с помощью восточного ковра. Нуриев коллекционировал старинные ковры и вообще древний текстиль разных стран, особо любимые ковры кочевали с ним по гастролям, вдохновляя на новые потрясающие танцы и представления.
Эскизы ковра, выполненные Энцо Фриджерио, точно повторяли один из любимых восточных ковров из коллекции Нуриева. Воспроизвести ковер в красках, с визуальным эффектом тканевой текстуры было решено с помощью мозаики. Мозаика решила и проблему воспроизведения изящных складок ниспадающего ковра, и обеспечила естественный вид нитям золотой бахромы. Средства на создание памятника выделили состоятельные друзья самого известного танцовщика балета.
В 1996 году надгробие было изготовлено в итальянской мозаичной мастерской Акомена Спацио Мозаико (Akomena Spacio Mosaico). Мозаика ковра выполнена из мелких преимущественно квадратной формы элементов с плотнейшим прилеганием деталей, практически без видимых швов. Но при этом поверхность мозаики оставлена шероховатой, с весьма резкими изменениями уровня мозаичных элементов. Этот прием с расстояния уже 2-3 метров создает общее впечатление ковровой текстуры. Скульптурная основа мозаики точно копирует особенности образования складок, и мозаичные элементы плавно повторяют все изгибы и волны поверхности.
Надгробие вызывает неоднозначные впечатления. Кто-то считает, что могила слишком яркая, слишком бросающаяся в глаза. Кто-то, наоборот, впадает в экстатический восторг. Несведущие туристы, посмотрев заранее фотографии получившейся композиции, подчас спрашивают, намокает ли ковер под дождем и как часто его меняют. Посетители кладбища Сен-Женевьев де Буа с экскурсиями обязательно прикасаются к мозаичному ковру, только на ощупь раскрывая визуальный обман. Но как бы кто не относился к надгробию-ковру, могила Рудольфа Нуриева определенно единственная в своем роде, достойная памяти великого балетного гения.
Википедия
УДИВИТЕЛЬНЫЕ СВОЙСТВА МУЗЫКИ МОЦАРТА
«ИНТЕРЕСНЫЕ
ФАКТЫ ОБ УДИВИТЕЛЬНЫХ СВОЙСТВАХ МУЗЫКИ МОЦАРТА»
Музыка Моцарта мобилизует все природные способности нашего
мозга”. (Гордон Шоу, нейробиолог и физик из США)
“Мощь Моцарта недоступна другим. Его музыка раскрепощает душу. Целебные
свойства ее таковы, что делают Моцарта самым великим среди великих
композиторов”. (А. Томатис. Из книги “Почему Моцарт?”)
Многочисленные независимые исследования ученых,
медиков и психологов всего мира доказывают, что музыка австрийского композитора
Вольфганга Амадея Моцарта (1756 – 1791 гг.) по сравнению с произведениями всех
прочих композиторов оказывает на людей самое сильное оздоровительное
воздействие. Более того, музыкальные произведения этого композитора способны
творить просто невероятные вещи в плане исцеления людей от огромного количества
самых разнообразных недугов. Но в чем же скрывается тайна той универсальной по
спектру воздействия на человека исцеляющей энергетики, которой обладает только
музыка Моцарта? Каковы “секретные механизмы” общепризнанного уникального лечебного
эффекта именно этой музыки?
Стандартные “IQ-тесты” фиксируют реальное повышение интеллекта у людей после
прослушивания именно музыки Моцарта. /Исследования американских ученых
показали, что всего лишь 10-минутное прослушивание фортепианной музыки Моцарта
повышает IQ (“коэффициент интеллекта”) людей в среднем на 8-10 единиц.
Как доказали европейские ученые, музыка именно Моцарта повышает умственные
способности у всех без исключения людей, которые ее слушают (причем и у тех,
кому она нравится, и у тех, кто ее не любит). /Даже после 5-минутного
музыкального сеанса у слушателей заметно увеличивается концентрация внимания
(сосредоточенность).
Люди, страдающие болезнью Альцгеймера, улучшают свои навыки при регулярном
прослушивании сонаты для двух фортепиано до-мажор Моцарта.
Музыка Моцарта как никакая другая оказывает огромное влияние на лечение целого
ряда серьезных болезней, среди которых есть и эпилепсия. Ученые
экспериментальным путем определили, что звуки сонат Моцарта (особенно соната К
448) способны купировать эпилептические припадки (уменьшить количество
эпилептических атак).
В одном из экспериментов, проводимых профессором Джоном Дженкинсом (США),
больным, страдавшим серьезными неврологическими заболеваниями, в индивидуальном
порядке дали прослушать всего лишь 10-минутный фрагмент одного из музыкальных
произведений Моцарта, после чего практически у всех этих людей на какой-то
период времени заметно улучшалась способность выполнять тонкие движения рук.
В клиниках Швеции роженицам дают слушать музыку Моцарта, т.к. шведские ученые и
медики убеждены, что именно она помогла им резко снизить в своей стране раннюю
детскую смертность.
По утверждениям авторитетных специалистов мирового уровня, музыка Моцарта
помогает избавиться от любых душевных проблем, улучшает речь и слух. /Если во
время еды ежедневно слушать спокойную музыку Моцарта – исчезнут многие проблемы
с пищеварением.
Как отмечают ведущие сурдологи (специалисты по дефектам слуха) и логопеды мира,
наличие в музыке Моцарта обилия звуков высокой частоты делают ее наиболее целебной
среди всей классической музыки. /Во-первых, высокочастотные гармонизированные
звуки укрепляют микроскопические мышцы среднего уха. Во-вторых, звуки частотой
от 3 000 до 8 000 Гц и выше вызывают наибольший резонанс в коре головного
мозга, что способствует улучшению памяти и мышления.
В числе больших поклонников творчества Моцарта – знаменитый врач-отоларинголог
Альфред Томатис (г. Париж, Франция). Одним из его пациентов был юный Жерар
Депардье – будущий прославленный французский киноактер. В ту пору – в середине
60-х гг. ХХ в. – молодой и пока никому не известный артист приехал покорять
Париж, и у него были бы для этого все шансы, если бы не серьезные проблемы с
его речью (сильнейшее заикание) и памятью. А. Томатис в ходе первого же
медицинского осмотра Жерара определил, что у него серьезные проблемы с правым
ухом, и посоветовал ему в ближайшие месяцы ежедневно по 2 часа в день слушать
музыку Моцарта. Результат этих самостоятельных сеансов музыкотерапии был просто
потрясающим ! Жерар Депардье полностью и навсегда избавился и от дефектов
правого уха, и, от заикания, и от проблем с памятью, что позволило ему стать в
будущем великим киноактером мирового уровня. /Сам Ж. Депардье спустя годы после
своего чудесного выздоровления сказал следующее: “До встречи с Томатисом я не
мог произнести до конца ни одного предложения. Он помог придать завершенность
моим мыслям, научил меня синтезу и пониманию самого процесса мышления”.
Всему миру известен хрестоматийный случай, когда музыка Моцарта в буквальном
смысле “подарила” человеку жизнь. 78-летний
тяжелобольной маршал Ришилье Луи Франсуа де Виньро, будучи
уже на смертном одре, за несколько минут до своей очевидной и неизбежной
кончины попросил исполнить свое последнее желание в этой жизни – чтобы при нем
сыграли его любимый концерт Моцарта. Вскоре после того, как музыка отзвучала, с
маршалом произошло настоящее чудо! Смерть отступила, и он буквально на глазах
окружающих пошел на поправку. В этого человека каким-то неведомым образом
быстро вернулись жизненные силы, и в итоге он прожил в полном здравии еще 14
полноценных лет, дожив до 92-летнего возраста.
В Канаде струнные квартеты из специально нанятых музыкантов играют на городских
площадях музыкальные произведения Моцарта, чтобы, как считают авторы этой идеи,
упорядочить уличное движение и тем самым снизить количество аварий.
Из прекрасных вспоминаний...
Из самых ранних...
Письмо от ПИМ (сокращ. Папа и Мама)
Разноцветное письмо
Говорит со мною нежно,
Лаской проворчит небрежной,
Возвращает сладкий сон.
Где вы спрятались в глубинке
Всей любви моей слова?
К моим милым полетите,
Объяснитесь за меня.
Мои чувства не искрятся
Многоцветием огней,
В цвет один все уместятся -
В красный цвет любви моей!
11.12.1970
Oblivion
youtube.com/watch?v=i5tc57GmfjwOblivion
Целый день он напевал эту странную мелодию. Бормотал ее в ванной, в своей комнате, в гараже, подкачивая колеса. Она впервые услышала ее утром в кухне, когда готовила ему завтрак.
Он сидел на стуле, отрешенно глядя в пространство и приглушенно что-то гнусавил. Что-то
непонятное, щекочущее-чувственное было в ней, чуждое и притягательное одновременно.
- Что ты поешь? - спросила она.
- Это Пьяццолла «Oblivion». Лана вчера принесла ноты и мы разбирали эту пьесу для бисов в гала-концерте в филармонии.
Неправда, замечательная мелодия!
Она ничего не ответила. И завтра, и послезавтра,
и все последующие дни эта мелодия навязчиво преследовала
ее. Когда он возвращался домой, вместе с ним возвращалась и эта мелодия. Она уже не раздражала ее как вначале,
она свыклась с тем, что Он не мог без нее жить, она стала навязчивой и для нее.
Наступил день гала-концерта.
Было много народа, шумный успех, вызваенный оригинальностью программы, которую выбрала Лана.
Но главное было в конце исполнения. На бис была исполнена именно та мелодия, которую Он бесконечно повторял все дни.
Она сразу ее узнала. Тягучая первая нота, которая то растворялась в общем фоне оркестровых голосов, то вновь, перекрывая их, доминировала.
Потом было возвращение домой, ожидание, когда появится
Он, чтобы, наконец, поставить точку, закончить всё
напряжение прошедших дней. Раздался стук в дверь. Она радостно бросилась открывать. В темноте подъезда
Она увидела его фигуру. Кепка была надвинута на глаза, губы
ухмылялись, и он снова стал тягуче напевать эту мелодию.
- Зайди, я приготовила для тебя кофе. Как прошел банкет?
Лана осталась довольна? Ты объяснился с ней, наконец?
Он, не отвечая на ее вопросы, прямо прошел в гостиную
и, как был в плаще с надвинутой на глаза кепкой, тяжело сел
на стул. «Он пьян! Что мне делать, как отвлечь, о чем говорить?» - эти судорожные мысли мелькали
у Нее в голове, пока она варила кофе. А из гостиной всё продолжала доноситься знакомая мелодия.
С наигранной веселой улыбкой она поставила перед Ним
чашку с кофе. Еще что-то пыталась сказать, спросить,
отвлечь. С садистским упорством Он продолжал напевать эту бесконечную мелодию с ее прихотливым ритмом,
с неожиданными остановками на слабых долях, со страшной,
неотвязной обреченностью. «Лишь бы Он выпил кофе, тогда немного протрезвеет, и я смогу отвести Его в комнату и уложить», - думала Она.
- А где твой инструмент? Ты оставил его внизу? -
отважилась спросить Она. Не отвечая, Он с силой опустил
чашку с кофе на блюдце. На пол посыпались осколки и остатки кофе залили скатерть и пол.
«Это конец! Мне уже ничего не поможет. Как только мне помочь
Ему?» - лихорадочно думала Она, собирая в совок осколки и пытаясь подтеретьпол. Оттолкнув ее, Он направился к двери.
- Ну, подожди, прошу тебя, не уходи. Что случилось?
Лана выставила тебя их оркестра? Ну скажи мне, ты объяснился
с ней, наконец?
Стремительно, не зажигая свет в подъезде, Он помчался вниз.
Она, немного помедлив, слегка выдохнула воздух и также
быстро сбежала за ним, но не успела – прямо перед нею дверь с грохотом захлопнулась.
Ключи Она не взяла с собой, поэтому пришлось подниматься за
ними к себе, на второй этаж. Раздался телефонный звонок.
- Да, да, всё в порядке, Вы не волнуйтесь, я сейчас как раз
собиралась ложиться спать, - быстро частила Она, стараясь не
выдать голосом весь свой страх и напряженность. Ей всё же не удалось обмануть любимого. Слишком хорошо он
различал все нюансы Ее голоса.
- Может мне приехать?
- Да ни в коем случае, я уже иду в ванну, я очень устала,
я хочу спать.
- А как Он? Вернулся с банкета? Как настроение?
Надо было собрать в кулак всю свою энергию и
постараться поскорее и как можно спокойнее закончить разговор. Наконец, ей это
удалось. Она быстро схватила ключи и ринулась вниз. Там было темно. Она зажгла свет в гостиной, потом в столовой,
потом в кухне, бегом вернулась в Его комнату и зажгла свет и
там. Его нигде не было. Может Он ушел к Лане или вышел в сад.
Она металась из комнаты в комнату, везде зажигая свет, громко звала Его. Что-то непонятное – то ли звук, то ли движение
заставило Ее войти в комнату отца. Там было темно, но в
середине комнаты Она всё же разглядела, как ей показалось,
вешалку, на которой висел фрак. Она зажгла свет. Это был не фрак...
Прошло годы. Боль всё не утихала. Что только Она ни делала:
заполняла все дни работой, надолго уезжала подальше от
дома, старалась отвлечься – не помогало. Мелодия продолжала преследовать ее, так же, как то ужасное видение в комнате отца.
Но и этому пришел конец. Она забыла мелодию и видение перестало неотступно преследовать Ее день и ночь.
Как-то раз, вместе с веселой компанией друзей Она согласилась
отметить свой день рождения в ресторане. Было весело, все шутили, рассказывали знакомые, но смешные анекдоты,
играл ансамбль из трех человек – фортепиано, скрипка,
бандонеон. Она с удовольствием танцевала танго и впервые
почувствовала себя полностью свободной. И тут музыканты
заиграли «Oblivion». Она села, глядя в одну точку перед собой.
- Ты что, поешь вместе с музыкантами»,
- со смехом спросила Ее сидящая напротив подруга. Она не ответила; Она пела, гнусавила так, как много лет назад пел и
гнусавил Он. Они опять были вместе.
- Что значит Oblivion? - спросила Она друга.
- Забвение...
Из моих воспоминаний об Анне Ахматовой
http://www.za-za.net/index.php?menu=authors&&country=nomer&&author=nomer06_03_11&&werk=006 Подражание А.Ахматовой
"Сероглазый король"
Нет на земле королев, королей
Глаза у которых моих серей.
Славить нельзя безысходную боль,
Лучше воспеть мне чужую любовь.
Там не охота, не травля, не ад...
Голос вдали напряженно дрожал.
Голос за сотни и тысячи миль,
Бросил мне в сердце осеннюю пыль.
Не за забавой поехал туда,
Бьется от ветра ветвь королька.
Буду твердить я весь день как пароль -
"Вернись поскорей ты ко мне, мой король!"
Тбилиси, 02.09.91
"Сероглазый король"
Нет на земле королев, королей
Глаза у которых моих серей.
Славить нельзя безысходную боль,
Лучше воспеть мне чужую любовь.
Там не охота, не травля, не ад...
Голос вдали напряженно дрожал.
Голос за сотни и тысячи миль,
Бросил мне в сердце осеннюю пыль.
Не за забавой поехал туда,
Бьется от ветра ветвь королька.
Буду твердить я весь день как пароль -
"Вернись поскорей ты ко мне, мой король!"
Тбилиси, 02.09.91
Варшавские воспоминания...
По улице умытой
Ходит солдат,
Дойдет до угла,
Развернется и назад.
А девушек стайка
Шалит впереди,
Все ближе они,
Уж коснулись руки.
Он молод и весел,
Такой, как они,
Но служба, служба...
И нет их, ушлиииииии!
===============
Сегодня дождь весной залазил в щели,
Бросался ветер прядями в лицо,
Тюльпанами витрины пламенели
Звала соната Шумана in Do,
Глаза от выплаканных слез горели.
И лень страдать и скучно веселиться.
Желтоволосенький, пришли письмо
И мир в калейдоскопе заискрится.
===============
Танцуют пальцы радостный балет
По черно-белым движущимся мыслям.
Что загадать мне: радость, встречу, смех
И чтобы клавиши ответили вприпрыжку.
Ночь для гаданья и для вещих снов,
Меня смешит вопрос неловкого мальчишки.
Так хорошо познать свободы новь
И независимость любой своей мыслишки.
Мне не о ком загадывать на ночь!
Мне не о чем мечтать, пытая карты!
На сердце сумерки. Пора уж спать,
Чтоб завтра разгадать звучащие картинки.
ИЗ ПРОШЛОГО...
Гадания-воспоминания
Могу нагадать успех,
Много женщин, деньги, успех.
Могу оплести паутиной
Страха, проклятий, смерти.
Протяни руку, ладонью вверх,
Как нищий, просящий подачку,
Я судьбу твою прослежу по цифре семь,
Крестом буграми по ладони скачущую.
Катастрофа мерцает в темных глазах,
Опускается в ямки губ,
Я смертельно жду ее и боюсь,
И боязнь моя есть грех.
Ладонь прогнулась, сморщив бугры,
Насупившись хмуро линиями.
Не в ладонь, ты в глаза мои загляни
И прочтешь там судьбу свою, милый!
=====================
О чем писать?
О комнате глубокой, как колодец
С узорной паутиной по углам,
О музыке, уснувшей на могильных плитах
И вздохами лишь говорящей "нет",
О ласке, что уже почти забыта
И бессознательно привидится во сне,
О мыслях, что снуют как мыши
С лиц на предметы, с ноты на слова,
Или о признании, которое ты не услышишь,
А я - не произнесла.
===================
Небесные черты с полуулыбкой,
Лик темный, ясный взгляд,
Рот аскетически легонько сжат,
Её мир Моной Лизой величат.
Невесты пышный наряд,
Цепочкой гости сидят -
Свадьба.
Освященный веками обряд,
"Отдаёт чистоту", - говорят
За рабство.
==================
Келейно-голые стены,
Железный светильник,
Постель,
Ненавидящий взгляд
Убогой соседки,
Крест...
Что это -
Средневековье,
Ставшее явью
Здесь,
Или же
Моё
Воображение.
=================
Зелено-голубой старинный камень
Со стершимися линиями храма,
Вокруг затишье, пустота
И горы скрыты за туманом.
Мне камень возвратил тоску
По жизни рыцарственной, благородной,
Когда созвездие равноплеменных
Венчало мира красоту.
==================
Заблудилось солнце-красно в рыжих волосах,
Лист зеленый притаился и сверкнул в зрачках,
Люди злые пожалейте, не убейте бедного зверька,
Дверцу быстро приоткройте, выпустите в мамин сад.
Варшава, 1985
Могу нагадать успех,
Много женщин, деньги, успех.
Могу оплести паутиной
Страха, проклятий, смерти.
Протяни руку, ладонью вверх,
Как нищий, просящий подачку,
Я судьбу твою прослежу по цифре семь,
Крестом буграми по ладони скачущую.
Катастрофа мерцает в темных глазах,
Опускается в ямки губ,
Я смертельно жду ее и боюсь,
И боязнь моя есть грех.
Ладонь прогнулась, сморщив бугры,
Насупившись хмуро линиями.
Не в ладонь, ты в глаза мои загляни
И прочтешь там судьбу свою, милый!
=====================
О чем писать?
О комнате глубокой, как колодец
С узорной паутиной по углам,
О музыке, уснувшей на могильных плитах
И вздохами лишь говорящей "нет",
О ласке, что уже почти забыта
И бессознательно привидится во сне,
О мыслях, что снуют как мыши
С лиц на предметы, с ноты на слова,
Или о признании, которое ты не услышишь,
А я - не произнесла.
===================
Небесные черты с полуулыбкой,
Лик темный, ясный взгляд,
Рот аскетически легонько сжат,
Её мир Моной Лизой величат.
Невесты пышный наряд,
Цепочкой гости сидят -
Свадьба.
Освященный веками обряд,
"Отдаёт чистоту", - говорят
За рабство.
==================
Келейно-голые стены,
Железный светильник,
Постель,
Ненавидящий взгляд
Убогой соседки,
Крест...
Что это -
Средневековье,
Ставшее явью
Здесь,
Или же
Моё
Воображение.
=================
Зелено-голубой старинный камень
Со стершимися линиями храма,
Вокруг затишье, пустота
И горы скрыты за туманом.
Мне камень возвратил тоску
По жизни рыцарственной, благородной,
Когда созвездие равноплеменных
Венчало мира красоту.
==================
Заблудилось солнце-красно в рыжих волосах,
Лист зеленый притаился и сверкнул в зрачках,
Люди злые пожалейте, не убейте бедного зверька,
Дверцу быстро приоткройте, выпустите в мамин сад.
Варшава, 1985
Катти Сарк, (Cutty Sark) - грустная история
Вначале немного истории.
Думаю, среди Вас нет человека, кто на слышал бы о ней - легенде моря и парусов! Вот коротко грустная история парусника, чтобы просто напомнить о нем.
Заказан парусник был капитаном Джоном Уиллисом (John Willis), по прозвищу «Белый цилиндр», в далеком 1869 году. Ему требовался самый быстрый корабль в мире для перевозки чая из колонии Британии — далёкой Индии.
Джон Уиллис, зайдя в одну из картинных галерей, увидел картину, изображающую молодую ведьму в короткой ночной рубашке, летящую над болотами на шабаш. Судовладелец влюбился в картину (а может быть и в ведьму). Когда он решал, как назвать корабль, то сначала хотел назвать его именем ведьмы. Но моряки — народ суеверный (особенно в XIX веке), и на корабль, носящий имя ведьмы, невозможно было бы набрать экипаж. Тогда и пришла Уиллису в голову идея названия, которое бы и не раздражало суеверных, и всё-таки соответствовало его желанию. Кроме того, носовая фигура клипера изображала эту ведьму.
По другой версии капитан собирался назвать
клипер «Морская ведьма» («Sea Witch»), но
оказалось, что под этим именем уже зарегистрирован другой корабль. И тогда он выбрал для названия прозвище юной танцующей ведьмы Нэн-Короткая Рубашка («катти сарк» — это короткая женская рубашка), героини поэмы Роберта Бёрнса «Tam O’Shanter»
Баллада "Катти Сарк"
Набросив на плечи короткий плащ
и волосы распустив,
Стояла ведьма - Катти Сарк -
над палубой воспарив.
А под плащем горделиво нага
виднелась круглая грудь,
Рубины сосков как два глазка
смотрели прямо вперед.
Качались бедра ее и живот
в такт колыханию волн,
А ножка, скульптурно тонка и пряма
казалось отдельно живет.
Увидев ее как богиню чудес,
но с страстью владычицы ведьм.
Сверкнули глаза янца-моряка
и он на ванты полез.
Он бросил штурвал и по вантам ввысь
понесся как вихрь-альбатрос,
А ведьма, дождавшись, взмахнула плащем
и ветер матроса снес.
Он всплыл раза два, с волнами борясь
и видел в последний раз,
Как злая ведьма Катти Сарк
смеялась, сбросив плащ.
Тбилиси, 27.07.2012
Завтрашний день...
Сегодня день, как много дней назад -
Несет с собой тревогу ожиданья ...
Со мной все то, что в сердце бьет парад,
Победа, битва без сомнений пораженья.
Но ожидание тревогой мутит взор,
Неужли столь мизерная причина!
Я не привыкла прнимать без боя жизнь,
Я всем всегда готова покориться.
А танго ритму я всегда созвучна,
Ведь мой партнер со мною неразлучен.
В памятный День.
День Победы для нас - праздник всех граждан бывшей Страны Советов и праздник
каждой семьи в отдельности. Даже мы, никога не участвовавшие по молодости лет в
этом великом празднике, помним семейные рассказы, связанные с нашими
фронтовиками.
Я вспоминаю моего дядю, младшего брата отца - генерала
Ираклия Джорджадзе. Он встретил войну офицером Ленинградского
военно-артиллерийского училища. Сразу же его включили в оборону
Ленинграда, где он сбивал самолеты противника, бомбившего город. Потом
он прошел всю войну и участвовал во взятии многих городов и Берлина.
Вместе с ним воевал мой второй дядя - Георгий Джорджадзе, солдат, также
участвовавший во взятии Берлина. Сохранилась уникальная фотография: два
брата - генерал и солдат после взятия города. На обороте они
приветствуют моего отца, сообщают о Победе и поздравляют его с ней. Отец
мой - Александр Джорджадзе, известный гимнаст, динамовец и победитель
первой рабочей олимпиады в Антверпене в 1936 году, жил в Москве в
первый год войны и по ночам дежурил на крыше вместе с моей мамой, также
гимнасткой. Меня тогда еще не было на свете, но помню их рассказы. Отца
потом направили в Тбилиси, где он руководил физической подготовкой
будущих солдат.
Вспоминаю забавные истории связанные с моими двумя
дядями-фронтовиками. Как только был взят очередной город, дядя Гоги
(сокращенное имя Георгия) находил мотоциклет и начинал носиться на нем
по улочкам города. А второй - дядя Ираклий отдавал приказ всем стрелять
по покрышкам мотоцикла, чтобы его братца не подстрелил кто-то из
оставшихся фашистов. Но дядя Гоги, будучи в семье самым большим шалуном и
выдумщиком и тут отличался; он забирался в кирху и исполнял на органе
знаменитый "Собачий вальс" - единственное что он умел играть. По звукам
вальса, разносящимся по всему городу его и обнаруживал брат-генерал...
Оба они вернулись домой целыми и невредимыми. Только у дяди Ираклия вся
спина была в осколках, которые так и не извлекли. Через много лет,
отдыхая на море, мы, дети, развлекались тем, что проводя по его спине
пальцами, обнаруживали самые крупные из осколков - следов его
героического прошлого.
Вечная Слава Героям!!!
каждой семьи в отдельности. Даже мы, никога не участвовавшие по молодости лет в
этом великом празднике, помним семейные рассказы, связанные с нашими
фронтовиками.
Я вспоминаю моего дядю, младшего брата отца - генерала
Ираклия Джорджадзе. Он встретил войну офицером Ленинградского
военно-артиллерийского училища. Сразу же его включили в оборону
Ленинграда, где он сбивал самолеты противника, бомбившего город. Потом
он прошел всю войну и участвовал во взятии многих городов и Берлина.
Вместе с ним воевал мой второй дядя - Георгий Джорджадзе, солдат, также
участвовавший во взятии Берлина. Сохранилась уникальная фотография: два
брата - генерал и солдат после взятия города. На обороте они
приветствуют моего отца, сообщают о Победе и поздравляют его с ней. Отец
мой - Александр Джорджадзе, известный гимнаст, динамовец и победитель
первой рабочей олимпиады в Антверпене в 1936 году, жил в Москве в
первый год войны и по ночам дежурил на крыше вместе с моей мамой, также
гимнасткой. Меня тогда еще не было на свете, но помню их рассказы. Отца
потом направили в Тбилиси, где он руководил физической подготовкой
будущих солдат.
Вспоминаю забавные истории связанные с моими двумя
дядями-фронтовиками. Как только был взят очередной город, дядя Гоги
(сокращенное имя Георгия) находил мотоциклет и начинал носиться на нем
по улочкам города. А второй - дядя Ираклий отдавал приказ всем стрелять
по покрышкам мотоцикла, чтобы его братца не подстрелил кто-то из
оставшихся фашистов. Но дядя Гоги, будучи в семье самым большим шалуном и
выдумщиком и тут отличался; он забирался в кирху и исполнял на органе
знаменитый "Собачий вальс" - единственное что он умел играть. По звукам
вальса, разносящимся по всему городу его и обнаруживал брат-генерал...
Оба они вернулись домой целыми и невредимыми. Только у дяди Ираклия вся
спина была в осколках, которые так и не извлекли. Через много лет,
отдыхая на море, мы, дети, развлекались тем, что проводя по его спине
пальцами, обнаруживали самые крупные из осколков - следов его
героического прошлого.
Вечная Слава Героям!!!
Кони Апокалипсиса Галактиона
I.
Треснув, расселся гранит, и из красно-багрового чрева
Взвился наверх красный конь, под красным седлом и тропою
Красною загарцевал. А за ним, словно красное пламя
Ринулся витязь в броне, как огненный вихрь пламенея.
Смело вскочил он в седро, и крепкой рукою умелой
Вмиг обуздал он коня и по красной дороге направил.
Вот показались внизу воды красного моря,
Блеском коралла струясь, бликами глаз ослепляя,
Взмахом меча распорол витязь красные волны
И, когда чрево раскрылось, вонзил в него красную пику,
Змея пронзив. А затем того красного змея
С хохотом бросил он вниз извиваться на красной дороге.
Мрачное небо ж меж тем источало зловонные яды,
Гулко стонала земля, сей смертельный поток отвергая
II.
Треснув, расселась скала бирюзового цвета,
Взвился оттуда наверх жеребец бирюзовый
Под бирюзовым седлом. Бирюзовой тропою
Он поскакать собрался. Но в мгновение ока
Всадник, мираж голубой, оказался в седле бирюзовом
И поскакал по тропе в голубом он сияньи небесном.
Вот показалось внизу глянцевито-лазурное море.
Взмахом меча распорол он лазурное чрево
И в обнаженное сердце вогнал он лиловую пику,
Змея при этом пронзив. А затем того синего змея,
В небо швырнул высоко. А земля в поднебесье
Густо синела внизу, как ладан под куполом храма.
III.
Треснув, расселся базальт, и из трещины черной
Взвился наверх жеребец вороной, отливающий блеском
Черной гривы своей, и под черным седлом. И тут некто
Вдруг очутился в седле, и мираж этот черный
Двинулся в ночь, в черноту. Заступите дорогу!
Путь преградите ему! Не давайте умчаться!
Поздно... Над морем уж он, но черны под ним волны.
Взмахом меча распорол он пучину морскую
И в обнаженное сердце вонзил свою черную пику,
Змея при этом пронзив. А затем того черного змея
Он, размахнувшись, швырнул на дорогу. А ночь все густела,
И в черноте ее роились сонмы все новых видений ...
Г.Табидзе, 1923
Перевод на русский язык В.де Ладвезъ
Тбилиси, 2000
Посвящается маме
http://www.youtube.com/watch?v=S3eTbkYfijw&feature=related
Песни моей юности
На листках, в тетрадочке
Ныли, выли, плакали
В письмах к моей мамочке...
Горести бесслезные,
Чувства беспредметные
Как заря туманная
Солнцем раз-два-метные.
Не хочу стонать я вновь
Кошкою пришибленной,
Не согнусь корягою
Бабой злою Ягою.
Мне бы радость глаз твоих
Встретить, встрепенуться.
Фуэте балетным ввысь
Штопором взметнуться.
Тбилиси, 13. 04.2005
Песни моей юности
На листках, в тетрадочке
Ныли, выли, плакали
В письмах к моей мамочке...
Горести бесслезные,
Чувства беспредметные
Как заря туманная
Солнцем раз-два-метные.
Не хочу стонать я вновь
Кошкою пришибленной,
Не согнусь корягою
Бабой злою Ягою.
Мне бы радость глаз твоих
Встретить, встрепенуться.
Фуэте балетным ввысь
Штопором взметнуться.
Тбилиси, 13. 04.2005
В стиле Игоря Северянина
Впечатления дамы, спешившей на работу и неожиданно прочитавшей стихотворение Игоря Северянина.
Для утонченной женщины Северянина Игоря
Ночь всегда новобрачная. Вы, прищурясь, читаете
Упоенье любовное Комфортабельно кутаясь
Вам судьбой предназначено... В ягуаровый плед,
В шумном платье муаровом, И, душевно расслабившись,
В шумном платье муаровом - Отдаетесь движению
Вы такая эстетная, И несет вас, баюкая,
Вы такая изящная... Золотой ландолет.
Ножки пледом закутайте И хотя небо хмурится,
Дорогим, ягуаровым Мелкий сыплется дождичек,
И, садясь комфортабельно И ужасно не хочется
В ландолете бензиновом, Новый день начинать,
Жизнь доверьте Вы мальчику Мерный шорох движения,
И закройте глаза ему Рядом сердца биение.
Вашим платьем жасминовым - Вдруг, как всплеск -озарение -
Шумным платьем муаровым, Боже, завтра, опять...
Шумным платьем муаровым.
Игорь Северянин, 1911 Тбилиси, 2012
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
