Откройте свой Мир!

На фото - мама (справа) с подругами

И мы не оттого смелы,
Что наши ленточки белы:
Мы просто видели немало
И кумача, и крови алой.

После третьего класса, молодым пионером, давшим клятву жарко обожать Родину, была я в первый раз выслана в лагерь. Меня обусловили на постой в «отряд» – щитовой домик на 30 персон, указали койко-место. Я была взвешена и обмерена в медпункте – и заверена медсестрой: «Ниче, к концу смены поправишься!»

А потом, будучи командирована на сбор сосновых шишечек и укладку их на клумбе в слова: «Будь готов!» – сделала открытие: эта клумба прикрывала подход к библиотеке, которой управляла моя хорошая знакомая из библиотеки школьной. Вот туда-то я и слиняла, утомившись от идеологически правильного труда. Забившись меж полок, нашла книгу с заголовком, поразившим мою неокрепшую, но уже склонявшуюся к филологическому разврату душу – «Понедельник начинается в субботу» (ПНС), А. Стругацкий, Б. Стругацкий. О! «Сказка для научных служащих младшего возраста»?

Обложка у той книги была, как на данный момент помню, розово-черная. И рисунки занимательные... Как сейчас уже узнала, иллюстратором был живописец Евгений Мигунов. Те рисунки впились в память крепче энцефалитного клеща.

Чтобы вызвать в памяти образ пушистого Сани Привалова (соотносимого с безбородым, но тоже пушистым Шуриком из «Кавказской пленницы», от которого было два шага до еще не отснятого к тому времени Шурика в «Иване Васильевиче»...), мне не нужно и глаз закрывать.

Выбегалло с его французскими фразами, гекатонхейр с отдавленной рукою, веселенькая косыночка с Атомиумом Наины Киевны Горыныч... Музейный неразменный пятак... Сворачивающий место Безупречный Потребитель...

Более всего впечатлял прекрасный кот-склеротик... (Когда спустя годы заполучила я для чтения ксерокопию журнального «Мастера и Маргариты» – из шкуры Гиппопотама знакомо мявкнул мне тот кот ученый «Понедельника»). Видимо, мил и духовно приятен он мне стал сходу, так как чувствовала я его социально близким: посреди друзей я, уже тогда очкарик, считалась «знающей». Бабушка, мою страсть к чтению пытаясь взнуздать, пугала по-народному: «Глаза испортишь!» И добавляла старинное народное: «Кто библию прочитает, тот с мозга сойдет».

Я не помню, чтобы кому-нибудь говорила об этой книге, с кем-то дискуссировала. Ощущалось: со сверстниками такое не пообсуждаешь. В общем, обсуждения книжек – это было занятие из арсенала школьного. На уроке, на внеклассном часе, с проводящей «мероприятие» библиотекаршей «обсуждали» то, что «по списку». Этой книжки не водилось в перечнях.

Читала я с обезумевающей скоростью, и книга была мною на третью часть освоена уже к середине денька. Потом обед, «тихий час»... Когда вожатая достигла тишины и удалилась – я вынула книжку из-под подушки... После полдника нас повели гулять в лес. Я гуляла, спотыкаясь, по черничнику – и читала, читала...

Не прочитай я эту книгу в лагере и одномоментно – в детской библиотеке длительно б пришлось дожидаться. Так как книжка, как и вся иная «фантастика», помещалась в разделе для «выпускников» детской библиотеки – для 14-летних.

Шествуя по школьной программке литературы... в выпускных классах, когда наступила пора литературоведения... [я нашла название тому, что мне так нравилось]. Реминисценции – это то самое, что я повсевременно обнаруживала в «Понедельнике», там их оказалось видимо-невидимо!

В первом слое значились, конечно, исполняющая желания Щука и говорящий кот. Змей Горыныч, выходит, в родственниках у Наины Киевны, гражданки Горыныч?!

Гекатонхейры в школьной читательской истории мне не повстречались, но Одиссей, Полифем и гекзаметр были. И, невзирая на разъяснения, данные в приложенном к ПНС словарике, гекатонхейр для меня – не сторукое дитя Геи и Урана, а намек на гекзаметр.

Исходная фраза ПНС «Я приближался к месту моего назначения» замкнула для меня Стругацких с Пушкиным, с «Капитанской дочкой». На то же намекали потешные эпиграфы к главам «ПНС».

Кулинарные фантазии голодного Сани Привалова, естественно, истоком имели мучения салтыковских двух генералов, кормимых мужичиной. Марк Твен изобрел в «Янки при дворе короля Артура» сварливого шарлатана Мерлина, которому Стругацкие жизнь продлили в «Понедельнике».

Поражал воображение Выбегалло. Я все недоумевала – откуда у сероватого валенка склонность к французскому?! В девятом классе потаенно открылась: Выбегалло гласил фразами из Анны Павловны Шерер («Война и мир» Льва Толстого, если кто подзабыл).

В один момент осозналось, что наименования глав повести («Суета вокруг дивана», «Суета сует» и «Всяческая суета») отсылают читателя к библейскому «Екклесиасту». В общем, как и сворачивающееся в свиток небо (Апокалипсис), на пике деятельности Безупречного Потребителя. Это понимание было подтолкнуто переходом моим во «взрослую» библиотеку, там имелся большой раздел антирелигиозной литературы. Оттуда, из Лео Таксиля и Емельяна Ярославского, я получала сведения о Священном писании – Смешная Библия, Смешное Евангелие... «Суета сует, произнес Екклесиаст, суета сует, – все суета!... суета и томление духа!»...

Собрание сочинений И. А. Ефремова (темная обложка, золотые буковки – то самое, где «Лезвие бритвы») на некое время стало возлюбленным моим чтением – а весть о том, что Федор Симеонович Киврин срисован Стругацкими с Ефремова – ученого и писателя-фантаста (который сам собою – тот же Гирин из «Лезвия»!), – я приняла всей душой.

После дудинцевских «Белых одежд» и «Пяти континентов» Н. Вавилова понятно стало, кто был макетом Выбегалло. Воинствующий шарлатан оказался на генном уровне связан с народным академиком, родителем «Агробиологии» – Трофимом Денисычем Лысенко (о котором говорила возлюбленная моя учительница на общей биологии).

Грянули «Семнадцать мгновений весны» – оттуда умно улыбался нам Штирлиц-Тихонов. Мне показалось... [или] штандартенфюрера СС мы уже лицезрели в кабинете профессионального таксидермиста Кристобаля Хозевича Хунты?

Как понимаю на данный момент, по времени рождения я оказалась в замыкающих линейках тех поколений, что путь к компьютерам начинали с «Понедельника». Это было в те времена, когда население земли рвануло и прорвалось к звездам. Когда науку публичное мировоззрение ставило высоко. Когда ученые, а не люди в рясах были искателями правды и вершителями судеб.

Ушел в забываемое прошедшее XXII съезд компартии. Отзвенела оттепель, отспорили физики и лирики. Первые сбрили бороды и понемногу сокращали свои занятия альпинизмом. Вторые – напротив – бороды отрастили, возлюбили «черные доски», стали почвенниками и направились реставрировать Соловецкий монастырь... И заместо Соловцов нашелся там СЛОН [Соловецкий лагерь особого назначения]...

«Понедельник», переизданный в 1992 году, имел уже восстановленные эпизоды, исключенные при первых изданиях цензурой. Но это не играло роли. Ложка дорога к обеду, а яйцо – к Пасхе.

Пора «ПНС» прошла? Проходила... И наступала пора «Сказки о Тройки». Переиздание «Понедельника» в 1992 году сопровождалось этой сказкой. Которая тогда смотрелась занимательным продолжением приваловских развлечений.

А сейчас, после оттепели, в промозглую слякоть разгара начала века 21-го, «Сказка о Тройке» смотрится несмешной антиутопией. Реализовавшейся к тому же. Все утопает в бездне произвола и бюрократического идиотизма.

Магистерскую диссертацию о взаимоотношении законов природы и законов администрации на данный момент навряд ли напишут. На данный момент нужно писать о верховенстве законов администрации. Маршем шаблонных многоэтажек из «Иронии судьбы» следуют по равнинам, взгорьям и жизням человечьим ряды Камноедовых в лоснящихся пиджаках...

А повесть Стругацких – как тот Шрек из известного мульта: помните, он в беседе с Ишаком ассоциирует гигантов с луковками? Слой за слоем открываются новые смыслы книжки. Взрослеет читатель, веют вихри времен над ним и над миром – и смыслы появляются, появляются. Как фотобумага в проявителе...

- На Запад?! Брось! Остынь и не моги!
Гляди в свои привычные киоты...

А потому - усы в вине,
Которое всегда при мне.