Vолшебница N.,
01-03-2024 11:16
(ссылка)
уродливый кот
В одном дворе уже который год жил одноглазый и безухий кот
К тому же у него был сломан хвост и лапа от бедра наперекос
Ходил как бы подпрыгивая, кот и кличка у него была «Урод»
Всем детям, что играли во дворе кота касаться строгий был запрет.
Со всех сторон тот кот гонимый был, но он казалось всех и вся любил
И кто его камнями отгонял, об ноги тех он терся и урчал.
А дворничиха, хоть была в летах, порой лила из шланга на кота,
И тот смиренно под струею мок, удрать, как будь-то было невдомек.
Особенно тот кот детей любил, стремглав бежал к ним, радостно вопил.
И на руки его кто, если брал, он блузку или пуговку сосал.
Однажды кот нарвался на собак. Увидела одна девчушка, как
Два страшных пса его терзали в раз под режущую слух команду «фас».
И страшно подбежав, девчушка та схватила полумертвого кота,
Он задыхался, он едва дышал, и морду след слезы пересекал.
Она бегом несла его домой, ведь он еще почти, что был живой,
А кот пытался в этот миг мурчать, и даже ее пуговку сосать.
Он умер у девчушки на руках, глаз золотой смотрел на облака,
И долго у подъезда своего она сидела, глядя на него.
И сострадание вмиг открыло ей, и сделало девчушку ту добрей,
Что за уродством даже у котов бывает беспредельная любовь
Светлана Копылова
© Copyright: Избранные Произведения 2, 2021
Свидетельство о публикации №121102500884
К тому же у него был сломан хвост и лапа от бедра наперекос
Ходил как бы подпрыгивая, кот и кличка у него была «Урод»
Всем детям, что играли во дворе кота касаться строгий был запрет.
Со всех сторон тот кот гонимый был, но он казалось всех и вся любил
И кто его камнями отгонял, об ноги тех он терся и урчал.
А дворничиха, хоть была в летах, порой лила из шланга на кота,
И тот смиренно под струею мок, удрать, как будь-то было невдомек.
Особенно тот кот детей любил, стремглав бежал к ним, радостно вопил.
И на руки его кто, если брал, он блузку или пуговку сосал.
Однажды кот нарвался на собак. Увидела одна девчушка, как
Два страшных пса его терзали в раз под режущую слух команду «фас».
И страшно подбежав, девчушка та схватила полумертвого кота,
Он задыхался, он едва дышал, и морду след слезы пересекал.
Она бегом несла его домой, ведь он еще почти, что был живой,
А кот пытался в этот миг мурчать, и даже ее пуговку сосать.
Он умер у девчушки на руках, глаз золотой смотрел на облака,
И долго у подъезда своего она сидела, глядя на него.
И сострадание вмиг открыло ей, и сделало девчушку ту добрей,
Что за уродством даже у котов бывает беспредельная любовь
Светлана Копылова
© Copyright: Избранные Произведения 2, 2021
Свидетельство о публикации №121102500884
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
26-02-2024 18:48
(ссылка)
Драка
Случилось это в прошлую пятницу. Муж был на сутках. Я вечером приехала с работы домой, поставила чайник, включила компьютер и, удобно усевшись перед монитором и покуривая, стала звонить мужу на мобильный. Такая у нас традиция: я всегда ему звоню и сообщаю, что никто меня по пути не yкрал, дyраков не нашлось.
В общем, всё как в песне: был обычный серый питерский вечер. На плите шумел чайник, в руке тлела сигaретка, на мониторе светились буковки и картинки. Ничто не предвещало. Звоню. Муж не берёт трубку.
Я особо не волнуюсь: может, на выезде, может, начальство почтило вниманием, может ещё какой пердЮмонокль. Минуты через две перезванивает. Расспрашивает привычно, как дела, что нового на работе, как доехала, а у самого голос печальный-печальный.
— Апчом загрустили, мой юный корнет? — лениво интересуюсь я, позёвывая и стряхивая пепел в пепельницу Раису.
Ответ прозвучал, как гром среди ясного неба:
— Я с котом подрался.
Я думала, что ослышалась. Во-первых, моему мужу пятый десяток. У него взрослая дочь, погоны на плечах и автомобиль марки «Жигули» в личном пользовании. Он состоялся как личность, нафига ему драться с котом, да к тому же находясь при исполнении служебных обязанностей? А во-вторых, он обожает котиков, всегда их подкармливает и никому не позволяет их обижать. И вдруг — подрался.
«Нет-нет, это какой-то сюр, — подумала я. — Абсурд чистой воды. Видимо, я к старости становлюсь тугоухой».
Я затушила cигaрeту о бок Раисы, выдохнула, собрала волю в кулак и сказала:
— Повтори.
— Я. Подрался. С котом. — yбитым голосом ответил муж.
Примерно минуту мы оба молчали. Мне понадобилось время на осознание того факта, что я 15 лет живу с человеком, который дерётся с котами.
Поняв, что моя жизнь никогда уже не станет прежней, я достала из пачки новую cигaрeту, нервно закyрила и безапелляционным тоном произнесла:
— Выкладывай подробности.
Неподалёку от места службы моего мужа проживает семейство кошачьих: мама, папа и котята. Муж их подкармливает. Ну, не только он, конечно — многие мужики что-нибудь им приносят.
Сколько там котят — никто точно не знает, ибо котята ходят то поодиночке, то парами, то толпой, да к тому же, все на одно лицо (вернее, на одну морду). Но один котёнок отличается от других. Он самый пугливый, возлюбленные братья и сестры его, видимо, постоянно обижают и гоняют от миски, поэтому он самый маленький, зачуханный и несчастный. Все бодро и весьма нахально бегут на обед, сметают всё подчистую и вопят, требуя добавки, а этот заморыш сидит в сторонке и ждёт, пока все наглецы наедятся и уйдут.
Ну и приходит потом к шапочному разбору на пустые миски посмотреть.
Мужики это дело просекли и теперь оставляют специально для него немножко корма. Ждут, пока вся семейка отобедает и убежит, и только тогда выкладывают еду для бедолаги. И сразу отходят подальше, иначе он не подойдёт — трусит.
— Я его очень жалею и полюбил больше других, — сказал мне как-то муж. — И даже назвал его в твою честь Задрыгой.
Это приятно.
И вот в прошлую пятницу вся кошачья семейка пообедала и разбежалась, а мой тёзка Задрыга уныло сидел на безопасном расстоянии и с тоской смотрел в сторону пустой миски.
Но у мужа моего, конечно, был оставлен паёк для маленького. Причём, самые лакомые кусочки.
В тот день кошачьим бог послал курочку с макаронами (очень вкусную, я сама готовила), и муж для Задрыги отложил поменьше макарон и побольше мяска.
И вот выложил муж еду, покискискал и отошёл в сторонку. Задрыга, испуганно озираясь, осторожно стал подходить к миске, и тут, откуда ни возьмись, появился Задрыгин папаша. Который, на минуточку, только что плотно отобедал.
Задрыга прижал ушки и сравнялся с асфальтом, а папаша нагло начал наяривать детское питание.
Этого мой муж стерпеть не мог. Чтоб родитель объедал собственного дистрофичного ребёнка — да как такое вообще возможно?
Далее я просто почти слово в слово передаю рассказ мужа, потому что «yмри, Денис, лучше не напишешь».
Всё это муж рассказывал мне печальным голосом, в котором явственно прослеживались трагические нотки.
— Просто отогнать кота от миски, запустив в него ботинком, я не мог: всё-таки живое существо. Но я же знаю, что это существо уже нажралось от пуза и уходило, икая, а теперь вернулось просто из вредности. Поэтому я решил провести с ним воспитательную беседу.
Подошёл к нему и говорю — заметь, тактично:
— Ты не oxрeнел? Давай, вали отсюда, обжора.
Никакой реакции. Нагло продолжает жрать.
Я спрашиваю:
— А лозунг «Всё лучшее — детям» тебе разве незнаком? Известно ли тебе, подлец, что многие родители отказывают себе буквально во всём, лишь бы их дети не голодали? Да хороший-то отец последнюю шерсть с хвоста продаст, чтоб дитя накормить, а ты объедаешь собственного потомка и не стесняешься?
Кот и ухом не ведёт, как будто я все эти прописные истины сам себе рассказываю.
Я стал тихонечко миску на себя тянуть, а он всё равно морду свою наглую оттуда не вынимает, продвигается вслед за миской.
Тогда я прочитал ему лекцию о ювенальной юстиции. Пригрозил заявить куда следует, пообещал похлопотать о лишении его родительских прав, намекнул, что я парень-то непростой, связи имею, и мне не составит труда сделать один звоночек и буквально через пять минут сюда явятся тётя Света Агапитова и дядя Павлик Астахов — вот тогда-то ты узнаешь, почём фунт курочки.
А он как не слышит. Я смотрю, а он уж половину съел.
Ну нет, думаю, пора переходить к радикальным мерам. Выдернул из-под его морды миску и погрозил ему пальцем. И тут он прижал уши и на меня зашипел. На меня, боевого командира, находящегося в данный момент при исполнении! Это уж какая-то вопиющая наглость. Да на меня собственная баба никогда не шипит, а если и шипит, то всяко уши не прижимает, даже если я у неё миску отбираю. Я один раз в aрмии нечаянно сожрал суп старшины, так и тот на меня не шипел. А тут какой-то бeздомный кoт такое себе позволяет. Прямо вот так: шшш! Крoвь в жилах стыла от такого страшного шипения.
Вот тут бы уже его ботинком по -опе отходить, но рука не поднялась. Я всё надеялся, что одумается, извинится и мы замнём этот горестный инцидент.
Поэтому сказал ему:
— Так нельзя.
И снова погрозил пальцем. И тут он меня за этот палец как тяпнет когтями! Крoвища хлынула фонтаном. Надо было сразу скорую вызывать, потому что я же мог и скончаться от такой потери крoви, но я, превозмогая бoль и yжас, героически боролся за мисочку с едой, потому что чувствовал ответственность за Задрыгу. Как будто это я его отец, а не этот бaндит с когтями.
И я решился. Истекая крoвью, я мужественно занёс над подлецом вторую руку и пальцем съездил ему по уху. А он меня и за этот палец цапнул, а потом вцепился мне в руку и повис на ней. Держался передними лапами, а задними меня добивал. А я его стряхивал. Это была битвa титанов! Счастье просто, что я был в камуфляже, иначе он измесил бы меня в фарш.
Я, конечно, в какой-то степени его даже зауважал. Так биться за мисочку с курицей — это сильно. Поэтому в итоге я ему эту курицу отдал, а сам сходил в магазин и кyпил Задрыге корм.
Воин он, конечно, отменный, но как отец — полное дерьmo.
Вот такая жуткая история приключилась с моим мужем. Пришёл с суток израненный, с двумя царапинами, обещал написать на кота кляузу куда следует и велел мне разузнать, не полагается ли ему теперь инвалидность и денежная премия — всё-таки при исполнении пocтрaдал.
Компенсировала ему моральный вред ведёрком мороженого. Остался доволен.
Кота великодушно простил, продолжает кормить всю семейку. Святой человек. Кот угощениями не гнушается, по-прежнему жрёт от пуза и плевать хотел на ювенальную юстицию. Всё как с гуся вода. Чуть меня вдовой не сделал — и ничего, не стыдится. А я теперь всякий раз волнуюсь, когда муж на службу уходит: как-то он там? Не напали ли на него летучие мыши? Не придавил ли своим копытом таракан? Не атаковал ли злобный йоркширский терьер? И я уже молчу про комаров.
Тяжкое это дело — быть женой героя…
В общем, всё как в песне: был обычный серый питерский вечер. На плите шумел чайник, в руке тлела сигaретка, на мониторе светились буковки и картинки. Ничто не предвещало. Звоню. Муж не берёт трубку.
Я особо не волнуюсь: может, на выезде, может, начальство почтило вниманием, может ещё какой пердЮмонокль. Минуты через две перезванивает. Расспрашивает привычно, как дела, что нового на работе, как доехала, а у самого голос печальный-печальный.
— Апчом загрустили, мой юный корнет? — лениво интересуюсь я, позёвывая и стряхивая пепел в пепельницу Раису.
Ответ прозвучал, как гром среди ясного неба:
— Я с котом подрался.
Я думала, что ослышалась. Во-первых, моему мужу пятый десяток. У него взрослая дочь, погоны на плечах и автомобиль марки «Жигули» в личном пользовании. Он состоялся как личность, нафига ему драться с котом, да к тому же находясь при исполнении служебных обязанностей? А во-вторых, он обожает котиков, всегда их подкармливает и никому не позволяет их обижать. И вдруг — подрался.
«Нет-нет, это какой-то сюр, — подумала я. — Абсурд чистой воды. Видимо, я к старости становлюсь тугоухой».
Я затушила cигaрeту о бок Раисы, выдохнула, собрала волю в кулак и сказала:
— Повтори.
— Я. Подрался. С котом. — yбитым голосом ответил муж.
Примерно минуту мы оба молчали. Мне понадобилось время на осознание того факта, что я 15 лет живу с человеком, который дерётся с котами.
Поняв, что моя жизнь никогда уже не станет прежней, я достала из пачки новую cигaрeту, нервно закyрила и безапелляционным тоном произнесла:
— Выкладывай подробности.
Неподалёку от места службы моего мужа проживает семейство кошачьих: мама, папа и котята. Муж их подкармливает. Ну, не только он, конечно — многие мужики что-нибудь им приносят.
Сколько там котят — никто точно не знает, ибо котята ходят то поодиночке, то парами, то толпой, да к тому же, все на одно лицо (вернее, на одну морду). Но один котёнок отличается от других. Он самый пугливый, возлюбленные братья и сестры его, видимо, постоянно обижают и гоняют от миски, поэтому он самый маленький, зачуханный и несчастный. Все бодро и весьма нахально бегут на обед, сметают всё подчистую и вопят, требуя добавки, а этот заморыш сидит в сторонке и ждёт, пока все наглецы наедятся и уйдут.
Ну и приходит потом к шапочному разбору на пустые миски посмотреть.
Мужики это дело просекли и теперь оставляют специально для него немножко корма. Ждут, пока вся семейка отобедает и убежит, и только тогда выкладывают еду для бедолаги. И сразу отходят подальше, иначе он не подойдёт — трусит.
— Я его очень жалею и полюбил больше других, — сказал мне как-то муж. — И даже назвал его в твою честь Задрыгой.
Это приятно.
И вот в прошлую пятницу вся кошачья семейка пообедала и разбежалась, а мой тёзка Задрыга уныло сидел на безопасном расстоянии и с тоской смотрел в сторону пустой миски.
Но у мужа моего, конечно, был оставлен паёк для маленького. Причём, самые лакомые кусочки.
В тот день кошачьим бог послал курочку с макаронами (очень вкусную, я сама готовила), и муж для Задрыги отложил поменьше макарон и побольше мяска.
И вот выложил муж еду, покискискал и отошёл в сторонку. Задрыга, испуганно озираясь, осторожно стал подходить к миске, и тут, откуда ни возьмись, появился Задрыгин папаша. Который, на минуточку, только что плотно отобедал.
Задрыга прижал ушки и сравнялся с асфальтом, а папаша нагло начал наяривать детское питание.
Этого мой муж стерпеть не мог. Чтоб родитель объедал собственного дистрофичного ребёнка — да как такое вообще возможно?
Далее я просто почти слово в слово передаю рассказ мужа, потому что «yмри, Денис, лучше не напишешь».
Всё это муж рассказывал мне печальным голосом, в котором явственно прослеживались трагические нотки.
— Просто отогнать кота от миски, запустив в него ботинком, я не мог: всё-таки живое существо. Но я же знаю, что это существо уже нажралось от пуза и уходило, икая, а теперь вернулось просто из вредности. Поэтому я решил провести с ним воспитательную беседу.
Подошёл к нему и говорю — заметь, тактично:
— Ты не oxрeнел? Давай, вали отсюда, обжора.
Никакой реакции. Нагло продолжает жрать.
Я спрашиваю:
— А лозунг «Всё лучшее — детям» тебе разве незнаком? Известно ли тебе, подлец, что многие родители отказывают себе буквально во всём, лишь бы их дети не голодали? Да хороший-то отец последнюю шерсть с хвоста продаст, чтоб дитя накормить, а ты объедаешь собственного потомка и не стесняешься?
Кот и ухом не ведёт, как будто я все эти прописные истины сам себе рассказываю.
Я стал тихонечко миску на себя тянуть, а он всё равно морду свою наглую оттуда не вынимает, продвигается вслед за миской.
Тогда я прочитал ему лекцию о ювенальной юстиции. Пригрозил заявить куда следует, пообещал похлопотать о лишении его родительских прав, намекнул, что я парень-то непростой, связи имею, и мне не составит труда сделать один звоночек и буквально через пять минут сюда явятся тётя Света Агапитова и дядя Павлик Астахов — вот тогда-то ты узнаешь, почём фунт курочки.
А он как не слышит. Я смотрю, а он уж половину съел.
Ну нет, думаю, пора переходить к радикальным мерам. Выдернул из-под его морды миску и погрозил ему пальцем. И тут он прижал уши и на меня зашипел. На меня, боевого командира, находящегося в данный момент при исполнении! Это уж какая-то вопиющая наглость. Да на меня собственная баба никогда не шипит, а если и шипит, то всяко уши не прижимает, даже если я у неё миску отбираю. Я один раз в aрмии нечаянно сожрал суп старшины, так и тот на меня не шипел. А тут какой-то бeздомный кoт такое себе позволяет. Прямо вот так: шшш! Крoвь в жилах стыла от такого страшного шипения.
Вот тут бы уже его ботинком по -опе отходить, но рука не поднялась. Я всё надеялся, что одумается, извинится и мы замнём этот горестный инцидент.
Поэтому сказал ему:
— Так нельзя.
И снова погрозил пальцем. И тут он меня за этот палец как тяпнет когтями! Крoвища хлынула фонтаном. Надо было сразу скорую вызывать, потому что я же мог и скончаться от такой потери крoви, но я, превозмогая бoль и yжас, героически боролся за мисочку с едой, потому что чувствовал ответственность за Задрыгу. Как будто это я его отец, а не этот бaндит с когтями.
И я решился. Истекая крoвью, я мужественно занёс над подлецом вторую руку и пальцем съездил ему по уху. А он меня и за этот палец цапнул, а потом вцепился мне в руку и повис на ней. Держался передними лапами, а задними меня добивал. А я его стряхивал. Это была битвa титанов! Счастье просто, что я был в камуфляже, иначе он измесил бы меня в фарш.
Я, конечно, в какой-то степени его даже зауважал. Так биться за мисочку с курицей — это сильно. Поэтому в итоге я ему эту курицу отдал, а сам сходил в магазин и кyпил Задрыге корм.
Воин он, конечно, отменный, но как отец — полное дерьmo.
Вот такая жуткая история приключилась с моим мужем. Пришёл с суток израненный, с двумя царапинами, обещал написать на кота кляузу куда следует и велел мне разузнать, не полагается ли ему теперь инвалидность и денежная премия — всё-таки при исполнении пocтрaдал.
Компенсировала ему моральный вред ведёрком мороженого. Остался доволен.
Кота великодушно простил, продолжает кормить всю семейку. Святой человек. Кот угощениями не гнушается, по-прежнему жрёт от пуза и плевать хотел на ювенальную юстицию. Всё как с гуся вода. Чуть меня вдовой не сделал — и ничего, не стыдится. А я теперь всякий раз волнуюсь, когда муж на службу уходит: как-то он там? Не напали ли на него летучие мыши? Не придавил ли своим копытом таракан? Не атаковал ли злобный йоркширский терьер? И я уже молчу про комаров.
Тяжкое это дело — быть женой героя…
Vолшебница N.,
26-02-2024 17:19
(ссылка)
Кафка и кукла
В сети ходит
такая история, якобы случившаяся с Францом Кафкой. Доверять всему, что
там говорят, конечно, не стоит, но история уж больно мне приглянулась.
Пусть это будет правдой.
[ Читать далее... → ]
Vолшебница N.,
24-02-2024 11:30
(ссылка)
МЕТРО-2
«Метро 2» — условное обозначение сети секретных транспортных линий,
предположительно расположенных прямо под московским метрополитеном.
Официально существование Метро 2 не подтверждено, но с момента распада
СССР накопилось множество фактов, указывающих на тайные подземелья
российской столицы. Ежедневно в Москве сотни тысяч людей пользуются
метро, даже не задумываясь, что под привычными путями перемещения
находятся грандиозные подземные ходы, строительство которых началось ещё в царскую эпоху. В 1991 году министерство обороны США опубликовало отчёт под названием «Military forces in transition», несколько страниц которого были посвящены именно этому вопросу.
[ Читать далее... → ]
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
23-02-2024 19:12
(ссылка)
Домовой
В общем, история эта и смешная, и мистическая, и, даже чуток, страшная. Когда я только учился в институте, то приходилось мне снимать квартиру у чёрта на куличиках. А вернее - у одной бабки за смешную (для съёма жилья) сумму - 5000 рублей в месяц.
Квартира была двухкомнатной. Она имела совмещённый с ванной туалет, кухню и кладовку, что всегда была заперта.
- Откроешь её - сразу вылетишь, - говорила старуха, когда впервые отдавала ключ. - Да и не шуми тут особо. Соседи нервные. Но про кладовку - я серьёзно. Даже близко к ней не подходи.
А затем она, пересчитав деньги, хмыкнула и ушла. Я же, ей покивав вслед, пошёл раскладывать вещи. В кладовку нельзя заходить - ну и новость. Да мне как-то плевать. Ну нельзя и нельзя - не моё это дело. Не труп же там лежит!
Квартира оказалась полностью убитая. Ободранные стены (будто раньше тут жила армия котов), щели в полу, сквозняки, плохие соседи... Ну для меня, нищего студента, это было раю подобно.
Так я и жил я по завету старухи - на белую дверь и не смотрел. Год там прожил, полтора года, два. Часто домой приходил и сразу же отрубался, даже толком не умывшись. Было так и в тот день. На столе лежала куча недочитанных конспектов, впереди маячил важный экзамен, а в глазах уже всё плыло. Сил просто не было.
В себя пришёл глубокой ночью. Было за окном где-то часа два или три ночи - не важно. Важно то, что, оглядев сонно квартиру, я снова закрыл глаза, чтобы уснуть и вдруг услышал:
- Мужик, а у тебя камни в почках.
И чуть не подлетел. Откуда это сказали?!
Оказалось, что возле кровати моей - со стороны двери - стояла фигура. Её удалось разглядеть лишь чуть позже, когда глаза к темноте привыкли: низкая, ростом с ребёнка, в белой широкой рубахе, обвязанной толстой верёвкой, сильно бородатая и с растрёпанной копной волос. От фигуры воняло природой - хвоей и сеном. Да, именно так и должен выглядеть домовой.
"Вот и доучился, - подумал я. - Хотел попасть на третий курс, а попаду в психушку".
Фигура стояла у кровати и смотрела на меня. Я смотрел на фигуру, а сам только и думал: "Домовой, это точно домовой! Сейчас будет плату требовать. Но почему так поздно?!"...
- У тебя камни в почках, мужик, - повторил он.
- Чего, чего? - не расслышал я, выйдя из мыслей.
- Камни у тебя, говорю, в почках. А ещё мне ногти твои не нравятся, - он стал перебирать пальцы на ногах. - Жёлтые они какие-то. Ты бы печёнку проверил что-ли. Да и не удивительно: вон какую херню жрёшь! Куда не взгляни - банки от колы и дошираков, срач дикий устроил. Так и язва может возникнуть.
- На что хватает, то и беру, - ответил я, подумав: "Да чего он привязался?!". Как-то быстро страх перед посторонним исчез. Очень это раздражает, когда в собственной (ну почти) квартире тебе стараются указывать всякие сущности, которые за неё даже не платят.
Домовой хмыкнул и, продолжая перебирать мои пальцы, сказал:
- А организму пофиг. Он в кошелёк не заглядывает.
- Я вас услышал, - сухо ответил я, окончательно выйдя из шока. - И может вы уже перестанете?! Мне же щекотно!
- Ну извини, - развёл руками тот, отпустив пальцы. Зато, спустя секунд пять, взялся за голень и стал водить по ней ладонью, будто массажируя. Я от шока громко вздохнул. .
- Вы чего это делаете?!
- Да тихо ты, не ори, там над тобой безумец живёт - ещё разбудишь. Здоровье твоё проверяю. А оно мне ой, как не нравится, ты бы знал.
Его ладонь ползла всё выше. Когда она оказалась совсем высоко - я не выдержал:
- Ну хватит, кому говорю! Не нужно меня ПРЯМО ТАМ щупать! Я всё понял. А теперь...пожалуйста, уйдите. Я спать хочу.
- Ну надо же, - проворчал домовой. - Какие мы нежные. Уже и не пощупать. А мне, может, любви не хватает... Да всё, всё, шучу! Не нужно так сопеть, ухожу. А ты лежи. Спи. Тоже мне спец. Да и почки свои ты проверь. Привереда.
И, развернувшись, ушёл в коридор. Хлопнула белая дверь от кладовки, а я лежал и смотрел в потолок. Не трудно понять, что в ту ночь сон не пришёл. На утро меня совсем съело любопытство и я, не выдержав, всё же открыл ту дверь, а сам подумал: "Как старуха узнает, что я её открывал? Да никак! А если и узнает... да плевать! Что это вчера такое было?!". Ключ удалось найти легко - он лежал в одной из коробок, - небольшое усилие и дверь раскрывается, впереди предстаёт... пустое помещение. А в противоположной стене дыра. И ведёт она прямо к соседу. Всё. Занавес.
Чуть заглянув через него и увидев другую квартиру, я шокировано вернулся обратно и закрыл дверь. Видимо, тот странный мужик был сейчас на работе, ведь квартира его оказалась пуста.
Вот так я и узнал, что домовой был дядей Славой, который долгое время работал врачом. Чуть позже мы с ним поговорили, выпили чаю. Нормальный он оказался мужик, хоть и со своими причудами. Как он сам высказался:
- Ты среди врачей нормального не найдёшь. Работа не та.
Из квартиры меня тогда так и не выгнали. Дядя Слава, заговорщицки подмигивая, мне так и сказал:
- Да не ссы ты, не сдам тебя твоей старухе. Живи спокойно, хорошо учись.
Чуть позже, в больнице, я был у врача. Всё меня слова дяди Славы нервировали. Камни, мол, в почках. Ну и пошёл. Врач мне тогда сказал:
- Камни действительно есть, нужно удалять. Да вы не переживайте, сейчас это дело быстро делают! Лазером посветил - и всё! Сами выскочат! Пулей!
Что, собственно, чуть позже и произошло. А с дядей Славой мы до сих пор дружим.
Автор: KOIIIELOK
Квартира была двухкомнатной. Она имела совмещённый с ванной туалет, кухню и кладовку, что всегда была заперта.
- Откроешь её - сразу вылетишь, - говорила старуха, когда впервые отдавала ключ. - Да и не шуми тут особо. Соседи нервные. Но про кладовку - я серьёзно. Даже близко к ней не подходи.
А затем она, пересчитав деньги, хмыкнула и ушла. Я же, ей покивав вслед, пошёл раскладывать вещи. В кладовку нельзя заходить - ну и новость. Да мне как-то плевать. Ну нельзя и нельзя - не моё это дело. Не труп же там лежит!
Квартира оказалась полностью убитая. Ободранные стены (будто раньше тут жила армия котов), щели в полу, сквозняки, плохие соседи... Ну для меня, нищего студента, это было раю подобно.
Так я и жил я по завету старухи - на белую дверь и не смотрел. Год там прожил, полтора года, два. Часто домой приходил и сразу же отрубался, даже толком не умывшись. Было так и в тот день. На столе лежала куча недочитанных конспектов, впереди маячил важный экзамен, а в глазах уже всё плыло. Сил просто не было.
В себя пришёл глубокой ночью. Было за окном где-то часа два или три ночи - не важно. Важно то, что, оглядев сонно квартиру, я снова закрыл глаза, чтобы уснуть и вдруг услышал:
- Мужик, а у тебя камни в почках.
И чуть не подлетел. Откуда это сказали?!
Оказалось, что возле кровати моей - со стороны двери - стояла фигура. Её удалось разглядеть лишь чуть позже, когда глаза к темноте привыкли: низкая, ростом с ребёнка, в белой широкой рубахе, обвязанной толстой верёвкой, сильно бородатая и с растрёпанной копной волос. От фигуры воняло природой - хвоей и сеном. Да, именно так и должен выглядеть домовой.
"Вот и доучился, - подумал я. - Хотел попасть на третий курс, а попаду в психушку".
Фигура стояла у кровати и смотрела на меня. Я смотрел на фигуру, а сам только и думал: "Домовой, это точно домовой! Сейчас будет плату требовать. Но почему так поздно?!"...
- У тебя камни в почках, мужик, - повторил он.
- Чего, чего? - не расслышал я, выйдя из мыслей.
- Камни у тебя, говорю, в почках. А ещё мне ногти твои не нравятся, - он стал перебирать пальцы на ногах. - Жёлтые они какие-то. Ты бы печёнку проверил что-ли. Да и не удивительно: вон какую херню жрёшь! Куда не взгляни - банки от колы и дошираков, срач дикий устроил. Так и язва может возникнуть.
- На что хватает, то и беру, - ответил я, подумав: "Да чего он привязался?!". Как-то быстро страх перед посторонним исчез. Очень это раздражает, когда в собственной (ну почти) квартире тебе стараются указывать всякие сущности, которые за неё даже не платят.
Домовой хмыкнул и, продолжая перебирать мои пальцы, сказал:
- А организму пофиг. Он в кошелёк не заглядывает.
- Я вас услышал, - сухо ответил я, окончательно выйдя из шока. - И может вы уже перестанете?! Мне же щекотно!
- Ну извини, - развёл руками тот, отпустив пальцы. Зато, спустя секунд пять, взялся за голень и стал водить по ней ладонью, будто массажируя. Я от шока громко вздохнул. .
- Вы чего это делаете?!
- Да тихо ты, не ори, там над тобой безумец живёт - ещё разбудишь. Здоровье твоё проверяю. А оно мне ой, как не нравится, ты бы знал.
Его ладонь ползла всё выше. Когда она оказалась совсем высоко - я не выдержал:
- Ну хватит, кому говорю! Не нужно меня ПРЯМО ТАМ щупать! Я всё понял. А теперь...пожалуйста, уйдите. Я спать хочу.
- Ну надо же, - проворчал домовой. - Какие мы нежные. Уже и не пощупать. А мне, может, любви не хватает... Да всё, всё, шучу! Не нужно так сопеть, ухожу. А ты лежи. Спи. Тоже мне спец. Да и почки свои ты проверь. Привереда.
И, развернувшись, ушёл в коридор. Хлопнула белая дверь от кладовки, а я лежал и смотрел в потолок. Не трудно понять, что в ту ночь сон не пришёл. На утро меня совсем съело любопытство и я, не выдержав, всё же открыл ту дверь, а сам подумал: "Как старуха узнает, что я её открывал? Да никак! А если и узнает... да плевать! Что это вчера такое было?!". Ключ удалось найти легко - он лежал в одной из коробок, - небольшое усилие и дверь раскрывается, впереди предстаёт... пустое помещение. А в противоположной стене дыра. И ведёт она прямо к соседу. Всё. Занавес.
Чуть заглянув через него и увидев другую квартиру, я шокировано вернулся обратно и закрыл дверь. Видимо, тот странный мужик был сейчас на работе, ведь квартира его оказалась пуста.
Вот так я и узнал, что домовой был дядей Славой, который долгое время работал врачом. Чуть позже мы с ним поговорили, выпили чаю. Нормальный он оказался мужик, хоть и со своими причудами. Как он сам высказался:
- Ты среди врачей нормального не найдёшь. Работа не та.
Из квартиры меня тогда так и не выгнали. Дядя Слава, заговорщицки подмигивая, мне так и сказал:
- Да не ссы ты, не сдам тебя твоей старухе. Живи спокойно, хорошо учись.
Чуть позже, в больнице, я был у врача. Всё меня слова дяди Славы нервировали. Камни, мол, в почках. Ну и пошёл. Врач мне тогда сказал:
- Камни действительно есть, нужно удалять. Да вы не переживайте, сейчас это дело быстро делают! Лазером посветил - и всё! Сами выскочат! Пулей!
Что, собственно, чуть позже и произошло. А с дядей Славой мы до сих пор дружим.
Автор: KOIIIELOK
Почти ангел,
18-02-2024 15:34
(ссылка)
Змеиная любовь - случай из жизни
Невероятная история верности Змеи солдату...
Маргарита Пинчук
Прошу, прочтите до конца.
Эта история того стоит...
[ Читать далее... → ]
Метки: жк
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
18-02-2024 11:12
(ссылка)
Теплые полы
ТЕПЛЫЕ ПОЛЫ
Когда Света рожала Варьку, было очень холодно. Везде: в гулком коридоре, по которому она ходила, согнувшись и потирая поясницу, в туалете с треснувшим, замазанным белой краской стеклом, в родильном зале. Пожилая докторица рыкнула:
– Чего ревёшь? Твою мать, сначала рожают первого в тридцатник, без мужика, бог весть от кого, а потом пищат, как малолетки! Будешь мне тут шуметь, вообще уйду, поняла?
Света поняла. Рослая, тяжёлая в кости, полная, нескладная, зажатая и некрасивая, она брала понятливостью, исполнительностью и почти мужской выносливостью: первой вызывалась на картошку и соревнования, наравне с мальчишками тягала тяжёлые парты на летних отработках. Поселковая, выросшая в доме с печкой, легко вставала на мужскую работу: хоть чурки рубить, хоть снег кидать, хоть барана поколоть. Пальцами, не о бордюр, а вот прямо руками, могла открыть хоть лимонад, хоть пиво. Подруги хихикали, парни просили научить.
Мать только охала, что двоих мужиков бы выкроить, а вышла одна Светка. И добавляла, охая: "Зато умная, книжки читат, поди толк выйдет".
Вышел. Поступила Светка легко, с первого раза. В институте пошла по привычной дороге: комсомолка, активистка, летом – проводницей в стройотряде. Где-то на антресолях сёстриной хрущёвки до сих пор хранится брезентовая курточка с нашивками. Хорошее было время!
Да, в любви, как и боялась мать, не везло: парни, пусть и много было женихов на курсе, браковали, выбирали тонких, маленьких, грудастых, пушистоволосых. А Светка и с химией выглядела, как тракторист в парике. Благо, железнодорожникам, даже инженерам, жильё-то тогда у нас хорошо давали. Комнату, конечно, одинокой-то. Но, считай, в двадцать пять была уже сама себе хозяйка при квадратных метрах, и это незамужняя.
Причём хозяйственная: и сготовить, и убрать, и на гитаре, стройотрядовские, они же все брякали немножко. Опять же надбавки на дороге были, платили-то хорошо. Гарнитур у ей был, торшер, сервиз, книги, шторочки. Хозяина бы в такой дом! Дак нет, не брали.
Не, ну а кто бы взял, если баба на голову тя выше, на одну сиську положит, а второй прихлопнет?
Ходили, конечно, мужички какие-то, да ни один не остался. Так что в тридцать с чем-то она Варьку-то и народила, как говорили тогда – "для себя".
А ведь тогда таким, гулящим, привилегии разные были. Я, порядочная, замужняя, должна была детям жопы по общагам мыть, а эту сразу в льготную очередь на "улучшение жилищных условий". Года не прошло, как отдельну квартиру дали, ясли без очереди, приплаты какие-то. Хорошо устроилась! Люди для простого садика в по году стояли, нянечками шли, прачками, а тута сразу ясли, бери, Светлана, нагуляла – дак пользуйся!
Варьку-то потом и в школе кормили льготно, и лагерь ей чуть не любой, и санаторий. Как же, мать жеж одиночка!
А нормальные порядочные женщины ждали, между прочим.
Она девку-то потом и в музыкальну школу, и на английский, и по какому-то обмену в Америку! Это в девяностых-то, когда людям по полгода зарплату не платили!
И ведь не жалилась никогда. С дороги потом ушла, в Турцию челночницей моталась, вооот такенные баулы ворочала, на рынке в мороз стояла, пока все работали. Шила там что-то по ночам, вязала на заказ. У людей детям картошки купить не на что, а у этой девка и в лосинах, и в турецкой кофте, куртка кожаная, и дублёнка голубая-голубая, как шуба у снегурочки.
Светка-то потом ещё магазин шубный открыла, родную сестру на кассе поставила, нет, чтобы просто семье помочь.
Короче, продуманная баба, палец в рот не клади. Варьку в Москве выучила, за москвича выдала, квартиру им сделала.
Не, ну а чем ещё бабе заняться, если мужика нет, семьи, считай, тоже нет – сама да дочь? Нормальным-то бабам таким заниматься некогда.
Совсем озверела сейчас: сама здоровая, толстая, замашки мужицкие. Курит, как паровоз, всё что-то торгует, открывает, мутит. Внуков у бабы двое, нянчить бы, дак ведь нет. И ездит всё куда-то: в Испании была, в Африке была, в Америку мотается, как за хлебом.
Всё неспокойно ей, не сидится. Вот что бывает, если замуж вовремя не берут.
И ведь всё ходят к ней какие-то под сраку-то лет. Ну, сейчас-то понятно: квартира, дом, америки эти. А могла бы простое бабское счастье знать. Ведь и пострашнее замуж берут, сейчас-то она не больно хуже остальных: все растолстели и стухли. Только других-то дома ждут, своего мужика покормить – и то радость. А у ей один кот серый, его и нюньгает, поди. Плачет ночами, небось. Хуже одинокой бабы – только одинокая бабка.
Светка закрывает бухгалтерскую программу, открывает фейсбук. Усталые белые мухи сыплются под веки. Крупные руки сосисками бегут по клавиатуре, оставляя россыпи букв и смайликов на далёких серверах. Светка крутит руль по морозному полотну города, расчерченному огнями фар, реклам, фонарей. В магнитоле мурлычет Вертинский в современной обработке. Из окошка автокафе передают коробочку еды и большой стакан горячего, парящего кофе. Она переключает на урок английского для работающих над произношением, отмахивается, ищет радиоволну. Ловит за хвост молодую, звонко чеканящую слова Агузарову, подпевает.
Паркуется, кивает консьержу, забирает почту, поворачивает ключ. Серый кот Тихон, мурча вибратором, наматывается на сапоги. Закидывает в рот свинину в кисло-сладком, сминает упаковку. Звонит по скайпу дочери. Курит на балконе, лёжа читает, поставив ноутбук на высокий живот.
Проблем, на самом деле, много. И она их решит. В этом деле главное что? Правильно – не реветь. Если бы она тогда ревела – варькин отец развёлся бы, как миленький. И женился.
Только этого алкаша в её жизни не хватало. Да и любого другого, если хорошо подумать. Чёрт, как же холодно было тогда, в роддоме! О том и помнила, когда при ремонте заказала тёплые полы. Вон, и коту нравится. Да, мой хороший?
Автор: Зоя Атискова
Когда Света рожала Варьку, было очень холодно. Везде: в гулком коридоре, по которому она ходила, согнувшись и потирая поясницу, в туалете с треснувшим, замазанным белой краской стеклом, в родильном зале. Пожилая докторица рыкнула:
– Чего ревёшь? Твою мать, сначала рожают первого в тридцатник, без мужика, бог весть от кого, а потом пищат, как малолетки! Будешь мне тут шуметь, вообще уйду, поняла?
Света поняла. Рослая, тяжёлая в кости, полная, нескладная, зажатая и некрасивая, она брала понятливостью, исполнительностью и почти мужской выносливостью: первой вызывалась на картошку и соревнования, наравне с мальчишками тягала тяжёлые парты на летних отработках. Поселковая, выросшая в доме с печкой, легко вставала на мужскую работу: хоть чурки рубить, хоть снег кидать, хоть барана поколоть. Пальцами, не о бордюр, а вот прямо руками, могла открыть хоть лимонад, хоть пиво. Подруги хихикали, парни просили научить.
Мать только охала, что двоих мужиков бы выкроить, а вышла одна Светка. И добавляла, охая: "Зато умная, книжки читат, поди толк выйдет".
Вышел. Поступила Светка легко, с первого раза. В институте пошла по привычной дороге: комсомолка, активистка, летом – проводницей в стройотряде. Где-то на антресолях сёстриной хрущёвки до сих пор хранится брезентовая курточка с нашивками. Хорошее было время!
Да, в любви, как и боялась мать, не везло: парни, пусть и много было женихов на курсе, браковали, выбирали тонких, маленьких, грудастых, пушистоволосых. А Светка и с химией выглядела, как тракторист в парике. Благо, железнодорожникам, даже инженерам, жильё-то тогда у нас хорошо давали. Комнату, конечно, одинокой-то. Но, считай, в двадцать пять была уже сама себе хозяйка при квадратных метрах, и это незамужняя.
Причём хозяйственная: и сготовить, и убрать, и на гитаре, стройотрядовские, они же все брякали немножко. Опять же надбавки на дороге были, платили-то хорошо. Гарнитур у ей был, торшер, сервиз, книги, шторочки. Хозяина бы в такой дом! Дак нет, не брали.
Не, ну а кто бы взял, если баба на голову тя выше, на одну сиську положит, а второй прихлопнет?
Ходили, конечно, мужички какие-то, да ни один не остался. Так что в тридцать с чем-то она Варьку-то и народила, как говорили тогда – "для себя".
А ведь тогда таким, гулящим, привилегии разные были. Я, порядочная, замужняя, должна была детям жопы по общагам мыть, а эту сразу в льготную очередь на "улучшение жилищных условий". Года не прошло, как отдельну квартиру дали, ясли без очереди, приплаты какие-то. Хорошо устроилась! Люди для простого садика в по году стояли, нянечками шли, прачками, а тута сразу ясли, бери, Светлана, нагуляла – дак пользуйся!
Варьку-то потом и в школе кормили льготно, и лагерь ей чуть не любой, и санаторий. Как же, мать жеж одиночка!
А нормальные порядочные женщины ждали, между прочим.
Она девку-то потом и в музыкальну школу, и на английский, и по какому-то обмену в Америку! Это в девяностых-то, когда людям по полгода зарплату не платили!
И ведь не жалилась никогда. С дороги потом ушла, в Турцию челночницей моталась, вооот такенные баулы ворочала, на рынке в мороз стояла, пока все работали. Шила там что-то по ночам, вязала на заказ. У людей детям картошки купить не на что, а у этой девка и в лосинах, и в турецкой кофте, куртка кожаная, и дублёнка голубая-голубая, как шуба у снегурочки.
Светка-то потом ещё магазин шубный открыла, родную сестру на кассе поставила, нет, чтобы просто семье помочь.
Короче, продуманная баба, палец в рот не клади. Варьку в Москве выучила, за москвича выдала, квартиру им сделала.
Не, ну а чем ещё бабе заняться, если мужика нет, семьи, считай, тоже нет – сама да дочь? Нормальным-то бабам таким заниматься некогда.
Совсем озверела сейчас: сама здоровая, толстая, замашки мужицкие. Курит, как паровоз, всё что-то торгует, открывает, мутит. Внуков у бабы двое, нянчить бы, дак ведь нет. И ездит всё куда-то: в Испании была, в Африке была, в Америку мотается, как за хлебом.
Всё неспокойно ей, не сидится. Вот что бывает, если замуж вовремя не берут.
И ведь всё ходят к ней какие-то под сраку-то лет. Ну, сейчас-то понятно: квартира, дом, америки эти. А могла бы простое бабское счастье знать. Ведь и пострашнее замуж берут, сейчас-то она не больно хуже остальных: все растолстели и стухли. Только других-то дома ждут, своего мужика покормить – и то радость. А у ей один кот серый, его и нюньгает, поди. Плачет ночами, небось. Хуже одинокой бабы – только одинокая бабка.
Светка закрывает бухгалтерскую программу, открывает фейсбук. Усталые белые мухи сыплются под веки. Крупные руки сосисками бегут по клавиатуре, оставляя россыпи букв и смайликов на далёких серверах. Светка крутит руль по морозному полотну города, расчерченному огнями фар, реклам, фонарей. В магнитоле мурлычет Вертинский в современной обработке. Из окошка автокафе передают коробочку еды и большой стакан горячего, парящего кофе. Она переключает на урок английского для работающих над произношением, отмахивается, ищет радиоволну. Ловит за хвост молодую, звонко чеканящую слова Агузарову, подпевает.
Паркуется, кивает консьержу, забирает почту, поворачивает ключ. Серый кот Тихон, мурча вибратором, наматывается на сапоги. Закидывает в рот свинину в кисло-сладком, сминает упаковку. Звонит по скайпу дочери. Курит на балконе, лёжа читает, поставив ноутбук на высокий живот.
Проблем, на самом деле, много. И она их решит. В этом деле главное что? Правильно – не реветь. Если бы она тогда ревела – варькин отец развёлся бы, как миленький. И женился.
Только этого алкаша в её жизни не хватало. Да и любого другого, если хорошо подумать. Чёрт, как же холодно было тогда, в роддоме! О том и помнила, когда при ремонте заказала тёплые полы. Вон, и коту нравится. Да, мой хороший?
Автор: Зоя Атискова
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
18-02-2024 10:46
(ссылка)
Сирена
Пожалуй, самый «вкусный» рассказ А. П. Чехова. Читать строго после еды.
Тем, кто худеет, читать воспрещается!
После одного из заседаний N-ского мирового съезда судьи собрались в совещательной комнате, чтобы снять свои мундиры, минутку отдохнуть и ехать домой обедать. Председатель съезда, очень видный мужчина с пушистыми бакенами, оставшийся по одному из только что разобранных дел «при особом мнении», сидел за столом и спешил записать свое мнение. Участковый мировой судья Милкин, молодой человек с томным, меланхолическим лицом, слывущий за философа, недовольного средой и ищущего цели жизни, стоял у окна и печально глядел во двор. Другой участковый и один из почетных уже ушли. Оставшийся почетный, обрюзглый, тяжело дышащий толстяк, и товарищ прокурора, молодой немец с катаральным лицом, сидели на диванчике и ждали, когда кончит писать председатель, чтобы ехать вместе обедать. Перед ними стоял секретарь съезда Жилин, маленький человечек с бачками около ушей и с выражением сладости на лице. Медово улыбаясь и глядя на толстяка, он говорил вполголоса:
— Все мы сейчас желаем кушать, потому что утомились и уже четвертый час, но это, душа моя Григорий Саввич, не настоящий аппетит. Настоящий, волчий аппетит, когда, кажется, отца родного съел бы, бывает только после физических движений, например, после охоты с гончими, или когда отмахаешь на обывательских верст сто без передышки. Тоже много значит и воображение-с. Ежели, положим, вы едете с охоты домой и желаете с аппетитом пообедать, то никогда не нужно думать об умном; умное да ученое всегда аппетит отшибает. Сами изволите знать, философы и ученые насчет еды самые последние люди и хуже их, извините, не едят даже свиньи. Едучи домой, надо стараться, чтобы голова думала только о графинчике да закусочке. Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась. Ну-с, а когда вы въезжаете к себе во двор, то нужно, чтобы в это время из кухни пахло чем-нибудь этаким, знаете ли...
— Жареные гуси мастера пахнуть, — сказал почетный мировой, тяжело дыша.
— Не говорите, душа моя Григорий Саввич, утка или бекас могут гусю десять очков вперед дать. В гусином букете нет нежности и деликатности. Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом. Ну-с, когда вы входите в дом, то стол уже должен быть накрыт, а когда сядете, сейчас салфетку за галстук и не спеша тянетесь к графинчику с водочкой. Да ее, мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра или в этакий пузатенький с надписью «его же и монаси приемлют», и выпиваете не сразу, а сначала вздохнете, руки потрете, равнодушно на потолок поглядите, потом этак не спеша, поднесете ее, водочку-то, к губам и — тотчас же у вас из желудка по всему телу искры...
Секретарь изобразил на своем сладком лице блаженство.
— Искры... — повторил он, жмурясь. — Как только выпили, сейчас же закусить нужно.
— Послушайте, — сказал председатель, поднимая глаза на секретаря, — говорите потише! Я из-за вас уже второй лист порчу.
— Ах, виноват-с, Петр Николаич! Я буду тихо, — сказал секретарь и продолжал полушёпотом: — Ну-с, а закусить, душа моя Григорий Саввич, тоже нужно умеючи. Надо знать, чем закусывать. Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но всего лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом... объедение! Но налимья печенка — это трагедия!
— М-да... — согласился почетный мировой, жмуря глаза. — Для закуски хороши также, того... душоные белые грибы...
— Да, да, да... с луком, знаете ли, с лавровым листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее пар, грибной дух... даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить.
— Иван Гурьич! — сказал плачущим голосом председатель. — Из-за вас я третий лист испортил!
— Чёрт его знает, только об еде и думает! — проворчал философ Милкин, делая презрительную гримасу. — Неужели, кроме грибов да кулебяки, нет других интересов в жизни?
— Ну-с, перед кулебякой выпить, — продолжал секретарь вполголоса; он уже так увлекся, что, как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса. — Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком...
Секретарь подкатил глаза и перекосил рот до самого уха. Почетный мировой крякнул и, вероятно, воображая себе кулебяку, пошевелил пальцами.
— Это чёрт знает что... — проворчал участковый, отходя к другому окну.
— Два куска съел, а третий к щам приберег, — продолжал секретарь вдохновенно. — Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать... Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем. Великолепно также рассольник из потрохов и молоденьких почек, а ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией.
— Да, великолепная вещь... — вздохнул председатель, отрывая глаза от бумаги, но тотчас же спохватился и простонал: — Побойтесь вы бога! Этак я до вечера не напишу особого мнения! Четвертый лист порчу!
— Не буду, не буду! Виноват-с! — извинился секретарь и продолжал шёпотом: — Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая — это жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки.
— Хорошо также стерлядку кольчиком, — сказал почетный мировой, закрывая глаза, но тотчас же, неожиданно для всех, он рванулся с места, сделал зверское лицо и заревел в сторону председателя: — Петр Николаич, скоро ли вы? Не могу я больше ждать! Не могу!
— Дайте мне кончить!
— Ну, так я сам поеду! Чёрт с вами!
Толстяк махнул рукой, схватил шляпу и, не простившись, выбежал из комнаты. Секретарь вздохнул и, нагнувшись к уху товарища прокурора, продолжал вполголоса:
— Хорош также судак или карпий с подливкой из помидоров и грибков. Но рыбой не насытишься, Степан Францыч; это еда несущественная, главное в обеде не рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете?
Товарищ прокурора сделал кислое лицо и сказал со вздохом:
— К несчастью, я не могу вам сочувствовать: у меня катар желудка.
— Полноте, сударь! Катар желудка доктора выдумали! Больше от вольнодумства да от гордости бывает эта болезнь. Вы не обращайте внимания. Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы...
— Да, вероятно, это вкусно, — сказал прокурор, грустно улыбаясь. — Индейку, пожалуй, я ел бы.
— Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб...
Философ Милкин сделал зверское лицо и, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг причмокнул губами, вероятно, вообразив жареную утку, и, не сказав ни слова, влекомый неведомою силой, схватил шляпу и выбежал вон.
— Да, пожалуй, я поел бы и утки... — вздохнул товарищ прокурора.
Председатель встал, прошелся и опять сел.
— После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, — продолжал секретарь. — В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки.
Председатель крякнул и перечеркнул лист.
— Я шестой лист порчу, — сказал он сердито. — Это бессовестно!
— Пишите, пишите, благодетель! — зашептал секретарь. — Я не буду! Я потихоньку. Я вам по совести, Степан Францыч, — продолжал он едва слышным шёпотом, — домашняя самоделковая запеканочка лучше всякого шампанского. После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе...
— Ах, да поедемте, Петр Николаич! — сказал прокурор, нетерпеливо дрыгнув ногой.
— Да-с, — продолжал секретарь. — Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!»
— Петр Николаич! — простонал товарищ прокурора.
— Да-с, — продолжал секретарь. — Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно.
Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу. Товарищ прокурора, забывший о своем катаре и млевший от нетерпения, тоже вскочил.
— Едемте! — крикнул он.
— Петр Николаич, а как же особое мнение? — испугался секретарь. — Когда же вы его, благодетель, напишете? Ведь вам в шесть часов в город ехать!
Председатель махнул рукой и бросился к двери. Товарищ прокурора тоже махнул рукой и, подхватив свой портфель, исчез вместе с председателем. Секретарь вздохнул, укоризненно поглядел им вслед и стал убирать бумаги.
Рассказ «Сирена»
1887 г.
Антон Чехов
Художник Владимир Маковский
«Гурман», 1909 год
Тем, кто худеет, читать воспрещается!
После одного из заседаний N-ского мирового съезда судьи собрались в совещательной комнате, чтобы снять свои мундиры, минутку отдохнуть и ехать домой обедать. Председатель съезда, очень видный мужчина с пушистыми бакенами, оставшийся по одному из только что разобранных дел «при особом мнении», сидел за столом и спешил записать свое мнение. Участковый мировой судья Милкин, молодой человек с томным, меланхолическим лицом, слывущий за философа, недовольного средой и ищущего цели жизни, стоял у окна и печально глядел во двор. Другой участковый и один из почетных уже ушли. Оставшийся почетный, обрюзглый, тяжело дышащий толстяк, и товарищ прокурора, молодой немец с катаральным лицом, сидели на диванчике и ждали, когда кончит писать председатель, чтобы ехать вместе обедать. Перед ними стоял секретарь съезда Жилин, маленький человечек с бачками около ушей и с выражением сладости на лице. Медово улыбаясь и глядя на толстяка, он говорил вполголоса:
— Все мы сейчас желаем кушать, потому что утомились и уже четвертый час, но это, душа моя Григорий Саввич, не настоящий аппетит. Настоящий, волчий аппетит, когда, кажется, отца родного съел бы, бывает только после физических движений, например, после охоты с гончими, или когда отмахаешь на обывательских верст сто без передышки. Тоже много значит и воображение-с. Ежели, положим, вы едете с охоты домой и желаете с аппетитом пообедать, то никогда не нужно думать об умном; умное да ученое всегда аппетит отшибает. Сами изволите знать, философы и ученые насчет еды самые последние люди и хуже их, извините, не едят даже свиньи. Едучи домой, надо стараться, чтобы голова думала только о графинчике да закусочке. Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась. Ну-с, а когда вы въезжаете к себе во двор, то нужно, чтобы в это время из кухни пахло чем-нибудь этаким, знаете ли...
— Жареные гуси мастера пахнуть, — сказал почетный мировой, тяжело дыша.
— Не говорите, душа моя Григорий Саввич, утка или бекас могут гусю десять очков вперед дать. В гусином букете нет нежности и деликатности. Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом. Ну-с, когда вы входите в дом, то стол уже должен быть накрыт, а когда сядете, сейчас салфетку за галстук и не спеша тянетесь к графинчику с водочкой. Да ее, мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра или в этакий пузатенький с надписью «его же и монаси приемлют», и выпиваете не сразу, а сначала вздохнете, руки потрете, равнодушно на потолок поглядите, потом этак не спеша, поднесете ее, водочку-то, к губам и — тотчас же у вас из желудка по всему телу искры...
Секретарь изобразил на своем сладком лице блаженство.
— Искры... — повторил он, жмурясь. — Как только выпили, сейчас же закусить нужно.
— Послушайте, — сказал председатель, поднимая глаза на секретаря, — говорите потише! Я из-за вас уже второй лист порчу.
— Ах, виноват-с, Петр Николаич! Я буду тихо, — сказал секретарь и продолжал полушёпотом: — Ну-с, а закусить, душа моя Григорий Саввич, тоже нужно умеючи. Надо знать, чем закусывать. Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но всего лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом... объедение! Но налимья печенка — это трагедия!
— М-да... — согласился почетный мировой, жмуря глаза. — Для закуски хороши также, того... душоные белые грибы...
— Да, да, да... с луком, знаете ли, с лавровым листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее пар, грибной дух... даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить.
— Иван Гурьич! — сказал плачущим голосом председатель. — Из-за вас я третий лист испортил!
— Чёрт его знает, только об еде и думает! — проворчал философ Милкин, делая презрительную гримасу. — Неужели, кроме грибов да кулебяки, нет других интересов в жизни?
— Ну-с, перед кулебякой выпить, — продолжал секретарь вполголоса; он уже так увлекся, что, как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса. — Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком...
Секретарь подкатил глаза и перекосил рот до самого уха. Почетный мировой крякнул и, вероятно, воображая себе кулебяку, пошевелил пальцами.
— Это чёрт знает что... — проворчал участковый, отходя к другому окну.
— Два куска съел, а третий к щам приберег, — продолжал секретарь вдохновенно. — Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать... Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем. Великолепно также рассольник из потрохов и молоденьких почек, а ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией.
— Да, великолепная вещь... — вздохнул председатель, отрывая глаза от бумаги, но тотчас же спохватился и простонал: — Побойтесь вы бога! Этак я до вечера не напишу особого мнения! Четвертый лист порчу!
— Не буду, не буду! Виноват-с! — извинился секретарь и продолжал шёпотом: — Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая — это жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки.
— Хорошо также стерлядку кольчиком, — сказал почетный мировой, закрывая глаза, но тотчас же, неожиданно для всех, он рванулся с места, сделал зверское лицо и заревел в сторону председателя: — Петр Николаич, скоро ли вы? Не могу я больше ждать! Не могу!
— Дайте мне кончить!
— Ну, так я сам поеду! Чёрт с вами!
Толстяк махнул рукой, схватил шляпу и, не простившись, выбежал из комнаты. Секретарь вздохнул и, нагнувшись к уху товарища прокурора, продолжал вполголоса:
— Хорош также судак или карпий с подливкой из помидоров и грибков. Но рыбой не насытишься, Степан Францыч; это еда несущественная, главное в обеде не рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете?
Товарищ прокурора сделал кислое лицо и сказал со вздохом:
— К несчастью, я не могу вам сочувствовать: у меня катар желудка.
— Полноте, сударь! Катар желудка доктора выдумали! Больше от вольнодумства да от гордости бывает эта болезнь. Вы не обращайте внимания. Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы...
— Да, вероятно, это вкусно, — сказал прокурор, грустно улыбаясь. — Индейку, пожалуй, я ел бы.
— Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб...
Философ Милкин сделал зверское лицо и, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг причмокнул губами, вероятно, вообразив жареную утку, и, не сказав ни слова, влекомый неведомою силой, схватил шляпу и выбежал вон.
— Да, пожалуй, я поел бы и утки... — вздохнул товарищ прокурора.
Председатель встал, прошелся и опять сел.
— После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, — продолжал секретарь. — В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки.
Председатель крякнул и перечеркнул лист.
— Я шестой лист порчу, — сказал он сердито. — Это бессовестно!
— Пишите, пишите, благодетель! — зашептал секретарь. — Я не буду! Я потихоньку. Я вам по совести, Степан Францыч, — продолжал он едва слышным шёпотом, — домашняя самоделковая запеканочка лучше всякого шампанского. После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе...
— Ах, да поедемте, Петр Николаич! — сказал прокурор, нетерпеливо дрыгнув ногой.
— Да-с, — продолжал секретарь. — Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!»
— Петр Николаич! — простонал товарищ прокурора.
— Да-с, — продолжал секретарь. — Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно.
Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу. Товарищ прокурора, забывший о своем катаре и млевший от нетерпения, тоже вскочил.
— Едемте! — крикнул он.
— Петр Николаич, а как же особое мнение? — испугался секретарь. — Когда же вы его, благодетель, напишете? Ведь вам в шесть часов в город ехать!
Председатель махнул рукой и бросился к двери. Товарищ прокурора тоже махнул рукой и, подхватив свой портфель, исчез вместе с председателем. Секретарь вздохнул, укоризненно поглядел им вслед и стал убирать бумаги.
Рассказ «Сирена»
1887 г.
Антон Чехов
Художник Владимир Маковский
«Гурман», 1909 год
Наталия Касьяненко,
15-02-2024 14:28
(ссылка)
СОЛНЫШКО НА ПАМЯТЬ. Михаил Пляцковский.
Почитав Котляровых про проект "Любимый город" (молодцы, свое издательство про своих и про людей, и про город, и про страшилки и легенды... как-то надо издательствам выживать), так вот, листая, нашла в другом Жи-Жи замечательный рассказ, даже сказкой не назовешь, а просто кусочек добра в подарочной коробке!!!
Приведу полностью, как скопировала:
Солнышко на память
Хвоинка на ночь
Козлёнок Мармеладик подошёл к цыплёнку Фью и стал прощаться.
- А куда ты уезжаешь? – спросил цыпленок.
- К бабушке в деревню. На все летние ме-ме-месяцы. Смотри не забывай меня. А эту книжку с картинками я дарю тебе на память. Бери! Будешь читать – и время пролетит незамеметно …
- Ладно… – сказал цыплёнок. – Только я не знал, что ты уезжаешь, и никакого подарка тебе не приготовил. Что же тебе подарить, Мармеладик?
Задумался Фью, а потом говорит:
- Я дарю тебе на память… солнышко…
- Солнышко? – удивился козлёнок.
- Солнышко. Обыкновенное. Которое в небе горит. Ты посмотришь в деревне на солнышко – и меня вспомнишь!
© Михаил Пляцковский «Солнышко на память»
Приведу полностью, как скопировала:
Солнышко на память
Хвоинка на ночь
Козлёнок Мармеладик подошёл к цыплёнку Фью и стал прощаться.- А куда ты уезжаешь? – спросил цыпленок.
- К бабушке в деревню. На все летние ме-ме-месяцы. Смотри не забывай меня. А эту книжку с картинками я дарю тебе на память. Бери! Будешь читать – и время пролетит незамеметно …
- Ладно… – сказал цыплёнок. – Только я не знал, что ты уезжаешь, и никакого подарка тебе не приготовил. Что же тебе подарить, Мармеладик?
Задумался Фью, а потом говорит:
- Я дарю тебе на память… солнышко…
- Солнышко? – удивился козлёнок.
- Солнышко. Обыкновенное. Которое в небе горит. Ты посмотришь в деревне на солнышко – и меня вспомнишь!
© Михаил Пляцковский «Солнышко на память»
Метки: Н.Г.К.
Vолшебница N.,
15-02-2024 11:26
(ссылка)
Магический котел царя Арианта
Ради чего в разгар Сталинградской битвы Гитлер
отрядил четыре дивизии специально для завоевания Кавказа? Он искал в
предгорьях
Эльбруса античные святыни, скрывающие сверхмощное сакральное оружие,
которое, считали нацисты, поможет им завоевать мир.
Книгоиздатели и краеведы Мария и Виктор Котляровы считают, что как минимум одна из них - котёл царя Арианта, названный древнегреческим историком Геродотом 8-м чудом света, - до сих пор спрятана под Казанами - пятью горами вблизи Нальчика.
[ Читать далее... → ]
[ Читать далее... → ]
Vолшебница N.,
12-02-2024 15:33
(ссылка)
Дятлы
Дятлы и их разновидности
Дятел-пересмешник, существо гадостное и противное, если бы не крылья, то
родство со скунсом поразительное, как правило оно тщедушное и
маленькое, покрытое прыщами, но имеющее огромную наглость насмехаться по ЛЕСНОМУ ЭХУ над большими и серьезными...
ОН всегда перемалывает
труху, ищет вдохновление в скрупулезном изучении экскрементов, и даже на
льва и волка, всегда найдет, КАК ОН СЧИТАЕТ, компромат. Уверенный в
своей безопасности, данный дятел, зачастую переходит к прямым
оскорблениям, зная, что его вычислить по ЛЕСНОМУ ЭХУ - невозможно. Как
правило его ненавидят все и даже другие - дятлы!
[ Читать далее... → ]
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
10-02-2024 17:33
(ссылка)
Тридцать три несчастья
Она была крупной, точнее, очень крупной, а еще точнее, очень-очень крупной. Уже в 13 лет Алевтина на две головы переросла своих сверстников, а по "силушке богатырской" могла запросто посоревноваться с былинными героями. К окончанию школы в девушке было неполных два метра роста и природная стать исконно русской красавицы. К ним прилагались коса необъятной толщины длиной ниже попы и кулачища не менее внушительного размера. И может быть, вся эта несравненная красота и была бы востребована, если бы не Алевтинина потрясающая способность притягивать к себе всевозможные неприятности. Девушка умудрялась ломать, крушить, терять, ронять, сносить, нечаянно цеплять все, что только можно, и прозвище "33 несчастья", прилипшее к ней в детстве, с годами лишь все больше оправдывало себя.
Родители свое чадо обожали. "Хорошего человека должно быть много", - цитировал отец классика, успокаивая "маленькую" дочурку. Он тоже был человеком отнюдь не мелким, но в руках у него все "горело" и ладилось, а природная деревенская "хваткость" позволяла безошибочно решать большинство сложных житейских задач. Работал отец механиком в колхозе, и все всегда с благодарностью хвалили его "золотые руки". От Алевтининой же помощи народ открещивался как мог… Получалось не всегда.
Поэтому, когда в 17 лет сразу после окончания школы Алевтина неожиданно получила в наследство от какой-то дальней родственницы квартиру в городе и решила попытать счастья там, в деревне вздохнули с облегчением, а родители, наоборот, сначала долго отговаривали, а потом литрами пили валерьянку. Город же еще не знал, во что он вляпался…
Поступить в университет у Алевтины не получилось, и, как это часто случается, она отправилась устраиваться на работу на завод. Девушку с радостью взяли - на производстве станочников не хватало, хрупких девушек не брали, так как приходилось таскать тяжести, а с Алевтининой комплекцией можно было не опасаться за ее здоровье. В цехе девушку всему обучили, и в первое время у нее даже очень неплохо получалось, пока неожиданно не забарахлил ее станок. Мастера ждали долго, были какие-то накладки, и Алевтина решила применить на практике метод, который неоднократно видела при ремонте - стукнуть в нужное место… Станок, который до этого слегка не фурычил, но все же как-то еще работал, заскрежетал, внутри что-то зазвякало и посыпалось, и после этого машина окончательно заглохла. Алевтинин "ремонт" обошелся заводу в кругленькую сумму, а саму ее тут же уволили, хорошо хоть ущерб не заставили возмещать.
Потом была автобаза, куда она устроилась диспетчером, и нечаянно уроненный на пол монитор от компьютера. Затем швейная мастерская и устроенное там Алевтиной короткое замыкание. Она даже успела поработать манекенщицей plus-size, пока не свалилась с подиума прямо на юношу-светоустановщика, никак не ожидавшего такого стокилограммового подарка…
Надо сказать, судьба все же благоволила к Алевтине, и, теряя одну работу, она почти сразу находила другую. Последним местом ее трудоустройства, пока еще действующим, был кондитерский цех хлебозавода.
*****
Такого бардака в квартире у Алевтины не было никогда. Не суперхозяйка, конечно, но в общем и целом чистота и порядок присутствовали. И вот теперь содержимое ящиков, полочек, коробочек одно за другим перекочевывало на пол и на кровать - Алевтина искала свой паспорт. В отличии от большинства людей она не таскала его повсюду с собой, а, зная свою несобранность, хранила дома. Обычно он лежал в ящике с носками, иногда в коробке с бельем, ну ещё порой в отделении шкафа вместе с другими документами… А сейчас, когда он был необходим ей позарез, не находился нигде. Алевтина уже проверила все места хранения, включая кухню, ванную и туалет, - паспорта не было. А он ей нужен был прямо срочно и очень-очень!
Родители Алевтины впервые за все время совместной жизни собрались съездить на юг в санаторий. А все хозяйство, немалое, надо сказать, оставляли на Алевтину. По такому случаю она заранее взяла отпуск на работе и как раз и собиралась ехать на автовокзал, чтобы отправиться в родную деревню. Дорога предстояла не самая близкая, часов пять на автобусе, да еще и с пересадкой. Только вот автобус, похоже, теперь отменялся, поскольку без паспорта ее никто не посадит, и добираться придется на попутках…
*****
Простояв на трассе больше часа, Алевтина уже почти отчаялась поймать попутку. Видимо, вид двухметровой барышни с большим чемоданом не вдохновлял на совместную поездку, и никто даже не притормаживал. В конце концов, Алевтина положила чемодан на обочину, уселась на него сверху и "голосовала" уже сидя.
Большой черный джип резко затормозил возле нее, как раз когда она, теперь уже устав сидеть, встала размяться и без особой надежды махнула ему рукой. Более того, водитель вышел из машины и разглядывал ее с таким интересом, будто встретил на трассе не стокилограммовую богатыршу, а супермодель с обложки. Впрочем, и сам он оказался совсем не маленьким - ещё и повыше Алевтины, крепкого спортивного телосложения, постарше ее, но не на много.
- Девушка, вам куда?
Услышав от Алевтины конечную точку ее маршрута, он удивлённо присвистнул:
- В такую даль - и на попутках? Чего так?
- Не спрашивайте, - Алевтина обреченно махнула рукой. - Паспорт потеряла…
- Украли? - уточнил парень.
- Если бы… Дома найти не смогла. А мне ехать срочно. Родители ждут.
- Ну, считайте, что вам крупно повезло. Мне практически туда же. Так что доедете с комфортом, - он погрузил на заднее сидение ее чемодан.
- Сколько я буду Вам должна? - уточнила она, садясь рядом с чемоданом.
- Да пустяки, - улыбнулся он. - Будете меня развлекать разговорами. А, может, еще и замуж возьму потом…
- Это вряд ли, - Алевтина невесело усмехнулась. - Таких, как я, не берут…
- Это почему?
- Фигурой не вышла…
- А мне кажется, как раз наоборот. Очень даже вышли!
- А про 33 несчастья слышали? Это тоже про меня… Все ломаю и роняю…
- Удивительно… - Он поглядывал на нее в зеркало заднего вида все более заинтересованно.
- ...Теряю и забываю, - продолжала она. - Вот как с паспортом. Точно знаю, что он дома. Все перерыла. И что самое интересное, ведь когда не нужен уже будет, сразу и найдется… У меня часто так.
- Очень знакомо! - Он слушал ее словно завороженный. - А зовут-то тебя как? - Неожиданно перешел он на "ты".
- Алевтина.
- Ну, точно… По-другому и быть не могло… Меня Вадим, кстати. - Он шутливо приподнял невидимую шляпу. - Давай на “ты”, хорошо?
- А почему вас, тебя то есть, это так забавляет? Мне порой кажется, что выражение “Сила есть, ума не надо” специально про меня писали. В армрестлинге на локоть любого положу! И ничего смешного! - Алевтина заметила в зеркале веселый его взгляд. - Я не про девушек. Меня ещё ни один мужик победить не смог. А толку?
- Так уж и ни один? А со мной попробуешь? Если выиграешь - везу тебя до самой твоей деревни. А проиграешь - пойду к твоим родителям свататься…
- Издеваешься… Говорю же, таких не берут в жены!
- Ну и правильно. Мне оставляли. Или боишься?
- У тебя, похоже, тоже с головой не все в порядке... На кой я тебе сдалась?
Вадим затормозил, свернул на обочину и остановился. А потом достал бумажник, вытащил из него фотографию и, развернувшись, протянул ее Алевтине.
- Вот, это мои "33 несчастья" в двойном размере. - С фото на нее смотрели две улыбающиеся девушки. - 14 и 15 лет. Метр 98 и метр 99. И одно сплошное недоразумение. - Он рассмеялся. - Дома все время все падает, разбивается и теряется…
- Дочки? - Алевтина удивилась. - Такие взрослые уже…
- Сестры… Когда отец второй раз женился, мне было 14. Подростковый возраст, казалось бы, и все в штыки. А с Агриппиной мы сразу подружились. Отец ее на трассе подобрал - хотел подвезти, а получилось, что сразу домой к нам привез. Называл ее "мое большое недоразумение" - под два метра ростом, коса ниже пояса и песни целый день. А еще обалденные пироги, супы и вечный грохот дома… Посуду отец не успевал покупать - все у нас ломалось и билось, а таким счастливым я его и не видел раньше... Потом у них девчонки родились, погодки. А когда мне было 20, они разбились на трассе… Так что 33 несчастья у меня есть, а вот третьего счастья не хватает…
Я тебя когда на дороге увидел - глазам не поверил, словно Агриппину встретил. А уж как тебя послушал, тут совсем сомнений не осталось. Судьба, как ни крути. Так что извини, поддаваться не буду, - он поставил локоть на столик между сиденьями, приглашая ее побороться. - А лучше сразу сдавайся и едем свататься…
Алевтина почувствовала, как на глаза наворачиваются нежданные слезинки, полезла искать по карманам носовой платок и вытащила из нагрудного кармана свой паспорт…
- Ну вот… Говорила же найдется, когда уже не нужно будет…
- Еще как нужно! Без паспорта заявление в ЗАГСе не возьмут… Вот я и говорю - судьба, как ни крути…
Счастья много не бывает… Просто надо успеть его разглядеть в ежедневной суете…
=
✍Людмила Прилуцкая
Родители свое чадо обожали. "Хорошего человека должно быть много", - цитировал отец классика, успокаивая "маленькую" дочурку. Он тоже был человеком отнюдь не мелким, но в руках у него все "горело" и ладилось, а природная деревенская "хваткость" позволяла безошибочно решать большинство сложных житейских задач. Работал отец механиком в колхозе, и все всегда с благодарностью хвалили его "золотые руки". От Алевтининой же помощи народ открещивался как мог… Получалось не всегда.
Поэтому, когда в 17 лет сразу после окончания школы Алевтина неожиданно получила в наследство от какой-то дальней родственницы квартиру в городе и решила попытать счастья там, в деревне вздохнули с облегчением, а родители, наоборот, сначала долго отговаривали, а потом литрами пили валерьянку. Город же еще не знал, во что он вляпался…
Поступить в университет у Алевтины не получилось, и, как это часто случается, она отправилась устраиваться на работу на завод. Девушку с радостью взяли - на производстве станочников не хватало, хрупких девушек не брали, так как приходилось таскать тяжести, а с Алевтининой комплекцией можно было не опасаться за ее здоровье. В цехе девушку всему обучили, и в первое время у нее даже очень неплохо получалось, пока неожиданно не забарахлил ее станок. Мастера ждали долго, были какие-то накладки, и Алевтина решила применить на практике метод, который неоднократно видела при ремонте - стукнуть в нужное место… Станок, который до этого слегка не фурычил, но все же как-то еще работал, заскрежетал, внутри что-то зазвякало и посыпалось, и после этого машина окончательно заглохла. Алевтинин "ремонт" обошелся заводу в кругленькую сумму, а саму ее тут же уволили, хорошо хоть ущерб не заставили возмещать.
Потом была автобаза, куда она устроилась диспетчером, и нечаянно уроненный на пол монитор от компьютера. Затем швейная мастерская и устроенное там Алевтиной короткое замыкание. Она даже успела поработать манекенщицей plus-size, пока не свалилась с подиума прямо на юношу-светоустановщика, никак не ожидавшего такого стокилограммового подарка…
Надо сказать, судьба все же благоволила к Алевтине, и, теряя одну работу, она почти сразу находила другую. Последним местом ее трудоустройства, пока еще действующим, был кондитерский цех хлебозавода.
*****
Такого бардака в квартире у Алевтины не было никогда. Не суперхозяйка, конечно, но в общем и целом чистота и порядок присутствовали. И вот теперь содержимое ящиков, полочек, коробочек одно за другим перекочевывало на пол и на кровать - Алевтина искала свой паспорт. В отличии от большинства людей она не таскала его повсюду с собой, а, зная свою несобранность, хранила дома. Обычно он лежал в ящике с носками, иногда в коробке с бельем, ну ещё порой в отделении шкафа вместе с другими документами… А сейчас, когда он был необходим ей позарез, не находился нигде. Алевтина уже проверила все места хранения, включая кухню, ванную и туалет, - паспорта не было. А он ей нужен был прямо срочно и очень-очень!
Родители Алевтины впервые за все время совместной жизни собрались съездить на юг в санаторий. А все хозяйство, немалое, надо сказать, оставляли на Алевтину. По такому случаю она заранее взяла отпуск на работе и как раз и собиралась ехать на автовокзал, чтобы отправиться в родную деревню. Дорога предстояла не самая близкая, часов пять на автобусе, да еще и с пересадкой. Только вот автобус, похоже, теперь отменялся, поскольку без паспорта ее никто не посадит, и добираться придется на попутках…
*****
Простояв на трассе больше часа, Алевтина уже почти отчаялась поймать попутку. Видимо, вид двухметровой барышни с большим чемоданом не вдохновлял на совместную поездку, и никто даже не притормаживал. В конце концов, Алевтина положила чемодан на обочину, уселась на него сверху и "голосовала" уже сидя.
Большой черный джип резко затормозил возле нее, как раз когда она, теперь уже устав сидеть, встала размяться и без особой надежды махнула ему рукой. Более того, водитель вышел из машины и разглядывал ее с таким интересом, будто встретил на трассе не стокилограммовую богатыршу, а супермодель с обложки. Впрочем, и сам он оказался совсем не маленьким - ещё и повыше Алевтины, крепкого спортивного телосложения, постарше ее, но не на много.
- Девушка, вам куда?
Услышав от Алевтины конечную точку ее маршрута, он удивлённо присвистнул:
- В такую даль - и на попутках? Чего так?
- Не спрашивайте, - Алевтина обреченно махнула рукой. - Паспорт потеряла…
- Украли? - уточнил парень.
- Если бы… Дома найти не смогла. А мне ехать срочно. Родители ждут.
- Ну, считайте, что вам крупно повезло. Мне практически туда же. Так что доедете с комфортом, - он погрузил на заднее сидение ее чемодан.
- Сколько я буду Вам должна? - уточнила она, садясь рядом с чемоданом.
- Да пустяки, - улыбнулся он. - Будете меня развлекать разговорами. А, может, еще и замуж возьму потом…
- Это вряд ли, - Алевтина невесело усмехнулась. - Таких, как я, не берут…
- Это почему?
- Фигурой не вышла…
- А мне кажется, как раз наоборот. Очень даже вышли!
- А про 33 несчастья слышали? Это тоже про меня… Все ломаю и роняю…
- Удивительно… - Он поглядывал на нее в зеркало заднего вида все более заинтересованно.
- ...Теряю и забываю, - продолжала она. - Вот как с паспортом. Точно знаю, что он дома. Все перерыла. И что самое интересное, ведь когда не нужен уже будет, сразу и найдется… У меня часто так.
- Очень знакомо! - Он слушал ее словно завороженный. - А зовут-то тебя как? - Неожиданно перешел он на "ты".
- Алевтина.
- Ну, точно… По-другому и быть не могло… Меня Вадим, кстати. - Он шутливо приподнял невидимую шляпу. - Давай на “ты”, хорошо?
- А почему вас, тебя то есть, это так забавляет? Мне порой кажется, что выражение “Сила есть, ума не надо” специально про меня писали. В армрестлинге на локоть любого положу! И ничего смешного! - Алевтина заметила в зеркале веселый его взгляд. - Я не про девушек. Меня ещё ни один мужик победить не смог. А толку?
- Так уж и ни один? А со мной попробуешь? Если выиграешь - везу тебя до самой твоей деревни. А проиграешь - пойду к твоим родителям свататься…
- Издеваешься… Говорю же, таких не берут в жены!
- Ну и правильно. Мне оставляли. Или боишься?
- У тебя, похоже, тоже с головой не все в порядке... На кой я тебе сдалась?
Вадим затормозил, свернул на обочину и остановился. А потом достал бумажник, вытащил из него фотографию и, развернувшись, протянул ее Алевтине.
- Вот, это мои "33 несчастья" в двойном размере. - С фото на нее смотрели две улыбающиеся девушки. - 14 и 15 лет. Метр 98 и метр 99. И одно сплошное недоразумение. - Он рассмеялся. - Дома все время все падает, разбивается и теряется…
- Дочки? - Алевтина удивилась. - Такие взрослые уже…
- Сестры… Когда отец второй раз женился, мне было 14. Подростковый возраст, казалось бы, и все в штыки. А с Агриппиной мы сразу подружились. Отец ее на трассе подобрал - хотел подвезти, а получилось, что сразу домой к нам привез. Называл ее "мое большое недоразумение" - под два метра ростом, коса ниже пояса и песни целый день. А еще обалденные пироги, супы и вечный грохот дома… Посуду отец не успевал покупать - все у нас ломалось и билось, а таким счастливым я его и не видел раньше... Потом у них девчонки родились, погодки. А когда мне было 20, они разбились на трассе… Так что 33 несчастья у меня есть, а вот третьего счастья не хватает…
Я тебя когда на дороге увидел - глазам не поверил, словно Агриппину встретил. А уж как тебя послушал, тут совсем сомнений не осталось. Судьба, как ни крути. Так что извини, поддаваться не буду, - он поставил локоть на столик между сиденьями, приглашая ее побороться. - А лучше сразу сдавайся и едем свататься…
Алевтина почувствовала, как на глаза наворачиваются нежданные слезинки, полезла искать по карманам носовой платок и вытащила из нагрудного кармана свой паспорт…
- Ну вот… Говорила же найдется, когда уже не нужно будет…
- Еще как нужно! Без паспорта заявление в ЗАГСе не возьмут… Вот я и говорю - судьба, как ни крути…
Счастья много не бывает… Просто надо успеть его разглядеть в ежедневной суете…
=
✍Людмила Прилуцкая
Vолшебница N.,
09-02-2024 16:28
(ссылка)
Кольцо Евы
У каждого предмета, каждого инструмента, каждого изобретения есть своя
история, и эту историю определяет его происхождение. Но в таком случае
что происходит, когда находки доказывают, что в действительности история
ошибается?
В 1880 году фермер из Колорадо приехал в место неподалеку от угольной
шахты, чтобы набрать немного угля домой для камина. Уголь был добыт из
глубины примерно 90 м и насыпан горой.
Фермер, набрав достаточное количество угля, вернулся домой и
начал колоть большие куски угля, чтобы было удобнее топить камин. В
одном из них он нашел кусок металла. А конкретнее — кольцо из металла
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
06-02-2024 12:54
(ссылка)
Супница
СУПНИЦА
В последних кадрах истории под названием «Москва слезам не верит» наблюдаю, как Алентова наливает Баталову суп из супницы.
Женщина, ответственный работник, не умеющая готовить! И вдруг супница. Шепчу про себя: «Не верю».
Задумываюсь. Наливаю сто граммов тутовой. Вздыхаю. Выпиваю. Сажусь в кресло.
Когда в наших сервизах была супница...
Может быть, помните, в каждом столовом сервизе в 60-70 г.г. была супница. У нас был чешский сервиз на 12 персон, с желтыми такими тонкими цветами и зелеными с золотом листьями. Родители поженились в 66-ом и сразу купили его. Да, и вот супница в том чешском сервизе тоже, разумеется, была.
Мама, вообще, сразу же переменила у отца в доме все хозяйство. Папа был старше мамы на тридцать шесть лет. Но молодость побеждала.
Она повыбрасывала старую мебель. В печку пошел старый дореволюционный ореховый гарнитур. Я застал только обеденный стол от него, на ножках в виде львиных голов. Но стол пылился на веранде, на даче. Его всерьез никто уже не воспринимал. На нем в августе чистили грибы, а в остальное время складывали всякий хлам. Львы грустно доживали свой век среди дачных развалин.
А в городскую квартиру купили новую мебель. Полированную. Это с гордостью, знаете, произносилось: «Полированная мебель!»
Полированный секретер купили (елки-палки, современные дети не знают уже такого слова). То есть это был такой книжный шкаф со стеклянными двигающимися дверцами. За дверцами стояли классики, в основном, в виде многотомных собраний сочинений.
И еще там была деревянная дверца, которая открывалась вниз, образуя стол, за которым можно было работать. Он, собственно, и назывался «секретер». Папа хранил за этой дверцей черный с хромом «Ундервуд», перепечатывал на нем вечерами свои стихи и безнадежные письма в редакции.
«Тук-тук» щелкал «Ундервуд» по синей ленте, «тук-тук-тук».
— Иля, не трогай пишущую машинку!
Купили два кресла с полированными деревянными ручками. Блестящие такие ручки! С четко выполненными прямыми углами! Позже, когда мне подарили перочинный нож, первое, что я сделал — вырезал на этих четких полированных углах несколько глубоких зазубрин. В тот момент это была единственная возможность немедленно испытать новый ножик на остроту.
Купили тогда же сервант (еще одно слово, уходящее в забвение). Сервант, разумеется, тоже полированный, в котором за такими же стеклянными дверцами на стеклянных полках стоял тот самый сервиз. В серванте тоже была деревянная откидная дверца. Но поменьше и повыше. За ней находилась таинственная область, стенки которой были украшены зеркалами. В зеркалах отражались бутылки вина и хрустальные фужеры. Вино отец обычно покупал марочное крепленое, в зеленых бутылках с красочными этикетками с золотыми тиснеными медалями. Коньяк — армянский пять звезд и тоже с медалями. Бутылка «Столичной». Бутылка «Посольской». Шампанское. Вообще, бутылок всегда было с десяток или больше.
Область эта таинственная называлась «бар». И связана она была в моем детском сознании всегда с праздником. Родители без повода туда не лазили. Если открывался бар, значит, придут гости. Будут интересные разговоры и вкусная еда. Очень вкусная еда.
— Илюша, помоги-ка нарезать салат!
Еще купили родители в прихожую полированный трельяж и в мою комнату — полированный шкаф. На трельяже стояли духи «Красная Москва» — запах, казавшийся мне лучшим в мире. А косметики никакой, представьте, на нем не бывало. Папа со смехом рассказывал маме, как друзья говорили ему на ухо:
— Ах, Арон Захарыч, хорошую ты нашел себе жену, скромную. Молодая, а глаза не мажет.
Это про трельяж. А вот в полированном шкафу висела новая каракулевая шуба, в моем детском восприятии изрядно проигрывавшая маминой старой шубке из кролика. Кролик был пушистый, его было приятно гладить. А еще на полке лежала коробочка с чешской бижутерией. Мама никогда эти штуки не надевала. Но красивее тех чешских брильянтов в золоте, скажу я вам, не видывал я нигде!
Помню, что когда из Омска приезжала мамина родня, бабушка с дедом, тетки или дядьки, шкаф превращался в «шифоньер», трельяж — в «трюмо». Фужеры в серванте становились «фужорами», а сам сервант — «буфетом».
И стол еще был тогда куплен в большую комнату полированный. Такой залитый толстым слоем лака раздвижной обеденный стол. Ужасно блестящий, как зеркало. И я долго бродил вокруг него, побеждая соблазны. Но однажды все же не победил. Нацарапал на нем иголкой слово «дурак». Потому что на таком блестящем невозможно было не нацарапать.
— Илья, вот постой в углу и подумай!
Это был исторический угол, в коридоре возле туалета. Ох, сколько там было передумано.
И вот за этим раздвижным полированным столом устраивались семейные обеды по праздникам или просто в воскресенье.
Приходили родственники, друзья.
Приходил старинный папин товарищ Лев Иосифович Бронь с молодой женой Катей. Ну, то есть, Льву Иосифовичу было к шестидесяти. Он был папин ровесник. Но он был маленький, лысый и оттого — старик. А Кате лет сорок пять. Она была в брюках (ого!), и волосы у нее были рыжие от хны и кудрявые от бигудей. Я вообще не понимал, почему Катю шепотом называли все молодой.
Приезжала из Кишинева папина сестра тетя Берта, высокая и красивая, как папа. Тете Берте категорически не нравилась эта история про папины пятьдесят пять и мамины восемнадцать. Категорически. Каждый раз она с подозрением вглядывалась мне в лицо, подробно изучала его, но, в конце концов, выносила оправдательный приговор:
— Нет, все-таки очень похож на Арончика. Вылитый папа!
Приходил сын тети Берты, тоже Илья, к своим тридцати пяти годам — доктор физмат наук. Чтобы стать доктором ему удалось поменять в документах отчество «Исаакович» на «Иванович». Помогло. Илья Иванович жил в Питере и приходил часто. С папой они играли в шахматы.
Еще приходила мамина подруга Раечка с другом Аркашей. Раечка была высокая, крутобедрая такая, с шиньоном и частоколом черных колючих шпилек. А Аркаша — щупленький, замухрышный какой-то, с большим носом и слушался ее во всем. Он потом в Израиль уехал, а Раечка осталась тут, приходила одна, плакала.
В доме, вообще, часто бывали люди, собирались застолья. Гостей принимали, гостям были рады, умели вкусно и добротно готовить и любили гостей потчевать. Это понятие тоже, по-моему, ушедшее, или уходящее. Не просто «я вам поджарю мясо», например, или «чаю налью». А вот я вам приготовлю много и разное и от души, и стану весь вечер с удовольствием вас этим потчевать.
Знаете, я помню этих неторопливых людей семидесятых. Неторопливые речи. Неторопливые умные тосты. Неторопливые домашние такие шутки.
Это были люди особой закваски. Они выросли в голодные двадцатые. В начале тридцатых они пошли в ВУЗы, потому что знали, что только так они смогут подняться из бедности. Потом пришла война и поломала все их планы. Они не были особыми героями. Но четверть века назад они победили, потеряли почти всех близких, и сами остались живы, чему удивлялись потом чрезвычайно. Все это время после войны они тяжело и честно трудились и были уверены, что они заслужили теперь хорошую жизнь.
Знаете, у них была какая-то особая стать. Они были подтянуты. Они хорошо танцевали. Они умело ухаживали за женщинами. У них, кстати, была удивительно правильная интеллигентная речь. И все эти многотомные собрания сочинений они, между прочим, честно прочитали. Могли за столом декламировать Лермонтова, Есенина, или Некрасова. Симонов был им свой, его стихи были частью их жизни.
Они приходили, хорошо одетые. В костюмах мужчины. Жены их — с высокими прическами, в хороших платьях. Мужчины отодвигали своим дамам стулья, усаживали их. Потом уже садились сами, устраивались за тем полированным раздвижным столом, где под скатертью нацарапано было на углу «дурак». Клали скатерть себе на колени. Повязывали салфетки.
Стояло на этом столе три тарелки у каждого: широкая, на ней — салатная, а сверху — глубокая.
А рядом с тарелками лежали тяжелые мельхиоровые приборы, которые я должен был начистить к приходу гостей содой до блеска. Ложка лежала столовая справа и три ножа. А слева — две вилки. Это были приборы для салатов, для горячего и еще один нож был рыбный.
И льняные салфетки лежали каждому гостю, под цвет льняной же скатерти.
Фужеры и рюмки были хрустальные. Салатницы тоже хрустальные. И детей не пускали тогда за взрослый стол. Потому что это было им неполезно.
И вот я помню, как мама подавала в той супнице гостям суп. Когда с супницы снималась крышка, все понимали, что это куриный бульон, дымящийся куриный бульон, с домашней лапшой, кореньями и яйцом. Мы только вчера месили с мамой крутое тесто, раскатывали его деревянной скалкой на тонкие листы, а после нарезали лапшу широкими полосками. Никакая нонешняя паста не сравнится с той домашней лапшой.
А к бульону, кстати, подавались еще маленькие пирожки с мясом и с капустой. Два пирожочка были заранее выложены каждому гостю на его пирожковую тарелку.
И помню, как маленький лысый Лев Иосифович Бронь, выпив рюмочку «Посольской», заедал ее ложечкой горячего душистого супа с лапшой и яичком, наклонялся к папе и, готовясь отправить маленький пирожочек в рот, шептал нарочито громко:
— Ох, Арончик, и хозяйка же твоя Люся! Ох, и хозяйка.
И подмигивал маме.
И видно было, что папе это чрезвычайно приятно, и маме это тоже приятно, а вот Кате, жене Льва Иосифовича — не очень.
После супа, когда глубокие тарелки уносились в кухню, все принимались за салаты с закусками. Классическими были Оливье и кальмары с рисом и жареным луком. А еще крабы. Я застал, знаете, время, когда салат с крабами делали, между прочим, с крабами. Это было вкусно.
Шуба, разумеется, была тоже. Мама добавляла в нее зеленое яблочко. Это был такой семейный секрет.
А еще маринованные грибы стояли на столе. А еще фаршированные грибной икрой яйца. Вы закусывали когда-нибудь водочку фаршированными яйцами?
А прозрачнейшее заливное из белой рыбы с желтым в белом ободочке яичным глазком, алой морковочкой и зеленым горошком? К заливному подавался хрен, который папа выращивал и готовил сам. Хрена было всегда два вида: в сметане и со свеклой. Каждый лежал в своей баночке из того же чешского сервиза. Из-под крышечки выглядывала малюсенькая позолоченная ложечка. Гости брали ложечкой хрен и накладывали его густым толстым слоем сверху на заливное.
Вообще, много было за столом рыбы. Папа работал в пищевом институте. Он был главным экономистом ЛенГИПРоМясомолпрома, что располагался в начале Московского проспекта, и ездил в частые командировки по всей стране. Поэтому на столе была красная рыба с Дальнего Востока, черная икра и осетрина с Волги, палтус и зубатка — из Мурманска или Архангельска.
А еще мама пекла пирог с зубаткой. Тесто — слой лука — слой зубатки — слой лука — слой зубатки — тесто. И это, я вам скажу, — да. Пирог из зубатки — это да! Вкуснее вряд ли что-то бывает.
Также бывали на столе нежнейшие паштет и форшмак. Оба блюда готовил отец. Делал это так, как готовила, наверное, еще его мама, погибшая в блокаду баба Сима. Он не крутил их через мясорубку, а долго-долго рубил сечкой в деревянном таком корыте. По сути, рубил все составляющие и, очевидно, одновременно взбивал их.
Когда с закусками заканчивали, убирались ненужные уже салатные тарелки и приборы, и в комнату вносилось главное блюдо праздника.
Это мог быть, разумеется, гусь с яблоками.
Гусь с антоновкой. А?!
Папа хранил антоновку на даче почти до следующего лета. Перед праздником мы отправлялись с ним на электричке в Мельничный Ручей, со станции шли пешком по дорожке мимо небесно пахнувших дегтем просмоленных шпал. Мимо заборов пустующих зимою соседских домов.
В промерзшем доме, пахшем отсыревшими обоями, лезли по скрипучей деревянной лестнице на чердак, откуда доставали пару закутанных в старые одеяла ящиков. Одеяла разворачивали. Под одеялами обнаруживались кипы стружки, в которую были надежно зарыты яблоки — отборная, без единого пятнышка, едва отливающая нежной зеленью антоновка. Папа брал яблоко и подносил мне к носу той стороной, где палочка:
— На-ка, подыши!
Антоновка пахнет антоновкой. Это единственный во Вселенной запах.
Или это могла быть пара уток, фаршированная кислой капустой. Или большой свиной запеченный окорок на кости, густо нашпигованный солью, перцем и чесноком. Это могла быть также и баранья нога, издававшая особый аромат бараньего сала, трав и морковки, с которыми она вместе тушилась.
Страшный совершенно наступал тогда момент, тишина опускалась: а кто же решится разделать принесенное блюдо? За дело брался папа, ловко управляясь большой двузубой вилкой и огромнейшим ножом, раскладывал куски по кругу под одобрительное мычание мужчин и слабое повизгивание осторожных женщин.
После горячего обыкновенно танцевали. Недавно была куплена полированная опять же «Ригонда» — модная радиола Рижского завода ВЭФ. Ставили на нее пластинки. Не помню, чтобы слушали у нас в доме модные тогда ВИА. Помню, что был Оскар Строк, помню, что был еще Утесов, Марк Бернес.
Папа был похож на Бернеса. У меня и сейчас губы подрагивают, когда слышу:
Почему ж ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далёкие,
В те года вешние?
Голова стала белою,
Что с ней я поделаю?
Почему же ты мне встретилась
Лишь сейчас?
Любовь пятидесятипятилетнего мужчины и восемнадцатилетней провинциальной девочки. Чьим воплощением стала наша семья. Любовь, которая закончилась через восемь лет папиной смертью.
— Иля, мальчики не плачут! Мальчики должны быть мужчинами!
Пока гости проводили время за танцами, мама уносила обеденную посуду и накрывала к чаю. Чашки были — знаменитые Ломоносовские «золотые ромашки». К каждой чашке с блюдечком давалась такая же золотая тарелочка и опять же тяжелые мельхиоровые чайные ложки.
Что ели на сладкое?
Король любого праздника — Наполеон и практически всегда — безе.
К приготовлению крема и безе привлекали меня: отделять белки от желтков, а после — взбивать вначале сами белки, а в конце уже белки с сахаром в ручной такой кремовзбивалке. Она так именно и называлась. Слова «миксер» тогда еще не было. А кремовзбивалка — это такая была литровая широкая банка, на которую накручивалась белая пластмассовая крышка с венчиками внутри и ручкой для кручения снаружи.
После того, как безе выпекалось, его выкладывали горкой, промазывая каждый слой заварным кремом, в который добавляли грецкие орехи. Все это чудо вносилось в комнату и, к радости сидевших за столом мужчин, громко оглашалось его название: Торт «Поцелуй Хозяйки». Мужчинам нравилось.
Чай пили неторопливо, нахваливали ту самую хозяйку, поднимали бокалы со сладким вином. Мужчины пили коньяк.
Допивали чай, начинали собираться. Хозяева старались гостей удержать. Гости потихонечку поднимались. Благодарили. Расходились.
Мы с папой носили посуду в кухню. Мама мыла, звенела тарелками. Потом наступала тишина. Мама вытирала мокрые руки передником.
— Илюша, спасть!
Родители за стенкой садились в кресла и обсуждали прошедший вечер. Вслушиваясь в их приглушенные голоса, я засыпал.
Та супница, знаете, долго потом продержалась в нашей семье. И даже сослужила нам некоторую особую службу. Когда через короткое время папа умер, и мы остались с мамой почти без каких-либо средств к существованию, однажды, приподняв зачем-то крышку, мама обнаружила в ней сто рублей — заначку, которую папа оставил, уходя последний раз из дома в больницу.
Интересно, что должно случиться, чтобы мы снова начали подавать суп в супнице? Дети наши, еще более торопливые, чем мы, точно не станут. Может быть, внуки?
Сейчас этих людей из семидесятых нету уже в живых. Остались только мы. Которые сами были тогда детьми. Которых родители не пускали тогда за стол, потому что это было для нас неполезно. И я, знаете, когда принимаю нынче гостей, нет-нет, да и скажу особый тост за детей. В том смысле, что давайте выпьем за них. Чтобы им было потом, что вспомнить и о чем всплакнуть. Потому что, когда мы умрем, они будут сидеть за этим столом после нас.
Автор: И. А. Забежинский
В последних кадрах истории под названием «Москва слезам не верит» наблюдаю, как Алентова наливает Баталову суп из супницы.
Женщина, ответственный работник, не умеющая готовить! И вдруг супница. Шепчу про себя: «Не верю».
Задумываюсь. Наливаю сто граммов тутовой. Вздыхаю. Выпиваю. Сажусь в кресло.
Когда в наших сервизах была супница...
Может быть, помните, в каждом столовом сервизе в 60-70 г.г. была супница. У нас был чешский сервиз на 12 персон, с желтыми такими тонкими цветами и зелеными с золотом листьями. Родители поженились в 66-ом и сразу купили его. Да, и вот супница в том чешском сервизе тоже, разумеется, была.
Мама, вообще, сразу же переменила у отца в доме все хозяйство. Папа был старше мамы на тридцать шесть лет. Но молодость побеждала.
Она повыбрасывала старую мебель. В печку пошел старый дореволюционный ореховый гарнитур. Я застал только обеденный стол от него, на ножках в виде львиных голов. Но стол пылился на веранде, на даче. Его всерьез никто уже не воспринимал. На нем в августе чистили грибы, а в остальное время складывали всякий хлам. Львы грустно доживали свой век среди дачных развалин.
А в городскую квартиру купили новую мебель. Полированную. Это с гордостью, знаете, произносилось: «Полированная мебель!»
Полированный секретер купили (елки-палки, современные дети не знают уже такого слова). То есть это был такой книжный шкаф со стеклянными двигающимися дверцами. За дверцами стояли классики, в основном, в виде многотомных собраний сочинений.
И еще там была деревянная дверца, которая открывалась вниз, образуя стол, за которым можно было работать. Он, собственно, и назывался «секретер». Папа хранил за этой дверцей черный с хромом «Ундервуд», перепечатывал на нем вечерами свои стихи и безнадежные письма в редакции.
«Тук-тук» щелкал «Ундервуд» по синей ленте, «тук-тук-тук».
— Иля, не трогай пишущую машинку!
Купили два кресла с полированными деревянными ручками. Блестящие такие ручки! С четко выполненными прямыми углами! Позже, когда мне подарили перочинный нож, первое, что я сделал — вырезал на этих четких полированных углах несколько глубоких зазубрин. В тот момент это была единственная возможность немедленно испытать новый ножик на остроту.
Купили тогда же сервант (еще одно слово, уходящее в забвение). Сервант, разумеется, тоже полированный, в котором за такими же стеклянными дверцами на стеклянных полках стоял тот самый сервиз. В серванте тоже была деревянная откидная дверца. Но поменьше и повыше. За ней находилась таинственная область, стенки которой были украшены зеркалами. В зеркалах отражались бутылки вина и хрустальные фужеры. Вино отец обычно покупал марочное крепленое, в зеленых бутылках с красочными этикетками с золотыми тиснеными медалями. Коньяк — армянский пять звезд и тоже с медалями. Бутылка «Столичной». Бутылка «Посольской». Шампанское. Вообще, бутылок всегда было с десяток или больше.
Область эта таинственная называлась «бар». И связана она была в моем детском сознании всегда с праздником. Родители без повода туда не лазили. Если открывался бар, значит, придут гости. Будут интересные разговоры и вкусная еда. Очень вкусная еда.
— Илюша, помоги-ка нарезать салат!
Еще купили родители в прихожую полированный трельяж и в мою комнату — полированный шкаф. На трельяже стояли духи «Красная Москва» — запах, казавшийся мне лучшим в мире. А косметики никакой, представьте, на нем не бывало. Папа со смехом рассказывал маме, как друзья говорили ему на ухо:
— Ах, Арон Захарыч, хорошую ты нашел себе жену, скромную. Молодая, а глаза не мажет.
Это про трельяж. А вот в полированном шкафу висела новая каракулевая шуба, в моем детском восприятии изрядно проигрывавшая маминой старой шубке из кролика. Кролик был пушистый, его было приятно гладить. А еще на полке лежала коробочка с чешской бижутерией. Мама никогда эти штуки не надевала. Но красивее тех чешских брильянтов в золоте, скажу я вам, не видывал я нигде!
Помню, что когда из Омска приезжала мамина родня, бабушка с дедом, тетки или дядьки, шкаф превращался в «шифоньер», трельяж — в «трюмо». Фужеры в серванте становились «фужорами», а сам сервант — «буфетом».
И стол еще был тогда куплен в большую комнату полированный. Такой залитый толстым слоем лака раздвижной обеденный стол. Ужасно блестящий, как зеркало. И я долго бродил вокруг него, побеждая соблазны. Но однажды все же не победил. Нацарапал на нем иголкой слово «дурак». Потому что на таком блестящем невозможно было не нацарапать.
— Илья, вот постой в углу и подумай!
Это был исторический угол, в коридоре возле туалета. Ох, сколько там было передумано.
И вот за этим раздвижным полированным столом устраивались семейные обеды по праздникам или просто в воскресенье.
Приходили родственники, друзья.
Приходил старинный папин товарищ Лев Иосифович Бронь с молодой женой Катей. Ну, то есть, Льву Иосифовичу было к шестидесяти. Он был папин ровесник. Но он был маленький, лысый и оттого — старик. А Кате лет сорок пять. Она была в брюках (ого!), и волосы у нее были рыжие от хны и кудрявые от бигудей. Я вообще не понимал, почему Катю шепотом называли все молодой.
Приезжала из Кишинева папина сестра тетя Берта, высокая и красивая, как папа. Тете Берте категорически не нравилась эта история про папины пятьдесят пять и мамины восемнадцать. Категорически. Каждый раз она с подозрением вглядывалась мне в лицо, подробно изучала его, но, в конце концов, выносила оправдательный приговор:
— Нет, все-таки очень похож на Арончика. Вылитый папа!
Приходил сын тети Берты, тоже Илья, к своим тридцати пяти годам — доктор физмат наук. Чтобы стать доктором ему удалось поменять в документах отчество «Исаакович» на «Иванович». Помогло. Илья Иванович жил в Питере и приходил часто. С папой они играли в шахматы.
Еще приходила мамина подруга Раечка с другом Аркашей. Раечка была высокая, крутобедрая такая, с шиньоном и частоколом черных колючих шпилек. А Аркаша — щупленький, замухрышный какой-то, с большим носом и слушался ее во всем. Он потом в Израиль уехал, а Раечка осталась тут, приходила одна, плакала.
В доме, вообще, часто бывали люди, собирались застолья. Гостей принимали, гостям были рады, умели вкусно и добротно готовить и любили гостей потчевать. Это понятие тоже, по-моему, ушедшее, или уходящее. Не просто «я вам поджарю мясо», например, или «чаю налью». А вот я вам приготовлю много и разное и от души, и стану весь вечер с удовольствием вас этим потчевать.
Знаете, я помню этих неторопливых людей семидесятых. Неторопливые речи. Неторопливые умные тосты. Неторопливые домашние такие шутки.
Это были люди особой закваски. Они выросли в голодные двадцатые. В начале тридцатых они пошли в ВУЗы, потому что знали, что только так они смогут подняться из бедности. Потом пришла война и поломала все их планы. Они не были особыми героями. Но четверть века назад они победили, потеряли почти всех близких, и сами остались живы, чему удивлялись потом чрезвычайно. Все это время после войны они тяжело и честно трудились и были уверены, что они заслужили теперь хорошую жизнь.
Знаете, у них была какая-то особая стать. Они были подтянуты. Они хорошо танцевали. Они умело ухаживали за женщинами. У них, кстати, была удивительно правильная интеллигентная речь. И все эти многотомные собрания сочинений они, между прочим, честно прочитали. Могли за столом декламировать Лермонтова, Есенина, или Некрасова. Симонов был им свой, его стихи были частью их жизни.
Они приходили, хорошо одетые. В костюмах мужчины. Жены их — с высокими прическами, в хороших платьях. Мужчины отодвигали своим дамам стулья, усаживали их. Потом уже садились сами, устраивались за тем полированным раздвижным столом, где под скатертью нацарапано было на углу «дурак». Клали скатерть себе на колени. Повязывали салфетки.
Стояло на этом столе три тарелки у каждого: широкая, на ней — салатная, а сверху — глубокая.
А рядом с тарелками лежали тяжелые мельхиоровые приборы, которые я должен был начистить к приходу гостей содой до блеска. Ложка лежала столовая справа и три ножа. А слева — две вилки. Это были приборы для салатов, для горячего и еще один нож был рыбный.
И льняные салфетки лежали каждому гостю, под цвет льняной же скатерти.
Фужеры и рюмки были хрустальные. Салатницы тоже хрустальные. И детей не пускали тогда за взрослый стол. Потому что это было им неполезно.
И вот я помню, как мама подавала в той супнице гостям суп. Когда с супницы снималась крышка, все понимали, что это куриный бульон, дымящийся куриный бульон, с домашней лапшой, кореньями и яйцом. Мы только вчера месили с мамой крутое тесто, раскатывали его деревянной скалкой на тонкие листы, а после нарезали лапшу широкими полосками. Никакая нонешняя паста не сравнится с той домашней лапшой.
А к бульону, кстати, подавались еще маленькие пирожки с мясом и с капустой. Два пирожочка были заранее выложены каждому гостю на его пирожковую тарелку.
И помню, как маленький лысый Лев Иосифович Бронь, выпив рюмочку «Посольской», заедал ее ложечкой горячего душистого супа с лапшой и яичком, наклонялся к папе и, готовясь отправить маленький пирожочек в рот, шептал нарочито громко:
— Ох, Арончик, и хозяйка же твоя Люся! Ох, и хозяйка.
И подмигивал маме.
И видно было, что папе это чрезвычайно приятно, и маме это тоже приятно, а вот Кате, жене Льва Иосифовича — не очень.
После супа, когда глубокие тарелки уносились в кухню, все принимались за салаты с закусками. Классическими были Оливье и кальмары с рисом и жареным луком. А еще крабы. Я застал, знаете, время, когда салат с крабами делали, между прочим, с крабами. Это было вкусно.
Шуба, разумеется, была тоже. Мама добавляла в нее зеленое яблочко. Это был такой семейный секрет.
А еще маринованные грибы стояли на столе. А еще фаршированные грибной икрой яйца. Вы закусывали когда-нибудь водочку фаршированными яйцами?
А прозрачнейшее заливное из белой рыбы с желтым в белом ободочке яичным глазком, алой морковочкой и зеленым горошком? К заливному подавался хрен, который папа выращивал и готовил сам. Хрена было всегда два вида: в сметане и со свеклой. Каждый лежал в своей баночке из того же чешского сервиза. Из-под крышечки выглядывала малюсенькая позолоченная ложечка. Гости брали ложечкой хрен и накладывали его густым толстым слоем сверху на заливное.
Вообще, много было за столом рыбы. Папа работал в пищевом институте. Он был главным экономистом ЛенГИПРоМясомолпрома, что располагался в начале Московского проспекта, и ездил в частые командировки по всей стране. Поэтому на столе была красная рыба с Дальнего Востока, черная икра и осетрина с Волги, палтус и зубатка — из Мурманска или Архангельска.
А еще мама пекла пирог с зубаткой. Тесто — слой лука — слой зубатки — слой лука — слой зубатки — тесто. И это, я вам скажу, — да. Пирог из зубатки — это да! Вкуснее вряд ли что-то бывает.
Также бывали на столе нежнейшие паштет и форшмак. Оба блюда готовил отец. Делал это так, как готовила, наверное, еще его мама, погибшая в блокаду баба Сима. Он не крутил их через мясорубку, а долго-долго рубил сечкой в деревянном таком корыте. По сути, рубил все составляющие и, очевидно, одновременно взбивал их.
Когда с закусками заканчивали, убирались ненужные уже салатные тарелки и приборы, и в комнату вносилось главное блюдо праздника.
Это мог быть, разумеется, гусь с яблоками.
Гусь с антоновкой. А?!
Папа хранил антоновку на даче почти до следующего лета. Перед праздником мы отправлялись с ним на электричке в Мельничный Ручей, со станции шли пешком по дорожке мимо небесно пахнувших дегтем просмоленных шпал. Мимо заборов пустующих зимою соседских домов.
В промерзшем доме, пахшем отсыревшими обоями, лезли по скрипучей деревянной лестнице на чердак, откуда доставали пару закутанных в старые одеяла ящиков. Одеяла разворачивали. Под одеялами обнаруживались кипы стружки, в которую были надежно зарыты яблоки — отборная, без единого пятнышка, едва отливающая нежной зеленью антоновка. Папа брал яблоко и подносил мне к носу той стороной, где палочка:
— На-ка, подыши!
Антоновка пахнет антоновкой. Это единственный во Вселенной запах.
Или это могла быть пара уток, фаршированная кислой капустой. Или большой свиной запеченный окорок на кости, густо нашпигованный солью, перцем и чесноком. Это могла быть также и баранья нога, издававшая особый аромат бараньего сала, трав и морковки, с которыми она вместе тушилась.
Страшный совершенно наступал тогда момент, тишина опускалась: а кто же решится разделать принесенное блюдо? За дело брался папа, ловко управляясь большой двузубой вилкой и огромнейшим ножом, раскладывал куски по кругу под одобрительное мычание мужчин и слабое повизгивание осторожных женщин.
После горячего обыкновенно танцевали. Недавно была куплена полированная опять же «Ригонда» — модная радиола Рижского завода ВЭФ. Ставили на нее пластинки. Не помню, чтобы слушали у нас в доме модные тогда ВИА. Помню, что был Оскар Строк, помню, что был еще Утесов, Марк Бернес.
Папа был похож на Бернеса. У меня и сейчас губы подрагивают, когда слышу:
Почему ж ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далёкие,
В те года вешние?
Голова стала белою,
Что с ней я поделаю?
Почему же ты мне встретилась
Лишь сейчас?
Любовь пятидесятипятилетнего мужчины и восемнадцатилетней провинциальной девочки. Чьим воплощением стала наша семья. Любовь, которая закончилась через восемь лет папиной смертью.
— Иля, мальчики не плачут! Мальчики должны быть мужчинами!
Пока гости проводили время за танцами, мама уносила обеденную посуду и накрывала к чаю. Чашки были — знаменитые Ломоносовские «золотые ромашки». К каждой чашке с блюдечком давалась такая же золотая тарелочка и опять же тяжелые мельхиоровые чайные ложки.
Что ели на сладкое?
Король любого праздника — Наполеон и практически всегда — безе.
К приготовлению крема и безе привлекали меня: отделять белки от желтков, а после — взбивать вначале сами белки, а в конце уже белки с сахаром в ручной такой кремовзбивалке. Она так именно и называлась. Слова «миксер» тогда еще не было. А кремовзбивалка — это такая была литровая широкая банка, на которую накручивалась белая пластмассовая крышка с венчиками внутри и ручкой для кручения снаружи.
После того, как безе выпекалось, его выкладывали горкой, промазывая каждый слой заварным кремом, в который добавляли грецкие орехи. Все это чудо вносилось в комнату и, к радости сидевших за столом мужчин, громко оглашалось его название: Торт «Поцелуй Хозяйки». Мужчинам нравилось.
Чай пили неторопливо, нахваливали ту самую хозяйку, поднимали бокалы со сладким вином. Мужчины пили коньяк.
Допивали чай, начинали собираться. Хозяева старались гостей удержать. Гости потихонечку поднимались. Благодарили. Расходились.
Мы с папой носили посуду в кухню. Мама мыла, звенела тарелками. Потом наступала тишина. Мама вытирала мокрые руки передником.
— Илюша, спасть!
Родители за стенкой садились в кресла и обсуждали прошедший вечер. Вслушиваясь в их приглушенные голоса, я засыпал.
Та супница, знаете, долго потом продержалась в нашей семье. И даже сослужила нам некоторую особую службу. Когда через короткое время папа умер, и мы остались с мамой почти без каких-либо средств к существованию, однажды, приподняв зачем-то крышку, мама обнаружила в ней сто рублей — заначку, которую папа оставил, уходя последний раз из дома в больницу.
Интересно, что должно случиться, чтобы мы снова начали подавать суп в супнице? Дети наши, еще более торопливые, чем мы, точно не станут. Может быть, внуки?
Сейчас этих людей из семидесятых нету уже в живых. Остались только мы. Которые сами были тогда детьми. Которых родители не пускали тогда за стол, потому что это было для нас неполезно. И я, знаете, когда принимаю нынче гостей, нет-нет, да и скажу особый тост за детей. В том смысле, что давайте выпьем за них. Чтобы им было потом, что вспомнить и о чем всплакнуть. Потому что, когда мы умрем, они будут сидеть за этим столом после нас.
Автор: И. А. Забежинский
Vолшебница N.,
06-02-2024 12:04
(ссылка)
Кошачьи сказки художника Александра Маскаева
Каждая работа художника просто затягивает вас в неповторимый
сказочный мир, полный домовых и леших, пиратов и русалок,
ковров-самолетов и гномов. Но главным персонажем большинства его картин
является бесподобный кот Кузьма и целый мышиный народец, где у каждого
персонажа выписан такой яркий характер и разнообразие эмоций, что глаз
оторвать невозможноСовершенно забываешь о проблемах, спешке, убегающем времени, всех этих дурацких и пугающих новостях…Просто сидишь с обалденно-довольной улыбкой на лице и получаешь необыкновенное удовольствие. Магические
картины, в детство уносят. Помогают вспомнить те счастливые времена,
когда мы еще верили в чудеса и добро
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
Vолшебница N.,
05-02-2024 11:39
(ссылка)
Кровь монастыря Сан-Дженнаро
В Средние века было принято собирать капли крови покойников,
прославившихся своей святостью. Особенно такой обычай был распространен в
Италии. Кровь хранили в пиалах, где она высыхала и превращалась в
корку. Но иногда извлекаемая из склепов разных монастырей и церквей
Италии, она ненадолго делалась опять жидкой.
Подчас, теряя твердость, кровь пузырилась и выделяла пену. Такое
случалось даже с той, что была собрана и затвердела много веков назад.
Это чудо, образно называемое закипанием крови, происходит несколько
раз в году в Неаполе, где в местном соборе хранятся две пиалы с кровью святого Януария.
[ Читать далее... → ]
прославившихся своей святостью. Особенно такой обычай был распространен в
Италии. Кровь хранили в пиалах, где она высыхала и превращалась в
корку. Но иногда извлекаемая из склепов разных монастырей и церквей
Италии, она ненадолго делалась опять жидкой.
Подчас, теряя твердость, кровь пузырилась и выделяла пену. Такое
случалось даже с той, что была собрана и затвердела много веков назад.
Это чудо, образно называемое закипанием крови, происходит несколько
раз в году в Неаполе, где в местном соборе хранятся две пиалы с кровью святого Януария.
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
Vолшебница N.,
03-02-2024 11:10
(ссылка)
Проклятый мост
Печально
известный мост Овертаун был построен приблизительно в 1862-м году. А
известным он стал благодаря собакам, которые на протяжении многих
десятилетий сводили счеты с жизнью, прыгая с этого моста[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
Vолшебница N.,
02-02-2024 16:03
(ссылка)
Дуглас Хоум - человек,который умел летать
16 декабря 1868 года члены английского филантропического общества были поражены увиденным: известный медиум поднялся в воздух без какого-либо механизма, вылетел через окно дома и, развернувшись в воздухе, снова влетел в дом, но уже через другое окно.
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
02-02-2024 14:27
(ссылка)
В гостях
В ГОСТЯХ
Когда Вячеслав пришёл с работы, жена плакала. Тёща хмуро гремела на кухне кастрюлями.
- Опять поцапались?… - Слава устало уселся за обеденный стол и грозно посмотрел на тёщу.
- Она сама виновата! – мгновенно парировала тёща. – Мать уважать надо! И не перечить ей. Я у неё в гостях, между прочим.
- Вы в гостях уже год... – уныло заметил зять. – Не задержались?
- А хоть два! Терпите!
- Нет! Всё! Хватит! – вскипел Вячеслав. – Давно я с вами хотел поговорить как мужчина!
- Кто? – Тёша смерила его уничтожающим взглядом. – Ты? Мужчина? Вот мой Володька – тот был мужчина, царство ему небесное. И в тюрьме посидел, и директором магазина побыл! А ты… И как за тебя только Людка вышла? Мужчина...
- Ну ладно… - Вячеслав тяжело вздохнул, лихорадочно думая, чем же ответить тёще. - Ладно… Скоро всё это закончится… - Он даже погрозил тёще пальчиком. – Закончится...
- Да знаю, знаю! Вы с Людкой давно ждёте, когда я помру! – Тёща громыхнула кастрюлей. – Но смотрите, как бы я вас не пережила!
- Кто ждёт? Мы ждём? Наоборот… - Вячеслав сказал эту фразу, и растерялся – а что, наоборот? Ведь на самом деле, иногда такие мысли его посещали. Тёще было уже почти восемьдесят, но она была бойцом. Своим поганым словом могла унизить любого. – А вот мы вам жениха найдём, ему и будете душу выносить! - Эта фраза из Вячеслава выскочила сама собой. – Только вы уж завтра голову помойте, оденьтесь красиво, и брошку нацепите….
Тёща уставилась на него, как баран на новые ворота.
- Это для чего это?
- Нужно! Завтра жених к вам придёт!
Вячеслав соврал это так правдоподобно, что тёща растерялась.
- Сдурел?! Какой ещё жених?! Не нужно мне никаких женихов!
- Поздно! – Вячеслав понял, если тёще врать, то врать нужно жестоко. Говорят, она и за своего мужа вышла замуж только потому, что он ей пригрозил. Выходит, в душе она великая трусиха.– Уже всё решено!
- Чего решено?! – взвилась тёща. - Кто это за меня решать будет? Я замуж не собираюсь!
- А зачем замуж? – пожал плечами Вячеслав. – Никто вас замуж брать и не хочет. Только в любовницы.
- Чего?!
- А чего слышали! Я в газету "Из рук в руки"объявление дал: «Ищу любовника для своей тёщи». И отозвался один.
Тёща села напротив зятя и вытаращила глаза. А зять продолжал врать.
- Вы не переживайте, он мужчина знатный. И в тюрьме сидел, как ваш первый муж.
- За что? – как загипнотизированная, спросила тёща.
- Говорит, жену покалечил. Чего-то она ему поперёк сказала. Двадцать лет отсидел, теперь ему снова ласки хочется. Я с ним созвонился, и фотографию вашу послал. Он увидел, и прямо в вас влюбился. Говорит, пока с ней не пересплю – не успокоюсь.
- Тьфу, паразит! Пакостник! Как у тебя ума только хватило! Звони этому, твоему… Отменяй немедленно встречу!
- Не… - Вячеслав замотал головой. – Уже не могу. Он мужик конкретный. Так мне и сказал: «Если обманываешь – порешу». Так что, завтра он по-любому придёт. А мы с Людмилой поедем в вашу квартиру, куда вы возвращаться не хотите.
- Зачем это вы туда поедете?
- Так у вас же будет медовый месяц. Мы там поживём пока.
- Вот это видел! – Тёща показала ему фигу. – Я вас туда не пущу.
- А у нас ключи есть, – ответил Вячеслав спокойно, и даже зевнул. – Так что, мы вам мешать не будем…
- Перестань! – Тёща шарахнула ладонью по столу, потом закричала: - Людка, иди сюда! Твой муж надо мной хулиганит!
Людмила появилась очень быстро и удивлённо уставилась на мать.
- Чего тут у вас опять?
- Он… - Тёща от возмущения никак не могла сформулировать мысль. – Он… Такое удумал... Он мне мужчину нашёл... Без спросу. Уголовника! Избавиться от меня хочет! Смерти моей желает!
- Чего, правда, что ли? – Жена в недоумении посмотрела на мужа.
- Ну… - кивнул Вячеслав, и ему вдруг стало весело. – Я подумал, отчего твоя мать так бесится ? А потому что ей мужик нужен! Вот я и нашёл.
- С ума сошёл? – Теперь жена вытаращила на него глаза. – Он хоть кто?
- Бывший заключённый. Правда, помладше твоей мамани будет, но зато - горячий! Такой, какой нужно. Чуть что – сразу в глаз. Я же вкус твоей матери знаю. Так что всё! Завтра он придёт!
- Слава, ты что?.. Маме почти восемьдесят… Какие ей женихи?
- Нормально, – кивнул Вячеслав. – Люд, ты пойми, я отказать ему уже не могу. Он пригрозил, ежели я пойду на попятную. Так что, выбирай – или я, или твоя мать. Пока выбираешь, я пойду ключи от тёщиной квартиры возьму.
- Зачем это? - дрожащими губами спросила жена.
- Затем. Если выберешь меня, мы с тобой сегодня же туда уедем. А нет - оставайся с мамой. Поможешь ей в трудную минуту, когда любовник её жизни учить будет.
- Погоди! – воскликнула торопливо жена. – Я нам чемодан быстренько соберу. Нужно взять вещичек на первое время.
- Людка… Ты чего?.. – опомнилась тёща.
- Ой, мама… - Людмила махнула на неё рукой. – У тебя теперь новая жизнь… А нам-то – жить по-старому...
- Какая новая жизнь?! – Тёща вдруг сорвалась с места и кинулась с кухни. – Я не хочу новой жизни! – Она кричала уже из комнаты, которую временно оккупировала. - Я от вас съезжаю! Немедленно! А вы уж тут сами, без меня…
© Анисимов
Когда Вячеслав пришёл с работы, жена плакала. Тёща хмуро гремела на кухне кастрюлями.
- Опять поцапались?… - Слава устало уселся за обеденный стол и грозно посмотрел на тёщу.
- Она сама виновата! – мгновенно парировала тёща. – Мать уважать надо! И не перечить ей. Я у неё в гостях, между прочим.
- Вы в гостях уже год... – уныло заметил зять. – Не задержались?
- А хоть два! Терпите!
- Нет! Всё! Хватит! – вскипел Вячеслав. – Давно я с вами хотел поговорить как мужчина!
- Кто? – Тёша смерила его уничтожающим взглядом. – Ты? Мужчина? Вот мой Володька – тот был мужчина, царство ему небесное. И в тюрьме посидел, и директором магазина побыл! А ты… И как за тебя только Людка вышла? Мужчина...
- Ну ладно… - Вячеслав тяжело вздохнул, лихорадочно думая, чем же ответить тёще. - Ладно… Скоро всё это закончится… - Он даже погрозил тёще пальчиком. – Закончится...
- Да знаю, знаю! Вы с Людкой давно ждёте, когда я помру! – Тёща громыхнула кастрюлей. – Но смотрите, как бы я вас не пережила!
- Кто ждёт? Мы ждём? Наоборот… - Вячеслав сказал эту фразу, и растерялся – а что, наоборот? Ведь на самом деле, иногда такие мысли его посещали. Тёще было уже почти восемьдесят, но она была бойцом. Своим поганым словом могла унизить любого. – А вот мы вам жениха найдём, ему и будете душу выносить! - Эта фраза из Вячеслава выскочила сама собой. – Только вы уж завтра голову помойте, оденьтесь красиво, и брошку нацепите….
Тёща уставилась на него, как баран на новые ворота.
- Это для чего это?
- Нужно! Завтра жених к вам придёт!
Вячеслав соврал это так правдоподобно, что тёща растерялась.
- Сдурел?! Какой ещё жених?! Не нужно мне никаких женихов!
- Поздно! – Вячеслав понял, если тёще врать, то врать нужно жестоко. Говорят, она и за своего мужа вышла замуж только потому, что он ей пригрозил. Выходит, в душе она великая трусиха.– Уже всё решено!
- Чего решено?! – взвилась тёща. - Кто это за меня решать будет? Я замуж не собираюсь!
- А зачем замуж? – пожал плечами Вячеслав. – Никто вас замуж брать и не хочет. Только в любовницы.
- Чего?!
- А чего слышали! Я в газету "Из рук в руки"объявление дал: «Ищу любовника для своей тёщи». И отозвался один.
Тёща села напротив зятя и вытаращила глаза. А зять продолжал врать.
- Вы не переживайте, он мужчина знатный. И в тюрьме сидел, как ваш первый муж.
- За что? – как загипнотизированная, спросила тёща.
- Говорит, жену покалечил. Чего-то она ему поперёк сказала. Двадцать лет отсидел, теперь ему снова ласки хочется. Я с ним созвонился, и фотографию вашу послал. Он увидел, и прямо в вас влюбился. Говорит, пока с ней не пересплю – не успокоюсь.
- Тьфу, паразит! Пакостник! Как у тебя ума только хватило! Звони этому, твоему… Отменяй немедленно встречу!
- Не… - Вячеслав замотал головой. – Уже не могу. Он мужик конкретный. Так мне и сказал: «Если обманываешь – порешу». Так что, завтра он по-любому придёт. А мы с Людмилой поедем в вашу квартиру, куда вы возвращаться не хотите.
- Зачем это вы туда поедете?
- Так у вас же будет медовый месяц. Мы там поживём пока.
- Вот это видел! – Тёща показала ему фигу. – Я вас туда не пущу.
- А у нас ключи есть, – ответил Вячеслав спокойно, и даже зевнул. – Так что, мы вам мешать не будем…
- Перестань! – Тёща шарахнула ладонью по столу, потом закричала: - Людка, иди сюда! Твой муж надо мной хулиганит!
Людмила появилась очень быстро и удивлённо уставилась на мать.
- Чего тут у вас опять?
- Он… - Тёща от возмущения никак не могла сформулировать мысль. – Он… Такое удумал... Он мне мужчину нашёл... Без спросу. Уголовника! Избавиться от меня хочет! Смерти моей желает!
- Чего, правда, что ли? – Жена в недоумении посмотрела на мужа.
- Ну… - кивнул Вячеслав, и ему вдруг стало весело. – Я подумал, отчего твоя мать так бесится ? А потому что ей мужик нужен! Вот я и нашёл.
- С ума сошёл? – Теперь жена вытаращила на него глаза. – Он хоть кто?
- Бывший заключённый. Правда, помладше твоей мамани будет, но зато - горячий! Такой, какой нужно. Чуть что – сразу в глаз. Я же вкус твоей матери знаю. Так что всё! Завтра он придёт!
- Слава, ты что?.. Маме почти восемьдесят… Какие ей женихи?
- Нормально, – кивнул Вячеслав. – Люд, ты пойми, я отказать ему уже не могу. Он пригрозил, ежели я пойду на попятную. Так что, выбирай – или я, или твоя мать. Пока выбираешь, я пойду ключи от тёщиной квартиры возьму.
- Зачем это? - дрожащими губами спросила жена.
- Затем. Если выберешь меня, мы с тобой сегодня же туда уедем. А нет - оставайся с мамой. Поможешь ей в трудную минуту, когда любовник её жизни учить будет.
- Погоди! – воскликнула торопливо жена. – Я нам чемодан быстренько соберу. Нужно взять вещичек на первое время.
- Людка… Ты чего?.. – опомнилась тёща.
- Ой, мама… - Людмила махнула на неё рукой. – У тебя теперь новая жизнь… А нам-то – жить по-старому...
- Какая новая жизнь?! – Тёща вдруг сорвалась с места и кинулась с кухни. – Я не хочу новой жизни! – Она кричала уже из комнаты, которую временно оккупировала. - Я от вас съезжаю! Немедленно! А вы уж тут сами, без меня…
© Анисимов
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
02-02-2024 10:18
(ссылка)
Платье, как диагноз
Платье, как диагноз
Знаете, о характере женщины можно узнать очень многое, сходив с ней на шопинг. Мои подруги часто берут меня с собой, когда им нужно купить платье или там пальто, например. Нет, я совсем не разбираюсь в модных течениях и всяких трендах. Дело в том, что я очень плохо вру. Вот совсем бездарно и тупо. И если в куртке подруга выглядит, как комиссарша с агитплаката, я так и скажу. Ой, нет, даже не скажу, а ляпну, потому что у меня язык впереди головы бежит. Не самое удобное качество. С годами я, конечно, научилась прикусывать язык и многозначительно молчать. Но мое лицо... Вот оно, зараза, не промолчит. У меня прямо на лбу красная бегущая строка: «Сними это немедленно». Но зато, если подруге в платье хорошо, уж тут то я не промолчу ни за что))))
В общем, за годы присутствия в примерочных я отследила интересную тенденцию. Как женщина выбирает одежду, такова она и в жизни.
Вот, например, Алена очень придирчиво выбирает платье, долго меряет его, фотографирует себя в нем, отправляет фото куме, маме и портнихе (причём тут портниха? Сейчас узнаете). Долго решает, купить или нет. Покупает. Но! Все новые платья, вот клянусь, все до единого, она потом перешивает. То нужно его укоротить, то ушить в талии, обрезать там, добавить здесь. Ее портниха вздрагивает каждый раз, когда Алена присылает фото из примерочной. Потому что даже перешитое платье не всегда ее радует. И пылится потом в шкафу, пока Алена не найдёт, кому его подарить. Вы уже поняли, что в жизни у Алёны все точно так же, как в примерочной - муж хороший, молодец, но она его то на курсы английского отправила, то потащила на лекцию по личностному росту, то к парикмахеру, чтобы новую стрижку сделать. В общем, Алена все стремится переделать, даже то, что переделывать не стоит. И часто остаётся недовольна результатом. Но ещё ни разу она не сказала: «Надо было оставить так, как было».
Марина обладает безупречным вкусом. Ее платья и туфли все сплошь брендовые и безумно дорогие. Но дело в том, что все они настолько неудобные, что в туфлях можно только красиво сидеть, а в платьях семенить крошечными шажками и невозможно дышать. Мужчины у Марины все, как с обложки, но постоянно то пьют, то изменяют... В общем, жить с ними совершенно невозможно. Зато с ними получаются офигенные селфи.
Наташа у меня девушка обстоятельная - она объедет пятнадцать магазинов, перемеряет полсотни платьев и... выберет самое неудачное, желтое, на два размера меньше. А потом страдает в нем, мужественно его носит, скалывая брошью на груди настойчиво стремящееся разойтись декольте. Наташе не везёт с мужчинами. Она долго присматривается к ним, мучительно решая и советуясь - стоит ли с ним встречаться и вообще. И вдруг знакомит меня с каким-то невзрачным хлыщом, гордо представляя: «Это мой Вадик, у нас все серьезно». А потом оказывается, что Вадик переживает пятый развод и алименты на троих детей, жить ему негде, он ненавидит кофе со сливками и Наташе пить его запрещает. Наташа пьёт латте украдкой, встречаясь со мной, торопливо вытирает рот и поправляет помаду: «Слушай, он совершенно невыносим, ну где были мои глаза?». Комментарии излишни.
Есть ещё Катя. Вот уж кто умеет делать покупки, так это она! Катя всегда точно знает, что она хочет купить. Никаких импульсивных приобретений! Если она выбирает свитер, значит, к этому свитеру у неё есть ботиночки, сумка и шарфик в тон. Ее шкаф - идеальная выставка комплектов одежды, а ее обувной шкаф - моя недостижимая мечта. Вся обувь расставлена по цветам и сезонам, справа специальное отделение для сумок, которые подходят к этой обуви. На шопинге я ей нужна только для того, чтобы подтвердить правильность выбора. Прежде, чем оплатить покупку, Катя надевает очки и придирчиво осматривает все швы и пуговки. Если ей внезапно понравилось платье, она его не купит сразу, а отложит и придёт на повторную примерку в том белье и в тех туфлях, с которыми планирует его носить. Катя знает, когда в магазинах лучшие распродажи и планирует покупку зимних сапог в июне. Дом у Кати словно картинка из интерьерного журнала - все ровно, идеально и на своих местах. Есть специальные столовые приборы для праздничных и гостевых трапез, у неё даже есть специальный набор посуды для пикника!!! И корзинка, да. Все в ее жизни и семье упорядоченно и разложено по полочкам.
Но я больше всего люблю ходить по магазинам с Олей. Когда мы идём за маечкой, не факт, что мы ее купим. Оля внезапно может купить ярко-зелёный пуховик-одеяло, алое платье в пол и синие бархатные туфли. И все это, прошу заметить, ей невероятно идет. Даже если она наденет это все одновременно. Шопинг с Олей это фейерверк смеха и веселья, она может уйти из примерочной в новом платье и уже на выходе продавщица бежит с ножницами, чтобы обрезать ценник. Муж у Оли вечно взлохмачен и весел, дети рисуют на обоях, а я могу курить на ее балконе, взгромоздив ноги на столик. Дома у неё всегда шумно, на диване лежат колготки и пластилин. Но все это так органично и весело, что совершенно не напрягает. Уходя от неё, я чувствую себя шампанским, пузырясь радостью и легкостью.
Я наблюдаю за своими подругами в примерочных и учусь у них. Иногда я могу купить платье, как Алена, потому что оно великолепно сидит на груди, но длинновато. Это мелочи, отрезать - не добавить. У меня есть целый чемодан туфель, как у Марины - невозможно красивых и неудобных. Но зато я них идеально смотрюсь в зеркале. Я могу долго выбирать сумку, как Наташа, и в итоге купить совершенно не ту, что планировала. И сначала она мне не понравится. Но со временем я к ней привыкну и она будет казаться мне самой удобной изо всех. Изредка мне удаётся, как Кате, выбрать идеальный свитер, с которым я составлю двенадцать вариантов ансамблей. Но чаще всего я, как Оля, покупаю что попало, просто потому что оно фиолетовое. Интересно, какой у меня диагноз?
/Ира Курман/
Знаете, о характере женщины можно узнать очень многое, сходив с ней на шопинг. Мои подруги часто берут меня с собой, когда им нужно купить платье или там пальто, например. Нет, я совсем не разбираюсь в модных течениях и всяких трендах. Дело в том, что я очень плохо вру. Вот совсем бездарно и тупо. И если в куртке подруга выглядит, как комиссарша с агитплаката, я так и скажу. Ой, нет, даже не скажу, а ляпну, потому что у меня язык впереди головы бежит. Не самое удобное качество. С годами я, конечно, научилась прикусывать язык и многозначительно молчать. Но мое лицо... Вот оно, зараза, не промолчит. У меня прямо на лбу красная бегущая строка: «Сними это немедленно». Но зато, если подруге в платье хорошо, уж тут то я не промолчу ни за что))))
В общем, за годы присутствия в примерочных я отследила интересную тенденцию. Как женщина выбирает одежду, такова она и в жизни.
Вот, например, Алена очень придирчиво выбирает платье, долго меряет его, фотографирует себя в нем, отправляет фото куме, маме и портнихе (причём тут портниха? Сейчас узнаете). Долго решает, купить или нет. Покупает. Но! Все новые платья, вот клянусь, все до единого, она потом перешивает. То нужно его укоротить, то ушить в талии, обрезать там, добавить здесь. Ее портниха вздрагивает каждый раз, когда Алена присылает фото из примерочной. Потому что даже перешитое платье не всегда ее радует. И пылится потом в шкафу, пока Алена не найдёт, кому его подарить. Вы уже поняли, что в жизни у Алёны все точно так же, как в примерочной - муж хороший, молодец, но она его то на курсы английского отправила, то потащила на лекцию по личностному росту, то к парикмахеру, чтобы новую стрижку сделать. В общем, Алена все стремится переделать, даже то, что переделывать не стоит. И часто остаётся недовольна результатом. Но ещё ни разу она не сказала: «Надо было оставить так, как было».
Марина обладает безупречным вкусом. Ее платья и туфли все сплошь брендовые и безумно дорогие. Но дело в том, что все они настолько неудобные, что в туфлях можно только красиво сидеть, а в платьях семенить крошечными шажками и невозможно дышать. Мужчины у Марины все, как с обложки, но постоянно то пьют, то изменяют... В общем, жить с ними совершенно невозможно. Зато с ними получаются офигенные селфи.
Наташа у меня девушка обстоятельная - она объедет пятнадцать магазинов, перемеряет полсотни платьев и... выберет самое неудачное, желтое, на два размера меньше. А потом страдает в нем, мужественно его носит, скалывая брошью на груди настойчиво стремящееся разойтись декольте. Наташе не везёт с мужчинами. Она долго присматривается к ним, мучительно решая и советуясь - стоит ли с ним встречаться и вообще. И вдруг знакомит меня с каким-то невзрачным хлыщом, гордо представляя: «Это мой Вадик, у нас все серьезно». А потом оказывается, что Вадик переживает пятый развод и алименты на троих детей, жить ему негде, он ненавидит кофе со сливками и Наташе пить его запрещает. Наташа пьёт латте украдкой, встречаясь со мной, торопливо вытирает рот и поправляет помаду: «Слушай, он совершенно невыносим, ну где были мои глаза?». Комментарии излишни.
Есть ещё Катя. Вот уж кто умеет делать покупки, так это она! Катя всегда точно знает, что она хочет купить. Никаких импульсивных приобретений! Если она выбирает свитер, значит, к этому свитеру у неё есть ботиночки, сумка и шарфик в тон. Ее шкаф - идеальная выставка комплектов одежды, а ее обувной шкаф - моя недостижимая мечта. Вся обувь расставлена по цветам и сезонам, справа специальное отделение для сумок, которые подходят к этой обуви. На шопинге я ей нужна только для того, чтобы подтвердить правильность выбора. Прежде, чем оплатить покупку, Катя надевает очки и придирчиво осматривает все швы и пуговки. Если ей внезапно понравилось платье, она его не купит сразу, а отложит и придёт на повторную примерку в том белье и в тех туфлях, с которыми планирует его носить. Катя знает, когда в магазинах лучшие распродажи и планирует покупку зимних сапог в июне. Дом у Кати словно картинка из интерьерного журнала - все ровно, идеально и на своих местах. Есть специальные столовые приборы для праздничных и гостевых трапез, у неё даже есть специальный набор посуды для пикника!!! И корзинка, да. Все в ее жизни и семье упорядоченно и разложено по полочкам.
Но я больше всего люблю ходить по магазинам с Олей. Когда мы идём за маечкой, не факт, что мы ее купим. Оля внезапно может купить ярко-зелёный пуховик-одеяло, алое платье в пол и синие бархатные туфли. И все это, прошу заметить, ей невероятно идет. Даже если она наденет это все одновременно. Шопинг с Олей это фейерверк смеха и веселья, она может уйти из примерочной в новом платье и уже на выходе продавщица бежит с ножницами, чтобы обрезать ценник. Муж у Оли вечно взлохмачен и весел, дети рисуют на обоях, а я могу курить на ее балконе, взгромоздив ноги на столик. Дома у неё всегда шумно, на диване лежат колготки и пластилин. Но все это так органично и весело, что совершенно не напрягает. Уходя от неё, я чувствую себя шампанским, пузырясь радостью и легкостью.
Я наблюдаю за своими подругами в примерочных и учусь у них. Иногда я могу купить платье, как Алена, потому что оно великолепно сидит на груди, но длинновато. Это мелочи, отрезать - не добавить. У меня есть целый чемодан туфель, как у Марины - невозможно красивых и неудобных. Но зато я них идеально смотрюсь в зеркале. Я могу долго выбирать сумку, как Наташа, и в итоге купить совершенно не ту, что планировала. И сначала она мне не понравится. Но со временем я к ней привыкну и она будет казаться мне самой удобной изо всех. Изредка мне удаётся, как Кате, выбрать идеальный свитер, с которым я составлю двенадцать вариантов ансамблей. Но чаще всего я, как Оля, покупаю что попало, просто потому что оно фиолетовое. Интересно, какой у меня диагноз?
/Ира Курман/
Vолшебница N.,
31-01-2024 10:39
(ссылка)
Тайная жизнь ежиков
Талантливый фотограф Елена Еремина из Санкт-Петербурга открыла секрет долголетия ежиков. И готова поделитьс им с вами
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
Vолшебница N.,
30-01-2024 10:44
(ссылка)
Дворняга по имени Гром
.Откуда у нас появилась дворняга Гром? Я возвращался поздним вечером
из командировки, спешил: безумно соскучился по жене и сынишке.
Надвигаласьгроза, а вот ее с детства боялся, хоть и стыдно в этом признаваться.
[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
Vолшебница N.,
26-01-2024 10:42
(ссылка)
Призрачные битвы
Люди не раз
становились свидетелями призрачных битв на
местах былых сражений. Порой их видели десятки человек, поэтому списать
подобное явление на галлюцинации особо впечатлительных
и[ Читать далее... → ]
Метки: Vолшебница N.
✨ Я Н К А ✨ С Л А В Я Н К А✨,
24-01-2024 11:21
(ссылка)
Муж
Муж ел суп. Сидел за кухонным столом и хлебал суп. Жена кричала. Она даже не замечала, что кричит, - перешла на крик и не заметила.
Кричала, что деньги дал в долг другу, а тот не отдает. Хочешь для всех быть хорошеньким! А деньги нужны, надо кредит отдавать. Надо платить за университет, дочь платно учится. Надо маме делать ремонт в доме, кто ей поможет? Кричала, что муж не отвез ковер в химчистку. Что давно надо поменять люстру, новая в коробке неделю лежит. Долго перечислять, что кричала жена. Не от злости, просто нервничала, как обычно. А муж ел суп. Привык, что жена кричит. Покричит и перестанет.
Он приехал пообедать. Дома дешевле. И желудок больной, домашняя еда лучше. А жена взяла отгул, зубы лечила. И успела суп сварить. Обычная жизнь. Обычные тревоги и разговоры...
Жена вдруг заметила, как муж постарел. Лысина во всю голову. Исчезли золотые кудри... А морщины появились. Даже на шее, - видно, когда над тарелкой наклонился. И спина сгорбленная, как у старичка. Сидит и ест. Терпит. Молчит. Это все - груз забот, тягота и ярмо жизни. И сама жизнь, - она так быстро забирает свои прекрасные дары, молодость и свежесть, золото волос, румянец, белозубую улыбку, сияющие глаза... Силы и веселый нрав.
Это же ее мальчик! Ее паренек. Он приносил сирень весной, он играл на гитаре и пел, он подхватывал ее на руки и кружил, - они смеялись! Он целовал ее. И называл нежными именами. И они хохотали над комедиями в кинотеатре, гуляли в парке, - рука в руке.
Это же ее мальчик. Лысый, постаревший, уставший, - ест суп. А она, его девочка, кричит какие-то обидные и тревожные слова... А жизнь проходит так быстро. И радости почти не остается, - сладкое съедено. Надо доедать суп...
Эти мысли промелькнули так быстро. И жена заплакала от жалости и любви. Подошла сзади и обняла мужа за плечи. А он отложил ложку и взял ее за руки. И руки поцеловал. И можно стало жить дальше. После такого всегда можно жить дальше. Мальчик и девочка снова возьмутся за руки и пойдут, поддерживая друг друга, по дороге жизни. И любовь пойдет с ними. Она тоже была на кухне, любовь. И в сердце. И даже в протертом лечебном супе. А когда любовь есть, можно жить дальше. И поддерживать друг друга, чтобы не унесло любимого ветром времени, который уносит всех - рано или поздно...
Автор: Анна Кирьянова
Кричала, что деньги дал в долг другу, а тот не отдает. Хочешь для всех быть хорошеньким! А деньги нужны, надо кредит отдавать. Надо платить за университет, дочь платно учится. Надо маме делать ремонт в доме, кто ей поможет? Кричала, что муж не отвез ковер в химчистку. Что давно надо поменять люстру, новая в коробке неделю лежит. Долго перечислять, что кричала жена. Не от злости, просто нервничала, как обычно. А муж ел суп. Привык, что жена кричит. Покричит и перестанет.
Он приехал пообедать. Дома дешевле. И желудок больной, домашняя еда лучше. А жена взяла отгул, зубы лечила. И успела суп сварить. Обычная жизнь. Обычные тревоги и разговоры...
Жена вдруг заметила, как муж постарел. Лысина во всю голову. Исчезли золотые кудри... А морщины появились. Даже на шее, - видно, когда над тарелкой наклонился. И спина сгорбленная, как у старичка. Сидит и ест. Терпит. Молчит. Это все - груз забот, тягота и ярмо жизни. И сама жизнь, - она так быстро забирает свои прекрасные дары, молодость и свежесть, золото волос, румянец, белозубую улыбку, сияющие глаза... Силы и веселый нрав.
Это же ее мальчик! Ее паренек. Он приносил сирень весной, он играл на гитаре и пел, он подхватывал ее на руки и кружил, - они смеялись! Он целовал ее. И называл нежными именами. И они хохотали над комедиями в кинотеатре, гуляли в парке, - рука в руке.
Это же ее мальчик. Лысый, постаревший, уставший, - ест суп. А она, его девочка, кричит какие-то обидные и тревожные слова... А жизнь проходит так быстро. И радости почти не остается, - сладкое съедено. Надо доедать суп...
Эти мысли промелькнули так быстро. И жена заплакала от жалости и любви. Подошла сзади и обняла мужа за плечи. А он отложил ложку и взял ее за руки. И руки поцеловал. И можно стало жить дальше. После такого всегда можно жить дальше. Мальчик и девочка снова возьмутся за руки и пойдут, поддерживая друг друга, по дороге жизни. И любовь пойдет с ними. Она тоже была на кухне, любовь. И в сердце. И даже в протертом лечебном супе. А когда любовь есть, можно жить дальше. И поддерживать друг друга, чтобы не унесло любимого ветром времени, который уносит всех - рано или поздно...
Автор: Анна Кирьянова
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
