Откройте свой Мир!

Проповедь в мечети

Однажды ходжа Насреддин, взойдя на кафедру в Акшехире для проповеди,
сказал: "Верующие, знаете ли вы, что я хочу вам сказать?" Ему ответили:
"Нет, не знаем". Тогда Ходжа сказал: "Раз вы не знаете, так что мне
вам и говориться" С этими словами он сошел с кафедры и пошел своей
дорогой.
Когда в следующий раз он снова взошел на кафедру и предложил тот же
вопрос, община ему ответила: "Знаем". - "Ну, коли вы знаете, значит,
мне нет надобности и говорить". Так сказал Ходжа и опять удалился.
Община, пораженная, решила, если Ходжа взойдет еще раз на кафедру,
ответить: "Одни из нас знают, а другие нет".
Поднявшись как-то опять на кафедру, Ходжа по обыкновению обратился
к народу со своим вопросом. Ему ответили: "Одни из нас знают, другие
нет". Ходжа, сохраняя на лице серьезность, воскликнул: "Великолепно!
Пусть тогда те из вас, кто знает, расскажут тем, которые не знают".

Ходжа и одноногий гусь

Зажарил однажды Ходжа гуся и понес государю. Дорогою, проголодавшись, он в укромном месте спустил в брюхо одну гусиную лапку. Представ перед падишахом, он поднес ему, соблюдая церемонии, подарок. Тимуру бросилось в глаза, что гусь без одной ноги, и он спросил об этом у Ходжи. "У нас в Акшехире все гуси одноногие, - заметил Ходжа. - А если не веришь, взгляни на гусей, что у источника". Действительно, в то время гуси, гревшиеся на солнце у источника, стояли на одной ноге и, опустив голову, дремали.
Выглянув из окна, падишах долго смотрел на этих гусей.
В это время случайно заиграли зорю. Музыканты разом ударили в барабан
колотушками, от гула труб застонало небо, и гуси, став на обе ноги,
начали боязливо кидаться из стороны в сторону, чтобы только куда нибудь
убежать. Тимур подозвал Ходжу к окну и сказал: "Ходжа, ты говоришь
неправду; посмотри: у гусей - по две ноги". - "Ну, если бы ты отведал
этих палок, - заметил Ходжа, - ты пополз бы на четвереньках".

Тимурленг спрашивает, как бы его прозвали,
если бы он был аббасидским халифом

Тимурленг сказал ходже: "Ходжа, ты знаешь, что у всех аббасидских
халифов имеются свои прозвища: одного зовут Мутаваккиль ала-ллахи,
другого - Мутасим би-лляхи, и так далее. Ну, а если бы я был Аббасид,
какое было бы у меня прозвище?" Ходжа отвечал: "О державный властелин, будьте уверены, что вас прозвали бы "Наузу би-лляхи" ("Пронеси нас бог").


"Раз я собираюсь разводиться, зачем мне
спрашивать жену об имени?"

Пошел Ходжа в суд, чтобы разводиться с женой. Судья приказал записать
имена жены и ее отца. Когда у Ходжи спросили об этом, он сказал:
"Не знаю". Кази осведомился, сколько лет он женат, и, узнав, что уже
несколько лет, заметил: "Как можно, будучи женатым в течение нескольких лет, не знать, как зовут жену?"
- "Да ведь я не собираюсь с ней жить, - зачем мне спрашивать, как ее зовут?" - отвечал Ходжа.


Ходжа выливает пресную воду в море

На берегу моря почувствовал Ходжа жажду и немного испил соленой воды.
Жажда, конечно, не только не утихла, а, наоборот, в горле у него еще
больше пересохло и затошнило. Он прошел немного вперед и нашел пресную воду.
Вдосталь напившись, он наполнил водой тюбетейку, потом понес и
вылил воду в море. "Не пенись и не вздымайся, - обратился он к морю. -
Нечего понапрасну кичиться перед людьми; попробуй, какой бывает
настоящая вода!"

"Только не внутри, а там, где хотите!"

У Ходжи спросили: "Когда несут покойника, то где следует находиться -
впереди или позади гроба?" - "Только не внутри, - сказал Ходжа, - а
там, где хотите, все равно".

Предусмотрительный отец

Ходжа женился. На пятый день у него родился ребенок. Через день ходжа
принес первый джуз Корана, сумочку для Корана, письменный прибор и
т. д. и положил все это у изголовья люльки.
Ему стали говорить: "Эфенди, для чего это ты так рано?"
- "Ребенок, проделавший девятимесячный путь в пять дней, - заметил Ходжа, - через несколько дней пойдет в школу. Пока у меня сейчас есть деньги, я и заготовил все необходимое".

"А если бы в рубашке был я?"

Ветер уронил на землю висевшую на дереве рубашку Ходжи. Ходжа сказал:
"Нужно нам будет принести благодарственную жертву". Жена спросила у
него о причине, и ходжа объяснил: "А если бы, не дай бог, в рубашке
был я?"

- Жаль мне тебя, Сирень, - ворчал Пень, - нет тебе никогда покоя. Весной - ломают! Осенью - ломают! И утверждают, что надышаться на тебя не могут. Пора бы тебе уже ума набраться! А тебе только бы цвести да распускаться. Ветер у тебя в ветвях! Все мечтаешь о чем-то. Все чему-то улыбаешься. Никакой серьезности.
Прошла гроза. Грозди Сирени наполнились влагой, воздух вокруг напитался ее нежным, тревожным ароматом.
- Вот снова, - заворчал Пень, - грозди свои распустила! А кому все это надо? Бери пример с меня: мне что лето, что зима, что весна, что осень - все едино. На меня ничего не действует. Как говорится, на мне хоть кол теши. Это, я понимаю, счастье!
Сирень не отвечала и не обижалась на Пень. Задумчиво пряча свои глаза в мокрые грозди, она счастливо и мечтательно чему-то улыбалась. Сирень уже привыкла к воркотне Пня и жалела его.
Ведь совсем недавно этот Пень был цветущей черемухой.

Стали муравьи муравейник строить. Уложили с десяток иголочек, и тут появилась Улитка.
- Что вы здесь делаете? - Муравейник строим.
- Сейчас же убирайте все с дороги!
Муравьи растащили иголочки, и Улитка проползла.
На новом месте муравьи построили высокий муравейник, и, когда положили наверх последнюю иголочку, появилась Улитка.
- Опять? - закричала Улитка. - Вы что, издеваетесь надо мной?! Сейчас же убирайте все с дороги, я буду проползать.
- Скоро зима, - сказали муравьи, - мы без муравейника замерзнем.
- Ничего не знаю, чтобы к утру, дорога была свободна.
Улитка спряталась в домике и захрапела.
- Улитке все равно, куда ползти, - сказал один Муравей, - а нам без муравейника нельзя. Надо Улитку повернуть.
Так и сделали. Ухватились за края листика, на котором остановилась Улитка, и отвернули ее от муравейника.
Улитка утром проснулась и глазам своим не верит: дорога свободна.
- И когда это они успели перетащить такую гору? Мне, конечно, все равно, куда ползти. И там, и здесь трава. Но я принципиально не желаю сворачивать. С какой стати сворачивать, если можно ползти прямо.
И Улитка поползла туда, откуда появилась.

Жило-было дерево... и оно любило маленького мальчика. Каждый день мальчик приходил к дереву, собирал его листья, делал из них корону и играл в лесного царя. Он забирался на дерево, раскачивался на ветвях и ел яблоки. И они играли в прятки. А когда он уставал, то спал в тени дерева. Мальчик любил дерево... очень сильно.
И дерево было счастливо.
Но время шло, мальчик стал старше, и дерево часто оставалось одно. Как-то однажды мальчик пришел к дереву.
— Иди, мальчик, вскарабкайся по моему стволу, покачайся на моих ветвях, поешь яблок, поиграй в моей тени и будь счастлив, — сказало дерево.
Мальчик залез на дерево, собрал яблоки и унес их с собой.
И дерево было счастливо.
Но мальчик больше не приходил очень долго... и дереву стало грустно. И вот однажды мальчик вернулся. Дерево задрожало от радости.
— Иди, мальчик, вскарабкайся по моему стволу, покачайся на моих ветвях и будь счастлив, — сказало дерево.
— Я слишком занят, чтобы лазить по деревьям, — ответил мальчик, — Мне нужен дом, чтобы согреться, — сказал он, — Я хочу иметь жену и детей, поэтому мне нужен дом. Ты можешь дать мне дом?
— У меня нет дома, — сказало дерево. — Лес — мой дом, но ты можешь срубить мои ветви и построить дом. Тогда ты будешь счастлив.
И мальчик срубил ветви и унес их, чтобы построить дом. И дерево было счастливо.
Но мальчик не возвращался очень долго. А когда он вернулся, дерево было так счастливо, что почти не могло говорить.
— Иди, мальчик, — прошептало оно, — иди и играй.
— Я слишком стар и печален, чтобы играть, — сказал мальчик. —
Мне нужна лодка, чтобы уплыть отсюда. Ты можешь дать мне лодку?
— Сруби мой ствол и сделай лодку, тогда ты сможешь уплыть и быть счастливым.
Мальчик срубил ствол, сделал лодку и уплыл. И дерево было счастливо... но не совсем.
После долгого времени мальчик снова вернулся.
— Прости, мальчик, — сказало дерево, — но я больше ничего не могу дать тебе. Моих яблок больше нет.
— Мои зубы не годятся для яблок, — сказал мальчик.
— Моих ветвей больше нет, — сказало дерево, — ты не можешь качаться на них.
— Я слишком стар, чтобы качаться на ветвях, — сказал мальчик.
— Моего ствола больше нет, — сказало дерево, — ты не можешь карабкаться.
— Я слишком устал, чтобы карабкаться, — сказал мальчик.
— Прости, — вздохнуло дерево, — я хотело бы дать тебе хоть что-нибудь, но у меня ничего не осталось. Я просто старый пень. Прости...
— Теперь мне многого не надо, — сказал мальчик, — просто тихое место, чтобы сесть и отдохнуть. Я очень устал.
— Хорошо, — сказало дерево, вытягиваясь, насколько это было возможно, — хорошо, старый пень годится для того, чтобы на нем сидели и отдыхали. Иди, Мальчик, садись. Садись и отдохни.
И мальчик так и сделал. И дерево было счастливо.
Будьте счастливы!

Что б мудро жизнь прожить ..
Знать надобно не мало..
Два главных правила запомни для начала
Уж лучше голодать, чем что попало есть
И лучше будь один, чем с кем попало будь..

Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами,
Если подлый лекарство нальет тебе - вылей!
Если мудрый подаст тебе яду - прими!

ОБЯЗАННОСТЬ без любви делает человека РАЗДРАЖИТЕЛЬНЫМ
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ без любви делает человека БЕСЦЕРЕМОННЫМ
СПРАВЕДЛИВОСТЬ без любви делает человека ЖЕСТОКИМ
ПРАВДОЛЮБИЕ без любви делает человека КРИТИКАНОМ
ВОСПИТАНИЕ без любви делает человека ДВУЛИКИМ
УМ без любви делает человека ХИТРЫМ
ПРИВЕТЛИВОСТЬ без любви делает человека ЛИЦЕМЕРНЫМ
КОМПЕТЕНТНОСТЬ без любви делает человека НЕУСТУПЧИВЫМ
ВЛАСТЬ без любви делает человека НАСИЛЬНИКОМ
ЧЕСТЬ без любви делает человека ВЫСОКОМЕРНЫМ
БОГАТСТВО без любви делает человека ЖАДНЫМ
ВЕРА без любви делает человека ФАНАТИКОМ

Мужчина соблюдает чужую тайну вернее, чем свою собственную, а женщина лучше хранит свою, нежели чужую.

В маленьком домике на краю большой лужи жили двенадцать поросят. Мама очень любила поросят и называла их зайчиками.
- Зайчики, обедать! - звала их мама, и поросята весело отвечали ей:
- Хрю! Хрю!
Мама занималась воспитанием зайчиков: не позволяла залезать в грязь, рыть землю и есть что попало...
А папа лежал в луже и ворчал:
- Что это за лужа? Теперь и грязи-то настоящей нет.
Мама каждый день любовалась своими зайчиками, и ей казалось, что и ушки у них длиннее становились, и шерстка пушистей.
- Правда же, - говорила мама, - они у нас совсем как зайчики?
- Очень похожи, - ворчал папа. - Времена пошли, хорошей свинье никакого уважения. Все хотят, чтобы дети у них были зайчиками да котиками
- Беспокоюсь я за своих зайчиков, - говорила Свинья, - все ничего, а вот ушки что-то плохо растут.
- Не в ушах дело, - говорил папа. - Зайцу, если он заяц, хоть вовсе уши отрежь, он останется зайцем.
Приходила в гости к Свинье соседка Лошадь, приводила своего котика.
- Какой у тебя славный котик, и мурлычет как настоящий, - говорила Свинья.
- А у тебя вылитые зайчики, - говорила Лошадь, - только голенькие, но это ничего. С зайца хоть шкуру сними, он останется зайцем.
Мама никогда не позволяла зайчикам рыться в земле.
И, несмотря на это, у зайчиков выросли пятачки.
- Как вам не стыдно ходить с такими пятачками? - говорила мама. - Ведь вы же зайчики.
А поросята стояли, виновато похрюкивая: им было стыдно. Но это полбеды. Однажды мама смотрит: все зайчики сидят с папой в луже, только пятачки торчат.
- Какой ужас! - сказала мама и горько заплакала. И вдруг видит: идет соседка Лошадь и тоже плачет.
- Мой котик убежал и ест траву в поле. Я-то его одними сливками кормила!..
- Несчастные мы, - сказала Свинья, - поневоле будешь завидовать Ослу: у него дети больше всего на зайчиков похожи, только большие.
И тут на дорожке с веселым хрюканьем появились все двенадцать поросят.
Они были такие веселые и смешные, с такими розовыми пятачками и чумазыми мордочками, что Лошадь даже пожалела, что ее сын не поросенок.
Но вот, поднимая пыль, прискакал жеребенок. - Какая сочная трава в лугах! - сказал он.
- У тебя замечательный жеребенок, - сказала Свинья и с грустью посмотрела на своих поросят. - Сейчас же домой, умываться, - сказала она.
И поросята нехотя поплелись по дорожке. Мама шла сзади и смотрела на двенадцать закрученных хвостиков.
"И зачем моим поросятам заячьи уши? - думала мама. - Как я раньше не замечала, что нет на свете ничего лучше этих закрученных хвостиков.

По ночам Светлячок не спал, а светился и смотрел на небо.
Небо он считал большим зеркалом, в котором отражаются светлячки, сидящие на соседних былинках.
Одни горели тускло, другие ярко. Вот только не знал Светлячок, где его отражение. И втайне считал, яркая Полярная звезда как раз и есть его отражение.
Иногда, Светлячку казалось, что Полярная звезда начинает тускнеть, тогда он напрягал все свои силы и даже гудел от напряжения. Ему хотелось быть ярким, а не тусклым, как другие звезды.
- Не надрывайся, - говорили ему соседи. - Тебе что, больше всех надо? Свети потихоньку.
Но Светлячок никого не слушал. - Так можно и совсем погаснуть!
Только утром, совершенно обессилев, но со спокойной совестью Светлячок засыпал. Он боялся только одного - проспать. Ведь если он проспит, на небе не появится Полярная звезда.

Утенок вылупился из яйца и долго стоял, пораженный величиной другого яйца, в которое он попал. Большой и красный желток висел над лесом. Утенок втянул голову в плечи, ему стало страшно.
- Кря! - сказало что-то рядом, тоже очень большое, но не страшное, а теплое и мягкое. Утенку захотелось спрятаться, и он нырнул под крыло маме Утке. Подождав немного и видя, что ничего не происходит, он высунулся наружу. И снова громадный мир поразил его. - Что это?
- Кря! Это мир.
Утенок опять непонимающе пискнул, но мама Утка легонько его клюнула и сказала: - Кря! Поживешь - узнаешь.
Утенок постоял немного, и вдруг ему захотелось клюнуть большой красный желток, висевший над лесом.
Он вылез из-под крыла и заковылял. Но, сделав несколько шагов, скатился с кочки и плюхнулся в воду.
Он стал сильно работать лапками и поплыл. А рядом плыла мама Утка.
Утенок выбился из сил, а желток был все так же далеко.
Обратно он плыть не мог.
Мама Утка подталкивала его клювом, а Утенок крутился на воде серым комочком.
Потом он с трудом забрался в гнездо.
Мама Утка накрыла Утенка своим крылом и сказала: - Кря! Еще ни одна утка не долетала до солнца. Утенок удивленно пискнул, глаза у него сами закрылись, и он заснул первый раз в жизни.
Во сне ему снился вкусный красный желток.

Жил на свете волшебник. Все он мог, но ничего его не радовало. Махнет рукой - дворец появится, махнет еще - пустыня возникнет или море разольется. Посмотрит волшебник на все это и скажет: "Ну и что?
И решил он узнать, что люди о счастье говорят. Почему они ничего не могут, а счастливы бывают?
Вот раз встретил волшебник человека, который нес мешок.
- Тяжело? - спрашивает волшебник.
- Куда уж тяжелей, - отвечает человек.
- Хочешь, тебе всегда легко будет? Хочешь, все будет делаться само собой?
- Нет, - отвечает человек, - от такого счастья уволь.
Удивился волшебник: - Тебе же тяжело?
- Так и должно быть, - отвечает человек, - будет все легко, чему же тогда радоваться?
- Наверно, ты прав, - сказал волшебник, - я вот все могу, а радости нет.
- И дом можешь с крыши построить? - спросил человек.
Волшебник махнул рукой, и в воздухе появилась крыша с трубой и дымом. Потом появились стены, фундамент, забор и сад за ним.
- Здорово, - сказал человек, - только лучше, когда все это своими руками построишь.
- Ты и на самом деле счастлив? - спросил волшебник.
- Донесу мешок до места, сделаю дело - вот и радость у меня.
- Дай мне свой мешок, - попросил волшебник, - я понесу.
Путь был долгим. Несет волшебник мешок и спрашивает:
- Далеко еще?
- Далеко, - отвечает человек.
- Отдохнуть можно?
- Лучше не надо, а то радость будет не полной.
Тяжело было волшебнику, махнуть бы на все рукой и сразу с мешком очутиться на месте, но он терпел. Хотелось хоть раз в жизни испытать недоступную ему радость.
Наконец человек сказал: - Пришли.
Сбросил волшебник мешок, упал на землю, и по лицу у него расплылась счастливая улыбка.
- Теперь понимаешь, что такое счастье? - спросил человек.
- Понимаю, - ответил волшебник. - Спасибо тебе, человек, за науку.
- И тебе, волшебник, спасибо, - ответил человек, - помог мешок донести.
С тех пор волшебник забросил свое мастерство. Своими руками построил дом, вырастил сад и каждое утро еще до солнышка вставал и шел работать в поле. А работая, он пел. Со всеми был добр и приветлив. Дня для него не проходило без радости.
Встречая человека, который работает с удовольствием и песней, улыбнись ему. Может быть, это и есть тот Волшебник, который умеет все на свете.

- Кем ты хочешь быть? - спрашивали Мышонка тети и дяди.
- Слоном, - отвечал Мышонок.
- Молодец! - говорили ему тети и дяди. - Мы остались мышами, а тебе все дороги открыты, только учись.
И Мышонок учился. Учился на отлично.
- Всегда надо стремиться к чему-нибудь большому и светлому, - говорил Мышонку учитель Крот. - Будешь еще слоном, у тебя все впереди.
Мышонок окончил школу, пошел на слоновые курсы. Окончил их и получил диплом Большого слона.
Но слоном он нигде устроиться не мог, а мышью работать не хотел.
- Не горюй, - говорили Мышонку тети и дяди, - ты еще молод, у тебя все впереди. Будешь еще слоном. А не будешь - не беда. Мы же не слоны, однако живем не тужим.
Шло время. Мышонок с завистью поглядывал на счастливых мышей, которые были просто мышами. И ждал, когда же наконец станет слоном.
- У меня все впереди, - успокаивал себя Мышонок, поглядывая на диплом. - У меня все впереди.
Однажды он повстречал Слона и спросил его: - Как ты стал Большим слоном?
- Я слоном родился, - ответил Слон.
- А о чем ты мечтал с детства?
- Мечтал стать человеком, - ответил Слон.
- Почему же не стал?
- Стал, - ответил Слон. - Однажды я спас утопающих детей, и мне сказали, что я человек.
- Но ты же Слон - удивился Мышонок. - Большой, с хоботом...
- Внешний вид не главное, - ответил Слон, - главное, что в душе и в делах.
- Тогда и я стану человеком, - решил Мышонок.
- Постарайся, - сказал Слон, - человек - это самое большое звание на свете.

Пошел раз Хомячок в гости к Ежу. Шел, шел и вспомнил, что забыл убить муху, которая сидит дома на стене.
Вернулся он домой, смотрит: а муха сидит на прежнем месте и даже не думает улетать.
- Если она не думает улетать, я могу убить ее, когда вернусь от Ежа, - решил Хомячок и снова пошел в гости.
Шел, шел и стал жалеть, что не убил муху.
Муха может сесть на пирог с вареньем, попасть в молоко, и вообще неизвестно, что ей придет в голову.
- Убью муху, а потом со спокойной совестью пойду в гости, - решил Хомячок и побежал домой.
Муха сидела на прежнем месте.
Хомячок зажег свет и увидел, что муха - сухая, давно убитая.
- Вот так, из-за дохлой мухи весь день потерял и к Ежу не сходил, - возмущался Хомячок. - Когда еще теперь в гости выберусь?

Когда Банкэй неделями затворялся с учениками для медитации, на это время к нему сходились ученики со всех концов Японии. Как-то на таком собрании один ученик был уличен в воровстве. Дело было доложено Банкэю с просьбой изгнать виновного. Банкэй не отреагировал на жалобу.
Некоторое время спустя этот ученик был пойман опять, но Банкэй и теперь оставил дело без внимания. Это возмутило остальных учеников. Они составили петицию, в которой просили прогнать вора и заявили, что иначе все они, как один, покинут монастырь.
Прочитав петицию, Банкэй созвал всех и сказал:
“Вы разумные братья-монахи. Вы знаете, что хорошо, а что — нет. Если вы захотите, то сможете уйти и учиться где-нибудь еще. Но что же делать этому несчастному брату, который не отличает хорошее от плохого? Кто ж еще будет учить его, если не я? Я намерен оставить его здесь, даже если уйдете вы все”.
Слезы потоком залили лицо виновного. Страсть к воровству пропала.

Тогда просил богатый человек:

- Скажи нам о Даянии.

И он ответил:


- Вы даете лишь малую толику, когда даете от своего достояния.
- Вы истинно даете, лишь когда даете от самих себя. Ибо, что есть ваше достояние как не вещи, которые вы храните и стережете из страха, что они могут понадобиться вам завтра?

А завтра?

Что принесет завтра самой сообразительной собаке, которая зарывает кость в нетронутый песок, когда идет следом за паломниками в святой город?

Что есть боязнь нужды, как не сама нужда?

Разве страх, что может наступить жажда, когда колодец полон, не есть неутолимая жажда?

Есть такие, которые дают мало от многого, чем они владеют. Они дают с тем, чтобы прославиться, и это тайное желание делает их дары отвратительными.

- И есть такие, которые дают все то малое, что есть у них. Они верят в жизнь и в щедрость жизни, и их сундуки не бывают пусты.

- Есть такие, которые дают с радостью, и она - награда им. Есть такие, которые дают с болью, и она - их крещение. И есть такие, которые дают и не знают при этом боли, они не ищут радости и не дают в надежде, что им зачтется. Они дают так же, как мирт в долине наполняет воздух своим благоуханием.

Руками подобных им говорит Всевышний, и их глазами он улыбается Земле. Хорошо давать, когда просят, но лучше давать без просьбы, предугадывая;

Для щедрого найти того, кто получит,- радость большая, чем само даяние.

Есть ли что-нибудь, что стоило бы утаивать?

Все, что есть у вас, будет когда-нибудь отдано;

Потому давайте сейчас, чтобы время даяния было вашим, а не временем ваших наследников.

Часто вы говорите: "Я бы дал, но только достойному".

Деревья в вашем саду и стада на ваших пастбищах не говорят так.


Они дают, чтобы жить, ибо утаить - значит погибнуть. Истинно, тот, кто достоин получить свои дни и ночи, заслуживает от вас всего прочего.


И тот, кто удостоился пить из океана жизни, достоин наполнить свою чашу из вашего ручейка. Есть ли пустыня больше той, что заключена в вашей смелости, уверенности и даже снисходительности приятия?

Кто вы есть, чтобы люди раскрывались перед вами и снимали покровы со своей гордости, дабы вы увидели их сущность в наготе и их гордость свободной от смущения?

Посмотрите сначала, достойны ли вы сами давать и быть орудием даяния.


Ибо воистину, лишь жизнь дает жизнь, а вы, считающие себя дающими, лишь зрители. Вы, принимающие даяния - а вы все принимаете, - не возлагайте на себя ношу благодарности, чтобы не надеть ярмо на себя и на дающего.

Лучше подымайтесь вместе с дающим на его дарах, как на крыльях;

Ибо сверх меры беспокоиться о своем долге - значит сомневаться в великодушии того, для кого мать - щедрая Земля, а отец – Бог.

Однажды ученик попросил своего Учителя:
— Учитель, дайте мне самую сильную практику, какая только может быть!
— Хорошо, — отвечает Учитель. — Вот тебе мантра: «тулум-кулум-бурум-тха», повторяй её днём и ночью, вслух, когда один, и про себя, когда вокруг люди.
Ученик выполнял практику два года и, наконец, спрашивает:
— Учитель, сколько же ещё мне повторять эту мантру?
— Завтра на рассвете приходи на гору сдавать экзамен, — ответил Учитель.
Чуть забрезжил рассвет ученик вскарабкался на гору. Там уже ждал его Учитель.
— Я готов к экзамену, Учитель.
— Хорошо, тогда, произнося мантру, прыгай со скалы.
— Но я же разобьюсь! – испугался ученик.
— Как же ты можешь разбиться, если ты два года повторял мантру? — удивился Учитель.
Ученик вздохнул, собрался с духом, закрыл глаза и прыгнул...
— Ёооо... пэ... рэ... сэ... тэ..., — пронеслось эхом по ущелью, после чего глухо раздался шлепок упавшего на камни тела.
Учитель спокойно по тропе спустился на дно ущелья и увидел окровавленную кучу костей и мяса, смешанных с грязью. Он аккуратно сгрёб всё вместе, что-то негромко нашёптывая, вылепил из этого человека и... Первое, что увидел ученик, открыв глаза, были добрые и понимающие глаза Учителя.
— Не «ё-пэ-рэ-сэ-тэ», — сказал Учитель, — а «тулум-кулум-бурум-тха».

Сказка о птичке певчей
Жил когда-то один царь, у которого была единственная дочь. Она всегда отличалась весёлым, жизнерадостным нравом и, подобно птичке, порхала то здесь, то там. Её звонкий голосок слышался повсюду, она без устали щебетала со всеми встречными, а когда оставалась одна, то всегда пела, за что её и прозвали птичкой певчей.
А за пределами царского дворца, в маленькой лачуге садовника, рос единственный сын. Он всегда молчал, и от рождения его никто не слышал, чтоб мальчик произнёс хотя бы слово; так его и прозвали молчуном. Правда, сын садовника и сам не любил попадаться кому-то на глаза и всё время скрывался среди пышных кустов и цветущих клумб, так что редко кто мог встретить его у себя на пути. И многие даже и не знали о его существовании. Так и рос он средь сада ростком нелюдимым.
Однажды девочка забежала в сад и заблудилась там средь зарослей густых, оказавшись в уголке неведомом. Конечно, она не испугалась и продолжала также весело щебетать, затевала разговор то с одним цветком, то с другим. Так незаметно добралась она к месту укрытия сына садовника, молча сидевшего под огромным кустом шиповника. Девочка спросила, кто он такой, но мальчик ничего не ответил на её вопрос. Она тщетно пыталась заставить его говорить, он был нем, как рыба. Когда же её вдруг показалось, что она ужасная болтушка, ей стало стыдно, и, опускаясь рядом с мальчуганом, она произнесла: «Наверно, ты не умеешь разговаривать, тогда я тоже буду молчать. Мы будем говорить с тобой на языке Молчания». И тут молчун так широко и радостно улыбнулся, что его собеседнице оставалось сделать то же самое. Вот первый диалог и состоялся. Затем девочка решила, что ей нужно научиться понимать молчание другого, а для этого нельзя оставаться болтушкой. Надо приучать себя слушать тишину. Она молча сидела рядом; потом, как по команде, оба встали и вышли из сада, потому что стало уже темнеть. И когда она посмотрела в глаза мальчику, прощаясь с ним, то смогла прочитать в них, вернее, услышать то, что он молча произнёс: «Завтра я буду весь день ждать тебя на том же месте!».
Маленькая принцесса молча прошла во дворец, впервые удивляя слуг своим молчанием. Она не болтала за едой и, молча поцеловав всех родных, удалилась спать. Долго лежала девочка в своей огромной постели и не могла закрыть глазки, пытаясь вслушаться и всмотреться в окружающий мир, на который опустилась ночь. Кругом была тишина, которая, оказывается, имела свой голос. Так чудесно было слушать таинственные звуки и разгадывать в них слова. Как много она узнала сегодня! И как прекрасно было думать о том, что завтра она опять встретится с молчаливым мальчиком, который так просто и быстро научил её понимать Язык Молчания.
На следующее утро девочка побежала в сад, но вот беда: дороги она не запомнила, ведь вчера оказалась у куста шиповника только потому, что заблудилась. 
И, понимая, что не отыщет дорогу, решила снова заблудиться. Принцесса стала потихоньку петь, потому что трудно было молчать ей с непривычки. А пение – это совсем не болтовня. На ходу сочиняя песенки, посвященные цветам или порхающим бабочкам, девочка двигалась к заветному углу сада. Но, добравшись до куста шиповника, она не увидела мальчика и очень огорчилась. Разве он не пообещал ей вчера, что будет ждать! Она села на то же  место и подумала: « А может, на языке молчания можно спросить того, кого нет рядом, и получить безмолвный ответ?!». Девочка тут же почувствовала на себе взгляд мальчика, который говорил: « Я помогу отцу посадить цветы и сразу приду и принесу тебе чудесный цветок, который я вырастил сам!». Конечно, принцесса удивилась этой мысли и задумалась, плотно смыкая губки, давая возможность отдохнуть своему болтливому ротику. 
Она не заметила, как прошло время, и просто открыла рот от изумления, когда перед собой увидела мальчика, протягивающего ей цветок. С великою нежностью она прижала к груди двумя ладошками лепестки чудного бутона. Сын садовника очень обрадовался, что доставил столько счастья своим подарком. Он никогда в жизни не рвал цветы и впервые отважился на такой поступок. Но, когда он сорвал, ему показалось, что сделал цветку больно, а сейчас он сразу позабыл своё былое огорчение и радовался безгранично оттого, что восторг засиял в глазах, уже начинавших заполняться печалью.
Долго сидели мальчик с девочкой под благоухающим кустом шиповника, так что цветок сорванный успел завять. Подарив столь бурный восторг, он сейчас вызывал жалость к своей судьбе. С горьким сожалением смотрели они на нежные лепестки, печально поникшие, и думали об одном и том же: он сохранил бы свою красоту и стал бы ещё краше, оставшись на том месте, где цвёл. Об этом им, видимо, сказал сам цветочек, который, конечно же, умел говорить на языке Молчания, как и все молчуны. Вот они сами ещё такие маленькие, а уже причинили боль беззащитному существу и стали молчаливыми свидетелями того, как оно на глазах у них умирает. Малые сердца тревожно забились, оплакивая умирающий цветок, и также голосом Молчания говорили о том, что чужая жизнь священна и распоряжаться ею как заблагорассудится никогда не следует.
Девочка вновь прижала цветочек к груди, впервые в жизни заплакав от жалости к нему. Мальчик протянул к ней руку и, смахивая слезу со щеки, произнёс тихо-тихо: «Не плачь…  Я взращу для тебя другой цветок, который не стану срывать».
Его голос был так тих, как Голос самого Молчания, но принцесса вздрогнула оттого, что он прозвучал как неожиданные раскаты громовые. Она вдруг стала улыбаться сквозь слёзы, потому что сегодня она научила говорить мальчика на своём языке. Затем она подумала, что только благодаря цветку он заговорил, и если бы не случилось этого печального события, то он остался уже молчуном. Мальчик снова замолк, но уже знал, что речь человеческая стала подвластна ему, а язык Молчания  приучил его к немногословию. И он, конечно, не станет попусту тратить слова, чтоб люди не назвали его болтуном несчастным. Но говорить хотелось несмотря ни на что, чтоб немного ещё порадоваться звукам рождаемым. И он произнёс: «Давай отнесём цветок и похороним его у корешков, чтоб он смог снова подняться из земли. Ведь он – волшебный, он научил меня говорить с твоей помощью». Они вернули угасший цветок корням, взрастившим его, и на языке Молчания поговорили с маленьким кустиком, умоляя его вновь поднять к жизни бутон чудный. Затем, молча обменявшись взглядами, что сказали друг другу о многом, чего нельзя было произнести словами, они разошлись. И каждый из них понял. Что утром они увидятся здесь же, в надежде встретить распустившиеся лепестки чудесного цветка.
Вечером девочка разговаривала со звёздочками на языке Молчания, а мальчик не мог наговориться с отцом, который без умолку расспрашивал его, желая ещё раз услышать о чудесном избавлении сына от немоты. Они проговорили почти до утра, и с первыми лучами солнца мальчик был уже у цветка, ожидая часа пробуждения волшебного бутона. Вот и солнышко взошло высоко, и девочка внезапно появилась, молча став рядом. Они смотрели, как тают последние капельки росы на лепестках сомкнутых, ожидая мгновения, когда раскроются они, являя всю сказочную красоту свою. Какая вокруг была тишина и как хорошо слышен был в ней голос каждого расточка, говорящего на языке Безмолвия. Но это, оказывается, был не просто разговор, а пенье, чистое и слаженно звучащее. Каждый цветок рождал ноту свою молчаливую, и, вторя ей, птицы затягивали песнь собственную. Сад пел. Весь мир, казалось, подпевал этому волшебному саду, где лепестки свои раскрывал волшебный цветок. В груди вспыхнула радость, и мальчик с девочкой, взявшись за руки, тихо стали подпевать всей природе. С ними вместе запели лепестки, подставленные солнцу, и само светило не удержалось, подхватывая волшебную песнь, звучащую во всём мире.
Сказка радостная всегда должна на радостной ноте заканчиваться. Радость и веселье всегда пусть будут добрыми спутниками. Но они не должны помешать там, где пролитая слеза сострадания способна перевернуть чью-то жизнь даря ту же Радость. Так птичка певчая, Песнь Великого Молчания услышавшая, семя жизни вместе с цветком чудным утерявшие, и взойдёт краса во цвете, даруя безграничную Радость пробуждения. Сомкни уста и дай сердцу впитать в себя Песнь Молчания, тогда ты услышишь голос всего Мира, глядящего тебе в глаза и говорящего безмолвным языком: «Ты – моя птичка Певчая!»

Из книги: Рамта «Происхождение и эволюция человеческой цивилизации» /Размышления Учителя об истории человечества/
Испытание посвящаемого
Когда-то жил один очень знатный человек. Он жил в далекие времена в далеких землях. От его семьи ему досталось очень богатое наследство, поскольку в роду его были землевладельцы и хозяева мельниц. Они были безупречны: мужчины отличались своим благородством, подобающими манерами, пытливым умом и пользовались уважением окружающих. Тот человек был женат на женщине, занимавшей в жизни более низкое положение. Ее род не был прославлен и, что называется, богат — это были простые люди. Она была женщиной, рожденной от мужчины, который был работником на мельнице.
Женщина — воистину простая, нежная и необычайно красивая — родила этому мужчине чудесного сына, сына, чьи глаза горели ярким синим огнем, чей живой смех и благоразумный вид говорили о том, что он, казалось, мог понять щебетанье птиц за стенами комнаты. Маленький мальчик рос в самом прославленном доме. И отец продолжал делать жертвоприношения Богам, которых он знал, благодаря их за своего сына, любовь его сердца. И благодарность мужчины была столь велика, что он оберегал свою жену и вступал в близость только с ней и не спал ни с одной другой женщиной, потому что чувствовал, что он благословлен этим союзом и ребенком, который явился из семени своего отца и должен был продолжить великий и знатный род.
Он повсюду искал преподавателей, учителей, чтобы они пришли и учили его мальчика. И все говорили, что мальчик был помазанником, что с его глаз спала пелена. И отец склонялся в кроткой благодарности, роняя слезы, но он не понимал, что имели в виду учителя.
И вот наконец однажды один учитель, прибывший с Дальнего Востока, с умащенной бородой и пропитанный ароматами пряностей, подошел к этому человеку и сказал: «Я больше не могу учить твоего сына. Твой сын одарен свыше того, что я знаю в свои годы, и во-истину свыше моей мудрости. Вам было бы лучше все-го найти для него мастера, поскольку, хотя ваш сын и обладает даром, но внутри у него бьется неудержимое, дикое сердце. Он не послушен в обучении и хочет лишь играть в игры и побеждать в них своих товарищей».
Отец был потрясен описанием своего сына, услышанным от учителя, поскольку никогда не замечал никаких особых способностей за своим собственным ребенком. Итак, он отправил гонцов во все края земли на поиски Мастера-Учителя. И вот один гонец вернулся и доложил, что в течение двух недель Мастер-Учитель придет, чтобы сделать свое предложение, и будет учить юношу. И вот, через две недели все приготовления были закончены. Были забиты все лучшие ягнята и телята, и были собраны все фрукты и овощи, и пекся хлеб, и над всем царством витали ароматы хлеба, готовящегося мяса, меда, дымящих костров, масла и уксуса с примесью чеснока и сладких специй. Воздух был напоен радостью, и из кухонь доносился звон металлических тарелок, и повара танцевали, готовя пищу, — все собирались отведать ее с долей наслаждения — и все одежды были сияюще белыми и имели безупречный вид. И вся латунь и золото были начищены до блеска, и камни, потемневшие от времени, были возвращены к жизни и при свете полуденного солнца переливались подобно горящим звездам.
И вот едет Мастер-Учитель, верхом на осле, имея вид человека, долгое время проведшего в дороге, распространяя вокруг запах старых яиц и неся в своих волосах всю пыль и грязь дальних стран, так что даже аромат пекущегося хлеба не мог перебить его запах. Знатный человек потянулся к своему платку, пропитанному маслом, намереваясь закрыть им нос, чтобы
ужасное зловоние не проникло в его ноздри и не загрязнило его мозг, но что-то подсказало ему, что этого делать не стоит. И тут вышел юноша, чтобы быть представленным гостю.
Мастер-Учитель не хотел никакой пищи, ни танцев, не нуждался он в месте для ночлега, предпочитая спать на улице. Он подозвал мальчика, и вот мальчик подошел, прекрасно одетый, с напомаженными волосами, лицом, блестящим от благоухающих масел, в сияющих белых одеждах, на нагрудном знаке он смело носил камень рода своего отца, и он украдкой взглянул на Мастера-Учителя. А тот оглядел его, открыл ему рот, заглянул под рубашку, далее посмотрел на нагрудный знак, на его руки, заглянул в уши, расправил волосы, понюхал масло и, не говоря ни слова, достал огромную палку и ударил ею ребенка. К абсолютному изумлению и ужасу отца, Мастер-Учитель ударил ребенка еще раз. Никто не осмеливался притронуться к учителю, потому что он мог быть волшебником. Алая река хлынула вниз по виску этого маленького мальчика, и одна струйка стекла в уголок его глаза, но он и пальца не поднял, чтобы утереть кровь, и он глядел на Мастера-Учителя. Он не сделал ни одного движения, чтобы защититься; он СТОЯЛ И Терпел.
Учитель пристально и глубоко всмотрелся в ребенка. Повсюду не раздавалось ни звука, даже цимбалы смолкли вдалеке. Учитель повернулся, чтобы удалиться и покинуть их обоих. И глаза мальчика наполнились слезами, и он побежал вслед за таинственным стариком. И он не знал почему, потому что никто никогда не бил его, потому что он был гордостью рода своего отца. Никто никогда не видел его крови, кроме его матери в ночь его рождения. Никто никогда раньше не прикасался к его лицу. И он побежал за старым учителем. Неожиданно зловоние старика превратилось в благоухание цветов. И маленький мальчик не знал почему, но он не хотел, чтобы этот человек уходил.
Старый учитель взял своего осла, взобрался на него, обернулся своими одеждами, повернул голову на запад и устремил взгляд вдаль. Маленький мальчик повернулся к своему отцу и сказал: «Отец, не позволяй ему уезжать», В этот момент Мастер-Учитель обратился к отцу и ска-зал: «Я приму твоего сына, но я не буду учить его здесь».
И вот, отец приготовил все одежды, собрал все сундуки. Но, к его ужасу, пришел Мастер-Учитель, который ударил палкой по сундукам и сказал: «Ему это не понадобится. Принесите власяницу, пепел, масло, вчерашний хлеб и твердый сыр. Принесите мне сушеные фрукты. Принесите мне то, что едят ваши повара на кухне. Принесите мне это и, я прошу вас, не сажайте его на коня. Приведите осла». К всеобщему изумлению и восторгу маленького мальчика, он был облачен во власяницу, лоб его и прекрасные напомаженные волосы были покрыты пеплом. Собрали провизию, и казалось, что ее не хватит даже на две недели. Из стойла вывели старого, болезненного на вид осла, который находился там дольше, чем кто-либо мог сказать, и маленький мальчик был посажен на осла, куда поместили также и провизию. Еще долго можно было видеть, как они едут верхом, удаляясь по дороге, старик и маленький мальчик.
И его отец все плакал, и плакал, и плакал, и все домашние долго рыдали, потому что свет своего отца покинул дом. Но мать знала, и ее миловидная улыбка сквозь слезы говорила о том, что она поняла — судьба ее сына лежала вдалеке от ее груди.
Мастер-Учитель привел этого маленького мальчика на высокое место. И, к своему изумлению, он увидел там других детей, а также людей всех возрастов. И в этом месте где-то вдалеке раздавались звуки флейт, цитр и лир, и слышалось тихое песнопение нежных голосов. И люди скользили как привидения, по длинным коридорам, в сладких ароматах, изящные, мирные и безмятежные. И золотой свет пробивался в отверстия крыши, отчего коридоры выглядели таинственными и многомерными. И комната маленького мальчика была совсем простой и без всяких удобств, но там он начал жизнь под наставлением Мастера-Учителя, который обучал его, который заново учил его и стремился развить в нем понимание.
Юноша вырос, превратившись в красивого мужчину, и он развивался и проходил различные уровни школы. Он умел играть на флейте, и, пролетая над долинами, его мелодия достигала холмов, и печальные лебеди подхватывали эту музыку. Ранним утром он мог изящными пальцами перебирать струны цитры и лиры, будто бы золотые нити, и утренний свет танцевал у него на лице, так что издалека он казался созданием из золота. Он мог долго размышлять и становиться одним целым с деревом. Он понимал музыку ручья, спешащего с горных утесов вниз, в долину. Он наяву мог оказаться на облаке и понимал его сущность. Этот изысканный юноша был знатоком в мистическом и высоком искусстве познания бытия и движения в непознанное. И вот однажды его великий учитель — пребывавший все в тех же годах — пришел и нарушил его созерцание, сказав ему: «Время пришло». Без слов юноша, в своем возрасте приближавшийся к двадцати годам и достигший половой зрелости, поднялся. Мастер-Учитель отвел его в коридор, и это было место, которого он прежде никогда не видел, где ему завязали глаза, и он вновь отправился в путь на осле. Казалось, что они ехали по пещерам, по тому что копыта ударяли по камням и в воздух взлетали брызги воды, а звуки эхом разносились повсюду. И у него было дурное предчувствие, но он доверял своему учителю и любил его.

Спустя два дня пути во тьме одним прекрасным утром по приказу учителя он снял повязку с глаз, и учитель дал ему горькую траву и печенье, чтобы подкрепиться. И он сказал ему: «Сегодня ты будешь посвящен, и из лона женщины ты выйдешь навсегда, и в покоях великого разума будешь жить ты, но ты должен выполнить одно задание». В первый раз юноша ощутил дрожь сомнения. И это было совсем не похоже на то, что он испытал в тот день, когда старый учитель ударил его по голове. Тогда была уверенность, которую он не мог объяснить, а сейчас он чувствовал неуверенность. И вот он обратился к своему Мастеру-Учителю:
— Молю, скажи мне, куда я иду и что должен сделать?
И учитель посмотрел на него и сказал: — Помнишь, как ты, будучи ребенком, играл со своими друзьями и ты всех их побеждал?
Пораженный, он ответил:
- Да, но я не размышлял об этом в последние годы.
— Ты направляешься в такое место, где ты будешь играть с созданиями постарше, но это испытание, и тебе придется его пройти. И только двое завершат путешествие.
Ответ встревожил создание, поскольку сердце его желало состязания, чего он раньше никогда не замечал. И вот, в сильном страхе и тревоге — восхитительное чувство, воистину, которого он не помнил с детства, — он был препровожден в просторное помещение, будто бы высеченное в самой горе: стены его были отполированы, а колонны вырезаны из живого камня. Прожилки этих каменных колонн искрились древними минералами. И там восседал, как можно было предположить, некий высокий совет из созданий, которых он никогда не видел прежде. Это были красивые, красивые люди, чьи одеяния сотканы были будто бы из живого огня, чьи волосы были длинными, гладкими и блестящими. Казалось, они не имели возраста, но были молоды. И там он взглянул направо и налево: на полу в тишине сидели мужчины и женщины. Их отражения плясали на отполированных каменных стенах, как если бы призраки их существ жили внутри горных скал, а снаружи их не было. Он сел.
И одного за другим каждого из молодых людей вызывали встать перед советом, и ни разу не было произнесено ни слова. Одни отправлялись направо, другие отправлялись налево, и так вскоре подошел его черед. И он услышал голос, который был прекрасен, и этот манящий голос позвал его по имени. И, пораженный, он не увидел, как двигаются губы прекрасного создания, сидевшего в едва различимой части высокого совета. И пока он в изумлении смотрел туда, голос прозвенел у него в ухе. Он был мелодичным и приятным. И когда он присмотрелся, то прекрасное создание показалось ему немного знакомым. Это был его старый учитель, который вовсе не был стар, но был молод и не имел возраста. И в благоговейном страхе юноша смотрел на него, когда его достигла мысль, вылетевшая из головы учителя, и позвала его по имени, и объяснила ему, что он должен делать. Это было похоже на то, как если бы перед ним открыли его Книгу Жизни и прочитали ее. И он, ошеломленный, глядел по сторонам, пытаясь понять, слышит ли все это кто-нибудь еще. И весь совет пристально смотрел на него — выражение их лиц нельзя было прочитать — и на всех молодых людей, остававшихся на полу; их глаза были закрыты, пока их образы плясали на отполированной скале.
И его старый учитель сказал ему: «Я научил тебя всему, чему мог научить, и всему, чему могут научиться молодые люди. Ты был поистине хорошим учеником и изучил искусства. Ты преуспел в географии. Ты был почтителен к науке. Ты изучил зодиак и все его дома. Танец был будто бы создан для тебя. Но я больше не могу учить тебя природе вещей этого мира. Ты должен уйти из этого мира, чтобы познать то, что существует за ним. Ты принимаешь вызов?»
И юноша, ликующий и одновременно потрясенный и испуганный всем, что произошло в этом прекрасном, окружающем его зале, кивнул и принял вызов. И ему было сказано идти направо; и он пошел направо. Там были два не поддающихся описанию существа, которые мягко взяли его за плечи и отвели в комнату. Там все его тело было выкрашено в синий цвет, а к волосам, к его прекрасным локонам были привязаны камни. И пока он сидел с закрытыми глазами, а тело его подготавливалось, к его пальцам были прикреплены кимвалы, а к лодыжкам — колокольчики. На подошве каждой ноги был нарисован крест.
Неожиданно все вышли, а он остался лежать на каменном алтаре. И к нему приблизилась нежная рука, и появился знакомый аромат цветов, и он знал, что это был его учитель. Его старый учитель взял масло и помазал его лоб и поцеловал его щеки, обе, и кончики его пальцев. Он перевернул его ладони внутренней стороной кверху, поцеловал их обе, помазал их и, не говоря ни слова, исчез.
Так юноша пролежал три дня и три ночи. При каждом его движении звенели кимвалы и колокольчики. Его тело отяжелело. Его голова была тяжелой от камней, привязанных к волосам. Кресты на ногах горели, и лоб тоже. Он уплыл в сказочные земли, и комната растворилась, и изящные образы плясали повсюду. В комнату влетели создания, крылатые, сияющие и прекрасные, но он не мог их видеть; он мог их только слышать.
В полусне он увидел, как верхушка его головы отворилась, и оттуда, из плодородной почвы, начал подниматься стебель, и он рос. Юноша закричал от боли, чувствуя, как шипы раздирают его плоть. И вот, из макушки его головы уже выходил огромный ствол, который продолжал расти в высоту, в пустое пространство, а верхушку его венчал бутон — набухший, зеленый, прекрасный, полный жизни, и он, как бы сбрасывая с себя лишние одежды, раскрывался. И вот цветок раскрылся, и появился каждый его лепесток. Он был глубокого темно-красного цвета, и аромат его наполнил комнату. И юноша был корнем этого сказочного цветка. И он цвел. Подул легкий ветер, и в воздухе распространился ядовитый аромат этого цветка, и стены, казалось, навеки им пропитались. И ступни его болели, отягощенные крестами. И его качало из стороны в сторону. Цветок был тяжелым, и от его аромата юноше становилось дурно, но он не мог двигаться. И он впал в забытье.
Пробудился он — пробудился — от толчка в плечо. И сразу раздался звон кимвал и колокольчиков и стук камней, вплетенных в его волосы длиной до середины спины, качавшихся из стороны в сторону, ударяя при этом по щекам и по плечам. И его ступни горели, как тлеющие угли. Он поспешил выйти через дверь, и дверь с шумом захлопнулась, и звук долго отдавался эхом. И вот раздался голос: «Ты можешь пройти, если ты знаешь путь, но ты должен знать путь. Ты можешь пройти, если ты знаешь путь, но ты должен знать путь».
И он дышал и дышал, и неожиданно понял, что он знает путь. И вся пещера озарилась светом, и он увидел сияющую дверь на другом ее конце. И там был мост, узкий и длинный, и он вступил на него. И его ступни горели, и колокольчики звенели, и кимвалы звенели, все пространство пещеры оживилось от его движения. И вдруг на середине пути его ступни прожгли дыру в маленьком мосту, и он, успев ухватиться за веревку, рухнул вместе с ней в глубокую пропасть и повис там на конце веревки. И он услышал голоса. Мужчины и женщины смеялись где-то наверху над историей, которую рассказывал кто-то из них, — он не мог разобрать,о чем она была, — и казалось, что их смех отдавался эхом в пропасти под ним. И один из участников компании язвительно шутил о ком-то, и юноша понял, что это о нем. И тогда в глубине у него что-то вспыхнуло,что-то грозное и потрясающее. И он начал взбираться наверх по веревке, и колокольчики бряцали, и кимвалы звенели, и камни царапали ему плечи, и голова его болела. Он лез вверх, карабкаясь по скале, а ползучие твари соскальзывали у него по спине, заползали в уши и глаза. Он поднимался по веревке.
И насмешливые голоса становились все различимее, и звук женского смеха стал громче. И гнев его нарастал. И он мог слышать стук своего сердца в ушах и в глазах, и оно колотилось у него груди. И кто-то из них позвал его по имени, и вся компания рассмеялась. И он взобрался на вершину скалы и встал на ноги. Он неистовствовал, глаза его были широко открыты в поисках тех, кто смеялся над ним, но там никого не было. Он позвал их, бросил им вызов. Единственное, что он услышал в ответ, было эхо — звуки колокольчиков и кимвал, а из пораненного уха на синее плечо стекала алая река. И он сел и начал рыдать. И когда он зарыдал, дверь позади него резко распахнулась, и он упал спиной в какую-то комнату.
И вкатившись туда по полу, он оказался у ног нежного, красивого создания, и это была женщина. Он взглянул вверх, и в комнате был молодой человек. Он осмотрелся. Из тени вышел еще один юноша, и взгляд женщины был долгим, чарующим и ласковым. И она также была покрыта синим цветом, и к ее золотым волосам были привязаны камни, большие и маленькие, куски мрамора. Что-то алое капало с ее носа. На ее ло дыжках были колокольчики, а на пальцах кимвалы, чт было и у мужчины, который вышел из тени. Не был сказано ни слова; все и так было ясно. Они все пере жили одно и то же.
Пока они стояли и осматривались, неожиданно по явилась струя воды, и вода наполнила канал, проходив ший неподалеку. И каким-то образом они поняли — слова его учителя звучали в его голове, — что им предстояло завершить это путешествие, пройдя омовение и очищение. И вдруг прекрасную синюю женщину увел от него другой юноша, и они повернулись и исчезли в тени, и он знал, что они направляются к воде. Он ощутил боль и беспокойство. Он хотел обладать ею, владеть ею, прямо в это самое мгновение. Он хотел познать. И снова на него нахлынул гнев. И юноша украдкой — под звон кимвал, с то и дело бившими его тело камнями и сочащейся из ран кровью — направился к потоку. Поток струился по пещере, и вода в нем была ледяной.
Он услышал голос, голос юноши, и они уже были в воде, и он пошел за ними. Он, знаете ли, хотел играть. Он хотел быть лучшим. Он хотел выиграть приз, и он не испытывал подобного с тех пор, как был ребенком. Они все время опережали его. И он потерял свою способность мыслить. Его желание состязаться целиком захватило его, и он упал в водопад, полетев в пропасть. И там, пока вода заливала ему ноздри и просачивалась в горло, он в первый раз увидел лицо своего отца — он не думал о своем отце так долго, что и сам уже не помнил, — и свою милую мать, скромную, добрую и решительную. И вода вливалась ему в уши, и голова его скрылась под водой. И там была мертвая тишина, ничего не было слышно, кроме рокота воды высоко вверху. И он услышал голос своего старого учителя: «Мы встретимся снова. Мы встретимся снова». И больше юноша ничего не осознавал — ничего не осознавал.
Поток вынес его тело к пологому берегу, где его нашли люди из школы. Камни в волосах были отполированы, синяя краска смыта, глаза юноши были остекленевшими, а взгляд застывшим. Гордость и радость своего отца, мальчик славной красоты — с ним все было кончено. Его тело отнесли в храм вместе с остальными. И все в храме танцевали на радость Духу, который оставил тело, чтобы однажды он снова к ним вернулся, и однажды так и будет.
Этот посвященный провел остаток своих жизней в печали и тоске, и его отец тоже. Его отец ожесточился от горьких страданий. Он доверил старому учителю свою гордость и радость, своего мальчика, своего сына, и тот никогда не вернул ему сына. Власяница и камни, флейта и цветок были переданы отцу.
В чем же цель пути этой души? Почему душе не удалось его завершить и почему юношу никто не спас? Обладать разумом — это благословение. Это загадка. Выживание — выживание — в природе каждого человека, а разум нет; познание — нет. Бывают жизни, которые растрачиваются впустую и проживаются в убогости, а есть те, в которых достигается высочайшая точка за горизонтом человеческого видения. Такое путешествие создания во имя разума и понимания никогда не бывает пройдено впустую; оно может быть лишь отсрочено. Этот посвященный вернулся, и в своем багаже он принес те же ловушки, в которые попался давным-давно. Ему нужно все начинать с начала.
Видите ли, некоторые из вас не выучили важный урок, и урок вот в чем: дело не в том, чтобы выиграть женщину, синюю женщину с золотыми волосами. Дело не в том, чтобы победить других посвященных. Дело не в том, чтобы танцевать под звуки флейты или барабана.
Дело не в том, чтобы быть первым. Дело не в том, чтобы найти те карты.*
Это путешествие. Создание совершило удивительное путешествие, но погибелью его стало желание получить то, что он хотел, — это его и убило — вместо того, чтобы продолжать само путешествие.
Итак, кто будет оплакивать вас, того, кто так много приобрел и все потерял в конце? Даже не ваш старый учитель, и разумение приходит через трудности и тяготы, и боль, и кровь эго, которое должно умереть, чтобы пространство разума могло жить вечно, вечно. Среди вас есть те, кто до сих пор не знает, зачем они здесь. У вас нет даже малейшего представления о том, почему вы здесь, потому что у вас нет разумения. Раньше или позже вам придется принимать какие-то решения или проходить испытание, в котором ваше разумение будет самым простым и верным средством. Вы, к своему ужасу и разочарованию, обнаружите, что единственная возможность пройти испытание — в том, чтобы использовать свой разум — не хитрость, не мускулы, не свою половую принадлежность, а разум — этот великий дар просветления.
Некоторые из вас всегда будут страдать — вы всегда страдали — вы всегда будете страдать. Некоторые из вас доберутся до великого зала, и это большее, чего вы пока можете достичь. Некоторые из вас будут танцевать на рассвете в золотом сиянии. И некоторые из вас дойдут до моста, но язвительный смех и страх неудачи и презрения станут вашей погибелью. Вашим спасением может стать освобождение от гнева и боязни презрения. Сдаться — значит провалиться в пропасть невежества и никогда не узнать, почему печальный лебедь поет свою песню; все то, что мудро, удивительно
и прекрасно, не всегда приходит так, как должно, по вашему мнению, и не всегда принимает тот вид, какой вам кажется подобающим; это неожиданности в вашей жизни, которые выявляют ваш разум. (* В ходе упражнения «Полевой тренинг».практикуемого в Школе Просветления Рамты)

Некоторые из вас до сих пор не знают, зачем они здесь. Некоторые из вас до сих пор соревнуются, как и прежде, и все, что для вас имеет значение, — это найти карту. Ваше путешествие потеряло свой смысл. Некоторые из вас не знают, для чего они здесь, потому что большую часть времени были либо утомлены, либо голодны. И что это вам дало? Вы редко пропускали обед, и единственное, из-за чего вы пропускали хороший ночной сон, — это веселая вечеринка.
Многие из вас познали безупречность, обрели больше силы, вкусили вино разума и знают. И вы можете согнуться под тяжестью своих маленьких неудач, но так вы живете в крохотном, крохотном мире, говорю вам, потому что разум дается тем, кто хочет его более всего в жизни, включая и состязание.
Итак, давайте вернемся к окончанию истории. Прекрасная золотоволосая женщина, окрашенная в синий, прошла весь путь и до конца своей удивительной жизни с гордостью несла шрамы своего путешествия, потому что это было жертвоприношение и умерщвление физического во имя познания. И это был великий разум, и ему предстоял великий путь в жизни. И юноша тоже прошел испытание. Он стал одним из величайших философов всех времен. Благодаря ему пришли Сократ и Платон. Он заложил основы познания. И старый учитель тоже до сих пор жив и здоров.
А как же наш прекрасный посвященный? Он вернулся, чтобы вновь учиться, в том же одеянии, с тем же сознанием, он лишь находится в ином времени и месте. И нам предстоит сделать то же самое, за тем исключением, что расселина в скале и пропасть не существуют в физической реальности, но являются мостом, соединяющим нас с сознанием.
Те из вас, кто пожинает плоды нашего совместного пребывания здесь, вы стали глубже и мудрее, и вы изменились. Те из вас, кто прошел испытание покоем, обрели часть себя, которая таилась в глубине и до сих пор не была явлена полностью, но это произойдет в последующие дни. Для тех из вас, кто отвлекался, болтал и ерзал во время наших занятий, они станут вашей погибелью. Но тех из вас, кто был искренен, я запомню, и я буду помнить эти дни и ваши лица, и ваши запахи, и движение ваших глаз, и ваши грязные волосы, и вашу испачканную одежду, ваш смех и вашу радость, и вашу стойкость в облаке шафрановой пыли, ваши песни, ваш танец, ваше общество, ваше возбуждение, ваше ликование, вашу правдивость. Таковы воспоминания о нашем великом, великом собрании: перемены, просветление, сомнения, напрочь отвергнутые неоспоримыми доказательствами, реальностью, гибкой и податливой в руках того, кто ее сплетает, чтобы носить как одеяние своей жизни. Что касается любителей создавать образы, — образы, ставшие тяжелой ношей, от которых вам не удается избавиться, из-за которых вы не в состоянии оправдаться перед всем миром за свои кажущиеся неудачи и ошибки, — какие бы одежды вы ни сплели, вам их носить.
Я люблю вас всех. Помните эту историю, потому что это редкая история, и она правдива. Помните, чего стоит обрести разум. И дело не в том, что разум тяжело найти, — просто он спрятан глубоко под маской жизни, но его легко обрести. Это сокровище, которое следует искать каждому, особенно вам. Возможно, в следующий раз, когда мы встретимся, вы будете мудрее, чище, проще, гибче, в вашем сердце будет больше радости, и вокруг вас будут раздаваться звуки флейты и кимвал при каждом вашем шаге, и вы будете источать ароматы роз, по крайней мере, для меня, потому что это был Великий Труд. Это частица великой школы, которая уносит вас в далекие земли, а затем вновь возвращает вас обратно, и когда вы устаете здесь, вы снова устремляетесь туда.
Я надеюсь увидеть, как вы творите удивительные дела, те и вас, кто обладает разумом. Я также ожидаю тех из вас, кто не пытается размышлять о том, что все это значит. И те из вас, кто постоянно утомлен, болен, изнурен, я полагаю, что вы останетесь такими до тех пор, пока не изменитесь. И те из вас, кто любит все время выигрывать, я думаю, что время от времени вам стоит проигрывать, чтобы продолжить побеждать.
Да будет так

РОД И РОЖАНИЦЫ


И вот еще какое диво посчастливилось увидеть юному миру. Земля и Небо
так сильно любили друг друга, что их любовь ожила как отдельное существо -
и тоже, подобно им самим некогда, тотчас распалось надвое, на Любовь
Женскую и Мужскую, ибо одной недостаточно - любящих всегда двое.
Бог Род, Мужская Любовь, стал даровать приплод и потомство всем
дышащим тварям, и Люди скоро выучились его почитать: стали делать
изображения и вкладывать в свадебные заздравные чаши, на счастье и
многочадие новой семье. Это Род, говорили, выращивает деревья, это он
грудами мечет с небес кремневые камешки, из которых родятся упорные и
сильные Люди. Это он - Свет Небесный, без которого Солнце плыло бы
одиноко, как звезда в черноте. И сколько всего нареклось его именем - не
перечесть: урожай, народ, родина, роды...
Богиня Лада стала Женской Любовью. По ней прозвались мудрые жены,
умеющие сладить семью, завести в доме лад. Великой Богине была по душе
верная супружеская любовь, и мужья с женами величали друг друга почти ее
именем:
- Лада! Ладо мое!..
Помолвку тогда называли - ладами, свадебный сговор - ладинами,
девичье гадание о женихе - ладуваньем. И, говорят, Люди слыхом не
слыхивали, чтобы кто-то брал в жены немилую либо насильничал, тащил девку
замуж за постылого, за нелюбого, за неровню...
Великая Лада - Дедис-Лада, Дид-Лада, как звал ее один народ,
возникший из кремня, - нипочем не простила бы подобного святотатства...
Она объезжала засеянные поля в зеленой одежде, благословляя будущий
урожай, и шерстка ее коня отливала спелым золотом, как налитой колос. А
мужчины и женщины, держась за руки, шли вслед за нею в поля, где можно
обняться вдали от чужих глаз. Люди ведали: их любовь дает добрую силу
хлебному полю. А поле отдаривало Людей голубыми цветами и обещало вернуть
посеянное сторицей. Говорят, будто жито росло тогда стоколосым - по сотне
тугих, тяжелых колосьев на каждом стебле!
Ладу еще называли Рожаницей, в честь родящего поля и молодых матерей,
которых она незримо обвивала своим поясом, помогая разрешиться от бремени.
Собственных сыновей у Лады было двенадцать - по числу месяцев года, по
числу великих созвездий, что предрекают судьбу-нарок всему сущему на
Земле. Недаром спрашивают доныне:
- Под какой звездой был зачат? А под какой родился?
Звезды, братья-Месяцы и сама Рожаница Лада дают каждому человеку Долю
- или Встречу, как ее еще называют, - маленькое Божество, которое следует
за хозяином до могилы, трудится и хлопочет, помогает ему. Доли у всех
разные, смотря по тому, какая звезда верховодила на небосклоне. И до сих
пор случается - один человек всю жизнь палец о палец не стукнет, гуляет
себе, на бел свет зевает, и все равно: что людям тын да помеха, ему смех
да потеха, вечно у него по два сома в одной верше, по два гриба в ложке. А
иной до рассвета уже в трудах и поту, на вешней пахоте шапка с головы
свалится - не оторвется поднять, а все - корка на корке, ни пышки, ни
мякиша. Это оттого, что у одного Доля умница да работница, у другого -
лежебока-лентяйка. В сердцах ругнется бессчастный:
- Знать, сиротской ночью я появился на свет!
Что тут добавить? Нельзя наново родиться, переменить ту льняную нить,
пряденую нитку Судьбы, которой повили когда-то пуповину младенца, накрепко
привязав его к Доле...
Много тех, кто, отчаявшись, живет как придется и больше не пробует
что-нибудь изменить. Но еще больше иных, не скоро сдающихся, кто однажды
поймал свою нерадивую Долю за шиворот и запер в погреб, чтобы не мешала. А
то, оттрепав за уши, вразумил косорукую тонко прясть и мелко молоть,
заставил лежебоку вскакивать до свету и не жалеть плеч!
...А еще у великой Лады, у матери-Лады была юная дочь. Звали ее
просто Доченька - Леля, Лелюшка, Полелюшка. Недаром любимое детище до сих
пор не просто растят - лелеют, колыбель зовут люлькой, а само дитя нет-нет
да покличут нежно лялечкой. И ласка, и оберег именем прекрасной Богини.
Подросла Леля и стала гулять по лугам, по густым тенистым лесам, и
шелковая мурава сама льнула ей под ноги, чтобы распрямиться еще зеленее и
гуще. А минуло время - начала Леля вместе с матерью обходить и объезжать
поля, тянуть за зеленые ушки едва проклюнувшиеся всходы, и Люди увидели,
что никогда прежде не было на Земле таких урожаев. Стали они славить Лелю
наравне с матерью и чтить как Рожаницу, называть Весной-кормилицей. У Лады
стали просить разрешения закликать-зазывать в гости Весну, а когда Мать
позволяла - готовили Дочери дерновую скамью, проросшую травами, ставили
подношения: хлеб, сыр, молоко. Это был девичий праздник, мужчин,
любопытных парней близко не подпускали. Жгли в честь Матери с Дочерью
огромный костер, окруженный двенадцатью другими, поменьше, в честь
Месяцев, и с пеплом того костра смешивали семена, умывали им лица, давали
больным. И никто, говорили, не помнил, чтобы не помогло.
А охотники баяли вот что:
- Зверь, позволивший забрать у себя пушистую шкуру и горячую плоть,
тотчас уходит на небо, в светлый ирий, и там рассказывает старшему в своем
роду, по чести ли с ним поступили. Не оскорбили ли напрасным мучением,
повинились ли перед вылетевшей душой, хорошо ли благодарили. И если все
совершилось по Правде земной - Мать с Дочерью скоро шьют зверю новую шубу,
мастерят птице пестрый наряд, облекают рыбу радужной чешуей. Позволяют
опять родиться в глубокой норе, в теплом гнезде, на речном дне, под
широким солнечным Небом...
Вот почему и самих Рожаниц рисуют порой в виде двух красавиц лосих.



ЯРИЛА


Однажды Люди встретили в только что засеянном поле босоногого, очень
красивого юношу-Бога верхом на белом коне, украшенном колокольцами, в
белом плаще и венке из трав и цветов. В левой руке он держал пучок спелых
колосьев, конь же под ним так и играл, а порой поднимал голову и ржал
громко, призывно, высматривая молодых кобылиц.
- Ишь ты! - удивились Люди коню и еще пуще юному седоку. - Куда
ступит ногою, там жито копною, куда взглянет, там колос зацветает!
Действительно, именно так все и было. Потом Люди присмотрелись:
- Э, а что это у тебя в правой руке? Никак череп?.. Вот страх-то!..
Да кто ты таков?..
Юный Бог назвался Ярилой - неудержимой силой взошедших семян и нежных
побегов, способных взломать тяжелые камни, ярой силой живой плоти,
вдохновением сбывшейся любви. Это его имя трубят олени в лесу, угрожая
соперникам и зовя к себе оленух, это его громко славят лебеди, мчась к
родному гнездовью. Яровой, ярый, яркий и яростный - это тоже о нем,
возникшем из солнечного жара и земного тепла.
- А для чего ж тебе череп? - спросили любопытные Люди.
- Сами поймете, - улыбнулся юноша и поскакал себе прочь, а Людям
помстилось, будто за время короткого разговора его мальчишеский,
ломавшийся голос окреп по-мужски.
Другой раз его встретили несколькими днями попозже. И вновь
удивились: ехал на коне уже не безбородый юнец - взрослый парень, сажень в
плечах, золотые кудри что хмель. Девчонки тогда оглянулись тайком на
ребят, и те вдруг показались им похожими на Ярилу. Такие же статные, такие
же ярые на работу, на пляску и на поцелуи. Женихи!
Спустя время Ярила приехал зрелым мужчиной, уже чуть-чуть никнущим,
уже с сединою в полбороды... и наконец - дряхлым старинушкой с погасшими
глазами и сердцем, с трясущимися руками, не сохранившими даже памяти о
былой силе. И конь под ним еле ноги переставлял.
- Похороните меня в Земле, - прошептал старец-Ярила и повалился на
руки Людям, рассыпаясь в прах на лету.
Люди выполнили его просьбу. Погребли во влажной земле, напекли
румяных блинов, собрались помянуть. Но отчего-то никому не хотелось
плакать и горевать на этих похоронах; старики и те знай по-молодому
шутили, расправляли согбенные плечи, а молодежь и вовсе играла, точно на
свадьбе. Плясали, подначивали друг дружку, соперничали, кое-где вставали
грудь в грудь. И вдруг не то из огня костров, не то из самой Земли
послышался знакомый юношеский голос:
- Чему удивляетесь, Люди? Вы хороните в землю зерно, но разве оно
умирает? Оно прорастает высоким стеблем и дает новые семена. Нет смерти,
пока рождаются дети, пока не прерывается род! Я снова приду по весне ярить
все живое на свете. Да не погаснет ярое пламя, да не переведется Жизнь на
Земле!
...Всякий год с той поры встречают и провожают Ярилу, и никто не
думает плакать, развеивая его тело по полю. Заплакали бы, если бы однажды
не довелось его хоронить. И вот еще что заповедал Людям Ярила. Велел,
чтобы в память о нем сеяли жито-хлеб одни только мужчины, не подпуская
женщин и близко. Чтобы нагими вступали на теплую, ждущую пашню, чтобы
выносили семя-зерно в особых мешках, скроенных из старых портов. Тогда
совершится меж ними и полем священный, таинственный брак, совсем такой,
как между Землею и Небом в самом начале времен. И молнии Перуна скрепили
этот завет.
Вот почему хлеб священен, вот почему, спасая его от пожара, Люди по
сей день не жалеют собственной жизни, словно защищая дитя.
Все благое, что ныне делают Люди, уже было впервые сделано кем-нибудь
из Богов на рассвете Вселенной. Все, что сквозь поколения пришло к нам от
пращуров, было дано пращурам самими Богами. Этим заветом мир держится, им
он крепок, вечен и свят. Вот почему так недоверчивы Люди ко всему вновь
обретенному - вплоть до новой формы горшка. Вот почему во все века корят
старые молодых:
- Не отеческим законом живете! Не по-Божески!..
Но и Богам следует помнить: все, что они совершают, потом повторяется
у Людей. Доброе и дурное, правое и неправое.
Однако тогда в мире еще не было неправды и зла...



ОГОНЬ ОЧАГА


Рыжекудрый Огонь между тем исполнил наказ старших братьев-Богов: стал
для Мужчины и Женщины, для всего их рода святым огнем очага. Вокруг него
собиралась семья, и он гнал прочь тьму ночи и жадных, хищных зверей. Он
варил и пек пищу, и Люди, садясь к трапезе, не забывали попотчевать свой
Огонь. Всякий гость, обогревшийся у очага, причастившийся еды, становился
за своего, никто не смел обидеть его, прогнать из-под крова. А когда Люди
ссорились, при Огне невозможно было молвить бранного или нескромного
слова:
- Сказать бы тебе... да очаг в доме, нельзя!
Люди поняли: этот Огонь не должен угаснуть. Переходя в новый дом, его
непременно брали с собой. Так доставался он внукам от дедов и был не
простым пламенем, суетящимся в расколотых дровах. Ему показывали
новорожденных, чтобы Огонь узнал новую душу и не отказался беречь и холить
дитя. Свахи протягивали ладони к Огню, прося его покровительства. Невеста,
входя к мужу в дом, первым долгом кланялась очагу и бросала в него три
своих волоска. А когда доводилось идти назад с похорон, все старались без
промедления заглянуть в хлебную квашню и коснуться рукой очага. Так
очищались от прикосновения смерти, не пускали беду через порог.
В начале времен Люди мыслили свои души подобными душам птиц, рыб и
зверей. Ощутив, что жизнь на излете, начинал гадать человек:
- Кем предстоит мне родиться? Оленем, вепрем, малым воробушком, юркой
уклейкой?
Тогда умерших хоронили в земле и клали набок свернувшимся, как дитя в
материнской утробе. Верили Люди: Земля всех родила, она подарит новую
жизнь. Позже открылись деяния славных Богов, забрезжило таинство Неба.
Стали Люди поручать мертвых Огню, да не простому - добытому, как когда-то
огонь человеческой жизни, из двух трущихся деревяшек. Его так и называли -
живым. Теперь Люди не удивлялись глазам Неба, горящим огням звезд. Это
были глаза умерших дедов и прадедов, приглядывающих за родней.



БЕДА


Поистине то было счастливое утро Богов и Людей. Еще не восстало меж
ними неодолимых стен, не легло великих обид и неправд, и небеса стояли
открытыми, слушая людские молитвы. Стоило женщинам в жаркие дни совершить
чародейство - воздеть над головами чары с водой, призывая замешкавшийся
дождь, или полить кормилицу-Землю из двойных кубков без донца - тут как
тут на резвых конях являлся Перун, пригонял облачные стада, раскатисто
хлопал громовым бичом, щедро доил своих коров на поля.
Но вот пришел срок одному созвездию передавать главенство другому. Ни
Боги, ни Люди не знали еще, как опасно это сумежное, ничейное время,
время-безвременье, когда всякое чудо возможно - и доброе, и дурное.
Однажды Солнце-Даждьбог с братом Перуном вместе путешествовали в
Исподней Стране, оставив Землю наслаждаться ночным покоем. И вот тут из-за
края Вселенной, из немыслимых чужедальних миров явила себя темная звезда
без лучей, с длинным кровавым хвостом. Ярко вспыхнула - и прянула вниз!
Не иначе, насмерть сразила бы крепко спавшую Землю - муж-Небо поспел
на подмогу: заслонил любимую, закрыл собой, принял жестокий удар. Но
совсем отвести беду не сумел. Над всей Землей пронеслось хвостатое чудище,
сжигая леса страшным, невиданным доселе пожаром, и наконец грянуло оземь
где-то у дальнего края, больно ударило, обожгло, и Мировое Древо со стоном
вздрогнуло от корней до макушки, высящейся над светлым ирием...
...Братья-Боги едва не загнали борзых коней, летя на восточный край
Океана. Когда же пересекла его лодья, влекомая белыми лебедями, и крылатые
жеребцы снова взвились - Даждьбог в ужасе закрыл руками лицо и еще много
дней не смел глянуть вниз светло и ясно, как прежде. Ибо поперек всей
Земли протянулась обезображенная, мертвая полоса, и там в черном дыму
метался перепуганный, ничего не понимающий Огонь. А из ран Неба потоками
хлестала наземь вода, затопляя низины, губя и смывая все, что уцелело в
пожаре...
Молодые Боги раздумывали недолго: кинулись спасать мать и отца.
Спасать свой мир, покуда он снова не стал бесформенным комком, каким был
до рождения. Перевязывали раны Неба белыми полосами облаков, влажными
пеленами туманов. Успокаивали Огонь. Зажигали радугу над немногими
выжившими Людьми, указывали дорогу к спасению...
Братья-Боги совсем не заглядывали в ирий и ведать не ведали, какая
тревога поселилась в доме Матери Лады. Когда упала чужая звезда, юная
Богиня Весны была внизу, на Земле. И не вернулась домой ни поутру, ни
после. Птицы, вестницы Лады, не сумели найти Бога Грозы в густых тучах
гари и пыли, носившихся меж Землею и Небом. Но, видно, так уж была
когда-то выпрядена для самого Перуна льняная нитка судьбы. Летя на
взмыленных жеребцах над потопом, он разглядел далеко внизу, под собою,
среди вздувшихся волн, почти залитый островок. А на островке - девушку в
знакомом светло-зеленом наряде и жмущихся подле нее осиротелых лесных
малышей: волчат, оленят, малых птенчиков из разметанных гнезд. Конечно,
Богиня бросить их не могла.
Сын Неба направил коней вниз, к самой воде:
- А ну, живей полезайте!
И сам поднял на колесницу заплаканную, перемазанную Богиню Весны. И
вот диво: лишь только взмахнули крылами могучие скакуны, Леля вытерла
слезы, отряхнула волосы и рубаху - и вмиг осыпалась грязь и улетела по
ветру, а растрепанная коса легла шелковиночка к шелковиночке. Вот с тех
пор и ведется: весною - ведро воды, ложка грязи. А осенью наоборот: воды -
ложка, грязи - ведро...
Улыбнулась Леля - и Даждьбог послал в ответ тонкий солнечный луч,
разрубил, как мечом, клубившуюся мглу... и тоже, видно, поверил, что будет
все хорошо.
Бог Грозы привел колесницу в ирий и с рук на руки передал дочку
Матери Ладе. А лесных малышей выпустил в густую траву, на ветви всегда
зеленого Древа:
- Играйте-ка здесь... еще вам не время рождаться.
И наконец братья возмогли перевести дух, вытереть пот, разогнать
смрадные тучи. Посмотреть, что же осталось.
Вот тогда и увидели у дальней кромки Земли горы, которых не было
раньше, горы, похожие издали на чудовищные облака. Крепко вплавились они в
тело Земли, вросли - захоти, не поднимешь, не выбросишь из Вселенной, не
ранив опять. Осторожно направили Боги к тем горам своих скакунов...
Оказалось, горы были железными. Раскаленные, они успели остыть, и острые
вершины дышали нездешним черным морозом, сбереженным где-то внутри, на
глазах обрастали снегом и льдом. Никогда прежде молодые Боги не видывали
подобного... Хорошо еще, большая часть этих гор провалилась вниз, за край
Исподней Страны, от века безжизненной, и лишь один безобразный хребет
осквернял собой лик зеленой Земли. Увидели Боги: все живое пятилось от
Железных Гор, все бежало от мертвящего холода - леса, реки, травы,
цветы...
- Неладно это, - нахмурил брови Даждьбог.
Они осторожно объехали Железные Горы и в одной глубокой пропасти
обнаружили путь сквозь Землю, до самого Нижнего Мира. Брошенный камень
летел бы туда двенадцать дней и ночей, но сверкающие колесницы, конечно,
были проворней. Скоро братья оказались в Исподней Стране, впервые миновав
западный Океан-море и лодью, запряженную птицами. И когда Даждьбог поднял
огненный щит, озаряя половину Вселенной - они тотчас увидели два существа,
отчаянно заслонявшиеся от света, мужчину и женщину, похожих больше на
жуткие сны, чем на Людей или на Богов...
Говорят, тогда-то Перуну в самый первый раз захотелось взмахом секиры
не возжечь жизнь, а истребить.
- Это вы посмели обидеть Небо и Землю?!.. - прогремел разгневанный
Бог Грозы, подлетая на крылатых бурях-конях. Мужчина и женщина повалились
перед ним на колени, трусливо прячась друг за друга:
- Пощади! Пожалей!..
И Перун остановил жеребцов, опустил руку с занесенным топором. Он еще
не выучился быть беспощадным и разить, когда встают на колени.
- Вы кто таковы? - спросил он незнакомцев. Женщина указала на
мужчину:
- Его прозывают Чернобогом...
Он вправду был весь точно в саже, только усы будто заиндевелые. Он
кивнул на подружку:
- А ее кличут Мораной.
Перуну показалось в диковинку, чтобы кто-то не мог назвать сам свое
имя, но пришлых Богов его недоумение перепугало до дрожи:
- Никогда не говори: я такой-то, если не хочешь беды! Мало ли кто
подслушает и сглазит тебя, порчей испортит!
- Порча? - спросил Перун. - Что это такое?..
А про себя почти с жалостью рассудил: должно быть, эти двое спаслись
из какого-то очень страшного мира, отвыкшего от доверия и добра. И
Даждьбог, милуя странников, усмирил свое пламя, прикрыл огненный светоч
краем плаща.
Чернобог и Морана выглядели не только напуганными, но и голодными, и
братья поделились с ними едой.
- Нашего отца, - рассказал им Даждьбог, - называют Сварогом, то есть
попросту Небом, или по-другому Стрибогом, это значит Отцом-Богом. Оттого
Люди своих дядьев по отцу зовут еще стрыями. А мать, Землю, рекут Макошью
- Матерью судеб, Матерью снятого урожая. От нее все богатство - и зерно в
коше, и серебро в кошеле, и овцы в кошаре...
Пришлые Боги слушали, уплетая разделенное угощение, кивали головами,
мотали на ус. Расстались не то чтобы друзьями, но все-таки поклялись не
чинить друг другу беды. Даждьбог поклялся щитом, а Перун - верной секирой:
- Пускай она выпадет из руки, если я нарушу обет.
Знать бы еще братьям Сварожичам, что все клятвы Мораны и Чернобога
стоили не больше горсточки снега, тающего, если сжать его в кулаке.
И снова минуло время, и оправившаяся Земля не раз еще принесла
урожай, и все было мирно и тихо. Только Даждьбог рассказывал дивные дива
об Кромешной Стране, где позволили поселиться пришлым Богам. Там стоял
теперь такой лютый мороз, что случайно влетевшие облака тотчас опадали
наземь белыми хлопьями, и даже Океан-море покрылся вдоль берега льдом.
Однажды Перун отправился с братом - взглянуть, правду ли говорит. И
оказалось, что правду: пришлось Богу Грозы сверху легкой белой рубахи
вздевать мохнатую серую безрукавку. Здесь не к месту был его гром:
безмолвная, мертвая, белая гладь расстилалась внизу. Даждьбогу тоже всякий
раз делалось не по себе, хоть с недавних пор и завел он обычай заглядывать
сюда каждые сутки ради присмотра. Он старался скорей миновать неприютное
небо, не выезжал высоко...
- Никогда мне здесь не нравилось, а теперь и подавно, - молвил он
брату. - Все кажется - не к добру!
Но тому легла на ладонь игольчатая снежинка, тоненькое колесико о
шести тающих спицах:
- Смотри! Она похожа на знак, которым призывают меня Люди - знак Неба
и Белого Света, громовое колесо!
И не видели братья пристальных глаз, устремленных, как копья, им в
спину из глубокой пещеры в Железных Горах, не слышали шепота Чернобога,
шепота ночной ведьмы Мораны:
- Век не видеть бы вашего Белого Света, не слышать вашего смеха! Вот
ужо вам, удальцы!..

Что касается предварительной цели жизни человека, есть четыре различных пути, которые могут выбрать люди.
Один путь – это путь материальной выгоды. Посредством своей профессии, рода занятий, бизнеса, отрасли человек хочет зарабатывать деньги. Следует сказать что-то и за и против этого идеала. Против него может быть сказано, что, работая ради денег, человек очень часто теряет верный путь, мысль и рассуждение, человек перестает видеть права других людей. А что следует сказать за это, так это то, что, в конце концов, те, кто владеет богатством, могут применить богатство в лучших целях. Благотворительные учреждения, больницы, школы, колледжи – все они основаны милосердными людьми, которые щедро давали деньги таким организациям. Поэтому нет ничего плохого в том, чтобы зарабатывать деньги и посвящать свое время этому постольку, поскольку мотивы этого правильные и добрые.

Другой путь – путь долга. Человек думает, что он связан долгом со своим сообществом, городом или страной, человек выполняет некоторую общественную работу, старается делать добро другим людям и считает это своим долгом. Может быть и так, что человек считает, что у него есть долг перед своими родителями, он может ухаживать за своей матерью, посвящать свою жизнь ей или своей жене и детям. В этом тоже есть великое достоинство. Несомненно, что против этого то, что очень часто жизнь людей, обладающих чувством долга, испорчена и они не имеют возможности сделать что-то достойное в мире, но если бы не они, то мир был бы лишен любви и привязанности. Если бы жена не имела чувства долга по отношению к мужу, или сосед по отношению к своему другу, тогда они жили бы, как животные низкого творения. Именно чувство долга делает человека более великим, нежели другие существа, вот почему мы восхищаемся этим чувством. Герои, отдающие свою жизнь за свою страну, делают немало. Есть нечто великое в том, что человек отдает свою жизнь ради долга. Другой пример – жена, пожертвовавшая своими собственными амбициями, чтобы заботиться за своим мужем-инвалидом. Долг, чувство долга – это великая добродетель, и когда она ценится и углубляется в сердце человека, она пробуждает его к великому и высшему сознанию. Люди свершают великие дела. Великие герои жили жизнью долга.
Третий путь, который человек выбирает в жизни – получать лучшее от настоящего.
Это точка зрения человека, который говорит: “Если я и был великим человеком в прошлом, какая разница? Что имеет значение, так это то, кто я сейчас. Прошлое забыто, а будущее – кто знает, что из него выйдет! Никто не знает своего будущего. Для того чтобы укрепить себя для будущего, мне нужно взять лучшее в настоящем моменте и сделать свою жизнь как можно более счастливой”. Это неплохая точка зрения. Это философская точка зрения. Те, кто придерживаются ее, счастливы и дают счастье другим людям.
... я не имею в виду сказать, что человек, берущий все возможное от настоящего момента – это то же самое, что человек, которого мы называем беспечным счастливчиком, простым человеком. Он живет в ином мире, не осознавая жизненные обстоятельства, не пробужден к конфликтным воздействиям жизни. Если он счастлив, то это не удивительно – он само счастье. Я хочу сказать, что для тех, кто пробужден к обстоятельствам жизни, нежных и чувствительных к мыслям и чувствам других людей, для них очень трудно продолжать жить и в то же время улыбаться. Если человек может это делать, несомненно, это великая вещь.
Четвертый путь – это путь тех, кто думает: “В конце концов, что такое жизнь на земле? Разве не все равно это, что четыре дня провести как-нибудь? День подходит к концу, месяцы и годы проходят, так пробегает время. Человек приходит к концу своей жизни прежде, чем он этого ожидает, и прошлое становится лишь сном одной ночи”. Спросите человека, прожившего сто лет: “Что ты думаешь о жизни на земле?” Он скажет: “Сон одной ночи, дитя мое, не более того”.
Если это все, что есть, тогда те, кто думает о том, что может произойти после такой жизни, говорят: “Мы должны думать о последующей жизни. Пока мы в состоянии работать, мы должны бороться, чтобы сделать запас на старость, чтобы нам было более комфортно. В таком же смысле мы должны работать и на последующую жизнь. Жизнь означает краткую остановку, это ничто, кроме возможности подготовить что-то, чтобы позже мы от этого получили пользу”. Несомненно, найдется кто-то, у кого будет правильное понимание, тогда как другие придают этому слишком большое значение, имея неправильное представление о последующей жизни.
Но мудрый думает: “Мы должны воспользоваться временем и возможностью, которые нам предоставляются в этой жизни, чтобы подготовиться к следующей”, и совершает многое. Этим можно восхищаться.

Вот четыре разных пути, которые выбирают люди, чтобы достигнуть цели жизни: накопление богатства, совестливость в своем долге, использование каждого момента жизни в наилучшем виде, подготовка к будущему. Все эти четыре пути имеют свои хорошие стороны, и зная это, вы не можете винить кого-то, что он выбрал путь, отличный от того, что выбрали вы для выполнения своей цели жизни. Понимая это, мы становимся терпимыми.

Теперь мы подходим к высшей цели жизни, которая одна и та же. Каждый человек, в конце концов, должен достичь одной и той же цели жизни, таким путем, каким он желает. Он приходит к цели либо осознанно, либо неосознанно, легко или с трудностями, но ему придется достичь ее. Это духовное достижение.
Вы можете спросить, достигнет ли этой цели человек, который никогда о ней не думает, человек настолько материальный, что он отказывается рассматривать этот вопрос. Ответ таков: да, каждый человек сознательно или неосознанно стремится к духовному постижению. Порой он выбирает не тот путь, который выбираете вы, порой его точка зрения и его методы иные. И порой один человек достигает духовного осуществления значительно быстрее, чем другой, может быть за один день. А другой может стремиться всю свою жизнь и все еще не достигать.
Что определяет это? Эволюция каждой отдельной души.

- А давай наперегонки до горки? – предложил он ей, предвкушая победу.
- Неа, – отказалась она, – Воспитательница сказала не бегать. Попадет потом.
- Струсила? Сдаешься? – подначил он ее и засмеялся обидно.
- Вот еще, – фыркнула она и рванула с места к горке.
Потом они сидели в группе, наказанные, под присмотром нянечки, смотрели в окно как гуляют другие и дулись друг на друга и на воспитательницу.
- Говорила тебе – попадет, – бурчала она.
- Я бы тебя перегнал обязательно, – дулся он, – Ты нечестно побежала. Я не приготовился...

- А спорим, я быстрей тебя читаю? – предложил он ей.
- Ха-ха-ха, – приняла она пари, – Вот будут проверять технику чтения и посмотрим. Если я быстрее – будешь мой портфель до дому и до школы таскать всю неделю.
- А если я – отдаешь мне свои яблоки всю неделю! – согласился он.
Потом он пыхтел по дороге с двумя ранцами и бурчал:
- Ну и что! Зато ты не запоминаешь, что читаешь, и пишешь медленнее. Спорим?..

- А давай поиграем, – предложил он, – Как будто бы я рыцарь, а ты как будто бы дама сердца.
- Дурак, – почему-то обиделась она.
- Слабо? – засмеялся он, – Слабо смущаться при виде меня? И дураком не обзываться тоже слабо.
- И ничего не слабо, – повелась она, – Тогда вот что. Ты меня тоже дурой не обзываешь и защищаешь.
- Само собой, – кивнул он, – А ты мне алгебру решаешь. Не рыцарское это дело.
- А ты мне сочинения пишешь, – хихикнула она, – Врать и сочинять – как раз рыцарское дело.
А потом он оправдывался в телефон:
- А не надо было себя как дура вести. Тогда никто бы дурой и не назвал. Я, кстати, и извинился сразу...

- Ты сможешь сыграть влюбленного в меня человека? – спросила она.
- С трудом, – ехидно ответил он, – Я тебя слишком хорошо знаю. А что случилось?
- На вечеринку пригласили. А одной идти не хочется. Будут предлагать всякое.
- Нуу… Я даже не знаю, - протянул он.
- Слабо? – подначила она.
- И ничего не слабо, – принял он предложение, – С тебя пачка сигар, кстати.
- За что? – не поняла она.
- Эскорт нынче дорог, – развел руками он.
А по дороге домой он бурчал:
- Сыграй влюбленного, сыграй влюбленного. А сама по роже лупит ни за что... Влюбленные, между прочим, целоваться лезут обычно…

- Что это? – спросила она.
- Кольцо. Не очевидно разве? – промямлил он.
- Нибелунгов? Власти? Какая-то новая игра затевается?
- Угу. Давай в мужа и жену поиграем, – выпалил он.
- Надо подумать, – кивнула она.
- Слабо? – подначил он.
- И ничего не слабо, – протянула она - А мы не заигрываемся?
- Да разведемся если что. Делов-то, – хмыкнул он.
А потом он оправдывался:
- А откуда мне знать, как предложения делаются? Я ж в первый раз предлагаю. Ну хочешь, еще раз попробую? Мне не слабо.

- Сыграем в родителей? – предложила она.
- Давай. В моих или в твоих? – согласился он.
- Дурак. В родителей собственного ребенка. Слабо?
- Ого как, – задумался он, – Не слабо, конечно, но трудно, небось…
- Сдаешься? – огорчилась она.
- Не, не. Когда это я тебе сдавался? Играю, конечно, – решился он.

- Усложняем игру. Ты теперь играешь в бабушку.
- Правда? – не поверила она.
- 3900, – кивнул он, – Пацан. Слабо тебе в бабушку сыграть?
- А ты в данном случае во что играешь?
- В мужа бабушки, – засмеялся он, – Глупо мне в бабушку играть.
- В де-душ-ку. Как бы ты тут не молодился, – засмеялась она, – Или слабо?
- Куда я денусь-то...

Она сидела у его кровати и плакала:
- Сдаешься? Ты сдаешься что ли? Выходишь из игры? Слабо еще поиграть?
- Угу. Похоже, что так, – ответил он, – Неплохо поиграли, да?
- Ты проиграл, раз сдаешься. Понял? Проиграл.
- Спорное утверждение, – улыбнулся он и умер.

Жизнь не всегда радует нас, иногда на пути нашем встречаются преграды и препятствия. А иногда бывает так, что сердце сжимается в малюсенький шарик… и нету сил, чтобы дышать… и хочется кричать, а ты вдруг оказываешься нем…
Одних людей мы любим… они живут в сердце нашем… но немногие из них достигают нашего живота, где уже иначе оказывают влияние на нас, вызывают иные эмоции…
Так вот, когда болит сердце – можно дышать, хоть нет сил, можно стонать, хоть немота одолевает нас, но когда болит где-то в области живота, нет спасения нам от этого недуга: нет отвлечений, нет радости, нет ничего такого, что способно нас отвлечь, вернуть к жизни, заставить жить, дышать, кричать….
Тоска одолевает, набрасывается на нас волнами и терзает не только нашу душу, но и плоть нашу. Бороться нет смысла. Это также как пытаться не смотреть на какой-то предмет. Как только ты ставишь себе целью не смотреть на что-то, взгляд твой неизменно притягивается именно к запретному предмету. Также и борьба с хандрой приводит лишь к еще большей концентрации на негативном состоянии души и тела, усугубляя его.
Возможно, отдаться этому состоянию, погрузиться в него с совершеннейшей самоотдачей и в этом отчасти и найти утешение. И даже нужно бы это сделать, только стоит погрузиться и насладиться (да, именно насладиться!) этим состоянием – дойти до самого дна. Вероятно, это покажется удивительным, что в таком состоянии можно получить наслаждение, но, поразмыслив, понимаешь, что это именно так.
Вспомните, как нам бывает приятно реветь навзрыд, когда есть рядом человек, который утешит. И чем больше нас утешают, тем неистовее становятся наши рыдания. Он как бы поддерживает ту мысль, что мы так несчастны и заслуживаем жалости, и нам становится жаль себя еще больше. Но после, порыдав вволю, слезы высыхают сами собой, и на душе становится легче.
Также и в тоске – необходимо отдаться ей до самого конца…
Прочувствовать ее каждой клеточкой души и тела, рассыпаться на мелкие кусочки, не отвлекаясь на окружение и не терзая себя необходимостью поддерживать маску счастья и радости.
Чтобы излечиться – необходимо поболеть. И для каждого недуга и человека свои сроки болезни.
При унынии и тоске необходимо бывает углубиться в это состояние, упасть на дно… Упасть на дно, но не для того, чтобы умереть на этом дне, а чтобы воскреснуть.
Всегда ощутима та грань, когда ты понимаешь, что или ты сейчас начинаешь подниматься, чтобы идти дальше, или ты так и останешься «овощем» – без интересов, в печали и тоске, душевно и физически слабым. Ведь всегда душевное состояние отражается и на нашем физическом самочувствии.
И нельзя упустить тот момент, позволить тоске победить. В этот момент нужно отбросить все плохое… Ведь уже выстрадана боль, искуплена вина, наказание понесено. Позвольте себя себе же простить, проявите к себе любовь и дружественный настрой. Очистите свои мысли от хандры. Когда приходит момент решиться – идти дальше или зачахнуть, всегда найдутся силы, чтобы идти дальше, всегда можно почерпнуть энергию, чтобы встать. Не упускайте этот момент. Никто и ничто не сможет помочь, если нет желания вставать. Не будет такого чуда, которое протянет и вытащит из этой ямы без приложения собственных усилий. Но наших сил всегда бывает достаточно для того, чтобы самим выбраться из этого действительно тяжелого состояния моральной подавленности. Помните, что Бог никогда не посылает на душу человека то, что он не смог бы пережить… Вынесите все испытания достойно и найдите в себе силы, чтобы почерпнуть опыт и воскреснуть к новым приключениям. Но также и относится к миру с благодарностью за все, что нас окружает и что есть у нас уже сейчас. Ведь не ведомо никому, что будет завтра. И мы можем быть счастливы только здесь и сейчас.
Если есть причина страдать – позвольте себе вволю отдаться печали, но потом вставайте и идите к новым целям!

Жила-была вне времени одна Маленькая Душа, которая
сказала Богу:



- Я знаю, кто я есть!


- Замечательно, - ответила
Бог, - и кто же ты?



И Маленькая Душа прокричала:



- Я есть Свет!



Бог улыбнулся своей большой улыбкой и сказал:



- Верно! Ты есть Свет!



Маленькая Душа была очень счастлива, так как поняла то, что рано или поздно
понимают все души в Царстве Бога.



- Ух ты, - сказала Маленькая душа, - а ведь это на самом деле круто!


Но вскоре, одного знания того, кто она есть ей стало недостаточно. Маленькая
Душа почувствовала волнение внутри и захотела узнать, что это такое. Для этого
Маленькая Душа вернулась к Богу (что само по себе, совсем не плохая идея для
всех душ, которые хотят быть тем, Кто Они Есть на Самом Деле) и сказала:



- Привет, Бог! Теперь, когда я знаю, Кто Я Есть, можно ли мне быть этим?



И Бог ответил:



- Ты хочешь сказать, что ты желаешь быть тем, Кем Ты Уже Являешься?



- Видишь ли, - ответила Маленькая Душа, - одно дело знать, Кто Я Есть, и совсем
другое на самом деле быть этим. Я хочу почувствовать, каково это быть Светом!



- Но ведь ты уже есть Свет, - повторил Бог, снова улыбаясь.



- Да, но я хочу узнать это, почувствовав! - крикнула Маленькая Душа.



- Ну что ж, - сказал Бог посмеиваясь, - Я должен был предвидеть это. Ты всегда
была авантюристкой. Но потом он сказал с другой интонацией - Только, есть тут
одна вещь...



- Какая? - спросила Маленькая Душа.



- Нет ничего кроме Света. Видишь ли, я создал только то, чем ты и являешься; и
потому простого пути узнать себя как то, Кто Ты Есть у тебя нет, так как нет
ничего, чем бы ты не была.



- Эээ... , - сказала Маленькая Душа, которая была теперь несколько озадачена.



- Подумай об этом вот как, - сказал Бог, - Ты подобна свече, составляющей
Солнце. И тебе там настолько хорошо, вместе с миллионами, триллионами и
триллиардами других свечей, которые и создают Солнце. И солнце не было бы
Солнцем без тебя. Более того, Солнца бы не было, если бы не было хотя бы одной
свечи... , потому что оно бы уже не сияло так ярко. И вот, как узнать себя как
свет, когда ты находишься в самом Свете? Вот в чем вопрос.



- Хорошо, - оживилась Маленькая Душа. - Ну ты же Бог, - придумай же что-нибудь!




И тогда Бог улыбнулся еще раз и сказал:



- Я уже придумал. Поскольку ты не можешь увидеть себя как Свет, если ты
находишься в Свете, мы окружим тебя темнотой.



- А что такое темнота? - спросила маленькая душа.


- Это то, чем ты не являешься, - ответил Бог.


- Я ведь буду бояться темноты? - заплакала Маленькая Душа.



- Только в том случае, если ты выберешь это, - ответил Бог, - На самом деле,
нет ничего, чего стоило бы бояться, за исключением того чем ты не являешься.
Видишь ли, мы сами придумываем всё это. Мы разыгрываем себя.



- О, - сказала Маленькая Душа, и ей стало гораздо легче.



После этого Бог объяснил, что для того, чтобы вообще что-либо почувствовать,
должно появиться нечто прямо противоположное. И это великий дар, - сказал Бог,
- ведь без этого ты бы не смогла узнать, на что это похоже. Ты не можешь узнать
Тепла без Холода, Верха без Низа, Быстро без Медленно. Ты не можешь узнать Лева
без Права, Здесь без Там, Теперь без Тогда.


Таким образом, - продолжил Бог, - когда ты будешь окружена темнотой, не
грози кулаком,  не повышай голос и не проклинай темноту. Но вместо этого
будь Светом в этой темноте и не сходи с ума по этому поводу. Тогда Ты узнаешь,
Кто Ты Есть на Самом Деле, и все остальные это тоже узнают. Позволь своему
Свету сиять настолько ярко, что все узнали, какая ты особенная!



- Ты имеешь ввиду, что это хорошо - позволить другим увидеть, насколько я
особенная? - спросила Маленькая Душа.



- Ну разумеется! - засмеялся Бог, - это очень даже хорошо! Но помни, что
"особенный" не означает "лучше". Каждый является особенным,
но по своему! Однако, многие забыли это. Но они поймут, что это хорошо - быть
особенным, только когда ты поймешь, что для тебя хорошо быть особенной.

- Ух ты, - сказала Маленькая Душа, танцуя, смеясь и прыгая от радости, - Я могу
быть такой особенной, какой захочу!





- Да, и ты можешь начать прямо сейчас, - сказал Бог, который принялся
танцевать и смеяться и прыгать вместе с Маленькой Душой, - Какой частью
особенного ты хочешь быть?



- Как это, какой частью особенного? - повторила Маленькая Душа, - я не понимаю.




- Понимаешь, - начал Бог, - быть Светом - значит быть особенным, а быть
особенным, включает в себя много разных частей. Быть добрым - значит быть
особенным. Быть нежным - значит быть особенным. Быть творческим, изобретательным
- также значит быть особенным. Быть терпеливым - это тоже значит быть
особенным. Можешь ли ты придумать какие-то иные способы быть особенным?



Маленькая Душа посидела немного в молчании.



- Я могу придумать множество способов быть особенной! - воскликнула она
наконец, - Быть поддерживающим - значит быть особенным. Быть отдающим - это
быть особенным. Быть особенным - это и быть дружелюбным. И быть заботливым -
это тоже значит быть особенным.



- Да! - согласился Бог, - и ты можешь быть всем этим или любой другой частью
особенного, какой пожелаешь в любой момент. Это и означает быть Светом.



- Я знаю, чем я хочу быть, я знаю, чем я хочу быть! - радостно объявила
Маленькая Душа, - Я хочу быть той частью особенного, которая называется
"прощающий". Ведь быть прощающей - значит быть особенной?



- О, да, - с уверенностью сказал Бог, - это очень особенно.



- Хорошо, - сказала Маленькая Душа, - именно этим я и хочу быть. Я хочу быть
прощающей. Я хочу узнать себя как прощающая.


- Хорошо, - сказал Бог, - но есть одна вещь, о которой тебе следует знать.



Маленькая Душа стало немного не по себе. Теперь ей казалось, что на каждом шагу
её ожидают новые осложнения.



- Что же это такое? - спросила она со вздохом.



- Нет никого, кого можно было бы простить.



- Никого? - она едва могла поверить тому, что только что услышала.



- Никого! - ответила Бог. - всё, что я
создал - совершенно. Нет ни одной другой души во всём, что Я создала, которая была бы менее совершенна, чем ты.
Посмотри вокруг.





И именно тогда Маленькая Душа поняла, что вокруг собралась большая толпа
других душ. Эти души пришли издалека и отовсюду из самых разных уголков Мира,
ибо все узнали, что Маленькая Душа ведёт необычайный разговор с Богом, и все
хотели услышать, о чём идёт речь.



Глядя на бесчисленное множество душ, собравшихся здесь, Маленькая Душа была
вынуждена согласиться. Ни одна из душ не выглядела менее замечательно, менее
великолепно или менее совершенно чем она сама. Это было так удивительно, и
столь ярок был их свет, что Маленькая Душа едва могла на них смотреть.


 


- Так кого же прощать? - спросил Бог.



- Ммм-да, - сказала Маленькая Душа, - повеселиться, похоже, не удастся. А я-то
хотела узнать себя как То, Что Прощает. Я хотела узнать, как эта часть
особенного себя чувствует при этом.


И Маленькая Душа узнала, каково это - быть грустной. И именно в этот момент
к ней подошла другая Дружелюбная Душа





- Не волнуйся, Маленькая Душа, - сказала ей Дружелюбная Душа, - я помогу тебе.



- Правда? - засветилась Маленькая Душа, - но что же мне нужно сделать для
этого?



- Да ничего - я могу дать тебе того, кого ты сможешь простить!



- Ты можешь?



- Конечно! - улыбнулась Дружественная Душа, - я могу прийти в твою следующую
жизнь я сделать то, за что ты сможешь меня простить.



- Но зачем? Зачем тебе делать это? - спросила Маленькая Душа, - Тебе, самому
совершенному Творению! Тебе, которая вибрирует с такой скоростью, что рождается
Свет, настолько яркий, что я не могу смотреть на тебя! Что может заставить тебя
захотеть уменьшить свои вибрации, что твой яркий свет станет тёмным и тяжелым?
Что может послужить причиной того, что ты, которая есть Свет; ты, которая
танцует со звёздами и движется через Мир со скоростью мысли, захотела бы придти
в мою жизнь и сделать себя настолько тяжёлой, что ты смогла бы сделать что-то
плохое?





- Просто, - сказала Дружелюбная Душа, - я сделаю это, потому что люблю тебя.




Маленькая Душа была удивлена, услышав такой ответ.



- Не стоит так удивляться, - сказала Дружественная Душа, - ты уже делала то же
самое и для меня. Неужели ты не помнишь? О, мы же столько раз уже танцевали
вместе, ты и я. Сквозь целые эпохи на протяжении стольких лет мы танцевали с
тобой этот танец. Все это время, во многих местах мы играли с тобой вместе
Неужели ты не помнишь?


Мы обе были уже Всем Этим. Мы были и Верхом и Низом, и Левым и Правым. Мы
уже были и Там и Здесь, Теперь и Тогда. Мы уже были Всем Этим. Мы были и
мужчинами и женщинами, хорошим и плохим; мы обе уже бывали и жертвами и
злодеями.



Так мы и поступали прежде множество раз друг для друга, ты и я; и каждая
создавала для другой совершенную возможность для того, чтобы Проявить и
Познать, то Кем Мы Являемся На Самом Деле.



- Таким образом, - стала объяснять Дружелюбная Душа дальше, - в этот раз в
нашей следующей жизни я предстану перед тобой как "плохая". И я
сделаю что-то действительно ужасное и тогда ты сможешь познать себя как Та,
Которая Прощает.



- Но что же ты сделаешь? - спросила Маленькая Душа, немного нервничая, - что
будет этим действительно ужасным, что ты сделаешь?



- О, - сказала Дружелюбная Душа улыбаясь, - мы непременно придумаем что-нибудь.




Но после этого Дружелюбная Душа стала серьёзнее и сказала тихим голосом:



- Знаешь, в одном ты определённо права.



- В чём? - захотела узнать Маленькая Душа.



- Мне действительно понадобится замедлить мои вибрации и стать очень тяжёлой
для того, чтобы сделать эту не очень приятную вещь для тебя. Мне придётся
притворяться быть чем-то совершенно на меня не похожим. И теперь я хочу попросить
тебя об одной ответной услуге.



- Да всё что хочешь! Всё, что ты пожелаешь! - воскликнула Маленькая Душа, начав
петь и плясать, - Я буду прощающей! Я буду прощающей! - и тут Маленькая Душа
заметила, что Дружелюбная Душа продолжала оставаться молчаливой.



- Так что ты хочешь? - спросила Маленькая Душа, - Что я могу сделать для тебя?
Ты просто ангел, согласившись сделать это для меня.



- Ну, разумеется, эта Дружелюбная Душа и есть ангел! - прервал их беседу Бог, -
Каждый и есть ангел. Помни всегда: Я посылаю вам только ангелов и никого кроме
них.



И Маленькая Душа сгорала от нетерпения сделать что-нибудь для того, чтобы
исполнить просьбу Дружественной Души:



- Так что же я могу сделать для тебя? - спросила она снова.



- Когда я стану бить тебя и причинять тебе боль, - начала Дружелюбная Душа, - в
тот момент, когда я сделаю тебе худшее изо всего того, что ты только можешь
себе представить... В этот самый момент...



- Да? - прервала её Маленькая Душа, - так что же...?




 



Дружелюбная Душа молча взглянула на Маленькую Душу и затем молвила:



- Помни, Кто Я Есть На Самом Деле.



- О, ну конечно! - воскликнула Маленькая Душа, - Я обещаю! Я всегда буду помнить
тебя такой, какой вижу тебя здесь и сейчас.



- Хорошо, - сказала Дружелюбная Душа, - потому что, видишь ли в чём тут дело: Я
буду очень сильно стараться притворяться, и я скорее всего, забуду то, Кто Я
Есть На Самом Деле. И если ты не будешь помнить то, Кто Я Есть На Самом Деле, я
могу забыть об этом на очень долгое время. И если я забуду, Кто Я Есть, - ты
можешь даже забыть Кто Ты Есть и мы обе потеряемся. И тогда нам потребуется еще
одна душа, которая придёт и напомнит нам о том, Кто Мы Есть.



- Нет! Нам этого не потребуется! - снова пообещала маленькая Душа, - Я буду
помнить, кто ты есть! И я буду благодарна тебе за тот дар, который ты принесёшь
мне - шанс познать и почувствовать то, Кто Я Есть.


И соглашение было заключено, и Маленькая Душа отправилась в свою новую
жизнь, взволнованная тем, что будет Светом, что само по себе было очень
особенным; и вдвойне радостная оттого, что сможет быть той частью этого
особенного, которая называется Прощение.




И Маленькая Душа с нетерпением ждала, когда у нее появится возможность
проявить себя как Прощение и поблагодарить ту другую душу, которая сделает это
возможным.


И в каждый момент этой новой жизни, когда новая душа появлялась на сцене, и
что бы эта новая душа не приносила в жизнь Маленькой Души - радость или печаль,
и в особенности, если это была печаль, Маленькая Душа думала о том, что сказал
ей Бог:


 - Всегда помни, - улыбался Бог, - Я всегда посылаю вам только ангелов,
и никого кроме них...