Откройте свой Мир!

Открытое письмо – статья для свободной публикации.
«ДАЙТЕ НАРОДУ ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ!»
 
Уважаемые Господа! Имеем честь, представить Потребительское Общество «Народный Союз», основными целями которого являются: реализация Комплексной Инвестиционной Строительной Программы (КИСП) «Народный Союз» на внебюджетной основе и развитие малого и среднего бизнеса России в рамках международного потребительского (кооперативного) движения.
В период нового надвигающегося международного кризиса стала очень заметна тенденция вывода из страны крупными монополистами России своих, мягко будет сказано, не честно заработанных активов. Такие отрасли промышленности, как сельскохозяйственная, перерабатывающая, легкая, пищевая, строительная и другие, относящиеся к так называемому малому и среднему бизнесу, просто погибают.
На сегодняшний день активы ПО «Народный Союз» составляют 7250 миллионов долларов США. Реализация Программ в рамках потребительского движения снижает себестоимость их выполнения на 25–30%. Эти факторы позволяют нам, используя так же возможности государственного ресурса, под залог совместных активов пайщиков «Общества», провести внебюджетное финансирование строительства жилья в объеме 110 млн. м2 в период 2012–2015 гг. со стоимостью квадратного метра при строительстве «под ключ» не выше 500 долларов США, включая города Москва и Санкт-Петербург, а также провести реанимацию и реконструкцию предприятий малого и среднего бизнеса и обеспечить ввод в эксплуатацию необходимое количество российских заводов быстровозводимого, экологически чистого, сейсмостойкого домостроения и специализированных линий зарубежных технологий – общей производительностью 44 миллиона квадратных метров жилья в год, в том числе для выполнения государственных программ «Кордон» и «Жильё» на границах и в регионах Российской Федерации, что стало актуальным уже сейчас после ужасной катастрофы в Крымске.
Представляет интерес социальная компонента деятельности Потребительского общества. В случае реализации Программ предприятиями ПО «Народный Союз», выходящие в отставку военнослужащие, члены их семей, переселенцы Севера обеспечиваются рабочими местами. На базе возводимого жилья создаются автономные поселения не только для проживания, но и с возможностью организации трудовой деятельности, что особенно актуально в связи с планируемым высвобождением большого числа военнослужащих в результате реформы армии.
Учитывая, что КИСП «Народный Союз» включает в себя проекты программ экономического развития многих регионов России и осуществляет их на внебюджетной основе за счет привлечения инвестиций в рамках международного потребительского движения, активизация деятельности Союза позволит снизить негативное воздействие мировых кризисных явлений на экономику страны.
Пайщики Общества надеются, что у Вас хватит времени и, где-то между поездками и совещаниями по тем же самым, трудно решаемым Вами вопросам, которые мы пытаемся благополучно осуществлять, не смотря на препоны огромного чиновничьего аппарата нашего любимого государства, рассмотреть возможность принять к действию, как «пилотный» вариант частного и государственного партнерства, программу реализации КИСП «Народный Союз» на базе внебюджетного финансирования под активы предприятий пайщиков Общества.
Для более полного и эффективного использования активов пайщиков нами создаются и развиваются устойчивые связи на всех уровнях: Федеральном, органов муниципального управления, хозяйствующих субъектов ПО "Народный Союз". По этой же схеме укрепляются связи с аналогичными объединениями, союзами в странах СНГ и дальнего зарубежья. В рамках КИСП «Народный Союз» создается особый социум из числа высвобождающихся из Вооруженных Сил военнослужащих порядка 250000 человек, и желающих объединиться в офицерские товарищества, кооперативы, советы, поселения со своим насыщенным материальным и духовным миром, как институт гражданского общества.
Концепция КИСП «Народный Союз» предусматривает разработку особого раздела Программы о финансовых паевых взаимоотношениях участников-пайщиков Потребительского Общества «Народный Союз». Для полного понимания вопроса мы предлагаем Вам прикоснуться к истории потребительского движения в России, которая четко прописана в нашей концепции КИСП «Народный Союз».

Концепция КИСП «Народный Союз» исходит из Государственной стратегии устойчивого развития Российской Федерации, учитывает состояние и особенности экономики страны.
Новизна и оригинальность Концепции определяется предложенной системой сопряжения паевого перемещения материальных, нематериальных и денежных ресурсов кооперативного сектора с финансовой системой монопольной экономики.
В современной России - это пионерная Программа, не имеющая прототипов и аналогов ее практического применения.
Концепция предусматривает создание многоотраслевого кооперативно-паевого сообщества в сфере материального производства, строительства и в сфере услуг, как замкнутого цикла на всей территории Российской Федерации.
Настоящая Концепция впервые в Российской Федерации создает предпосылки для создания межсекторного общественно-производственного комплекса, соединяя в единое целое интересы и потенциальные возможности государства, экономики и неправительственных организаций, организуя их взаимодействие на правовой основе в соответствии с законодательством Российской Федерации.
Центром деятельности ПО "Народный Союз" Концепция определяет хозяйствующего субъекта – пайщика. Объединение субъектов-пайщиков составляют основную ячейку общества. Это суверен, никто не вправе распоряжаться его активами, оказывать административное воздействие, его значение и интерес для общества определяется наличием пая, активностью пая на рынке и объемом пая. Общество всемерно содействует повышению уровня капитализации активов пайщика.
Инструментом реализации является: бухгалтерский учет, движение материальных и нематериальных ценностей, паевых взаимозачетов и т.д. Да, колхоз! Но построенный на собственной земле и под собственные активы.
Организационные структуры ПО "Народный Союз", позволяющие органически по отраслевым направлениям соединить воедино весь имущественный комплекс Общества, для более эффективного и оперативного взаимодействия создают общественные центры - точки роста в регионах, что позволит получить дополнительный эффект от развития общества как по вертикали, так и по горизонтали, взаимно увязывая интересы пайщиков всех уровней, вовлекая в общефедеральный оборот региональный потенциал. Подобная система экономического взаимодействия в Российской Федерации создается впервые.
Полезность и эффективность Программы определяется обеспечением строительства 110 млн кв. метров доступного и современного жилья гражданам России в период 2012-2015 гг. на основе внебюджетного финансирования. Реализация Программы позволит предложить рынку действительно доступное жилье. Жилье, предлагаемое КИСП - это народное жилье, как "народные" автомобили в Германии, Франции, доступные для широких слоев населения с невысокими доходами. Применение ресурсосберегающих технологий, высокой степени модульной сборки, использование новейших финансовых инструментов позволяет снизить стоимость кв. метра жилья до 500 долларов США, в том числе в Москве и Санкт-Петербурге.
Социальная составляющая Программы, являющаяся стержнем Концепции, предусматривает обеспечение рабочими местами и жильем граждан, увольняемых с военной службы, из органов внутренних дел, учреждений Министерства юстиции РФ, переселение граждан из ветхого и аварийного жилья, граждан, отселяемых с комплекса "Байконур", обеспечение жильем и рабочими местами беженцев и вынужденных переселенцев, выезжающих из районов Крайнего Севера, молодых семей, участников ликвидации радиационных аварий и катастрофических ситуаций, участников войн, ветеранов, не адаптировавшихся к условиям рыночной экономики. КИСП ориентирована на новую нормативно-правовую базу, которая включает более 300 законодательных и иных нормативных актов, регулирующих отношения собственности в сфере недвижимости. Авторам КИСП «Народный Союз» удалось на научной основе обобщить богатейший опыт развития кооперации в России, 125-летие которой отмечалось в 2006 г., международный опыт не монопольного развития экономики, использования современных высокотехнологичных методов ведения производства, нематериальных активов, применения современных финансовых инструментов для регулирования паевого движения активов в условиях развивающейся законодательной базы и вступления России в международное сообщество - ВТО. Особое внимание при этом уделено проблемам экологии земли и человека, работе финансово-экономических и неправительственных организаций.
Потребительское общество (Кооперация) - это то, что трудовая масса всегда противопоставляла необузданной стихии рынка, коррупции и деспотизму властных структур.
В условиях перестройки начался бурный рост кооперативных организаций, но чаще всего они носили характер, преследующий цель извлечения максимальной прибыли из производства, торговли и управления финансовыми потоками государственных предприятий, а не улучшения работы пайщиков за счет самоорганизации кооперативных объединений , оптимизации их внутренних ресурсов.
Термин "кооперация" впервые использован классиком до марксистского социализма Р. Оуэном. Он противопоставил ее "индивидуалистической системе", монопольному производству. При активном участии Р. Оуэна проходили в Англии первые кооперативные конгрессы рабочих, на которых решался вопрос об устройстве Общества оптовых закупок для потребительских обществ - первого кооперативного объединения, создававшегося на основе идей великого поборника новой "социальной системы".
Идея кооперации получила развитие в трудах многих мыслителей XIX века, начиная с Ш. Фурье, а в России - с Н.Г. Чернышевского. Последний писал, что "производство должно иметь форму товарищества трудящихся", которая "должна быть признана формою самого успешного производства". В ней, считал Чернышевский, сохранится возможность для всестороннего развития личной инициативы работника, а "личный интерес есть главный двигатель производства" (Полн. собр. соч. Т. VII. С. 18).
Первым кооперативом в России стал Петровский завод в Забайкалье, устав для которого написал в 1831 году декабрист И.И. Пущин. Впервые прозвучали призывы к гражданам России объединяться в кооперативы со страниц журнала "Современник", основанного А.С. Пушкиным. Активно создавались молочные артели (кооперации). В них вовлекались люди, хорошо знающие дело. С этой целью на средства Вольно-экономического общества была открыта Едимовская коммуна, подготовившая около 600 мастеров-кооператоров.
Как результат, в 1913 году Россия вывозила за границу молочных продуктов на 60 млн золотых рублей. Страна получала золота в два с половиной раза больше, чем давали все золотые прииски Сибири.
В начале прошлого века каждый третий житель России состоял членом кооператива. Издавалось 117 газет и журналов потребкооперации, шла мощная разъяснительная работа, крепли организационные структуры кооперативных объединений.
Сторонники кооперативного развития выступали за такую справедливость, при которой общественное богатство распределяется в соответствии с количеством и качеством труда, а также с учетом размера капитала или денежного пая, внесенного индивидом в совместное кооперативное дело.
Именно такой позиции придерживался самый крупный теоретик кооперативного движения ХХ в. А.В.Чаянов. Он отталкивался от положений М.И. Туган-Барановского, который раскрыл коренное отличие трудовой кооперации от "кооперации капиталов", т.е. акционерных обществ.
Погоня за прибылью, писал этот видный ученый-экономист, один из основателей Украинской Академии наук, ее действительный член с 1918 г., превращает кооператив трудовых производителей в мелких капиталистов. И "организация, в которой трудящиеся элементы перестали бы задавать тон, неизбежно утратила бы и специфические черты кооператива, которые обычно считаются его признаками, как то: демократизм, личное начало и т.д… Капиталу свойственно становиться самоцелью, подчинять себе не только весь строй данной экономической организации, но и самого человека. Кооперативы характеризуются прямо противоположными чертами. Их цель - не наибольшая прибыль, но наибольшая степень благосостояния членов кооператива; они не только не подчиняют человека капиталу, но наоборот, ставят своей задачей избавить человека от такого подчинения" (Туган-Барановский М.И. Социальные основы кооперации. Изд. 1916, 1918, 1919 и 1989. С. 86-87). Идя дальше, А.В. Чаянов подчеркивал, что в частном предприятии "хозяином является капитал…, а в кооперации хозяин сам потребитель, который, благодаря объединению, заставляет капитал обслуживать его, потребителя, нужды" (Чаянов А. Краткий курс кооперации-М., 1925.С.30-31).
Не борьба с капиталом, особенно мелким и средним, а привлечение его к участию в решении социальных и экономических задач, стоящих перед трудовым большинством населения России в настоящее время, - такова цель нашего общества, которое способно объединить в своих рядах всех потребителей, т.е. граждан, добывающих средства к своему существованию трудом, умом, талантом и предназначенными для потребления накопленными средствами. И ПО "Народный Союз" привержен идеям кооперативного движения, заложенным еще два века тому назад и не востребованным по-настоящему в современной России.
Важным направлением развития кооперативного движения стало создание кредитной кооперации, взявшей на себя ссудосберегательные функции по отношению к своим членам. Уже в 1866 г. в Костромской губ. по инициативе братьев В. и С. Лучининых было создано первое кооперативное товарищество. В 70-е гг. XIX в. стараниями князя А.И.Васильчикова организован кооперативный банк в Москве, помогавший развитию кредитной кооперации, основными ячейками которой стали ссудосберегательные товарищества, образуемые в волостях и других низовых административно-территориальных единицах страны. Сеть "волостных банков" быстро охватила всю страну, вытесняя существовавшие до этого казенные и частные ссудные заведения, где условия получения кредита для большинства мелких и наименее состоятельных средних производителей были неприемлемы (высокий процент, взятки, административные рогатки, сословные ограничения, обман, необходимость надежных гарантий имущественной правоспособности заемщика и т.д.
К началу 1917 г. в кооперации состояло около 25 млн членов. В городах и в основном в сельской местности действовало 35 тыс. потребительских обществ, на долю которых приходилось 35 % общего товарооборота страны. Число кредитных товариществ приближалось к 20 тыс. Их объединил созданный в 1912 г. Московский народный банк - ведущий кооперативный банк России. Эта мощная общественная структура защищала интересы мелких товаропроизводителей, а также в случае нужды и средних предпринимателей от подчинявшей своему безраздельному влиянию финансовой олигархии, насаждавшей вместо свободных рыночных отношений всевластие монополий, в том числе и связанных с деспотическим государством.
В России большинство населения воспринимало систему переплетавшихся государственных и частных банков как чужеродное тело. Как известно, сам термин "банк" происходит от слова "банкета" - скамейка, на которой сидели еще на рынках Древнего Рима менялы, занимавшиеся ростовщичеством. Православный люд следовал одной из заповедей Христа, предлагавшего гнать менял вон из храмов.
И совершенно иным было отношение к кредитным товариществам, которые аккумулировали разрозненные средства мелких товаропроизводителей, обеспечивали их сохранность и прирост, достигавшийся за счет кредитования под низкие проценты нуждавшихся в дополнительных средствах крестьян, ремесленников, мелких торговцев. Поэтому кредитной кооперации среди населения с низкими и даже средними доходами стремительно нарастала. Сами пайщики осуществляли управление своими паевыми взносами, следили за их доходностью и сохранностью. Цель получения наивысшей прибыли для узкой группы влиятельных акционеров или высших чиновников, как это делалось в частных и государственных банках, кредитной кооперацией не выдвигалась. Это было общество взаимного доверия и коллективной взаимопомощи тем, кто нуждался в пополнении своих средств. Кроме того, тесно связанное со всем кооперативным движением, оно обеспечивало независимость его от крупных банков и казенных кредитных учреждений.
Использование опыта кредитной кооперации в современных условиях - крайне важная задача, без решения которой невозможен успех в жилищном строительстве на территории России. Влиятельный кооперативный банк (по типу Московского народного банка, ликвидированного вскоре после Октябрьской революции уже в 1917 г.) мог бы обеспечить не только сохранность средств пайщиков, но и стать основой кровеносной системы, которая представляет из себя оборот денежных, полученных в виде паевых взносов, отчислений от доходов кооперативных предприятий и поступлений от низкопроцентного кредита, предоставляемого пайщикам. Денежные потоки - это кровь рыночной экономики. И нельзя передавать регулирование этих жизнетворных потоков в чужие руки (частным, корпоративным банкам, стремящимся к получению максимальной прибыли, а отнюдь не к удовлетворению нужд мелких акционеров, представляющих различные народные слои). Без независимых, свободных от подчинения финансовой олигархии и крупному бизнесу банков невозможно укрепление и развитие начал рыночной экономики, в рамках которой предполагается осуществление нашей программы. Концепция КИСП «Народный Союз» предусматривает создание таких гарантий, предполагая создание независимой кооперативной банковской системы.
Главной целью Концепции является определение основных направлений и методов достижения благоприятных условий реализации Комплексной Инвестиционной Строительной Программы (КИСП) "Народный Союз" путем обеспечения гармоничного сочетания архитектурных, социально-экономических и экологических приоритетов развития жизненного пространства граждан Российской Федерации.
Концепция разработана в соответствии с государственными программами: "Социальная адаптация военнослужащих, подлежащих увольнению из Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, военных формирований и органов, и членов их семей на 2002-2005 годы", "Переселение жителей Крайнего Севера и приравненных к ним местностей", "Внебюджетная ресурсная поддержка машинно-технологических станций для обеспечения продовольственной безопасности", Федеральная целевая программа "Жилище", Программа "Кордон" - в рамках Федерального закона "О потребительских кооперациях (потребительских обществах, их союзах) в Российской Федерации" от 11.07.1997 г. № 97-ФЗ (статья 3) с дополнениями и изменениями от 28.04.2000 г., Федерального закона от 14.11.2002 г. № 161-ФЗ "О государственных и муниципальных предприятиях", Федерального закона от 27.05.1998 г. № 76-ФЗ "О статусе военнослужащих", Закона Российской Федерации от 19.02.1993 г. № 4520-I "О государственных гарантиях и компенсациях для лиц, работающих и проживающих в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях".
Концепция призвана обеспечить получение ощутимого эффекта за счет мобилизации и рационализации использования внебюджетных финансовых ресурсов и повышения общего уровня жилищного и социального обеспечения в России.
Целями являются формирование экономики строительной отрасли, обладающей динамичным потенциалом, способным обеспечивать рост уровня благосостояния населения и стандартов проживания.
В социальной сфере Концепция КИСП "Народный Союз" ориентирована на реализацию федеральных и региональных программ и инвестиций в области градостроительства и переустройства сельских населенных мест, удовлетворение спроса населения на жилье различной степени комфортности, повышения уровня обеспеченности современными объектами жилищно-коммунального хозяйства и гражданского назначения (здравоохранения, культуры и спорта, образования, бытовой принадлежности).
В производственной сфере Концепция направлена на создание обновленного потенциала мощностей и материально-технической инфраструктуры промышленного и жилищного строительного комплекса:
разработка и реализация проектов, обеспечивающих регламентный ход строительства объектов;
сокращение себестоимости квадратного метра жилья;
привлечение научного потенциала высокопрофессиональных организаций для разработки и реализации проектов строительства, экспертизы;
применение новейших технически безопасных технологий;
эффективное использование земельных ресурсов;
обеспечение градостроительными средствами, включение России в единое мировое пространство;
развитие рынков недвижимости, оптимизация платы за землю;
привлечение к строительству на территории Российской Федерации архитектурной строительной системы «Элевит», а также западных фирм с профессиональными технологиями домостроения:
Концепция предусматривает реструктуризацию имущественных активов предприятий с целью вовлечения в имущественный оборот всех имеющихся нематериальных и материальных промышленных и других активов с целью повышения капитализации предприятия по отраслевым признакам, создание единых имущественных комплексов, состоящих из активов предприятий и ранее переданных им земельных участков.
Главными исполнителями Комплексной Инвестиционной Строительной Программы являются пайщики ПО "Народный Союз", что органично соединяет в единую Концепцию задачи реализации КИСП и деятельность потребительского общества. ПО «Народный Союз» является добровольным объединением граждан и юридических лиц на основе членства путем объединения имущественных взносов (паев) для удовлетворения потребностей членов Общества. В соответствии с этим предмет деятельности Общества – совместное сбережение и использование имеющихся средств, и получение прибыли для оказания финансовой взаимопомощи членам Общества в развитии экономики своих предприятий.
Активы пайщиков – юридических лиц делают Общество важным инструментом привлечения внебюджетных инвестиционных средств для паевого финансирования и эффективного участия пайщиков в выполнении не только собственных программ на местах, а также и государственных, поднимающих престиж всей страны в глазах мирового потребительского общества.
На сегодняшний день наши пайщики объединены по отраслевым направлениям в 47 областях и городах России, СНГ, дальнего зарубежья и круг паевого содружества расширяется в геометрической прогрессии.
Большую заинтересованность в реализации КИСП "Народный Союз" проявили Министерство Обороны, Министерство природных ресурсов, ОАО РЖД, ГК «РОСТЕХНОЛОГИИ» и другие государственные структуры. ПО «Народный Союз» ещё в конце 2003-го года совместно с ФГУП «ВЦПО» Министерства Обороны ПО «Народный Союз» разработало Программу (основание - Концепция жилищного строительства объемом 110 млн кв. метров в 2005 – 2015 годах) на базе выводимых из сферы Минобороны военных городков, баз и других объектов для подъема социального уровня населения , участвующего в развитии промышленных и сельскохозяйственных комплексов.
Отличительной чертой этой Программы является комплексное решение всех социально – экономических и экологических проблем для жителей реконструируемых военных городков (далее «Поселений»). Комплексное решение включает переподготовку персонала к реализации новых безотходных технологий и производств в пределах регионов, где должны дислоцироваться поселения, обеспечение занятости с гарантированным уровнем доходов для каждой семьи, достойный уровень социального и коммунального обслуживания и долгосрочных перспектив развития Поселений.  План работы в рамках Концепции и Программы уже в 2005 году предусматривал создание кооперативных объединений (офицерских товариществ) на базе Поселений, включение их, как коллективных членов, в ПО «Народный Союз», предоставление инвестиций по Программе внедрения новых технологий производственного назначения, обеспечение переподготовки и занятости на новых предприятиях, внебюджетное финансирование строительства жилья при стоимости квадратного метра не выше нормативной цены по регионам. Но эта, живительная программа для всех военнослужащих вышедших в отставку, осталась невыполненной по вине чиновнического бюрократизма и необузданной коррупции муниципальных властей, получивших от Правительства РФ подарок в виде земель отобранных у ликвидируемых воинских частей.

Чем привлекательно членство в Обществе? – Мы не создаём финансовых пирамид. Пайщики проектируют, строят и реализуют свои программы сами под залог собственных активов. Высокая эффективность деятельности Общества в рамках международного потребительского движения предполагает, наряду с другими факторами, уменьшение (до 40 %) себестоимости выполняемых работ. В тоже время монопольная система ведения строительства, существующая практически повсеместно в России, препятствует снижению цен на всех этапах строительного процесса. Объединенные же в Общество участники строительства несут меньшие финансовые, в т. ч. установленные законом налоговые издержки, что для физических лиц – пайщиков Общества создает возможность приобретения жилья или участия в долевой реализации объектов КИСП «Народный Союз» по действительно доступным ценам.
Государство (а вернее всего, крупные финансовые банковские структуры) настойчиво призывают народ использовать ипотечный метод привлечения средств на строительство жилья. По сути же дела здесь речь идет не об ипотеке, а о долгосрочном кредите, который приведет к удорожанию жилья, как минимум, вдвое для каждого клиента. Программу «Народного Союза» можно тоже смело назвать ипотекой, но, ни в коем случае, не кредитом: это собственное вложение активов под заемные инвестиционные паевые средства, что пайщику обойдется лишь в 10 % сверх себестоимости каждого квадратного метра. Заметьте разницу – там финансовая пирамида, а у нас – регулирование процесса ипотеки собственными активами пайщиков.
Организационно-правовые и производственно-финансовые возможности нашего Общества предполагают плодотворное сотрудничество с Федеральными и муниципальными структурами власти. Создавая Центры Инновационных Программ (например, ЦИП «Народный Союз Самары» ОАО) Общество заложило в смету внебюджетных расходов на развитие социальной сферы и ЖКХ города Самара десять процентов общей сметной стоимости программ экономического развития города. Целенаправленное привлечение через наше Общество внебюджетных средств на выполнение разработанных государственных программ ускорит решение многих социальных и экономических проблем страны.
Экономическая эффективность реализации концепции. В основе действующей налоговой системы лежит принцип прямого или косвенного обложения фонда оплаты труда. Так сейчас строится вся система цен, калькуляций, расчетов балансовой прибыли и налогооблагаемой базы. В этом ее главный парадокс. С одной стороны, вклад труда в прирост ВВП не превышает 5-7%, а с другой – до 70% всех налогов пытаемся получать за счет этого, самого угнетенного фактора производства. Сегодня заработная плата является недопустимо низкой, а эксплуатация наемного труда запредельно высокой. Поэтому реально фонд оплаты труда никак не может выступать в качестве налогооблагаемой базы.
Облагая фонд оплаты труда, мы примерно вдвое увеличиваем издержки производства, делая продукцию излишне дорогой, а, следовательно, неконкурентоспособной. Нынешняя система налогообложения делает невыгодным для предпринимателя использование рабочей силы на производстве, стимулирует его к сокращению рабочих мест. В результате неизбежны рост безработицы, расширение "деклассированного" населения, увеличение бедности и дальнейший рост поляризации населения по уровню доходов. За этим следуют нарастание социально-психологической нагрузки на население, рост и без того высокой смертности. Благодаря закону «О потребительской кооперации (потребительских обществах, их союзах) в Российской Федерации», объединившись в потребительское общество, сегодня многие предприятия могут снизить налоговую нагрузку. Льготное налогообложение позволяет предприятию пайщику экономить на уплате налога на прибыль т. к. передача паевых взносов (товаров, работ, услуг) не является операцией по реализации товаров. Соответственно и возврат (кооперативные паевые выплаты) товаров не является их реализацией .
ПО не подлежит налогообложению на добавленную стоимость (ставка налога 10%-20%) в соответствии с Законом № 1992-1 «О налоге на добавленную стоимость» со статьей 39 и статей 146 II части Налогового кодекса РФ. Реализацией товаров, работ и услуг признается передача права собственности на товары, результатов выполненных работ одним лицом для другого лица, оказание услуг одним лицом другому лицу, как на возмещенной, так и на безвозмездной основе.
Товарный кредит – передача товаров заемщику происходит не на возмещенной (или безвозмездной) основе, а на возвратной основе, в виде займов, передачи активов.
Потребительское Общество может не являться плательщиком единого социального налога (ставка 35,6%) Согласно п.1. статьи 238 НК РФ и п.1. статьи 11. Закона № 54-ФЗ от 28.04.2000 г. «О потребительской кооперации (потребительских обществах, их союзах) в Российской Федерации», создавая свои внутренние социальные фонды и структуры.

Организационные факторы.
Для обеспечения решения задач взаимодействия в системе частного государственного партнерства и в реализации КИСП «Народный Союз» предлагаем :
• создать на базе градообразующих предприятий-пайщиков ПО «Народный Союз» сеть региональных филиалов (представительств) ПО «Народный Союз» в форме Центров Инновационных Программ (ЦИП) «Народный Союз» (в настоящее время уже созданы и функционируют: ООО ЦИП «Народный Союз Самары», ООО ЦИП «Народный Союз МО Усть-Абаканского района Хакасии», подписаны соглашения о взаимном экономическом сотрудничестве с администрациями Томской и Калининградской областей, МО Павлово-Посадского района Московской области, подготовлены к подписанию еще 12 региональных соглашений).
• выпустить Правительством Российской Федерации Постановление следующего содержания:
«О реализации Комплексной Инвестиционной Строительной Программы (КИСП) «Народный Союз» в рамках частного и государственного партнерства совместно с Правительством Российской Федерации».
В целях поддержания статуса члена ВТО, развития потребительского (кооперативного) движения в рамках малого и среднего бизнеса в Российской Федерации с привлечением инвестиционных ресурсов международного потребительского сообщества и общероссийского частного капитала ПРЕДЛАГАЕМ внести в Постановление Правительства (как проект) следующие пункты:
1. Разрешить некоммерческому Потребительскому Обществу «Народный Союз» (ПО «Народный Союз») совместно с парламентским Центром «Кооперация и социальный прогресс» для реализации Комплексной Инвестиционной Строительной Программы (КИСП) «Народный Союз»
в рамках частного и государственного партнерства учредить и провести регистрацию частного Международного Агентства Потребительских Активов и Негосударственных Инвестиций (ОАО) с правом использования корпоративных активов и ценных бумаг пайщиков ПО «Народный Союз», в том числе из стран ближнего и дальнего зарубежья, по обязательствам которых Российская Федерация не несёт финансовой и юридической ответственности.
2. Утвердить временное Положение о взаимодействии федеральных и муниципальных образований Российской Федерации с Потребительским Обществом «Народный Союз» в случаях внесения прав землепользования в паевой фонд Общества на период действия Программы «Внебюджетная ресурсная поддержка машинно-технологических станций для обеспечения продовольственной безопасности» и Комплексной Инвестиционной Строительной Программы «Народный Союз» .
3. Контроль за выполнением настоящего Постановления возложить на Министерство Регионального Развития Российской Федерации
Примечание: На протяжении своей работы в должности Министра МРР, господин Басаргин В.Ф. тихо уходил от этой задачи, придумывая любые бюрократические отписки. Несмотря на негативную позицию Министерства Регионального Развития РФ, идея и практическая работа по реализации КИСП «Народный Союз» с большим воодушевлением и пониманием последние пять лет принималась к действию на слушаниях в Парламенте России, международных экономических и банковских форумах. Но воз, как говорится в народе, оставался на старом месте. Отраслевые хозяйства продолжали и продолжают рушиться. На сегодняшний день наша страна не сможет самостоятельно прокормить, одеть и обуть себя.  Не придут Москве на выручку сибирские дивизии, сильные, здоровые, тепло одетые и обутые. Богатые природные ресурсы России уходят не в переработку на местах для выпуска собственного товара и создания рабочих мест, а на продажу за границу и оптом и в розницу. Сегодня Россия застыла в ожидании второй волны экономического кризиса.

Основные условия нашей Концепции и направления КИСП «Народный Союз» должны органично войти в планы экономического развития любого поселка, города, района, области, которые, в свою очередь станут базой детальной проработки перспектив развития в рамках целевых отраслевых государственных комплексных программ. Проекты КИСП «Народный Союз», вводимые в регионы, утверждаются соответствующими органами местной исполнительной власти и реализуются заказчиком-застройщиком ЦИП «Народный Союз».

Одним из важных организационных факторов является создание нормативно-правового, научно-технического и экономического обеспечения реализации КИСП за счет введения в проектную документацию строки «интеллектуальная собственность», методологии рационального природопользования и охраны окружающей среды, эффективных методов строительства, энерго- и ресурсосберегающих технологий, прогнозирования изменений конъюнктурной обстановки, совершенствования экономического механизма реализации пред проектных, проектных и строительных мероприятий, формирование у всех участников процесса реализации программы «Народный Союз» (власть, инвесторы, субъекты-пайщики) экономически и социально обусловленных мотиваций к решению поставленных задач.
Основные требования нашей Концепции и направления КИСП «Народный Союз» должны органично войти в планы экономического развития любого поселка, города, района, области, которые, в свою очередь станут базой детальной проработки перспектив развития в рамках целевых отраслевых государственных комплексных программ. Проекты КИСП «Народный Союз», вводимые в регионы, утверждаются соответствующими органами местной исполнительной власти и реализуются заказчиком-застройщиком ЦИП ПО «Народный Союз».
Пайщики ПО «Народный Союз», исходя из реальной обстановки, сложившейся в настоящий период в стране, и для полной реализации КИСП «Народный Союз» в рамках частного государственного партнерства предлагают:
1. Используя возможности государственного ресурса под залог совместных активов пайщиков Общества, провести внебюджетное финансирование строительства жилья в объеме 110 млн. м² в период 2012 – 2015 гг. со стоимостью квадратного метра при строительстве «под ключ» не выше 500 долларов США, включая города Москва и Санкт-Петербург.
2. Создать на базе предприятий-пайщиков ПО «Народный Союз» Единую стабильную систему жилищно-коммунального хозяйства Российское Акционерное Общество (РАО) «Народный Союз». Период полной реабилитации системы ЖКХ в Российской Федерации составит 5- 6 лет с даты регистрации.
3. В плане развития стройиндустрии обеспечить ввод в эксплуатацию необходимое количество заводов быстро возводимого, сейсмоустойчивого, экологического домостроения российской архитектурно – строительной системы «ЭЛЕВИТ» общей производительностью 44 миллиона жилья в год.
4. Развить ипотечное кредитование в рамках потребительского (кооперативного) движения с целью снижения стоимости жилья на рынке недвижимости и создания приоритетной базы приобретения собственности малоимущими и средними слоями населения
5. За счет введения в сметы проектов КИСП «Народный Союз» строки «интеллектуальная собственность» ликвидировать коррупционные отношения между пайщиками и государственными чиновниками.
Учитывая сложную экономическую ситуацию, сложившуюся в стране по непредвиденным климатическим и другим чрезвычайным обстоятельствам, и главное - важность безусловного выполнения задач, определенных национальными проектами, мы считаем возможным придать КИСП «Народный Союз» статус приоритетной программы и включить ее в Национальный проект «Доступное жилье». Экономические и государственные выгоды этого шага очевидны, а именно: к реализации КИСП «Народный Союз» привлекаются значительные внебюджетные ресурсы; открывается обширное поле деятельности российских предприятий на рынке ВТО; резко снизится количество государственных чиновников, находящихся в сфере деятельности потребкооперации; снимаются бюрократические барьеры, исключается коррупция, так как деятельность ПО «Народный Союз» своей сущностью направлена на снижение затрат по результату развития отраслевых хозяйств и обеспечению населения действительно доступным жильем и социальными благами в реальных объемах.
Пайщики Общества, исходя из реальной обстановки, сложившейся в настоящий период в стране,  в рамках частного  государственного партнерства  и международного потребительского движения  предлагают:
        -    Учитывая сложную экономическую ситуацию, сложившуюся  по непредвиденным климатическим и другим чрезвычайным обстоятельствам, и главное -  важность  безусловного выполнения  задач,  определенных  национальными  проектами, и официальным входом России в ВТО,   придать   КИСП   «Народный Союз»  статус  приоритетной   программы    и  включить  ее  в  перечень Национальных  проектов.                                
 -    совместно  с  Министерством Регионального Развития РФ, Министерством Обороны РФ и  Российской Академией Наук   и   на условиях Генеральных Соглашений  объединить с  ПО «Народный Союз» усилия по развитию отраслевых хозяйств  и  предприятий малого и среднего бизнеса  Российской Федерации 
 -  Развить ипотечное кредитование в рамках потребительского (кооперативного) движения   с  целью  снижения   стоимости жилья на рынке недвижимости и создания приоритетной базы приобретения собственности малоимущими и средними слоями населения
                     Делегаты Второй Отчётно-выборной Конференции Общероссийской Общественной Организации Ветеранов Вооружённых Сил Российской Федерации, состоявшейся 17 ноября 2012 года.  в  городе Москве  единогласно поддержали  наше предложение   « О реализации Комплексной Инвестиционной Строительной Программы (КИСП)  «Народный Союз» совместно с   Общественными организациями Ветеранов силовых структур и Вооружённых сил страны  в рамках национального объединения народов России  и международного потребительского движения».                      

Для обеспечения стабильного производства и экономического равновесия на предприятиях малого и среднего бизнеса России Правление ПО «Народный Союз» приглашает в ряды Общества всех, желающих объединиться по отраслевым признакам и участвовать в реализации КИСП «Народный Союз» в рамках международного потребительского движения.


От имени и по поручению пайщиков ПО «Народный Союз»
Председатель Правления Камратов А.Г.




 

Приложения к открытому письму «Дайте народу зелёный свет»

Но надо идти в ногу с сегодняшним днем и Правление ПО «Народный Союз» выносит на ваш суд следующее предложение:
Реализация Комплексной Инвестиционной Строительной Программы «Народный Союз» при содействии Министерства Обороны и Министерства регионального развития РФ, на основе Градостроительного Кодекса РФ, утвержденного 29 декабря 2004 года № 190 – ФЗ и Протокола №16 от 30.09.2005 г., подписанного Министром Регионального Развития РФ, должна иметь ряд приоритетных направлений для развития экономики на инновационной основе и задач удвоения ВВП России, а именно:1. Создание на базе Центра Инновационных Проектов ПО «Народный Союз» корпоративного Инвестора, - передовое решение по привлечению в экономику России отечественных и зарубежных инвестиций, Приложение 1.
2. Внедрение новой технологии финансирования целевых программ обеспечения жильем на основе Корпоративных жилищных сертификатов, Приложение 2.
3. Обеспечение инновационного прорыва в развитии экономики России на базе формирования Банка передовых лицензируемых Технологий, Приложение 3.
Приложение 1
Центр Инновационных Проектов (ЦИП) как высокоэффективный Корпоративный Инвестор.

Переход экономики на инновационное развитие предполагает развитие
кредитования фундаментальных и прикладных исследований, внедрение новейших технологий, изобретений, ноу-хау посредством становления в России функционирования эффективных корпоративных Инвесторов.
Основные преимущества Центра Инновационных Проектов (далее ЦИП):
1.Вместо отношений кредитор – заемщик (Банк – предприятие), реализуются отношения заказчик – исполнитель (ЦИП – предприятие).

2. Инвестиционные проекты качественно отличаются от других форм
кредитования, так как главный критерий эффективности –квалификация связки заказчик – исполнитель, а не финансовые показатели кредитора и заемщика.

3. Для обеспечения возврата финансирования инвестиционного проекта заказчиком используются векселя предприятия – исполнителя.

4. Сам вексель обеспечен добавленной собственностью, интеллектуальной собственностью по инвестиционному проекту –патенты, ноу-хау, технической документацией, гуд-вилл и т.д.) предприятия - исполнителя, а не добавленной стоимостью (недвижимость и т.д.), учитываемой по балансу предприятия и не связанной с конкретным инвестиционным проектом.

5. Вексель заменяет собой обязательства по тендеру (конкурсу) предприятий - исполнителей, так как выпущен профессиональной организацией, а не коммерческой структурой, конкурирующей по смете затрат между подрядными организациями.

6. Государство получает с каждого инвестиционного проекта от действий ЦИП не только обычные налоги, но и отчисления во внебюджетные фонды инвестиций, накапливаемые на депозите уполномоченного банка (плата за аваль векселя предприятия – исполнителя – 10%, и страховой взнос – 10%).

Это наиболее выгодная статья внебюджетных доходов, по сравнению с налогами и сборами, так как эти отчисления легко возмещаются ЦИП посредством сублицензий по инвестиционным проектам.
Риски ЦИП минимальны, так как он – коллективный инвестор, прозрачный для общественности, действующий через ПО «Народный Союз» при тиражировании инвестиционных проектов. Так при трехкратном тиражировании проекта, при риске индивидуального проекта 50%, риск снижается до 12,5%, а при пятикратном тиражировании, он снижается до 3%.
Народнохозяйственный эффект от деятельности ЦИП значителен: на каждый рубль, вложенный в отдельный инвестиционный проект можно привлекать до 100 долларов США. Например: КМБ Банк (кредитование малого бизнеса) привлекает на рубль собственных инвестиций исполнителя инвестиционного проекта один доллар инвестиций ЕБРР.
Инвестиционные Инициативы в черной металлургии России привлекали на рубль собственных инвестиций до 250 долларов США зарубежных инвестиций.
Коммерческие банки, представляющие свои денежные ресурсы для ЦИП «Народный Союз» под залог векселей предприятий исполнителей, получат стабильный доход при значительной экономии затрат ( нет необходимости содержать и привлекать экспертов, аудиторов, оценщиков и т.д.). Эта функция – кредитование под залог векселей становится полностью автоматизированной банковской технологией.
В рамках ЦИП «Народный Союз» можно организовать ряд Корпоративных Инвесторов, по типу гарантий и методов функционирования трастовых компаний, обеспечивающих доверительное управление активами предприятий – исполнителей. Например:
ЦИП с банковскими гарантиями Уполномоченного Банка, осуществляющим аваль + страхование векселей предприятий – исполнителей инвестиционных проектов.
ЦИП с депозитарными расписками (или двойными складскими
свидетельствами) Гохрана, обеспеченными акцептом векселей предприятий – исполнителей в залог.
Приложение 2
Технология ЦИП «Народный Союз» финансирования Целевых программ обеспечения жильем на основе Корпоративных жилищных сертификатов.

Технология позволяет дополнить корпоративное денежное обращение, регулируемое Корпоративным правом, вторым механизмом денежного обращения, основанным на учете и обороте корпоративного внутреннего долга (КВД).
По расчетам и оценкам специалистов, объем обращения КВД может во много раз превысить объем корпоративного денежного обращения. Оборот КВД необходимо связан с оборотом отечественных инвестиционных ресурсов ( в том числе слабо используемых материальных запасов) и будет способствовать значительному росту промышленного производства, - не менее 10% в год. В свою очередь рост промышленного производства стимулирует опережающий рост корпоративного денежного обращения и поддерживает жизненно необходимые функции корпорации, связанные с укреплением благосостояния граждан, занятых в потребительской корпорации (ПК).
Сущность Технологии проясняется при решении задач обеспечения жильем граждан, которым ПК гарантирует бесплатно предоставлять это жилье за счет ПК.
Подобная аналогия с гарантиями государства возможна для некоторых категорий граждан, в частности военнослужащим, военным пенсионерам и членам их семей.
Вся процедура учета и оборота КВД состоит из нескольких этапов.
На первом этапе гражданин, желающий реализовать свое корпоративное право на жилье по алгоритму Технологии, подписывает с координатором (поверенным) Региональной Целевой программы КИСП «Народный Союз» соответствующий Договор поручение. На основании Договора, координатор от имени гражданина привлекает инвестиционные ресурсы, необходимые для строительства (приобретения)его жилья и вкладывает привлеченные ресурсы или их денежный эквивалент в строительство. При этом действия гражданина основаны на гарантии ПК – Корпоративном жилищном сертификате (КЖС), в рамках которого гражданин самостоятельно реализует свои гражданские права за счет своего гаранта и получает право на денежное возмещение понесенных необходимых расходов и иных убытков, связанных со строительством (приобретением) полагающейся ему по КЖС жилой площади.
На втором этапе координатор подбирает Инвестора, который становится Поручителем и возмещает гражданину за ПК указанные выше необходимые расходы и убытки. После чего Инвестор приобретает право денежного требования к ПК на сумму выполненного корпоративного обязательства.
До возмещения Инвестору от ПК понесенных им затрат, Инвестор имеет право на получение беспроцентного кредита на всю сумму понесенных затрат. ПК может рассчитаться с Инвестором также следующим образом:
погасить задолженности Инвестора на сумму денежного требования Инвестора к ПК, возместить Инвестору понесенные им затраты предоставлением квот, сырьевых ресурсов, передать Инвестору на сумму его денежного требования имущество и имущественные права, имеющие денежную оценку.
В результате:
гражданин получает полагающееся ему жилье, ПК получает в актив денежную оценку стоимости построенного (оплаченного) для гражданина жилья, увеличивает на эту сумму активы, получает дополнительные доходы от целевого использования в строительстве жилья кредита, Предприятие – Инвестор увеличивает свой производственный оборот на сумму переданных в Целевую программу инвестиционных ресурсов, а также увеличивает на эту же сумму оборотные денежные средства.
В производственной отрасли предприятий – Инвесторов и в строительной отрасли увеличивается объем производства и количество рабочих мест.
Приложение 3
О создании Банка передовых лицензируемых технологий.

Производственные компании и предприятия РФ в большинстве случаев работают используя технологии и выпуская продукцию по техническим решениям не защищенными патентами.
Обратное имеет место за рубежом.
Ни одна компания в США, Германии, Японии или другой стране не приступит к выпуску продукции без ее надлежащей патентной защиты или наличия лицензионного соглашения с патентообладателем о переуступке прав на патент, полезную модель, торговую марку.
Наличие собственных патентов или лицензионных соглашений со сторонними патентообладателями обеспечивают производственным компаниям: интеллектуальную независимость в условиях динамично развивающихся рынков, конкурентоспособность выпускаемой продукции, ряд преимуществ при выпуске экспортной или импортозамещающей продукции. В условиях РФ наличие патента или лицензии еще и освобождает от целого ряда налогов, вплоть до налога на прибыль. Так, экономия за счет минимизации налогообложения может достигать в добывающих отраслях промышленности половины себестоимости добываемой продукции, а в перерабатывающих отраслях даже больше. Патенты, лицензии, ноу–хау, другие объекты интеллектуальной собственности, используемые в производстве и в выпускаемой продукции составляют часть нематериальных активов компании. Как и материальные активы они подлежат оценке и переоценке по стоимости, отражению в балансе компании. На эту сумму компания имеет право выпустить дополнительное количество акций, что является немаловажным для акционерного общества открытого типа или вышестоящего холдинга.
Организация производства и выпуск продукции по лицензионному соглашению с зарубежным патентообладателем предоставляет возможность компании – лицензиату в России в короткие сроки – за 3-6 месяцев перестроить свое производство для выпуска конкурентоспособной на мировом рынке продукции. Обосновывается это тем, что передача технологии по лицензионному соглашению включает в себя не только переуступку патентов и предоставление прав на сублицензии на территории РФ и СНГ, но и передачу ноу-хау, секретов производства, обучение персонала, доступ на рынки третьих стран, гарантии лицензиата, сертификацию качества и многое другое.
Основные платежи по лицензионному соглашению – роялти, как фиксированный процент от суммы продаж продукции по лицензии, производится лицензиатом после освоения ее производства.
Учитывая это, эффективные долгосрочные (на пять и более лет) импортные лицензионные соглашения могут и должны играть роль катализатора развития интеллектуальной собственности в производственных компаниях и на предприятиях России.

Представляется целесообразным создать своего рода «инкубатор» для реализации стратегии развития нематериальных активов производственных компаний и предприятий РФ на базе создания Банка передовых лицензируемых технологий. Лицензируемые технологии имеют многоцелевое применение:
являются высоколиквидными активами (посредством продажи сублицензий); служат основой для создания новых отраслей (особенно в сфере услуг); образуют фундамент крупномасштабной кооперации и интеграции, в частности при разработке и развитии «высоких» технологий; представляют инструмент для организации международного обмена технологиями; обеспечивают производство в РФ эффективной конкурентоспособной экспортной и импортозамещающей продукции; осуществляют институциональную настройку экономики к условиям рынка; формируют базу информатизации внешнеэкономических связей.

Приложения составил и оформил
Председатель Правления ПО «Народный Союз» Камратов А.Г.
E-mail narodny-soyuz@mail.ru
Тел. +7 916 521 0013

Дайте, пожалуйста, оценку вашей авторской, интеллектуальной собственности. Как Вы намерены с ней поступить?

Прошу вас, комментируйте на странице ролика!!!Перейти

Полкану
Эх, кто сейчас
не без греха!
Не ровен час
и бог стал плутом.
Не зря
Полкан всю ночь брехал,
дороги к звёздам
перепутав.
Я вновь
к чужой жене иду.
Вот невоспитанный
детина...
Полкан,
предчувствуя беду,
молчит,
косясь на мой
ботинок.
Он против
дружеских обид,
но от судьбы
и бог не спрячет.
И, если
буду я побит,
он тоже взвоет
по-собачьи.Алексей Камратов

Ей. (Нелечке дорогой и любимой)
Быть может ты права,
Что ждать - не так уж просто,
Что жёлтая трава
Сожгла наш перекрёсток,
Где разошлись пути
и взгляды и надежды...
М еня ты не суди.
Я был с любовью нежным:
Лелеял по утрам
её больную завязь,
В неистовый буран
у сердца ,
всем на зависть
Я нёс её , я пел...
Какие были песни!!!
В тот миг я так хотел
Их петь с тобою вместе.


А.Камратов

Я верю что страна найдет своих героев
Из миллионов жителей страны,
Кто сможет Русь поднять над всеми
До самой крайней синей высоты

Я верю в наш народ, в его историю,
Что сложена судьбою
Из сотен сложных лет, из сотен тысяч трудных дней
Ах, сколько помнит Русь,людей хороших,
Свой след оставивших на ней!

Вглядись в себя всем сердцем и душою
В свой смысл жизни на мгновенье посмотри,
Быть может ты один из тех героев
Из миллионов жителей страны!


© Copyright: Денис Чебаков, 2013
Свидетельство о публикации №113050902489

АЛЕКСЕЙ КАМРАТОВ
.




МИР НАД БЕЗДНОЙ
Роман
Книга первая «Бесы-кони»

Оглавление

О книге и авторе
Пролог
Глава 1. Побег. Июнь 1952
Глава 2. Встреча. Сентябрь 1969
Глава 3. Замок. Май 1945 года
Глава 4. Погоня. Июнь 1952 года
Глава 5. Мачеха. Октябрь 1969 года
Глава 6. Нападение. Май 1945 года
Глава 7. Расстрел. Июнь 1952 года
Глава 8. Правда. Октябрь 1969 года
Глава 9. Обман. Июнь 1945 года
Глава 10. Гари. Июль 1952 года
Глава 11. Исповедь. Октябрь 1969 года
Глава 12. Расписка. Июнь 1945 года
Глава 13. Зеленогорск. Октябрь 1969 года
Глава 14. Ленинград. 1946–1949 годы
Глава 15. Сибирь. 1953–1969 годы
Глава 16. Сестрорецк. Октябрь 1969 года
Глава 17. Разведка. Ноябрь 1944 года
Глава 18. Эпиграф. Октябрь 1969 года
Эпилог
Примечания

О книге и авторе

Предложение от Алексея Камратова прочитать его роман и написать на него рецензию меня немного смутило - не по литературной мы с ним части. Мы больше с ним специалисты по нефте и газопроводам, да обустройством месторождений и строительством новых городов, а тут вдруг роман. Но прочитав присланную мне первую книгу "Бесы-кони" ещё не оконченного романа, я решил написать к ней предисловие.
О книге. Я солидарен с редактором Ольгой Пьяных в кратком описании первой книги «Бесы-кони», но не всего романа с условным названием «Мир над бездной», а именно: « Действие первой книги романа охватывает период конца Великой Отечественной войны, годы послевоенных репрессий и 70-е гг. XX века. Автор делает попытку показать напряженную внутреннюю жизнь героев, двух поколений отцов и детей. Запутанные нити человеческих отношений ведут к переосмыслению совершенных поступков. На примере главного героя капитана Никифорова можно оценить величие души человека, испытавшего радость любви и горечь потерь близких людей. Ни жестокость военного лихолетья, ни суровые дни, проведенные в Севураллаге, ни предательство не смогли сломать его личность». Далее – во второй книге «Судьба олигарха» три поколения героев романа вместе идут через испытание тяжелым временем перестройки страны и к сожалению не все его проходят... Уходит романтика из сознания молодёжи, ломаются характеры людей, пышным букетом расцветает бандитизм, национализм, коррупция и соответствующие этому злу последствия в государственном масштабе.
Сегодня мы говорим о книге ещё не всем знакомой, но уже достаточно известной в узких кругах читателей. Книга «Бесы-кони» была прочитана в электронном варианте членами «Российского читательского клуба» и рекомендована к изданию. Я приведу несколько из двухсот с лишним комментариев тех читателей, которые голосовали за издание книги. Думаю, их мнение о книге будет интересно будущим читателям. Стилистику и орфографию комментариев я не исправлял, фамилии авторов из этических соображений не указываю.
- «Читается на одном дыхании, легко. Она не просто интересна, но безусловно нужна и полезна. После прочтения первой книги «Бесы-кони» появляется желание прочитать её продолжение вторую книгу «Судьба олигарха». На мой взгляд, автору удалось заинтересовать, зацепить читателя за живое, а это главное».
- «Реальность военных событий. Без прикрас, но описаны жизненно. Язык повествования прост, но красочен. Мне понравилось».
- «По историям людей, проживших такую жизнь, по событиям, которые так интересны, можно фильмы снимать. Сопереживаешь за прошедшее время, которое отдаёт людям важные моменты, чтобы помнить и понять, как всё это было!»
- «Прочитал книгу - понравилась. Что-то есть такое, что заставило поверить в написанное. Для старшего поколения будет интересно».
- «Понравилось, читается "на одном дыхании". Интересно, читая проникаешься в суть происходящего, а это многого стоит. Хочу купить эту книгу, она должна быть. Спасибо»
- « Книга видится глубокой по содержанию, читается легко, язык прост, события узнаваемы! Узнала также новые слова жаргонного сленга, что тоже хорошо, так как и в жизни встречаются такие слова. Надо знать, не для употребления естественно. Название у книги тоже хорошее! Благодарю за прочтение книги»
- «Это не просто роман - это наша история... Книга достойна грифа "Лучшие книги России"!»
- «Читая, не замечаешь лишнего, не спотыкаешься, а скользишь и скользишь за героями и боишься, что скоро конец книги, а хочется ещё читать...»
- «Мне так понравилась эта книга, что я прочла ее в запой. Не отрываясь. С тех самых пор я с книгой не расстаюсь – переписала на диск. Я к чему все это говорю. У моего поколения совсем иные взгляды и понимание жизни по сравнению с прошлым поколением. Предки выросли с Достоевским и Чеховым. А сейчас, зайди в книжный магазин: Детективы, Боевики, Секс и т.д.»
- «Хочу заметить, что книгу А.Г. Камратова многие друзья автора читали задолго до выставления её в Интернете. В том числе и я. Эту книгу прочитала два года назад, и она мне очень понравилась. Читала с большим интересом и очень хотела продолжения романа: интересны судьбы людей, воевавших, столько перенесших в годы войны, и нелегкие повороты в их судьбе уже в мирное время. В книге подняты вопросы порядочности, чести, совести. А какая линия любви: настоящей, прошедшей непростой путь. Эту книгу хочется перечитывать. И так интересно, что будет дальше, как сложится жизнь героев романа. Хочется иметь эту книгу в своей домашней библиотеке».
- «Очень хороший, сочный русский язык, да и сюжет не тривиален. С удовольствием куплю эту книгу».

Далее, как говорится, мои комментарии излишни. Я буду говорить об авторе. Человек, проживший на Тюменском Севере год-два и, не выдержав суровых условий, уезжал, больше туда не возвращался. Выдержавший три года - оставался на всю жизнь. Только сильные люди обустраивали Север Западной Сибири. Одним из них и был Алексей Камратов - сначала простой инженер-геофизик, сейсмик, ходящий по профилям на нефтеносных площадях под Нижневартовском. (Ходить по профилям - это равносильно походу в тыл противника напрямую, не взирая на болота, мошкару, или сорокаградусный мороз.) Затем, как строитель-трубопроводчик, обустраивал нефтегазоносные месторождения крайнего Севера и там с ноля построил города: Ноябрьск, Муравленко и Губкинский. Алексей Григорьевич в последней своей должности директора Ноябрьского отделения Дирекции по строительству трубопроводов и наземных сооружений Западной Сибири в системе Миннефтегазстроя уделял много внимания стороне социального и культурного развития населения. Сам активно участвовал в литературных семинарах Тюменской области, а в Новосибирске вместе с братьями Г. и А. Заволокиными создал коллектив "Играй гармонь". В разгар перестройки переехал в Москву и, невзирая на тяжелые условия разгосударствления министерских структур, продолжал вести свою творческую работу, параллельно создавая производственные и общественные предприятия нового государственного направления. Будучи членом комиссии по проблемам устойчивого развития России при ГД ФС РФ, создал в Новосибирске Финансово-промышленную группу "Сибирь". В 2003 году по просьбе депутата Государственной Думы Героя социалистического труда академика РАН Залиханова М.Ч. переехал работать в Москву, где был избран Председателем Правления ПО "Народный Союз", который и возглавляет по сей день.
Я желаю Алексею успехов и новых творческих удач.

Президент Союза нефтегазопромышленников России Г.Шмаль











Пролог

«Газик» летел по бетонке, рассекая чахлую поросль сосняка, торчавшую вкривь и вкось из бугристого мшаника, стлавшегося по обочинам. Казалось, сосенки-уродцы штрихами пытались зачеркнуть все, что росло, цвело и дышало на убогой северной земле. Квадраты бетонки – серые плиты, уложенные на корку вечной мерзлоты, льдинами скользили под колеса.
– Вадик, быстрее. Поднажми еще. Опоздаем ведь, якуня-ваня.
Бородатый Вадик, в профиль, напоминавший Хемингуэя, хмыкнув что-то неопределенное, прибавил газу. Стрелка спидометра подкатила к девяноста километрам. Впереди замаячила платформа «Урагана», загородившая более половины дороги. Ещё был день, но быстрая полярная ночь уже гасила его. Плохая видимость размазывала силуэт впереди идущей машины. Вадик, не сбавляя скорости, пошел на обгон, и …перед глазами выросла тупая морда «Татры». В голове мгновенно отреагировало: «Влево!», а руки автоматически продолжили поворот руля, начатый при обгоне. «Татра» врезалась в правый угол кабины, где сидел пассажир.
Через полтора часа после катастрофы бригада шоферов «Урагана» привезла пострадавших в больницу заполярного городка. Шофер сейсмопартии Бубич с несколькими сложными переломами, находился в бессознательном состоянии. Пассажир – пожилой мужчина, был мертв. Единственным документом, подтверждающим его личность, была радиограмма на имя Никифорова Олега Алексеевича. Дежурный врач, принимавший пострадавших, прочитав текст, помотал головой и сказал сестре-хозяйке тете Даше, аккуратно складывавшей вещи принятых людей:
– Не повезло этому Никифорову. Жену с сыном нашел, а сам. До чего же неблагодарна судьба человеческая.


Глава 1. Побег. Июнь 1952 года

Мокрая трава и низкие ветки черемухи хлестали по лицу, цеплялись за ватник и кирзовые сапоги, если можно так назвать подвязанные к кирзовым голенищам плетеные из лыка полубашмаки, полулапти.
– Еще чуть-чуть, Эдик. Осторожней! Толкни правее. Стоп!
Впереди открылась узкая полоска воды. Ветки черемухи и ивняка ласково касались ее быстротечной глади. Река делала крутой поворот и, оттолкнувшись от противоположного берега, стремительно убегала за мыс. Боны*, ограждавшие запретную зону со стороны реки, трехкилометровым пунктиром убегали вниз по течению и терялись за последней охранной вышкой. Правая вышка пряталась в верховье реки за поворотом. С неё часовой не мог видеть этот небольшой участок прибрежной полоски, заросшей кустами. Вот именно с этого пятачка – своеобразной мертвой зоны для обзора, и решили выскочить на вольную стремнину бывший дивизионный разведчик капитан Никифоров – зэк под номером 426412, и двадцатилетний доходяга Эдик Роост – по делу значившийся пособником фашистов и врагом народа.
Лето набирало силу, и побег в такое время по лесам и открывшимся болотам Северного Урала здравомыслящие зэки и энкавэдешники считали сумасшествием. На это и рассчитывал Никифоров. В прошлом году, когда бешеное половодье где-то в верхах у слияния Сосьвы и Лозьвы смыло и выбросило в сплав несколько штабелей заготовленной древесины, Никифоров вместе с бригадой стояли на разборе затора и выручали молевой* лес, загоняя его в боновое заграждение. Там, эквилибрируя на бревнах и растаскивая их багром, он и заметил перевернутую долбленку, прижатую двумя сосновыми баланами* к мысу на повороте. Баланы пустил по течению, а долбленку аккуратно завел под кусты и застопорил между двух коряг. Через пару дней, когда на бирже – огромной, тянущейся вдоль реки лесоперерабатывающей промзоне, страсти с разборкой заторов поутихли, лодка была вытащена на берег. Затем, замаскированная под старую колоду, надежно спрятана в кустах. Год с лишним Никифоров и Эдик готовились к побегу.
Терять было нечего. У обоих по двадцать пять с прицепом, поражением в правах и прочими атрибутами уголовной аттестации. Один – изменник Родины, враг народа, другой – фашистский выкормыш, как называл его хозяин зоны майор Хорев. Никто не возмущался. Для многих обитателей Севураллага подобная характеристика была обычной. И саму зону называли фашисткой, хотя и была она чуть разбавлена и ворами*, и суками*, насмерть воевавшими друг с другом. Для всех людей, живущих на воле вне зоны, дальнейшая судьба всех эти зэков всё равно была предрешена – рано или поздно «на тот свет». Только сами зэки думали по-другому. Олегу Никифорову – бывшему боевому капитану разведчику, шел 33-й год от рождения, зэку № 426412 шел шестой год срока. Доходяге Эдику, по документам Эдгару, – сыну бывшего обкомовского работника из Белоруссии, эстонцу по национальности, мальчишке по общему развитию и мужчине по лагерному опыту – седьмой год зоны давался легче, чем предыдущие, – появилась надежда. Она пришла в лице угловатого, мрачного мужика, с которым он встретился у лепилы – лагерного фельдшера. Это было в декабре. Стояли страшные морозы. Раскатывать с берега штабеля бревен и вязать из них плоты на льду реки, которую как трубу, продувал пронизывающий ветер, редко кому было под силу. Бригада, в которой работал Эдгар, из-за невыполнения нормы выработки за вчерашний день, сегодня сидела на пониженной пайке – двести грамм черняшки* и баланда, типа кипятка, сдобренного двумя крупинками перловки. Бригада ходила под отдельный конвой. Баланду варил бригадный повар – шестерка* Карзубого. Сам Карзубый на работу не ходил, был в законе, но дружил с нарядчиком* и бугром* и регулярно отмечался в табеле по выходу. Бригаде повар варил из кислой капусты щи, в которых хоть нос полощи, но ничего не вынюхаешь и не выловишь, а бугру с двумя его шестерками жарил картошечку на тех самых жалких граммах постного масла всей дневной нормы бригады. Мужики не трепыхались, имели горький опыт. Однажды один из «фашистов» плеснул баландой бригадиру в морду, и уже где-то перед съемом, этот герой-«фашист» был раздавлен огромным баланом, нечаянно сорвавшимся с торца штабеля.
Мороз, голод, сволочная жизнь толкали слабовольных людей на помойку. Они выпрашивали на кухне объедки, картофельную шелуху, с риском получить пинка рылись в бочках с отходами, приготовленными для дальнейшей отправки свиньям лагерного начальства. И, конечно, догладывали кости поселковых собак, случайно забежавших в зону работ, пойманных и съеденных избранным блатным обществом.
Другие шли в «шестерки» к блатным. Третьи зарабатывали педерастией. Эдик нашел другой выход. Положив на сосновый горб бревна левую руку, примерился и хладнокровно рубанул топором. Пять скрюченных пальцев остались судорожно впиваться в бурую кору старой сосны. Подойдя к гревшимся у костра на берегу конвойным, Эдик показал им перетянутую проволокой кровоточащую культю и попросил отправить его в жилую зону. Ответ сержанта – начальника конвоя (молодого вологодского парня) был естественным и совсем не неожиданным: «Пшел, гад, пока пулю не схлопотал!». И чтобы не было сомнений, передернул затвор автомата. Затем дал команду охране уменьшить площадь охраняемого объекта, и часовые переставили два березовых кола – условную линию охраны – с берега на запорошенный снегом лед реки. Костер, у которого грелись зэки, в основном бригадир с шестерками, остался вне зоны охраны. А это означало, что оставшиеся до съема полтора часа у бригады не будет костра. Шестерки били Эдика недолго, но этого было достаточно. Вечером в полубессознательном состоянии парня притащили в медбарак к фельдшеру. Федор Федорович – зэк со стажем, из тех интеллигентов-марксистов, которых в тридцатых годах пачками отправляли по дальним командировкам или в небытие. Свое дело знал отлично. Хирург, московский профессор был лепилой экстра класса. Правда, лейтенант медицинской службы, начальник медчасти лагеря, человек, так сказать отсидевший войну в лагерях и даже имевший за это какие-то правительственные награды, делал Федору Федоровичу изредка замечания и давал советы. Но это бывало, когда он выходил из очередного запоя и все претензии в основном относил к непомерному расходу лекарств, бинтов и особенно спирта, которым гражданин начальник сам чрезмерно баловался и угощал друзей из лагерного начальства. Когда принесли Эдика, Профессор (так звали Федора Федоровича все зэки и охрана лагеря) делал перевязку Никифорову. Военная рана давала о себе знать и от непосильного физического труда иногда открывалась. Опытный хирург удивлялся и искренне радовался за своих коллег-хирургов, сделавших Никифорову такую неординарную операцию. Немногословный заключенный был ему симпатичен, и он часто приглашал его на осмотр. Грязь и кровь лагерей, мерзость и унижения не размазали по годам, не убили человеческое начало в сердце Федора Федоровича. Его смешная беленькая бородка, добрые глаза и детские веснушки на носу внушали доверие. Молчаливо, не обременяя друг друга вопросами, эти два человека знали что-то такое про каждого, что дано знать только сильным людям, перешедшим на фронте грань земного общения.
Выставив из комнатушки мужиков, хлопотавших над Эдиком, Профессор попросил Никифорова остаться и помочь ему в перевязке парня. Как и что делали с ним эти люди, что и о чем они говорили – Эдик отчетливо не помнил. Но главное – он не попал в карцер за членовредительство.
Через три дня он был переведен на биржу в бригаду, где каталем* работал Никифоров. И до тех пор пока не зажила культя, работал на легком труде: убирал с эстакады хвойный лапник, древесный мусор и опилы, складировал в штабеля отроны – обрезки веток и верхушек стволов. К сильному и мрачному каталю Эдик привязался крепко по-сыновьи и называл его только по имени и отчеству. Блатная хартия, да и все мужики на зоне звали Никифорова Мурым. Мурый – сам себе на уме, хитрый, хмурый, тяжелый по характеру человек. Это погоняло* он привез с собой с пересылки, а также еще и славу мужика, которого трогать не безопасно. Таких в зоне называли: «сам по себе» или «ломом подпоясанный».
И вот теперь они вдвоем выталкивают лодку из схрона. Все обговорено, все подготовлено. Окончательную подготовку провели месяца за четыре – где-то с конца февраля, когда Эдик снял руку с перевязи и мог использовать ее в работе. Отстругали весло-правило и шест. Вещички и харч собирали потихоньку, незаметно от пронырливых глаз стукачей. Никифоров за шерстяные, домашней вязки носки выменял у каптера кусок рваной полосатой шторы – якобы на портянки, и обрывок красного ситца – остаток какого-то транспаранта – якобы на перевязь для культи. У этого рябого красномордого каптера достать можно было все: от иголки до бального платья. Но шмотки, которые крутились и игрались в карты, были уже мечеными, и простая покупка или их обмен на что-то сразу же станут известны лагерному оперу*. Никифоров не хотел рисковать, и сам выкроил и сшил юбку с косынкой. Весь камуфляж вблизи смотрелся смешно и наивно, на расстоянии, переодетый в эти тряпки Эдик, мог сойти за вполне приличную девушку, возвращающуюся с покоса.
В лодку положили мешочек с харчами, топор, багор с коротким багровищем, крепкую веревку. Все это завалили большой охапкой душистого сена. Никифоров достал из-за голенища тряпицу, развернул и показал содержимое Эдику.
– Смотри! Фронтовые. Раненный летчик в госпитале подарил. Берегу. Теперь пригодятся.
На широкой ладони зайчиком блеснул циферблат штурманских часов.
– Вот здорово! Алексеич, дак они с компасом!
– Точно. И водозащитные.
Аккуратно завернул часы в тряпицу и положил снова за голенище сапога.
– Теперь пора. Дневная проверка кончилась. Карточки с биржи унесли. Ну, брат, подвязывай свои атрибуты.
Лодка уже нетерпеливо покачивалась, норовясь носом выдвинуться на стремнину. Никифоров крепко держал ее за корму. Эдик, веером разложив юбку на коленях, тщательно умостился на носу очень неустойчивой лодки. Поправил парик с сивой косой, сплетенной из пересохшей травы, и надвинул на глаза красную косынку. Никифоров, ловко усевшись на корму, оттолкнулся от коряги и скомандовал: «Запевай!»
Лодка стремительно вынырнула из кустов на стремнину. Эдик запел звонким, чуть хрипловатым голосом, что для многих, курящих в те времена женщин – было почти естественным тембром:
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет,
И грустную песню заводит –
О Родине что-то поет.

Лодка выплыла из-за поворота и под противоположным крутым берегом покатила вниз, глубоко оседая под весом людей и небольшой копенки сена, распустившей свои пряди вдоль бортов по иссиня черной воде. Слева проплывала настороженная биржа, ее инвалидные эстакады, неподъемные для багров штабеля, убогое оборудование и вышки, вышки. Со стороны реки, работавшие на эстакадах люди, уже казались чужими и далекими. Все уплывало за корму. Приближалась последняя, нависшая над рекой, угловая вышка. Метров двадцать, а может быть чуть меньше, отделяло лодку от вышки, когда Никифоров, предупреждая интерес часового, рупором приставив руки ко рту, закричал:
– Петрунько, это не ты там кемаришь?!
Он знал из рассказов зэков, что есть в роте охраны сержант Петрунько, который получил недавно отпускные за убитого на лесоповале побегушника.
– Приходи в гости сегодня! Мы с Нинкой бражку завели! Это я – Андрей Семин!
Семин был одним из вольнонаемных мастеров: сквалыга и стукач, бывший гэпэушник, проштрафившийся перед войной и сосланный на вольные хлеба в эти не столь отдаленные места. С вышки ответил голос на высокой певучей ноте с азиатским акцентом:
– Валяй, валяй! Пей свой бражка с Нинка! Я не Петрунька! Валяй, валяй!
Последние слова часового уже остались позади, эхом отразившиеся от противоположного крутого лесного берега. Незаметно проплыли мимо пристани, у которой на приколе стоял сломанный катер-буксир. Промелькнули дома поселка, клином уходящие вдоль оврага в лесную глухомань. Приближалась отдельная точка, на которой работала бывшая бригада Эдика. Там часовые сидели на берегу реки и внимательно следили, чтобы зэки, работавшие на разборке костра – в кучу свалившегося под берег штабеля пиловочника, не умыкнули под боны- брёвна, ограничивающие охранную зону на реке. Беглецов спасало то, что они уже прошли основной участок – биржу, и могли следовать по реке, как жители поселка. А что до телогреек, то их носили все: и вольные, и зэки. Да, и у Эдика, вдруг, прорезался голос. Он запел какие-то залихватские частушки на белорусском языке. За что удостоился благожелательного прощального жеста автоматчика, стоявшего на обрыве берега. И все. Дальше вставали глухие стены берегов, заросшие густыми хвойными и смешанными лесами. Впереди была суровая и неподкупная тайга.
Никифоров разработал маршрут движения до самых мелочей. Первый рывок на пятьдесят километров по течению реки они должны были сделать за четыре часа – время до съема с работы и вечерней проверки на бирже по карточкам. Далее – в протоке топят лодку и, резко свернув влево, уходят в сторону поселка Гари. Карта, которую Никифоров в течение последних двух лет мысленно составил себе со слов вольнонаемных приемщиков леса и мастеров, и зэков, уже ходивших в бега, стояла в глазах и как бы дразнила наименованиями незнакомого жилья – оплота Севураллага: Сосьва, Пелым, Киня, Рынта, Туман и, конечно, Гари – поселок с перекрестком путей, ведущих к свободе.
А что такое свобода? Олег не считал себя осужденным, не злился на Родину, так неблагодарно отметившую его за ратные дела на войне. И сейчас он, мысленно разговаривая с собой, думал: «Свобода!? А на фронте она была? Да, была – я мог рвать глотку фашисту. Мог идти под пули, вспоминая маму, крича «За Сталина!». Мог хоронить друзей, ненавидеть трусов, любому перед атакой в глаза сказать самую жестокую правду. Мог. Была свобода совести. Делали общее дело – освобождали Родину. И, вдруг, тупик: холодные стальные глаза, в каждом видим врага, сажаем, расстреливаем. Кого?! Соседа по окопу, брата по оружию? Отца кормильца? Мать, не дождавшуюся сына? За что?! За окопную правду, за благополучие лощеных партийных товарищей и их холуев – тыловых интендантских крыс? За колосок для пухнущего от голода ребенка? И куда?! – В тюрьмы, в лагеря, на лесоповал, на канал, в шахту – могилу под землей…»
Никифоров заскрипел зубами и приглушил стон, невольно вырвавшийся из опаленной жаждой глотки, стон свободы, радость маленькой победы. Улыбнулся удивленному Эдику и подмигнул:
– Выноси хозяйство на берег. Будем, брат партизан, лодку топить.
Немного попрыгали, размяв ноги после четырехчасового сидения в неудобной лодчонке, и замаскировав следы выхода на берег, ходко двинулись на запад. Первый привал и первый костер организовали глубокой ночью в пещерке под нависшими корнями почти падающего в овраг старого кедра.
Июнь, июль – на северном Урале самое неудобное для лагерных побегов время.
Болота разморозились – не пройдешь. Клюквы зимней уже нет, летняя ягода еще не поспела. Дичь пуглива и голодна. Уголовникам для побегов – был не сезон. Никифоров не был уголовником, он был профессионалом разведчиком. Он шел зная цель и маршрут до неё. Шёл назад к людям со своей правдой. В тоже время он остерегался нелюдей из внутренней охраны, натасканных на убийства безоружных беглецов. Они имели все: оружие, питание, сильные ноги, огромное желание получить внеочередной отпуск домой. И всегда были уверены, что их «дело правое – враг должен быть разбит!» А капитан Никифоров имел только четырехлетний опыт фронтового разведчика, жажду справедливости, и стремление помочь рядом шагавшему мальчишке - доходяге инвалиду.
У маленького костерка, вокруг которого стояла глубокая мохнатая темнота пещерки и на выходе из неё обвисших корневищ кедра, прошла первая на воле трапеза: кружка кипятка с заваренными листьями брусники и по куску твердого, как камень, сухаря. Рядом в малиннике изредка щелкала какая-то птица, вклинивая свои призывы в дальнее уханье совы. Олег лежал навзничь на спине у входа в пещерку, положив под голову руки, и пытался найти на небосводе ту – одну единственную, известную только ему с Юлей звездочку, но тщетно. Густая облачность закрыла небесный купол и давила землю душной предгрозовой прелостью.
– Эдик, постарайся уснуть. В четыре утра пойдем.
– Не могу. Нет, я не боюсь. Пусть застрелят. Я собак боюсь. С детства боюсь. У товарища моего отца были сын Костька и овчарка Джемма. Мы втроем играли и придумали игру в снайперов – кто попадет в нос Джеммы из детского пружинного пистолета палочкой с резиновой нашлепкой на конце. Костька промазал, а я попал. Джемма бросилась на меня и прокусила кисть левой руки. Показал бы, да уже и кисти самой нет. Как вспомню ее злую морду…. Поэтому боюсь собак.
– Вообще-то собаки добрые животные. Хозяева их страшней. А кем был хозяин – друг твоего отца?
Эдик поворочался, поправил телогрейку и тяжело вздохнул:
– Олег Алексеевич, вы, наверно, меня тоже за врага народа считаете? А я ведь в партизанах был. Правда, провалялся всю зиму в землянке с больными легкими. Потом на кухне помогал, письма раненым писал – я ведь чуть-чуть не закончил пятый класс, листовки иногда переписывал. И вообще…. Не враг я и отец мой не фашист. А тот подлец, у которого Костька и Джемма – фашист. Перед войной он управлял делами в областном ГПУ, потом формировал подполье. Через полгода фашисты все подполье расстреляли. Перед приходом Красной армии, снова появился у нас в отряде. Отец посадил его под арест и объявил изменником. Свидетелем предательства того подлеца был наш хлопец, работавший под полицая в городе. Партизанский суд состояться не успел. На отряд навалились регулярные части немецких войск, окружили – и все. Спаслось мало людей. Мамка там тоже погибла. Когда пришли наши, отец вывел остатки отряда из леса. И тут его и меня арестовали. Дескать, мы – немецкие шпионы и отряд специально под разгром подвели. Мы по национальности эстонцы, но всю жизнь прожили в Белоруссии. Отец – старый большевик, прошел всю гражданскую политкомиссаром. Затем по ранению ушел в хозяйственники, стал парторгом мукомольного завода. Был членом обкома. Всю войну партизанил, командовал отрядом…
Эдик поперхнулся дымом от костра, закашлял.
– Проклятый дым. Пробовал в лагере курить, не смог. Слава богу, хоть махорку не пришлось добывать. Вы, Олег Алексеевич, наверное из староверов – тоже не курите.
– Я не старовер. Не курю и все. Считаю глупостью – гробить здоровье за просто так. А вообще то, дыма без огня не бывает. Кто-то же обвинил твоего отца в предательстве?
– Кто? Не поверите. Это падло* удрало из-под ареста во время бомбежки отряда. Драпанул за линию фронта. Сказался героем-подпольщиком. Предъявил свои партийные и прочие ксивы* – сберег же гад! И вошел в город с частями нашей армии в форме майора «Смерша». А хлопчик тот, который был у нас свидетелем его фашистского пособничества, перед приходом наших погиб в перестрелке. Тот падло и его обгадил – назвал полицаем и посмертно вымарал грязью всю его семью. Партизан, оставшихся из состава отряда, по военным частям разбросали. Нас с отцом отконвоировали в город. Слово в защиту отца сказать было некому. Правда, приходил один человек в следственную часть дивизии, стоявшей в городе. До войны он инструктором в комсомоле работал, а в войну в соседней области партизанил. Знал отца по обкому. Обратился к комдиву с просьбой об отце и что-то говорил о нем оправдательное. Ничего не получилось – крутилось военное колесо. Война все списала. Отца расстреляли. Я получил клеймо предателя, а мне тогда и пятнадцати лет не исполнилось. Завернули на полную катушку.
Эдик умолк. Повернулся на бок. Палочкой поворошил угольки в костре. Искорки светлячками порхнули вверх и исчезли.
– Я, Олег Алексеевич, с вами пошел, зная, что есть только один шанс, который я должен использовать. Мне от жизни уже ничего не надо. Я в ней труп. Хочу одного – найти, хоть из-под земли достать этого подлеца и удавить вместе с его Джеммой.
Никифоров молчал. Горечь переполняла его сердце. Казалось, и места ей там уже нет – столько этой горечи было. Казалось, его тягучая смрадность раздавит, задушит плоть, прервет дыхание. Человек смотрел в небо – густое, вязкое, черное и безмерное. Человек искал. И нашел. В правом углу, почти над невидимой линией горизонта, блеснула одна, одна единственная, ни одному человеку на Земле незнакомая его далекая звезда.


Глава 2. Встреча. Сентябрь 1969 года

Чернец осмотрелся вокруг: посетителей в ресторане было немного, но, судя по табличкам с интригующими словами «Стол не обслуживается», понял, что зал будет скоро забит посетителями. Продолжая разговор, издалека начатый Уваровым, ответил:
– Извини, друг, твоя «Святая» или ранний Пикассо мне больше по вкусу, нежели жалкие потуги этого обрусевшего в третьем колене отпрыска немецких бюргеров.
– Не скажите, Герд. У моего молодого друга живая рука, его письмо дышит простотой, а палитра…
– Бросьте. Я ломаного гроша не дал бы за всю его, извините за выражение, мазню.
Сыто откинувшись в кресле, Чернец с улыбкой, так не вязавшейся с аскетическим выражением его лица, добавил:
– Гриша! Уважаемый Григорий Михайлович! Все мы к старости стараемся обзавестись гениальными учениками, дабы, хоть бочком, но пропихнуться за чужой счет в историю земли русской. Не обижайся старина, иллюзии не в моем вкусе. Гениальный художник может создать только свою школу. В нашей стране это невозможно – другие гении не позволят-с.
В минутной паузе, глядя на Чернеца, Уваров вспомнил где-то слышанный афоризм: «Аскетизм, как цель, есть величайшая нелепость, он есть покров ханжи и лицемерия…» А относится ли подобное к нему? – подумал он, продолжая вспоминать цитату. – Нет. «Настоящий аскетизм является к человеку сам собой, как морщины на лбу, как следствие глубочайших переживаний».
– Жизнь покажет – возможно, иль не возможно, уважаемый Герд Васильевич.
– Да, прости. Краем уха слышал в определенных кругах о твоем любовном романе. И как самочка? В теле?
Уваров, поперхнувшись, прикрыл рот салфеткой. От злости на самого себя за дурацкую стеснительность, которая всегда довлела над ним в неожиданных разговорных инсинуациях, на замедленную реакцию противоборства с пошлостью и цинизмом, преподносимых этим лощеным Гердом, этим доморощенным аристократом с повадками гориллы. Он готов был вспылить, закричать, но сдержался. Чернец был нужен ему. Уваров знал, что Герд Чернец – литературный критик «толстого» журнала, высоко котирует художника Уварова в кругу людей искусства. Сам же Уваров с незапамятных времен питал к нему особую неприязнь, но ссоры с ним не хотел. Сегодня он пригласил Чернеца в ресторан на это, так пошло начавшееся, рандеву, по личному делу, как бывшего друга и однополчанина.
– Я знаю, Герд, что ты хочешь сказать.
Уваров, старательно изображая хозяина стола, разлил по рюмкам коньяк и не заметил, что перешел с Гердом на «ты».
– Да, самочка, как ты выразился, – молодая, энергичная женщина, моложе меня на много, до чрезвычайности много лет. Нонсенс? Отнюдь. Моя бывшая жена Юля, Юлия Андреевна, любви которой ты домогался еще в те времена, ничего не имеет против моей новой подруги жизни. Вы, имею в виду общество, тем более не имеете права на осуждение моих личных поступков. Моя жена Вероника – искусствовед, родственная душа моей профессии художника. Наконец…. А впрочем, чем ты не застрахован от подобного альянса? Холост. Импозантен. Достаточно умен. И главное – платежеспособен. Прямо-таки готовая добыча для современных девиц, вскормленных на ниве битломании, романтики стихов Евтушенко и успехов фарма и гинекологии.
Чернец саркастически усмехнулся:
– Зря, Уваров. Я толстокож. Меня не укусишь. Ты в десятки раз платежеспособнее и, в этом плане, заманчивее меня. Что же касается любви, то… помню, когда ты написал и выставил свою картину «Разведка боем», я понял, что потерял Юлю. А что до сексуального своего удовлетворения, в какой бы социальной форме оно не выражалось, то скажу по секрету: я доволен. Давай не будем топтаться в памяти и давить друг другу ноги старыми воспоминаниями. По какому поводу мы здесь: день рождения, смерть ребенка двоюродной сестры или диспут на тему: «Антипатии и их возрастной ценз»? Надеюсь, что-то другое?
– Разумеется.
Уваров, обдумывая выход со своей просьбой, медленно разлил по рюмкам бодрящий напиток солнечной Армении. Неожиданно встал и пошел к оркестру, только что окончившего играть веселую «Летку-еньку». Пошептался с одним из музыкантов – увесистым мужчиной, более похожим на казака времен Стеньки Разина, чем на скрипача, и с внутренним удовлетворением, явно проступившем на его лице, вернулся к столику. Грузно сев в кресло, пробормотал:
– Не умею купчикам подражать. Духу что-ли того – старого, русского не хватает. Дать на «чай» за труд и то не умею.
Оркестр заиграл. Приятный тенор, чуть-чуть с раскатистым еврейским «эр», запел «Смуглянку».
– Твое здоровье!
Уваров выплеснул в рот коньяк, продемонстрировав лихую удаль старого выпивохи, чему Чернец искренне удивился, зная обратное. Вид Уварова: хорошо скроенный серый костюм, без складок облегавший кругленькое тело, темная рубашка и шикарный полосатый галстук – говорил о его более серьезных намерениях чем пьяная вечеринка в ресторане.
«Нет, не зря старый помазок заказал «Смуглянку», любимую песню Юли, пластинку с которой она свято берегла», – подумал Чернец. Безмолвно выпив и, едва для смака надкусив дольку лимона, спросил:
– Что ты хочешь от меня? К чему весь этот фарс, Гриша? Ты ушел от Юли, но продолжаешь играть роль доброго папы? При чем здесь «Смуглянка» через двадцать три года? Или ты по-прежнему считаешь меня участником неблаговидной игры, из которой сам же меня и пнул?
– Нет, Герд.
Уваров всем корпусом поддавшись вперед, как бы принимая вызов противника, четко, по словам продиктовал:
– Ни ты, ни я из этой игры не выйдем по гроб жизни своей. Ты знаешь – свое, я – свое…
И как бы испытывая удовлетворение от высказанного, стал уютно втискиваться маленьким пухлым телом в округлую спинку кресла. «Так умащиваются старенькие хомячки в своих тепленьких норках», – подумал Чернец.
– Олег вырос. В нынешнем году он заканчивает геологоразведочный факультет, а пути господни неисповедимы в нашем Союзе – куда направят, туда и поедет. Кроме этого, ты знаешь, он увлечен литературой. Пишет стихи. Много пишет. Ему надо помочь. Литературные связи – не по моей части. Вот вкратце и все. Последние слова Уварова совпали с высокой финальной нотой, красиво взятой ресторанным певцом.
– Хорошо, Гриша. Я понял. Только хочу кое о чем предупредить – опять же, исходя из наших фронтовых дружеских отношений. Ты знаком с окружением своей пассии? Всё забываю, кажется, ее зовут Вероника. Не так ли?
– Да, и притом, очень хорошо знаком.
– Ни о чем не говорит тебе имя Эдгар? Иногда его называют «Беспалым». Очень интересный товарищ по части импорта-экспорта всего, что плохо лежит в нашей стране.
Уваров, вынырнув из глубины кресла, и приподняв, как дирижер, указательный палец левой руки, четко декларируя каждое слово, ответил:
– Да. В студенческие годы она была знакома с молодым человеком по имени Эдгар – раз. Они давно разошлись и не имеют друг к другу никакого отношения – два. И три – все, что касается Вероники и нашей с ней жизни – моя забота. Пожалуйста, – Уваров сделал насмешливую умоляющую гримасу, – не пекитесь о моем благополучии, товарищи-друзья-однополчане. Я давно вырос из фронтовых пеленок и могу разобраться в людях, – сложив ладошки на груди, он в позе херувима снова утонул в кресле.
– А мы не печемся, Гриша. Твое почти гениальное чело, а где-то частями и тело, постоянно накрывает завеса таинственности. Мое дело – предупредить. Смотри, не перемудри. Я не оправдываю поведение Юлии Андреевны в последние годы. Но ты сам дал ей повод уйти от тебя. Сам отстранил ее от своей жизни. Что касается перспектив вашего сына, мы еще раз обговорим с тобой по телефону. Постараюсь подготовить ему встречу с интересным человеком. Давай в ближайшие дни соберемся у Миткевичей. Заодно, старый шалун, познакомишь нас с молодой женой.
Чернец посмотрел на часы, давая понять, что встреча окончена.
– Мне пора, Гриша. Да, кстати тебе большой привет от Ивана Курского. Объявился курилка. Звонил. Работает в Москве. Но об этом мы обстоятельно поговорим у Миткевичей. - и вышел навстречу, тут же поднявшемуся из-за стола, Уварову, обнял его и, дружески хлопнув по плечу, шепнул на ухо: «Подумай о Беспалом. До встречи».
В распахнутых дверях ресторана Чернец величавым жестом положил в руку швейцара «красненькую» и так же величаво сел в моментально подъехавшую черную «Волгу».

Зеленые бархатные кресла располагали к тихой доверительной беседе. Запотевший бокал шампанского и пирамида мороженого обрамлённая вычурными круглыми башенками из шоколадок, и втиснутая в объемный фужер, поддерживали обстановку солидной красоты и покоя в уютном кафе на Невском. Сведущие ленинградцы говорят, что из-за зеленого цвета интерьера его прозвали «Лягушатником». Эдгар предупредил Веронику, что будет ждать ее в девятнадцать часов в их любимом кафе. Та была пунктуальна и с ходу, не успев еще устроиться за столиком, сказала:
– Мы договорились Эдгар, встречаться только в экстренных случаях. В чем дело?
– Дорогая, не бери меня на понт*. Знаю, что ты уже расписалась с нашим красавцем, но это еще не дает тебе права грубить мне, товарищ Уварова. Через одного моего приятеля из красивого города Талинна пришло экстренное предложение. Кому-то в Южной Америке очень захотелось иметь в своей коллекции картину твоего дражайшего супруга «Святая». Сумма оглашена очень высокая. Что вы на это, мадам, скажите? Понял. Как всегда – не продается.
С восторгом глядя в зеленые глаза, сверкающие на правильном овале лица рыжеволосой красавицы, сошедшей с полотна художника времен эпохи Возрождения, он ласково погладил ее ручку, вернее – лайковую кожу ее белой перчатки, своей правой рукой. Его левая рука – протез, обтянутый черной кожаной перчаткой, лежала на столике и резко контрастировала с перчаткой ее руки.
– Присядь. Выпей шампанского. Пломбир, как видишь – твой любимый. Время у тебя есть. Поговорим, дорогая.
В творческих Союзах художников и писателей СССР давно поговаривали о некой группе скупщиков произведений талантливых мастеров, получивших имя и признание за рубежом. Легально продать за границу свои произведения, уже имевшие широкую огласку и известность на Западе, советским авторам было практически невозможно. Аферы по перепродаже раритетов проводились через изворотливых дельцов, владеющих документами экспертов и оценщиков министерства культуры. Одну из таких групп нелегально организовал в Ленинграде и возглавил Эдгар Роост – человек со средним техническим образованием, по специальности полиграфист, но с неординарными способностями по организации мошеннических сделок и неплохими связями в кругах искусства за рубежом. Правда вопросы, касающиеся связей за кордоном, решал не он, а кто-то из его друзей прибалтийцев. Об этом знали только единицы людей из его узкого круга. Вероника, как специалист-искусствовед, и была одной из лошадок его рабочей конюшни. Еще будучи студенткой института культуры, на первом курсе она познакомилась и вышла замуж за симпатичного парня, энергии и жажде жизни которого позавидовал бы любой человек. Семейной жизнью они наслаждались недолго и на третьем курсе, как говорят – не сойдясь характерами, развелись. Но заложенная за период их совместной жизни, идея, а далее: творческое воплощение этой идеи – перекупка и спекуляция чужими произведениями искусства, жестко контролируемая со стороны преступного мира – продолжала работать. В сферу интересов этой преступной группы и попала картина «Святая». Новой женой не безызвестного автора и была та самая Вероника: красивая рыжеволосая женщина – любительница мороженого с шампанским вином.


Глава 3. Замок. Май 1945 года

Один из многих, разбросанных по всей Польше старинных замков, милым гнездышком прилепился к откосу высокого холма, густо заросшего древними вязами, кустарником и другой всевозможной растительностью, которая цвела и благоуха на благодатной земле. Буйство, разнообразие красок радовало и удивляло. Заканчивалась весна 1945 года.
Капитан Никифоров, стройный, черноволосый парубок, как его с любовью называли украинские девчата, сбросив гимнастерку, босиком, до колен засучив штаны, гонял голубей на крыше деревянной пристройки, и по-разбойничьи свистя, неистово крутил над головой шестом – погонялой.
Бабка Ядзя – старая служанка пана управляющего, сбежавшего с фашистами куда-то на запад, искоса поглядывая на русского взбалмошного пана офицера, общипывала здоровенного гуся, которого, как сказал старшина Мельник «вбыло шальной пулей». А пули уже с неделю не тревожили это божественное местечко.
Подставляя ладони, шириной с лопату, под струи родниковой, обжигающе холодной воды, бившей ключом из недр холма и сбегавшей во двор замка по замшелому деревянному желобу-колоде, старшина Мельник степенно, не проливая ни капли, разливал жгучую влагу по волосатой ширококостной груди и крестясь громко крякал от удовольствия. На что бабка Ядзя реагировала по-своему, повторяя после очередного кряканья старшины:
– Матка боска, Езус Мария! – и возмущенно притопывала ногой.
Из узенького окна-бойницы за мальчишеским занятием русского капитана наблюдала пани Эльжбета, урожденная Белевич. Хозяйка замка – она категорически отказалась покинуть его до прихода Советской Армии, несмотря на упорные уговоры оберста Думке, квартировавшего здесь со своей частью. Оберст не тщился надеждами уговорить благородную пани и брал у нее почти все, чем может отблагодарить женщина истосковавшегося по женским утехам солдата. В течение полутора месяцев пани ежедневно принимала в своей постели казенные нежности полудряхлого, слюнявого медвежонка Вили, как он рекомендовал себя называть – просто, по-семейному. Отвращения к нему не было. Была пустота, глупая потеря драгоценных минут жизни. А пани Эльжбета их очень ценила и в свои тридцать восемь лет выглядела недурно. Так, по крайней мере, ей казалось самой. Бурную молодость она не брала в счет. А зря. Тихие морщинки уже заметно тронули ее дебелое тело, въелась дряхлая желтизна в кожу лица. Но не об этом думала пани. Во дворе, гоняя голубей, бегая по крыше, весело хохотал жизнерадостный (ах, какой темперамент!) молодой, красивый пан офицер. Игривые мысли пани спутала медсестра Юлька. «Солдатская пробка» – так ее по злой женской ревности мысленно окрестила родовитая пани. Девушка подбежала к пристройке и, что-то весело крича, призывно махнула капитану рукой. Тот, отложив шест и прихватив гимнастерку, портупею с пистолетом и сапоги, лихо прыгнул с крыши в стожок сена, скатившись под ноги хохочущей девушке. Юля протянула ему обе руки, предлагая в помощь всю свою девичью юную красоту и такую солнечную улыбку, от которой даже просветлело морщинистое, как печеное яблоко, лицо бабки Ядзи.
Когда молодые люди, убегая наперегонки, скрылись в зарослях орешника, невидимая иголочка пронзила сердце пани Эльжбеты и застряла ноющей, не отдающей себе отчета сладко болью под пышной, вдруг глубоко вздохнувшей грудью.
В просторной гостиной, обставленной старинной темной резной мебелью и увешанной рогатыми головами оленей, отдыхали трое: Гриша Пузырь, герр Долговязый (так ротные шутники звали молодых разведчиков Уварова и Чернеца за их комплекцию и за странное имя второго – Герд) и младший сержант Богомолов. Первые двое уже не считались новичками в военном деле, но желание подробнее узнать, запечатлеть в памяти боевые эпизоды, делало их благодарными слушателями. Постоянным лектором был, угощавший немцев по своему рецепту, как он выражался – свинцовыми котлетами «по-сталинградски» и «по-курски», пензяк из крестьян, балагур и острослов, хитрющий разведчик Богомолов. О себе он говорил так: «Моя фамилия русская, а вон у фрицев на пузе написано «Gott mit uns» – бог, мол, с ними, а я им всю войну втолковываю: не с вами, а со мной – по родству, чай, фамилия выдана. Они, все одно, не согласные. Бог мой, я с них за войну столько шкур спустил, а они мою ни единой пулей не царапнули. Чай, и думай теперь – с кем Бог?». А когда кому-либо надоедали его побасенки или рассказы, сочиненные на трудных дорогах военных будней, Яков Богомолов отшучивался: «Лапша наша, уши ваши – хоть на ус мотай, хоть на уши вяжи, хоть до зорь слушай, а хоть за ложь скушай». И молчали неискушенные новички и посмеивались бывалые солдаты. Звали его все по-родственному, как зовут близких: кумовьев, сватов на русской деревне – Богомолыч. А Гриша и Герд или Гера, как звали его многие, перекраивая имя на русский манер, не расставались с карандашами и блокнотами. Первый перерисовал туда всех ребят из группы разведки, второй описал все пути-дороги, пройденные дивизией. Оба были внештатными военкорами дивизионной газеты «За Родину». Особое место в их рисунках и записях и, конечно, в душе занимала Юлечка Семенова – милая медсестричка из санбата, полюбившая их командира капитана Никифорова. Как они ему завидовали! Двадцатилетние парни мечтали о поступлении в художественное училище и в университет, а капитан перед войной уже окончил горный институт. Они боготворили легкую, как бабочка, веселую Юлечку, а он заставил капитулировать ее сердце окончательно и бесповоротно. Как они ему завидовали.
– Скажи, Богомолыч, а действительно под Пятихаткой наш кэп заставил гитлеровского танкиста в немецкую самоходку шарахнуть? – спросил Гриша, увидев убегающих в орешник Юлечку и капитана.
Богомолов улыбнулся, подняв вверх указательный, прокуренный до черноты, палец, как знак высшей правды своих слов:
– Когда Колю Панова, он у тогдашнего старшего лейтенанта Никифорова на связи был, убили эти свинячьи выблядки, наш командир для ориентиру в обстановке сам пополз к соседям. А кругом! Боже праведный! Это теперь я аду не боюсь, повидал: и как живьем людей жарят, и как на кусочки рвут.
Многозначительно приподняв лохматую бровь, языком аккуратно подклеив клочок газеты с рассыпающейся у конца махорочной закрутки, продолжил:
– А с танками было просто. Их там кишмя кишело: где наш, где ихний – хрен разберешь. Командир-то, выскочив из овражка, где мы остались впятером, успел нырнуть под колючку и прямо-таки грудями в «Тигра» уперся. Ну, чай так, держи приветик – и под брюхо этой гадине гранату. Да, видать, угодил в самый пупок. «Тигр» круть на месте и, со злости чай, своей же самоходке и врезал. А когда энта шантрапа из дырявой банки выпрыгивать стала…
Богомолыч на полуслове резко оборвал свой рассказ. Совсем близко в орешнике, куда ушли капитан с девушкой, щелкнул пистолетный выстрел, другой и застрекотал «шмайсер».
Чернец, не раздумывая выскочил в настежь открытое окно. Уваров, вытаскивая автомат из-за широкого резного полукресла – полутрона, немного замешкался. Он выбежал вслед за Богомолычем, который зигзагами уже перебегал обширный двор, на ходу вставляя диск с патронами в свой старенький ППШ.
К орешнику со всех сторон бежали и старшина Мельник, и трое Иванов, в нательных рубашках выскочившие из-под амбарного навеса, где отдыхали после ночного патрулирования. Осторожно, цепью окружили заросшую первыми ромашками поляну. У неглубокой старой воронки под кустом шиповника на корточках сидел капитан и обыскивал распластанного на земле мужчину. Обросший густой щетиной человек в штатской одежде на первый взгляд не был похож на военного. Только «шмайсер», лежащий под правой рукой, наводил на эту мысль. Юлечки рядом с капитаном не было. Вытащив из подкладки френча убитого человека бумажку серого цвета, Никифоров пошевелил губами, а затем прочитал вслух:
– СС «Викинг», – чуть подумав, продолжил: – Эк, куда занесло герра Шульце!
Приподнявшись, отряхивая с колен прилипшие комочки дерна и сухие стебли прошлогодней травы, добавил:
– А переодевался-то зачем? Чего боялся? – и, уже обращаясь ко всем разведчикам, окружившим его плотным кольцом, улыбнулся: – Все в порядке хлопцы. Одного не пойму – зачем он шел за мной от самого санбата. Я его еще триста метров назад заметил, думал – местный кто. Окликнул. А он в кусты прыг и автомат из-под полы френча тянет. К стыду своему сознаюсь – не хотел я его убивать – Победа всё-таки. Нарочно первым выстрелом в галок шуганул. А он очередью огрызнулся. Ну, и вот… Земсков, помоги старшине Мельникову убрать его, куда-нибудь с глаз подальше.
Как-будто ничего не произошло, капитан Никифоров направился к замку, насвистывая любимую мелодию «Смуглянки».
Пятый день отдыхали ребята Никифорова – особая группа дивизионной разведки. Ни приказов, ни вызовов. Пятый день ждали заветного приказа – домой. Война кончилась. Каждый мысленно жил завтрашним днем. До ближайшего командного пункта, расквартированного в небольшом городке, по размытой паводком проселочной дороге было километров десять. В двадцати минутах хода от замка в поместье богатого шляхтича, сбежавшего от расправы польских патриотов располагался санбат. Свое местонахождение он выдавал только большим красным крестом на белом полотнище, растянутом на крыше большой каменной конюшни. Основная часть раненых была эвакуирована в стационарный госпиталь, или на Родину. Медперсонал в связи с эвакуацией тоже сократился: кто уехал по вызову, кто был переведен на работу с местным населением.
Олегу казалось, что он совсем недавно познакомился с Юлей. Да, разве для первого «люблю» есть границы? Почти мгновенно пролетевшие восемь месяцев их дружбы: по-детски чистой, чуточку неловкой, далекой от бытующей в тылу формулы фронтовой любви – заметно изменили бесшабашный характер одного из лучших разведчиков дивизии. Любовь! Человека красит только любовь, от первой любви к женщине – маме, кончая любовью к миру, Родине и просто любому существу подобному себе. Всё остальное, противоположное любви: злость, ненависть, жадность - уродует мир, ведет к его гибели.
Об этой красивой любви Юли и Олега знали почти все: и разведчики, и медперсонал санбата, и даже дивизионное командование. Знали или догадывались об их планах на будущее. Для любви война кончилась при первой их встрече.
Родители Олега погибли при бомбежке Смоленска в начале войны. И что-то другое, более высокое, родственное и душевное испытывал он к Юле – воспитаннице детдома, сбежавшей в пургу войны, смертельного хаоса семнадцатилетней девчонкой. Их любили все: будь-то замкнутый, вечно занятый работой хирург Иван Силыч, потерявший жену и дочь-первоклашку под Херсоном, хохотуньи медсестры – подружки Люда и Ганна, тайно влюбленные в Олега, или Богомолыч с Мельниковым, считавшие Олега своим воспитанником, сыном. И буквально каждый знавший эту влюбленную пару, старался чем-то помочь, оградить их первую весеннюю любовь от неожиданностей войны и ее трудных повседневных забот.
А приказа не было. Пятый день разведчики резались в подкидного за огромным дубовым столом в шикарной гостиной замка. Пили потихоньку спирт, который умудрялся доставать у красавицы-хохлушки фельдшера Полины Игнатьевны могучий старшина Мельник. Ходили к девчатам в санбат, что официально считалось патрулированием, охраной дороги от замка до усадьбы – единственной коммуникации пригодной для проезда машин с раненными и выздоравливающими солдатами.
За открытыми окнами гостиной, широким полукругом врезавшейся в центральное крыло замка, полыхала весна, благоухая всеми порами земли, застоявшейся в холоде зимы, оттаявшей от ужаса войны. Ночной аромат усиливал мирную тишину.
Герд, хрустко потянувшись, встал из-за стола после очередной проигранной партии.
– Везет на дурака, – беззлобно хмыкнул Иван Тамбовский, один из трех Иванов пришедших в группу два года назад по одному набору, но из разных полковых разведок. Три Ивана: тамбовский, курский и омский подружились – водой не разольешь. По дивизии ходили легенды о боевых подвигах трех родных братьев близнецов, трех Иванах, названных так родителями, чтобы не выделять любимчиков. На деле было далеко не так сказочно. У каждого из них была своя фамилия, свой родной город, по названиям которых их и величали товарищи разведчики. Но в легендах много было правды. Подвиги имели место в трудных буднях группы капитана Никифорова. Награды были у каждого: у сержантов – трех Иванов – по две «Славы», у старшины Мельника за «языка», вытащенного тепленьким прямо из штаба одной из Гудериановских бригад под Курском – орден Ленина, а у младшего сержанта Богомолыча, когда он при всем параде, и места пустого на груди не найдешь. Не обошла слава стороной и молодых разведчиков, добивавшихся места под ее лучами усердной исполнительностью, горячим стремлением восполнить пробел первых двух пропущенных военных лет. Каждый имел по ордену Красной Звезды и по медали «За отвагу». И как ни странно, группа за два с хвостиком года тяжелой, изнурительной игры со смертью не понесла ощутимых потерь. Фотография погибшего Панова, всегда висевшая в изголовье капитана Никифорова, была своеобразной памяткой о мужской фронтовой дружбе, щитом от будущих потерь, охранным амулетом группы. Невидимая ниточка связала людей разных возрастов, характеров и привычек в одну крепкую семью со своими профессиональными тайнами, боевыми традициями и закономерным чувством локтя, присутствующего в минуты смертельной опасности. На шутки в своем кругу обижаться было не принято.
Герд, расстегнув верхние пуговицы гимнастерки, завалился на могучий кожаный диван и, улыбаясь лепному ангелочку, пытавшемуся слететь с расписного потолка на грешную землю, бросил в адрес играющих:
– Вино, карты и женщины – удел слабых людей. Слабости надо уметь подавлять в их пагубном начале.
– О, наш юный герр Ланге* философ! Завидую его будущему: пьет клюквенный морс, играет на арфе и любит бабу, наплодившую ему детишек от соседа, – парировал Иван Тамбовский, и глубоко затянувшись остатком тощей трофейной сигареты, щелчком выбросил ее в окно. – Козыри черви. У кого шестерка?
Игру продолжали четверо: громко сопевший при удачной сдаче Богомолыч, невозмутимый Мельник и два Ивана. Иван Курский листал томик Джека Лондона Петербургского издания 1912 года, невесть откуда оказавшегося в библиотеке пани. В неверном свете стеариновой свечи, оплывшей в бронзовый подсвечник, профиль Ивана из-за его длинного, острого носа был похож на грифа методично клюющего свою жертву.
В патруле находились Гриша Уваров и, приехавший в полдень из города, рядовой Сысоля, по разрешению капитана отлучавшийся туда за покупкой подарков для своих мал мала меньших сестренок, ждущих его в Челябинске. В полночь, до которой оставалось не более полутора часов, их сменяли Богомолыч с Чернецом.
Чернец, в душе обидевшийся на реплику Ивана Тамбовского, отвернулся лицом к спинке дивана и, смежив веки, пытался вздремнуть. Майский жук, с перепуга влетевший на свет в открытое окно, сделал глубокий вираж над столом, плюхнулся на нос гипсового бюста пана Белевича, стоявшего в нише стены. Из окна сладко тянуло парным теплом ночного воздуха.
В уютной комнатке – скромной спальне для гостей, о чем любезно сообщила капитану пани Эльжбета, стоял тот же терпкий аромат весны. Олег нежно, как струны мелодичного инструмента, перебирал в памяти слова Юли: «Люблю! Люблю, милый! Сказка моя сероглазая! Неужели все кончилось: кровь, грязь, слезы? Неужели мы живы? У нас будет мальчик… и девочка. Мы им ничего не расскажем, правда? Ничего не расскажем, ничегошеньки! Войны не было. Были я и ты – милый, любимый мой!». Перед глазами Олега всплывали качающиеся картинки: волнистые, летящие по ветру белой поземкой мягкие волосы Юли, ее чувственные, спелые и яркие, как вишни, горячие губы, и крыльями взлетавшие тонкие девичьи руки… И глаза! Синие-синие, с неуемной нежностью вобравшие в себя его взгляд, мечту и любовь.
Плывя в сиреневом таинстве нахлынувших чувств, Олег не услышал осторожных шагов по галерее и не заметил, как пани Эльжбета, войдя в полутьму комнаты, застыла у дверей.
– Пан офицер!
Вязкий шепот пани подбросил Никифорова, лежавшего на не разобранной постели, и заставил потянуться за пистолетом, лежавшем в изголовье на ночном столике, заставленным баночками с кремами, снотворными снадобьями и прочей парфюмерной ерундой.
– Проше, пан офицер, пожалуйста, извините. Бардзо проше. Вы испугались?
– Привычка, пани Белевич, не больше, – Олег, суетясь, недоумевая по поводу прихода этой замаринованной красавицы, как выразился старшина Мельник при первом знакомстве с хозяйкой, начал надевать старенькую портупею.
– Не надо, пан Олег!
Пани произнесла фразу с неожиданно красивым ударением и мягким шипящим звуком. И, как бы накладывая запрет на поспешное, суетливое одевание, приподняла руку, оголившуюся до плеча из-под крыла шелкового кимоно.
– Что не надо? – капитан застыл.
Неторопливый бархатный свет падал из окна на спину Никифорова, и пани не могла заметить выражение его лица, остававшегося в тени, но чутко уловила нотки раздражения в голосе.
– Оставьте этот страшный пистолет. Я и так боюсь вас. Зачем же вы еще больше хотите напугать меня, – пани Эльжбета довольно сносно говорила по-русски, а незначительные паузы между слов, секундный поиск их, придавали ее речи своеобразную окраску, притягательный лиризм, таинственность.
– Я такой большой заяц!
Олег улыбнулся двоякому смыслу построенной фразы для выражения слова трусиха, которое она хотела сказать.
– Большой заяц?
Смеющиеся глаза капитана с ног до головы окинули вылепленную по всем канонам искусства художников эпохи Возрождения фигуру женщины, одетую в легкое, застегнутое до подбородка, шелковое одеяние. «В такой поздний час?.. Не на исповедь же», – подумал он.
– Чем могу быть полезен, пани? Я слушаю.
Олег положил пистолет на столик.
Пани Эльжбета, сделав шаг вперед, вдруг охнув, стала медленно оседать на пол. Никифоров инстинктивно подхватил ее под руки, почувствовав ладонями горячее колыхание упругих, налитых здоровьем, женских грудей. Мгновение постояв в нерешительности, приподнял обмякшую женщину и осторожно попытался перенести ее на кровать. Кровать жалобно скрипнула.
– Пани! Пани Эльжбета, что с вами?
Нагнувшись над ней, капитан слегка потрепал ее за подбородок. Пани шевельнулась, издав стонущий невнятный звук. Пола кимоно соскользнула с опущенной на пол ноги, бесстыдно оголив ее кричащую красоту. Олег, горестно застонав, схватился за голову. Снова нагнулся над лежащей рембрандовской красавицей и стал трясти за плечи. Пани открыла глаза полные тумана и еще чего-то такого, отчего у Олега ноги в коленях стали ватными и перехватило дыхание.
– Пани Эльжбета, что вам дать? Воды? Лекарство, какое? – нерешительно спросил он.
– Воздух! Мне… дышать! Расстегните… – и опять с тяжелым вздохом закрыла глаза.
Олег, больше повинуясь благородному чувству спасения человека, чем противоборствующему чувству предстоящего обмана, аккуратно расстегнул верхнюю пуговицу-кнопку кимоно. И чуть не ахнул, увидев, как при мощном выдохе у пани расстегнулись две последние пуговицы. Голубой лунный луч из окна, как прожектор высветил под шелком кимоно два спелых яблока необычной величины с дрожащими от неожиданного появления на свет кофейно-коричневыми зернышками сосков и обрисовал все прелести еще довольно-таки молодого женского тела. Еще больше растерявшись и, чувствуя, что лицо и уши наливаются кипятком, Никифоров попытался запахнуть, прикрыть скользящим шелком обнаженное тело. Но трясущиеся от неловкости и злости руки, невольно касались глянцевой белой кожи, что вызывало еще большую беспомощность капитана. Он не услышал топота сапог по лестнице, не увидел вбежавшего Чернеца.
– Товарищ капитан! В санбате немцы!
Словно огромная сила отбросила Никифорова на середину комнаты. Чернец, увидев обнаженную женщину, остолбенел и, пятясь к двери, запинаясь пробормотал:
– Прибежал Уваров… Сысолю убили. Фашисты там…– в санбате. Юля тоже там. Мы внизу… Мы готовы, товарищ капитан, – и исчез в пролете галереи.
Ошарашенный известием, не замечая приподнявшейся с кровати пани, схватив портупею с пистолетом, Олег, сломя голову бросился вслед за Чернецом.
В гостиной на растерянный вид Чернеца никто не обратил внимания. Лишь один Ваня Тамбовский, распихивая по карманам патроны от трофейного вальтера, коротко спросил: «Где капитан?»
-Там с пани, того….
На что Тамбовский процедил сквозь зубы: «Врешь, долговязый. Смотри!» - поднес к лицу Герда увесистый кулак, покрытый, как медвежья лапа, рыжим густым волосом.
Чернец не успел ответить на выпад Ивана Тамбовского, готовым было сорваться с губ обидным криком, как в гостиную вбежал капитан. Он был без фуражки, с растрепанной шевелюрой густых, черных как вороново крыло волос, в расстегнутой до пояса гимнастерке, с пистолетом в одной и портупеей в другой руке. Не обратив ни малейшего внимания на подозрительные взгляды товарищей, скомандовал:
– Старшина Мельник, в штаб! Доложите там обстановку. Остальные, за мной!
И зная, что приказ будет выполнен безо всяких оговорок, выдернул автомат из-за спинки кресла, приткнутого к нише с бюстом старого пана и пулей вылетел во двор, на ходу одевая портупею.
Один за другим, кто через окно, кто через дверь, разведчики покинули замок.

Под тенью масок прячу я лицо
Боюсь раскрыть глазами свою душу
Боюсь прослыть в народе мудрецом
Свои желанья выплеснув наружу

Я в маске дурака средь умных лиц
Себе кажусь немного гениальным
Как будто бы с судьбой играя в блиц
Смеюсь над ней не много аморально

[ Читать далее... → ]


© Copyright: Денис Чебаков, 2013
Свидетельство о публикации №113050901966

Олег Ершов

К дому очень больно рано
Подкатила вдруг охрана,
А в средине их промеж,
Президентский был кортеж,
Домик тот зовется виллой.
Вот невесту поселил он
До женитьбы там пожить,
А чтоб деве не тужить,
По приказу президента
Сделали внутри агенты
Райский сердцу уголок:
В звездах ярких потолок,
Вместо пола там трава,
Речка с красного вина,
Вместо стен там голограмма,
В общем, супер панорама!
Дом ни дом, а просто рай.
Президент звонить давай
Ей на теледомофон.
«Вот и я» – промямлил он.
«Кто там? Что еще за дрянь,
Звонит мне в такую рань?» -
Пятый крикнул элемент.
«Это я, твой президент, -
Проскулил глава страны. -
Что так долго спите, вы?
На небе уж виден свет,
Посмотри на амулет,
Я с собою твой привез».
Начал президент, в серьез:
«Дверь скорее мне открой,
Побеседуем с тобой!
Ну, открой скорей, блудница!» -
«Что не терпится жениться?
И, зевнув, она сказала,-
Хорошо». Тихонько встала,
На себя надев халат,
Молвит: «Ты как Хаз Булат
Нет терпенья никакого,
Или дела нет другого
Поднимать людей со сна?»
Так сердилася она,
А сама все ж дверь открыла,
Президента запустила.
Тут заметил президент,
Бога Пятый элемент
Был без грима и без краски,
Без какой-то либо маски,
И халат на голо тело,
У него внутри вскипело
От таких больших страстей,
Потянулся сразу к ней,
Чтобы время не терять
Стал он лести ей кидать:
«Боже мой, как ты красива,
А душою как игрива,
Губы, волосы и грудь,
Брови, тело…» И чуть-чуть
Он приблизился к губам,
А она ему: «Вы – хам!
Хоть и очень я нежна,
Но еще вам не жена,
Оттолкнув его рукой,
Президент ей: «Я же твой
Выполнил в три дня каприз,
Вот, гляди-ка, твой сюрприз!»
Подает ей амулет,
А она сказала: «Нет!»
Говорит ему, играя:
«Ты забыл, кто я такая!
Я напомню, не секрет:
Я дочь Бога, так что – нет!
А коль дочка не согласна,
Нечего уж к ней стучаться!
Я прикинула тут с виду:
Вот сейчас я замуж выйду,
Вам полвека – мне семнадцать…» -
«Да чего ж тут удивляться, -
Президент заметил ей, -
Много так живет семей!» -
«Да, семей живет так много,
Но у них своя дорога,
Они вместе молодеют,
Так живут, потом стареют,
Все же позже умирают,
Мы же – нет, - она вздыхает,
Мы бессмертны, вы и я,
Вот представьте-ка: семья,
Тыщу лет одно и то же!
Вы ни капли не моложе,
Я же вечно молода,
Так зачем же все тогда?» -
«Пошутили, посмеялись,
Все ж почти мы обвенчались, -
Президент свое ей слово, -
И для свадьбы все готово,
Завтра… Гости… Стол накрыт».
А она опять навзрыд:
«Что же глупый вы такой?
Вы ж уже не молодой!
И давайте диалог
Мы закончим…» - «Я бы мог
Сделать пластику лица,
И такое без конца
Хирургией все менять,
Я прошу меня понять!»
Президент тут заметался,
Все же к ней опять прижался,
И, сползая к полу вниз:
«Я же твой любой каприз
В жизни буду исполнять!
Все ж позволь тебя обнять».
И, целуя руки ей,
Тихо молвил: «Ну, скорей,
Подскажи же, как мне быть,
Как тебя мне покорить?
Хоть пока и не жена,
Все ж ты очень мне нужна,
Я с тоски умру один,
Вечный в мире господин…
Ты согласна или нет?» -
«В общем – да! – Взяв амулет, -
Только, чур, не пререкаться!
Прежде, чем с тобой венчаться, -
Тихо молвила краса,
Опустив в траву глаза, -
Вот еще один каприз:
Завтра спустишься ты вниз,
В бункер, тот, что под землей,
Что построен, был тобой,
Где хранится смерть твоя». –
«Но прости, краса моя, -
Президент ей возразил, -
Смерть я в бункер водрузил,
Даже вовсе не затем,
Чтоб сойти с ума совсем!
Я пока еще в рассудке!» -
«У тебя всего лишь сутки, -
Мисс Вселенной продолжала,
А сама в руке зажала
Свой горящий амулет, -
Слышишь, завтра же в обед
В бункер спустишься ты сам,
Там пробудешь полчаса,
Будешь голый совершенно». –
«Так замерзну я, наверно, -
Вновь заметил президент.
«Не замерзнешь ты, в момент,
Как закроешь плотно дверь,
Ты почувствуешь, поверь,
В своем теле пустоту,
Смерть, она ведь на посту,
Враз она в тебя войдет
И начнет обратный счет,
Один год – одна минута,
Тридцать лет для баламута
Означает полчаса,
В зеркале увидишь сам,
На кого ты стал похож!

ГАИ
России, кто не имеет даже худых связей в ГАИ проходит ежегодные техосмотры сам, то есть по-честному. Простодушный помнил, что где-то далеко в родне по линии жены на праздники захаживал начальник местного ГАИ. Дело ясное надо напроситься на встречу, чтоб и он родню не забывал! Простодушный прибыл на двадцать минут раньше, поэтому ждал всего два часа. Приемная большая, секретарша приталенная, кофе, парфюм, люди в форме с серьезными лицами – здоровая утренняя суета. Итак, после внеплановой планерки, после селектора, Простодушному по записи разрешили войти. За время ожидания Простодушный понял, что его техосмотр на фоне государственных задач как-то и озвучивать мелковато. Поэтому он решил поздравить начальника с очередным званием, похвалить работу сотрудников ГАИ под его руководством, затем пригласить начальника на свой юбилей, а уж там как разговор пойдет!
Начальник ГАИ принял Простодушного тепло – вышел из-за стола и поздоровался за руку, секретарь принесла кофе… Чиновник, зная, что Простодушный верит в Бога, как ученые в космонавтов, начал не спеша: «Какие проблемы, как сам? Может, есть недостатки в работе сотрудников ГАИ?»
Простодушный отвечал с общего: «Ваш невидимый большой труд на дорогах – это единственная возможность ездить по правилам при таком скоплении машин …»
Начальник: «Да, такое количество машин не может нас не радовать, но есть и проблемы учета автотранспорта, техосмотра, парковки, всякие усиления, сопровождения. Сейчас же все вешают на ГАИ, даже некогда преступления выявлять!»
Простодушный, желая поднять начальника в собственных глазах: «Да как же, батенька, а административная практика, протоколы, схемы, ночные разборы, а административный кодекс в части…? Это самая большая воспитательная мера для населения. Все обыватели сталкиваются в своей жизни с Вами и получают в том большую пользу …!!!»
-«Да не ценят, можно сказать, важнейшую социально-значимую роль сотрудников ГАИ в обществе, что говорить сейчас даже номера тяжело продавать, да и стыдно с возрастом, а так отдавать жалко», - пожаловался чиновник.
«Откровенность за откровенность», - подумал Простодушный и как на духу сказал: «Мне тут после исповеди пришла в голову мысль, что сотрудники ГАИ на службе у Бога!»
Начальник насторожился, дыхание стихло.
«Вот, например, - продолжал Простодушный, - кто-то от своеволия ездит на повышенной скорости: раз, два, три – тут сотрудник ГАИ показывает ему свой ручной спидометр и если не смог написать протокол, то поимел на месте».
Начальник: «Все правила, как и уставы, написаны кровью – это не обсуждается. Поэтому дисциплина и порядок – основа безопасности, а если кто-то скорость превысил, то это, брат, от гордыни. А гордость и самомнение может перерасти в прелесть бесовскую. Тут наша духовная задача и церкви совпадают. И ничего страшного, что кто-то за нарушения облегчил душу и отдал денежные знаки сотруднику ГАИ на сохранение. Главное, как мы, так и ваши святые отцы пишут, чтобы пороки не превратились в страсти, иначе душу не спасти!
Простодушный легко поддержал такое рвение: «Истинно верно спасение души – основная задача каждого. Вот и в Послании к Римлянам (гл.12) написано: «Начальник ли ты –начальствуй с усердием».
Все люди быстро улавливают, когда «по шерсти», поэтому и наш представитель власти расслабился и уже не спеша, продолжал: «Истину глаголишь, брат, увидеть промысел Божий в нашей повседневной работе тяжело, но вот пример: один, типа серьезный, мужик вел себя на дороге неправильно: создавал аварийные ситуации и попал в ДТП точно с таким, же клоуном в шарфе – я сразу про Бога подумал. Но эти недоумки как-будто большие перцы сразу начали звонить мне, зная, что мой телефон на «прослушке» с момента покупки. При этом говорят, что были со мной в бане…, то есть и статистику портят и власть марают! Мы же в соответствии с законом, разобрались в «обоюдке», но этих двух пьяниц с улицы «мерседесов» больше просил ко мне не записывать от греха подальше».
Простодушный: «Вот и я про это самое, про грех, кто говорит, что «креста на вас нет» - это только Богохульники могут так дерзить на исполнителей закона».
Начальник: «Конечно, мы же с вами Христиане, то есть единым Миром мазаны, поэтому ответь мне на вопрос: «Кто работать пойдет на сложные дорожные участки в темное и ночное время суток или в кусты?»
Простодушный: «Только бедные!»
Начальник: «У нас таких нет, сам посчитай: зарплата – это и оклад, и звание, и пайковые, плюс сверхурочные, а премии какие! Отвечаю: только бес-страшные сотрудники. И именно на том участке, где они прячутся месяц, затем нет нарушений в течение года. У нас такая примета есть, а может это с духом связано?»
Простодушный: «Верующие отрицают приметы, может потом те в кустах просто протоколы не пишут?»
Начальник: «Нет, у нас это невозможно, потому что на каждом разводе инструктаж, где глаза в глаза смотрят с одним вопросом: брал…? Кстати, насчет духа, а правду говорят, что если человек согрешит, то святой дух покидает такого?»
Простодушный в пылу: «Истинно верно, а если машину осквернишь, то вообще, может раньше срока, того… на небеса, и машина в хлам!»
Начальник резко выпрямил спину: «Так что же ты раньше молчал, у нас такая аварийность с тяжкими последствиями на межгороде… Сегодня же направим через дежурку ориентировку и разгоним проституток со всей трассы, а то статистику докладывать в Москву стыдно, а без показателей в работе звания и должности нынче дорого стоят, сам понимаешь! (сорвалось наболевшее у начальника).

Библейская мудрость: по истине сказал Иисус Христос: «Богу Божье, а кесарю кесарево!


--------------------------------------------------------------------------------
(c) Современные православные сказки, 2010
Разрешается использовать тексты сказок без ограничений при условии указания авторских прав и полноты текста

      В декабре 1925 года был подписан договор между СССР и Японией о сдаче северной части острова Сахалин (по-японски Карафуто, что перенято от айнов, древних жителей острова и означает «земля бога устья») в концессию. Согласно договору Союз передавал японцам в эксплуатацию в течение 45 лет нефтяные и угольные месторождения Северного Сахалина. В качестве платы за концессию японцы обязались отчислять Советскому правительству определённую часть валового дохода и арендную плату. Японской стороне также было дано право завозить рабочую силу из своей страны. Японские предприниматели создали акционерное общество. Был организован также советский трест "Сахалин нефть", которому концессионеры оказывали существенную помощь в организации производства и налаживании хозяйственно-бытовой сферы. В тоже самое время на юге острова Сахалин сложилась иная ситуация. Японцы там решали вопросы социальной сферы и инфрастауктуры как на собственной территории, согласно документам Портсмутского договора между Россией и Японией.
     На территории Северного Сахалина постепенно развёртывались работы по добыче нефти, каменного угля, лесоразработкам, добыче пушнины в лесах Сахалина, отлову рыбы в акватории, прилегающей к острову. В связи с этим в Союзе было объявлено о наборе молодых специалистов и рабочих разных специальностей для отправки на концесионные работы. В тяжёлое для страны время разрухи, когда во многих регионах  царила безработица, условия найма были явно выгодными. Оплачинание труда рабочих японскими товарами, а также советской червонной валютой привлекало много народа с материка. На остров Сахалин потянулись рабочие руки со всего Союза, в том числе были представители с Кавказа. Сборный пункт  был организован в Москве и отправка совершалась поездами по Транссибирской магистрали до Владивостока.
Была ранняя весна. Поезд мчался по бескрайней снежной пустыне, мы засыпали и просыпались под монотонный звук колёс. В купе нас было четверо. Познакомившись ещё на сборном пункте, мы сразу нашли общий язык, хотя были родом из разных республик Союза. Я был коренным тбилисцем, приятель, расположившийся над моей койкой, оказался бакинцем, а напротив находились два молодых парня, из которых один был армянин из Ростова-на-Дону, а другой татарин из Казани. Мы довольно туманно представляли нашу будущую трудовую деятельность на острове, но все были в предвкушении заработать так называемые "длинные рубли". За окном белая пустыня сменилась бесконечной заснеженной тайгой. Товарищ из Баку, который представился Джамилем, вынул новенькую колоду карт и предложил сразиться. От нечего делать мы целыми днями резались в "подкидного дурака", долго бесудуя, курили в тамбуре, пили горячий чай, то и дело любезно предлагаемый симпатичной проводницей поезда, как выяснилось позже, сибирячкой из Иркутска. Так незаметно пролетели две недели. Поезд, наконец, прибыл  на конечную станцию дальневосточного города Владивосток. Там нас построили в шеренгу, перечли фамилии и затем строем отправили на пристань. Cпустя некоторое время мы были подняты на борт парома, курсирующего между материком и островом Сахалин. Нам объявили, что местом назначения является посёлок Оха.
     Как позже мы узнали, первая промышленная нефть была добыта в Охе в 1921 году и вскоре Оха стала центром Восточного  района острова. Название городу  было дано по реке Оха. Возможно, что это название происходит от эвенкийского слова «оха». Легенда эвенков повествует, что однажды олени, испугавшиеся охотников, бросились бежать по зелёной мари, и один угодил в топкое место. Когда с помощью срубленных веток охотники вытащили животное, то увидели, что оленьи ноги и живот вымазаны чёрной маслянистой жидкостью. Кожа в этих местах полопалась и сочилась кровь.  Молодой эвенк, заметивший это, воскликнул:«Оха!», что по-эвенкийски означает «злой»,«худой». Нам предстояло переплыть Татарский пролив, пройти через пролив Лаперуза между северной оконечностью  японского острова Хоккайдо и южной оконечностью острова Сахалин, соединяющий Японское и Охотское моря. Как выяснилось пролив был назван так в честь французского мореплавателя Жана де Лаперуза, открывшего его в XVIII веке. Татарский пролив наименовал тот же мореплаватель Лаперуз, ошибочно полагая, что «Татария» - страна, простирающаяся до побережья Тихого океана. Ещё со времен монголо-татарских завоеваний этот этноним получил широкое распространение в Восточной и Западной Европе.
     Отчаливание парома задерживалось. Оказалось, что на берегу свирепствует эпидемия грипа и не хватает людей в котельном отсеке парохода. Объявили, кто из вновь прибывших умеет кочегарить. Вызвался мой новый приятель по купе поезда, армянин Артём. Оказалось, что он раньше работал кочегаром паровоза на Владикавказской железной дороге. К нему примкнул Джамиль, который также кочегарил на поездах Джульфа-Бакинской железнодорожной линии. Меня и татарина Ильдара взяли в качестве помощников кочегара. Спустившись в трюм парохода, я был поражён - никогда раннее я не видел таких больших паровых котлов! Огромная пасть топок то и дело открывалась и туда надо было  забрасывать каменный уголь и непрерывно выгребать золу. После проморзглой погоды на пристани, мы, наконец, смогли отогреться, а потом сделалось так жарко, что пришлось скинуть верхнюю одежду. За время путешествия мы с приятелями забросили в топки котлов без малого несколько тонн угля. Наконец была дана команда уменьшить подачу угля, а затем и вовсе прекратить.
     Паром приближался к северной части острова Сахалин. О Сахалине я знал только то, что сюда приезжал Антон Чехов. Он жил в Александровском посту (ныне Александровск-Сахалинский) в западной части острова. Чехов решил совершить поездку на Сахалин для изучения жизни каторжных и ссыльных. В то время не было Транссибирсой магистстрали и  поездка Чехова заняла более полугода. Он разумеется отдавал отчет в трудности такого путешествия, но желал привлечь к Сахалину, «месту невыносимых страданий», общественное внимание. Это был гражданский подвиг писателя! Такие мысли владели мной, когда я взирал на остров с высоты палубы парохода.
     Но мне суждено было ещё некоторое время поработать на пароходе, пока нас не сменила основная бригада кочегаров. Наконец мы были свободны и с лёгким сердцем оставили паром. Картина на острове оказалась унылой. Кругом стояли деревянные бараки, сновали люди в тулупах, слышалась отрывистая японская речь. Прибывших направили в один из бараков для оформления трудового соглашения. Нам предложили выбрать профиль трудовой деятельности и здесь пути с моими попутчиками разошлись. Мои приятели решили остаться в Охе на нефтеразработках. Поскольку я умел метко стелять, чему я научился в рядах РККА, отслужив там три года, то меня прикрепили к охотникам за пушниной и мне пришлось жить неделями на охотничьей базе - так называемых заимках. Там я научился  расставлять капканы, отслеживать следы зверей, приноравливаться к их повадкам. Выходили на охоту ранним утром. Наиболее благоприятная погода — пороша, когда легко отпечатываются свежие следы, небольшой мороз и неглубокий снег. Лучшим помощником на ценных пушных зверей была восточносибирская лайка. Собака была рослой, выносливой, обладала отличным чутьем и вязкостью к зверю и не теряла при этом хозяина. Среди охотников были как местные сторожилы, так и японцы, которые за время пребывания на острове научились изъясняться по-русски. Они научили нас пить рыбий жир, чтобы согреться, вместо водки, есть сырую рыбу. Охотники рассказали, что природа Сахалина очень богата. Леса Сахалина занимали большую часть его территории. На севере острова произрастала светлохвойная тайга преимущественно из даурской лиственницы, южнее были темнохвойные леса из аянской ели и сахалинской пихты.
     Отловленную пушнину - соболей, куниц, лисиц, белок мы сдавали раз в неделю на приёмный пункт, мех выбраковывали, лучшие экземпляры увозили в Японию, а оставшиеся шкурки выделывались на месте и по дешёвой цене продавались на местном рынке. Их с большим рвением покупали приехавшие на работы из Союза. В этом смысле я не составлял исключения! Японцы тем временем обустраивали остров. Привезли сборные домики, повесили вывески с обозначением магазина, столовой, прачечной, мед.пункта... Они также задумались об увеселительных заведениях и в один прекрасный день появилась вывеска с изображением красивых японок. Значение происходящего я понял тогда, когда к острову причалил пароход с японскими женщинами на борту. Лица их были основательно покрыты белилами с разлётом тёмных бровей и ярким пятном губ. Все они были одеты в национальную одежду - кимоно с широким поясом и подушкой на спине. По посёлку, преимущественно с мужским населением, пронеслась волна радостной вести. Но этому событию была уготовлена короткая жизнь. Советские представители  в посёлке оценили это действие японцев, как подрывающее моральные устои жителей поселка и через некоторое время японок на острове не стало. Несмотря на все кажущиеся старания японцев обустроить быт, создать инфраструктуру, они не были рачительными хозяевами. Японцы понимали всю их краткосрочность нахождения в Северной части острова и стремились в сжатые сроки максимально исчерпать его ресурсы. Тяжело было осознавать это! На севере Сахалина были частыми ветра, летом здесь господствовали дожди и туманы, а зимний муссон был причиной суровой снежной зимы. Больше года я не смог выдержать эти спартанские условия острова. Я прервал контракт, переплыл Татарский пролив, но уже в качестве пассажира парома, пересел на поезд дальнего следования и был таков.
     Весть о вторжении фашистской Германии на территорию СССР встретила меня в Тбилиси. В первые же дни войны я был вызван в воен.комат и, как прошедший кадровую службу военный, в ранге ст.серержанта направлен в распорядение гарнизона Закавказского военного округа. В августе 1941 года Советское правительство постановило ввести войска на территорию Ирана. Целью этой операции являлась защита иранских нефтяных месторождений от возможного захвата их войсками Германии, а также поддержка транспортного коридора, по которому союзниками осуществлялись гуманитарные  поставки для Союза. В тот пероид влияние Германии в Иране было весьма существенным, поскольку она принимала участие в модернизации иранской экономики и реформе шахской армии. Это была совместная англо-советская операция под кодовым названием "Сочувствие". Советские войска вошли в Тегеран, где я был уполномочен быть связным между советской и английской миссиами. Так начались мои военные приключения!

Без труда ,как известно ухи не сварить
Без труда не возможно не выжить не жить
Не суметь без труда долететь до звезды
Без труда не достигнуть высокой мечты
Без труда очень сложно идею постичь
Без труда не реально цели важной достичь
И куда не взглянуть,и куда не пойти
Труду с человеком везде по пути.
[ Читать далее... → ]


© Copyright: Денис Чебаков, 2013
Свидетельство о публикации №113050902237

Не понять нам тайну рифмы
Не раскрыть загадку слов
И сюжет не снять на фильмы
Про волшебную любовь

Всё стараемся украсить
Лож за правду выдавать
Белым цветом тьму закрасить
Звёзды с неба оборвать.

Но природа не подвластна
Хамству муторных идей
Ведь она одна всевластна
Создавать на свет людей

[ Читать далее... → ]


© Copyright: Денис Чебаков, 2013
Свидетельство о публикации №113050803645

РАО Авторское свидетельство №18615 от 06.09.2011г.
АЛЕКСЕЙ КАМРАТОВ.



МИР НАД БЕЗДНОЙ
Роман
Книга первая «Бесы-кони»







Оглавление

О книге и авторе
Пролог
Глава 1. Побег. Июнь 1952
Глава 2. Встреча. Сентябрь 1969
Глава 3. Замок. Май 1945 года
Глава 4. Погоня. Июнь 1952 года
Глава 5. Мачеха. Октябрь 1969 года
Глава 6. Нападение. Май 1945 года
Глава 7. Расстрел. Июнь 1952 года
Глава 8. Правда. Октябрь 1969 года
Глава 9. Обман. Июнь 1945 года
Глава 10. Гари. Июль 1952 года
Глава 11. Исповедь. Октябрь 1969 года
Глава 12. Расписка. Июнь 1945 года
Глава 13. Зеленогорск. Октябрь 1969 года
Глава 14. Ленинград. 1946–1949 годы
Глава 15. Сибирь. 1953–1969 годы
Глава 16. Сестрорецк. Октябрь 1969 года
Глава 17. Разведка. Ноябрь 1944 года
Глава 18. Эпиграф. Октябрь 1969 года
Эпилог
Примечания

О книге и авторе


Предложение от Алексея Камратова прочитать его роман и написать на него рецензию меня немного смутило - не по литературной мы с ним части. Мы больше с ним специалисты по нефте и газотрубопроводам, да обустройствам месторождений и строительствам новых городов, а тут вдруг роман. Но прочитав присланную мне первую книгу "Бесы-кони" ещё не оконченного романа, я решил написать к ней предисловие.
О книге. Я солидарен с редактором Ольгой Пьяных в кратком описании первой книги «Бесы-кони», но не всего романа с условным названием «Мир над бездной», а именно: « Действие первой книги романа охватывает период конца Великой Отечественной войны, годы послевоенных репрессий и 70-е гг. XX века. Автор делает попытку показать напряженную внутреннюю жизнь героев, двух поколений отцов и детей. Запутанные нити человеческих отношений ведут к переосмыслению совершенных поступков. На примере главного героя капитана Никифорова можно оценить величие души человека, испытавшего радость любви и горечь потерь близких людей. Ни жестокость военного лихолетья, ни суровые дни, проведенные в Севураллаге, ни предательство не смогли сломать его личность». Далее – во второй книге «Судьба олигарха» три поколения героев романа вместе идут через испытание тяжелым временем перестройки страны и к сожалению не все его проходят... Уходит романтика из сознания молодёжи, ломаются характеры людей, пышным букетом расцветает бандитизм, национализм, коррупция и соответствующие этому злу последствия в государственном масштабе.
Сегодня мы говорим о книге ещё не всем знакомой, но уже достаточно известной в узких кругах читателей. Книга «Бесы-кони» была прочитана в электронном варианте членами «Российского читательского клуба» и рекомендована к изданию. Я приведу несколько из двухсот с лишним комментариев тех читателей, которые голосовали за издание книги. Думаю, их мнение о книге будет интересно будущим читателям. Стилистику и орфографию комментариев я не исправлял, фамилии авторов из этических соображений не указываю.
- «Читается на одном дыхании, легко. Она не просто интересна, но безусловно нужна и полезна. После прочтения первой книги «Бесы-кони» появляется желание прочитать её продолжение вторую книгу «Судьба олигарха». На мой взгляд, автору удалось заинтересовать, зацепить читателя за живое, а это главное».
- «Реальность военных событий. Без прикрас, но описаны жизненно. Язык повествования прост, но красочен. Мне понравилось».
- «По историям людей, проживших такую жизнь, по событиям, которые так интересны, можно фильмы снимать. Сопереживаешь за прошедшее время, которое отдаёт людям важные моменты, чтобы помнить и понять, как всё это было!»
- «Прочитал книгу - понравилась. Что-то есть такое, что заставило поверить в написанное. Для старшего поколения будет интересно».
- «Понравилось, читается "на одном дыхании". Интересно, читая проникаешься в суть происходящего, а это многого стоит. Хочу купить эту книгу, она должна быть. Спасибо»
- « Книга видится глубокой по содержанию, читается легко, язык прост, события узнаваемы! Узнала также новые слова жаргонного сленга, что тоже хорошо, так как и в жизни встречаются такие слова. Надо знать, не для употребления естественно. Название у книги тоже хорошее! Благодарю за прочтение книги»
- «Это не просто роман - это наша история... Книга достойна грифа "Лучшие книги России"!»
- «Читая, не замечаешь лишнего, не спотыкаешься, а скользишь и скользишь за героями и боишься, что скоро конец книги, а хочется ещё читать...»
- «Мне так понравилась эта книга, что я прочла ее в запой. Не отрываясь. С тех самых пор я с книгой не расстаюсь – переписала на диск. Я к чему все это говорю. У моего поколения совсем иные взгляды и понимание жизни по сравнению с прошлым поколением. Предки выросли с Достоевским и Чеховым. А сейчас, зайди в книжный магазин: Детективы, Боевики, Секс и т.д.»
- «Хочу заметить, что книгу А.Г. Камратова многие друзья автора читали задолго до выставления её в Интернете. В том числе и я. Эту книгу прочитала два года назад, и она мне очень понравилась. Читала с большим интересом и очень хотела продолжения романа: интересны судьбы людей, воевавших, столько перенесших в годы войны, и нелегкие повороты в их судьбе уже в мирное время. В книге подняты вопросы порядочности, чести, совести. А какая линия любви: настоящей, прошедшей непростой путь. Эту книгу хочется перечитывать. И так интересно, что будет дальше, как сложится жизнь героев романа. Хочется иметь эту книгу в своей домашней библиотеке».
- «Очень хороший, сочный русский язык, да и сюжет не тривиален. С удовольствием куплю эту книгу».

Далее, как говорится, мои комментарии излишни. Я буду говорить об авторе. Человек, проживший на Тюменском Севере год-два и, не выдержав суровых условий, уезжал, больше туда не возвращался. Выдержавший три года - оставался на всю жизнь. Только сильные люди обустраивали Север Западной Сибири. Одним из них и был Алексей Камратов - сначала простой инженер-геофизик, сейсмик, ходящий по профилям на нефтеносных площадях под Нижневартовском. (Ходить по профилям - это равносильно походу в тыл противника напрямую, не взирая на болота, мошкару, или сорокаградусный мороз.) Затем, как строитель-трубопроводчик, обустраивал нефтегазоносные месторождения крайнего Севера и там с ноля построил города: Ноябрьск, Муравленко и Губкинский. Алексей Григорьевич в последней своей должности директора Ноябрьского отделения Дирекции по строительству трубопроводов и наземных сооружений Западной Сибири в системе Миннефтегазстроя уделял много внимания стороне социального и культурного развития населения. Сам активно участвовал в литературных семинарах Тюменской области, а в Новосибирске вместе с братьями Г. и А. Заволокиными создал коллектив "Играй гармонь". В разгар перестройки переехал в Москву и, невзирая на тяжелые условия разгосударствления министерских структур, продолжал вести свою творческую работу, параллельно создавая производственные и общественные предприятия нового государственного направления. Будучи членом комиссии по проблемам устойчивого развития России при ГД ФС РФ, создал в Новосибирске Финансово-промышленную группу "Сибирь". В 2003 году по просьбе депутата Государственной Думы Героя социалистического труда академика РАН Залиханова М.Ч. переехал работать в Москву, где был избран Председателем Правления ПО "Народный Союз", который и возглавляет по сей день.
Я желаю Алексею успехов и новых творческих удач.

Президент Союза нефтегазопромышленников России Г.Шмаль

Пролог
«Газик» летел по бетонке, рассекая чахлую поросль сосняка, торчавшую вкривь и вкось из бугристого мшаника, стлавшегося по обочинам. Казалось, сосенки-уродцы штрихами пытались зачеркнуть все, что росло, цвело и дышало на убогой северной земле. Квадраты бетонки – серые плиты, уложенные на корку вечной мерзлоты, льдинами скользили под колеса.
– Вадик, быстрее. Поднажми еще. Опоздаем ведь, якуня-ваня.
Бородатый Вадик, в профиль, напоминавший Хемингуэя, хмыкнув что-то неопределенное, прибавил газу. Стрелка спидометра подкатила к девяноста километрам. Впереди замаячила платформа «Урагана», загородившая более половины дороги. Ещё был день, но быстрая полярная ночь уже гасила его. Плохая видимость размазывала силуэт впереди идущей машины. Вадик, не сбавляя скорости, пошел на обгон, и …перед глазами выросла тупая морда «Татры». В голове мгновенно отреагировало: «Влево!», а руки автоматически продолжили поворот руля, начатый при обгоне. «Татра» врезалась в правый угол кабины, где сидел пассажир.
Через полтора часа после катастрофы бригада шоферов «Урагана» привезла пострадавших в больницу заполярного городка. Шофер сейсмопартии Бубич с несколькими сложными переломами, находился в бессознательном состоянии. Пассажир – пожилой мужчина, был мертв. Единственным документом, подтверждающим его личность, была радиограмма на имя Никифорова Олега Алексеевича. Дежурный врач, принимавший пострадавших, прочитав текст, помотал головой и сказал сестре-хозяйке тете Даше, аккуратно складывавшей вещи принятых людей:
– Не повезло этому Никифорову. Жену с сыном нашел, а сам. До чего же неблагодарна судьба человеческая.

Глава 1. Побег. Июнь 1952 года

Мокрая трава и низкие ветки черемухи хлестали по лицу, цеплялись за ватник и кирзовые сапоги, если можно так назвать подвязанные к кирзовым голенищам плетеные из лыка полубашмаки, полулапти.
– Еще чуть-чуть, Эдик. Осторожней! Толкни правее. Стоп!
Впереди открылась узкая полоска воды. Ветки черемухи и ивняка ласково касались ее быстротечной глади. Река делала крутой поворот и, оттолкнувшись от противоположного берега, стремительно убегала за мыс. Боны*, ограждавшие запретную зону со стороны реки, трехкилометровым пунктиром убегали вниз по течению и терялись за последней охранной вышкой. Правая вышка пряталась в верховье реки за поворотом. С неё часовой не мог видеть этот небольшой участок прибрежной полоски, заросшей кустами. Вот именно с этого пятачка – своеобразной мертвой зоны для обзора, и решили выскочить на вольную стремнину бывший дивизионный разведчик капитан Никифоров – зэк под номером 426412, и двадцатилетний доходяга Эдик Роост – по делу значившийся пособником фашистов и врагом народа.
Лето набирало силу, и побег в такое время по лесам и открывшимся болотам Северного Урала здравомыслящие зэки и энкавэдешники считали сумасшествием. На это и рассчитывал Никифоров. В прошлом году, когда бешеное половодье где-то в верхах у слияния Сосьвы и Лозьвы смыло и выбросило в сплав несколько штабелей заготовленной древесины, Никифоров вместе с бригадой стояли на разборе затора и выручали молевой* лес, загоняя его в боновое заграждение. Там, эквилибрируя на бревнах и растаскивая их багром, он и заметил перевернутую долбленку, прижатую двумя сосновыми баланами* к мысу на повороте. Баланы пустил по течению, а долбленку аккуратно завел под кусты и застопорил между двух коряг. Через пару дней, когда на бирже – огромной, тянущейся вдоль реки лесоперерабатывающей промзоне, страсти с разборкой заторов поутихли, лодка была вытащена на берег. Затем, замаскированная под старую колоду, надежно спрятана в кустах. Год с лишним Никифоров и Эдик готовились к побегу.
Терять было нечего. У обоих по двадцать пять с прицепом, поражением в правах и прочими атрибутами уголовной аттестации. Один – изменник Родины, враг народа, другой – фашистский выкормыш, как называл его хозяин зоны майор Хорев. Никто не возмущался. Для многих обитателей Севураллага подобная характеристика была обычной. И саму зону называли фашисткой, хотя и была она чуть разбавлена и ворами*, и суками*, насмерть воевавшими друг с другом. Для всех людей, живущих на воле вне зоны, дальнейшая судьба всех эти зэков всё равно была предрешена – рано или поздно «на тот свет». Только сами зэки думали по-другому. Олегу Никифорову – бывшему боевому капитану разведчику, шел 33-й год от рождения, зэку № 426412 шел шестой год срока. Доходяге Эдику, по документам Эдгару, – сыну бывшего обкомовского работника из Белоруссии, эстонцу по национальности, мальчишке по общему развитию и мужчине по лагерному опыту – седьмой год зоны давался легче, чем предыдущие, – появилась надежда. Она пришла в лице угловатого, мрачного мужика, с которым он встретился у лепилы – лагерного фельдшера. Это было в декабре. Стояли страшные морозы. Раскатывать с берега штабеля бревен и вязать из них плоты на льду реки, которую как трубу, продувал пронизывающий ветер, редко кому было под силу. Бригада, в которой работал Эдгар, из-за невыполнения нормы выработки за вчерашний день, сегодня сидела на пониженной пайке – двести грамм черняшки* и баланда, типа кипятка, сдобренного двумя крупинками перловки. Бригада ходила под отдельный конвой. Баланду варил бригадный повар – шестерка* Карзубого. Сам Карзубый на работу не ходил, был в законе, но дружил с нарядчиком* и бугром* и регулярно отмечался в табеле по выходу. Бригаде повар варил из кислой капусты щи, в которых хоть нос полощи, но ничего не вынюхаешь и не выловишь, а бугру с двумя его шестерками жарил картошечку на тех самых жалких граммах постного масла всей дневной нормы бригады. Мужики не трепыхались, имели горький опыт. Однажды один из «фашистов» плеснул баландой бригадиру в морду, и уже где-то перед съемом, этот герой-«фашист» был раздавлен огромным баланом, нечаянно сорвавшимся с торца штабеля.
Мороз, голод, сволочная жизнь толкали слабовольных людей на помойку. Они выпрашивали на кухне объедки, картофельную шелуху, с риском получить пинка рылись в бочках с отходами, приготовленными для дальнейшей отправки свиньям лагерного начальства. И, конечно, догладывали кости поселковых собак, случайно забежавших в зону работ, пойманных и съеденных избранным блатным обществом.
Другие шли в «шестерки» к блатным. Третьи зарабатывали педерастией. Эдик нашел другой выход. Положив на сосновый горб бревна левую руку, примерился и хладнокровно рубанул топором. Пять скрюченных пальцев остались судорожно впиваться в бурую кору старой сосны. Подойдя к гревшимся у костра на берегу конвойным, Эдик показал им перетянутую проволокой кровоточащую культю и попросил отправить его в жилую зону. Ответ сержанта – начальника конвоя (молодого вологодского парня) был естественным и совсем не неожиданным: «Пшел, гад, пока пулю не схлопотал!». И чтобы не было сомнений, передернул затвор автомата. Затем дал команду охране уменьшить площадь охраняемого объекта, и часовые переставили два березовых кола – условную линию охраны – с берега на запорошенный снегом лед реки. Костер, у которого грелись зэки, в основном бригадир с шестерками, остался вне зоны охраны. А это означало, что оставшиеся до съема полтора часа у бригады не будет костра. Шестерки били Эдика недолго, но этого было достаточно. Вечером в полубессознательном состоянии парня притащили в медбарак к фельдшеру. Федор Федорович – зэк со стажем, из тех интеллигентов-марксистов, которых в тридцатых годах пачками отправляли по дальним командировкам или в небытие. Свое дело знал отлично. Хирург, московский профессор был лепилой экстра класса. Правда, лейтенант медицинской службы, начальник медчасти лагеря, человек, так сказать отсидевший войну в лагерях и даже имевший за это какие-то правительственные награды, делал Федору Федоровичу изредка замечания и давал советы. Но это бывало, когда он выходил из очередного запоя и все претензии в основном относил к непомерному расходу лекарств, бинтов и особенно спирта, которым гражданин начальник сам чрезмерно баловался и угощал друзей из лагерного начальства. Когда принесли Эдика, Профессор (так звали Федора Федоровича все зэки и охрана лагеря) делал перевязку Никифорову. Военная рана давала о себе знать и от непосильного физического труда иногда открывалась. Опытный хирург удивлялся и искренне радовался за своих коллег-хирургов, сделавших Никифорову такую неординарную операцию. Немногословный заключенный был ему симпатичен, и он часто приглашал его на осмотр. Грязь и кровь лагерей, мерзость и унижения не размазали по годам, не убили человеческое начало в сердце Федора Федоровича. Его смешная беленькая бородка, добрые глаза и детские веснушки на носу внушали доверие. Молчаливо, не обременяя друг друга вопросами, эти два человека знали что-то такое про каждого, что дано знать только сильным людям, перешедшим на фронте грань земного общения.
Выставив из комнатушки мужиков, хлопотавших над Эдиком, Профессор попросил Никифорова остаться и помочь ему в перевязке парня. Как и что делали с ним эти люди, что и о чем они говорили – Эдик отчетливо не помнил. Но главное – он не попал в карцер за членовредительство.
Через три дня он был переведен на биржу в бригаду, где каталем* работал Никифоров. И до тех пор пока не зажила культя, работал на легком труде: убирал с эстакады хвойный лапник, древесный мусор и опилы, складировал в штабеля отроны – обрезки веток и верхушек стволов. К сильному и мрачному каталю Эдик привязался крепко по-сыновьи и называл его только по имени и отчеству. Блатная хартия, да и все мужики на зоне звали Никифорова Мурым. Мурый – сам себе на уме, хитрый, хмурый, тяжелый по характеру человек. Это погоняло* он привез с собой с пересылки, а также еще и славу мужика, которого трогать не безопасно. Таких в зоне называли: «сам по себе» или «ломом подпоясанный».
И вот теперь они вдвоем выталкивают лодку из схрона. Все обговорено, все подготовлено. Окончательную подготовку провели месяца за четыре – где-то с конца февраля, когда Эдик снял руку с перевязи и мог использовать ее в работе. Отстругали весло-правило и шест. Вещички и харч собирали потихоньку, незаметно от пронырливых глаз стукачей. Никифоров за шерстяные, домашней вязки носки выменял у каптера кусок рваной полосатой шторы – якобы на портянки, и обрывок красного ситца – остаток какого-то транспаранта – якобы на перевязь для культи. У этого рябого красномордого каптера достать можно было все: от иголки до бального платья. Но шмотки, которые крутились и игрались в карты, были уже мечеными, и простая покупка или их обмен на что-то сразу же станут известны лагерному оперу*. Никифоров не хотел рисковать, и сам выкроил и сшил юбку с косынкой. Весь камуфляж вблизи смотрелся смешно и наивно, на расстоянии, переодетый в эти тряпки Эдик, мог сойти за вполне приличную девушку, возвращающуюся с покоса.
В лодку положили мешочек с харчами, топор, багор с коротким багровищем, крепкую веревку. Все это завалили большой охапкой душистого сена. Никифоров достал из-за голенища тряпицу, развернул и показал содержимое Эдику.
– Смотри! Фронтовые. Раненный летчик в госпитале подарил. Берегу. Теперь пригодятся.
На широкой ладони зайчиком блеснул циферблат штурманских часов.
– Вот здорово! Алексеич, дак они с компасом!
– Точно. И водозащитные.
Аккуратно завернул часы в тряпицу и положил снова за голенище сапога.
– Теперь пора. Дневная проверка кончилась. Карточки с биржи унесли. Ну, брат, подвязывай свои атрибуты.
Лодка уже нетерпеливо покачивалась, норовясь носом выдвинуться на стремнину. Никифоров крепко держал ее за корму. Эдик, веером разложив юбку на коленях, тщательно умостился на носу очень неустойчивой лодки. Поправил парик с сивой косой, сплетенной из пересохшей травы, и надвинул на глаза красную косынку. Никифоров, ловко усевшись на корму, оттолкнулся от коряги и скомандовал: «Запевай!»
Лодка стремительно вынырнула из кустов на стремнину. Эдик запел звонким, чуть хрипловатым голосом, что для многих, курящих в те времена женщин – было почти естественным тембром:
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет,
И грустную песню заводит –
О Родине что-то поет.

Лодка выплыла из-за поворота и под противоположным крутым берегом покатила вниз, глубоко оседая под весом людей и небольшой копенки сена, распустившей свои пряди вдоль бортов по иссиня черной воде. Слева проплывала настороженная биржа, ее инвалидные эстакады, неподъемные для багров штабеля, убогое оборудование и вышки, вышки. Со стороны реки, работавшие на эстакадах люди, уже казались чужими и далекими. Все уплывало за корму. Приближалась последняя, нависшая над рекой, угловая вышка. Метров двадцать, а может быть чуть меньше, отделяло лодку от вышки, когда Никифоров, предупреждая интерес часового, рупором приставив руки ко рту, закричал:
– Петрунько, это не ты там кемаришь?!
Он знал из рассказов зэков, что есть в роте охраны сержант Петрунько, который получил недавно отпускные за убитого на лесоповале побегушника.
– Приходи в гости сегодня! Мы с Нинкой бражку завели! Это я – Андрей Семин!
Семин был одним из вольнонаемных мастеров: сквалыга и стукач, бывший гэпэушник, проштрафившийся перед войной и сосланный на вольные хлеба в эти не столь отдаленные места. С вышки ответил голос на высокой певучей ноте с азиатским акцентом:
– Валяй, валяй! Пей свой бражка с Нинка! Я не Петрунька! Валяй, валяй!
Последние слова часового уже остались позади, эхом отразившиеся от противоположного крутого лесного берега. Незаметно проплыли мимо пристани, у которой на приколе стоял сломанный катер-буксир. Промелькнули дома поселка, клином уходящие вдоль оврага в лесную глухомань. Приближалась отдельная точка, на которой работала бывшая бригада Эдика. Там часовые сидели на берегу реки и внимательно следили, чтобы зэки, работавшие на разборке костра – в кучу свалившегося под берег штабеля пиловочника, не умыкнули под боны- брёвна, ограничивающие охранную зону на реке. Беглецов спасало то, что они уже прошли основной участок – биржу, и могли следовать по реке, как жители поселка. А что до телогреек, то их носили все: и вольные, и зэки. Да, и у Эдика, вдруг, прорезался голос. Он запел какие-то залихватские частушки на белорусском языке. За что удостоился благожелательного прощального жеста автоматчика, стоявшего на обрыве берега. И все. Дальше вставали глухие стены берегов, заросшие густыми хвойными и смешанными лесами. Впереди была суровая и неподкупная тайга.
Никифоров разработал маршрут движения до самых мелочей. Первый рывок на пятьдесят километров по течению реки они должны были сделать за четыре часа – время до съема с работы и вечерней проверки на бирже по карточкам. Далее – в протоке топят лодку и, резко свернув влево, уходят в сторону поселка Гари. Карта, которую Никифоров в течение последних двух лет мысленно составил себе со слов вольнонаемных приемщиков леса и мастеров, и зэков, уже ходивших в бега, стояла в глазах и как бы дразнила наименованиями незнакомого жилья – оплота Севураллага: Сосьва, Пелым, Киня, Рынта, Туман и, конечно, Гари – поселок с перекрестком путей, ведущих к свободе.
А что такое свобода? Олег не считал себя осужденным, не злился на Родину, так неблагодарно отметившую его за ратные дела на войне. И сейчас он, мысленно разговаривая с собой, думал: «Свобода!? А на фронте она была? Да, была – я мог рвать глотку фашисту. Мог идти под пули, вспоминая маму, крича «За Сталина!». Мог хоронить друзей, ненавидеть трусов, любому перед атакой в глаза сказать самую жестокую правду. Мог. Была свобода совести. Делали общее дело – освобождали Родину. И, вдруг, тупик: холодные стальные глаза, в каждом видим врага, сажаем, расстреливаем. Кого?! Соседа по окопу, брата по оружию? Отца кормильца? Мать, не дождавшуюся сына? За что?! За окопную правду, за благополучие лощеных партийных товарищей и их холуев – тыловых интендантских крыс? За колосок для пухнущего от голода ребенка? И куда?! – В тюрьмы, в лагеря, на лесоповал, на канал, в шахту – могилу под землей…»
Никифоров заскрипел зубами и приглушил стон, невольно вырвавшийся из опаленной жаждой глотки, стон свободы, радость маленькой победы. Улыбнулся удивленному Эдику и подмигнул:
– Выноси хозяйство на берег. Будем, брат партизан, лодку топить.
Немного попрыгали, размяв ноги после четырехчасового сидения в неудобной лодчонке, и замаскировав следы выхода на берег, ходко двинулись на запад. Первый привал и первый костер организовали глубокой ночью в пещерке под нависшими корнями почти падающего в овраг старого кедра.
Июнь, июль – на северном Урале самое неудобное для лагерных побегов время.
Болота разморозились – не пройдешь. Клюквы зимней уже нет, летняя ягода еще не поспела. Дичь пуглива и голодна. Уголовникам для побегов – был не сезон. Никифоров не был уголовником, он был профессионалом разведчиком. Он шел зная цель и маршрут до неё. Шёл назад к людям со своей правдой. В тоже время он остерегался нелюдей из внутренней охраны, натасканных на убийства безоружных беглецов. Они имели все: оружие, питание, сильные ноги, огромное желание получить внеочередной отпуск домой. И всегда были уверены, что их «дело правое – враг должен быть разбит!» А капитан Никифоров имел только четырехлетний опыт фронтового разведчика, жажду справедливости, и стремление помочь рядом шагавшему мальчишке - доходяге инвалиду.
У маленького костерка, вокруг которого стояла глубокая мохнатая темнота пещерки и на выходе из неё обвисших корневищ кедра, прошла первая на воле трапеза: кружка кипятка с заваренными листьями брусники и по куску твердого, как камень, сухаря. Рядом в малиннике изредка щелкала какая-то птица, вклинивая свои призывы в дальнее уханье совы. Олег лежал навзничь на спине у входа в пещерку, положив под голову руки, и пытался найти на небосводе ту – одну единственную, известную только ему с Юлей звездочку, но тщетно. Густая облачность закрыла небесный купол и давила землю душной предгрозовой прелостью.
– Эдик, постарайся уснуть. В четыре утра пойдем.
– Не могу. Нет, я не боюсь. Пусть застрелят. Я собак боюсь. С детства боюсь. У товарища моего отца были сын Костька и овчарка Джемма. Мы втроем играли и придумали игру в снайперов – кто попадет в нос Джеммы из детского пружинного пистолета палочкой с резиновой нашлепкой на конце. Костька промазал, а я попал. Джемма бросилась на меня и прокусила кисть левой руки. Показал бы, да уже и кисти самой нет. Как вспомню ее злую морду…. Поэтому боюсь собак.
– Вообще-то собаки добрые животные. Хозяева их страшней. А кем был хозяин – друг твоего отца?
Эдик поворочался, поправил телогрейку и тяжело вздохнул:
– Олег Алексеевич, вы, наверно, меня тоже за врага народа считаете? А я ведь в партизанах был. Правда, провалялся всю зиму в землянке с больными легкими. Потом на кухне помогал, письма раненым писал – я ведь чуть-чуть не закончил пятый класс, листовки иногда переписывал. И вообще…. Не враг я и отец мой не фашист. А тот подлец, у которого Костька и Джемма – фашист. Перед войной он управлял делами в областном ГПУ, потом формировал подполье. Через полгода фашисты все подполье расстреляли. Перед приходом Красной армии, снова появился у нас в отряде. Отец посадил его под арест и объявил изменником. Свидетелем предательства того подлеца был наш хлопец, работавший под полицая в городе. Партизанский суд состояться не успел. На отряд навалились регулярные части немецких войск, окружили – и все. Спаслось мало людей. Мамка там тоже погибла. Когда пришли наши, отец вывел остатки отряда из леса. И тут его и меня арестовали. Дескать, мы – немецкие шпионы и отряд специально под разгром подвели. Мы по национальности эстонцы, но всю жизнь прожили в Белоруссии. Отец – старый большевик, прошел всю гражданскую политкомиссаром. Затем по ранению ушел в хозяйственники, стал парторгом мукомольного завода. Был членом обкома. Всю войну партизанил, командовал отрядом…
Эдик поперхнулся дымом от костра, закашлял.
– Проклятый дым. Пробовал в лагере курить, не смог. Слава богу, хоть махорку не пришлось добывать. Вы, Олег Алексеевич, наверное из староверов – тоже не курите.
– Я не старовер. Не курю и все. Считаю глупостью – гробить здоровье за просто так. А вообще то, дыма без огня не бывает. Кто-то же обвинил твоего отца в предательстве?
– Кто? Не поверите. Это падло* удрало из-под ареста во время бомбежки отряда. Драпанул за линию фронта. Сказался героем-подпольщиком. Предъявил свои партийные и прочие ксивы* – сберег же гад! И вошел в город с частями нашей армии в форме майора «Смерша». А хлопчик тот, который был у нас свидетелем его фашистского пособничества, перед приходом наших погиб в перестрелке. Тот падло и его обгадил – назвал полицаем и посмертно вымарал грязью всю его семью. Партизан, оставшихся из состава отряда, по военным частям разбросали. Нас с отцом отконвоировали в город. Слово в защиту отца сказать было некому. Правда, приходил один человек в следственную часть дивизии, стоявшей в городе. До войны он инструктором в комсомоле работал, а в войну в соседней области партизанил. Знал отца по обкому. Обратился к комдиву с просьбой об отце и что-то говорил о нем оправдательное. Ничего не получилось – крутилось военное колесо. Война все списала. Отца расстреляли. Я получил клеймо предателя, а мне тогда и пятнадцати лет не исполнилось. Завернули на полную катушку.
Эдик умолк. Повернулся на бок. Палочкой поворошил угольки в костре. Искорки светлячками порхнули вверх и исчезли.
– Я, Олег Алексеевич, с вами пошел, зная, что есть только один шанс, который я должен использовать. Мне от жизни уже ничего не надо. Я в ней труп. Хочу одного – найти, хоть из-под земли достать этого подлеца и удавить вместе с его Джеммой.
Никифоров молчал. Горечь переполняла его сердце. Казалось, и места ей там уже нет – столько этой горечи было. Казалось, его тягучая смрадность раздавит, задушит плоть, прервет дыхание. Человек смотрел в небо – густое, вязкое, черное и безмерное. Человек искал. И нашел. В правом углу, почти над невидимой линией горизонта, блеснула одна, одна единственная, ни одному человеку на Земле незнакомая его далекая звезда.

Глава 2. Встреча. Сентябрь 1969 года

Чернец осмотрелся вокруг: посетителей в ресторане было немного, но, судя по табличкам с интригующими словами «Стол не обслуживается», понял, что зал будет скоро забит посетителями. Продолжая разговор, издалека начатый Уваровым, ответил:
– Извини, друг, твоя «Святая» или ранний Пикассо мне больше по вкусу, нежели жалкие потуги этого обрусевшего в третьем колене отпрыска немецких бюргеров.
– Не скажите, Герд. У моего молодого друга живая рука, его письмо дышит простотой, а палитра…
– Бросьте. Я ломаного гроша не дал бы за всю его, извините за выражение, мазню.
Сыто откинувшись в кресле, Чернец с улыбкой, так не вязавшейся с аскетическим выражением его лица, добавил:
– Гриша! Уважаемый Григорий Михайлович! Все мы к старости стараемся обзавестись гениальными учениками, дабы, хоть бочком, но пропихнуться за чужой счет в историю земли русской. Не обижайся старина, иллюзии не в моем вкусе. Гениальный художник может создать только свою школу. В нашей стране это невозможно – другие гении не позволят-с.
В минутной паузе, глядя на Чернеца, Уваров вспомнил где-то слышанный афоризм: «Аскетизм, как цель, есть величайшая нелепость, он есть покров ханжи и лицемерия…» А относится ли подобное к нему? – подумал он, продолжая вспоминать цитату. – Нет. «Настоящий аскетизм является к человеку сам собой, как морщины на лбу, как следствие глубочайших переживаний».
– Жизнь покажет – возможно, иль не возможно, уважаемый Герд Васильевич.
– Да, прости. Краем уха слышал в определенных кругах о твоем любовном романе. И как самочка? В теле?
Уваров, поперхнувшись, прикрыл рот салфеткой. От злости на самого себя за дурацкую стеснительность, которая всегда довлела над ним в неожиданных разговорных инсинуациях, на замедленную реакцию противоборства с пошлостью и цинизмом, преподносимых этим лощеным Гердом, этим доморощенным аристократом с повадками гориллы. Он готов был вспылить, закричать, но сдержался. Чернец был нужен ему. Уваров знал, что Герд Чернец – литературный критик «толстого» журнала, высоко котирует художника Уварова в кругу людей искусства. Сам же Уваров с незапамятных времен питал к нему особую неприязнь, но ссоры с ним не хотел. Сегодня он пригласил Чернеца в ресторан на это, так пошло начавшееся, рандеву, по личному делу, как бывшего друга и однополчанина.
– Я знаю, Герд, что ты хочешь сказать.
Уваров, старательно изображая хозяина стола, разлил по рюмкам коньяк и не заметил, что перешел с Гердом на «ты».
– Да, самочка, как ты выразился, – молодая, энергичная женщина, моложе меня на много, до чрезвычайности много лет. Нонсенс? Отнюдь. Моя бывшая жена Юля, Юлия Андреевна, любви которой ты домогался еще в те времена, ничего не имеет против моей новой подруги жизни. Вы, имею в виду общество, тем более не имеете права на осуждение моих личных поступков. Моя жена Вероника – искусствовед, родственная душа моей профессии художника. Наконец…. А впрочем, чем ты не застрахован от подобного альянса? Холост. Импозантен. Достаточно умен. И главное – платежеспособен. Прямо-таки готовая добыча для современных девиц, вскормленных на ниве битломании, романтики стихов Евтушенко и успехов фарма и гинекологии.
Чернец саркастически усмехнулся:
– Зря, Уваров. Я толстокож. Меня не укусишь. Ты в десятки раз платежеспособнее и, в этом плане, заманчивее меня. Что же касается любви, то… помню, когда ты написал и выставил свою картину «Разведка боем», я понял, что потерял Юлю. А что до сексуального своего удовлетворения, в какой бы социальной форме оно не выражалось, то скажу по секрету: я доволен. Давай не будем топтаться в памяти и давить друг другу ноги старыми воспоминаниями. По какому поводу мы здесь: день рождения, смерть ребенка двоюродной сестры или диспут на тему: «Антипатии и их возрастной ценз»? Надеюсь, что-то другое?
– Разумеется.
Уваров, обдумывая выход со своей просьбой, медленно разлил по рюмкам бодрящий напиток солнечной Армении. Неожиданно встал и пошел к оркестру, только что окончившего играть веселую «Летку-еньку». Пошептался с одним из музыкантов – увесистым мужчиной, более похожим на казака времен Стеньки Разина, чем на скрипача, и с внутренним удовлетворением, явно проступившем на его лице, вернулся к столику. Грузно сев в кресло, пробормотал:
– Не умею купчикам подражать. Духу что-ли того – старого, русского не хватает. Дать на «чай» за труд и то не умею.
Оркестр заиграл. Приятный тенор, чуть-чуть с раскатистым еврейским «эр», запел «Смуглянку».
– Твое здоровье!
Уваров выплеснул в рот коньяк, продемонстрировав лихую удаль старого выпивохи, чему Чернец искренне удивился, зная обратное. Вид Уварова: хорошо скроенный серый костюм, без складок облегавший кругленькое тело, темная рубашка и шикарный полосатый галстук – говорил о его более серьезных намерениях чем пьяная вечеринка в ресторане.
«Нет, не зря старый помазок заказал «Смуглянку», любимую песню Юли, пластинку с которой она свято берегла», – подумал Чернец. Безмолвно выпив и, едва для смака надкусив дольку лимона, спросил:
– Что ты хочешь от меня? К чему весь этот фарс, Гриша? Ты ушел от Юли, но продолжаешь играть роль доброго папы? При чем здесь «Смуглянка» через двадцать три года? Или ты по-прежнему считаешь меня участником неблаговидной игры, из которой сам же меня и пнул?
– Нет, Герд.
Уваров всем корпусом поддавшись вперед, как бы принимая вызов противника, четко, по словам продиктовал:
– Ни ты, ни я из этой игры не выйдем по гроб жизни своей. Ты знаешь – свое, я – свое…
И как бы испытывая удовлетворение от высказанного, стал уютно втискиваться маленьким пухлым телом в округлую спинку кресла. «Так умащиваются старенькие хомячки в своих тепленьких норках», – подумал Чернец.
– Олег вырос. В нынешнем году он заканчивает геологоразведочный факультет, а пути господни неисповедимы в нашем Союзе – куда направят, туда и поедет. Кроме этого, ты знаешь, он увлечен литературой. Пишет стихи. Много пишет. Ему надо помочь. Литературные связи – не по моей части. Вот вкратце и все. Последние слова Уварова совпали с высокой финальной нотой, красиво взятой ресторанным певцом.
– Хорошо, Гриша. Я понял. Только хочу кое о чем предупредить – опять же, исходя из наших фронтовых дружеских отношений. Ты знаком с окружением своей пассии? Всё забываю, кажется, ее зовут Вероника. Не так ли?
– Да, и притом, очень хорошо знаком.
– Ни о чем не говорит тебе имя Эдгар? Иногда его называют «Беспалым». Очень интересный товарищ по части импорта-экспорта всего, что плохо лежит в нашей стране.
Уваров, вынырнув из глубины кресла, и приподняв, как дирижер, указательный палец левой руки, четко декларируя каждое слово, ответил:
– Да. В студенческие годы она была знакома с молодым человеком по имени Эдгар – раз. Они давно разошлись и не имеют друг к другу никакого отношения – два. И три – все, что касается Вероники и нашей с ней жизни – моя забота. Пожалуйста, – Уваров сделал насмешливую умоляющую гримасу, – не пекитесь о моем благополучии, товарищи-друзья-однополчане. Я давно вырос из фронтовых пеленок и могу разобраться в людях, – сложив ладошки на груди, он в позе херувима снова утонул в кресле.
– А мы не печемся, Гриша. Твое почти гениальное чело, а где-то частями и тело, постоянно накрывает завеса таинственности. Мое дело – предупредить. Смотри, не перемудри. Я не оправдываю поведение Юлии Андреевны в последние годы. Но ты сам дал ей повод уйти от тебя. Сам отстранил ее от своей жизни. Что касается перспектив вашего сына, мы еще раз обговорим с тобой по телефону. Постараюсь подготовить ему встречу с интересным человеком. Давай в ближайшие дни соберемся у Миткевичей. Заодно, старый шалун, познакомишь нас с молодой женой.
Чернец посмотрел на часы, давая понять, что встреча окончена.
– Мне пора, Гриша. Да, кстати тебе большой привет от Ивана Курского. Объявился курилка. Звонил. Работает в Москве. Но об этом мы обстоятельно поговорим у Миткевичей. - и вышел навстречу, тут же поднявшемуся из-за стола, Уварову, обнял его и, дружески хлопнув по плечу, шепнул на ухо: «Подумай о Беспалом. До встречи».
В распахнутых дверях ресторана Чернец величавым жестом положил в руку швейцара «красненькую» и так же величаво сел в моментально подъехавшую черную «Волгу».

Зеленые бархатные кресла располагали к тихой доверительной беседе. Запотевший бокал шампанского и пирамида мороженого обрамлённая вычурными круглыми башенками из шоколадок, и втиснутая в объемный фужер, поддерживали обстановку солидной красоты и покоя в уютном кафе на Невском. Сведущие ленинградцы говорят, что из-за зеленого цвета интерьера его прозвали «Лягушатником». Эдгар предупредил Веронику, что будет ждать ее в девятнадцать часов в их любимом кафе. Та была пунктуальна и с ходу, не успев еще устроиться за столиком, сказала:
– Мы договорились Эдгар, встречаться только в экстренных случаях. В чем дело?
– Дорогая, не бери меня на понт*. Знаю, что ты уже расписалась с нашим красавцем, но это еще не дает тебе права грубить мне, товарищ Уварова. Через одного моего приятеля из красивого города Талинна пришло экстренное предложение. Кому-то в Южной Америке очень захотелось иметь в своей коллекции картину твоего дражайшего супруга «Святая». Сумма оглашена очень высокая. Что вы на это, мадам, скажите? Понял. Как всегда – не продается.
С восторгом глядя в зеленые глаза, сверкающие на правильном овале лица рыжеволосой красавицы, сошедшей с полотна художника времен эпохи Возрождения, он ласково погладил ее ручку, вернее – лайковую кожу ее белой перчатки, своей правой рукой. Его левая рука – протез, обтянутый черной кожаной перчаткой, лежала на столике и резко контрастировала с перчаткой ее руки.
– Присядь. Выпей шампанского. Пломбир, как видишь – твой любимый. Время у тебя есть. Поговорим, дорогая.
В творческих Союзах художников и писателей СССР давно поговаривали о некой группе скупщиков произведений талантливых мастеров, получивших имя и признание за рубежом. Легально продать за границу свои произведения, уже имевшие широкую огласку и известность на Западе, советским авторам было практически невозможно. Аферы по перепродаже раритетов проводились через изворотливых дельцов, владеющих документами экспертов и оценщиков министерства культуры. Одну из таких групп нелегально организовал в Ленинграде и возглавил Эдгар Роост – человек со средним техническим образованием, по специальности полиграфист, но с неординарными способностями по организации мошеннических сделок и неплохими связями в кругах искусства за рубежом. Правда вопросы, касающиеся связей за кордоном, решал не он, а кто-то из его друзей прибалтийцев. Об этом знали только единицы людей из его узкого круга. Вероника, как специалист-искусствовед, и была одной из лошадок его рабочей конюшни. Еще будучи студенткой института культуры, на первом курсе она познакомилась и вышла замуж за симпатичного парня, энергии и жажде жизни которого позавидовал бы любой человек. Семейной жизнью они наслаждались недолго и на третьем курсе, как говорят – не сойдясь характерами, развелись. Но заложенная за период их совместной жизни, идея, а далее: творческое воплощение этой идеи – перекупка и спекуляция чужими произведениями искусства, жестко контролируемая со стороны преступного мира – продолжала работать. В сферу интересов этой преступной группы и попала картина «Святая». Новой женой не безызвестного автора и была та самая Вероника: красивая рыжеволосая женщина – любительница мороженого с шампанским вином.


Глава 3. Замок. Май 1945 года

Один из многих, разбросанных по всей Польше старинных замков, милым гнездышком прилепился к откосу высокого холма, густо заросшего древними вязами, кустарником и другой всевозможной растительностью, которая цвела и благоуха на благодатной земле. Буйство, разнообразие красок радовало и удивляло. Заканчивалась весна 1945 года.
Капитан Никифоров, стройный, черноволосый парубок, как его с любовью называли украинские девчата, сбросив гимнастерку, босиком, до колен засучив штаны, гонял голубей на крыше деревянной пристройки, и по-разбойничьи свистя, неистово крутил над головой шестом – погонялой.
Бабка Ядзя – старая служанка пана управляющего, сбежавшего с фашистами куда-то на запад, искоса поглядывая на русского взбалмошного пана офицера, общипывала здоровенного гуся, которого, как сказал старшина Мельник «вбыло шальной пулей». А пули уже с неделю не тревожили это божественное местечко.
Подставляя ладони, шириной с лопату, под струи родниковой, обжигающе холодной воды, бившей ключом из недр холма и сбегавшей во двор замка по замшелому деревянному желобу-колоде, старшина Мельник степенно, не проливая ни капли, разливал жгучую влагу по волосатой ширококостной груди и крестясь громко крякал от удовольствия. На что бабка Ядзя реагировала по-своему, повторяя после очередного кряканья старшины:
– Матка боска, Езус Мария! – и возмущенно притопывала ногой.
Из узенького окна-бойницы за мальчишеским занятием русского капитана наблюдала пани Эльжбета, урожденная Белевич. Хозяйка замка – она категорически отказалась покинуть его до прихода Советской Армии, несмотря на упорные уговоры оберста Думке, квартировавшего здесь со своей частью. Оберст не тщился надеждами уговорить благородную пани и брал у нее почти все, чем может отблагодарить женщина истосковавшегося по женским утехам солдата. В течение полутора месяцев пани ежедневно принимала в своей постели казенные нежности полудряхлого, слюнявого медвежонка Вили, как он рекомендовал себя называть – просто, по-семейному. Отвращения к нему не было. Была пустота, глупая потеря драгоценных минут жизни. А пани Эльжбета их очень ценила и в свои тридцать восемь лет выглядела недурно. Так, по крайней мере, ей казалось самой. Бурную молодость она не брала в счет. А зря. Тихие морщинки уже заметно тронули ее дебелое тело, въелась дряхлая желтизна в кожу лица. Но не об этом думала пани. Во дворе, гоняя голубей, бегая по крыше, весело хохотал жизнерадостный (ах, какой темперамент!) молодой, красивый пан офицер. Игривые мысли пани спутала медсестра Юлька. «Солдатская пробка» – так ее по злой женской ревности мысленно окрестила родовитая пани. Девушка подбежала к пристройке и, что-то весело крича, призывно махнула капитану рукой. Тот, отложив шест и прихватив гимнастерку, портупею с пистолетом и сапоги, лихо прыгнул с крыши в стожок сена, скатившись под ноги хохочущей девушке. Юля протянула ему обе руки, предлагая в помощь всю свою девичью юную красоту и такую солнечную улыбку, от которой даже просветлело морщинистое, как печеное яблоко, лицо бабки Ядзи.
Когда молодые люди, убегая наперегонки, скрылись в зарослях орешника, невидимая иголочка пронзила сердце пани Эльжбеты и застряла ноющей, не отдающей себе отчета сладко болью под пышной, вдруг глубоко вздохнувшей грудью.
В просторной гостиной, обставленной старинной темной резной мебелью и увешанной рогатыми головами оленей, отдыхали трое: Гриша Пузырь, герр Долговязый (так ротные шутники звали молодых разведчиков Уварова и Чернеца за их комплекцию и за странное имя второго – Герд) и младший сержант Богомолов. Первые двое уже не считались новичками в военном деле, но желание подробнее узнать, запечатлеть в памяти боевые эпизоды, делало их благодарными слушателями. Постоянным лектором был, угощавший немцев по своему рецепту, как он выражался – свинцовыми котлетами «по-сталинградски» и «по-курски», пензяк из крестьян, балагур и острослов, хитрющий разведчик Богомолов. О себе он говорил так: «Моя фамилия русская, а вон у фрицев на пузе написано «Gott mit uns» – бог, мол, с ними, а я им всю войну втолковываю: не с вами, а со мной – по родству, чай, фамилия выдана. Они, все одно, не согласные. Бог мой, я с них за войну столько шкур спустил, а они мою ни единой пулей не царапнули. Чай, и думай теперь – с кем Бог?». А когда кому-либо надоедали его побасенки или рассказы, сочиненные на трудных дорогах военных будней, Яков Богомолов отшучивался: «Лапша наша, уши ваши – хоть на ус мотай, хоть на уши вяжи, хоть до зорь слушай, а хоть за ложь скушай». И молчали неискушенные новички и посмеивались бывалые солдаты. Звали его все по-родственному, как зовут близких: кумовьев, сватов на русской деревне – Богомолыч. А Гриша и Герд или Гера, как звали его многие, перекраивая имя на русский манер, не расставались с карандашами и блокнотами. Первый перерисовал туда всех ребят из группы разведки, второй описал все пути-дороги, пройденные дивизией. Оба были внештатными военкорами дивизионной газеты «За Родину». Особое место в их рисунках и записях и, конечно, в душе занимала Юлечка Семенова – милая медсестричка из санбата, полюбившая их командира капитана Никифорова. Как они ему завидовали! Двадцатилетние парни мечтали о поступлении в художественное училище и в университет, а капитан перед войной уже окончил горный институт. Они боготворили легкую, как бабочка, веселую Юлечку, а он заставил капитулировать ее сердце окончательно и бесповоротно. Как они ему завидовали.
– Скажи, Богомолыч, а действительно под Пятихаткой наш кэп заставил гитлеровского танкиста в немецкую самоходку шарахнуть? – спросил Гриша, увидев убегающих в орешник Юлечку и капитана.
Богомолов улыбнулся, подняв вверх указательный, прокуренный до черноты, палец, как знак высшей правды своих слов:
– Когда Колю Панова, он у тогдашнего старшего лейтенанта Никифорова на связи был, убили эти свинячьи выблядки, наш командир для ориентиру в обстановке сам пополз к соседям. А кругом! Боже праведный! Это теперь я аду не боюсь, повидал: и как живьем людей жарят, и как на кусочки рвут.
Многозначительно приподняв лохматую бровь, языком аккуратно подклеив клочок газеты с рассыпающейся у конца махорочной закрутки, продолжил:
– А с танками было просто. Их там кишмя кишело: где наш, где ихний – хрен разберешь. Командир-то, выскочив из овражка, где мы остались впятером, успел нырнуть под колючку и прямо-таки грудями в «Тигра» уперся. Ну, чай так, держи приветик – и под брюхо этой гадине гранату. Да, видать, угодил в самый пупок. «Тигр» круть на месте и, со злости чай, своей же самоходке и врезал. А когда энта шантрапа из дырявой банки выпрыгивать стала…
Богомолыч на полуслове резко оборвал свой рассказ. Совсем близко в орешнике, куда ушли капитан с девушкой, щелкнул пистолетный выстрел, другой и застрекотал «шмайсер».
Чернец, не раздумывая выскочил в настежь открытое окно. Уваров, вытаскивая автомат из-за широкого резного полукресла – полутрона, немного замешкался. Он выбежал вслед за Богомолычем, который зигзагами уже перебегал обширный двор, на ходу вставляя диск с патронами в свой старенький ППШ.
К орешнику со всех сторон бежали и старшина Мельник, и трое Иванов, в нательных рубашках выскочившие из-под амбарного навеса, где отдыхали после ночного патрулирования. Осторожно, цепью окружили заросшую первыми ромашками поляну. У неглубокой старой воронки под кустом шиповника на корточках сидел капитан и обыскивал распластанного на земле мужчину. Обросший густой щетиной человек в штатской одежде на первый взгляд не был похож на военного. Только «шмайсер», лежащий под правой рукой, наводил на эту мысль. Юлечки рядом с капитаном не было. Вытащив из подкладки френча убитого человека бумажку серого цвета, Никифоров пошевелил губами, а затем прочитал вслух:
– СС «Викинг», – чуть подумав, продолжил: – Эк, куда занесло герра Шульце!
Приподнявшись, отряхивая с колен прилипшие комочки дерна и сухие стебли прошлогодней травы, добавил:
– А переодевался-то зачем? Чего боялся? – и, уже обращаясь ко всем разведчикам, окружившим его плотным кольцом, улыбнулся: – Все в порядке хлопцы. Одного не пойму – зачем он шел за мной от самого санбата. Я его еще триста метров назад заметил, думал – местный кто. Окликнул. А он в кусты прыг и автомат из-под полы френча тянет. К стыду своему сознаюсь – не хотел я его убивать – Победа всё-таки. Нарочно первым выстрелом в галок шуганул. А он очередью огрызнулся. Ну, и вот… Земсков, помоги старшине Мельникову убрать его, куда-нибудь с глаз подальше.
Как-будто ничего не произошло, капитан Никифоров направился к замку, насвистывая любимую мелодию «Смуглянки».
Пятый день отдыхали ребята Никифорова – особая группа дивизионной разведки. Ни приказов, ни вызовов. Пятый день ждали заветного приказа – домой. Война кончилась. Каждый мысленно жил завтрашним днем. До ближайшего командного пункта, расквартированного в небольшом городке, по размытой паводком проселочной дороге было километров десять. В двадцати минутах хода от замка в поместье богатого шляхтича, сбежавшего от расправы польских патриотов располагался санбат. Свое местонахождение он выдавал только большим красным крестом на белом полотнище, растянутом на крыше большой каменной конюшни. Основная часть раненых была эвакуирована в стационарный госпиталь, или на Родину. Медперсонал в связи с эвакуацией тоже сократился: кто уехал по вызову, кто был переведен на работу с местным населением.
Олегу казалось, что он совсем недавно познакомился с Юлей. Да, разве для первого «люблю» есть границы? Почти мгновенно пролетевшие восемь месяцев их дружбы: по-детски чистой, чуточку неловкой, далекой от бытующей в тылу формулы фронтовой любви – заметно изменили бесшабашный характер одного из лучших разведчиков дивизии. Любовь! Человека красит только любовь, от первой любви к женщине – маме, кончая любовью к миру, Родине и просто любому существу подобному себе. Всё остальное, противоположное любви: злость, ненависть, жадность - уродует мир, ведет к его гибели.
Об этой красивой любви Юли и Олега знали почти все: и разведчики, и медперсонал санбата, и даже дивизионное командование. Знали или догадывались об их планах на будущее. Для любви война кончилась при первой их встрече.
Родители Олега погибли при бомбежке Смоленска в начале войны. И что-то другое, более высокое, родственное и душевное испытывал он к Юле – воспитаннице детдома, сбежавшей в пургу войны, смертельного хаоса семнадцатилетней девчонкой. Их любили все: будь-то замкнутый, вечно занятый работой хирург Иван Силыч, потерявший жену и дочь-первоклашку под Херсоном, хохотуньи медсестры – подружки Люда и Ганна, тайно влюбленные в Олега, или Богомолыч с Мельниковым, считавшие Олега своим воспитанником, сыном. И буквально каждый знавший эту влюбленную пару, старался чем-то помочь, оградить их первую весеннюю любовь от неожиданностей войны и ее трудных повседневных забот.
А приказа не было. Пятый день разведчики резались в подкидного за огромным дубовым столом в шикарной гостиной замка. Пили потихоньку спирт, который умудрялся доставать у красавицы-хохлушки фельдшера Полины Игнатьевны могучий старшина Мельник. Ходили к девчатам в санбат, что официально считалось патрулированием, охраной дороги от замка до усадьбы – единственной коммуникации пригодной для проезда машин с раненными и выздоравливающими солдатами.
За открытыми окнами гостиной, широким полукругом врезавшейся в центральное крыло замка, полыхала весна, благоухая всеми порами земли, застоявшейся в холоде зимы, оттаявшей от ужаса войны. Ночной аромат усиливал мирную тишину.
Герд, хрустко потянувшись, встал из-за стола после очередной проигранной партии.
– Везет на дурака, – беззлобно хмыкнул Иван Тамбовский, один из трех Иванов пришедших в группу два года назад по одному набору, но из разных полковых разведок. Три Ивана: тамбовский, курский и омский подружились – водой не разольешь. По дивизии ходили легенды о боевых подвигах трех родных братьев близнецов, трех Иванах, названных так родителями, чтобы не выделять любимчиков. На деле было далеко не так сказочно. У каждого из них была своя фамилия, свой родной город, по названиям которых их и величали товарищи разведчики. Но в легендах много было правды. Подвиги имели место в трудных буднях группы капитана Никифорова. Награды были у каждого: у сержантов – трех Иванов – по две «Славы», у старшины Мельника за «языка», вытащенного тепленьким прямо из штаба одной из Гудериановских бригад под Курском – орден Ленина, а у младшего сержанта Богомолыча, когда он при всем параде, и места пустого на груди не найдешь. Не обошла слава стороной и молодых разведчиков, добивавшихся места под ее лучами усердной исполнительностью, горячим стремлением восполнить пробел первых двух пропущенных военных лет. Каждый имел по ордену Красной Звезды и по медали «За отвагу». И как ни странно, группа за два с хвостиком года тяжелой, изнурительной игры со смертью не понесла ощутимых потерь. Фотография погибшего Панова, всегда висевшая в изголовье капитана Никифорова, была своеобразной памяткой о мужской фронтовой дружбе, щитом от будущих потерь, охранным амулетом группы. Невидимая ниточка связала людей разных возрастов, характеров и привычек в одну крепкую семью со своими профессиональными тайнами, боевыми традициями и закономерным чувством локтя, присутствующего в минуты смертельной опасности. На шутки в своем кругу обижаться было не принято.
Герд, расстегнув верхние пуговицы гимнастерки, завалился на могучий кожаный диван и, улыбаясь лепному ангелочку, пытавшемуся слететь с расписного потолка на грешную землю, бросил в адрес играющих:
– Вино, карты и женщины – удел слабых людей. Слабости надо уметь подавлять в их пагубном начале.
– О, наш юный герр Ланге* философ! Завидую его будущему: пьет клюквенный морс, играет на арфе и любит бабу, наплодившую ему детишек от соседа, – парировал Иван Тамбовский, и глубоко затянувшись остатком тощей трофейной сигареты, щелчком выбросил ее в окно. – Козыри черви. У кого шестерка?
Игру продолжали четверо: громко сопевший при удачной сдаче Богомолыч, невозмутимый Мельник и два Ивана. Иван Курский листал томик Джека Лондона Петербургского издания 1912 года, невесть откуда оказавшегося в библиотеке пани. В неверном свете стеариновой свечи, оплывшей в бронзовый подсвечник, профиль Ивана из-за его длинного, острого носа был похож на грифа методично клюющего свою жертву.
В патруле находились Гриша Уваров и, приехавший в полдень из города, рядовой Сысоля, по разрешению капитана отлучавшийся туда за покупкой подарков для своих мал мала меньших сестренок, ждущих его в Челябинске. В полночь, до которой оставалось не более полутора часов, их сменяли Богомолыч с Чернецом.
Чернец, в душе обидевшийся на реплику Ивана Тамбовского, отвернулся лицом к спинке дивана и, смежив веки, пытался вздремнуть. Майский жук, с перепуга влетевший на свет в открытое окно, сделал глубокий вираж над столом, плюхнулся на нос гипсового бюста пана Белевича, стоявшего в нише стены. Из окна сладко тянуло парным теплом ночного воздуха.
В уютной комнатке – скромной спальне для гостей, о чем любезно сообщила капитану пани Эльжбета, стоял тот же терпкий аромат весны. Олег нежно, как струны мелодичного инструмента, перебирал в памяти слова Юли: «Люблю! Люблю, милый! Сказка моя сероглазая! Неужели все кончилось: кровь, грязь, слезы? Неужели мы живы? У нас будет мальчик… и девочка. Мы им ничего не расскажем, правда? Ничего не расскажем, ничегошеньки! Войны не было. Были я и ты – милый, любимый мой!». Перед глазами Олега всплывали качающиеся картинки: волнистые, летящие по ветру белой поземкой мягкие волосы Юли, ее чувственные, спелые и яркие, как вишни, горячие губы, и крыльями взлетавшие тонкие девичьи руки… И глаза! Синие-синие, с неуемной нежностью вобравшие в себя его взгляд, мечту и любовь.
Плывя в сиреневом таинстве нахлынувших чувств, Олег не услышал осторожных шагов по галерее и не заметил, как пани Эльжбета, войдя в полутьму комнаты, застыла у дверей.
– Пан офицер!
Вязкий шепот пани подбросил Никифорова, лежавшего на не разобранной постели, и заставил потянуться за пистолетом, лежавшем в изголовье на ночном столике, заставленным баночками с кремами, снотворными снадобьями и прочей парфюмерной ерундой.
– Проше, пан офицер, пожалуйста, извините. Бардзо проше. Вы испугались?
– Привычка, пани Белевич, не больше, – Олег, суетясь, недоумевая по поводу прихода этой замаринованной красавицы, как выразился старшина Мельник при первом знакомстве с хозяйкой, начал надевать старенькую портупею.
– Не надо, пан Олег!
Пани произнесла фразу с неожиданно красивым ударением и мягким шипящим звуком. И, как бы накладывая запрет на поспешное, суетливое одевание, приподняла руку, оголившуюся до плеча из-под крыла шелкового кимоно.
– Что не надо? – капитан застыл.
Неторопливый бархатный свет падал из окна на спину Никифорова, и пани не могла заметить выражение его лица, остававшегося в тени, но чутко уловила нотки раздражения в голосе.
– Оставьте этот страшный пистолет. Я и так боюсь вас. Зачем же вы еще больше хотите напугать меня, – пани Эльжбета довольно сносно говорила по-русски, а незначительные паузы между слов, секундный поиск их, придавали ее речи своеобразную окраску, притягательный лиризм, таинственность.
– Я такой большой заяц!
Олег улыбнулся двоякому смыслу построенной фразы для выражения слова трусиха, которое она хотела сказать.
– Большой заяц?
Смеющиеся глаза капитана с ног до головы окинули вылепленную по всем канонам искусства художников эпохи Возрождения фигуру женщины, одетую в легкое, застегнутое до подбородка, шелковое одеяние. «В такой поздний час?.. Не на исповедь же», – подумал он.
– Чем могу быть полезен, пани? Я слушаю.
Олег положил пистолет на столик.
Пани Эльжбета, сделав шаг вперед, вдруг охнув, стала медленно оседать на пол. Никифоров инстинктивно подхватил ее под руки, почувствовав ладонями горячее колыхание упругих, налитых здоровьем, женских грудей. Мгновение постояв в нерешительности, приподнял обмякшую женщину и осторожно попытался перенести ее на кровать. Кровать жалобно скрипнула.
– Пани! Пани Эльжбета, что с вами?
Нагнувшись над ней, капитан слегка потрепал ее за подбородок. Пани шевельнулась, издав стонущий невнятный звук. Пола кимоно соскользнула с опущенной на пол ноги, бесстыдно оголив ее кричащую красоту. Олег, горестно застонав, схватился за голову. Снова нагнулся над лежащей рембрандовской красавицей и стал трясти за плечи. Пани открыла глаза полные тумана и еще чего-то такого, отчего у Олега ноги в коленях стали ватными и перехватило дыхание.
– Пани Эльжбета, что вам дать? Воды? Лекарство, какое? – нерешительно спросил он.
– Воздух! Мне… дышать! Расстегните… – и опять с тяжелым вздохом закрыла глаза.
Олег, больше повинуясь благородному чувству спасения человека, чем противоборствующему чувству предстоящего обмана, аккуратно расстегнул верхнюю пуговицу-кнопку кимоно. И чуть не ахнул, увидев, как при мощном выдохе у пани расстегнулись две последние пуговицы. Голубой лунный луч из окна, как прожектор высветил под шелком кимоно два спелых яблока необычной величины с дрожащими от неожиданного появления на свет кофейно-коричневыми зернышками сосков и обрисовал все прелести еще довольно-таки молодого женского тела. Еще больше растерявшись и, чувствуя, что лицо и уши наливаются кипятком, Никифоров попытался запахнуть, прикрыть скользящим шелком обнаженное тело. Но трясущиеся от неловкости и злости руки, невольно касались глянцевой белой кожи, что вызывало еще большую беспомощность капитана. Он не услышал топота сапог по лестнице, не увидел вбежавшего Чернеца.
– Товарищ капитан! В санбате немцы!
Словно огромная сила отбросила Никифорова на середину комнаты. Чернец, увидев обнаженную женщину, остолбенел и, пятясь к двери, запинаясь пробормотал:
– Прибежал Уваров… Сысолю убили. Фашисты там…– в санбате. Юля тоже там. Мы внизу… Мы готовы, товарищ капитан, – и исчез в пролете галереи.
Ошарашенный известием, не замечая приподнявшейся с кровати пани, схватив портупею с пистолетом, Олег, сломя голову бросился вслед за Чернецом.
В гостиной на растерянный вид Чернеца никто не обратил внимания. Лишь один Ваня Тамбовский, распихивая по карманам патроны от трофейного вальтера, коротко спросил: «Где капитан?»
-Там с пани, того….
На что Тамбовский процедил сквозь зубы: «Врешь, долговязый. Смотри!» - поднес к лицу Герда увесистый кулак, покрытый, как медвежья лапа, рыжим густым волосом.
Чернец не успел ответить на выпад Ивана Тамбовского, готовым было сорваться с губ обидным криком, как в гостиную вбежал капитан. Он был без фуражки, с растрепанной шевелюрой густых, черных как вороново крыло волос, в расстегнутой до пояса гимнастерке, с пистолетом в одной и портупеей в другой руке. Не обратив ни малейшего внимания на подозрительные взгляды товарищей, скомандовал:
– Старшина Мельник, в штаб! Доложите там обстановку. Остальные, за мной!
И зная, что приказ будет выполнен безо всяких оговорок, выдернул автомат из-за спинки кресла, притолкнутого к нише с бюстом старого пана и пулей вылетел во двор, на ходу одевая портупею.
Один за другим, кто через окно, кто через дверь, разведчики покинули замок.

Глава 4. Погоня. Июнь 1952 года

Ночевали недолго. Эдгар пытался заснуть, но разве можно назвать сном мучительную тягомотину череды коротких провалов в забытьё и мгновенных всплесков сознания после каждого лесного звука: птичьи вскрики, хруст ветвей, всхлипы и завывания. Никифоров вообще не засыпал. Думал. В воспаленных глазах проснувшегося напарника прочитал вопрос: «Что дальше?»
– Все в порядке, партизан. Я тут, пока ты витал в царстве Морфея, лесной чаек сварганил из шиповника. Подзаправимся и в путь.
Горячая кружка отдавала тепло ладоням. Чай поднимал внутри теплую волну, снимал остатки промозглого сна. Размоченный сухарь и пучок черемши утолили голод. Перекусили молча. Молча поднялись, подправили, подтянули веревочки и ремешки. Попрыгали, проверили на звук свою сиротскую амуницию. У Эдика чуть звякнула в наволочке ложка о кружку. Он тут же быстро замотал их по отдельности в портянку и снова тщательно уложил в наволочку. Его тощая, высокая нескладная фигура на фоне голубого лесного тумана смотрелась, как прыгающий неестественных размеров кузнечик в театре теней. Солнце зацепило верхнюю кромку тумана и позолотило верхушки сосен.
– Идешь вслед за мной. Не отставай! До полудня надо пропахать около двадцати километров, – скомандовал Никифоров и, чуть ссутулившись и выставив левое плечо, пошел вперед.
День обещал быть теплым и не ветреным. Начали шустрить стрекозы. Туман рассеялся, открыл берег, и лишь его длинная ватная полоска тянулась вдоль излучины. Свернули в чашу леса и по тропинке, вытоптанной зверьем, вдруг вышли на участок редколесья, далеко просматривавшегося впереди. Прибавили ходу, почти, побежали.
От легкого бега Эдику стало комфортнее – отстали мошка и комары, укусы которых тяжело переносил. Минут через десять бег стал пыткой. Сердце выпрыгивало из груди, пот заливал глаза, воздух накалился и сушил глотку.
– Терпи, партизан. Еще чуток, – Никифоров, оборачиваясь, подбадривал Эдика, чувствуя, что сам потихоньку сдает.
Раскаленный шар солнца медленно поднимался, похохатывая (???) над бегущими.
Но длинная коса редколесья уже кончалась. Впереди густел спасительный ельник.
Отдых был до невозможности коротким. Эдику казалось, что тело ему неподвластно, что оно органически слилось с мягкой периной бледно-зеленого мшаника и жадно пьет его живительную прохладу. Пировавшие комары и мошка уже не замечались.
– Думаю, если нас попытаются перехватить, то ближайший пост уже недалеко.
Старуха говорил, что рядом с триангуляционной вышкой на пост можно нарваться. Это отсюда километров шесть-семь.
– Да, но Старуха с Кишкой попались, когда шли в сторону Гари. Мы туда же идем?! Это же крышка! Их здесь хлопнули.
Эдик вскочил, возбужденно замахал руками. И куда делась его усталость.
– Вы же знаете, что Старуха чудом выжил. Измазал себя кровью из раны, и притворился убитым. Говорят, терпел почти сутки соседство с мертвым Кишкой, пока не прилетела комиссия из Сосьвы. Он им навстречу и поднялся живым. Тут у них и козыри биты – при комиссии не пристрелишь. Живой остался, а нас не пощадят.
– Тише, партизан! Надо быть хитрее. Они наверняка выловили нашу лодчонку и бросились в тайгу, а не вниз по реке. Там же, думаю, и расставили свои основные посты. Людей у них п

 (весенний вопль)
 Туманный бред политиков,  блатные….
В какую степь бежать,  где прятать злость?
Земля кипит, а пешки проходные
в России жизнь пустили  на  «авось».
Бог видит всё, что на Земле творится. 
Какой там Космос, Марс или Луна?
Известно всем, что курица – не птица
и  прелесть  в жизни  - не всегда  жена.
Любой чудак – простой, как табуретка,
не  ангел и не чёрт -  он хочет жить….
«Прекрасное»   их  посещает  редко…
 Но все должны сей Жизнью дорожить.
Давайте вместе без руки и слова
 (поэта  вдаль  Россия-мать  звала)
найдём те силы, что поднимут снова
Отчизну  на  великие дела!

1. Весна. Любовь. Портрет.

Весна неласково
за окнами капелит.
И думы разные,
как всплески акварелей.
Пишу портрет с тебя –
Пастушку в ярком ситце
и стайку жеребят –
какой красивый синтез!
Весна упрямится,
не хочет  поделиться
зари румянцем,
и  девичьим ситцем.
Больная кисть – Любовь,
и холст не ожил -
льёт с тел берёз
слезы горячий обжиг.
Но ветер выстеклил
меж туч судьбы осколок
Я кистью выстрелил.
Я знаю, встреча скоро.
14 апреля 1974 г.

Весна на болоте.

Взлетают облака под облака,
берёзовая дымка пригорбилась.
Болотная страда не так плоха,
когда сдаётся разуму на милость.
Разбуженная рёвом тягачей,
вдыхая зыбкой грудью запах дыма,
из зимних выбирается ночей
Тайга, как на свидание с любимым.
Навстречу её весёлый и хмельной,
похрустывая  ломким талым настом,
прёт экскаватор – труженник стальной,
ковшом весну и солнце заграбастав.
А кто же тот смутьян и чародей,
кто горизонт ломает взлётом вышек?
Он самый-самый добрый из людей,
он рисовать портрет России вышел.

Апрель 1974 год

Имеются в продаже мои книги:

Настольное пособие для беременных женщин
Подготовка к беременности
Тысячиии... вопросов и ответов по гинекологии
Ангел
День серебристого дождя (эротическая сказка на двоих)
Интернет Маркетинг: мифы и реальность заработка (бесплатно)

Все книги можно обрести в электронном формате.
За информацией обращаться на sistema.book@yandex.ru

Отрывки из книг можно прочитать в моем блоге: http://blogs.mail.ru/mail/d...