Князь Владимир

Киев накрыла ночь и мгла, глаза лишь стража не смыкает, В звоницах спят колокола, лишь в тереме огонь пылает. И побледневшие, как мел, снуют по коридорам слуги, - Владимир тяжко заболел, и смерть видна в его недуге. В бреду он мечется, как зверь, монахов гонит прочь, а братьев Зовёт. Да поздно уж теперь – вот так сбываются проклятья. В холодной горнице пустой Велеса злобный дух витает. Хотел бы князь найти покой, но он иначе умирает… Тяжко ты хвораешь, княже, и рука твоя слаба, Ты не распознаешь даже и ни кметя, ни раба. Не судилось обрести тебе обещанный покой – Хоть полно повсюду стражи, тебе слышен волчий вой. Пусто, холодно на ложе, только хрип твой: «Боже, боже…» Бьёт полночь, бъёт – на поляне среди леса Ждёт князя, ждёт воля вечного Велеса. Месяц лунною дорожкой татя сглазит чёрной кошкой… Поутру, покончив с ним, сгинет, яко дым. Чудятся белые дроги и монахов скорбный стон, Вокруг ложа сели боги – что же это, явь иль сон? Коль от веры ты отрёкся, ты бездомен, словно пёс – То-то вволю посмеётся иудейский твой Христос! Корчится твоя душа, только боги не спешат… Бьёт полночь, бъёт – на поляне среди леса Ждёт князя, ждёт воля вечного Велеса. Месяц лунною дорожкой татя сглазит чёрной кошкой… Поутру, покончив с ним, сгинет, яко дым. Ты был в силе, когда властно огнём Новгород крестил, Именем Христа перуньи рощи светлые рубил, Храмы клал благочестиво, капища предав огню, И волхвов мечом булатным ночью резал на корню… Ты не верил, что накажут – что ж теперь боишься, княже?! Мутною водой, утренней росой, граем черных птиц и огнём зарниц, Горьким дымом трав, зеленью дубрав, громом грозных туч, ветром синих круч, Половодьем рек, голосом калек, шелестом волны, звоном тишины, Жаром ясных дней, криками детей, дланью палача, отблеском меча, Захлебнись, завались, задавись, заблудись, Упади, упади, упади прямо вниз, И оглохни, крича, и ослепни в очах, Вечно кругом броди в этом скорбном пути, Вечно болью живи и погрязни в крови, Жаждай смерти, страдай, - нет пути тебе в рай, Пусть не молит твой взгляд – нет пути тебе в ад, А чтоб жил дух, скорбя, пусть все помнят тебя! Пусть века бегут рекою под навязанным крестом, Не смирится дух языгов ни молитвой, ни постом. А чтоб горше было тленье, пусть тебе, как страшный яд, Будет посмерти виденье, как Перуна люди чтят!