Если у вас будут появляться мысли бросить чтение после первых 50 страниц, все-таки найдите силы и прочитайте до конца. Иначе сделаете совсем другие выводы.

На обложке есть слова «Елинек считает себя моралисткой и является ей на самом деле, хотя ее страницы полны спермы и крови». Ну может быть спермы и крови не так много на страницах «Пианистки» (как кому-то хотелось бы), но этого вполне достаточно. Елинек сумеет и без этих двух жидких субстанций заставить вас испытывать отвращение или противность.

Эльфрида Елинек - одна из самых значительных писательниц современной западной литературы, не говоря уже о литературе немецкоязычной. Можно сказать, что в данном случае главная в мире литературная награда досталась автору не просто читаемому и популярному, но переживающему пик своей славы. Причем речь идет не только о писателе читаемом. В лице Эльфриды Елинек премией отмечена интеллектуальная литература Европы, отмечен автор, представляющий культурную элиту. Елинек родилась в еврейско-чешской семье, училась в Венской консерватории по классу фортепиано и органа, изучала театральное искусство и историю в Венском университете. Ее дебют в литературе состоялся еще в студенческие годы, однако настоящая известность пришла в 1975 году с публикацией романа «Любовницы» (русский перевод - в 1996 году). Роман «Пианистка» (1983 год, русский перевод - в 2001 году) принес всемирное признание. С этого времени каждое ее произведение встречается с неизменным интересом. Елинек завоевывает многочисленные литературные премии и награды.

Она продолжает публиковать романы - "Похоть" (1989), "Дети мертвецов" (1995), "Алчность" (1999), - пишет пьесы для радио и театра. "Клара Ш." (1982), "Вожделение, или Проезд открыт" (1986), "Облака. Дом" (1988), "Привал, или Этим все занимаются" (1994), "Спортивная пьеса" (1998), "Он как не он" (2000) ставились на лучших немецких сценах. Более того, ее драматическое творчество как будто вытесняет роман. Во всяком случае, ее успех в театре безусловен. Елинек называют "принцессой драмы". В 1998 году программа театрального фестиваля в Зальцбурге была полностью посвящена ее творчеству. Однако апофеозом стал успех фильмов, поставленных по произведениям Елинек. В 2001 году фильм «Пианистка» режиссера Михаэля Ханеке получил Гран-при Каннского кинофестиваля. Годом позже на «Кинотавре» эта картина была признана лучшим иностранным фильмом. Собственно говоря, не без влияния кино читательская аудитория Елинек значительно расширилась. В России в том числе. Впрочем, как это очень часто бывает, кино не дает представления о прозе Елинек. Ее музыкальные романы (иначе и не скажешь, и дело здесь не только в музыкальном образовании Елинек), ее тщательное письмо, которое свободно переходит от проникновенной лирики к драме, к киносценарным фрагментам, ее психологическая проницательность (неудивительная, впрочем, на родине Фрейда) в текстах производит гораздо большее впечатление.

Забавно, кстати, что практически в день объявления Эльфриды Елинек нобелевским лауреатом по литературе в петербургском издательстве "Симпозиум" вышло переиздание романа "Пианистка". Не думаю, что это свидетельство удивительной проницательности (или информированности) издателей. Скорее уже это свидетельство популярности писателя.

Эльфриде Елинек родилась в 1946 году в австрийской провинции Штирия, но семья вскоре переехала в Вену, где писательница выросла и получила образование и где она живет сейчас.
О своей семье она сказала: "Это остаток бывшей многонациональной и многокультурной империи. Отец - чешский еврей, инженер-химик, мать -венка, из богатой венской семьи". Елинек изучала музыку в Венской консерватории, которую закончила по классу органа. Одновременно в университете изучала театр и историю искусств.
Еще в университете она проявила себя бунтовщицей. Была участницей студенческого движения, в 1971 году вступила в коммунистическую партию Австрии и оставалась ее членом пятнадцать лет. Потом вышла.
Она начала писать очень рано и написала очень много, считается самой известной современной австрийской писательницей.
Эльфриде Елинек пишет стихи, прозу, пьесы, эссе, радиопьесы, сценарии фильмов и оперные либретто, делает переводы пьес и поэзии с английского и французского языков.
Нобелевская премия ей была присуждена не за "Пианистку" или за более поздние произведения, но по совокупности творчества.
Всего она опубликовала 25 книг, из них 10 романов, переведенных на многие языки мира, получила 20 литературных премий Австрии и Германии. То есть практически ни одно из ее произведений не прошло незамеченным. Свою первую литературную премию писательница получила в 1969 году, когда ей было 23 года.
До нобелевской награды самой престижной из полученных ею премий была кельнская премия имени Генриха Белля. Это случилось в 1986 году.
Елинек - активная полемистка, известная своими левыми взглядами, у нее свой веб-сайт, где она высказывается по текущим вопросам, и политическим, и литературным.
Но она редко появляется на людях, редко дает интервью, предпочитая общаться с миром через интернет.
В Австрии новость о получении Эльфриде Елинек Нобелевской премии была встречена без особенного восторга. Писательница - фигура противоречивая. Когда упоминается ее имя, австрийцы обычно морщатся. Она - нарушитель спокойствия. Она сама себя называет разрушителем мифов. В этом она видит свое предназначение как писательницы. Ее высказывание, сделанное в 1993 году, это подтверждает: "Мои тексты - разрушение мифа. Я хочу вернуть вещам их историю и их правду".
С самого начала Эльфриде Елинек выбирала неудобные темы, сюжеты. Для нее нет табу. Ей нравится забираться за красивые фасады и показывать, что и кто прячется за ними, как живут люди и как они мучают себя и других. Она видит в жестокости, садизме семейных отношений - где побеждает сильный - продолжение фашизма. Ее отношения с родиной сложные, это отношения любви - ненависти. И австрийцы ей платят тем же. Ее награждают премиями, но видеть ее пьесы на сцене не хотят. Потому их так много издано и так мало поставлено.
Тем не менее, романы расходятся огромными тиражами.
Политическая, социальная несправедливость, наследие нацизма, жестокость по отношению к женщине, детям, неприязнь к иммигрантам, выдуманный миф об экономическом чуде Австрии и об идиллической жизни в австрийской провинции и критика всего этого - таковы ее темы.
Хотя она себя нигде не называет феминисткой, в романах Эльфриде Елинек неизбежные жертвы - женщины. Раз женщины - парии (в большинстве романов, но не во всех), то они не имеют своего голоса. Они не говорят. А женщины, по ее убеждению, живут только тогда, когда они говорят. Автор намеренно ведет повествование без прямой речи и монологов женщин.
В последние годы она пишет о насилии мужчин над женщинами, об индустрии секса. Вопрос ставится так: есть тело женщины и есть владелец тела - мужчина. Это отношения палача и жертвы. Мужчина - палач, женщина - жертва. Иногда они меняются местами. Но не хватает Спасителя. Святого Михаила или Георгия Победоносца, который, убив дракона, освободит жертву - принцессу.
Елинек считает сексуальное насилие над женщиной стандартом, критерием современного общества и культуры, и клише, распространяемые индустрией развлечений, способствуют этому. Звучит странно? Но приводимые ею примеры убедительны.
Описываемый Елинек мир страшен, тяжел, лишен просвета и надежды. Она сама - пессимистична. Не скрывает этого, ничего не приукрашивает.
Это отправной постулат творчества Эльфриде Елинек. Теперь я остановлюсь подробнее на нескольких романах.
Роман "Женщины-любовницы" - один из ранних, опубликованный в 1975 году, вызвал большой резонанс в Австрии. Писательница рассказывает о судьбе двух молодых работниц провинциальной фабрики женского белья. Две судьбы, два голоса, которые не сливаются.
Действие происходит в живописной альпийской деревне в 1970-х годах. Несмотря на новые времена для женщины, по-прежнему самый близкий путь к благополучию - удачный выбор мужа. Одна из героинь - Бриджит - подчиняет свои чувства рассудку и выходит замуж за толстого, идущего в гору молодого бизнесмена. Она делает "правильный выбор" и становится уважаемым членом маленького провинциального общества.
Другая героиня - Паула - влюбляется в красивого лесника, выходит за него замуж. Муж любит выпить. В результате его выгоняют с работы, молодая семья ютится в доме его матери. Он убежден, что мир от него отвернулся.
Отношение мира к нему он проецирует на свои отношения с женой, открывая наслаждение властью, пусть маленькой. Он может ей запрещать: не ходить к подружке, не ездить на вечеринку в соседнюю деревню. И в этом он находит удовлетворение. Излишне говорить, что роман кончается трагически. "Паула выпала на остановке во время движения судьбы. Теперь, когда жизнь еще иногда перебегает ей дорогу, Паула не хочет с ней говорить. Она больше не любит говорить. Смотри, Паула, жизнь движется! Наша Паула еще должна найти ключи от машины. До свиданья, Паула, и счастливого пути!"
Это произведение шокировало Австрию. Изображенное в нем противоположно тому, как австрийцы видят родину. Австрийцы преподносят свои горы, леса и луга как райские места, куда люди приезжают в поисках счастья и, конечно, его находят.
Этот роман - пародия на сентиментальный роман, где автор прослеживает попытки женщин найти идеального мужчину. Судьба одной отражается в судьбе другой как в зеркале, но не кривом. Автор видит эту жизнь почти как сатиру, но не переходит в сатирическое изображение судеб женщин. Скорее, это печальное повествование, правдивое и пессимистичное. Это сатира не на жизнь людей в австрийской провинции, а на государственные рекламные фильмы о провинциальной жизни.
Жизни австрийской провинции посвящен роман "Вожделение". Критики его назвали первым женским порнографическим романом. Автор противопоставляет респектабельность уютного буржуазного дома и замкнутый круг агрессии, втягивающей мужа, жену, ребенка.
Директор бумажной фабрики боится заболеть спидом. Он забывает о проститутках и проделывает дома с женой то, что раньше делал в публичном доме.
На обвинения в порнографии Эльфриде Елинек ответила критикам: "Я хотела написать порнографический роман, но поняла, что для меня это невозможно. Порнография - мужское занятие, женщина - всегда немой предмет мужского взгляда".
Для писательницы порнография обычно сочетается с драмой, трагедией, кровью. Она пишет: "Я старалась вскрыть современное рабство. Безусловно, я скрытый моралист. Но я считаю, что маркиз де Сад - тоже моралист. Его эротические сцены - это описания моралиста, это нравоучительная картина того мира, в котором аристократы, епископы, адвокаты используют людей как куски мяса, а потом их выбрасывают".
Роман заканчивается трагической сценой: ребенок соскальзывает в горную реку и медленно тонет. "По горным склонам несутся лыжники. Так получилось, что в этой семье самый молодой первым встретил вечность. Что делать матери: проглотить своих детей как пуповину и так избавить их от страданий?"
Другие знаменитые романы Елинек: "Фабрика белья" (1988 год), "Прекрасные, прекрасные времена" (1987), "Исключенные" (1980 год) - по жанру можно охарактеризовать как пародии на сентиментальные романы, на нравоучительные романы и на полицейские. Например, роман "Вне общества" начинается как детектив. Он основан на реальном происшествии и даже имена героев подлинные. "Однажды ночью в одном из венских парков четверо молодых людей атаковали прохожего..." Эти молодые люди - студенты, представители среднего класса - днем читают Сартра, Камю, а по вечерам совершают преступления. Не ради денег, а потому что они всех ненавидят. Они даже пытаются объяснить себе, почему они это делают, в чем причина их неприятия общества и семьи.
Они упражняются в преступлениях, как другие в теннисе или бридже. До тех пор пока их главарь - мозг группы - хладнокровно не уничтожает всех членов своей семьи, включая сестру-близняшку, с которой он был очень близок. "Совершив этот абсурдный акт, Райнер понимает, что он достиг чего-то необыкновенного".
Молодые люди атаковали Вену, которая поверила в социальное и экономическое чудо, потому что их собственные судьбы этого не подтверждали. Они мстили Вене.
Эльфриде Елинек хочет понять, какие механизмы движут обществом и какую роль играет его прошлое. Она рассказывает: "В 1965 году я была студенткой и следила за этим процессом. Я уже знала, что хочу об этом написать. Райнеру было 17 лет, ситуация в его семье была кошмарная. Он потерял голову. Его заключительная фраза, произнесенная на суде: "Теперь вы знаете все и можете мною располагать". Он попал в тюрьму, где закончил школу. Отсидев свой срок, он вышел и уехал в Южную Америку, где начал новую жизнь. Он выкарабкался".
Не такой представляют свою родину и свою молодежь австрийцы. Но Эльфриде Елинек дает объяснение.
Для этого она развенчивает еще один миф - уже политический. Австрия - первая жертва нацизма. В 1943 году в Москве состоялась конференция министров иностранных дел стран-союзников. Задачей было способствовать усилению антинацистского движения в странах, взятых немцами, включая Австрию. И с этого момента вошло в обиход выражение: "Австрия - первая жертва нацизма". Но Елинек говорит, что в Австрии число нацистов на количество жителей было больше, чем в Германии. И что Гитлер уже был полностью сформированным политическим деятелем, когда приехал в Германию. Участниками антифашистского движения были исключительно коммунисты. Очевидно, в будущем это стало поводом вступления Елинек в Коммунистическую партию Австрии.
Война кончилась. Австрия - страна католическая. Она повинилась и была быстро прощена. Все было забыто. Но в стране не происходил процесс денацификации, как в Германии. Не было дебатов. Не было произнесено слов: "Никогда больше". Легенда об Австрии как о первой жертве нацизма продолжает жить. И агрессия продолжает жить в семейных отношениях.
Эльфриде Елинек говорит: "Мы - дети, родившиеся после войны, должны сделать все, чтобы преступления фашизма не возникли снова из забытья. Если не было денацификации, это плохо. Агрессия не могла просто так исчезнуть после 1945 года.
Где-то она проявится".
Наверное, многие страны нуждаются в подобном писателе. Можно лишь пожалеть, что в России нет такого автора. Издано много воспоминаний о лагерях, известны свидетельства очевидцев, еще живы жертвы, которые стараются, чтобы их голоса были услышаны. Но живы еще и преступники. А вот их покаянных голосов мы не слышим. Нация не в пример Германии не покаялась.
Трудно определить природу и стиль текстов Елинек. Писательница делает переход от прозы к поэзии плавным и естественным, часто использует ритмическую прозу, вставки из театральных спектаклей, сцены из фильмов. Эльфриде Елинек говорит: "Мой язык ближе к музыке, чем к литературе. Слово - основа, маленький камешек, и я его исследую".
Ей свойственны лингвистическая виртуозность, очень ясное, понятное изложение.
В широкой гамме текстов - от экспериментальных в стиле Беккета до повествовательных, почти традиционных - исключена прямая речь. Многоголосие передается косвенно. Герои определяются языком, но не в классическом смысле. Те, кто диктуют свои условия, - говорят, а парии, жертвы - молчат. За них говорит писатель.
Повествование увлекает как музыкальный поток, составленный из голосов и контрголосов.
По формальным признакам язык различается, будь то роман, пьеса или эссе. В некоторых романах отсутствуют заглавные буквы, знаки препинания, и получается, что они не нужны. Короткие отрывистые предложения, где царит ирония, передают содержание произведения. В других - почти классических - плавно, без диалогов, течет повествование. Но уж очень оно печальное.

Если вас начинают трактовать (переосмысливать, интерпретировать), считайте, что вы — живой классик. Если вы при этом еще и женщина, то ваш успех выходит за рамки личного: это уже победа эмансипации и феминизма. Другое дело, если вам такие вещи глубоко по барабану, и вас зовут Эльфрида Елинек.
Роман «Пианистка», написанный 19 лет назад и шокировавший весь читающий Запад, был переосмыслен режиссером Михаэлем Ханеке лишь в прошлом году. Фильму выдали главную ветку Каннского фестиваля и налепили на крыло особый знак, предупреждающий, что данный кинопродукт воздействует на неокрепшую или расшатанную психику. За всю историю Канн до «Пианистки» такой чести удостаивались лишь три картины.
Режиссерская трактовка заметно разнится с литературным оригиналом. Через поступки, мысли, мировосприятие своей главной героини — преподавательницы игры на фортепиано Эрики Кохут — Елинек пытается передать пульсирующую атмосферу Мекки классической музыки, города Вены. В фильме же, напротив, на переднем плане микрокосм самой героини: город поглощен ею, все его болезни — внутри Эрики, и это и есть ее главное садомазохистское удовольствие.
Опасной бритвой Эльфрида Елинек режет причинное место европейской цивилизации, вытаскивая кровавые ноты из жира и плесени, которыми оно успело обрасти. Ее роман — новый «Реквием», не поддающийся анализу, реквием поколению «исполнителей» — людей без слуха, цвета и запаха, лишенных способности творить и чувствовать. «Пианистка» — глубоко антигуманная книга. Книга, написанная репортажным стилем, напичканная злыми, болезненными, оголенными метафорами. Книга Ежесекундного Отмирания. Это не порно. Таким жестким оно не бывает.

отрывок из произведения:

...Дочь возвращается, ее возбуждение разрешается плачем. Она обзывает мать последней сволочью, надеясь при этом, что мать с ней сейчас же помирится. И удостоверит сие, поцеловав любимое дитя. Мать пророчествует, что у Эрики рука отсохнет, ведь она посмела ударить мамочку и таскала ее за волосы. Эрика всхлипывает все громче, она уже раскаивается в случившемся, ведь мамуля идет ради нее на любые жертвы. Эрика очень быстро раскаивается во всех выпадах, направленных против матери, она любит свою мамочку, которую знает с самого детства. Наконец Эрика, как и ожидается, идет на мировую, продолжая горько рыдать. С готовностью, со слишком большой готовностью идет на мировую и мамочка, она тоже не может всерьез обижаться на собственную дочь.
— Сварю-ка я кофе, посидим вместе за столом.
За послеполуденным кофе Эрика продолжает жалеть мать, и последние остатки злобы исчезают вместе с последним куском пирога. Она внимательно осматривает проплешины на голове у матери. И не знает, что сказать по этому поводу. Как не знала, что делать с вырванными клочьями волос. Напоследок она проливает еще несколько слезинок, ведь мать уже совсем пожилая и когда-нибудь ее не станет вовсе. А еще потому, что и у нее, у Эрики, молодость уже за плечами. И вообще потому, что все проходит и редко возвращается вспять.
Теперь мать занята тем, что объясняет своему ребенку, почему миловидной девушке не нужно одеваться вызывающе. Ребенок с ней соглашается. Шкаф у Эрики набит платьями. А все зачем? Она никогда их не надевает. Платья висят там без пользы, только для украшения шкафа. Матери не всегда удается помешать покупке, а вот что касается того, когда и что носить, тут она наделена неограниченной властью. Мать решает, в чем Эрике выходить из дому...

Эльфрида Елинек: «Я подвергаю язык порке, чтобы он, вопреки своему желанию, говорил правду»

Дмитрий Волчек
26.07.06 Один из феноменов российского книжного рынка — невероятный успех произведений лауреата Нобелевской премии по литературе 2004 года Эльфриды Елинек. Тиражи ее романов «Похоть», «Алчность», «Дети мертвых», сборника пьес и эссе «Клара Ш.», вышедшего в июле раннего романа «Михаэль» и только что переизданной «Пианистки», по нынешним временам, впечатляющие. С чем связан такой успех книг весьма сложных и, вообще-то, не адресованных массовому читателю? Об этом я говорил с переводчиком Татьяной Набатниковой.
— Татьяна, я посмотрел список переводов книг Елинек на французский и английский языки. Переведено много, но, все же, не так много, как на русский. В частности, роман «Дети мертвых», который сама Елинек считает самым важным своим произведением, и который перевели на русский вы, Татьяна, кажется, никто еще не решился переводить. Но и наверняка суммарный тираж русских переводов книг Елинек превышает тиражи в других странах. 25-ти тысячным тиражом вышли «Дети мертвых» в издательстве «Амфора». По нынешним временам, это очень много. Я бы хотел поговорить о феномене успеха Елинек в России. Ее книги действительно читают, о них спорят, много поклонников, очень много недоброжелателей, некоторые профессиональные критики восприняли ее произведения в штыки. В общем, чего нет, так это равнодушия. Как вы, Татьяна, объясняете этот феномен?
— Тираж «Детей мертвых», действительно, 25 тысяч экземпляров. Это потому, что предыдущий роман — «Алчность» — был продан тиражом между 40 и 50 тысячами экземпляров. Поэтому следующую книгу она дали сразу слишком большим тиражом, по-моему. Для меня тоже было загадкой, что эта книга пользуется успехом. Вот «Алчность», для начала. Ну, перевели, ну сделали. Потом вдруг начали продавать и переиздавать эту книгу, она расходится, продается и пользуется интересом. Я, естественно, задумалась, с чем это связано. В романе «Алчность» есть одна героиня — Герти — которая заслуживает, может быть, того, чтобы стать в ряд неповторимых литературных героев. Вот, например, Кириллов у Достоевского культивирует идею свободы выбора между жизнью и смертью. Умереть, не тогда, когда тебе невыносимо жить, а когда ты принимаешь волевое решение не жить. Или у Платонова герой топится из любопытства: что же там за смерть? А у Елинек героиня, когда понимает, что ее возлюбленному нужна не она, а ее дом, пишет на него завещание, и принимает яд. Она как бы говорит: Ты хотел мой дом? Возьми его. То есть, эта степень морального превосходства женщин заслуживает серьезного рассмотрения. Но ведь обыкновенному читателю до этого сюжетного хода докопаться нелегко. Ему нужно пробираться сквозь дебри разодранных и заново соединенных смыслов Елинек. Поэтому эту героиню они не видят. Тем не менее, молодые эту книгу читают. Я задумалась, в чем же дело, и поняла. Они открывают для себя новую функцию языка. Помимо коммуникативной и информативной, язык еще выполняет функцию энергоносителя. Молодые читатели этого не знали. Наше поколение хотя бы получило прививку от Пушкина, а современное компьютерное поколение этого не знает. Они привыкли пользоваться упрощенным, не намного превосходящим язык жестов, компьютерным языком, и для них это оказалось революцией. Критики говорят, что госпожа Елинек раз за разом пишет одну и ту же книгу. Да, но какую! Ценность ее книг не в сюжете, не в идее, а в стиле. Она рвет привычные связи смыслов, а обрывки соединяет по-новому. Это некий алхимический процесс. В результате, возникает неожиданное вещество, не имеющее ничего общего с исходными элементами. Или это можно уподобить расщеплению атомного ядра, или ядерному синтезу. И тогда можно сказать, что Елинек овладела термоядерной плазмой языка. Или еще одно сравнение: она, как ведьма, варит волшебное варево, и равных ей в этом колдовстве, в современной литературе, нет. Вот это колдующее, чарующее состояние, вот эта плазма языковая, с перетеканием смысла из одного в другое. Практически в каждом слове два смысла. И эти смыслы играют между собой. Немецкие слова играют в одну игру, русские — в другую, и надо найти русское соответствие.
— Как говорила сама Елинек: «Простым, реалистическим способом повествования точности не добьешься, я вынуждаю язык обнаружить свой ложный идеологический характер, подвергаю язык порке, чтобы он, вопреки своему желанию, говорил правду». Замечательно и точно сказано, но это кошмар для переводчика. Нужно обладать необычайной дерзостью, чтобы взяться за перевод таких книг, как «Дети мертвых» или «Алчность». Как вы рискнули, как вы справились с этим кошмаром?
— Я не знаю, как я справилась. А рискнула, скорее, от неведения. У нее все с двойным смыслом. И, порой, даже не то, что этот смысл передать, а даже понять что она хотела сказать трудно. Например, я натыкаюсь в тексте на такую фразу: «Никакой бог не поможет ему носить штаны в гору». Я спрашиваю немецких коллег, что означает, идиоматически, «носить штаны в гору»? Он роются в словарях, сбиваются с ног, ищут. Есть у них типа нашего Даля «Словарь Братьев Гримм». Ну нет такой идиомы! Потом я уже сама догадалась. Можно помочь человеку носить в гору кирпичи, но носить в гору штаны ему не поможет никто. И кирпичи, и штаны он носит — глагол тот же самый. Потом она еще часто использует пословицы, причем она выворачивает их наизнанку. И, к сожалению, не для всех есть русский аналог. Но действует она примерно так: не было бы несчастья, да счастье привалило камнем. Или: снявши голову с одежки, по швам ножки не протянешь. Поэтому у переводчика только один выход: как-то войти в ее систему, в ее мелодику. Это действие сродни актерскому. Ты перевоплощаешься в саму Елинек и начинаешь жить ее энергетикой. И, исходя из этой энергетики, уже производить какой-то русский текст, который идет параллельно ее немецкому тексту. На нее много обрушивается разных обвинений, в том числе, в религиозном кощунстве. Например, у нее герой «вложил свои персты неверующие, как десять апостолов, которые знали Иисуса лично и никак не могли представить, что он станет таким знаменитым». Меня эта фраза забавляет. Мне кажется, что эти эксперименты с языком нельзя рассматривать, как богохульство. Вряд ли бог нуждается в том, чтобы мы защищали его от Елинек.
— Елинек и других больших австрийских художников, не только в литературе но и в живописи, в театре, скажем, художника Германа Ницше, фотографа Готфрида Хельнвайна, драматурга Вернера Шваба, кинорежиссера Ульриха Зайдля отличает даже не отсутствие патриотизма, а, я бы рискнул сказать, открытая неприязнь к своей стране. Елинек воспринимает Австрию, как страну преступницу, которая не покаялась и пытается скрыть следы своих злодеяний. Я подумал, что, может быть, это восприятие близко сознанию российского читателя.
— У меня нет такого ощущения. У нее есть, конечно, претензии к своей стране, но, скорее, не к стране, а к сытости граждан этой страны. Потому что они, что называется, заелись. Но именно то, что все ее романы происходят где-то в Тироле, в Альпах, она до такой степени любит эту природу, что она не может этого скрыть. Мы тоже начинаем любить эту природу. Она, конечно, язвительно описывает людей. Вот она пишет про женщин. Мне просто приятно было наткнуться на такую фразу. Она пишет о них пренебрежительно-презрительно: «Превратившиеся в мумии, едва успев стать матерями. Их дети разбили их, как яичную скорлупу в войну и мир, в преступление и наказание». Мне было приятно узнавать тут свою русскую цитату. Мне кажется, что она провоцирует человека, она его оскорбляет для того, чтобы привести его в состояние негодования и возмущения, в какое-то более высокое энергетическое состояние. Она — провокатор. А то, что она не любит страну — мне кажется, что это не так. Кого любишь, того и долбишь.
— Томас Стернс Эллиот однажды заметил ядовито, что Нобелевская премия — это свидетельство о смерти, поскольку никто ничего не совершил после ее получения. Последний роман Елинек «Алчность» написан семь лет назад. Может быть, это замечание и к ней относится?
— Я сейчас как раз перевожу роман Андреаса Эрбаха, который называется «Нобелевская премия». Очень много здесь об этой Нобелевской премии говорится. Да, действительно, Нобелевская премия, это как надгробная плита. Но зато какая! Боюсь, что госпожу Елинек не остановит даже Нобелевская премия. Это клокотание, это бурление ее энергии должно находить какой-то выход. Потом проза у нее очень музыкальная. Она пишет абзацами. Абзац может быть любой длины, но выход из этого абзаца, последние несколько строчек обязательно на октаву выше поднимаются и как бы ввинчиваются куда-то вверх. Вот эта музыкальная закономерность ее стиля тоже такая особенная, она тоже заслуживает диссертаций, исследований.
— Если она напишет новый роман, вы его переведете?
— Нет. Я закончила с госпожой Елинек. Пускай теперь другие поработают. Во-первых, потому, что ни один переводчик не может сказать, что его текст наиболее близок к тексту Елинек. Это параллельный текст. Поэтому, чем больше переводчиков работает с ней, тем полнее мы ее текст можем отразить.

Татьяна Набатникова: «У Елинек все с двойным смыслом»

Классическая музыка... Что интуитивно отталкивает все больше людей от этого искусства, еще вчера признававшегося божественным? Знаменитая австрийская писательница Эльфрида Елинек как в микроскоп рассматривает варианты ответа на этот вопрос и приходит к неутешительным выводам: утонченная музыкальная культура произрастает подчас из тех же психологических аномалий, маний и фобий, что и здоровое тихое помешательство пошлейшего обывателя.

Тщеславие Эрики доставляет матери хлопоты и мучает ее, как колючка в глазу. Эрике теперь придется отказаться от своего тщеславия. Чем раньше, тем лучше, ведь в старости, которая уже не за горами, тщеславие особенно обременительно. Старость и сама по себе - нелегкая ноша. Ох уж эта Эрика! Разве великие умы в истории музыки страдали тщеславием? Ни в малой мере. Единственное, от чего Эрике придется отказаться, так это от тщеславия. Коль возникнет нужда, мать придаст Эрике нужный лоск, чтобы к ней не приставало ничего лишнего.

Долг матери - укреплять ее в этом намерении и уберегать от ложных решений. Зато впоследствии не придется с трудом залечивать раны, которые нанесут ей чужие люди. Пусть лучше мать наносит Эрике раны, а затем следит за ходом их исцеления.

Эрика - словно насекомое в янтаре, вне времени, вне возраста. У Эрики нет истории, и она не впутывается ни в какие истории. Это насекомое совершенно утратило способность бегать и ползать. Эрика живет, запеченная в изложницу бесконечности.

В конце концов, и копирующий творение есть одна из ипостасей творца. Копирующий сдабривает блюдо своей игры собственными приправами, чем-то, что есть он сам. Он добавляет туда несколько капелек крови из собственного сердца.

Эрика - вересковый куст, цветущий в пустоши.

Мамочка подталкивает Эрику снизу, потому что сама она обеими ногами вросла в землю. И вскоре Эрика больше не касается родной материнской почвы, а стоит на спине конкурента, от которого удалось избавиться с помощью интриг. Очень шаткая опора! Эрика на цыпочках стоит на материнских плечах, натренированными пальцами впиваясь в вершину, которая опять оборачивается всего лишь очередным выступом на скале, и Эрика вновь и вновь напрягает мускулатуру, подтягиваясь все выше и выше. Вот ее нос торчит над кромкой, но она обнаруживает не вершину, а лишь новую скалу перед собой, еще более крутую, чем только что взятая с бою. Однако здесь, на этом рубеже, располагается филиал ледяной фабрики славы, хранящий свои продукты в огромных глыбах, чтобы сэкономить на складских помещениях. Эрика лижет ледышку славы, принимая свое выступление на школьном концерте за первую премию на шопеновском конкурсе. Она верит - еще несколько миллиметров, и она на самом верху!

Мать и дитя ведут друг с другом честный и ожесточенно-мстительный поединок, ведь дочери вскоре становится ясно, что в музыке она переросла мать. Мать поклоняется ребенку как идолу, требуя одной только скромной платы взамен - всей его жизни целиком. Мать намерена с толком распорядиться жизнью дочери.