Откройте свой Мир!

Живая фотография. Автор - Alex Archer. 28.02.2012



Последний, неприкаянный, нелепый.
Не знает - то ли таять, то ли мстить
За то, что не ему случился жребий
Быть первым, веселиться и кутить.

За то, что не ему припало вызвать
У первоклашек искренний восторг.
Всего-то и осталось - грязью брызгать,
Из-под колёс и каблуков сапог. 

Ботинкам в душу сыростью плюётся,
Подошвам вслед швыряет мокрый ком.
И всё ему, болезному, неймётся, -
Отравлен напрочь солью и песком.

Осталась в прошлом белизна и свежесть,
Восторги, визги, варежки, снежки,
Румянец щек и кружево мережек,
Истёрты лыжи, ступлены коньки. 

Округлость форм у снежных баб не в моде,
Бока примяты, вёдра набекрень,
Между собой судачат о погоде,
И норовят ретироваться в тень.

Еще чуть-чуть, еще совсем немножко, 
Прыжками бодро лужи обмерять.
У камелька всё сушатся сапожки,
Ведь завтра снова в слякоть им нырять. 

Когда настанет снег, я буду тихо спать.
Сквозь сон в меня войдёт его немая сага.
Сорочьей лапки след, тиснёная печать, -
Напоминанье, что до вечности два шага. 

Из взмаха птичьих крыл звук ветра извлечён,
Скользнёт, по си-бемоль царапнув мимоходом.
Не осознать сейчас - реальность или сон,
По фонарям метель играет, как по нотам.

Тягуче, нараспев читает свой рассказ,
Тяжёлый снежный том листая монотонно.
И радует меня, как будто в первый раз
Короткое эссе из жизни заоконной.

То мёртвые цветы на стёклах расцветут,
То пух лебяжьих стай обыденность накроет.
Сорочьей лапки след вставляя там и тут
Как свой фамильный герб, зима тираж удвоит.

И вдруг нахлынет день, и будет новый свет,
До вечности лишь шаг останется. Как странно - 
Еще не знать вопрос, но чувствовать ответ.
До вечности лишь...
снег, растаявший так рано.

Я полевым завидую цветам,
Их простоте, бесхитростной и чистой,
Завидую тому, что по утрам
Они росой умыты серебристой. 

Им кудри ветер треплет день-деньской,
Вихры торчат, расплетены косицы,
Вдыхают солнце, шепчутся с травой,
В друзьях у них лишь облака и птицы
И бабочки, и пара ног босых, 
Что мчат по полю, чуть земли касаясь,
Теряя пыль и тяжесть мостовых...

Цветы в свой мир пускают лишь своих.
Их стойкости дивлюсь и наполняюсь
Гармонией ромашковых полян,
От мятных свежих запахов хмелею...
Я полевым завидую цветам,
Так простодушно жить я не умею. 

У черного кота недоуменье,
Из подворотни выбрался на свет.
Он оказался в это воскресенье
Наедине со снегом, тет-а-тет.

В смятеньи, в замешательстве, в тревоге:
Средь этой неги чем себя занять? 
Бросаться суеверам прямо в ноги,
Иль по капотам тёплым погулять?

Идет по снегу, барственно ступая,
Бесцеремонно руша целину.
Наискосок пунктирная прямая
Двора пересекает белизну.

Так неуютно - черному на белом,
Эх, надо ж было нынче снегу лечь.
Теперь не скрыться в мраке запустелом,
Не раствориться в серость, не утечь.

Свежа́ и холодна́ летит пороша,
Тетрадь двора вся в рунах-письменах.
Издалека зовут: "Кис-кис, Тимоша",
Но это не его, увы и ах.

Он жмурит глаз, переступает лапкой,
Коси́т надменно вслед чужому псу,
На черном лбу не тает снега шапка,
И радует снежинка на носу.

Это море, живущее в ракушке,
Волшебство в новогоднюю ночь,
И пушистую белую варежку
Знаю, время, ты мне не вернешь.
Не вернешь медный ключ на веревочке,
(Там, на прошлом, сменили замок)
И кривую капризную челочку
Не носить мне на левый бочок.
Не вернуть ту блестящую бусину,
Что (смеюсь) оказалась в носу.
Навсегда позабылось как трусила,
С головою накрывшись в грозу.
Сквозь года из бумаги кораблики
Уплывают, увы, не догнать...
В палисадники падают яблоки,
Больше некому их подбирать.
Всё топчу я тропинку из прошлого,
Заросла она сплошь сон-травой.
А из детства скрипуче-галошного
Кто-то машет, прощаясь, рукой.
Кто-то пишет округлыми буквами
Мне записки о главном из сна.
Там печаль моя первая, смутная
Поднимает свой якорь со дна,
Как волной, накрывает закатами,
Сухостоем трепещут цветы
На весенних полях, где распятыми
Паутинками реют мечты.
В том краю, где стихи вместе с птицами
По утрам начинали свой путь
Мне тетрадь, ту, что насквозь исписана
Не вернуть, ах, как жаль, не вернуть...
Паруса из бумаги мерещатся,
Так отчаянно хочется жить...
Только в море, что в ракушке плещется
Мне уже никогда не уплыть.

Я до краев залит, иду ко дну,
Мерцают мутью на столе бокалы.
Не вынес, по живому полоснул,
Казалось - станет легче, но не стало.

Теперь я сам себе и царь, и бог.
Коряги-стулья, новости, газета...
Голодному коту швырну кусок,
Поздравь, я наконец-то сделал это.

Собственноручно бабочку убил,
Скатал в бетон последнюю надежду,
Зачем мне этот подвиг нужен был?
Я столько лет аттракционил между.

Свою больную совесть добела
Скоблил, снимал с карниза, верил в бога.
Все шел и шел... увы, не привела
К тебе моя окольная дорога.

Кривой чертою жизнь свою делю 
На "до" и "после", каюсь неумело.
Я все-таки успел сказать "люблю",
А ты в ответ "я тоже" - не успела...

Грязные окна, налёт несмываемой пыли.
Смотришь сквозь них на холодный безжизненный мир.
Призраки го́рода тоже когда-то любили.
В этом ковчеге нет места, сойди, пассажир.

Пепел скрипит на зубах, забивается в поры.
Внутренний голос проклятиями заглушив,
Сделай же что-то, сними ненавистные шоры,
Оцепенение сбрось, ты ведь все-таки жив. 

Сквозь пелену примерещится серое небо,
Солнце, даря́щее смерть, на востоке взойдет.
Хватит, не верь предсказаньям оракулов слепо,
Двадцать двенадцать - всего лишь бессмысленный код.

Рубище прочь, облачайся в льняные одежды
И отправляйся босой по горелой земле
Вслед за своею звездою последней надежды,
Птицей воскресни из пепла на ранней заре.

Унылой серой слякотью напившись,
Лощина разевает сонный зев.
Сталь неба проржавела, истончившись,
Нависла над скелетами дерев.

Туманы сушат свой промокший саван
На черных искореженных суках.
Случилась осень. Гадано-незванно.
Отметилась во всех календарях.

На перепутье выйду, гулко крикну,
Как в вату канет, эха не дождусь,
Виском горячим к дереву приникну,
Глаза закрою...
Осень. Ну и пусть. 

Спицами связано небо осеннее,
С птицами связана осень опять.
Ветрено. Сорваны листья как ценники,
Вверено осени рвать и метать. 
Справа налево тропинки исхожены,
С правом на лето покончено вмиг.
В ключ журавлиный отчаянье вложено,
Включено правило чая и книг.
Кружево листьев пожухло, смятение, -
Кружат и стаей на север летят...
Требует солнце у неба смирения,
Трепетно новый рождая закат.

Лето слито, сосуды пусты,
На ветру бьется осени дверь.
А за мною, сжигая мосты
Мчится август, как раненый зверь.
Догоняет, не может догнать,
Я быстрее живу, чем всегда,
Обрываю дороги печать,
Ухожу бедовать в холода.
Беглый август горелый свой хлам
Соберет, и в последний момент
Бабье лето мне бросит к ногам,-
Бесполезный смешной аргумент.
Только солнцем сыта я вполне,
Я предатель. Сентябрь, впусти.
Ржавым пальцем на мокром окне
Нацарапаю: "Лето, прости". 

Билась бабочка о стекло,
Так неистово и упрямо.
Там, за окнами, лето цвело,
Лето пахло свежо и пряно.
Там свобода цветами звала,
Небо высью своей дразнило.
Только комнаты кабала
Не спеша отнимала силы.
Осыпалась её пыльца 
С крыльев нежных на подоконник.
За мгновение до конца
Не подставил никто ладони...
Так бессмысленно, слепо, зло,
Умножая на боль усталость,
Билась бабочка о стекло,
Пустоту победить пыталась. 

Автор:   Green, альбом: Дышу тишиной 

Пунктиром по берегу, тающим следом
Начертана исповедь летнего дня.
Волнуется море, и пригоршни неба
Под ноги бросает, невнятно шумя.
И всё норовит подлизнуться поближе,
Довериться, в ухо секрет прошептать.
Игла горизонта на ниточку нижет
Огромную бусину солнца опять.
Осколками ракушек больно впиваясь,
Ревнуя, уколет заброшенный пляж.
Бреду я по кромке, с закатом сливаюсь,
Июльский загар - неплохой камуфляж.
А ветер, лизнув сарафанные плечи,
Взмахнёт солнцеклёшем прощальный привет,
И тут же умчит, но останется вечер.
И море. И медленно тающий след.

Забирай меня, ночь, забирай,
Уводи в свои черные гроты.
В тихий омут забвенья бросай,
Оплетай паутиной дремоты.
Слепо веря реальности снов,
Я уйду за тобой без оглядки.
Вечер свергнув, всходи на престол.
Твоё время, твои и порядки.

Говори со мной, ночь, говори.
Я боюсь тишины, ты же знаешь.
Желтоглазые сны-фонари
Отчего так несмело включаешь?
Твои сказки на веру приму,
Колыбельные шепотом вторю,
И огромную в небе луну
Ни за что я в окне не зашторю.

Отогрей меня, ночь, отогрей,
Оберни своим бархатом чёрным.
Зелье терпкое в рюмки разлей,
Отрави самым сладким снотворным.
Напои откровенностью грез,
В жарком сне задержи до рассвета.
Сокровенный, заветный вопрос
Как обычно, оставь без ответа.

В своем храме меня причасти,                
И позволь на рассвете проснуться.
Отпусти меня, ночь, отпусти.
Ты же знаешь, мне нужно вернуться...