Откройте свой Мир!

Незаметно подошел новый 1954год.
Город был засыпан снегом и украшен многочисленными ёлками. В новогодние каникулы у родителей была горячая пора. Все артисты театра вместе, группами и в одиночку участвовали в проведении праздников для детей и взрослых по предприятиям и детским учреждениям города, а также, в городах и посёлках области. Отца и маму в эти дни я видел не часто даже по ночам из-за выездных спектаклей.
Мне достался билет на новогодний праздник во Дворце пионеров.
То, что я там увидел, заслуживает долее детального описания.
Школьники, небольшими группами в соответствии со своими возрастами, сопровождаемые взрослыми, приходили в назначенное на билетах время к главному парадному входу дворца. Там их встречали сказочные скоморохи и уводили внутрь. Сопровождающие оставались на улице и на три часа были свободны.
За высокими дубовыми дверями дворца прямо с красочно оформленного гардероба начиналась сказка. После того как вся группа разделась, привела себя в праздничный вид и настроение, перед ней распахивались двери первого зала.
Оформление этого зала создавало полную иллюзию дремучего леса. Входящих радостно встречает натуральный леший и с прибаутками ведёт к большому пню посреди зала. Он залезает на эту лесную трибуну и обращается к детям с вопросом «Кого из сказочных обитателей леса вы знаете?». Сыплются ответы: русалки, водяные, лесовики, чертята …
Леший доволен и награждает активных крупными и красными, как лесные ягоды карамельками из корзинки. Когда называют русалку, то в тёмном углу зала медленно появляется свет и его луче видна сидящая на сломанном дереве названная нечисть.
Слышен громкий крик «УХ! УХ! УУХ!!». «Кто это кричит?»- спрашивает леший.
«Филин!!» - хором кричат дети. В другом углу сперва появляются большие светящиеся глаза, потом свет фонаря выхватывает из темноты сидящего на ветке огромного филина.
Так продолжается некоторое время пока кто-то из детей не говорит дрожащим громким шепотом «Баба Яга!!». Леший радостно бьёт себя по лбу «Как это я забыл про свою подругу Ягу? Идёмте к ней в гости. Она, наверное, скучает без вас!» и, соскакивая с пня, бежит к следующей двери закрытой занавесками, имитирующими густую листву.
Распахивает дверь и приглашает в следующий зал. Там уже другие декорации изображающие осенний лес. Навстречу из-за дерева выходит, опираясь на клюку, сгорбленная старая Баба Яга. Ребята в нерешительности останавливаются у входа. Но Яга какая то не очень уж страшная и к тому же улыбается и говорит довольно ласковым, хотя и хрипловатым скрипучим голосом.
Она обращается к пришедшим детям с просьбой о помощи:
«Старая я стала, соображаю плохо и память никуда не годится, есть хочу, а чтобы поесть надо попросить волшебную печку приготовить пирожки. Просить то я прошу, а печка просто так не печёт. Надо отгадать её загадки. Эти-то загадки я не могу отгадать. Помогите мне и тогда она угостит нас всех».
В зале стоит большая сказочная русская печка. Передняя часть её очень напоминает широко улыбающееся лицо. Ртом этого лица является большой сводчатый под, закрытый заслонкой. Печка как будто даже тёплая от неё исходят соблазнительные запахи сдобных печёностей. Яга ковыляет к печке и все за ней, однако, на некотором расстоянии из опаски (яга всё-таки). Подойдя, все дети трижды просят печку накормить пирожками. Баба Яга тоже просит и при этом дирижирует хором с помощью клюки.
Печка откликается низким потусторонним голосом и просит отгадать её загадки. Загадки не очень сложные, но надо подумать. Наконец совместными усилиями все ответы найдены, заслонка открывается и Баба Яга проворно достаёт из печи горячий противень с пирожками, картофельными ватрушками-шаньгами и небольшими булочками с изюмом. Обходя детей, она предлагает взять, что захочешь. Никто не был обижен. Последний пирожок Баба Яга взяла сама. Мне досталась шаньга. Она оказалась горячей и очень вкусной. Как я потом узнал, что этот вариант выпечки является традиционным для Урала. Мы расселись на лежащих брёвнах и ели горячие пирожки, шаньги и булочки с огромным аппетитом. Съев свой пирожок, Яга поблагодарила нас за помощь и пригласила ещё приходить в лес, не боясь никого. Потом мы все хором поблагодарили печку. И, ещё более подобревшая, Баба Яга проводила нас в следующий зал.
Там в зале вся обстановка представляла зимний лес (очень правдоподобно). В нём царила белая (но не холодная) Зимушка-Зима. По виду она очень напоминала большого снеговика, но только женского рода, т.е. снежную бабу. Зима попросила рассказать стихи или спеть песенки о зиме. Подкрепившиеся в предыдущем зале дети охотно откликнулись на её предложение. Я с удовольствием прочёл памятные мне с детского сада стихи про Мороз Красный нос. Успех был полный. В награду я, как и все другие участники этого импровизированного концерта, получил приз - небольшой бумажный мешочек, в котором лежали несколько ёлочных игрушек (плоские из картона они изображали птиц и зверей выкрашенных «золотой» и «серебряной» краской) и ещё небольшая шоколадка. До сих пор у нас хранятся эти первые награды в коробке с другими ёлочными украшениями. Они мне очень памятны и потому дороги. Когда в нашем доме украшается ёлка, они непременно вывешиваются на видное место.
Так постепенно переходя из зала в зал сказочного дворца, мы побывали в разных интересных местах и везде нас встречали персонажи легенд былин и сказок Бажова.
Здесь были и богатыри (они просили проявить ловкость и силу) и Данила – Мастер. Он показывал свою работу - чашу из камня и просил рассказать, какие драгоценные и поделочные уральские камни мы знаем. Я ответил неплохо (рассматривал коллекции камней в Горном музее и «Учколлекторе») и получил «Рубин» (это красный кристалл из сахара на палочке, как известные петушки с рынка). Многогранный прозрачный и блестящий он выглядел очень красиво и я его долго не решался съесть всё хранил дома.
Было ещё много залов и много персонажей. Рассказываю то, что запомнилось мне больше всего.
В одном из залов около старой избушки сидел старичок Какованя и рассказывал сказы Бажова, подыгрывая себе на гуслях. На крыше избушки стоял олень Серебряное копытце и в такт музыкальным звукам гуслей бил копытцем по коньку. От этих ударов по крыше рассыпались и как бы скатывались вниз десятки цветных лампочных огоньков. В полумраке зала это было феерическое зрелище.
В конце концов, мы оказались в совершенно невероятных по убранству чертогах Хозяйки Медной горы. Она восседала на высоком красивом троне и была одета, как царица, только ещё великолепнее, так мне казалось. У неё было красивое, но суровое лицо и горделивая осанка. Оробев, мы плотной кучкой остановились перед троном. Приятным бархатным грудным голосом Хозяйка стала расспрашивать нас школьников, как мы учимся и слушаемся ли родителей и учителей. Я почувствовал себя не очень уютно. Многие особенно девочки хвастались своими пятёрками и хорошим поведением. Что я мог ответить со своими тройками в четверти. Пришлось понуро стоять сзади и ждать конца этого неприятного для меня допроса, стараясь не привлекать внимание грозной Хозяйки медной горы.
Увы, от внимательного взора царицы подземного царства всего Урала укрыться было невозможно. Она жестом подозвала меня к трону. Я шел на «ватных» ногах предвкушая страшный позор перед всеми. Но царственная особа видимо решила, что тут одни успевающие ученики и ей стало неинтересно узнавать о хороших отметках. К моему удивлению и счастью она вдруг стала расспрашивать меня о том, что ещё кроме школьных занятий меня интересует. Я воспрял духом и рассказал ей, что кроме уроков я с отцом занимаюсь опытами по электричеству. На непроницаемом до этого момента лице царицы отразилось удивление. «Электричество!? Это же опасно!» произнесла она с недоверием к малолетнему школьнику. Пришлось коротко рассказать, что это за опыты. Она немного успокоилась и, как бы завершая беседу, спросила меня - «Наверное, твой отец опытный инженер-электрик?». После моего ответа о роде занятий моего отца Хозяйка настолько была удивлена и даже обрадована что, повернувшись на троне, извлекла откуда-то сзади альбом в красивом переплёте и вручила его мне со словами
– « Хорошим делом ты занялся отрок, проводи свои опыты дальше. Может быть, когда-нибудь они окажутся полезными людям. Учись и ты станешь хорошим человеком! Только не отступай и будь осторожнее!». Я замер. Передо мной в этот момент восседала настоящая Хозяйка Медной горы, а не актриса её роль исполняющая на детском утреннике. Произведённое на меня впечатление реальности было настолько велико, что я на всю жизнь запомнил её слова и старался им следовать в дальнейшем.
Что происходило на празднике дальше, мне уже было не так интересно. Все группы детей в конце концов сошлись вместе у главной ёлки. Надо отдать должное и Дед Мороз и Снегурочка и многочисленная их свита из зверушек и даже огромная ёлка, которая была установлена в главном парадном зале дворца, были великолепны. Традиционно были песни, пляски, хороводы вокруг ёлки. По мановению волшебной палочки огни на ёлке зажглись к всеобщей радости детворы. Но я, находящийся под впечатлением разговора с Хозяйкой-царицей, воспринимал всё как бы во сне. Даже полученный при выходе из дворца «подарок» (довольно объемистый мешочек со сладостями), раскрыл, только придя в наш номер гостиницы. Папы и мамы не было. Они были очень заняты и мне не удалось, в тот вечер, поделиться с ними своим восторгом и счастьем. Вскипятив на плитке чайник, я попил чаю с вкуснейшим печеньем из подарочного мешочка и, убрав запрещённый электроприбор, лёг спать.
Во сне мне снилось подземное царство и его многочисленные обитатели во главе с Хозяйкой.
Много лет спустя, я узнал от отца продолжение этой истории. Одна из ведущих актрис театра, взахлёб рассказывала сослуживцам о встрече на празднике новогодней елки, где она исполняла роль Хозяйки Медной горы с необычным мальчишкой, который, будучи ещё совсем малолеткой, проводит опыты с электричеством.
«Нет! Вы представляете! С ЭЛЕКТРИЧЕСТВОМ!!!»
При этом ему помогает отец, который по его словам – артист!!!
«Вот ведь какие фантазёры эти мальчишки! Надо же придумать артист-электрик!!»
Она с детства, оказывается, боялась электричества и не допускала мысли, что третьеклассник не только не боится, а ещё и поделывает какие-то опыты.
Заслуженный артист-электрик РСФСР стоял рядом слушал и помалкивал.
Он видел подаренный ею мне альбом с красивыми иллюстрациями по сказам Бажова и знал о ком идёт речь. Отец в новогоднюю страду был занят в репертуарных спектаклях, а ещё его приглашали в разные взрослые коллективы на заводы и учреждения. Он своими глазами видел и встречался с множеством бывших мальчишек-фантазёров ставших в последствии руководителями науки и производства, инженерами и классными рабочими.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Это отрывок из моих воспоминаний о детстве.
Полностью эти воспоминания помещены на сайте
«Виктор Чекмарев – официальный сайт»
http://vchekmariov.narod.ru...

Учился я в то время (50е годы) в школе №2 города Молотова (ныне Пермь)
Школа, была хорошей и время учёбы в ней оставило в моей душе самые лучшие воспоминания. Конечно же, за этот, довольно длительный, период было много разных событий: хороших и плохих, весёлых и грустных, интересных и поучительных, а порой бестолковых и глупых. Всё это укладывалось в понятие жизнь во всех её проявлениях. Признаюсь откровенно, я не являлся украшением и гордостью этого учебного заведения. Учился я, так скажем, не на одни пятёрки (и даже не на одни четвёрки). И поведением, не блистал, доставляя порой много хлопот преподавателям. До самого конца своей учёбы я так и не понял, почему в классе должно быть слышно летящую муху. Ведь учёба это живой процесс, а жизнь это движение и сопутствующие ему звуки. Гробовая тишина уместна только на кладбище. Но мои преподаватели такую мою точку зрения не разделяли и часто напоминали мне об этом расхождении. Иногда следы таких конфликтных ситуаций находили своё отражение на полях моего школьного дневника, что очень расстраивало мою маму. Отец часто и подолгу отсутствовал на съемках, а в те редкие счастливые времена, когда он появлялся дома, ни мне, ни маме не хотелось огорчать его какими-то замечаниями и плохими отметками в моём дневнике. Сейчас я понимаю что, наверное, мог бы учиться и вести себя получше, но тогда…
Как-то на уроке, кажется, был русский язык, учительница которого особенно любила слушать, как летают по классу мухи, мне не повезло в очередной раз. У меня с парты упала ручка. Движимый естественным порывом я тут же полез под парту за ней. Когда я вылезал, крышка парты предательски стукнула. Этого было достаточно, чтобы рассерженная любительница слушания жужжания мух выгнала меня из класса до конца урока. Наказание явно не соответствовало содеянному и я обиженный встал за дверью прислоняясь к ней спиной. Так можно было слышать, о чём говорится на уроке и не особенно заметно со стороны коридора, так как дверь углублена на толщину стены. Попадаться, кому-либо на глаза мне не особенно хотелось. До конца урока ещё далеко. Стою я себе и стою. Вдруг слышу по коридору шаги группы людей и негромкий разговор. По голосу узнаю директора. Этого ещё не хватало!
Я, насколько это возможно, вжался в проём двери и замер, стараясь быть по возможности незаметным. В этот момент мне хотелось стать той самой жужжащей мухой. Или мне это удалось или идущие были увлечены своим разговором, но, проходя около двери, они меня не заметили. Я вздохнул с облегчением. Мимо прошли директор завхоз и учитель труда. Попадись я на глаза любому из них и мне не сдобровать. Мне стало любопытно, куда же они идут и о чём, так увлечённо, беседуют.
Группа остановилась в конце школьного коридора напротив большого портрета И.В.Сталина. Портрет был очень большой и занимал всю торцевую стену коридора, закрывая расположенное на ней окно. На очень известном в те времена портрете был изображен наш любимый Вождь и Учитель с маленькой девочкой на руках. Сталин ласково, по-отечески, смотрел на девочку, а девочка, с чёрными волосами и короткой стрижкой, улыбалась ему в ответ. В коридоре перед этим портретом проводились наши общешкольные пионерские линейки. Перед ним мы хором клялись «Быть верными делу Ленина – Сталина! Хорошо учиться и стать достойными гражданами своей социалистической Родины!» а на призыв пионервожатой – «К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» хором отвечали – «Всегда готовы!!!». Это когда нас принимали в пионеры. Это ему мы отдавали пионерский салют по праздничным дням. Это место в нашей школе было чем-то вроде святилища.
Трое мужчин постояли ещё немного перед портретом и потом я услышал из уст директора резанувшую меня по ушам и по сердцу фразу – «Ладно! Нечего тянуть. Скоро звонок. Снимайте его к такой-то матери!!!». В моём детском пионерском мозгу промелькнула страшная мысль – «Так вот оказывается, как выглядят «враги народа», о наличии которых, я знал с раннего детства! О которых рассказывали на уроках истории и пионерских сборах! Оказывается, они ловко прикидываются обычными директорами школ, завхозами и учителями труда!». Но, рано или поздно, их разоблачают и наказывают, посылая строить железную дорогу на Дальнем Востоке. И поделом! Ведь они посягают на самое наше святое, на память об умершем не так давно товарище Сталине! Я не рискнул выскочить в коридор – «А вдруг они вооружены, как и положено врагам?». Я решил наблюдать и запомнить все, что происходило на моих глазах.
А происходило нечто ужасное!
Завхоз и учитель приподняли с боков массивную и тяжелую раму с портретом и сняли её со стены. Затем завхоз, взяв руками за раму, матерясь при этом от натуги, выдавил коленом из неё портрет. Отодрав полотно от подрамника, он свернул его в большой рулон рисунком внутрь. При сворачивании раздавался сильный хруст и образовалось облако пыли. Теперь все трое мужчин стали материться, отряхиваясь и отмахиваясь от пыли. Я и не знал что эти уважаемые (по незнанию их истинного лица) люди нашей школы, тоже могут произносить слова, как пьяницы у пивного ларька! Директор махнул рукой и все трое пошли в мою сторону по коридору. Учитель нёс раму с подрамником, завхоз рулон а директор ничего не нёс, он продолжал отряхивать пыль с костюма и что-то бубнил себе под нос. Что? Я не расслышал. В страхе я весь сжался в комочек и присел низко в дверном проёме, стараясь быть незаметным. Теперь я особенно старался. Ведь кто расскажет всем о произошедшем, если они меня заметят и наверняка убьют. Конечно, хорошо быть пионером-героем, когда твои портреты, с описанием подвига, висят в пионерских комнатах всей страны. Но умирать почему-то не хотелось. И потом, убив меня, они могут незаметно скрыться и унести (украсть) священный для всех нас портрет Вождя. Это как похитить знамя и лишить солдат символа их борьбы. Мне удалось остаться незамеченным и в этот раз. Группа врагов быстро прошла совсем недалеко от меня и клубящаяся за ними пыль попала мне в глаза и в нос. Невероятным усилием воли я сдержался от чихания и тем самым спас себя. Шаги затихли в конце коридора. Злоумышленники свернули на лестницу. Осторожно, стараясь не топать, я побежал за ними. Сквозь просвет между перилами я видел, как они спустились в школьный подвал. Зазвенели ключи и скрипнула открываемая дверь подвала. Всё ясно они спрятали святыню в подвале, чтобы ночью унести. У меня появилось время для каких-то решительных действий. Каких, я ещё не придумал, но был уверен что, посоветовавшись с друзьями, непременно найду правильные. До решения этой задачи, ни о каких учебных занятиях, в этот день, не могло быть и речи. Вернувшись к опустевшей стене, я рассматривал место преступления. Было видно, что портрет висел здесь несколько лет. За портретом стена была окрашена в другой цвет и обильно покрыта пылью и паутиной. Стёкла окна были совершенно матовыми от пыли, а на подоконнике лежал её толстый слой и какие-то бумажки, обгорелые спички, кусочки мела и тряпки.
Начитавшись книжек «про шпионов» я ничего не трогал, чтобы не уничтожать улик и отпечатков пальцев. Даже близко не подходил, так как на пыльном полу могли быть следы преступников. В голове вертелась только одна мысль кому первому доверить свою страшную тайну. Конечно же - Лёше Васильеву. Он настоящий друг и умный, даже учится лучше меня и из класса его не выгоняли никогда. Я был в нём уверен, не подведёт и что-нибудь придумает.
Внезапно прозвенел звонок с урока. От неожиданности я даже вздрогнул. Захлопали двери классов и коридор стал наполняться шумной толпой засидевшихся учеников. Наш класс открылся одним из последних. Вышедшая учительница, строго посмотрев на меня, спросила – «Ну что Чекмарёв? Осознал свой проступок? В следующий раз будешь сидеть тихо и не будешь мне мешать вести урок». Она ещё что-то говорила, но до меня, её слова почти не доходили. Какое поведение? Какой урок? Какое замечание в дневнике и вызов родителей, когда произошло страшное преступление, по сравнению с которым всё блекло. И тут я поймал себя на мысли, что я не могу с ней поделиться своей тайной. Ведь если директор школы!! – враг, то может быть, и они все тоже заодно и только притворяются? Ведь вот учитель труда вроде хороший человек и фронтовик (он прихрамывал) и учит нас всяким рабочим премудростям и на токарном станке давал мне выточить детали для модели «Авроры». А вот оказался враг и заговорщик я сам тому свидетель. Я слушал, понуро кивая головой, стараясь не выдать своё волнение. Она же поняв моё поведение как знак глубокого раскаяния, смягчилась и отпустила с миром. Я тут же побежал искать Лёшу Васильева, чтобы поделиться с ним своей тайной.
Искать долго не пришлось. Как настоящий товарищ он был поблизости и только ждал когда уйдёт учительница и можно будет выразить мне своё сочувствие. Правда рядом с ним был и Сашка Василевский - мой сосед по лестничной площадке, которому я интуитивно не доверял и наша дружба, если назвать её таковой, носила в основном характер соседских контактов. Было в нём что-то такое, что не располагало к полному доверию. Как говорят – «В разведку я с ним бы не пошел». Отозвав Лёшу в сторонку и избавившись от назойливого и любопытного Сашки, я зашептал, оглядываясь по сторонам. На моё удивление, сообщенная мною страшная тайна, не произвела на него почти никакого впечатления. Я недоумевал. Может быть, мой умный друг не понял, свидетелем какого важного события я оказался? Нет! Он всё понял, но его вялая реакция объяснялась проще – он знал что-то такое, чего не знал я. Теперь уже Лёша, оглядываясь по сторонам и шепотом поведал мне то, что он случайно узнал вчера ночью и ещё не успел сообщить мне.
Лёшин папа, который был председателем областного Совета профсоюзов, т.е. очень важной городской фигурой того времени, пришел вчера домой очень поздно и в подавленном состоянии. Лёшина мама никак не могла из него вытянуть, что случилось. А случилось что-то из ряда вон выходящее. Папа угрюмо молчал, курил и не желал поделиться. Только ночью, когда он считал что Лёша и его маленькая сестра уже спят, сел с женой на диван и начал рассказывать. Сестра, конечно, спала ей было всего год, а вот заинтригованный Лёша только притворялся.
Вот что он услышал.
Оказывается, накануне на имя Васильева пришел секретный пакет из самой Москвы. Вскрыв его, он прочёл специальное письмо ЦК КПСС «О преодолении последствий культа личности товарища Сталина». Оказалось что недавно умерший наш любимый Вождь и Учитель, Лучший друг всех детей и Профсоюзов (которые он называл Школой Коммунизма) ко всему ещё и «Культ Личности». Что это означает, Лёша так и не разобрал, но понял что это очень плохо. Иначе, зачем бы на прошедшем съезде об этом отдельно и долго говорил Никита Сергеевич Хрущёв. Собственно, что говорил Главный коммунист страны, никто не знал и только в письме, о котором рассказывал Лёшин папа, были отдельные намёки на очень серьёзные обстоятельства. Там же рекомендовалось убрать излишние портреты и памятники умершему и развенчанному Вождю. Переименовать города и заводы колхозы и другие предприятия и многое, многое другое. Все эти действия именовались преодолением последствий культа личности.
Собственно изменения я почувствовал еще, когда мы жили в Свердловске. Вдруг стало опасно ходить по улице, так как была амнистия и появились выпущенные на волю уголовники. Помню пышные многолюдные похороны, убитого ими комсомольского активиста из учебного заведения находившегося рядом с гостиницей «Большой Урал». Я наблюдал за этим из окна коридора гостиницы и слышал, как многие выступающие говорили о несвоевременности амнистии для всякой шпаны и её пагубных последствиях для нормальных людей. Это было начало наступления времени, которое в последствии назвали оттепелью.
После сообщения моего друга произошедшее событие уже не выглядело таким мрачным.
Остался лишь неприятный осадок, что мы все превозносили не совсем хорошего человека, которым оказался Сталин. И что будет теперь, было не ясно. Одно я понял, что никуда бежать не надо и подвиги отменяются. Было даже немного жалко, что не удалось показать этим учителям, что я не совсем уж такой плохой, как им иногда кажется и способен на хорошие поступки если надо.
Одно меня утешало, что учитель труда, который мне помогал, оказался действительно хорошим человеком, а никаким не врагом. И директор тоже не враг, но уж очень строгий и, как бы, не совсем хороший в моём понимании, но ведь не враг, а это уже хорошо. Про завхоза сказать ничего не могу, я его совсем не знал.
Так бесславно для меня закончилась вся эта история. Я тогда ещё не понимал, какие грандиозные события начались в стране. То, что я увидел в этот день, был лишь слабый отголосок процессов, происходящих в нашем обществе. На всю оставшуюся жизнь я сохранил в душе непередаваемое ощущение предвкушения подвига, с которое я пережил в те тридцать минут стояния за дверью в школьном коридоре.

Я не лежал в окопах подо Мгой,
Не шел в прорыв у Пятого посёлка.
И из моей груди хирург седой,
Не вынимал фашистского осколка.

Про хлеб блокадный знаю из кино.
Я вой сирен и пули свист не слышал.
Родиться в мирный день, мне было суждено.
И за меня, другой, дежурства нёс на крыше.

Но каждый год, как настаёт весна,
И просыпается от сна природа,
Я прихожу туда – где тишина,
Где спят герои нашего народа.

Звездой увенчан скромный обелиск,
На нём одни фамилии и даты.
То, память вечная, о тех, кто шли на риск,
Их называли – Родины солдаты!

Качает ветки лёгкий ветерок,
Склонившейся над холмиком берёзы,
С её ствола струится в землю сок,
Как матери скупые слёзы.

Весенний солнца луч, ласкает и не жжет.
Покой священный я ничем не нарушаю.
Стою и мысленно – здесь сердце не солжет
Я клятву верности Отчизне повторяю.

Мы помним вас – Отечества сыны!
Вы грудью нас от смерти защитили.
Пред вами мы в долгу, что в дни войны,
Вы жизнью за ПОБЕДУ заплатили!

Уходят в прошлое лихие времена,
Но вас мы никогда не забывали
Вам гордым памятником будет вся страна,
Которую в боях вы отстояли!!!

К.Чекмарёв

По улице моей
Который год
Звучат шаги
Мои друзья уходят…

***
Добро надо делать сразу
Тянуть и откладывать - скверно.
Возможно, другого раза
Судьба не представит наверно.

Отца рассказы послушать,
Хоть он многословен порою.
И мать приобнять рукою,
Согреть теплотой её душу.

Жене сказать доброе слово,
Нет лести в словах комплимента.
Нет в этом чего-то такого,
Что не было сказано кем-то.

Не грех, приписать ей свойства,
Которыми не обладает.
Утешить и снять беспокойство,
Что платье не налезает.

Что волос седой и морщины,
Что формы не как у модели,
Что вслед не глядят мужчины,
А раньше, бывало, глядели.

С любовью вручи ей букетик,
Почувствует пусть отраду.
Скажи - Всех ты лучше на свете!
И большего ей не надо.

И с другом, за рюмкой чая,
Не грех просидеть до полночи.
Помочь, поддержать в отчаянии
Послушать, чего он хочет.

О чём он сейчас мечтает,
Что мучит его, и что гложет,
Как выход найти, не знает,
Совет твой, ему поможет.

Порой в суматохе будней,
В занудной серости быта,
Родные и близкие люди,
Бывают нами забыты.

Подарок простой и слово,
Всё вовремя делать надо.
Всё это известно, не ново,
Но мы привыкли откладывать.

Откладываем, забываем,
Слов добрых сказать не умеем,
Так часто не успеваем,
Потом запоздало жалеем.

Мне, сыну артистов, часто задавали вопрос - почему я, выросший фактически за кулисами театра, имеющий такого талантливого отца и, с малых лет, наблюдавший всю театральную кухню с короткой дистанции, не проникся духом театрального творчества и не стал продолжателем семейных актёрских традиций. По мнению задающего этот вопрос такое следование по стопам родителей является естественным и самым простым путём к достижению жизненного успеха.
Действительно почему?
Много раз я и сам задавал себе этот вопрос. И каждый раз по мере взросления ответы были различными, но чаще всего содержали несколько основных аргументов, как за, так и против.

Первый и главный

С раннего детства, имея перед глазами отца, как образец для подражания, я постепенно убедился, что он человек незаурядный и талантливый. Его авторитет для меня с течением времени стал непререкаемым. Видя, как ответственно он относится к делу всей своей жизни. Сколько нервов и сил он тратит на подготовку и воплощение на сцене очередного образа. Та требовательность к себе в исполнении любой даже самой незначительной роли, то упорство, с которым он репетировал каждую фразу, каждый жест и каждую мизансцену, вызывали у меня невольное восхищение. Я невольно примерял к себе эту работу и каждый раз убеждался сколь тяжела эта «шапка Мономаха». Планка, установленная отцом, была настолько высока, что любая моя попытка посягнуть на эту высоту, была заведомо обречена на провал. Для того чтобы решиться ступить на это поприще, надо было поставить перед собой ещё более высокий барьер и, достигая его, превзойти отца. Я понимал, что как бы я не старался проявить свою индивидуальность, мне не избежать сравнительной оценки критиков и просто досужих болтунов. Приняв эту семейную эстафету, я должен был добиться большего и каждый день подтверждать, что мой выбор не следствие «отцовского лифта», а закономерное развитие собственного таланта. Слов нет, какие-то задатки к лицедейству, какие-то способности имели место, но главным был, конечно, талант, в наличии которого у себя, я, не без оснований, серьёзно сомневался. Необходимые свойства характера, как трудолюбие, стремление к достижению поставленной цели и упорство, вся предыдущая, непростая жизнь во мне воспитала. Можно было, опираясь на эти качества, попытаться компенсировать отсутствие таланта упорным трудом и чего-то достичь. Примеров тому в истории искусств не мало. Я не буду конкретизировать, но у всех перед глазами и на слуху известные в прошлом фамилии, которые продолжают звучать и поныне, принадлежа детям и внукам кумиров прошедших лет. Иногда, увы, очень редко, восторги, источаемые многочисленными поклонниками и, чаще, поклонницами новоявленных «звёзд», можно считать вполне заслуженными. Но в большинстве своём эти «звёзды» сияют отраженным светом предшественника или предшественницы. Они эксплуатируют инерцию человеческих и зрительских привязанностей. Глядя на их жалкие потуги в стремлении доказать собственную значимость при отсутствии таланта сразу понимаешь, что без энергичного стартового пинка, рекламной и финансовой поддержки родственника, у них вряд ли что-нибудь вышло. Но подсаженная родительской рукой на незаслуженно высокую ступень, с которой этой же рукой убраны менее «родовитые» (хотя и от природы талантливые) конкуренты, новоявленная «звезда» начинает задирать нос и считать себя незаурядностью безо всяких на то оснований. Даже если потомственный «талант» в глубине души осознает свою несостоятельность и поймёт бесплодность своих попыток утвердиться на сцене или на экране, как самодостаточная творческая личность, он не в состоянии уже отказаться от этого пути. Обычно процесс этого прозрения затянут во времени и когда мысль о тщетности своих попыток окончательно сформируется в голове наследника славы родителей уже поздно что-либо предпринимать радикальное. Учиться и осваивать другую специальность непросто. Успех на новом поприще проблематичен и непредсказуем, а хочется именно успеха и всенародного признания и известности. Надо иметь огромную силу воли, чтобы решиться всё изменить. Не многие на это способны. А тут ещё толпы небескорыстных льстецов окружающих такого новоявленного «гения» нашептывают ему на ушко (или во всеуслышание) – «Ты талант! Ты неподражаем! Ты достойный продолжатель талантов родителей и даже лучше их!». Легче продолжать действовать по инерции в надежде, что всё как-нибудь образуется. Часто в таких случаях актёр начинает компенсировать отсутствие таланта искусственными эпатажными приёмами, кривлянием на потребу непритязательной публике, употреблением простонародных и ненормативных выражений. Это имеет успех у определённой части зрителей из среды малокультурных нуворишей, которым льстит, что работник искусства, мало чем, отличается по культурному уровню от них самих всплывших, как известное вещество, внезапно наверх по воле случая. Они всячески поддерживают такого «гения» и финансово и психологически подавляя, таким образом, трезвый самокритичный внутренний голос жертвы.
Слаб человек и спустя какое-то время он начинает думать, что так и должно быть. Возникает беспочвенная уверенность в собственной неповторимости и таланте. Это и называется на современном языке «раскрутка». Но думающие и понимающие, что к чему, зрители, сокрушенно качают головами и с горечью констатируют, что потомок, безжалостно эксплуатирующий славу предшественника, используя его фамилию, таким образом, унижает и наносит непоправимый вред его памяти.
Относясь с огромным уважением к таланту отца, я не счёл для себя возможным встать на этот, казалось бы, естественный и простой путь жизненной карьеры.

Второй и тоже важный

Наблюдая из «за кулис» театральную, а позднее киножизнь, присутствуя и иногда принимая участие в неформальных встречах друзей и коллег отца по цеху, я постепенно понял, сколь не простое дело быть творческим работником в нашей тогдашней стране. Увы, не только талантами (или отсутствием оных) у участников творческого процесса определялся, в конечном счете, успех или провал спектакля или фильма. Культура и искусство в социалистической стране были предельно политизированы. Театр и кино работали в жесточайших рамках цензуры, политических установок и находились под прессом идеологических органов. Ни один спектакль или фильм не мог выйти на широкого зрителя без высочайшего дозволения. Да что там выйти, даже читка новой пьесы или сценария не санкционированная парткомом, рассматривалась, как вопиющая крамола и могла стоить карьеры рискнувшему режиссёру. Даже если материал впрямую не содержал намёков на какие либо параллели с реальной жизнью нашей страны и относился к событиям во времени и географически от нас совеем далёким, отсутствие его в утверждённом свыше списке разрешенных (и рекомендованных) к постановке прерывало полёт любой творческой фантазии. Для людей искусства в большинстве своём чувствительных и ранимых такое положение вещей было тягостным и трудно переносимым. Ещё более трудным было постоянно ощущать рядом с собой или над собой некомпетентное и недремлющее око управляющих творческим процессом партийных органов. Специфика заключалась в том, что на эти должности удивительным образом подбирались самые одиозные и порой карикатурные личности. Вмешательство в творческий процесс таких фигур, как правило, было подобно «слону в посудной лавке». Сколько гениальных актёров и режиссеров, сколько представителей других творческих профессий пали жертвами этого вмешательства.
Некоторые из них, не выдержав давления, ломались, уходили во внутреннюю эмиграцию или в алкоголизм. Другие ломали себя через колено и, принимая навязанные условия игры, пытаясь сохранить достоинство, работали в этой обстановке, как на минном поле. Я не говорю о тех, чьи идейные установки согласовывались с генеральной линией. Их карьеры были, как правило, успешны, а жизнь удавалась. Поскольку контролирующие и управляющие культурой органы одновременно являлись и главными арбитрами при оценке труда творческого работника, то ряды обладателей высоких званий и титулов в искусстве, как правило, пополнялись из упомянутой мною третьей категории. Иногда в тех случаях, когда талант очевиден и задвигать его не удаётся, звания получали представители второй и даже (в редчайших случаях) первой группы, но это были исключения. Что характерно зрительские симпатии при оценке работы творцов совершенно не принимались во внимание. Мы знаем большое количество подлинно народных артистов, самой высокой пробы, не имеющих никаких официальных званий и регалий и не меньшее (даже большее) количество «титулованных» по партийной, так сказать, линии.
Сколько раз в разное время я слышал от отца и его друзей сетования на вмешательство и диктат идеологов от искусства в процесс творчества. Способов противодействия этому диктату творческий цех выработал не малое количество. Почти все они сводились к той или иной «фиге в кармане». Когда это удавалось драматург режиссёр, актёр, музыкант или работник пера получал огромное удовольствие, смеясь, в узком кругу единомышленников, над глупостью надзирателей.
Заметив моё детское увлечение наукой и техникой, отец всячески поддерживал и развивал его, надеясь, что на этом пути я не столкнусь с глупостью и диктатом товарищей из «руководящей и направляющей силы общества». В чём-то он был прав, но в главном, несомненно, ошибался. Я не пошел по пути отца, по пути художественного творчества, выбрав творчество техническое в надежде избежать диктата дилетантов и волюнтаристов. Уже позднее я понял, сколь всеобъемлющей была эта диктатура. Да! Отменить или изменить законы природы они были не в силах (хотя неоднократные попытки предпринимались), но управлять наукой и техникой в своих целях партия научилась превосходно. Учёные и инженеры постоянно ощущали на себе кнут и узду в руках бестолковых, но амбиционных кучеров.
Но всё это я узнал лишь тогда когда, окончив ВУЗ, стал работать инженером в одном оборонном НИИ, именовавшимся по традициям тех времён - «почтовый ящик».

Третий - тоже существенный

Многим из непосвящённых в таинства театра и кинопроизводства, кто судит о жизни участников этого процесса по внешним проявлениям, кажется, что их жизнь непрекращающийся, безоблачный праздник, достаток и благополучие. Уверяю, что это далеко не так и прошу мне поверить на слово. Я видел эту жизнь так сказать изнутри во всём многообразии проявлений. Почитайте мемуары известных в прошлом актеров и актрис жизнеописания режиссёров, писателей, сценаристов и драматургов и вы убедитесь, что я не лгу и не выдумываю. Мои воспоминания лишь ничтожная часть событий, описывающая жизнь отдельной семьи артистов, в которой мне было суждено родиться и вырасти. Вся эта жизнь предстаёт чредой столкновений со всякого рода трудностями, среди которых самыми сложными всегда были финансовые. Вы скажете, что я не оригинален в том смысле, а у кого их нет? Да это действительно так! Но самое большое количество всякого рода легенд имеющих хождение в народе так это о достатке известных в прошлом работников искусств. Если бы это было на самом деле, не пришлось бы собирать по крохам средства на скромные похороны кумиров сцены и экрана недалёкого прошлого. Не пришло бы в голову великой русской артистке Марии Гавриловне Савиной организовать «Убежище для престарелых сценических деятелей» ещё до революции.
Вы думаете, оно (под названием «Дом ветеранов сцены») пустовало при советской власти? Как бы не так! Только разрасталось и действует оно пока и по сей день. И живут в нём (вернее доживают свой век) те, которые, как считали досужие болтуны, купались в роскоши и достатке. Да нет же и нет!! Им рукоплескали переполненные залы, им к ногам ложились горы цветов, но материально, их несущий людям радость труд, оплачивался весьма скромно и до революции и при советской власти и не знаю, как сейчас. Наверное, и сейчас ситуация не намного лучше.
В мои планы не входит анализировать сегодняшнее положение работников нового искусства. И ситуация в стране другая и критерии оценки их труда деформировались.
Я принимал свои решения, определяющие мой жизненный путь, в условиях нашей страны середины прошлого века. А суровая реальность того момента была такова, что даже известные актёры получали столь смехотворную зарплату, что вынуждены были постоянно искать дополнительного приработка на стороне. И это притом, что сборы в театрах были не плохие, а в отдельных театрах даже очень хорошие. Но доход, приносимый театрами и кинофильмами, почти никак не отражался на размерах поощрения творческих коллективов. Я не беру с расчёт отдельные «показушные» театры и личности. Исключения, как говорят в науке, только подтверждают закономерность.
Стране нужны были ученые, инженеры и техники, а работники культуры были отодвинуты в конец распределительной очереди. «Что-то физики в почёте. Что-то лирики в загоне…» - писал поэт о том времени.
Не сразу и не без раздумий я принял решение податься в «физики» - то есть в инженеры.

Интерес к технике проснулся у меня рано можно сказать в раннем детстве. Железная дорога, которая была местом нашего обитания, являлась сосредоточием техники разного рода, начиная с вагона в котором мы жили и кончая паровозом – верхом технического совершенства того времени. Паровозы притягивали меня, как магнит. Я внимательно наблюдал за взаимодействием колёс и рычагов. Отец постоянно был вынужден отвечать на мои многочисленные вопросы относительно названий и назначения тех или иных частей механизмов. Надо отдать должное, отвечал он на мои детские вопросы по взрослому доходчиво и толково. Никогда не отмахивался от моих назойливых просьб объяснить, что это такое и зачем. Не обладая техническим образованием, тем не менее, он никогда не опускался в своих объяснениях до примитивизма, называл элементы и детали механизмов грамотными техническими терминами. Откуда он черпал свои технические познания, не знаю. Полагаю, что источником его эрудиции являлся постоянный заинтересованный контакт с окружающими его людьми. Он никогда не стеснялся задавать вопросы и всегда уважительно и внимательно выслушивал ответы специалистов. А память, натренированная работой на сцене, у него была отменная.
Я уже не раз отмечал, что отец умел и любил работать руками. Каких только работ и вещей ему не приходилось делать: реквизит для театральных постановок, ремонт мебели и бытовой техники, изготовление рыболовных снастей и снаряжения для охоты. Построить и окрасить лодку – с удовольствием, разобрать и починить мотор – пожалуйста. Каждый раз, когда отец принимался за новое дело, он обязательно привлекал к нему меня.
Лопнула пружина патефона и я тут как тут. Устройство разобрано, извлечён механизм. Последовательно, деталь за деталью, разбирается мотор. Это шестерёнки привода, это центробежный регулятор оборотов. Вот и вынута пружина. Обломился самый конец, держащийся за выступ на барабане. Отец показывает, как восстановить крепление на выступе и предлагает мне собрать механизм в обратном разборке порядке. Внимательно следит за моими действиями и вмешивается только в крайнем случае. Патефон собран и запущен. Звучит музыка причём не только из ящика. Музыка звучит внутри меня самого. Я справился! Теперь я смогу это делать сам!
Отец понимает моё состояние и улыбка блуждает на его губах. Его похвала – высшая награда за успех.

О наших опытах с электрическим конструктором в гостиничном номере Свердловска я уже рассказывал.
Когда мы поселились в новой квартире в Перми (тогда Молотове) первое что я сделал это, устроил макет электрической железной дороги на широком подоконнике моей комнаты. Были тут и рельсы со шпалами и два вокзала с промежуточной платформой и светофоры и даже тоннель. Электровоз и вагон я вырезал из дерева и раскрасил. Электромоторчик из конструктора был спрятан в одном из концевых вокзалов. Он приводил в движение состав с помощью нитки проложенной между рельсами. Дойдя до конца путей, поезд переключал мотор и двигался обратно, включая по пути светофор. Это движение могло продолжаться до тех пор, пока позволял заряд батарейки. Увы, батарейки были слабенькие, да и купить их не всегда удавалось.
Именно эти слабые и дефицитные батарейки познакомили меня с ещё одной областью техники, которой я тогда ещё не знал – радиотехникой. Тогда я и сделал первый шаг в профессию, которой посвятил всю свою жизнь.
Произошло это так.
Ко мне часто заходил мой школьный товарищ Лёша Васильев мы вместе занимались всякими самоделками. Именно с ним я освоил все приёмы фотографии. Отец привёз из Ленинграда и подарил мне фотоаппарат «Смена». У Лёши такой аппарат уже был и он умело им пользовался. Всем своим навыкам он обучил меня и мы вместе просиживали часами в затемнённой ванной комнате проявляя плёнки и печатая фотографии.
Увидев на моём окне железную (деревянную) дорогу он похвалил мою выдумку и мы долго наблюдали за движением состава пока он не стал на полпути. Батарейка в очередной раз кончилась на самом интересном моменте. И тогда Лёша посоветовал сделать устройство, которое позволяло бы получать нужное напряжение прямо от домашней электросети. О том, что такое устройство должно существовать в природе я знал. Но мысль о том чтобы его изготовить самому мне пока не приходила в голову. Лёша сказал, что сам он не знает, как сделать. Он познакомил меня с человеком, который смог научить и помочь. Этим человеком оказался старший брат нашего одноклассника Толи Бойченко. Лёва так звали брата, уже тогда серьёзно занимался радиолюбительством. Он оказался очень дружелюбным компанейским парнем. Несмотря на разницу в возрасте мы с ним подружились на долгие годы.
Вопрос, с которым мы к нему обратились, вызвал у Льва неподдельный приступ смеха. Он как истинный одессит обладал врождённым и обострённым чувством юмора. Для него в этой задаче вообще не было проблемы. Он тут же сел и нарисовал электрическую схему нужного нам устройства. Так я впервые увидел схему и присутствовал при творческом процессе её создания. Трудность заключалась в другом. Схема это рисунок на бумаге, а собрать её надо было из конкретных деталей: трансформатора, лампы, конденсаторов и резисторов (или как их тогда называли – сопротивлений). Так вот с деталями была самая большая загвоздка. Их просто негде было взять, не продавали. Практически всё, задуманное радиолюбителем, упиралось в то, что было трудно или невозможно найти нужную для схемы деталь. Изобретатели использовали самые разнообразные способы добычи необходимых деталей: обмен, покупка на барахолке, извлечение из безнадёжно сломанной аппаратуры, поиски на свалках… вплоть до вступления в прямой конфликт с законом. Скажу откровенно, что реализация моей задачи потребовала применить весь арсенал упомянутых средств. Сесть за паяльник и собрать свой первый аппарат я смог спустя почти год. До этого момента я уже многое понимал в простейшей радиотехнике. Лёва оказался хорошим учителем. Приходя к нему, я наблюдал, как он паяет и перепаивает, модернизируя, свой передатчик. Как, одев на голову наушники, отрешенно шарит по трещащему и шипящему эфиру, ловя слабые сигналы единомышленников по увлечению, как лихорадочно стучит ключом, посылая очередное сообщение.
К сожалению (или к счастью) занятие радиосвязью меня не увлекло, как Льва. Я больше был заинтересован созданием, а не эксплуатацией аппаратуры. Да и откровенно, что за интерес узнать, какая погода допустим в Австралии и, как зовут оператора, с которым удалось связаться с таким трудом в два часа ночи. Другие темы радиосообщений жестко пресекались всесильной комиссией радиоконтроля нашей тогдашней страны. Товарищам, пасшим наших энтузиастов-радиолюбителей, всюду мерещились изменники родины и иностранные шпионы.
Так получилось, что товарищем Льва по увлечению оказался мой сосед по лестничной клетке Юра, младшая сестра которого Таня Плохих училась вместе со мной Лёшей и Толей в одном классе. Юра тоже собирал радиоприёмник. Передатчик он сделал, но что-то не заладилось с настройкой и он оставил это занятие. Приёмник у него получился хороший и, с помощью него, удавалось поймать те радиостанции, которые не ловились на имевшийся у него приёмник «Рига ВЭФ». Это были станции названные впоследствии обобщающим названием «голоса». В передачах этих станций было много современной джазовой музыки, которую невозможно было услышать в нашей, закрытой «железным занавесом», стране. Юра был музыкальным подростком. Он играл на аккордеоне и на тромбоне. Для него и ещё одного нашего соседа по дому Володи Гусельникова прослушивание джазовой музыки было чем-то вроде наркотика.
Меня же интересовала техническая сторона дела. Как, и с помощью, каких схемных и конструктивных решений, ему удалось добиться такого хорошего качества приёма и такой чистоты и силы звука.
Узнав о моём новом увлечении, отец одобрил его и стал по мере сил помогать мне в этом деле. Я писал ему в Ленинград о том, какие детали мне нужны, а он, несмотря на сильную занятость, ухитрялся, выкроив время, приобрести (или как тогда говорили – достать) их и привезти или прислать. Однажды он привёз мне большую толстую и очень содержательную книгу «Юный радиолюбитель». Счастью моему не было конца! На долгие годы она стала настольной моей книгой и учебником радиотехники. Даже учась в институте, я частенько заглядывал в неё, освежая в памяти основы.
Увлечение радиотехникой помогло мне ещё в одном занятии. Я ходил в городской Дом пионеров заниматься судомоделизмом. Всё что связано с водой и мореплаванием привлекало меня. Начитавшись книг про путешествия по морям, про удивительные приключения мореплавателей прошлого и фантастики - Жуль Верна. Я мечтал о дальних странах и таинственных островах. В создании моделей кораблей я находил временное утешение невозможности осуществить свои мечты в реальности. Последней моделью моего изготовления была полуметровая копия крейсера «АВРОРА». При её создании мне во многом помогло то, что я дважды побывал на борту легендарного корабля во время своих визитов в Ленинград. При содействии руководителя кружка на модель было установлено недавно полученное радиоуправление отечественного производства РУМ-1.
Аппаратура и питание к ней были громоздкими и разместить её в других моделях кружка было невозможно (места не хватало). Так что мне в известной степени повезло. Модель получилась очень удачная. Корабль, управляемый по радио, величественно совершал маневры по пруду в городском парке, на глазах у многочисленной публики и партийного руководства города. Пропагандистский эффект такой демонстрации был чрезвычайно велик и не остался незамеченным. Руководители Дворца пионеров получили поощрение за хорошую работу, а я был награждён путёвкой в «Артек».

Вернувшись из лагеря, я твёрдо решил посвятить свою жизнь радиотехнике. В своём личном дневнике я сделал запись – план относительно своих дальнейших действий.
Выглядел он так: школа – радиозавод – вечерний институт – НИИ по разработке радиоаппаратуры.

По прошествии многих лет я с удовлетворением констатирую, что все, что было задумано тогда, выполнено полностью. При этом приятно сознавать тот факт, что это сделано своими руками и головой. Это моя судьба моя жизнь.

Я счастливый человек!

Желающие
могут ознакомиться с моей свежей публикацией
в альманахе "Русский Миръ".
http://www.russkymir.org/do...
Возможно, для кого-то из тех,
кто помоложе,
это будет открытием,
а для людей постарше,
толчком к личным воспоминаниям
на эту животрепещущую тему.

Уважаемый читатель!В самом начале того времени, которое впоследствии назовут «перестройкой» я заболел и оказался в рядовой советской больнице.
К счастью, стараниями врачей, и благодаря запасу нерастраченного иммунитета я поправился.
Но время, проведённое в больничных условиях и испытания, которым я там подвергся, оставили неизгладимый след в моей памяти.
Желая сохранить для истории эти мои впечатления, я, прямо в палате, на клочке бумаги, написал стихи, которые и предлагаю вашему вниманию.
Прошу читающего, отнестись снисходительно к этому творческому порыву непрофессионального «поэта» и сделать скидку на его, не совсем ещё здоровое в тот момент, состояние. Написаны эти стихи за один присест от начала к концу, без какой-либо последующей обработки на одном, так сказать вдохновении.

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ О ПЕРЕСТРОЙКЕ

Больничная койка! Больничная койка!
Грохочет вдали от тебя перестройка
Не помня тебя в бытовой круговерти,
Мы всё же с тобой, от рожденья до смерти.
Я знаю больницы, лечился в них сам,
Но в них "загреметь" не желаю врагам:
Мрачны их облезлые старые стены,
Не скоро коснутся до них перемены.
Бывает и новая, в семь этажей,
Но те же проблемы гнездятся и в ней:
В палатах по восемь и больше больных,
За сутки настолько устанешь от них;
С утра и до ночи стучит домино,
Там есть телевизор, но сломан давно
На двадцать палат санитарка одна,
И дует нещадно сквозь щели окна.
В больницах тех есть тараканы, клопы.
Здесь все для народа простого - толпы;
Для тех, кто к несчастью туда попадает,
Чего-то всегда, как на зло, не хватает:
Кроватей, подушек, простынь, одеял –
И в том не всегда виноват персонал.
Им просто не дали лекарств и пинцетов,
Стерильных иголок, стерильных ланцетов,
На всех не хватает бинтов и рентгена—
Вертится, как может, врачебная смена.
И чаще всего в тех больницах бывает?
Больной сам себе в той беде помогает:
Родная подушка и простынь из дома,
Все близко и дорого, все так знакомо.
Белье принесли мне из дома друзья,
В домашнем халате и тапочках я.
Лежат в коридорах больные,
Им судно приносят родные.
Сестра без рубля не подаст писсуар,
Лишь только за мертвым придет санитар.
Лекарства для вас раздобудут друзья –
Без блата прожить там и суток нельзя.
То нету рентгена, то игл для шприца...
Да что там! Воды не всегда есть напиться.
Еду принесет вам жена или мать –
С больничной еды можно душу отдать:
На завтрак - замазка с названием «каша»,
Как уксус, прокисшая простокваша,
Куски подгоревшего, черствого хлеба...
Кто это не ел, тот в больнице-то не был.
Будь крепким, больной, терпеливым и стойким,
Лежи, не вертись, на продавленной койке...
Пусть вам не покажется, что я сгущаю,
На собственной шкуре я все это знаю'
Увы, приходилось мне много лечиться,
Я очень боюсь там опять очутиться!
Больничная койка! Больничная койка!
Не скоро коснется тебя перестройка!

Но есть и больницы, где все по-иному:
В них вам улыбнутся, как будто родному,
И сразу помоют, и сразу уложат,
И вашим родным состоянье доложат;
Обследуют за день, ну максимум в два,
Для каждого теплые сыщут слова,
Лекарства пропишут, которые лечат,
Хирурга пришлют, что вас не покалечит.
На дни выходные отпустят домой,
Там лечащий доктор у каждого свой.
Палаты окрашены в радостный тон,
И в каждой палате стоит телефон;
В палате две койки и даже одна,
Приветливый сад у большого окна.
Там есть телевизор, обычно цветной,
У каждой кровати светильник ночной.
Там утром приносят журналы, газеты,
В буфете всегда дорогие конфеты.
Кипит изобилием этот буфет,
В нем все есть, чего и на свете-то нет.
Дежурит в больнице профессор седой.
Проблемы там нет с минеральной водой.
Ковры в коридорах и всюду уют,
И кашу на масле на завтрак дают,
На ужин там фрукты, икра - на обед;
Проблемы с помывкой в больницах тех нет:
Есть душ и, представьте, - с горячей водой,
И есть, где вам руки помыть пред едой.
По первому зову бежит к вам сестра,
Сиделка дежурит всю ночь до утра,
Любой препарат, если надо, найдут,
Укол неотложный хоть ночью введут.
Там сделать рентген не составит проблемы,
За пульсом следят электронные схемы,
Там сердце заменят, ушьют селезенку,
От частых банкетов подлечат печенку,
Китайскими иглами нервы исправят,
Потом на курорт поправляться отправят.
Там ласковы сестры, внимателен врач...
Не то, что у нас: не услышат, хоть плачь!

Там лечатся люди, держащие власть.
Простому народу туда не попасть!

Больничная койка! Больничная койка!
Когда же к тебе забредет перестройка?
Когда же и нам доведется лечиться,
Как лечатся люди в особой больнице?

Пока же - совет!
Никогда не болейте,
Поменьше курите и вовсе не пейте.
К еде, относясь с надлежащей культурой,
Дружите с природой,
с водой,
с физкультурой!

Привычкам своим учини перестройку,
Тогда и забудешь больничную койку!
Чекмарёв К.В. 1988г

Благодарю вас Уважаемый читатель за то, что вы снизошли до прочтения этого корявого опуса, и проявили терпимость к, не совсем литературным, приёмам и оборотам в тексте.
Предлагаю вам задуматься.
Что и как, изменилось с тех далёких времён, в отечественной медицине.
Тут есть, над чем поразмышлять.

С УВАЖЕНИЕМ, АВТОР.