Откройте свой Мир!

Десятый «Б» из века прошлого, железнодорожной школы № 5,
Опять приснился мне и знаю точно, что до утра не буду спать.
Сон убежит. Прейдет бессонница. Пасъяанцем фото лягут на столе.
Припомню всех, с кем я сдавал экзамены в последней школьной суете.
Рассвет под аттестат, и в дальнюю дорогу подался каждый, но своим путём.
Кто по теченью плыл, посуху обходя пороги, а кто всю жизнь играл с огнём.
И не собрат всех нас за теми партами. Тот превзошёл себя, иного уже нет.
Скорблю о нём и не стесняюсь вдруг прокатившейся слезе.
Но утро приберёт все фотографии, взгляну на внучку – очень сладко спит.
И в сердце прозвучит молитва: «Да будет Бог вас всех хранить».

«Не знаю, сколько жить еще осталось,
Но уверяю вас, мои друзья,
Усталость можно сохранить на старость –
Любовь на старость отложить нельзя».

А.Папанов

Мой халат с твоей пижамой
Не хотят под одеялом
Вместе с нами отдыхать
И сбежали под кровать.
Я в твоих объятьях таю,
За соски слегка кусаю.
Ты прекрасна без одежды,
Я целую тебя нежно.
Глазки, губки, пупик, ушки -
От подошвы до макушки.
Кот на столике сидит,
С удивлением глядит.
Его сильно беспокоит -
Почему хозяйка стонет?
Почему мы без одежды?
Не смеемся так, как прежде.
Вот мы рядышком лежим,
Ни о чем не говорим.
Только смотрим друг на друга,
Как влюбленные супруги.
На Невинку ночь упала,
Нас накрыло одеяло.
Ты уснула вниз лицом,
Я у ног твоих клубком.
Храпом всех вокруг пугал,
Даже домовой сбежал...

Живу в деревне, в деревянном доме.
На сорок верст одни кроты и комары.
Сосед-подлец опух от самогона
И на порог наклали воробьи.
Здесь каждый день дождливый и туманный.
Кукушке надоело куковать.
Сосед-подлец гоняет тещу палкой
За то, что поломала аппарат.
Хочу творить, достал пакет с бумагой.
Но муза прыгнула в открытое окно.
Сосед-подлец полез в подвал за брагой,
Деревня ждет бесплатного кино...

В родном Подмосковье, по летнему саду,
Гуляю друзья я в "костюме Адама"
Нет! Я не нудист,просто лень одеваться
И хочется очень с природой сливаться.
Хмелеть наяву от такой красоты
Поверьте, не нужны на попе трусы.
Шесть тридцать утра - спит спокойно глубинка.
Приснилась коту со сметаною крынка.
Не слышно гусей,петухов, тракторов.
Пастух не прогонит деревней коров.
Лишь пчелы жужжат томно выставив жало.
Я к ним приближаюсь с открытым забралом.
И тоже хочу обонять медоносы.
Мне ноги ласкают жемчужные росы.
Но короток час тот. Молитва и завтрак.
На тело хламиду, а в руки рубанок.
Так день ото дня я на даче затворник.
Сам повар,садовник, советник и плотник...

Дачные поселки,
Подмосковье дальнее:
Дым от дров березовых,
Бани, шашлыки.
Вечером собачатся
Соседки беспокойные,
По утру с восходом
Будят соловьи.
Вдоль шоссе березки?
Стройные, кудрявые.
Ивушки плакучие
Толпятся у реки.
Елочки, сосеночки,
Лесочки да поляночки,
Церкви, колоколенки
Да монастыри.
Пейзажи живописные
Сердце мое радуют,
Даже если дождик
Брызнет проливной.
Травы луговые,
Как жемчугом покроются
Чистою, прозрачною
Как стеклышко росой.
Колесю дорогами
Я по подмосковию,
Только вдруг однажды
Сердце защемит.
И тот час пригрезится
Родное Ставрополье,
И душа в далекое
Детство полетит.
Балки, косогоры,
Степи бесконечные.
Жаворонки в небе
Полынь да кавыли,
Дядьки - комбайнеры,
Хутора, станицы
Под горой кошара,
Сухие барсучки.
Вспомню юность, школу,
Танцы в летнем парке,
Валю Студенцову
С русою косой
Смех ее задорный,
Звонкий, серебристый,
Взгляд лукавый, сладкий,
Дом на Скачковой.

Не открыть калитку,
Не стучать в оконце.
Молодость, обиды
Прогнали далеко.
Вот она загадка:
Мы одних любили,
А семью создали
С другими, как в кино.
У меня две дочери,
Сын и трое внуков.
Квартира и машина -
Все, как у людей.
Валя Мележикова
Тоже нянчит внуков
Валя Студенцова
Нет тебя милей!

Дорога затуманится,
Тормозну, не выдержу.
Ведро воды холодной
Вылью на себя.
Эх молодо да зелено!
Жизнь, это не "контрольная"
Ошибки не исправить.
Жить с ними до конца.
Я проживу. Я выдержу.
Чтоб внуки не сказали:
"Наш дедушка допрыгался
- Седая борода!"
Я душу в клочья рваную
Зашью колючей проволокой,
Об этом догадаются
Лишь школьные друзья.
А чувства свои давние
Я застегну замочком,
И ключик тот с секретом
Оставлю в тайнике.
Понадобится - выну,
Открою потихонечку,
Пока сердечко бьется,
Я помню о тебе...

Суп с ливерушечкой, бычки в томате,
На экранах столицы "Такси блюз".
Пятая Cоколиная, общага с клопами.
Твой адрес не улица - Советский Союз...

Проснуться однажды рядом с тобой.
Поцеловать плечо бледное сонное.
Кофе в постель с молоком подать
И сухарики в тостере запеченные.
Капельку молока пролить на тебя,
Чтобы собрать его губами.
И сидя у ног твоих созерцать
Про мою неуклюжесть твое ворчание.
............................................
Пять утра. Твой сон безмятежный
Охраняю с Рыжиком. Темень за окном.
В этих мгновениях смысл всей моей жизни,
И многое сейчас поставлено на кон.
Нет обид и секретов, и границы стерты
Прямые параллели пересеклись!
Только вот в этом, пятом измерении
Почти не осталось времени на жизнь...
Кофе утром в турке варил.
Целуя плечо бледное, сонное,
Нежно ото сна тебя будил,
Слушая дыхание томное.
Ты не злобно ворчала,гнала меня проч:
"Утро уже и времени осталось мало!"
Ах как хотелось десять дней собрать в одну ночь!
От которой и часа не осталось...
Ах как хотелось тебя целовать!
Лицо Клеопатры, сосков бутоны,
Но слышал властное:"Спать! Спать! Спать!"
И замирал, как завороженный.
Твои объятия и страсть,
Запах тела, щелк кожи на попе -
Имеют надо мной царицы власть,
Как над самым последним из приближенных.
Десять дней - подарок твой.
Дороже любого золота.
Живу надеждой встретится с тобой.
Чего бы это не стоило.

Где-то там в Невинке:
В шубке, пелеринке
На губах со смешинкой
Валя-Стрекоза.
В волосах снежинки –
Вали-Валентинки
В голове мыслинки
А в душе гроза.
Пироги с начинкой
Сложены в корзинку.
Бутерброд с ветчинкой,
В рюмочке слеза.
В доме ни пылинки.
Хозяйка, как картинка.
Попочка с горбинкой,
Лукавые глаза…

Валидол и касторка, анальгин, кардофлекс –
Однозначно, к аптеке, у меня интерес.
Появилась отдышка, притупились клыки,
И прибавилось много в бороде седины.
Но хотя иногда я, « задираю свой хвост».
Регулярно взираю на ближайший погост.
Там уже поселились други детства мои,
И над ними склонились молчаливо кресты.
Я пока у них гость и читаю псалмы.
Но уже не напиться, мне как раньше воды.
Может кто-то когда-то и меня помянёт.
А у лобного места возведён эшафот.
Камнем давит на плечи груз прожитых годов.
И не снять мне его, как плиту в сто пудов.
Нагрешил! И ответить, уж придётся, с полна.
Но секрет свой с собой унесу навсегда.
Перед кем виноват? Чем долги оплатил?
Может кто-то и скажет, что прожил, как не жил!
Время недуги лечит. Перед ним я юлю.
Становлюсь на колени и прощенья молю.
Пусть мгновенье продлится! Отодвинется край.
Очень хочется верить, что увижу я рай.

Летом хорошо! Особенно на даче. А если дача находится более чем за сто вёрст от городской цивилизации, и это не шесть соток в садовом товариществе, а деревенский дом с участком соизмеримым с футбольным полем, то вам «крупно повезло». Превратить всё это в райский сад стоит средств и сил. Так устроен человек. Ему не чуждо чувство прекрасного. Конечно если этот человек не отъявленный лентяй, лоботряс или городской житель до мозга костей в пятом поколении. Тогда ему не понять, что иногда здорово всё же после нескольких часов пути по шоссе в автомобиле, или в переполненной электричке, или в пригородном автобусе вдруг оказаться в какой-нибудь вымирающей Ивановке, Николаевке, Голопузевке.… Здесь максимум двадцать домов с удобствами во дворе и три – четыре аборигена. Но у всех домов есть хозяева, живущие в городе. Сюда они приезжают на выходные, в отпуск или на всё лето, когда выходят на пенсию. Периодически их навещают дети, внуки с компанией друзей. Жарятся шашлыки, топятся бани.
Но наступают будни и звенящую тишину нарушают соловей характерными для этих мест коленцами; кукушка, напоминающая о бренности жизни; да сорока своей трескатьнёй. Впрочем, если прислушаться, присмотреться, принюхаться - !?. В стрехе крыльца выкармливают птенцов воробышки. В отличии от городских собратьев они более молчаливы и деловиты. Принёс червячка: «Чив!» Полетел за червячком: «Чив!» - опять. Скворушки пошумней, но к середине июня уже поставили своих птенцов на крыло и в хорошую погоду ночевать в скворечники не возвращаются. Ласточки слепили гнёзда под крышей сарая, стайками носятся в небе, добывая насекомых. Их соседки трясогузки деловито шагают по выкошенной полянке, а набрав в клюв личинок, спешат к своему гнезду. Иногда в небе появляются хищники - сокол или ястреб. Тогда мелюзга затихает. А вот сороку выдворяют шумно, стаей, с боевым кличем.
Прошлым летом, когда в лесу пахло дымом, перебралась в сарай из леса белка. Угроза миновала, и она опять вернулась к своему дуплу. Заходит на участок соседская кошка поохотиться на мышек и кротиков. Коты устраивают в честь дамы сердца шумные турниры. Спущенный с цепи соседский Кабысдох, разгоняет ристалище и, ругнувшись в мою сторону, возвращается восвояси. Вечером ёжик чавкая, собирает под кустиками вкусняшки.
В водоёме возле бани свой мир – своё «государство». Парят вертолётиками над осокой стрекозы. Бегают по водной глади жуки-плавунцы. Стайка толстолобиков плавает лениво у поверхности. Глубинный ил перепахивают карасики. Пиявка, выписывая кренделя, пересечёт прудик по немыслимой параболе. Квакнет три раза лягушка, надув пузыри, и спрячется под лист кувшинки.
Ну а краски летнего сада неописуемы. В этом году шикарно цвела сирень. До неё невестами одевались вишни, сливы, яблони. Сейчас липы выбросила нежнозелёные соцветия. Распустились пионы, маки, люпины…. Шмели и пчёлы жужжат, зависая над медоносами…. А какие запахи?! Та же сирень, чубушники, фиалки.… Жаль в наших широтах белая акация – редкость.
Я в это время кошу, пропалываю, поливаю, копаю и даже бетоню. Куда делась зеркальная болезнь?
Это только начало, впереди ещё июль, август. Стрекотание кузнечиков, цветение роз, георгин, лилий гладиолусов. Созревание ягод, плодов и грибная пора…

Пасмурно, хмуро, капает с тучи,
Падает с клена, плавает в луже.
В городе слякоть, промозгло на даче,
В деревне Гадюкино небо плачет.
Шоссе и брызги, асфальт промокший,
На тротуаре волшебник в резиновых калошах.
Рано радовался, это не Хатабыч –
Дышит воздухом пенсионер Палыч.
«Не повезло сегодня» - вырвался вздох,
А было бы здорово: « Тох тебе дох».
Вырос давно, но витаю в сказках,
Все рисовал бы в цвете и красках.
Бакс поднялся, рубль упал.
Девяносто второй опять подорожал.
Все обрындело. Солнца бы лучик!
Жизнь как в прошлом: от аванса до получки.
Заснуть и проснуться где-нибудь на Майями!
Ветер гуляет в пустом кармане.
Зазвонил мобильник – шеф не доволен.
С завтрашнего дня я опять уволен.
В яндексе набиваю: ищу работу -
Честный, корпоративный, и даже в субботу.
Не судим, с пропиской, возраст средний…
Алчу! Господи! Как жить на свете?
Поделом! Воздается! Грешен! Комсомолил!
В партии не был. Светлое будущее строил.
Вот оно «светлое»! Как пиво в кружке.
Глоток, еще, немного лучше.
Нашел заначку. Поживу неделю.
Если не свяжусь у гастронома с артелью.
Там рубль вход, выход сотня.
Штучный отдел. Стакан. Подворотня…
В пивной завсегдатаи ругают премьера.
Искать виноватых дурная манера.
Но сам для себя я уже президент.
Борис, ты не прав! Сечешь момент!
Душевно богат. Духовно больной.
Закрылось заведение – курс домой.
Не я один по кругу, годами
Меряю жизнь своими ногами.

Свидание не состоялось – Необязательными стали.
А может неотложных дел набралось?! И за день очень мы устали.
Ах! Неужели это мы еще недавно воздыхали?
Смотрели, как бегут часы и томно встречи часа ждали.
Увы, мой друг! Над нами время уже топор свой занесло.
И в землю брошенное семя той весной не проросло.
Мне жаль до слез, что не вернуть минут тех встреч неповторимых.
Но сами выбрали наш путь. Теперь его должны пройти мы…

Тишинка.
Шестидесятые.
Выбирает жертву урка.
Сметана в банке.
Банка в руках девчонки.
Бант в чёлке.
Ненастье.
Дождь с градом.
Урке жалко девчонку.
Спросил, где живет.
Взял на руки.
Укрыл своим плащом.
Сухая пришла домой девчонка.
Через полвека она помнит урку.
Не знает.
Он через неделю был убит в разборке.
Но тогда была другая Тишинка.

Записано со слов девчонки.

Мини юбка ей к лицу, а точнее к попе.
Не могу спокойным быть с ней я на работе.
Не смотрю на монитор, когда в мини Ленка.
Не дают покоя мне Ленкины коленки.
А еще скажу я вам: "Сердце просто тает",
Когда Ленка на себе Юбку поправляет.
Демонстрация белья и в разрез и в вырез -
Завели меня друзья в эротичный кризис.
В брюках тоже хороша Ленкина фигурка,
Но коленок не видать - В этом злая шутка.
Вижу спину, каблуки, но другая Ленка!
Если спрятаны от глаз две ее коленки.
Знаю сам, что "бес в ребро" - это наваждение.
Жаль, что не рабочий день в это воскресение.
Бороду не отпущу, чтоб не серебрилась.
И хочу чтоб в этот день Ленка не сердилась.

Дорогая моя тетя!
Я целую тебя в щеку!
Ты, как старшая сестра,
Для меня была всегда.
Даже дед мой иногда,
Путал наши имена.
Вдруг меня ты удивила
И фамилию сменила.
Ты ведь Глинская теперь?
Очень грустно мне, поверь!
но вмешалась баба Зина:
Утром сели в лимузин мы.
В ЗАГСе бракосочитали.
По Останкино гуляли,
И по парку походили,
Все свидетелями были.
Все равно мне очень горько!
Горько!
Горько!
Горько!

Четверть века, как день пролетели.
С той поры, как конвертик с бантом,
Принесли из родильного дома
В наш уютный и маленький дом.
Вероникой назвала сестренка.
Братик соску свою подарил.
Мама с папой стирали пеленки
И молились, чтобы Ангел хранил.
Ясли, школа, защита диплома.
Тесен стал ей родительский дом.
И совсем уже взрослой особой
Перед нами стоит под венцом.
Рядом с нею – любимый Сережа.
Очень нежный и ласковый друг.
Раньше был женихом он названным,
А теперь ей законный супруг.
Крикнем: «Горько!», подарки подарим.
Пожелаем счастливой семьи!
Чтобы тоже пеленки стирали
И у них тоже дети росли…

Сказать позвольте господа обо всем известном идеале,
Пусть ваш покорнейший слуга расскажет это без печали.
Июль. Стояла непогода холодным летом пятьдесят третьего года
А в августе третьего дня Павлушу мама родила.
Младенца приняв, повитуха воскликнула: «Какое брюхо!…»
И вдруг насупившись как встарь произнесла: «Ну, дед Щукарь!»
Он сделал первые шаги, и тут же навалил в штаны.
Надменным взглядом созерцал в буфете спрятанный стакан.
А, в общем, жизнь его бросала, Москва прогнувшись принимала.
АРЕ, Израиль и такси – вас лучше Боже упаси!
Жениться долго собирался, сошелся с Танькой, не венчался.
Детишек кучу настрогал, завел коровку, возмужал.
На избу поменял столицу, скрипит под койкой половица.
………………………………………………………………………………………………
Он спикера заткнет за пояс, у жёнки – президентский голос.
Министр транспорта – шофер. В комплекте полный царский двор.
А при дворе, кого там нету? Там бизнесмены и поэты.
И даже есть один волгарь. Не буду спорить. Паша – Царь.
Но не царско дело жить немытым, сердитым, трезвым и небритым.
Чтоб не было таких проблем, при бане держит он гарем.
Такой он в жизни нашей бренной, любимый всеми Павел – первый.

Как же долго я не был, в краю беззаботного детства!
Моя память во многих местах трынь-травой поросла.
С тех далеких времен, чёрно-белое фото - дорогое для сердца наследство,
Да на даче, в чулане старый школьный дневник – в нем по алгебре двойка была.
Невозможно примерять трудовой подзатыльник от мамы.
По Кубани проплыть на плоту под мостом в бурунах.
И стрельнуть, озираясь, по соседским котам из рогатки.
И на пляже, на вышке стоять от прыжка в двух шагах.
Я давно позабыл, как цветут по весне абрикосы,
Вкус незрелой айвы, запах терпкого чабреца,
Жаворонка в зените, его песню во время покоса,
Треск поленьев в печи и молитвы седого отца.

Не зарекайся от тюрьмы и от суммы
(русская народная пословица)

Как говорит герой современного шведского эпоса: «Я в меру упитанный мужчина, в полном расцвете сил». Если быть точным: возраст – 56, рост - 176, вес - 120 без шести. Этакий неопрятный мужичек за пятьдесят, правда, женатый. Женушке часто не нравится мой внешний вид, но я упорно ношу те вещи, которые мне дороги, впору и удобны. Пол челюсти, один глаз и тот соломой заткнут. Мне нравятся слова Окуджавы: « …без зубов родился, без зубов и умру …». Что касаемо глаз: вижу далеко, но мелкий ремонт одежды, например пришивание пуговиц делаю в очках +1,5. С некоторых пор перестал бороться с донимающими болячками, успокаивая себя тем , что само пройдет, или уже не пройдет никогда, или в действиях врачей и фармацевтов вижу только стремление к наживе.
Я не особенно расстроился, когда 27 декабря чуть ниже локтя стала побаливать правая рука. 28 декабря рука припухла и у меня поднялась температура. 29го прибавился зуд. Я принял дежурную таблетку анальгина. 30го, 31го и 1го дня уже Нового года было как-то не до руки. Бакал с шампанским, рюмки с водкой поднимались и сдвигались четко без опозданий, а вилкой я управлялся борзо. 2го января меня больше беспокоила головная боль. 3го опухоль спала и чуть ниже локтя появилась шишка, размером в советский юбилейный рубль. Под давлением родных и близких, я поплелся в поликлинику. Хирург оказался на месте, очереди к нему не было. Я показал шишку, мне жестом указали на табурет, сестра сделала перевязку, эскулап сунул мне бумажку и на словах добавил: «53 больница, 14 корпус вход с торца, сегодня и вскроют». Далее, он дал понять, что не намерен тратить на меня свое драгоценное время. Я позвонил жене и сообщил ей радостную новость: «Чашка, ложка, запасные трусы, тапочки (не белые)…» Помню, когда меня вызывали в военкомат по поводу аварии на Чернобыльской АЭС, в списке был еще паек на два дня. Но я тогда от этого мероприятия отвертелся. А тут можно сказать добровольно…
53 больница находится недалеко от моего дома и уже через час мне меряли температуру, давление. Я сходил с баночкой в туалет. В рентгеновском кабинете состоялась фотоссесия: флюорография и два снимка опухоли (профиль, фас). Наконец дежурный терапевт, ЭКГ и палата 607. Жена, забрав верхнюю одежду, пообещав звонить, со словами: «Хоть отдохну без тебя!» - пошла домой. В палате было пять коек, пять тумбочек, окно с видом на Нагатинский затон, раковина с кранами гор. хол., студент, пенсионер, наркоман, бомж. Мне медсестра сказала: «Не есть, ни пить». Прооперировали студента и по «просьбе» его родных перевели в отдельную палату. На его места положили вновь поступившего деда с профилем Сталина на левой груди и абсцессом после укола в правой половинке. Пенсионера прооперировали накануне моего поступления. Но он просто мечтал о выписке. У Бомжа 38 лет, ноги заканчивались чуть ниже колена. Здесь он был завсегдатаем, попадая в больницу всякий раз после очередного обморожения. Персоналу он был знаком уже года два. Всякий раз его укорачивали. Он стонал от боли, просил обезболивающего укола. Гадил под себя, когда в палату приносили еду. Рассказывал, что дом в Самаре сожгли банкиры, чтобы на этом месте построить банк. Жена и дети в Белоруссии. Им он не нужен. Руки с его слов у него золотые, хотя не мог на них даже подтянуться, чтобы положить под себя «судно». Надеялся, что однажды его заберет какая-то благотворительная организация, и тогда уж он себя проявит… Первое время, он вызывал у меня жалость.
Миша наркоман рассказывал, что он ценный краснодеревщик. Делает эксклюзивные биллиардные столы и кии. В силу обстоятельств, вынужден был трудится поваром в престижном спортивном клубе. Обжегся кастрюлей. В это время он показывал на пятно на груди, больше напоминающее ожег от русского детектора лжи - паяльника. Оным в определенных кругах пытаются еще вернуть долги. Еще у Миши была перебинтована рука в районе запястья. Как наркомана его отрекомендовала перевязочная сестра и предупредила, чтобы мы не давали ему денег в долг. Миша постоянно предлагал нам услуги: сбегать в магазин. Денег ему не давали и он ненадолго пропадал. Появлялся уже под кайфом. Видимо у наркоманов четко работала своя скорая помощь. Когда начиналась у него ломка, он лежал на кровати и совал ногами как при езде на велосипеде. В такт голова болталась из стороны в сторону, и уши отбивали по подушке ритм напоминающий стук вагонных колес. От безделья палата вела «светские» беседы. Ругали президента, премьера, мэра. Хвалили Брежнева, Лужкова…
Операционная находится на женской половине. Эта половина была переполнена. Поэтому худшие представительницы прекрасной половины человечества лежали на койках в холе напротив двери в операционную. В этом обществе я дожидался своей участи. Алкоголичка лет 35, такая же бомжиха, толстая с астматическим кашлем старуха, еще что-то подобное. Санитарка не успевала менять им подгузники. Я сидел и читал кондак Кресту, честно говоря, боялся не проснуться от наркоза. Наконец дверь открылась, вывезли на каталке прооперированного и позвали меня. За дверью я был удостоен внимания нескольких дам в масках. «Почти как на карнавале» - мелькнула мысль. Одна дама предложила мне раздеться … до трусов. Вторая предложила лечь… на операционный стол. Третья померяла давление, привязала к столу здоровую руку и вогнала в вену иглу. Кто-то сказал: «Как обычно и 250». Нос и рот мне накрыли маской. Сказали слово «кислород». Запахло эфиром. Стало покалывать в пальцы ног, в коленях. Мужской голос сказал: «Начнем»….
Очнулся от толчка. Каталка не вписывалась в дверной проем палаты. Две санитарки с силиконовыми попами переложили меня в койку. Зазвонил на тумбочке телефон. Сын интересовался моим здоровьем. Потом позвонила жена, и я что-то плел про силиконовые попы санитарок. За это поплатился вечером. С трудом открыл бутылку с водой. Через час по стеночке сходил в туалет. Привезли после операции деда. Он нес чепуху и говорил, что ему надо в операционную и его должны оперировать, а он здесь…. Пришел хирург и я «задним числом» подписал бумагу, что не против операции. Рука ныла от пальцев до плеча. Я проваливался в сон, прерывающийся приемом пищи, уколами. Навестила жена.
Гнойная, гнойная, гнойная хирургия. У пациентов основной диагноз – гангрена. Много диабетиков и бомжей. В палате ругаем министров здравоохранения, сельского хозяйства, Чубайса. Хвалим Лукашенко, Черномырдина. Сбежал наркоман. На его место положили еще одного бомжа из другой палаты. У него после обморожения ампутировали пальцы на ноге. Ездит по коридору на инвалидной коляске в тельняшке десантника. Входит в роль инвалида-афганца. Ему лет 50. Таким на перекрестках подают. Рассказывает, что жил на улице Нижегородской у Птички – старого птичьего рынка. Более-менее знает этот район, но не больше. Говорит, что, когда снесли их дом, он получил квартиру в сити в золотой башне, но продал ее, чтобы купить сыну дом в Мухосранске. На оставшиеся деньги приобрел земли в Кукуевке, но документы украли и вот! Я бомжей начинаю ненавидеть. Палата превращается в бомжатник. Этот «москвич» тащит в палату все что остается от выписанных из других палат (еда, вещи). Завален стол, подоконник, гора всякого хлама у него под кроватью. Приходил в палату поп с представительницей благотворительной организацией. Я ушел на это время из палаты. Провели службу, кадили, жгли, свечи, подарили бомжам пакеты с подарками. Если бы видели они, с каким сарказмом рассматривались их дары после их ухода!
Перевязочная напротив. Перевязывает хирург с привязочной сестрой. Заодно и осмотр. Больно. Рану чистят тампоном, зажатым в пинцет. Таким же тампоном наносят лекарство. Сжав зубы, сидя на табурете соваю ногами в тапочках по кафельному полу. Рука в это время как у преступника завернута за спину. Хирург криком призывает к спокойствию. Напоминает мне о моем мужском начале. В палате ругаем Сердюкова, Васильеву и всех эскулапов. Хвалим Шайгу, покойного офтальмолога Федорова. Про деда забыли родственники. Мобилы у него нет. Бомж стреляет по больнице для него и для себя сигареты. До сбора окурков еще не дошло. Наконец деда навестил внук. Принес курицу, пару блоков LMа, воды и еще какой-то хавчик. В палате пир духа. Дед в молодости видимо стырил мешок картошки. За это валил под Воркутой кедровый хворост в три обхвата. Потом с год, чтобы заработать на дорогу колол там же уголек. Строит из себя сидельца и коренного москвича. Потом проговорился, что родился под Одессой. Спасаясь от послевоенного голода его родители перебрались в Москву. Пришел хирург и стал расспрашивать его о причине абсцесса. Дед утверждал, что как-то перед Новым годом вызывал неотложку. Приезжала пьяная фельдшер и стеклянным допотопным шприцом сделала укол. Когда хирург стал уточнять: «Только - ли фельдшер делала ему укол?», Дед сказал, что ему еще делала уколы соседка врач, но разовыми шприцами. Хирург ушел, а я сказал деду, что он стукачек и сдал соседку. Дед заткнулся и не разговаривал со мной почти до самой моей выписки. Куда делись и его блатные выходки. Правда, бомжара продолжает относить из палаты его грязные тарелки в кухонное помещение и дед ему доверительно рассказывает как при помощи трубок «доил» мешки с крупой и сахаром, работая водителем в торговом автокомбинате. Потом продавал наворованное, а деньги проигрывал в карты. В соседней палате лежит его коллега, такого же возраста. Только возил он конфеты. Стыренное обменивал на водку. Я сказал, что, если бы водку закусывал сырком, а не «мишкой на севере», то и диабета бы не было. Впрочем и я их поля ягодка и как возили в совейские времена продукты знаю не понаслышке. Противно. Система. Я ушел из нее через 1,5 года. А эти почти всю жизнь на этом поприще и еще и смакуют.
Выписался пенсионер. Это был бывший силовик. Видимо до пенсии работал в КГБ. Сейчас подрабатывающий в ЧОПе. Политические споры умел сводить к шуткам, умел быть незаметным и вести разговоры не о чем. Всегда побрит, подтянут, даже в больничной одежде. Тоже неоднократно одергивал деда. На место Пенсионера положили старичка без ноги. Должны ампутировать и вторую. Плохое кровообращение. Я с момента моего пребывания здесь ем только больничную еду и немного фруктов. Печенье, пряники и прочие калории положил на стол в центре палата. Их уничтожают бомжи. Прошла «зеркальная болезнь». В палате ругают хохлов, кавказцев, азиатов, евреев, понаехавших. Хотя из москвичей среди нас только бомж Андрюша и то с его слов. Хвалить не кого. Молчим между приемом пищи, уколами, перевязками, уборкой обгаженной бомжом постели. Пятнадцать человек больных перевели в другое отделение. Нашу палату не тронули. Я попросил хирурга выписать меня. Он пригрозил, что могу потерять руку. Интересно? Как становятся хирургами в гнойном отделении? Санитарками и медсестрами понятно. Этот персонал ездит на работу в Москву за 150 – 200 км. Говорил с одной. Живет в Твери. Проезд в электричке у нее бесплатный (льготница - 25 лет в госпитале отработала). Сутки работает, восемь часов занимает дорога туда – обратно. Зарплата в московской больнице выше, чем в Твери. Какая то еда. Но я попытался представить школьника, который мечтает ампутировать конечности, вскрывать нарывы. В прочем у нашего хирурга появился практикант лет 25. Здоровается со всеми больными, украдкой курит на лестнице между этажами и перевязывает раны. Говорят, что полостному хирургу еще хуже. Там запах в операционной, как в туалете. Наверно это те, кто окончил институт на тройки. Допускаю и преемственность. Отец резал, дома только и разговоров про леченье скальпелем, подношения от больных…. Отличники делают операции на сердце. Но это только мое мнение обывателя.
Мне сделали последнюю перевязку и… выписали. Накануне жена принесла верхнюю одежду. Я вышел из корпуса. Вчера и всю ночь шел снег. Посередине больничного двора стояла елка, украшенная мерцающей гирляндой. К приемному отделению подъехало две кареты скорой помощи. Санитары тащили к мусорному контейнеру черные мешки. У морга, в катафалку загружали гроб. Рядом толпились люди с цветами. Не оглядываясь, я зашагал проч.

Я письмо получу не в обычном почтовом конверте.
Не сургучный пакет. И не с голубем весть долетит.
В век больших скоростей, Макаревича и интернета –
«Мышь», курсор, монитор и депеша меня известит.
Ты еще не успеешь поправить прическу в прихожей,
Собираясь бежать по своим неотложным делам.
И его не читая, почувствую просто всей кожей:
В отношения наши незримо вмешалась беда…

Не звучал белый танец для нас, не пропели мы наш романс.
И теперь прищур твоих глаз на портрете в анфас.
У меня полынь на висках, у тебя морщинка у глаз.
И простая детская блажь, развела нас навсегда.
Как полвека тому назад, поутру ты в школу идешь.
Внук с портфелем рядом с тобой, ты тихонько вдруг запоешь:
«У тебя полынь на висках, у меня морщинки у глаз.
Хорошо, что наш романс не допели мы до конца».
По Москве ночной я качусь, по щеке скользит слеза.
Хорошо, что ты где-то есть, я недавно нашел тебя.
У меня на висках ковыль, ты прекрасная, как всегда
И обиды все позабыв, я желаю тебе добра!
Промелькнут незаметно года, мы окажемся в небытие.
И какой-то седой лоботряс пропоет уже не тебе:
«Я чуть-чуть страшней обезьян, ты красивая, как всегда.
Отзовись на мои слова,я ведь очень...Догадайся по смыслу сама».
-------------------------------------------------
-------------------------------------------------
Уберу ковыль на висках, подстригусь я наголо.
Но куда деть ошибки годов? Не ответит уже никто….

Прочтя псалом пред образами,
И двери в церковь затворив,
Пойду смиренно восвояси,
Чело седое наклонив.
Чернец мелькнёт на колокольне,
Рассыпав в небе перезвон.
Заглушит плач души уставшей,
Больного сердца тихий стон.
Крестясь направо и налево,
Прошу простить мои грехи.
Раз в год. Вот в это воскресенье
Я отдаю долги свои.
С кем согрешил, кого обидел,
Поправ доверие, любовь,
Я сам себя возненавидел
И повторяю вновь и вновь:
«Прости!» - но ком и слезы в горле.
-- «Услышь, ответь и не молчи!»
Скажи замученную фразу:
«Прощаю я, и Бог простит!»
…………………………………………………..
Во власти сна ты не ответишь
На просьбы сердца моего.
С усмешкой в прошлое заглянешь
И скажешь: «Было-ли оно?»
У вас сегодня снова праздник.
Блинов намедни напекли.
Мед, пиво по устам стекает.
И в танце идола сожгли.
Так день за днем, как в старой басне
В эпоху канут времена,
Когда грешили, и любили,
И чашу выпили до дна….

На Сочи спустилась зима Олимпийская.
В Техасе морозы рекорды побили.
Соленые лужи в Москве проявились.
Европу по уши снега завалили.
Какое мне дело, какая погода
В Детройте, Техасе, в европедной Польше?
Мне жалко штанины покрытые солью.
Противен туман возникающий ночью.
Плохой не бывает по сути, погода.
И мне человечное вовсе не чуждо.
Но липки засохли у нашего дома.
Хочу я спросить: «Так кому это нужно?»
У шведов и финнов такие ж дороги
Зимой посыпают гранитною крошкой,
А солью солят малосольную семгу,
И скумбрию солят, но только немного.
Штанины соленые – это Московия.
В морозы за тридцать – мороженое трескаем.
И в холод собачий пивко попиваем.
Руками творим, что мозгами не ведаем.
Нам в школе примером Гагарина ставили,

Героев, шахтеров, врачей и подводников.
Откуда взялись тогда девки продажные,
Бомжи, наркоманы, братки, алкоголики?
Звезду зажигают – кому это нужно?
Зачем нам теперь Пирогов и Ландау?
У женщин мечта – быть женой олигарха
И жить в переулке, который Сметанный.

Раз – два, три – четыре.
Три – четыре, раз – два.
Кто танцует школьный вальс? –
Инны Павловны класс!
Кто рычит как тигр в клетке? –
Ахреневшие бабсдедки!
Раз – два, три – четыре.
Три – четыре, раз – два.
Нас родители крестили –
Когда Лайку запустили!
И девиз наш был тогда:
Гагарин - в космос, мы - с горшка!
(читать в темпе вальса)
Раз – два - три,
Раз – два – три,
Раз – два – три.
Пол века прошло с тех далеких времен,
Как выдрали наши молочные зубы.
Тогда мы пришли в небольшой школьный двор.
Его никогда, никогда не забудем.
Раз – два, три – четыре.
Три – четыре, раз – два.
Нас в октябрята принимали,
В год, когда Хрущева сняли!
Десять лет мы созревали и науки изучали.
А ровно сорок лет назад, мы получили аттестат!
Раз – два, три – четыре.
Три – четыре, раз – два.
Мы по жизни прошагали,
Наших деток воспитали,
А теперь вот наши внуки
Пусть грызут гранит науки!
Раз – два, три – четыре.
Три - четыре, раз – два.
В прошлом были пионеры,
А теперь – пенсионеры!
В эРЖеДэ Имеем льготы!
Мы пятой школы – патриоты!