Откройте свой Мир!

Плывет по грустному виску
луны холодная досада.
И жизни прожитой искус
в душе оставил каплю яда.

Лукава жизнь: скрывает  счет
годов, стремящихся навылет.
Судьбы потертый переплет
я замечаю не впервые.

Неярок и изменчив свет
в тени надежд и сожалений.
И тихо рассыпает век
грехи надуманных сомнений.

Тишина и покой, и беспечность.
Облетела дождя чешуя.
И впадает в мою бесконечность
животворная вечность твоя.

И, земной красотой одержима,
я вступаю, как в реку, в зарю.
Мир под тоном весеннего грима
принесу к твоему алтарю.

Перестуки, перезвоны,
 перепевы, переливы...
Там, за рамой за оконной,
возрождается весна.
Мир светлеет и цветнеет,
 и становится счастливым,
отряхнув на снег присевший
зимние остатки сна.

Перезвоны, перестуки,
 переливы, перепевы...
Потемневшими снегами
скрыты таинства земли.
А весна ...она, конечно,
каждый год бывает первой.
И тепло , и синеглазо
первоцветы зацвели.

Перепевы, перестуки,
переливы, перезвоны.
Птичий гомон, трепет ветра,
 шорох веток, шум крыла.
Мир по самую макушку
светом солнечным наполнен.
По промокнувшим дорогам
новая весна пошла.

Весна у околицы.В город не вхожа пока.
У талой воды берега в эту ночь побелели.
Темнее и глубже становится наша река.
Сидят на рябине, пустой от зимы, свиристели.

За долгую зиму совсем оробела душа -
заметна едва в своем трепетном тающем нимбе.
Летят облака, в новый полдень наивно спеша.
Зима - уже стебель в захлопнутой временем книге.

Последний позор и подавленный ветреный всхлип...
Текучая явь от снегов прошлозимних и морось.
В тумане - зимы лишь простужено сдержанный хрип.
Она потеряла трескучий неласковый голос.

Весна у околицы.Звук ее легких шагов
пока лишь начален, но всею душой ожидаем.
Под шорох летящих в размытую даль облаков
весна у околицы - наш долгожданный подарок.

В сложном жизненном блюде
много запахов разных:
вредный запах иллюзий,
грубый запах соблазна.

И слышнее, чем прежде,
резкий, жесткий и пряный,
заглушивший надежды
запах лжи и обмана.

Горький,мерзкий и тленный,
прочь изгнавший мечты -
грязный запах измены,
острый запах беды.

Блюдо трудно исправить...
Можно лишь оживить, 
если взять и добавить
вечный запах любви.

Он - тревожно-призывный,
дерзкий, огненный, яркий, 
мягкий, слабый, наивный,
страстный, крепкий и жаркий...

Не пустой и не скудный,
и не пресный, и праздный.
В сложном жизненном блюде
много запахов разных.

Она - улыбалась и пела от радости,
шептала стихи,бороздила песок...
И были к лицу ей и ветры, и радуги,
и тонкий, из солнечных кружев платок.

По берегу шла, как по шумному городу,
сияла весною, светлела лицом,
и прямо несла свою гордую голову,
смуглея открытым покатым плечом.

Забыты слова, но шуршат многоточия,
и берег настойчиво смотрит ей вслед.
Шла женщина, словно весна, непорочная,
вступая, как в море, в течение лет.

И не замечала ни взгляды, ни выпады...
На пляже, как будто в театре, аншлаг.
Потом  будут сделаны всякие выводы...
А нынче - любуйтесь - Богиня пошла.

Солнце скупо нынче светит.
В пелене бесславной слов
разделилось все на свете 
на любовь и нелюбовь.

И в тени раздумий долгих,
между снегом и дождем,
наступаем на осколки,
дней, потерянных вдвоем.

И, страдая от озноба,
болью горькою давясь,
наступаем на сугробы
и растаптываем грязь.

Разрушаем своды правил.
Их придумали не мы.
И бессмысленно лукавим,
чтобы счастье взять взаймы.

Хорошо бы - без отдачи.
Щедрость прячем на потом.
И глотаем неудачи
мокрым жалостливым ртом.

Ни печали, ни восторга.
Скука серая вокруг.
Не умеем жить без торга:
все бы - сразу.Все бы - вдруг.

Если нет - то не случилось.
И, запив таблеткой боль,
уповаем лишь на милость,
пусть...хотя бы... нелюбовь.

Нам понять бы - нет размена.
Душен безлюбовный плен.
Только глупость - безразмерна.
Скуп и горестен обмен.

Холодеет к ночи ветер:
южный, северный - любой.
Разделилось все на свете
на любовь и нелюбовь.

И не выдумать иного!
Проза крепче, чем строфа.
Пусть в начале жизни - слово,
все же истина - в стихах.

Восходит во мне непростое, но мудрое время.
В нем тихо и стыло, и зреют больные секреты.
В нем радость строга, и судьба не ослабила бремя.
В нем прошлые мысли и новые злые запреты.

Во времени этом сугробы растут, прибывая.
В закатных пейзажах холодное небо алеет.
Назад оглянувшись,о прошлом негромко вздыхает
душа, что надеется, любит и верит, и зреет.

Стихают обиды.И радости, вспыхнув, бледнеют.
Неясное время.Но мне в нем значительно легче.
В нем дерзкие ветры стихают, молчат и немеют.
И тени на белом отчетливей, ярче и резче.

Доступного меньше.Все больше того, что не смею,
того, что не будет, того, что уже не случится...
Непросто на свете. Но я ни о чем не жалею.
А время уходит, теряясь в метелях и числах.

В вышнем небе месяц молодой
засветился рыжею подковой.
И висит  над мокрою землей
звездный полог,каждой ночью новый.

Беспредельно далеко окрест
поплыла по синим переулкам
тишина.И слабый робкий треск
под кошачьей лапкой слышен гулко.

Город спит в зашторенных домах.
Крыльев шорох. Звонкие капели.
И вздыхает грустная зима
собирая в узелок метели.

Зима.То оттепель, то стужа,
то ветер дерзкий, то пурга.
Ты мне, озябшей, очень нужен.
Вокруг меня одни снега.

Хрипят шаги в вечерних далях,
встает холодная заря.
И снятся ночью мне печали
дней уходящих февраля.

И я в окно гляжу, как в омут.
Туда вглядеться - утонуть.
И ветер и поет, и стонет.
И давит, и сжимает грудь.

Я жду тебя на этом свете,
под муть февральских вечеров.
Мне дороги минуты эти
и скрип часов, и сколы слов...

Я жду тебя.Слетелись ветви
к насквозь замерзшему окну.
Я жду тебя, и незаметно
дождусь.И в счастье утону.

Утро раннее.Берег туманный.
Блещут зябкой росы жемчуга.
Ты уходишь тайком, мой обманный,
заблудившись в чужих берегах.

Ты крадешься бессовестным вором
по тропе, что впадает в обрыв.
Так торопишься, бегло и споро
завершая созревший разрыв.

Незабытый, минувший, далекий...
К утру я повернулась спиной.
Ты уходишь совсем, мой жестокий.
Только, кажется, мне все равно...

Живу беззлобно.Вру нелепо.
Терзаю ближних и себя.
И странствую на свете этом,
о дальнем времени скорбя.

Спешу и часто спотыкаюсь
о поворот судьбы своей.
Грешу, юродствую и каюсь,
таская рубище страстей.

В июльском жаре и метелях,
в созвучьях весен, трелях дня
надеюсь, радуюсь и верю,
сомнений изыски кляня.

И в сонме собранных реликвий
перебираю сущность  их.
За мудрость созданных религий
чту пересказы древних книг.

Учусь без радости прощаться,
на раны рассыпаю соль.
И наполняю горьким счастьем
себе написанную роль.

Ночь непростительно грустна.
Рассвет совсем непредсказуем.
Давно, увы, не от вина
мир пьян, бесславен и безумен.

На грани новых странных лет,
у непредвиденных итогов,
он потерял надежды след,
небесный Свет, весну и Бога.

Стоит бессрочная зима.
Застыли белые пределы.
Гудят метельные шторма,
перевернув остатки веры.

Укрыв за мутной пеленой
все разъяснения и сути.
От крови пьяный мир земной
застыл в беспамятном безлюдье.

Встает над ночью тишина.
Свинец бессрочного обмана
мир заливает.И луна
прочь уплывает покаянно.

Город сонно затих.
Он скучает по солнцу и мерзнет.
Зимних дней лейтмотив
над холодными крышами виснет.
Побелели холсты.
Потерялись удобные мысли.
Сквозь миры пустоты
смотрят вниз постаревшие звезды.

Нас огорчают глупые морщины,
недобрый взгляд, ухмылка, седина,
пустое равнодушие мужчины,
проигранная времени война...

Дрожат, промокнув, тонкие ресницы...
И всхлипы в резком ветре не слышны.
И рвется сердце пойманною птицей,
и долго, очень долго до весны...

Нас ,бесконечно трогая, смущает
унылый день и в дверь внезапный стук.
И в каждою минутой прирастает,
горчит и стонет бездна злых разлук.

Клубок пушистый из любимой кошки
нам радость откровенную сулит.
И ссадина, что на ладошке крошки,
гораздо больше всех болей болит.

Нас огорчает жесткий голос сына
и дочкина забытая тетрадь....
Сгибает плечи вечная рутина..,
которую вовек не разобрать.

Мы - женщины.Мы - счастье и желанье,
и огорченья, что судьбой даны..,
и вечной жизни страстной оправданье.
И до чего же долго до весны..

Ночь непростительно грустна.
Рассвет совсем непредсказуем.
Давно, увы, не от вина
мир пьян, бесславен и безумен.

На грани новых странных лет,
у непредвиденных итогов,
он потерял надежды след,
небесный Свет, весну и Бога.

Стоит бессрочная зима.
Застыли белые пределы.
Гудят метельные шторма,
перевернув остатки веры.

Укрыв за мутной пеленой
все разъяснения и сути.
От крови пьяный мир земной
застыл в беспамятном безлюдье.

Встает над ночью тишина.
Свинец бессрочного обмана
мир заливает.И луна
прочь уплывает покаянно.

Я надену улыбку на лицо без помады.
Взгляд свой вскину небрежно, боль ресницами скрыв.
И совсем не замечу плохо скрытой досады,
и приму, не колеблясь, наш созревший разрыв.

Это было известно после первой же встречи:
нам не время с тобою, не добро, не судьба.
Только мне так не проще, не счастливей, не легче..,
и душа в расставанье и больна,и слаба.

Я надену улыбку.И ее ты заметишь.
Взгляд такой, как сегодня, ты не видел пока.
Ты уйдешь торопливо, хоть старательно медлишь...
Пулей, бьющей навылет, этот вздох у виска...

Это было известно. И закон непреложен.
С невеселой улыбкой вслед тебе я смотрю.
Подло слезы стекают побледневшею кожей...
Но тебя, уходящий, я уже не люблю.

Спит женщина, продрогшая за жизнь,
вздыхая примиренно терпеливо.
И лист над грустной осенью кружит
и падает ей в ноги  сиротливо.

Скоропостижно наступила ночь,
и канул вечер серо и бессрочно.
Весна забылась, лето тоже - прочь.
Теперь вот осень, что уже непрочно.

Спит женщина,уставшая не спать,
ресницы нежно спутались,и пряди
засыпали лицо.Ее писать
художнику, мечты и славы ради...

Скоропостижно наступил сентябрь.
Дожди умыли на березе слезы.
И туго жизнь запуталась в сетях
привычек, несогласия и прозы.

Спит женщина.И чуток этот сон.
И, как всегда, мучительно тревожен.
Порою вздох похож на слабый стон .
Хотя и он пуглив и осторожен.

Спит женщина.В скоропостижном мире.
Свой прошлый век в прошедшем дне храня.
Пока не топят. Холодно в квартире.
И остывает на плите стряпня.

Из мыслей - ворох, из чувств - разливы.
Ты рядом, здесь, как того хочу.
Немного надо, чтоб быть счастливой -
прижаться всею судьбой к плечу.

Одной - непросто.С тобой - не легче.
Мы тихо бродим по февралю, 
ступая в снег и холодный вечер.
Ты - принимаешь.А я - дарю.

Темнеет день непогожий, зимний.
А в доме лето в глуши картин.
В окне рассыпан мороз и иней.
А в доме жарко зажгли камин.

Ты тут живешь, как никто, спокойно,
хоть в нем до ночи толпится люд.
И наше счастье толкуют вольно...
Ты - принимаешь.А я - люблю.

Стол постарел.На  нем увяли розы.
В своем уходе тихом - хороши.
Вся жизнь моя настояна на прозе.
Стихи живут на самом дне души.

И там горчат полночною порою,
неблагосклонно относясь ко мне.
И я живу с обиженной душою
в своей забытой Богом тишине.

Давным-давно белы мои виски.
Неогорченно я в себя смотрю.
Во глубине души живут стихи, 
в которых я грущу, молюсь, люблю.

У этих слов ищу теперь защиты
от времени и от себя самой.
Не нахожу. Но думаю: мы - квиты
со временем, обидой и  судьбой.

А небо на крышах лежит безучастно.
Надеяться на небо это нелепо.
Мы всё говорим: неподкупно и страстно.
И на слово верим беспечно и слепо
И Ангел-хранитель устал от живущих, 
их мелких грехов и больших преступлений. 
Дорога темна .В ней ни звезд, ни идущих.
Ни зги. И пока никаких просветлений.

На крыше дома поселились звезды...
так горячи, что вряд ли миражи.
Подробно, звонко, ясно и серьезно
ты мне об этих звездах расскажи.

А вечер был пленительный и жаркий.
Вино забыто грелось на столе.
И плыл закат усталый и неяркий,
и таял день на вымытом стекле.

В зрачке твоем я вижу точку знанья.
В нем поместились раз и навсегда 
всех наших дней живых воспоминанья
и с облаков упавшая звезда.

Шептало море тайные признанья,
прижавшись в каменистым берегам.
Терялись в тайных далях мирозданья
лучи, едва скользнув по облакам.

А звезды, что пришли издалека,
лежат на крыше, тихо остывая.
Я все теперь люблю и принимаю:
и звездный след, и след на берегах.

И тишину, что проживает в лете,
и суету, что ворожит всерьез.
Я все теперь люблю на этом свете:
особенно под светом наших звезд.

Бродят тени назойливо-сине,
и украдкою смотрят в окно.
Заморожено сыплется иней
на ленивую голову снов.

Вечера наплывают печально,
уходя в леденящий покой.
Только радость бывает случайной.
Остальное смешалось с тоской.

И плывет, и кочует за мною
этой зимней тоски пелена.
За устало склоненной спиною,
между тьмой и рассветом - она.

Спеют годы, как дальние звезды,
увядают, спадая в снега.
Им гореть невозможно и поздно.
Но негоже валяться в ногах.

Бродят тени назойливо-сине
и прохожих бегущих страшат.
Заморожено сыплется иней.
Замирает от стужи душа.

Небеса мерцают безучастно.
Над землею ночь и тишина.
Одиноко, строго и неясно
смотрит вниз неполная луна.

Чуть заметно мягкое сиянье
посреди завьюженых ветвей.
Сад ночной похож на изваянье
в тусклом свете старых фонарей.

И поверить нынче невозможно
в теплую надежду и весну.
Я дышу легко и осторожно.
Не вспугнуть бы эту тишину...

Прижимаюсь жаркой головою
к добела замерзшему окну.
Я озябла этою зимою, 
но ее ни в чем не упрекну.

Это я согреться не умею,
проживая медленные дни.
И терплю потерю за потерей
постаревшей яблоне сродни.

А у утру рассерженная вьюга
запоет в заснеженной трубе.
Нам понять и отогреть друг друга
надо в зимней ветреной судьбе.

Не стихают ветра переборы, 
тают крохи света и тепла.
И цветут морозные узоры
на холсте холодного стекла.

Утро в дом заглянет непременно,
сдернув ночи темную вуаль.
И наступит верно и надменно
от зимы оставшийся февраль.

У стужи зимней - характер скверный.
Непросто с нею в январских днях.
Метель гуляет скандально-нервно,
и сыплет снежное второпях.

Тут скука мутно ворчит и ноет,
надменно взгляды от нас храня.
И не случится ей быть иною,
в глухие дебри метель маня.

Январский полдень похож на вечер,
пустой и сонный,почти глухой.
Устали в мутной печали плечи
среди озябшей толпы людской.

Как скудно солнце.Как резок ветер.
У зимней стужи - несносный нрав.
Сегодня полдень похож на вечер.
И в этом полдень, пожалуй, прав.