Откройте свой Мир!

1. Нравом разгульным
Бьёт все рекорды свои
Пьяный мой город.

2. Блеск и нищета
Кварталов подкрашенных,
Словно девица.

3. Включат фонтаны -
Среди тенистых аллей
Радуга, брызги.

4. Высохли лужи,
А на их дне нечистом
Смелые ростки.

5. Цвет из-под снега...
Что возвещают они,
Весны побеги?

6. Месяц беспечный,
Всходит март белой луной,
Лилией яркой.

7. Кошка ли это
В тёплой тени крадётся
Или чертёнок?

8. Тает речной лёд -
Сносит его дыханьем
Великой реки.

9. Мукаи Кёрай -
Скажешь ли что мне, поэт,
Или покинешь?

Всемирному дню поэзии посвящается

Торопишься строки все сбросить с души,
Ведь времени мало и нужно спешить.
Взрыв слов и бумаги, стихов слишком много -
Исписаны мысли, пора в путь-дорогу,

Туда, где, стихи никогда не звучали.
Твой радостен вид, но внутри ты в печали -
Ещё один мир как блокнота страница,
С ещё одним миром придётся проститься.

А люди, как дети, что ждут на ночь сказку -
Не видят поэтов, а видят лишь маски.
Хотят от стихов они светлого чуда,
Но плещется тьма в них, и чуда не будет.

Ты людям сказал, что любовь - как банкнота,
Ты людям сказал, чтобы сделали что-то
С тщеславием, глупостью, жаждой кумира,
В стихах объявив, что прошло детство мира.

Не принят, ушёл - может, там где-то примут,
И так вплоть до смерти. И дом твой покинут,
Где первых стихов была взята проба.
Ползёшь по Вселенной разумным микробом,

Но после прикован к толпе, просветитель.
Ты хочешь спасать? Так спаси же, спаситель,
Всех тех, кому нужно изящное слово,
Всех тех, кто отказывал в пище и крове.

Что видел и знал, принял почерк, чернила,
И пишешь ещё, пока тайные силы
Ведут тебя в Вечность дорогой незримой.
И вот, наконец, ты стал непобедимым.

Назад обернувшись, увидел в полях -
Что следом идут те, кто в новых стихах
Писали о том же, писали о новом.
А в небе пылало Первичное Слово.

Вас вдохновляют слова украинских газет?
Нет.
Как полагаете, ждать ли удара корейских ракет?
Бред.
Что ожидает нас там, где нас уже нет?
Свет.
Что нежнее безумной любви, шелков и конфет?
Плед.
Вы умирали в порыве отчаянья, товарищ Стас?
Раз.
Как вы зовёте напиток, что алчете прямо сейчас?
Квас.
Будете ради стихов вдыхать дурманящий газ?
Пас.
Как вы ответите, если попросят писать на заказ?
В глаз.
Что вы намерены делать, вас уже знает народ?
Вот.
Сколько вам нужно, чтоб вырастить лирики плод?
Год.
Куда вы уйдёте, если победят подлец и урод?
В грот.
Ищете что вы на берегу жизни реки, плот?
Брод.
Где вы храните весь ваш талант и всю спесь?
Здесь.
Выпьете сколько? В этом стакане убойная смесь.
Весь.
Что остаётся, когда извращают идеи в поганую взвесь?
Месть.
Что ненавидите так же, как бестолковый протест?
Лесть.

Растаял снег, остался мусор, грязь,
Лежит себе, ни капли не таясь.
Вот так и люди - чуть сойдёт вода,
Один лишь сор покажут, устыдясь.

***

Напрасно слово. В общей суете
Вслепую гонка к собственной мечте.
А стоит лишь просить открыть глаза,
Любой лишь благосклонен к слепоте.

***

Как анекдот, так краток и нелеп,
Тот век, в который добываем хлеб -
Кто для себя, а кто-то для других,
Но всех в конце лишь ожидает склеп.

***

Играют в игры, словно детвора,
Все взрослые, для них всё сплошь игра:
Влеченья плен, война, карьерный рост...
И так всегда - с утра и до утра.

***

Тщеславны те, кто пышно норовит
Украсить смерть родных, могилы вид.
К чему ушедшим блеск их похорон?
Он Смерти ни о чём не говорит.

***

И нет греха - недавно понял я.
Лишь те, кто наказанием грозя,
Спешат назвать все смертные грехи,
Решают что нам можно, что нельзя.

***

Пришельцы мы, не здесь родной наш дом,
А где - даже мудрец молчит о том.
И только свет и тьма - двойной намёк:
Дух к свету льнёт, а труп - во тьму потом.

Сколько у нас атмосферы? Несколько сот километров,
Выше лишь только спутники в потоках эфирного ветра.
Ваши стабильны орбиты, такие вот ангелы новые;
Сигналами провозглашается новое богословие.

То, что компьютер - Вселенная, знал я и так из опыта:
Кто-то вбивает команды, а она исполняет безропотно.
Лампы её и пружинки, а также процессор со схемами -
Всё изучу позднее, разжившись для этого клеммами.

Так потеряла свой смысл всякая проповедь гласная,
Больше не нужно исповеди. Спутники беспристрастные;
Им бы в своё удовольствие людей обучать смирению,
Были б они долговечнее во всех четырёх измерениях.

В космос антенны направлены, волны плывут к мирянам,
Расходятся коды как притчи по городам и странам.
Только одно непонятно - куда же ушло понимание?
Где же живая мудрость, источник великого знания?

Так, заменив свои души на платный пакет каналов,
Подумайте лучше над тем, что обрели, что пропало.
Тем херувимам искусственным нет разницы, что вещать.
Я же всего лишь поэт, и не могу ничего обещать.

Впрочем, красиво смотрятся на фоне подвижных звёзд,
Собранные виртуозно глашатаи новых грёз.

Пускай падёт и Рай, и небосвод,
Ведь для того, чтоб место заслужить,
Придётся нам невеждами побыть,
Богоугодно превращаясь в скот.

Ничто ни вечно, пусть уйдёт любовь,
Сгорит в кислотах боли и страстей,
Давайте ненавидеть, так честней,
Самих себя и прочих вновь и вновь.

Оставьте дружбу; как омела друг
Прикрывшись дружбой и чужим теплом,
Всё тянет соки. Так не будьте пнём,
Лечение искоренит недуг.

И вот конец, вы для него чисты,
И сожалений нет, и нет преград.
Мосты сожгли, забыт бесценный клад -
Телец златой, с расчётами листы.

Соседи сдохли, что мешают спать;
Покойтесь с миром, люди и Земля.
Экватором затянута петля
Вокруг планеты, тверди (как назвать).

Вскипят моря, и вымрет ровно треть
Всего живого в море и ручьях.
Полынь устала горькой быть впотьмах,
Устало Солнце мирно вниз смотреть.

Галактик вновь раскручена спираль,
И звёзды гаснут, сколько видит взгляд.
А что же я? Я принимаю яд,
К чему беречься, мне себя не жаль -
А в трубке полыхнёт маленький ад.

1. Кто-то задал мне
Когда-то странный вопрос:
Где сокровища,
О которых толкуешь?
В памяти мира.

2. Что же ценнее -
Сердца пламенный сосуд
Или хлад разума?
Так отвечал я на то -
Обое равны.

3. Где душа живёт
После пути своего
В юдоли земной?
Ей тогда нету нужды
Жить где-то ещё.

4. Верно ли то, что
Чужая свободная
Воля слаще чем
Путь до своей собственной?
Верно ты молвишь.

5. Как можно писать
Вместо кисти на листе
Меча остриём?
Буквой владею я так,
Как некто клинком.

6. Стоит ли вера
Таких приношений как
Кровь и надежды?
Вера не стоит совсем
Ничего, помни.

7. Что же за маской
Скрываешь, будто злодей?
Только источник
Слов, что вернее скажут
Кто я и что я.

Несмотря на холодный ветер,
Что с Северного моря дует в ненастье,
Вяжут большие баулы голландцы,
Занимаясь контрабандой счастья.

А Дед Мороз ныне на Ямайке,
Умело маскируется под руссо туристо.
Он ходит всюду в трёхцветной шапке
И напевает не медленно, не быстро:

Прочь холод зимнего сплина, скорей бы
Сгинул в пучину.
Нам нужно нечто больше, чем хлеб с
Маргарином в трясине.

Если вы зашли в дом Божий,
Знайте в отпуске Джа, не дождётесь.
Он помнит о своих растафари
И ждёт, пока вы к нему приплетётесь.

А его джойнт горит так ярко,
Что даже самой холодной ночью
Он греет душу звездой надежды,
На это он ведь и уполномочен.

Прочь холод зимнего сплина, скорей бы
На юг на машине.
Нам нужно больше тёплых вещей в стиле
Раггамаффина.

Невзирая на снег и сырость,
В голове работает обогреватель.
Чего не хватает, скажи на милость?
Ведь я боюсь подняться с кровати.

Там за окном метель и вьюга,
Нагрянула нежданно после теплыни.
Но в моих квадратных метрах лето,
Зимнее рэгги звучит в этой святыне.

И снова здравствуйте, конничива - всем, кто по нелепой случайности читает эту запись. Я попал в сильный шторм, и меня сильно штормит, но это лишь потому, что духи шторма поселились в той бутылке кубинского рома, которую я понемногу опустошаю. На сегодня я заключил с ними негласный договор - они дают мне напечатать эту страницу, а я отдаю себя под власть невидимых волн невидимого моря. Дела же как обычно аикаварадзу дэс, то есть опустошение, перемены, отчаяние, безысходность, или как сейчас любят говорить, Ад и Израиль. Грехами полон трюм моего небольшого судна (In Extremo, это ненарочный плагиат), которое плывёт из одного года в другой. Курс не проложить, приборы сломаны, а большая часть команды утонула, но кое-кто всё ещё со мной. Хоть и говорят, что в декабре этого года закончатся навсегда все наши путешествия, я всегда верил, что конец одного есть начало нового - кроме Великой Голодной Пустоты в самом начале бытия.

Тем, кому хочется сказать спасибо - додзо котираэ, я собираюсь о вас упомянуть:

- Спасибо Евгению Пильникову (а.к.а. Диабулус) за многозначительные беседы, за возможность быть критикованным, за толстоты от толстого, за проявления мировой скорби, за фирменный юмор жителей глубинки, за славное и горделивое русское слово, за пренебрежение условностями, за блэцк митол. Девиз года: давайте нажрёмся в честь конца света как грязные свиньи!
- Спасибо Сергею Бородачёву за попытки совместить несовместимое, за лирику вне логики, за яблони и облака, за визиты с мобильного телефона, за интересную, но неудавшуюся криптоисторию, за потоки времени разных направлений, форм и цветов, за новое богословие, за Бориса Гребенщикова в вопросах и ответах. Девиз года: мы всегда там, где ладит Я и Вселенная.
- Спасибо Гадкой Анеко-Чан за аниме и мангу, за FLCL, разодранный на кадры и цитаты, за приглашение в мир суши, за десу десу каваи, за хиккиморизм в терминальной стадии, за неотвеченные письма, за разный вкус фломастеров, за кальямаров, за попытки меня нарисовать, за приглашение в кармане. Девиз года: О-аиситэ урэсии! Ватакуси-ва Анеко-то иимас!
- Спасибо Марии Пакиной за далёкое сестринство, за образ богини подсолнухов, за старые добрые дни лета, за новости разной степени свежести, за диалог в Мэйд-Агент, за красивые глаза (канонично), за тамбовские пейзажи, за фотографии клана, за ответ на приглашение, за колоски и веточки. Девиз года: Ну, правда ведь я хорошо здесь получилась?
- Спасибо Денису Коробкину за метал и рыбу, за демотиваторы и картинки, за российские просторы в цифровых изображениях, ещё раз за метал, за косплей Бруерии, за выдержки из сочинений школьников (буду краток - смеялсо), за участие и память, и ещё раз за тот же деатх-митол и сопутствующее. Девиз года: Как вы рыбу назовёте - так она и сыграет.
- Спасибо Регине а.к.а. Regi за неразделённую веру, за психоанализ и психологию, за покрывшиеся пылью стихи, за чёрно-белые портреты, за повод для отсроумия в комментариях к изображениям, за кошмарный тест (мой годовой отчёт проще!), за мирный позитив, за отсутствие врачебного интереса. Девиз года: неизвестен. Недостаточно данных.
Спасибо также остальным, кто читал, благословлял и поддерживал, дружил и сочувствовал. Если вы не попали в вышеприведенный список, значит, я редко вас видел или не видел вовсе. Я всегда открыт - приходите на рюмку чая и чашку сакэ.

Записи в этом блоге обязаны своим существованиям творчеству следующих групп: 40 below summer, A Breath Before Surfacing, Blacken The Skies, Cwill, Dark Age, Downfall of Gaia, Exodus, Firewind, Gramary, Hatecraft, In Lingua Mortua, Knights of the Abyss, Les Ekorches, Muga, NoComply, Oroku, Pins, Rage Against The Machine, Shades of Grey, Takida, Underoath, Vanna, War of Ages, xArmed For Battlex, Zero Mentality.

Есть некоторая вероятность, что это последняя запись в конце года. Времени больше не будет, так что дорожите тем временем, которое у вас есть сейчас. И с Новом Годом, каким бы он там ни был.

Говорю вам, безбрежная паства -
Это то, что вам следует знать.
И, быть может, мы братья без братства,
Никогда мне нельзя доверять.

Как владыка теней я скрываюсь
В сером вихре из павшей листвы,
Перед вами вовек не покаюсь,
Даже если вы попросите вы.

Или мыслите вы, что мой выбор
Отдавать вам из крови псалмы?
От меня не дождётесь ошибок,
От извечного жителя Тьмы.

Как случилось что я, своевольный,
Тот, кто радость на знания выменял,
К Ойкумене о жизни глаголю
Под текущим условным именем?

Я лишён милосердия начисто,
Но зато притворяюсь сочувственным.
Моё смелое слово проплачено,
И проплачено вовсе недурственно.

Вы обязаны знать одно правило,
Дабы лучше меня понимать:
Я потратил всю истину ранее,
Так что нынче приходится лгать.

Пожелал бы я всем дешифровщикам,
Что связались со мной не беду -
Зачехлите "Энигмы", притворщики,
Будёт клёво всё в Новом Году.

Я же, как нарушитель инструкций,
Тот, что вечно подкалывал вас,
Жертв любви и житейских рекурсий,
Усыпил вас потоками фраз.

Холод живой, холод жжёт сердца,
В вечной зиме мёрзнем без конца.
Ветер рвёт наш сон, вьюга бьёт в лицо,
Словно дикий вихрь души мертвецов.

Вспомнил тут я, как росла борьба,
Даже в небесах началась стрельба.
Как в пустом раю зрел наш гордый бунт,
Кровью палачей пропитался грунт.

Помню ещё - била жизнь ключом,
Мир крепили мы на своё плечо.
Где же мой расцвет, юности года?
Холод всё скрыл стенами из льда.

Древних боёв бескрайние поля...
Что ты молвишь мне тихо, Мать-Земля?
Если и тебя одолел мороз,
Что тогда с мечтой, что в себе я нёс?

В том мятеже стал я стариком,
Потускнел мой взгляд тусклым угольком.
Предали князья все наши плоды,
Обратили в пыль все наши труды.

Инеистый путь - это скорбный путь.
Реет в облаках, серых, словно ртуть,
Общий рок для всех, общая судьба,
Как в те времена, когда шла борьба.

Так же, как тогда, в нас надежда есть,
В то, что зло падёт, в рыцарство и честь.
Мне б того тепла дали пару дней...
Вот упал я в снег. Жизнь? Я шёл за ней.

Как ошибались мы, Джордж Ромеро,
Не вняв твоей странной мрачной сатире.
Ты не шутил, показав для примера
Орду потребителей прямо в эфире.

Зомби здесь, зомби повсюду
Гуляют по улицам в роли хедлайнеров.
Следи же за их неуклюжей походкой,
Страшной, как бег красных цифр на таймере.

Чёрной жатвы слепые орудия,
Высшие звенья в цепи поедания.
Вирус, что выпущен кем-то на волю,
Вместе с укусом меняет сознание.

Как ошибались вы, мистер Уиндем -
Людей едят вовсе не милые триффиды;
Вуду наследие, массовый голод,
Носители множества мерзких эпитетов.

Ныне моя молчаливая паства
Хрипением лёгких гниющих посмертно
Наполнила город. Их тихое братство
Придёт к вам с потоком заразного ветра.

Но больше не будут они набивать
Желудки пустые трепещущим мясом.
Я их лечу, не желая признать,
Что огонь и свинец я трачу напрасно.

Их карнавал - это импровизация,
Танец хромых душ и сломленной воли.
Зомби, отныне последняя нация,
Гимн их державы - крики от боли.

Я же, один из немногих выживших,
Тот, что живёт в двух шагах от безумия,
Спящий с оружием ночи безлунные
Трачу всё время своё на раздумия.

Разве те зомби не люди из прошлого?
Образ пустого, бездумного, тошного.

Над головою - Свиборга шар,
Всходит над сайта нагорьем.
Кто-то, синдром гиперссылки поймав,
Попал в страну Луркоморье.

Здесь ведь возможно практически всё,
Ведь все трактористы - женщины.
Бушует борьба Бобра с Ослом
Средь небыдла и деревенщины.

А по Замкадью в поисках истины,
С тонною вундервафлей,
Бродит орда британских учёных
За правдой всей жизни своей.

Кого-то настиг говномёт реактивный -
Опять ради Высшего Блага.
Кого-то настиг дикий ахтунг противный,
Не в IRL, так на бумаге.

И племя задротов (загадочней нет)
На своих родовых территориях
Гриндят и лутят сытный обед,
Подтверждая десятки теорий.

Всюду снуют вездесущие тролли.
Именно здесь телепаты
Проводят свой отпуск; богини и лоли
Любуются здешним закатом.

На Лурке бывает кровавый террор
Кровавой гэбни, граммар наци.
На всё благоклонно с небес смотрит ZOG,
Оттуда летит звук оваций.

Не стоит водить здесь свои корованы,
Тут грабят зело, набигают.
В тёмных лесах, лесах конопляных
Лихой психонавт обитает.

В этой чудесной, бескрайней стране
Водятся добрые лулзы.
Стаи смехуечек в небе летят,
Их пища - УГ и арбузы.

Вхож сюда воен УПЧК,
Вхож Анонимус безликий.
Вон она, адресная строка -
Адрес набей или вкликай.

Прими же приглашение и зайди на виллу -
Клан Холма пригласил тебя отведать текилы.
Я считаю тебя гостем, ты в Мексике сейчас,
Тут пылает солнце по-другому в закатный час.
Позволь мне рассказать, как всё хорошо у Клана:
Вокруг виллы мили владений, всё по плану.
Да будет всем известно, я от этого в трансе,
Слишком добр я для ищущего битвы засранца.
Ты мог видеть экипаж мой на городской прогулке,
Он рассекает улицы, не издаёт ни звука.
Если кто-то на нас давит, здесь есть мои солдаты,
Душегубы на зарплате и ещё препараты.
Отчаяные рэпперы в голове без дурня
О всём этом говорят - делай деньги культурней.
Наличные на бочку класть не перестанут,
Мы признаём их власть, прыгая в red-gusano.

Tequila Sunrise*, кровь в глазах,
Мы родились, чтоб обратиться в прах,
Так делай деньги!

Я никогда не держал реальных денег в руке,
Пока не встретил человека с большим планом в мешке.
Куда ни глянь, он заставлял всех нехило напрячься,
Драпать в укрытие - да, да, говнюк, прячься.
Он был мне вроде отца, объяснял картину мира:
Не дай загнать себя в угол, будешь в дырах, как сыр,
Как те глупцы, что никак не могли въехать в тему.
Ты получаешь 25 баксов в день? Это проблема.
Ты понимаешь это? Сделай глоток текилы,
С мескалём даже лучше, это придаёт силы.
Продолжая урок, он сказал мне: "Послушай,
Будь вниматен брат, не задавай вопросов лучше,
Просто делай, что скажу, и ты будешь богат,
Ведь все крысы из трущоб в канавах без хребта лежат.
Помни золотое правило великой игры -
Когда все знают твоё имя, ты на пике горы,
Однако женщины и деньги сочетаются так плохо,
Как вождение и пьянство. Чтобы не быть лохом,
Следи внимательно за тем, кто за спиной кружит -
Они хотят опустить тебя, лицом прямо в лужу.
Короче, будь всегда готов ответить вражине,
И тогда бабло потечёт рекой, ты на вершине".

Tequila Sunrise, кровь в глазах,
Мы родились, чтоб обратиться в прах,
Так делай деньги!

Tequila Sunrise, кровь в глазах...
Как летит время, это сюрприз, нах.
Мой учитель отошёл от дел и дал свой завет:
Есть люди, что хотят меня отправить на тот свет,
А ты гори, ублюдок, пока можешь гореть,
Тебе лучше убить меня сейчас или впредь.
Потому что я вернусь в это грязное дело.
Не доверяй людям, ты всегда под прицелом.
Как Иисус передавал своё понятие о сути,
Так и я в твою голову вложил много мути.
И если те слова застряли в памяти навсегда,
Выпьем ещё раз. Мы живём, чтоб сдохнуть?Да.

Tequila Sunrise, кровь в глазах,
Мы родились, чтоб обратиться в прах,
Так делай деньги!

* - Tequila Sunrise - название коктейля на основе текилы, потому считается именем собственным и на русский язык не переведено.

Остаток ливня мы смотрим как фильмы -
Кино, которое закончилось скверно.
И как бы нас к облакам не тянуло сильно,
Нас гравитация не пустит опять, наверное.
Нас не пропустит октябрь назад в лето,
И мы сидим и курим ганджу под звуки гранжа.
О многом говорящее молчание до рассвета -
Говорим о пустяках, молчим о том, что важно.
Как получилось, что осталось лишь двое?
И почему друзья вдруг стали врагами?
А те, кто даже смог остаться собою вскоре
Разошлись по миру своими странными путями.

Но всё же двое не ушло, а осталось -
Два человека, две души, эта малость.
Когда мы поняли, что время попалось?
Лишь нас с тобою не скосила усталость.
Нам нипочём даже серость трущоб,
Даже если нас ждёт забвения гроб,
Хотел бы я, чтобы слово по новой
Курсировало между нами под нашим кровом.

На баррикадах сражаясь со скукой,
Читая текста писанного мили вязким стилем,
Мы не заметили, как поглотила разруха
То, что когда-то у нас было в изобилии.
Я наизусть все помню годные шутки,
Те, что тогда нас веселили раз за разом.
Кроме меня их помнишь ты да маршрутки,
Что проезжали мимо нас по родной трассе.
А вот теперь ты даже стала видеть иначе
Те дни, когда нас ловил безуспешно город.
От нас в очередной раз убежала удача,
Но как всегда скажу тебе я: "Мрачнеть не повод".

И всё же двое не ушло, а осталось -
Два человека, две души, эта малость.
Пока сомнение в сердца не закралось,
Пока ещё нас с тобой не берёт усталость.

Достойный не ходит путями других людей -
Так говорил когда-то старик Конфуций.
А тем, кто твердит нам "будь зверем среди зверей"
История вкинула ряд неписанных конституций.

Не требуй же невозможного - так однажды сказал
Единственный в своём роде философ Марк Аврелий.
В мире, где жаждут подвигов, постоянный накал,
Но помни, что тот, кто их ждёт, такой же инертный, как гелий.

Воина жизнь не зависит от размеров меча -
Так писал мастер мечного боя Миямото Мусаши.
Даже с холодной решимостью в сердце можно встречать
Тех, кто совсем не сражаясь, с оружием просто пляшет.

В дурно устроенный ум вожделение словно дождь
Льётся потоками через порядком прогнившую крышу.
Будда был прав, разумеется, ибо любовная дрожь
Капля за каплей надолго отучит вас видеть и слышать.

Всё то вода от воды, в которой варился заячий суп -
Так хитрословил давненько мудрый ходжа Насреддин.
Тот, кто ушёл далеко от основы, либо слаб, либо глуп;
Тот, кто не видит глазами вовек не напишет картин.

Солнца рассвет ежедневный является чудом, и это факт -
Так отвечал Августин Блаженный на сложный вопрос.
В мире так много чудес, даже самый скромный простак
Может подметить диковину, ставшую в полный рост.

У Бога религии нет, разве кто-то не может понять -
Махатма Ганди упорствовал, чтобы сие донести.
Тем, кто с упорством фанатика хочет устои оборонять,
Нужно учесть, что они преходящи и их не спасти.

Бейся до крови, пока не посмеешь сравнять
Имя своё настоящее с звучанием гордых душ.
Так говорит вам поэт про прозванию Призрак Сети,
Меткий поэт-отшельник, путём именующий глушь.

Знаешь ли ты, что где-то в ночи тихо горят города?
Сколько тонн света напрасно течёт...Будет ли это всегда?
Разве неистовым сердцем, лучом внешнюю тьму не зажечь?
Думаю, ждёт нас иная судьба, чем просто остатки беречь.

Помню я дни, когда в небе огни трогали души людей,
Тех, что бродили под звёздной рекой, полные светлых идей.
Солнце всходило, как красный рубин, и, разгоняя туман,
Рвалось в зенит ярким диском своим, грея высокий бурьян.

Что же, нельзя и теперь, как и встарь, вспомнить тот наш небосвод?
Нет в нас светила, одна только гарь, жертвы непрошенный плод.
Всё же слыхал я, что где-то вдали, там, где из камня дома,
Люди, как боги, рождают свой свет, нет в них проклятья, клейма.

А наверху, поверх туч и дождей, пляшет отец-демиург,
Пренебрегая пламенем гроз, чудит старик-самодур.
Было то время, когда его тень грела нас лучше костра;
Всё это в прошлом, напрасно жрецы заклинают безмолвный астрал.

Так и случилось, что я ушёл прочь, прочь от знакомых долин,
В край за три моря, где вроде бы есть светочей вечный почин.
В чудо не веришь, пока не узрит чудо твой собственный глаз.
Может, я тёмен и не просвещён, но свет кем-то отнят у нас.

Как же могучи, должно быть, волхвы, что извлекают в наш мир
Сущность сияния с недр земли, в помощь им добрый кумир.
Я средь изгоев иду по земле, к стенам тех странных твердынь.
Предок мой славный, дай крепости мне, дай же мне света! Аминь.

Хаос кругом: пламя и ветер,
Тёмные сделки, с оружием дети,
В Ливии бунты. Хотят на планете
Всё что угодно, только не это.
Пояс шахида начинен шрапнелью,
Фриман штурмует подход к Цитадели,
Войны в Тиморе, войны в Германии -
Время смешалось в моём понимании.
Наш эфир ест цифровой беспорядок,
Библию мутит от резких нападок,
Всюду опасность; Землю спасают,
Но от чего - никто не понимает.
Мессу проводят жрецы кокаина,
Прежние церкви почти что в руинах.
Люди запутались в собственном Рае,
Сами не знают, что охраняют.
Всюду секреты плаща и кинжала;
Их рассекретят - народ валит валом.
Тайны к продаже, путь шпионажа -
Пусть небеса сберегут нас от лажи.
Таблоиды грезят о преступлении,
Чтоб сказать о нём всем поколениям.
Был бы померзостней главный герой:
Араб, президент, пидар или изгой.
Общество стонет последние годы -
Попалось в сети своей же свободы.
Что делать с волей? Что делать с Богом?
Хотели как лучше - всё так же в итоге.
Всё повторяется снова и снова:
Ликуют экраны, молчит Иегова,
Хаос кругом, пламя и ветер...
Всё что угодно, только не это.

Перед сонмом племён и народов
Я держу свои странные речи -
Средь избранников и антиподов,
Что собрались на крупное вече.

Я брутален, циничен и мерзок,
Как торговец мясцом человечьим;
Ироничен, заборист и дерзок
В разуменьи невинных овечек.

Через линзу пытливых усилий
Различаю житейские мелочи,
Подмечаю я их изобилие
Скрупулёзно, как линии - стрелочник.

Я в умах ковыряюсь с киркою,
На свет Божий несу содержимое
И его размягчаю рукою,
Создавая удобоваримое.

Я насмешник с Великой обочины,
Провокатор, к тому же, бессовестный.
Люди чем-то всегда озабочены -
Я смешное плету из их горестей.

Доверять мне нельзя, не надейтесь:
Из двуногих, что землю тревожат,
Я загадочней многих. Не бейтесь,
Не кормить вам ту страсть, что вас гложет.

Не легко мне быть ребусом, тайною,
Чьи значки едким ядом пропитаны.
Всё сильней я боюсь быть разгаданным
Кем-то лучше, иначе воспитанным.

Сны разлитых вод, сны пчелиных сот,
Сны созревших туч, сны ночных огней -
Спит мой народ.
Сны зеркальных дев, сны разумных древ,
Сон колючих круч в снах твоих растёт -
Но это пройдёт.

Я наполню тишину сердец
Яркой кровью несбывшихся чудес.

Веки закрой, падай, как есть,
В радужный всплеск, в молчание сна,
В липкий туман дремоты.
Глубже зевай, глаза закрывай,
Там или здесь ты вынырнешь сам
В день занятой, заботы.

Сон пустых владык, сон как острый клык,
Сон знамён из слов, сон бумажных лиц -
Ритм только стих.
Сон жрецов иглы, сон холодный мглы,
Сны чумных богов, сны, как солнца лик -
Тебя будит твой крик.

Я закрашу чёрный фон небес
Яркой кровью несбывшихся чудес.

Просто оставь разум и плоть,
Стань тем, кто есть в молчании сна,
В липком тумане дрёмы.
Сладко зевай, ложись, засыпай,
Там или здесь ты вынырнешь сам
Вместе со всем знакомым.

Принесу я в забытья тот лес
Хоть немного несбывшихся чудес.

У сладких вод, что вечно шепчут этим скалам,
Привал я сделал свой последний. Вдалеке
Виднелся дом мой нерушимый на песке -
То место, где нет веры ни часам, ни шкалам.
К нему пришёл я так же без вещей и налегке,
Как некогда ушёл, о мире думав доброго немало.

Но нет иллюзий более. Та мрачная твердыня,
Что великаном высится у мира на краю,
На сотни лет вперёд определила всю судьбу мою.
И вот, подумал здраво я, навеки и отныне
Покину я навязанную слабостью семью,
Что из меня лепить пыталась что-то, как из глины.

Вокруг в воде бесчисленные лилии и лотосы
Приметой верной были мне, я помнил их прекрасно.
Когда бесплотной тенью я к рожденью шёл за счастьем,
У тех цветов был голос; я не внял веленьям голоса.
Теперь же, у времён и эры нечего украсть мне,
Сполна насытился я днями, разделёнными на полосы.

За башней море пламени без имени и цвета
Пылало штормом огненным и гневилось волнами -
В былые времена оно, как мать, играло с нами,
Но не сейчас. Его я вопрошал, но нет от волн ответа.
И если Бог есть где-то скрытый океана бурунами,
То он не скоро удостоит сына блудного советом.

Я выбрался на самый верх центрального донжона,
Чтобы окинуть трезвым беспристрастным взглядом
Владения - когда был молод мир, являлись райским садом,
Но жизнь ушла из них по непреложному закону.
Для жизни во Вселенной здешний воздух полон яда;
Истока бытия, все кто имеют страх, боятся, как дракона.

В обширном внутреннем дворе есть склепы ангелов,
Которых знал я всех по странным, чудным именам.
У них был дар давать свет даже каменным стенам;
А в небесах парят им в память ярко звёзды-факелы.
Быть может, жизни ждут они второй - судить не нам,
Пусть спят, где спят, свой час они с усердием потратили.

В одном углу лишь я нашёл покой - в библиотеке,
Укрывшись с книгою от грустных дум и непогоды.
В тех книгах, что стоят здесь, переписаны все годы,
Да так, как ни описывал историк их, отдавшись слову века.
И если б я не знал определённого подхода, кода,
Я не узнал бы о громадном заблужденье человека.

Придёт ли кто сюда ещё, нарушив строй молчания?
Какой-нибудь мудрец, понявший как найти дорогу,
Герой, который в битвах неустанных пониманье понемногу
Обрёл и вместо славы выбрал, как и я, скитанья?
Я встречу их, как подобает, на пороге -
Я дома здесь. Спасибо за внимание.

Когда я продолжал извилистый свой путь,
Я ненадолго в рюмку погружался.
Сквозь дно её мирок чистей казался,
Однако ж продолжал своё я гнуть
До той чудной поры, пока слегка качался,
А профиль мой в салат мечтал нырнуть.

За чашечкой сакэ я услыхал о нравах
Людей, что их успешными завистники зовут.
За разные дела их чтут и там, и тут.
Мне стало любопытно; странно, право,
Что в ныне постном обществе приют
Нашли те, кто не пил его отравы.

К примеру, одного их них недавно показали -
Пришлось закрыть платком плотнее рот и нос:
В исправном некогда коллекторе бурлил понос,
И там, во всей резиновом, исследователь кала
С хитрейшими приборами в руках решал вопрос
Своей науки популярной небывалой.

А вот другой, что признан гением великим:
ПолИнтернета помнит наизусть, и лишь спросить -
Где то, да это - сей мудрейший во всю прыть
Набьёт на клаве адрес, в монитор ткнёт и притихнет.
Всё потому что разучился он читать и говорить;
Зато в десятках блогов его имя "Солнцеликий".

Под закусь мне сказал один седой монах,
Что в Лхасе есть великий истины поборник:
На все мирян вопросы, хоть в среду, хоть в вторник,
Ответит он известный в крупных городах:
"Почисть розетку и иди молись в коровник".
И фраза эта мигом вызывает благолепие и страх.

Другое дарование большое видел как-то:
Пред девою одной кладут плиту бетона,
И на неё она плюёт, что не сотрёшь и ацетоном,
И кислота не смоет след слюнного акта.
Талант сей величайшим наречён со многих тронов,
Да будет непризнавшим всем отит и катаракта.

Чудак один, поняв - совсем нет времени мечтать,
За птицами следил пять лет подряд исподтишка.
Затем, сшив нечто скромное из старого мешка,
Созвал народ и прыгнул в пропасть. Стоило сказать,
Что он не стоит и паршивого стишка,
Мне возразили: он герой, учил людей летать.

А тот портрет, что видел я при академии Генштаба,
Смог рассказать о теоретике армейском,
Который след оставил в хрониках житейских:
Изготовлял солдат из стали, глины, граба -
Они, мол, есть не просят и чужды масонств еврейских.
Но с ними не дошёл он и до первого ухаба.

Поднял в атаку те болваны из железа и опилок,
Они ж не сдвинулись с позиций ни на пядь.
Тогда военачальник, поминутно поминая мать,
Попёр в атаку сам, чтоб вдохновить тех, кто не пылок.
Само собой, враги его успели расстрелять...
Не славивших героя же лечили инъекцией в затылок.

Особенно доставил богатейшему гламурному бомонду
Один, в недальнем прошлом, музыкант-нонконформист:
Он завернул своё творенье на кассете в чистый лист
И спрятал от людских ушей так, что снилось Джеймсу Бонду,
Сказав: "Попсы не будет, я в тираж не выйду - чист!"
Альбом тот легендарный до сих пор спит под ротондой.

Один из респектабельных уроженцев Узбекистана,
Живущий в Лондоне в квартале эмигрантском,
Тем знаменит был, что боготворил он в ритме вальса,
И хрюканье распущенной свиньи, и блеянье барана.
Я говорил ему, что музыкой считать сие напрасно,
Но всё ж скотины звуки в нём нашли большого фана.

Обдумав перечисленное, вспомнил боддхисатву,
С которым как-то шли вдоль Аркатагского хребта.
Сказал он, сожалея: "Правда нынче уж не та,
Чтоб разум мог собрать с обличья мира жатву.
Сощурившись над древней книгою похож ты на крота,
А там, совсем не то, что так привыкли жать вы.

От медитаций длительных на каменным полу
Болеть лишь станут ноги, и, возможно, ягодицы.
Я вижу, что потешным тем пророкам не сидится,
Они быстрей, чем к Будде, побегут к тому столу,
Где будут их бессмыслицу вкушать, как мясо птицы.
Таких князья Тибета оставляли прохлаждаться на колу".

Что мог я возразить ему тогда? Да ничего.
Истоки поклонения наводят смех сквозь слёзы.
Восторги массы лепят из абсурда явь и грёзы,
А уважение лишь результат тотализаторных бегов.
Посмеиваясь, шли мы сквозь тибетские морозы,
На встречу с тем, к чему я был всегда готов.

Когда я начинал, высоких полон дум,
То восхождение, что звёзды предрекали,
Почти нигде меня не ожидали -
Сопровождал меня назойливый тот шум -
Колокола гремели, не смолкали:
Звон по душе, удушливый самум.

И как не отрицал хранителей нетленных -
Правителей, что мир не выбирал,
Пророков тех, что мир не признавал,
Не делся никуда из жизни этой бренной.
Казалось, на вершине я, но с ног сбивает шквал,
Он послан кем-то злым всенепременно.

И глаз дурной посеет, как пшеницу
Проклятия. Во мне они взрастут
Чтоб вместо светлой силы дать приют
Страшнейшим призракам заброшенной темницы -
Ты их не ждёшь, но вот они идут.
Как прошлого изношенные лица,

Всплывя на зыбкую поверхность, как мираж
Пугают больше, нежели могила.
Но вспоминаешь - выбраться есть силы;
А мир, если не яма, то гараж
В нём тесно, душно, пахнет пролитым мастилом,
Он ждёт владельца в ожидании продаж.

Я путь держал, одевшись пилигримом,
К последней башне, грани мирозданья,
К покинутым пределам созиданья,
Где время наспех схвачено зажимом,
Химерой ожили темнейшие мечтанья
Не понятых, отринутых потомками режимов.

И шанс велик стать камнем придорожным,
Навеки слиться с племенем ужасным,
На кол посаженным, отверженным, несчастным.
И мне кричали "Будь же острожным!"
Я был и есть. Но небо всё ж ненастно,
И гонят страхи резким холодом по коже.

Кровавых свадеб быть свидетелем пришлось,
Где выдавали замуж мёртвых дев.
Они, законы высшие отчаянно презрев,
Рожали жизни видимость, но мне не довелось
Увидеть тех детей. В огне страстей сгорев,
Им, видно, так же мнимо и жилось.

Считая, что решение - изогнутый клинок,
Поющий под Луной Дискордией крылатой,
Восстал против отца, восстал я против брата.
Идя по трупам к месту, где спит Бог,
Я промаха не знал, не знал я и растраты
Напрасной тем ударам, что нанести я смог.

И пляшущий на кладбищах врагов
Дух шумный в чёрном пламени таится.
Но стоило бы мне остановиться,
Зловещий восстаёт среди снегов -
Велит не уклоняться, насмерть биться
На полпути к пристанищу богов.

Я вспомнил Анеко, и взгляд её живой.
Казалось, пять веков прошло с тех пор,
Когда она, со мной вступая в спор,
Алхимиком вживляла в образ свой
Сумбур большого города, молчанье хмурых гор,
И наделяла мёртвое и словом, и душой.

А вот Евгений. Грустно, так он и лежит
Под мраморным надгробием, не приняв покаянья.
Не оценили мы его старанья,
И, может, где-то дух его парит,
Как не парил во дни его страданий -
Хмельной да неприкаянный ифрит.

Забыл я, где те горы и те степи,
Где должен был друзей похоронить.
Судьбы богиня ткёт златую нить,
Хотя её работа так нелепа,
Иных она принудит просто гнить
И жить так, будто вылез ты из склепа.

Тому, кто скажет "Жизнь - не поле роз",
Сказал бы, что видал такое поле,
И посреди, терпя мучительные боли,
Распятый кем-то заново Христос.
Быть может, как и раньше, он желал подобной доли,
Но нынче у зевак он вызывает смех до слёз.

Свой отдых проведя среди остовов проржавевших
Покинутых командой кораблей,
Тех, что лежат на лоне высохших морей,
И применяя разум устаревший,
Сидел я над трагедией своей,
Прикрытый музой трепетной, истлевшей.

1. Нет таких дорог
По которым не ходил
Человек-волна:
Прямыми, как яри,
Кривыми, как серп.

2. Слушал цикад он,
Плачущих в полденный зной,
Про себя смеясь -
Не для него это пение,
А для духов и рек.

3. Брёл человек сам
В одиночестве тихом,
В ясном раздумье
Через поля тростника,
По хмурым горам.

4. Болели раны,
И шрамы памятью жгли
Сердце без влаги,
Без любви и тревоги -
То истинный дзен.

5. Путника взгляд был
Прямой, как стрелы тело,
Туда устремлён,
Где воды небо бегут,
В святую страну.

6. И был бы покой,
Благодать, посланная
Богами земли.
Но знает мудрый странник
Как реют флаги,

7. Как кланов гербы
Именами демонов
Тлеют в равнинах -
Увечье вовеки
Для мира дольнего.

8. Как ружья гремят,
Привезённые с Запада
Людьми Дзесусу:
Оружие трусов жалких,
Убийства машины.

9. Но и другое знал
Человек буром хаори,
То нужно держать:
Света в душе уголёк,
Красоту правды.

10. Тем и живёт,
Тем, что остаться должно
Даже бескровным:
Прелесть геройской смерти,
Взгляд на закат.

11. Итэн-моммэн ли
В ночи скользнёт по ветрам,
Или кицунэ
Видом прекрасным манит -
Путь лишь один есть.

12. Лучше ли доля
Вассала смиренного
Храброго в войнах?
Род оборвётся его
В мелких усобицах.

13. Лучше ли судьбы
Торговца бесславного?
Выгоды ищет он,
Но под конец находит
Жизни убыток.

14. Лучше ли жизни
Трудолюбивых креситьян,
Жителей хижин?
Труд их, без спора, велик,
Но жалок доход.

15. Так поразмыслив,
С тропы не сошёл монах
Веры в дорогу,
Минуя пёстрый город
Яркий огнями.

16. Что в городе том?
Лица весёлых гейся,
Власти услады -
Всё это белая известь
В деснице Каннон.

17. Так поразмыслив,
С тропы не сошёл воин
Воинства воли.
Сколько таких ходило
В былые деньки?

18. Вызов бросая
Один другому возле
Храмов брошенных,
На перекрёстках, в пыли
Они умирали.

19. Чуждый гордыне
Удалялся от мира,
Сильно усталый,
Меч сикоми-дзуэ
В ножны вложивши.

20. В памяти края
Нет и следа ронинов.
Только остались
Нетронуты тропинки
Странствий далёких.

Двенадцать месяцев в году, двенадцать - так и знай,
Но самый радостный в году весёлый месяц май.
Бурлит в бочонке славный эль, плескается об кег,
А значит будет всё ништяк - так, добрый человек!

Звенят весенние ручьи и всходит конопля;
Смурной фанатик-комбайнёр выходит на поля.
В руках его смейный герб "Коси и забивай" -
Ведь самый радостный в году весёлый месяц май.

Загар на тушке на свинной от пламени костра...
Мы знаем, жирная свинья - товарищ, друг, сестра.
Накормит сытным нас мясцом, на закусь сала даст,
И майский голод наш уйдёт, таится в этом масть.

А развесёлый табор наш дорогой пыльной прёт,
Играют дудки и бубны, поёт чудной народ.
Но даже в песне без забот, как в отдыхе от дел,
Лежит невидимая тень, звон сабель, клекот стрел.

С ног валит аромат цветов, дух мая - липы цвет.
С пяти морей летят ветра, для них преграды нет.
Поёт симург, скрывая крылья солнечном огне,
На то и май, чтоб греться нам по этой по весне.

В лесу среди больших смерек (полна ими гора)
Живёт пугающий бездельник - голос топора.
Он просыпается тогда, когда приходит май
И пляшет в мире тёмных хвой, таков простецкий рай.

А мы идём под ритм дорог, ведь сидра хватит всем,
По разнотравью и лугам, чтоб повернуть затем.
Двенадцать месяцев в году, двенадцать - так и знай,
Но самый благостный из них - весёлый месяц май.