Откройте свой Мир!

Десять грехов, десять ножей
В сердце каждого, кто подчинился.
Не ищущий Света гордится уже
Тем, что он грешник, что заблудился.

1. Если Жестокость бунтует в крови,
   Лучше наружу её отпустить,
   Пролить свою душу, чем душу чужую,
   Чем кости дробить, и насилием жить.

2. Вот она, чёрная Зависть - съедает волю,
   Калечит навеки людскую долю.
3. Коварство решает оставить нору,
   Выходит из ножен готовьтесь к бою.

4. Алчность по-тайному прочертит раны
   На людях отдельных, семьях и странах.
5. Мертвящая Догма пирует рьяно
   Костями сожжёных во Имя.

6. Вот Лицемерие - грязный порок,
   Кто чуть прикоснулся - уже занемог.
   Косит как сильных мира сего,
   Так и слабейших примером верхов.

7. Стрела Эгоизма рождает кошмар,
   Для того, кто первым направил удар.
   Живёшь для себя? Отдан приказ:
   Гордыню глупца ликвидировать враз.

8. Грязной дубиной Невежества проломит череп,
   Отсутствие знаний вдруг заставит верить.
9. Звериная Похоть в нас не знает меры,
   И правит, как демон - вот запах серы.

10. Отравленным дротиком прострелит Трусость,
     И в нужный момент подложит гнусность.
     Кинжалы разят без промедленья -
     Будь стойким и честным, грядёт спасенье...

Десять грехов, десять мечей
В голову каждого, кто искусился;
Кто падок на власть принадлежит Злым,
Он кажется прежним - но он изменился.

Ган-ката - вымышленное боевое искусство, которое демонстрируется в фильмах режиссёра Курта Уиммера "Эквилибриум" и "Ультрафиолет". Представляет собой совокупность приёмов ведения боя из короткоствольного огнестрельного оружия на ближних дистанциях; по сути своей - гибрид восточных единоборств и приёмов бесприцельной стрельбы, стрельбы из неустойчивых положений, стрельбы по движущимся целям. Название происходит от англ. gun - пушка, орудие, огнестрельное оружие, и яп. "ката" - комплекс отработанных движений в японских боевых искуствах. Существуют два стиля ган-ката - режисёрский стиль курта Уиммера (более плавный и летящий - "Ультрафиолет") и стиль хореографа фильма "Эквилибриум" (более резкий, жёсткий, схожий с японскими ката).

Сущность ган-ката можно описать тезисно на основе информации, полученой из фильмов:

1) Ган-ката основана на теоретическом постулате о статистической предсказуемости положения стрелков и линий ведения огня в любой типичной перестрелке. Пользуясь знанием о том, где будут находится вражеские стрелки и куда они будут вести огонь, мастер ган-ката может прогнозировать ситуацию сответствующим образом.
2) Прогноз и анализ перестрелки позволяет мастеру ган-ката как уходить с вероятных траекторий вражеского огня, так и бесприцельно поражать места, где должны находится противники. Вследствие этого использующий ган-ката эффективно уничтожает противников, оставаясь практически неуязвимым для их атак.
3) Точный анализ складывающейся ситуации, тренировка навыков стрельбы из двух рук на высшем уровне, следование технике ган-ката, быстрота и отточенность каждого движения делают из мастера ган-ката весьма опасного противника.

Помимо боя против превосходящих сил противника, из фильмов нам даётся понять, что ган-ката включает в себя комплекс приёмов рукопашного боя, а также технику, позволяющую успешно вести бой против подготовленного противника ("ган-ката против ган-ката").

Несмотря на многие позитивные позитивные аспекты этой идеи, многие специалисты полагают, что подобное боевое искусство не имеет реальной эффективности в настоящем бою по следующим причинам:

1) Бой с применением огнестрельного оружия зависит от множества факторов, предусмотреть которые невозможно. К таким факторам можно отнести время суток, погодные условия, освещение, неровности ландшафта, расположение предметов обстановки, физическая форма и опытность вражеских стрелков, тип их вооружения и т.д. Наличие этих факторов делает перестрелку стихийной и плохо поддающейся долгосрочному анализу.
2) Человеческий мозг не в состоянии анализировать ситуацию за то время, которое требуется противникам на подготовку к ведению боя на близкой дистанции.
3) Любое, даже незначительное укрытие на поле боя может дать вражескому стрелку значительное преимущество над мастером ган-ката который в силу специфики своей техники вынужден действовать на открытом пространстве.
4) Разлётность пуль, выпущенных из длинноствольного автоматического оружия делает линии ведения огня абсолютно непредсказуемыми. То же можно отнести к пистолетам-пулемётам и дробовиковому оружию.

Всё это делает ган-ката красивой теорией, которую нельзя использовать на практике. Однако даже в теоретическом виде ган-ката, при незначительном усовершенствовании, может стать отличным комплексом упражнений, тренирующим меткость, ловкость, глазомер и координацию движений.

Помимо работ Курта Уиммера элементы ган-ката можно увидеть в других фильмах ("Матрица, "Параграф 78", "Desperados" и т.д.), а также в компьютерных играх и аниме ("Devil May Cry", "Gungrave", "Appleseed" и т.д.).

Подводя итоги ушедшего года, хотелось бы сказать "спасибо" всем, кто читал, комментировал или просто просматривал за рюмкой чая мои нехитрые стихотворные (и не очень) мудрствования. Если вы всё ещё читаете эти строки, значит я не умер от неразбавленного абсента, перелома хребта, мозгоразрывного похмелья и меня, блукающего в морозных январских сумерках, всё-таки не переехал бульдозер или каток. Я рад, что вы уделили мне каплю своего внимания, которое, без всякого сомнения, могло быть потрачено с куда большей пользой. Ещё раз громадное всем спасибо. Оставайтесь на волнах этой станции - настоящее безумие ещё только начинается!

Моё уважение всем, кто в прошедшем году узнал о моём существовании, мой вежиливый поклон в японском стиле - тем, кто знал раньше. Удивительно, как нити Предначертания собрали воедино мрачного, ироничного юриста, который вообразил себя помесью Планка и Иеронимуса Босха (ваш покорный слуга); лондонского брутальщика, русского по-национальности, с еврейскими корнями, ранее проживавшего в Узбекистане (Фил, тебе нужно оторвать свой кусок. Верю, так и будет); таксиста, достойного диплома профессора богословия (мои пожелания остаются в силе, Сергей. Только Восхождение!); доброго и отзывчивого врача из далёких краёв, в которых я никогда не бывал (греки воевали под Троей не за ту Елену);  поклонника металкора из такого экзотичного места, как Семипалатинск (Семён, продолжай слушать. И да услышиться.); любителя тяжёлого видео из Греции, которому нужен "кинжал для начальства" (Гена, руби их, беспощадно руби); яростного блэкера, который ещё более сумасшедший, чем я сам (Евгений, настоящая музыка вон там - многозначительно тыкаю пальцем в толщу атмосферы) и моего бывшего одногруппника, который связывает меня с прошлым (Макс, все мои пожелания давно известны. Миру мир...).

Не забывая о новых лицах, хотелось бы поздравить ещё разок ("Дедушка ты где работал? В НКВД контролёром. Пропуска на вахте выписывали? Нет, контрольный в голову...") двух молодых литераторов - Регину и Анеко-чан (кстати, что сие означает?), которые поднимут свои темы куда выше, чем я свои, по причине наличия таланта и чувства стиля; молодого да раннего дэткорщика из группы "Корми-Своего-Батьку" (я всё верно понял?) и человека со странной, но милозвучной фамилией Юркянец, который органично сочетает увлечение игрой The Elder Scrolls: Oblivion и веру в буддийские постулаты.

Брату Александру Ману: Чтоб я ещё раз абсент с тобой пил, чаморош? Хорошо, что я ухо тебе не отгрыз. В следующий раз, когда ты будешь есть картошку с мясом прямо со скатерти, не касаясь её руками - предупреди. Этот момент войдёт в историю посредством фотоаппарата.

Также показываю оттопыренный вверх большой палец правой руки администрации сайта и создателям сообществ, в которых до поры до времени терпят мои провокации, бездарное жонглирование стереотипами массовой культуры и склонность к тщеславию и нигилизму. Поверьте мне, я не притворяюсь. Это просто случайная мутация.

Записи в этом блоге никогда бы не появились, если бы не творчество групп: 7 раса, #####, 36 crazyfists, Aborym, Adema, After Forever, Ajattara, Behemoth, Betzefer, Black Flag, Bridge To Solace, Coal Chamber, Converge, Corrosion of Conformity, Crowbar, Dead Kennedies, Deicide, Destinity, Evanescence, Fall of Troy, Green Day, Grenouer, Guano Apes, Hellion, Ill Nino, Illdisposed, Ion Dissonance, Jane Air, Korpiklaani, Kreator, Limp Bizkit, Mastodon, Meshuggah, M.O.D., Moonspell, My Dying Bride, Napalm Death, Nine Inch Nailes, Norma Jean, Obituary, Papa Roach, Pig Destroyer, Rasta, Six Feet Under, Sonic Youth, Tankard, The Dillinger Escape Plan, The Offspring, Tristania, Tristitia, Unearth, Viatrophy, Zao, Коррозия Металла.

С предстоящим Рождеством! Разумеется, если вы верите в Рождество.   

Лежу я в больнице со спичкой в зубах,
Читаю Мориса Дрюона.
Истыкан шприцами и тело во швах,
В груди - ощущенье фреона.
В палате сгоревшей аптекой смердит:
Вдохнуть полной грудью несладко.
За окнами мир потихоньку знобит -
Зима начинается гадко.
Замазан я йодом и в отходняках
От пережитого наркоза.
Он всё ещё медлит на бритых висках -
Печальный послед овердоза.
Замотан линялым бинтом кое-где,
Трясёт малость кончики пальцев.
Лежать неудобно, и так же - сидеть,
Подобно глубокому старцу.
Отросшие ногти противно скребут
По мятой больничной постели.
Короче, застрял ненадолго я тут,
Как жвачка в отверстьи свирели.
И всё же хоть здесь можно мне отдохнуть
От Сети, семьи и работы.
Проспи хоть весь день, представляете? Жуть!
Никто не прервёт и дремоты.
Устроил себе небольшой карантин
От прочей условной Вселенной.
Колёса принял - и уткнись в потолок,
Как в лагере военнопленных.

Когда меня вытащили из багажника, где я пару часов катался бизнес-классом из Лас-Вегаса, штат Невада, я впервые смог вздохнуть полной грудью. Было жарко, чертовски жарко, а в багажнике я почувствовал себя курицей, которую заживо жарят на гриле в третьесортной закусочной. Эти гады даже не положили туда газет, чтобы мне было не скучно наслаждаться поездкой…впрочем сейчас Энрико Фрегуэра не даст мне заскучать. Краем глаза я заметил, что здоровенные жлобы характерной внешности «я родился и вырос на окраине Мехико» вытащили из багажника второй машины Декстера Клеймберга (если вы с первого раза выговорите его имя и фамилию без ошибок, я подарю вам сигару), ещё одного провинившегося перед Большим Боссом. Зная Энрико я понял, что будет шоу с плохим финалом – и я не ошибся.

Всё происходило на обочине федерального шоссе, где раз в двадцать лет проезжает какой-нибудь потерявшийся пьяный забулдыга. Сам Фрегуэра подъехал чуть попозднее, предоставляя мне и Декстеру шанс погреться под щедрым солнцем пустыни. Он предстал перед нами во всей своей красе – невысокий, полный, с дурацкой эспаньолкой и руками, расписанными татуировками. При нём был взвод упоминавшихся выше жлобов и большой пляжный зонтик – короче, дело дрянь. Восседая на раскладной табуретке рядом со своим джипом, он потягивал холодное пиво из банки и имел вид короля Латиноса Тринадцатого, который узнал, что двое его верных рыцарей отодрали во все отверстия такую же верную (до определённого момента) королеву. Впрочем, всё было значительно хуже – я и Декстер, нажравшись кислоты пополам с волшебными грибами (привет тебе, сценарист фильма «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»), уничтожили прибывшую из Тихуаны партию товара и перебили курьеров, попав при этом в абсолютно дурацкое положение. Энрико не стал поминать этот досадный инцидент:
- Неважно, как это было, друзья мои, и сколько товара вы пустили по ветру. Поскольку вы работали на меня, то я хотел бы знать одно: кто вам заплатил за это дерьмо?
- Мы не…- начал Декстер, но я его перебил:
- Феликс Макроувел. Да, именно он, Босс, - сказал я, поскольку если бы Декстер заявил, что мы уничтожили товар просто так, Энрико порешил бы нас на этом самом месте.
- Дёрганый Феликс? – искренне удивился Энрико. – Ну, это я могу понять. Не могу одобрить такую гнусную проделку, но могу понять. Ладно, мы здесь не для психологических консультаций. Я решил вам двоим, работавшим до сих пор на совесть, дать шанс реабилитироваться. Жалко терять таких двух отъявленных мерзавцев. Вы как считаете? – и Фрегуэра вперился в меня взглядом, от которого мелкие дилеры сразу выпускали весь свой страх в штаны. Но я продолжал стоять, как ни в чём не бывало.
- Думаю, действительно жалко, Босс.
- Д-д-да, Босс, - заикаясь выдавил из себя Декстер. С ним всё было намного хуже и я готов был забиться на свою любимую гавайскую рубаху, что этот мешок с говном и наркотой сейчас мысленно бронирует себе место на том свете.
- Хорошо. Тогда сейчас я изложу вам суть того, как вы вернёте мне своё доверие. Освальдо, принеси сюда ящик с бухлом, - приказал Энрико и улыбнулся своей фирменной людоедской улыбкой. Только тут я понял, что он задумал.

Пока жлобы ставили раскладной столик, купленный наверняка на дешёвой распродаже в Рино, и вытаскивали из джипа то самое бухло (текила, ром, пару бутылок «скотча», бурбон и ещё что-то, что я не разглядел как следует), Энрико с присущей ему вежливостью вещал:
- Конечно, я мог бы приказать вам долбить друг друга в задницу, пока одному из вас не понравилось бы. Но поскольку мы не мариконы, а вполне респектабельные серьёзные люди, то поступим следующим образом.
- Каким…образом? – прошептал Дек стер и судорожно сглотнул.
При слове «задница» я сразу вспомнил семнадцатилетнюю дочь Фрегуэры, с которой я раз или два зажигал. Да-да, сзади она тянула на Мисс Южных Штатов. Хорошо, что папаша не знал о наших невинных шалостях – он был ёбнутый на все шестерёнки католик.
- Вы, друзья мои, сейчас будете пить и материться. Материться и пить. По очереди. И когда кто-то из вас выблюет выпитое или упадет на землю, второй пристрелит его из этого «магнума», - Энрико достал из кармана револьвер и покрутил его на пальце с грацией и профессионализмом Билла Пекоса. – Материться вы будете тоже в адрес друг друга – это не ради дела, а скорее ради моего удовольствия. Никаких возражений?
Я бы высказал ему свои возражения, но мой черёд становиться пакетиком чипсов для дьявола ещё пришёл.
- За дело! – крикнул Фрегуэра и пальнул из револьвера в небо.
Мы с Декстером подошли к столику. Пальцы у него дрожали – вся прелесть отходняков теперь заставляла его плясать пляску святого Витта. В моей крови тоже догорал эфедрин, но в голове играли Down Фила Ансельмо, что-то из альбома “Over the under”, и разум мой был чист и спокоен, как апрельское утро. Я открутил крышку с первой попавшейся бутылки, налил две чарки (кажется, это был ром – неплохое начало) и протянул одну Декстеру.
- Чтоб ты сдох, ебучая мразь. Чтоб черти тебя имели до кровавого поноса, - произнёс я и опрокинул рюмку.
Декстер колебался. Он чувствовал, что ему меня не перепить, но особого выбора у него не было.
- Ты ебаный говнюк. Желаю тебе сгнить от сифилиса в хуёвой реабилитационной клинике, - Декстер проглотил порцию рома и застыл в ожидании добавки.

Так оно и понеслось. Мы пили и матерились, матерились и пили. Энрико следил, чтобы мы не повторялись. Это было сложно, потому что к концу третьей бутылки зелья меня уже изрядно повело. Декстер, по-моему, вообще пребывал где-то между страной волшебника Оз и копями царя Соломона – но он пока ещё выныривал оттуда, чтобы сказать мне пару ласковых пожеланий и выпить рюмку. У меня двоилось в глазах, и я начал терять веру в себя. Ещё пара-тройка чарок, и на конкурсе невадских блевунов я займу чемпионское первое место. Но тут то и случилось непоправимое: с громким горловым бульканием Декстер выблевал на раскалённый песок, а потом рухнул в лужу собственной блевотины и уже не поднялся в вертикальное положение. Фрегуэра засмеялся таким смехом, что я не забуду его до конца дней.
- Подойди сюда, сынок.
- Да, конечно, Босс, - произнёс я заплетающимся языком и петляя, как заяц от своры охотничьих псов, подошёл к Энрико.
- Пристрели эту падаль, - мягко, почти с отеческой любовью произнёс шеф, давая мне револьвер.
Я вдруг представил, как я резко выхватываю револьвер из его руки и пускаю шесть пуль в Энрико и ближайших телохранителей. Декстер был мне чем-то вроде друга, и убивать бедного старого хиппи мне не хотелось. С другой стороны, Фрегуэра не дурак – в барабане только один патрон, но даже если бы их было шесть, оставался бы ещё с десяток мексиканцев с дробовиками и мачете – а я был в хламину пьян и едва волочил ночи. Я подошёл к едва дышащему Клеймбергу, прицелился как смог и снёс ему добрую половину черепа. Бедняга так и не понял, что проиграл – ему было слишком хорошо, и теперь он был не Декстером Клеймбергом, а просто падалью в нелепых шмотках, к которой скоро прилетят пустынные грифы.

Я вернул револьвер Боссу и теперь стоял в ожидании вердикта. Мне было плевать, что случится – возможно, весь этот спектакль был только началом. Но Фрегуэра меня удивил. Этот человек, который в жизни не слышал слова «милосердие» и не понимавший его значения поднялся со стула, обнял меня (при этом я едва не повалился на спину) и сказал:
- Ты прощён, амиго. Теперь ты снова с нами, сынок.
- Я очень рад, Босс. Спасибо.
- Погоди, это ещё не всё. Я знаю, что вы с Декстером сожгли товар, обожравшись дряни. Кстати, на будущее – бросай это дело. Но я просто хотел посмотреть, кто возьмёт на себя вину. Ты сделал это, и я рад, что поставил на тебя сегодня. Декстер пытался убежать от меня, а ты честно сдался, поняв свою вину. И ещё одно: после того, что ты делал с моей дочерью, ты, как порядочный человек, должен на ней жениться. Ты понимаешь это?
- Понимаю, Босс, - в череде глупостей, выпавших на мою долю, эта была самой неожиданной и несуразной.
- Вот и славно. А теперь поехали домой. Там ты протрезвеешь и займёшься делами. Заводи машину, Аугусто, - Фрегуэра отослал своих «торпед» по машинам и сам отправился к джипу походкой человека, который заплатил все налоги и безнаказанно насрал прямо в офисе директора ФБР.
И теперь, когда мы уезжали с места маленького соревнования, в котором я едва-едва оказался победителем, я вдруг подумал не о делах и не о дочери этого толстого придурка, а какого это: лежать на пустынном песке в луже собственной блевотины и ждать две неизбежные вещи – падальщиков и дежурного ангела, который откроет для твоей души небесный шлюз.

Кадавры скучают в ночи -
Пылают огни папирос.
Поесть человечины всласть
Сегодня опять не вопрос.
Кладбищенских ёлок не счесть
Наряженных чем повезло.
Пируют в ночи мертвяки,
Пирует вселенское зло.

Клыком гложет пробку вампир.
Бутылка вина "Каберне"
Зажата в когтистой руке -
Воистину правда в вине.
А зомби жуют мандарин,
Кривясь от его кислоты;
Скорее вдохнув аромат,
Рвут цитрус подгнившие рты.

Вот праздничный ужин готов -
Скелеты несут шашлыки.
Подвыпивший сторож Артём
Лежит в окруженьи трески.
Лежит он, разделанный вдоль
(Разделан он и поперёк).
Он - главное блюдо стола:
Тут не пропадёт и кусок.
Пошло мясо на барбекю,
Добавили сердце в салат,
А печень и мозг в сухарях
Ласкают мертвеческий взгляд.

Забиты скамейки битком,
Пирует кладбищенский люд.
Пытаются призраки вновь
Залить в себя игристый "брют".
Поют упыри "Jingle Bells"
И музыке топают в такт.
Задорно хрипят упыри,
Им вторит большой вурдалак.

Фейерверки взлетят из костей...
А утром уже в январе
Лежать будет куча гостей
В квартирах, на смертном одре.

Юный сын к отцу пришёл, и сказал, смущаясь:
"Я себе любовь нашёл, часто с ней встречаюсь.
Я дарю её шоколад, покупаю кексы,
Но мой опыт маловат, папа, в плане секса".
У меня секретов нет, слушайте, ребята,
Папы этого ответ невитиеватый:
"Не в подарках дело, сын - глупость и нелепость!
Выход здесь всегда один. Женщина - как крепость;
Эту крепость надо брать нежностью и лаской,
Силу можно применять, но всегда с опаской.
Краткий экскурс в чудный мир, мир противоречий
Мы с тобою совершим в этот чудный вечер.

Если девушка сама задирает юбку
И глядит на твой карман - это проститутка.
С ними лучше не ходить, так как между прочим
Мне за год не оплатить стоимости ночи.
Если девушка с тобой, а потом с Андрюхой,
Послезавтра с Мустафой - это просто шлюха.
С нею можно так, разок, коль совсем тоскливо.
Но не суйся к ней, сынок, без презерватива.
Если девушка с другой (даже на гулянке),
Помни, сын мой дорогой, это - лесбианки.
Их тебе не возбудить, здесь, сынок, другое.
Лучше сразу обходить Лесбос стороною.
Если ты её ласкал, а она молчала,
Если ты его достал, а она убрала,
Участь женщины такой, друг мой, незавидна.
Это подтвердит любой - женщина фригидна.
Если ходит за тобой мальчик неотвязно,
Этот мальчик - пидорас, что весьма опасно.
Прочь гони его скорей без заездов пробных:
Пусть бежит искать друзей средь себе подобных.

Об одном тебя прошу - обойдись без грязи.
Я тебе не разрешу, блин, случайных связей.
Ты одну себе найди девку поприличней;
Познакомить приводи. Понял? Ну, отлично.
И, уж раз ты в это влез, помни, сын мой Рома:
"Самый безопасный секс - секс по телефону!"

Стоишь себе с трубкой в общей "курилке"
И Harvest вдыхаешь - табак незабвенный.
И вьётся дымок в помрачневшее небо;
Короче, обед так проходит некисло.
В котельной валяются пьяные черти,
Куда-то директор бежит, спотыкаясь:
В руке - туалетной бумаги обрывок
И виски шотландский, разлитый в Одессе.
В большом туалете прокладки меняют
Два пьяных сантехника женского пола.
Несётся за харчем наш штатный бухгалтер,
Избыточный вес транспортируя ловко.
А маленький пёсик, Бароном крещёный
(То помесь терьера, пилы и стамески)
Виляет хвостом и глодает неспешно
Около логова ногу в колготках.
Труба не пыхтит - то сезон не начался;
Царапает вышкой своей атмосферу.
В ней дырок, как в сыре, но дырок не видно:
Шпаклёвка умело скрывает изъяны.
Юристы бухают коньяк и "Мартини",
Едят колбасу, винигрет и омаров.
Расчётная группа играет в настольник,
Но плохо им стол канцелярский подходит.

Вот так трепещи, неплательщик немытый!
Отключим тепло - и ступай себе смело.
И пусть платежей мы пять лет не видали,
Зато наградили медалью "За храбрость".

Знакомый сюжет - нас окутал сугробом
Набор повседневных проблем.
Добираясь на транспорте к месту работы,
Я глух, равнодушен и нем.
Городская усталость унылой балладой
Страется поработить.
И где та свобода, и где та отрада
Что позволяет нам жить?

Железо и стекло: красивая сказка
Для верящих в ложь.
Слабое тепло - фальшивые звёзды
В беззвёздную ночь.

Ещё до того, как попасть в жернова,
Я искал нечто большее в том,
Что иногда будоражит мне кровь -
Ощущаемый смутно фантом.
Ведь там за помехами серых зеркал,
Внутри невесомых теней,
Летят те миры, о которых мечтал
В суете своих будничных дней.

Небо и земля: мы не способны
Увидеть мираж,
Что реальней секунд, потраченных зря
На напрасный коллаж
Из наших рутинных тревог...

Снится нам только покой или нечто поболе
В стенах, и в поле и просто в полётах во сне?
Движется время зигзагами под алкоголем
В сотнях вещей, в идеале и просто во мне.
Нет никакого покоя - то бесится атом,
То с ума сходит уже целый мир, целый вид:
Бросится судьбы ломать или вновь верит в фатум
Всё человечество или один индивид.
Носятся, маются все шестерёнки Машины,
Все элементы планеты мелькают вразнос.
Как на придуманной карте в сетях Паутины
Резко растут башни профилей, блогов и проз.
Мечется в приступе страшном пустой эйфории
Шар наш тяжёлый земной каждым слоем коры.
Мы же в ответ демонстрируем все мимикрию
Или сжимаем реальность до чёрной дыры.
Шквалом в лицо дует бриз перемен и волнений;
Вроде бы лёгок и слаб, но силён изнутри.
И порождает он хаос мыслишек и мнений
Плюс беспокойство а-ля сир Сент-Экзюпери.
Снится нам только покой или нечто секретней,
Чем два ноля и гриф "Доступ допущенных лиц"?
В статусе бодром мы только колибри и слепни,
Что летят по ветру средь облаков или птиц.

(Радостно) Мы делили мандарин!
(Мрачно) Древнее проснулось зло...
(Радостно) Много нас, а он один.
(Мрачно) Много наших полягло...
(Радостно) Это долька для ежа,
(Мрачно) Не восстанет мёртвый ёж...
(Радостно) Это долька для чижа,
(Мрачно) Против пули не попрёшь...
(Радостно) Эта долька для стрижа,
(Мрачно) Славным был сожжённый стриж...
(Радостно) Эта долька для моржа,
(Мрачно) За моржа не отомстишь...
(Радостно) Эта долька для кота,
(Мрачно) От кота один скелет...
(Радостно) Эта долька для крота,
(Мрачно) Вырубил крота кастет...
(Радостно) Эта долька для бобра,
(Мрачно) Из хвоста торчит весло...
(Радостно) А для волка - кожура!
(Мрачно) Хоть кому-то повезло...

Здесь размещена финальная версия песни "Расскажи мне", слова которой, в случае надобности, вы можете найти чуть ранее в этом же блоге. Она задумывалась как медленная и акустическая, дающая отдых после целого ряда трэшкоровых мясорубок, но была доведена до ума второй - после "Проповеди некроманта". Здесь учтены замечания насчёт качества записи вокала, хотя он, разумеется, по-прежнему звучит не так, как хотелось бы мне и остальным, кто принимал участие в создании песни. Насколько хорошо или плохо у нас получилось, вы решаете сами.

Вас вдохновляют слова украинских газет?
Нет.
Как полагаете, ждать ли удара корейских ракет?
Бред.
Что ожидает нас там, где нас уже нет?
Свет.
Что нежнее безумной любви, шелков и конфет?
Плед.
Вы умирали в порыве отчаянья, товарищ Стас?
Раз.
Как вы зовёте напиток, что алчете прямо сейчас?
Квас.
Будете ради стихов вдыхать дурманящий газ?
Пас.
Как вы ответите, если попросят писать на заказ?
В глаз.
Что вы намерены делать, вас уже знает народ?
Вот.
Сколько вам нужно, чтоб вырастить лирики плод?
Год.
Куда вы уйдёте, если победят подлец и урод?
В грот.
Ищете что вы на берегу жизни реки, плот?
Брод.
Где вы храните весь ваш талант и всю спесь?
Здесь.
Выпьете сколько? В этом стакане убойная смесь.
Весь.
Что остаётся, когда извращают идеи в поганую взвесь?
Месть.
Что ненавидите так же, как бестолковый протест?
Лесть.

Против нас восстали собственные стены
В ходе атомных сплошных бомбардировок.
Как звучание всех труб Иерихона
Прокатил срыватель окон и засовов.
Бонн, Париж, Нью-Йорк, Москва, Пекин, Канберра,
Тель-Авив, Бангкок, Лос-Анжелес, Претория
И другие города без всякой меры
Поглотила наша общая история.
Это, верно, проявился гнев Господень;
Его длань коснулась греншников и чистых.
Позже радиационные ожоги
Нас пометят как нечистых во всех смыслах.
Это хуже, чем библейская проказа,
А за ней - лучи, мутации, бездетность...
Впрочем, многим хватит вспышки в эпицентре
(Ослепление - печальная известность).
А ещё недавно небо было мирным,
Очень тихим, чистым, ясным, безопасным.
Но сирены разбудили вдруг тревогу,
Разукрасив небосклон мой ярко-красным.
Корпуса ракет по-хищному акульи
Погребальными крестами пламенеют
Над развалинами сапьенсовых ульев.
Над воронкой эпицентра вечереет...

Где рука, что спустит в шутку кнопку "Запуск"?
Где та воля, что былое подытожит?
Где-то ищет уже двери в наше Завтра,
Отпечатками на стенах стать поможет.

Это малый народец, что живёт под землёй,
Никогда не видя Солнца.
Он идёт по тунеллям развесёлой гурьбой,
Шумя, как толпа леприкорнцев.

С топорами и пивом наперевес
И с богатой добычей впридачу,
Это мелкое племя идёт в ночной лес
Пировать и пить за удачу.

Где-то между корней и подземных озёр,
Где пещеры просторны и светлы,
Живёт наш народец, силён и хитёр,
Всех врагов обратил в кучи пепла.

И теперь он везёт женщин, водку и скот
И другие трофеи и вещи,
Что в кровавом бою подарили враги
(Но народец видал и похлеще).

Это малый народец, что живёт под землёй:
День - запретное, страшное время
Для дружинников-дварфов, крутых выпивох,
Но ночами бродит их племя

Под высокой горой, по высокой траве,
По ходам в вековечном Подлесье.
Если кто нападёт - топором между глаз,
А потом закусить пиво песней.

Журналистам Газеты иногда приходится иметь дело с такими материалами, которые, по их собственному мнению, могут заинтересовать разве что помешанного на своей работе специалиста узкого профиля. Тем не менее редакция считает, что эта, с позволения сказать, информация будет иметь определённый отклик в среде обычных читателей. Вот так и случилось, что я, один из журналистов отдела Внутренней Жизни, должен был делать репортаж о клинике, где подрастающую российскую молодёжь лечат от отакизма.

Конечно, я о ней кое-что знал и без всяких журналистских расследований. Где-то в Рекреационной Зоне № 2 под Тамбовом (в незапамятные времена там было село Ярославка, или как-то так) находится частная психиатрическая клиника типа D, принадлежащая некоему Лисовскому Богдану Афанасиевичу, доктору медицинских наук. Он как-то выбил с правительства деньги на своё сомнительное предприятие – поговаривают, что он двоюродный брат жены президента Новой Федерации, и тут сработали связи. Туда привозят со всей Новой Федерации (и даже из Евросоюза) подростков-поклонников интерактивного трёхмерного анимэ. Как и от чего их там лечат – это мне и предстояло выяснить. Короче, без долгих раздумий я сел в Петербурге-2 на поезд – и через два часа был на месте.

Честно говоря, я не ожидал, что современная клиника может выглядеть так. Из зданий современной постройки там только административное. Всё остальное стилизовано под русскую глубинку начала 21 века в самых банальных её проявлениях – кирпичные дома, деревянные избы, колодцы, стога и прочая старонациональная антисанитария. Сам Лисовский удивительно напомнил мне образ Тимура Тимуровича Канашникова, психиатра из одной старинной книги Пелевина. Говорил он без умолку, очевидно надеясь разрекламировать своё заведение. Впрочем, хорошо было и то, что он гостеприимно согласился угостить меня завтраком.

- Натуральное молоко? Коровье? – недоверчиво спросил я, надпивая белый по цвету напиток из стакана.
- Разумеется. Знаю, сейчас, в эпоху общей стерильности трудно попробовать чего-то такого, но у нас тут натуральное хозяйство. Вы пейте, пейте, не бойтесь, всё соответствует санитарным нормам и абсолютно безопасно для употребления, - Лисовский довольно улыбнулся и проглотил кусок яичницы.
- Насколько я понял, сотрудников для ведения этого натурального хозяйства вы не держите. Так кто же, к примеру, доит коров? Вы потратились на кибернетических помощников?
- Да нет же, зачем. Кто добывает у нас дары природы, вы скоро узнаете. Сперва я вам расскажу, чем я тут занимаюсь, дабы развеять последние сомнения. А то знаете ли, у многих сложилось превратное мнение о моих методах…
- Да что вы! У меня пока вообще никакого мнения о них нет. Но вы излагайте.
Лисовский откашлялся и приготовился прочитать лекцию. Говорят, он такие лекции читал, ещё когда преподавал инвазийную психиатрию в своей провинции.
- Начать мне, пожалуй, нужно издалека, а именно с того, как возник отакизм и почему его надо лечить. Как ни странно, чтобы понять такие вещи нужно окунуться в историю мультипликации. Вы знакомы с этой историей?
- Нет, - честно ответил я, а сам подумал, что начал он слишком издалека.
- Так вот, - авторитетно продолжил Лисовский, - к середине 20 века мультипликация стала феноменом массовой культуры, своеобразной разновидностью кинематографа. Стала она таковой благодаря продукции американских студий, в том числе предприятия Уолта Диснея. Поначалу мультфильмы были рассчитаны на сугубо детскую аудиторию, были весьма примитивны по исполнению и наивны по смыслу. Они, собственно, представляли собой разновидность нарисованной сказки. Долгое время всё так и оставалось, пока на рынок мультипликационной продукции не вышли японцы со своими стилизоваными мультфильмами, называемыми анимэ. Анимэ успешно конкурировали с американскими, советскими и другими мультфильмами, хотя в первое время представляли собой всё те же нарисованные сказочные истории. Но уже тогда, благодаря необычности сюжета, прорисовке и многим другим характерным чертам, анимэ привлекали к себе большое внимание молодых людей с определённым складом психики. В японском анимэ со временем даже появился такой жанр, как «повседневность», адаптированный под запросы определённой группы поклонников анимэ.
Всё изменилось, когда Поспешин и Сагоява в 2017 году изобрели принципиально новый способ подачи трёхмерного изображения, основанный на голографии. Но ещё до того поклонники анимэ (сами себя они называют «отаку», со старояпонского это что-то вроде «ваша милость») наслаждались анимэ, сделанным на основе так называемой трёхмерной компьютерной графики. Именно обращение к передовым технологиям позволило анимэ вытеснит конкурентов с рынка и полностью их подавить. Вы, молодой человек, этого помнить не можете, зато во времена моего детства только одно анимэ и показывали, всё остальное было раритетом либо вообще на рынке мультипликации не всплывало.
Так вот, голографическое анимэ постепенно подстраивалось под интересы отаку. А поскольку отаку любили копировать любимых персонажей, чрезвычайно распространенным стал жанр, в котором анимэ тесно переплелось с новейшими достижениями в сфере искусственного интеллекта – интерактивное анимэ. И вот тут то и наступило самое страшное. Отаку настолько оторвались от реальности, что перестали различать, живут они в пространстве любимого анимэ или в нашей повседневности. Естественно, это привело к возникновению такой мании, как отакизм – она, эта мания, характеризуется навязчивыми состояниями, галлюцинацией, потерей памяти и так далее. Именно это я и стараюсь лечить.
- А что, отаку в таком состоянии опасны для общества? – спросил я, откусывая кусок хлеба с натуральным маслом.
- Да нет, я бы не сказал, что они становятся опасны. Дело, видите ли, в том, что отаку были до недавнего времени немногочисленной, мирной и дружелюбной субкультурой. Правда, излишне эмоциональной и инфантильной, но всё же они были лучше старинных панков с металистами или более современных «смертников». Опасными в прямом смысле этого слова являются поклонники хентая – эротического или порнографического анимэ. Опасность совсем в другом…Скажем, массовый выход молодёжи за переделы реальности существенно вредит демографической, экономической, социальной и политической ситуации в Новой Федерации. Представьте себе, что будет, если каждый второй подросток не будет интересоваться ничем другим, кроме мультфильмов, да ещё и ко всему будет без них практически невменяемым.
- Ужас какой, - притворно содрогнулся я. Знаю я, как эти господа психиатры любят всё преувеличивать.
- Пожалуй, после вступительной лекции я получше ознакомлю вас с нашим заведением. Завтрак вам понравился? – спросил Лисовский и улыбнулся мне так широко и дружелюбно, что я просто не мог ответить отрицательно.
- Конечно понравился. Вкус детства.
- Вот и чудно. А теперь извольте идти за мной.

В приёмной я увидел будущих пациентов. Сказать, что они выглядели экзотично – это значит не сказать о них ничего. Нелепые причёски кричащих тонов, довольно странная одежда, похожая на пропущенные сквозь жернова моды доспехи, холодное оружие (Лисовский объяснил мне, что оно бутафорское и бояться его не стоит), разукрашенные гримом лица…Что до речи, то это была мешанина новояпонских диалектов с привычным русским языком и молодёжным жаргоном. Отаку, видимо, часто узнавали друг друга, потому, если в приёмной появлялся новенький, несколько человек тут же голосили не своим голосом, кидались его обнимать, и иногда даже валили на пол.
- Как видите, сублимация психической половой энергии у них переходит в такие вот формы, - сказал Лисовский поморщившись. – Но я и медперсонал научились терпеть. Нам даже пришлось выучить токийский диалект, чтобы хоть как-то с ними общаться на первых порах. Обратите внимание на количество новоприбывших – наше заведение едва-едва вмешает такое количество пациентов.
- Кстати, они добровольно сюда прибывают? Не видно, чтобы их кто-то сопровождал.
- Несовершеннолетних привозят родители, но на территорию родители не заходят. Такое у нас правило. Совершеннолетние прибывают сами по рекомендации с места работы или учёбы. Они полагают, что являются героями анимэ, действие которого происходит в психиатрической клинике, потому проблем с ними немного.
- Можно я сделаю пару фото?
- Конечно, конечно. У вас там в Газете такого никто не видал, да и читатели пусть представят…

Чтобы осмотреть угодья Лисовского, мне пришлось переодеться в ватник, резиновые сапоги и поношенную старую одежду, а потом шлёпать вместе с ним по весенней грязи. Антигравитационных рельсовых дорожек здесь не наблюдалось. Сам же Богдан Афанасиевич в доисторических колхозных одеяниях гордо вышагивал по небольшой деревушке, где жили его воспитанники.
- Во-первых, мы избавляем их от дурацкого внешнего вида. Дабы не возникало ассоциаций с прошлым. Во-вторых, определяем в небольшую группу, которая занимается определённой отраслью нашего небольшого хозяйства. Там есть и почти выздоровевшие, и новички, но никакой дискриминации. В-третьих, заставляем, чтобы себя прокормить, заниматься физическим трудом на свежем воздухе с полной отдачей сил. Препараты по ментальному воздействию мы практикуем только в крайних случаях, и это большой плюс.
- Значит, главным методом является трудовая терапия.
- Именно так. Физический труд в родной русской атмосфере, на фоне русской природы, натуральные продукты, здоровые отношения (половое общение мы им не запрещаем) – всё это лечит юные души. Девушки доят коров и ухаживают за скотиной, парни рубят лес, работают в поле и даже занимаются кузнечным ремеслом – чем не старая сельская идиллия?
Воспитанники Лисовского действительно работали. Пока мы с психиатром проходили по селу и окрестностям, я увидел бывших анимэшников, пасущих скот, ковыряющихся в земле, ловящих рыбу в речке и рубящих дрова примитивным топором с деревянной ручкой. Почти все пациенты были коротко чуть ли не налысо, подстрижены, одеты в старое тряпьё, но у всех на лицах читалось выражение неподдельного счастья. Лисовский, проходя мимо, со всеми здоровался. Ни дать, ни взять помещик из древних русских романов.

Здоровенное мрачное здание из красного кирпича высилось на окраине посёлка.
- Это место, где мы, в необходимых случаях, применяем меры принуждения, - поведал Богдан Афанасиевич. – Проще говоря, изолятор. Кроме того, там стоит оборудование для плановых медицинских обследований и интенсивной терапии. Это для самых тяжёлых и трудно излечимых случаев.
- И что, отакизм излечим на сто процентов?
Словно ответом на мой вопрос из недр изолятора донёсся чей-то душераздирающий крик. Потом всё стихло.
- Разумеется. Не хотите пройтись по изолятору? – как ни в чём ни бывало спросил Лисовский. – Там очень много интересного.
- Я сфотографирую снаружи, - ответил я, решив, что ноги моей в этом изоляторе не будет.

Под конец я пообщался с пациентами. Лисовский пояснил, что им при регистрации и поселении придумывают новые имена – дабы выбить из памяти клички в стиле отаку. Общался я с теми, кто живёт тут уже второй год – все они показались мне очень доброжелательными и весёлыми молодыми людьми, которые совсем не похожи на обычных обитателей психиатрических клиник. Последним соображением я поделился с Лисовским.
- Ну, конечно они непохожи. Я работал над методом микросоциального воздействия одиннадцать лет и довёл его до совершенства. После лечения они станут полноправными членами федеративного общества. Делать из них затравленных, сломленных духом существ не в моих планах.
- Понимаю.
- Я вам скажу, что в Академии Наук смотрят на мои труды как на перспективную отрасль в медицинской науке. Они даже об этом в каком-то вестнике писали. Признание ещё впереди, - мечтательно улыбнулся Лисовский.
- После моей статьи оно к вам обязательно придёт. Если я всё уже видел, то мне лучше спешить в редакцию.
- Да, да, конечно, не смею вас больше задерживать, - сказал психиатр-помещик и стал прощаться.

После отъезда журналиста из Газеты на центральной площади посёлка вокруг Лисовского собралась толпа пациентов.
- Ну что, бумагомаратель этот укатил восвояси?
- Да, слава Богу, дорогие мои. Деньги собрали?
- По 25 энергорублей с носа. Как просили.
- Давайте сюда…- психиатр торопливо спрятал деньги в карман брюк. – Сеанс через десять минут у огородников в подвале. Скажите, чтоб аппаратуру настроили. И ещё одно – что будем смотреть?
- Из Final Fantasy нового что-нибудь интерактивное, - раздалось несколько голосов.
- Так и быть. Бегите к подвалу поживее, чтоб вас никто не видел.
Глядя на убегающих на сеанс показа анимэ отаку, Лисовский ухмыльнулся, достал пачку кредиток и пересчитал их. А потом довольным голосом изрёк:
- Отакизм или не отакизм, а всё ж 2500 энергорублей на дороге не валяются…

Здравствуйте, вольные или невольные спутники моего воспалённого воображения! Как вы должно быть заметили, напрочь закончился 2010 год, который я не успел даже распробовать - но он не замедлил оставить во рту неприятный привкус неустроенности, неблагополучия и нелепости, которыми полна моя странная жизнь. Как и безумец из Старшего Аркана Таро, я бреду неведомо куда и неведомо зачем, опасно играя в прятки с кармой и балансируя на краю бездонного обрыва Вечности, откуда никому нет возврата. Многие из Вас знают, что я потерял одну работу и нашёл другую взамен прежней; многие также знают, что я всё более близко принял к своему сердцу путь меча, хотя мне невероятно далеко до истинного его понимания. Кое-кто читал то, на что у меня сейчас не так много времени - мои стихи; возможно, Вас обрадует новость о том, что я издам их в будущем году в виде небольшого сборника. Понятия не имею, кому и когда они могут понадобиться, но тщеславие моё говорит ко мне иногда устами, которым нельзя противиться.

Так и иду я по тонкому льду времени, не замечая более трещин и не оглядываясь назад - но, возможно, именно таков самый верный путь к небесам. Спасибо тем, кто идут рядом. Те же, кто покинул меня - ищите свою дорогу сами. Недаром Будда призывал бродящих во тьме искать света.

Спасибо Гадкой Анеко-чан, разделяющей моё небольшое рисованное безумие: до-дзо о-раку-ни, тотэмо канся ситэ оримас. Ироиро аригато годзаймасита. Если ты лелеешь в сердце мечту выбраться из-под душного навеса реальности, я должен так или иначе помочь тебе всеми своими силами - иначе обоих нас ждёт жизнь на маленьком островке нашей фантазии посреди хорошо известной нам пустыни.
Спасибо Елене Энес, которая пережила несколько тяжёлых ранений, о которых нет нужды распространяться здесь: нандэмо аримасэн, вероятно, всё было к лучшему. В мире много вещей, без которых мы можем обходится, и о которых не стоит сожалеть, а посему устреми свой взгляд будущее и позабудь невзгоды. Не все рассветы и закаты одинаковы, и какой-то из них сможет, наконец, избавить тебя от печали.
Спасибо Евгению Пильникову, который, несмотря на собственную невежественность и настырность не покидает важный пост моего собеседника: до ситан дэс ка? Почему не горит в тебе жадная до великого освобождения душа воина? Почему стал мелок ты и слаб? Помни, что лишь тебе по силам подняться на ноги после падения - я лишь могу подсказать, почему. И нет у меня слабости к роду человеческому - он лишь игра Бытия.
Спасибо Денису Коробкину, который, подобно даосским мудрецам, любит сидеть с удочкой на берегу илистых рек: не металл творит нас, а мы металл, таковы судьбы человеческие. И если бы не обращали мы слух к металлу, как мог б он считаться свершением? Ныне же наступает год Кролика-из-Металла - и, наверняка, не зря наступил он для нас.
Спасибо Максиму Жукову, что одновременно близко и далеко: нечасто говорим мы с тобой, как нечасто говорю я с кем-либо ещё, но есть во мне слабая надежда, что мы ещё обстоятельно обо всём побеседуем до того, как сочтут наши дни. Не оступайся и следуй за собственным замыслом.
Спасибо Регине Хабибулиной, что любит принимать форму образа из большого количества цветных точек: образ твой красив, но да не превзойдёт он то, что под ним, иначе и красота померкнет от того, что пришлось бы ей скрывать. Пожелаю тебе, что все драмы, описанные тобой в твоих стихах, никогда с тобой не случились - нет любви, но есть нечто, что называется так.
Спасибо администрации проекта и всем, на ком ощущается неподдельное благословение высших слоёв - рано или поздно всех ждёт встреча, после которой не будет расставаний.

Записи в блоге появились благодаря звуку произведений: 7 раса, 25 ta life, Abnormal, Aborym, After Forever, Before Their Eyes, Behemoth, Cadaveria, Corrosion of Conformity, Crowbar, Dark Age, E.Town Concrete, Evanescence, Falchion, Fall of Troy, Genocide Superstars, Green Day, Grenouer, Hacksaw To The Throat, Ill Nino, Illdisposed, In Battle, Jane Air, Katatonia, Kreator, Mastodon, Meshuggah, Moonspell, Pig Destroyer, Sonic Youth, Six Feet Under.

Со всем, что было, что есть и что будет, покуда все мы не окажемся по ту сторону времён. Хум.

[ Читать далее... → ]

Не спокойствие и не бунт частиц,
Это просто бетон - дверь в мир вещей.
Мир богато иллюстрированных страниц,
Где богов и чертей гонят взашей.

Мир многообразных наполнителей, звуков и волн,
Красоты и уродства для миллионов,
Сведённых в батальоны для мировых войн,
Для учений в мегаполисах-полигонах.

Война за деньги, война за кровь,
Война за то, что никто никогда не хотел.
Патроном станет даже слово "любовь",
Прошибая ряды наших увечных тел.
Война за страсти, война за боль,
Когда мы вновь насладимся пением пуль.
Это Тёмный Архонт, наш король,
Приводит нас всех к знаменателю "нуль".

Не покой и не суета сует,
Это просто природа - мать Земли,
Разместила в нас такой декрет:
Воевать и сжигать даже угли.

Плацдарм для бесконечных манёвров и контратак,
Окружений в бесконечности Забвенья.
В этой бойне мы все превращаемся в шлак,
И в других мирах ждём перерожденья.

Война за мысли, война за плоть,
Война за то, что никто никогда не просил.
Стереть противника - столько забот,
Нам о том говорили десятки Мессий.
Война за время, война за труд,
Когда мы вновь окунёмся в траншеи дорог,
В окопы улиц. И снова мы тут
Умираем в борьбе, наш непризнанный Бог.

Пусть лицо умирающих красный закат осветит,
И пускай они вспомнят красивое, ведь на Земле
Есть какие-то облески мест, что не знают войны.
Предаём наших павших обычной зелёной траве...

[ Летописец → ]

Гитарная часть песни, можно сказать, её основополагающий каркасс, сыгранный на двух гитарах. Сейчас известно лишь то, что итоговая версия будет много тяжелее (из-за дисторшновых пассажей во второй части) и, разумеется с вокалом (тексты, как обычно, можно найти здесь - и даже в двух частях). Когда мы писали всё это, мы были явно под впечатлением от Cult of Luna...

Я окончательно и полностью разочаровался в жизни. Это произошло после того, как я пять лет провёл в поисках натурального человеческого бессмертия, мотаясь по земному шару, словно дипломат какой-нибудь или вождь террористической группировки. Истратил на это дело целую кучу денег, нервов и времени, которое мог бы провести куда приятнее, отдохни я с размахом в том же Израиле или Кувейте. Зачем мне были все эти походы по полуразрушенным библиотекам и ночные бдения над нудными книгами на иврите и латыни? Не говоря уже о том, что иврит – полное говно, латынь я невзлюбил ещё с первого курса университета, а гравюры в книгах были похожи на иллюстрации к сценарию фильма «Хостел». Теперь я могу сказать, что все пять лет, наполненные самобичеванием и отказом от всех благ были прожиты зря, выкинуты из жизни. И ради чего – ради поисков мифического Агасфера…
…Ради встречи в Хургаде, в курортном отеле «Waves», где работает некий Исмаил Гасфи. Самые доверенные информаторы из русского посольства утверждали, что за этим неприметным именем скрывается тот самый пожилой иудей, который, согласно христианскому преданию, примерно две тысячи лет назад отказал в отдыхе лицу, исторически известному как Иисус Христос. За что, естественно, был проклят бессмертием и вечным скитанием до самого Судного Дня. Что и говорить, это вполне могла быть обыкновенная наёбка, как два предыдущих сообщения. В обоих случаях попались мошенники, выдававшие себя за Вечного Жида. Но меня просто так не наебёшь.
То, что Исмаил Гасфи – это легендарный Агасфер я понял тогда, когда он вытащил из-за пазухи пистолет с глушителем, приставил дуло к виску и спустил курок. Нет, не сразу понял, конечно. Сперва подумал, что это какой-то чокнутый фанатик – мало ли кто как отреагирует на приветствие «Здравствуйте, Агасфер!». А потом, слегка отойдя от шока, увидел, что рана на виске медленно затягивается, а Исмаил и не думает падать. Даже кровь на стене исчезла неведомо куда. После всего этого древний еврей помотал головой, грустно вздохнул и поздоровался со мной, на чистейшем русском наречии:
- Здравствуйте, молодой человек. Агасфер – это я.
- Вы и русский язык знаете? – спросил я с некоторым удивлением.
- Отчего же нет? (Бля, как любят иудеи отвечать вопросом на вопрос!)
- Странно как-то…
- Времени у меня, как понимаете, было много, я все европейские языки выучил.
- А стреляли зачем?
- А вы бы взяли и просто поверили, что я бессмертен? Наивны вы, ей Богу…Ну ладно, давайте сразу к делу. Зачем вы меня искали?
Вот чудо древнееврейское, сам наверняка знает, что я его искал в доброй половине стран мира, пальцы об манускрипты стёр, стараясь понять, где он скрывается, и вопросы идиотские задаёт. У меня в башке в этот момент только одна мысль звучит «Нашёл! Нашёл!» А нахуя, собственно?
- Поговорить хотел, - наконец выдал я.
- Ну, идёмте, будем говорить, - Агасфер махнул рукой в сторону пляжа.

***
Вечный Жид выбрал место для беседы подальше от людских глаз – вечером на пляже почти никого не было. Уселся тупо на песок и смотрит на меня. Я на него тоже смотрю, не знаю с чего начать.
- Молодой человек, задавайте свои вопросы побыстрее, и я пойду отсюда. У меня и так целая куча дел. Вам уделяю время только потому, что всё равно не отвяжетесь. И сразу говорю: я не знаю даты Страшного Суда, не знаю секрет бессмертия и даже апокрифы о себе не читал. А то ваши коллеги…
- Коллеги? – я достал диктофон. Агасфер покосился на него и продолжил:
- Ну да, вы их всех знаете. Того же Гумбольдта и остальных. В каждом столетии находится один-два умника, которые серьёзно, упорно и долго меня ищут по всем континентам. В конце концов они меня находят и задают мне вопрос вроде: «Скажите, а Иисус, когда вас проклинал, не сказал случайно дату своего Второго Пришествия?»
- Нет, нет, мне это всё не интересно (интересно, конечно, но раз такой облом…)
- Странно. Значит, люди всё-таки меняются. Диктофон-то вам зачем?
- Беру у вас интервью. Я его использую для написания исторического обзора, книги о скитаниях Вечного Жида. Мне очень важно было получить именно ваш рассказ, чтобы получилось как можно ближе к реальности. Ну и…подтверждение факта, что бессмертие вообще возможно. Это ведь тоже немало.
- Ну, с подтверждением всё в порядке, - засмеялся Агасфер. – Я это могу перед камерой повторить, если хотите. Но не бесплатно, конечно. Это больно, мозги себе вышибать. А что до биографии, то…На двадцати тысячах сойдёмся. Компенсация за потерянное время.
Я почувствовал себя идиотом. Двадцать тысяч египетских фунтов за рассказ о вечной жизни Агасфера? Да, пусть он будет донельзя правдоподобным, но я, в конце концов, могу и сам его написать. Двадцать тысяч…Еврей – он и есть еврей, хоть ему пятьдесят, хоть две тысячи лет.
- Знаете, за двадцать тысяч я сам напишу, - изрёк я после недолгого раздумья. – Ладно, счастливо оставаться. Ваше инкогнито я не открою. Доживайте своё второе тысячелетие с миром.
- У вас с чувством юмора нелады. Забудьте о деньгах, я пошутил. Я вам и так расскажу всё. Хотя, честно говоря, немного денег не помешает – мне ведь придётся убираться отсюда после вашего визита.
- Пять тысяч у вас в кармане. Так вы будете рассказывать, или нет?
- Ну, родился я в Иерусалиме, в богатой купеческой семье…

***
Агасфер странствовал по всей Европе, Америке, Австралии, по Ближнему Востоку и Северной Африке, ну и, конечно, по России. Везде старался сторониться семитской среды, хотя и не везде удавалось. Он был лично знаком с Иудой Бен Безалилом, который создал в Праге Голема. Преследовался испанской инквизицией как иудействующий. Едва успел убежать из Германии во время прихода к власти нацистов. В Советском Союзе отсидел несколько лет в лагерях. Был одним из первых евреев на Американском континенте, приехал туда почти сразу после его вторичного открытия Колумбом. Довольно долго жил в Нидерландах, общался со Спинозой, который, как и я, открыл его тайну. Бывал иногда в Иерусалиме, когда неприятные воспоминания особенно донимали.
Нигде особенно долго не задерживался. Лет десять можно было жить оседло, потом кто-то замечал, что старик не меняется со временем и никогда не болеет. Пришлось уезжать, менять имя. Вечный Жид был и Гаспаром Сарпенте, и Джаспером Эшли, и Исмаилом Гасфи, и Ежи Агасевичем. «Иногда даже настоящее имя своё забывал», - с горькой усмешкой сказал Агасфер и попросил ещё одну сигарету.
Плёнка давно закончилась. Пришлось бегло записывать остаток рассказа в блокнот. Так глядишь, можно всю книгу в тезисах записать за один вечер.
- …Так что я самый обыкновенный еврейский дед. И никакого тайного иудо-масонского общества я не возглавляю, - так закончил Вечный Жид свой рассказ.
- Нихуя себе обыкновенный, - удивился я. – Вы ж бессмертный!
- А что в том бессмертии толку! Бессмертие – это зло, это величайшее проклятие. Я вам это всё рассказывал не столько ради вашей дурацкой книжки, сколько ради того, чтобы вы поняли эту вещь. Держать в памяти две тысячи лет – это громадная ноша. Две тысячи лет ощущений, зрелищ, опыта. Мне надоело уже на второй сотне. А эти бесконечные кочевья!
- Но я ведь о бессмертии не мечтаю.
- Вы не мечтаете, а другие пять миллиардов дураков мечтают, в той или иной форме. Вам бы истину до них донести, а не исторические романы клепать.
- Можно последний вопрос?
- Задавай.
- Почему же вы, всё-таки отказали Иисусу в отдыхе, когда он шёл с собственным крестом?
Агасфер в который раз грустно вздохнул и ответил:
- А что мне было делать? И первосвященники, и римляне дали точное указание – никаких поблажек. Мол, раз сын Божий – донесёт и без отдыха. А я ведь вообще был далёкий от религии человек. Просто приказы выполнял. Тогда таких проповедников нищих было пруд пруди – почему оказывать услугу одному из них? Оказалось, что он не простой нищий проповедник.
- Раскаиваетесь?
- Раскаиваюсь. Молюсь даже иногда, искренне молюсь – авось простят. Я ведь не Иуда Искариот. Но боюсь, что ещё каких-нибудь лет сто придётся помучаться.

В ниспадающем свете мы движемся так,
Словно нет ничего, что замедлит полёт.
Сквозь сияющий ливень, наполненный снами,
Мы грезим о Городе, том, что придёт

С серебристых небес как великая сила,
Как музыка та, что приносит покой.
Растворяясь в вечном рассвете мы знаем,
Кто дал нам всё это, кто он такой.

Как приятно парить. И превыше всего ощущенье тепла,
Что приносит к нам с золотистых полей лёгкий бриз.
В безопасности можно мечтать, или в звёздные бездны
Бесстрашно ходить. И судьба Отпавших нас здесь не нашла...
Нас не тянет вниз.

Под сенью бронзоволиственных рощ,
Есть шанс, что встретишь навеки друзей.
Здесь нет слова "немощь" и можно помочь
Всем тем, кто сбился с закона осей,

Узнавать бесконечность, и плавать внутри
Раскалённых светил у границ Бытия.
Мы близки к совершенству. И радость от нас
Передасться отчаявшимся (мы - семья).

Как чудесно лечить. И чудесней всего то, что ран таких нет,
Что наносятся душам навечно зловещей рукой.
В равновесии можно жалеть всех и каждого, кто
Хочет с нами ходить, говорит с нами сердцем и ищет совет,
И не одержим Тьмой.

Проводя свои дни в четырёх стенах,
И облёкшись в бесцветный с чёрным робкий страх
Не увидишь чем полна та странная весна,
Что опутала плющом края твоего окна.

Ведь около реки без начала и конца,
Из которой грозно подняты голоса сирен,
Появились вдруг остовы старых ржавых кораблей,
Превращающих воду вокруг в ядовитый тлен.

Из пледа, что связали сильфы из слезливых туч,
На границы городов надвигается Неведомое:
Оно поёт, как ангел, нас посетит заведомо,
Осядет на вершинах задремавших круч.

Всё застыло в ожидании холодного дождя,
Невозможно не обратить к нему своё лицо.
Он знаменует тот момент, когда закончится вражда
За наследие зимы и за Времени Кольцо,
И кому выпадет работа наполнить мир пыльцой

Чарующих цветов. Но остаётся лишь смотреть,
Безучастно бродить, не находя себе места.
Мы только пропускаем сквозь себя эту нить -
Серебристую жизнь, парящую, как песня.

В безжизненный воск, в изваяние с кожей
Меня обратят, что текут сквозь ладони
Ливня ручьи. И цветущее Солнце
Напомнит мне о моих мёртвых вёснах.

Это песня моей собственной группы, которая по непонятным мне причинам была наконец-то записана во внятном качестве, несмотря на гаражные условия. Слова в ней немного напоминают "Блик прицела" (одна из самых ранних записей в этом блоге), а музыка - музыку, которая первоначально планировалась под "Блик прицела", но затем была модернизирована и переосмысленна. Я не очень разбираюсь в стилях, потому в Метках поставил тот, который избрал для этой песни Фил Вудс из Лондона. Острожно! Призывы к насилию в этой песне не обращены ни к кому, а являются всего лишь метафорой и средством художественной выразительности. Заранее спасибо за прослушивание.