Откройте свой Мир!

Разбивая поток многих вод,
Этот город мечтает затмить небосвод.
Пустых зиккуратов мёртвая спесь...
Из наречий племён формируется смесь -

Все вы снова здесь, мои племена.
Я дал вам богов, я вам дал имена,
Я вернул вас сюда, моя воля крепка,
Моя сила прольётся на вас, как река.

Стройте же вновь бунт до небес!
В мире совсем не так много чудес,
Подобных покорности массы труду.
Отсутствие мысли прогонит беду;

Нет смысла мечтать - теперь все вы равны.
Баб-Илим не ворота, а сердце страны:
Гнездо для сирруша, клеймо для людей,
Обитель жрецов и развратных блядей.

Отсутствие чувств подавит печаль,
Я сделаю так, что вам будет не жаль
Ни себя, ни природу, ни мира вокруг.
Идеал в облаках - наш единственный друг.

Я ввергну во тьму и дарую вам свет...
Это царство настанет на тысячи лет,
Даже Древние вновь будут удивлены.
Лишь бы были строители башни верны,

Лишь бы были расчёты точны -
И тогда наша гордость достигнет Луны.
И не снилось Иштар в божественных снах,
Во что превращают приказы и страх.

И не важно, что город - компьютерный ад,
Это свойство прогресса губить всех подряд.
Где начало истории, там и финал:
Вавилон видит, что час расплаты настал.

Разбрелись по земле гигантов творцы.
И в пустыне остались гробницы, дворцы;
Только храмы молчат, утомив небосвод,
Разбивая поток многих вод...

Когда жизнь упорно молчит - ловлю её взор,
Пусть расскажет мне о причинах такого молчания.
Наблюдая за миром, ширится мой кругозор
И растёт очевидность деталей повествования.

Мне не нужно поп-корна и колы, только обзор,
Только место, где видишь, как линии мира сплетаются.
Мне не нужно наушников, только прямой разговор
И слова, что шрапнелью погибших идей разлетаются.

И нашёл я, что жизнь - неуютное место, отнюдь,
Продуваемый ветром вокзал среди пасмурной вечности.
От безликого холода хочется принять на грудь
И не слышать упрёка в потере своей человечности.

Все спешат и торопятся сесть на свои поезда,
Поезда состоят из кем-то спрессованных лет.
Поспешил я билеты свои за бесплатно раздать,
Потому что на поезд такой мне не нужен билет.

Когда люди упорно молчат - гляжу на дела,
Пусть расскажут мне о величии или убожестве.
Единичная смерть есть политая ядом стрела,
Миг полёта её - отношения, войны, художества;

Это всё, чтоб отвлечься от мысли об этой стреле
(Увернуться, прикрыть своё тело никак не получится).
Отведённое время провёл кто-то навеселе,
Кто-то бегал по кругу, скучал или совестью мучался.

Я из тех, кто из жажды познаний следил за стрелой,
Полагая, что сильного духом стрела не убьёт.
И немногие зрячие думают вместе со мной -
Кто стреляет по нам и к чему это всё приведёт?

И нашёл я, что зритель - не худшая участь совсем:
Он готов наслаждаться дождём, если лето утеряно,
Он готов допустить, чтобы жизнь обошла стороной,
Чтоб увидеть её полноту своим взглядом уверенным.

Лог за логом покажешь мне время искомое,
Где мы были меж ангелом и насекомыми.
Слышать хочу я не то, что для всех, бутафорию,
Дай же услышать мне ноты Великой Истории.

Час за часом твердили упорно заблудшие,
Что не наступит для нас никакое грядущее.
Чтобы его не видать, глаз лишили безумные
Прежде себя, а потом их других, неразумные.

А жернова всех смололи в труху и забвение,
Чтобы потомков объял чёрный ужас, смятение.
Были и те, кто остался нестёртым Историей -
Всем по заслугам: в учебники иль в крематории.

Выбить на камне, в металле на память столетиям
Или дешёвым фломастером сделать отметину?
Сделать героем, что будет всем для подражания,
Или низвергнуть, как тварь, образец порицания?

Делают ставки на следующий ход провидения
Те, кто лишь смотрит на время. Под ними течение,
Бурный поток с берегов все смывает строения
В море, которое Вечность. Хранит поколения

Только иллюзия, миг, что зовут Настоящее.
В плен его ввергнет История бодрого, спящего,
Глупого, умного, мирного или воителя;
В битве со временем быть не должно победителей.

Год истекает, а новый уже приближается -
Новый для общества, очередной для Истории,
Старый для тех, кто придёт после нас. И мне нравится
Как сочинит его в небесах консерватория.

Что есть твоё и моё одиночество?
Что-то навроде болезни навязчивой,
Не приносящего радости творчества,
Вроде боязни секунды растрачивать.

Всё не так просто - лишь слабые держатся
Вместе, сбиваются в кучу отчаянно;
Сильные порознь временем тешатся,
Встретиться могут случайно, нечаянно.

Это лишь мнение. А одиночество -
Тонущий лайнер с теплом и надеждами.
В шлюпке спасательной общество кончилось,
И посреди океана безбрежного

В ней ты плывёшь, как обломок истории.
Всякому, всё ж, одиночество разное -
Кто-то страдает в своём лепрозории,
Претерпевая проказу заразную,

Гордый мудрец ищет тишь и спокойствие
(Там лишь они, где владыка - молчание),
Ищущим смерть одиночество свойственно,
Жертвам, что отданы злу на заклание.

Чувство тяжёлое, спорить не буду я,
Гуще с ним тьма, но и свет больше радует.
Если умело владеть им, орудовать,
Можно загадки из судеб отгадывать.

Гениев нет, что среди шумной площади
Мыслью творили шедевры великие.
Не признают их лишь разумом тощие,
Те, чьи творения были безликими.

Но, одиноко бредя в размышлении,
Так уязвим ты и близок к отчаянью -
Где-то вдали от веселья и пения,
Где-то вдали от людей понимания.

Выбор стоит перед всеми живущими,
В том или этом свои привилегии -
Либо пылать одиноко светильником,
Либо лишь строчкой в обширной элегии.

Пресытились мы, и желаний остов догорает
Как старый корабль, что выбран был жертвой огня.
Привязанность к миру в огне этом медленно тает,
И новое пламя уверенно гложет меня.

И в море, и в небо пролили мы кровь, а не песни.
Из множества целей осталась всего лишь одна -
Глоток абсолютной свободы искали мы вместе,
Обшарив страну преисподней до самого дна.

Нам пел колыбельные сильф из небечной пучины,
Когда мы скитались без страха в пиратских морях.
Нужны ли нам были для этого повод, причины?
Не ведали мы, что наступит когда-нибудь крах

Затее безумной. Но годы щадят только мёртвых,
Усталость вселилась в сердца-паруса наших душ.
Один за другим имена были волнами стёрты,
И глаз не обрадовал с боем награбленный куш.

Тогда то я понял, что жизнь - это груз за спиною,
Что тащишь с собой на буксире, и тяжесть растёт.
И будучи даже морским беззаботным изгоем,
Почувствовать вес этой ноши придёт свой черёд.

Мы были свободны, как с поднятым якорем бриги,
Но нет той свободы, чтоб судно летало как птах.
О тех, кто в посмертии плавал, почитывал книги -
В проклятье своём они шастают на островах

И вместо рубинов и золота плоть добывают,
Матросов и жителей заживо варят в котлах.
Улыбки немые скелетов людей ужасают...
Не этой судьбы мы желали, оставив свой страх.

Начать ли всё заново? Как стать навеки свободным?
Ведь плыть куда хочешь не сможем мы, как ни крути.
Корабль мечты обветшал и теперь непригоден,
А может сейчас мы лишь только в начале пути.

В душах так пасмурно. Осень не любит смеющихся,
Красит настрой серой краской - и тучи сгущаются.
В зеркале луж её слёзы и холод могущества,
В такт её поступи люди, деревья качаются.

Жизнь замедляется плавно, под вечер меняется;
Дни октября пахнут планом, бензином и листьями.
Каждый на улице тщетно согреться старается,
Я же стараюсь собраться с осенними мыслями.

С лета моральных устоев все сваи подпилены,
Прём в безнадёжность и осень тут в роли диспетчера.
Гонит депрессия, мрачные чувства усилены,
Сплин и апатия нас развлекут этим вечером.

Микрорайон почернел, как Голгофа в день памятный,
Хляби небесные льют на нас капли конвейером.
Кажутся дни прикреплёнными к осени намертво,
Кажутся звуки ещё одним трэком на плеере.

Месяца три, а как будто три века отсчитано.
Копия града святого страдает от сырости -
Влагой и грязью осенние мысли пропитаны,
Тонут в ненастье, а новым пока что не вырасти.

С лезвием ржавым крадётся затейник-делириум
К тем, кто хотел алкоголем прикрыться, как шорами.
Мне ни к чему это всё, не страдая бессилием,
Словом рисую я осень, что бродит за шторами.

Слабые могут сразу уйти,
Без ваших соплей здесь скользко.
Говорю вам слова свои грозные,
Как готовое к битве войско.

Только творящие будут тверды,
Чтоб идти со мной и побеждать.
Вы оказались слишком слабы,
И теперь я устал вас ждать.

Где все те, кто хотел отпраздновать
Хэллоуин на небесах?
Где же те, кто хотел отразить
Свет невиданных солнц в глазах?

Подчиняются только лишь слабые,
Кто не правит собою сам.
Как случилось, что возжелали вы
Хмель вина и прекрасных дам?

Вы сказали мне: "Столько дев здесь,
Прекрасных, как яркий цветок,
Столько золота, власти и счастья,
Что завидует даже бог.

Оставайся же с нами вместе,
Другом будь себе самому."
Взял я меч, покачав головою -
Мне пришлось идти одному.

И когда я вернулся, увидел,
Что в усобице вы полегли.
Из-за алчности, гнева и женщин
Вы предать друг друга смогли.

Лишь немногих живых застал я
Своих некогда лучших друзей.
Их былое величие смотрится,
Как разрушенный Колизей.

Даже всех моих сил не хватит,
Чтобы вас на дорогу вернуть.
Буду ждать на мосту перед Вечностью,
Что прийдёте когда-нибудь.

Слабые могут сразу уйти,
Те, кого слишком сильным считал,
Чтоб от мира отречься, идя по Пути,
Душу спрятав в калёный метал.

Со времён Вавилонской башни
Мы строим не то, что желаем.
Выбираем мы то, что важно,
Как построить не понимаем.

Не мосты мы строим, а стены,
Охраняя свои свободы.
Всё равно их крушат перемены,
Всё равно их стирают годы.

Чтобы люди едины стали
Мы лишь проволокой колючей
Творим то, о чём все мечтали...
Проводами гораздо лучше.

Чтобы жизнь вознести в тотемы
Роддома не строим, гробницы.
Мы не помним живых поэмы,
Но мы смотрим на мёртвых лица.

Мы не строим счастливое "завтра",
В монументах славя "вчера".
Мы стараемся стать бессмертными,
Строя планы лишь до утра.

Мы куём мечи, а не крылья,
Чтобы дать своей мысли полёт.
Нас волнует лишь то, что осталось,
А не то, что зовёт нас вперёд.

Мы построили много символов
Вместо сотен реальных вещей;
И стоят эти грустные идолы
По углам бетонных пещер.

Заложили фундамент громадный,
Но над ним пустота пока.
То ли строить дальше накладно,
То ли стройка опять на века.

Как волны бьют в тамтамы наших душ
Увидел лично, стоя у прибоя.
Шумит прибой и крошит тишину
Ланкийского цветастого покроя.

Бежит волна, враждебных сил воды
Бездумное, лихое порожденье.
Обрушится глава её гряды -
И следует другое воплощенье.

Снуют сингальцы в хлопотах, трудах,
Их лодки краской морю бросят вызов.
Их хижины закутаны в садах.
Улов богатый будет главным призом.

Туристы чинно, как морские львы,
Лежат в шезлонгах пиво попивая.
На фоне плит бассейна синевы
Их дети шумно, весело играют.

Обслуга в деле - скоро уж обед,
Когда запахнет карри и корицей.
Пути их - траектории комет
(И чтоб успеть, пора поторопиться).

Под пальмами полно бурундуков,
В полосках мех...У них свои заботы.
Вороны восседают на столах,
Ехидно всем препятствуя в работе.

Мгновенный дождь, и сырость улеглась
На землю, город, пальмовую рощу.
Всё спряталось. Я нагляделся всласть;
Пойду, чтоб не промокли мои мощи.

Невидимый, за струями дождя
Могу я солнца малость подождать.

Простой азиатский город на деле не так уж прост.
Высоких домов постройки его отмечают рост.
На улицах плотный траффик, дорогу не перейти -
Здесь нет никаких светофоров на многие мили пути.

В порту разгружаются баржи, и чайкает что-то вдали.
В потёмках всё это похоже на холст Сальвадора Дали.
Тёмная стайка тамилов спешит в индуистский храм.
Мы едем в недра столицы, куда ж ещё ехать нам.

Предвыборная реклама висит на каждом столбе.
Лицо президента серьёзно, он смотрит в дущу тебе.
А белое здание мэрии похоже на Белый дом,
Особенно красочно вечером, но можно снимать и днём.

Парламента бывшее здание сдали таки дельцам:
Наш гид говорит об отеле, но я догадался сам.
А новый парламент высится почти что на берегу -
Державные стены цвета поджаренного рагу.

Из окон кафе, магазинов доносятся звуки попсы.
В фруктовом киоске хозяин подручивает весы.
Столица не ищет покоя, в ней движется всё и вся,
Но только на фоне рупий. Без рупий дышать нельзя.

Идём в супермаркет за чаем. Народ в саронги одет:
И взрослые, и молодые, и даже иссохший дед.
На шёлк кошмарные цены - не думал, что будет так.
На белый чай цены кусаются, как стая голодных собак.

Потратились. Всё, что угодно, но только нет сигарет.
Табачное здесь в дефиците - от гида слышу ответ.
Проехали поле для крикета, проехали и стадион;
Крикет тут игра повсеместная, хотя и полнейший гон.

Коломбо живёт и ночами, жаль, не увидели мы -
За нами спустилась на землю завеса тропической тьмы.

Ступенька за ступенькой я поднимаюсь ввысь;
Подъём не одобряет лазурный небосвод.
На Гору Львов взбираюсь. Шатается карниз
Над пропастью висящий уже который год.

Там на вершине троны, бассейны без воды,
Там древность точит зубы об камень старых стен.
В порыве шквальном ветра - стенания беды.
На фресках виден сразу веков тяжёлый плен.

Каналы пересохли, на дне прудов - трава.
Нет королевcкой стражи, лишь семьи обезьян.
Ушло отсюда время, вступил в свои права
Мертвящий зной столетий, погоды хитрый план.

А лестница уходит всё дальше вглубь горы.
Навязчивый торговец к прохожим пристаёт,
Над лавочкой с едою витает дух амбры.
Змеиный заклинатель питомцев достаёт,

Но мы проходим мимо. Жужжанье диких ос,
Что гнёзда свои стоят среди горячих скал
Звучит как шум мотора, экстракт далёких гроз;
Гид говорит умолкнуть. Здесь осы правят бал.

Скульптурные две лапы отметили подъём,
За ржавым огражденьем - последний кус пути.
К вершине ближе склоны изъедены дождём.
Дыхания хватает, и мы должны дойти.

Финал тропы нелёгкой. Когда-то был дворец,
Громадой неприступной равнине он грозил,
И царь-отцеубийца под солнцем грел венец,
Пока его и многих груз жизни не сразил.

Но я не царь, не демон, не чужеземный бог -
Простой уставший зритель, не пожалевший ног.

Горячие плиты жгут стопы.
Снять обувь в святыне - мой долг.
И тянется воздух сиропом,
В нём плавает знамени шёлк:

Буддийское знамя в пять линий,
На пять разноцветных полос.
На клумбе - приют для глициний,
Деревца для виду, of course.

В пещерах - прохладно и сухо.
Снаружи блестит водоём,
Над ним - благодатные духи,
Ведь лотосы плавают в нём.

В пещерах когда то монахи
Под действием внутренних сил
В себе убивали все страхи.
Из них каждый верил и жил;

Они продолжали работать.
Вот статуи завершены,
И все состояния Будды
В тех статуях отражены.

Вот так отдыхает Учитель,
Вот так учит глупый народ,
Вот так медитирует сидя,
А так кладёт пищу в свой рот,

Вот так умирает Учитель,
Свободным навек становясь.
И не был он судеб вершитель,
И не был сиятельный князь,

Но люди сии монументы
Во славу его возвели,
И здесь, в пятикомнатном храме
Ценили их и берегли.

Окружённый стеною растресканных гор,
Среди чайных плантаций и леса
В город Канди ведёт небольшой коридор.
В этом городе каждый день - пьеса.

В Зале танцев танцуют своё мастера,
По углям ходят местные гуру.
Пахнет перец, ваниль, кардамон и кора,
Жалят пчёлы и температура.

А в руках ювелира - сапфир и топаз
Яркой гранью сияют под лампой.
Хризолит, аметист, изумруды и кварц
Наполняют витрины и рампы.

На работу спешит на "туктуке" таксист,
Мчатся в колледж с рассветом студенты.
Ждёт машину солидный сингальский юрист,
Нищий дрыхнет под брошенным тентом.

Бокамбара-тюрьма мрачной глыбой стоит,
Наверху же блистают отели.
В полудрёме бананы, магнолия спит
И качаются "пьяные" ели.

За листвой пожелтел королевский кокос,
Зреют в поле папайя и манго.
В ресторане омаров кладут на поднос
Как в гурманской классической манге.

Проплывает над городом пух облаков,
Задевая пустые вершины.
Через улицу гонят коров и быков;
Лепят домик из камня и глины.

Центр острова. Все пути сходятся здесь.
Не забудьте скупиться, поспать и поесть.

В мешанине аэропортов
И среди большой людской толчеи
Я как будто слаб и нездоров,
Голову с трудом таскает шея.

Сумки тянут пальцы, как балласт,
Сушат мозг похмелье и тревога,
В уши бьёт привычный неокраст.
Где же ты, воздушная дорога?

Всякий одинок в большой толпе.
Почему же дома не сидится?
Разобраться бы в самом себе...
Нас зовёт впе6рёд стальная птица.

Для кого-то - просто самолёт.
Рейс обычный - Харьков и Дубаи.
Бог благословил тебя, пилот -
Я дороги в небесах не знаю.

В кресле тесно, это всё пустяк;
По проходу ходит стюардесса.
За окном непобедимый враг -
Энтропия, мать всего прогресса.

Турбулентность корпус чуть трясёт.
Мы летим в края воздушных замков;
Двигатель баллады нам поёт
И исправно тянет свою лямку.

А под нами - никаких границ,
Все границы полностью условны.
Сколько их, покрытых сталью птиц
В атмосфере мечется фривольно?

Час за часом клювом небосвод
Сверлит одинокий самолёт.

Пройден рубеж, я отметил четверть столетия,
Стоит отметить, но мысли все слишком мрачны.
Несколько способов всё же держу на примете я -
Как мне отпраздновать в дебрях несчастной страны.

Первый - фейерверк. Килограмма два сделать тротила,
Им же увешаться плотно, спуститься в метро.
Я камикадзе-мечтатель, и в том моя сила;
Взрыв наделяет все жертвы свободой ветров.

Возраст такой, нужно принять мир слишком всерьёз,
Выход один в этом случае - гибель и мор.
Цель гуманизма - всего лишь нелепый курьёз,
Думая так, мизантроп точит дома топор.

Способ второй, чуть потише - оправится в путь,
В страны из мифов, на картах их попросту нет.
Стало под силу мне это теперь провернуть.
Где финал странствия? Нужно обдумать ответ.

Так разорвать можно путы из старых знакомств,
Пусть предлагают мне блага, отвергну их прочь.
И наваждения Мары остались ни с чем;
Пусть будет крышей мне снова беззвёздная ночь.

Третья дорога: всё просто - себя пожалеть,
Между тортов и салатов поставить сакэ,
Намертво сесть, и с гостями напиться и петь.
Время тогда сможет мимо пройти налегке.

Время уйдёт, я останусь в свои двадцать пять
Вечным отшельником в месте, где время стоит.
Дни одинаковы (я не привык себе лгать),
И за окном будет тот же безрадостный вид.

Пройден рубеж, я отметил четверть столетия,
Горстью золы просыпались годы сквозь пальцы.
Юность прошла, нету слов, лишь одни междометия.
Можно отметить...А всё же, не нужно пытаться.

Путь мой почти позади весь оставлен,
Ждёт меня трепетно Рай на Земле.
"Ход в Палестину" мой путь озаглавлен,
С голодом в сердце, с крестом на челе.
Где же ты чудо, где моя цель -
Всё больше врат, что слетели с петель.
Грезил дарами я в зной и в метель.

Жарко в доспехах, и демон пустыни
Веет песком, сушит души и плоть.
Знает, мы грешники-слуги святыни.
Только стихии нас не побороть.
Где же ты слава, где мой трофей?
Что нам святые, апостол Матфей?
Вот корабли уже вышли с верфей...

Враг наш силён, и крепка его вера,
Верит он в то, что единственный прав.
Но его храмы пропитаны серой,
Нет благочестия, буйный лишь нрав.
Горечь и гордость в звоне мечей...
Славься, Христос, сотни дней и ночей!
Битва одна лучше тысяч речей.

Там, на холмах, стены Иерусалима
Высятся к небу в угрозе немой.
Стражи небесные и херувимы,
Благословите, вступаем мы в бой.
Обетованный град, Бога врата -
Для крестоносца не только мечта,
Только б увидеть мне эти места.

Чуждый народ и наречье чужое,
Дивное море людских голосов.
Скрыт среди волн неземных Гроб Господень;
Наша удача на чашах весов.
Пойся же, песня, слово - лети!
Ведомо разве, что ждёт впереди?
Можно и смерть в Палестине найти.

Автобус львовского завода
По трассам областным петлял.
Стояла знойная погода
И убивала наповал.

Домой с морей я возвращался,
В обнимку с дыней и вином.
Не отдохнул, так покатался -
Встречай меня, родимый дом.

Скучать я стал, роптать на градус
(Он выше сорока полез),
Объезд громадный, транспорт - гадость,
Детей замучал энурез.

И вот тогда душа поэта
(Я проклинал себя потом)
Взалкала страсти и момента -
Чтоб драйв горел и грянул гром.

Однако ж, штурман наш бесстрашный,
Водитель лет сорока двух,
Был пьян, как Ельцин бесшабашный,
Травил дыханьем орды мух.

В жару чудовищную эту
Он начал видеть миражи.
Корову сходу не приметил,
Рулём исполнив виражи.

И даже сбитая корова
(Её размазало слегка)
Его не вывела из транса,
Но впереди была река...

Водитель, страшно засмеявшись,
За ограждение моста
Отправил верную машину -
Куда-то, в лучшие места.

Из тех кто был в ладье Хирона
С испуга померли втроём
Благополучная матрона,
Вояка-дед и агроном.

В порыве чёрной десперии
Я высадил стекло ногой,
А воды хлынули в автобус,
Другим даря вечный покой.

Автобус мне, конечно, жалко...
Бухарь-водитель кормит рыб
И улыбается русалкам
Среди покрытых илом глыб.

С трудом я выбрался на берег,
Автобус же ко дну ушёл.
Всё было, в общем-то неплохо,
Так нет же - захотелось шоу!

1. Лжёт заговорщик,
Тайны хранит наш лидер -
Где искать правду?

2. Руки моей сталь
Служит мне верно клинком
Супротив скверны.

3. Рыскают банды
В районе грязных трущоб,
Я же невидим.

4. Алчный торговец,
Знаю друзей твоих всех -
Сделай мне скидку.

5. Ящик патронов
В квартиру свою тяну -
Сложим трофеи.

6. Пятнышко света -
Крепится мина к стене,
Коварно пищит.

7. Лифт ожидаю.
Только слышны за спиной
Теней голоса.

8. Стрелы летают -
Бесшумная поступь их
В воздухе свежем.

9. В морг полицейский
Быстрее меня пусти -
Скрыты улики.

10. Лазерный прицел
Тщательно шарит во тьме,
Ищет добычу.

11. Блеск монитора,
тусклый как вечер в Хэнша -
Взлом начинаю.

12. Робот бездушный
Пулю за пулей в меня
Шлёт с установки.

13. "Тайфун" запустил -
Огненный шторм разметал
Головы вражьи.

14. Шприц со снотворным
Выпущу метко в шею,
Тихо и быстро.

15. Что на дне мира?
Гений, безумием взят,
Или надежда?

Детство, отрочество - как ускользающий рай,
В тёмных теснинах ушедшего съели их лангольеры.
Завтраком стать их иль дальше идти - выбирай;
Выбора нет у меня, я иду, огибая провалов карьеры.

Фея по имени Морриган, руку мне дай
И проводи меня к смерти, берегу всех океанов.
Через все таинства, через цепи всех тайн,
В те запредельные дали, где не были Малкавиане.

Так я подобен летящим в пропасть камням,
Где-то на дне остановка. Это конец путешествия.
Как Искандер, я несусь по пустынным теням
К самому краю Земли, где существует лишь следствие.

Райские кущи завяли в пресветлых садах,
Эры, эпохи пыль их несут, как кармический ветер.
Вечные помыслы вновь потерпели свой крах,
Умерли и родились все, кто жил на этой планете.

Я смутная тень, брошенная на бытие,
Так меня не назвать при желании всём человеком.
Мог бы забыться я в слабом и жалком нытье,
Но не теперь, не на этой дороге и не в этом веке.

Векторы стрелками вжились в простые часы,
Тянет ко мне свои длинные руки беда-энтропия.
Вот я, пришёл, так что взвесьте-ка душу, весы -
С лёгкостью шёл я к чертогам твоим, Эйфория.

Смотри на меня. Я торгую извечным товаром -
Выбором между смертью и безысходностью.
Я - тёмный слог мироздания, хуже кошмара,
Но только я обладаю великой способностью.

Что выбираешь ты - краткую сладость наркотика
Или забвение, то, за которым не следует мука?
Что выбираешь ты - сломанный разум невротика
Или свободу, ту, о которой не знает наука?

Во имя Бесцветного Пламени, я отдаю вам Дар.
Идите за мной, вот Высшее Освобождение.
Вместо потерянных жизнь всего лишь один удар...
Честная сделка и выгодное предложение.

Что выбираешь ты - узы любви ослеплённой
Или тот мир, где нужды нет любить и страдать?
Что выбираешь ты - ад во плоти воспалённый
Или же смерть, утешения ровную гладь?

Смотри на меня. Этот меч совсем необычен -
Мстит он за незажившие раны Гармонии.
Я исполнитель желаний, и труд мне привычен -
Холод упокоения после недолгой агонии.

Что выбираешь ты - призрак отвратного голода
Или ту форму, пища которой лишь свет?
Что выбираешь ты - бунт против грязного города
Или же бездну, на дне которой ответ?

Страждущий и безнадёжный, просто зашедший в тупик -
Просто меня позови, и я явлюсь в тот же миг.

1. Спят боги волков,
Видят свои волчьи сны.
Дайте увидеть
И мне, изгою без снов,
Восход Луны нал Тенрю.

2. Каплями крови
Жертвы сражённой едва
Звёзды на небе
Разбросаны в множестве.
Так удалась охота.

3. Вой одинокий
Воздух прохладный пронзил.
Гордость и жажда
Мятежной души зверя
Ясно можно услышать.

4. Крепкие клыки
Бесшумной серой смерти
Словно снег белый.
Кто-то уже обречён
Прожить последнюю ночь.

5. Восемь тануки
Пляшут под тёмной листвой
Танец несложный.
Я заблудился в лесу,
Чтобы на пляску взглянуть.

6. Запахи гаснут.
Рвётся клочьями сумрак
В раннее утро.
Волчий туман поредел,
Кончилась сказка теней.

Нет повода нам спорить и пререкаться -
Живём в лучшем мире из массы возможных;
Мы можем пытаться, мы можем стараться
Улучшить его, но ничто не поможет.

Здесь есть Бог приличный, бросающий кости,
И каждый бросок его против всех ставок.
Рождаются кванты, меняется плоскость,
И в новом мгновении - новый порядок.

Есть множество шансов. Но правила пьесы
Забиты в сценарий рукой всемогущей,
И миру плевать на людей интересы -
Доверил он нам свой спектакль грядущий.

Где ты, Шопенгауэр? Умер, бедняга...
А я так хотел получить все ответы
Насчёт этой воли. Такая вот шняга,
Ведь воля даёт всем вещам в мир билеты,

И мир этот лучший. С таким убежденьем
Порой так и тянет всех не согласиться,
Обиду таить, быть во власти сомненья...
Разумней как к данности нам относиться

К тем вывертам странным, что дарит сансара.
Забавнее то, что весь мир - лишь причина,
И пусть вразумит Авалокитешвара
Владельцев мечты о "богах из машины".

Вселенной на выбор нет, и не бывает
В меню повседневности пункта такого.
Играет Бог в игры и не понимает,
Что лучший наш мир не нуждается в Боге.

Ну почему не рождён я
Творить невозможные вещи?
Такие, чтоб дух захватило,
А, может быть, даже похлеще.

Собрать в казино в Лас-Вегасе
Пять карт одинаковой масти.
Поехав на Кубу в отпуске,
Выпить с Фиделем Кастро.

Все фонари в квартале
Развратном голландской столицы
Покрасить в цвета другие
(И посмотреть на их лица).

Оставить своё граффити
На красной стене кремлёвской.
Вернуть к жизни Элвиса Пресли
С его невозможной причёской.

Вырастить гриб псилоцибовый
Диаметром в десять метров.
Преодолеть гравитацию,
Взлетая навстречу ветру.

Выпив пять литров абсента,
Пройти по ровной прямой,
А после, чтоб не спалили,
Неслышно пробраться домой.

Выиграть в честной схватке
У мечника Ягю Дзюбэя.
Поправить Пизанскую башню
При помощи ниток и клея.

Зайти с невинной улыбкою
В клуб активисток ОПУМ.
Добраться до Вануату
Паромами и автостопом.

Издать свой сборник стихов
Тиражом этак тысяч двадцать...
Где ты, мой шанс на деяния,
Когда тебя можно дождаться?

Пойми одно - дороги все замкнулись в круг;
И правосудие теперь так совершенно,
Что заново заставит всё прожить, мой друг,
И снова где-то ожидать перерожденья.

Инферно суть - та кнопка перемотки на пульте,
Поверхность стёрта от бесчисленных нажатий.
Реальность вся хранится у кого-то на "винте",
И есть дорожки для того, чтоб их потратить.

Не думал ты - к чему обожествлять самоубийц,
Искать тот выход, что людей вокруг устроит,
Желать бессмертия, пред храмом падать ниц?
Ты знаешь правду, но не стал ничьим героем.

Боязнь повтора, ангст, страх собственной судьбы -
Знакома фобия, сродни великой мира скорби.
И нет под солнцами нигде запретной ворожбы,
Что сняла цепи бы с тебя, тебе подобных.

Не снимешь пут...И здесь граница королевства,
Где делят трон отчаянье и равнодушный сон.
Мы его граждане, возможно, кто-то с детства -
Бежим по кругу с ритмом мира в унисон.

А карма там, средь радуг неоткрытых измерений.
Устав осознавать вторичность всех и вся,
Я завершаю круг, лишившись всех сомнений,
А за спиной осталась прошлого стезя.

С каждой весной всё пагубней, с каждой весной вреднее
Дурные привычки истории, ленты временных дат.
Съедают мои сбережения, чем дальше, тем всё сильнее
Прошлое и настоящее, сущность всех координат.

Этих сокровищ немного, такое себе богатство:
Утренний запах напалма, тени бамбуковых рощ,
Пепел вулканов Исландии, кодексы тайного Братства
И много всего другого, чего уже не найдёшь.

Память - опасный предатель, которого мнишь своим другом.
Скоро свиданье с забвением, откладывать смысла нет.
Ты можешь пытаться вспомнить (но лучше оставить потуги)
Все свои ощущения со дня появленья на свет.

Если живёшь, чтобы чувствовать, если живёшь, чтобы видеть,
Всегда есть возможность утраты - тем и бесценней груз.
В плаванье мы отправляемся. Ты можешь и ненавидеть
Море воспоминаний, их с нами непрочный союз.

Моя же память - эпоха, иероглифы вечной ночи,
В век алфавитов линейных её надо сдать в музей.
Там она будет стоять в пыли артефактов прочих,
Где посетят её вскоре ребёнок и ротозей.

Эта весна на очереди, сжать бы в архив не медля
Как писем набор с Иводзимы и разный приятный хлам;
Пусть ещё моросит она. Время сгибается в петли,
Их Мнемозина пускает в настежь открытый храм.