Без заголовка
Проверено веками,
известно в наши дни:
поспоришь с дураками,
и станешь, как они.
Их слушать ухо вянет,
оболганы друзья.
Сказал бы, так и тянет,
но знаю, что нельзя.
И так, и эдак плохо,
обидно мне до слёз,
им - об стену горохом,
мне - мордою в навоз.
Нет, отвечать не буду,
чтоб не было беды.
Плюются, как верблюды,
я ж в рот набрал воды.
Но это всё до срока,
вода проход найдёт!
Кто не постиг намёка,
дождётся, идиот.
Дразнить меня не надо!
Я щедро отплачу,
а ну держитесь, гады!
Всех разом замочу!
Не худший я, не лучший,
не гуру, не герой,
так что, на всякий случай,
не спорили б со мной.
известно в наши дни:
поспоришь с дураками,
и станешь, как они.
Их слушать ухо вянет,
оболганы друзья.
Сказал бы, так и тянет,
но знаю, что нельзя.
И так, и эдак плохо,
обидно мне до слёз,
им - об стену горохом,
мне - мордою в навоз.
Нет, отвечать не буду,
чтоб не было беды.
Плюются, как верблюды,
я ж в рот набрал воды.
Но это всё до срока,
вода проход найдёт!
Кто не постиг намёка,
дождётся, идиот.
Дразнить меня не надо!
Я щедро отплачу,
а ну держитесь, гады!
Всех разом замочу!
Не худший я, не лучший,
не гуру, не герой,
так что, на всякий случай,
не спорили б со мной.
Без заголовка
Хорошо купить бы дом,
спереди крылечко,
из окошка вид с прудом
или лучше речка.
Я тогда бы в жизни сей
не горбатил спину,
а ловил бы карасей,
да собирал малину.
Чтобы лес невдалеке,
боровик да рыжик,
чтобы летом на реке,
в зимой на лыжи.
И чтоб девица-краса
там со мной напару,
а ещё завёл бы пса
и кота-котяру.
Чтоб из печки каравай,
чтобы в бане веник...
Вот только стоит этот рай
ну слишком много денег.
Без заголовка
Любовь была к тебе добра.
Козёл попался не вонючий,
других козлов гораздо лучше.
Никто его не отобрал,
он не попался в лапы волка,
не увела коза и тёлка,
короче, полный идеал.
Но появился странный страх,
весьма чувствительного типа,
а вдруг всё это просто липа,
и были чувства, но не ах,
и борода его, и уши,
и он уже не хочет душу,
а только регулярный трах.
Разлад, разброд, разрыв, развод,
разборки, ругань и рутина.
Козёл, безмозглая скотина,
пусти такого в огород...
Разлука, распря и расплата.
Любовь была добра когда-то,
а стало всё наоборот.
Без заголовка
Вышел из дому сейчас.
Ветер. Лес зашёлся в скрипе.
Белка серая на липе
смотрит бусинами глаз.
Каждый встречный человек
корчит рожи нереально.
Снег летит горизонтально,
мелкий снег, колючий снег.
Даже прорубь на пруду
занесло, и морж обижен,
и поскрипывают лыжи,
на которых я иду.
Без заголовка
Когда ослабеют ноги,
когда износится тело,
я уйду по дороге
в Сантьяго де Компостела.
Не говори, что ближе
до Сергиева Посада,
туда не направлю лыжи.
Мне вовсе другое надо.
Как женщина, как нирвана,
как золотая жила,
желанна чтобы, желанна,
но вряд ли, что достижима.
Моё решение прочно
дожить до того момента,
уж если уйду, точно,
без денег, без документа.
Пересеку границы,
найду тайные тропы
в обход таможен, полиций,
туда, на простор Европы.
Там - что райские кущи,
там буду клянчить смело:
грех не подать идущему
в Сантьяго де Компостела.
Стану давать концерты,
спать посреди газона.
Не буду бояться смерти,
не будет к тому резона.
И в радости будет душа моя,
и укрепится тело,
пока я иду в это самое
Сантьяго де Компостела.
Но если не околею с открытым ртом,
если хватит на выпивку и еду,
то что мне делать потом,
когда я туда приду?
Без заголовка
Был у викингов в набеге я.
Посетил там каждый фьорд.
Хороша страна Норвегия,
по комфорту бьёт рекорд.
Горы, лес, берёзы с елями,
воздух чист, вода чиста,
все дороги там с тоннелями,
и живут они до ста.
Девки белые, грудастые,
парни тоже бугаи,
но спокойные, бесстрастные,
нет ни злобы, ни любви.
И сидел на диком бреге я,
грыз копчёную треску.
Хороша страна Норвегия.
Есть с чего тут впасть в тоску.
Без заголовка
Я редко в зеркало гляжусь,
я даже бреюсь наизусть.
И чисто, без порезов.
Их не бывает никогда.
Полоски лезвий в три ряда.
Не важно, что не трезв.
Дед говорил когда-то мне,
как правят бритвы на ремне.
Чтоб не бывало лиха,
побрился – высуши, протри.
Детей учили: «Не бери!».
И прятали от психа.
Теперь другие времена.
Мы не рискуем ни хрена.
Надёжнее молитвы
нас защищает airbag.
Нам этот безопасный век
не доверяет бритвы.
Но временами в каждый дом
приходит кто-то с топором.
я даже бреюсь наизусть.
И чисто, без порезов.
Их не бывает никогда.
Полоски лезвий в три ряда.
Не важно, что не трезв.
Дед говорил когда-то мне,
как правят бритвы на ремне.
Чтоб не бывало лиха,
побрился – высуши, протри.
Детей учили: «Не бери!».
И прятали от психа.
Теперь другие времена.
Мы не рискуем ни хрена.
Надёжнее молитвы
нас защищает airbag.
Нам этот безопасный век
не доверяет бритвы.
Но временами в каждый дом
приходит кто-то с топором.
Без заголовка
Жизнь снова бурно плещет через край
и бьёт то по филею, то в тестикулы.
А мне плевать, я улетаю в рай,
не насовсем, а только на каникулы.
Я там бывал лет несколько назад
и возвращенью радуюсь заранее.
А говорят, наш мир - кромешный ад
какого-то другого мироздания.
Я не уверен, есть ли где-то бог,
всемирной справедливости носитель, но
по мне и этот мир не так уж плох,
когда в нём всё на свете относительно.
Без заголовка
Возле кладбища - поле капустное.
На опушке сухая трава.
Непокрытая голова.
И слова похоронные, грустные.
Были новыми, юными, милыми,
после - старость, а после - гранит,
золочёные надписи плит
над ухоженными могилами.
Я от мысли пронзительной замер,
я не слышал, что мне говорят:
сколько после потратил на мрамор,
то на столько и был виноват.
И забилось, забилось, как маятник:
если с вами случится беда,
нипочём, ни за что, никогда,
мне не хватит, не хватит на памятник.
Я ж умру, моя тень не возропщет,
пусть вас совесть не гложет, не ест.
Мне никто не нагадил на больше,
чем сварной арматуровый крест.
На опушке сухая трава.
Непокрытая голова.
И слова похоронные, грустные.
Были новыми, юными, милыми,
после - старость, а после - гранит,
золочёные надписи плит
над ухоженными могилами.
Я от мысли пронзительной замер,
я не слышал, что мне говорят:
сколько после потратил на мрамор,
то на столько и был виноват.
И забилось, забилось, как маятник:
если с вами случится беда,
нипочём, ни за что, никогда,
мне не хватит, не хватит на памятник.
Я ж умру, моя тень не возропщет,
пусть вас совесть не гложет, не ест.
Мне никто не нагадил на больше,
чем сварной арматуровый крест.
, которых построил Нек
Я не люблю политиков,
Которые правят страной.
Но я презираю всех нытиков,
Что не любят политиков,
Которые правят страной.
Терпеть не могу аналитиков,
Что презирают всех нытиков,
Что не любят политиков,
Которые правят страной.
Еще ненавижу я критиков,
Не терпящих тех аналитиков,
Что презирают всех нытиков,
Что не любят политиков,
Которые правят страной.
Без заголовка
Всё говорим и говорим,
а вот на самом деле
давай с тобой слетаем в Рим
на следущей неделе.
Без плана, так, ходи, глазей,
и нет причины спорам,
захочешь, вот он, Колизей,
захочешь, вот он, форум.
Не любишь ты кровавых игр,
и ладно, дьявол с ними,
плевать с моста мы будем в Тибр
на ангелов Бернини.
Заглянем к папе. Пять минут
и все грехи отмылись.
Как нет? Скажу, пусть изберут,
чтобы поторопились.
Рим предназначен для любви,
загадочен, волшебен.
Да я тебя в фонтан Треви
пущу, как Одри Хепберн.
Рим от зари и до зари
и все твои капризы...
Не говори. Не говори.
Сам знаю: деньги, визы...
Без заголовка
Интеллигенты и кретины,
а часто сразу то и то,
в сетях всемирной паутины
бредут, как лошади в пальто.
В калейдоскопе ситуаций,
где речь текучая жива,
все мастера импровизаций
плетут словами кружева.
Не пауки, но и не мухи
(как всё запутано хитро),
живут возвышенные в духе
и обитатели метро.
Взаимодействия событий,
дела политиков и вер,
и каждый в тоненькие нити
затянут, словно Гулливер.
Перемещения досадны
от Жанны Фриске к Жанне д'Арк,
и нету нити Ариадны,
и часто рвутся нити Парк.
Упреков много, много страха
и миллион запретных тем.
Тут с миру голому рубаха,
а мне, одетому, зачем?
Без заголовка
Душа поёт, ни ноты фальши.
И чист, и звонок мой азарт.
Опять бежать куда подальше
я снова принял низкий старт.
Моя душа, ты будешь рада,
от нетерпения дрожи.
Там купола и колонады,
картины, шпили, витражи.
И тело честно, без обмана,
забудь про холод и метель,
тебя покормят в ресторанах,
уложат в мягкую постель.
Немало будет под ногами
крутых ступеней старых плит,
зато душа побудет в храме
и от восторга воспарит.
Всё будет так, а не иначе.
Вот только кто подаст совет,
что завтра мне начать с Карпаччо,
поход в музей или обед?
Без заголовка
В ритме сутки через троё
вправо-влево, вверх и вниз,
игнорирую героя,
посягаю на святое,
провоцирую цинизм.
Вверх и вниз мои качели,
заполняет вакуум
пустотой от Торричели
самобытный в каждом челе
непокорный бяка - ум
Всё пытаюсь на арапа
хоть куда с него сойти
без платформы или трапа
хоть в Приапа, хоть в гестапо,
да с набитого пути.
Кренделями влево-вправо
по ухабам вверх и вниз,
не находится управа,
продолжает мыслить здраво,
не теряя оптимизм
Без заголовка
Опускаюсь в глубокий подвал
и не видно конца коридору,
лишь у входа неровный овал
разливается светом по полу
Сверху город, он солнцем залит.
Темноту не прорезать глазами.
На ступенях из каменных плит
я стою, в ожидании замер.
Не спускался сюда никогда,
не исследовал эти проходы,
не журчит ли по стенам вода,
не трещат ли кирпичные своды.
Всё, довольно, пора и назад.
Эти арки уже надоели.
В темноту упирается взгляд,
остановленный светом в тоннеле.
Без заголовка
Пойти и сдаться бы в дурдом,
да обуваться не охота.
Проходит странная работа,
метаморфоза и облом.
Попал в какие-то тенёта.
И рамки тесные малы.
Иду не то, чтобы в орлы,
а нечто вроде самолёта.
Орёл летит туда-сюда
не ради выси или дали.
Туда - гнездо, сюда - еда,
а самолёт - куда послали.
Орла бояться ли орлу.
Орёл садится на скалу,
а этим подавай бетонку.
И самолёта самолёт,
чуть зазевался, и собьёт,
и плюнет очередь вдогонку.
А самолёта самолёт
послал куда-то грозным взором,
а тот и полетел вперёд
за ядом или прочим вздором.
Зато орёл, блестя пером,
не лезет ни в одни ворота.
Несу я глупости, пардон.
Пойти и сдаться бы в дурдом,
да обуваться не охота.
Без заголовка
Опушка и заснеженная гладь.
И на краю четыре старых дуба.
Такое нет, не руку потерять,
а что-то вроде коренного зуба.
Конечно, можно вставить имплантант,
всё будет безболезненно и чисто.
Тот эмигрант, и этот эмигрант,
живут себе, не помня про дантиста.
А я иду на лыжах. Мне тепло.
Уже прошёл четыре километра.
На крайнем дубе чёрное дупло
и прошлогодний лист дрожит от ветра.
Без заголовка
Прошла короткая гроза
на стриженые травки,
и небо, словно бирюза
из сувенирной лавки,
где девушка, давай, болтай,
доказывает рьяно,
что не стекляшка и Китай,
а камень из Ирана.
Хотя предмет беседы пуст,
для звукового фона,
зато разглядываю бюст
на базе силикона.
А голос ласковый, как шёлк,
точнее, полиэстер.
Ну ладно, верю, хорошо,
но в камни не инвестор.
Как небеса опять чисты,
ни дыма, ни тумана.
Горят церковные кресты
нитридами титана.
Без заголовка
Мысль попалась хороша
и меня задела:
не у тела есть душа,
у души есть тело.
И понятно стало вдруг,
жизнь не зло, не благо,
даже музыка - не звук,
книга - не бумага.
Викинг, покидая труп,
верил: есть Валгалла
(вроде как бойцовский клуб
у пивного зала),
знал буддист про карусель,
как сойти скорее,
мусульманину - бордель,
нам - оранжерея.
Но подумать, это крест,
странная награда.
Всё за вечность надоест.
Вам такое надо?
Разный вид одной тюрьмы,
но похожа мука.
Наша память - это мы,
мы, и наша скука.
На могиле густо сныть
и лопух здоровый.
Лучше сразу всё забыть,
чтоб потом по-новой.
Без заголовка
Мне говорил когда-то кто-то,
что в глубине былых времён
зулусы (или готтентоты?)
имели правильный закон.
Он запрещал и всё такое
под страхом смерти и стыда
менять живых на неживое,
никак, нигде и никогда.
Закон имел большую силу,
жаль, что не дожил до сих пор:
нельзя козу или кобылу
продать за нож или топор.
Но есть товар и торгу место,
закон - закон, хотя суров,
не примут деньги за невесту,
возьмут овец или коров.
Взрастит пастух, захватит воин,
дадут животные приплод,
живое - только за живое, -
совсем особый оборот.
На нас как это не похоже!
В наш исторический момент,
и жизнь, и смерть - одно и то же,
на всё один эквивалент.
И нам не жить при том законе,
мы потеряли этот дар.
Мы каждый на аукционе
и покупатель, и товар.
что в глубине былых времён
зулусы (или готтентоты?)
имели правильный закон.
Он запрещал и всё такое
под страхом смерти и стыда
менять живых на неживое,
никак, нигде и никогда.
Закон имел большую силу,
жаль, что не дожил до сих пор:
нельзя козу или кобылу
продать за нож или топор.
Но есть товар и торгу место,
закон - закон, хотя суров,
не примут деньги за невесту,
возьмут овец или коров.
Взрастит пастух, захватит воин,
дадут животные приплод,
живое - только за живое, -
совсем особый оборот.
На нас как это не похоже!
В наш исторический момент,
и жизнь, и смерть - одно и то же,
на всё один эквивалент.
И нам не жить при том законе,
мы потеряли этот дар.
Мы каждый на аукционе
и покупатель, и товар.
Без заголовка
Навеяно Василием и Ифритом
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
Без заголовка
Тебя тревожить не дерзаю,
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
Без заголовка
Охота к перемене мест
преследует упорно.
Она меня, как совесть, ест,
и высотой, как Эверест,
и круче Маттерхорна.
Чуть что, даёт под зад пинок,
и разговор не долог,
и выставляет за порог
на глину, камень и песок,
не разберёт геолог.
И не резон, что не сезон,
не помогают споры,
тут духота, а там озон,
там обезьяна, там бизон,
пустыни, реки, горы.
Потом до жути не тужи,
мол, где твоя квартира,
уж если взялся за гужи,
то не удержат рубежи
освоенного мира.
На остальном поставим крест.
Забудем, ну и ладно.
Да, я кому-то lupus est.
Охота к перемене мест,
зараза, беспощадна.
Без заголовка
Коченеют пальцы рук.
Под ногами только лужи.
Странный звук, осенний звук.
Показалось, это друг,
только друг ли он к тому же.
Летом было всё не так,
мысли, чувства и погода.
Жил дурак, бродил маньяк,
а не полный депресняк,
где ни выхода, ни входа.
Мелкий дождик с неба ссыт.
В туфлях мокрое такое.
Утром всё про суицид,
ну а к ночи антрацит
в обвалившемся забое.
И сидеть бы в духоте,
в тесноте и даже хуже,
слушать капли в темноте
и надеяться, что те,
откопают, кто снаружи.
Без заголовка
Осенний мрак, осенний мрак,
из-под нависших туч,
уже не падает в овраг
холодный тонкий луч.
Всё ниже, ниже облака,
и музыка не та,
куда там средние века,
такая темнота.
И не до слов, и не до книг,
и куст, и разум гол,
и забываешь в тот же миг,
что только что прочёл.
И всё не выпадет момент,
чтоб нарушать табу.
Я сам, похоже, секонд хенд
и много раз бу.
Всё тот же бесконечный трек,
дороги и дома.
Скорей бы, что ли, выпал снег,
скорее бы зима.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
