Без заголовка
Был у викингов в набеге я.
Посетил там каждый фьорд.
Хороша страна Норвегия,
по комфорту бьёт рекорд.
Горы, лес, берёзы с елями,
воздух чист, вода чиста,
все дороги там с тоннелями,
и живут они до ста.
Девки белые, грудастые,
парни тоже бугаи,
но спокойные, бесстрастные,
нет ни злобы, ни любви.
И сидел на диком бреге я,
грыз копчёную треску.
Хороша страна Норвегия.
Есть с чего тут впасть в тоску.
Без заголовка
Вышел из дому сейчас.
Ветер. Лес зашёлся в скрипе.
Белка серая на липе
смотрит бусинами глаз.
Каждый встречный человек
корчит рожи нереально.
Снег летит горизонтально,
мелкий снег, колючий снег.
Даже прорубь на пруду
занесло, и морж обижен,
и поскрипывают лыжи,
на которых я иду.
Без заголовка
Всё говорим и говорим,
а вот на самом деле
давай с тобой слетаем в Рим
на следущей неделе.
Без плана, так, ходи, глазей,
и нет причины спорам,
захочешь, вот он, Колизей,
захочешь, вот он, форум.
Не любишь ты кровавых игр,
и ладно, дьявол с ними,
плевать с моста мы будем в Тибр
на ангелов Бернини.
Заглянем к папе. Пять минут
и все грехи отмылись.
Как нет? Скажу, пусть изберут,
чтобы поторопились.
Рим предназначен для любви,
загадочен, волшебен.
Да я тебя в фонтан Треви
пущу, как Одри Хепберн.
Рим от зари и до зари
и все твои капризы...
Не говори. Не говори.
Сам знаю: деньги, визы...
Без заголовка
Жизнь снова бурно плещет через край
и бьёт то по филею, то в тестикулы.
А мне плевать, я улетаю в рай,
не насовсем, а только на каникулы.
Я там бывал лет несколько назад
и возвращенью радуюсь заранее.
А говорят, наш мир - кромешный ад
какого-то другого мироздания.
Я не уверен, есть ли где-то бог,
всемирной справедливости носитель, но
по мне и этот мир не так уж плох,
когда в нём всё на свете относительно.
Без заголовка
Хорошо купить бы дом,
спереди крылечко,
из окошка вид с прудом
или лучше речка.
Я тогда бы в жизни сей
не горбатил спину,
а ловил бы карасей,
да собирал малину.
Чтобы лес невдалеке,
боровик да рыжик,
чтобы летом на реке,
в зимой на лыжи.
И чтоб девица-краса
там со мной напару,
а ещё завёл бы пса
и кота-котяру.
Чтоб из печки каравай,
чтобы в бане веник...
Вот только стоит этот рай
ну слишком много денег.
Без заголовка
Любовь была к тебе добра.
Козёл попался не вонючий,
других козлов гораздо лучше.
Никто его не отобрал,
он не попался в лапы волка,
не увела коза и тёлка,
короче, полный идеал.
Но появился странный страх,
весьма чувствительного типа,
а вдруг всё это просто липа,
и были чувства, но не ах,
и борода его, и уши,
и он уже не хочет душу,
а только регулярный трах.
Разлад, разброд, разрыв, развод,
разборки, ругань и рутина.
Козёл, безмозглая скотина,
пусти такого в огород...
Разлука, распря и расплата.
Любовь была добра когда-то,
а стало всё наоборот.
Без заголовка
Опушка и заснеженная гладь.
И на краю четыре старых дуба.
Такое нет, не руку потерять,
а что-то вроде коренного зуба.
Конечно, можно вставить имплантант,
всё будет безболезненно и чисто.
Тот эмигрант, и этот эмигрант,
живут себе, не помня про дантиста.
А я иду на лыжах. Мне тепло.
Уже прошёл четыре километра.
На крайнем дубе чёрное дупло
и прошлогодний лист дрожит от ветра.
Без заголовка
В ритме сутки через троё
вправо-влево, вверх и вниз,
игнорирую героя,
посягаю на святое,
провоцирую цинизм.
Вверх и вниз мои качели,
заполняет вакуум
пустотой от Торричели
самобытный в каждом челе
непокорный бяка - ум
Всё пытаюсь на арапа
хоть куда с него сойти
без платформы или трапа
хоть в Приапа, хоть в гестапо,
да с набитого пути.
Кренделями влево-вправо
по ухабам вверх и вниз,
не находится управа,
продолжает мыслить здраво,
не теряя оптимизм
Без заголовка
Душа поёт, ни ноты фальши.
И чист, и звонок мой азарт.
Опять бежать куда подальше
я снова принял низкий старт.
Моя душа, ты будешь рада,
от нетерпения дрожи.
Там купола и колонады,
картины, шпили, витражи.
И тело честно, без обмана,
забудь про холод и метель,
тебя покормят в ресторанах,
уложат в мягкую постель.
Немало будет под ногами
крутых ступеней старых плит,
зато душа побудет в храме
и от восторга воспарит.
Всё будет так, а не иначе.
Вот только кто подаст совет,
что завтра мне начать с Карпаччо,
поход в музей или обед?
Без заголовка
Пойти и сдаться бы в дурдом,
да обуваться не охота.
Проходит странная работа,
метаморфоза и облом.
Попал в какие-то тенёта.
И рамки тесные малы.
Иду не то, чтобы в орлы,
а нечто вроде самолёта.
Орёл летит туда-сюда
не ради выси или дали.
Туда - гнездо, сюда - еда,
а самолёт - куда послали.
Орла бояться ли орлу.
Орёл садится на скалу,
а этим подавай бетонку.
И самолёта самолёт,
чуть зазевался, и собьёт,
и плюнет очередь вдогонку.
А самолёта самолёт
послал куда-то грозным взором,
а тот и полетел вперёд
за ядом или прочим вздором.
Зато орёл, блестя пером,
не лезет ни в одни ворота.
Несу я глупости, пардон.
Пойти и сдаться бы в дурдом,
да обуваться не охота.
Без заголовка
Осенний мрак, осенний мрак,
из-под нависших туч,
уже не падает в овраг
холодный тонкий луч.
Всё ниже, ниже облака,
и музыка не та,
куда там средние века,
такая темнота.
И не до слов, и не до книг,
и куст, и разум гол,
и забываешь в тот же миг,
что только что прочёл.
И всё не выпадет момент,
чтоб нарушать табу.
Я сам, похоже, секонд хенд
и много раз бу.
Всё тот же бесконечный трек,
дороги и дома.
Скорей бы, что ли, выпал снег,
скорее бы зима.
Без заголовка
Мысль попалась хороша
и меня задела:
не у тела есть душа,
у души есть тело.
И понятно стало вдруг,
жизнь не зло, не благо,
даже музыка - не звук,
книга - не бумага.
Викинг, покидая труп,
верил: есть Валгалла
(вроде как бойцовский клуб
у пивного зала),
знал буддист про карусель,
как сойти скорее,
мусульманину - бордель,
нам - оранжерея.
Но подумать, это крест,
странная награда.
Всё за вечность надоест.
Вам такое надо?
Разный вид одной тюрьмы,
но похожа мука.
Наша память - это мы,
мы, и наша скука.
На могиле густо сныть
и лопух здоровый.
Лучше сразу всё забыть,
чтоб потом по-новой.
Без заголовка
Коченеют пальцы рук.
Под ногами только лужи.
Странный звук, осенний звук.
Показалось, это друг,
только друг ли он к тому же.
Летом было всё не так,
мысли, чувства и погода.
Жил дурак, бродил маньяк,
а не полный депресняк,
где ни выхода, ни входа.
Мелкий дождик с неба ссыт.
В туфлях мокрое такое.
Утром всё про суицид,
ну а к ночи антрацит
в обвалившемся забое.
И сидеть бы в духоте,
в тесноте и даже хуже,
слушать капли в темноте
и надеяться, что те,
откопают, кто снаружи.
Без заголовка
Охота к перемене мест
преследует упорно.
Она меня, как совесть, ест,
и высотой, как Эверест,
и круче Маттерхорна.
Чуть что, даёт под зад пинок,
и разговор не долог,
и выставляет за порог
на глину, камень и песок,
не разберёт геолог.
И не резон, что не сезон,
не помогают споры,
тут духота, а там озон,
там обезьяна, там бизон,
пустыни, реки, горы.
Потом до жути не тужи,
мол, где твоя квартира,
уж если взялся за гужи,
то не удержат рубежи
освоенного мира.
На остальном поставим крест.
Забудем, ну и ладно.
Да, я кому-то lupus est.
Охота к перемене мест,
зараза, беспощадна.
Без заголовка
Тебя тревожить не дерзаю,
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
но ты закрыта полчаса.
- Послушай, зая...
- Я не зая.
Ну да, конечно, ты лиса.
Без слова, жеста или взгляда
убила. Полный нереал.
- Тебе...
- Мне ничего не надо.
Ну да, и не подозревал.
За что такое, что такое?
Не тронуть словом и рукой.
- Давай...
- Оставь меня в покое.
Ну да, найдёшь его, покой.
Без заголовка
В аргументах с древних пор
люди упражняются,
продолжая старый спор:
курица и яйца.
Но давно готов ответ
на дела старинные.
Да прольётся знаний свет
в головы куриные.
Оцените мысли высь,
увенчайте лаврами:
яйца и до кур неслись,
скажем, динозаврами.
Сделай умное лицо,
выйди с ним на улицы
гордый знанием: яйцо
было раньше курицы!
Без заголовка
Навеяно Василием и Ифритом
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
"В оный день..."(Гумилёв)
К математике привычен
и за это даже бит,
знаю то, что мир двоичен,
и в его основе бит.
И роман, и кинолента,
образ, музыка и цвет, -
всё из первоэлемента:
чёт и нечет, да и нет.
Эти чувства, эти лица,
свет небес и мрак земли,
всё нули и единицы,
единицы и нули.
Но видна первооснова
только тем, кто знает шифр,
для кого понятно слово,
состоящее из цифр.
А у прочих в сердце робость
и преграда на пути,
дескать, есть какой-то Логос,
только где ж его найти?
Нет ума - иди в поэты,
головы своей не мучь,
все достойные секреты
цифровой имеют ключ.
Но канючат люди снова,
им халява - ремесло:
мы не верим, дайте слово,
не хотим твоё число!
Им развесистые клюквы
и лапши с ушей не снять,
да послать их на три буквы
или даже в целых пять.
Но нельзя. Они убоги,
каждый первый безголов,
Вот веду их по дороге
и пою потоком слов.
Ну а цифер им не надо,
не выносят их на дух.
Понимает слово стадо,
числа знает лишь пастух.
Без заголовка
Однажды, в шутку ли, всерьёз,
не отвлекаясь на вопросы,
я взял и посадил кокос,
в краях, где водятся кокосы.
Лежал орех, а в нём росток.
Ну до чего же интересно!
Я закопал его в песок,
принёс воды немного пресной.
Всё любопытство и азарт.
Сейчас немного совесть гложет.
Помог я только сделать старт,
потом пусть крутится, как может.
Но всё же память берегу
и думаю: на самом деле,
есть там кокос на берегу?
засох ли через две недели?
Без заголовка
Коричневый вечерний чай.
Не чистый чёрный чайник.
Так лучше. И не замечай,
и сам себе начальник.
Свет не включая и ворча
почёсывая плечи
помянешь чёрта сгоряча,
и чуточку полегче.
А череп словно кирпичом,
и ничего, что прочен,
и безразлично, что почём,
почётно и не очень.
И вечно не с чего начать,
о чём бы с увлеченьем.
Лечи отчаянья печать
просроченным печеньем.
Черствеют чёртовы харчи,
горячие в начале.
Читай, печатай и молчи,
о чём твои печали.
К чему нечаянная речь,
извечная причуда
чужих, чудных, беспечных встреч,
рассчитанных на чудо.
Без заголовка
Прошла короткая гроза
на стриженые травки,
и небо, словно бирюза
из сувенирной лавки,
где девушка, давай, болтай,
доказывает рьяно,
что не стекляшка и Китай,
а камень из Ирана.
Хотя предмет беседы пуст,
для звукового фона,
зато разглядываю бюст
на базе силикона.
А голос ласковый, как шёлк,
точнее, полиэстер.
Ну ладно, верю, хорошо,
но в камни не инвестор.
Как небеса опять чисты,
ни дыма, ни тумана.
Горят церковные кресты
нитридами титана.
Без заголовка
Интеллигенты и кретины,
а часто сразу то и то,
в сетях всемирной паутины
бредут, как лошади в пальто.
В калейдоскопе ситуаций,
где речь текучая жива,
все мастера импровизаций
плетут словами кружева.
Не пауки, но и не мухи
(как всё запутано хитро),
живут возвышенные в духе
и обитатели метро.
Взаимодействия событий,
дела политиков и вер,
и каждый в тоненькие нити
затянут, словно Гулливер.
Перемещения досадны
от Жанны Фриске к Жанне д'Арк,
и нету нити Ариадны,
и часто рвутся нити Парк.
Упреков много, много страха
и миллион запретных тем.
Тут с миру голому рубаха,
а мне, одетому, зачем?
Без заголовка
Как океан, открытый кораблю
и надувному пляжному матрасу,
всё принимаю, многое люблю.
По Архимеду вычисляя массу
погруженного, вытесняю вон
что не способно в плотности равняться.
Тут действует физический закон
без следствия, суда и апелляций.
Как воздух, поднимающий и пыль,
и самолёт, и ласточку, и змея,
верчу свою фантазию и быль.
Как штиль, что оставляет, не жалея,
повисшие чужие паруса
и мельницы на жертву Дон Кихоту.
Как ветер, появился, поднялся
и бросил неоконченной работу.
Как чернозём, как глина, как песок,
готов зарыть. Затягиваю даже.
Выращиваю дуб и колосок.
Как горы, возвышаюсь и на страже.
Как скалы, для которых динамит
единственное средство разговора.
Как перевал, что открывает вид
туда, куда попасть ещё не скоро.
Как факел, освещаю и веду.
Как пламя, пожираю без остатка
любую подходящую еду,
которая питательна и сладка.
Как плазма, где сам чёрт не разберёт
какое сочетание молекул,
где право, лево, зад или перёд,
не разобраться, кто бы раскумекал.
Как время, как упущенный момент,
прошёл-ушёл, ищи-свищи пропало.
Как неизвестный пятый элемент,
к себе перетянувший одеяло,
не для тепла, из скромности, прикрыть
защитою от брошенного взгляда,
сам неизменно проявляет прыть
увидеть то, что лучше и не надо.
Без заголовка
Зреет плод, чтобы дать семена.
Сладкий вкус - премиальные баллы.
Только та не напрасна война,
где убитых едят каннибалы.
Направляется в небо росток,
не достанет, но это обычай.
Наступает стремительно срок,
и становится хищник добычей.
Все задачи и цели - обман,
имитация собственной воли.
Но покуда не дали семян,
не поверят, что их накололи.
Молодой, недоразвитый плод,
тот, что после еда и награда,
не созреет, пока не поймёт,
а вот это как раз и не надо.
Опоздали, завяли сады.
Высока ли цена опозданий,
если в пищу годятся плоды,
что упали от древа познаний.
В этом всём первородном грехе
смысл один (не поймёте - поверьте):
не нуждаться в такой чепухе
как всевластие или бессмертье.
Сладкий вкус - премиальные баллы.
Только та не напрасна война,
где убитых едят каннибалы.
Направляется в небо росток,
не достанет, но это обычай.
Наступает стремительно срок,
и становится хищник добычей.
Все задачи и цели - обман,
имитация собственной воли.
Но покуда не дали семян,
не поверят, что их накололи.
Молодой, недоразвитый плод,
тот, что после еда и награда,
не созреет, пока не поймёт,
а вот это как раз и не надо.
Опоздали, завяли сады.
Высока ли цена опозданий,
если в пищу годятся плоды,
что упали от древа познаний.
В этом всём первородном грехе
смысл один (не поймёте - поверьте):
не нуждаться в такой чепухе
как всевластие или бессмертье.
Без заголовка
Проверено веками,
известно в наши дни:
поспоришь с дураками,
и станешь, как они.
Их слушать ухо вянет,
оболганы друзья.
Сказал бы, так и тянет,
но знаю, что нельзя.
И так, и эдак плохо,
обидно мне до слёз,
им - об стену горохом,
мне - мордою в навоз.
Нет, отвечать не буду,
чтоб не было беды.
Плюются, как верблюды,
я ж в рот набрал воды.
Но это всё до срока,
вода проход найдёт!
Кто не постиг намёка,
дождётся, идиот.
Дразнить меня не надо!
Я щедро отплачу,
а ну держитесь, гады!
Всех разом замочу!
Не худший я, не лучший,
не гуру, не герой,
так что, на всякий случай,
не спорили б со мной.
известно в наши дни:
поспоришь с дураками,
и станешь, как они.
Их слушать ухо вянет,
оболганы друзья.
Сказал бы, так и тянет,
но знаю, что нельзя.
И так, и эдак плохо,
обидно мне до слёз,
им - об стену горохом,
мне - мордою в навоз.
Нет, отвечать не буду,
чтоб не было беды.
Плюются, как верблюды,
я ж в рот набрал воды.
Но это всё до срока,
вода проход найдёт!
Кто не постиг намёка,
дождётся, идиот.
Дразнить меня не надо!
Я щедро отплачу,
а ну держитесь, гады!
Всех разом замочу!
Не худший я, не лучший,
не гуру, не герой,
так что, на всякий случай,
не спорили б со мной.
Без заголовка
Глухая осень. Сад был пуст.
На ветках чёрные вороны.
Пришёл, чтобы укутать куст
и срезать поздние бутоны.
У края мелкого пруда
устроил склад, потом, мол, сразу
всё заберу, тут есть вода,
вернусь домой - поставлю в вазу.
Но вот ведь глупый человек!
Так завертелся, столько дела.
Забыл. А ночью выпал снег,
вода в пруду заледенела.
Ещё на следующий год
деревья почек не раскрыли,
я там, где не растаял лёд,
нашёл немного мокрой гнили.
Как почернел, как вымерз он,
но я узнал, когда-то это
был нежный розовый бутон
невинно-кремового цвета.
Я вспомнил это неспроста.
Как всё завязано на свете.
Я знал, она уже не та,
но лучше б я её не встретил.
На ветках чёрные вороны.
Пришёл, чтобы укутать куст
и срезать поздние бутоны.
У края мелкого пруда
устроил склад, потом, мол, сразу
всё заберу, тут есть вода,
вернусь домой - поставлю в вазу.
Но вот ведь глупый человек!
Так завертелся, столько дела.
Забыл. А ночью выпал снег,
вода в пруду заледенела.
Ещё на следующий год
деревья почек не раскрыли,
я там, где не растаял лёд,
нашёл немного мокрой гнили.
Как почернел, как вымерз он,
но я узнал, когда-то это
был нежный розовый бутон
невинно-кремового цвета.
Я вспомнил это неспроста.
Как всё завязано на свете.
Я знал, она уже не та,
но лучше б я её не встретил.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
