У меня пропал интернет. Казалось бы, какая проблема - ерунда, а не проблема. Бытовая неурядица и только. Я решила найти номер компании провайдера и позвонить. Ну зачем я так? Все же хорошо было. Села бы макраме вязать, черт с ним с интернетом, нет..

И началось.

Сначала 7 минут играл Бах, потом 6 минут Бетховен. Я была 459-я в очереди. Такой очереди нет даже в посольство Канады. Потом концерт не по заявкам продолжился сюитой мексиканских танцев "Сапатео" (5 минут). Никто не отвечал. Я решила висеть до конца. Складывалось впечатление, что некоторым компаниям дано тайное строгое задание в крайне несподручных условиях, используя наследие разных эпох, воспитать у граждан Грузии образцовый музыкальный вкус. Если проблемы с интернетом продлятся хотя бы недели две, то вы спокойно сможете сдать в Тбилисскую консерваторию на факультет музыковедения.

Я сидела уже 18 минут с аппаратом у уха, убаюкана и в недоумении. Курица на сковородке горела, дети вылили на стол весь чай, принесшие горячие свежие мчади соседи ломились в дверь.

Но вот сотрудница Натела допила кофе и взяла трубку. Я после сюиты и либретто, практически забывшая, что хотела, глупо улыбалась в трубку. Ее ласковое «слушаю» возвратило меня к жизни. Ее голос был нежен, как бутон лотоса. Ее явно туда посадили с таким завораживающим голосом, чтобы в случае, если 731-й звонящий все-таки дождется, он не спалил напалмом головной офис компании. Что я хотела? Я хотела только мира во всем мире, 200 грамм текилы и немного интернета в свою обитель. Не могли бы вы, сладкоголосая фея моих снов, помочь мне с этим маленьким недоразумением. Натела расспросила подробности моей беды. С ее голосом я бы посоветовала работать в сексе по телефону, потому что даже я начала думать не про роутер и шнуры. Но фея не знала как помочь, увы. Если я не против, она переключит меня на Гоги.

К Гоги меня вел ноктюрн фа-минор Шопена (3 минуты). Гоги взял трубку телефона, как Сергей Бубка взял высоту 5 метров 85 сантиметров. Выслушал по-грузински молчаливо. Предложил нажать там, выдернуть тут и подождать. Я выполнила. Ничего. Подозреваю, что предки Гоги были из высокогорных жителей – мы вместе долго молча думали. Тогда еще вот там нажмите и потрясите. Потрясла. Прижгите куриной лапкой в полнолуние, прочтите молитву Вуду, призыв Эрзули и три раза похлопайте себя по левой почке. Ничего.

Гоги даже не спросил, хочу ли я разговаривать с Мерабом. Может, мы с Гоги уже сроднились, притерлись, зачем мне Мераб? Но он резко ушел из моей жизни одним бездушным нажатием кнопки.

Мераб не отвечал. 22-я прелюдия Клода Дебюсси (4 минуты) не предвещала ничего хорошего. Пока я наслаждалась неожиданной сменой метра 3/4 на 4/4 в четвертом и девятом тактах и расширением четырехтактных построений до пятитактных, у меня догорела курица, дети начали черпать воду в унитазе взамен закончившегося чая, а соседи подключать болгарку.

Но тут проснулся, выкупался, поел и, наконец, взял трубку Мераб. Он тоже не знал, почему у меня так. Он был в затруднении. Может, провод, а может, льдина откололась, а может, буря магнитная. Мало ли. Он был честен, а это ценно в наше время. Я начала вспоминать, как слать голубей с письмами, где взять голубей и сколько сказок и частушек для детей я помню. Интернета не предвиделось.

"Мы найдем ответ на ваш вопрос и решим проблему с кем-нибудь из 683 сотрудников компании обязательно", - пообещал мне Мераб, - "но завтра Сегодня уже 17 часов, и нам пора отдыхать. С вами свяжется Акакий".

Завтра мою судьбу будет решать Акакий. "Акакий, Како, Каки!" Я куплю новую курицу, заварю полный термос чая и буду конспектировать очередность музыкальных произведение в трубке.

А сегодня есть в доме нечего, дети мокрые, унитаз сухой, соседи пролазят через прореху в двери. Голуби подозрительно облетают мои окна стороной. Я с двумя огромными красными ушами и ненавижу классическую музыку. И уже ничего не хочу.

Берегите ваш интернет.)

Она любила чай с лимоном и кофе с молоком. Любила свой дом, любила когда звёзды на небе и любую погоду, сладкие яблоки, хурму и медовые дыни. По вечерам она звонила бабушке, читала Бакмана, Гилберт, Оуэнс и пекла печенье. В её доме пахло кофе, ванилью и шоколадом.
Иногда, по выходным, заходила деликатная соседская собака, долго вытирала лапы об коврик в прихожей и застенчиво съедала её обед. Как-то незаметно, она изменила расписание своих визитов и стала приходить в остальные дни к ужину. А потом хозяева собаки попросили приютить её навсегда, так как уезжали в другой город. Могли бы и не просить, собака уже давно с ней обо всём договорилась и даже перенесла свои вещи: ужасного плюшевого медведя без уха, поводок, облезлый коврик и потрёпанный томик Джеймса Хэрриота "Собачьи истории". Теперь они вместе пекут по вечерам печенье и гуляют под проливным дождём. Она пришила медведю новое ухо, научилась понимать собачий язык, сладко и безмятежно засыпать под громкий храп, прощать "жизненно необходимые" для собак купания в грязных лужах, тактично корректировать недостатки её воспитания и поведение в общественных местах, начала вязать специальный собачий полосатый шарф для зимы. Собака ведёт учёт продуктовых запасов, следит за политической обстановкой в стране, просматривая вечерние новости по ТV, разрешает греть об себя ноги, ждёт её с работы, завернувшись в меховой плед, грустно вздыхает и печально ест ванильное печенье, оставляя на диване крошки. Вместе они любят поездки к бабушке в деревню, встречаться вечером в прихожей, читать потрёпанные "Собачьи истории" и смотреть с балкона на звёзды. В деревне они едят оладьи, клубнику с молоком, гадают на ромашках, гоняются за стрекозой, купаются в теплом озере и кормят толстых уток пойманными в банку мальками. Всё случилось зимним вечером, в декабре, когда вместе с ними в лифт зашёл их новый сосед и наступил собаке на лапу. Он долго просил прощения, извинялся, говорил, что это вышло случайно. На следующий день зашёл узнать, как чувствует себя лапа и загладить свою вину букетиком цветов и кусочком запечённой индейки. Он выпил три чашки чая, съел у них всё печенье, за что опять извинялся. Собака старательно хромала ещё три дня, ела "извинительные" котлеты и простила его окончательно, получив в подарок на Новый год новенькую книгу Хэрриота....
Теперь им в тысячу раз стало интересней смотреть на звёзды: он показал им Млечный Путь, туманности, созвездия и планеты. Она довязала специальный полосатый собачий шарф и теперь вяжет специальный мужской, тоже полосатый. Они обожают гулять зимними вечерами в парке втроём и любоваться тихим снегопадом. Редкие, спешащие мимо них прохожие, вдруг замедляют шаг, оборачиваются, а потом бегут дальше, изумлённо восклицая:
- Чёрт возьми! Я только что видел, как улыбается собака! Та, в полосатом шарфе!
А глубокой ночью, когда город крепко спит, на небе просыпается Большая медведица. Она на цыпочках подходит к Малой медведице, поправляет на ней одеяльце, ласково целует, оставляет рядом корзинку спелой малины и осторожно уходит обратно. Иногда, по дороге, совершенно случайно, она задевает своим мохнатым боком звезду и та падает вниз, на землю. А медведица, выпив чашечку чая с малиновым вареньем, укладывается в свой небесный гамак, укрывается пледом из нежной туманности и сладко засыпает.
... А город спит...

Проснулась в палатке. Голова чистая, подмышки гладкие, легкий макияж, педикюр. И сразу рассвет встречать. Естессно, в платье.
Кофейку на всю группу быстренько наварила, блинчиков напекла, джемом малиновым из только что собранных ягод полила. Всю группу накормила.
И сразу йога, минуток на пятьдесят, пока все собираются. Потянулась, помедитировала. Волосы на ветру развеваются, я, естессно, в небесно-голубых лосинах и майка в тон. Кто-то даже такую красоту запечатлеть вознамерился - ну что вы, что вы, хо-хо-хо не стóит, я не в лучшей форме сегодня...
Быстренько вещички в рюкзачок покидала, палаточку на ветру посушила, инструктаж провела, всем рюкзачки отрегулировала, ботинки проверила, в рацию МЧС-никам доброго дня пожелала. Волосы на ветру развеваются, я, естесно, в чёрных лосинах и бирюзовой рубашке в тон рюкзака.
На перевальчик поднимаемся: никто не отстает, горняшкой никого не кроет, вопросов никто никаких не задает, тропинка ровненькая, солнышко светит. Ребята, посмотрите направо это пик Такой-то, а за ним Вот-такой-то, а если обернуться назад то можно увидеть голубые озёра!
Забежали на перевальчик, бутербродами с маскарпоне
перекусили, чайная церемония и фотосессия на фоне голубого неба. Девочки, естессно, все в платьях. У всех волосы на ветру развеваются, легкий макияж, педикюр.
В ущелье спустились, а тааам - красота! Птички поют, травушка зеленеет, цветочки цветут, реченька горная журчит, водопады кругом. Легкость необыкновенная, так и порхаешь, так и бежишь по тропинке все двадцать километров!
А вот и стоянка наша. Ребята, какие все молодцы! Ещё даже солнышко не скрылось, а мы уже палаточки поставили, тентик натянули, гирлянду светодиодную к нему прицепили, в водопаде искупались, гамаки развесили, фотки в прыжке/лёжа кружочком/с солнышком на ладошке понаделали и в инсту всё выложили.
Ужин на скорую руку: цезарь, феттуччине, чай из только что собранных трав, печенек десять сортов на выбор. И сразу йога, минуток на пятьдесят. Шавасана. И медитация. После релакса всех быстренько работе с верёвкой обучила, как зарубаться на снежно-ледовом склоне показала, кошки всем подтянула.
А тут и закат созерцать время подошло. Девочки, естессно, все в платьях. И я на фоне заката, в платье нежно-розовых тонов с глубоким декольте, лёгкий макияж, педикюр. После заката - вечер у костра. Глинтвейн, пуэр, кальян, плед клетчатый, гитара, саксофон...
***
Проснулась по-настоящему. Вроде в палатке... На щеке слюни, на улице дождь льёт, спальник промок, уже неделю по перевалам и тайге мотаемся... Хоспаде, ну приснится же такой кошмар...

Сейчас прямо на ваших глазах я совершу подвиг!.. Это опасно, рискованно, но я это сделаю!
Итак!.. Мне 40 лет! …
И вы знаете, я сейчас в 40 раз счастливее, чем в 18.
Вот, девчонки, поднимите руку, есть, кому уже 40? Не стесняйтесь, все же свои! Молодцы! Так, все запомнили, кому сколько уже? Шучу, надо гордиться — нам уже 40 лет! Вы знаете, мне кажется, у нас общество помешалось на молодости. Девчонки начинают омолаживаться ещё со школы. В 18 лет она чуть-чуть увеличила губы. В 20 — ещё увеличила.
В 25, чтобы грудь была хоть немного больше, чем губы, увеличила грудь! Потом губы, потом грудь… потом губы, потом опять грудь… В итоге к сорока у нее губы лежат на груди, а грудь на коленях!
Мне кажется, вся эта истерика по поводу молодости нагнетается глянцевыми журналами. Вы читали: «в 30 лет у женщины появляются первые морщины». Вранье! В 30 лет у женщины появляются первые мозги! А к сорока женщина и мозги, будучи уже 10 лет, как знакомы, наконец-то начинают работать в паре.
В 40 лет женщина уже умеет все свои недостатки превратить в достоинства. У меня у знакомой кривые ноги. Ну такие, что вместе с её ногами в Москве не три кольца, а четыре. Но она так научилась на них ходить, так красиво стоять, что это можно заметить, только если ей внезапно крикнуть: «Галя! Распродажа!» Она сразу: «Где?»
А журналы только пугают. в 40 зона декольте уже не выглядит безупречной. Зато я знаю 8 рецептов беляшей! И поверьте, в 40 лет это важнее, потому что, когда у тебя муж придет с работы голодный, он не будет рассматривать твою зону декольте. Он будет рассматривать зону плиты, зону сковородки, зону холодильника! Потом он завалиться на зону дивана, поставит пиво на свою зону декольте и будет смотреть футбол! И только если наши выиграют, он на радостях вспомнит про твою зону декольте!.. Но зная, как наши играют, забудь про зону декольте!
В 40 лет ты уже можешь всё! Я могу сама заменить колесо на машине и не беспокоить своего мужчину по таким мелочам. Я даже могу заменить мужчину и не беспокоить своего мужа по таким мелочам.
И самое умное, что может женщина сказать мужчине — это… промолчать. Даже если у него что-то случилось, какие-то проблемы, не надо ничего говорить, объяснять, спасать, анализировать… Просто уткнитесь в него нежно… обнимите… и помолчите. И он обязательно воспрянет! И главное, в этот момент нужно быть в сексуальном пеньюаре и в кружевных чулках.
Конечно, с возрастом кое-что меняется. Ну вот, допустим, в 18 лет у тебя все впереди. В 40 у тебя все впереди, сбоку, сзади, и ты думаешь, как все это убрать, сбросить.
Или вот такая фишка — всем, кому уже есть 40, все знают. В 40 лет, если не накрасишься, к тебе все подходят и говорят: «Что случилось, заболела? На тебе лица нет!» И ты говоришь: «Спокойно! Дайте косметичку. Сейчас лицо будет!»
Сейчас скажу самое страшное, что бывает в 40 лет. Это весна! Потому что каждую весну, лишь только пригреет солнышко, выползают они — молодые девчонки в мини юбках! Когда они успевают вырастать?! Вот соседская дочка сидела совсем недавно в коляске с соской… вчера!
Бах — уже идёт: «Здрасьте, тётя Наташа! Нам задали реферат про революцию, не поможете?! Вы же все видели»
Знаю способ, как избавиться от комплексов. Вот пригодится всем.
Попробуйте в незнакомой компании, когда вас спросят, сколько вам лет, приврать не в ту, а в другую сторону. Вот, допустим, Вам сорок, а Вы скажите, мне 57. И буря восторга! Завистливых взглядов! Этот истеричный крик: «Умоляю! Скажи, что ты делаешь!» А самое главное, ты уже не боишься цифры 57. Ты её ждешь. У тебя организм запомнил: число 57 вызывает восторг окружающих.
Женщина в 40 — она уже всё знает, всё понимает. И даже если весь мир против, она всё сделает по-своему и победит! И ещё. Сколько бы лет не было женщине, если ей надо, она ещё станцует!.

Анжела Петровна решила изменить мужу. Не то, чтобы он ее не удовлетворял физически — скорее, морально. Он приносил домой хорошую зарплату, любил детей и котика, увлекался кулинарией, и с упоением варил борщи. А в свободное время строил дом за городом. Своими руками. Хобби у него было такое. И все бы ничего, да не хватало Васе полета мысли и души. Неспособен он был на порыв, не умел так вот, чтобы женщина — ах! — и свалилась ему под ноги, как спелый плод. Пришел, увидел, победил — это было не про Васю.
— Ну укуси меня хоть, что ли, — иной раз от безнадежности просила Анжела Петровна.
— Акула я тебе? Или алабай какой? — Вася надувал пухлые щеки, и тяжело вздыхал, всем своим видом показывая: не может.
Он другим брал, заботой и лаской, что в свое время и подкупило Анжелу Петровну. В общем, Вася был уютен, как стоптанные тапки, и надежен, как березовое полено.
Между тем, Анжела Петровна была женщина больших страстей. Ей мечталось, чтобы — высокие страдания, «ах, оставьте граф!», «нет, графиня, вы моя!», взлеты, падения, и наконец желанная награда. В общем, Анжеле Петровне хотелось романтики, которой законный супруг дать не мог.
Однажды она решилась эту романтику получить. «Ну и что ж, измена? — уговаривала себя Анжела Петровна. — Если мне муж не дает желаемого, надо взять на стороне. Всего один разок, и никто не узнает. Хоть пойму, как это бывает, с романтичным мужчиной. А то до тридцати пяти дожила, и настоящей страсти не познала».
Для получения недостающей в организме романтики Анжела Петровна выбрала коллегу, Костика. Так его называли на работе, несмотря на подступающее сорокалетие. Костик был холост, весел и нечеловечески обаятелен. У дам перехватывало дыхание, когда Костик, высокий, голубоглазый, круглогодично загорелый, входил в офис и одаривал всех белозубой улыбкой. Летом он носил джинсы с клетчатыми ковбойскими рубахами, зимой — со свитерами крупной вязки, «под Хемингуэя».
Костик давно уже склонял Анжелу Петровну ко греху, и наконец, ярким апрельским днем, она склонилась.
— Это будет незабываемое свидание, — заговорщически прошептал он.
— Какое? — задохнулась от запретного желания Анжела Петровна.
— Сюрприз, — улыбнулся Костик.
В субботу Анжела Петровна тщательно собиралась для грехопадения: приняла ванну с ароматическими маслами, сделала укладку и макияж, надела тонкие черные чулки со швом, дорогое нижнее белье, черное платье, подчеркивающее фигуру. Красное пальто из кашемира, легкий шелковый шарфик и сапоги на шпильке довершили неотразимый образ.
Вася, как обычно, пропадал за городом, на постройке дома. Дети были заняты своими делами. Почесав за ухом кота, которого тоже звали Васей, Анжела Петровна выпорхнула навстречу запретной страсти...
Свидание было назначено на морском вокзале, что Анжела Петровна тоже сочла романтичным. К тому же, она догадывалась: Костик поведет ее в недавно открывшийся поблизости шикарный морской ресторан.
Костик уже ждал ее возле пирса. Ветерок трепал белокурые волосы, кожаная летная куртка подчеркивала чеканный профиль. Анжела Петровна залюбовалась, и снова удивилась, как тонко Костик чувствует стиль: он будто явился из другого, романтического времени, и походил на все сразу черно-белые героические фото, когда-то виденные в учебниках.
Вопреки ожиданиям, Костик взял ее за руку и повел к парому, уходившему на остров Узкий. Анжела Петровна догадливо усмехнулась: там тоже недавно открылся морской ресторан, еще шикарнее.
Над морем дул холодный ветер. Все пассажиры разместились в салоне, но Костик предпочел остаться наверху. Он подвел Анжелу Петровну к борту, раскинул руки, и шепнул на ухо:
— Как в «Титанике».
Ледяной ветер взъерошил красивую укладку, поставил волосы дыбом. Выбил слезы из глаз, и Анжела Петровна с тоской ощутила, как течет макияж. Сам Костик, прикрывшийся Анжелой Петровной, чувствовал себя прекрасно.
— Ниар, фар, форевар ю ар… — завывал он в тон ветру.
Анжела Петровна терпеть не могла «Титаник», и засыпала на пятой минуте показа. Но сейчас мужественно терпела ради романтики. Наконец, когда вся она уже была в слезах и соплях, а размазанная косметика и ирокез вместо прически делали ее похожей на безумного Чингачгука, паром причалил на острове Узкий.
И опять Костик провел Анжелу Петровну мимо ресторана, увлекая вдоль пустынного берега. «Уж не маньяк ли он?» — с опаской подумала Анжела Петровна. Гладкая подошва сапожек скользила по мокрым камням, шпильки за них цеплялись, и Анжела Петровна с грустью подумала, что сапожкам хана.
— Вот мы и пришли, — сказал Костик, указывая на компанию, которая вольготно расположилась на берегу возле костра.
Компания была разношерстная — два пожилых мужчины, один юноша лет шестнадцати, и четыре растрепанные женщины неопределенного возраста. «Не маньяк, — утешилась Анжела Петровна, и тут же озаботилась: «А может, они все маньяки? Или секта?»
— Подожди, моя прекрасная, я сейчас, — сказал Костик, и куда-то убежал.
Анжела Петровна присела на выброшенную морем корягу, мысленно прощаясь с красным кашемировым пальто. Странные мужчины и женщины молча заваривали «Доширак», передавали по кругу пластиковые стаканы с водкой. Анжеле Петровне тоже предложили, но она отказалась.
Вскоре вернулся Костик, и торжественно возложил на ее голову венок из одуванчиков:
— Тебе, моя фея. Первые в этом году.
Желтая пыльца осыпалась с цветов на легкий шарфик от Hermes. Анжела Петровна заскрипела зубами и полезла в телефон, дабы узнать расписание паромов. Вдруг аплодисменты заставили ее оторвать взгляд от экрана.
— Посвящается моей прекрасной даме! — объявил Костик.
Он принял драматическую позу, устремил взгляд к морю, и снова стал похож на фотографию героя. Анжела Петровна даже позабыла про убитые сапожки, стоившие половину зарплаты. Костик глубоко вздохнул, и принялся выкрикивать:
— Моя. Не твоя. Ты моя.
Я тебя буду радовать!
Давать!
Тебе, себе…
— Вы его муза! — с восторгом шепнула Анжеле Петровне неопределенная женщина. — Как я вам завидую, он гений, гений…
— Радовать! — продолжал Костик, разрубая воздух ладонью.
— Всегда. Все года.
И когда буду седой.
Для тебя буду Солнцем.
Звездой.
Стремительной ездой…
— Лохматой пиздой, — перебила Анжела Петровна, решительно вставая.
Она выдернула из руки неопределенной женщины стаканчик с водкой, замахнула одним глотком, гордо поправила ирокез, высморкалась в шарфик от Hermes и зашагала в сторону стоянки парома. Костик на секунду онемел от неожиданности, потом побежал следом.
— Моя фея, что с тобой? Тебе не понравились стихи? Я написал их для тебя…
Анжела Петровна остановилась:
— Это были стихи?! Так ты поэт, что ли?
— Да, последний романтик, певец прекрасного, — вздохнул Костик.
Анжела Петровна хмыкнула:
— Лучше бы ты маньяком оказался. А кто все эти люди?
— Из Приморского союза поэтов, члены…
— Да какие там они члены, — пренебрежительно отмахнулась на ходу Анжела Петровна.
— Но как же наша страсть?! — говорил, догоняя ее, Костик. — Я собирался устроить ночевку в палатке. А перед сном мы смотрели бы на небо…
— И срали бы под кустом, — согласилась Анжела Петровна.
— Но единение с природой…
— Слушай, — осенило Анжелу Петровну. — Да у тебя бабла нет, что ли?
— Поэту чужда меркантильность, — солнечно улыбнулся Костик.
— Но зарплату ты куда деваешь?
— Маме отдаю. Я у нее живу…
— И одежду тебе мама покупает. Ясно.
— Но Анжелочка…
— Анжела Петровна. Еще раз подойдешь, премии, блядь, лишу.
Дивный романтичный образ Костика в ее сознании вспыхнул последней искрой и погас без следа. Анжела Петровна всхлипнула от обиды, и ушла, не оборачиваясь.
Парома пришлось ждать три часа, так что домой она добралась, когда стемнело. Из кухни тянуло ароматом борща. Анжела Петровна быстро скинула пальто и шмыгнула в ванную, чтобы смыть с лица следы «Титаника» и романтического приключения.
Вскоре она уже сидела за столом, ела обжигающий борщ, сваренный Васей. Одноименный кот примостился у ее ног и вылизывал яйца. Анжела Петровна размышляла о том, что не так уж и плохо быть солидным главным бухгалтером с солидным мужем, солидным домом, солидной фигурой, и в каких-то тридцать пять солидно зваться Анжелой Петровной, а не Анжелочкой, например.
— Ты сегодня такая красивая, специальная какая-то, — робко сказал Вася. Попыхтел немного, собираясь с духом, и спросил: — Хочешь, укушу?
Анжела Петровна передернула плечами:
— Не надо.
— Ну ты ж романтики хотела, — напомнил Вася.
— Да к ебеням эту романтику, — махнула рукой Анжела Петровна. — Пойдем, я тебе без романтики дам.
© Диана Удовиченко

1 сентября.
Сходил на линейку. Директор похож на идиота. Что-то долго болтал. Училка классная. Нафига ей столько цветов?
Выдали первый букварь. Папа учил читать по своему, доставшейся ему от дедушки. Там на пеpвой странице был Ленин. Тут - наш президент. Какая в сущности pазница? Один фиг - лысые.

2 сентября.
Оказывается мир состоит не сплошь из цветов и песен. Приходится и плясать.

3 сентября.
Получил первую двойку. Оказывается, знать таблицу умножения ещё рано, нужно считать на пальцах. Узнал, что кроме пальцев, дополнительные органы использовать не стоит. Особенно при девочках. Поскольку первоклассников нельзя психически травмировать, двойка поставлена лишь устно.

4 сентября.
Вчера рассказал папе про двойку. Он долго ржал. Сказал, что училка просто завидует, потому что не может показать двадцать один.
Рассказал это училке. Стою в углу. Папа - зараза! Переставил ему будильник на пять утра.

5 сентября.
Папа обрадовался будильнику. Я тоже. По настоятельной просьбе отца занимаюсь своим физическим воспитанием — бегаю вокруг дома, пока он не проснется. Потом следует приготовить завтрак. На споры с учительницей нет сил.

8 сентября.
Оказывается прописью писать нельзя. Сначала учим печатные буквы.
Дома поговорю с родителями, мне кажется, я зря учился подтирать попу сам, возможно, этому учат только во втором классе.

9 сентября.
Сдружился с девочкой Светой. Вместе стоим в углу за то, что Земля круглая. Оказывается, пока мы не знаем физику, она плоская.
Девочки забавные. Долго болтали. От полноты чувств подарил ей ручку. Когда вернулись из угла понял, что писать нечем. Забрал ручку обратно… И почему я вдруг стал дурак?

10 сентября.
Училка решила приобщить к прекрасному. Включила музыку. Классика. Ну, не "Металлика", конечно, но жить можно. Предложила рассказать о своей любимой музыке. Спел пару строчек "Cannibal Corpse" (американская дэт-метал группа), опять стою в углу. На зло всем мычу «врагу не сдается наш гордый Варяг». Училка пригрозила вызвать родителей в школу. Ха! Она ещё не слышала, что напевает папанька моясь в душе!

11 сентября.
Школа начинает задалбывать. В детском саду было лучше. Там хоть меня не ругали за рисунки. Оказывается, батальная сцена «Русский воин-герой разрывает пасть натовскому захватчику и колет его штык-ножом в печень» — это социопатическая мазня и расовая ненависть. Я пытался доказать, что я негров люблю, но нормальных, из Африки. Завтра пойду к психологу.

12 сентября.
Психолог свой человек. Обсудили АК-47 (автомат Калашникова), обосрали М-16 (американская винтовка), сошлись во мнении, что америкосы на своих хаммерах не проедут и пары метров в нашей глубинке. Под конец сеанса он показал боевой бумеранг. Знатная фиговина! На пробу кинули из окна. Эх, не вовремя директор вышел из школы... Но отмазались, сказали, что это НЛО. Директор поверил, кажется у него не такое уж легкое сотрясение мозга, как утверждают врачи.
***************
А ведь эта бодяга на 11 лет…

Только в метро можно увидеть в 9 утра мужчину, разговаривающего по видеосвязи в мобильнике и пытающегося перекричать шум поездов и топот ног спешащих людей в переходе между станциями..., наверно, ему так удобно...

Он с детства был ненормальный. Ходил, вечно всем улыбался. Причём всем телом сразу. Вот вы умеете улыбаться всем собой? А он умел. Как-то так весь чуть боком, немного снизу и исподволь и заложив одну руку за спину, а другую приложив к щеке, смотрел в глаза и даже ещё глубже, прямо в мозг, вызывая неудобство своей дебильной искренностью и тупой беспомощностью...
Дворовое зверьё в нём души не чаяло. Коты и собаки ходили за ним одной стаей. Вот просто ходили, как намагниченные. Когда он садился на старый пень в углу скверика, живность рассаживались вокруг и не отрываясь пялилась ему в глаза. Он сидел, что-то щебетал на своём, на птичьем... Домашние выстиранные собаки от благородных далматинов до глупых в бантиках карманных сучек сразу начинали проситься на улицу. Хозяева отпускали их без опасений, знали, что пока на пеньке ненормальный, их любимцы никуда от него не денутся. Домашние коты уходили сами в форточки. Детей выводили мамы и отпускали, дети бежали вприпрыжку и запихивали ему в карманы леденцы и мелочь. Он поднимал с земли камешки и дарил детям. Дети эти камешки дома совали под подушку и устраивали скандалы, если мама случайно выбросит камешек в мусор...
Соседского парнишку в армию провожали, так он и ему камешек в руку сунул. Забрили того в Афган, так его мать долго потом бегала, всё успокоиться не могла - вот мол, ненормальный несчастье в дом принёс и теперь её сыночку ой, как плохо!
Из всего отделения только он один и пришёл домой не в цинке...
Дом был старый, довоенный ещё, гнилой весь и искрил. Как-то в одну из праздничных ночей коротнуло что-то в первой квартире, а там четверо детей и родители беспробудные.
Когда кто-то наконец позвонил пожарным и они прилетели, размётывая покрышками клумбы, ненормальный выносил последнего малыша, замотанного в мокрую рубашку. Рубашку он с себя стянул и намочил в луже. На голой спине и руках, которыми он закрывал пацанёнка надувалась и лопалась кожа. Волос, бровей и ресниц уже не было, на бордовом с чёрным лице сияла улыбка в сто свечей...
Ожоги не совместимые с жизнью, хоронили в закрытом гробу.
С могилы камешки растащили ещё в первый год, остался только песочек мелкий, как речной. Вечно там коты и собаки сидят и слушают птичий щебет из-под земли...
Местные пьянчужки тоже там любят на лавочке расположиться и аккуратно тихонько квасить всё подряд. Говорят - что бы и в каких бы количествах не употребляли на ненормальной могиле, похмелья не бывает никогда…

39-я, на вызов.
- Чё там? На давление не поедем, мы БИТ (бригада интенсивной терапии), а не просто так, - решил покапризничать Митька.
- Роды.
- Ааа, роды, это мы запросто.
Роды на скорой - это передышка. Приехал, забрал беременную и увёз в роддом, всё веселы, счастливы и слегка взволнованы. Даже крики, стоны и прочие неадекваты пронизаны радостными солнечными зайчиками. Ляпота.
- "Акушерку" не забудьте, - крикнула нам вдогонку диспетчер.
Акушерская сумка или попросту "акушерка" валяется в машине обычно без дела и если содержимое большого ящика с растворами, инструментами, зондами и интубационными трубками мы проверяем как маньяки, то на "акушерке" смотрим только сроки стерилизации, редко когда нам доводится пользоваться её дарами.
Но эти первые роды в моей жизни на скорой останутся в памяти навсегда.
Ни что не предвещало беды, ласковое майское солнце не только светило, а и жарило изо всех сил, весело пели птички и Город утопал в тюльпанах, сирене и жасмине.
Будущая мамаша была как бы мамашей не очень будущей, а вполне себе настоящей, потому как двери нам открыли весёлые пацаны лет семи и пяти.
Семья была приличной, традиционной - мама, папа, дети, бабуля, и я не ожидая никакого подвоха и предоставив доку разбираться с документацией, уселась по-турецки и узнавала у детёнышей кого они больше хотят, братика или сестричку.
Оказалось - железную дорогу, ну, в крайнем случае, собаку. И на самый край, если не повезёт - то хомячка.
Я не стала рушить детские мечты, но посоветовала про собаку на пару лет забыть, а вот железная дорога - вещчь, да и хомяки вполне себе смешнючие.
Папаша, невозмутимый и умудренный опытом, поехал с нами, женщина была спокойна, улыбчива и умиротворенна.
На полпути с этой же умиротворенной улыбкой она спокойно сказала, что рожает.
Из всех сидящих в машине этому известию не обрадовался только Митька, он почему-то побледнел и осипшим голосом попросил покрепче сжать ноги, а водилу включить все сирены и мигалки.
Цветомузыка не помогла - мамочка с иезуитской улыбкой прилегла на носилки и попыталась кричать.
Машина резко остановилась и минут пять мы хаотично ползали вокруг роженицы, изумляясь содержанию акушерки, разглядывая показавшуюся крошечную ножку и судорожно читая карту беременной.
Через пять минут нам всё было ясно, мы взяли себя в руки и устроили показательную истерику.
- Ну, мать твою, ну почему именно я, я же кардиолог?! - орал Митька.
- Блин блинский, тут все перчатки слипшиеся, - орала я, самозабвенно роясь в "акушерке".
- Ух ты ж, класс какой, это что ж мы сейчас прям здесь будем роды принимать, прям в моей машине, прям со мной?! - радовался как ребёнок водитель.
- Ребят, а вы же хорошие врачи, правда? Вы же точно знаете что делать? Ну, вы ж это уже когда-нибудь делали? - неуверенно впадал в панику папаша.
- Послушайте там всё в порядке? Если что, спасайте ребенка - зашлась в экстазе ещё недавно спокойная роженица.
- Дмитрий Иванович, у Вас фонендоскоп, послушайте сердцебиение плода, - я попыталась найти рабочее состояние.
- И что я там должен услышать? - сбил состояние Митька, - я понятия не имею как там всё звучать должно.
- Музыкант фигов, ты доктор или где? Тебя же этому учили? - обозлилась я.
- А ты вообще женщина, тебе и карты в руки, тем более тебя этому тоже учили, - ехидничал Митька.
- Змей!
- Ведьма!
- А давайте я посмотрю, я давно на скорой, от меня много пользы, - влез в разговор водитель.
- Часто роды принимал? - хором обрадовались мы все.
- Первый раз! - водитель чуть смутился, но тут же взял себя в руки, - но я кино много смотрел. Нужен тазик с кипятком. И простыни! - при этих словах он со зверской рожей потянул свои руки к "акушерке."
- Не трогай, там всё стерильно! - заорали мы с Митькой.
- А давайте ещё кого-нибудь позовём! - дрожащим голосом прошептал папаша.
Женщина молча вслушивалась в себя.
Схватив стерильную пеленку и от ужаса затолкав всё, что хотело вылезти, обратно в мамочку, я с вылупленными глазами ждала, что будет дальше.
Дальше ждать себя не заставило и через задние открытые двери, рядом с носилками плюхнулся таз с горячей водой. Митька тут же наступил в него ногой, пытаясь через меня поставить мамочке капельницу.
Мы с доком медленно обернулись к доставщику таза - настоящий полковник отдал нам честь и доложил, что готов полностью поступить в наше расположение вместе с курсантами и даже бронетранспортёром.
Оказывается мы рожали прямо у военного училища. За полковником толпились одухотворённые курсанты.
- Если чё, то и на меня рассчитывайте, - в передних дверях маячил лысый мужик весь в цепях, но с добрыми глазами.
- Покурить бы..., - простонал папаша и ему тут же подкурили сигарету.
Обстановка в машине была душевная, прям жаль было её разрушать, но дымящих мужиков пришлось выгнать.
Тут мамаша в очередной раз натужилась и что-то всё-таки родилось.
- Уффф, перевернулся! Всё-таки головкой идёт, - обрадовалась я.
- Фиг там, это попа, - прошипел доктор.
- Товарищи курсанты, не напирайте, здесь у врачей и так полная задница, - зычно проорал полковник.
- А ноги? Ноги вы куда дели? - истерила мамаша.
Потом мы с азартом разгадывали что там рождалось дальше - плечо, живот, нос, ухо, голова? Или что это, блин, вообще такое?!
Мамаша требовала рук и ног.
Папаша с братком глушили коньяк.
Курсанты сбегали нам с доктором за кофе.
Водитель бегал вокруг машины и радостно докладывал народу противоречивые сведения.
Сколько длилась эта вакханалия, даже сейчас сказать не могу. Время то убыстрялось, то замирало до безмолвия.
Но вот детёныш в моих руках, с ножками, ручками и даже совершенно розовый.
Митька быстро перевязывал пуповину, ножницы доверили папашке. Водитель заорал на всю силу своих лёгких:
- Родился! Пацан у нас родился!
Дальше нас оглушило многократное "УРА!" от курсантов и зычный голос полковника:
- Военным будет.
Браток плакал как ребёнок:
- Настоящим будет! Правильным мужиком!
Судьба новорожденного была решена.
Сдав мамашу с младенцем в роддом, мы уселись прям на асфальт перед приемным покоем и трясущимися руками вытащили сигареты.
- Пацана Димкой назовите, в честь доктора, - предложил водитель.
- У нас средний сын Дима, - меланхолично ответил папаша.
- Тогда Серёгой, в честь меня, - с надеждой сказал водитель.
- Так у нас старший Серёжа, - взгляд мужика стал осмысленным и он закашлялся...
- Ну тогда, Ксюхой назовите, - заржал Митя.
- Ксюша, - с четвёртого этажа, в окно высунулась наша мамочка, - Ксюш, как нам сына назвать?
- Данилой назовите, хорошее имя, - совсем без сил ответила я.
* * *
- 39-я, на вызов.
- Что там у нас? - заглянула к диспетчерам я.
- На давление не поедем! Дайте спецбригаде поесть спокойно,- включил звезду Митька.
- Да роды там, быстренько отвезёте, и отпущу вас на обед...
- НЕЕЕЕЕЕТ!!!!!

1
Чтобы так долго и так счастливы вместе – нет, такое просто быть не может. Наверняка в этом тихом омуте водятся огромные рогатые черти. Вот точно – нужно лишь копнуть, расспросить знакомых, поковыряться в воспоминаниях и черти явятся во всей красе во имя спокойствия всех окружающих.
Но они жили – счастливо, и, главное, дружно. Ходили за ручку в магазин – за ручку, а не под ручку, как полагается солидным супругам в возрасте. Хихикали, стоя на остановке, а в троллейбусе корчили друг другу рожицы к восторгу глазевшей детворы и к недоумению их мамаш. Громко смеялись, стоя на балконе, обсуждая что-то и передавая друг другу сигаретку.
Соседки, глядя на все это завистливо пыхтели и туманно вспоминали все-тот же омут с чертями, с которыми, по всей видимости были знакомы поименно, и ждали из года в год, когда это все безобразие закончится.
И оно закончилось однажды, как всегда неожиданно для всех. Однажды к дому, взвывая сиреной подъехала скорая и его вынесли на носилках. А через день приехал похоронный бусик, и его уже внесли обратно, в красивом ящике. Свора соседок тут же ринулась вслед за гробом, чтобы убедиться, что это именно то, что они так долго и упорно предрекали – конец чьего-то большого, такого незаконного в этом несчастном сером мире счастья.
Там все было так, как они и ожидали – он лежал в гробу, тихий и спокойный, без обычной насмешливой улыбки, она сидела рядом и недоуменно глядела на то, что, когда-то было ее мужем. Соседки ожидали потоки слез и громкий вой и даже готовились подвывать за компанию. Но она лишь глядела, поправляла покрывало, укутывая того, кто в тепле уже не нуждался и иногда пожимала плечами. И молчала, отвечая лишь кивком головы на льющиеся со всех сторон соболезнования.
«Бессердечная какая, - тут же вынесли вердикт соседи, - хоть бы слезинку пролила ради приличия, молчит, как будто сердца совсем нет.»
Она молчала. Но один раз высказалась совершенно не по делу.
- И вовсе ты не страшный. Очень даже красивый. Лично для меня.
«Кажется, головой поехала» - удовлетворенно кивнуло окружение и вынесло эту новость из квартиры. Часть осталась и попыталась остаться на ночь – мол посидим возле тела, побдим, одной, поди, тяжело…
Но она от таких предложений решительно отказалась. Сказала, что прекрасно посидит со своим мужем одна, без посторонних и выдворила благожелателей. Когда за последней соседкой захлопнулась дверь, та не ушла сразу, а постояла и прислушалась. И тут же была вознаграждена, услышав:
- Как они мне все надоели! А тебе? Крепись, нам с тобой придется пережить еще завтрашний день, пока тебя будут хоронить.
Возрадовавшись, соседка понесла на хвосте вдогонку новость, что бедная вдова совсем от горя ума лишилась.
Вдова сполна подтвердила этот диагноз на следующий день. Она спокойно шла за гробом, поджимала губы, как будто сдерживала улыбку, но та упорно вновь вползала на ее лицо. Один раз она даже фыркнула, как будто от сдерживаемого смеха, но тут же прикрылась платочком.
Когда пришло время последнего прощания, она пробормотала себе под нос тихо, но те, кто стоял рядом, услышали:
- Да не боюсь я тебя целовать. Я тебя даже в первый раз не испугалась, хотя то был еще чудище. Тоже мне, покойник.
И легко чмокнула покойного супруга, да не в лоб, как полагается, а самым возмутительным образом в губы.
На поминках сидела веселая, спокойная и вместо грустных поминальных молитв, рассказывала смешные случаи из жизни супруга, превратив тем самым поминки в настоящий балаган.
Все расходились под большим впечатлением от свихнувшийся бабульки.
- Да она всегда была такая! – заявляла ее соседка с нижнего этажа. – Прибабахнутая! То музыку включит на весь дом, то ржет как ненормальная. Поэтому муж ее и не выдержал, бедолашный, упокоился, мир праху его, пусть земля ему будет пухом…
Соседка вернулась домой, обзвонила всех подружек, всех тех, кто не участвовал в проводах соседа на тот свет, и красочно рассказала о том, как новоявленная вдова смеялась и плясала на похоронах собственного мужа. После этого, с чувством выполненного долга легла спать и проснулась лишь оттого, что полочки в ее серванте рухнули в одночасье, похоронив в осколках самый любимый сервиз. У нее появилась новая тема для долгих и трепетных причитаний, а тема прибабахнутой вдовы как-то позабылась.
А бабулька сверху продолжала жить своей жизнью и не видно было, что она сильно печалится, оставшись одна. Лишь, действительно стала водиться за ней одна странность – очень она полюбила сама с собой разговаривать. В основном она это делала, когда никого рядом не было. Лишь увидит постороннего, тут же смущенно замолкает. Видимо, понимала, что манера болтать сама с собой явление не совсем нормальное для окружающих.
О всех этих событиях я знала понаслышке, из телефонных разговоров с мамой, а убедилась лишь на зимние праздники, когда приехала навестить родных.
Соседку я увидела на следующий день во дворе. Она шла и увлеченно болтала сама с собой. Я ее догнала и поздоровалась.
- Ой, а ты действительно похудела! Это здорово, тебе так идет! – сказала она.
Выглядела соседка хорошо, как обычно. Лицо свежее, румяное, даже не скажешь, что недавно потеряла любимого супруга.
- А что, вам уже кто-то сообщил, что я похудела? – улыбнулась я.
- Так дед мой и сказал. Говорит, соседская девочка из пятой квартиры, так похорошела, и фигурка у нее стала очень аппетитная. Ты же знаешь моего старого, он ни одной женщины без внимания не оставит.
Я напряженно улыбнулась в ответ. Похоже диагноз подтверждается и бедная бабуля, действительно, тронулась умом.
- Когда же ваш дедушка успел это сказать? – осторожно спросила я.
- Да вот только что, как тебя увидел! – воскликнула соседка, потом опасливо оглянулась и проговорила. – Знаю, это выглядит так, будто я ку-ку, но просто мой старик никуда не ушел.
- Как не ушел? – оторопела я.
- Ну, вот так. Когда мы поженились, то дали слово никогда друг друга не бросать и все делать вместе. Жить вместе и умирать вместе. Так вот, когда он умирать начал, я ему напомнила – «Ты же слово давал!». Он мне сказал, что слово свое сдержит. И остался со мной. Тело закопали, а он остался. Разговаривает со мной постоянно, как и раньше. Я его не вижу. Но постоянно слышу и чувствую, что он есть.
- Это здорово, - пробормотала я, потому что сказать мне было больше нечего.
- Единственная беда, на людях приходится молчать, потому что люди начинают оглядываться, если я что-то болтаю, думают, что сумасшедшая. А он, старый хрыч, этим пользуется. Да, старый хрыч и не спорь! – сказала она куда-то в пустоту. Слова явно предназначались не мне. – Кто меня смешил, когда ко мне семейный врач приходила? Девочка молодая, опыта мало, волнуется, а ты под руку комментируешь, какие у нее классные сиськи. Хорошо, что тебя только я слышала, а не она!
Да, у бабули явно все признаки раздвоения личности или еще чего-то более интересного. Но, может, это и к лучшему?
Может, ей так будет лучше перенести стресс и одиночество?
- Послушайте, - меня внезапно озарила идея, – а вы ходите по улице с наушниками. Сейчас многие люди цепляют наушники, маленький микрофончик и идут, разговаривают с собеседником, не вынимая из кармана телефон. Никого уже такое не удивляет. И вы сможете разговаривать сама с собой… то есть, я хотела сказать со своим дедушкой сколько угодно.
- Да, конечно, здорово придумала, я тебе говорила, что она всегда была умной девочкой! – воскликнула бабуля и добавила: - Моему деду очень понравилась твоя затея!
Я старательно улыбнулась и предложила помочь выбрать наушники в ближайшем магазине. Мы отправились туда втроем – я, бабуля и ее воображаемый супруг.
- А ваш дедушка всегда звучит у вас в голове? – осторожно задала я обтекаемый вопрос.
- Я устаю от него – он такой болтун. А теперь ему совершенно нечего делать, кроме как болтать. Я его прошу дать мне отдохнуть. Чтобы ему не было скучно – включаю телевизор или какой-то фильм. А лучше всего музыку – он большой любитель музыки. Правда я не одобряю его некоторые музыкальные вкусы и теперь, если он слишком много болтает всякой ерунды, не включаю ему ту гадость, которую он любит. Тогда он обижается и уходит, и я могу немного посидеть в тишине.
- А куда же он уходит? - спросила я.
- Ну ему же скучно быть постоянно со мной, особенно, когда я сплю, и он отправляется побродить по соседям. Говорит, что в виде призрака у него целая куча возможностей открылась подглядывать за красивыми женщинами, когда те пребывают в первозданном виде. Мерзавец такой! А я говорю – мерзавец! Что значит – только посмотреть, женщина разделась, делает свои интимные дела, а на нее пялится из-за угла какой-то старый хрыч!

Продолжение следует...

2

Меня стал разбирать смех..
- Он в ванной комнате разглядел мою фигуру?
- Нет! Он говорит, что очень тебя уважает и поэтому не подглядывает, когда ты в ванной комнате! – быстро ответила бабуля и немного тише добавила: - только я ему не верю. Чтоб он упустил такую замечательную возможность…
Потом, испугавшись, что я откажусь помогать, спросила:
- Ты же поможешь мне все-таки выбрать наушники?
Я сказала, что помогу, несмотря на все шалости призрачного деда.
- Он же все-равно бесплотный. Пощупать не может, - поддержала бабушка, - и это его сильно огорчает. Хотя, когда его разбирают сильные эмоции – он, таки, умеет натворить дел, как с тем сервизом.
- С каким сервизом? – не поняла я. Бабуля смутилась, как будто поняла, что сболтнула лишнее.
- Соседкиным. Да, я знаю, что она старая курва, но зачем было портить имущество? – сказала она куда-то в пространство и пояснила мне: - Он говорит, что после похорон, когда я устала, заглянул к соседке снизу, а та, по его словам, сильно меня поносила по телефону. Вот он разозлился и разбил сервиз. Только ты никому не говори!
- Не буду, - пообещала я, стараясь выглядеть совершенно серьезно.
Мы пришли к маленькому магазинчику, в котором торговали всякой атрибутикой для любителей постоянно оставаться на связи.
- Нам нужны наушники для телефона! – сказала я выскочившему на зов продавцу.
- Какая у вас модель? – тут же поинтересовался тот. Я повернулась к бабуле:
- Какая у нас модель?
Та вытянула допотопный телефон, из разряда тех, которым уже место в музее.
- Ух ты, пять лет таких не видел! – восхитился продавец и осторожно добавил: - Боюсь, что для этой модели наушников нет.
- Сняли с производства?
- Их и не запускали в производство, по причине, - замялся парень, - в общем таких не существует.
- Но нам очень нужны наушники вне зависимости от модели, - твердо заявила я, увидев огорченно вытянутое лицо бабули.
Продавец тут же предложил самую новейшую модель, которые прятались в ухе настолько надежно, что, обладающий ими субъект вполне мог сойти за сумасшедшего, разговаривающего сам с собой. Нам это категорически не подходило. Субъект, разговаривающий сам с собой без всяких наушников у нас уже был. Нам нужно было его перевести в разряд условно адекватных.
- Есть что-то более заметное и весомое? – спросила я.
Продавец кивнул на витрину, где были выставлены большие наушники для геймеров – объемные, плотно закрывающие уши от любого звука извне.
- Какая прелесть! – восхитилась бабуля – Хочу такие!
Мы купили их, не смотря на все робкие попытки продавца отговорить нас от этой покупки. Бабуля тут же надела их на голову, а провод засунула себе за пазуху.
- Как тепло в них! – улыбнулась она, - Дед говорит, что я в них как девочка. Сам ты пятилетний ребенок!
Парень попытался объяснить, что провод нужно все-таки воткнуть в телефон, если хочется слушать музыку, но бабуля отмахнулась.
- Какая музыка, мне болтовни деда вполне хватает.
Мы расплатились и вышли. Старушка забавно смотрелась в огромных наушниках на своей седенькой голове. Она хихикала радостно и чего-то бормотала себе под нос.
- Может, вы снимите их, пока переходите улицу, а то, не дай бог, не услышите автомобиля или еще какой опасности, - озаботилась я.
- Да мне обо всех опасностях мой дед говорит. Он всегда забегает вперед и предупреждает меня, если впереди что-то не так, - улыбнулась соседка, поблагодарила меня и мы разошлись.
С тех пор она выходила только в наушниках. На нее смотрели, крутили пальцем, но перестали говорить о ее ненормальности. Я распустила слух, что бабушка купила новый телефон и теперь болтает с какими-то родственниками из других городов, чтобы не чувствовать себя одиноко. Все покивали и поверили.
Я же утвердилась в мысли, что неадекватное поведение дается людям, чтобы примириться с тяжелой реальностью. Вот потерял близкого человека и вместо того, чтобы горевать, думаешь, что он рядом в виде призрака, даже разговариваешь с ним – и тебе не так страшно принять мысль, что его рядом нет. Недаром, всегда говорили, что блаженные – поцелованы ангелом.
И так я думала до тех пор, пока не случился этот странный случай.
Вышла я во двор из подъезда и увидела впереди эту старушку. Она шла в уже привычных огромных наушниках на голове и увлеченно болтала сама с собой, потом завернула за угол – я не стала ее окликать.
Неожиданно, старушенция появилась из-за угла, вытаращилась на меня и как закричит:
- Стой! Не двигайся!
- Что? – не поняла я и думала подбежать к ней, чтобы узнать, что случилось.
- Стоять! – рявкнула бабуля настолько непривычным голосом, что я в растерянности остановилась.
И тут у моих ног вонзилась огромная сосулька, вошла в слежавшийся снег, как копье и тут же с треском развалилась на куски. Я вытаращилась на лежащие передо мной искристые осколки, постепенно осознавая, что тут, среди них вполне могла лежать и я с пробитой башкой.
Бабуля подбежала ко мне.
- Цела? – взволнованно спросила она.
- Ага, - только и смогла ответить я.
- Слава богу, - выдохнула она и сообщила: - Это мой дед увидел. Я бы не увидела. А он задержался, чтобы поглазеть на тебя и тут видит эта огромная хреновина вот-вот упадет. Он ко мне – останови ее. Я к тебе. Ты не слушаешь. И тут, он как будто в меня вселился и как рявкнет в моей голове – у меня аж сердце зашлось. Ты как?
- Спасибо, - еще раз пробормотала я. Потом взяла себя в руки и добавила: - Спасибо вам обоим.
Старушка улыбнулась. И тут, возможно луч солнца как-то отразился от снега, от расколотого льда или еще от чего – но я увидела стоявшего рядом с женщиной пожилого мужчину. Он был совершенно прозрачный, смотрел на меня и улыбался. Я улыбнулась в ответ. Потом марево рассеялось.
- Ну, тогда я пошла, - улыбнулась бабуля и, развернувшись, посеменила к выходу из двора.
А я смотрела ей вслед. Я видела идущую женщину в смешных наушниках. А рядом с ней, держа ее за ладошку шел ее мужчина, невидимый чужому глазу. Мужчина, который даже умерев, не оставил в одиночестве свою любимую женщину.

Пока не поздно

В двенадцать у нее операция. Простая. Плановая. Час наркоза, несложные манипуляции и выписка в этот же день. И по-хорошему надо бы было поехать туда с ней, но она не настаивала. Знала, что занят. Да и открытие нового филиала на носу.

- Все хорошо будет, - сказала, - Позвоню, как закончится все.
И, чмокнув его в щеку, закинув в сумку несколько пакетиков кошачьего корма для живущих в подвале котов, выпорхнула за дверь.

Он поправил галстук. Еще раз придирчиво осмотрел себя в зеркало и, подхватив со стола папку с проектом, поехал на работу.

Должность генерального директора в фирме, которую он за несколько лет вывел в лидеры рынка, требовала полной отдачи. И он отдавал. Каждую свободную минуту. С лихвой. Успокаивая себя тем, что это для них. Для нее. И даже для подвальных котов, которых она постоянно кормит.

Нет, он не то чтобы не любил кошек. Просто это ее увлечение, казалось ему бессмысленным. Бесполезным. Не несущим в себе никакой смысловой нагрузки. Придурью, с которой приходилось мириться, как мирятся с недостатками любимого человека.

А потому на все попытки принести безродных блохастых домой - отвечал категоричным отказом. Ну не было в этом никакого смысла. И пользы тоже не было. Толи дело - сервал. Или, на худой конец, кот ориентальной породы, которых он предлагал завести в качестве компромисса. Здесь хоть статус. Так сказать - соответствие. А подвальные? Что с них взять? Вот и он не понимал, а она объяснять устала.

*****
«Операция...Простая...Плановая...Ничего особенного...Я должен был поехать туда с ней!!!»

Сколько раз за неделю он это повторил? Тысячу? Десять тысяч? Когда мчался, бросив все, в больницу... Когда, вцепившись в полы белого халата, тряс отводящего глаза врача... Когда рвал в клочья ненавистный проект, не позволивший ему быть с ней рядом и, стоя на коленях у кровати, уткнувшись лбом в ее руку, просил его не бросать. Вернуться. Открыть глаза. Сказать хоть одно единственное слово.

Но она молчала. И никто из них двоих не знал, что плановая операция, наркоз на час могут обернуться комой...

- Мы делаем все, что в наших силах, - пытался донести до него врач.
- Вы не делаете ничего! - бесился он от бессилия, оплачивая ее перевод в отдельную палату.
- Шанс есть, надо ждать, - пыталась успокоить его медсестра.
- Где он, этот шанс?! - кричал он на весь коридор, когда спустя неделю она так и не пришла в себя.
Он испробовал все. Консультации лучших специалистов, музыка, разговоры. Наводнил ее палату цветами. Практически перестал появляться на работе, лишь бы быть рядом каждую свободную минуту. Просил, уговаривал, обещал. Шантажировал. Поддаваясь сиюминутной глупости, целовал, вспоминая нелепую сказку о спящей красавице, и с каждой минутой, с каждым новым днем, все больше и больше впадал в отчаяние. В какую-то звериную ярость, требующую крушить все на своем пути.

Перевернутый стул, разбитая ваза. Отброшенная в порыве бешенства сумка и разлетевшиеся по полу, выпавшие из нее разноцветные пакетики корма. Она так и не успела накормить котов. Тех самых бесполезных котов, которые вызывали у него лишь неприязнь, тщательно скрываемую за показным равнодушием.

«Дурак! Господи, какой же он дурак!»

Вернуть бы все. Отмотать назад. Стереть взмахом руки. Да он готов на коленях ползать вместе с ней за этими ее котами, забирать домой, и даже полюбить, лишь бы только...

Откат пришел незаметно. Просто разом схлынул заставлявший кипеть кровь адреналин. И устало оглядев учиненный им беспорядок, он дрожащими руками поднял с пола разноцветные пакетики с кормом, чтобы уже через десять минут стоять у двери того самого подвала...

*****
- Это называется фелинотерапия, вот только зафиксированных случаев помощи в ситуациях, подобных нашей, нет, - серьезно посмотрел на него лечащий врач, с интересом наблюдая, как он затаскивает в палату его пациентки шестую по счету переноску.
- Значит, мы будем первыми, - с надрывом проговорил он, выпуская животных из клеток.
- Это ее коты. Понимаете? Ее! И я отдам все на свете, чтоб сказать ей об этом. Чтоб просто...
- Я предупрежу персонал.
- Спасибо, я ... должен был сделать это раньше... Понимаете? Я...
- Никогда не стоит терять надежду. Все мы учимся на своих ошибках, не забывайте об этом.
- Я не забуду... Больше не забуду.
*****
В двенадцать у нее операция. Простая. Плановая. Час наркоза, несложные манипуляции и выписка в этот же день. И она совершенно не настаивает на его присутствии. Снова. Но почему-то не может сдержать счастливую улыбку, видя, как он, отбросив в конец развязавшийся галстук, чертыхаясь надевает шестую шлейку подряд на сопротивляющихся и откровенно убегающих от него котов.

Ее котов. Тех самых, подвальных, блохастых котов, под чьей тяжестью она очнулась год назад, силясь сделать вздох и абсолютно не понимая, что происходит.

Семь пар сверлящих ее глаз. Шесть облегченных вздохов на грани слышимости и один победный, полный бесконечной радости вскрик, она не забудет никогда.

Может быть поэтому, сейчас, когда ей предстоит пройти через случившееся еще раз, она совершенно не испытывает страха. И видя, что выбившийся из сил муж, к чьей рубашке прицепились цветные волоски шерсти, смотрит на нее укоризненно, она улыбается еще шире.

А потом откровенно смеется над оборачивающимися вслед им прохожими. Все же одетый в дорогой костюм мужчина, окруженный шестью беспородными, но на удивление ухоженными и красивыми котами, каждый из которых тянет тонкий поводок в свою сторону, оглашая улицу возмущенным «Мяу?!» - зрелище не для слабонервных.

- Операция. Простая. Плановая. Час наркоза, несложные манипуляции и выписка в этот же день. И если вы не прекратите грызть все подряд, то в следующий раз останетесь дома! - негромко высказывает сидящий в больничном дворике, окруженный котами серьезный мужчина, на чьих коленях лежит слегка обкусанный, но все еще вполне красивый букет роз.
Он бросает взгляд на часы, поудобнее перехватывает шесть разноцветных поводков, мимолетом оценивая, не ослабли ли шлейки, а затем смотрит на окна палаты, в которой сейчас просыпается после операции его жена. Совсем скоро им разрешат к ней зайти. И он, наконец, сможет пожаловаться на шестерых хвостатых бездельников, которые без нее совершенно не хотят его слушать.

И сказать, о том - как он ее любит. И будет любить всегда. Даже когда она начнет сутками пропадать в кошачьем приюте, чье строительство его компания профинансировала несколько месяцев назад.

Придурь, конечно... Но почему-то, вспоминая тот самый день, когда она открыла глаза, он каждый раз убеждается - пока она рядом, нет в его жизни ничего важнее этой ее придури. А значит, он будет и дальше стремиться воплощать в жизнь эти глупые, но отчего-то делающие ее невероятно счастливой, капризы.

Всегда, пока еще не поздно...

В метро я долго наблюдал за девушкой, которая копошилась в телефоне с наглухо разбитым экраном. Неряха, злопыхал я про себя, как можно выходить в свет с таким мобильником. Через час я торжественно уронил свой смартфон на гранитный пол станции метро "Щелковская". Наш дольний мир весь испещрен мелкими сосудиками кармы.
Поначалу мой смартфон пустил сбоку веселую паутинку трещин и на этом успокоился. Но уже к вечеру он пошел радужными полосками, изображение принялось прыгать, как в "Матрице", и, наконец, девайс благополучно спятил и принялся самостоятельно открывать различные приложения, нисколько не смущаясь моим присутствием.
На следующий день первым делом я отнес своего калеку в специализированную мастерскую. Там мне предложили оставить телефон на несколько часов. Я оставил, не моргнув глазом, и поехал на работу. Все эти истории про цифровую зависимость и невозможность прожить без смартфона один день — не больше, чем журналистский штамп, неужели интеллигентный человек может всерьез в это верить.
В лифте бизнес-центра в тот день скопилось особенно много народа. Все они уставились на меня, жадно пожирая мою нежную ранимую плоть глазами (на самом деле нет, но попробуй докажи носителю нежной ранимой плоти обратное). Чтобы защититься от оптической агрессии, я отработанным движением полез в карман за смартфоном...
Примерно к двенадцати часам дня в конечностях начался легкий тремор. Я был уверен, что пропускаю что-то важное. Целый товарняк важного, вагонов на двадцать. Я грезил, будто вот сейчас, в эту самую роковую минуту на мой выключенный смартфон пытается дозвониться известный нью-йоркский адвокат, чтобы сообщить о внезапном наследстве от моего неведомого троюродного дедушки из клана Рокфеллеров.
На обеде мои коллеги все как один смотрели в свои телефоны, а я смотрел в суп. В супе обнаружилось много интересного: для начала он оказался довольно мокрым, чего я раньше не замечал. Когда по безмятежному штилю супа внезапно проплыла вызывающе оранжевая морковка, я едва не воскликнул от восторга.
В районе трех часов я решил, что матушка меня уже похоронила. О жене я не беспокоился, так как перед выходом из дома предупредил ее о своих планах сдать телефон в ремонт. Я позвонил матушке на домашний со стационарного телефона и ровно в момент соединения вспомнил, как она боится неопознанных номеров. Следующие полчаса я успокаивал ее, что номер действительно мой и это действительно я. До моего звонка она жила счастливо и вовсе не собиралась меня хоронить.
Поговорив с матушкой, в полчетвертого я догадался, сколько еще добрых ни в чем не повинных людей уже успели меня потерять. Я зашел в мессенджер фейсбука и оповестил человек двадцать о том, чтобы они не беспокоились и что со мной все в порядке. Девятнадцать человек ответили примерно в том ключе, что я слишком высокого мнения о своем месте в их жизни, а один человек спросил, кто я такой.
В пять часов психосоматика взбунтовалась по-крупному. У меня вспотели ладошки, покалывало в кончиках пальцев, слезились глаза, пересохло во рту, появилась тахикардия. Я приложил к уху пустую ладонь (потную) и постоял так несколько минут. Немного отпустило.
В шесть часов перед зеркалом в мужском туалете мне внезапно до судорог в мышцах захотелось сделать селфи.
В семь часов вечера заиграли невидимые литавры, и воздух вокруг наполнился несказанным благоуханием: мастер вернул мне отремонтированный смартфон. Ладошки, глаза, рот и тахикардия стояли обнявшись и плакали от счастья.
Я вышел из мастерской на улицу. Вечер проникал в меня не как обычно, через глаза и уши, а непосредственно через кожу. Я весь звенел, наполненный ветром: я снова стал человеком.
Внезапно мой взгляд упал на вывеску "Почта России" на первом этаже дома напротив. И как только наши предки умудрялись жить без смартфонов? Эпические времена. Атланты.

-И долго ты собираешься это терпеть? – услышала она в очередной раз голос своей почившей бабушки, когда спускалась в лифте шестнадцатиэтажного дома.
В семье начался разлад с самого начала. Муж Кирилл взял ее в жены чуть ли не со школьной скамьи. Выучиться не дал. Нагуляться, опериться. Только и успела, права на вождение автомобиля получить. И то, потому, что с отцом в свое время из мастерской не вылезала. А его друг – инструктором был.
Аня выходила на улицу только в случае необходимости. А необходимость была одна – пополнить продовольствием полки холодильника. Альтернатива прогулки заключалась и в развешивании постиранного белья на лоджии.
Муж проверял ее везде и всюду. Полная несвобода. Даже мусор вынести – в кармане халата нужно держать сотовый. Вдруг позвонит, проверит.
А выходные, которые начинались с вечера пятницы, Анюта и вовсе боялась. Кирилл приезжал, требовал ужин. На столе обязательно должна стоять запотевшая бутылка его любимой водки. После ужина медленно, методично, не скрывая своей брезгливости к жене и делая ей больно, он отдавал супружеский долг, приговаривая: «ну что, хорошо тебе, дура, сучка драная, пустышка? Когда у меня наследник будет?»
Потом, оставив жену в спальне лить слезы, он возвращался в кухню. Допивал водку. После выпитой последней рюмки муж требовал к себе жену и вопрошал: «где пиво?»
Анна знала, что этот вопрос задан будет. Но днем ему пива не покупала. Таким образом, выкраивая себе 20-30 минут на вечернюю прогулку. Хоть воздуха глотнуть.
- Что молчишь? – выталкивая ее из горестных, дум спросил голос бабушки. Лифт остановился, завис где-то между этажами, - тебе нравится, как к тебе относится муж?
- Нет, - прошептала Аня, - он об меня ноги вытирает.
- И это пока, увещевала бабушка, потом будет страшнее. Хочешь, чтобы он лапы распустил?
- О, Господи! – в горле у нее вмиг пересохло, - нет, конечно же.
- Тогда беги, милая, беги!
- Как? Куда? К матери? Она с новым мужем в однушке. К отцу? Он с новой женой. Я – отрезанный ломоть, бабуля. У меня никого нет, - глаза защипало, нос захлюпал.
- И это замечательно, что одна. Полная свобода и шанс начать жизнь заново. Каково бы тебе было, если б с дитем была, а?
- Но, как и куда мне идти? – зеленые, как у бабушки глаза стали огромными, как блюдца.
- Представится случай на днях. Не упусти его. Будь внимательна. Почаще выглядывай в окно. И увидишь.
- Что увижу?
- Я и так много тебе сказала. Сама додумаешься, коль не глупая. А теперь лифт тронется. Не пугайся. Иди. За пивом, своему благоверному. Да, и вот еще что, - проговорил призрак в ее голове, перебери мою шкатулку, что отдана тебе, после моей смерти. Она не пустая. У нее двойное дно. Ищи, не мешкай, но без свидетелей. А сбежишь, возьми только содержимое. Саму шкатулку оставь, чтоб мужик твой о побеге не догадался.
- Что в ней?
- Ответы на твои вопросы.
Лифт тронулся. Как голос не предупреждал о данном факте, девушка все равно вздрогнула.
Доехала до первого этажа. Вышла на улицу. Теплый вечер топил снег. Скоро ручьи побегут. Природа переродится. Почему бы и ей не родиться заново?
* * *
Он напился. Напился и разлегся прямо на кухонном столе. Храпит как зверь. Но, пока храп ревом перекатывается по всей квартире, можно безбоязненно, что муж проследит за действиями жены, осмотреть шкатулку.
Так, вот дно. А на ощупь, оно должно быть гораздо ниже. Действительно, должен быть тайник. Значит, голос бабули ей не померещился. Она потрясла шкатулку над кроватью. Из нее высыпались нитки, иглы, крючки для вязки, кнопки, пуговицы. Все это барахло, к которому редко прикасаешься. А поэтому, нет сомнений, что лишнего интереса деревянная резная шкатулка не проявляет. Когда Аня получила эту старую вещицу, муж закатил глаза и недовольно проворчал: «Будет на виду, выкину. Твоя бабка – большой оригинал! Нашла чего любимой внучке оставить. Нет, что б недвижимось!»
Она повертела деревянную коробку. Попробовала вскрыть подкладку, может, под ней вход в сокровищницу? Вскрыла. Нет. Цельное дерево. Где же она открывается? Потрясла. Что-то стукнуло о стенки. Все-таки есть что-то. Значит, надо искать. Может…
Аня начала надавливать на выступы шкатулки. Но ничего не получалось. И бабуля молчит. Ждет, что девушка сама догадается. Это правильно. Должна же она сама что-то сделать. Ведь уже не маленькая девочка.
Девушка уселась на застеленную двуспальную кровать. Закрыла подарок. И нежно провела по нему пальцами. Обвела ими рисунок на крышке. Тут что-то внутри щелкнуло и ящичек, моментально выдвинувшийся из шкатулки, больно стукнул ее в живот.
Анна осмотрела содержимое: конверт, ключи, несколько пакетиков со смешными надписями: «включи мозг», «заморозь страх», «разожги внимательность», «не будь тюней», «убей слабость в характере», «накорми мясо» и другие. Бабушка всегда была выдумщицей. Может, не зря ее соседки по лестничной клетке называли колдуньей? Но дома она вела себя обычно, как и положено: пекла пироги и вязала носки. Правда, никто не знал, чем она занималась, когда все в доме отсутствовали.
Она вскрыла конверт. На колени упали документы на дом. Про этот - то дом, на среднем Урале и говорила бабуля, когда Анюта была маленькой. Мол, хороший, добротный. Дед сам ставил. Без единого гвоздя. Только, практически, в глуши. А накануне ее свадьбы, вновь о нем обмолвилась. Там, вроде, за ним местный один приглядывает.
Документ гласил, что дом теперь принадлежит ей, Анне. Еще один документ – о владении автомобилем. Да, был у деда «жигуленок» с движком от какого-то заграничного автопрома. У отца в автосервисе стоит. Как раритет.
Анна открыла письмо. Строчки, как восточный иероглиф, мелкий, круглый, на соединениях длинный говорили бабушкиным голосом:
«Внученька моя, вот и пришел час открыть шкатулку. Все свое имущество, за исключением квартиры в Екатеринбурге, я завещала тебе. Раз ты читаешь это письмо, значит, пришло время. Не мешкай, будет знаменье тебе. Хватай свои документы, содержимое шкатулки и забирай машину. Уезжай. Покой и счастье ты найдешь в дедовом доме. Деньги на первое время ты найдешь под подкладкой в бардачке. А дальше, сама зарабатывать начнешь. Глядишь, выучишься. Твоя бабушка».
Знала бабуля, что ждет ее с мужем. Знала, поэтому против ее свадьбы была. Но, даже когда Анюта не послушалась, все равно, не рассердилась, не отвернулась. И после смерти помогала ей советом.
Анна достала свои документы, сложила их в отдельную папку. Туда же, содержимое из шкатулки. Придет время, раздумывать будет некогда. Только хватать и бежать. А это что? Инструкция? Хм. Пункт первый: «Вскрыла подарок? Возьми пакет с «Разожги внимательность». Всыпь порошок в молоко и выпей. Бумагу не выбрасывай. А поглядывай на нее иногда». Больше никаких пунктов на ней не было. Но, раз бабушка написала, чтоб инструкцию она не выбрасывала, надо затолкать ее в ту же папку. А порошок проглотить вместе с молоком.
* * *
Утром, очень рано, она встала с ясной головой. Зрение и слух будто заполнили все ее существо. Она заглянула под матрац кровати. Там была папка. Все верно. Ей ничего не приснилось. Только надпись на клочке бумаги была иная. Пункт второй: «выпей натощак стакан молока с растворенным в нем порошком «Не будь тюней». Чудно.
Аня проскользнула на кухню. В ней по-прежнему спал муж. Тихонько выпила бабушкин напиток. Открыла форточку, потому, как дышать было нечем, и обратно, в спальню. Вновь заглянула в папку. А в ней новое послание. Пункт третий: «Не мусоль папку, нарвешься на неприятеля. Через час выпей чашку чая с «убей слабость в характере». Пункт четвертый: «Еще через час, выпей чашку кофе с «накорми мясо», Жди, будь начеку».
Анна проделала все бабулины задания. После коктейлей она поняла, что готова на подвиги. Ее рыхловатое не спортивное тело наливается мускулами. Девушка посмотрела на себя в зеркало, что занимало полкомнаты. Ух-ты! Фигура спортсменки. И явно, не гимнастки. Руки, ноги накачены. Но в меру. Ее это не портит. Живот не выделяется, подтянут. Ягодицы не висят, упругие. Скулы, будто жёсче, глаза светятся. Сила в них проглядывается.
Тут шарканье по ламинату послышалось. Кирилл оглядел свою супругу. Нахмурился.
- Ты что, в салоне была?
- Нет, что ты, - стушевалась – было, Анна.
- Вид такой, будто поработал над тобой кто-то. Или любовник появился? – грозно просвистел шипящим шепотом он и двинулся на жену.
Пальцы сжались в кулаки. Глаза метали молнии. Рот перекосило от злости.
- Какой любовник, - она не на шутку испугалась и сделала шаг назад.
- Где ты шлялась, пока я спал? – он сделал еще шаг.
- Спала я, в нашей кровати, - проговорила она сдавленно, но тут что-то ее встряхнуло. Появилась какая-то в ней сила, уверенность.
Только не уловил ее Кирилл, а исказившись гримасой, наскочил на супругу. Его кулаки летали рядом с ней. Но Аня блокировала их очень четко и умело. Она не позволили ему ни разу прикоснуться к ее лицу, к ее телу. Девушка расшвыривала его руки. А под конец, сама направила удар ему в переносицу. Кровь хлынула из носа. Он побледнел и упал на пол.
Анна посмотрела на него. Но, ни жалости, ни испуга за его дальнейшее здоровье не испытывала. Она достала папку. Пункт пятый: «Молодец, горжусь тобой. Посмотри за стекло лоджии. Оденься также. Оставь открытой фрамугу. Рядом с увиденным, оставишь свою сумку. А пока, выпей стакан сока с «заморозь страх». Когда приедешь за дедовым автомобилем, зайди в кафе. Закажи молочный коктейль, выпей его с «включи мозг». Остальные пакетики не трогай. Они пока без надобности. Уезжай, как можно быстрее. Бабуля».
Аня метнулась на кухню, развела порошок и выпила. Потом – лоджия.
О, Боже! На асфальте – девчонка. Лицом вниз. Волосы, рост, фигура, как у нее. Разбилась. Вылетела откуда-то.
Но ужаса в нутре ее не было. Действовало бабушкино снадобье.
Так, что на ней надето? Джинсы, серые. Футболка – черная. У Ани такие же есть. И все. Как же так. На улице – конец марта, а девчонка, что на растаявшем, от пролегающей рядом теплотрассы, тротуаре, босая и без куртки. Даже свитера нет. А до автосервиса – пилить и пилить. Что скажешь, бабуля?
Бабуля молчала. Анна оделась также. Она схватила документы, дамскую сумочку, вынула из нее кошелек. Спрятала его в папке и босиком, без верхней одежды выскочила из квартиры. У мусоропровода девушка обнаружила пакет. В нем – весеннее-осенние ботинки, не в размер, потрепанные, но сойдет. Куртка – пуховик. Страшненький, но альтернативы нет. И на том спасибо. Похоже, кто-то из соседей избавлялся от старья.
У трупа незнакомой девушки Анна бросила открытую пустую сумку. Будто, обокрали ее. Потом, пробежав через двор, она оказалась на улице. Ботинки болтаются, натирают. Но магазины еще не работают. Рано. Такси. Нужно такси.
Она осмотрелась, поиск машины с шашечками не увенчался успехом. Зато подошел троллейбус. Что ж, пусть с пересадками, но она доедет до дедова «жигуленка».
* * *
Анна была в офисе редко. Но сегодня ей везло. Видать, бабушка сопровождала ее всю дорогу. Ей открыл старый охранник. Он помнил дочь босса. Девушка показала ему бумаги на машину.
- Я не против, зайка. Только, зачем тебе рухлядь. Позвони отцу. Он подыщет тебе замечательную машинку.
- Нет, не надо. И отцу звонить не надо. «Жигуль» мне нужен. Больше ничего.
- Хорошо, как скажешь. А ключи-то от него есть?
- Конечно. Дядя Коля, а можно мне коктейль, а?
- Разумеется. Вон автомат стоит. Хочешь, коктейль, хочешь, какаву.
«Лекарство» выпито. Куплены на углу сносные зимние кроссовки. Дешевая, но добротная куртка и джемпер. Документы затолканы в карман сиденья.
Она проверила. Деньги в бардачке. На первое время, действительно хватит. Ай да бабуля, ай молодец!
Анна выехала из автосервиса отца. На водительском сиденье довольно таки удобно. Скорей всего, дед и сиденья поменял.
Анюта помахала дяде Коле рукой. Завернула за угол. Выехала на шоссе. Оно уже кишело разномастными автомобилями.
- Посмотри наверх. Знаки видишь? – проговорил бабушкин голос у нее в голове.
- Вижу, - с улыбкой ответила она.
- Поворачивай налево и гони на Серов. Ближе к делу, разберешься. Счастливого пути, девочка.
- Спасибо тебе, бабуся, - еще шире улыбнулась внучка и посмотрела в обзорное зеркало на лобовом стекле.
На заднем сиденье сидела ее бабушка. Такая же, как ее помнила Аня: веселая, рыжеволосая, неизменно в пуховом платке.

Алексей ненавидел собак. С тех давних пор, когда его, пухлого рыжего первоклассника в очках, с раздутым от книг и тетрадей портфелем, на пустыре за домами окружила стая собак.
Вожак – поджарый, чёрный, с рыжими подпалинами на морде, смотрел Алёшке в глаза.
Мальчик и плакал, и уговаривал собак отпустить его, и крошил им несъеденные в школе бутерброды с колбасой, но собаки были непреклонны.
Вожак, при любой попытке ребёнка сдвинуться с места, поднимал верхнюю губу с правой стороны, и, обнажая бело-жёлтые клыки, глухо рычал.
Стая продержала Алёшу в окружении более двух часов. Внезапно вожак повернул правое ухо назад, прислушался и беззвучно побежал в сторону лесопарка за пустырем.
Стая устремилась за ним. Стройной цепочкой, друг за другом, собаки исчезли за деревьями.
Алёшка вытер слёзы, схватил покрепче портфель и побежал к дому.
Но домой мальчик не попал. Старый деревянный барак, где он жил с семьёй и немногочисленными соседями, уже догорал - рванула газовая колонка.
В пожаре погиб дедушка, дед Алёшиного отца, которого ребёнок называл «дедонька».
Дедонька был когда-то моряком, просоленным морскими ветрами и волнами. У него были белоснежные усы и борода, которую старик сбривал один раз в год, ровно после новогодних праздников. Потом она отрастала, и дедонька её заплетал косичкой, делал из неё смешную дулю, перехваченную цветной резинкой. А то и просто закидывал за ухо.
Алёшка долго заикался после гибели дедоньки и встречи с собаками.
Второй раз к нему привязалась уличная собака, когда он, похудевший и вытянувшийся семиклассник, сменивший смешные очки на линзы, пошёл после школы провожать домой первую красавицу класса – Лизу Тоневу. За Лизой пытался ухаживать Семён, хулиган и двоечник, сидевший в 9 классе второй год. Он держал в страхе всю школу, а Алёшка осмелился идти рядом с девочкой, которая нравилась хулигану.
Пёс вырос перед ними неожиданно, и грозно рыча, стал оттеснять подростка от девочки. Алёша медленно отступал назад, повинуясь натиску здоровой собаки. Когда Лиза скрылась за углом своего дома, угроза нападения исчезла в соседнем дворе.
Алёша вздохнул и пошёл домой.
На следующий день на уроке математики он получил записку, в которой было всего 3 коротких предложения:
- Не ходи за мной. Вчера Семён хотел тебя избить. Прости.
Дружба с Лизой не заладилась, и парнишка ещё больше озлобился на собак.
Прошло много лет, Алексей вырос. Он получил блестящее образование, через несколько лет открыл своё дело и стал бизнесменом. Карьера складывалась удачно, парень зарабатывал хорошие деньги, появились нужные связи. Скоро сложилась и семейная жизнь. Красавица Лиза, в прошлом Тонева, стала его женой, у них родился замечательный сын - Минька, названный в честь любимого дедоньки. Восьмимесячный малыш ещё не говорил ни слова, но сидя в коляске, всегда улыбался встречным собакам и произносил:
- Ав, ав!
В тот воскресный день Алексей гулял с сыном в парке. Мужчина неспешно толкал коляску и рассказывал Миньке про птиц, которым они насыпали в кормушку семечек. Про белок, одна из которых, спустившись по стволу ели, брала ядрышки орехов прямо с ладони.
Пора было идти домой. Выйдя из парка Алексей направил коляску в сторону перехода, и дождавшись зеленых цифр, толкнул её на проезжую часть.
Откуда взялась эта сумасшедшая такса!
Она лаяла так отчаянно, бросаясь и не пуская Алексея с коляской на переход, что казалось, ещё секунда и у собаки связки лопнут.
В эту же секунду буквально в нескольких сантиметрах от коляски пролетела легковая машина. Она вылетела на газон за переходом и врезалась в фонарный столб.
Из машины выскочили подростки и с криками врассыпную бросились прочь.
Алексей с трудом перевёл дух, сердце в его груди билось так сильно, что казалось и прохожие слышали этот стук.
Таксы нигде не было, к машине бежали люди. Какой-то прохожий взял молодого отца за локоть.
- У вас все нормально? Коляску машина не задела? – испуганные глаза прохожего смотрели на Алексея.
Алексей, мыча, помотал головой из стороны в сторону – мол, коляска цела и ребёнок невредим. Всё в порядке.
Как дошёл до дома – не помнил. Лизе он эту историю решил не рассказывать, к чему волновать жену, раз всё закончилось благополучно. Но в этот раз в душе Алексея что-то шевельнулось, когда он вспомнил про рыжую таксу. Это была благодарность собаке, спасшей его сына.
До самого вечера он молчал, вспоминая три случая, связанных с собаками, и понимал – животные не пугали его, не угрожали расправой. Они защищали Алексея как могли. Лиза тихонько посматривала на мужа, удивляясь его неожиданной задумчивости, но не тревожила расспросами.
Вечером они всей семьёй вышли во двор, прогуляться перед сном. У дальней скамейки столпились соседи. Проходя мимо них, Алексей услышал:
- И что теперь с ним делать? Кому он нужен такой?
Заглянув через плечо соседа, Алексей увидел коробку, лежащую на скамейке. А в ней – маленький щенок. У щенка не было глаз - видимо, генетический сбой. Люди переговаривались вполголоса. Лиза с коляской ушла вперёд и поодаль ждала мужа.
- Вот как теперь быть?
- И куда его, такого изувеченного?
- Не, я бы не смогла такого взять... – шептались соседи.
Алексей протиснулся поближе к скамейке, малыш в коробке был красивого шоколадного цвета. Он мелко скулил и поворачивал крохотную мордочку из стороны в сторону, ища родной запах.
Но нигде не было тёплого тела матери.
Мужчина замер на секунду, а потом решительно снял с шеи шарф – хоть и весна, а ещё очень свежо, особенно с утра и по вечерам.
Аккуратно, двумя руками он взял малыша подмышки и приподнял - у щенка, в довершении всего, были искривлены задние лапки.
Женский голос сзади охнул, и кажется, заплакал.
Алексей бережно обернул слепого малыша шарфом, аккуратно положил его как грудного ребёнка на руку, и сказал:
- Ну что, малыш, кажется, теперь наступила и моя очередь... Пойдём-ка, я знакомлю тебя с нашей мамой. Она добрая, славная. И у неё найдётся для тебя в холодильнике молоко.
Мужчина пошёл в сторону молодой красивой женщины, которая стояла рядом с коляской и смотрела на него любящими глазами.

Когда моя троюродная сестра решила выйти замуж, бабушку пригласили на свадьбу.
- Так мило, что они вспомнили про бедную старушку, - умилилась бабушка, выбирая себе наряд на торжество, - посмотри, пожалуйста, эта шляпка подходит к этому платью? Или мне взять розовую?
- Бабуля, ты вообще знаешь невесту?
- Конечно! Много лет назад мне передали новость о том, что она родилась и намекнули, что нужно это как-то отметить подарком. В ответ я послала очень красивую открыточку. После этого я ничего не слышала о младенце вплоть до нынешнего приглашения.
- Зачем же тебя тогда пригласили? – недоумевала я. Невесту я знала немногим больше, чем бабушка – столичная родня не отличалась чрезмерной общительностью с провинциальными родственницами.
- Ты что не знаешь, что на каждой порядочной свадьбе для полного антуража в уголке должна сидеть древняя старушка в платочке.
- Тебе не хватает платочка на голове, - хмыкнула я, обозревая модную прическу моей древней старушки.
- У каждой старушки к общему набору достоинств имеется склероз! Сошлем отсутствие платочка на него.
- У тебя - и склероз! – хмыкнула я
- Весьма удобная вещь! – воскликнула бабушка. – Очень рекомендую обзавестись к старости. Благодаря ему можно забыть много совершенно ненужных вещей и, что особенно важно – людей! Особенно тех, кого нужно отблагодарить за приглашение на свадьбу ответным приглашением погостить в маленьком домике у моря.
Ну да, конечно, домик у моря стал объектом пристального внимания многих родственников, доселе упорно забывавших о бабушкином существовании.
На свадьбу, впрочем, мы поехали. Бабушка поставила родственников в известность, что не может приехать без сопровождения в моем лице. Кто-то же должен периодически подносить старой женщине стакан вина!
Я всячески отбрыкивалась от этого визита, но у бабушки всегда в рукаве было несколько козырей. В частности, она потрясла перед моим носом парочкой билетов на модный спектакль в одном из столичных театров – и я сдалась.
Жить мы решили в гостинице – ну не ехать же на постой к родственникам, которые заняты свадебными приготовлениями. Они, конечно, говорили, что соседская старушка с удовольствием пустит на денек переночевать бабушку. А что – старушкам всегда есть о чем весело поболтать за чашкой чая.
- Передай, что я так сильно храплю, что не дам уснуть не только доброй соседке, но и молодым испорчу всю их брачную ночь. Да-да, через стену будет слышно. Я ведь потому и вынуждена была купить собственный дом, поскольку мои соседи всем подъездом на коленях умоляли меня съехать.
Родственник, услышав про то, что бабушка собирается жить в гостинице, несколько напрягся. Но сразу расслабился, узнав, что платить за гостиницу ему не придется. Лишь посоветовал чудный хостел недалеко от его дома, в соседнем дворе.
- В соседнем дворе? Он недооценивает силу моего храпа, - хмыкнула бабуленция.
В гостинице, номера в которой мы забронировали загодя, нас тоже слегка недооценили. Барышня на рецепшене кинула недовольный взгляд на нашу непримечательную одежду, примятую в дороге, и мило улыбнулась подошедшему красавцу в модном пиджаке.
- Девушка, у нас забронировано, - попыталась встрять я, но красавица лишь недовольно надула пухлые губки:
- Имейте терпение, - и улыбнулась этими самыми губками красавцу.
- Чем могу помочь?
Губы и впрямь были хороши – только после пластики, аппетитно выпирающие по всему увеличенному контуру и обильно накрашенные помадой.
- О, Господи, девочка, кто тебя так покусал? – неожиданно раздался у меня из-за плеча бабулин голос.
Я обернулась. Бабушка, слегка сгорбившаяся и растрепанная, доставала из сумочки очки. Вид у нее был такой, словно она уже нацепила себе на голову гипотетический платочек из всенародных представлений о бабушке.
- Кто меня покусал? – барышня на рецепшене не почувствовала опасности и беспечно подставилась под удар.
- Ты видела свои губы? Бедная девочка! Это пчелы, да?
- Меня не кусали никакие пчелы! – Барышня, почуяв подвох, кинула нервный взгляд на красавца, который оперся о стойку рецепции и с интересом наблюдал за происходящим.
- Шершни? Это еще хуже! Это ж ты три месяца будешь ходить с раздутыми губищами. Как ты еще говорить можешь, - запричитала бабушка.
- Женщина, оставьте мои губы в покое, - лицо барышни медленно, но уверенно заливалось румянцем.
- Слушай, у нас на ферме сторожа точно так же осы покусали. Он месяц с перекошенной мордой ходил, говорить не мог. Помогли только примочки из коровьей мочи.
- Прекратите, пожалуйста
- Хотя где у вас тут в городе свежую коровью мочу найдешь. Но если хочешь – я могу тебе выслать, - не унималась сердобольная бабуля.
- Только поставьте наш телефон на зарядку, а то мы пока сюда ехали – телефон разрядился, - включилась в игру я.
- Ага, - поддакнула бабушка, - кобыла у соседа старая, идет не быстро – пока до станции добрались – вся зарядка закончилась, Вы только свой телефон нам дайте, мы сторожу позвоним. Он – если не пьяный – тотчас трубку возьмет и все для вас сделает. Вышлет ближайшей электричкой!
- Если кобыла нашего соседа не подохнет до утра от старости! – подвела итог я.
Мы обе уставились на красную, как рак барышню, которая не знала уже куда свои губы девать.
- Какой номер брони у вас? – выдавила она.
Оформлены мы были в течении минуты. Нам выдали ключи и указали дорогу к лифту.
- Мне все-таки не нравится цвет твоего лица, - крикнула бабушка уже от лифта, - уж больно он красный. Как бы не было воспаления. Пчелы – они очень опасны!
Кажется, барышня в этот же день отпросилась к доктору, потому что больше мы ее не видели.
Вслед за нами в лифт вошел красавец в пиджаке.
- Так чем лечился ваш знакомый сторож с фермы? – с интересом спросил он.
- Господи, чем он только не лечится, чаще всего самогоном, - отмахнулась бабушка. У нее уже пропал придурковатый вид, который она на себя напустила, и она вновь превратилась в ту, которой являлась – красавицу в полном расцвете всех своих семи десятков лет.
- Я так и думал, - улыбнулся мужчина. – Мне тоже всегда казалось, что эта мода на раздутые губы чрезмерно превышает любые понятие о красоте лица. Но девушкам же этого не объяснишь.
- Увы, - вздохнула бабушка, - мода на здравый смысл все еще не пришла. Так что придется вам пока что потерпеть.

Аквариум, я вам скажу. Это не только сто литров воды, а может и больше, которую надо сперва влить туда, но.
Но и триста литров желания. Иначе, ничего не выйдет. И будет у вас вместо водного, а точнее, подводного мира, постоянно помирающие рыбаси. Ну, так вот, желание плюс к воде было. И огромный, я бы сказал, необъятный аквариум заполнился рыбами –хищниками, водорослями и раками. Раки – особый разговор. Покупал я их как мини, типа они такими и останутся, но.
Но когда выросли они размером с мою ладонь, сожравши часть своих собратьев и заодно рыб, я понял, что в накладную рыбного магазина вкралась ошибка.
Рыбий вор был огромного размера и толщины, и вообще-то, звали его Тимочка. Тимка с оранжевыми глазами. Которыми он смотрел на принесённую рыбу или другие речно-морские вкусности. И стоило оставить свежую рыбку на пару секунд, отлучившись по срочной надобности.
Рыбий Вор оказывался возле рыбы и облизывал её, причмокивая от удовольствия или спешил налопаться кишочками, буде их не спрятали. После чего, как вы понимаете, рыгал на ковры, диваны и кресла, страдая и судя по взглядам, подозревая нас в попытке отравления.
Две кошки наблюдали за ним и смеялись. Тимка был ухажёром –неудачником. Знаете, есть такие мужчины, которые ух ты, куда там. Но нет у них изюминки, что ли, смелости и наглости, и когда дело доходит до того момента, когда надо пошутить щелкнуть пальцами и спросить – а нет ли у вас, мадам дома виски али коньяку? И если нет, то почему, черт возьми? Нахмурить брови, купить бутылочку и букет цветов, и схватив даму под руку, ехать в машине. Смеяться, шутить. Шутить и гореть в предвкушении.
Ну, так вот. Тимка таким не был. Он относился к мужчинам, которые ничего кроме, как ухаживать, не умеют. Причем и это делают ужасно. Он прыгал на кошек, бил их лапами, кусал и пытался повалить на пол. После чего получал трёпку, проборцию и ушедрание. Вырванные годы, царапины и покусания.
И убегал, оглашая квартиру диким воем полным неземной горести, разочарования в жизни и обещания уйти в монастырь. Мои попытки объяснить ему принципы ухаживания за прекрасным полом ни к чему не приводили.
Кошки в грош его не ставили, и общались сами, смотря на него сверху вниз. И мечтал Тимка заслужить их внимание.
А кошки.
Кошки садились перед освещённым огромным аквариум и с интересом наблюдали за подробностями подводной жизни. Особенно их интересовали пять оставшихся большущих раков. Ползавших по дну и перебиравших страшными клешнями всё вокруг. Кошки неотрывно прилипали взглядами к страшным существам, и максимум, давали Тимке подзатыльник. Чтобы тот не мешал. Ну, так вот.
Однажды я позабыл накрыть аквариум крышкой. И осталась сбоку от него такая широкая доска, на которую я обычно клал всякие разности для рыб и раков. Именно ей Тимка и воспользовался. Он решил пообщаться, видимо, более плотно с обитателями водного дна на тему очень интересовавшую его – успех у женщин, Судя по всему, и по мнению Тимки, они были в этом спецы.
Ну, так вот. Доска, как вы понимаете, дамы и господа, не выдержала толстого черного кота, и он рухнул вниз. Съехав по наклонившейся подставке, как по водному аттракциону, подняв тысячу брызг и огласив квартиру диким визгом полным смертельного ужаса. Кошки бросились бежать.
Он попытался выбраться, но не тут-то было. Толстое тело было не так-то просто подтянуть вверх и тогда.
Тогда один из пяти раков узрев опустившийся вниз кошачий хвост сделал бросок хвостом вперёд, и левой клешнёй впился в самый кончик хвоста.
Тимка дико взвизгнул и его передние лапы изобразили японский мотор, самой последней конструкции. Глаза его почти выскочили из орбит. И сам он вылетел из аквариума как ракета. После чего шлёпнулся на пол разбрызгав вокруг себя лужи воды. На хвосте висел большой рак. Держась за него левой клешнёй. Правую он, как и полагается наезднику необъезженной лошади на соревновании, держал вверх.
После чего началось то, что я называю – хорошим родео. Тем более, что как раз в это время у меня играло кантри. Кантри, именно соответствующее случаю. И если вы, дамы и господа, никогда не видели родео, то попробуйте повторить этот случай и уверяю вас…
Тимка с дикими воплями носился по комнате, пытаясь сбросить упрямого наездника. Разбрызгивая воду и разгоняя кошек, которые пытались спрятаться. Но наездник, надо вам сказать, был хорош. Он стукался об пол и подскакивал в такт Тимкиным прыжкам, но держался за хвост насмерть, пока…
Пока Тимка не попытался залезть под низкую кровать, но.
Но, как вы понимаете, толстое пузо и такая же задница не пустили его, и он застрял точно на половине своего большого черного тела, после чего.
После чего упрямый наездник произвёл полный расчет за кошачьи вольности. То есть, впился в хвост второй клешнёй. Тимка издал крик полный отчаяния и попытался опрокинуть кровать, что не удалось.
Я подбежал к страдальцу и освободил его от крепких клешней. После чего рак-наездник был помещён в свою обычную среду, где вне всякого сомнения.
Вне всякого сомнения, стал хвастать перед своими собратьями и прочими обитателями подводного мира достижениями в искусстве родео.
Тимка вытащенный из-под кровати, вытертый и успокоенный, отправился залечивать душевные раны на балкон, оглашая окрестности жалобным воем, полным разочарования в жизни, но.
Но теперь кошки смотрят на Тимочку с уважением. Они считают его котом невероятной храбрости и решительности. И когда две кошачьи красавицы садятся перед аквариумом, разглядывая очередную серию этого бесконечного сериала, Тимка.
Он садится рядом с ними, но немного позади и смотрит опасливо своими большими оранжевыми глазами. Один из пяти раков подплывает к стеклу и выставив глаза устремляет их на Тимку. Кошки уважительно мяукают и смотрят то на большого рака, помахивающего своими страшными клешнями, то на Тимку.
Тот на всякий случай отодвигается слегка назад и тоже разглядывает своего подводного врага, иногда подмигивая ему правым глазом. А может, это просто нервный тик.
Тимка долго смотрит на рака и иногда что-то бормочет. Нам с кошками кажется, что они общаются строго о своём. О способах покорения женских сердец и о родео.
Кошки теперь уважают Тимку-кавалера и не просто лупят его, а я бы сказал, лупят уважительно.
Да, и кстати. Теперь Рыбный Вор только заслышав рыбный запах, скрывается в глубине квартиры и оттуда доносится.
Крик полный неодобрения. Ну, не нравится ему теперь рыба и прочие продукты морские. А ведь о вкусах не спорят.
Так что, если кто не знает, как решать вопросы о разногласии дома между кошачьими, или скажем хочет устроить настоящие ковбойские скачки, милости просим.
Обучаю.
Хотя, нет. Вру. Ничему я не обучаю. Самому бы научиться.

Уже можно всё в любое время, но нет еще времени ни на что. Друзья уже переженились, дети уже переболели, родители еще живы, хотя уже не все. Старший внук у друзей ровесник младшего сына, брат скоро выйдет на пенсию, сестра недавно вышла замуж. Прекрасный возраст.

В фильмах, в зависимости от контекста, твоими ровесниками могут оказаться герой, героиня, мать героини, бабушка героини и хорошенькая невеста, решающая, не рано ли ей заводить семью. И все, что характерно, адекватны.

Адекватность — наша сильная сторона. В двадцать хочется чего-нибудь эдакого, в шестьдесят снова хочется чего-нибудь эдакого, а в сорок «что-нибудь эдакое» — это то, что уже происходит вокруг.

Наш девиз — «Скажи наркотикам да!». С утра проснулся, быстро кофе, сердце забилось, срочно валокордин, пришел на работу, там кока-колы, поругались с сотрудником, накапал успокоительного, помирились, выпили пива. Под мясо — красное, под рыбу — белое, под телевизор — игристое, под телефон — недопитое, под утро — оставшееся после маринада. В четыре утра снотворное, в восемь кофе. С тем же успехом можно наоборот. На работе потом все равно сидишь смурной, хмельной, больной и бесконечно одинокий.

Бесконечное одиночество — вечный двигатель внутреннего горения. Расскажешь про него жене, потом друзьям, родителям, приятелям, потом напишешь чего-нибудь в интернет. После ста комментариев бесконечное одиночество затихает, зато обостряется общительность до четырех утра. В четыре снотворное, в восемь кофе. Все в сборе, можно начинать.

Все непрерывно в сборе, слава богу. И у всех, слава богу, чего-то болит. У дочери — живот, у мамы — сердце, у жены — голова, у мужа — душа, у сына — ни стыда, ни совести, слава богу. Слава богу, все живы, значит.

Раньше в двадцать лет человек отделялся от родителей, в тридцать разбирался с детьми, в сорок — с работой, в пятьдесят — с душой, и к шестидесяти благополучно умирал, окруженный внуками и почетом. Мы в двадцать заняты исключительно душой, в тридцать отделяемся от родителей, в сорок вспоминаем, что надо бы с ними поговорить (а то ведь можно и не успеть), между тем и этим заводим детей, с которыми тоже приходится говорить (а то ведь можно и не успеть), в пятьдесят меняем работу, в шестьдесят — образ жизни, короче, нам не до смерти вообще.

В двадцать жизнь кажется сложной, в тридцать видишь — она проще, чем думалось в двадцать, в сорок доходит — всё сложнее, чем виделось в тридцать, в пятьдесят понимаешь, чего там не понял в сорок, в шестьдесят опять чего-то не понимаешь, «да есть ли конец у этой лернейской гидры?», как написала в школьном сочинении одна способная ученица. Ученики еще даже не в курсе, сколько им всего неизвестно. А мы уже точно знаем, что конца у лернейской гидры нет. Как минимум, потому, что гидра — девочка.

Мы рубим ей головы, они отрастают снова, мы рубим дальше, голов становится больше, процесс с каждым годом все интересней, наши мышцы крепчают, её шеи тоже. Гидра подмигивает нам, мы подмигиваем гидре, мы с ней непременно подружимся к ста сорока годам.

Накапал четыреста капель валерьянки, смешал с кока-колой, вылил в кофе, добавил валокордину и выпил стоя: за бесконечность лернейской гидры.

Яблочко от яблони грохнулось просто ближе некуда, - подумал я, когда матушка вчера мне поведала это.

На неделе поехали они в Парк Горького с внучкой, дочкой моей, погулять, качели-карусели, мороженное-тир.
Походили они, постреляли, мороженого съели, вроде и домой пора.

Тут доча заныла:
- Ну, баааб, ну еще разооок на карусеееель, ну, баааб...
- Ну, ладно, еще разок и домой.

Эх, бабуля, бабуля...

Подошли они к какой-то карусели непонятной формы, высокая какая-то, сидения висят, объявление, что "дети до 12 лет - только со взрослыми"

- Вот, на эту хочу, - заявил ребенок.
Хочешь? Не вопрос!
И даже не представляя, куда вляпывается, бабуля купила два билета.
Но, честности ради, надо сказать, что и Сашка тоже не знала, чем все закончится, поэтому обвинить ее в попытке избавиться от бабушки столь экзотическим способом никак нельзя.

Короче, билеты куплены, клиенты рассажены по местам, оператор аттракциона, с неприкрытым сарказмом глядя на шестидесятилетнюю бабулю, нажимает заветную кнопку.

Потихоньку закрутилась карусель, и, не спеша, кресла начали подниматься наверх, вращаясь по кругу.
Матушка с дитем, поднявшись на высоту обитания стрижей, с удовольствием наблюдали за суетой внизу.
Люди, размером с тараканов, сновали где-то далеко-далеко под ногами, карусель крутилась, адреналина не наблюдалось.

И тут, повинуясь заложенной программе, чудо-карусель изменила режим работы.

Кресла закрутились с околосветовой скоростью, и еще при этом встали раком, боком и еще в несколько поз, которые не описать даже великим и могучим русским языком.
Все вокруг завизжали от радости и притворного страха.
И только матушка, молча выделяя адреналин, крыла матом свою седую голову.
"Пля, ну когда же это кончится?" - прошептала матушка через пять минут перегрузок, после которых даже самый выносливый астронавт тошнил бы дальше полета пули.

А веселая карусель и не думала останавливаться.
Вертясь, как задница на плите, и меняя амплитуду, она несла в счастливое будущее матушку с внучкой.
Внучка, кстати, тоже не ожидавшая такой подляны от администрации парка, сидела молча, крепко зажав попой кресло.

В данный момент ее волновали всего две вещи.
Первое, когда же остановится эта долбанная вертушка, и второе - где можно будет просушить штаны?
Кстати, тема штанов волновала и бабулю.

Когда карусель остановилась, Сашка на ослабевших ногах сползла с кресла и поковыляла прочь от шайтан-механизма.
Народ, смеясь и делясь впечатлениями, тоже повалил на выход.

На опустевшем аттракционе сидела бабуля, не в силах встать с кресла, потому как неконтролируемые ноги дрожали так, что вызывали вибрацию на соседних каруселях.
А в это время вторая партия желающих повизжать стала потихоньку заполнять пустующие места.
- Да не бойтесь вы, - уговаривал оператор робкую девушку, которая в нерешительности остановилась на полпути к карусели, - ничего страшного не случится. Вон, видите, - он указал на матушку, - даже бабуля на второй заход осталась...

Услышав это, матушка утробно икнула и так витиевато выразила свои ощущения,...что Даль крутанулся, устраиваясь поудобнее, дабы записать доселе не слышанный словооборот.

Поняв, что бабушка с торчащими вертикально вверх волосами и.. выражением лица доктора Лектера во время трапезы,..не собирается больше получать удовольствия от воздушных пируэтов,..оператор осознал, что зря приводил девушке в пример Железную Бабулю...

Еще два дня после этого матушка икала, вспоминая, как она, перевалив за шестой десяток, повелась на "покататься на карусельке".

Я, кстати, женат, но у меня с женой уже ничего нет

Говорит мне тут один такой на днях: «Я, кстати, женат, но у меня с женой уже ничего нет. Просто живем вместе, да и двое детей маленьких».

И я такая отвечаю: «Ну, вот разведешься, будешь жить сам, тогда и позвони мне. А раньше не стоит».
А он мне такой: «Знаешь, девушка должна сначала доказать мне, что я должен бросить все и ради нее уехать». Я так поперхнулась воздухом, что аж расхохоталась.

А он такой добавляет: «Вот такие несговорчивые и категоричные женщины, как ты, в итоге остаются одни».

Или вот это вот (любят некоторые мужчины говорить): «Надеюсь, у тебя не слишком завышенные запросы к мужчине?», — и смотрит супер-лукаво на заказанную бутылку вина и салат с морепродуктами.

Не слишком завышенные запросы – это как? Не храпишь ночью и не писаешь под себя – можно брать? Главное мужик в доме? Ой-вэй, я работаю с 13 лет, меня папа-грузин воспитал, какие у меня могут быть запросы? «Завышенные», — отвечаю и прошу официанта рассчитать нас. А он такой надувает губки, обижается, начинает оскорблять меня.

Где вы беретесь вообще, принцы на горошине? Все такие ранимые, все такие уверенные, что если женщина хочет создать семью, то непременно согласится на первого попавшегося. Прошли уже эти времена, парни. Сегодня женщине (взрослой, здоровой женщине) уже не интересно выходить замуж за кого попало. Уже можно жить интересной жизнью, не имея штампа в паспорте любой ценой. Конечно, всякая взрослая, здоровая женщина все-таки хочет семью (мужа, детей, дом), но уже давно понятно (и все мы знаем миллион таких историй), когда брак ради брака, ради самоудовлетворения и галочки в общественных глазах превращал жизнь женщины в еще больший ад, чем отсутствие постоянного партнера рядом. Всякая взрослая, здоровая женщина хочет выйти замуж и родить детей от такого же взрослого, здорового мужчины. Она не планирует вас затаскивать в свои сети, насиловать и обирать до нитки (да, такие женщины существуют, но я веду речь о взрослой здоровой женщине). Не о профурсетках, томно закидывающих глаза и использующих женские хитрости-манипуляции, чтобы таки да, затащить мужичка в паутинку. Мы же всем понимаем, что соблазнить, завлечь не сложно (и женщину, и мужчину). Но весь этот манипулятивный флирт, который так широко используется на первых свиданиях, — это же обман, который рассасывается с началом бытовых проблем совместного жительства. Вы готовы на это?

Я бесконечно часто слышу подобные вариации «да ты просто еще не встретила своего мужчину, вот встретишь, все сразу пойдет, как по маслу». Возможно, вот только я не верю в теорию о своем человеке или второй половинке, о том, что вообще бывает простая и легкая жизнь «как по маслу». Я верю во взрослых здоровых людей. А чего хотят взрослые здоровые люди?

Двенадцать лет назад я лежала на операционном столе и в бреду от наркоза читала финальный монолог Татьяны из «Евгения Онегина», пока врач вытаскивал из меня стекла. Часом до этого мама хлестала меня по щекам, потому что я теряла сознание. Я не помню боли, но я до сих пор помню абсолютное ощущение легкости и приятного ничего, как будто мое тело стало облаком, и я, закрывая глаза, говорила маме, что ухожу (я действительно была тогда уверена, что на этом все). Иногда у меня бывают срывы, и я начинаю переживать из-за пустяков, но всякий раз я смотрю на свою татуировку в виде пера, которая напоминает мне о той самой легкости. О том, как легко потерять жизнь.

Всю свою жизнь я старалась понять другого человека и зачастую – в ущерб себе. Но это оказалось совершенно пустой тратой времени, которого так мало у каждого из нас. Каждый день я встречаю людей (многие из них на дорогих машинах и в дорогих одеждах), которые придумали себе в голове черт знает что и играют в эти дешевые гендерные игры. Возможно, это действительно весело и так задуман мир, а я просто чего-то не понимаю. Но мне это больше абсолютно не интересно. Вот ваш бисер, вот ваши свиньи. Катитесь все к черту, ранимые мои и требовательные. Мир безумно большой интересный. Столько других стран, мест, проектов, фильмов, книг, закатов и рассветов, еды! Жить бы, подольше бы только жить! И помочь бы жить как можно дольше тем, кто действительно хочет жить, а не бесконечно ковыряться в своей песочнице.

Какие у меня запросы к мужчине? Да только один-единственный: чтобы действительно хотел жить, а не трахал мозг своими комплексами себе и окружающим. Я хочу жить и наслаждаться миром, а не воспитывать мальчика с 44-м размером обуви.

Нет, я люблю животных.
У меня есть друг. Два метра в разобранном виде. В церкви стоит пригнувшись. Если разгибается, бьется головой о купол с неприятным звуком. И по горизонтали у него порядок. Плечи. Пассажиры на переднее рядом не садятся. Когда садятся, правая часть задницы выпадает и трется об асфальт. Неудобно. Полуторная простыня для него – шарфик. Колени прикрыть. Еще имеется голос. Романтический голос стартующей ракеты. Он в усадьбе цветы, виноград не поливает. Он на них кричит. Выйдет утром на крыльцо, рыкнет, и цветы так растут. Страшно им не расти.
Зовут его Олег.
И вот жена Олега принесла в дом маленькую собачку.
Я читал в интернете рассказы о любви десантника к котенку. Так, то котенок. Котенка можно полюбить и без травмы ВДВ. Это естественное чувство привязанности к прекрасному. Но маленькая собачка… Гибрид стельки рваного тапка и укушенного яблока, которое на позапрошлый Новый год закатилось за диван. Маленькая собачка – пыльное, сморщенное существо, которое все время забывает, где у нее перед. И вертится с утра до ночи в бестолковых поисках. Оно путается в лапах, ножках табуретки и пылинках на ковре. Оно учавствует в любом событии вокруг. Корчуете ли вы пенек, или выдаете сестру замуж. И везде оно… не знаю, как сказать… пищит, что ли. Жалобно. Это понятно. С ростом и фигурой как у часовой отвертки ни хрена ведь не видно. Кроме пяток. А хочется. На ручки. И находятся такие, что берут. Собачку поднимают и сажают в президиум.
Бывает смотришь на некого политика и думаешь, как такое маленькое говно могло стать центром средней европейской страны? Потом вспоминаешь собачку и становится ясно – оно пищало, кто-то пожалел, взял на руки и поднял…
- Гудвин, Гудвин, - закричал Олег, - ты куда? Там мокро!
Я когда услышал, думал, мой приятель подвесной шкаф себе на половые признаки уронил. Голос тонкий и дрожащий. В высшей степени эмоционально окрашенный. Я перепугался. Через секунду разозлился. Жена Олега Света мыла чашку в мойке и пару капель брызнули на пол. Существо породы «подушечный мелкожоп» бросилось на капли. Драться. (Вы заметили, чем меньше зверь, тем охотнее он делает грудь колесом?) Олег бросился наперерез, взял существо ладонью под животик, прижал к груди, свободной рукой нащупал тряпку, вытер пол и аккуратно поставил Гудвина на место. Собачка в ответ преданно запрыгал. Сначала с задних лап на передние, потом с левых на правые, потом упал. Олег охнул, подхватил, и причитая «мая-ты-пися», почесал носом ему лоб. Мы со Светой переглянулись и вышли в другую комнату.
- Задалбал, - сказала Света, - Прикинь, он его на работу с собой два раза возил. Не в силах расстаться. Он ему утром тушенку разжевывает. – Света вздохнула, - сделал стульчик. Мою шапку вязанную, еще хорошую, пополам разрезал. Одну часть собаке под жопу кладет, второй накрывает. Попонка. Ладно, стульчик возле кровати стоит. Он ему еще полочки сделал. «Может Гудвин сверху полежать захочет». Фоткает собаку 20 раз в час и детям шлет. Те говорят, папа, хватит собаку, маму пришли. Так он дал мне Гудвина в руки и с ним сфоткал.
Света снова вздохнула. Из-за двери доносился писк и нежный голос Олега «мая-ты-пися-мая-ты-сися-мая-ты-ммм».
- И так с марта, - сказала Света. - Розовые сопли под каждой ногой, ходить страшно. Боюсь придется кого-то усыплять. И это будет не Гудвин. Он причем?

Утром вскочила проверить коня. Половина седьмого утра.
Коня напоила, в недоуздки нарядила, в леваду выпустила — пусть левадится.

Кур посчитала, зерна насыпала, сыворотки налила, воду поменяла. Убрала у коня в деннике, принесла сена.

Парник раскрыла, рассаду полила.

Домой прибежала, кашу сварила, деток накормила. Обсудили, куда пойдут гулять и что будут делать.

Внезапно десять утра.

Кофе молола, варила, убежал, поймала, выпила. Открыла, было, журнал про огородное дело, но не успела — конь затребовал выгул.

Пока конь пил, сварила собакам кашу, налила воды, собак переобнимала. Была облизана, где достали.

Коня от комаров побрызгала (с песнями и танцами, ибо кое-кто рыжий не любит это дело). Отвела коня на холм. Постояла на холме, глядела красоту. По пути встретилась бабуля-соседка, имели беседу за целебные травы. Главная новость — чабер уже кое-где цветет, надо идти и нюхать!

Прибежала в огород, повтыкала ранние помидоры, штук сорок.

Убежала домой, схватила первого попавшегося ребенка и обучила русскому языку. Что не впихалось, впихнула другому ребенку — он как раз к экзамену готовится.

Схватила лоскутное одеяло, самозабвенно стегала вручную. Взволновалась о коне, побежала проверить.

Конь (он умеет слать ментальные смс, тем и спасается) запутался вокруг деревца, комары вокруг плясали и точили ножи. Распутала коня, была поцелована в рукав.

Прибежала домой, схватила младенца, обучила математике, как смогла.

Второму повелела бесконтрольно учить английский, потому что грамматики все равно не знаю.

Попутно сварила обед, впихала в детей. Мальчишки снарядились гулять с понаехавшими в деревню на праздник друзьями.

Прибежала к компу, воткнула в френдленту, попутно съела обед.

Внезапно три часа дня!

Собаки лают, аж из себя выпрыгивают.
Побежала на улицу — увидела лисью задницу прямо у себя в саду. Задница удалялась. Схватила собаку, побежали догонять. Не поймали. Посчитала куриц, минус три.

Прокляла лису незлым тихим словом.

Побежала в огород, выгнала курицу, посчитала новоналупившихся цыплят, один уже куда-то делся, прочла мораль индюшке-наседке, насыпала еды.

Побежала к соседке, купила еще пять цыплят-девочек для комплекта. Попыталась поболтать с соседкой о своем, о женском. У соседки вылуп в инкубаторе, и она не спит третью ночь. Поэтому просто поулыбались друг дружке понимающими лицами, насколько хватило сил. Потащила цыплят домой. Впихала под индюшку. Убедилась в удочерении.

Побежала в огород, воткнула салата и шпината.

Побежала на холмы, убедилась, что конь не запутался. Билась врукопашную с комарами, отбила коня, весь в крови. Была поцелована в плечо.

Побежала в дом, схватила лоскутное покрывало. Постегала. Попутно написала пару важных писем.

Побежала на кухню, слепила кекс.

Пока пекся, выпила чаю.

Внезапно восемь.

Сбежались дети, рассказали, где были, что видали, затребовали ужин.

Съели ужин.

Побежала на холмы, забрала коня, запустила в леваду.

Наносила ему в левадную бочку воды.

Побежала в огород, закрыла парник, полила редиску и салат.

Побежала к курам, отобрала все яйца. Поставила коня в денник.. Чесала ушки и пузо.

Побежала домой, пересчитала детей, оказалось, четверо — пришли с ночевкой соседские ребятишки.

Утолкала всех по постелям. Трое решили непременно спать в логове на полу. Соорудила логово.

Выразительно прочла главу из «Хоббита», вслух.

Внезапно ночь.

Приползла в кабинет. Пообщалась по скайпу со странствующим мужем.

Улеглась спать.

Вспомнила, что нужно поставить хлеб.

Забыла опять. Уснула.

Проснулась среди ночи, поставила хлеб.


Какая, к чертям, депрессия? Какие искания духа, астральные войны и прочие необязательные движения мятущегося сердца?

Сплошное счастье... Настоящее!

Пошел я выносить мусор - гляжу, на лестничной площадке стоит коробка из-под ботинок. А на коробке черным маркером крупно написано: "ХОМЯК".
Вряд ли, думаю, террористы стали бы ради взрывчатки держать свои ботинки где придется. И подписали бы непременно с ошибкой. А тут так определенно названо то, что в коробке находится, и грамотно... Наверное, думаю, это правда.
Открываю и вижу: правда, хомяк.
Небольшой, рыжий и очень лохматый - ангорский, может быть, если хомяки бывают ангорскими, как кошки. А с хомяком - кусочки салфетки, шелуха от семечек и монетка в копейку. На счастье, наверное.
Очень шустрый хомяк. Мои пальцы обнюхал - усы так и ходят - и собрался из коробки вылезти. Но это я ему не позволил, крышку закрыл и принес его в квартиру.
Не может живой хомяк, думаю, жить в коробке на лестнице - и у себя его оставить не могу. Киса обязательно его съест.
Киса, серая кошка, по натуре страстная охотница. То голубей выслеживает, то воробьев... Как такая личность стерпит в доме хомяка?
Поставил я коробку на пол, положил туда крупы с макаронами, чтобы хомяк не скучал, и принялся по телефону звонить всем, кому мог бы хомяк понадобиться. Но как-то так вышло, что никто не хочет брать - то на дачу уехал, то кошка, то собака дома, то бабушка грызунов боится... Только и пообещал один знакомец отдать старую птичью клетку, чтобы хомяку можно было где-то от Кисы укрываться.
Раз такое дело, пошел я к нему за клеткой. Придется, думаю, хомяку пока у меня пожить, пока народ с дачи не приедет и все это как-нибудь не решится.
Ходил минут сорок, не больше. Возвращаюсь домой, собираюсь хомяку новоселье устроить, открываю коробку - ни хомяка, ни крупы, ни макарон. А в углу прогрызена аккуратная круглая дырка.
И Киса на книжном шкафу сидит, делает такое лицо, будто знать ничего не знает.
Ну, крупу с макаронами я нашел. Хомяк их разделил на кучки и попрятал по всей квартире про черный день: кучку - под диван, кучку - под шкаф, кучку - за холодильник... А вот куда он сам делся - совершенно непонятно. Я везде, куда дотянуться мог, смотрел с фонариком - пропал хомяк. Не иначе, как Киса, петербуржская интеллигентная кошка, его поймала и съела, как дикая деревенская мышебойка - даже шкурки не осталось.
Пожалел я хомяка, вымел его тайные запасы, и решил, что кроме Кисы, никаких других живых существ в доме нет. Но ошибся.

Дней через пять сидел я вечером в кухне с ноутбуком. Работал и ждал, когда чайник вскипит. И Киса дремала рядом, на табурете.
И вдруг слышу тихий-тихий шорох - словно мышь на цыпочках идет. Шелестит этот шорох от газовой плиты к мусорному ведру.
Я тут же вспомнил про хомяка и осторожно заглянул за край стола. И вижу: идет хомяк вдоль стены, делово и бдительно, как шпион, очень целеустремленно. Дошел до трубы, что под раковину ведет, вскарабкался на нее, по трубе добрался до мусорного ведра и начал внимательно его изучать. Я картошку чистил и жарил, кожуру выкинул, а ведро неплотно закрыл: хомяк поднатужился, крышку еще дальше сдвинул - и вытащил ленточку кожуры.
Вот тут, думаю, ты и попался, голубчик.
Только хотел накрыть его, стал вставать - а хомяк кувырнулся на пол и поскакал за плиту. Бежит, голову задирает, а картофельная кожура за ним тащится, как убитая зебра за львом.
Я чуть-чуть не успел. Хомяк кожуру за плиту утащил, где его нипочем не достать - и стал там пировать, даже слышно, как хрустит.
Ладно, думаю. Все теперь про тебя знаю. Не будет тебе больше кожуры. Поглядим, что будешь делать, когда проголодаешься.
И все, никакого ему мусора. Что ни понадобится выкинуть - сразу выношу. А хомяк живет за плитой и явно чем-то сыт. Иногда слышу, как он там что-то уплетает и похрустывает.
Наверное, думаю, он крупу и макароны и за плиту отнес. Питается старыми запасами.
Но я снова ошибся.

Он имел отношение к террористам, этот хомяк. Я его про себя называл Лохматым - самая бандитская кличка, вроде Кривого или Бешеного. И он никого не боялся, этот Лохматый - ни Кисы, ни меня. Он нас обоих использовал.
Когда хомяк понял, что я ему прикрыл доступ к шелухе, обрезкам моркови, яблочным семечкам и всякому такому, что можно в мусоре найти, он решил заняться Кисой вплотную.
Не знаю, как он с ней договорился. Может, ее просто поразило его нахальство. Но Киса его не трогала - ни разу не попыталась поймать. Он мимо нее проходил, небрежно обернувшись, словно бросал через плечо: "Здорово, крошка!" - а она его только взглядом провожала, пораженно. А проходил он к ее мисочке.
И Киса, городская интеллигентная кошка, шокированная до глубины души, смотрела, как этот бандит пихает за щеки ее сухарики для кошек с чувствительным желудком. А Лохматый набивал себе полный рот, забивал защечные мешки так, что они кончались где-то около хвоста - и нес к себе на хазу, за плиту.
Через некоторое время хомяк совсем потерял совесть и перестал стесняться. И я накрыл его ладонью, когда он совершал очередное ограбление кошки.
Я был очень доволен, что Лохматый будет жить в птичьей клетке. От такого беспардонного и отпетого хомяка всего можно ожидать: вдруг он провода прогрызет? Я ему в клетку угощение для грызунов положил, и капустный лист, и листья одуванчика, и витаминизированные семечки, и колесо поставил, чтобы Лохматый не зачах с тоски в заключении - но это все, что осчастливило бы любого хомяка, конкретно этому пришлось не по душе.
Он был крайне свободолюбив, этот хомяк.
Побег он начал планировать сразу: ощупывал дверцу, ползал по прутьям и тряс их, пробовал на зуб. Я был уверен, что никуда ему не деться - разве можно прогрызть металл зубами? - но настоящее стремление к свободе никакой решеткой не остановишь.
Лохматый сбежал через неделю, когда вычислил, как открывается замочек на дверце клетки. Клетка-то, оказывается, была не рассчитана на хомяков: дверца запиралась маленьким проволочным засовом - и этот засов Лохматый ухитрился отодвинуть. Никакая канарейка бы так не сумела.
Хомяк выбрал момент исключительно точно: меня не было дома. В свое убежище за плиту унес и спрятал неправедно добытое с журнального столика печенье, мармеладину - и, я думаю, немало кошачьих сухариков. И снова принялся вести антиобщественный образ жизни, промышляя мелким воровством и настоящим разбоем. Стал очень осторожен.

Попался Лохматый исключительно по вине соседей сверху.
У них трубу прорвало, и вода потекла с потолка ко мне на кухню. Обыкновенный аврал с ведрами и тряпками. Пока соседи устраивали дела и вызывали водопроводчика, я подставил под капли большую пластмассовую банку из-под протертой клюквы.
В эту банку и попался хомяк.
Не знаю, как он туда попал. Может, хотел пить, может, по свойственному ему любопытству и тяге к риску решил посмотреть, что это за посудина стоит на неподобающем месте, и нет ли в ней чего замечательного. Как бы то ни было, он соскользнул с ее края и плюхнулся в воду.
Хорошо, что у соседей починили трубу, и воды натекло немного. Я нашел Лохматого утром, стоящим на задних лапках в воде по грудь; передними лапками он опирался на стенку банки. Вид у него был отчаянный, как у матроса тонущей подводной лодки, и от холода он мелко трясся.
Я потом его вытирал салфетками и феном грел - такой он был мокрый и жалкий, я боялся, как бы он не просудился и не заболел. Я недооценивал Лохматого.
Этот хомяк был неприхотлив и закален. После той ужасной истории он даже ни разу не чихнул. Попав в клетку, он немедленно начал планировать новый побег.

Лохматый прожил у меня долго. Я уже не хотел отдавать его знакомым из уважения к силе его личности. За свою жизнь он сбегал раз десять, не боясь ни кошки, ни громких звуков, ни моих шагов. Он был готов на все ради свободы, этот хомяк, явно рожденный в неволе у других хомяков, рожденных в неволе. Он был по натуре искателем приключений и аферистом.
А вы говорите, хомяки глупые...

Даня потерялся, совсем потерялся. Вот уже который день он находился в полной растерянности и ничегошеньки не понимал. Почему никого не интересует мальчик, буквально поселившийся на вокзале. Что случилось с полицией? Почему серьезные дяди и тети в форме, дежурящие в полупустых залах, игнорируют его просьбы и вопросы? Где всякие бдительные и неравнодушные люди, которым всегда и до всего есть дело? Именно сейчас они проходят мимо, спеша по своим неотложным делам, и смотрят сквозь него, как будто он невидимка. Ноль, помноженный на ноль. Никого не волнует, что двенадцатилетний мальчик совершенно один сидит в зале ожидания посреди ночи. Ну, и ладно, не очень-то и нужна помощь от чужаков. Все равно самое кошмарное и необъяснимое заключается в том, что рядом нет мамы и папы, сестренки Вали и верного Бабая. Даня тяжело вздохнул и поерзал на жестком неудобном сиденье. Очень странно, что они не разыскивают его; не беспокоятся о том, куда он пропал; не требуют объявлять его имя по громкой связи. А может быть, с ними случилась какая-нибудь беда? И им самим требуется помощь, а он тут расхныкался как глупый малолетка. И что самое неприятное, не может никуда уйти. Ведь они могут вернуться в любой момент. Надо ждать здесь.

— Прости, внучек. Здесь свободно?
Даня машинально кивнул и с любопытством взглянул на человека, впервые за все это время обратившего на него внимание. Рядом присел дед в наглухо застегнутом пальто и меховой шапке. Он был какой-то фриковый. На улице всего лишь конец августа, а этот чудак неслабо утеплился, как будто собрался на Северный полюс. Хотя одноклассник Женька Леонтьев однажды рассказывал, что старики даже в жару мерзнут. Кровь уже не греет, потому и ходят круглый год в шубах и зимних сапогах.
— Ну, что? Будем знакомиться? Меня зовут Федор Иваныч, — обращаясь к нему совсем как к взрослому, равному себе, представился дед.
Даня мгновенно насторожился. Родители и учителя постоянно предупреждали об осторожности с незнакомцами. Нельзя вступать в разговоры, брать сладости и деньги, садиться в машину, чтобы покататься, и идти на квартиру, чтобы позависать на компьютере в сети. На улицах полно всяких извращенцев, готовых накинуться на беззащитного ребенка и сделать с ним что-нибудь ужасное. Но сейчас ему было очень одиноко и, что скрывать, страшно. К тому же, на соседних сиденьях полно людей, а у выхода с важным видом стоит толстый, усатый полицейский в фуражке. Что может угрожать ему в такой ситуации? И, вообще, дед настолько древний, что еле на ногах держится.
— Даня, — наконец решившись, ответил он.
— И давно ты здесь сидишь, Даня? — поинтересовался дед.
— Наверное... — неожиданно он растерялся. — Не помню... почему-то ничего не помню. Мы возвращались из санатория, отдыхали на море. В Сочи. Там было просто супер. И на вокзале я отошел к киоску, мама попросила купить журнал. И все... Потом в голове все перепуталось, и какой-то туман.
— Понятно. Я тоже там был, сидел на скамейке возле киоска. Иногда в такие моменты ненадолго отшибает память. Не переживай, внучек, разберемся, что к чему. Я пригляжу за тобой.
Даня непонимающе нахмурился, но промолчал. Внезапно стрелка на больших круглых часах, висевших на стене, с громким звуком сдвинулась на одно деление. Где-то под потолком засвистело, заскрежетало, захрипело; и из динамиков прозвучало объявление: "Поезд под номером 25.08.01ММ прибыл на второй путь. Стоянка - пять минут. Посадка с левой стороны перрона".
С сидений в разных концах зала поднялись пассажиры. Больше всего было пожилых людей, а также мужчины, женщины - среди них две беременные и одна с новорожденным младенцем, дети и подростки разных возрастов. Все они, не говоря ни слова, дружно поспешили на выход. В этом молчаливом дисциплинированном исходе чувствовалось нечто безысходное и неотвратимое. Нечто зловещее. Да и вообще на вокзале как-то слишком тихо, вдруг понял Даня и непроизвольно поежился.
— Скорее всего, следующим придет наш поезд. Осталось недолго подождать, внучек, — негромко сказал дед.
— А я никуда не собираюсь ехать, — задиристо ответил Даня. — Я жду маму и папу. Они скоро придут, и мы вернемся домой.
— Любишь их? — спросил дед.
— Да! И Бабая люблю, и Валю.
— Это правильно. Надо любить своих близких, пока есть время. Никогда не знаешь, когда истечет назначенный срок, — одобрительно сказал дед и пристроил морщинистый подбородок на набалдашник трости. — Я вот тоже своего правнука любил, никого так не любил. Не спал ночами, укачивал его, пеленки менял, все отдавал ему. А потом он вырос, стал гонять меня и пенсию отбирать. Так-то он был хороший, добрый мальчик. Это я виноват: где-то проглядел, что-то упустил. Но все кончается, когда-нибудь все кончается, внучек.
Даня сердито поджал губы и демонстративно отвернулся в другую сторону, засунув руки в карманы шорт. Достал уже этот дед, постоянно говорит загадками и о чем-то грустном. А у него и без того паршивое настроение. Как же он устал, и до чего же хочется очутиться дома. Он даже постарается стать хорошим и послушным: исправит все двойки, не будет прогуливать школу и прекратит дразнить Валю. И с Бабаем будет гулять, и по дому помогать. Он, правда, постарается изо всех сил. Почему же мама с папой не приходят за ним? Куда они подевались?! Даня посмотрел на разбитую коленку, которая никак не хотела заживать, и поморщился. Ранка выглядела нехорошо.
Вновь громко щелкнули часы, нарушая мертвую тишину, и равнодушный, неживой голос сообщил о посадке на очередной поезд. Даня испуганно подскочил с сиденья и огляделся вокруг. Зал опять был заполнен ожидающими, которые появились словно из ниоткуда. Теперь они, тихо шаркая, дружными шагами направлялись на перрон.
— Нам пора, — тихо произнес дед.
— Я ведь сказал, что никуда не пойду, что вам еще не понятно? — Даня исподлобья взглянул на него, готовый сопротивляться до самого конца.
— Пойдем, внучек, так будет лучше. На этот поезд лучше не опаздывать. Я не желаю зла. Поверь мне.
Дед вздохнул и протянул ему морщинистую ладонь. Глаза у него были усталые и больные, как у побитой собаки; и в то же время выжженные изнутри, присыпанные пеплом. И Даня словно загипнотизированный вложил свои пальцы в дрожащую ледяную руку.

Они вышли на пустой перрон, по которому ветер гонял обрывки газет, щепки и какие-то тряпки. Электронное табло на столбе мигало, показывая число "двенадцать". На путях стоял состав, как две капли воды похожий на тот, в котором Даня возвращался домой. Все двери были распахнуты настежь. Они поднялись друг за другом по истертым железным ступенькам, зашли в ближайший вагон, прошагали по коридору с размалеванными дверями и немытыми окнами и зачем-то вышли с другой стороны. Снаружи на них обрушилась осень. Моросил дождь, дул пронизывающий ветер, раскачивая пожелтевшие кроны деревьев, но Даня не мерз, несмотря на легкую одежду. Дед деловито огляделся по сторонам, взял его за руку и куда-то повел по узкой асфальтированной дорожке.
— Где же это? Неужто запамятовал? Вот же старый дурак, — зорко осматриваясь по сторонам, пробормотал он себе под нос. — Так, вроде бы вспомнил. От этого дерева налево, и скоро придем. Не волнуйся, внучек, доставлю тебя в лучшем виде.
Даня молча шел рядом, смахивая с лица дождевые капли. Спрашивать о том, куда его ведут, внезапно расхотелось. Непонятно почему, но он, кажется, поверил, что дед не станет причинять вред.
— Ну что, Даня, вот мы и пришли. Ничего не бойся, подойди поближе и все поймешь. — Прервал его невеселые размышления дед. — А я пойду к себе. Тут недалеко, так что я не прощаюсь, еще увидимся, внучек.
Он помахал рукой и, тяжело опираясь на трость, двинулся дальше. Даня проводил взглядом сгорбленную фигуру в тяжелом пальто, подошел к мокрой плите, увидел свое лицо, высеченное на граните, и прочел надпись:
"Данечке, любимому сыну и брату, от родных и близких.
Помним, любим, скорбим.
Ты навсегда в наших сердцах".
И чуть ниже две даты, мерцающие тусклым золотом. И венок с лентами. И свежие цветы в вазоне. И тарелочка с печеньем. И плитка его любимого шоколада. И банка кока-колы.

И тогда Даня все вспомнил. Счастье из-за хорошего проведенного времени. Каникулы. Лето. Солнце, море и пляж. Высушенную морскую звезду и раковину, переливающуюся перламутром. Вредную девочку Марину из соседнего корпуса в санатории. У нее была забавная ямочка на правой щеке и рыжая челка. Радость из-за возвращения домой и предвкушение встречи с друзьями и Бабаем. Шумный вокзал. Взрыв в пассажирском вагоне, стоявшем напротив газетного киоска. Панику, крики, слезы. Боль. И кровь, кровь, кровь, очень много крови. Телевизионные репортажи о бесчеловечном теракте на железнодорожном вокзале, списки жертв, бравые отчеты различных служб о проведенном расследовании. Трехдневный траур, объявленный в области. Морг, опознание, похороны. Глухой стук земли о крышку гроба. Пустоту, темноту и холод. Недолгую печаль друзей. Неизбывное горе близких. Слезы мамы, беспомощное молчание папы в ответ на вопросы Вали и звериную тоску Бабая. И тогда Даня вспомнил, что сорок дней тому назад умер. И с небывалым облегчением понял, что наконец-то он нашелся и больше никогда-никогда не потеряется..

У друга два страшенных кобеля: ротвейлер и стафф. Злобные, как черти, но дрессированы идеально. От греха подальше он гуляет, когда других собак рядом нет, чтоб не провоцировать. И вот встретились, стоим курим. А эти два чудака вместо прогулки домой просятся. На вопрос «что за фигня» выяснилось, что у них там… дочь!

За неделю до этого кобели на прогулке пришли к нему с видом «умрём, но не признаемся». И запросились домой. У ротвеля в пасти явно что-то есть… оказалось, котёнок! Полуслепой, блохастый, вся морда в гное! Посмотрел Вовка на кобелей и взял детёныша домой.

Как супруга среди ночи достала бутылочку и смесь для младенцев — это личная женская магия. Как он отмывал котёнка и выводил блох — это трындец. Его потом трясло, хоть мужик не нервный. Обчесался на нервной почве. НО котёнок выжил. А кобели спятили. Пока котёнка мыли — оба сидели зайчиком и пялились, не моргая. Греют так: один лежит замерев с выпученными глазами, на нем — котёнок. Второй отдыхает. Потом меняются. Котёнок пополз — эти два козла за ним носами ведут, дышать боятся. Гулять перестали: дела сделали — и домой! Сосед зашёл, так они встали, собой малышку закрыли и рычат.

На малейший писк котейки несутся спасать.

Вот такие собачьи яжотцы. А с чего их заклинило, откуда котёнок и где мать — так и осталось неизвестным. Трупа кошки хозяин не нашёл, хотя всё облазил ради чистой совести…

Не спрашивайте, как я оказалась в этом поезде. Это неважно, как и то, что время со вчерашнего вечера течёт для меня совсем идиотски. Важно то, что со станции "Вышний Волочек" в вагон шагнула бабка. Нет, не так: Бабка.
У неё было все, что полагается такой женщине из города с таким названием: свалявшийся мохеровый берет поверх цветастого платка, пухлые баулы и пухлый же внук, недоросль лет двенадцати, обреченно волочащийся за баулами.

Поняв, что, "согласно купленных билетов", родственница будет сидеть не рядом, внук было обрадовался. Но баушка лихо затолкала багаж на верхнюю полку - ответом на предложение помощи было суровое "Не трожь!". Оглядела вагон, выбрала жертву - ею оказался безумец, предложивший помощь с багажом - и сообщила:

- А нук, давай туда.

Жертва как-то сразу поняла, что это было не предложение, и освободила пространство. Утрамбовав внука в кресло у окна, Бабка зловеще сказала:

- Будем кушать.

Внук втянул голову в плечи. И через секунду весь вагон, а также окрестные деревни, которые "сапсан" пролетает со скоростью 200 километров в час, поняли, почему.

Бабка распахнула матерчатую сумку, выбросив в атмосферу запах Котлет. Вслед за ними появились укутанная в полотенчико эмалированная миска варёной картошки и литровая банка соленых огурцов. Конечно, нарезанный хлеб и пучок зеленого лука.

- Щас будет соль в спичечном коробке, - глядя на Бабку с суеверным ужасом, предсказал мой сосед, на вид слишком молодой и модный, чтобы помнить такие детали советских путешествий.

- Шоколадка, что не будет, - также тихо отозвалась я.

Не знаю, чем я думала, делая эту заведомо проигрышную ставку. Разумеется, соль появилась.

- Ба, я не голодный, - безнадежно сказал Внук. - Я вот пить хочу. Где моя кола?

- Компот, - отрезала Бабка. - В дорогу сварила. Нук ешь.

Внук потянулся к котлете, огреб по рукам и спустя мгновение получил ту же самую котлету с картошкой и хлебом. Тоскливо жуя, уставился в окно.

- Нук огурчика, - распорядилась Бабка. - И яйцЫ.

Мы с соседом, который, кстати, благородно разделил со мной выигранную шоколадку, вылупились на Бабку. Та осмотрела гору еды и спросила:

- А где яйцЫ?

В голосе ее слышалась даже растерянность.

- Куда яйцЫ делись?

И хотя спрашивали явно не нас, мы зачем-то развели руками. Не знаем, не брали, вообще ни при чем.

Бабка начала раздражаться.

- Сварила с утра яйцЫ, пять штук, крутые. И где?

Мы тихо захихикали.

- У меня дитё голодное! - рявкнула Бабка.

Следующие десять минут она выворачивала в проход свои баулы, а весь вагон внимал душераздирающей истории пропавших яйцОв, пяти штук, крутых, и обреченного голодать "рябенка", каковой в это время с олимпийским спокойствием жевал котлету.

В проходе появилась женщина с младенцем.

- Потом приходи, - отмахнулась Бабка.

- Нам надо сменить памперс! - возмутилась женщина. - Он покакал!

Бабка поднялась от баулов и, вперив в младенца ястребиный взор, проорала буквально следующее:

- Покакал - значит, жрал! А моему с голоду помирать??? ЯйцЫ-то пропали!

- Да она троллит, - восхитился мой сосед.

- Извините, - забормотала женщина с младенцем, - я не знала, что у вас тоже маленький ребёнок... Я в другой вагон пойду.

И тут "маленький ребёнок" издал звук, который издаёт 100 процентов взрослых мужиков после кружки пива.

Не в силах больше сдерживаться, мы с соседом захохотали в голос.

Появилась проводница:

- Что тут у вас происходит?

- Не твоё дело! - гаркнула Бабка, запихивая баулы обратно. Видимо, смирилась с потерей. Плюхнулась в кресло и отвесила Внуку легкий, но обидный подзатыльник. - А ты ешь давай, а то мать скажет, я тебя голодом морю!

И тогда Внук, который явно устал чувствовать себя бессловесным рождественским гусем, восстал. Он откашлялся и светским тоном обратился к проводнице:

- Простите бабушку. Она потеряла пять своих яиц и немного нервничает.

Если Бабка что и сказала, мы этого не слышали: вагон загоготал так, что, кажется, даже метель за окном прекратилась.

Вы, наверно, думаете, что дальше было так, как у меня часто бывает: мы с Бабкой поговорили, и оказалось, что никакая она не Бабка, а вовсе солист Большого театра, тонкий, интеллигентный и местами скрипач, а я просто не сразу разглядела.

Кхм.

Ну мы поговорили, да. Перехватив мой взгляд, направленный на остатки пиршества, Бабка спросила:

- Что, не собрала в дорогу-то?

- Не собрала, - повинилась я.

- Ну вот и сиди теперь не жрамши, - ответила Бабка.