Откройте свой Мир!

Она стояла на обочине дороги. Не приметная, серенькая. Ни куст, ни деревце. Сразу не разглядишь. Ближе подъезжать стали, муж резко затормозил. Дверь открыл:
- Садитесь, Шура.
-Ты что ли, Женя?,- заглянула в машину,- сразу и не признала. Соседушка, и ты здесь? Храни вас Господи. А я вот с утра собралась и до сих пор иду. Далековато до платформы. Ничего не поделаешь. Своя ноша не тянеть .Вы меня к платформе подвезите, а там уж любая электричка. Аккурат к вечеру дома буду. Бывало с Коленькой на машине раз и дома, а таперича... А, что говорить. Виж как жизня распорядилась: Коленьку прибрала, меня оставила. Зачем оставила. Пошто я ей... А? -обернулась ко мне,- мужа береги. Без него дом пуст.- Уголком платка глаза потерла, крепко зажала его зубами, к окну отвернулась. Всю дорогу молча ехали . Вышла у платформы. Ей в Тулу на электричку, нам дальше- в Москву. Поезд давно ушел, а мы все стояли. Муж курил сигарету за сигаретой. Будто знал что, чувствовал. Разговор не клеился.
- А я ее сразу узнал,- нарушил он тишину.
Я молчала, хотя и я признала в ней сразу веселую говорливую Шурочку. Мы были соседями, дворы напротив. Утром встану, в окно выгляну, а Коля уже изгородь ладит. Палочки осиновые стругает. Ровненькие, на кончике остренькие, одна к одной. Зеленой краской крашены. Живопись да и только. Вечером выйдут на крылечко,гармонь вынесет. Меха растянет... Задушевно так играет. Любо слушать. Ночь деревню укроет, Соловьи в сирени щелкают и гармонь Коленькина. Все одно,как организм живой. Россия. Уж так ладно жили.. А на тебе - оборвалось. Поди угадай много ли , мало ли нам отмерено. Песчинка мы малая в круговороте . Кружит нас, кружит: поля васильковые, сирень, что за окном плещется, птаха серая, дождичек моросистый- капель об лист- все одно жизнь...

__________________________________________________

Дорога белым гравием выстлана. Солнце в зените. Женщина на  обочине. Огромный ДЖИП , поравнявшись с ней, затормозил.
- До станции? Садитесь, подвезу.
- Ух, еле взобралась на такую высоту.. С транспортом , сынок, беда у нас.
- Что и подвести не кому.
- Не кому. Вдовая я. Слово то какое колючее, холодное да тяжелое. Так и клонит к земле.
Машина остановилась.
- Кажись, приехали. Сколько должна тебе, милый?
- Нисколько. Ты живи, мать. За себя, за всех кого с нами нет. За мужа живи. Хороший был?
- Ох, хороший. Лучше не бывает. Поверишь ли?
- Поверю. Тебе поверю
- Ой ли. Что во мне такого? Особенная какая?
- Особенная, а вот чем не пойму. Одно скажу, родная будто, аж до боли. Как у дороги тебя увидел, так и почувствовал.
Спасибо тебе, терпимица , за всех нас. И прости.
Он уехал. А она еще долго глядела из-под ладони ему в след.
- И тебе, сынок поклон. За то что мимо не проехал, от всех нас , кто под старость лет на обочине, . Эх, да что говорить...

 Много теперь таких, сирых, не приметных. Вот она- Русь, которую потеряли. Сыскать... , да, видно, не получится... Не простит она.



05:16

Зоя Щедрова (Горская)
15 дек 2014
69 лет, Москва, Россия

мужу моему.Е. Щ.


Вприпрыжку от одиночества.

Ее утро было ранним.

Обжигаясь горячим чаем, на ходу проглатывая бутерброд, она спешила к письменному
столу. Писала просто письма. В них не было чего то определенного: кто
был ее собеседник и сколько их было. Иногда смысл был запрятан так
глубоко, что доступен только ей, зато теплота и бережное общение с
некто - все на поверхности. Мысли, как вода, вытекая из бытия,
застывали на  листе бумаги, превращаясь в жизнь иную. Ей нравился
шорох листа, взмах пера, приносящий легкую прохладу, которую она ощущала
на разгоряченном лице. Закончив писать, вкладывая листик в конверт,
заклеивала его. В прихожей, не выпуская конверта из правой руки,
свободной левой, путаясь в рукаве, натягивала на себя пальто. Прихватив
конверт губами, подпрыгивая сначала на одной, потом на другой ноге
обувала сапоги, одновременно продевая в рукав, освободившуюся правую
руку. Она спешила на почту - старое полуподвальное помещение, дом на
против.
Ей нравилась туда ходить. Маленькая уютная комната, будто
выскочившая из прошлых лет, с тишиной, тусклым светом под потолком,
размеренным тиканьем часов, прерываемых громким аккордом молоточков по
липкому сургучу. Она покупала марку и, лизнув ее кончиком языка,
аккуратно клеила в уголок конверта. Опускала его тут же в ящик. На нем
было написано, что выемка производится через каждые два часа. На том ,
что на улице - два раза в день. И она в это верила... Потом шла домой.
Открывала ключиком свой почтовый ящик. В нем лежал конвертик, мерцающий
белизной в темноте. Вот она - вспышка радости, мгновенное ее ощущение,
до колик в желудке, колени дрожат, ноги ватные, ладошки влажные. Ах,
как хотелось быстро схватить конверт, но легкая эйфория кружит голову и
все , как в замедленном кино. Глаза сверкают, лицо округляется и плывет в
улыбке, рука медленно поднимается и тонет в глубине ящика. Конверт в
руках. Ощущение его на вес, на просвет- каждый раз новое, не сравнимое
ни с одним из предыдущих. Наконец ,сбросив оцепенение, она буквально
врывается в комнату, снимая на ходу пальто, устремляется к столу и
только тут останавливается. Медленно кладет конверт на стол, садится в
кресло напротив, поправляя прическу, разглаживая воротничок платья,
берет ножницы и аккуратно , тоненькой полосочкой обрезает край конверта.
Двумя пальчиками достает листик и, поднеся его ближе к свету, начинает
читать.... свое письмо к себе самой.

Однажды утром, как всегда, она села писать, но мысли не шли в голову. Ручка рисовала жирную 
точку и не далее. Точка становилась все жирнее и жирнее. Довольно, подумала
она. Бывает же-нет аппетита, плохой сон, отсутствие настроения. Пройдет.

Пропускала день, другой, желание не появлялось. Оно исчезло. И она перестала ждать.
Как то в подъезде ее окликнула почтальон:
- Вы из тридцать второй?
- Да.
- Вам письмо.
- Этого не может быть , - возразила она.
- Ну вы же из тридцать второй?
- Да.
- Тогда получите и распишитесь, оно заказное.
- Тем более,- холодно протянула она.
  Однако, письмо получила, расписалась и вскрыла его тут же в подъезде;
  Просим погасить задолжность за...
 Вечером позвонила подруга.
- Как ты?
- Представь себе, сегодня письмо получила.
- Так...
- Оказывается, я должница.
- А как ты думала...
- Нет. Я сходила на почту и все погасила. Погасила - дурацкое слово в данной ситуации.
- Тебе пенсии то хватило?
- Да. - утвердительно басовито протянула она.- И, взяв на два тона выше, радостно взвизгнула,- еще и осталось.
- Да ты что,- удивилось на том конце провода.
- На конверт и марку. - взяв на пол тона ниже подтвердила она.
- И что же дальше?
-
Жить. Как бы тебе объяснить... .Жизнь в нас начинается, с самой первой
секундочки только наша. А мы ее, сами, не ведая, останавливаем.
Понимаешь, какой ужас. Ее нужно всеми силами продлевать, в себе, самой.
Теперь я задолжала. Сама себе задолжала. Потеряла - не вернешь.
Наверстывать буду, что бы этим не закончилось. Только на подъем, дабы
не оказаться квашней болотной. А? Как ты себе это представляешь?
- Мерзко,- тихо ответила подруга.
- Так я побежала?. - Она быстро нажала на рычажок телефона. Села за стол, придвинув лист бумаги,- ну что ж , продолжим...


- Я напишу тебе письмо, ты обязательно его прочтешь. Верю в это....
Оно будет длинным, как наша жизнь.
Я напишу тебе письмо, оно будет уютным и добрым, как наш дом. А наш дом - зто наш мир, где только ты и я....




Ответ был...
- Спасибо, мой Зай!
Solitude -
G.Delerue – La Musique Du Cinema Francais
2:59

Нина Балакина (Гавриленко) прокомментировала
Нина Балакина (Гавриленко)
Очень грустная история из настоящей жизни!!!

Класс!
1

Зоя Щедрова (Горская)
Да, как то все грустно получается, Но не безвыходно!!! Спасибо, дорогая за внимание.

Зоя Щедрова (Горская)
Грусть" погасить" и прыгать дальше.

Класс!
1

Нина Балакина (Гавриленко)
Конечно!!! Так всегда и стараюсь...

Класс!
1

Нина Балакина (Гавриленко)
И я согласна!!!

Гия Гачечиладзе
Зой!
Откуда ты берёшь такие темы! Я никогда с ходу не читаю тебя, я
готовлюсь долго, готовлю себя к встрече с очередной пронзительной
правдой жизни, чаще грустной, иногда - тоскливой, но всегда с надеждой
ни свет в конце тоннеля. И всегда ощущение своей сопричастности. Спасибо
тебе.

Класс!
1

Зоя Щедрова (Горская)
Спасибо , Гия.

Алексей Иванов
Вот вот, именно так и бывает., последнее отдаем, а сами на выживаемость...

Зоя Щедрова (Горская) ответила Алексею
Выживем, Алешенька, а там ка Бог рассудит.

Зоя Щедрова (Горская) ответила Гии
Гиечка,
много всякого.На большее нет времени. Пишу короткие зарисовки. Тяну из
себя на выживаемость. То что люблю - отвергнуть невозможно.

Класс!
1

Зоя Щедрова (Горская)
Тебе , дорогой мой, спасибо!!

 Хлопнула дверь в парадном.
 Тяжелые шаги по лестнице и замерло возле почтовых ящиков.
 Пыхтит, кряхтит, ворожит.
 С металлическим скрипом отворилась дверь шкафа. И шорох, будто    крадется кто.

- Ой.- пискнуло.-
-В двадцать пятую не опускайте. Я уже иду. А писем нет?

- Пишут вам.

- Да,конечно.

Рррр -чпок- закрылась дверь.

2
Снова ожидание. Ухо к двери. Хлопнуло. скрипнуло.

Чпок-ррру. открылась дверь.


- В двадцать пятую не опускайте. Я бегу.


- Вам письмо...

- Наконец-то. Закружилась. листок к лицу приклеив. Двадцать седьмого прилетает

Каждый день письмо перечитывает, среди ночи свет включает.

 Шепчет - не перепутать бы... Год, месяц, день Все.Запомнила. Кажется... Нет, не забуду.
 С утра босиком к календарю на цыпочках

-  Да что же это… Листочки, будто, склеились. Сидят намертво. Не оторвать.


 С утра метет. Дорога в аэропорт самая длинная. Автобус  , пыхтит пищит, едва катится.
 Рейсы задерживаются, отменяются.
 Это же,  пока прилетит, пока двигатели остановятся, багаж медленно подползет.
 С ума сойти. Невыносимо.
 Так и умереть можно.

 Подбежал неслышно. Сгреб в охапку.

- Ну, наконец то...


- А я багаж не получил - Смотрит виновато.
- Придется еще бежать. Просто сил не было ждать. Ты потерпи еще немного...

3
 Новый год - любимый праздник. Его все любят. Ждут. Верят в чудо. С детства верят. А повзрослев, стесняются признаться. И еще помнят. Первую  новогоднюю снежинку, кокошник на голове. Хоровод возле елки. Друга зайчика, подругу лису. Скрытое маской лицо, родные глаза и нежные руки в кружении вальса. Ожидание, предвкушение...

И еще - новогодние открытки. Писались загодя. Тексты строго индивидуально: сухой официальный, шутливый, нежный, скучающий. И, желательно пораньше отправить, что бы не опоздало. Почта перед праздником загружена. Ящики распухают от корреспонденции.


  А лучше к почтовому вагону, прямо на станцию

- Дяденька, письмецо киньте, а то я не достаю... Паровоз под состав уже подали...

  Пыхтит, скрипит, вздрогнуло и покатило. Белый пар клубами стелется, метель заметает.

 Исчезло все…

  Снова ждать. К каждому стуку прислушиваться.
4
Дверь
в парадном хлопнула. Быстрые шаги наверх- не те. Вот опять - хлоп. И медленно, устало: шлеп, топ. 

- В двадцать пятую не опускайте, пожалуйста. Прошу вас... Я уже иду

 Что писем нет?
 А вечером будут?
 Ах да, по вечерам корреспонденцию не носят.
 Ну да, ее теперь вовсе не носят.

 И как же без нее…
 Придется ждать.

До утра и до следующего утра, и до нового Нового... И до нового старого.

Ничего. Подожду. я научилась ждать.

Старые почтовые ящики  с распахнутыми дверцами, забитые рекламной шелухой. Только  один, два , как в старые добрые закрыты маленьким, заветным ключиком. Это тех , кто ждет. У кого кроме надежды, ничего и не осталось. Ее  отобрать нельзя .
 А то как же без нее....

Студенческая вечеринка в общаге - обычное дело.  Комната -квадратик  6 на 6, окно с веселой занавеской, кровати при стеночке. Приходили кто хочет, без приглашения, под настроение, завсегдатаи, залетные, знакомые и не очень. Тесно не было - было тепло. Появление новеньких не вызывало удивления, либо не замечалось вовсе. 
Итак, надвигалась пятница. Народ слонялся по коридорам общаги с кастрюлями, полотенцем на шее,  конспектами под мышкой, натыкались друг на друга, отлетали и вновь продолжали движение.
- Привет.
- Привет
- Ты как??
- А ни как.. А ты?
- Еще хуже.
-Тоска.
- Дааа... 
- Завтра пятница. В 105- й собираются.Ты идешь?
- Пока не знаю. А ты?
- Думаю...
 Его появление в тот день было ярким. В широко распахнувшемся дверном проеме, ослепительных вспышках  неоновых ламп, выписался   силуэт.  В какой то миг он замер, будто не решаясь войти, но, заметив явный интерес танцующей публики, - она резко остановилась, обратив на него взоры,- переступил порог.  Сняв серое, бастоновое пальто, шляпу, медленно пригладил волосы. Все это время он находился под пристальным вниманием, он удерживал его,  ни на минуту не позволяя  послабления. Кого то невидимого одарил улабкой, широким взмахом руки поприветствовал и шагнул в темноту . Расположился рядом с проигрывателем, стал просматривать стопочку старых пластинок.   Девочки, оставив своих кавалеров, запорхали мимо с удивительной скоростью, стараясь попасть в его поле зрения, оставив знаки внимания, уходили на второй круг. В конце концов всем это надоело и, на какое то время о нем забыли. Как водится, на таких вечеринках, устав от шумной, увеселительной части для ног, народу захотелось пищи для души. 
Обычно, появлялась гитара, которая в руках умельца превращалась в инструмент, проникающий в душу и за ее пределы. Тот вечер поражал своими необычными поворотами. Гитары не было, но присутствовала девушка: заядлая театралка, тонко чувствующая поэтическое слово, она привлекала всегда своим незаурядным исполнением. На вечеринки являлась редко, а уж если случалось, ее обязательно просили почитать что то из... . И на этот раз. Проигрыватель выключили, расступились уступая ей места круг.  Встала с краешку. Не заметишь. Только голос из- за кулис...
"Немного помолчав, она сказала: «Но нам же негде жить, у нас нет дома». Он рассмеялся и сказал, что у него есть зонтик, совсем новый, который сам раскрывается, если нажать кнопку. И зонтик – это прекрасный дом, очень уютный для двоих. Правда, у него нет стен, но зато стоит протянуть руку, и вы узнаете, какое на улице время года, например, прошла весна или всё ещё идёт...."
Это была миниатюра Леонида Енгибарова. Ее любимое. Просто маленькая история, эпизод из жизни двух  людей.  Вдруг, издалека, изнутри комнаты, вплетаясь в тишину, зазвучала музыка. То был Мишель Легран "Шербургские зонтики",старая заезженная пластинка с записью оркестра Поля Мориа  Звук плавно нарастал, а то вдруг ослабевал до едва, едва... Звукорежиссером был тот самый гость из ниоткуда. Он, чудным образом, вынырнул из темноты и возник в совершенно новом амплуа.  Девушку нисколько не спугнули звуки, напротив: она подалась вперед, будто поднимаясь над собой и всем, что ее окружало. Они стали единым: она и музыка. Каждым ее оттенком, и словом таким же трепетным и грустным, как его автор -"клоун с осенью в сердце.
 Она закончила читать. Музыка внезапно оборвалась. Никто не смел пошевелиться, будто в комнате никого не было кроме актрисы и ее помощника.  Он подошел к ней, слегка наклонился , взял  руку, едва коснувшись губами, прошептал: " Спектакль удался. Благодарю...," - быстро направился к выходу. У двери замедлил шаг, будто что то забыл. раздумал, похлопал по карманам, достал сигарету и скрылся за дверью, оставив в пустоте вздрагивающую полоску неона... 
В этот вечер  не могли разойтись. Шумели, балагурили. Вопросы ни о чем, ответы невпопад. Никто не мог понять в чем дело. Что то мешало.
На другой день, то была суббота. Собрались на кухне. Гремели ложки, позвякивали крышки, чайники выпускали пар.  Обсуждался прошедший вечер. Всех интересовало откуда появился незнакомец. Кто привел. Ответа не находили. 
- Да, ладно вам. Может быть все, что угодно, - размахивал ногами , сидя на столе вихрастый парень, - комнаты перепутал, зашел  от нечего делать. И вообще может быть он ни чей и зовут его "никак"...
- Да, странный господин. Не находите? Будто что то хотел сказать.
- А может быть знает..., ну та, которая читала?
- Нет. Она тоже не знает.- Это был голос девушки, той самой.Она стояла при входе, в руках у нее был зонтик. - Вот, кто то забыл. Может быть он. Разве теперь угадаешь. Вам интересно, что это вчера было?  Просто неплохо разыгранный сценарий. Один из нашей жизни. И все мы были его героями. У меня такое чувство, будто кто то сказал: люди, остановитесь на мгновенье. Опомнитесь, что вы делаете? Вы бездушно проживаете  жизнь. Мы приходим в этот мир и уходим. Кто то налегке. А кто то живет и уходя оставляет здесь частицу своего сердца.  Енгибаров был клоун. Самый лучший в мире, не такой, как все. Он был грустный клоун. А люди не могли понять, как это так. Клоун не может быть грустным,- кричали они,- Он должен всегда быть в маске. Веселой маске.  Мы хотим жить весело и  не позволим, что бы какой то  фигляр мешал нам . А он  становился еще грустнее. Просто не умел быть равнодушным.  У него было очень чувствительное сердце. Однажды он не смог его успокоить , не умел, да и не хотел. Оно не выдержало и  разорвалось.
Все мы маленькие частицы огромной вселенной. Несемся в никуда. Толкая друг друга, летим по инерции. Но иногда, вдруг будто, что то пронзает: свет, звук. Слово? Одним днем.  Да что там -  минутой. Просто вдох-выдох - миг. Только сердце начинает бешено колотиться и, кажется, его не унять.  Постарайтесь вовремя почувствовать это . А еще научитесь слушать дождь. Ведь каждая упавшая капля это стук сердца, которое рядом. Постарайтесь  его понять.

Она не любила ездить в поездах дальнего следования. 
И, все - таки ездила... С разными промежутками; либо чаще, либо...,
когда как придется... Это была та  неотъемлемая часть
жизни, которую она не могла отменить, выбросить за ненужностью: а потому,
волочила за собой долгие годы, повинуясь непреодолимой силе безумства, 
которая сидела в ней. Она ненавидела ее, гнала и.повиновалась. Когда было
особенно тяжело и муторно на душе, давило одиночество, хотелось убежать туда, где когда - то в детстве, можно было уткнуться в мамины колени,
 ощутить твердую руку отца.
От одной только мысли об этом становилось тепло и просто...
До тех пор..., пока не оказывалась в вагоне.

Билет брала в день отъезда.
Каждый раз шла в кассу с надеждой, что- то изменится:  номер поезда, путь следования, или отменят вовсе...
Но он был. С тем же номером и неизменным путем следования. И билеты были на выбор:полочка верхняя, полочка нижняя, боковушечка, можно серединочку и у туалетика...
И день отъезда всегда наступал.  Поезда такого следования ходят в любую непогоду. В универсаме заблаговременно покупала веселенькую чашечку
 и светлое полотенце, чтобы скрасить путь.

И вот она уже пробирается по длинному серому перрону. Кто -то наступает на пятки, больно подталкивая в спину, вперед к закопченному составу. Она загружается в него. И он тут же принимает ее в свои объятья, одурманивая шумными, полупьяными, доверительно - бранными голосами.

Она не выносила резких вагонный толчков - дерзких и неожиданных.
Они выводили ее из состояния равновесия, влепешивая в стенку
узкого прохода, размазывая по оконному стеклу, приклеивая к чему - то мокрому и липкому, обдающему запахом пота и перегара. Ее раздражала бесконечная ходьба по вагону, хлопанье дверью тамбура, едкие, ударяющие в нос запахи съестного - не съедобного, копченого, жареного, пивного. Серо - желтые окна никогда не открывались. За ними при свете дня мелькали унылые российские пейзажи, разбитые дороги, покосившиеся избы, с окнами, наполовину вросшими в землю; с безысходными изваяниями на завалинках
в выцветших телогрейках и валенках в любое время года.
Желтыми, сморщенными лицами, колючими, не моргающими глазами
смотрели они на этот мир.

Долгие ночные полустанки, утонувшие в темноте, с вырывающимся из нее
лаем собак, детским плачем, пьяными окриками, раздраженными прокуренными голосами проводников.
Вагон засасывал этот многоликий хор, он, пыхтя и шаркая,загружался в него,
натыкаясь в темноте на чьи - то ноги, руки, головы, покрывая
все это крепким слоем, без которого не представлялось продвижения вперед. Резкий толчок - поезд трогался.
Вся вереница заваливалась назад: друг на друга, или падала тут же на полку,
вернее на тех, кто там лежал. Теперь уже крики и брань пробудившихся вплетались в общую массу, заглушая лай собак и перестук колес.
Постепенно все успокаивалось, перетекая в всеобщий храп с улюлюканьем,
бормотанием, подхихикиваем тех, для кого полумрак являлся прикрытием их
невинных забав. Все это продолжалось до очередной стоянки и повторялось
вновь...
Сколько ни пыталась она убежать от этого, оставить, забыться -
невозможно. Прошлое догоняло, цеплялось любыми изощренными способами напоминало о себе. Отступало на некоторое время, но она постоянно ощущала его присутствие.

Вагон затих. Она уселась в уголок на полке. Сна не было. Прислонилась
головой к стенке и уставилась в окно. В нем была темнота и в ней ее отражение.
Она смотрела сама в себя. "Любопытно,- подумала она,- сама в себя убежала.
Зачем? Опять копаюсь в лабиринтах памяти. Пытаюсь извлечь утешение - не
надежду. Не самообман ли это? Прошлое затягивает и чем дальше - хуже, глубже.
Какая - то непомерная внутренняя сила выбрасывает сладостные воспоминания: молодость,  беспечность, первая встреча, трепет любви...
Как все красиво, заманчиво: ослепляющие вспышки, одурманивают,
будоражат... Но ведь это - мираж, всего лишь... Тот самый обман, который
мешает жить, тянет назад, в прошлое, которое представляется лучше, светлее,
безоблачнее. 
Настоящая жизнь дала слабинку и тут ворвалось оно. 
Физически обессилила.  Перестала ощущать свое тело. Несусь без
тормозов в пространстве и времени, только уже ни вперед, а  назад.

Она, вдруг ощутила сильный толчок в лоб. Открыла глаза:
минутная дремота... Да... Это была она. То же положение, место. Тот же вагон,
полумрак со свистом и храпом. Но, что же так сильно ударило? Не больно, упорно пыталось остановить.

Поезд несся, периодически издавая длинный гудок, захлебываясь, он превращался в сип и терялся в конце состава. Половина пути, с остановками у каждого столба, была пройдена и теперь он будто старался нагнать упущенное.
По вагону пролетел ветер, прихватив с собой "ароматы" ночного дурмана.
Она почувствовала, как нестерпимо хочется выйти. За окном все та же беспросветная тьма. Зажмурилась - опять же беспросветность." Темно и там и тут- это слишком..."- подумала, приподняв усталые веки.
 -Не спиться? - услышала чей - то голос.
На противоположной полке сидел мужчина в сером плаще и шляпе,  прикрывающей лицо.
- Я никогда не сплю в поездах, - ответила она.
- Опять что - то не ладится? Знакомая ситуация. Так бывает со многими:
потеря близких, неполадки в семье, а то, вдруг, заметили лишние
морщины, потухший взгляд, начинает казаться , что никто не понимает, в итоге -
убеждение в полном одиночестве... Как следствие: убежали, замкнулись,
отодвинув ногой жизнь настоящую, ища поддержки в прошлой... Напрасно! 
- И что делать?- спросила она.
Он усмехнулся:- главное вовремя остановиться, прекратить это движение в обратное. Поверить в себя, вы сильная.
- Я устала быть сильной...
- Вы устали быть собой.  Куда едете? Что ищете? Вы же поняли - это всего лишь иллюзия..
Указательным пальцем в перчатке он сдвинул шляпу с лица и, наклонившись к окну, приподнял край занавески.
- Сейчас должна быть станция. Это ваш выход. Поторопитесь.

- Вы тоже выходите? - почему - то спросила она и заглянула в его
глаза: чистые, бездонные. "Душа без дна, в ней много доброты..."- где -то об этом слышала.
- Не сомневайтесь. Я помогу вам, - улыбнулся он, пропуская ее вперед к
выходу.
Поезд остановился. Она спрыгнула на платформу. Молочный рассвет.
Сквозь дымчатые тучи на землю спускались розовые нити солнца, с нанизанными каплями серебряной росы. Зажмурила глаза, подставила лицо солнцу.
- Вот, вот... И это... тоже мираж... Но вы на правильном пути. Ищите себя в себе... Душа без дна - найдется вдохновение... - услышала она голос за спиной. Оглянулась - никого...

- Да, кажется, вовремя вышла.
Крошечный вокзал, как бы ненароком выступал ей навстречу. Круглое окошечко - касса. Доброе лицо, выглянуло, приветливо улыбаясь. Что то знакомое показалось в нем.
- Мне бы билет...
- Вот, пожалуйста, - протянуло оно,  не спросив куда. И 
добавило: "Счастливого пути.  Никогда не пытайтесь вернуться в прошлое,
 как бы заманчиво это не казалось. Даже, если очень будет
худо, не ищите спасения в нем. Его там нет...

***
Она вернулась в свой город, свой дом. Около двери дрема маленький, серый, котенок. Она присела подле него на корточки:
-Ты как здесь оказался?- услышав ее голос, он приподнялся, выгнув
спинку.
- Какой милый, смешной. Есть хочешь? Пойдем домой

Напоив котёнка, она уселась в кресле, блаженно вытянув ноги. Котенок, свернувшись клубочком, спал на коленях.

«Знаки». Театральный дебют Александра Кабакова

1



Как часто в детстве,  вечером, прыгнув в постельку, натянув до самого носа одеяло  и крепко зажмурив глаза, вы с нетерпением ждали сна.  А он ни шел и ни шел. Задержался где -то. Летает себе  и совершенно не знает, как же срочно вам нужно в день завтрашний, а через ночь перескочить просто невозможно.
Ведь бывало? Ну, допустим,  впереди какие -то сногсшибательные события: Новый год, утренник в детском саду, приезжает любимая бабушка, или вы к ней едете по Волге на теплоходе и чемоданы уже собраны. А может быть день рождения? Вы пригласили друзей и все они обещали придти с подарками. А самый главный подарок от папы и мамы уже лежит в шкафу. Но он по -  настоящему пока не ваш. Он - спрятанный. Просто (когда мамы и папы не было дома), совершенно случайно откопали его в самом углу огромного шкафа.... И даже подержали в руках большого рыжего медведя в кудряшках, круглые, карие глазки - стеклышки блестят. И еще, он кричит почти как настоящий, если его перевернуть со спины на брюхо и обратно. Но...,  пока он не ваш. И только завтра.... А впереди еще целая ночь, почти что вечность, о которой вы  не имеете никакого понятия. Просто вам хочется поскорее заснуть, потому что, и это вы знаете  наверняка, во время сна ночь пролетит быстрее.  Вы очень стараетесь, но ничего не получается и, кажется, не получится никогда.  Вы крутитесь и вертитесь с боку на бок. Простыня сбилась, подушка давно залетела под кровать. Ноги залезли в пододеяльник. Вконец запутавшись , вы лежите спеленатый и, когда, кажется  уже нет сил , приходит ваш спаситель: сладкий, легкий, нежный детский сон. Он пролетает  так мгновенно, будто не было ни ночи, ни предрассветного тумана на земле, а утро вероломно вкатилось в ваш день, оглушая и ослепляя все вокруг. Недовольно пожмурившись спросонья и, наконец, вспомнив, какой сегодня день, вы  распахиваете глаза. Перед вами родители.  Они светятся радостью, а в руках у них круглый, как солнечный диск, рыжий, весь в золотых кудряшках мишка. И его протягивают вам, а вы принимаете  влажными от волнения ладошками , прижимаете к себе и чувствуете, как бешено колотится сердце и от счастья захватывает дух, как в парке на качелях, вверх и..."ух"...

  Сколько же лет пролетело...  И снова не спится. Только теперь вы знаете - это банальная, возрастная бессонница. Вы пытаетесь заснуть, но голова забита всякой ерундой, которую вы вновь и вновь прокручиваете. Пора бы забыть и не мучиться, да как то не получается. Вконец устав от желания сна и его отсутствия, вы включаете лампу, берете со столика книгу, вынимаете очки, заложенные на нужной странице, цепляете их на нос и пытаетесь окунуться в мир умных мыслей, что бы  как то приглушить, бесконечно стучащий в голове бестолковый телеграф.
Но вот вы уже слышите, как начинает громыхать лифт, в парадном захлопали двери, за стеной зашумела водопроводная труба.  Вот и дымком потянуло... Сосед на площадку покурить вышел.   Сипло заскрежетала крышка старого мусоропровода , громкий хлопок,  и по всем этажам зазвенела стеклянная тара - следы чьего - то ночного вдохновения.. Вы подпрыгиваете и сразу встаете. Нет. Это уже слишком. Воображение заработало в полную силу. Пора переключаться. Вы направляетесь на кухню . Нащупав на стене выключатель, включаете продолжение, так и не сумевшего прерваться дня вчерашнего и совершившего переход в день сегодняшний. А здесь, все, как всегда по кругу. Кофе, лейка, цветы, календарь на стенке- численник отрывной. Таких уже давно в домах не держат, но вам он почему то дорог. Он, как домовой. Распорядитель и приказчик. Без него никакого порядка в доме. Придерживая левой рукой календарь, правой отрываете листочек, скомкав кидаете в мусор еще один день жизни.
Вот и рассвело. Подошли к окну. Непогода разгулялась. " Мело,  мело по всей земле..."
Мама любила рассказывать , что , когда вы родились,  была сильная метель.  И было это...,  (невольно оборачиваетесь к календарю) сегодня, только  много лет назад. Так вот почему не спалось. Сработал внутренний часовой механизм. Что же спасибо, родной. Не подводит. И вот вы уже у заветного шкафчика. Открываете стеклянную дверцу...
Вот она - чашечка, подаренная бабушкой, в возрасте моложе вашего. Дедушкин бокальчик в оранжевых календулах. Книга Б. Заходера с картинками от первой учительницы. Белый фарфоровый молочник от школьной подруги Любы. Кукла Галя с закрывающимися глазами,  на спинке веревочка с пуговкой, если за нее потянуть, она говорит вам "ма-ма" . Красный плюшевый альбом с детскими фотографиями - подарок родителей и зеленый с школьными  от какого -то   М.К. с папиной работы:    "... за хорошую учебу и примерное поведение...."  и, конечно, рыжий в солнечных кудряшках мишка. Вы протягиваете к нему руки...  детские, влажные от волнения, прижимаете к себе  и ощущаете, как трепетно  отозвалось сердце.

Вещи из далекого прошлого. Сколько жизни накопилось в них. Стоит только прикоснуться к ним,  и плывут воспоминания. Нежные мамины руки, добрый взгляд отца,  смущенная улыбка деда, мягкий голос бабушки и ее обязательная присказка: "иду я сегодня к тебе, а навстречу лисичка - сестричка. И говорит: " Передай ка и от меня подарочек. Да смотри не забудь." Разве  можно забыть эти живые островки памяти. Они есть у каждого. И совсем не важно где и как они хранятся. Одно, и это теперь уже знаю  точно, с годами они становятся дороже и дороже. Иногда, вдруг, они начинают проступать так явно; либо знакомым до боли запахом, красками рассветного утра, завыванием вьюги в печной трубе, легкой поземкой, или мохнатыми сугробами. Ласково и нежно прикасаются они, согревая теплом, светлой радостью и покоем наполняя сердце, очищая     душу.

Зимой дело было. Погода хорошая, морозец, легкая пороша. Выехал со двора, километров сто и такая чернота накрыла, будто небо на землю упало, Метель началась, свету белого не видно. Машину кидало из стороны в сторону, того гляди, не приведи Господи, лоб в лоб встретиться. Решил с дороги убираться. Кое как поворот разглядел, свернул и машина тут же по брюхо в снег ушла. Сидел эдак с час. В себя придти не мог. Пурга послабела, но не совсем. Пригляделся, заехал в деревеньку. Ко дворам тропинки не чищены. По карте определился - на Волге поселение. Просторы Волжские - Родина. И вроде как потянул кто за собой. Едва дверь открыл. Ветер с ног сшибает и несет . Вдруг, стихло все. И, сквозь мглу удаляющуюся, бубенчиков перезвон - колосья сушняка заиндевелого на ветру колышутся. Ближе подошел - расступились и такой простор взору распахнулся - без конца и края.Нога твердь почуяла. Наклонился,  снег руками разгреб и ахнул:вот  она, родимая. Волга подо льдом плещется.Слышу, чувствую ее. И то ли от волнения, то ли тоска по родному краю за сердце взяла... Только упал на колени и слеза покатилась...

Эк оно пробрало... Песчинка мы малая. Идем себе по свету, а оно зазывает, нашептывает, вроде, как: не пройди, поклонись... Земля родная силы даст. На нее одну у тебя надега.

Милые женщины. Раньше мне казалось смешным. вернее не понятным, когда на восьмое марта мы дарили друг другу маленькие подарочки. Так, сущую безделицу: чашечку, кухонное полотенце, крем для рук и для губ, прихваточки...Теперь, по прошествии лет, гляжу на все это иначе.
 Был канун праздника весны и женщин.  Грело солнышко, спешить некуда. Присела на скамейке в сквере. Блаженно прикрыв глаза, слушала весеннее чириканье воробьев, барахтающихся в луже напротив. Скрипели тормоза машин, гудки не терпеливых, Смех, гомон молодежи. Все надвигалось, удалялось сквозь меня, тая в глубине времени... Изрядно устав слушать это,  лишенное всякой гармонии, я открыла глаза. Рядом сидела женщина. Она старательно пыталась заправить седые пряди волос под вязанную крючком шапочку.
- Вроде бы, солнышко пригревает, а ветерок прохладный,- обратилась она ко мне, - не помешала?
- Нет, нет, - поспешила ее успокоить.
- Я дома сидела, тоска взяла. Выглянула в окно- все идут с цветами, подарками. Захотелось поближе к людям. Раньше эти праздники утомляли. Суета.... Мне на восьмое марта муж дарил духи"Белая сирень" Белая сирень мои любимые цветы... Сейчас можно купить любые цветы, а тогда в марте сирень - не реально. Мимоза- да. Ее можно было купить на каждом углу. , не купишь... Как то та захотелось мимозу, хотя бы крошечную веточку... Обошли с мужем все цветочные магазины. Нет ни где .Гляди ж ты, xудеса, да и только. А на утро, муж предстал в дверях с  огромной белой розой. Я рассмеялась.... А он смотрит виновато: "Прости, денег только на одну хватило... Это тебе вместо мимозы.."-Женщина стряхнула слезу со щеки.
- Простите, Бога ради. Праздник, а я о грустном...
- Нет, нет, что вы...- Я положила руку на ее маленькую ладошку. Все это светлые воспоминания... 
- Теперь и поздравить некому и некого... А можно, милая, я вас поздравлю?- Она вынула из сумочки салфеточку, вязанную крючком.- Вот, не обессудьте за скромный подарок. От чистого сердца...
- Боже, какая прелесть. Вы, будто, угадали. Я так люблю руками вязанные творения. Чудо какое - то..
- А у меня для вас тоже есть подарочек.- Я извлекла из сумки маленький букетик ...
- от чистого сердца. Так хочется, кого то поздравить, да некого. И меня.. не кому. Видно таков исход жизни...-
 Какое то время мы сидели молча, взявшись за руки. И, вдруг она сказала:
- Да, милая, что Бога гневить. Видишь, солнце ласковое, птицы на весну щебечут. И, слава Богу, кому есть слово доброе молвить и ,главное, что бы оно услышано было. А это многого значит.

 Как бы ни казалось немного грустным,  жизнь дает нам эдакую лазейку: встреч, знакомств. И это замечательно... Ведь, просто весна... Воробьи чирикают. Капель об асфальт брызжет.  Милая дама дарит вам салфеточку от чистого сердца. Это жизнь... Ни чудо ли это...
 
Главное, помнить о тех, которые ждут. Кому вы нужны, просто с маленьким букетиком от чистого сердца.
 Подойдите к ее двери, нажмите на кнопку звонка, или, просто, оставьте цветы в дверной ручке. Только, непременно с записочкой: " Ты лучшая, кого помню я..."
 Она поймет от кого...

Милые женщины, девочки, дамы. Вам даровано предназначение от Бога.

 Помните - вы избранные!!!

Оно приходит, когда не ждешь...

                                                                1

- Бабушка! Прошу тебя ... Ты не можешь побыстрее!- Юноша шагал по длинному коридору. За ним,шаркая по паркету, едва поспевала старенькая бабушка. Ее отекшие ноги в стоптанных тапочках, прикованные грузным телом, казалось уже никогда не способны оторваться от пола. Она несла , завернутую в полотенце кастрюлю, которую крепко прижимала обеими руками к груди. Так внук выгуливал бабушку. До коммунальной кухни и обратно. Эта прогулка была обязательной каждый день. Генке она не составляла труда, напротив, он рад был таким образом, для нее что то сделать. Хотя бы эту малость.
- И  что ты тащишь в своей кастрюле?- кричал юноша уже из комнаты . Бабушка, пыхтя и охая, погружалась в старое кресло, поставив кастрюлю на колени.
- Ты постоянно задаешь глупые вопросы своей бабушке. Зачем? Скажи, милый мальчик?. Чтобы очередной раз ее расстроить?
- Да. Я знаю. Ты носишь из кухни горячую воду, что бы согреть мочевик. Но пока ты ее тащишь, она успевает остыть. Тогда почему бы тебе не согреть воду в комнате на плитке.
- Очередной глупый вопрос. На который я отвечала миллион раз...
- Да. И это я знаю. Ты экономишь электроэнергию, что бы нам дотянуть до твоей пенсии. И во всем виноваты мои родители. В свое время они не позаботились обо мне... .
- Ты прав, мой дорогой. Твой отец ушел в мир иной, в который никто не знает дороги. Зато мать поживает благополучно. Дай Бог ей здоровья. Заполучив кафедру, не долго думая, улетела в Казахстан. И что мы с того имеем? Раз в год письмо и дулю с маком? Ее даже не испугал жаркий климат, песчаные бури, отсутствие растительности, кроме ... верблюжьих колючек. И все это, что бы снять с себя ответственность за собственное дитя и больную свекровь...
- Какие песчаные бури? Скажи еще барханы, двугорбые верблюды. Ты же знаешь, она работает в большом городе, а не в пустыне. И, вообще, ба, нам с тобой вдвоем живется совсем не плохо... Беда в том,что моему растущему организму постоянно хочется есть. Мне сейчас хотя бы дулю , можно и без мака.
- Генечка, в авоське за окном возьми сирки...
- Опять "сирки". Я ем их каждый день. Сколько можно...
- Поешь пожалуйста еще три дня, тогда.... - Что будет "тогда" Гена уже не слышал. Бабушка спала, а он, сидя на подоконнике, жевал очередной сырок.
В старом доме он жил с рождения. Прекрасно помнил своих родителей. Оба они были медиками. Отец всю войну спасал людей в военно-полевом госпитале, забывая о своих ранениях. Зато после войны все болячки сразу напомнили о себе. Он часто сажал мальчика на колени и рассказывал о своем детстве до войны.
- Когда ты вырастешь, сын, страна залечит раны и тогда наступит прекрасная жизнь.
- Какая? - спрашивал мальчик.
- Не знаю, но она будет очень хорошая, светлая. Люди будут улыбаться..., радость и покой воцарятся в каждом доме.
- И в нашем?
- Неееет... Нашего дома уже не будет. Он слишком стар... Так долго не живут, даже каменные глыбы. У каждой семьи будет свой дом. Ты знаешь сколько лет нашему старикану? Лет сто не меньше. Его построили за долго до революции. И размещался здесь Кадетский корпус. Учились в нем военному мастерству такие мальчики , как ты. После революции училище закрыли. Твой дед был военным медиком, им с бабушкой дали в нем квартиру. Бабушка была очень красивая, веселая. Тогда она порхала по длинному коридору словно бабочка. Что смеешься. Не веришь мне?

Гена уткнулся лбом в прохладное окно. На улице мела метель и круговороте ее ему виделась бабушка в образе красивой бабочки. Он подумал, что она скоро улетит на небо и он останется совсем один. Гена подошел к бабушке, забрал с колен кастрюлю с остывшей водой, укрыл старушку пледом и отправился на второй этаж по старой скрипучей лестнице. Там, в небольшой комнатке стоял диван и огромный шкаф, списанный из мед. лаборатории, в нем когда то хранились всевозможные колбочки, фарфоровые баночки с медицинскими реактивами. Теперь он был наполнен литературой, исключительно медицинской, в нем, по прежнему, жил запах лекарств и песочные часы. Гена каждый раз доставал их перед сном, ставил на тумбочку и крутил до тех по, покуда сон не одолеет его.
Ему снился отец. Раньше он часто будил его по утрам. Садился на краешек кровати и щекотал перышком в носу. Мальчик терпел до тех пор , пока не начинал чихать и хохотать одновременно. Он не умел сердиться на отца. "Вставай, мой друг, - говорил он,- человек должен начинать день с хорошим настроением, только тогда день удастся" Сегодня папа, почему то ходил по комнате с фонариком. Рассматривал книги в шкафу. Он был молодым и здоровым, как много лет назад. Генке очень захотелось подойти к нему , взять за руку и прижаться к ней щекой. У отца были необыкновенные руки. Мягкие, теплые - руки хирурга. Но у него не было сил, что бы подняться. Хотелось закричать, голоса не было. Тогда он понял, что это всего лишь сон. Отца нет, так же, как и фонарика. Просто наступило утро, солнечный луч скользил по стенам и отражался в стеклянных дверцах старого шкафа.
Бабушка, как всегда, сидела в кресле. Она не покидала его даже ночью. "Пока я доползу до кровати - растеряю ничтожные крохи сна. Всю ночь буду вынуждена бороться с бессонницей. Тай самой бестией, которая ни за что не уступит мне. Теперь она рассматривала старый семейный альбом. Генка, перекинувшись через перила, наблюдал за ней. Она вздыхала, что то нашептывала, шмыгая носом, маленькой пухлой ручкой гладила снимки.
- Доброе утро, Ба,- прокричал Генка, прыгая по ступеням
- Ненормальный,- вскрикнула бабушка,вздрогнув, захлопнула альбом. - Ты хочешь моей преждевременной кончины? Не надейся. Еще рано. Сначала ты должен закончить школу и поступить в институт. Я обязана это видеть... Обещала твоему отцу.
- Ну, прости, прости,- Гена чмокнул ее в темечко.- Хотел вытянуть тебя из сырости, в которую ты погрузилась с утра пораньше.
- Тебе это удалось, бестолочь. Лучше бы спросил, что сегодня на завтрак.
- Имеет смысл?
- И еще какой!!
- Ого, ты меня заинтриговала, старая бездельница!
- Кто тебе такое сказал?
- Ты вчера утром, обозвала себя ни как иначе, как ста...
- Довольно повторять всякую глупось. Мало ли что я могу сморозить. Это не говорит о том, что тебе следует все повторять.
- Хорошо. Не буду. Так , что у нас сегодня на завтрак?
- Да. Представь себе, мой дорогой, мне не спалось.
- Так, это не ново. Если ты будешь заходить так из далека, года с семнадцатого, если не ошибаюсь, кажется, тогда тебя посетила впервые твоя подруга? То в школу я сегодня точно не попаду. Без завтрака я не двинусь с этого места,- он развалился около бабушкиных ног, - и у меня будет весьма весомая причина. Продолжай. Я весь внимание.
- Утром я решила разобратся в буфете и обнаружила там сухое молоко и немного муки.
- И... Не томи , ба... Ты испекла колобок?
- Блинчика! Ты оближешь пальчики..
- Ура..,- Генка вскочил и, взяв ее маленькую ручку,- ваши пальчика, мадам, я готов целовать бесконечно.
- Прочь  к столу, лицемер.
- Боже, какой аромат,- Генка придвинул к себе миску , - там не завалялось немного сухой сметаны?
- Сметаны нет, но есть немного варенья, которое в прошлом году присылала тетя Сима. Я берегла его до случая,- она поставила перед внуком баночку. На дне ее дрожала изумрудная жидкость.
- Надеюсь, ты составишь мне компанию?
- Нет, это баловство ни для стариков. Тем более- женщин.
- Ты на что то надеешься? Интересно, интересно, какие еще потаенные мысли прячет твоя очаровательная головка...
- Какой бестактный цинизм, и это твоя благодарность.
- Боже паси, это не то о чем ты подумала. Ты во все времена блистала красотой, думаю и теперь лишний блинчик не навредит. Я оставлю тебе один. А теперь вперед к знаниям. Благодарю вас , моя королева.Да, если к моему приходу в нашей хижине заведется благородный король - я не удивлюсь.... Именно, это я имел в виду и , кажется , не ошибся. Творец  ниспослал мне очаровательное создание с блинчиками, достойными королей.
-   Балабол, подставь свой лоб и прочь  к наукам , пока мои блины совсем не одурманили твой ум... 
                                                         2

Годы шли. Гена окончанил школу и, поступил в институт. Он , как прежде, сопровождал бабушку по длинному коридору, с одной стороны которого были большие окна, с другой - квартиры жильцов, тихих, незаметных, будто и не жил никто.

Только, когда бабушки не стало, скромная интеллигенция появились на пороге с венками и предложением  помощи. У Гены не нашлось слов, тогда,  естественно и просто , они все сделали сами, удаляясь, пожимали руку , обнимали со словами: "Держись. Если, что то нужно , мы рядом"
Вскоре пришло письмо от матери, начало было, как на исповеди:
"Сын, прости. Я плохая мать. Поздно теперь. Думала об этом. Все до поры. Я больна. Свидимся ли когда... Скорее нет. Мне мало осталось. Только теперь поняла, что потеряла. Не могу дольше писать. Да и кому это нужно. Единственное - я очень любила папу и тебя. Вы самое дорогое , что у меня было"
Господи, подумал Генка. К чему эти излияния,- и поехал в Казахстан.
Успел только на похороны. Покойную мать не узнал. В альбомах нашел фотографии, редкие снимки. Отец молодой в военно -медицинской форме.  Мать в шифоне. И он между ними,  в локонах и коротких штанишках.   Все были счастливы. Сердце защемило от воспоминаний о бабушкиных "сирки" , шарканья ног по длинному коридору. Все было ближе и, значительно, роднее.

Вернувшись домой, в свой "Ноев ковчег", он вздохнул полной грудью.
Показалось, что все идет чередом и самое лучшее впереди.
И все - таки! Если ни это: прости , мой мальчик. Было бы легче. Ни ему - бабушке. Все бы могло быть иначе. Кого винить? Жизнь, судьбу? И стоит ли? Ни нам судить.

Окончив институт с красным дипломом и получив свободное распределение, устроился на работу в институт информатики заведующим сектора программирования. Работа нравилась. Он стал хозяином огромной комнаты, заполненной вычислительной техникой с бабинами, перфокартами. Все это крутилось, шумело, представлялось одним живым организмом, мозговым центром, хозяином которого был он. За хорошую работу его награждали почетными грамотами, записями благодарности в труговую книжку и мизерной зарплатой. В его жизни появилась миловидная Светочка, которая , легко расставшись с перфокартами, переехала в его скромную коммуналку, окружила заботой его и, заработанную к тому времени его язву желудка. Она каждый день варила ему протертые супчики и овсяную кашу. Это напоминало ему бабушку и он с радостью подчинялся ей. Как и предвещал отец, их старый дом готовился к сносу и ему дали однокомнатную квартиру с кухней, газом и раздельным санузлом. Перед переездом он собрал из шкафа всю медицинскую литературу, отнес ее в букинистический магазин. А старый шкаф постепенно стал заполняться художественной. В нем поселились: Бунин, Толстой, Чехов, Дикенс, собрание сочинений Джека Лондона... Как ни пыталась его отмыть Светочка, запах лекарственных препаратов не покинул его и все они прекрасно уживались. Генка был счастлив. Теперь у него была семья, уют,свой дом, чего долгие годы так не хватало. Через год , съездив к родителям в деревню, Светочка появилась на пороге с маленькой девочкой, смущенно, наивно улыбаясь представила ее своей дочерью. И это ни сколько не удивило его, напротив, он был рад очаровательному ребенку, которая так была похожа на свою мать.С радостью принял и удочерил ее. А еще через какое то время Светочка объявила, что они с дочерью уходят жить к отцу ребенка. Так должно быть- подумал Генка, это правильно...
- Вот только , - замялась Светочка, ты не будешь против размена? Предоставляется очень удобный вариант... Твоей однокомнатной и квартиры Володи на двухкомнатную...
- А..., открыл было рот Гена...
- Для тебя подобрали две комнаты, правда в коммуналке, но она не густо населенная, не то, что прежняя, - почему то засмеялась она. -Две комнаты. Большие, светлые, в центре, район замечательный, я тебя уверяю. И шкаф твой вполне уместится.
- Ну да, грустно улыбнулся Гена, если только со шкафом... Я со шкафом...
- Ты согласен?- как всегда, нежно и ласково спросила Светочка.
- Да. - твердо отозвался он.- Со шкафом и его содержимым,- к тому времени у него уже была достаточно большая библиотека,- я согласен.
Информатика и литература, как то незаметно вошли в его жизнь, заполнили ее. Напрочь вытеснив все ненужное. Он уходил в жизнь Толстого, Достоевского, поэзию Цветаевой, Мандельштамма, это было истинное наслаждение . Жить в обществе, которому ты принадлежишь, а не с тем, что вокруг. Все рядом происходящее рисовалось суетой сует. И Светочка была в этом кружении. Ее раздражали книги, которыми пополнялись полки старого шкафа. Она постоянно бранила его за потраченные деньги. Со временем приобрела буфет, скупала сервизы, хрусталь. Каждый день терла их и любовалась свечением его граней. Гена смотрел на нее и думал, как хорошо, что она нашла свое отражение в этом мире. И правильно. Каждому свое. Двух человек с одинаковым мышлением, привычками, привязанностью, взглядами быть не должно. Так же ,как в одном человеке постоянно борются в сознании один с другим. В себе успокоится нужно, утвердиться, переждать до поры, а близкого по духу человека встретишь едва ли.. Сложно все это. Когда Светочка объявила о своем решении, его не удивило, даже обрадовало это, мало того: ему стало жаль ее. " Сколько же она, бедная терпела. Это невозможно. Человек должен быть свободным, не замыкаться, не жадничать, а быть уверенным в себе. Жизнь, ведь она одна и жертвовать ею не дозволенно, что бы там ни писалось. Главное: не убий, не презри, не обмани и не будь обманутым...

Светочка засуетилась, стала собирать вещи. Откуда то появилась груда коробок, прежний муж Володя, риэлторы с бумагами, которые он подписывал не глядя. Его водили в нотариальные конторы, он высиживал длинную очередь, его знакомили с "нужными" людьми, обменивались рукопожатиями, документами, расходились, появлялись другие, все делал механически, не вникая в подробности. Его беспокоила одна мысль: "Когда же кончится эта бесполезная жизнь", которую он принимал, как нелепое приложение к уходящей. Наконец, настал день отъезда. Светочка, присев на чемодан, вздохнула с облегчением:
- Кажется все, мой дорогой. Как хорошо, что все закончилось и, кажется, благополучно. Все это время, нервы, затраты ... Да, ты, думаю, не против, что я потратила практически все наши сбережения.... Ну, без этого обойтись было невозможно. Рассуди сам...- она повысила голос, придав личику суровости, будто он намеревался учинить скандал. И, убедившись, что такового не последует, сменила интонацию,
- Я так благодарна тебе за понимание. Володечка заказал тебе машину для переезда. Она ждет возле подъезда. Скоро приедет новый хозяин, документы, ключи все у него есть. Твои документы я оставила на шкафу, кстати, там же найдешь адрес твоей квартиры, которую ты так и не соизволил посмотреть, надеюсь, понравится. Хотя, как-то странно все это... Неужели тебе настолько все безразлично. - Она заглянула  в его глаза своим вопрошающим взглядом и, так и не найдя ответа , не дождавшись его, продолжила: - Поспеши... Прощай, мой милый. Помнить тебя буду. И ты не забывай, - она потрепала его за щеку, как когда то сделала его мать.

Вскоре на пороге появились два мужичка: - Ты хозяин? Что грузить будем?
- Вот, - немного опешил Гена, он еще не успел придти в себя от этой карусели, -шкаф и книги, он указал на перевязанные стопки.
- С книгами как - то сладим, а вот шкаф придется разбирать. Так в машину не войдет. Старый, видать, пидется повозиться.
- Да...- согласился Гена...
- Не, тут без бутылки не обойдемся, небось все болты ржавые...
- Я понимаю,- Гена пошарил в карманах, извлек трешку.
- Не , одной мало будет. Смазать еще придется.
- Конечно, только пожалуйста постарайтесь, - он протянул еще трешницу, - шкаф хоть и старый, но крепкий. Столько переездов пережил. Стекла поберегите.
- Вот и мы про то. Небось, дореволюционный. На совесть сработанный, дубовый видать. Петрович, на ко , сгоняй в гастроном, а мы начнем, помолясь. Не боись, наука, мы в этом толк знаем. Не в первой. Отойди, покаместь ,не мельтеши тут. -
Гена, прихватив документы, вышел на кухню. Теперь предстояло найти адрес, куда везти пожитки. Вот и он: переулок Дзержинского, тридцать девять. Почему то в ордере были вписаны два человека: он и Светочкина дочка." Бабушка бы сказала "прошляпил", - Да уж, дорогая, ни без этого. Как ты любила повторять: " Тебя нужно постоянно контролировать" А тебе нужно было задержаться еще ,как минимум на полвека. Ты поторопилась уйти. В конце концов нельзя же этого "великовозрастного оболтуса пасти всю жизнь."
- Эй, наука, ты где? Поехали, адрес укажешь. Сработали аккурат, как просил.
Вскоре он оказался перед дверью нового жилища. Позвонил два раза, никто не открывал. Нащупал в кармане ключи.
- Что, небось, не туда приехали. Обратно не повезем. - Мужики стояли за спиной со стопками книг. Дверь легко открылась, приглашая войти.
- Извините, есть кто нибудь, -окликнул Гена, никто не отозвался. Он вошел и оказался в просторном коридоре. Света говорила, дверь в комнату налево от входной. Вторым ключом так же легко открыл и эту дверь. Две просторные комната была очень симпатичными.
- Вот сюда и носите, обратился он к грузчикам. - Шкаф к стене, книги можете оставить у входа, дальше я сам справлюсь.
- Сам то оно конечно, не велика поклажа, только за перевоз приготовь еще десятку, а мы шкавчик доставим, тяжелый зараза. - Генка слегка растерялся, потом вспомнил, что в портфеле всегда носил с собой Достоевского. Идиот, как я сразу не подумал про заначку. Мужики уже занесли шкаф ,- вот, это последнее,- протянул им деньги.
- Значит, шкаф сам соберешь и книжечки расставишь,- хихикнул один из мужиков. Ладно, бывай здоров. Эх ты, наука...
Когда мужики ушли, он осмотрелся. Впереди по просторному коридору была еще дверь соседей, и следом за ней просторная кухня. В кухне была еще дверь, она вела на лестницу, по которой со второго этажа можно было сразу спуститься в небольшой садик. "Все очень мило", заметил Гена и пошел заносить книги.


3

Стояла та золотая пора, в которой все степенно уходя, шептало нежные слова прощания: кружение листвы в легком дуновении ветра, летящие по небу облака, птичьи голоса. Воздух, вдруг, наполнялся влагой , предвещая конец буйного веселья, переход к жизни новой. Человеку необходимо ощущение плавного перехода, которым дарила природа каждый год, будто оберегая его .

Оля, встретившись с дочерью после работы, всегда присаживались на скамейке возле дома, не спеша, обдумывая день завтрашний, прощаясь с уходящим. Мать и дочка давно жили вдвоем, помогали друг другу пониманием, поддержкой, чистой, преданной любовью ко всему, что окружало их. Они любили свой старый дом, нежно называя его "наше жилище", которое представляло две комнаты в коммунальной квартире. Соседи часто менялись, уезжали одни, заселялись другие. Мама говорила дочери: "Нам везет на хороших людей, жизнь благосклонна к нам" Муж давно оставил ее, как то сразу забыв о супружеском и отцовском долге. Ольга не роптала. Напротив, говорила: "Так судьбе угодно, хорошо, что привычка - не успела взять верх. Это было бы самое паршивое"
- Мам, посмотри, у соседей в окнах горит свет.
- Прекрасно, отозвалась Ольга. - Упаси Боже от алкашей и дебоширов.- Пойдем знакомиться.
- Свет погас. Не успели. - отозвалась Татьяна.
- Либо, поспать любят, экономят электричество, просто устали с переездом... Мало ли.
- А может быть всего лишь перегорела лампочка. - задумчиво продолжила дочь.
- Видишь, сколько вариантов, рассмеялась Ольга. - Человек живет себе, не думая ни о чем, а под его окнами стоят две дамы и гадают, отчего погас свет в окнах.
- Да нет, мам, пробки вышибло, а он не знает, что делать. Пойдем скорее, человеку помощь нужна.
Вошли в квартиру. Светло. Ничто не предвещало дурного .

Утром Оля готовила завтрак, тихо нашептывала радиоточка. Вдруг, громко за спиной:
- Доброе утро...,- она вздрогнула, боясь пошевелиться.- Я ваш сосед, вчера подселился. Вас не было. Давайте знакомиться. Да обернитесь же, наконец, не кусаюсь.
- Вы меня оглушили, сосед подселившийся ,- обернулась Ольга. Обошла его вокруг.- Сосед, как сосед. Я - Ольга.
- По сути , где то поблизости должна Татьяна быть?
- В чем суть?
- В том, что я сосед, вы Ольга, так где Татьяна?
- В институт собирается ...
- Да... Иные времена... Я, хоть и сосед, но не Евгений. Геннадий,- он протянул ей руку. - Не пьющий, не курящий, инженер -программист. Увлеченный литературой и техникой.
- Учитель пения, - Ольга, взглянув на встревоженный вид соседа, рассмеялась,- не бойтесь вас учить не буду.
- И слава Богу, у меня слуха нет.
- В коммуналках жить приходилось?- Ольга обернулась вокруг, приглашая войти.
- Да! Как же я пропустил. Ведь это еще одна моя привязанность - коммуналки, как ни пытаюсь убежать от них, настигают вновь. Они, буквально, созданы для меня.
- Прекрасно. Газовые плита слева - ваша, правая моя. Следовательно , все что справа: стол, шкафчик - мое, ваше - слева, соседи оставили. Это у нас наследственное. Передается из поколения в поколения, все , кроме моего.
- Так вы старожил?
- Да! И вся квартира, когда то принадлежала вашему пра..., пра....
- Дом,- остановила его Ольга. Дом принадлежал моему пра..., пра...., прадеду.
- Вы шутите, подыгрывая мне?
- Ни сколько. После революции весь дом отошел советам, и только квартиру оставили деду, потом она перешла отцу. А уж во время войны, кто только здесь не жил. Я появилась на свет значительно позже. К тому времени нам принадлежали только две комнаты.- Она указала на дверь - справа по коридору. Жильцы постоянно менялись. Долго не задерживались. Я не претендовала ни на что, не люблю ворошить. Да нам с Танюшей вполне хватает того, что имеем. А ... Вот, та самая Татьяна...,- по коридору шла девушка. Стройная, с огромными глазами.
- Вы наш сосед? Я вас таким и представляла. С бородкой и усами. И даже загадала. Ежели так и случится, значит все будет хорошо. Вообще наша квартира, будто создана для мирного проживания. Бывшие соседи, всегда говорили, уезжая : такое чувство, будто оставляют, что то очень важное из их жизни. И вы не смейтесь, будто я фантазерка какая. Все это так. Верно, мамочка?
- Я тебе верю. Даже знаю еще один такой дом. То был ни дом - корабль. Я проплавал в нем все свое детство и юность.
- А теперь ,- не унималась девушка.
- Теперь он уплыл в дальние страны и с ним очень много хороших людей. Туда берут не всех и ни сразу..

Вскоре все разбежались по своим делам . У Геннадия было такое ощущение, будто жизнь , сделав очередной виток, началась снова.
4
Новая жизнь предстала перед Геннадием беззаботно - радостной, как в детстве. Иногда, ему вдруг казалось, что он летит по длинному коридору старой коммуналки, сделав несколько кругов вокруг бабушки, отбегает и вновь настигает ее. Возвращаясь с работы , с новым книжным приобретением, он с любовью расставлял книги в шкаф, потом читал допоздна. Это была воистину свобода. Он с любимыми героями, время, в которое проникал всей душей. С годами книги приобрести было все труднее.На работе разыгрывалось все: талоны на единичные экземпляры, подписные издания. Еще унизительнее было собирать, копить, вязать стопками все, имеющее отношение к бумаге. Выстаивать очередь в импровизированный сарайчик, за крошечным клочком на котором указывался вес принятого. Бумажечки бережно хранились в коробочке, что бы не потерять и грамма драгоценной макулатуры. В ненастную погоду он бегал на перекличку и заполучив томик Бредбери, прижав к груди, словно дитя, бежал домой. Где , опьяненный "Вином из одуванчиков" долго лежал, раскинув руки, неведомые звуки кружили вокруг, а небо манило в объятья.
Однажды, встретив Ольгу на кухне, удивился :
- Как долго не видел вас, милая Оленька. Вероятно, все это свобода, которой я был опьянен все это время. Вот так живет человек, изо дня в день делает то, что предписано . Вдруг, в кокой то момент он начинает понимать насколько все бесполезно, для него и, главное, нет от этого никакой пользы никому. Явление временное,
- Вы баловень судьбы, Сидоров. Ее дитя . Милое, прелесное дитя. Редкосное.
- Это дурно?
- Боже паси. Я завидую вам. Вы не против, если я буду звать вас по фамилии. Она вам больше подходит.
- Да , хоть горшком, лишь бы ни в печь. Вы сегодня играли вечером. Мне медведь на ухо наступил, однако моя музыка внутри живет. То был Шопэн?
- Я рада, что вы живете в нашем доме.
- Ответ интересный. А почему бы и нет? Вы правы. Как часто отвечая на вопрос прямым ответом мы не думаем , что было ранее. Мысли быстрее слова. Его произнеся, а мысль уж на перед спешит. И в молчании немом нам слышится другое.

Иногда Ольга, Таня и Сидоров засиживались допоздна в рассказах о прошлом, настоящем, никому не ведомом будущем. Спустя время Оленька заметила перемены в соседе. Он уже ни столь охотно задерживался на кухне, уходил, пряча глаза. Иногда они не виделись по несколько дней. Она не могла уловить его уход на работу, возвращение. Он казался ей замкнутым. Однажды, несколько дней, не видя его, не выдержав , постучалась к нему в комнату. Никто не отозвался. Дверь была не заперта. Она позволила себе войти. Разительные перемены удивили ее. Полки шкафа были заставлены бутылками со спиртным. На столе стояла чекушка водки. Банка с консервами, хлеб. Она , не глядя опустилась на единственный в комнате стул.
- С удачным приземлением,- услышала голос за спиной.- Если бы не мой своевременный приход, ваше положение сейчас выглядело несколько иначе.
- Боже мой, Сидоров. Как же вы меня напугали. - Какое то время она рассматривала его .- И вы ли это?
- Неужто вы усмотрели столь разительные перемены...
- Да все не то, не ваше,- прервала она его.- Вас заменили...
- Вам подсунули другого соседа!
- Практически. Откуда этот неопрятный вид. Авоська, наполненная Бог знает чем. Глаза не ваши.
- Рядом с куриными лапами?
- Что?
- Глаза... в авоське, действительно, не мои...
- Я хотела сказать про ваши . В них безысходность, тоска, печаль... При чем здесь авоська....
-Признаться, вы не в лучшем варианте. Какая то взъерошенная. Испуганы ? Чем, или кем? Мною. А..., верно, моя комната произвела на вас ошеломляющее впечатление. Или мой шкаф с коллекцией вино - водочных изделий. Да. Это моя новая коллекция...-
И, вдруг,- В душу зачем лезете? Я этого не хотел. Вы же умная женщина. Простите, я кажется, срываюсь на грубость.Что ж... Если вам так хотелось все знать...
Меня сократили, то есть выбросили. Не могу устроиться. Со стороны прихожан не берут. Редкие подработки. Почти всю библиотеку продал. Я избегал вас , не хотел, чтобы меня видели униженным. А это...., - он указал на бутылку, - не думайте дурного, Я не пьяница. Не успел убрать. - Он распахнул нижние дверцы шкафа. Они также были сплошь заставлены бутылочками.
- Это теперешняя валюта. Я подрабатываю грузчиком. И репетитором за совершенно нищенскую зарплату. Теперь вы все увидели и узнали. Я долго скрывал. Все это время, события. Меня несет в круговерти не давая опомниться. Вероятно, от того, что я не принимал мир, который был, есть, да и который будет, подразумеваю, на вряд ли приму. Как бы мы не желали, а время ставит на нас свой штамп, и мы его тащим сообразно мышлению, окружающей действительности.
Мы пропитаны его рассолом, одурманены, околпачены.
- Простите...,  не хотела... Сейчас многие теряют работу. Хорошие специалисты выброшены на улицу, вынуждены...
- Милая моя, я не хочу быть "выброшенным" Это гадко. И быть среди многих не желаю....
- Она удивленно смотрела не него.
- Да не смотрите вы на меня , будто не понимаете. Все повторяется. Помните у Некрасова: "Вот приедет барин, барин нас рассудит..." Да никто нас не заметит и избенку нашу (жизнь то биш) не починит. Это рабское ожидание, хуже - вера в барскую поддержку. Такое впечатление, что мы прокляты. За что? .... За вранье , лицемерие, раболепие. Это ведь тоже грех.... Терпите, Он терпел... Да! Но, ведь главное - за что? Отдайте дите свое , предайте любимую женщину, кинте любимое дело, к черту ваши интересы.Занимайтесь тем, что вам не нужно. Гробьте себя, загибайтесь на постылом поприще. Так?
-Но ведь как то нужно жить?
- Именно, как- то, где-то, а еще лучше как бы... Этим мы и живем. Как бы дожить, как бы выжить, не споткнуться, не потеряться... Ошибиться, не подрасчитав, хватануть ни тот кусок , ни в том месте приземлиться. Упасть - ни встать. Погибнуть , оплошав....
Он присел перед нею на корточки, заглянул в глаза.
- Я,кажется, вас испугал?
- Нет, улыбнулась Ольга. Вы еще забыли: "только не было бы хуже" . А когда оно может случиться и какое оно , мы не знаем. Оттого и выживаем, не зная меры лучшему, равно, как и худшему. Все это подобие смерти.... Страх ее приближения...
- Каждый должен делать свое дело по чести и совести. Не играть в вышибалы, крушить все на пути, ради наживы. Годами эта тактика копилась, теперь вернуть , заставить себя жить по совести ... Все в небытие кануло.- Он вдруг улыбнулся, оставив монолог, который только что имел удовольствие начать ... - Милая , хорошая Оленька. Не слушайте старого дуралея. Живите ради себя, дочки ради, музыки, в которую влюблены. И пусть все рушится вокруг, пойдемте на кухню варить курицу, а то я не имею понятия, как это делается. Закладывать ее в кастрюлю головой вниз или лапами.
- Лапы отрезать нужно, - помолчав промолвила Ольга
- Нет уж дудки, за них деньги плочены...Впрочем, берите этот трофей и делайте с ним все , что считаете нужным... Мне, всего лишь тарелочку супа. За доброту вашу спасибо. Не обессудьте, если, что ни так...

                                                                  5

Однажды, всех жильцов дома пригласили на собрание с представителями власти округа, на котором их ознакомили с надвигающимися переменами. Дом шел под капитальный ремонт, в связи со старостью, деревянными перекрытиями и как следствие - аварийным состоянием. Жильцам грозило расселение. " Вам дадут новые, благоустроенные квартиры....." - вдалбливал холеный представитель шумевшей публике, которая засыпала его вопросами, на которые он явно не готов был ответить. А как уговорить, утихомирить, чем умаслить, у него не хватало ума, да и фантазия работала совершенно в другом направлении.
Ольга долго не могла заснуть после этих событий, хотела встать и пойти на совет к соседу, потом вспомнила, что его на собрании не было, из этого следует, что ему все равно. Плыл и будет плыть по течению. Уж такой человек...
Через некоторое время он явился сам. Вид у него был ужасный. Похудел, сгорбился. Смотрел в пол.
- Ну так как, получили отдельное жилье... Я так - да. Двухкомнатную с удобствами, раздельным узлом и приемной дочерью в придачу.
- Какой дочерью?... - не поняла Ольга.
- Так, чьи то, " дела давно минувших дней..." - Ольга постеснялась переспрашивать.
- Да, нам дали двухкомнатную... Нас устраивает. Главное, оставили в нашем районе...
- Премиленько. Я рад за вас. - Он встал, что бы удалиться. - Мне жаль расставаться с вами... И шкафом. Он, видите ли, отказывается переезжать со мной. Устал... Я с ним не спорю. Сам того же мнения...
- Мне тоже жаль, - прошептала Ольга,- когда он уже скрылся за дверью.
За хлопотами переезда, она на какое то время потеряла Сидорова из вида. Да и лишний раз попадаться ему на глаза, отчего то не хотелось. "Разъехались, значит разъехались"- думала она. Лишь время спустя, вечером, сидя на новой кухне под рыжим абажуром, вспомнила... За окном шуршал дождь, будто кто -то просился в уют, к теплу. Перед глазами встал образ соседа: сгорбленного, несчастного. Ей показалось, что ему плохо, его нужно спасать. А может быть не стоит? Вспомнилось: "Зачем лезете в душу..." Ночь не спала. На другой день сходила в ЖЭК, узнала его адрес. После работы разыскала спальный район на окраине.  Долго месила грязь, среди огромных пятнадцатиэтажек. Иногда, казалось, что она ходит сама за собой по собственным следам, а эти каменные монстры нарочно кружат ею. На них не было ни названия улицы, номера дома. Дождь лил не переставая, порывом ветра сломало зонт, она зашла наугад в один из домов , подошла к первой попавшейся двери, не обнаружив звонка, стала бить в нее кулаками. Дверь открыла пожилая женщина,
- Что то случилось? - испуганно спросила она. Ольга молчала. Господи, вы же вся мокрая. Пройдите...
- Нет. Спасибо. Я не могу найти ни улицу, ни дом, какой -то заколдованный круг. Извините, ради Бога. Мне нужна улица Космонавтов, дом семь.
- Да, верно, вдруг ответила женщина, а квартира?
- Шестьдесят два.
- Это тринадцатый этаж.- Ольга кинулась к лифту.
- Лифт еще не работает. Придется пешком... - Ольга не помня себя помчалась по лестнице, с трудом нащупывая ступени, едва освещенные тусклым светом. Когда добралась до тринадцатого, казалось совсем выбилась из сил. У квартиры остановилась, переведя дыхание, снова стала барабанить в дверь. За ней долго гремели ключами, потом на пороге появилась молодая женщина.
- Что стучите? Звонок есть. Кто вам нужен?
- Сидоров... Геннадий здесь живет?
- Нет тут никакого Сидорова,- грубо ответила дама, пытаясь захлопнуть дверь. Ольга просунула ногу..
- Где он?...
- Я откуда знаю...
- Это же его квартира, мне дали адрес..
- Мало ли что вам дали и где... Уходите , иначе милицию вызову. Паша, тут какая то ненормальная Сидорова спрашивает.Огромный мужик, вышел в прихожую и стал надвигаться на нее.
- Сидоров? А Петрова не нужно, красава моя... Так его тоже нет,- он толкнул ее и захлопнул дверь. Ольга прислонилась к двери соседней квартиры , опустилась на корточки и расплакалась:"Господи, да что же это такое?" Вдруг дверь открылась и она едва не ввалилась в комнату, ее подхватили чьи то руки.
- Девушка, девушка, на ногах не держитесь...- Ольга обернулась.- Юноша крепко держал ее, не давая упасть. - Спасибо, голова закружилась, извините...
- Мужчину ищите? С рюкзаком, бородатого?
- Да, да... Вы видели, знаете, где он.
- Приходил несколько раз. Они,- он кивнул на соседнюю дверь, как вселились, замок поменяли, шумели, не впустили его. Потом и вовсе дверь не открывали... - Ольга медленно стала спускаться по лестнице, крепко держась за перила.
- Подождите. - окликнул ее юноша,- у нас в домах, что готовят под снос бомжи поселились, я как то видел он шел к ним. Кажется он... Мог и ошибиться.
- Спасибо,
- Да не за что. Вы аккуратнее, все - таки бомжи.. Кто их знает... Хотя, подождите ка, лучше я с вами.
- Меня Сашей зовут.
- Ольга, спасибо Саша. Едва на ногах держусь.
- Я вижу. И все-таки не сдадитесь. Почувствовал это.- Он взял ее под руку. - Осторожнее , можно ноги сломать. Я знаю где они прячутся. Милиция их гоняет. Немного знаком с ними. Из группы волонтеров я , помогаю чем могу. Работаю на скорой . Они подходят иногда за миской супа, так я и приметил знакомого вашего, кстати, кто он вам.
- Сосед по коммуналке. Расселили нас ....
- Понятно. Выбросили человека..., как мусор... Много сейчас таких разбросало по земле. Прописки, приписки. Инвалиды, старики. Не угодными миру сему оказались. Сигареты у меня стреляют иногда, а что бы пили - не видел... Видите свет в окне? Это они. - Подошли к дому.
- Ей, властелины трущоб , обитатели ночлежек,- крикнул Саша,- объявитесь, ваш покорный слуга принес сигары, как обещал.- Дверь подъезда медленно со скрипом приоткрылась. Из темноты кто то невидимый крикнул,- Ты, что ли Сашок? А с тобой кто, не разглядеть, что за фигура.
- Помощница, отозвался юноша, - впустите, поговорим, наполнив трубки ароматным табачком. Дверь открылась шире и тот же голос пригласил войти. Зайдя в комнату, Ольга сразу почувствовала запах сырости с примесью старья и копоти. За импровизированным столом, в виде перевернутого ведра, по центру которого коптил в металлической банке огарок свечи, сидели люди, укутанные тряпьем, казалось все на одно лицо.
- Фу, тяжело тут у вас, как живется то, чем дышится? - спросил Саша.
- Сам видишь... , отозвался кто то из темноты, - курево принес? Давай.
О чем поговорить то хотел? За жизнь? Че про нее безтолку воду в ступе толочь. Она для нас стороной пошла, а мы теперь, так соглядатаи ее. Зачем цепляемся? Сами не знаем. Доживем до утра и на том спасибо...
- Нет ли среди вас Геннадия, - не выдержала Ольга.
- Вот те на , барышня что ли с тобой? Предупреждать надо мы бы побрились чуток, - продолжал все тот же голос. - Эх барышня, у нас все тут на одно лицо: Генки, Саньки, одним словом бомжатники ... Санька нас вон генералами обзывает. А что? Были среди нас и такого происхождения... Из благородных. Смею заметить, в отличии от вашего мира, чистых кровей...
- Бородатый он, добавила Ольга, - все засмеялись,- а ты рассмотри ка получше, все мы бородатые...Жена что ли, никак мужа ищешь?
- С рюкзаком, - уже не зная, что еще добавить, прошептала Ольга.
-А, так, может, новенький. Вон в углу лежит. От еды отказался. Говорит не ест такое. А у нас другого и нет, что на мусорке нашли , тем и угощаем. Антиллегенция видать, наука одним словом. С рюкзаком говоришь? А в нем ничего окромя книг нет. Знакомый мой. Я ему бывалочи говорил, оставь ты энти книги, ими сыт не будешь, не послушал. Теперь вот... Ай ... Сколько лет прошло уж и запамятовал..
Ольга кинулась , к лежащему на полу человеку, Саша с фонариком поспешил за ней.
- Сидоров, Сидоров, вы слышите меня?- Ольга склонилась над мужчиной. Он не отозвался. Она провела рукой по лбу, - кажется, у него жар,- обернулась она к Саше.
- Позвольте, я осмотрю его. И через несколько минут,- скорую нужно срочно. Он без сознания. -Достав телефон, Саша выбежал на улицу. Вернулся скоро,- ребятки помогите, вынесем на улицу, на лавочку около дома. Скорая сейчас будет. И им сюда не желательно заходить. Так..., - обратился он к Ольге,- Вы, сударыня, - соседка, я - прохожий, случайно по близости оказался. Вы меня поняли? И он не бомж!
От дороги донесся скрип тормозов и завывание скорой помощи. Саша, размахивая фонариком побежал на встречу.
Ольга присела рядом с Сидоровым: " Что же вы наделали. Упорный, упрямый. Что и кому пытались доказать..."
- Ребята сюда с носилками, машина не проедет,- услышала она голос Саши. Когда Сидорова положили на носилки и понесли к машине, она кинулась следом. Саша остановил ее.- Вам лучше остаться, с вас теперешнего довольно. Я его буду сопровождать до больници и далее, все - таки я врач, а вы... Идите домой. - Он вложил в ее руку визитку. - Утром позвоните. Все будет хорошо.
Машина уехала. Ольга еще долго стояла, смотрела ей в след.
- Он такой. Сашок мужик хороший. Как сказал, так будет. А вам, барышня домой надо... Завтра все, завтра...
- Да, да, отозвалась Ольга неведомо кому,- все завтра....
Утром она уже ждала его в палате. Вошел врач:
- Не беспокойтесь. Все хорошо. Прооперировали, будет жить. Скоро привезут вашего возлюбленного....- У Ольги потекли слезы...
- И что вы плачете? - Спросил доктор. - Я же сказал. Жить будет...
- Да. Спасибо , доктор. Это главное...
Когда Сидоров открыл глаза, первое, что увидел - зареванное лицо Ольги
- Вы... Здесь.. Как... Хотя, представьте,вернувшись из под сознания, больше всего мне хотелось увидеть ваше лицо... Только вам я верю, что существую в этом мире. Если бы не вы... ,- Ольга провела ладонью по его заросшему лицу.
- Как вы посмели уйти, куда собрались... Как это невежественно с вашей стороны. Ну да ладно. Так и быть, прощаю вас. Теперь отдыхайте. Я рядом буду... Гоните меня, упрямец своенравный... Все равно не уйду, не ждите, не пытайтесь.

Все дни, пока он восстанавливался после операции она была рядом с утра и до вечера. Он ждал ее приход. Лишь только появлялась в дверях, слышала его голос: " Вот и Оленька пришла... "
Когда ему разрешили вставать, она прогуливала его по коридорам клиники. Потом он провожал ее до лифта. Она шептала: "До завтра", а он махал рукой, пока двери  закрывались.

В день выписки до ее прихода он собрал все вещи. Она появилась в дверях с букетом белых тюльпанов.
- Это ни тебе. Хирургу. Тебе цветы ни к чему. Она заглянула в его глаза. И совершенно спокойно и уверенно поизнесла: "А мы едем домой. Такси ждет"
- Мне есть куда возвращаться?
- Вы уже вернулись. И не задавай глупых вопросов, как говорила бабушка. Твоя коммуналка за тобой спешит. Просила не бросать ее и... шкаф.
- Зачем я тебе. Старый, своенравный столб, верный своим принципам. Наивен, порою беспечен. Но не шулер, ни пройдоха... - Ольга прижала ладонь к его губам.
- У тебя слишком большое приданое.... Ты сам не знаешь цены ему. Когда ты пропал, мне показалось и я пропаду, если не найду тебя. Если скажешь, что в твоей жизни нет для меня места - просто посторонюсь...- Теперь он приложил ладонь к ее губам.
- Оленька, в моей жизни только ты. Я и не надеялся, что буду обладать таким богатством... Я люблю тебя, Оленька. Еще никогда , никому не признавался в любви. И, вдруг, под старость лет. Как не умело только что было произнесено это из моих уст. Казалось, эти слова напрочь ушли из моего лексикона.... Считал их потерянными. Теперь точно знаю - никогда и ничто не поздно, пока мы живы.

6

Ольга распахнула двери комнаты. - Что это? Это же моя комната. Окно с тяжелыми портьерами. Стол, мой любимый письменный стол под зеленым сукном. Мраморный набор для письма. Его дарили папе на юбилей. Стул с высокой спинкой, настоящий, дубовый, вечный. Лампа с зеленым абажуром. И шкаф, мой добрый шкаф, спутник моей жизни.... Что это ,Оленька? И не схожу ли я с ума?
- И ты по прежнему меня не узнаешь.... Мой милый человек из далекого прошлого и такой близкий. Ты забыл , или не помнил вовсе той девочки со смешными косичками. А она жила с тобой по соседству. Когда не стало моих родителей, меня забрала к себе тетушка в дом - корабль. Они с дядей окружили меня заботой и любовью. Первое время я сидела в углу кожаного дивана,как загнанный зверек, из него невозможно было меня вытянуть, не поддавалась ни на какие уговоры. Потом мне и самой это изрядно надоело, мною одолело любопытство, я спустилась из своего угла и приоткрыла дверь в коридор. Он предстал огромным, залитым светом , который лился через края огромных окон. Какая то неведомая сила выхватила и повлекла за собою . Я летела, на ватных ногах, как неуклюжая курица, не зная радоваться мне или плакать. И, вдруг голос, твой голос:

- Здесь можно еще прыгать через скакалку, играть в классики, кататься на велосипеде. Вы из какой квартиры?- Я указала пальцем на дверь.
- Я ваш сосед, а вас не видел прежде. Геннадием меня все кличут, а вас...
- Ольгою зовут.
- Знакомству рад...
- Так мы познакомились первый раз.Как и ты я любила сидеть на подоконнике. Однажды я увидела , как ты заходишь в парадное . Я кинулась к двери и наблюдала за тобой в приоткрытую щель. И так каждый день. Это забавляло меня. Однажды я пропустила твой приход, и это огорчило меня до слез. Тогда я поняла, что это не простая забава.
Однажды мне захотелось сделать для тебя что то приятное. Ты оставлял на коврике у двери свои туфли. Я их выкрала, помыла и начистила гуталином. А утром наблюдала, как ты не глядя обул их и зашагал. Но я не прекратила это занятие в надежде, что ты когда - нибудь заметишь. Потом в твоей квартире появилась белокурая дама. Однажды, открыв дверь, ты наклонился к башмакам, мое сердце готово было выпрыгнуть. "Наконец - то", подумала я. И , вдруг услышала:"Спасибо, дорогая, великолепные туфли, а  старье давно пора выкинуть" Ты подхватил башмаки и отправил их в мусорное ведро. В какой то момент мне показалось, что в сед за ними полетела и я вместе со своими детскими фантазиями. Вскоре не стало дяди и мы с тетушкой переехали в родовое гнездо. Иногда я думала, что забыла о тебе и той жизни. Правда, порой, и совершенно явно, вдруг проступал образ меня - той девочки с косичками, смешной, испачканной гуталином,с  душой, наполненной счастья, которое никогда не повторится. Я завидовала себе, проклинала разбушевавшуюся фантазию, все следовало забыть, отчего то не получалось.Только потом поняла. Память бережет необходимое до поры.
Тогда, при встрече с тобой на кухне, я засомневалась, мало ли совпадений... Если бы ни твой шкаф....
- А я тебя узнал сразу. В той девочке с косичками, Танюше. Сразу вспомнил все. Боялся себе признаться, не то что бы спросить тебя. Теперь, скажи, Оленька, каким чудом весь этот скарб здесь оказался?
- Мне хотелось создать для тебя уголок жизни, в котором ты был счастлив. Человеку в этом помогают предметы, от прикосновения к которым ощущается тепло и радость. Мне помогли Саша и его друзья

-Да. Все, как прежде. Жизнь моя. За что мне это?- обернулся он к Ольге.
- Это плохо? - улыбнулась она.
- Великолепно... Все кажется, я не достоин этого. Жизнь, будто, вспять пошла. Если бы не ты в ней, подумал, что схожу с ума.
- А где же Танюша?
- За муж вышла. Ты многое пропустил, милый странник... 
- Как много я обрел в поисках счастья. А, оказалось, его не следует искать. Оно приходит само. Главное, вовремя это понять.

7
Шли годы..
Часто вечерами они просто гуляли по улицам. И им казалось, что прошло много лет. И будет дольше. Ее рука была в его руке. А однажды, крепко сжав ее..
- Смотри, Оленька, наш корабль детства. Его не снесли. Только ширмой укрыли. И в окнах небо светится. Крыши нет. Видишь, на третьем этаже мое окно , а в нем облачко плывет... Я на подоконнике жую сырки, в кресле бабушка спит... Знаешь, что я сейчас хочу больше всего?

- Плавленный сырок "Дружба",- рассмеялась Ольга.
- Как ты угадала?...
-  Слишком давно тебя знаю ... .  Всю жизнь.  Я счастлива, Сидоров.  Только теперь поняла: счастье   приходит, когда его не ждешь....

 - Я этой ночью снился вам? - Ах, Боже мой, опять я только голос слышу, не вижу глаз. Без них не  зримо все . А голос - только звук. И все - таки поврозь существовать они не могут. Вы были рядом...
- Я с вами есть всегда..

- Опять слова: "есть", "всегда" Все пусто в них. Чего то не хватает.
- Чего же?
- Дайте руку мне.
- Простите, я не в силах...
- Тогда позвольте мне губами прикоснуться ваших глаз. Рука коснулась вашей нежной кожи... Вот естество... Оно ли ни блаженство... То, наконец,  проснулась память. Ей видно все. Она одна способна  возродить и уничтожить. Теперь я знаю, чувствую. А память беспощадно хлещет по больному. И ею управлять не в силах я

.  Так ,иногда, хотя бы лбом о стену, а вспомнить не могу.  А то, лишь свет сквозь облака, иль капелька дождя ударила в стекло, иль запах, от которого бежать, забыться невозможно.
 Палитра памяти. Природная стихия.   Как больно. Оставь, теперь прошу...
- Ан, нет. Все  это пища , изголодавшейся душе и сердцу , что стучать устало.  Берите, созидайте  в образах манящих.

- Пока есть силы?
- Пока  есть вы...

                                 
                                                                  I
Пятидесятые годы. Их начало, середина, конец были такими не похожими. В столичных городах - пестрыми, подкрашенными броской бравурной новизной, призывными, жизнеутверждающими плакатами . На улицах пары: белокурые в панбархат на шифоне , чернобурая лисица с коготками на плечах, той что блистала рядом с ним под ручку. Он в орденах. Красавец,  полон сил. Рука под козырек, хотя сейчас ногою в стремя. В глазах радость победного конца и предвкушение счастливой жизни . В маленьких отдаленных городках , поселках, напротив, - к серости военной поры,  добавились  изувеченные фигуры, вернувшихся с фронта.  Выброшенные на обочину жизни, многие потеряли свой дом, родных, близких.   Казалось, отголоскам войны не будет конца .Многие не знали где их родные, за что арестованы. Кто то,  отрекаясь  от  близких, бежали  в другие города,  обрубив концы, навсегда разлучаясь с отчим домом.  Природа, будто в обиде на человека, то сыпала холодными дождями, то засухой морила, неурожаи один за другим. У многих на столах  завтрак, обед и ужин - тыква. От которой пухло брюхо, а есть все равно хотелось .  Благо у кого картошка уродилась. Вот тут вздохнули ." Голод, говорят- не матка"  Только ближе к концу появилось вдоволь хлеба : вначале  серые буханки, потом и  булочки, были бы деньги.   Дети , рожденные в те холодные послевоенные, принимали  жизнь наравне со взрослыми, как что то новое неизведанное. Ужасы   минувшей войны рисовались в их воображении из рассказов родителей. Иногда,   крепко прижимая к себе головы ребятишек, они шептали: "Не приведи Господи ей повториться. Это счастье, что вы  разминулись." Отголоски войны пробуждали их криком отца во сне, воем среди ночи в соседском доме матери, не дождавшейся сына, женщины - друга, любимого. Сбегались  из соседних домов. Может, чем помочь.. Матери разгоняли детей : " А ну цыц по домам вертайтесь" Ребятишки еще долго сидели на крыльце у дома, под утро, завидев возвращающуюся мать, мигом разлетались . На следующий день обсуждались полночные приключения, повторяя родительские разговоры:" Тетка Нюра опять сегодня голосила ночью", "тяжело ей", " уж не тяжельше других..",  "умом она повредилась..", " это как?" ," а вот так , была баба, как баба, молодая, заводная. Похоронку на мужа получила, теперь по ночам не спит. То ходит вокруг дома, а то упадет на землю и воет, будто собака", "может пройдет?", "не , мамка сказала не проходит это", " а что это", "тоска, вот что, ее в больничке лечили, сказали не пройдет, как бы руки на себя не наложила...", "это как?"... "Слушай, малец, шел бы ты отсюда"...
И разговоры эти могли длиться до тех пор, пока кто то не прерывал их своим появлением. А если еще он был с квадратиком ржаного хлеба, смазанного маргарином , густо посыпанным солью,  внимание сразу переключалось  на него: "Ого, дай укусить", "у жадина, я тебе тот раз давал, помнишь, помнишь?" "Да, на, я пошутил". "У меня вкуснее был... ", "а вот и врешь..", "эй, за что затрещина..."
Зимой собирались на горке. С нее на санках летели вниз. Ветер свистел в ушах, мороз за щеки трепал, спуск длинный, остановка - зеленый одноэтажный домик - хлебный магазин. Хлеб завозили вечером и детвору, уставшие родители выпроваживали за "горяченьким", наказывая: "Смотри, что бы не как тот раз.... Купил и сразу домой. За пазуху, за пазуху положи, что бы не остыл" - кричали вслед. Магазинчик маленький. Народа собиралось много, в основном старики, да старухи. Покрикивали на детей: "А ну, не балуй! Очередь занял? За мной будешь, а я за Васьки хромого пареньком. Ступайте, ступайте на волю. Больно шума от вас много" Дети кубарем вылетали из магазина и бежали на горку, что бы успеть до приезда машины несколько раз прокатиться, дабы было потом чем похвастаться:
- Я, я десять раз съехал...
- Да че врешь? Видел я. Слабак хилый, сопли утри.
- Сам утри. Зато мои санки быстрее твоих катятся, а ты тяжелый. Вон оглобли какие длинные. Ха, ха...
Эта перебранка могла закончиться потасовкой, если бы не ко времени подоспевший грузовик с хлебом. Ярким светом фар он высвечивал раскрасневшиеся мордашки детей в коротких пальтишках и огромных отцовских валенках. Они замирали на мгновение. Затем все разом, забыв про обиды, начинали кричать, подпрыгивать, подбрасывая шапки: "Ура, едет, едет..." - скатывались вниз и с шумом врывались в магазин
- Тише, а ну тише. Ишь снега полный магазин натащили. Вставайте в очередь и что бы не слышно вас было, - ворчали старики .
Тем временем грузовик пыхтел, фыркал около магазина. Дрожа всем телом, пытаясь выбраться из сугроба, выбрасывая из - под колес снежные фонтаны в клубах дыма, охал, стонал, будто огромный корабль, пытался причалить поближе к причалу. Наконец, все стихало. Хлопали двери и в магазин являлись два мужичка, занося с собой ароматы свежего хлеба с примесью машинной гари.
- Ух ты!  Метет, аж с ног сбивает. Сколько раз машину из сугроба тянули, как ту кобылу хромоногую: "Давай, милок, подмогни. Хлебушек довезти надо, ждет народец то" И вишь ты, послушалась, довезла - таки, родимая, - приговаривали они, стряхивая снег. 
                                                                   II
Война - это одна из катастроф, порожденная человечеством. Ни одно природное бедствие не идет с ней в сравнение. Злоба, ненависть, коварство, зависть - бесконечное число человеческих пороков вытекающих один за другим, и весь ужас в том,  что, вот уже на протяжении скольких веков, казалось бы, при наличии здравого человеческого рассудка, ничто  не может остановить их, кроме той же катастрофы, только природной. А она, будто затаилась до поры, выжидаючи.  Замкнутый круг: порожденное природой, в какой то момент, может быть уничтожено ею, как порочное. Неурожаи один за другим. Говаривали:" За грехи наши тяжкие не желает земля и всхода дать"  
Войны, бунты, революции  вели к  переполоху, перемещению из родного дома под чужой кров. несли сумятицу в нравы , религии в стране, семье, человеке. Только сильные духом, верой в доброту, бескорыстие способны были устоять, выжить, разделить свой кров, найти силы начать жить снова, или продолжить, не взирая ни на что. 
Так жизнь в маленьком поселке, когда -то  тихом, уютном, работящем, повернула в другое русло. Многие не вернулись с фронта , те кто вернулись, были уже другими. С эвакуацией в поселке появилось много людей из других городов, разных по национальности, вере. Многие относились друг к другу с опаской, недоверием. 
   Коренных жителей много на войне полегло, а пришлых не всех по именам знали,  не то что по фамилии. Оттого, в разговорах между собой, вместо фамилии к именам клеилась этакая добавочка, которая являла собой опознавательный знак.  Сашек, Сережек , Машек было много,а вот Санька хромой - один, так же как  Васька безрукий, Любка кривая..., просто - хохол с Заречной, просто - татарин. Со стороны послушать - больно, ухо режет. А тогда это  принималось, как нечто обыденное - временем отметина.
Так водитель хлебного грузовика  высокий румяный весельчак,  слыл, как хохол Тарапунька.  Низенький круглый дед - Штепсель, с огромной головой сплошь укрытой шерстью, из - под которой сверкали озорные молодые глазки. На самом деле дедом он не был. Носить густую шевелюру с покладистой бородкой его заставила  ревнивая  жена, которая боялась, как бы за красотой его не увязалась какая бабенка, тогда прощай мужик, а их в поселке и без того не хватало. Дед  не сопротивлялся. Ему нравились густые усы и борода. Они забавляли его. Когда наступал момент поразмыслить над чем то, двумя пальцами он расправлял над губой усы, тыльной стороной руки подбрасывал бороду, потом долго и бережно разглаживал ее ладошкой на груди и лишь  потом держал ответ. Тарапунька же тараторил без умолка, подшучивая над дедом, сыпал одну за другой байки поселковым бабенкам. 
- Ну, шо, заждались , красавы мои?- приветствовал, заходя в магазин, отряхая снег. - Погодьте еще чуток, а мы с дидом, швыдко, все уладим. Ихалы мы ихали и, наконец, доихалы,- приговаривал он , пробираясь сквозь толпу с накладными, где его ждала черноглазая молоденькая продавщица. Невысокого росточка, глаза озорные, светлой влагой подернутые черешенки, бездонные , доброты такой , что сыскать бы да не сыщется. 
- Принимай, красавица хлебушек, корми народ,-Тарапунька оставлял ей накладные и спешил к машине, возле которой суетился дед, вынимал металлические пруты, открывал двери, выпуская ароматные клубы пара. Из него через некоторое время выплывали два пекаря  в белых нарукавниках и передниках, высоко неся над головой деревянные лотки с горячим хлебом. Первым выступал Штепсель, за ним высоченный Тарапунька.
.
Они ловко перехватывали лотки над головой , опускали вниз и по очереди сбрасывали хлеб на прилавок. Продавщица, подхватив несколько кирпичиков, расставляла их на полки. Это было театральное действо, которое ребятня наблюдала , тая от восторга. Из  снеговиков они превращались  в кораблики, потрепанные ветром. Растаявший снег, капал на пол,  под ногами образовалась лужа, в которой хлюпали оттаявшие валенки.
Все ждали королевского выхода. Наконец, он наступал.  Явление его было особенно торжественным. Теперь, в нависшей тишине на белых нарукавниках  высоко над головами плыли  красавцы "Саратовские калачи" Эдакие грибы- боровички на крепких ножках, шляпки рыжие на столько , что  свет сыпал с них золотым сиянием.
Завершал шествие всего один лоточек, но какой: заставленный сплошь "Ромовыми бабками" Появление его встречалось непременным: "Ух ты..." Запах ароматкой глазури мгновенно заполнял все пространство, щекотал в носу, ноздри ребятни раздувались, как паруса, наполняемые ветром. Проголодавшиеся желудки выплескивали сок, а кишки издавали невообразимые звуки восторга.
- Кажись, все,- подводил итог Тарапунька, снимая белые голицы.- Теперь считай, дочка. 
Продавщица несколько раз пересчитывала каждый кирпичик, каждый калачик. Ее тоненький пальчик плавал над головами ромовых бабок так утомительно долго, что казалось не будет конца. И, наконец, озарив  жемчужной улыбкой, она обращалась ко всем: "Все в порядочке. Кто первый ? Не волнуйтесь, не спешите. Хлебушка всем хватит, слава Богу не война."
"Слава Богу ни война"- эхом прокатилось по магазину и за ним: "кирпичик серого и ржаного", " калачик поноздрястее да повыше", " ром. бабку и ржанятинки"
Когда последний покупатель покинул магазин, продавщица устало присела у окна, вынула из кормана конверт,подержала некоторое время,не доставая письма положила обратно."Не верю ни одному слову. Не хочу"- прошептала она. Прильнула к замороженному стеклу, дыханием отогрела небольшой овал. За окном , шел снег, заметая следы людей, развороченные машиной колеи. Ветер, подхватив охапку пушистого снега, закрутил   воронку.  Попрыгав  на месте, она сарвалась вверх, унося в прошлое еще один день. 
Горка опустела, только две фигурка, пританцовывали возле санок. Он взял ее ладошки и дыханием согрел их.
-Теплее стало? - спросил он.
- Поедем, - отозвалась она.
- Только крепче держись!
Она обхватила его , прижавшись щекой к спине. И санки понеслись с крутой горы.
- Не страшно? - крикнул он, обернувшись ...
- Ни сколечки, мне с тобой ничего не страшно...

 В магазин вошел пожилой мужчина, подойдя к девушке, тронул за плечо:
-Доченька, доченька! Никак спишь. Притомилась?
- Нет, отец, не спала, а сон видела.
- Пойдем домой, красавица. Закрывай свой хлебный Рай.

                                                                    III
                                                            
Жили они недалеко от магазина в маленькой избушке. Когда появились в здешних местах мало кто помнил, а вот странного  чужака в полосатом  халате, с перекинутыми через плечо чемоданами на привокзальной площади тогда заметили сразу.   Скинув с плеча чемоданы, оглядевшись вокруг,сел на них.  В руках у него был крошечный сверток, в лоскутном одеяльце, который он бережно прижимал к груди. Люди, проходя, оборачивались с любопытством, замечая про себя:" Чего только не увидишь в наше время "
Кто то похлопал его по плечу. 
- Эй..., никак заблудился. Видать, не местный?
- Ай?- отозвался дед, не оборачиваясь.
- То ли глухой, или по русски не бельмеса...
- Бельмеса, бельмеса. Из далека мы...
- Вот те раз! -всплеснула руками женщина, -это у тебя там кто? -ткнула пальцем в сверточек.
- Кто, кто. Ребенок мой. Много знать хочешь, старый быстро будешь.
- Ой. Живой чтоли?
- Что спрашиваешь.... Савсем глупый женщина...
- Мать то где?
- Нет ее. Помер мать.
- Тяжело тебе будет...
- Опять глупый. Разве тяжело? Чемодан савсем легкий.  Только  бы шайтан на голову не падал,  а нам угол  найти. Вот что главное . Эх-хе-хе...    Аллах нам землю дал.  Живи, радуйся.  Зачем убивать, зачем кровь проливать... Сына нет, жены нет, матери ребенка нет. Всех убил шайтан... Как дальше жить, скажи , если ты умный...
- Ишь ты, расшумелся, всплеснула руками женщина,- вон домов сколько, все пустые стоят, заходи, живи. Звать то тебя как?
- Кто шумит? Я шумит? Сафар не любит шуметь. Тебя как звать?
- Пелагея я. Прежде, чем шуметь тут, ребенка накормить надо, избу в порядок привести. Давай дите понесу, а ты свои рундуки тащи. 
- Не дам, мой дите. Сама рундук тащи.
Пелагея молча вскинула чемоданы на плечо и пошла к ближнему дому. Сафар семенил за ней след в след, приговаривая:
- Землю беречь надо. Хлеб растить,  водой из арыка поливать, а  не кровью. Аллах землю дал, что бы жить. Убивать нельзя.
- Что же тавй Аллах с нашим Исусом не договорятся там. 
- Ай , женщина, опять не поняла. Бог един, а мы дети его. Живи, радуйся. Мы виноваты, люди. Шайтана в себя  пустили. Зачем?
- В чистую горницу ни один шайтан не войдет. Все от нас, кто б мы ни были: черный, белый, аль льняной..., - она обернулась,- дите плачет. Поспешай, дед.
В доме уложили ребенка на кравать, развернули:
-От те раз, всплеснула руками Пелагея, девочка. А ты "он ", да "он".
Она ловко перепеленала ребенка.- Погодь маленько, молока принесу.
- Стой, женщина. У меня таньга совсем нет...
- На кой мне твоя таньга нужна. У меня коза твою таньгу есть не будет. 

                                                             IV
С тех пор стала Пелагея утрешнее, потом и вечерешнее молоко каждый день промеж досок в соседний сад Сафара выставлять.  Частенько заходила к татарину по хозяйству помочь, вечерком чайку попить. Хоть и не особо разговорчив он был, да и по русский плохо понимал, однако, в молчании его мыслей потаенных  угадывалась чистота , доброта, безобидность, то , по чему истомились люди в суровые, голодные до всего годы. А как то вечером, сидя около раскаленной печи, Сафар начал неторопливый рассказ. Прежде молчал, а тут будто время созрело. Выговориться захотел.
 
Жена у меня хороший был, добрый, красивый.  Тонкая, как та березка у колодца. Сына мне родила. Хороший сын, крепкий, красивый. На коня вскочет, ветер не догонит. А тут война... Ушел, не вернулся. Вместо сына бумагу принесли. Зачем бумагу? Жена, ай, как закричит : " Не верю.. " И бумагу в печь кинула. А сама слегла. Лицо савсем белый стало и толко слезы текут, текут. Слеза прозрачный , как родник, а глаза сначала черный был, как уголь, потом тухнуть стал, как свеча. Только последние слова помню: "Найди сына, живого, мертвого, только тебе поверю... Найдешь,  будь с ним рядом. Он малчик савсем... Ему одному плохо, ступай.  Рукой махнула и уронила, как птица подстреленная крыло... И пошел я . Сначала шел, шел. Долго шел. На станции в поезд сел. Долго ехал, ехал. Потом снова шел, шел... 
Отыскал я могилу ту.
- Как же сумел то?- прошептала Пелагея.
- Как?  Людей спрашивал. Много людей. Один разозлился... Как кричал... "Езжай домой, старик. Куда едешь, зачем. Мало ли их полегло..." 
-Не кричи, -говорю ему,- злой человек. Уважать отца тебя не научили. Куда иду? Знаю. К сыну иду. Его мать меня перед смертью просила. Понимаешь... Мать. Много, говоришь? Ай как много! Для меня он один много.  Для каждой матери, ай как много. Сколько горя, сколько слез. Каждая мать плачет, невеста плачет. В их слезах Земля утонуть может. А ты так сказал ,  будто это - пшик...  Как ума твоего... Много я тогда говорил, обида, боль наружу вырвалась. За сына, друга его, брата такого же солдата, как он."Много" Это горе и нет ему конца... Только  боль...- Сафар ударил себя в грудь.
 Низко склонил голову и долго сидел раскачиваясь, мыча сквозь зубы.То был  ни стон, ни крик , а гул  души , долгий , протяжный, от которого Пелагеи не по себе стало:
- Нашел , значит...
- Нашел могилу, а в ней  в одной : русский, грузин, татарин, узбек... Колонка длинный, длинный. Фамилий много.  Я мало грамотный. Читал, читал. Весь день читал. Дождь льет. Слеза льет. Глаза не видят. Пальцы увидели, почувствовали. Сказали Ашот Киримов тут.  Фамилию сто раз читал. Правильно читал, Женщина.... Я не должен был ошибаться... Понимаешь?  Долго на том холме лежал.
- Сердешный ты мой...,- только и молвила Пелагея.
- К вечеру дождь еше сильней пошел. Рядом сарай. Я его на свету видел . Тут жить буду, подумал. И от сына близко, как жена просил, так и будет. Забежал в него. Отряхнутся не успел, вдруг, слышу ягненок маленький пищит, мамка просит. Подумал, савсем в голове помутился. Только другой тот ягненок был-дите человечское.
- А, батюшки святы...,- прошептала Пелагея.
- Мать рядом лежал. Мертвый. Савсем мертвый.  Кругом кровь, много крови. Дите в одеялочке. Видно мамка из последних сил его спасала. Захоронил я женщину рядом с могилой сына моего. Детеныша подобрал и в поселок к людям пошел. Жизнь и смерть не должны в одном доме жить. Иду и про себя думаю, дочкой будет, заместо сына моего. Назову, как жену, Рамиля. Вот только рядом с мамкой узелок был, а в нем письмо .- Он вынул из-за пазухи клочок бумаги.- Прочитай , может ты поймешь, я не шибко грамотный.
Пелагея взяла листочек, долго рассматривала. Подносила к глазам, отодвигала к свету. 
- Руки дрожат, вижу плохо. Ты не торопи меня,- прошептала женщина, опустив низко голову, прикрыла глаза , по щеке побежала слеза, капелька за капелькой...
- Не торопись, не торопись, я не спешу, куда уже спешить..
- И не бубни, мешаешь...
- Мовчу, мовчу... 
Наконец, она подняла голову,  руки на колени уронила ,- Он как оно выходит, Сафар. Еврейка твоя девочка. Зовут ее Рахель. Рахель Ковтун. Остальное не разобрала. Дождем смыло. По всему видно кровью мать писала. Раненная была?
- Рожал в сарае. Много крови было, везде кровь. Ковтун говоришь? А ну пойдем.
Сафар вскочил и побежал в сторону кладбища.Пелагея едва за ним поспевала, приговаривая:
- Куда ты,  окаянный и откуда прыть такая. Ишь несется...,- нагнала его около могилы, где сын его похоронен. Старик стоял на коленях и пальцем водил по высеченным именам.
- Видишь? - ткнул пальцем на надпись, вот видишь? Я этот колонка сколько раз читал,читал глаза не видят, устали, а руки помнят, каждую строчку помнят. - Пелагея присела рядом. 
- Батюшки святы, так вот она к кому шла горемычная. Михаил Ковтун. Выходит вы с ней одной дороженькой шли. Ой, горе горькое, родименькие мои, сколько же вас по земле война раскидала,- заголосила женщина.
- Цыц-, прикрикнул на нее Сафар. Тишина должен быть, святой тишина. Помолись лучше.
- Кому молиться то...
-  Молись , он услышит...
Сафар вознес руки к небу: - О, Аллах.
- Господи, упокой души рабов твоих,- шептала рядом женщина.
                                                             V
Как быстро годы летят. Это старики за ними  едва поспевают, а молодежь прыткая вперед норовит забежать. Так и подросла девочка Рамиля- Рахель. И знали ее настоящее имя только два человека в поселке: старик Сафар, да бабка Пелагея.  Поговаривали люди в округе, что девочка не похожа на татарина, не его кровей: рыжая, востроносая, глаза - сливы наливные: иссиня черные, кожа белая, рука тонкая, стан гибкий, непослушный.
Настал черед и третьему человеку открыть тайну. Постучала как то в дверь к Сафару поселковая учительница.
Я к вам, Сафар вот с каким вопросом. Дочка то подросла. Сколько лет ей? В школу не пора? Я учеников по поселку переписываю.
- И хорошо делаешь, учительница. Доброе дело. Переписывай на здоровье.
- Так про то и говорю. Дочке в школу пора, или как..Документы есть какие?
- Иль как..,-прошептал старик.
- Что ты там шепчешь? Я к тебе по делу, ты от вопроса уходишь. 
- Нет документов, учительница. Найденыш она. Один я у нее, а она у меня- одна.
Вдруг, он упал на колени, опершись на  расставленные руки, ногтями в половицы вцепился, низко склонив голову, бороденкой по полу скользя:
- Богом прошу: своим, твоим, нашим - не забирай дочку.
Учительница подбежала к нему:
- Что ты, что ты. Вставай, родименький. Как же я отберу, нет у меня на то никаких прав . Попей ка водички. И никто у тебя ее не отнимет. Не те  времена. Мало ли теперь по нашей земле людей потерянных ходит без крова, без имени, родителей не зная. 
- Э,учительница, времена они всегда одни.. Только каждый из нас с какого боку войдет в жизнь - так ему и будет.
- Вон ты как рассудил мудрено. Что ж, правда твоя.  Я это с детства поняла. Семью мою раскулачили за корову , которая все село  кормила, да лошадь худосочную. Деды мои виноваты оказались, что из конюшни не выгнали ее, а как они ее могли выгнать, когда она на ногах не держалась. Так за эту провинность всю семью в сибирь сослали. Там я родилась, а выжила одна. Вот такой старик как ты меня подобрал, привез сюда, вырастил, на ноги поставил. Сами мы властны над своим временем, вопрос - не всем это дается. Кто посильнее, норовит себе кусок выкроить под стать. А тем, кто по совести да доброте душевной живут, тяжко приходится, а по другому не умеют. Вот, хотя бы картуз твой, к примеру.. Удобно тебе в нем? 
- Ай, как удобно, учителка. Ни трет, ни жмет. Век бы с ним не расстался. 
- Ну да. Только со временем начинаешь замечать, что поглядывают как то не так на тебя и картуз твой потрепанный. Вроде, как ни ко двору вы с ним. А ничего не поделаешь и  скинуть жалко и носить нельзя...  
- Вот,- старик протянул клочек пожелтнвшей бумаги ,- все что я знаю о моей дочке.
Учительница прочла пожелтевший листок, - Да, немного и это только ее начало... Больше никому  не показывай, кроме дочки, она должна знать . А в сентябре приводи  в школу , я ее в обиду не дам. Только, как нам ее звать?
- Она сама тебе скажет , учительница.
А через некоторое время Сафар  отвел девочку к двум кладбищенским холмикам. Там она узнала о своем отце , матери и имя, которое она ей дала  .

Сентябрьское утро, казалось выплеснуло на землю все краски неба.
Во дворе школы среди немногочисленной толпы выделялись двое: старик в потертой душегрейке и девочка: ярко рыжая солнечная капля. Она крепко вцепилась в  руку старика. Во всей ее упрямой, не по детски дерзкой прямой стати угадывалась воля и сила характера. Подошла учительница. Она вела за руку мальчика  в очках.
- Здравствуйте, Сафар.
- Доброго здоровьичка, Клавдея Ивановна.
- Как дочка- то за лето выросла.
- Да, совсем большой стал. Умница, помощница, красавица.- Сафар взглянул на мальчика,-ой, зачем краснеешь?- Он взял его руку и вложил в нее руку девочки .  - Веди ее в школу.  Ай, крепче держи, а то убежит. 
- Не убежит, серьезно ответил мальчик, поправив соскользывающие с носа  очки.
-Зачем тебе очки?- Спросила Рахель. Видишь плохо? Фу, опять покраснел.  Садись за первую парту.
 Зачем краснеешь ?
- Что?
-Зачем переспрашиваешь? Не понял?
- Меня Сашей зовут..
- Меня Рахель.
- Интересное имя, никогда на слышал
- Я еврейка
- А отец татарин? Такое бывает?
- Зачем спрашиваешь? Если есть, зачит бывает.

                                                           VI
Так с первого дня в школе подружиись еврейка Рахель и русский мальчик  Саша.
Саша каждый день провожал  ее до калитки  дома.  Со стороны смешно было смотреть на них: серьезно вышагивающий Саша и, прыгающая влкруг  него Рахель. Иногда они присаживались на скамейку возле дома и Саша подолгу песказывал Рахель содержание прочитанных книг.
Рахель , забравшись на лавку с ногами, натянув подол платья на колени и уложив на них рыжую, кучерявую голову, слушала не отрывая глаз от Саши. 
А однажды:- Саша, зачем так много рассказываешь. Не трудно? Принеси книгу. Я Сама прочитаю. У меня нет таких. 
Саша носил книги. Рахель быстро их читала. Каждый раз , возвращая книгу, умоляюще просила: -Саша, еще можно?
Теперь, после уроков, они подолгу беседовали, перебивая друг друга, обсуждали прочитанное. Пробегая мимо калитки, не замечая ее, спускались к берегу реки, подолгу стояли на деревянных мосточках, ее маленькая ручка всегда была в его, ставшей с годами большой , сильной. 

- На каникулы опять в деревню едешь?- тихо спросила однажды Рахель.
- Да, уже билеты взяли...
Рахель уткнулась носом в его плечо. Саша боялся пошевелиться, что бы не спугнуть ее. Он приподнял руки  и, лишь когда она подняла на него глаза полные слез, опустил их на ее худенькие плечи.
-Зачем в деревню, каждое лето в деревню, я скучать буду, Саша. Можно скучать просто, а я невыносимо, не просто. Понимаешь, это  когда все   застыло и ни с места,  каждый день, деревья, река, звезды, все одно, что умерло, камнем вот здесь лежит, тяжелым. Она прижала кулачки к груди. Он взял ее руки и поднес к губам. Только тут Рахель заметила, как по его щекам бегут слезы.
- Саша! Ты плачешь? Зачем?  Я ждать тебя буду с утра до вечера и ночью, каждый день,  на станцию бегать буду, у калитки сидеть. Ты только скорее приезжай.
Это лето было для них одним невыносимо длинным ожиданием. Переделав все дела по дому, Рахель бежала встречать поезд, не пропускала ни один вагончик, до темна сидела у калитки, уложив на колени книгу, и голову. Только однажды, полуденный зной сморил ее, свернувшись клубочком, она заснула. Проснулась от того, как Сафар шептал ей на ухо: "Дочка, Саша приехал". Она выбежала во двор, подпрыгнула и повисла у него на шее.  Саша кружил ее и смеялся.
- Зачем смеешься. Фу, какой вырос за лето. Тебе смешно, что я сразу стала маленькая?  
Он гладил ее непослушные волосы и шептал на ухо: "Ты не просто маленькая! А моя маленькая. У меня для тебя подарок от моей бабушки. Вот.- Саша протянул белые пуховые варежки.  Она тебе связала.- Рахель надела варежки:
- Ой, как раз.Как угадала?
- Я сказал, что у тебя маленькая и самая нежная ручка.
- Пуховые!- Рахель провела ладошкой по Сашиной щеке. Спасибо бабушке и тебе.
- Мне за что?
- Что помнил обо мне.
- Я с тобой ни на минуту не расставался. Думал, что вот  где то  ходит моя маленькая Рахель, что то делает, с кем то говорит..
- С тобой говорила . Утром солнышко взошло - доброе утро , Сашенька. Голову к подушке приложила: Спокойной ночи, родной мой. Говорила с тобой постоянно и все же чего то не хватало, вроде как воздуха и тогда силы оставляли меня. Саша , я же не могу без тебя, без тебя я совсем слабенькая. Больше не уезжай так на долго. Я просто задохнусь.

                                                                      VII

Как же время быстротечно. Вначале мы этого не замечаем. Напротив, торопим, зачем, сами не зная, а главное - к чему. Приостановить бы, задуматься. Все спешим неведомо куда, не зная , что нас ждет. Все проходит: синяк под глазом, обида, радость, времена года , детство, юность. 
- Совсем немного и школа скажет нам свое "прощай" , как то начал разговор   Саша.  Ничто не вечно, как бы нам ни хотелось, будто кто- то толкает вперед:"Не задерживайся, уступи дорогу другому, а тебе свой путь предначертан... Мы должны учиться дальше. Мне очень хочется поступить в юридический институт.- Рахель молчала.
-Зачем молчишь? - рассмеялся Саша. Поедем вместе в Москву.
- Зачем? Оттого и молчу, что нет сил сказать, как это невозможно. Саша пытался возразить. Она прохладной ладошкой прикоснулась к его губам.
- Я не могу оставить отца. У него больное сердце. Единственное, что я могу это поступить в техникум на вечернее отделение и устроиться на работу.
Только она отняла руку, он закричал:
-Нет, нет, нет...Техникумы, институты, при чем все это? Главное  - это жизнь! Ты моя жизнь. Я не могу без тебя. 
- Зачем кричишь, Сафара разбудишь.- Он наклонился над ее ухом и прошептал:
- Тогда я никуда не поеду.
Теперь она сказала"Нет"
- Ты должен учиться. Будешь приезжать на праздники, каникулы. Писать длинные письма. Два, нет, три письма в день. И мы все выдержим. Мы все -таки будем вместе и никогда не расстанемся. Это только поворот судьбы, чуть чуть влево, а потом опять вместе- вправо.
-А ты не задохнешься?
- А буду дышать твоими письмами. Ведь в них- ты. Только пиши каждый день. И я буду.

А вечером у Саши дома состоялся разговор.
-Только юридический и только Москва,- сказала мама.
- Да, -подтвердил Па.
- Ты должен сейчас уже серьезно готовиться,- сказала Ма.
-Да! - согласился Па.
- И еще... Я прошу. Очень прошу тебя, сын прекратить все отношения с Рахель.- Она взглянула на мужа. Он молчал. - Тогда я продолжу. У тебя хорошее будущее. Ты умен, талантлив.... И эта связь с еврейкой только помешает твоей карьере. Ты же знаешь, как у нас к этому относятся. Поверь мне ,  вскоре ты забудешь о ней.
- Ну , это уже слишком!  И ни в какие ворота... подал голос возмущенный Па. 
- Что? Перебила его Ма. Ты хотя бы когда -нибудь принимал самостоятельно решения в семье.  Нет, нет, нет. На работе, да, ты прекрасный специалист, и твое судейское слово всегда оставалось верным и не оспоримым. Но в семье.  Признайся, друг мой, все семейные проблемы я несла на своих плечах.  За тебя все и всегда решала я. Поразительно, как сын похож на тебя. 
- Да. - сказал отец и вышел из комнаты. Сын направился следом. 
- Куда оба?
- Прости, мама. Ты за меня решила все. Я тебя выслушал. Как добропорядочный сын обещаю: в институт поступлю, окончу. Все остальное, позволь решать мне
                                                                    VIII
Прохладным июльским вечером они стояли на платформе, прижавшись друг к другу. Моросил дождь.
- Не вижу твоих родителей, -спросила Рахель.
- Они остались дома. Так решил отец. Иногда он умеет быть твердым. Тогда маме трудно с ним не согласится
Саша уехал. Рахель еще долго стояла на платформе, смотрела в след уходящему поезду и два чувства в ней пытались утешить друг друга: любви и печали. Которое из них победит она не знала.
Потом наступили долгие дни разлук и длинных переписок.
Рахель шутила : "наша письменнная жизнь уже устную обогнала"
Саша писал часто, иногда по два , три письма в день. Приезжал на каникулы, праздничные дни. Появлялся неожиданно, добираясь на попутках, перекладных, поездах, самолетах. Рахель вздрагивала от каждого стука в дверь, скрипа калитки. Она не разрешала запирать ее даже на ночь. "Вдруг, Саша приедет". В каждом письме он просил ее писать чаще, сетовал на то, что она забывать его стала.
" Родная моя, каждый день считаю, когда увидимся с тобой. Учиться стараюсь,хочу сдать все досрочно, что бы поскорее закончились дни разлуки с тобой. Завтра иду покупать билеты. Когда они у меня в кармане, время разлуки короче кажется. Вчера от тебя опять не было письма. Это невыносимо. Мысли в голову всякие лезут. Наверно я сумасшедший, пиши мне , что бы не сошел с ума. Еще месяц, еще неделя до нашей встречи. Все кажется , что, вдруг, что то помешает, от того слезы набегают на глаза.
Ты пишешь, что можешь писать мне откуда угодно, лишь возникает желание пообщаться.
Дорогая моя, у меня тоже... Сейчас пишу из леса. Здесь я чувствую себя, как дома. Для меня лес больше книг, работы, всей нашей суетной жизни. Извини, что почерк плохой - пишу лежа в траве. Ты знаешь, я в детстве мечтал стать лесником. Да и к авиации я был не равнодушен... Чем я только не увлекался...
Мысли разбегаются. Наверно, из леса нельзя писать. Меня все время приводит в уныние мысль о том, что: вот елка, тропинка, береза, травинка. Жучки ползут, червячки, одуванчик в небо летит, лист осенний висит над тропинкой, запутавшись в паутине. Паутинки "бабьим летом" не дают покоя. А сколько таких прекрасных мест и я... только в одном из них. А сколько мест - не увижу, скольких птиц не услышу...
Наша жизнь так коротка, а мир так велик.
Меня никогда не волнуют каменные глыбы домов, так, как природа.
Рахель, ведь я пришел сюда заниматься.... , но , наверное, ничего не получится. Я первый раз за несколько месяцев тревог, волнений в лесу. Просто так. Один. Лес - как эликсир, как капли датского короля- придает сил.
Скоро этого леса не будет. Здесь построят жилой массив номер шесть.
.
Вот елки стоят. Ты их никогда не увидишь. Мне жаль тебя. Одна - повыше, другая - пониже. Как две сестры с разными характерами. А, вроде, похожи. Только прислушаться - шелестят по - разному....
Хочется в речке купаться, по лесу бродить, в небо смотреть, из травы, руки раскинув...
Мне страшно кончать письмо. Когда пишу - ты рядом, говорю с тобой. Хочется говорить с тобой дольше. У меня опять этот противный ком к горлу подкатывается., что делать.... Страшно. Спрячешь листик в конверт - и тебя нет рядом....


Во... Смотри какой паук ползет. Маленький, цепкий, а глаза на волосинках болтаются..
Я не могу без тебя моя маленькая" 
                                                               IX


После окончания школы Рахель поступила в педагогическое училище на вечернее отделение. Днем подрабатывала, как могла и где могла. Надежда на встречу с Сашей , его письма, давали ей силы жить. Однажды соседка предложила:"А не хочешь в нашем хлебном поработать? Ты умница, у тебя получится" К тому времени Рахель уже закончила училище. На работу нигде не брали. Выбора не было. Она согласилась. Соше оставалось учиться еще год, а потом..
- Ты знаешь, мне предлагают остаться на кафедре, защитить кандидатскую..., он еще долго говорил, как это замечательно, не всем такая удача выпадает... Это жизнь нам представляет такую возможность и терять ее нельзя... - В последних словах Рахель почувствовала ни Сашин слог. И поняла, что тот, другой прав. Все это повороты судеб: влево, вправо , вместе, врозь...
- Я понимаю тебя, Сашенька,- улыбнулась Рахель. К тому времени она уже поняла, что возвращения Саши к ней не будет. И то ли оттого , что шли они к этому медленно, а не наскоком, все дальнейшее воспринималось ею , как радость за него - свою радость, его успехи- ее успехи, счастье его - ее счастье.
- Сашенька, пойми, для меня в радость маленькое облачко счастья твоего, и тем довольна я. Ведь это и мое облачко.
Его удивило это, показалось не понятным. Почему, вдруг, она так спокойно, сразу отпускает его. Вкрались сомнения: мало ли что могло случиться за эти годы. Она не дослушала его, а он хотел сказать многое. Что бы она поехала с ним. И он сказал об этом. Только тут заметил, как побледнели губы и голос тихим стал :- Что ты, Сашенька? Зачем? Я буду лишь мешать тебе. И отца я никогда не оставлю. Жизнь расставляет события по местам: это на перед, то на потом, кто ее знает... Угадать разве можно.
Тогда Саше показалось, что мать была права. В тот последний приезд он отчего то начал просить у Рахель прощения.
- Зачем? - остановила она его. Никто не виноват. Это жизнь так распорядилась. Ты счастлив, Сашенька. - она не спрашивала - утверждала. - И я счастлива, что ты у меня есть. Моя любовь к тебе, твоя ко мне - это счастье. Да, я не работаю учителем. Я продаю хлеб. Раздаю его людям: старикам, детям, стараюсь поскорее, пока горяченький. Какое же это счастье, когда вкладываешь в руки ребенка послевоенной поры свежую булочку, пахнущую ванилью, либо бабку глазированную, которую он может быть первый раз за всю свою махонькую жизнь видит. А как пахнет половинка "чернушки", ты знаешь? Голова кружится. Быть полезной людям, обогреть, накормить - это ли не счастье... И наше с тобой счастьице догонит нас, я верю, Сашенька.
Саша уехал. Письма стали приходить все реже. А последнее было вовсе не от него, а его матери. К тому времени родители переехали в Москву к сыну.
Мать писала, что у Саши все замечательно. Защитил кандидатскую. Встретил замечательную девушку. Скоро у них свадьба. А к ней единственная просьба- не писать больше Саше."Он старается забыть вас. Помоги ему, девочка. Все было детство, оно ушло. Впереди другая жизнь. Пойми у вас с ним нет будущего.


Рахель присела у окна, стянула с головы белую косынку, выпустив на волю копну рыжих волос. Достала из кармана письмо, читать не стала, наизусть помнила. Припала к замороженному окну, дыханием отогрела пяточек на стекле. Заглянула в прошлое, снег заметал его следы.

                                                                    X

Однажды дети, как обычно , вечером подбежали к магазину и ахнули. Он был закрыт. Тяжелая металлическая перекладина перечеркнула дверь поперек , в конце поставив точку - огромный амбарный замок. Будто и не было тут прежде "хлебного рая"
На горке толпа окружила долговязого авторитета Вовку Угара:
- Все, откушались хлебушка. Уволили продавщицу. Проворовалась она.
- Это как?- шмыгнул носом маленький Филька.
- А вот так, хмыкнул Угар, сплюнув сквозь зубы для солидности .
- Денежки потихой тырила, теперь судить будут жидовку, -он толкнул плечом мальчишек,-а ну расступись, некогда мне с вами разговаривать.
- Не может быть, врешь все, оглобля, -прокричал ему в след Леха,- да пошел ты,- махнул рукой Угар.
- Не верю, не верю,- закричали все как один.
- Не правда все,- прокричал Филька, размазывая кулачком слезы,- Разве на хлебе можно нажиться?
-Вот и мой тятя так сказал, наговор это все,- тихо закончил Валька Седой.
- Как это? протиснулся в середину Филька.
- Зазря девочку обидели. Вот ведь как выходит: человек по нутру своему не только добрым , а и злым может быть.- Дети не заметили, как к ним подошел Дед,- в ком то доброты больше, в другом - зла. Только успей углядеть, что наперед выйдет, момент уловить надо. В ком доброты больше, зло чаще не замечают. Теперь осудят Рахель, как пить дать - осудят. А она ведь бывало крошки с прилавка соберет и птичкам несет. А уж в рот, или карман... Куда там... Не такой она человек. Только докажи, попробуй. В душу заглянуть, да угадать , что в ней прописано, вроде бы так оно должно быть по людски, только хлопотно это, времени, терпения требуется много. А перу, да бумаге, злому языку, обманом обернутому - им вера, куда как проще.... С давних времен беда эта закрепилась, а как от нее высвободиться никто не знал.
                                                                          XI

Сколько времени прошло с той поры - кто его сочтет, а кому то и не до того было. У всех нас в жизни скорости разные. Остановки, полустанки, долгий путь, или короткий промелькнет за своими радостями, горестями не заметишь, как жизнь из под ног убегает.
В поселке начался новый учебный год. Жаркое лето сменила, дождливая осень. По утрам дети спешили в школу, меся под ногами грязную жижу. Только для учительницы этот год остался за поворотом. Одним из тех, что судьбой уготовлены. По привычке вскакивала она каждое утро в шесть часов. Письменный стол останавливал ее .Теперь не лежали на нем стопки тетрадей, книги с закладками. Только старая лампа со стеклянным абажуром, письменный прибор и все. Пусто. Будто жизнь кончилась. Сорок лет она прожила в школе, не зная жизни другой. Ее просто не существовало для нее. Учитель - то же, что поэт, актер..- от Бога. Те, кто вне профессии существовать не могут. Она поняла это, когда ушла на пенсию. Стало подводить здоровье. Больничные ни разу за все годы не брала. Для нее учитель на больничном было не мыслимо.Она не представляла себе замены. "У всех своих часов под завязку. Кому мои дети нужны? А это, значит, сорок человек будут мотаться по коридорам, мешая заниматься другим" Ее искрящиеся глаза, когда -то полные жизни - угасли. В них поселилась тоска , безысходность. Возвращали к жизни старые школьные снимки. Она уходила туда и вела свой пересказ, кому -либо, а чаще себе самой: "этот способный, но лодырь, а мог бы учиться лучше", "вот эта девка умная, но ей учеба ни к чему, после школы замуж выскочила, детей нарожала... Может так и должно быть" . " Вот десятый А. Ну и классик был, скажу я вам. Лодыри, хулиганы, но честные. Хорошие ребята. А это десятый Б. Первый мой выпуск. Одна серебряная, одна золотая. Гордость школы. Золото - Рахель. Серебро Сашино. Всегда вместе с первого класса. И на фото рядом. Рахель впереди, Сашенька за ней. На две головы выше. Когда успел вырасти. Школу закончили заходили часто. Все за ручки. И не думала, что все так обернется. К каждому празднику Саша писал. А , вот и адрес есть! Да что же я сижу , совсем обезумела. Надо же Саше писать. Телеграммой, непременно телеграммой..." Накинула пальто, уже в прохожей. Звонок в дверь...
- Сашенька! А говорят чудес не бывает. Я собралась тебе телеграмму отправить. Беда у нас ...
- Успокойтесь, Клавдия Ивановна. Никуда бежать не надо. Рахель уже дома. - Он тут же в прихожей усадил ее на стул, - присаживайтесь, едва на ногах держитесь и еще бежать собрались. Давайте, помогу пальто снять. - Он обнял ее за плечи. Милый вы наш, дорогой человечек. Разлетелись мы, свои дела наперед ставим, а вы все про нас думаете. Вон нас сколько и каждого помните. Как оказалось ваша память нашей длиннее... Отчего так? Я вам чай приготовлю. Как всегда, на кухне, под рыжим абажуром.
- Да, дорогой мой, этот абажур столько секретов хранит. А про память ты спросил. И я многое забывать стала, самое дорогое - помнится, чего забыть нельзя. Не получится. Ты лучше расскажи, как там Рахель.
- А вот такая дурацкая формулировка конец подвела: "Отсутствие состава преступлений..." Только почему то из за оного отсутствия, что кто то раньше, не разобравшись, скорее, не захотев , человека год в тюрьме держали. А ведь это самый дорогой мой человек... Память не должна обрываться. Самое дорогое - беречь нужно. И пробелов быть не должно. Это в письменности вы нас учили: "Пробел. С новой строки, запятая и самое страшное - точка. Знаки препинания. В жизни с ними осторожнее нужно быть. Мы люди, живые существа. Шаг в с торону - запятая, вперед - многоточие, остановка - точка. Вот только ошибки вы нам красными галками на полях отмечали. Чем больше этих пернатых , тем оценка ниже. Утомил я вас. Уже рассвет наступает. И мне идти пора.
-Уезжаешь?
- Нет. Я к Рахель. Никуда теперь ее не отпущу.
- Так у тебя семья, кажется?
- Нет семьи и не было. Просто.... Так хотелось маме. В итоге, это она помогла узнать все , что здесь случилось. Подруга написала. Теперь все в прошлом. И постараться забыть. Вот здесь можно поставить точку и пожирнее.
- Все продолжается, мой дорогой. И угадать, что ждет нас впереди - трудно. Какие еще знаки препинания расставит нам жизнь. А вот память беречь нужно. Тяжелое вычеркнуть невозможно, единственное, что остается - надеяться на лучшее. А вот как, скажу по секрету, и сама не знаю. Жизнь - сплошные загадки. Угадаешь - хорошо, нет - так тому и быть. Но помнить нужно, Сашенька, помнить . Не таскать за собой сухим грузом - живым. Не понял? Вот ты пришел ко мне сегодня, вспомнил обо мне, моем абажуре и поклон тебе за это от всей нашей учительской семьи. Многих нас нет на этом свете. А вы всегда были в нашей памяти. Школа - это наша жизнь. Все мы вас по своему любили. Все помним про каждого. Ваши отметки, непослушания, привязанность к чему -либо . Вашу первую любовь, как свою берегли и переживали за разлуки, слезы девочек , мальчишечьи синяки. Мы вас в жизнь отпускали, память себе оставляли. А теперь спеши к своей Рахель.

                                                                XII

Когда вошел в домик, таким родным принял он его, будто вернулся из далека и на душе легко стало. За окнами занимался рассвет, как в детстве, розовый, ласковый. Сафар приподнялся из последних сил, протянул руки на встречу.
- Здравствуй, сынок. Как здоровье? Сафар ждал, ждал, долго ждал. Слава Аллаху. Тебе спасибо, что дочку привез.
- Лежите, отец, теперь мы вместе, все хорошо будет. Как же я люблю вас,- Рахель обняла отца, положив голову ему на грудь.
- Ай, зачем так говоришь, дочка. Сафар совсем старый. Зачем старика любить, теперь, Сашу люби. Сафар свой срок отжил. Хорошо, что успели, дети. Теперь мне легче. Совсем легко...

К утру его не стало. Хоронили, как положено: женщины до ворот, дальше мужчины поспешали. Успеть бы до заката.
Пелагея у калитки перекрестила вслед.
- Что ты делаешь, - заметила соседка.Он же веры другой.
- Вера? А у всех она одна. Правда, неправда; зло да добро. Любовь - вот наша вера. А что я такого сделала? Слезу смахнула. Друга дорогого в последний путь проводила. Вон и солнышко садится. Хорошо, управились. Успели до заката. А то Сафар все боялся. Лежит, бывалочи шепчет: "Успеть бы до заката" Я все понять не могла.
- И что? - спросила соседка.
- Что , что, дочку хотел на последок увидеть. Все мы думаем одно, делаем - другое, а поступаем, как Бог велит.

XIII

Вечером, когда все разошлись, Саша и Рахель остались вдвоем в доме.
- Присядь, Рахель, сказал Саша. Мне еще тебе кое что нужно сказать. - Перед ним на столе лежал конверт с фотографиями.
- Это твоя мама. Софья Ковтун. Отец - Григорий Ковтун.
Рахель долго рассматривала фотографии .
- Откуда они у тебя?
- Все от тех холмиков, что Сафар разыскал. Сначала нашел маму, потом - отца. Вся жизнь их прошла в лагере детей врагов народа.
- То есть и их родители...
- Я ничего не скажу тебе, родная моя, кроме того, что у тебя были замечательные родители. Это я знаю точно. Редкая женщина пойдет искать могилу любимого, неся под сердцем ребенка, так же как не всякий отправится искать сына. Найдет ли? Волю жены исполнил и дочку вырастил . Кто ты у меня? - Любимая! Прости меня, Рахель. За миг сомнения.
Рахель приложила прохладную ладошку к его губам.
- Нет, не люблю "прости". За ним прощай просится. Мы любим, значит созданы друг для друга. Остальное все сложится , как должно.
XIV

На вокзал прибежала вся ребятня. Обступили со всех сторон.
- И как же мы теперь без тебя... - выступил вперед Санька, Любки безрукой сынок.
- А вот так и будете, все мы должны когда - нибудь суметь жить друг без друга. Вот, как я без вас. Как они без нас: убитые, выжившие. Ту жизнь на кончике прихватив, теперешнюю не дожив. Саньки, Мишки, Любки, Шурки - однорукие, одноногие, одноглазые, вдовые, выжившие во славу веры и любви. Главное, вы не проходите мимо. Остановитесь возле ветхого сарая, прислушайтесь, ни плачет ли там дите. Дайте кров бездомному, хлеб голодному, любовь, жаждущему ее. И воздастся вам. Вот ты спросил, сынок, вернусь ли я к вам. Вернусь. В памяти вашей. Только ждите, любите и веруйте. Помните, жизнь прекрасна. А, ведь всего то - кусочек крохотный: с горки спуск, магазинчик "хлебный рай"

Милые наши мальчики. Дорогие наши мальчики.Не обижайтесь. 
Ваш возраст, заслуги, положение - все при вас. А для нас вы по-прежнему просто мальчики. 
Стройные, курносые , озорные. Это вы хлопали крышками парт во время урока, стреляли из трубочек так метко и больно, что вышибали из нас слезу. Вы подталкивали нас под локоть правой руки, от чего во всю страницу тетради по чистописанию расползалась лиловая клякса. Подкладывали кирпичи в портфель, кнопки на сидение, ставили подножку, когда мы спешили. Ах, как мы злились на вас, потому что не могли ответить тем же способом.  Вы взрослели. Ваши тоненькие голосочки,  однажды надтреснув, превратились в басовитые. Вы уже не мчались, как прежде по коридору , а расхаживали, раскачивающейся походкой, полной достоинства и важности.  Вам хотелось поскорее стать мужчинами. Вы даже не замечали, что мы повзрослели быстрее, чем вы. И,  как ни старались, для нас вы по - прежнему оставались милыми мальчиками. Помните, на школьных вечерах, прежде, чем подойти и пригласить нас на танец, вы несколько раз менялись в лице от красного до белого и на оборот, переступая с ноги на ногу,  пока кто то более проворный не увлекал нас за собой. 
Сколько же лет прошло? Один лишь миг... Рассматривая старые фото, мы по - прежнему видим вас озорными , безусыми мальчишками. Ваши голоса летают в воздухе, смех ваш громкий, раскатистый до сих пор спешит в догонку нашей памяти. ВЫ - наше детство, юность на одном из самых лучших полустанков жизни. 
Спасибо Вам, что были, есть... 


С праздником вас, настоящие мужчины. Наши защитники, опора, честь,  отвага.
 Мужья, отцы, деды...
Любимые!

Вот ведь, как в народе говорят, так оно и есть- год на год не приходится
. 
Лето дождливое было. Зелень буйствовала. Все, казалось,  конца не будет. А оно - на тебе - стоп. Будто спохватился кто и осень на порог. А уж желтизны такой, право сказать, и не припомню. Да все ровнехонько как... 
Тополь наш еще вчера стоял, как выписанный, золотом на солнце блистал. А ночью, видно, ветер подул, и вся благодать на землю ссыпалась. Зато клен покрепше оказался. Не хочет красу ронять прежде времени. Зацепил, неотпускает.  Только, не долго ему хорохориться.  Ноябрь уж на дворе.  Дождичком поплачет, криком журавлиным отголосит и год Новый встречай. 
 Белоснежным ковром укроет Господь землю. Узорами волшебными мороз по стеклу распишется. Колючий ветер защекочет и ну по веткам в саду прыгать, сорок пугать.  Прыг, да прыг, щелк, да щелк. А им чудно, кто это с ними забавляется , в дразнилки поигрывает.  А то завьюжит, захороводит, света белого не видно.... Только на все свое время отписано.  Весна придет. Девица - красавица. С порослью зеленой, разнотравием, разноцветием. Тополь наш расхорохорится, лепестками нежнее нежного заиграет. А там и лету начало - радости благие, луга заливные. Солнца жар. Гроза во все небо стрелы мечет.
 Сколько же красоты природной - не перечесть. И все по кругу идет, каждый раз новенькое что то. Каруселит, каруселит...


- И все это у тебя там в окошке прописано?
- Ух ты. Напугал меня. Думала ты спишь. Да . В окошко гляжу, как кино смотрю и  про себя нашептываю.
- Нет, не сплю... Голос твой песенный слушаю. Голубушка ты моя.
- Люб мой, а я, вот, все про жизнь нашу вспоминаю. От крылечка тесового. С первой ступенечки. Все выше, выше, скрип, да поскрип...  
Притворил бы ты задвижку у печи, а то в трубу все тепло уйдет... 
 Вот и ладно. Теперь посидим рядком. Я в твоих светлых очах умоюсь. И, вроде, как молодой стану.
- А я в твоих согреюсь - доброты , спокойствия целебного испью...
- Так и будем жить - поживать. Из века в век. От порожка тесового, запаха соснового, от вьюги злой к дому родному самотканному.

- А не пойти ли нам в сад.Помнишь, как с молоду?  В ночной тиши столько тайного сокрыто.
Вон сколько звезд на небе, а на земле не меньше...
- Чудно все это. Неужто и правда? Хотя, и сама об этом думала не раз.
- И верно думала. В каждом из нас крошечные частицы звездочек. Одна - поярче, другая - не такой кажется.  Ты моя самая яркая звездочка. Самая нежная. Оттого, что ближе тебя у меня нет на всем белом свете. И свет тот никогда не угаснет, потому что все во Вселенной бесконечно - цикл жизни, смерть и возрождение....

Они думали, что одни. Ан, нет...  С печки на них глядели детские глазки,  головки - рыжие чубчики, курносые носики, звездочками усыпанные. А, как они на волю вышли, с печи спрыгнули, курносиками к окну прилипли. Заслышав шаги, на печь метнулись. Ладошки под щечку, глазки зажмурили. Шалунишки эдакие. А сами слушают, слушают голоса родные , звуков тихий перезвон, убаюкивающий. Веки слипаются, а то - гляди -заснули. И во снах  видятся им сны: продолжение жизни их в нашу вплетение 

И все-таки -жизнь прекрасна.  Что бы мы ни думали о ней, как бы ни уставали в пути... Пусть она возвращается на Землю крошечной звездочкой......

У многих из нас в памяти прошлых лет сохранились дорогие сердцу отметины.Они не являют собой масштабы крупного события, но по значимости, индивидуально для каждого человека представляют нечто большее. Хранятся визуально, либо на слуху и мы тащим их по жизни, иногда, в суете - забываем,
а, вспомнив - радуемся , как первой встрече.
Не помню, откуда и как долго, но на моей памяти сохранились эдакие характерные уличные персонажи. Обычно, с восходом солнца, появлялись они во дворах, площадях, переулках. Громкими голосами врывались в жизнь спящего города, оповещая, что наступило утро - новый день. 
-Точу ножи, ножницы,- кричал точильщик, в длинном черном фартуке и нарукавниках, скинув с плеча тяжеленное точило. 
-Молоко, молоко, - понеслось по переулкам оторвавшееся -а- о -о-. Конечно же это напев молочницы. Вся в белом, натуральный сметанный пудинг, только розовощекое чело сверкало глазками из - под панамы. 
- Хозявы , крысы, мыши, - оглашал округу представитель горсаннадзора,таким громовым голосом , что с ним невозможно было не согласиться.
И только один человек молча ехал на телеге, которая все за него говорила сама. Подпрыгивая и вздрагивая на колдобинах, она охала, вздыхая и попискивая. 
Старьевщики были любимцами всей детворы. Заслышав грохот приближающегося экипажа, они слетались со всей округи, громыхая и звеня старыми тазами, ржавыми ведрами, дырявыми кастрюлями, утопая в облаке пыли и перьев, волокли за собой старые ватники, подушки и перины. Старьевщик обычно останавливался на площади, дававшей простор обозрению. Напоив лошадь , дав ей овса,он залезал в телегу , усаживался на сундучек и дымил самокруткой, всем своим видом изображая полное безразличие ко всему происходящему вокруг. На самом же деле, из -под лохматых бровей зорким глазом оценивал густоту масс и качество подношений. Народец стоял молча, затаив дыхание. Наконец, когда мужичок, решив про себя, что публика достаточно собрана и страсти накалены, поплевав на окурок, щелчком указательного пальца отправлял его в полет. Стриженные головки и бантики, проводив его в последний путь, мгновенно возвращались обратно. Старьевщик поднимался и, повернувшись спиной, начинал медленно открывать деревянный сундучек. Затем, несколько минут, находясь в полусогнутом состоянии; одной рукой опираясь о правое колено, другой крутя длинный седой с подпалиной ус, он рассматривал его содержимое . И, наконец, быстро повернувшись и весело хлопну в ладоши три раза, выкрикивал:
- Ну что ж, достопочтенная публика, начнем. Толпа вздрагивала. Вперед выступал самый первый из очереди, прижимая к груди дырявый таз. Старьевщик доставал из сундука деревянный свисток, описав им круг над головками с глазенками, устремленными вверх, торжественно восклицал:
- Свисток деревянный. Ручной работы. Заметте... , этот уникальный музыкальный инструмент взамен дырявой, ржавой посудины. С почином вас, друзья мои.
 Вручив свисток счастливому обладателю , вскинув лохматые брови и крутанув левым глазом, указывал место , куда следовало положить тазик. Мальчик, понимающе кивнув, относил его в тележку. За тазиком потянулись ржавые сковородки, дырявые горшки, однобокие бидоны без ручек и кастрюли без дна, ватные одеяла, изъеденные молью валенки и керосиновые лампы без керосина... Кто то получал хлопушку, воздушный шарик, книгу с картинками. Кому то везло больше и он был вознагражден мячиком, прыгающим на резинке. Последней в очереди была девочка с бантом на голове и чайником без дудки. Она была ослепительно мила. Все в ней - вид, осанка, страстный блеск глаз - говорило, что ей не лишь бы что ни будь. Старьевщик поняв это, обратился к барышне:
- Сударыня, если я не ошибаюсь, вы желаете получить из моего сундука что то особо вас интересующее?  Девочка кивнула головкой в рыжих кудряшках. Ответ последовал сразу:
 - Волшебную трубочку - калейдоскоп " 
- Да..,.- многозначительно протянул старьевщик. Он достал калейдоскоп, взвесил его на руке, заглянул внутрь, покрутил.- И вы хотите иметь это чудо? Сие волшебное превращение в обмен на чайник без дудки?" Девочка уже начала шмыгать носом, размазывая по щекам беспощадные потоки слез. 
- Я принесу еще что - нибудь. Вы только не уезжайте.., - взмолилась она.
- Вот только не надо слез... - воскликнул не менее расстроенный старьевщик. К чему все это...., - он не договорил, потому что девочки уже не было, ее унесло ветром. 
- Убежала, не дослушав,- пробормотал старик. - Ах, как одинаковы женщины ... За обычные стекляшки они брызжат самой дорогой валютой. Поразительно доверчивы, эмоциональны... Хотя... , возможно, в чем то правы, но не все. Случай индивидуальный. И, кажется, здесь мы встретились именно с ним .
Детвора с свистками и шариками окружили телегу и не спешили расходиться. Над площадью повисла тишина. Даже конь, постоянно фыркающий ранее , застыл в ожидании. 
Не минуло и десяти минут, как все услышали надвигающийся грохот. По переулку бежала, нет - летела девочка и волокла за собой огромный самовар. Старьевщик от неожиданности плюхнулся в сундук:
- Кавалеры со свистками, умоляю, мигом на встречу. Помогите же даме.- Он проворно выбрался из сундука и спрыгнул с телеги. Перед ним тотчас предстал самовар и раскрасневшаяся чумазая Мальвина, с головы до ног окутанная сетью паутины. 
- О, вы ли , чудное создание?  - взмолился старьевщик. 
- Да,не сомневайтесь, - это я. А это он. Ведерный и с дудкой" Старьевщик потер рукавом пиджака бок самовара. На него тут же зыркнул красный глаз.
 -К тому же еще и медный. А что родители ? Они надеюсь в курсе наших дел? Небось заругают...
- Нет, - девочка похлопала по боку самовара,- он давно на чердаке, заброшенный.
- Заброшенный? На чердаке? Может ему там место , до поры? К тому же забросили - еще не есть - забыли , - бормотал старьевщик, рисуя круги вокруг самовара.
- Однако, сколь велико ваше стремление проникнуть вглубь недр человеческих. Вы и сами пока об этом не догадывайтесь.  Что ж..., дерзайте. Держите свое чудо в трубочке, - Он протянул ей калейдоскоп:- Обращаться рекомендую бережно и с любовью. Не мочите, не бросайте и , конечно же не разбивайте. Внутреннее содержание должно быть постоянным и целостным, в этой определенной и правильной последовательности гарантия, которая является залогом долгой жизни. Не теряйте свое счастье. Уверен, вы не прогадали.

Старьевщик уехал, а детвора еще долго пускала по кругу калейдоскоп, направляя его в небо, любуясь причудливому цветасплетению .
Дома девочка бережно завернула трубочку в платок и спрятала под подушку. 
Каждое утро она доставала ее и наблюдала за жизнью внутри. Ей представлялся там совершенно иной мир. Страна сказочных превращений. Там в зазеркалье живут маленькие человечки. Они складывают из разноцветных стеклышек чудные узоры и каждый день - новый , неповторимый, все более загадочный и таинственный.
Незаметно уходили год за годом, унося нежное цветение весны, густые краски знойного лета, плодоносную осень с багрянцем листвы , янтарем спелых фруктов, бесконечно глубокой небесной синевой. 
В один из таких осенних дней девочка отмечала свой день рождения. Она захотела пригласить всех друзей , родители были не против. Они предложили накрыть стол в глубине тенистого сада.
- Погода чудная, стол накроем белой скатертью, - сказала мама. 
- Прекрасно,- воскликнул папа! - я , наконец, достану с чердака бабушкин самовар, начищу и мы поставим его во главу стола. - Ах, - всплеснула руками восторженная мама. -Ох! - тихо вздохнула девочка. Все приготовления решено было начать с утра. 
-  А сейчас спать, спать, спать. Тебе, мой ангел утром нужно обойти всех ребят. А мы с папой займемся приготовлением стола.  Родители поцеловали девочку и удалились в свою комнату.
Она достала из - под подушки калейдоскоп, прижала его к себе: - Милые мои человечки, что же мне делать? Бедные вы мои. И где же сейчас наш пузатый самовар? Если бы вы знали, как я люблю День рождения, так не хочется никого огорчать. С утра все будут искать самовар. Поднимется переполох.
Она хотела немедленно пойти и все рассказать родителям. Но, как только она встала, - силы оставили ее, она упала на кровать и провалилась в глубокий сон. 
Утром ее разбудили счастливые папа и мама. Они поздравляли, целовали ее, дарили подарки, тормошили именинницу, натягивая праздничное платье, говорили, что все уже готово. Стол накрыт и... самовар начищен. При упоминании о самоваре, девочка опомнилась. Она выскочила на веранду. В саду на столе, на белой скатерти стоял огромный оранжевый шар. Будто солнце упало с неба. Он ослепительно блистал зеркальным брюхом, а чашки, тарелки и всевозможные вазочки любовались своим отражением, пританцовывая и позвякивая. 
Это был самый счастливый,  или один из дней жизни. 
Когда праздник кончился и гости разошлись, пошел тихий осенний дождь.Солнце медленно ползло за горизонт и огромная разноцветная радуга распахнула над землей шатер, отражаясь в окнах домов, металлической кровле, играя в каждой капле дождя. Они, падая на зеркальную гладь булыжной мостовой разбивались вдребезги, покрывая дорогу марципановым блеском. 
Девочка наблюдала это чудо из окна. Она думала о том, как прекрасна жизнь и что она не что иное, как ее зеркальный калейдоскоп. Жизнь складывается из множества маленьких кусочков разноцветного стекла: синего, красного, черного, белого, зеленого.... Чем прекраснее, многограннее, светлее человек , его деяния, тем краше, полнее и насыщеннее узор его жизни. Он постоянно меняется, перетекая из одного зазеркалья в другое. И так бесконечно.
Вдруг она услышала тихий, нежный перезвон. Мимо дома проезжала нарядная повозка, украшенная воздушными шарами, разноцветными лентами. На облучке сидел седовласый мужчина. Девочка сразу узнала старьевщика. Около ее окна он придержал лошадь, сняв шляпу, помахал девочке и тронулся в путь. Вскоре его коляска исчезла за поворотом. 
А девочка подумала:- Вот и кончилось мое детство. Милый, добрый сказочник поехал дальше. И так он будет ездить по всей земле пока живет радостный детский смех, любовь, красота и вера"

03:51

С утра не ладилось. Молоко скисло. Кофе убежал. На блузке пятно. Та, что после стирки не глаженная. Утюг включила. Не работает. ...
Виноват, как всегда крайний. Тот, который ближе. Значит, муж. Теперь опаздывала исключительно из-за него. Она кричала. Он молчал. Это раздражало еще больше. Он тихо ушел. Не услышала как. Волна раздражения захлестнула . В душе бушевало невообразимое.
Виной всему - не собранность, оттого - неудовлетворенность в себе . Знала, чувствовала,самой противно было. А кидала все в него. Остановиться бы , да как ... Вечером ждала: придет, успокоит... А он - молчит. Не выдержала:
- Так и будем молчать? Что молчишь, я тебя спрашиваю...
- Успокойся. Это не выход. Продолжения не последует. Погуляй. Подумай. Выпусти пар..., - как всегда спокоен и не многословен,- ничего не буду объяснять. Должна сама понять. Единственное , о чем напомню: нас двое на нашей планете. И вокруг никого. Только ты и я ...
Она вышла, хлопнув дверью. Брела по улицам, куда ноги несли. Свернула направо, налево. Ж.Д. вокзал. Касса.
- Мне один билет в купе.
-Куда?- машинальный вопрос кассирши.
- Все равно...
- Может быть, для начала определитесь...
- Да, вы правы. Извините.- Вспомнилось , что то знакомое, откуда и сама не знала.- Станция Новохоперская ...
- Есть такая... Паспорт предъявите.
- И он есть.
- Отправление через тридцать минут. Поезд уже подан. Успеете?
- А там?
- В девять тридцать утра будете. Устраивает?
-Все,- улыбнулась она первый раз за весь день.
Вошла в купе и села у окна. По платформе сновали пассажиры: отъезжающие, встречающие, провожающие. Озабоченные лица: страх, тревога, ожидание, тоска, радость, печаль... Всепоглощающая суета - подумала она. До отправления оставалось несколько минут. По - прежнему была одна.
Как было бы неплохо ехать вот так со своими мыслями, разматывая клубок, осторожно, не торопясь, разобраться что к чему. Так нет. Ни сейчас, потом купе наполнится разношерстными пассажирами. Галдеж, топот, запахи. В конце концов, все угомонятся, раскидают бренные тела по полкам и засопят под стук колес и перезвон ложечек о пустые стаканы.
Не успела подумать, как в дверях появилась пожилая женщина в сопровождении двух рослых парней.
- Все, ребятки, кажется, успели, ставьте котомку и поспешайте, а то поезд тронется на ходу выпрыгивать будете. - Она поцеловала парней и , перекрестив, подтолкнула к выходу. Только теперь, выпроводив провожатых, она заметила Лену.
- Ой, доченька, я тебя сразу и не приметила. Мы что же одни?
- Одни пока,- отозвалась Лена.
- Может, и к лучшему. Не люблю сутолоки. Мария Васильевна я, а тебя как звать- величать?
- Леной кличут,- в заданной тональности вторила попутчица. Давайте помогу сумочку поставить...-
- Ой, кажись, поехали, - метнулась к окну женщина. Прищурив глаза, она помахала уплывающему перрону , вздохнула и тихо присела на край полки напротив, погрузившись в свои мысли, словно была одна. Молчание затянулось. Только теперь Лена рассмотрела ее. Красивое лицо, спокойный взгляд, устремленный в далекое, не ведомое никому. На лице, с едва уловимой очередностью, мелькали одна за другой мысли: светлые, с легкой в уголках губ улыбкой, они сменялись тихой печалью, которая проступала на глазах,предрассветной влагой, ее старались скрыть, слегка вздрагивающие веки. Вдруг, она встрепенулась и , устремив взгляд на Лену, почти на выдохе протянула:
- Притомилась я что то. Не молодая уже.
- Не молодая, говорите, а глаза светятся, - не удержалась Лена.
- Что ты, смутилась, женщина, седьмой десяток разменяла, да и силы уже не те.... - Она наклонилась достать сумку ,- вот и вся моя поклажа. Невестки пирожков на дорогу напекли. Хорошие они у меня. - извлекла из сумки сверток.- Куда столько. Мне ведь не далеко. Через четыре часа дома буду. Так что я, вроде как, налегке.
- А тебе далеко, доченька?
- До конца,- смутилась Лена, как то сразу не вспомнив название станции.
- В командировку, ай как?-Лена мотнула головой, не зная, что ответить.
- А я вот к деткам ездила. Они, вроде тебя, народ занятой, приезжают, только не часто, а мы с мужем скучаем. Пока ноги бегают, что бы не навестить то? Бывало, и чаще ездила, и вдвоем. Как яблочки поспеют, али ягодка какая, соберу и им полакомиться везу. Муж иной раз и поворчит. Что они там в Москве, неужто не купят. А я ему: такое не купят. Все свое, домом родным пахнет. Им приятно, а мне в радость.
Разве ж мне трудно. А в радость всегда хорошо, всем хорошо... Она от беды охраняет, в дом не пускает, с нею жить светлее... - И вдруг сразу устремив взгляд на Лену,- Ты то за мужем?
- За мужем, -почему то прошептала Лена .
- И детки есть?
- Пока нет..
- Значит будут,а то как же без них. Только запомни, доченька, муж завсегда наипервее всех будет. С ним и в горе, и в радости. Все пополам. Детям всего не скажешь. Пожалеешь. У них свои заботы, своя жизнь. Ни твоя, ни мужнина.Только их, так в природе распределено. И они уже тебя в свою не пустят, да и ни к чему у них под ногами мешаться. А муж - половинка твоя по жизни. Береги его. Без мужа дом пуст...
Лена слушала ее. В какое то время ей показалось, будто она все про нее знает .
- Че молчишь, или я не права?
- Как же уберечь то?
- Жизнь научит. Она всему нас учит, только прислушиваться надо почаще... А мы все бежим... . Куда спешим? Разбросаем все самое дорогое и сами не заметим как, а жизнь то уже на исходе, вернуть бы, да не получится уже...
- Она говорила , говорила, не давая Лене слово вставить. Да ей и не хотелось ее прерывать.
Лена любила ездить в поезде. Иногда попадались приятные собеседники, чаще - не очень. От них она старалась отстраниться. А эта пожилая женщина, как то сразу к себе расположила.
Вдруг она вздохнула, как от долгого пути, просветлела вся, словно отдохнуть присела.
- Мой то, небось, ждет, волнуется. Завсегда волнуется, будто я маленькая. А уезжаю, уж наказывает, наказывает. Там осторожно, тут аккуратно. А я все одно по своему сделаю, дел натворю... Уж он потом меня бранит: " Я же тебе наказывал? Наказывал. Ну почему ты не послушная такая". Расстроится, пуще некуда. А ты спрашиваешь, как беречь?
Перед приездом избу умоет. В оконцах чисто, светло. Щи в печке томятся. Густые, наваристые. Все, как я люблю. Накормит, кваском напоит и спать уложит. А сам сидит, вроде книжку откроет, только не в нее смотрит, а на меня из-под очков. А я глаза прищурю, вроде сплю, а сама все вижу, как он меня заместо той книжки прочитать старается. Уж вроде все про меня знает: сны мои, печали и радости. Эдак смотрит, смотрит, а сам улыбается. Улыбка добрая , светлая. Морщинки в уголках глаз, словно лучики светятся. Только глаза печальные. Будто книжку прочитал и все еще ждет чего то.
А зимой снегу навалит за ночь света белого не видно. Он рано встанет, тропинки прочистит к колодцу, сараю. Воды наносит, печь согреет. Только тогда ко мне подойдет и нежно так по голове гладит, гладит и приговаривает: "Вставай Машенька, вьюга со двора, а нам к завтраку пора"
- Никогда меня матерью, или бабкой не зовет. "Какая ты бабка, ты все молодеешь, а я любуюсь и насмотреться не могу. Ты у меня, будто ларчик заветный. Открою и каждый раз что то новенькое нахожу. Откуда в тебе это.." Она притихла и долго глядела в окно.
- Порой говорит, говорит , а то одно слово скажет, только такое, что сердце заходится. А то , молча сидим возле друг дружки и, вроде, как наговориться не можем.
Она продолжала . Только теперь как быи не с Леной была, а с кем то не видимым, но таким дорогим , далеким. Лена слушала ее , а перед глазами мелькали картины: яркие, до краев напоенные , так , что дух захватывало. От одного эпизода делала переход, либо плавный, как бы само собой, а то, вдруг, резкий прыжок, да такой стремительный, что Лена едва за ней успевала. Иногда наступала затягивающаяся паузу. Будто книгу листает, глазами по строчкам пробегает, нужное выискивая.
- Нет, как ни крути, а человеку нужно , что бы кто то в круге его был. А иначе как же? Что за жизнь. Вроде как пустоцвет ...
В купе зашла проводница.
- Маш, голуба моя, сидишь? А сейчас станция твоя. На ходу выскакивать будешь?
- Батюшки святы...,- засуетилась женщина, прильнула к окну,- вон уже березки наши потянулись, дубки криволапые им во след. И, обернувшись к Лене:
- Давай прощаться , доченька. Не свидимся более. Всего то миг. И так вся жизнь. Промелькнуло - не воротишь. Спасибо тебе.
- За что ?- удивилась Лена.
- А за то, что рядом была, трескотню мою слушала.
- Не трескотня это вовсе,- заволновалась Лена.- Со мной впервые такое. Я в сторонку отошла. Что бы не мешать. А вы остались в пустоте немой, напоенной любовью. Я смотрела на вас, любовалась и слушала - не наслушаться.
- Так оно и есть... В немую пустоту шепчу, себя не ведая, ищу... Да где же она...
- Кто?- Сумка моя .- Она , на ощупь отыскала ее и, не поднимая глаз, поспешила к выходу. Словно девочка, спрыгнула со ступенек поезда и , не останавливаясь, скорее ветра метнулась вперед. Ветер, будто обиделся: цеплялся за подол платья, пытался сорвать с головы платок. Она свободной рукой удержала его на темечке. В один конец платка вцепилась зубами, дернула подбородком вверх, в сторону , одновременно другой конец рукой потянула в обратную.
Легко , проворно переступила через рельсы и свернула на узкую тропинку возле железнодорожного полотна. Лена смотрела вслед пока ее фигура не скрылась из вида.

- Вот так она и ездит: туда и обратно. Говорит: "Уезжаю, что бы вернуться"
Лена оглянулась. За спиной стояла проводница.
- Я как то спросила - зачем, что из этого? А она мне: "Ощущение. Чувство такое, будто ждет кто: дом, калитка, тропинка, оконца на волю глазами мужними смотрят. А я спешу...:"
Мужа ее два года, как ни стало, а она о нем, как о живом.

- В немую пустоту шепчу, себя не ведая...- вспомнила Лена.
- Ты что то сказала,- окликнула проводница.
- Поезд, говорю на первом пути не Московский?
- Этот? Наш, наш. Сейчас разъедемся. Он утречком в Москве будет. А мы от нее еще далече.
Лена метнулась в вагон , сразу вернулась, чуть не на ходу, спрыгнула с площадки.
- Ой, девонька, куда же ты?- окликнула проводница.
- Заблудилась я немного, - прокричала Лена вслед удаляющемуся стуку колес.

В поезде вспомнила про телефон: несколько пропущенных звонков и СМС от мужа:" Где ты? Очень жду. Я же люблю тебя, смешная ты моя!"
В вагонном полумраке, путаясь в телефонных кнопках, поспешно набрала: " Я - ты. Ты -я. Нам поврозь никак нельзя. Спешу к тебе.. Прости меня..."

Утром она бежала, по мокрому от дождя, Московскому перрону. Ветер, разметал волосы, пытаясь сорвать с головы платок. Она, , удержала его, прижав к темечку. Один конец платка крепко зажала зубами, вскинула подбородок в сторону, в вверх, другой конец рукой потянула в обратную.

Нежный звук- колокольчиков россыпи, закружило, зазвенело. Всего лишь миг и тихо все. Дверь открыл ключом, вздрогнула -это он... 
Промелькнул в глазах.  Прошел на кухню - остались тихие следы. Скрипнула дверца шкафа. Вспыхнул свет и погас. Слышу шаги, подошел совсем близко. Так близко, что запах волос чувствую. Рукой коснулся щеки.Теплый поцелуй в уголок губ, глаз - печать любви на всю жизнь. И опять явь надвигается: четкая , ясная, пожирающая то дорогое, что удержать не могу.
 Как, чем ... Вслед кричу, себя не узнавая:
Останься явью...

Уезжай...

 На охоту, в деревню за грибами, на рыбалку.

Уплывай...

 Вниз по реке на надувной лодке.

Улетай...

 Высоко в небо на дельтаплане.

Мчись...

 С горы на лыжах, разметая пушистый снег.
На мопеде, по тропинке сада рассекая ночную тьму...

Только, прошу -  возвращайся....
 Пока ты рядом  - я молодя. 

 Пожалуйста. Возвращайся... 
Кричать в немую пустоту:
"Я люблю тебя" - больно.

Старуха в зеркале.
Что ты делаешь тут в дрянной стекляшке? Отвернись, уйди - ты обман. Любовь не стареет. Сберегу ее по капелькам, крупинкам: рука в руке, запах волос, любимый голос, нежный взгляд.
До последних дней с ней - с ним не расставаясь..

Шумело, неслось Садовое кольцо. И только внутри его, в маленьком сквере, затерявшемся среди построек довоенной поры, жизнь замедляла свой бег... Она заглядывала в старые московские окна, плавно кружила под тихую овацию листвы меж высоких тополей, протекала по тропинкам, незримо раскланиваясь сидевшим на скамейке двум дамам.

Дама юная. Юность не нуждается в подробном изложении. Оставим ее на некоторое время и обратимся к той, которая рядом. К тому же, речь более пойдет о ней.
Скажем просто: она постарше, но... с годами не утратила этакий шарм благородства в союзе души и тела. На тонкой шее, обласканной воздушным шарфиком, маленькая головка - светлый лик, с подтянутым кверху подбородком, и открытым взглядом нежно - голубых глаз.  
- Как чудно, необъятно, не понятно все вокруг...,- вдруг сказала она. - до чего все разно в природе. Ни одного, хотя бы малейшего повторения. Повтор не допустим ни в чем. Изначально все представляется, как хаос: бесконечно меняющееся направление ветра, шум, голоса людей, от мелодичных до не прилично бранных. Буффонада... Одно представление сменяется другим. Все пролетает, теряется где-то, возвращается уже в другом обличии... И это жизнь. 

Простите, милая, что так бестактно внедрилась в ваш мир. Дурная привычка - мысли вслух. К тому же, как я давно заметила, вы не читаете: страницы не шуршат... 
- Вы правы,- улыбнулась девушка,- я прислушиваюсь к вам и все думаю, что сидит рядом актриса, а я не знаю с какого бока к ней подобраться. Не смею заговорить...
- Как вы хорошо сейчас сказали: просто актриса... Безо всяких подвесок. Актер - и этим все сказано. Он либо есть, либо его нет. А вам, милая,- она рассмеялась,- и не без моего участия - удалось - таки "подобраться " ко мне, и зовут вас...
- Тася,- отозвалась девушка,- а вы - Варвара Степановна и я хожу на все ваши спектакли...
- Ходила...
- Почему "ходила"?
- А оттого, милая Тася, что - буквально вчера - я последний раз поклонилась залу и простилась со сценой. Я оставила театр..., - она замолчала и обернулась к Тасе:
- Как это ужасно только что прозвучало! Я еще не произносила этой фразы вслух. Впервые услышала про себя - себе самой вынесенный приговор... - Она зажала ладошкой рот. Ее глаза, словно два огромных зеркала - кричали о боли, которой была полна ее душа, и только слезы, сбегавшие по лицу, выдавали ее состояние снаружи. Тася взяла ее маленькую ручку и почти прошептала:
- Полно! Полно! Вы же актриса и вам не привыкать переходит в другую роль. Больно расставаться с прежней, вы в нее вжились, но жизнь не дает передышку - она упорна, а мы упрямее. Ведь все продолжается... Не так ли? 
- Да, милая, ты права. Всю жизнь я только и делала, что скакала, скакала... Пересаживалась из одной коляски в другую... И продолжала... Ты уж прости мне эту слабость,-- она помахала пальчиком возле щеки и, разжав кулачок, подхватила носовой платок, взмахнув им , просушила слезы. Она сделала это так изящно, мило, как юная барышня, у которой не было слов в свое оправдание: едва приоткрыт безмолвный рот, виноватый взгляд и полет тонких пальцев с зажатым кружевным платком...
- Ну, какая же это слабость, - улыбнулась Тася,- минутный sentiment. Всего лишь... Разве не замечательно... Кому, как ни вам должно быть так знакомо это...
О... Кажется, скоро будет дождь. Пойдемте ка домой. Лучше наблюдать за ним из окна, чем мокнуть на скамейке. Пойдемте же... 
Актриса смотрела на нее, не решаясь двинуться с места. 
- Нет..., - рассмеялась Тася,- это не то, о чем вы подумали... Я не из тех нахалок, кто без стука входит в дом. Просто я тоже здесь живу. Мало того - мы с вами давние соседи...!
- О ужас!- удивилась Варвара Степановна. - Вот уж, действительно, проскакала и не в тяжелой коляске - в пролетке неслась...Периодически делала остановки на станциях: "Вишневый сад", изрядно задержалась на "Бесприданнице",все было : "Волки и овцы", "Таланты и поклонники", "Дом, где разбиваются сердца"... Всех не перечислить ... А что дальше?- "ДАЛЬШЕ - ТИШИНА"...!
- Позвольте, с вами не согласиться...Вот теперь уже надвигается настоящая гроза, и нам следует поторопиться.
- Что ж, моя милая, я чувствую вы тверже держитесь на ногах. И оттого полностью "вам себя вверяю".
Они уже шли по тропинке к дому. Тася взяла ее под руку.
- Вы это сейчас правильно сделали. Впереди огромная лужа и нам через нее придется "перелететь"- Тася не успела ответить, как актриса уже легко перепрыгнула через препятствие, увлекая ее за собой.
- Вот видите, как у нас вместе славно получилось,- рассмеялась Варвара Степановна.
В парадном Тася направилась к лифту.
- Нет, нет, милая, - остановила ее Варвара Степановна, - никоим образом... Я не езжу в этих ящиках. Всегда поднимаюсь пешком. Опять же - привычка юных лет.
Они стали подниматься по лестнице.
-Когда я пришла в театр, моя гримуборная, как, впрочем, у всех начинающих - так в театре заведено - была на первом этаже. Потом, карабкаясь, с большим трудом, я - таки перебралась на второй. На третий - уже полегче. Там я закончила восхождение. Выше был только чердак. Сколько же долгих лет я взлетала на свой третий... Окрыленная надеждой, творческих планов; чаще, терзаемая дурными мыслями, не удовлетворенная собой; иногда, просто потерянная, опустошенная, но в вечном поиске - это и подхлестывало меня... Всякое бывало... Только на сцене я не позволяла себе раскисать. Все оставляла за кулисами. На круге я была чиста... 
Туда непозволительно было тащить всякую мишуру.
                                            
                                          2
Так началась их дружба. И ни оттого, что Тася взяла шефство над пожилой актрисой, а той не перед кем было выговориться - они обе ощущали необходимость друг в друге. Это было то необъяснимое родство душ, которого так порой не хватает людям.
Иногда в своей комнате, уже расставшись и, пожелав друг другу покойной ночи, Тася слышала, как за стенкой Варвара Степановна ходит, поскрипывая паркетом, щелкает выключателем, слушает Моцарта и засыпает лишь под утро. На следующий день Тася спрашивала:
- Сегодня опять не спалось?
- Отчего же? Помилуйте! Сколько можно спать? Представьте себе, по ночам очень хорошо думается. А спать я теперь могу в любое время столько, сколько захочется. Только все это пустое ... Я не выношу горизонталей. От них в голове туман. Кстати, ты тоже не спала и всю ночь стучала на машинке... Да, да... И я это слышала.

Как то, они прогуливались в сквере. Варвара Степановна о чем - то молчала, будто вынашивала в себе. Потом, вздохнув:
- Да... Зима, когда то было мое любимое время года. Сейчас нет той настоящей, русской зимы. Все испортили. Задушили. Природа не терпит, когда в нее внедряются. Смотри, как вороны носятся, расквакались ... Они, по обыкновению, кричат к оттепели. Не люблю оттепель зимой. Все капает, под ногами чавкает. А этого не должно быть...
Тасе не нравилось ее настроение.

- Вы не замерзли?- спросила она.- Может быть к чаю? У меня есть ваши любимые "челночки"
- Ну, "челночки" так "челночки". Правда от них осталась только форма. Содержание давно, увы, не то... Придётся, к их форме добавить наше содержание,- улыбнулась Варвара Степановна.
Дома, набросив на плечи шаль, она уселась в свое любимое кресло. Иногда, Тасе казалось, что она с ним заодно. Она погружается в него, а он - старый, верный слуга - принимает ее заботливо, нежно, охраняя от непогоды и дурных мыслей. 
- Деточка, только честно, я не обременяю тебя своим присутствием?- вдруг спросила она. - Вместо того, что бы "тусоваться" на "креативке"- ты выгуливаешь старую актрису, выслушивая ее бред...
- Варвара Степановна, дорогая, откуда в вас этот чужеродный жаргон,- взмолилась Тася.
- По ветру, милая, по ветру донеслось!
- Вы только что сразили меня этим "поветрием" Если еще, хотя бы раз, услышу от вас нечто подобное: напущу такую непогоду, что из дома выйти не захочется. И тогда уже вам придется терпеть мое присутствие в четырех стенах.
- Боже! До чего ты страшна в гневе!- рассмеялась Варвара Степановна.- И что в том плохого? Скажите пожалуйста! Тогда я буду вспоминать свою молодость ..., которую забыла... А вы изволите, слушать!
- Очень интересно! И коим образом...? Хотя, кажется, поняла! Я должна буду поднапрячься в воображении и помочь вам.
- Удивительно сообразительная девочка. Ты абсолютно права. Я буду намекать, а ты - дорисовывать полную картину, поскольку, например, от детства у меня остались только ощущения. 
- Вы меня заинтриговали... И мне не терпится немедля заняться разматыванием клубка вашей памяти.
- Если тебе это любопытно-я поделюсь. Нужно только набраться терпения. - Варвара Степановна вопросительно посмотрела на Тасю.
- Не сомневайтесь. Я умею слушать. 
-О..., если б я сомневалась ... Это чудный Дар! Я его в тебе приметила... Не многим он дан. Исключительная редкость: умение услышать и бережно принять. Ну, что ж, моя милая, я доверительно приглашаю тебя в кулуары моего прошлого...

Давно это было... Иногда, казалось, что все откатило так далеко, что я не способна вытащить оттуда хотя бы проблески воспоминаний. Скорее я сама не хотела, а иногда, даже боялась ворошить прошлое. Но теперь, каким то неожиданным образом, оно само по себе вдруг начинает всплывать. Я цепляюсь, тяну из себя, нить обрывается, будто давая мне передышку... В это время я чувствую, как бешено стучит сердце и я, словно зверь, почуявший добычу, мечусь в поисках ее и не могу остановиться. Что это? Отчего так?

Представь себе: я иногда, вдруг, улавливаю запах снега. Того, настоящего. Он пах арбузами. Теперь снег - мягко говоря - не пахнет вовсе. Тогда все было настоящее. Зима: сугробы в человеческий рост, снег искрился на морозе, как бриллиантовые грани. Если весна наступала, то бурно; ослепляя солнцем, оглушая птичьим гамом, неслась шумными потоками, белой пеной набегала на ледяную корку, встретившуюся на пути, взрывала ее и, в бешенстве, летела дальше, унося с собой наши хрупкие бумажные кораблики.
А проталины... Ты когда-нибудь видела настоящие проталины?
Вокруг еще лежит подтаявший снег, покрытый стеклянной корочкой, над которым дымится розоватое облако и только на крошечном пятачке - сухая, почти теплая земля, где мы, разогревшись, сбросив шарфы и шапки, могли прыгать через скакалки до одури. Сколько в этом было поросячьего восторга... 
Или вот, представь: раннее, осеннее утро: оранжево - красный свет и такая чистота, что видно за сто верст. Я спускаюсь по ступенькам. Сверху они уже прогрелись, а внутри еще живет ночная прохлада. Кожей ног чувствую ее... Босиком пробираюсь по тропинке в сад. Тишина, покой и запах, от которого кружится голова. Аромат антоновских яблок и слив, смешенный с утренней свежестью. Едва держусь на ногах, кажется, вот вот потеряю сознание. А осенние сливы... Этакие фиолетовые шары... Они гроздьями висят на ветках, тянут их к земле, ложась на опавшую листву, как на золотое блюдо... Как они прекрасны... Огромные, круглые, с твердой, почти черной кожицей и прозрачной, янтарной мякотью. Сочные, сладкие, будто напоенные медом. Последний дар осени... 

- Почему вы не пишете?- как - то спросила Тася,- вы так поэтично излагаете.
- Что ты! Писать мемуары? Сейчас их пишут все, кому не лень. И на что это будет похоже? Воспоминание воспоминаний - прошлое в новом изложении. Скорее даже теперешнее желание, выдаваемое за то - действительное. Когда-то я писала дневники, но все уничтожила. И знаешь почему? Потому, что их прочли втайне от меня. Я их даже не прятала. Думать не смела, что такое возможно. А, когда узнала,- я их сожгла. Просто кинула в печку... 
Нет, не хочу. К тому же, я способна работать только языком. Чтобы донести какую - либо стоящую мысль до бумаги...? Нет, не получится. Я все сразу растеряю. Всю жизнь я делала посыл исключительно залу.

Иногда Тасе казалось, что актриса не просто рассказывает - она проживает жизнь теперь уже в своей пьесе. Со всеми нюансами: от запаха, вкуса, цвета, дает ощутить, понять глубоко на столько, что вдруг Тася, начиная терять обладание над собой, погружалась в ее жизнь. Она принимала все это, как миг, который дается лишь раз, и, который никогда не повторится.

- А почему ты никогда на спрашиваешь, как я стала актрисой?- поинтересовалась как-то Варвара Степановна,- это же наипервейший вопрос, который задавали мне на встречах со зрителями.
- Оттого и не спрашиваю. Ведь вы устали на него отвечать.
- Держишь паузу... Хитрая девчонка!
Это грустная история. Скорее не о том, как я стала актрисой, а ценою каких жертв... Вот, ее - то я забыть не в силах ... И никогда, никому не рассказывала. Тогда на встречах мы все - таки продолжали играть моноспектакли. Что - то приукрашивая, напуская таинственности пар, говорили этакое: "только для вас, впервые и по секрету..." А публика верила. Но ты не публика... Ты мой единственный и... последний зритель. А, значит, пред тобой - как на исповеди...
- Может быть не стоит вспоминать, если грустно и хочется забыть?- осторожно спросила Тася. 
Варвара Степановна закрыла лицо руками, запрокинув голову: 
- Ты знаешь, есть вещи, которые я, кажется, просто не смогу забыть... Не успею. А таскать за собой эту тяжесть - нет сил. 

Тут она сделала паузу и, - уже не столько к Тасе, а, скорее, повелеваясь чьей - то неведомой силе, - начала рассказ:

-Я выросла в семье, в которой никто, никогда не имел ни малейшего отношения к театру. Была единственным ребенком. Родители часто оставляли меня одну. Уходя, запирали в большом доме. Вечерами, в темноте мне было жутко страшно. Единственной живой душой рядом была моя кошечка - серенький, теплый комочек с желтыми глазками. Чтобы как то убежать от этого огромного страха, я брала кошку на руки и забиралась под стол. Он стоял на четырех ногах - эдакие дубовые колонны. Его накрывала бархатная скатерть с кистями до пола. Так мы прятались. Кошка пела, я постепенно успокаивалась и начинала придумывать всякие истории. Смешные и грустные. Я рассказывала их кошке. Она была моим зрителем, а я - маленькой актеркой. Иногда я так входила в роль, что начинала, либо громко смеяться, либо плакать по - настоящему. И до того мне это нравилось, что постепенно я перестала бояться, А, напротив, только и ждала момента, чтобы уединиться: спрятаться от этого огромного страшного мира, забравшись под стол, где меня охранял мой бархатный занавес. Часто случалось, что родители, вернувшись поздно, обнаруживали меня спящей под столом. Я росла тихим, послушным ребенком. Этакий омуток... Единственная в своем роде. Не разбери - пойми: худая, маленькая, две косички и писклявый голос. С отличием окончила школу. Родители, безумно любящие меня и, видевшие все наперед, представляли меня инженером с большой буквы. 
Как - то вечером мы сидели на диване. Посередине я, они - справа - слева.
Мама сказала, что мне пора ехать подавать документы в инженерно-строительный институт. Я пропищала, что хочу быть только актрисой. О... Мне тогда показалось, что мой голос прогремел... С треском разорвал укоренившиеся моральные устои моего образа... Родители долго молчали. Потом, мама твердо сказала, что это "бред", который они из меня постараются вышибить.
Утром меня ждал чемодан и билет на паровоз. Мне приказано было ехать и без диплома инженера в доме не появляться. Я появилась немного раньше, исключительно для того, что бы сообщить, что я студентка школы-студии МХАТа.
Это был черный день для всей моей семьи. Мама кричала сначала на меня, потом на отца, обвиняя его в том, что " он, как всегда молчит". Отец опомнился, встав на сторону мамы, констатировал, что "вся учеба в школе коту под хвост, теперь ничего не поделаешь" У мамы началась мигрень. Она закрылась в своей комнате, прокричав, что она больше не хочет меня слышать. И, самое страшное: « как ты посмела?" Для нее это был совершенно неожиданный, сделанный мною, первый самостоятельный поступок, равный предательству. Уговоры - сколь убедительны они ни были - положительных результатов не дали. Мне, кажется, мама не смогла простить мне этого до конца дней.
Однажды я приехала в свой город не одна, а с целой труппой на гастроли.
Мама, как всегда, уединилась в своей комнате, предварительно сказав, что я самый большой позор на ее голову. Она больна и не сделает ни шагу, потому что не желает видеть театр, ни, тем более, меня в нем. 
Как-то, после спектакля я летела по коридору с охапкой цветов. Навстречу шел мужчина. В полумраке я не сразу его рассмотрела... Это был мой отец. В руках у него был маленький, нежный букетик. Мы обнялись... Потом долго сидели в гримерке. Говорили. Он сказал, что спектакль был прекрасный, и он мною гордится. Просил простить маму. И, что он чувствует, как она все понимает, но не может переступить через свою гордыню... Бедный отец... Всю жизнь, любыми способами он старался оберегать меня...
Тогда я впервые увидела, как плачут мужчины... 
С тех пор прошло много лет. Но, каждый раз, выходя на поклон, я ловила себя на мысли о том, что невольно ищу в зале моих родителей ... Столь велико было мое желание увидеть их. Однажды, дежурная принесла мне маленький букетик цветов. 
"Просил передать мужчина",- сказала она. Я, обезумевшая, кинулась к двери... И только тут меня будто кто - то остановил... Моих родителей давно не было на этом свете... Тогда я впервые почувствовала, как я их безумно любила и насколько мне без них одиноко...
                                    
                                                 3

Наступила весна. Мокрая, туманная, ветреная. Тася зашла к Варваре Степановне. Она стояла у окна и смотрела во двор.
- Наша скамейка совершенно мокрая... Как это печально..., - произнесла она. - Фу, не люблю непогоду. Ранней весной природа, как туберкулезная барышня: все ждет пока солнце пробьет эту серую немощь, высушит плесень, которой  покрылась земля, как грязной пивной пеной... Соки тянет из всего. В том числе и из нас. Оттого мы и чахнем. Ты, Тасенька не заметила, что я стала излишне ворчлива последнее время?
- Нет, не заметила,- отозвалась Тася,- а, если это и так - ворчите... Иногда можно. А куда вы, собственно, спешите? Всему свое время. Торопитесь в лето? Вы же не переносите зной?
- Я хочу поскорее скинуть свое старое пальто. Устала его носить. В начале весны особенно ощутима необходимость легкости. А сапоги... Ты только посмотри на них! Вон, развалились у порога. У них молния заедает... А я вынуждена им кланяться каждый день. Вот ты смеешься... И правильно делаешь! Всю жизнь я раскланивалась перед публикой, теперь отвешиваю поклон старым сапогам. За что им такая честь, скажи на милость? За многолетнюю верную службу... Что ж, из всего приходится извлекать хотя бы малую пользу и утешение... Бог с ними... Пусть живут. В конце концов мы, в некотором роде, коллеги... Служивые! 

Тася уже давно поняла, что вся жизнь Варвары Степановны - это, постоянная игра, независимо от присутствия подмостков или вне их. Теперь, оставив театр, она все-таки продолжала свою жизнь в нем, потому что существование вне его означало конец женщины - актрисы. А другого предназначения она не желала... 
Сейчас я сяду и буду вслух читать Пушкина. Весной он тоже был недоволен. И нас с ним объединяет одна хвороба. Чувствуешь, как я мило примазалась к величию. Присоединяйся к нам. 
Весь вечер она читала. А Тася слушала и думала: " Какая же прелесть все это: Пушкин и Варвара Степановна, и непогода за окном, и развалившиеся у двери старые сапоги... 

                                                 4

В начале лета Варвара Степановна получила письмо. Писала дальняя родственница. Она приглашала ее в гости. 
- Ты, знаешь, Тася, я не люблю гостить. Но жариться все лето в Москве - выше моих сил. Моя родственница живет в своем доме на берегу реки. Вокруг лес. Думаю - это то, что мне сейчас необходимо. Буду наслаждаться природой, пить молоко и есть ложками свежий воздух. Ты, тем временем, отдохнешь от меня. А я буду скучать по тебе... Собралась она скоро. Провожать не разрешила.
- Ненавижу проводы. По мне так: они длятся бесконечно, а это тяготит. Я вызвала такси и благополучно доберусь до вокзала. Жди меня не скоро. Пробуду там все лето. Я тебе обещаю.

Вернулась через неделю.
- Боже мой, как это утомительно ощущать себя гостьей! Все вокруг бегают, суетятся, стараются угодить. Ты не подумай, что я ворчливая привереда. Напротив, я им безмерно благодарна. Но это так хлопотно для них... Я чувствовала себя очень стесненно. Я растворилась в их всеобщем внимании... и потерялась для себя самой. Мне было ужасно неловко.
- Вам нужно было побыть подольше,- возразила Тася, - они бы устали, а вы - привыкли.
- Ты так думаешь? Хорошо! В следующий раз я так и поступлю.
Все-таки Москва-это склеп. И жизнь здесь - жертвоприношение. Но... я вернулась. Вот несчастье! 
Если бы у нас был хотя бы крошечный домик со старым садом и подальше от городской суеты... Было бы великолепно...
Ты представь: всего неделя в деревне и, как оказалось - я есть. Я живая. Смотрю и вижу - небо то высоко. Чувствую, слышу, как надвигается ветер и проносится сквозь... Как старые ставни, скрипят насекомые. А, как то ночью вышла в сад - сплошная черная бездна... И, вдруг, странные звуки: тук, тук - яблоки падают... А какой там народ! Необыкновенные собеседники, удивительные рассказчики. Тебе нужно было ехать со мной! Какой материал...
- А я слушаю вас и, мне кажется, я была там с вами,- отозвалась Тася. - И мы еще поедем. Непременно поедем. Будем вместе сидеть и слушать, как падают в ночь яблоки.

                                       5


Тася на неделю уезжала из Москвы. Когда вернулась, сразу зашла к Варваре Степановне. Открыв дверь, она услышала:
- Боже мой, неужели я еще жива? Когда тебя не было, ни единого звука. Дверь, телефон - все молчат. Я уже стала сомневаться в моем присутствии на этом свете. Теперь ты рядом, и я очень тебе рада, моя девочка. Я собираюсь на выгул... Ты не составишь мне компанию?
Через некоторое время они уже прогуливались в сквере.
- Да...,- многозначительно протянула Варвара Степановна. - Чудны дни осени! Они такие разные... На вкус. Кто - то любит осень золотую - «бабье лето" Шуршащую листву под ногами. И солнце, такого, что может разогреть бабе душу до той поры, когда она была молода и красива. И к ней - и не вдруг - возвращается желание покуралесить, сбросив с себя все, что нависло за многие годы, вспомнив, наконец, что она - женщина. А то затянет сетью паутины, и ни лучика. Моросит с неба от ночи до утра, барабанит дождь по опавшим листьям, шепчет, скребется за окном ветер. Уговаривает, убаюкивает, вытягивает сладостные воспоминания. Порой на тоску наводит. А под утро, вдруг, ударит легкий морозец, посеребрит зеленую осоку и дохнет воздух свежестью, вспугнет последнюю свору птиц, и прокричат они в белесой тишине свою прощальную песню, оставив нас на пороге...
Сегодня замечательно! Как там у Александра Сергеевича: " ...сребрит мороз увянувшее поле..." Поля не вижу, а под ногой хрустит замерзший лист, превращается в труху. А ведь только вчера кружился... 
Как ты думаешь, кто кем больше правит - мы природой, или она нами? Хотя, человек та же природа. Только почему - то старается особнячком держаться. Хозяин!
- Вы, как всегда, задаете вопрос и сами на него отвечаете,- улыбнулась Тася.
- Да? Вот как! Я этого не замечала... И все - таки?
- По мне, так никто никем, никогда не должен управлять. Помогать - можно... А вот, что бы реки вспять... 
- Я тоже так думаю. Все одно, что жизнь обратно... Нет. Не хочу. С меня достаточно того, что мне было предназначено. Я получила все, о чем мечтала. Это большая редкость. И я благодарна судьбе. Только не думай, пожалуйста, что я одинокая старуха, оставшаяся под занавес без семьи, о которой некому позаботиться. Я никогда, ни о чем не жалела... Не жалею. Старость? К чему ее пестать. Молодость - вот раздолье. У меня было все. Конечно в пределах разумного. В том числе и любовь. Я влюблялась и, довольно-таки часто. Поклонников? Да, сколько угодно. Только все это быстро проходило. Влюбленность - это болезнь. Все одно - простуда. И, чем скорее от нее избавишься, тем лучше. Зато, как приятно ощущение выздоровления - освобождение от тяготившего тебя состояния...,- она посмотрела на Тасю,- я не права? Это мое личное мнение. У каждого на этот счет свой вкус... Кто - то проживает жизнь, обремененный этим. Привыкает... Я - не могла. Иногда, было такое чувство, что я внутренне борюсь сама с собой. Раздвоение личности. Это ли не болезнь... Тогда я быстренько собиралась, отбросив ненужное, и вновь становилась, как одно целое - сама своя. Я выздоравливала.
Театр был для меня и семьей, и домом... Моя единственная, настоящая любовь. 
И за эту любовь я отдала все. Мне, кажется, я достаточно расплатилась за право любить... 
Она подняла на Тасю глаза. В них была такая чистая правда, какую только можно было видеть и искренность,- которая только может быть.
- Я, надеюсь, Господь простит меня? Ведь я была предана любимому делу, как собака своему хозяину. Я, всего лишь человек, к тому же женщина. Старость к нам беспощадна. Самая страшная злодейка. Она подкрадывается незаметно. Ты еще чувствуешь в себе силы, совершенно не ощущая своих лет, а она уже успела начертать на лице свои пакостные каракули.
В театр пришли молодые режиссеры. Они видят все иначе. Сейчас это называется "современное видение" От настоящего театра остались только старые стены. Внутри его сплетается нечто - неопределенное, непонятное... Душа покидает свою обитель... Птица Феникс... Сгорает на лету... Вернется ли?... Когда?... 
Тася слушала актрису и молчала. Это был крик души... Ответа у нее не было...
- Мне предлагали роли,- продолжала Варвара Степановна,- от которых я отказывалась, чего со мной раньше никогда не было. Затем, как - то потихонечку отодвинули от премьерных спектаклей. Я проживала старое, давно идущее и то постепенно стали снимать из репертуара.
Так жизнь выжила меня... 
Я не жалею, что оставила театр... Нет... Это не правда... Тот, мой театр остался в душе навсегда.
Придя домой, она быстро скинула пальто, глаза ее блестели, будто и не было этих грустных воспоминаний. Она вновь стала молодой.
- Ты, знаешь, Тасенька,- прошептала она,- мы сейчас выпьем с тобой что - нибудь покрепче.- Она достала из буфета бутылку сухого вина.
- Давненько я не прикасалась к нечто подобному. Сейчас как раз самое время.
Она была прекрасна. Актриса не переставала ее удивлять. Тася теперь смотрела на нее и думала, что этой старухе по кличке "старость" не по силам женщины с такой душой. Она может только подступиться - и тут же шарахается, как ошпаренная. 
- Я хочу выпить за тебя. Да, да... Не сопротивляйся. Когда жизнь подводит нас к той, казалось бы последней черте; не оставляя ни капли надежды, а мы еще барахтаемся, не сдаемся, ей ничего не остается, как одарить нас за стойкость. Она делает нам подарок. Так вот - ты и есть подарок моей судьбы. Я благодарна ей, что услышала и откликнулась.

                                       6

Тася знала, что после ухода из театра, к Варваре Степановне никто не заходил и, если звонили, то редко. Но она об это никогда не говорила. Жаловаться на судьбу, одиночество было вне ее правил.

- Сейчас мы будем слушать музыку.- Сказала Варвара Степановна.- Мою любимую - "Реквием" Моцарта. Это то, что меня успокаивает. Да! Именно он. Когда я сказала об этом своей приятельнице, она ответила, что я ненормальная... Думаю, она поспешила... Моцарт - огромная душа. Когда я его слушаю, кажется и моя начинает разрастаться настолько, что способна покинуть свою плоть. И, что бы там не наплел Пушкин - отравить душу невозможно. И Сальери здесь ни причем... А вино продлевает жизнь. Только вот до каких пор нам ее удерживать - другой вопрос.
А ты помнишь тот маленький букетик? Я рассказывала тебе... Мне действительно передал его мужчина. Позже мы встретились с ним на юбилейном вечере в нашем театре. Тогда он взял мою руку, и я ощутила тепло его ладони... Это было единственное прикосновение, его я помню до сих пор ...
Мы подружились. Он был заведующим литературной части в одном провинциальном театре. Наша дружба не могла перерасти в нечто большее. У него была семья. У меня - театр. Мы часто писали друг к другу. Я постоянно ощущала его поддержку, заботу, настолько привыкла, что он всегда рядом... Хотя бы словом. И, представь себе, этого было так много... Бывает же такое...
У, все, моя дорогая... Мы слишком засиделись. Уже за полночь. А завтра предстоит интересный, длинный день. Погода меняется. Я же говорила - ни в чем нет постоянства. По всем приметам - будет дождь. Но мы возьмем большой зонт, будем гулять и слушать Бетховена. Что ты удивляешься? Представь, я слышу музыку во всем: каплях дождя, шорохе листьев, даже топоте башмаков по асфальту. Все. Разбежались.

Тася долго не могла заснуть. Варвара Степановна по - прежнему скрипела паркетом, щелкала выключателем и лишь под утро все стихло.


Часов в двенадцать Тасю разбудил телефонный звонок.
- Ты готова? - бодро спрашивала Варвара Степановна. - Я с зонтом, в калошах стою в коридоре и жду тебя.
Тася знала, что все это придумки Варвары Степановны, и у нее еще в запасе не менее часа, что бы собраться и выпить кофе. 

Они шли под одним большим зонтом, прижавшись друг к другу.
- Я же говорила, что будет дождь, а ты мне не верила.
- У меня нет радиоточки, - отозвалась Тася. - И я не признаю никаких прогнозов - слишком часто врут.
- А я и не прошу тебя их слушать, тем более верить. Лично я больше доверяю своим коленям. Они предупреждают меня заранее. 
Сегодня утром мне позвонила одна приятельница. Мы с ней вместе ушли из театра день в день. С той лишь разницей, что я оставила сцену, она - гардероб. Что ты улыбаешься? Принять зрителя и с достоинством проводить его, что бы он приходил еще и еще... - тут тоже нужен талант. Она прекрасно справлялась со своей ролью. Так вот, она сказала, что ветеранов сцены приглашают на благотворительный ужин. Предварительно я должна зайти в театр и взять у администратора какую - то бумагу, кажется пригласительный билет.  Как тебе это нравится? Конечно же я никуда не пойду. Во первых - я сыта. Ненавижу столоваться... Считаю это ниже своего достоинства. Такой роли у меня еще не было... И теперь я расстроена ...

Она долго шла молча. Тасе не нравилось ее состояние.
- Ты, знаешь, деточка, кажется, я продрогла и хочу выпить горячего чая.
Они зашли в подъезд и, по обыкновению, стали подниматься пешком. На втором этаже Варвара Степановна остановилась. Она тяжело дышала, опираясь на Тасину руку.
-Какая ерунда...! Кажется, меня начинают подводить ноги.
- Может быть стоит воспользоваться лифтом,- забеспокоилась Тася.
- Ни коим образом. Я передохну и мы сделаем последний рывок.
Его она проделала с большим трудом, после чего, слабо улыбнувшись, сказала:
- Замечательно! Я должна была это сделать и у меня получилось.
Дома она села в свое любимое кресло:
- Погружаясь в него, я погружаюсь в себя. Представляешь, сколько меня в нем накопилось за многие годы... И что ты мне суешь? Кто тебе сказал, что градусы измеряются под мышкой? Чушь... Ну, что ты там прочитала?
Температура была высокая.
- Неужели это вам так интересно,- пробурчала Тася.- Если вы сгораете от любопытства, скажу... Здесь написано, что вам необходимо принять, так не любимую вами, горизонталь. 
Она помогла ей лечь в постель.
- Я посижу с вами... 
- Посиди. Только не дуй на меня, как на догорающую свечу, и не надо этих мокрых тряпок...
Она сразу заснула. Сон был беспокойный, что то бормотала, дышала тяжело - она бредила. К утру температура не снизилась, и Тася решила вызвать врача. Как только в прихожей взяла трубку, услышала голос Варвары Степановны:
- Вызываешь перевозчика? Напрасно. Я себя прекрасно чувствую. Только очень хочется пить. 
- Уже вызвала, - вернувшись, ответила Тася, поднося ей стакан воды.

Врач внимательно осмотрел актрису. 
- Доктор, у меня банальная простуда, я говорила этой непослушной девчонке, что вас не следовало беспокоить. 
В прихожей врач сказал Тасе. что больную нужно срочно госпитализировать.
- Возможно простуда,- сказал он громко и тихо добавил,- боюсь, что нечто большее...
- Конечно, это простуда. Вы знаете, доктор,- стараясь, бодрым голосом говорила Варвара Степановна,- я хочу вам признаться... На меня еще никогда, ничего не заводили... Ни больничных карт, ни уголовного дела... - она попыталась улыбнуться.- Терпеть ненавижу, когда пачкают бумагу, описывая такую не приятную тему, как болезнь. Это ужасно скучно читать. И я знаю, если у меня не простуда, значит - тоска и нет ничего более скверного, чем про нее писать. Каким изощренным художественным словом нужно обладать, что бы это вызывало хотя бы малейший жизненный интерес.
- Ну, у нас и от тоски есть лекарства, - мягко улыбаясь, произнес доктор.
- Нет, вот тут вы глубоко ошибаетесь. Ее не лечат. Она либо проходит сама, либо... - Варвара Степановна замолчала. 

Несколько дней Тася не выходила из больницы. Она не оставляла Варвару Степановну ни на минуту. С каждым днем ей делалось хуже.
- Милая моя, я вижу, как ты устала от этой старухи. Ты постоянно сидишь около, и не даешь возможности мне подняться, и заняться чем то более интересным, нежели рассматривать потолок. Я уже изучила на нем всех мух на фоне желтых пятен. Если бы я была Дали, то давно сотворила какой-нибудь шедевр. Но, увы, я - не он. У меня нет таких очаровательных усов.Такая жалость... Если я попрошу тебя, ты оставишь меня в покое хотя бы на несколько часов?
Тася чувствовала, как ей тяжело... Говорила она медленно, почти шёпотом, при это не теряя своей обычной интонации.
- Нет, не просите,- пробурчала Тася. 
- Позволь, но это нужно не тебе, а мне... 
- Ну, и что вы напридумывали?
- Я не придумываю. Просто в этих, с позволения сказать, кулуарах плохо топят. Мне безумно надоело видеть их одеяло. Оно меня раздражает и ничуть не согревает. Я тебя очень прошу, возьми у меня в тумбочке ключи от квартиры и принеси мне из дома шаль. Она мне очень дорога. Мне подарила ее во время гастролей одна пожилая женщина. Поднесла и сказала, что вязала ее с любовью. Просила принять... Сама понимаешь - от любви не отказываются. Эта шаль всегда меня сопровождала. Теперь ее нет, поэтому я не могу выздороветь. И это еще не все... Там, в шкафу лежит альбом с фотографиями и письма. Увидишь, они перевязаны ленточкой. Принеси, будь добра. Они меня согреют. 
Тася не смогла ей отказать. Когда она уходила, Варвара Степановна тихо сказала:
- Только, пожалуйста, не спеши... Это не срочно. Просто - так нужно. Очень...
Тася взяла такси туда и обратно. Было плохое предчувствие. Она даже в какой - то момент хотела вернуться, но не посмела, подумав, что эту просьбу она должна выполнить, что бы не огорчать Варвару Степановну. 
Когда вернулась в палату, койка была пуста. Кто-то осторожно тронул ее за плечо. Это была палатная сестра. По ее глазам Тася поняла все... 
- Вы Тася?- спросила девушка.- Варвара Степановна просила передать вам.- Она протянула ей письмо.

"Милая моя девочка. Прости, что отослала тебя таким образом. Никогда не умела хитрить. Теперь, ты видишь - я способна и на такое. Но... Это исключительный случай. 
Мне очень хотелось, что бы ты забрала из дома самые дорогие мне вещи. Квартиру вскоре опечатают, и мне не хотелось, что бы они попали в чужие руки.
Я безумно благодарна тебе, что ты была в моей жизни... 
Спасибо, что откликнулась.
Такие люди, как ты - большая редкость. Ты, сама того не ведая, помогла мне освободиться от тягот прошлого. Теперь я налегке, как на круге - без мишуры...
Храни тебя Бог за твою доброту и тихое участие... Дни, проведенные с тобой, я была счастлива. Веришь ли ты мне... Я никогда, никому не говорила неправду. Смолчать, поступить так как надо... Теперь ты все знаешь...
И еще... Там, на связке ключей забери самый маленький, он от почтового ящика. Позаглядывай в него некоторое время. Письма прочти. И поступай с ними, как сочтешь нужным... Теперь уже можно. Я передаю их тебе, как дополнение к недосказанному. Ты знаешь, кто их писал. Он был моим другом. Дружба - это дольше, чем любовь... Только, ради Бога, не принимай это, как наставление. У человека должно быть все, чего он достоин. 
Да! Постарайся как можно больше ходить пешком, хотя бы на наш третий этаж.

Твоя В. С.

- Когда это случилось...? - спросила Тася у медсестры.
- Почти сразу, как вы ушли.
- Значит, она писала раньше,- прошептала Тася,- свою последнюю роль она сыграла великолепно.
- Вы что то сказали?- спросила сестра.
- Нет. Это так - « мысли вслух"
                                                   7

Письмо Варвары Степановны казалось настолько обыденно-просто, что у Таси было такое ощущение, что актриса ненадолго вышла, оставив ей записку с поручением.
В таком состоянии Тася пребывала так долго, каким то одним, монотонно протекающим днем, в котором не было ни утра, ни вечера... Она, как маятник, ходила по тропинке, сидела на их скамейке и снова ходила. Сна не было. Она много работала, чувствуя в этом спасительную необходимость. Иногда, ей казалось, что за стеной кто то ходит, щелкает выключателем. И было это так явно, что возникало желание кинуться и позвонить в дверь... К письмам за все это время она не прикасалась, чувствуя, что рано. 
Однажды, обессилив, сама не помня как, Тася вошла в лифт и нажала на кнопку. Кабина остановилась между вторым и третьим этажами. 
- Говорила же идиотке - ходи пешком,- Тася сползла по стенке, села на корточки и, впервые за несколько дней, заплакала.
Сколько просидела в лифте, как ее освободили, она не помнила. Придя домой, не раздеваясь, легла и проспала всю ночь. Утром проснулась от странного грохота. Она вышла в коридор. Мужики в спецробе выносили из квартиры Варвары Степановны мебель и тут же, около двери складывали ее в кучу. На вопрос Таси "что они тут делают", молодой паренек ответил:
-То хиба не бачитэ? Ремонтуваты будэмо. Хозяева велели всю эту рухлядь выбросить на мусорку.- Тася ткнула пальцем в кресло:
- И это тоже?
-Так кому ж воно потрибне? - удивился паренек.
- Мне,- тут же отозвалась Тася, - милые, хорошие, не выбрасывайте его. Помогите занести в комнату. Вам же ближе. Я заплачу.
- Так хоч все забырайтэ ...,- усмехнулся парень.
- Нет, только кресло. Очень прошу.
- Слухай, тут говорят якась знаменитость жила? А по обстановци не скажешь...- спросил парень, затаскивая кресло в Тасину квартиру.- Ух ты, важкэ... А тоби то нащо цэ рухлядь?
- Это очень дорогое кресло. Живая память.- Ответила Тася.
- Та, ну! Так я ж на цёму не знаюся....- Парень внимательно посмотрел на кресло, потом на Тасю.
- Дорогое говоришь? Чудно... Ну, бувайтэ здоровы.
- Спасибо большое,- Тася протянула ему деньги.
- Та вы що! Немае за що! Ты заходь, може ще що сгодится.
- Нет, спасибо,- отозвалась Тася, закрывая за ним дверь.
"Вот теперь, кажется, все в сборе"- подумала она. Тут же раздался звонок в дверь. Все тот же парень стоял на пороге.
- Ось, у ных на стинци высило. Може, родычи яки? - он протянул фотографии. Тася приняла их: Чехов, Станиславский, Цветаева, Блок. 
- Вот, спасибо. Вы правы. Это самые родные люди...
- О, я так и подумав. Ось цього я, здаеться, де то бачыв,- указал парень на портрет Чехова, - а остальных... Ни.., не помятаю. Так хто ж там жив то? - не унимался паренек.
- Актриса,- ответила Тася.
- А, ось воно як... Знаменита?
- Просто актриса,- тихо сказала Тася.
- А, зрозумив... Вы вже выбачытэ, - сочувственно кивнул головой парень и вышел.

Тася поставила кресло ближе к окну. Напротив на стене повесила фотографии. Достала из шкафа шаль, накинула ее на плечи. Взяла стопочку писем, села в кресло.
" Вот теперь, Варвара Степановна, с вашего позволения, начну..." 

На этом можно было и закончить повествование, если бы не письма.
Конечно, не все и не полностью... 


Как "дополнение к недосказанному"


1
Милая, хорошая вы моя.
Наконец-то мы встретились. Как долго я ждал. И это награда за мое терпение. Вы мой единственный друг. Только с Вами могу говорить свободно, не таясь. Где-то припозднилось наше счастье. Но, видно, так предначертано судьбой. И я благодарен ей за тот светлый миг, который она подарила мне.
Вы спрашиваете как я живу. К чему Вам мои серые будни. Заранее знаю - они вам не интересны, как, впрочем, и для меня.
Лучше - чем я живу! А я жив только вами. Хочу говорить с вами, думать о вас, слышать вас бесконечно. После нашей встречи прошло совсем немного времени, а мне, кажется - целая вечность. Очень хочется видеть вас. Но приехать в ближайшее время не будет возможности. Я буду писать к вам, как можно чаще. И вы пишите. Хотя бы несколько спасительных строчек. Когда я получаю ваши письма, жизнь продолжается. Если нет - она останавливается для меня. Тогда я начинаю писать к вам, т. о., пытаясь расшевелить ее и надежду, что услышите и откликнитесь мне...

2
Милая Варвара Степановна
Вчера я был на вашем спектакле. Так и не решился подойти. Вокруг вас было столько поклонников. Я завидовал им. Вы были такая счастливая... Знаю, будете ругать меня. Ругайте, ругайте на здоровье... Знаю, как мило вы не умеете это делать...
Мне нужно было срочно ехать. И несколько минут не спасли бы нас, а только расстроили. Даю вам слово, что вскоре обязательно приеду.
У нас уже осень. Это мое любимое время. Думаю и вас оно не оставляет без волнения. Хочется гулять с вами, говорить и читать стихи, помните: "наперегонки" Завидую поэтам. Это Божий дар. Мне не дано. То, что можно бы было совершенно точно и проникновенно написать в четверостишье, я раскатываю на десяти листах. И до сути так и не могу дойти. Чувствую... и не могу. Это равносильно тому, как бы вырвали язык...

3
Милая Варвара Степановна. Спасибо, что откликнулись.
Вы удивительны во всем. С меня довольно двух строчек, написанных вами - и вы уже вся в моем воображении... 
Пишу из театра. Вокруг люди, шумно. Меня зовут ехать. Боюсь нарушить ауру от прочтения вашего письма...

4
Варвара Степановна, милая, единственная.
Я с театром на гастролях. Заехали в дивный провинциальный городок. Удивительно, как здесь сохранились старые купеческие постройки. Улиц не много. Они прямые, длинные. И театр чудный. Маленький, настоящий. Не новодел. Вот бы вам сюда! Об этом могу только мечтать. А, вдруг, соберетесь и приедете? Не надолго. " Хоть час - да наш..." Мы сюда заехали на неделю. Письма к вам пишу и складываю, по той причине, что не работает почта. Если появится возможность, отправлю с нарочным. Вы, верно, тоже уже на гастролях. Отчего мы не вместе... Что вам предпочтительнее: тихая российская глубинка, или шумная заграница? Думаю, вы выбрали бы первое. Здесь все камерное. Тишина, от которой звенит в ушах. Очень скучаю без ваших писем. Тешу себя надеждой, что они ждут меня по возвращении.

5
.... Давно не было ваших писем. Что только не замешано в моей голове... Дурное гоню. Верю, что у вас все замечательно. Сегодня настоящая весна. Все, как вы любите. С утра вдруг сорвалось и понеслось. Буйством красок, громким перезвоном. Бесконечный поток радости. Чувствую, что ваше письмо будет завтра и это будет самый большой праздник. Как я нетерпелив...

6
Спасибо, милая, что откликнулись.
Сегодня я счастлив. Хожу и во мне ваш голос. Я отвечаю вам, говорю много. Спрашиваю вас и за вас же отвечаю. Заранее знаю, что, писать буду уже совсем о другом. Из того, что думалось - растерял. Появилось новое и все это ваше!
В вас больше души, чем плоти. Вы всегда во мне присутствуете. Свидание с вами было бы самым радостным событием. Но, при встрече не смогу сказать и половины того, что пишу. В вашем присутствии я обо всем забываю. Когда вы далеко - я полон вами и тянет к вам бесконечно, хотя бы мыслью, больше душой.

7
Милая Варвара Степановна.
Извините, что долго не писал. Это не оттого, что был чем-то занят. Не писал от однообразия и отсутствия приятного. Зная, как вы не любите нытье. К тому же, это и не мой стиль. 
Сегодня все хорошо. Думаю о вас. Постоянно перед глазами ваша гримерка. Вы в свете софит - такая ясная, легкая. Этакое неземное сияние...

8
Хорошая моя.
Спасибо за подарок! Теплый, живой, настоящий Рождественский. 
Вы бесконечная выдумщица. Как вас хватает на всякого рода оригинальности при вашей кругосветной занятости. Милая моя, я счастлив бесконечно, думая, как вы помните, заботитесь обо мне. Неужели это все со мной...
Теперь, представьте, дорогая моя; я расхаживаю в ваших очаровательных носках-валенках по кабинету, буквально растворяясь от избытка нежности, лишь только коснется ступня пола. Она волной пробегает по всему телу и, вот я, утопающий в неге, уже не хожу - летаю. Ко всему прочему - вы заставили меня каждый день швабрить пол. Делаю это с удовольствием. Дабы ощущение прекрасного начинается сразу же от прикосновения к чистоте.

9
Милая Варвара Степановна.
Сегодня со мной приключилась презабавная история. Шел я по улице и, как всегда, думал о вас. И, вдруг, я увидел вас. Вы шли за несколько шагов впереди меня. Я, без малейшего сомнения, поверил, что это вы. Ваша фигура, походка... Я кинулся, догнал и чуть было не схватил за руку... Вы обернулись и (так уже сейчас думаю) оттого, что очень хотел вас видеть, буквально прокричал: "Это вы! Как! Каким образом? Вы здесь?" Вы смотрели на меня с таким изумлением... И, лишь, когда сказали: " Я здесь живу " Я понял, как ошибся... Все оттого, что "хочу поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами..." И, представьте, кажется, дама усомнилась в моем рассудке. Я уже отошел, извинившись, оглянулся. Она тоже оглянулась и, вдруг, спросила: " Простите, а я кто?" И, верно, оттого что очень хотелось, я ответил: " Варвара Степановна... " "Возможно"- сказала она, улыбнувшись.

10
Милая, хорошая. Отчего мы не живем в одном городе. Представьте: я бы вечером забегал к вам. Послушать вас, поговорить с вами. Как не хватает мне доброго, мудрого, отрешенного, никуда не спешащего человека. Ведь это все в вас есть. И, умоляю вас, будьте. Хотя бы на расстоянии - я должен знать, что вы есть.
Как вы умеете слушать... Вы никогда не способны прервать и, в то же время, так явно ощутимо ваше участие, хотя и безмолвное. Ваши глаза всегда так о многом говорят. В них столько интонации. Они отражают все краски человеческих чувств. Могут говорить; спрашивают, отвечают, радуются, удивляются... Вы поддерживаете в собеседнике то , самое необходимое, ради чего стоит жить. И не из жалости, а из уважения. Тем самым невольно начинаешь уважать себя за то крошечное желание, ощущая, наконец, значимость его. Мне бесконечно дорого ваше благородное участие...

11
... Сегодня весь день пишу для вас пьесу. Тороплюсь. Все время думаю,- как она вам понравится...Что - либо добавить, изменить - не получается. . Вы - совершенство. И мои потуги напрасны. Очень надеюсь, что примите ее. 
Она - это вы, как есть во мне...


12
...Мне часто снится один и тот же сон. Если бы не упорство, с которым он повторяется, не писал бы вам ...
Я в большом доме... Длинный, залитый солнцем коридор... Множество комнат. Я хожу, открываю двери, поток солнечного света, непомерно яркого ослепляет меня. В комнатах пусто, совсем пусто, только этот свет заполняет все - царство света в царстве сна. Ищу вас... Знаю - вы здесь, в доме, но найти не могу. Вдруг - просыпаюсь. Беспокоит странное ощущение... Не могу освободиться ото сна... Я все еще в нем ..., и вы... где то ...


13
Милая, хорошая вы моя.
Я бесконечно счастлив вами.
Хочу, чтобы вы знали, помнили это всегда.
Ведь вы, сами не ведая того, помогли мне найти себя. Я стал смотреть на все вашими глазами. По - другому не мог, потому что знал, понимал, верил вам больше, чем себе. 
Вы разбудили во мне чувства, которые давно спали, или ранее не просыпались вовсе...
Помогли понять, что значу я. Что я - это я, а не серая однообразная масса, слившаяся в один поток. Вы вывели меня на свет. Я увидел вас, и все изменилось вокруг... То, что когда то казалось не нужным, мелким - стало более значимым и наоборот: то, что давило, мешало жить - само по себе отодвинулось, обернувшись пустым и наивным. Если бы не вы, как скучно, однообразно, ненужно прожил бы я жизнь. Вы уж простите мне эту безграничную откровенность. Я должен вам все сказать...
Совсем скоро я уеду... Отложить..., остаться..., вне моих сил. 
Если больше не получите писем, умоляю - не думайте плохо... Помните наш уговор: "все должно быть хорошо"
Какой бы ни была жизнь - все - таки она прекрасна, хотя бы тем, что мы можем на что - то надеяться... 

Храни вас Бог за вашу бесконечную доброту и чистоту...
Живите долго и светло...

     ---------------------------------------------------------------          

Прошел год.
В квартиру Варвары Степановны давно заселились новые жильцы.
Замочек на ящике не меняли. "За ненадобностью"- подумала Тася. Она открыла ящик - он был пуст... 
Тася вышла в сквер. Стояли последние зимние дни. Редкие снежинки плавно кружили в воздухе. Тася вспомнила, как говорила Варвара Степановна: "Это зима прощается с нами. Машет нам напоследок... А ты подставь лицо... Чувствуешь нежность ее легких прикосновений? Будто говорит: " Не печалься. Я еще вернусь... Только помни обо мне... "


Все - таки ничто не проходит не оставив следа. Так устроена жизнь...
Едва уловимым, тонким росчерком вдруг коснется, и потянется вслед вереница добрых воспоминаний, пробуждая в нас нестерпимое желание жить...

Как часто в детстве,  вечером, прыгнув в постельку, натянув до самого носа одеяло  и крепко зажмурив глаза, вы, с нетерпением ждали сна ... А он ни шел и ни шел. Задержался где -то. Летает себе  и совершенно не знает, как же срочно вам нужно в день завтрашний, а через ночь перескочить просто невозможно.
Ведь бывало? Ну, допустим,  впереди какие -то сногсшибательные события: Новый год, утренник в детском саду, приезжает любимая бабушка, или вы к ней едете по Волге на теплоходе и чемоданы уже собраны. А может быть день рождения? Вы пригласили друзей и все они обещали придти с подарками. А самый главный подарок от папы и мамы уже лежит в шкафу. Но он по -  настоящему пока не ваш. Он - спрятанный. Просто (когда мамы и папы не было дома), совершенно случайно откопали его в самом углу огромного шкафа.... И даже подержали в руках большого рыжего медведя в кудряшках, круглые, карие глазки - стеклышки блестят. И еще, он кричит почти как настоящий, если его перевернуть со спины на брюхо и обратно. Но... пока он не ваш. И только завтра.... А впереди еще целая ночь, почти что вечность, о которой вы  не имеете никакого понятия. Просто вам хочется поскорее заснуть, потому что, и это вы знаете  наверняка, во время сна ночь пролетит быстрее.  Вы очень стараетесь, но ничего не получается и, кажется, не получится никогда.  Вы крутитесь и вертитесь с боку на бок. Простыня сбилась, подушка давно залетела под кровать. Ноги залезли в пододеяльник. Вконец запутавшись , вы лежите спеленатый и, когда кажется  уже нет сил , приходит ваш спаситель: сладкий, легкий, нежный детский сон. Он пролетает  так мгновенно, будто не было ни ночи, ни предрассветного тумана на земле, а утро вероломно вкатилось в ваш день, оглушая и ослепляя все вокруг.Недовольно пожмурившись спросонья и, наконец, вспомнив, какой сегодня день, вы  распахиваете глаза. Перед вами родители.  Они светятся радостью, а в руках у них круглый, как солнечный диск, рыжий, весь в золотых кудряшках мишка. И его протягивают вам, а вы принимаете  влажными от волнения ладошками , прижимаете к себе и чувствуете, как бешено колотится сердце и от счастья захватывает дух, как в парке на качелях, вверх и..."ух"...
  Сколько же лет пролетело...  И снова не спится. Только теперь вы знаете - это банальная, возрастная бессонница. Вы пытаетесь заснуть, но голова забита всякой ерундой, которую вы вновь и вновь прокручиваете. Пора бы забыть и не мучиться, да как то не получается. Вконец устав от желания сна и его отсутствия, вы включаете лампу, берете со столика книгу, вынимаете очки, заложенные на нужной странице, цепляете их на нос и пытаетесь окунуться в мир умных мыслей, что бы  как то приглушить, бесконечно стучащий в голове бестолковый телеграф.
Но вот вы уже слышите, как начинает громыхать лифт, в парадном захлопали двери, за стеной зашумела водопроводная труба.  Вот и дымком потянуло... Сосед на площадку покурить вышел.   Сипло заскрежетала крышка старого мусоропровода , громкий хлопок,  и по всем этажам зазвенела стеклянная тара - следы чьего - то ночного вдохновения.. Вы подпрыгиваете и сразу встаете. Нет. Это уже слишком. Воображение заработало в полную силу. Пора переключаться. Вы направляетесь на кухню . Нащупав на стене выключатель, включаете продолжение, так и не сумевшего прерваться дня вчерашнего и совершившего переход в день сегодняшний. А здесь, все, как всегда по кругу. Кофе, лейка, цветы, календарь на стенке- численник отрывной. Таких уже давно в домах не держат, но вам он почему то дорог. Он, как домовой. Распорядитель и приказчик. Без него никакого порядка в доме. Придерживая левой рукой календарь, правой отрываете листочек, скомкав кидаете в мусор еще один день жизни.
Вот и рассвело. Подошли к окну. Непогода разгулялась. " Мело,  мело по всей земле..."
Мама любила рассказывать , что , когда вы родились,  была сильная метель.  И было это... (невольно оборачиваетесь к календарю) сегодня, только  много лет назад. Так вот почему не спалось. Сработал внутренний часовой механизм. Что же спасибо, родной. Не подводит. И вот вы уже у заветного шкафчика. Открываете стеклянную дверцу...
Вот она - чашечка, подаренная бабушкой, в возрасте моложе вашего. Дедушкин бокальчик в оранжевых календулах. Книга Б. Заходера с картинками от первой учительницы. Белый фарфоровый молочник от школьной подруги Любы. Кукла Галя с закрывающимися глазами,  на спинке веревочка с пуговкой, если за нее потянуть, она говорит вам "ма-ма" . Красный плюшевый альбом с детскими фотографиями - подарок родителей и зеленый с школьными  от какого -то   М.К. с папиной работы:    "... за хорошую учебу и примерное поведение...."  и, конечно, рыжий в солнечных кудряшках мишка. Вы протягиваете к нему руки... совсем детские, влажные от волнения, прижимаете к себе  и ощущаете, как трепетно  отозвалось сердце.

Вещи из далекого прошлого. Сколько жизни накопилось в них. Стоит только прикоснуться к ним  и плывут воспоминания. Нежные мамины руки, добрый взгляд отца,  смущенная улыбка деда, мягкий голос бабушки и ее обязательная присказка: "иду я сегодня к тебе, а навстречу лисичка - сестричка. И говорит: " Передай ка и от меня подарочек. Да смотри не забудь." Разве  можно забыть эти живые островки детства. Они есть у каждого. И совсем не важно где и как они хранятся. Одно, и это совершенно точно, с годами они становятся дороже и дороже. Иногда, вдруг, они начинают проступать так явно; либо знакомым до боли запахом, красками рассветного утра, завыванием вьюги в печной трубе, легкой поземкой, или мохнатыми сугробами. Ласково и нежно прикасаются они, согревая теплом, светлой радостью и покоем наполняя сердце, очищая     душу.

 Они вышли от редактора, плотно прикрыв дверь. По коридору на встречу уже спешили сотрудники. Судя по ослепительному блеску глаз, торжественно приподнятых плеч, распахнутому к объятью рук - они  знали все:
- Поздравляем,  ребята, не каждому такое счастье под Новый год выпадает.- Вы на особом счету...
-  Я бы за вас...  Так не доверяют.
- Тепло оделись? Варежки, варежки не забудьте.
- Горячительного в термос взяли?  Ну как же , самое главное!!!
- Да пошли вы...- не выдержала Лена. Тресните от зависти....
- Леночка, не переживай. Сейчас быстренько отстреляемся. Выпотрошим прохожих, как на исповеди и к елочке.
- Ага... До Нового года считанные часы... Люди спешат с авоськами салат кромсать. Погода мерзкая. И кому в голову взбрело эту передачу делать. Уж конечно не главному..... Ему кто -нибудь " а - сю-ся". А он и рад. " Идейка хорошая". Ну нам то за что? Леш ! - Леша перегородил ей дорогу, взял за плечи, приподнял, встряхнул, на место поставил.
-Так, а кто первой сказал, "все сделаем, Пет Петрович. .. И перестань ворчать. Ко всему подходим легко и непринужденно.  В таком расположении духа и  кислой физиономией тебя к людям нельзя выпускать. Еще  с этаким, можно сказать, интимным вопросом, как там: "Ваш самый счастливый или особенно запомнившийся новогодний вечер..."  Нужно людей расположить к себе...
-  Стоп. Старик, что ты городишь? Сомневаешься во мне?  Нет , скажи, скажи... И как после этого мне с тобой работать?
Леша отскочил, дабы не получить от нее затрещину: Прости, прости, мне показалось..
- То то же.  Да я сейчас лицо в машине нарисую: кра - си - ва -я, весе - ла-яяяя! Крылья почищу и вперед с песней.  А почему стоим?  Заводи мотор...

На углу у Поварской оставили машину и нырнули в людской поток.

- Леш, работаем. Камера. Я в народ пошла...
- Добрый вечер, дорогие друзья.
 С вами наша передача: " Остановись на минуту , прохожий" и я - ее ведущая Елена Романова - приставучая и надоедливая. Особенно сегодня, в преддверии Нового года, когда все спешат, я буду путаться под ногами, на первый взгляд с простым вопросом,  хотя, сама я так не думаю... Давайте послушаем, что ответят наши прохожие.

- Добрый вечер , милая девушка. С наступающим. Понимаю, вы торопитесь, вас ждут. Только один вопрос.
- Перед Новым годом, все что угодно, - улыбнулась девушка.
- Ваш особо запомнившийся, может быть, самый счастливый новогодний вечер ?
- Совершенно точно. Он наступил два года назад . Я познакомилась со своим мужем на новогоднем вечере у друзей. Влюбились сразу с того момента и на всю оставшуюся...
- Замечательно. Я и наши телезрители рады за вас и ваше счастье без конца... 
- С наступающим и счастья всем,- девушка помахала рукой и скрылась в толпе.

- Молодой человек, извините, понимаю все спешат, только один вопрос ....

- Ой, да запросто. Сын у меня родился под Новый год. 
- Вот радость, так радость, - засмеялась Лена. Так вам уже год?
- Почему же, мне тридцать пять, а сыну десять.
- Надо же, как время летит... Счастливого Нового года вам и с днем рождения сына.

 Пожилой мужчина с авоськами:
- Квартиру дети купили , съехали от нас  со старухой  аккурат под Новый год. Так все одно- все у нас пасутся, вот и сейчас готовимся, скоро прибегут и малышня, и взрослые. Так  что, скучать не приходится. Побегу , а то жена  заждалась.. 

- Счастливый Новый год?- Задумалась женщина. - Как то получилось, что все в детстве осталось... Нет, я не грущу, есть что вспомнить. Самое дорогое на всю жизнь: мама, попа, я и "Голубой огонек"

 Лена крутилась в многолюдной толпе, щедро даря очаровательную улыбку, поздравления, извиняясь, задавала один и тот же вопрос. Кто то, не замечая пробегал мимо, некоторые просто пожимали плечами. Встречались и такие, что охотно рассказывали про свою жизнь, ее счастливые моменты.
Леша был рядом.  Отбегая, приближался вновь. То маяча перед носом у Лены , вдруг неожиданно  вырастал за ее спиной . С разбегу, плюхнувшись на колени,  наезжал с камерой , вызывая хохот, поднимая настроение. То, вдруг, скрывался за дощатой изгородью, строящегося объекта, мерцая сквозь нее зеленым огоньком камеры. Вытворял цирковые номера , стоя на одной ноге на урне, спускался с ледяной горки, никогда не теряя Лену из вида, стараясь создать своеобразный всеобъемлющий мир.

Лена  заприметила в толпе женщину с букетом еловых веток в одной руке и тортиком в другой.

- Извините, милая дама, всего один вопрос:  самый запомнившийся новогодний вечер. Каким он был ? Или вы его ждете?
- Жду... Вот уже несколько лет жду. Муж обещал вернуться к празднику из командировки, но случилось несчастье...  Я жду его всегда...  Вот ,-она приподняла руки с коробкой и букетом .... Накрою на стол и мы будем, как всегда вместе... Я чувствую, он рядом...
- Извините, я расстроила вас,-смутилась Лена.
- Нет. Это же жизнь. Разная, чаще не предсказуемая... Помимо нашего желания, она продолжается, либо обрывается. Буду жить, с благодарностью за тот миг счастья, что имела. С наступающим вас.
- И вам всего доброго.

Лене стало грустно. Чем чаще она задавала вопросы, тем более росло это чувство. Новый год - это не только сказочный праздник в мерцании новогодних огней . Хотя, безусловно, радости в нем больше, чем печали. И все - таки, это рубеж между старым и новым. Итог еще одного пройденного пути.  У молодежи все впереди, пожилые чаще оглядывались в прошлое, чтобы извлечь добрые воспоминания, хотя бы на миг оказаться рядом с любимыми...

Прохожих становилось все меньше." Надо закругляться",- подумала она.
Последний вопрос в этом году, скорее пожелание.

- Чего бы вам хотелось пожелать людям в Новом году,- обратилась она к прохожему.
- Здоровья, счастья , уюта в Доме нашем. Поменьше склок, никому не нужной бравады. Побольше искреннего, доброго отношения друг к другу. Казалось бы нет ничего проще - любить друг друга, отбросив мелочную суету и холод отношений.  Счастья вам и нашему Дому .
- Спасибо  за добрые слова.

Леша заметил состояние подруги. Она стояла среди редких прохожих, прижав микрофон к щеке. 
- Ей. Ты как? Замерзла или устала.  Дай ка,- Леша потянул на себя микрофон. Девушка, а вы не заметили, что у вас на носу?- Она потерла нос. - Нос, как нос. А что?. 
- Новый год на нем. Осталось сорок минут. И последний вопрос я задам тебе. Можно?
- Попробуй,- Лена улыбнулась.
- Так, как там? Самый счастливый был, или будет?  Ждешь? 
- Жду, конечно. Пока жизнь не остановилась, нужно надеяться. В ней так много хорошего.  - Она обратилась в камеру,-  Радуйтесь каждому дню, свету в окне, восходу солнца и тихому закату. Самое страшное для человека - одиночество. Да не коснется вас его кара. Нужно суметь найти себя в  жизни. Держитесь за малую возможность необходимости своего присутствия на земле. И все будет хорошо. Живите и радуйтесь, пока рядом с вами близкие, друзья, любимые. Дарите тепло, заботу, любовь, и вам воздастся за доброту вашу.

 С наступающими Новым годом, дорогие друзья.

Еще прикрыты веки, дрожат ресницы, сквозь них молочный свет. Постепенно проступают контуры домов, деревьев. Вначале условными, едва уловимыми штрихами, все четче, ярче. Вслед за безмолвием ночи, вдруг  надвигается шум. Ветер по земле прошуршал, прихватив серой дымки ковер. Трава, вздрогнув  , выпрямилась, стряхнула серебряные бусинки росы, они рассыпались и затерялись. Земля, пробуждаясь прошептала: " Я сделала свое дело, прогнала ночную тьму. Теперь твой выход, солнце" У самой кромки горизонта появилась едва заметная розовая дымка. Она подтолкнула дремавшее облачко. Оно недовольно вздрогнуло, потянулось и скрылось за опушкой леса. По небу поплыла серо - розовая вуаль и почти сразу вслед за ней медленно появилось солнце. Вскинув руки , оно выплеснуло поток ярких лучей: " А ну , гоните дремоту, зевоту, людям земли тепло несите. Здравствуй, Мать земля. С новым днем тебя!" Яркий лучик пробежался по саду, заглянул в темные уголки ветвей деревьев: " Это, что за сонное царство. А ну , кшышь..." - спугнул дремавших птиц. Они закричали на разные голоса и стаей метнулись в небо, устроив в саду переполох: задрожали  ветви старых яблонь, обронив белоснежный цвет,  лепестки завьюжили  по саду  и плавно опустились на  землю кружевным покрывалом. Солнце, обойдя старую дачу, спряталось в ветвях высокого тополя.
                                                             1
- Девочки, девочки, просыпайтесь же, сони. Вы только посмотрите, что за прелесть наш сад. Все это как заключительный аккорд нашего школьного бала.- Ирина, подобрав подол белого платья, босиком сбежала с веранды,- смотрите, солнце восходит, пора желания загадывать.
- Что еще за примета такая,- блаженно потянулась Татьяна. Скажите на милость... Впервые  слышу об этом поверье. 
Ирина протянув руки к небу, закрыв глаза , закружила приговаривая: - солнце, солнце  , благодатное Ярило, помоги поступить в консерваторию, быть известной пианисткой на весь мир,-опустила руки, тихо добавила, - ну ни на весь, на сколько сил хватит, а я стараться буду.
- А мне много не надо: мужа надежного и детишек  побольше,- рассмеялась Татьяна. Хотя, хотя, -она подошла к третьей подруге, стоявшей на веранде, - тут тоже ой ,как потрудиться надо. Правда Лелька? Ты то что молчишь?
- А за нее уже все домашний педсовет решил.
- Нет, почему же и у меня есть желания. Хочу что бы все были здоровы и, хотя бы чуточку счастливы. Все остальное от нас зависит.
- Скромница ты наша,- обняла Татьяна подругу. Все мы мечтаем, надеемся , а жизнь , возьмет и по своему рассудит, какими нам статься и ты права, главное, что бы здоровье было и сила. А остальное, как сложится, как поведется, только все - таки, иногда, хотя бы чуточку, направлять нужно, вот тут как раз силушка и пригодится. Сила воли, характера и, главное - любви. Без нее лапки сложим и понесет течением... А любовь - она крылатая и на жизнь и на смерть.
                                                                 2
Девочки дружили с детства. В детском саду все парами выстраиваются, а они втроем. Воспитатели и не пытались их разнять. Почему бы и нет. Разве ж их разнимешь...
В школу в первый класс пошли, за ручки , поднялись по ступеням, вошли и сели вместе за пару. Учительница посмотрела, улыбнулась: -э, нет, милые мои, придется одной пересесть на свободное место, - посидели, надув губы. Ольга решительно встала и села за парту впереди , обернулась, - да, ладно, не расстраивайтесь ... Всего то сорок пять минут, а потом снова вместе.
Все в них было разно: характеры, происхождение.
Веселая, шумная Ирина. Спокойная, рассудительная - Татьяна. Тихая, скромная - Ольга.
- Я из рабоче - крестьянской семьи. А потому должна держать марку, соблюдая порядок во всем,- любила повторять Татьяна.
-Мы евреи, в основном, интеллигенция, та самая , которая почему-то загнивает. Нас обвиняли во всех жизненных заварухах, грехах смертных. Травили, выселяли, расстреливали, в тюрьмах гноили. Только нас от этого почему то не становится меньше. И в чем причина - одному Богу известно.- Рассуждала Ирина. 
 Ольгу они звали послушницей.  Рано лишившись отца, она постоянно испытывала страх за мать. Любила, во всем ей потакала и никогда не прекословила. Подруги жили не далеко друг от друга.  По пути в школу Татьяна забегала за Ириной и вместе шли к Ольге, заранее зная, что их ждет, однако традицию соблюдали всегда. Долго звонили в Ольгину квартиру, дверь не открывали,  потоптавшись немного, разворачивались и выбегали во двор. Ольгина мать, стоя по другую сторону двери, прислушивалась к их шагам:
- И что они ходят и ходят изо дня в день. . Будто без них дорогу не найдешь. Кажется ушли... - Она приоткрывала дверь. Ольга тут же нырнув под ее руку , как мышь в дверную щель, быстро  слетала по лестнице, каждый раз слыша вдогонку:
- Веди себя скромно:
- Куда еще?  Больше некуда...",- шептала в ответ Ольга, выбегая во двор, где за углом дома ее ждали подруги.
Так они и жили, дополняя друг друга, создавая гармонию - единое и не делимое. 
                                                            3

 Теперь, сидя на веранде, выдерживая паузу, каждая думала о своем.
- Как же все быстро пролетело, - нарушила тишину Татьяна,- детство, юность... Скоро школьные экзамены будем вспоминать, как сказку. Впереди ждут новые, серьезные испытания - на право жить: работать, творить, любить... 
- Пахать , сеять. жать, - добавила Ирина.
- А потом плоды собирать,- продолжила Татьяна.
- Ну, это уже под старость... Что посеешь, то и пожнешь, -рассмеялась Ирина, - сеятель ты наш. Все то у тебя добротно, цельно. Лель, что молчишь? - обернулась она к подруге.
Ольга по - прежнему стояла , прислонившись к деревянной стойке, окутанная рассветной дымкой, в мечтах и тревогах.
- Музыки уже не слышно. " Мы остались одни, чтобы начать нашу жизнь снова..." отозвалась Ольга.
- Ее давно не слышно. По дороге постепенно разбрелись, кто по двое, кто на троих... ,- заметила Ирина.
-  Надо жить... , а я еще не решила для себя как. Нужно делать выбор. Ведь от него сейчас зависит наше будущее. - продолжила Ольга.
- Да, придется потрудится, "надо работать, только работать",- так , кажется, у Чехова,- добавила Татьяна.
- Да.- подтвердила Ольга,- Чехов - писатель на все времена, сколько бы ни минуло лет...  Так тонко угадать и описать состояние русской души.... Загодя предсказав , что будет и что с нами станется. Россия не меняется. Та же печаль, глубокая, не объяснимая  тоска. Она во всем: в каждой травинке , причудливом  изгибе ветки, тропинке, убегающей в даль, прощальном крике журавлей, туманном утре. Вечные поиски лучшего, порой, и не зная, чего. И все - таки, всегда рядом надежда,  кажется, вот , вот, "... еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем... Если бы знать, если бы знать!"
В душе их затаилась грусть от предчувствия расставания. Теперь каждая пыталась  ухватиться за соломинку, дабы не потеряться в этом огромном мире, только как она выглядит - пока никто из них не угадывала.
- Девочки, а давайте устроим праздник. Проведем этот день вместе от и до, - предложила Татьяна.- Что бы он запомнился на всю жизнь. ...
- И это прекрасно...- не дала ей договорить Ирина. Предлагаю никуда не уезжать отсюда. Телефон есть в сторожке, позвоним родителям. Будем весь день мечтать, строить планы, рисовать будущее. Еда есть в холодильнике. Музыка - в гостиной. Автор и исполнитель сего мероприятия  я - Ирина Щербицкая. Предложение не обсуждается. Иду звонить родителям. Накрывайте на стол. Раздувайте самовар. Скоро буду.
- Ирочка, я с тобой,- вскочила Ольга. 
- Девочки, остановите этого ребенка. У тебя не получится убедить твою маму. Этим займется моя мама.
- Нет,- попыталась возразить Ольга.
- Деточка, ты плохо знаешь мою маму. Еврейская мать способна на все, поверь мне.
 
К вечеру все было готово: стол накрыт, по веранде летали воздушные шары, Тихие сумерки добавили красок яркого заката. В гостиной Ирина играла Шопена. Все было волшебно. Все были довольны, кроме Ольги. 
- Лелька, совсем нос повесила.,- утешала подругу Татьяна. - Ирина позвонила, ее мама все в подробностях передаст твоей. Пойми ты, завтра у нас начнется совсем другая жизнь. Это в школе нам твердили: " Вы вступаете в новый этап вашей жизни. Все не так. Это уже будет совсем другая жизнь, в которой каждая из нас имеет право на выбор. И мы будем другими: серьезными, ответственными. А сегодня будем наслаждаться свободой...
- Мама идет...- остановила ее Ольга.
По тропинке от калитки быстро шла Мария Васильевна. Ирина вышла из дома :
- Ой, Мария Васильевна!
- Не ждали, - прошептала Татьяна.
Ольга, побежала на встречу матери. Мария Васильевна, не замедляя шага, будто не замечая дочери, подошла к веранде.
- Здравствуйте, девочки. 
- Здравствуйте, Мария Васильевна,- как можно радостнее , изображая улыбку на лицах, прокричали Татьяна и Ирина. 
- Я звонила... Вам мама передала... И все таки волнуетесь? - запинаясь произнесла Ирина.
- Ну как, девочки, хорошо прошел выпускной? - Мария Васильевна едва сдерживалась, чтобы не накричать. Между прочим, ваши давно дома, - и,  не оборачиваясь, в сторону дочери,- Ольга, электричка через тридцать минут, поторапливайся.
- Мы думали.. Мы хотели...  Здесь так хорошо...- пыталась вступиться Ирина.
- Да. Хорошая у вас дача. А вы домой не собираетесь? Может быть с нами? Впрочем, как хотите. - Она взглянула на дочь.- Ты готова?
- Мама, можно я с девочками...- сделала попытку Ольга.
- Да, Мария Васильевна, а утром мы приедем,- продолжила за подругу Ирина, а еще лучше - оставайтесь с нами.
- Нет уж. Избавьте. У меня есть свой дом  и обязательства перед семьей, хотя и небольшой. А ты, - не взглянув на дочь произнесла она,- либо сейчас же едешь со мной,  либо...- чтобы не сказать  лишнего, она быстро повернулась и, оттолкнув с дороги Ольгу, направилась к выходу.
- Девочки, простите меня, -со слезами в голосе крикнула Ольга и кинулась догонять мать.
- Нет, ты что - нибудь поняла, Татьяна? Моя мама только приветствовала нашу идею, была рада,- присев на ступенька веранды,  вздохнула Ирина.
- Для меня самая большая загадка в том, как она так быстро добралась...
- Точно. Впереди паровоза бежала. Бедная Лелька. Что с ней будет? Нет, ей нужно уезжать из дома. Сделала заключение Ирина тоном дедушки - врача психиатра.
- Куда? Ты соображаешь? Она ее любит, боится потерять. Так и живут в ней любовь и страх,  - Татьяна села в кресло и начала раскачиваться,- скрипучее оно у вас.
- Пусть скрипит. Нервы успокаивает.
- Так ей и надо, курица. Сколько можно во всем потакать? Ведь ничегошеньки своего нет. Жизнь то летит без остановки. За сегодняшним днем следующий настанет. И ты с кузовочком на пороге. А в нем все не твое, не твое. И что с этим делать?  Назад не вернешься. Так и тащить чужие пожитки по жизни. Тяжело...  Фу! Скрипучая развалина,- она спрыгнула с кресла и начала быстро ходить по веранде.
- И никакая она ни курица. У нее талант. Когда она на сцене, по мне мурашки бегают.  Словоблудием занимаемся. А у нее все внутри спрятано: терпение,вера,  выдержка... 
- В политех ее талант закапают,- тихо промолвила Татьяна.- Представляю, что у них сейчас дома творится... Вот и погуляли... А как все хорошо начиналось. Сыграла бы ты  что -нибудь , Ирина.
                                                                4
Всю дорогу мать молчала. Войдя в квартиру, прошла в свою комнату и легла, не раздеваясь. Ольга присела на край дивана:
- Мам, ну прости меня. Нам хотелось продлить праздник и что бы он был только нашим. Многие пошли на реку встречать рассвет, а мы решили к Ирине на дачу. Это же совсем рядом. Ведь Ирина звонила.  Анна Ефимовна тебе передала?  Ну как же...  Неужели - нет? - мать молча лежала, отвернувшись к стенке.
- Хотя, о чем я. Конечно же передала. Иначе, как бы ты узнала , что мы на даче. Мамочка, ты извини меня. Я думала..- Мария Васильевна быстро повернулась:
- Ты думала? Никогда ты о матери не думаешь. Да тебе вообще на нее наплевать.
- Мама, что ты, успокойся. Пойдем на кухню. Посидим, поговорим...
- Нет уж. С меня довольно сегодняшних объяснений. Я все поняла.
- И что ты поняла?
- Для тебя мать - ничто. Подружки - авторитет. За ними хоть на край света. Вот иди и с ними советуйся. Они, наверняка, уже  насоветовали. Свечи зажгли, музыка... Эка невидаль! А мать что? Пусть ждет,  волнуется. Ей все равно.
- Мамочка, ну прости ты меня дурочку окаянную. - Это всего лишь прощальный ужин. Скоро нас разбросает по жизни...
- Можешь не продолжать,- прервала ее мать,- у каждого начнется своя жизнь, в том числе и у тебя, а для матери в ней уже не будет места. 
- Мама, о чем ты?- не выдержала Ольга. Ты же мать моя - это святое.
Мария Васильевна посмотрела на дочь, будто видит ее такой впервые. У нее даже промелькнула мысль: "Все кричу , поучаю, а по сути, никогда ее не слышу. А дочь уже выросла"  Она поднялась и села рядом .
- Ты  прости меня,- тихо начала она. - Я давно заметила, твои кумиры - подруги. Это они насоветовали тебе поступать в театральный. А ты знаешь, что это за жизнь? Пустая, пошлая, бесконечная зависть, грызня и побеждает в ней сильнейший. Когда наиграешься, прибежишь к матери, только поздно будет. Я спасу тебя, что бы этого не случилось. Завтра  ты едешь к теткам...
- В глушь, в Саратов...- усмехнулась Ольга.
- Как хочешь, так и иронизируй. Только подальше отсюда. 
Ольга давно знала мнение матери по поводу выбора специальности, но что бы так повернуть... Это было так неожиданно. Ольга с трудом произнесла :
- А как же ты? Одна, без меня? 
- Ничего, как - нибудь.  Зато спокойна буду. Городок маленький , не разгуляешься.
 Ольга , прижалась к матери.
- Не отсылай  меня от себя, мамочка, я не смогу без тебя...
-  Ничего. Привыкнешь. Когда то надо тебя отпускать. Итак всю жизнь пыталась удержать  подле. У каждого своя судьба. И как ни старайся, как ни изворачивайся, от нее не уйти. 
Я всю свою жизнь старалась для тебя. Не хотела, что бы ты мою судьбу повторила. Работала, работала... Хотелось одеть, обуть, накормить, и что бы  не хуже других. Может быть зря все это? А нужно было  о себе  подумать?
Ольга посмотрела на мать. Она выглядела беззащитной, маленькой , потерянной...
Сколько же людей ходит по свету в поисках счастья, думала Ольга. Мучаются, жалеют себя, так и не найдя его. И ни оттого, что счастья нет... Просто прошли мимо и не заметили. Нужно суметь рассмотреть его в каждом дне. Они уходят, мы безжалостно смотрим им в след, так и не поняв: ушло - не воротишь. Вот сегодня: они могли бы вместе радоваться, наслаждаться жизнью, не деля ее на твое - мое. Ведь родные, самые близкие, а значит, и горести и радости - общее. Теперь этот день остался в памяти сумеречным и не известно, что там за горизонтом : утро , или тьма беспросветная...
- Нет, мама,  не зря.  Ты преподнесла мне жизненный урок. Я тебе за все благодарна. Я очень виновата пред тобой.  Мать удивленно посмотрела на дочь.  
- Помнится, игра была такая в детском саду: "Дочка - матери" Дочки - куклы. Девочки - мамы. Мы их по по попкам и в угол. Потом сами же слюнявыми голосами :" Мамочка. прости, больше не буду"  И каждый раз, изо дня в день одно и то же. Не могу вспомнить, за что наказывали? Только , какое удовольствие нам это доставляло... Поучать. Теперь мамы выросли. А куклы? Многие выкарабкались из угла, потому  что   поняли: нельзя задушить в человеке его собственное - я. Любить ближнего своего, принимать таким, каков он есть, прощая его слабости. Понять ,  принять на себя боль его души. Найти в себе силы уступить, поддержать, помочь. Заигралась я в детство... Все тяготы жизни пришлись на тебя.  А я... Слишком долго была всего лишь куклой...

Ольга посмотрела на мать. Она тихо посапывая, лежала, отвернувшись к стенке.  Ольга укрыла ее пледом, выключила свет  и вышла на балкон.
  
Она любила ночной город. Сквозь темноту едва пробивался свет Московских окон, придорожных фонарей.  Слышался шум машин и разноцветные змейки, переплетаясь,причудливо извиваясь, пытались догнать их.  Миллионы звезд посылали на землю холодный, немеркнущий свет. Где то вдали упала маленькая звездочка. "Вот, еще человек родился" - подумала Ольга. 
                                                                 5
"Заигралась в детство..."- как она хорошо сказала, думала Мария Васильевна. Все это время она не спала и сушала Ольгу. Впервые в жизни ей не хотелось перебивать ее. Слезы подступили к горлу, ей не хотелось , что бы их видела дочь, сглотнула комок и затаилась.
"А если я не знаю, что такое детство. Оно изначально не было запланировано в моей жизни." 
Выросла в большой семье. Сама первая. За ней мал мала меньше: пятеро парней и три девочки. Самая последняя родилась в первый день войны. И потянулась череда  военных лет: кровавых, голодных, холодных, бесконечных потерь и слез. Первая и единственная картинка , сохранившаяся в памяти на всю жизнь: она качает люльку, глаза слипаются. Постоянно хочется спать и есть. В школу пошла . У многих девочек белые воротнички, на ней платье из грубой серой ткани. На единственной школьной фотографии, -хотелось выглядеть наряднее,- не раздумывая, завязала галстук бантиком. Так и застыло ее детство долговязым подростком  в углу черно - белого снимка: короткая стрижка, мальчишечья челка над глазами, а глаза огромные, голодные до всего. Вместе с матерью и старшими братьями впряглась в эту жизнь и тянула на себе и сена возок и заботу о младших, и семейные неурядицы. Характером в мать пошла. Отец был старше матери. Заботу о семье мимо спускал. Не мужицкое это дело. Работал грузчиком, остальное время за кружкой пива просиживал. Нередко  приходилось Марии отца из пивнушки вытаскивать. Он на ногах еле держится , по карманам шарит. Вытащит оставшиеся медяки и ссыпет в ее крохотную ладошку: "Матери не отдавай, все в церковь снесет. Ты, дочь счет деньгам веди, у тебя получится, ты сильная" Мать молчала, набожная была, перед мужем робкая, зато детей в строгости держала. Затрещины сильной руки матери на себе каждый примерил, кроме Марии. Бывало, мать только замахнется на нее, встретится с серыми колючими глазами дочери и руку, как плеть уронит.  А та зубами скрипит, а дело делает. "Кому же еще кроме меня" И желание у нее в ту пору было единственное : как бы поболеть. Тогда мать ее с печи на перину спать перекладывала и кружку топленого молока с пенкой давала. На всю жизнь сберегла она ощущение прохладной ладони матери на горячем лбу. Эта прохлада божественной негой разливалась по всему телу и в тот момент ей казалось, что она всех любит, и ее  любят все.  Однажды, то ли в бреду , то ли на яву, услышала голос матери: "Доченька моя бедная, как же ты устала от нас. Прости Христа ради".

Мария росла крепкой девочкой, организм быстро справлялся с болезнью , она выздоравливала и все продолжалось. После войны встретила хорошего парня, фронтовика. Хотелось поскорее вырваться из дома. Она переехала к мужу в город: крошечная  комнатка в коммуналке. Родители устроили шумную свадьбу. Откуда то появилось белое платье, фата и даже туфли. Однако все это, как появилось, также быстро исчезло сразу после свадьбы. Через несколько дней пришла соседка сгребла со стола скатерть и напомнила о долге, потому как деньги ей самой скоро понадобятся. 
Она сидела за голым дощатым столом и думала о том, что все в  жизни сначала дается, потом отбирается. И это закономерно. Все годы она жила в страхе, что кто - то придет и отберет.  Ревностно оберегала свою семью: мужа , а потом и дочку. Считала их своей частицей, на которую никто посягнуть не может. Только когда не стало мужа, поняла - это не так. Ничто в  жизни нам не принадлежит, кроме любви. Всю жизнь она берегла в себе это чувство: ощущение прохладной материнской руки , добрый взгляд мужа и тепло новорожденной дочки. Она трепетно, нежно,  порой и резко старалась удержать его, по капельке, по глоточку, как то  топленое молоко из детства.
 " Только на любовь есть у меня права" - думала она  теперь, когда дочь, укрыв ее пледом,  вышла из комнаты.
Известие о своей болезни узнала во время обычного осмотра в поликлинике. Казалось, ничто не предвещало. Слабость, раздражительность. Для нее - ничего необычного. Врач сказала, что протянет год, два... Это был приговор. Нужно было многое успеть, только что главное-не могла решить. Теперешнее положение напоминало сборы в дорогу. Когда мысли в беспорядке и мечешься с ощущением, будто что то забыла. Она стала  резкой, злилась на себя, срывалась на дочь. Таким образом пыталась утвердиться, показать свою силу. Больше всего не хотелось, что бы Ольга видела ее слабой, раздавленной. Решение отправить ее к сестрам пришло неожиданно скоро. Она ухватилась за него, некоторое время вынашивала в себе, пока, наконец , не утвердилась - оно единственное, верное. 
                                                               6

Утром, перед отъездом Ольга отправила подругам письмо: 

Милые мои девочки. Я уезжаю. Отчего пишу к вам? Так легче для всех нас. Я очень не люблю прощаться. Чем печальнее проводы, тем дольше разлука. К тому же, лишние объяснения ни к чему.  Все предрешено. Завтра я уезжаю. Это желание мамы. Мне все кажется, что она чего то боится. Ну да Бог с ней, если ей так спокойнее...  Не мне ее судить. Мы же с вами все понимаем и потерпим еще несколько по сорок пять минут... Всего лишь. Мы встретимся.  Обязательно встретимся.
Ваша  Лелька.
              ____________________

Прочитав письмо вслух, Татьяна передала его Ирине. Та молча пробежалась по строчкам сверху вниз и обратно. Затем, после длительной паузы и короткого вдоха:
- А я ничего другого не ожидала, хотя , я думала это решение она примет сама. Но что бы на это пошла Мария Васильевна?
- Что ты удивляешься. Выбора нет... Городок  маленький. Политех и техникум, кажется медицинский. 
- Она же не технарь. Ни то, ни другое - не ее. 
- А вот это, как раз то, чего Ольга не хотела.
- Что ты имеешь в виду, Татьяна.
- Наших с тобой обсуждений. Ни к чему они. Она сделала правильный выбор. Не побежала к нам:    "Ах,  девочки, помогите". Таких девочек миллионы, а мать одна. Она ей жизнь дала. Это ни с чем ни в сравнении. Да, у Марии Васильевны характер. Ольга все видит, чувствует. Прощает слабости, ни винит , ни судит - жалеет.  Оттого и письмо с отсрочкой на годы, длиною в бесконечное по сорок пять...
Когда -то давно всевидящий Господь дал людям выбор .  Первым было  послушание.  Однако, сколь велико искушение человеческое, даже он не мог предвидеть. Теперь на всех нас грех , который мы можем искупить только терпением.
                                                             7
Все шло своим чередом. Где то гладко, а то, вдруг, случались совершенно  непредсказуемые виражи .  Это судьба, думали подруги. Повинуясь  и принимая    каждая свою.

Татьяна поступила в педагогический институт. Ирина блестяще сдавала экзамены в консерваторию, но оценки ей ставили необоснованно заниженными. В итоге, она не прошла по конкурсу. Мудрая мама, успокаивая дочь, однажды вечером, открыла тайну: "Все просто и ясно, как Божий день. Тебя не приняли ни от того, что ты плохо играла, а всего лишь потому, что ты очаровательная, талантливая девочка - еврейка. Поэтому мы с папой решили уехать на Родину предков. Надеемся ты поддержишь своих бедных родителей. Урок ты получила и выход у нас один.
                                                               8

Прошли годы. Татьяна вышла замуж за врача и родила двух очаровательных близнецов. Ирина из Израиля переехала в Америку. Закончила консерваторию. Изъездила с концертами чуть не весь мир.
 Со своим первым концертом она приезжала в Россию двадцать лет спустя.
 Татьяна встречала подругу в аэропорту. 
Когда самолет приземлился, она побледнела и присела в кресло зала ожидания. 
- Что с тобой? На тебе лица нет, - забеспокоился муж. 
- Сереженька, вдруг я ее не узнаю...
- Ты посиди, а я попытаюсь отыскать твою подругу.
- Нет,- решительно встала Татьяна. Я в состоянии это сделать сама. Подумаешь, каких то двадцать лет.
- Скажите на милость... И сколько же в них уложилось по сорок пять минут? - услышали они голос за спиной.
- Конечно, я бы ее не узнала. Ты только посмотри, Сережа, какие гигантские очки она нацепила на свой еврейский носик.
- Боже, что я слышу, голос Родины устами моей подруги. Не успела приехать, как мне тут же напомнили о моих корнях. Иди же ко мне , чудо мое гороховое. Я счастлива видеть вас. Дай обнять тебя!
Они стояли, обнявшись, смеясь и плача одновременно. 
- Девочки, кажется, пора ехать. Отжиматься будете дома. Иначе завтра вся пресса будет гудеть. что, приехавшая на гастроли Ирина Щербицкая устроила потоп в Шереметьево. 
- О, то ж, Сереженька, ты совершенно прав. В итоге меня подведут под статью и я забуду зачем приехала.  Моя гениальная мама все предусмотрела и я приехала на неделю раньше, а то бы вы точно меня не нашли. Хотя... , я пока и не знаю, есть ли у меня в России поклонники...
По дороге домой их с головой укрыли воспоминания. Это была стихия: не помнят как доехали, оказались дома, водрузились на диван, прихватив нескончаемый поток . Он заполнил все в этом мире. Путаясь в датах, времени, именах. событиях, девушки старательно восстанавливали хронологию прошлого, незаметно перенеся его в дни настоящие.  Весь вечер Сергей сновал в лабиоинтах их памяти, пытаясь догнать, с подносом, принося, унося, разогревая и вновь неся. Наконец, он понял бесполезность своих занятий, уселся на полу подле дивана и заснул.
- Татьяна, мне кажется, у нас кто то сидит под ногами. Кто бы это мог быть?
- Да, интересно... Разве я тебе не рассказала? В конце семидесятых я познакомилась с молодым доктором. Он сразу вскружил мне голову, я поняла, что это судьба, не стала далеко бегать и вышла замуж, о чем не жалею ни минуты. 
- А дети? Где та куча детей, которую ты обещала?
- Кучи нет, но есть два очаровательных сорванца, которые вполне ее заменяют. Сейчас они на даче с родителями. 
- Танюша, может быть мы уступим место этому несчастному бездомному и пойдем погуляем. Я не была в Москве сто лет!!! Да нет - больше...
                                                            9

Густые сумерки опустились на город.  Серые , убогие многоэтажки, вальяжно расположились на площадях. За ними, пряталась чудом уцелевшая, изрядно состарившаяся память. Старыми Московскими окнами печально глядела она на свой город.
 Сыпал мелкий дождь со снегом. Желтый кленовый лист завис в воздухе, как бы раздумывая, куда лететь.  Ветер приклеил его к железной ограде, немного потрепетав, нежно прижавшись, он обхватил металлический прут, прервав полет. 
- Посмотри Таня - наша жизнь.- Кивнула на лист Ирина. - Поразмыслил и прильнул. Что это?
- Опора, надежность. Это любовь. - отозвалась Татьяна. - Потеряет и все кончится.
- А если другую найдет?
- Такая раз в жизни и  строго индивидуально,- твердо отозвалась Татьяна.
-Хотя,  двадцать лет назад мы думали по другому. В нас бурлила романтика, порой лишенная здравого смысла. Школьная программа, четко следовала общественному морализму. Все с не  давних и  незапамятных, было настроено на один лад, ему твердо верили и следовали . В силу тех или иных обстоятельств, многие потеряли приличный кусок жизни, который, увы - не вернуть. 
-  Ты о ком, Ирина?
- О людях, поколениях. Кому то досталось все. Кто то был лишен детства, иные, попав в мясорубку войны, так и не почувствовали вкуса юности. У многих украли достойную старость. Жизнь не любит, когда вот так, бежим по ней, как вниз головой с обрыва. По пути прихватили, на авось пригодится. И что в итоге?. Все не то, не твое. Оттого тесно и суетно , порой, кажется. Хорошо, если сама поймешь, случай подскажет... А то, знаешь, , будто кто незримый, возьмет и поведет, и  не заметишь, как выведет. Во всем главное -терпение и вера.
-А ты веришь?- спросила Татьяна.
- Да. В поэзию, живопись, музыку. Все это творение людей ни от мира сего. Дар особый,  данный за присущую им способность любить ... Создавать и отдавать. Они идут по жизни, словно светлячки: искренно и праведно освещая путь не зрячим. Не зрячий- это не тот кто не видит и глухих не бывает. Все мы способны чувствовать - любить. Суметь разбудить это чувство в себе нужно и тогда поймешь, что любишь - веруешь.
Некоторое время шли молча. Каждая со своими мыслями,  и как всегда - вместе. Постепенно ускоряя шаг, не оговаривая, четко ориентируясь в темных переулках, укорачивая путь проходными дворами, незаметно вышли к Лелькиному дому.
- Чужая металлическая дверь.  И что теперь,- обратилась в пустоту Ирина.
- Мы даже кода не знаем,- туда же подала реплику Татьяна.
- Зачем нам код. Только пришли и все. Лельки там нет. Это точно. Давно нет. 
Татьяна подняла голову: - А окно светится...Последний раз, лет десять назад, вот также прискакала, гонимая памятью. Увидела свет в окне и, как полоумная, взлетела на второй этаж. Дверь открыла приятная молодая особа. Сказала, что квартиру купили через агентство, кто раньше жил не знает. 
Девочки присели на скамейку около дома. 
- Потерялись мы как то нелепо. - Ирина посмотрела на окна. В какую то минуту ей показалось, что за занавеской мелькнул силуэт подруги. Она схватила Татьяну за руку.
- Ну да.- засмеялась Татьяна.- Лелька с косичками и ей пятнадцать лет. Я звонила давно. Трубку взяла Мария Васильевна. Кажется, даже обрадовалась мне. Тараторила без умолку, что Лелька пристроена у теток и теперь она за нее спокойна. Потом засыпала меня вопросами. Расспрашивала о тебе. Передавала привет. Что то было в ее голосе  странное: не естественная веселость, а в глубине чувствовалась грусть. Все норовила вперед забежать . Благодарила за звонок, якобы была рада и, главное: "передам Ольге, она вас навестит... Теперь спешу, прости меня"- и положила трубку. Вот так, дословно. Я помню ее монолог все эти годы. Она буквально не позволила мне вставить слова. И за что простить...  Тогда я  сразу перезвонила, но никто не ответил .   Потом переехала к мужу. Вот так  оборвалось. 
- Я звонила из Америки: " Телефон не отвечает,- потом и вовсе,- такого номера не существует..."
                                                            10                                        
  
Утро следующего дня пахло кофе и свежей выпечкой.
Ирина появилась на кухне:
- Если бы не запах кофе, вы не увидели меня, как минимум полдня. У нас же еще ночь.
- У нас?  У нас , моя дорогая - утро,- исправила Татьяна. - Не выспалась? А выглядишь прекрасно, впрочем, как всегда...
- А воздух Родины нам сладок и приятен...  Откуда сии заморские явства,- Ирина сделала глоток кофе.- Боже, как хорошо... Я дома! Так откуда явства?  Слышала, что в Москве магазины скоро закроются за ненадобностью.
- Возможно все. Останутся раздаточные пункты по талонам.  Но пока на полках есть хотя бы трехлитровые банки с зелеными помидорами, они функционируют. А "явства" иногда Сереженька приносит с работы. И называются они "пайками" вот такая терминология теперь заменила дефицит. А мы смирнехонько довольствуемся, принимая эту очередную унизительную глупость. Все меняется. В худшее, лучшее, на том, якобы, прогресс стоит. Да Бог с ним... Я рада, что мои друзья рядом,  только настоящая дружба постоянное явление в этом мире хаоса.  
ДА, Сергей подсунул нам билеты  в театр. Заезжие гастролеры из провинции, специально для мировой звезды дают сегодня спектакль на столичной сцене,- рассмеялась Татьяна.- Режиссер Серегин друг детства пригласил на премьеру, а у Сергея дежурство в клинике. 
- Напрасно смеешься, Татьяна. Провинциалы бывают очень даже не плохие. Почище столичных. Туда уехали те, кто  оказались здесь не ко двору.  Талант, если помнишь,  оценивался с давних пор гардеробщиком Тимофеем Трофимовичем. Такие сидят там,- Ирина ткнула пальцем вверх.,- на самом верхнем ярусе. Артистка должна бросаться в глаза всем "антуражем" Помнишь, как меня из-за отсутствия оного из страны поперли. Ты знаешь, не жалею. Терпеть унижение из -за каждой малости - не заслуженно, больно. Я не в обиде. Благодаря им, я поняла, что такое свобода. Заниматься любимым делом, для людей ,а ни для тех "гардеробщиков" и что бы руки не выворачивали. Жизнь и так коротка,  нельзя ее на пустяки тратить. Я люблю , кого хочу, приезжаю к тем , кого рада видеть: тебя, старую Москву, Лелькин дом...
- Дорогой ты мой человечище, - обняла ее Татьяна, как я тебе рада. Казалось между нами целая вечность прошла, а с каждым днем  все меньше пропасть разлуки. В памяти ничто не теряется. Я рада что мы остались верны себе. Как бы еще Лельку найти? 
- Сама найдется . Чувствую, где - то рядом. 
 Собирались в театр долго. Все чего то не хватало. То платье не то, туфли не подходят, сумка не в тон. Беспокойство вкралось в душу, и они боялись признаться в этом друг другу.
                                                       11

- А театр премиленький, -оказавшись в зале, прошептала Ирина подруге.- Маленький зал, уютно, как дома.
- Вот вот начнут. И почему я волнуюсь, будто моя премьера.
В зале медленно угас свет. Сцена ожила. Нежным голубоватым светом она поплыла в пространство зала, завораживая, околдовывая.  Вначале тихо, откуда то из глубины, затем все громче зазвучала музыка Шопена. Яркий луч прожектора осветил веранду и трех девушек.
" Девочки, солнце восходит. Просыпайтесь же, сони!  Пора желания загадывать.,- раздался голос героини.
Ирина и Татьяна схватили  друг друга за руки, так и просидев, до антракта. Лишь только в зале зажегся свет, они кинулись в фое. 
- Ты видела? Ты поняла? Это же все про нас,- задыхаясь от волнения, шептала Ирина. 
- Все наше, Ирина! Реплики, которые  двадцать лет звучали у меня в голове. Двадцать лет перед глазами картина дачи, восход солнца и мы.... Навождение какое то...
- Подожди, Татьяна. Спокойно. Мы должны выяснить , кто написал сценарий. И где Серегин друг -режиссер. 
- Этот сценарий мог написать только один человек, не будь я матерью детей , о которых  мечтала в то утро.
-Так же как я, ни будь знаменитой на весь Мир пианисткой.
- И главное, Ирина...
- И главное, Татьяна...
- Всего лишь несколько по сорок пять минут...И мы будем снова вместе!
Они бегали по театру.. Стучались в запертые двери. Ломились в открытые гримерки, пугая полуголых актеров в голубом дыму, путано объясняя кто и зачем им нужен . Вначале все молчали в недоумении рассматривая взволнованных женщин. Потом,  сразу начинали кричать, задавая их же вопросы друг другу. После третьего звонка весь актерский караван поспешил на сцену. Ирина попыталась побежать следом.  Ее остановила Татьяна: - Куда ты? Пойдем домой. 
- Но мы же должны знать , чем закончится...
- Совсем скоро мы все узнаем, моя дорогая. Едем домой. Продолжение следует по пятам за нами.
 В коридоре встретили администратора. 
- Режиссера не было с утра. Спектакль ведет помрежа. Больше ничем не могу помочь...
Татьяна позвонила в клинику. В ординаторской ответили, что Сергей Владимирович в операционной. Тяжелый больной. Извинились и положили трубку.
Подъехав к дому, вышли из машины и застыли, устремив взгляд на свои окна. В них не было света. 
Сильный  ветер гнал по мостовой  порошу. То, вдруг бросал в лицо горсть мелкого ледяного стекла, забирался под полы пальто , больно кусал за руки. Казалось, он хотел привести девушек в чувства.
- Тебе не кажется, Ирина, что у нас помутнение рассудка. И что мы хотим там увидеть?Сергей дежурит до утра. Звонить, бегать, искать его бесполезно. Пойдем домой. В голове сплошная неразбериха. Будем ждать утро, оно мудрее тьмы. 
Дома сидели на кухне , не включая свет. Стекла звенели от ударов ветра. Незаметно все стихло. Пошел первый снег.
- Нет. Так сидеть невозможно. Надо что то делать.- Татьяна встала и пошла в кладовку. Чем то долго гремела, ворчала. Вернулась с трех литровой банкой компота. - Помнишь нашу черешню?
- Помню,-  отозвалась Ирина,- огромное ветвистое дерево. Ветви в небе полощет, корнями глубоко в землю уходит. Ваш деревенский дом с русской печкой. В нем тепло и уютно, и дух, неповторимый  русский дух... Описать ? Не смогу. Но до чего родное! Роднее не бывает. В нем все: и звон ручья , и трель соловья в зарослях сирени и такая невообразимая нежность. Душа чувствует, а выразить не возможно.  И как твой дед печь топил и приговаривал: " Еще пару полешек подкину и будет...." А мы сидели втроем на лавке и слушали, как шумит ветер в трубе и потрескивают березовые поленья. Веки слипались и так покойно было на душе. Светло и чисто. 
- А бабушка смеялась: " Девчата , не клевать. Ужо пироги поспеют, чай пить будем"  Всегда, когда приезжаю в деревню, кажется, за поворотом, на соседней улице  прячется наше леденцовое детство. Рай в незабудках. Дорога радугой. Там всегда рассвет и нет закатов. Воздух - вода родниковая. Брызги в ладони, зазвенело, покатилось по траве луговой к верхушкам елок, в клювик птичке... 
                                                            12

Утром, вернувшись с работы, Сергей обнаружил спящих подруг за столом. По середине- пустая банка и горка косточек.
- Так, погуляли!
Татьяна вскочила, кинулась к мужу, повисла на шее.- Как долго тебя не было...
- Ты же знаешь, дежурство. Сложная операция. Пять часов за столом. Потом в реанимации сражался с костлявой старухой, кто кого пересилит. Я на себя жизнь тяну, а она, бестия отбирает.  И все - таки мы ее победили.
- Кто?
- Больной, я и еще женщина в коридоре . Всю ночь сидела, как изваяние. Огромные глаза во все лицо и маленькие сжатые кулачки. Когда выходил из реанимации , она смотрела на меня, как на Бога: с мольбой и верой. Ничего не говорила. Сил не было на слова, все внутри спрятано. И я возвращался снова и снова...
- Кто больной? Та женщина кто?-почти прокричала Татьяна. 
- Парень молодой, а сердце, как отработанный механизм старика. Все от жизни. Гонят людей, как стадо лошадей, напролом, не оставляя права на выбор, а остановишься - затопчут.
- Это твой друг режиссер?
- Сашка? Откуда ты взяла... Нет. Хотя , ему этой ночью тоже досталось. На пороге родильного отделения всю ночь продежурил. И не  напрасно. Родила ему Лелька богатыря на четыре килограмма. Бывает такое. Все до кучи. Гастроли, премьера, Олин дебют в театре и рождение сына. Сергей сидел с закрытыми глазами. Сон сморил его. Когда проснулся, рядом уже никого не было. 
                                                 
В это время Татьяна и Ирина бегали под окнами родильного дома. На крыльцо вышла женщина в белом халате:
 - Татьяна Петровна, вы ли это? И что это за марафон в столь ранний час и в таком месте? Скорее заходите.
- Светочка, милая, у нас подруга родила,  мы ее двадцать лет не видели. 
- Пока главного нет, проведу вас. Я , кажется, догадалась к кому. Только что папашу обезумевшего от радости спровадила.  Все хорошо с вашей подругой, просто замечательно. Сама  тростиночка, а какого богатыря родила. Халатики наденьте и за мной.
Она подвела их к палате. 
- А вот и ваша мамочка . Да она и не спит! - Ольга приподнялась на локоточке и махала им рукой. " Девочки мои" - поняли они по губам. Подруги прильнули носами  к стеклу.
- Какие у нее глаза!- прошептала Ирина,- в них счастье через край...
- Девочки, смотрите, солнце восходит... - чуть не закричала Татьяна, указывая на окно. Оранжевый диск заглянул в палату. Множество маленьких  лучей заскользили по стенам, потолку, ласково  прикасаясь к маме и, спящему подле нее в кроватке малышу. 
 
- Вот она наша соломинка, лучик рассветный. Жизнь уже приняла его в свои объятья.  Счастья вам, родные наши! Ты поняла, Лелька? - Ольга закивала головой.
- Мне многое нужно вам сказать...
- Еще успеешь,-прошептала Ирина.- Хотя, кое что мы уже знаем из твоей пьесы.
- Я писала ее двадцать лет. - Ольга прижала ладони к губам и послала сорвавшийся поцелуй подругам.
- И мы с тобой ни на денек не расставались,- прошептала Ирина. 


Когда они вышли, на улице уже было светло. 
- Ты знаешь, Татьяна, чего мне не хватало долгие годы разлуки? - Татьяна посмотрела на подругу. 
- Вас и щемящей сердце белизны морозного утра.   Это та самая " разоблаченная морока". Кажется,  в жизни все одно, все едино, кабы не  куст рябины , иссиня белый снег, запах морозного утра,  дым  над трубой. Тянется, тянется до самого неба и лишь там бледно - розовым кустом расцветает. А вокруг него свет рассеянный - нежнее нежного.

 У каждого человека есть самое дорогое, чего ни отнять , ни потерять до последнего денечка,  до самой последней минуточки. Это любовь.  Она с нами до конца , и , дай Бог,  дольше...
 Кабы знать! Кабы знать....

Здравствуй, Зоенька.


Зоенька - это я .
Перечитывая старые письма, хочу поделиться одним из них. 
Писал его талантливый программист, художник, поэт, писатель.... 
Мы живем, перелистывая страницу за другой. А, как порой необходимо остановиться, что бы почувствовать ценность каждого листочка, травинки, паутинки нашей жизни. 
Больно, когда она обрывается.
А лес, о котором речь в письме, может быть продолжает жить , если его не спилили и не построили на этом месте микрорайон номер шесть. 
Память о лесе продолжает жить на пожелтевшем тетрадном листочке в клеточку, а, значит, и во мне.
Теперь это не просто письмо - наставлением из прошлой жизни дорогого мне человека.





Здравствуй, Зоенька.
Ты пишешь, что можешь писать мне откуда угодно, лишь возникает желание пообщаться.
Зоенька, у меня тоже... Сейчас пишу из леса. Здесь я чувствую себя, как дома. Для меня лес больше книг, работы, всей нашей суетной жизни. Здесь лес рядом. Вышел за калитку и в лесу. Дом, где я живу на окраине города. Извини, что почерк плохой - пишу лежа в траве. Ты знаешь, я в детстве мечтал стать лесником. Да и к авиации я был не равнодушен... Чем я только не увлекался...
Мысли разбегаются. Наверно. из леса нельзя писать. Меня все время приводит в уныние мысль о том, что: вот елка, тропинка, береза, травинка. Жучки ползут, червячки, одуванчик в небо летит, лист осенний висит над тропинкой, запутавшись в паутине. Паутинки "бабьим летом" не дают покоя. А сколько таких прекрасных мест и я... только в одном из них. А сколько мест - не увижу, скольких птиц не услышу...
Наша жизнь так коротка, а мир так велик.
Меня никогда не волнуют каменные глыбы домов, так, как природа.
Зоенька, а я пришел сюда заниматься.... , но , наверное, ничего не получится. Я ведь первый раз за несколько месяцев тревог, волнений в лесу. Просто так. Один. Лес - как эликсир,как капли датского короля- придает сил.
Скоро этого леса не будет. Здесь построят жилой массив номер шесть.
Знаешь, я не могу спокойно садиться в самолет. Всегда стараюсь сесть у окошка. Даже, если тучи - смотрю, смотрю. Любуюсь, запоминаю все , что вижу. Если бы я был художником, сколько нарисовал, если бы был поэтом - сколько стихов сложил. Если лесником был - сколько троп исходил. Но я стал программистом и все это только в мыслях.
Вот елки стоят. Ты их никогда не увидишь. Мне жаль тебя. Одна - повыше, другая - пониже. Как две сестры с разными характерами. А, вроде, похожи. Только прислушаться - шелестят по - разному....
Эх, лепила, тебе только взаперти программированием заниматься...
Хочется в речке купаться, по лесу бродить, в небо смотреть, из травы, руки раскинув...
Мне страшно кончать письмо. Когда пишу - ты рядом, говорю с тобой. Хочется говорить с тобой дольше. У меня опять этот противный ком к горлу подкатывается., что делать.... Страшно. Спрячешь листик в конверт - и тебя нет рядом....


Во... Смотри какой паук ползет. Маленький, цепкий, а глаза на волосинках болтаются...


Утро. 15 сентября. 1976г.

Ну не балует нас жизнь.... Что поделаешь.
Случается, но редко. А как  хочется, вот так шагать по жизни рядом: самые дорогие, искренние, родные.  Пусть  не много их, а ощущение духовной близости - богатство  бесценное, сила в ней целебная.   
Я о тех, кто в любой момент позвонит в дверь, не раздеваясь, пахнет морозной свежестью . Скинет обувь. Не глядя -ноги в тапочки, протопает на кухню:
- Ты знаешь, я чертовски голоден. Накормишь, не выгонишь..
-Ни за что, никогда. Я такой суп сварила.... Даже одной есть как - то не ловко, а ты кстати, как всегда.
А может быть  так:
- Испекла пирог для тебя. Он немного пригорел. Но ведь это ерунда, да? Я очень старалась.
Телефонный звонок в три ночи разбудил. Прогромыхал на весь сонный мир:
- Я сейчас одну вещь читаю. Как зараза пишет, ты только послушай...  Не спишь?
-Конечно, нет...Как всегда ждала тебя, нутром чувствовала, что позвонишь...

Торт собралась печь. Рецепт сама писала, она диктовала. Ингредиенты все есть. Последовательность закладки соблюдена. Последнее... Вот те на - четыре ст. муки. Ложки столовых или стакана? Рукой в муке тяну на себя трубку. Сонный голос отвечает: " Четыре стакана, балда".
-Ты спишь?
- Уже не сплю.  Который час у вас? 
- Семь вечера...
- А у нас семь утра.
- Так тебе вставать пора. И как бы ты без меня ...
- Проспала...
- А я без тебя торт испортила. Так что мы друг без друга...
- Некудышные совсем, -смеется она.

ВСЁ. Решено...

 Убираем границы, часовые пояса, природные катаклизмы и прочие нагромождения, которые мешают нормальным людям жить отсылаем подальше ... Будем  ждать всегда дорогого звонка... Ранним утром, ночью глубокой. Верить, надеяться, что настанет день неожиданной встречи, мимолетной радости,когда душа с душей  и не понять где чья. 
 

Где бы ни были вы. Где бы я ни была. Задержитесь подольше... Пожалуйста... Раз  нельзя навсегда. 








 

Мой отец - рядовой солдат. Прошел всю войну, вернулся, прожил долгую жизнь, верой и правдой продолжая служить Отечеству. Я помню его памятью сердца. Эта память молоточком стучит в висках, каждую секундочку, до тех пор, пока островерхая кривая жизни моей не поползет прямой непрерывной строкой
Помню его глаза, улыбку, теплые, сильные руки, бесконечную доброту, тихую скромность. 
Он для меня воплощение веры святой, которую не возможно сломить ни одной войной.

 Пока жива , помнить буду всех, кого с нами нет. .

 Как они хотели жить.... Надеялись, верили. Уходя, брали ключи,- примета такая была,- что бы вернуться.   Дверь открыть и в дом войти, как прежде. А в нем родители, жена, дети. И будет жизнь, такая же, нет - лучше. Они памятью  жили все годы.  Ее забрала война- беспощадно, безжалостно. Не спросив, отняла самое дорогое - жизнь и память о ней. Ушли лучшие, в ком совесть и честь была.
Будь проклята любая война - и эта, и та... 
  К чему теперь бравады  громкие слова. Достойной тишине здесь места мало.
А помнить нужно их ни день, ни два - ВСЕГДА! Тех, кого не вернуть никогда. Детям, внукам своим их завещать имена. Чтобы помнили. 
 Как они хотели жить....  Как мы хотим - мы знаем.  Порою из - за мелочного бытия  не замечаем, какую боль несем с собою в жизнь. В самую дорогую,  священную,  Богом дарованную. И не в нашей власти распоряжаться ею, тем более отнять, отдать, подарить... 

У А. А. Ахматовой есть замечательные строчки.

" И в День Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево красна.
 Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит.
Дохнет на почку, и траву погладит.
И бабочку с плеча на землю ссадит.
И первый одуванчик распушит"
 
Так природа - женщина, мать, вдова   память бережет. И в каждой  травинке  видится ей  сын, брат, муж.  И кажется нет сил у нее, что бы  подняться с колен, только шепчет молитвы слова, а  в глазах застыла  слеза, чистая, что на траве роса. 
 
 Давайте просто вспомним тихо всех тех, кому обязаны - БЫТЬ.







            

 Скоро майские. На слуху до боли знакомый, парящий в воздухе и плывущий мимо разноголосия шум: - На майские поедем...
-  Все майские пробудем...
- Вернемся после майских..
-  А  какая погода на майские , не слышали...
-  Передавали  будет   тепло ... 
        
  То были ТЕ майские !   Наши...

 От одного воспоминания  которых;  в душе  расцветало этакое трепетное, священное, коленопреклоненное. 
 Мы - дети отцов, прошедших суровые годы войны.
 Наши матери испытали горечь разлук и потерь.
 Наши бабушки - всю оставшуюся жизнь по ночам подушкой рот душили, что бы  крик по погибшему сыну  не вырвался и вдовьих слез  дети не увидели. 
Мы - послевоенное поколение, теперь уже ровесники  времени победного конца.  И нас с годами становится меньше. Мы уходим, а с нами память , а еще боль  за то, что оставляем. На невинной крови замешенной земля крепких  всходов не дает. Прорастет ковыль - трава, что волной седого безмолвия  по степи стелется. .  Тяжко  выжить в мире, где ложь над правдой правит, а злоба на доброту с высока смотрит.
Оглянешься на  годы, что за спиной толпятся, а в них  все чернее, все не понятнее смута. Столько всего наворотили. Дутым патриотизмом, хотя и под пулеметным прицелом,  гламурного шабаша не прикрыть. От этого в душе  вперемежку боль и слезы, тоска и стыд - осознание.  Не уберегли , что было свято. 
   Виноваты...
 
Человек всегда во спасение верить хочет. Такова его сущность. Надежды свет в каждом дне усмотреть пытается, а иначе то как же...
 
 Тогда: в сороковые, пятидесятые, казалось война никогда не повторится, потому как  боль о содеянном тяжелым камнем на сердце легла:  выстраданная, выплаканная,  скорбью потерь непреодолимой преградой стала на пути человечества .

 Годы шли и с ними - новый май. Охапки сирени, светлые лица.
 Они были молоды. Они - наши родители. Вы помните блеск их глаз? Тот блеск - жажда жизни. Нам казалось, такими они останутся на всегда. А мы? Мальчишки, девчонки. Алые ленточки в косичках , белые рубашки, ситцевые платьица: разнаряженные по случаю праздника, носимся друг за другом среди танцующих пар и крутим старые пластинки; на тесной кухне в коммуналке,  лестничной площадке, или, чаще - просто во дворе. 
Проигрыватель на табурете и мы вокруг. С завистью наблюдаем за тем, счастливым обладателем синенького, желтого или красного апрелевского пакета.  Наш друг умело одной рукой на другую скидывает черный виниловый диск, пару раз крутанув его на указательном пальце, лихо подкинув   и поймав в воздухе, нежно зажав меж теплых ладоней, оттопырив мизинчики и, приподняв локоточки, медленно пускает  на круг. Указательным пальчиком, стряхнув с иглы ворсинки, бережно погружает ее в бегущую канавку. Доли секунд рука еще зависает в воздухе и лишь потекли первые звуки, подпрыгнув от восторга, улетает сквозь танцующие пары. Все остальные,  мокнут от нетерпения, ожидая свой выход.
  А наши родители!?. Вы помните их в то время? Молодые, красивые, влюбленные; смотрят на нас счастливыми глазами, полными радости за наше поколение, с верой,  что все не зря: и смерть и жизнь во имя и для нас... 

 До чего же хочется пусть на несколько минут перепрыгнуть в то время и побыть с ними рядом.  Заслуженный подзатыльник  получить, низкий поклон передать до земли и... простите нас.

 
 Вот она - старая, заезженная пластинка, музыка того времени - добрый спасательный круг.

 Закрыли глаза, уткнувшись лицом в охапку сирени,чтобы слез никто не усмотрел, вдохнули ее тонкий аромат, и потекла чреда воспоминаний, дороже которых нет. 















 

                                                        Тем, кто помнит театр настоящим и любит его всей 
                                                                                  душой.



                               
 Все это было. Для кого - то давно, а по мне, как будто  вчера.  Я девочкой была.  Для школьного спектакля мне нужен был костюм. Наш учитель - театральный фанат, решил, что все должно быть по- настоящему. Договорился, что меня пропустят в театр и я смогу все подобрать в костюмерной. От радости такой, я чуть не задохнулась. Потом решила, что должна жить, иначе в театр мне не попасть.  Когда еще фортуна сжалится вот так, что бы без билета  и не через парадный, а со служебного входа. 
Итак, в театре я.
  В тот день был выходной. Костюмерша провела меня в комнату, где хранилось столько всякого богатства, о котором и мечтать не могла,  и во снах не снилось. 
Я стояла при входе, а внутри все кружило, порхало: бальные платья, гусарские мундиры, сапоги звенели шпорами, корсеты поскрипывали, шляпки застенчиво выглядывали из под тонкой вуали, кружевные панталоны, юбки под и на.... 
У меня закружилась голова. В чувство привела милая женщина , громовым голосом предупредив:  "Что висит - не трогай. В коробке - покопайся "- и ушла.  Коробка была огромная. Что в ней - одному было известно, но не мне. Поскольку очень хотелось туда заглянуть, залезла, придвинув табурет. Изумление было столь велико, что челюсть отвисла, глаза вышли из орбит. Мое устремление туда было безудержным. Не раздумывая, перемахнув через край коробки, я плюхнулась внутрь, выпуская на поверхность клубы перьев и пыли. Когда туман рассеялся, я почувствовала себя Золушкой. Вокруг было столько всего...   Утопая в шелках, велюре, горжетках. Разгребая все это и натягивая на себя, я постепенно погружалась вглубь коробки.
Сколько я там сидела, как выбралась - не помню.  В комнате было единственное окошко, а за ним ночь. Я выглянула в него. Мутная луна с кислым выражением глядела на меня. Еще раз примерила выбранный костюм - убедилась , что это именно то, чего не хватало всю жизнь. Аккуратно сложив и упаковав его, пошла искать выход. В коридорах полумрак, кое где горели маленькие лампочки. Наконец, впереди что -то забрезжило, подумала, что выход . Пробираясь к свету, раздвигая, тяжелые портьеры, наконец вышла.... на сцену.  В ушах вдруг зазвонили колокольчики, им в такт заколотилось сердце, только почему то  значительно ниже положенного и с двух сторон.  Вдруг в зале зажегся свет и я, совершенно отчетливо услышала гром аплодисментов.  Я раскланивалась, а публика неистово кричала "Браво, браво"
- Браво, браво. Ах, как жаль, что нет цветов...- услышала чей то голос, но все еще находясь не в себе ответила:
- Что вы, не стоит вовсе. С меня достаточно  вашего признания. 
- Ей Богу, уморительное создание...
  Только теперь я заметила между рядами огромного мужчину и сразу его узнала. Это был режиссер театра Мазур - заслуженный деятель всего....
- Откуда вы, чудо в перьях? - он так хохотал...:  плечи вздрагивали,  по щекам текли слезы. Достал огромный белый платок, махнул им: - пробирайтесь ко мне. 
Путаясь между кресел и рядов, я кое как добралась до него. 
- Так откуда вы? - повторил он еще не успокоившись и продолжая всхлипывать.
- Из коробки,- тихо ответила я.
- А я думал из табакерки, - снова загрохотал он.
- Почему?
- Более похожа..., у-х- х, насмешила. Давно я так не смеялся.
- Нет. Мне разрешили покопаться только в коробке,- строго возразила я, не поняв юмора.
- Ну, да! Милое создание, а вы знаете который час? Вас дома не ищут?
 Я тут же вспомнила про маму, вернулась на землю и собралась бежать.
- Стойте же. Куда вы в таком виде. Хотя бы умойтесь,- прокричал он мне в след.В коридоре, пробегая мимо зеркала, я испугалась, не узнав себя. Остановившись и присмотревшись поближе, сразу поняла, кого имел ввиду режиссер, говоря про табакерку.
" Да. -гордо вскинув голову, подумала я,- вот она- волшебная сила искусства"
 Конечно, дома меня ждали и судя по лицу мамы - давно. 
- Где ты была?- спросила она.
- Мамочка, я только что из театра.
- С чем вас и поздравляю. А ты не подумала... - начала мама.
- Вот - протянула я ей костюм. - Выбрала. 
- Что это?- мама, держа костюм двумя пальцами, крутила им перед моим носим.
- Выбрала, говоришь. А мне сейчас очень хочется выпороть тебя, только уж больно ты грязная. Иди для начала смой эту грязь. 
- Это не грязь!- возразила я. 
- Не грязь. А тогда, как же по другому прикажешь это называть. 
- Это театральная пыль. И она волшебная. Как только я ее всю смою, снова превращусь в обыкновенную девочку. А я не хочу быть обыкновенной,- почти прокричала я.
- Так что, ты так и будешь теперь...- мама не договорила, голос ее дрожал.
- Нет, думаю снаружи можно и умыться немного. Но внутри - ни за что. Потом можете трясти меня сколько угодно. Она во мне вот такенным слоем. На всю жизнь.
Тряси не тряси...