Откройте свой Мир!

Вершина человеческого Знания – не построение единой теории поля, не совершенство генетических технологий и не освоение космических прострнаств, а постижение непревосходимой мудрости Бога и умение жить в гармонии с ЕГО творением – вечно живым прекрасным МИРОМ.

ВСТРЕЧА С ПУШИНКОЙ

Покружившись надо мной, пушинка одуванчика опустилась на подставленную ладонь. Я с изумлением разглядывала абсолютно совершенное творение. Словно крохотный путешественник- воздухоплаватель с загорелым веретенообразным телом, длинным тонким носом и ажурным белым хохолком десантировался на неведомый остров на лёгком одностропном парашюте. Откуда ты и куда ты держишь путь? – думала я.
Подхваченный ветром или просто движением тёплого воздуха долго ли, коротко ли будешь летать над благоухающей майской землёй, пока не застрянешь за какой-нибудь кочкой или в расщелине, и, приноровившись, заляжешь в укромном местечке до следующей весны. До того времени, когда будет востребован тот бесценный груз, который хранишь ты в своей сердцевинке и переносишь с места на место. Из него, из его сокровенной глубины, когда придёт время, когда растают снега и прольются благодатные дождички, прорастёт и разовьётся чудо-цветок. Напоённый солнцем и сам подобный небесному светилу , он, с жадностью вбирая в себя энергии окружающего мира, сконцентрирует в себе, кроме необычайной красоты и нескрываемой радости бытия, тысячи удивительных полезных веществ. С безоглядной щендростью он будет дарить их всем, кому они окажутся надобны, или, завершив фазу цветения, даст начало новому поколению пушинок – прекрасных странников-воздухоплавателей, разносящих по миру живые зёрнышки. Из года в год, из века в век будет длиться эта история, истинный смысл которой открылся для меня в короткий миг нашей встречи… Сколько всего в нём сосредоточено, сколько сошлось нитей, невидимых, неощутимых, непредставимых даже, но поднимающих волну размышлений и чувств!
Не случайность, не банальность, не иллюзия, а точка в бесконечной цепочке времён и событий, словно сама ЖИЗНЬ, само дыхание Вселенной коснулись меня. Разве случилась бы эта встреча, если бы однажды не загорелись звёзды и не сложились бы они в такой дивный, единственно возможный узор, единственно возможный хоровод, в котором одна из них , та, которую мы зовём Солнцем, никак не могла обойтись без планет и особенно без самой удивительной из них по имени Земля? Если бы в череде эонов не возникли на этой планете уютные речные долины с плодородными почвами и ветры не носили бы над ними облака, если бы не появились бы черви-рыхлители почв, цветы с медово-сладкими головками, пчёлы - любители нектара, птицы, рыбы, а вслед за ними тигры, крокодилы, мартышки… и, наконец, странные существа, соединившие в себе многие умения и осознанный взгляд на Мир…
Спасибо тебе, мой таинственный путешественник-незнакомец, отныне мой друг и учитель, несущий весть о том, что золотоголовые красавцы, рассыпанные по нашим лужайкам и полям – не только дети Солнца, но живая частица огромной живой Вселенной, у которой нет ни начала, ни конца, а просто всё движется в бесконечном потоке.

Медленно, медленно прорастает зерно Истины, но придёт время, и распустится её прекрасный цветок - такова Божественная неизбежность.

                         Тому, кто излучает Свет
        
В голубом прохладном океане,
Полном звёзд, туманностей, планет,
Льётся ниоткуда этот странный,
Все миры пронизывающий Свет.
       Никаким прибором не измерен,
       Не открыт наукой ни одной,
       Он, однако, столь же достоверен
       Как реальный твёрдый шар Земной.
Это он рождает в сердце нежность,
Накрывая сладостной волной,
И вселенских циклов неизбежность
Наполняет радостью живой.
       Он во всей своей великой мощи
       Зашифрован в капельке любой,
       Ну, а если выразиться проще,
       Это БОГ, который есть ЛЮБОВЬ.

Зима в деревне – это чудо,
Воспетое на все лады,
Куда ни глянь – краса повсюду
И духа Божьего следы.
       Река под ледяным покровом,
       Заиндевевший стылый лес,
       И всякий миг в убранстве новом
       Великолепный свод небес.
Дымок над каждой крышей вьётся,
В снега укутаны дворы,
С крутого берега несётся
Весёлый гомон детворы.
       Зима, зима, Сибири чудо,
       Ледянки, сани, лыжный кросс,
       Характер русский точно будет
       Тем крепче, чем сильней мороз.

      Задача наша, задача и миссия Русского мира, никем ещё с глубинной полнотою не объяснённого, но поразительного по своей устойчивости, исполненного глубоких противоречий и вечного драматического напряжения поиска Истины, но и необычайной, светлой, притягательной внутренней красоты, - этого странного феномена , который так тревожит и ставит в тупик западного человека, задача наша явить человечеству, выразить в Слове не национальную идею и даже не планетарную, а вселенскую. И не идею даже, а некую пронизывающую всю Вселенную живую непоколебимую радостную  суть, которая засияет подобно Солнцу и подобно Солнцу станет притягивать к себе, согревая и одушевляя всё живое и растворяя кажущиеся неразрешимыми противоречия, как их растворяет дарующая Всеединство Божественная Любовь.

           Человек ума видит поверхность предметов. Вот он сидит у реки и видит лес на противоположном берегу и синее небо, и сиреневые, с каймой позолоты в предвечернем освещении облака, и рыбацкую лодку на стремнине, он слышит голоса птиц и шум воды и думает: о, как это прекрасно, надо бы сочинить что-нибудь эдакое, берущее за душу, надо побыстрее найти нужные выразительные слова!
        Но тот, кто знает дорогу к своему сердцу, в котором на самом донышке теплится неугасимая искра Божественного огня, стоит ему спуститься в эти неисповедимые глубины, ощущает, как тёплая волна Любви и Радости поднимается, ширясь, заполоняя пространство и волшебным образом соединяя всё, что ещё совсем недавно имело чёткие контуры и определённые имена, в единое неразделимое целое. И сам он уже не чувствует себя сидящим на берегу наблюдателем. Он становится скользящей по камешкам прозрачной водой, зависшим над рекой зорким ястребом, склонившимся к горизонту прозрачным облаком. Он растворяется в Мире, и тогда откуда-то сверху на тонких серебряных нитях спускаются те самые слова,  единственные и точные.

                                                                                Ксении Огорелковой

           Выйдешь вечерком за околицу планеты, поглядишь на проступающие сквозь лёгкие курчавые облака контуры океанов, на тёмные извивы материковых хребтов, на тонкий светящийся ломтик новорождённого месяца и уплывающий за горизонт алый пылающий шар, и защемит, сладостно заноет сердце от того, что где-то там внизу, на берегу быстрой и чистой реки, есть клочок земли с немного запущенным садом, избушкой у самой воды и трусишкой щенком, впадающим в жуткую панику при виде коров и всякой другой крупной деревенской живности. Там суровые зимы, короткое лето, но сердце не остывает, согретое внутренним теплом. Нет на Земле уголка милее.
        Но крылатая душа будто стеснена земным тяготением - то и дело она устремляется в заоблачные выси. Побродив за планетной околицей,она спешит дальше, туда, где широкой туманной лентой простирается Млечный Путь, где сияют огни созвездий, знакомых с тех давних времён, когда они ещё не были обозначены и названы ни вавилонянами, ни греками, но уже были выстроены в прекрасные выразительные узоры, воспринимаемые человеческим воображением как птицы, звери и мифические боги и герои. В душе, бессмертной и бестелесной, с той поры, когда она ещё не была связана земным существованием, не только остались запечатлёнными путешествия среди звёзд, красных и голубых, одиночных и окружённых словно выводками детишек разновозрастными и разнохарактерными планетами, но сохранились живые ощущения беспредельной радости и повсюду царствующей Любви. Это они не дают покоя, будоражат и манят в глубины Мироздания.
       И возвращаясь к своим родным Пенатам, невольно думаешь: Родина – это не только милый сердцу уголок в межгорной долине, не только простирающаяся на север и юг, на запад и восток великая страна, с которой ты связан кровными узами, и даже не только живая чудесная и многострадальная планета. Родина – это Вселенная.

   

   Ветерок весенний,
   Тихая река,
   В небе проплывают
   Чайки-облака.
       Рыхлые сугробы,
       Звонкая капель -
       Все приметы марта,
       А в душе - апрель!

                                                                      ЭТО  Я


       Когда я выхожу на берег, сердце моё трепещет и по телу проходит невыразимо сладостная волна – я сливаюсь с этим кусочком Мира, кажется, знакомым до мельчайшего штриха и всё же нескончаемо таинственным и всегда новым. Я не могу сказать, что любуюсь или восхищаюсь, просто чувствую: это я. Обнажённые, безлистые, с чётко выраженным рисунком ветвей на фоне размытой голубизны предвесеннего неба, сиренево-лиловые липы, тёмно-серые черёмухи, слегка кремоватые в сравнении с ослепительной белизной ещё даже не просевших сугробов берёзы, разноцветные тальники, осинки с ясно выраженной прозеленью тонких стволов… А среди них – пронизывающие лёгкую ситцевую ткань небес остроконечные пихты и более приземистые кедры, сосны, с пригнувшимися под тяжестью снега ветвями,  По весне они обновят свои вечнозелёные наряды нежными тонами молодых побегов, а пока радуют глаз насыщенной густой зеленью… Всё это я.
       А вот река. Иссиня-чёрная, прозрачная до самого дна, спокойная, почти гладкая, отражающая скалистый залесённый берег. Она не вскрыта пока только вдоль берегов, где  разрастающиеся полыньи постепенно покрывают заснеженные  льды  графически чётким рисунком из кругов, овалов, причудливых многометровых  линий, между которыми высятся мощные сказочные фигуры дремлющих на солнышке белых медведей, нерп, черепах... В полыньях и на открытой воде время от времени замечается  быстрое многократное движение – это ныряют за рыбой чирки, и вместе с ними я чувствую холодное шёлковое прикосновение.
        Вот по реке проплывает льдина . На ней, сидя друг напротив друга, разговаривают две птицы, достаточно громко, чтобы расслышать тёплые дружелюбные оттенки их голосов. Жаль, что они далековато, и можно разглядеть лишь желтовато-белый фрак у одной из них и серое одеяние у другой. Вот они вспорхнули и полетели над рекой вдвоём, почти касаясь друг друга, связанные невидимой нитью любви.
       К едва возвышающейся над сугробами черноплодке, то и дело наведывается  красавчик-свирестель с замечательнымс пепельно-коричневым окрасом оперения, живописным пушистым хохолком и пёстрым, словно разрисованным акварелью хвостом – наверное, его привлекают чудом сохранившиеся ягоды. На ближней берёзе прямо у ствола пристороился    - то ли медитирует, то ли высматривает добычу красногрудый длиннохвостый снегирь. Чуть подальше на разросшейся ветвистой дикой яблоне подняла невообразимый галдёж компания воробьишек. Вот уж воистину коллективные существа , и в сдержанности их не упрекнёшь – если устроят сходку, слышно на всю округу. В небе над рекой парит ястреб.
       В этом всём – набирающих силу и сочность красках, переменах в речных пейзажах, оживлённости птиц – биение пульса планеты, так совпадающего с пульсом моего сердца, предчувствующего весну.
       Это я. 

      ЗАВЕТНЫЙ ОСТРОВ

Во Вселенском океане,
Неоглядном и бескрайнем,
Не вдали, но и не близко,
Может быть, посередине
Или где-то у границы
Меж таинственных галактик
Есть заветный остров-Чудо,
Не огромный и не малый,
А как раз такой, как надо
Для души, познавшей Бога
И влюблённой в Человека.
       Нету там ни дня, ни ночи,
       Ни восхода, ни заката,
       Свет струится ниоткуда,
       Проникая прямо в сердце
       И сияньем заполняя
       Всё над островом пространство,
       Напоённое блаженством
       И садов благоуханьем.
       Там сестра Любви Ананда
       Гостью радостно встречает
       С чашей, полною амриты.
И душа в порыве счастья
Ввысь над островом взмывает
И парит, расправив крылья,
Над своим родимым домом,
Обещая не оставить
Никогда пределы эти.
Кто найдёт туда дорогу,
Рассказать о ней не может,
Потому что в этом Мире
Столько островов заветных,
Сколько душ, пришедших к Богу

                                       
      Из цикла "БОЖЬИ  ДЕТИ"

                                   
( по мотивам письма живущей в Альпах

                                              
неколючей Ежевики )



          Зима нынче выдалась небывало
снежная – крыши, до которых ещё не дошли руки, прогибаются от многотонной
тяжести, а прочищенные дорожки похожи на тоннели. Низкие кустарники уже 
давно скрылись под сугробами, да и те, что повыше, виднеются чуть-чуть.
Застывшая река теперь не слышна – разве что где-то повыше по течению есть ещё
не поддающиеся морозам знакомо шумные перекаты-стремнины. Выйдешь, посмотришь –
будто широкая заснеженная дорога пролегла между молчаливыми берегами, покрытыми
лесом. В солнечный день всё искрится, переливается перламутрами да изумрудами –
красота немыслимая, непередаваемая! Дух захватывает.

       Но в этом прекрасном многоснежье нелегко
приходится пернатым. Мало того, что замело, запуржило обычные места пропитания
возле коровников да курятников, нет у них и такого подспорья, как замёрзшие
ягоды рябины, калины, облепихи, ирги. Всё ещё по осени склевали залётные стаи
из бедствующих от лесных пожаров смежных областей. Они и сейчас иногда
налетают, поднимая галдёж на всю округу. Но нечем им, бедным поживиться. Ну, а
местных, нашенских, уж приходится подкармливать ежедневно. В ход идут семечки,
хлебные крошки, крупы, кусочки залежавшегося сала… Работает столовая главным
образом для синичек и воробьишек. С утра они рассаживаются и в амфитеатре – на
проводах и столбах, и в партере – на ограде, на сарайчиках. Не слишком шумно
обсуждая свои птичьи проблемы, они терпеливо дожидаются, пока накроют столы.
Как только в заветных  поддончиках появляется корм, они, не дожидаясь
ухода хозяйки и иногда в качестве трамплина используя её плечи, стремительно
слетают вниз, ухватывают что повкуснее и тут же уносятся прочь, чтобы
полакомиться в безопасном местечке. Они не могут позволить себе самозабвенно
предаваться угощению, зная, что к кормушке наведываются когтистые 
коварные звери кошачьей породы, охотники до всякой чирикающей живности. Чуть
зазевался – и останутся лишь горстка пёрышек да обглоданные крылья. Жаль птичью
душу – улетела в свой воробьиный рай. А может, птицы и есть жители рая? 
Им, крылатым, словно ангелы, принадлежит небо. Нам, земным, они слагают песни о
небесных высях, куда так рвётся человеческое сердце… А как весной поют в
черёмухах соловьи –  разве не возвращают нас эти волшебные звуки туда,
откуда приходят человеческие души? Даже вороны, крикливые, важные в своих чёрных
смокингах, даже хищные ястребы, так уместны  и так необходимы в семействе
обитателей небес, как необходимы тени для завершённости любой картины.

       А как же кошка? Не отправишь же её  в
ад за то, что она не в силах сдержать дремлющую в ней охотничью страсть! Её
инстинкты ещё отчасти там, в джунглях, где ей никто не наливал по утрам в миску
молоко, где не было уютной корзинки для сна, где мягкими пружинистыми прыжками
она настигала дичь и наслаждалась вкусом живой горячей крови. Память об этом
заставляет её подкарауливать не только пернатых, но, главным образом, хвостатых
грызунов , хоть есть она их не собирается, а услужливо несёт хозяйке в ожидании
похвалы …

       Сложны взаимоотношения в
птичье-кошачье-человечьем мире…

  
  
               ОКЕАН

Океан по имени Любовь –
Тёплого мерцания безбрежность,
Нет в нём звуков, запахов, нет слов -
Есть лишь всеобъемлющая нежность.
       Неисповедима глубина,
       Заплывай, не ведая сомнений –
       Не утонешь, не достигнешь дна,
       Не обманешься игрою теней.
Не заметишь, как летят года,
Пребывая в неге этой сладкой…
Просто растворишься навсегда
В бездне лучезарной без остатка.

                                                          НЕЗАВИСИМОСТЬ
                                                                                            Моему Учителю

       Ты шёл кружными путями, извилистыми и скалистыми тропами, ты срывался в пропасти, зализывал раны и снова отчаянно, упрямо карабкался вверх. По каплям ты  впитывал  науку жизни, и каждый человек, всякое обстоятельство, всякая драма и всякая удача были твоими учителями. На каком-то изгибе Пути, на каком-то повороте ты вдруг почувствовал ведущую руку Бога, ниспославшую тебе проводника – великую чистую душу, разлитую до беспредельности Мира. И  тогда, озарённый его Светом, ты ощутил, что внутри тебя есть некая неистощимая сила, которая делает твой шаг упругим, а твою веру – неубиваемой. Дорога твоя перестала петлять, ты уже видел впереди маяк и ощущал за спиной крылья. Тебе казалось, что ты взмываешь ввысь, в неисповедимые космические бездны, а в самом деле ты совершал самое трудное восхождение (или нисхождение) – ты преодолевал преграду между тобой и Миром, ты проторил дорогу в священное пространство своего сердца, и оказалось, что это пространство – храм без стен и без крыши, оно – весь Мир.
       Нет, ты не понял и даже не осознал, ты ощутил, что всё – в твоём сердце. Нет ничего – ни малого, ни великого, что не было бы тобой. Наконец-то ты обретаешь независимость! Ты больше ничего не можешь утратить.Ты владеешь всем. Твоё всё испокон веков и вовеки вечные.
        Отчего же в этой точке или в этом открытом безграничном пространстве ты ощущаешь некое неравновесие, словно устроился на кончике иглы? То, что по твоей бывшей убеждённости, точно принадлежало тебе ( твой дом, твой сад, твои книги, твои мысли и чувства даже ), оказывается, не принадлежат тебе в том смысле, в каком подразумевалось прежде. Как и ты сам, всё принадлежит Божественному Миру, нет, не принадлежит, является частью Божественного Мира.
       Но в то же время ты остро ощущаешь зыбкость, неустойчивость обретённой свободы. На этой ступени, на этой высоте ты понимаешь вполне определённо, что, сделав шаг «не туда», легко можешь соскользнуть вниз, лишившись сладостного ощущения единства со всем сущим.
       И, главное, ты знаешь,   к у д а     не следует идти,  ч т о    не следует предпринимать, если жаждешь сохранить равновесие. Внутри тебя есть колокол, который звучит всегда, когда ты отклоняешься от курса. Этот колокол – Божественный Закон. Тебе не нужно его изучать. Он – в тебе. Ты и есть осуществление и воплощение этого закона.
       Разве тебе не известно, что не от тебя зависит, в какой стороне восходит Солнце, что ты не в состоянии создать не только пшеничное зерно, а даже одну живую клетку; что если ты нанесёшь рану   д р у г о м у,   у тебя внутри создастся пустота наподобие чёрной дыры, которая будет засасывать все твои радости и все благие намерения? Или для тебя новость, что не следует дурманить свой мозг алкоголем, наркотиками, взбадривать его кофеином или, напротив, затуманивать его чревоугодием ?  А может быть, для тебя большой секрет, что, идя по берегу моря, по лесной тропе, по сотворённому  трудами многих поколений городу, не следует бросать под ноги всякий мусор или орать во всю глотку?
       Тебе известно, что, делая всё это, ты как будто идёшь по живым цветам, беспощадно топча их нежные прекрасные головы, или шагаешь по площади, заполненной птенцами, раздавливая их тела и видя, как брызжет из них живая горячая кровь. И если ты всё-таки продолжаешь идти, ломая, перебарывая себя, заглушая звучание колокола в своём сердце и лишь прислушиваясь к тональности  всезнающего Ума, подсказывающего тебе,  что ты строишь свой рай, а поэтому всё оправдано и нечего стесняться, ты вряд ли когда-нибудь окажешься в этой точке равновесия.
       Но если уж ты дошёл до этой вершины, вероятно, первой из тех, что приходится преодолевать человеку по пути к Себе, тебе известно точно: ты    н е    м о ж е шь     делать  того,  что противоречит Божественному закону. Но здесь ты  и    н е     х о ч е ш ь     этого делать! Здесь биение твоего сердца сливается со звуком колокола.

       Подлинная независимость и подлинная свобода – это осознанная зависимость от  БОЖЕСТВЕННОГО   ЗАКОНА.

  
 
                                                           НОЯБРЬ

       Ещё осень? Уже зима? Или ни то и ни другое? А может быть, он полосатый? Как зебра, как тигр, как сама жизнь?
       Заявляет о себе он круто, грубовато даже, не то, чтобы наступает на пятки Октябрю, а без всяких церемоний начинает хозяйничать на его территории, не считаясь с астрономически отведённым ему временем и не дожидаясь его ухода, да ещё подталкивает, поторапливает: давай-давай, мол, проваливай! Под таким напором Октябрь, месяц вовсе не воинственный, отступает, не сопротивляясь, чем даже приводит нас в некоторое  недоумение: «Неужели это было только что – позолоченная тайга, догорающие в палисадниках поздние георгины, грузди , пробивающиеся из-под опавшей листвы?..
        Как-то разом, вдруг, нагрянет ненастье – ледяные дожди  вперемежку с морозами, низкое тяжёлое небо, метели со свистом и подвыванием в печных трубах, побелевшие леса, первые сугробы, как-то глухо шумящая непривычно тёмная река с редкими плывущими льдинами, силуэтами  перевёрнутых лодок, сиротливо и зябко прикорнувших к опустевшему берегу,  и полная невнятица уклада – нет, не готовы к такому внезапному повороту ни люди, ни птицы, ни всякая другая лесная живность.
       Но тот, кто об этом месяце скажет, что он коварный  и жестокий, будет глубоко неправ.
       На самом деле он замечательный. Он  нужный, важный и такой правильный! Искусно, точно, разумеется, не без фантазии – ведь год на год не приходится - он играет отведённую ему роль: готовит нас и природу к суровым будням сибирской зимы. Полоса непогоды – сигнал, предупреждение, крепкий пинок всему и всем, упустившим время – тем, кто не укрепил и не утеплил свои гнёзда и норы, кто недостаточно заготовил дровишек, не привёл в порядок крыши, инвентарь для уборки снега, одежду, обувь, кто не укрыл виноград, не пригнул малину, не заквасил капусту…Он берёт всех за шиворот и встряхивает хорошенько, что оказывается весьма полезным. Глядишь, засуетятся и народ, и лесные жители. Но  потом обязательно отпускает – даёт возможность замолить грешки.
       Также внезапно оттает, захлюпает, закапает, посветлеет, повеет теплом. Это передышка. С безветрием, щедрым солнцем, глубокой гулкой тишиной, умиротворённостью коротких вечеров, обрывками туманов, плывущими по реке словно призраки, полупрозрачные, то сгорбленные, то распластанные, будто желающие укрыться от посторонних взглядов. Дороги очистятся, но сугробы уже не убывают, а лишь прикрываются сверху изредка перепадающим пушистым снежком. Деревья и кустарники – почти без листвы и примеряют зимние наряды: кому больше подходят накидки, кому пелерины из льдистого кружева, кому шубы до пят… Небо даже в пасмурные денёчки не давит, а словно заботливо прикрывает долину подобно накинутой на плечи гор лёгкой серой шали с бахромой из подсвеченных по линии горизонта облаков…

       Славное время! Его воспринимаешь, как дар, как благословение, паузу для подготовки к грядущим холодам. Потом, когда  в следующий раз непогода возьмётся  испытывать нас на прочность, уже будет не так страшно. Напротив, подумаешь: спасибо тебе, Ноябрь!

       А ближе к Декабрю он угомонится, распластавшись, приникнет к уже заснеженной земле, будет попыхивать дымками труб и посапывать лёгкими сквозными ветерками долины. Он не исчезает, он замирает с обещанием начать снова озорничать и куролесить ровно через одиннадцать месяцев. Пока-пока!
                                                            _  _  _
 
       Завершён цикл « Алтай. Времена года ». Начало – «Декабрь» и остальное см. в блоге.

  
                                                                   ЧЕЛОВЕКУ  НЕБА

       В этой жизни я буду всегда стоять у подножия и со священным трепетом, с благоговением устремлять взгляд на вершину, то ослепительно сверкающую снежным одеянием в лучах Солнца, то окутанную облаками, словно желающую отдохнуть от этой вечной открытости всем ветрам и взорам, от участи всевидящего и всепонимающего свидетеля и стража земных стихий и страстей…

       Я всегда буду стоять на берегу, вглядываясь в простирающуюся до самого горизонта
подвижную поверхность Океана, лишь внутренним чутьём прозревая наполненность его глубин ни на минуту не утихающей удивительной многообразной жизнью, с её красотой, переменчивостью, игрой света и тени, драматическими коллизиями …

       Я всегда буду ощущать под ногами землю, как породившую и удерживающую меня твердыню, но судьба моя - устремляться ввысь, в бездонные бесконечные дали, царство  всепроникающего животворящего Духа, туда, где вольно обитает, призывно посылая Свет,  бесстрашная душа Человека Неба, обречённая возвращаться на многострадальную планету с надеждой возродить на ней радость бытия…

  
                                                            О  ЛЮБВИ

       О чём бы я ни писала:
       о реке – серой, зеленоватой, голубой или прозрачной, почти без ряби на воде, зеркально отражающей прибрежные леса;
       о розовых отсветах закатного солнца на слегка припорошенных первым снегом вершинах;
       об усеявших берег тёмных валунах, прикидывающихся мёртвыми, а на самом деле наполненных таинственной, неведомой для нас жизнью бесчисленных вселенных;
       о распахнутых веером над горами, расцвеченных трепетно и неизъяснимо  облаках;
       о круглой жёлтой луне, фонарём повисшей над горизонтом в вечернем сумраке;
       о редких неподвижных фигурах отчаянных рыбаков, по пояс в ледяной воде медитирующих на поплавки;
       о распростёртой над этим уголком Мира кристально чистой Тишине, поздней осенью  почти не взрываемой рёвом моторок, уже дремлющих на берегу до весны,
       - я просто записываю голос сердца…
  
  
      

                                                                                              ОКТЯБРЬ

       Вот теперь – под горку. Быстро-быстро. И невольно уже отсчитываешь, не сколько прошло пополудни, а сколько осталось до вечера. На дворе – Октябрь.
       И всё же совсем не нужно напрягаться, чтобы писать очередную оду, просто чуть приоткрыть сердце, слегка сосредоточиться  и потом перевести в слова нахлынувшую радость.
       Каков он, по календарю срединный, а на самом деле в Сибири обычно завершающий месяц осени?
       Прежде всего  -  р а з н ы й. Если в характере других его братьев можно выделить доминирующую черту, которая повторяется независимо от того, которые по счёту век и год, то Октябрь бывает неузнаваемым,  д р у г и м. Иной осенью он похож на август – теплый, тихий, безветренный, с млеющей под солнцем прозрачной рекой в разноцветных берегах и декоративно чёткими контурами гор на незамутнённой бирюзе глубокого неба.   Случается, бесконечные дожди переходят в мокрый неустойчивый снегопад, а там, глядишь, ударят морозы и к ноябрю установится снежный покров. Но чаще он неровный сам внутри себя, то есть по натуре скорее холерик, чем сангвиник. Перепады настроения не только ото дня ко дню или ото дня к ночи ,а нередко - от часа к часу. Уж если нахмурится, то нахмурится. Лохматые тяжёлые облака едва не касаются крыш, вдоль реки гуляет непривычный для здешних мест ветер, поникшие деревья завершают мрачную картину, и может показаться, что нет в этом парне ни тепла, ни красоты.
       Но вот, не успеешь даже удивиться, хлынет на землю солнечный свет, как вспугнутые мыши, разбегутся, спрячутся за горами облака, и сразу становится видно и понятно, что перед нами не просто красавец, но великий мастер, художник, воспитатель нашего эстетического чувства, тонкий игрок на струнах человеческого сердца. С какой изысканной лёгкостью, даже, может быть, некоторой небрежностью непревзойдённого знатока тайн живописи, наносит он краски, поразительно сочетая, казалось  бы, несочетаемые тона и нередко используя даже в пределах одного листа всю гамму известных в нашем мире красок. Возьмёшь на руку такой лист и не в силах надивиться чуду, засушишь, желая сохранить миг вдохновенного творчества Октября. И напрасно! Лучше просто пройтись по усадьбе и ахнуть, и восхититься: ну, чем не вернисаж, чем не музей современного, а точнее, вечного искусства под открытым небом?! Галерея полотен одного автора по имени Октябрь – сына госпожи Природы и господина Космоса, внука Вечности. О. как он знает, как понимает, где использовать охру, где киноварь, где гематит, лазурит, аурипигмент или чистое золото от жёлтого до червонного, а где нанести эти краски слоями, чтобы получились фиолетовые, лиловые, тёмно-коричневые до черноты, сложные, смешанные или совсем немыслимые, не имеющие словесного определения цвета. Это мастер-класс, где художник работает беспрерывно, без отдыха. Ведь нужно всё успеть и каждый миг представить нашему взору новую картину.  Вот только что на крохотном юном каштанчике трепетали резные листы, и вот он уже стоит оголённый, как тростинка – не заметишь среди пожухлой травы. С дубом, боярышником, черноплодной рябиной можно не особенно торопиться, их крепкая глянцевая листва ещё долго будет удерживаться на ветвях даже прод напором ветра и под проливными холодными дождями. Малина и вовсе простоит в зелёном убранстве до зимы. А вот клёны, липы, калина того и гляди останутся без одежды. Берёзы – постоянный предмет внимания, они начинают осыпаться чуть ли не раньше всех, но просто постепенно и как-то снизу вверх - становятся всё более прозрачными, ещё долго пламенея верхушками на изумрудном фоне хвойных деревьев.
        Конечно, Октябрь прежде всего и главным образом художник, но он и прекрасный ткач – он выстилает всю землю ковром из опадающей листвы, из-под которого ещё долго будут выкарабкиваться грузди, рыжики, волнушки, поздние маслята … Одним словом, трудяга.
      
         А ещё в этом месяце есть нечто немного таинственное, пограничное, незавершённое, волнующее. Когда в тихий солнечный день окажешься где-нибудь на широкой открытой поляне или на берегу реки или просто выйдешь на крыльцо, с тобой происходит то, что я называю купанием в Октябре. Так бывает, когда погружаешься в море – живо ощущаешь приятную живую прохладу стихии и непрерывность, единую ткань всего сущего от песка под ногами до непостижимых небесных глубин.
        И даже в пасмурные дни, когда на горах лежат не то туманы, не то облака и под отяжелевшим сводом раздаётся грустный прощальный клекот журавлей, сердце трогает нет, не тоска, а светлая грусть: что-то уходит, но что-то придёт ему на смену, и будет продолжаться жизнь, жизнь бескрайнего и прекрасного Божественного Мира…
 
      

      

  
                                                               СЕНТЯБРЬ

        Так и подмывает сказать, что этот месяц – мой любимый! Да это так и есть. С оговоркой, что остальные братья любимы мною ничуть не меньше.
        Но каждый год я задаю себе один и тот же вопрос: почему в июле, когда погода переменчива, вода в реке нередко мутновата да ещё и не прогрелась толком, мошкара, если и не свирепствует, то уж точно не даёт о себе забыть, народ устремляется сюда на отдых толпами, косяками, а сейчас, когда в природе устанавливается чудное равновесие, которое можно передать словом «благодать», популяция туристов так сильно редеет, они почти исчезают как вид, и во всякое время суток пустынность и тишину берегов нарушают лишь редкие рыбаки да коровы? Нет, нет, я этим не смущена и не огорчена. Эти денёчки – радость для меня несказанная. Да и не боюсь я рекламировать сентябрь – так уж повелось, что уже вроде как осень, которая не очень совмещается с отпусками. А значит, наступает   м о ё    времечко. Время нежности. Нежно прикосновение солнечных лучей, нежно перебирает слабый, почти не ощутимый ветерок слегка поредевшую листву, с нежностью омывает берег прозрачная ещё не остывшая река, нежно обнимает долину насыщенно синее небо, и дух замирает от невыразимо нежного чувства ко всему сущему.
       Забот в сентябре немного – картошку выкопать да лук прибрать. Запасти клюкву.Морковь, свеклу, тыкву можно оставить до октября, до заморозков.
       Случается, задождит. На день,  на два, а то и дольше. Серое низкое небо нависает над долиной, и кажется, что лазурь исчезла из палитры Природы. Ровный шум заглушает песню Реки, но такая в этом монотонном звуке гамма умиротворяющих, выравнивающих ритмы тонов, что вдыхаешь  запах подступившей, но пока ещё робко вступающей в свои права осени без всякой грусти.
        А когда поднимутся облака и омытый дождями лес заиграет изумрудами и аквамаринами на фоне словно первозданной синевы, с какой радостью, с каким упоением мчишься туда, за деревню, на свидание с Божественным, чистым, с тем, что ощущаешь всем существом своим как собственное продолжение, как свои крылья, как голос своего сердца. С восторженным умилением глядишь на тальник у реки, на янтарные стволы сосен, на влажно поблёскивающие валуны, вслушиваешься в звонкий шум воды на речных перекатах…
       Возвращаешься обязательно с трофеями. Мой охотничий азарт вызывает то, что у нас в деревне, пожалуй, никого не интересует. К примеру, слова. Непуганые, они совсем не прячутся, а открыто и бесстрашно прыгают по веткам, проносятся стайками в воздухе, выныривают из воды, гоняются друг за дружкой, словно соревнуясь в красоте, важности, силе. Дома  ни за что таких не сыщешь. А тут хоть пригоршней набирай. За каждым речным поворотом, в зарослях дикой малины, на открытых полянах, в прочерченной наискосок через всё небо колышущейся прозрачной ленте облаков, в полётах птиц, в густом смолистом воздухе бора – россыпи, клады, такое впечатление, что они сами рады запрыгнуть в лукошко. Если они ведут себя слишком настойчиво, то чтобы отделаться от них, сосредоточишься на другом – на камешках.
       И что только не водится на промытых наполненной после дождей рекой косах !  Если внимательно вглядеться , можно найти яшмы – зелёные всех оттенков, лиловые, узорчатые, пейзажные, полосчатые с геометрически точно параллельными слоями , порфириты, льдисто прозрачный жильный кварц, рельефно выветрелые песчаники в виде пагод, человеческих портретов, птиц, зверушек… При этом надо знать, что в каждом из них запечатлена   и с т о р и я   и не просто история камня, а история Вселенной, и понимать, что они живые. Возьмёшь в руки кварцевую льдинку или яшму-полосатик, а от неё исходит тепло – это начинается взаимодействие или приручение. Теперь если возьмёшь её с собой, дома нужно постараться положить её на видное место и время от времени ласково на неё поглядывать, а уж она тебе подарит своей энергии сполна.
       Ещё можно насобирать дождевиков. Маслята и опята уже давно варятся и жарятся на кухнях ранних грибников, а на дождевики никто и внимания не обратит или ещё пнёт ногой да растопчет. Между тем, молоденькие, первые, они по вкусу не уступают шампиньонам.
       Но все мои трофеи перекрывает радость общения с Миром Божественным, так что возвращаюсь я богатейкой неслыханной.
       Сентябрь – чудо. Сентябрь – ощущение, что вся осень ещё впереди. С утренними туманами над рекой и прибрежьем, постепенно мелеющей рекой, нежарким теплом, перемежающимся с заморозками…
       Пока на дворе сентябрь…


 

                                                                           Август

       Может, кто-то и упрекнёт меня: сплошной елей! Но что поделать, если все двенадцать братьев – как на подбор? Красавцы, хоть краса у всех разная и характер у каждого свой, и лишь ему свойственное обаяние… Ни на иоту не грешу против Истины, просто у неё такие разные лики. Вот как не влюбиться в этот месяц, который сейчас за окном? Нет слов, хорош месяц Июль, но Август… Отрада сердца. Конечно, уже чуть-чуть под горку, но пока медленно, едва ощутимо. Чуть позднее наступает рассвет, чуть раньше спускается темень, солнышко не жарит во все лопатки, а греет ровно, спокойно, ласково. Облака чуть потяжелее, поплотнее, чем в июле, и они уже не бесформенные: за лесом они похожи на снежные горы, в небе – на паруса или плывущие острова, населённые таинственными духами, заметными только по движению теней, а над крышами они как прикорнувшие отдохнуть путники-великаны. Ночи прохладные, но зато как отдыхаешь от духоты, укутаешь плечи шалью и сиди над рекой до темноты, до росы, до звёзд. А днём, как и в июле, обходишься минимумом одежды да ещё норовишь обнажиться побольше, подставляя тело живительным лучам.
       Если сравнивать времена года с возрастными периодами, то это ещё молодость, пусть без прежнего напора и огня, но пока упругая, крепкая, сочная. Можно сказать, примерно половина четвёртого пополудни. Краски – ещё свежи, но с подпалинами, рыжими и жёлтыми бликами, мелькающими там и сям. На подсохших кустах кое-где краснеют ягоды малины, последней, сладкой, как мёд; рябина наливается оранжем. Но это всё так, не предмет забот. Что-то уже собрано, что-то ещё не подоспело, август – праздник лентяя.
       Когда солнце начинает клониться к горизонту, иду на свидание к моей Реке. Привет, Река! Хочешь сообщу тебе новость – самую свеженькую, только что из печки. Я люблю тебя! Всегда – всегда. Зимой, когда ты покрыта льдом и видна лишь в протоках и промоинах; по весне, когда ты демонстрируешь свою мощь и крутой нрав; когда замутишься после дождей и с виду становишься неприветливой; когда мелеешь к октябрю и становишься почему-то синей-синей… Но в августе ты всего милее. Ты ещё полноводна, но прозрачна и достаточно прогрета, чтобы с наслаждением окунуться в  твои воды. А как приятно поваляться на твоём бережочке , вдыхая запах клевера, рыбы, глядя на облака, на лёгкие движения прибрежных осок. Можно  наблюдать, как мальчишки с воплями восторга устраивают километровые заплывы или ныряют со скалы на том берегу. Иногда с рёвом проносятся моторки, рыбаки правят ими даже на быстрине привычно ловко, с лихой небрежностью. Редко кто из них задумывается о твоей пленительной красоте. Не потому, что они с тобой единое – те времена давно канули в лету. Им    н е д о с у г . По большей части их мысли заняты тем, как можно половчее ограбить тебя. Ты пытаешься противостоять, хитрить, удерживая рыбу в местах дальних, потаённых, скрытых, но мощные моторки и сети делают своё чёрное дело – силы неравны.Ещё два-три года назад мелкого хариуса рыбаки возвращали тебе, нынче им торгуют вовсю. Отчуждение от тебя, утрата чувства родства – в несоразмерности и несоизмеримости человеческих притязаний и природных возможностей. Вопреки всякой необходимости, рыбой набивается по несколько мощных морозильных камер, чтобы потом можно было продавать её втридорога отдыхающим. В грабеже принимает участие много людей…  Все тебя используют, но редко кто жалеет, оберегает, хранит. Прости нас, Река, прости нашу непомерную жадность, душевную слепоту! Но всё же ты своим величием, своей силой, своим постоянством каким-то чудом вместе с этими горами, с этой тайгой, с этим высоким небом удерживаешь равновесие здесь, в этом уголке планеты. И лёжа на прогретом солнышком берегу, испытываешь ощущение рая. Зыбкого рая.  Зыбкого, как это прекрасный Август, как этот лёгкий свежий ветерок, как наше земное бытие…

  
                              ЛЮБОВЬ  И  ВЕЧНОСТЬ
  
   Мы идём, мы плывём, мы парим, мы летим в бесконечность,
   Нас возносит, влечёт, окрыляет земная любовь,
   Но за гранью миров, где мерцает таинственно вечность,
   Предстоит нам с любимыми нашими встретиться вновь.
      
       Их узнаем по нежности чистого светлого взгляда,
       По щемящему чувству родного в глубинах души,
       И зажжётся огонь, и прольётся потоком отрада,
       Вспыхнет жизнь на просторах великой вселенской тиши.

  
          ЦИВИЛИЗАЦИЯ. СИБИРЬ. ЛЕТО.


       От жары плавятся тротуары, раскаляется металл, жухнет и выгорает трава, увядает зелень, заклинивает мозги. Над городом висит смог – в соседней области горят леса, и дым смешивается с запахом гари, выхлопных газов и горячей, не успевающей оседать пыли. Не успевающие остыть за ночь многоэтажки истекают жаром. По дорогам движется бесконечный поток машин, в которых издёрганные, близкие к психозу водители, с лицами, искажёнными от усталости и озлобления против всего и всех – против дурных дорог, изматывающей, доводящей до одури духоты, бесконечных пробок, бесполезных затрат времени – готовы в любой момент сорваться на ком-нибудь или на чём-нибудь, что попадётся под руку. Если смотреть сверху, эта неиссякающая вереница машин похожа на жирную змею, сверкающую разноцветной чешуёй , которая, с одной стороны, захватила власть в городе, с другой – сама не может вырваться из его плена.
       Деревья стоят поникшие, обезжизненные – они задыхаются безмолвно, и им неоткуда ждать помощи.
       Не легче и городской живности.
       Сердобольная, с понятиями принесёнными из ещё относительно гуманного двадцатого века, женщина подобрала на городской помойке шланг, протянула его из своей квартиры  ( благо, что в этом доме ещё не установлены счётчики ) и поливает гибнущие от безводья цветы под окнами первого этажа. Шланг дырявый, и вскоре в месте, где сочится вода, в углублении асфальта образуется лужа. Тотчас, словно услышав позывные, вокруг неё собирается воробьиная братия и с видимым восторгом и громким чириканьем предаётся наслаждению пития и купания . К этому птичьему переполоху присоединяются многочисленные степенные голуби, они пьют долго и основательно, как будто запасают в себе влагу впрок.
        Мимо проходят люди – с равнодушными лицами они спешат кто куда-то из дома, кто откуда-то домой. Сидящие на железной оградке мальчишки едят поп-корн и с любопытством наблюдают за происходящим.
       Женщина пытается привлечь их к поливке.
       - Нет,-отвечают они.- Мы лучше поглядим.
       - Ну, хоть мусор соберите,- урезонивает их женщина,- сидите в грязи..
       Мальчишки нехотя встают и собирают мусор в урну.
       - Ну вот,- удовлетворённо кивает женщина. – Для первого раза совсем неплохо. 
        Вот мимо лужи бредут две чуть живые от жары собаки. Их привлекли птичий гам и брызги, разлетающиеся при поливке. Остановившись, они с  сомнением смотрят на лужицу, в которой вода уже взбаламучена птичьей вознёй и перемешана с пылью.
        - Пить хотите? – спрашивает женщина.
         Она выносит ведро, наливает воды и приглашает собак. Всё ещё не веря в удачу, собаки подходят к ведру и с жадностью начинают лакать. Опустошив полведра, они, шатаясь, как пьяные, уходят искать тень.
       На следующий день воробьишки развешиваются на всех близлежащих предметах в ожидании водяного пиршества. Слетаются и голуби. Они с надеждой поглядывают на подъезд, где живёт их благодетельница и начинают радостно хлопотать при её появлении.
       Так в этом аду возникает маленький спасительный уголок, может быть, не похожий на рай, но напоминающий о призрачном, исчезающем под железной поступью цивилизации, мире родства человека и природы.

                                                                 МОЙ  РЫЖИК

       Едва слышно мурлыкающий Рыжик лежит в уголке дивана, свернувшись калачиком и свесив почти до пола пушистый хвост. Он как будто дремлет, а сам, хитрюга, лукаво поглядывает на меня из-под полуприкрытых век. Он появился у меня совсем недавно, и, что самое удивительное, сотворил себя сам.
       Скажу вам по большому секрету: это мой Ум. Тут целая история. Долгое время мы с ним не то, чтобы  враждовали, но определённо не могли друг с другом поладить. Шустрый, пронырливый, вездесущий, неугомонный, нельзя сказать, что тупой, но всё же слишком самоуверенный - до наглости, с явно завышенной самооценкой, он буквально терроризировал меня, въедливо вникая и в мелочи, и вообще в такие дела, где он был абсолютно лишним. Порой он доводил меня до отчаянья, и мне казалось, что я в тупике. С одной стороны, весьма недурственный запас знаний, всегда готов по первому зову прийти на помощь и не раз выручал в непростых ситуациях, с другой – не единожды подводил меня своими бредовыми домыслами и никчёмными советами, основываясь на какой-то своей логике; с одной стороны, нередко возникало желание призвать его уже угомониться, «повзрослеть», умерить свой пыл и свои амбиции, с другой – всегда приятно было  сознавать, что есть у него ещё порох в пороховницах;  с одной стороны, это ведь не просто жутко утомляет, а выводит из равновесия, когда денно и нощно жужжит мыслительная прялка, с другой – чего-то не хватает, и начинает одолевать скука, когда устанавливается тишина…
       Так мы, бесконечно нуждаясь друг в друге и не умея друг без друга обходиться, пребывали в состоянии вялотекущей гражданской войны. Пока однажды…
       Уж не знаю, как это случилось. Вряд ли он докумекал до этого сам, думаю, вывел его на путь Истины мой Добрый Ангел, а ещё, возможно, он ощутил какие-то перемены во мне, но он, представьте, право слово, в один прекрасный момент  о б о р о т и л с я . Наверное, это долго готовилось, но произошло неожиданно. Гляжу, а в углу комнаты на пуфе лежит не то котёнок, не то тигрёнок – просто симпатичнейшее существо, и, поверите ли, в глазах                                                                                    
такая всепонимающая улыбка, дескать, вот смотри, я не присмирел, а      п о н я л   , теперь твой черёд… Нет-нет, он не разжирел, не погас, он любит пошалить, попрыгать за мышкой или мячиком на резинке, поластиться и помурлыкать свою бесконечную песню, но он ведёт себя, как джентльмен – не теряет достоинство и знает меру.
       Теперь мы с ним большие друзья. И какая это радость – конец конфронтации и постоянное ощущение необходимости друг в друге .
       От души желаю и вам завести такого симпатягу. Впрочем, это может быть и попугайчик, и мартышка, и щенок, и даже морская свинка – почему бы нет?
       Разумеется, в жизни всё не так гладко, как стелется строка по бумаге. Как обычно бывает между друзьями, вспылим иногда, слегка побранимся, но это только слегка, чуть-чуть. Или привяжется ко мне какая-нибудь дотошная мусорная мысль, гляну на него с укоризной: «Твои проделки?», он зажмурится, прикинется ковриком, но мыслишка тотчас растворяется в пространстве…

  

                                                                         
                                                                       ИЮЛЬ


       Кружась, летит безостановочно наша космическая обитель планета Земля, и мы вместе с ней незаметно для себя преодолеваем огромные пространства. И так же привычно из года в год, не меняя места жительства, мы совершаем удивительное путешествие во Времени, пересекая, казалось бы, одни и те же границы, но  каждый раз изумляясь новизне того, что мы видим. Действительно, они, казалось бы, одни и те же – двенадцать братьев-месяцев, но каждый раз всё происходит иначе, чем прежде – иные краски, иные погоды, иные события… Одно неизменно: до середины пути мы неуклонно движемся вверх по нарастанию интенсивности проявлений жизни, которая от тихой неслышной зимней поступи через торжественные марши весны  приближается, наконец, к Июлю – времени относительного равновесия в Природе. День ещё длинный, ночи ещё тёплые, дождички умеренные, иногда с быстрыми грозами, облака часто почти бесформенные, похожие на поднявшийся с земли туман, и во всём разлито состояние предельной насыщенности.
       Июль похож на большую, почти ровную, с лёгким уклоном в сторону Августа, поляну, накрытую скатертью-самобранкой. Глаза разбегаются при виде этих богатств, и, право, не знаешь, на чём остановиться. Отведать молодой картошечки с укропом и сметаной, вприкуску с хрустящими малосольными огурцами; сотворить жарёху – белые грибы с лучком, морковкой и всяческой зеленью; потушить баклажаны вперемежку с кабачками или стручковую фасоль в чесночном соусе; или просто приготовить морс из ягод ассорти –малины, кислицы, крыжовника, смородины, ежевики, добавив для аромата лист мелиссы, и целый день наслаждаться этим напитком…А эти летние салаты – сокровищница всего, что просит душа. Зимой вспомнишь о них – и слюнки текут. Нет, это вовсе не чревоугодие. Это наслаждение Божественными дарами. Кстати, может быть, устроить арбузный день? Или дынный? Вот ещё вопрос: каково другим участникам этого всеобщего пиршества? Интересно, если бы я была пчелой, на чём бы остановила свой выбор? Летала бы на лесные поляны, где в полном цвету душица, дягиль, вербена, кипрей, девясил, зверобой, клевер, тысячелистник, золотарник и много кое-чего ещё или заглянула бы в палисадники с благоухающими розами, лилиями, флоксами, бархатцами? Впрочем, вижу нередко, как охотно собирают пчёлки нектар и с цветков липы, копошатся в  зонтиках укропа и петрушки… Раздолье и птицам, и муравьишкам, и коровам, и зверушкам в тайге… И всё бы, пожалуй, кончалось пресыщением и утратой вкуса к этому изобилию, если бы не уравновешивалось суровой необходимостью труда. Заготовки на зиму – вот пафос и смысл июля. Для нас это соленья, варенья, сушка, консервирование – только успевай! С утра пораньше принесёшь корзину с лисичками и до вечера провозишься, пока не закрутишь последнюю банку. А там осы уже добрались до малины, нужно поторопиться собрать… Ах, что за хлопоты в июле! Можно ли сетовать? Можно ли унывать? Одно лишь вызывает грусть: вон там, невдалеке, уже виден таможенный пост на очередной границе – стремительно приближается Август. То тут, то там мелькают первые приметы увядания – вкрапления желтизны в пушистой зелени берёз, съёжившиеся  листочки на кустах смородины… Задержись ещё немного, братец Июль!