Звёздочка
Я написал сказку для продвинутых детишек. Про талантливую минилошадку по имени "Звёздочка"и подпольный московский звериный шоубизнес . Замечательный художник Микола Воронцов заканчивает трудиться над иллюстрациями к ней. А я начинаю потихоньку выкладывать его эскизы.
Поэт и гражданин
"Поэтом можешь ты не быть,
но гражданином быть обязан".
Заветом этим каждый крепко связан
в ком изначально теплился поэт.
Меняя лиру на гражданский пафос,
рождая вместо моря чувств нелепого сатира,
поэт бичует обличает кратос -
сам становясь им вместо соли мира.
Читая свой очередной некролог
и наслаждаясь ложным славы светом,
он больше не поэт, лишь идеолог,
всего лишь гражданин Никто, рождённый быть Поэтом.
И прежде чем бросаться выполнять завет
задумайся, пожалуйста, об этом -
"поэт в России больше, чем поэт" -
и потому в России больше нет поэтов.
но гражданином быть обязан".
Заветом этим каждый крепко связан
в ком изначально теплился поэт.
Меняя лиру на гражданский пафос,
рождая вместо моря чувств нелепого сатира,
поэт бичует обличает кратос -
сам становясь им вместо соли мира.
Читая свой очередной некролог
и наслаждаясь ложным славы светом,
он больше не поэт, лишь идеолог,
всего лишь гражданин Никто, рождённый быть Поэтом.
И прежде чем бросаться выполнять завет
задумайся, пожалуйста, об этом -
"поэт в России больше, чем поэт" -
и потому в России больше нет поэтов.
Немецкий язык
Если "сердце" это "херц" -
на кой херц такое сердце?
Если "счастье" это "глюк" -
на кой херц такое счастье?
Вор и шут
Так уж повелось на Русской земле,
где золото крестов сияет во тьме.
Вор должен сидеть в Кремле.
Шут должен сидеть в тюрьме.
где золото крестов сияет во тьме.
Вор должен сидеть в Кремле.
Шут должен сидеть в тюрьме.
РОЗОВО-ЧЁРНАЯ ЛЮБОВЬ ГОТЕССЫ.
Если ты очень боишься что-то потерять, так обяза-
тельно и случится. Я всегда боялась потерять
её — свою единственную настоящую любовь. И всегда
готовилась к её потере. Но пока она со мной, и я счаст-
лива. Счастлива нечестным, незаслуженным, ворован-
ным счастьем, с которым мне скоро придётся расстать-
ся. У меня его заберут. Я знаю. И я готова. Главное,
чтобы ей было хорошо. Она, в отличие от меня, честно
заслужила своё счастье.
Мой прадедушка по маминой линии контр-адми-
рал, прабабушка — оперная дива, дедушка — адмирал.
Мама прервала династию, выйдя замуж за моего отца,
своего однокурсника по филфаку универа. Они подру-
жились в университетском театре на первом курсе и
поженились, как только маме исполнилось восемнад-
цать. Она была первой красавицей на курсе. Он тоже
красавчик, к тому же полон амбиций по покорению
Северной столицы. Сам-то он из холодного Города ар-
хангелов. Через год зимой родилась я. Начались тяжё-
лые девяностые. Родители вместе бросили универ,
вместе попытались поступить в театральный на Мохо-
вой. Вместе провалились. Мама успокоилась и заня-
лась мной, а отец ещё пять лет пытался поступать, на-
бивая шишки и растрачивая самомнение. Наконец
маме надоело тянуть семейную упряжку одной. Хотя
тянула она её на дедушкины деньги. Дед, давно уже
в отставке, потихоньку проживал наследство в виде
коллекции монет.
Прадедушка считался одним из самых серьёзных
нумизматов в стране. В кабинете у деда стоял целый
шкаф монет, волшебный чёрный готический шкаф с
резными русалками и морскими коньками, с выезжаю-
щими вперёд полками, где в углублениях светились
волшебным светом таинственные монеты давно уже не
существующих стран. Я так любила оставаться у де-
душки и играть в королеву, сидя на полу у волшебного
220
шкафа и собирая столбиками драгоценные монеты.
Только мне разрешалось ими играть. Маму в детстве
близко к коллекции не подпускали. Моё детское богат-
ство, моё взрослое наследство. На каждую проданную
монетку дед мог безбедно жить целый год. А он не зря
имел в городе репутацию вдовца-бонвивана и кутилы.
А ещё он был очень добрым, любил меня и мою маму и
выдавал ей на жизнь деньги, не спрашивая, когда же
мой папашка возьмётся за ум.
Лучше бы он за него не брался. За этот ум. Тогда все
занимались бизнесом. Ну, те, кто не стал бандитом.
Папа почему-то решил заниматься строительным.
Хотя, по словам мамы, он перепробовал и цветочный, и
велосипедный, и даже фармацевтический. Ничего не
получилось. Ниши были заняты, партнёры оказыва-
лись ненадёжными, а бандиты — злыми и жадными.
А вот со строительным бизнесом всё точно должно
было получиться. Потому что партнёры случились
прекрасные и известные, с железобетонной репутаци-
ей в строительном бизнесе. Я уже училась во втором
классе и отлично помню, какой папа ходил радостный
и возбуждённый. Я его очень любила, потому что он
был красивый, добрый и рассказывал мне на ночь чу-
десные сказки, в которых я всегда была королевой. Для
входа в новый бизнес папе понадобились серьёзные
вложения. Мама уговорила дедушку продать половину
коллекции. Своё наследство. Стояло лето 1998 года.
Мы классно съездили в Хорватию на море, и я не могла
нагордиться своей замечательной семьёй. Осенью
одного из партнёров папы застрелили. Второй партнёр,
не дожидаясь пули, сбежал со всеми деньгами: и с па-
пиными, и с деньгами дольщиков, собиравшихся жить
в построенном папой доме. В доме, который даже не
начинал строиться. Папа остался должен всем. Дедуш-
ке пришлось продать оставшуюся часть коллекции —
моё наследство, чтобы расплатиться с папиными дол-
221
гами. Дедушка от расстройства заболел и умер. Папа
запил с горя, и мама перестала с ним разговаривать, а
потом и вовсе развелась, за что я её никогда не прощу.
Папа уехал обратно в Архангельск, навсегда. Мы с ма-
мой остались вдвоём. Без мужчин.
Все эти драматические события происходили, пока я
училась в третьем классе. А в четвёртый класс к нам
пришла Кити, и я сразу в неё влюбилась. Двенадцать
лет назад. Ну как влюбилась? Сначала мы просто стали
лучшими подругами. До Кити моим лучшим другом
считался старый ворон Кармен, переехавший к нам по-
сле смерти деда. Кити сразу завоевала моё доверие сво-
ей искренностью, преданностью и умом. С ней я могла
общаться на равных. Хотя она, как и все мои одноклас-
сники, младше меня на год. Дело в том, что маман сдала
меня в школу на год позже, воспользовавшись моим
зимним рождением. Не думаю, что она заботилась о
том, чтобы продлить моё счастливое детство, просто
никак не могла наиграться в большую живую куклу.
Так что в четвёртом классе мне уже должно было стук-
нуть одиннадцать, я выросла большой и сильной, зани-
малась волейболом и рисованием и могла легко припе-
чатать любого одноклассничка как твёрдой рукой, так и
острым словом. Эх, жаль, что спорт пришлось бросить,
как только непомерно выросла грудь. Настолько болез-
ненно чувствительная грудь, что ласкать я её могу до-
верить только одному человеку на Земле. Своей Кити.
Не любила я свой классный коллектив, как не лю-
блю любую разношерстную стаю. Девчонки все как на
подбор — тупые ябеды, а мальчишки просто банда бан-
дерлогов, невменяемая на переменках, а потом долго
приходящая в себя за партами, в основном только за-
тем, чтобы вывести из себя очередную клушу-училку.
Стая, следуя звериным законам, сразу же набросилась
на чужачку, проверяя её на крепость после первого же
совместного урока.
222
— Катя Китова, говоришь? — хитро улыбаясь щер-
батым ртом, сказал классный заводила Славка Анто-
нов.
— Угу! — улыбнулась доверчивая нарядная Кити, не
ожидая никакого подвоха от новых товарищей.
— Клёво! Будешь, значит, Китом! Чудо-юдо рыба-
кит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться и
корова, и острица! — весело продекламировал Славка
и замотал круглой головой по сторонам в ожидании
поддержки остальной банды.
Кити продолжала улыбаться.
— Точно — Кит! Толстый Кит! Толстокит! — радост-
но завопил главный враг девчонок и славкин подпева-
ла Наиль Муратов.
Кити никогда не была толстой. Она просто выгляде-
ла гладкой, как плюшевый медвежонок. Я поняла, что
её никогда раньше не обижали и она, как ребёнок из
любящей семьи, совершенно не готова к такой беспри-
чинной подлости. Наиль и ещё пара бандерлогов за-
прыгали вокруг Кити и, тыча в её сторону пальцами,
стали противно кривляться:
— Кит! Кит! Толстый Кит!
Улыбка медленно сползла с лица несправедливо
обиженного ребёнка. На глаза Кити навернулись круп-
ные слёзы. Заметив их, бандерлоги радостно запрыга-
ли ещё выше:
— Смотрите, Кит пустил фонтанчик! Кит! Кит! Нет,
она не Кит! Хоть толстая, но мелкая. Она — Китик!
Китик-нытик! Китик-нытик-паралитик!
Девчонки в травле участия якобы не принимали.
Стояли кучкой, с интересом наблюдали за некраси-
вой сценой, реагируя только мимикой. Одни закаты-
вали глаза, выражая отношение к обезьяньей сущно-
сти мальчишек, другие презрительно поглядывали на
Кити, не умеющую постоять за себя. Тут я не выдер-
жала и вышла на авансцену. Самым ретивым бандер-
223
логам пришлось дать под дых, и пока они охали, сидя
на полу, я сказала, обращаясь к их вожаку:
— Она не Китик, а Кити! И если её ещё кто захочет
обидеть, буду бить. Ясно?
Так Катя Китова обрела новое имя и новую подругу
одновременно. Кстати, больше я с девочками не дру-
жила, Кити моя единственная подруга, остальные —
любовницы.
— Ясно. А никто её и не обижал, Риточка. Мы игра-
ли просто с ней, и всё. Мы ж не знали, что вы — подру-
ги. Могла сразу сказать, чем драться!
Слава набычился, но я знала, что это максимум, на
что он сейчас способен. Бандерлоги уважали силу.
К тому же Славка знал, что за мной вовсю бегает хули-
ган семиклассник Фёдоров, врущий всем, что мы уже
дважды целовались после уроков в раздевалке. Хоро-
шо, что классные макаки даже не подозревали, как я
боюсь любой физической боли.
— Теперь знаете. Мы — подруги, — закончила я дис-
пут.
Прозвенел звонок на урок. Я взяла за руку Кити, сно-
ва улыбающуюся и благодарно глядящую мне в глаза
глазами, ещё полными слёз, и мы пошли в класс. Сели
за одну парту и с тех пор не расставались — так и про-
сидели вместе до выпускного бала. Даже когда ссори-
лись, не рассаживались. До восьмого класса почти всё
время после школы торчали друг у друга в гостях. Игра-
ли, бесились, слушали музыку, смотрели видик, спори-
ли. Кити не умела врать. Никому не завидовала. Умела
радоваться за других. Всегда жила в своём сказочном
добром мире, где нет места подлости. Её искренность и
доброжелательность делали её идеальной подругой для
меня — скрытной и желчной. Кити много читала. Как и
я. Найти человека, с которым можно поделиться впе-
чатлениями, — неприличная роскошь. А с Кити можно
было ещё и поспорить. Говорю всё время о Кити в про-
224
шедшем времени, потому что она до смерти матери и
после — два разных человека. Так уж повелось с самого
начала нашего знакомства, что я всё время защищала
свою Кити от всяческих жизненных напастей и мерзо-
стей, но в случае с её мамой оказалась бессильной и про-
сто поддерживала её, как могла. Как ни странно, одно-
классники и учителя тоже умудрились проявить
тактичность и не доставали Кити. Потом она с головой
ушла в эмотусовку, на какое-то время превратившись в
оголтелую позёрку. Кити очень не любит, когда ей об
этом напоминают. У неё появились новые друзья и му-
зыкальные интересы, не совпавшие с моими вкусами, и
я со скептической, но по-прежнему дружественной
улыбкой продолжала приглядывать за ней. После шко-
лы у нас тогда проходили раздельные тусовки. Кити
болталась у Зимнего стадиона с такими же, как она, пе-
ревозбуждёнными малолетками, а я общалась с ужасно
взрослыми серьёзными готами, уже закончившими
школу. Мои платья до пола, фиолетовые тени и ногти
почему-то не бесили никого из учителей так, как розо-
вая чёлка Кити и особенно её пирсинг на лице. Химичка
свирепствовала, постоянно поднимая Кити на смех,
классная нудила, а историк просто запретил ей появ-
ляться на своих уроках, пока она не приведёт себя в по-
рядок. Правда, тройку поставил и без присутствия. Но
хуже всех оказалась биологичка. Старая ведьма застав-
ляла Кити стирать чёрный лак с ногтей прямо на уроке
и грозилась повыдёргивать её серёжки. Пришлось шеп-
нуть ей на ухо после урока, что я плесну ей кислотой в
лицо, если она не отстанет от Кити. Маму вызвали к ди-
ректору, потом на педсовет, потом посоветовали пока-
зать меня психиатру, но зато от Кити отстали раз и на-
всегда. Влюбились мы с Кити почти одновременно в
девятом классе. Она в смазливого выпускника, самого
популярного мальчика в школе, подрабатывавшего дид-
жеем на школьных дискотеках, а я в неё. Кити, как по-
225
ложено, мучилась своей первой любовью полгода, не в
силах признаться своему избраннику, при этом беспре-
станно нагружая меня своими сомнениями и пережива-
ниями. Сомневалась она в своей привлекательности, а
переживала, что её любовь отвергнут. Так вот, когда в
радиорубке после дискотеки этот развращённый козёл
грубо полез ей под юбку, ещё до её признания, а Кити
прибежала ко мне домой, чтобы вдоволь нареветься на
моём широком плече, вот именно тогда я её первый раз
поцеловала в мокрые от слёз обкусанные губы. Кити так
удивилась, что даже перестала реветь. Я на самом деле
удивилась не меньше. Вообще-то, до той минуты мне
нравились мальчики, и с одним из них уже было что-то
похожее на секс. Но в тот миг, когда я вкусила солёных
губ Кити, у меня всё прояснилось и стало ясно, что я
хочу заниматься любовью только с одним человеком на
свете и этот человек — перепуганная девочка с разма-
занными по лицу слезами и косметикой.
— Что это было? — с тревогой в голосе спросила
Кити.
— Не знаю. Ничего, — растерялась я.
— Хорошо, что ничего. Не пугай меня, Рита. Ты —
моя единственная подруга. Ведь мы — подруги, правда?
— Правда, — сказала я неуверенно, каким-то неожи-
данно севшим голосом.
— Тогда, пожалуйста, больше не целуй меня так.
Так... — так и не смогла подобрать слова смущённая
Кити.
— Ладно, — сказала я и отвернулась от неё, сидя на
диване и притянув к лицу колени в чёрных домашних
рейтузах.
Так и сидела, пока Кити тихонечко не ушла, на про-
щание легонько погладив меня по голове, будто тяже-
лобольную. У соседей сверху ряженые лесбиянки из
группы «ТаТу» громко кричали, что их не догонят, а
мне не к кому было пойти со своей болью.
226
Молодость — пора ошибок и разочарований. Я всё
рассказала маме. Она уже пару лет как занималась
обустройством личной жизни, при этом делая вид, что
дочь для неё главнее многочисленных неудачных ро-
манов. Жить моя мама привыкла хорошо, поэтому
очень удивилась, что деньги от не вовремя проданной
за копейки дедовской квартиры кончились и нужно
как-то зарабатывать себе на хлеб и шубы. Решила про-
дать прадедушкин готический шкаф, и тут ей неска-
занно повезло. В нём обнаружилась фальшивая полка
и тайник с царскими червонцами. Мама со слезами на
глазах поклялась экономить и выучить меня в ВУЗе.
А пока она, как в старое доброе время, продавала ста-
рые денежки за новые и ждала, когда же мне стукнет
восемнадцать, чтобы с чистой совестью сказать мне
«гуд бай». А тут я совсем некстати подвалила к ней
со своей страшной проблемой. Мол, жить не могу без
любимой подружки, спать не могу и есть, люблю, и
всё тут.
Недаром маме в школе советовали показать меня
врачам. Убедившись, что я не шучу, маман проплакала
всю ночь и решила отвести меня к семейному врачу,
другу дедушки. Этот седовласый павиан за мзду в пару
золотых и отправил меня по блату к своему ученику в
частную клинику. Средневековье какое-то. Как будто
эти люди не смотрят телевизор, не читают газет, а про
Интернет вообще не слышали. Обрадовались дружно,
что моя лесбийская склонность только-только прояви-
лась, объявили её болезнью и пообещали маме, что за-
давят её в зародыше при помощи сеансов психотерапии,
физиотерапии и безвредной секретной кремлёвской
химии. Вернут мне нормальную ориентацию, а заодно
вылечат от агрессивности, маниакальной привязанно-
сти к чёрному цвету, громкой мрачной музыке и готиче-
ской эстетике. В общем, развели мою маму по полной
программе.
227
Два летних месяца перед десятым классом я проле-
жала в клинике. Загнала меня маман туда, конечно же,
обманом. Сказала, что мне необходимо пройти двух-
дневное обследование по поводу семейных заболева-
ний. Мол, голубая кровь, дурная наследственность
плюс отец алкоголик. Тебе шестнадцать, нужно прове-
риться, потом будет поздно. Короче, запугала девочку.
Жаль, что мне потом не пришлось писать сочинение,
как я провела лето. Получила бы «Буккера», как мини-
мум. Может, потом, когда время будет, ещё напишу ро-
манчик про клинику «Эйфория», заработаю денег на
старость. А пока я держу историю про больничку в тай-
не. Даже от Кити. Чудесно провела время, между про-
чим. Обращались со мной в клинике как с королевой в
изгнании, предельно вежливо и обходительно: ещё бы,
ведь моё лечение оплатили золотом! Только вот сбе-
жать не давали: решётки, тройная сигнализация, охра-
на. Но я даже и не пыталась сбежать, морально подко-
шенная предательством родной матери. Интересные
беседы, лекции, страшные учебные фильмы, ещё и хи-
мические препараты — всё как я люблю. Меня даже не
кололи, зная мою непереносимость боли, всё вводи-
лось перорально.
Ещё там, в «Эйфории», я познакомилась с интерес-
ными людьми. Юрий Олегович, чудесный доктор, все
силы положивший на борьбу с перверсиями, тратил на
меня реально много времени и сил. Так старательно по-
тел, так убедительно заикался, что я ему верила. Вери-
ла, что он действительно хочет сделать из меня нор-
мальную девушку, чтобы в будущем трахнуть. Я видела,
что он на меня смотрит, как удав на кролика, чувство-
вала нежной кожей, как он хочет меня. И я даже снача-
ла была не против — опыта с мужчиной в летах у меня
не имелось, но потом он перестарался в своей атаке на
мою психику, и я передумала. Достаточно ему будет на-
силия над моим мозгом, решила я. К тому же он ста-
228
рый, толстый, отвратительно лысый и совершенно
меня не понял. Я любила Кити, и моя любовь была об-
речена, а меня пытались лечить непонятно от чего.
Там же, в «Эйфории», у меня случился первый на-
стоящий лесбийский опыт. Мне понравилось. Девуш-
ку пытались лечить от того же самого. Мы занялись
сексом в знак протеста, наспех и в антисанитарных
условиях. Хорошо, что у девчушки, имени которой я не
узнала, опыта и терпения оказалось предостаточно.
Если учесть, что туалеты в клинике наверняка были
утыканы камерами, Юрию Олеговичу, несомненно,
удалось насладиться плодами своей работы и понять,
что он потерял. На показательной беседе с доктором
при маме я сказала, что мне нравятся мальчики, я ду-
мать не хочу о сексе с девочками, хочу в будущем за-
вести семью и детей. И ни капли не соврала. Я не хоте-
ла думать о Кити, мысли приходили сами собой. Юрий
Олегович и мама прослезились. Меня выписали. С ма-
мой я практически больше не разговаривала. Хотя мне
её жаль. Она получила огромный комплекс вины. Мы
не смогли жить вместе. Через год она поменяла нашу
трёшку на однушку с доплатой в нашем же доме. До-
плату оставила мне в наследство и укатила жить в Кан-
ны. Дедовских червонцев ей хватило на домик на по-
бережье, где она, надеюсь, счастливо живёт с молодым
бойфрендом. Моей маме ещё нет сорока, и она прекрас-
но выглядит. Мы с ней иногда перекидываемся пусты-
ми формальными фразами в Интернете, она всё время
зовёт меня в гости, хотя прекрасно знает, что я никогда
не приеду. Скорее уж к папе в Архангельск. Только он
не зовёт.
Последний школьный год получился сумбурным и
перенасыщенным. Мы с Кити по-прежнему сидели за
одной партой и мило общались в школе, но между нами
искрилось невидимое напряжение. Кити наставила
себе заклёпок по всему телу и даже сделала тату на
229
спине. Она теперь считала себя настоящей эмочкой с
разбитым несчастной любовью сердцем и никого к себе
близко не подпускала. Особенно меня. Любое моё при-
косновение казалось ей подозрительным. Я же, пони-
мая всю тщетность своей любви к Кити, пустилась в
череду любовных приключений с представителями
обоих полов в надежде заглушить своё чувство. Но
чувство упрямо росло и только обострялось от рома-
нов с нелюбимыми партнёрами. Отчаявшись побороть
его, я решилась на крайнюю меру.
Сразу после школы выскочила замуж за огромного
волосатого басиста группы «Скуллс» по кличке Блэк.
Меня тогда все звали не иначе, как Ритуал. А иногда —
королева Ритуал. Кити, естественно, проходила свиде-
тельницей на этом трагифарсе. И мы с ней даже пару
раз официально обнялись и поцеловались — ради чего,
наверное, только и стоило выходить замуж. У нас была
шикарная свадьба в клубе «Арктика» с чёрным свадеб-
ным платьем, похоронным кадиллаком, ночным кон-
цертом друзей и, наконец, брачной ночью при свете
факелов в фамильном склепе. Надеюсь, дед и прадед в
гробах не перевернулись.
Прожили мы с мужем ровно два месяца, и то так
долго, потому что месяц не просыхали после свадьбы.
Как только я протрезвела, мне хватило недели, чтобы
понять, что Блэку не место в моей и так непомерно
чёрной жизни. К тому же он систематически не спу-
скал за собой воду в туалете, курил в постели и колол
меня снизу своей мудацкой небритостью — так что
формальных поводов для развода у меня накопилось
предостаточно. Но главное, Блэк не сошёлся характе-
ром с Карменом. Ворон просто возненавидел Блэка и в
его присутствии беспрестанно заливался хриплым
карканьем, что делало жизнь совершенно невозмож-
ной. Нельзя же держать птицу всё время в клетке под
пледом. И я выгнала Блэка.
230
После неудачной попытки построения семейной
идиллии я поняла, что нашалилась сполна и попробо-
вала просто пожить спокойно, не мечтая о Кити, кото-
рая на полную катушку жила весёлой студенческой
жизнью, но к сердцу так никого и не подпускала — не
нашла достойного. В гости мы друг к другу не ходили,
чтобы не будить лихо. Я вспомнила свои детские та-
ланты, начала учиться мейкапу, моделировать стиль-
ные готические платья и даже выпускать фэнзин. Всё
получалось очень даже неплохо. Серьёзных отноше-
ний я заводить ни с кем не хотела. Раз я не могу жить,
с кем хочу, решила спать с тем, кто мне понравится.
Главное — не привыкать и не делать человеку больно.
Девчонки и мальчишки, а также их родители сменя-
лись регулярно, пока не появился Егор — лучший муж-
чина моей жизни.
Он был до безобразия красив и привлекателен. Му-
зейный эталон мужчины, самец, встречающийся толь-
ко в фильмах и женских романах, обаятельный циник,
за широкую улыбку которого можно было простить все
его грехи. Только такая отчаянно-поэтическая девуш-
ка, как Кити, могла разглядеть в нём тонкую нежную
душу поэта. Я вот видела в Егоре только идеального
партнёра в постели. Вот это был секс так секс — до пол-
ной отключки. Слово «оргазм» перестало быть просто
словом, получив жизненное наполнение. Он даже сам
не понимал, насколько он крут, славный парень Егор
Трушин.
Одно плохо: мне показалось, что мы начинаем при-
вязываться друг к другу. И я решилась на странный
спонтанный, даже, возможно, жертвенный и в чём-то
ритуальный поступок — познакомила их с Кити. Не-
лепая благотворительность, приведшая к трагедии.
Два моих близких человека с первой встречи стали са-
мыми близкими людьми друг другу, чего ж тут удиви-
тельного? Мне бы радоваться, как организатору их
231
счастья, но сердце саднило от неприятного предчув-
ствия, а душу разъедала чёрная ревность. Поэтому, ког-
да Егор стал заваливать ко мне за нашим прекрасным
сексом после каждого свидания с Кити, я злорадство-
вала и, вместо того чтобы выгнать его или хотя бы пре-
достеречь Кити, пользовалась его душевной слабостью
и телесной силой. Я не пускала Егора в душ, зная, что
он пришёл прямо от непокорённой Кити, и занималась
с ним любовью, вдыхая её запах, засевший на его коже.
Так я занималась любовью с ними обоими. Егор цинич-
но использовал меня, жалуясь на неуступчивую Кити,
а я ревела в три ручья, как только он уходил, и давала
себе слово порвать с ним, как только у них с Кити всё
станет серьёзно.
Может, всё бы и прокатило, если бы не проклятый
антиэмовский флэшмоб возле метро после концерта
«MCR». Я поняла, что Кити там обязательно окажет-
ся, и должна была быть там, чтобы защитить её. Не
знаю лучше способа контролировать ситуацию, чем
находиться среди нападающих. На мне широкий спор-
тивный костюм и кроссовки, на лице маска, и я вне по-
дозрений. Несколько раз мне уже удавалось таким об-
разом отвести беду от Кити. Антиэмо ко мне привыкли,
да и азарт какой-то особенный появился, чувствовала
себя Штирлицем в рядах гестапо.
Всё шло нормально, пока самые отпетые бойцы, не
сдержав антиэмоций, не стали мутузить ногами упав-
шего позёра. А потом уронили тётку, пытавшуюся их
остановить. Совсем озверели! Вот козлы! Но это не моё
дело. Моя миссия — дождавшись Кити, отвлечь от неё
внимание соратников. И тут начался дурной сон наяву.
Как я не сообразила, что Егор тоже здесь будет ждать
Кити? Наш с Кити Егор, который не переносил чужую
боль сильнее, чем я свою, вступился за лежачего позё-
ра. И завязался бой. Сначала я просто любовалась Его-
ром, он один стоил всех воинов антиэмо. Троих он уло-
232
жил на асфальт в пять секунд. С четвёртым ему
пришлось повозиться.
Я даже подошла поближе. И тут увидела бегущую к
нам Кити и сразу запаниковала. Когда мне сунули в
руку флакон и зажигалку, я машинально передала их
окровавленному бойцу, дравшемуся с Егором. Мозг
даже не включился, я смотрела только на Кити, кото-
рая бежала спасать Егора. Я завидовала ему, но я не же-
лала ему смерти. Сколько раз я видела повторение того
страшного момента в моих кошмарах. Мне никогда не
забыть ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам.
Я страшно кричала вместе с Егором, в лицо которого
ударила огненная струя. Красивое лицо Егора горело,
трещало и обугливалось на моих глазах, он упал на ко-
лени и умер, а рядом с ним выла убитая горем Кити.
Я убила их обоих своими руками!
Кто-то схватил меня за руку и потащил прочь.
Опомнилась я только в километре от метро. Дома, ста-
раясь не думать, залпом выпила пол-литра «Джемисо-
на» и отрубилась. Утром не хотелось вставать. Как я
прожила неделю после смерти Егора, не помню. Кити
попала в больницу с сильнейшим нервным расстрой-
ством, и её там искусственно питали, Егора шумно по-
хоронили, больше всех, говорят, шумела я. Не помню.
Алкоголь и таблетки — я пыталась заглушить боль, и
мне почти удалось, но бдительные соседи вызвали
«скорую». Дверь я закрыть забыла, и меня откачали.
Больше я такой глупости не повторю. Это я про таблы,
а не про дверь.
Потом Кити вышла из больницы, неожиданно про-
светлённая. Я покаялась ей, рассказав про встречи с
Егором, но утаив историю про пульверизатор, и мне
стало легче. Чёрт побери! Кто бы знал, какими кривы-
ми дорогами к нам порой приходит счастье! Кити про-
стила меня! Кити живёт со мной уже три года. Моя
любовь, моё счастье, которое я украла. Украла у неё.
Но она никогда не узнает. Никогда. Я понимаю, что
скоро потеряю её. Что она со мной не потому, что лю-
бит меня, а потому, что ей так легче. Что она просто
позволяет мне себя любить. Прячется за мной от мира,
отнявшего её Егора. Она боится снова полюбить, по-
тому что боится снова потерять. Моя милая Кити. Она
не живёт — спит наяву. Но спит-то она со мной! Моя
спящая красавица. Моя совершенно свихнувшаяся
любовь!
Особенно тяжело шли первые полгода. Кити тогда
съехала на своей безумной истории про Эмомир, кры-
латого парня, бабочек и свою ожившую татуировку.
Мне даже, смирив гордыню и забив на старые обиды,
пришлось консультироваться с Юрием Олеговичем и
сделать всё, как он сказал. Потом прошли два года ре-
миссии и моего ворованного счастья. И вот беда опять
вернулась. Всё из-за жары. Она отнимает моё счастье.
Мою Кити. Я в отчаянии. Но я готова к потере. Конеч-
но, я ещё поборюсь с судьбой. Но не с Кити. Её счастье
для меня превыше всего. Если явится принц и разбу-
дит мою спящую красавицу поцелуем — я уступлю.
Я всегда знала, что недостойна её. Я всегда знала, что
потеряю её. Что у меня мало времени. Что она меня не
любит. Что моей огромной любви не хватит на нас дво-
их. Я торопилась и тороплюсь. Спешу отдать ей всю
мою любовь. Больную и бестолковую. Несчастную лю-
бовь.
тельно и случится. Я всегда боялась потерять
её — свою единственную настоящую любовь. И всегда
готовилась к её потере. Но пока она со мной, и я счаст-
лива. Счастлива нечестным, незаслуженным, ворован-
ным счастьем, с которым мне скоро придётся расстать-
ся. У меня его заберут. Я знаю. И я готова. Главное,
чтобы ей было хорошо. Она, в отличие от меня, честно
заслужила своё счастье.
Мой прадедушка по маминой линии контр-адми-
рал, прабабушка — оперная дива, дедушка — адмирал.
Мама прервала династию, выйдя замуж за моего отца,
своего однокурсника по филфаку универа. Они подру-
жились в университетском театре на первом курсе и
поженились, как только маме исполнилось восемнад-
цать. Она была первой красавицей на курсе. Он тоже
красавчик, к тому же полон амбиций по покорению
Северной столицы. Сам-то он из холодного Города ар-
хангелов. Через год зимой родилась я. Начались тяжё-
лые девяностые. Родители вместе бросили универ,
вместе попытались поступить в театральный на Мохо-
вой. Вместе провалились. Мама успокоилась и заня-
лась мной, а отец ещё пять лет пытался поступать, на-
бивая шишки и растрачивая самомнение. Наконец
маме надоело тянуть семейную упряжку одной. Хотя
тянула она её на дедушкины деньги. Дед, давно уже
в отставке, потихоньку проживал наследство в виде
коллекции монет.
Прадедушка считался одним из самых серьёзных
нумизматов в стране. В кабинете у деда стоял целый
шкаф монет, волшебный чёрный готический шкаф с
резными русалками и морскими коньками, с выезжаю-
щими вперёд полками, где в углублениях светились
волшебным светом таинственные монеты давно уже не
существующих стран. Я так любила оставаться у де-
душки и играть в королеву, сидя на полу у волшебного
220
шкафа и собирая столбиками драгоценные монеты.
Только мне разрешалось ими играть. Маму в детстве
близко к коллекции не подпускали. Моё детское богат-
ство, моё взрослое наследство. На каждую проданную
монетку дед мог безбедно жить целый год. А он не зря
имел в городе репутацию вдовца-бонвивана и кутилы.
А ещё он был очень добрым, любил меня и мою маму и
выдавал ей на жизнь деньги, не спрашивая, когда же
мой папашка возьмётся за ум.
Лучше бы он за него не брался. За этот ум. Тогда все
занимались бизнесом. Ну, те, кто не стал бандитом.
Папа почему-то решил заниматься строительным.
Хотя, по словам мамы, он перепробовал и цветочный, и
велосипедный, и даже фармацевтический. Ничего не
получилось. Ниши были заняты, партнёры оказыва-
лись ненадёжными, а бандиты — злыми и жадными.
А вот со строительным бизнесом всё точно должно
было получиться. Потому что партнёры случились
прекрасные и известные, с железобетонной репутаци-
ей в строительном бизнесе. Я уже училась во втором
классе и отлично помню, какой папа ходил радостный
и возбуждённый. Я его очень любила, потому что он
был красивый, добрый и рассказывал мне на ночь чу-
десные сказки, в которых я всегда была королевой. Для
входа в новый бизнес папе понадобились серьёзные
вложения. Мама уговорила дедушку продать половину
коллекции. Своё наследство. Стояло лето 1998 года.
Мы классно съездили в Хорватию на море, и я не могла
нагордиться своей замечательной семьёй. Осенью
одного из партнёров папы застрелили. Второй партнёр,
не дожидаясь пули, сбежал со всеми деньгами: и с па-
пиными, и с деньгами дольщиков, собиравшихся жить
в построенном папой доме. В доме, который даже не
начинал строиться. Папа остался должен всем. Дедуш-
ке пришлось продать оставшуюся часть коллекции —
моё наследство, чтобы расплатиться с папиными дол-
221
гами. Дедушка от расстройства заболел и умер. Папа
запил с горя, и мама перестала с ним разговаривать, а
потом и вовсе развелась, за что я её никогда не прощу.
Папа уехал обратно в Архангельск, навсегда. Мы с ма-
мой остались вдвоём. Без мужчин.
Все эти драматические события происходили, пока я
училась в третьем классе. А в четвёртый класс к нам
пришла Кити, и я сразу в неё влюбилась. Двенадцать
лет назад. Ну как влюбилась? Сначала мы просто стали
лучшими подругами. До Кити моим лучшим другом
считался старый ворон Кармен, переехавший к нам по-
сле смерти деда. Кити сразу завоевала моё доверие сво-
ей искренностью, преданностью и умом. С ней я могла
общаться на равных. Хотя она, как и все мои одноклас-
сники, младше меня на год. Дело в том, что маман сдала
меня в школу на год позже, воспользовавшись моим
зимним рождением. Не думаю, что она заботилась о
том, чтобы продлить моё счастливое детство, просто
никак не могла наиграться в большую живую куклу.
Так что в четвёртом классе мне уже должно было стук-
нуть одиннадцать, я выросла большой и сильной, зани-
малась волейболом и рисованием и могла легко припе-
чатать любого одноклассничка как твёрдой рукой, так и
острым словом. Эх, жаль, что спорт пришлось бросить,
как только непомерно выросла грудь. Настолько болез-
ненно чувствительная грудь, что ласкать я её могу до-
верить только одному человеку на Земле. Своей Кити.
Не любила я свой классный коллектив, как не лю-
блю любую разношерстную стаю. Девчонки все как на
подбор — тупые ябеды, а мальчишки просто банда бан-
дерлогов, невменяемая на переменках, а потом долго
приходящая в себя за партами, в основном только за-
тем, чтобы вывести из себя очередную клушу-училку.
Стая, следуя звериным законам, сразу же набросилась
на чужачку, проверяя её на крепость после первого же
совместного урока.
222
— Катя Китова, говоришь? — хитро улыбаясь щер-
батым ртом, сказал классный заводила Славка Анто-
нов.
— Угу! — улыбнулась доверчивая нарядная Кити, не
ожидая никакого подвоха от новых товарищей.
— Клёво! Будешь, значит, Китом! Чудо-юдо рыба-
кит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться и
корова, и острица! — весело продекламировал Славка
и замотал круглой головой по сторонам в ожидании
поддержки остальной банды.
Кити продолжала улыбаться.
— Точно — Кит! Толстый Кит! Толстокит! — радост-
но завопил главный враг девчонок и славкин подпева-
ла Наиль Муратов.
Кити никогда не была толстой. Она просто выгляде-
ла гладкой, как плюшевый медвежонок. Я поняла, что
её никогда раньше не обижали и она, как ребёнок из
любящей семьи, совершенно не готова к такой беспри-
чинной подлости. Наиль и ещё пара бандерлогов за-
прыгали вокруг Кити и, тыча в её сторону пальцами,
стали противно кривляться:
— Кит! Кит! Толстый Кит!
Улыбка медленно сползла с лица несправедливо
обиженного ребёнка. На глаза Кити навернулись круп-
ные слёзы. Заметив их, бандерлоги радостно запрыга-
ли ещё выше:
— Смотрите, Кит пустил фонтанчик! Кит! Кит! Нет,
она не Кит! Хоть толстая, но мелкая. Она — Китик!
Китик-нытик! Китик-нытик-паралитик!
Девчонки в травле участия якобы не принимали.
Стояли кучкой, с интересом наблюдали за некраси-
вой сценой, реагируя только мимикой. Одни закаты-
вали глаза, выражая отношение к обезьяньей сущно-
сти мальчишек, другие презрительно поглядывали на
Кити, не умеющую постоять за себя. Тут я не выдер-
жала и вышла на авансцену. Самым ретивым бандер-
223
логам пришлось дать под дых, и пока они охали, сидя
на полу, я сказала, обращаясь к их вожаку:
— Она не Китик, а Кити! И если её ещё кто захочет
обидеть, буду бить. Ясно?
Так Катя Китова обрела новое имя и новую подругу
одновременно. Кстати, больше я с девочками не дру-
жила, Кити моя единственная подруга, остальные —
любовницы.
— Ясно. А никто её и не обижал, Риточка. Мы игра-
ли просто с ней, и всё. Мы ж не знали, что вы — подру-
ги. Могла сразу сказать, чем драться!
Слава набычился, но я знала, что это максимум, на
что он сейчас способен. Бандерлоги уважали силу.
К тому же Славка знал, что за мной вовсю бегает хули-
ган семиклассник Фёдоров, врущий всем, что мы уже
дважды целовались после уроков в раздевалке. Хоро-
шо, что классные макаки даже не подозревали, как я
боюсь любой физической боли.
— Теперь знаете. Мы — подруги, — закончила я дис-
пут.
Прозвенел звонок на урок. Я взяла за руку Кити, сно-
ва улыбающуюся и благодарно глядящую мне в глаза
глазами, ещё полными слёз, и мы пошли в класс. Сели
за одну парту и с тех пор не расставались — так и про-
сидели вместе до выпускного бала. Даже когда ссори-
лись, не рассаживались. До восьмого класса почти всё
время после школы торчали друг у друга в гостях. Игра-
ли, бесились, слушали музыку, смотрели видик, спори-
ли. Кити не умела врать. Никому не завидовала. Умела
радоваться за других. Всегда жила в своём сказочном
добром мире, где нет места подлости. Её искренность и
доброжелательность делали её идеальной подругой для
меня — скрытной и желчной. Кити много читала. Как и
я. Найти человека, с которым можно поделиться впе-
чатлениями, — неприличная роскошь. А с Кити можно
было ещё и поспорить. Говорю всё время о Кити в про-
224
шедшем времени, потому что она до смерти матери и
после — два разных человека. Так уж повелось с самого
начала нашего знакомства, что я всё время защищала
свою Кити от всяческих жизненных напастей и мерзо-
стей, но в случае с её мамой оказалась бессильной и про-
сто поддерживала её, как могла. Как ни странно, одно-
классники и учителя тоже умудрились проявить
тактичность и не доставали Кити. Потом она с головой
ушла в эмотусовку, на какое-то время превратившись в
оголтелую позёрку. Кити очень не любит, когда ей об
этом напоминают. У неё появились новые друзья и му-
зыкальные интересы, не совпавшие с моими вкусами, и
я со скептической, но по-прежнему дружественной
улыбкой продолжала приглядывать за ней. После шко-
лы у нас тогда проходили раздельные тусовки. Кити
болталась у Зимнего стадиона с такими же, как она, пе-
ревозбуждёнными малолетками, а я общалась с ужасно
взрослыми серьёзными готами, уже закончившими
школу. Мои платья до пола, фиолетовые тени и ногти
почему-то не бесили никого из учителей так, как розо-
вая чёлка Кити и особенно её пирсинг на лице. Химичка
свирепствовала, постоянно поднимая Кити на смех,
классная нудила, а историк просто запретил ей появ-
ляться на своих уроках, пока она не приведёт себя в по-
рядок. Правда, тройку поставил и без присутствия. Но
хуже всех оказалась биологичка. Старая ведьма застав-
ляла Кити стирать чёрный лак с ногтей прямо на уроке
и грозилась повыдёргивать её серёжки. Пришлось шеп-
нуть ей на ухо после урока, что я плесну ей кислотой в
лицо, если она не отстанет от Кити. Маму вызвали к ди-
ректору, потом на педсовет, потом посоветовали пока-
зать меня психиатру, но зато от Кити отстали раз и на-
всегда. Влюбились мы с Кити почти одновременно в
девятом классе. Она в смазливого выпускника, самого
популярного мальчика в школе, подрабатывавшего дид-
жеем на школьных дискотеках, а я в неё. Кити, как по-
225
ложено, мучилась своей первой любовью полгода, не в
силах признаться своему избраннику, при этом беспре-
станно нагружая меня своими сомнениями и пережива-
ниями. Сомневалась она в своей привлекательности, а
переживала, что её любовь отвергнут. Так вот, когда в
радиорубке после дискотеки этот развращённый козёл
грубо полез ей под юбку, ещё до её признания, а Кити
прибежала ко мне домой, чтобы вдоволь нареветься на
моём широком плече, вот именно тогда я её первый раз
поцеловала в мокрые от слёз обкусанные губы. Кити так
удивилась, что даже перестала реветь. Я на самом деле
удивилась не меньше. Вообще-то, до той минуты мне
нравились мальчики, и с одним из них уже было что-то
похожее на секс. Но в тот миг, когда я вкусила солёных
губ Кити, у меня всё прояснилось и стало ясно, что я
хочу заниматься любовью только с одним человеком на
свете и этот человек — перепуганная девочка с разма-
занными по лицу слезами и косметикой.
— Что это было? — с тревогой в голосе спросила
Кити.
— Не знаю. Ничего, — растерялась я.
— Хорошо, что ничего. Не пугай меня, Рита. Ты —
моя единственная подруга. Ведь мы — подруги, правда?
— Правда, — сказала я неуверенно, каким-то неожи-
данно севшим голосом.
— Тогда, пожалуйста, больше не целуй меня так.
Так... — так и не смогла подобрать слова смущённая
Кити.
— Ладно, — сказала я и отвернулась от неё, сидя на
диване и притянув к лицу колени в чёрных домашних
рейтузах.
Так и сидела, пока Кити тихонечко не ушла, на про-
щание легонько погладив меня по голове, будто тяже-
лобольную. У соседей сверху ряженые лесбиянки из
группы «ТаТу» громко кричали, что их не догонят, а
мне не к кому было пойти со своей болью.
226
Молодость — пора ошибок и разочарований. Я всё
рассказала маме. Она уже пару лет как занималась
обустройством личной жизни, при этом делая вид, что
дочь для неё главнее многочисленных неудачных ро-
манов. Жить моя мама привыкла хорошо, поэтому
очень удивилась, что деньги от не вовремя проданной
за копейки дедовской квартиры кончились и нужно
как-то зарабатывать себе на хлеб и шубы. Решила про-
дать прадедушкин готический шкаф, и тут ей неска-
занно повезло. В нём обнаружилась фальшивая полка
и тайник с царскими червонцами. Мама со слезами на
глазах поклялась экономить и выучить меня в ВУЗе.
А пока она, как в старое доброе время, продавала ста-
рые денежки за новые и ждала, когда же мне стукнет
восемнадцать, чтобы с чистой совестью сказать мне
«гуд бай». А тут я совсем некстати подвалила к ней
со своей страшной проблемой. Мол, жить не могу без
любимой подружки, спать не могу и есть, люблю, и
всё тут.
Недаром маме в школе советовали показать меня
врачам. Убедившись, что я не шучу, маман проплакала
всю ночь и решила отвести меня к семейному врачу,
другу дедушки. Этот седовласый павиан за мзду в пару
золотых и отправил меня по блату к своему ученику в
частную клинику. Средневековье какое-то. Как будто
эти люди не смотрят телевизор, не читают газет, а про
Интернет вообще не слышали. Обрадовались дружно,
что моя лесбийская склонность только-только прояви-
лась, объявили её болезнью и пообещали маме, что за-
давят её в зародыше при помощи сеансов психотерапии,
физиотерапии и безвредной секретной кремлёвской
химии. Вернут мне нормальную ориентацию, а заодно
вылечат от агрессивности, маниакальной привязанно-
сти к чёрному цвету, громкой мрачной музыке и готиче-
ской эстетике. В общем, развели мою маму по полной
программе.
227
Два летних месяца перед десятым классом я проле-
жала в клинике. Загнала меня маман туда, конечно же,
обманом. Сказала, что мне необходимо пройти двух-
дневное обследование по поводу семейных заболева-
ний. Мол, голубая кровь, дурная наследственность
плюс отец алкоголик. Тебе шестнадцать, нужно прове-
риться, потом будет поздно. Короче, запугала девочку.
Жаль, что мне потом не пришлось писать сочинение,
как я провела лето. Получила бы «Буккера», как мини-
мум. Может, потом, когда время будет, ещё напишу ро-
манчик про клинику «Эйфория», заработаю денег на
старость. А пока я держу историю про больничку в тай-
не. Даже от Кити. Чудесно провела время, между про-
чим. Обращались со мной в клинике как с королевой в
изгнании, предельно вежливо и обходительно: ещё бы,
ведь моё лечение оплатили золотом! Только вот сбе-
жать не давали: решётки, тройная сигнализация, охра-
на. Но я даже и не пыталась сбежать, морально подко-
шенная предательством родной матери. Интересные
беседы, лекции, страшные учебные фильмы, ещё и хи-
мические препараты — всё как я люблю. Меня даже не
кололи, зная мою непереносимость боли, всё вводи-
лось перорально.
Ещё там, в «Эйфории», я познакомилась с интерес-
ными людьми. Юрий Олегович, чудесный доктор, все
силы положивший на борьбу с перверсиями, тратил на
меня реально много времени и сил. Так старательно по-
тел, так убедительно заикался, что я ему верила. Вери-
ла, что он действительно хочет сделать из меня нор-
мальную девушку, чтобы в будущем трахнуть. Я видела,
что он на меня смотрит, как удав на кролика, чувство-
вала нежной кожей, как он хочет меня. И я даже снача-
ла была не против — опыта с мужчиной в летах у меня
не имелось, но потом он перестарался в своей атаке на
мою психику, и я передумала. Достаточно ему будет на-
силия над моим мозгом, решила я. К тому же он ста-
228
рый, толстый, отвратительно лысый и совершенно
меня не понял. Я любила Кити, и моя любовь была об-
речена, а меня пытались лечить непонятно от чего.
Там же, в «Эйфории», у меня случился первый на-
стоящий лесбийский опыт. Мне понравилось. Девуш-
ку пытались лечить от того же самого. Мы занялись
сексом в знак протеста, наспех и в антисанитарных
условиях. Хорошо, что у девчушки, имени которой я не
узнала, опыта и терпения оказалось предостаточно.
Если учесть, что туалеты в клинике наверняка были
утыканы камерами, Юрию Олеговичу, несомненно,
удалось насладиться плодами своей работы и понять,
что он потерял. На показательной беседе с доктором
при маме я сказала, что мне нравятся мальчики, я ду-
мать не хочу о сексе с девочками, хочу в будущем за-
вести семью и детей. И ни капли не соврала. Я не хоте-
ла думать о Кити, мысли приходили сами собой. Юрий
Олегович и мама прослезились. Меня выписали. С ма-
мой я практически больше не разговаривала. Хотя мне
её жаль. Она получила огромный комплекс вины. Мы
не смогли жить вместе. Через год она поменяла нашу
трёшку на однушку с доплатой в нашем же доме. До-
плату оставила мне в наследство и укатила жить в Кан-
ны. Дедовских червонцев ей хватило на домик на по-
бережье, где она, надеюсь, счастливо живёт с молодым
бойфрендом. Моей маме ещё нет сорока, и она прекрас-
но выглядит. Мы с ней иногда перекидываемся пусты-
ми формальными фразами в Интернете, она всё время
зовёт меня в гости, хотя прекрасно знает, что я никогда
не приеду. Скорее уж к папе в Архангельск. Только он
не зовёт.
Последний школьный год получился сумбурным и
перенасыщенным. Мы с Кити по-прежнему сидели за
одной партой и мило общались в школе, но между нами
искрилось невидимое напряжение. Кити наставила
себе заклёпок по всему телу и даже сделала тату на
229
спине. Она теперь считала себя настоящей эмочкой с
разбитым несчастной любовью сердцем и никого к себе
близко не подпускала. Особенно меня. Любое моё при-
косновение казалось ей подозрительным. Я же, пони-
мая всю тщетность своей любви к Кити, пустилась в
череду любовных приключений с представителями
обоих полов в надежде заглушить своё чувство. Но
чувство упрямо росло и только обострялось от рома-
нов с нелюбимыми партнёрами. Отчаявшись побороть
его, я решилась на крайнюю меру.
Сразу после школы выскочила замуж за огромного
волосатого басиста группы «Скуллс» по кличке Блэк.
Меня тогда все звали не иначе, как Ритуал. А иногда —
королева Ритуал. Кити, естественно, проходила свиде-
тельницей на этом трагифарсе. И мы с ней даже пару
раз официально обнялись и поцеловались — ради чего,
наверное, только и стоило выходить замуж. У нас была
шикарная свадьба в клубе «Арктика» с чёрным свадеб-
ным платьем, похоронным кадиллаком, ночным кон-
цертом друзей и, наконец, брачной ночью при свете
факелов в фамильном склепе. Надеюсь, дед и прадед в
гробах не перевернулись.
Прожили мы с мужем ровно два месяца, и то так
долго, потому что месяц не просыхали после свадьбы.
Как только я протрезвела, мне хватило недели, чтобы
понять, что Блэку не место в моей и так непомерно
чёрной жизни. К тому же он систематически не спу-
скал за собой воду в туалете, курил в постели и колол
меня снизу своей мудацкой небритостью — так что
формальных поводов для развода у меня накопилось
предостаточно. Но главное, Блэк не сошёлся характе-
ром с Карменом. Ворон просто возненавидел Блэка и в
его присутствии беспрестанно заливался хриплым
карканьем, что делало жизнь совершенно невозмож-
ной. Нельзя же держать птицу всё время в клетке под
пледом. И я выгнала Блэка.
230
После неудачной попытки построения семейной
идиллии я поняла, что нашалилась сполна и попробо-
вала просто пожить спокойно, не мечтая о Кити, кото-
рая на полную катушку жила весёлой студенческой
жизнью, но к сердцу так никого и не подпускала — не
нашла достойного. В гости мы друг к другу не ходили,
чтобы не будить лихо. Я вспомнила свои детские та-
ланты, начала учиться мейкапу, моделировать стиль-
ные готические платья и даже выпускать фэнзин. Всё
получалось очень даже неплохо. Серьёзных отноше-
ний я заводить ни с кем не хотела. Раз я не могу жить,
с кем хочу, решила спать с тем, кто мне понравится.
Главное — не привыкать и не делать человеку больно.
Девчонки и мальчишки, а также их родители сменя-
лись регулярно, пока не появился Егор — лучший муж-
чина моей жизни.
Он был до безобразия красив и привлекателен. Му-
зейный эталон мужчины, самец, встречающийся толь-
ко в фильмах и женских романах, обаятельный циник,
за широкую улыбку которого можно было простить все
его грехи. Только такая отчаянно-поэтическая девуш-
ка, как Кити, могла разглядеть в нём тонкую нежную
душу поэта. Я вот видела в Егоре только идеального
партнёра в постели. Вот это был секс так секс — до пол-
ной отключки. Слово «оргазм» перестало быть просто
словом, получив жизненное наполнение. Он даже сам
не понимал, насколько он крут, славный парень Егор
Трушин.
Одно плохо: мне показалось, что мы начинаем при-
вязываться друг к другу. И я решилась на странный
спонтанный, даже, возможно, жертвенный и в чём-то
ритуальный поступок — познакомила их с Кити. Не-
лепая благотворительность, приведшая к трагедии.
Два моих близких человека с первой встречи стали са-
мыми близкими людьми друг другу, чего ж тут удиви-
тельного? Мне бы радоваться, как организатору их
231
счастья, но сердце саднило от неприятного предчув-
ствия, а душу разъедала чёрная ревность. Поэтому, ког-
да Егор стал заваливать ко мне за нашим прекрасным
сексом после каждого свидания с Кити, я злорадство-
вала и, вместо того чтобы выгнать его или хотя бы пре-
достеречь Кити, пользовалась его душевной слабостью
и телесной силой. Я не пускала Егора в душ, зная, что
он пришёл прямо от непокорённой Кити, и занималась
с ним любовью, вдыхая её запах, засевший на его коже.
Так я занималась любовью с ними обоими. Егор цинич-
но использовал меня, жалуясь на неуступчивую Кити,
а я ревела в три ручья, как только он уходил, и давала
себе слово порвать с ним, как только у них с Кити всё
станет серьёзно.
Может, всё бы и прокатило, если бы не проклятый
антиэмовский флэшмоб возле метро после концерта
«MCR». Я поняла, что Кити там обязательно окажет-
ся, и должна была быть там, чтобы защитить её. Не
знаю лучше способа контролировать ситуацию, чем
находиться среди нападающих. На мне широкий спор-
тивный костюм и кроссовки, на лице маска, и я вне по-
дозрений. Несколько раз мне уже удавалось таким об-
разом отвести беду от Кити. Антиэмо ко мне привыкли,
да и азарт какой-то особенный появился, чувствовала
себя Штирлицем в рядах гестапо.
Всё шло нормально, пока самые отпетые бойцы, не
сдержав антиэмоций, не стали мутузить ногами упав-
шего позёра. А потом уронили тётку, пытавшуюся их
остановить. Совсем озверели! Вот козлы! Но это не моё
дело. Моя миссия — дождавшись Кити, отвлечь от неё
внимание соратников. И тут начался дурной сон наяву.
Как я не сообразила, что Егор тоже здесь будет ждать
Кити? Наш с Кити Егор, который не переносил чужую
боль сильнее, чем я свою, вступился за лежачего позё-
ра. И завязался бой. Сначала я просто любовалась Его-
ром, он один стоил всех воинов антиэмо. Троих он уло-
232
жил на асфальт в пять секунд. С четвёртым ему
пришлось повозиться.
Я даже подошла поближе. И тут увидела бегущую к
нам Кити и сразу запаниковала. Когда мне сунули в
руку флакон и зажигалку, я машинально передала их
окровавленному бойцу, дравшемуся с Егором. Мозг
даже не включился, я смотрела только на Кити, кото-
рая бежала спасать Егора. Я завидовала ему, но я не же-
лала ему смерти. Сколько раз я видела повторение того
страшного момента в моих кошмарах. Мне никогда не
забыть ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам.
Я страшно кричала вместе с Егором, в лицо которого
ударила огненная струя. Красивое лицо Егора горело,
трещало и обугливалось на моих глазах, он упал на ко-
лени и умер, а рядом с ним выла убитая горем Кити.
Я убила их обоих своими руками!
Кто-то схватил меня за руку и потащил прочь.
Опомнилась я только в километре от метро. Дома, ста-
раясь не думать, залпом выпила пол-литра «Джемисо-
на» и отрубилась. Утром не хотелось вставать. Как я
прожила неделю после смерти Егора, не помню. Кити
попала в больницу с сильнейшим нервным расстрой-
ством, и её там искусственно питали, Егора шумно по-
хоронили, больше всех, говорят, шумела я. Не помню.
Алкоголь и таблетки — я пыталась заглушить боль, и
мне почти удалось, но бдительные соседи вызвали
«скорую». Дверь я закрыть забыла, и меня откачали.
Больше я такой глупости не повторю. Это я про таблы,
а не про дверь.
Потом Кити вышла из больницы, неожиданно про-
светлённая. Я покаялась ей, рассказав про встречи с
Егором, но утаив историю про пульверизатор, и мне
стало легче. Чёрт побери! Кто бы знал, какими кривы-
ми дорогами к нам порой приходит счастье! Кити про-
стила меня! Кити живёт со мной уже три года. Моя
любовь, моё счастье, которое я украла. Украла у неё.
Но она никогда не узнает. Никогда. Я понимаю, что
скоро потеряю её. Что она со мной не потому, что лю-
бит меня, а потому, что ей так легче. Что она просто
позволяет мне себя любить. Прячется за мной от мира,
отнявшего её Егора. Она боится снова полюбить, по-
тому что боится снова потерять. Моя милая Кити. Она
не живёт — спит наяву. Но спит-то она со мной! Моя
спящая красавица. Моя совершенно свихнувшаяся
любовь!
Особенно тяжело шли первые полгода. Кити тогда
съехала на своей безумной истории про Эмомир, кры-
латого парня, бабочек и свою ожившую татуировку.
Мне даже, смирив гордыню и забив на старые обиды,
пришлось консультироваться с Юрием Олеговичем и
сделать всё, как он сказал. Потом прошли два года ре-
миссии и моего ворованного счастья. И вот беда опять
вернулась. Всё из-за жары. Она отнимает моё счастье.
Мою Кити. Я в отчаянии. Но я готова к потере. Конеч-
но, я ещё поборюсь с судьбой. Но не с Кити. Её счастье
для меня превыше всего. Если явится принц и разбу-
дит мою спящую красавицу поцелуем — я уступлю.
Я всегда знала, что недостойна её. Я всегда знала, что
потеряю её. Что у меня мало времени. Что она меня не
любит. Что моей огромной любви не хватит на нас дво-
их. Я торопилась и тороплюсь. Спешу отдать ей всю
мою любовь. Больную и бестолковую. Несчастную лю-
бовь.
Иван Факов -2 или Факов - президент!
Государство трахает нас в души
через телеящик в глаза и уши.
Переживая за курс рубля
отправляет шутов выбирать короля.
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов президент!
Политкорректность - ужасное слово.
Политкорректность оставим коровам.
Политкорректностью заткнули рот.
Политкорректность за борт - и вперёд!
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов президент!
Иван Факов -наш кандидат!
Даёшь Ивану президентский мандат!
Он наш человек - не вор и не мент!
Иван Факов - новый президент!
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов - президент!
К народу присосалась страшная вошь.
Пока не насосётся - хрен оторвёшь!
Сто сорок миллионов несчастных простаков
работают на тысячу хитрых кулаков.
Я не участвую в грызне сурков и хомяков.
Я сделал свой выбор - мой лидер Факов!
Любая власть - набить брюхо всласть!
Любая власть - успеть побольше украсть!
Любая власть - объект для плевков.
Я сделал выбор - мой лидер Факов!
через телеящик в глаза и уши.
Переживая за курс рубля
отправляет шутов выбирать короля.
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов президент!
Политкорректность - ужасное слово.
Политкорректность оставим коровам.
Политкорректностью заткнули рот.
Политкорректность за борт - и вперёд!
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов президент!
Иван Факов -наш кандидат!
Даёшь Ивану президентский мандат!
Он наш человек - не вор и не мент!
Иван Факов - новый президент!
Я сделал выбор.
Цените момент.
Волосы дыбом -
Факов - президент!
К народу присосалась страшная вошь.
Пока не насосётся - хрен оторвёшь!
Сто сорок миллионов несчастных простаков
работают на тысячу хитрых кулаков.
Я не участвую в грызне сурков и хомяков.
Я сделал свой выбор - мой лидер Факов!
Любая власть - набить брюхо всласть!
Любая власть - успеть побольше украсть!
Любая власть - объект для плевков.
Я сделал выбор - мой лидер Факов!
Глава 10. ДневниКити. Суцид, или, Как подвесить ситуацию
— Ты совсем очумела, подруга? Странно. Вроде на невменько не тянула никогда. Да-а. Расстроила ты меня, Кит. От кого, от кого, а от тебя я такого никак не ожидала. Да-а. Поддаться на такой детский развод! Глупые детишки пытаются доказать себе и всему миру, что они чего-то стоят! Доказать на собственной шкуре! Но тебе-то, умной девке, которая и так столько пережила, зачем это? Зачем? Тебе что, мало боли в жизни?
«Умная девка» тоже никак не ожидала такого внимания и понимания от своей подруги Мурзилы. В таком возбуждённом состоянии я её видела только после концерта «Химических Братьев». Мурзила любит периодически повоспитывать весь мир, позанудствовать и поучить всех уму-разуму, есть у неё такая провинциально-радикальная черта, связанная ещё и с нежным возрастом, но тут уж она явно перегнула палку. Битый час она трясла передо мной своими костлявыми руками, пытаясь образумить, чтобы я не шла сегодня после работы на подвес с Дэном. Дэн сегодня в салон не пришёл. Он с друзьями готовился отправлять меня к звёздам, а Мурзила, по-быстрому проколов пупы и зашив уши своим клиентам, не на шутку взялась за моё воспитание.
— Эти фриказоиды просто зарабатывают деньги на вашей пубертатной глупости! И не скрывают этого! Плати две тысячи за собственную боль и дискомфорт у всех на виду для того только, чтобы похвастаться перед тупыми друзьями, что ты смог решиться на такую глупость. Побороть животный страх перед болью. Видела я этих подвешенных матерящихся девочек — какая там нирвана? Хотите духовной практики — голодайте. Просто посты выдерживайте для начала. Нет, это же слишком тривиально и тяжело. Вот повисеть на мясных крюках — это зашибись как круто!
— Когда Егор погиб, меня почти месяц искусственно питали. Или пытали. Так что про голодание мне не надо рассказывать, — пытаюсь оправдываться, но чувствую свою беспомощность перед напором Мурзилы — тысячу раз уже пожалела, что похвасталась ей. Вот уж воистину, проколотый язык мой — враг мой.
— Правильно. Это совсем другое дело. У тебя была причина. А потом ты смогла пересилить себя и начать жить заново ради своей любви, ради памяти любимого человека. За это я тебя и уважаю. А тут такая фигня, чистое позёрство. Просто ты своим поступком льёшь воду на мельницу мировой индустрии развлечений. Для одних тупизнаев —домоседов — компьютерные игры и социальные сети, для тех, кто поактивнее — альтернативный спорт, тяжёлое музло и экстремальные забавы. Надоело прыгать с мостов с резинкой на щиколотке, давайте висеть как туши в мясной лавке. А если завтра будет модно на кол садиться за деньги — поскачешь в первых рядах? Кити, ты что, теперь жертва моды? А ведь ты кумир малолетних позёров. Ты отвечаешь за их тощие задницы, жаждущие приключений, не имеешь права не думать о последствиях своих безумий!
Ну, всё. Теперь это надолго. Мода — главный враг Мурзилы после транснациональных корпораций. Главное — не сорваться и не вступить с ней в спор. Она только этого и ждёт. Тогда я точно сегодня никуда не полечу. Да и потом я знаю всё, что она скажет мне в ответ. Я ей: ты же сама и прокалываешь эту тупую модную молодёжь. Она мне: я зарабатываю деньги — это борьба за выживание! Я ей: твоё веганство, антиглобализм и отказ от телеящика тоже мода, только для тех, кто считает себя более продвинутым. Вот тут можно бесплатно получить порцию боли — например, кулаком в глаз. Так что молчу. Сижу, широко открыв глаза, стараюсь сделать лицо ещё глупее и жду с нетерпением своего спасения следующим клиентом Мурзилы. Не рассказывать же ей, на самом деле, что я надеюсь увидеть наяву свой счастливый сон. А противная Мурзила не унимается.
— Дурной пример заразителен! Аксиома! Вот ты представь, Кит, если бы Виктор Цой полез подвешиваться, сколько бы малолеток следом за ним продырявились.
Вот про Цоя она напрасно. Тут уж я не выдержала:
— Спасибо тебе, Мурзик, конечно, за столь лестное сравнение. Я знаю, Цой твой кумир. Только вот папаня мой, который с ним в восьмидесятые тусовался-битничествовал, говорит, что Витя был ещё тот модник. И не знаю как Виктор Цой, а вот его сын Саша как раз один из апологетов саспеншна в России. Посмотри фотки в Сети! Так что села ты в лужу со своим сравнением. И хватит мне мозги промывать, я всё для себя решила. Делаю что хочу. Другим не советую.
Мурзила только пакшей своей на меня махнула, надулась и ушла к себе в кабинет, хлопнув напоследок дверью. Вот распёрло её не по-детски! Понесло на воспитательный процесс. У меня, признаться, тоже такое бывает. И довольно часто. Меня тоже многое в окружающих раздражает. В основном я ворчу и занудствую. Причем занудство своё на рассудительную Риту выливаю. Вот, например, бесят меня последнее время демонстративно обнимающиеся парочки на улицах. Выносит меня от этих молодых павианов. Как ни иду по Невскому, обязательно передо мной прётся пара сексуально озабоченных представителей поколения «МТВ», и у чувака (самца) шаловливая ручонка фривольно гуляет в тазобедренной области подруги. Ну и зачем мне это бесплатное принудительное порно? Так и хочется подойти и дать по этой обезьяньей руке, по откляченной заднице и по бесстыжим рожам. Едва сдерживаюсь. А ведь я не ханжа, не монашка какая-нибудь! Со мной что-то не так или все-таки с ними? Причём в музеях на художественных выставках (а я очень люблю живопись, после музыки это моё главное увлечение) я частенько сталкиваюсь с этими самками макак. Они туда забредают — покуда это модно — посетить выставку Прадо или Бориса Григорьева, и там уж из них лезет исключительно обратное поведение. Пуританки, да и только! Прекрасная обнажённая натура их пугает, их комплексы так и сочатся тупым смехом и не менее тупыми остротами. Стоят такие куклы, пялятся на «Кающуюся Магдалину», в руках блестящие мобилки, во рту сперминты, на жопах потные ладошки бойфрендов, и обязательно кто-то из них ляпнет: «Тема сисек раскрыта», чтобы снять повисшее в воздухе напряжение, вызванное силой искусства. Или стоят, тычут наманикюренными пальчиками в обнажённых красавиц в «Бане» Серебряковой и возмущенно чирикают: «Вот представляешь, тебя б так нарисовали, и все ходили бы смотрели на твои сиськи. Фу, пошлятина». Поубивала бы этих дур! Большей пошлятины, чем их серенькая однообразная жизнь, и придумать-то невозможно! Я Ритке на свои настроения пожаловалась, она, как всегда, по-своему рассудила.
— Просто ты, Кит, двадцатилетняя старая дева, — моя девственность для Ритки —
больная тема. — Завидуешь ты этим тёлкам, вот и злишься. Хочешь, я буду свою руку у тебя на заднице греть, когда мы вместе гуляем?
Рита иногда меня просто не понимает, к сожалению. Поэтому мы, наверное, и не часто гуляем вместе. Зато вместе спим. Кстати, Рита, в отличие от Мурзилы, моё желание подвеситься перенесла на удивление спокойно, почти без истерик. Она сказала:
— Ты что, Кити, о-уела окончательно?
Я промолчала. Потом она добавила:
— Если ты туда пойдёшь, ко мне не возвращайся!
Я промолчала. Она молчала в ответ минут десять и затем спросила:
— А можно я приду посмотреть?
Я улыбнулась и сказала:
— Ну конечно можно. Только не реветь и не орать.
Потом мы обнялись и уснули. А утром, когда я уходила в салон, Ритка мне заявила:
— Всё-таки ты абсолютно сумасшедшая, за это я тебя и люблю.
«И Егор меня за это любил» — подумала я.
А Ритка сказала:
— Нет, не пойду с тобой на этот ужасный подвес, не хочу видеть, как ты болтаешься на крюках, как кусок мяса на базаре.
И на том спасибо, любимая подруга. Мне не очень хотелось, чтобы кто-то из близких людей наблюдал мой полёт. И мой страх перед полётом. И моё падение. Потому что у человека за полётом всегда следует падение. Хорошо, что Мурзила от меня отвязалась. И только я об этом подумала, Мурзила, как чёрт из табакерки, вылетела из своего дырявительного кабинета и опять ко мне с той же песней:
— Кит! Послушай! Один мой приятель тоже повёлся на разговоры про нирвану и открытые горизонты и пошёл подвесился. Только боль и унижение — вот всё, что он испытал, слышишь? Только боль, унижение и желание, чтобы эта мука кончилась как можно скорее. И при этом он рассказал мне всё по большому секрету, чтобы никто не узнал. Боялся опозориться перед своими крутыми друганами. И так все. Кроме махровых мазохистов и особей с высоким болевым порогом, которые демонстрируют чудеса подвешивания, а потом стригут с дураков деньги. Я от Дэна никак такого не ожидала! Ну, он-то уже не знает, что ещё со своим несчастным телом сотворить, но чтоб тебя в такой блудень вписать!
— Слушай, Мурзик! Дэн тут ни при чём. Я сама напросилась. Мне очень приятно, что ты так внезапно меня нежно полюбила, но моё решение окончательное. Ты же читала книжку, которую я так ненавижу?
Мурзила кивнула.
— Ну вот, значит, помнишь, что, когда у Эгора там резались крылья на спине, ему сначала было очень больно, зато он научился летать.
Зачем я несла эту чушь? Чтобы Мурзила отвязалась, естественно. Если хочешь заслужить доверие собеседника, нужно уверенно говорить какую-нибудь ересь — вдумчиво и с серьёзным выражением лица.
— Так что и я хочу испытать те же чувства, а подвес — единственное, что мне в этом поможет. И на будущее, подруга, запомни, во мне четверть хохляцкой крови, я упряма, как тысяча ослов, и чем больше меня от чего-то отговаривают, тем больше мне хочется это сделать. Ферштейн? Отлично! Тогда давай-ка поговорим о чём-нибудь другом. Ты видела бабочек в Интернете?
— В Интернете? Ха, Кит! Ловко ты соскочила с темы. Бабочки-гиганты, которых все видят, но никто не может поймать? Все и так только о них и говорят, как будто в мире больше нет ничего интересного. Я видела их сегодня за окном. Пиндец! Феерическое зрелище! Ожившие цветные галлюцинации. Бабочки размером с корову. Кит, они же сдохнут от голода. Где им найти цветки величиной с электрический столб? И вот ещё, чуть не забыла, одна бабочка показалась мне очень знакомой. Я долго мучилась, где могла её видеть — и оп-ля! Да у тебя же на спине, Кит!
— Да ладно!
— Точно! У меня профессиональная память. Один в один такая же бабочка, как та чёрно-розовая прелесть, что красовалась у тебя на спине до нынешнего «чёрного квадрата Малевича», которым ты её забила!
— Забавное совпадение.
Я так обрадовалась, что Мурзила перестала меня грузить про подвесы, что была готова поддержать любой бредовый разговор. Я действительно забила бабочку на спине, потому что про неё написал Соя в своей чёртовой книге. Клоуна на груди я пощадила. Может, и зря. За два года работы в тату-салоне я только два раза села под машинку Тараса. Первый — избавляясь от бабочки, второй — когда решила подарить клоуну подружку. Стояла уж очень суровая питерская зима, мне стало жалко этого шута. Долго выбирала ему в пару клоунессу, но Тарас сказал, что нужно сделать его полную антагонистку, антипода во всём, тогда она ему точно понравится. Так у меня над правой грудью появилась милашка Агата, в память о любимой русской рок-группе из сопливого детства. Но Тарас протестовал и уверял в том, что её зовут Эллис. Забавный чувак с милыми странностями. Я не стала спорить. Эллис так Эллис.
В общем, мы поболтали с Мурзилой о том о сём, потом к ней пришёл клиент прокалывать язык, а за мной — УРА! — приехал Дэн. И «Дэн чудес» начался. Я чувствовала себя космонавтом, которого готовят к полёту. Я и так готовилась по всем правилам — никакой алкашки за три дня, никакой покурки, с утра, вопреки привычкам, поела, как говорит Дэн — накидала в топку джоулей, потому что они мне сегодня понадобятся. Но самое главное — психологическая подготовка: не бояться и настроить протестующий интеллект на необходимость странного действия. Всю дорогу в клуб Дэн веселил меня, поддерживал и, чтобы страшные мысли не закрадывались ко мне в черепную коробку, старательно забавлял байками про своих друзей фриков, фанатов подвеса. Особенно много про своего кумира, пионера русского подвеса — Раша.
Раш сейчас для Дэна — всё. А для Раша всё — подвес. Последние шесть лет Раш только подвесом и занимается, ищет предела возможностям своего тела. И пока не находит. Он первый в мире придумал прыгать с крюками в теле. Сначала опробовал прыжки по касательной, которые произвели такое впечатление на всех на международной сходке в Швеции, что от Раша всю неделю туса не отходила и даже какая-то телекомпания фильм сняла. В Штатах и Европе подвес уже лет двадцать считается полноправной частью тату-пирсинговой культуры. У нас в стране появился лет семь назад. И вдруг такой прорыв, как Раш. До него никто до такого зверства не додумался и на себе не попробовал. Дэна просто распирала гордость, что наш земляк стал родоначальником новой волны тату-пирсинговой культуры. Ведь раньше в этой культуре про Россию никто и слыхом не слыхивал. Сейчас Раш самый крутой в подвесе, и к нему приезжают учиться. Все прыжки Раша основаны на точном физическом расчете. В его команде классные бывшие альпинисты и лучшее оборудование. Но даже в его команде далеко не каждый сможет повторить его подвиги. Тут нужно уметь отключить чувство самосохранения, стать бесстрашным. Дэн ездил смотреть на последний прыжок Раша. Тот освоил свободное падение с большой высоты. Реально страшное зрелище. Динамичная система эластичных верёвок, пропущенных через ролики, титановые крюки в спине. Вроде всё рассчитано, а никто, кроме Раша, больше не решился проверить своё тело на прочность. Рассказывал Дэн и про другую команду: как однажды в Москве они арендовали баржу, разместили там своё «альпинистское» оборудование и устроили показательный саспеншн, катаясь по Москве-реке; как фотографировали друг друга, висящих на крюках на фоне Кремля и других столичных достопримечательностей. Народ на берегу офигевал от этой шаланды пыток. Но вот ментов никто не вызвал — обывателя с каждым днём всё труднее шокировать. Даже если завтра на Землю высадятся воинственные инопланетяне, прохожие, прежде чем испугаться, достанут свои мобильники и начнут их снимать для своих архивов в соцсетях. Рефлексы поменялись. Но не все.
Рефлекс самосохранения в очередной раз напомнил о себе, когда мы зашли в клуб, внутреннее убранство которого скорее, напоминало какой-то не первой свежести сарай, гадюжник. Ряды допотопных деревянных кресел, сдвинутых в один угол помещения, и маленькая дощатая сцена, где возились дрэдастые дружки Дэна, закрепляя оборудование, вкупе с сегодняшней лекцией от Мурзилы не прибавили мне ни капли оптимизма. Но отступать я не собиралась. К полёту готова. В гримёрке на удивление царила больничная чистота. На столе — одноразовая белая скатерть, на ней — спирт для дезинфекции, одноразовые иглы для пирсинга и шесть крюков. И никакие они не мясные. Они — рыбные! Дружелюбная девушка сделала мне разметку на спине, проколола кожу толстыми иглами и засадила в проделанные отверстия стальные загогулины. Достаточно больно и неприятно по сравнению с обычным пирсингом. Она же мне и сказала, что это — крючки на акулу со спиленными зубцами.
Что, попалась рыбка? Рыбка, которая собралась полетать. Я сразу вспомнила безобразную сцену, которую мне недавно посчастливилось наблюдать на набережной Фонтанки. Я прогуливалась вдоль реки и увидела еще издалека, как выгнулся спиннинг у толстого рыболова. Меня, конечно, заинтриговало, что за форель он там тянет с таким унылым видом. Ни разу не видела, чтобы у этих несчастных рыбаков был улов. Не увидела и на этот раз. Глупая жирная чайка заглотила блесну и теперь пыталась уплыть с добычей, а красный как рак спиннингист, потея и чертыхаясь, прилагал все усилия, чтобы избавиться от сомнительного трофея. И птичка на крючке, и рыбка, которая собралась в небо, — всё это я сегодняшняя, с рыболовными крюками на хилой спине.
С уважением разглядев все цацки на моем субтильном туловище, пирсерша воздержалась от стандартных вопросов — про давление, астму, эпилепсию и серьёзность моего решения. Тем более что я была с Дэном и он отвечал за меня. Я, честно говоря, наглухо ушла в себя и даже забыла про Дэна, который, пока я лежала на животе, а мне под кожу загоняли сталь, всё время стоял рядом. Он без тени смущения пялился на мои голые сиськи и улыбался во весь рот. У меня даже промелькнула дурная мысль, что он всю историю с моим подвесом затеял только ради этого.
— Ну что, готова к «суициду»? — спросил меня, зашедший в гримёрку приятель Дэна.
— К чему? — искренне не поняла я и удивлённо посмотрела на Дэна.
Вместо улыбки на его лице проявилась болезненная гримаса. Он развёл руками, как бы извиняясь, и, повернувшись к приятелю, постучал пальцем себе по лбу.
— К «суициду», — засмеялась пирсерша, — самый простой тип подвеса. Для первого раза — самое то.
— Почему? — Я продолжала тупить, сбитая с толку ненавистным мне словом.
— Ну, наименее больно. Кожа на спине потолще. Висеть удобнее, чем при горизонталке. Не так страшно.
— Почему «суицид»?
— А потому, что издали похоже на висельника. Не парься. Обычный профессиональный юмор. Не нравится название, забудь о нём. Погуляй минут двадцать — и на сцену. Будем тебя поднимать. Не очень болит?
— Вообще не болит. Так, ноет чуть-чуть. А юмор у вас идиотский.
Девчонка только плечами пожала, не стала связываться с психованной дурой. Может, её Дэн предупредил. Сидит теперь с виноватой миной. Суицид? Да что они знают о суициде? Убить себя — страшное предательство. Меня выворачивает наизнанку от этого презренного слова, пахнущего безысходностью, лекарствами, болезнями, слезами, застрявшим в горле криком, тотальной несправедливостью. Моя мама в течение года медленно и мучительно умирала у меня на глазах. Рак сжирал, сжигал её изнутри. Она терпела страшные боли, чтоб хотя бы ещё день прожить вместе с нами. Чтоб видеть меня, быть со мной. А как просто было бы наглотаться таблеток и покончить с болью. Я тоже живу со своей болью с тех пор, как потеряла Егора. Но я не предам его память, никогда не смалодушничаю. Суицид — это страшно, больно, отвратительно и, самое главное, бессмысленно. Ведь мы всё равно все умрём. А так, пока я живу, у меня всегда есть шанс успеть сделать что-то хорошее. Например, спасти чью-нибудь пропащую жизнь. Отдать жизнь за чужую жизнь — это уже не суицид. И ещё. Говорят, что самоубийство — это не выход. Выход, выход — ещё какой выход. Только выход для полного подонка. Человека, который никого не любит и не жалеет. Никого! Такому и жить незачем. Ненавижу постоянный шёпот в голове, с которым живу уже три года: давай, давай, что тебе терять, твоя любовь умерла навсегда, покончи разом со всеми проблемами, убей свою боль! Нет! Никогда! Я люблю ЕТ, папу, Малыша, своих друзей. Даже Светку, как это не дико звучит, тоже немножечко люблю за то, что она заботится о папе, хотя ненавижу её гораздо сильнее. В общем, не париться не удалось. Пришла полетать, а меня одним словом как ледяной водой, как подножкой сбили с ног на землю. Ещё и сама на себя разозлилась. На свою повышенную впечатлительность. Из-за какого-то ничтожного слова испортила себе такой важный день. Во всём ты, Мурзилка, виновата, — накаркала!
Такая вот у меня получилась психологическая подготовка перед актом вандализма над собственным телом. Не помню, как вышла из гримёрки, вся в своих мыслях, как оказалась на свежевымытой, пахнущей хлоркой сцене. Кажется, я даже забыла, зачем я здесь. Краска на досках старая, почти совсем истерлась, но настоящего, правильного, красного коммунистического цвета. Чтобы крови было не видно. Стою, словно на эшафоте в Средние века, жду, когда меня вздёрнут перед ликующей толпой. Но ни толпы, ни священника, только Дэн рядом крутится, виновато глаза прячет. Карабины на крюках защелкнулись, верёвки натянулись, мгновенная боль в спине, словно удар ковбойской плети, вернула меня в сознание и подняла на цыпочки. Дэн заботливо, но твёрдо держал меня под локти, поднимал вверх одновременно с верёвками, прикрепленными к раме-доске, которую подтягивал к потолку альпинистский трос, пропущенный через блок. Конструкция больше всего напоминала дыбу из фильмов про жестокости инквизиции. Сердце заколотилось, дыхание участилось, опять вспомнилась чайка на удильном крючке. Может, остановить всё, к чёртовой матери? Но пальцы ног уже оторвались от земли. «Крак», — раздался отвратительный звук у меня в ушах, это кожа на спине отделилась от мышц.
— Баля-а-а-а-а-а-а-ать! Йеа-а-а-а-а-ать! — крик вырвался откуда-то, будто из-под замка. Причём совершенно не моим голосом. Я ведь никогда не матерюсь. Просто бурная реакция на нечеловеческую боль. Даже хвалёный порог не спасает. Слёзы боли и обиды буквально полились из моих удивлённых глаз. Теперь я висела только на своей коже, а Дэн стоял внизу и как-то странно на меня смотрел. Смотрел, как будто сейчас расплачется. Я попыталась заехать ему ногой по кислой морде, но не достала. Недосягаем, гад! Боже, как больно и как прикольно одновременно! Прикольно-прокольно-больно! Кто-то подтолкнул меня, и я закачалась взад-вперёд, как лампочка на проводе. Сейчас заискрю и взорвусь белым светом. Тянущая боль во всём теле усилилась. Казалось, меня вот-вот разорвёт и я упаду, обливаясь кровью. Скорей бы! Привет доброй Мурзиле! Как же больно! Может, хватит? Но нет — я лечу, лечу на верёвочных крыльях! Я умею летать! Слышите, суки? Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ! Головокружение от боли или от высоты — уже не понимаю. Ничего не понимаю, но мне так хорошо! Притяжение исчезло, и тёмный клуб исчез, и Кити Китова с её неразрешимыми проблемами осталась там в статичном бескрылом мире. Эндорфины — вперёд! Ничего нет! Есть только искры из глаз от боли, превращающиеся в звёзды вокруг, и хочется кричать от шока и счастья. Абсолютного счастья. Счастье — оно-то откуда? Все вопросы куда-то делись, упали в тёмную пропасть внизу. Вокруг одни ответы. Сияют в темноте. Летают рядом со мной. Красивые, яркие, зовущие. Не знаю, как к ним подобраться. Что-то держит меня, мешает улететь в зовущую ответами пустоту, и я ору:
— Отпусти меня! Отпусти!
Крик растёт, заполняя собой мою пустую звенящую голову, а потом и всё пространство вокруг. Я кричу, я вся сплошной крик! И слышу:
— Отпусти меня, Кити!
Это я кричу? Нет! Не может быть. Не ослышалась ли я? Я ведь уже стою на сцене, и Дэн радостно трясёт меня за плечи. Полёт закончен.
— Ты молодеф! Крутыфка, Кити! Четыре минуты для первого раза офень достойно.
Я киваю. Я контужена. Меня ведут в гримёрку. Меня кладут на знакомый стол. Из меня выдергивают крюки. Всё, оторвали мои крылья с корнем. Вздрагиваю от сладкой боли при массаже, когда Дэн собственноручно, никому не доверив, выдавливает сильными пальцами воздух, попавший в ранки на моей спине. А в голове продолжает кричать всё тот же убийственно родной голос. Голос, от которого всё внутри меня сжимается в тугой комок. Голос, который я никогда уже не надеялась услышать.
— Отпусти меня, Кити!
Но как? Как я могу отпустить тебя, Егор, когда это ты сжал навсегда в своей большой тёплой руке моё маленькое, онемевшее от счастья сердце? Я не знаю, как это сделать. Ну всё, долеталась птичка Кити. За что боролась, на то и напоролась.
ЭмоБой-2- Сны Кити. Анонс)
Глава 4. Сны Кити. Океан любви.
Они сидели, обнявшись, в уютной бухточке на белом песчаном берегу у спокойного, безмятежного океана. Ласковые солёные, как слёзы Кити, волны с шипением омывали их вытянутые к воде ноги. Голова Кити с закрытыми глазами лежала на мощной груди Егора. Далеко-далеко за горизонтом вставало ржавое солнце. Маленькие смешные крабы суетливо сновали туда-сюда рядом с Егором и Кити, набирающимися сил для следующего раунда любви, и с любопытством стреляли глазами бусинками в сторону их обнаженных, разгоряченных, окрашенных солнцем тел.
- Я никогда не разлюблю тебя,- прошептала Кити.
- Значит, мир обречён. Все наши близкие погибнут.
- Я пыталась забыть тебя, Егор. Это невозможно. Вот какой ты оказался незабываемый. Кто бы мог подумать? Но я такая, какая есть, Егор, я не могу измениться, и если мир обречён, значит, таков план Создателя. Жаль, мы не можем его спросить.
- Он бы не стал с нами разговаривать.
- Это почему же?
- Потому что мы грешники, Кит. Мы только и делаем, что прелюбодействуем.
- Я же девственница, Егор! Забыл?
- Только не во сне, Кит!
Любовники, дружно засмеявшись, повалились на песок, и Кити резво запрыгнула на плоский живот Егора.
- Нет, правда, ты подумай! Я – девственница, а ты погиб, защищая слабого – мы лучшие кандидатуры для спасения мира.
- Ну, я-то просто не успел особо нагрешить, хотя «не особо» тоже считается. А ты живёшь во грехе с Риткой, так что тоже в святые не годишься. А мир ты должна спасти от своих кошмаров, которые рвутся наружу.
- И что им во мне не сидится.
- У них свои резоны. Поверь мне, всё это - совсем не смешно.
- Прости, но не могу. Насекомые, хорошо хоть не тараканы, рвущиеся из моего подсознания в мир, чтобы поработить его, это не смешно. Это очень смешно!
- Как я могу переубедить тебя? Ты не слушаешь меня, не слышишь меня, не веришь мне, не помнишь своих снов!
Егор тяжело вздохнул, стукнув кулаком по песку.
- Егорушка! Ну, не обижайся на меня! – Кити забарабанила маленькими кулачками по груди любимого, - Егорушка! Не обижаешься? Не обижаешься?
- Самое ужасное, что я не могу ни обидеться, ни рассердиться на тебя. Ничего не могу. Ни убедить тебя, ни разлюбить тебя - ничего не могу!
- Ты можешь любить меня, пока я не проснусь. Это то, ради чего я живу, и то, от чего ты просишь меня отказаться. У меня нет выбора. Потерять тебя второй раз – невозможная цена за спасение мира. Тем более, что я не верю в этих дурацких гигантских бабочек, заслоняющих крыльями солнце, и в этих идиотских гусениц-людоедов! Тоже мне - конец света, обхохочешься! А вот в тебя и твою любовь я очень даже верю. Хватит валяться без дела, господа. Общий подъём!
И снова, который раз уже за эту ночь, два любящих тела сплелись в одно. И песок под этим могучим, не знающим страха смерти, идеальным, безукоризненным организмом проседал всё ниже. И брызги волн закипали на горячей коже. И снова крики и стоны Егора и Кити перекрывали визги, гам чаек, вырывающих из мелководья крошечную рыбёшку. И всё выше вставал над горизонтом солнечный палач в красном колпаке. И толстый клоун, заворожённый этой эпической картиной, так и не решился выйти из-за скалы, а всё смотрел, и смотрел, и смотрел...
Они сидели, обнявшись, в уютной бухточке на белом песчаном берегу у спокойного, безмятежного океана. Ласковые солёные, как слёзы Кити, волны с шипением омывали их вытянутые к воде ноги. Голова Кити с закрытыми глазами лежала на мощной груди Егора. Далеко-далеко за горизонтом вставало ржавое солнце. Маленькие смешные крабы суетливо сновали туда-сюда рядом с Егором и Кити, набирающимися сил для следующего раунда любви, и с любопытством стреляли глазами бусинками в сторону их обнаженных, разгоряченных, окрашенных солнцем тел.
- Я никогда не разлюблю тебя,- прошептала Кити.
- Значит, мир обречён. Все наши близкие погибнут.
- Я пыталась забыть тебя, Егор. Это невозможно. Вот какой ты оказался незабываемый. Кто бы мог подумать? Но я такая, какая есть, Егор, я не могу измениться, и если мир обречён, значит, таков план Создателя. Жаль, мы не можем его спросить.
- Он бы не стал с нами разговаривать.
- Это почему же?
- Потому что мы грешники, Кит. Мы только и делаем, что прелюбодействуем.
- Я же девственница, Егор! Забыл?
- Только не во сне, Кит!
Любовники, дружно засмеявшись, повалились на песок, и Кити резво запрыгнула на плоский живот Егора.
- Нет, правда, ты подумай! Я – девственница, а ты погиб, защищая слабого – мы лучшие кандидатуры для спасения мира.
- Ну, я-то просто не успел особо нагрешить, хотя «не особо» тоже считается. А ты живёшь во грехе с Риткой, так что тоже в святые не годишься. А мир ты должна спасти от своих кошмаров, которые рвутся наружу.
- И что им во мне не сидится.
- У них свои резоны. Поверь мне, всё это - совсем не смешно.
- Прости, но не могу. Насекомые, хорошо хоть не тараканы, рвущиеся из моего подсознания в мир, чтобы поработить его, это не смешно. Это очень смешно!
- Как я могу переубедить тебя? Ты не слушаешь меня, не слышишь меня, не веришь мне, не помнишь своих снов!
Егор тяжело вздохнул, стукнув кулаком по песку.
- Егорушка! Ну, не обижайся на меня! – Кити забарабанила маленькими кулачками по груди любимого, - Егорушка! Не обижаешься? Не обижаешься?
- Самое ужасное, что я не могу ни обидеться, ни рассердиться на тебя. Ничего не могу. Ни убедить тебя, ни разлюбить тебя - ничего не могу!
- Ты можешь любить меня, пока я не проснусь. Это то, ради чего я живу, и то, от чего ты просишь меня отказаться. У меня нет выбора. Потерять тебя второй раз – невозможная цена за спасение мира. Тем более, что я не верю в этих дурацких гигантских бабочек, заслоняющих крыльями солнце, и в этих идиотских гусениц-людоедов! Тоже мне - конец света, обхохочешься! А вот в тебя и твою любовь я очень даже верю. Хватит валяться без дела, господа. Общий подъём!
И снова, который раз уже за эту ночь, два любящих тела сплелись в одно. И песок под этим могучим, не знающим страха смерти, идеальным, безукоризненным организмом проседал всё ниже. И брызги волн закипали на горячей коже. И снова крики и стоны Егора и Кити перекрывали визги, гам чаек, вырывающих из мелководья крошечную рыбёшку. И всё выше вставал над горизонтом солнечный палач в красном колпаке. И толстый клоун, заворожённый этой эпической картиной, так и не решился выйти из-за скалы, а всё смотрел, и смотрел, и смотрел...
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОВЕСТИ "ЭМОБОЙ"
Я закончил писать повесть с рабочим названием "Сны Кити". Теперь займусь её редактурой. Надеюсь, что издательство успеет выпустить её в октябре. Скоро выложу отрывки в блоге и на сайте.
А пока две картинки.
Ольга Павлова "Кити"
J.J.Jesse Названия не знаю, но по настроению очень близко к теме.
А пока две картинки.
Ольга Павлова "Кити"
J.J.Jesse Названия не знаю, но по настроению очень близко к теме.
ПРЕМЬЕРА ПЕСНИ "НИКТО НЕ ЗНАЕТ" здесь и на Нашем Радио!!!!
Наше Радио" начало крутить в эфире песню "Никто не знает" гр. "Бригадный Подряд" на мои слова. Слушайте на здоровье!
Без заголовка
Самая необычная книга, которую мне подарили за последнее время, это альбом
художников братьев Георгия и Константина Тотибадзе.
Первого декабря после "Нонфикшн" я встретился с хорошим знакомым
Игорем , сыном писателя Валерия Шульжика, подарившего нашему детству истории про
поросёнка Фунтика. Игорь принёс макет книжки стихов отца с очень своеобразными
иллюстрациями. "Ты обязательно должен втретиться с художницей этой книги,
- настаивал Игорь, - она очень нуждается в поддержке добрым словом, ведь это
её первая книга." Мы сидели в маленьком итальянском ресторанчике на
набережной Москва-реки, пытаясь согреться, на улице двадцатиградусный мороз,
идти никуда не хотелось. "Мастерская Наны в двух шагах, мы только зайдём
на пару минут , выпьем чаю и уйдём." - настаивал харизматик Шульжик и я
сдался. Правда пара минут растянулась на пару часов, но я не пожалел. Нана ,
молодая художница, продолжатель дела династии Тотибадзе. Её отец Гоги и его
брат Костя известные московские художники, дед и прадед - ректоры грузинской
академии художеств. В большой мастерской Нана встретила нас сидя с ноутбуком
за огромным обеденным столом на котором красовались два старинных блюда: одно
с вкуснейшими сочными помидорами, порезанными кружками, а второе с блестящами серебром варёными
форелями. Чуть позже появились, плачущий солёной слезой, сулугуни, пузатые
трёхлитровые бутылки грузинского вина и необычайно вкусная ветчина с тонкой
прослойкой жирка - для гостей, не придерживающихся поста. Посередине стола
стоял небольшой тазик, над которым склонился двухметровый румяный великан,
косматый с чёрной бородой. Он целенаправленно мял содержимое тазика толстыми
лохматыми руками. Как выяснилось потом, великана зовут Марко, он итальянец,
специалист по китайской каллиграфии, гурман и повар-любитель,
написавший книгу "Итальянская кухня." Всё свободное пространство
мастерской занимали волшебные картины братьев Татибадзе. На первом этаже
пейзажи Гоги, ироничные, дышущие горным воздухом, с массой забавных деталей,
которые хочется долго разглядывать, а на втором изящные, вкусные, лаконичные,
вместившие в себя и фламандскую, и испанскую, и грузинскую традицию ,
натюрморты Кости. Сами братья, скромные, не смотря на свою известность и
чёрные пояса по карате, сразу стали общаться со мной , как со старым другом.
Разве можно было быстро уйти из такого художественно-хлебосольного места? Ну,
а уходил я совсем не чувствуя злого мороза, пресыщенный вкусовыми и визуальными впечатлениями,
и крепко зажав в руке подаренный альбом с автографами братьев. Теперь, открывая его, я могу каждый
раз облизнуться на Костины натюрморты, либо взлететь мыслью и уйти в
творческие эмпиреи , глядя на пейзажи Гоги.
художников братьев Георгия и Константина Тотибадзе.
Первого декабря после "Нонфикшн" я встретился с хорошим знакомым
Игорем , сыном писателя Валерия Шульжика, подарившего нашему детству истории про
поросёнка Фунтика. Игорь принёс макет книжки стихов отца с очень своеобразными
иллюстрациями. "Ты обязательно должен втретиться с художницей этой книги,
- настаивал Игорь, - она очень нуждается в поддержке добрым словом, ведь это
её первая книга." Мы сидели в маленьком итальянском ресторанчике на
набережной Москва-реки, пытаясь согреться, на улице двадцатиградусный мороз,
идти никуда не хотелось. "Мастерская Наны в двух шагах, мы только зайдём
на пару минут , выпьем чаю и уйдём." - настаивал харизматик Шульжик и я
сдался. Правда пара минут растянулась на пару часов, но я не пожалел. Нана ,
молодая художница, продолжатель дела династии Тотибадзе. Её отец Гоги и его
брат Костя известные московские художники, дед и прадед - ректоры грузинской
академии художеств. В большой мастерской Нана встретила нас сидя с ноутбуком
за огромным обеденным столом на котором красовались два старинных блюда: одно
с вкуснейшими сочными помидорами, порезанными кружками, а второе с блестящами серебром варёными
форелями. Чуть позже появились, плачущий солёной слезой, сулугуни, пузатые
трёхлитровые бутылки грузинского вина и необычайно вкусная ветчина с тонкой
прослойкой жирка - для гостей, не придерживающихся поста. Посередине стола
стоял небольшой тазик, над которым склонился двухметровый румяный великан,
косматый с чёрной бородой. Он целенаправленно мял содержимое тазика толстыми
лохматыми руками. Как выяснилось потом, великана зовут Марко, он итальянец,
специалист по китайской каллиграфии, гурман и повар-любитель,
написавший книгу "Итальянская кухня." Всё свободное пространство
мастерской занимали волшебные картины братьев Татибадзе. На первом этаже
пейзажи Гоги, ироничные, дышущие горным воздухом, с массой забавных деталей,
которые хочется долго разглядывать, а на втором изящные, вкусные, лаконичные,
вместившие в себя и фламандскую, и испанскую, и грузинскую традицию ,
натюрморты Кости. Сами братья, скромные, не смотря на свою известность и
чёрные пояса по карате, сразу стали общаться со мной , как со старым другом.
Разве можно было быстро уйти из такого художественно-хлебосольного места? Ну,
а уходил я совсем не чувствуя злого мороза, пресыщенный вкусовыми и визуальными впечатлениями,
и крепко зажав в руке подаренный альбом с автографами братьев. Теперь, открывая его, я могу каждый
раз облизнуться на Костины натюрморты, либо взлететь мыслью и уйти в
творческие эмпиреи , глядя на пейзажи Гоги.
Обновления на моём сайте.
ВСЕ КНИГИ АНТОНА СОЯ можно скачать на сайте АНТОНА СОЯ! soia.spb.ru КАЧАЙТЕ НА ЗДОРОВЬЕ!
И аудиокнигу "ЭмоБой" тоже)
И аудиокнигу "ЭмоБой" тоже)
Безграмотная и грязная Власть.
Читаю в "Сапсане" журнальчик "Власть". Чего только не прочитаешь на халяву. Серьёзный журнальчик. Про терроризм, коррупцию и Ходорковского читаю. Вдруг глаз наталкивается на вопиющую редакторскую безграмотность! В заголовке статьи про разгром Нью-Йоркской мафии вместо Cosa Nostra вижу Casa Nostra (вместо Наше Дело - Наш Дом). Вот - думаю, какая Власть у нас безграмотная.
Тут у меня пальцы к обложке прилипают и отлепляются уже выкрашенные в чёрный цвет. Так она ещё и пачкается! Фу! Вот, как круто, - думаю, какой интерактивный журнал с тактильными эффектами, сразу получаешь полное представление о власти. Не думал, что у нас СМИ так далеко продвинулись! Хорошо ещё без эффекта запаха! И на том спасибо.
Тут у меня пальцы к обложке прилипают и отлепляются уже выкрашенные в чёрный цвет. Так она ещё и пачкается! Фу! Вот, как круто, - думаю, какой интерактивный журнал с тактильными эффектами, сразу получаешь полное представление о власти. Не думал, что у нас СМИ так далеко продвинулись! Хорошо ещё без эффекта запаха! И на том спасибо.
Роб Гонсалвес (маг-сюрреалист) и его книга "Imagine a night".
paintings by Rob Gonsalves
written by Sarah L. Thomson
перевод Антон Соя
Представьте себе ночь ...
... Когда среди белых холодных
снежных свежих постелей
вы слышите вкрадчивый шёпот
"Немедленно следуй за мной".
Представьте себе ночь ...
... Когда совершенно не хочется спать.
Вы прыгаете на кровати,
взлетая всё выше и выше,
И вот уже можно парить
над одеялом лоскутным
полей и лесов.
Представьте себе ночь ...
... когда из комнаты пустой соседней
гром крика «Все на борт!» влетает
к вам вместе с эхом корабельного свистка.
Как жаль, что нет билета,
вам так необходимо быть там,
чтобы отправиться в далёкие края,
которые никто пока ещё не видел.
Представьте себе ночь ...
...Когда прислушавшись,
вы сможете услышать,
как фермер молодой
укладывает спать свои поля,
играя колыбельную на скрипке
для листьев, стеблей и мечтательных корней.
Представьте себе ночь ...
... Когда холодный лунный свет
разлился
по воде,
чтобы построить зыбкий путь
для легких ног.
Представьте себе ночь ...
... Когда пробел между словами
становится широк
как пространство
между деревьями,
и можно бродить между ними.
Представьте себе ночь ...
... Когда снегопад
уложит вас спать,
а вечерняя звезда
поцелует,
когда вы заснёте,
Представьте себе... этой ночью.
written by Sarah L. Thomson
перевод Антон Соя
Представьте себе ночь ...
... Когда среди белых холодных
снежных свежих постелей
вы слышите вкрадчивый шёпот
"Немедленно следуй за мной".
Представьте себе ночь ...
... Когда совершенно не хочется спать.
Вы прыгаете на кровати,
взлетая всё выше и выше,
И вот уже можно парить
над одеялом лоскутным
полей и лесов.
Представьте себе ночь ...
... когда из комнаты пустой соседней
гром крика «Все на борт!» влетает
к вам вместе с эхом корабельного свистка.
Как жаль, что нет билета,
вам так необходимо быть там,
чтобы отправиться в далёкие края,
которые никто пока ещё не видел.
Представьте себе ночь ...
...Когда прислушавшись,
вы сможете услышать,
как фермер молодой
укладывает спать свои поля,
играя колыбельную на скрипке
для листьев, стеблей и мечтательных корней.
Представьте себе ночь ...
... Когда холодный лунный свет
разлился
по воде,
чтобы построить зыбкий путь
для легких ног.
Представьте себе ночь ...
... Когда пробел между словами
становится широк
как пространство
между деревьями,
и можно бродить между ними.
Представьте себе ночь ...
... Когда снегопад
уложит вас спать,
а вечерняя звезда
поцелует,
когда вы заснёте,
Представьте себе... этой ночью.
Метки: сюрреализм, магический реализм, роб гонсалвес
Французские феи.
Перевожу французские детские стишки про фей. Не всё же про демонов книжки писать))
Прятки.
Давай сыграем с феей в прятки!
Взмах палочки и всё в порядке.
Раз! Ты в ухе зайца бедолаги.
Два! Под нежным пухом дикой гаги.
Три! За золотой короной короля.
Четыре! В очаге ты прячешься в углях.
Пять! В клюве утконоса разместилась.
Шесть! С фейерверком в небо укатилась!
Семь! Смотри, в бутоне колокольчика сидишь
И ландыши вокруг. Покой и тишь.
Нашла себя ты и должна быть там.
Бутон розы.
Сладким сном в бутоне розы
фея маленькая спит.
Пусть вокруг бушуют грозы
Сон её цветок хранит.
Час придёт - её бутона
Бабочка коснётся.
Лепестки раскроются
феечка проснётся.
В тот же миг рука ребёнка
Яркий оборвёт цветок.
- Мама на! – раздастся звонкий
полный счастья голосок.
Сердце феи он заполнит,
жизнь ей вечную даря.
Наполняя мир любовью,
Проживёшь свой век не зря.
Феям ничего не нужно,
Только лишь любовь одна.
Если фей вокруг хотите –
Пусть поёт в сердцах она.
Прятки.
Давай сыграем с феей в прятки!
Взмах палочки и всё в порядке.
Раз! Ты в ухе зайца бедолаги.
Два! Под нежным пухом дикой гаги.
Три! За золотой короной короля.
Четыре! В очаге ты прячешься в углях.
Пять! В клюве утконоса разместилась.
Шесть! С фейерверком в небо укатилась!
Семь! Смотри, в бутоне колокольчика сидишь
И ландыши вокруг. Покой и тишь.
Нашла себя ты и должна быть там.
Бутон розы.
Сладким сном в бутоне розы
фея маленькая спит.
Пусть вокруг бушуют грозы
Сон её цветок хранит.
Час придёт - её бутона
Бабочка коснётся.
Лепестки раскроются
феечка проснётся.
В тот же миг рука ребёнка
Яркий оборвёт цветок.
- Мама на! – раздастся звонкий
полный счастья голосок.
Сердце феи он заполнит,
жизнь ей вечную даря.
Наполняя мир любовью,
Проживёшь свой век не зря.
Феям ничего не нужно,
Только лишь любовь одна.
Если фей вокруг хотите –
Пусть поёт в сердцах она.
Метки: феи, Детские стихи
Автоспортрет.
В бильярде я всегда был лузер.
В футболе вечный аутист.
Но я нашёл своё призванье -
я лучший в мире стейкбордист.
В футболе вечный аутист.
Но я нашёл своё призванье -
я лучший в мире стейкбордист.
Метки: стихи
Осень грустно.
осень-подруга - я умираю.
я засыпаю.
листьями землю.
строчками поле.
мысли свернулись-
белки клубочки.
Все в ожидании савана снега.
я засыпаю.
листьями землю.
строчками поле.
мысли свернулись-
белки клубочки.
Все в ожидании савана снега.
Никто не знает
Как за синей за рекой
ходит-бродит чёрный конь.
А у этого коня
Грива красного огня.
Кто за тем конём пойдёт
счастье там своё найдёт.
Только вот уж никогда
не вернётся к нам сюда.
Никто не знает -
где найдёт, где потеряет.
Никто не знает -
где он счастье повстречает.
А у синей у реки
сидят горе-рыбаки.
Рыбы песни им поют,
а они всё пьют да пьют.
Наливают из реки
воды в речке той горьки.
Потому что синь-река
Это наша жизнь-тоска.
Никто не знает -
где его душа растает.
Никто не знает -
куда годы уплывают.
Чтобы реку ту найти
нужно поле перейти.
В поле ходят босые
девки русокосые.
ходят водят хоровод
ждут когда судьба придёт.
Если им понравишься
дальше не отправишься.
Никто не знает-
где его любовь поймает.
Никто не знает -
где он жизнь свою сломает.
Если поле проскочил
и любовь свою забыл,
с рыбаками из реки
нахлебаешься тоски.
А потом плыви давай
через реку прямо в Рай.
Там за синей за рекой
начинается покой.
Никто не знает-
почему душа скучает.
Никто не знает -
ну чего ей не хватает?
Никто не знает...
ходит-бродит чёрный конь.
А у этого коня
Грива красного огня.
Кто за тем конём пойдёт
счастье там своё найдёт.
Только вот уж никогда
не вернётся к нам сюда.
Никто не знает -
где найдёт, где потеряет.
Никто не знает -
где он счастье повстречает.
А у синей у реки
сидят горе-рыбаки.
Рыбы песни им поют,
а они всё пьют да пьют.
Наливают из реки
воды в речке той горьки.
Потому что синь-река
Это наша жизнь-тоска.
Никто не знает -
где его душа растает.
Никто не знает -
куда годы уплывают.
Чтобы реку ту найти
нужно поле перейти.
В поле ходят босые
девки русокосые.
ходят водят хоровод
ждут когда судьба придёт.
Если им понравишься
дальше не отправишься.
Никто не знает-
где его любовь поймает.
Никто не знает -
где он жизнь свою сломает.
Если поле проскочил
и любовь свою забыл,
с рыбаками из реки
нахлебаешься тоски.
А потом плыви давай
через реку прямо в Рай.
Там за синей за рекой
начинается покой.
Никто не знает-
почему душа скучает.
Никто не знает -
ну чего ей не хватает?
Никто не знает...
З.Л.О. берёт!
Русские рокеры умеют читать. Это наглядно продемонстрировал мой старый приятель Алексей "Ягода" Горшенёв, лидер группы "Кукрыниксы". Прочитав готический триллер со страшным названием "З.Л.О." Алексей так вдохновился, что написал одноимённую песню, которую посвятил главному герою романа Следаку. Следак - душевнобольной воин-миссионер борется с нечистью в родном городе Черняевске, а "Кукрыниксы" презентуют песню в его честь в своём новом альбоме "Всадники света", который выходит в сентябре. Мрачная и красивая песня "Кукрыниксов" очень точно передаёт атмосферу моей книги о тайнах человеческой души и хрупкости психики. Как и клип от одного из лучших мультипликаторов страны - Виталия Мухаметзянова, взявшегося оживить героев романа "З.Л.О". В клипе дебютировала Цифирная Башня))
Книга появится в магазинах через неделю. А вы пока можете послушать песню и посмотреть клип на моей стене. Спасибо Ягоде и Мухе!!!
Книга появится в магазинах через неделю. А вы пока можете послушать песню и посмотреть клип на моей стене. Спасибо Ягоде и Мухе!!!
Премьера Клипа гр. Кукрыниксы на песню З.Л.О.
"Кукрыниксы" "З.Л.О." ost романа Антона Соя "З.Л.О."
режиссёр Виталий Мухаметзянов
студия "Муха" 2010
Метки: премьера клипа З.Л.О.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
