Откройте свой Мир!

Здравствуйте)))! Рад Вашему любопытству несказанно, искренне и безапелляционно. ))). Будьте любезны, проходите, снимайте шляпу и галоши))). Швейцар примет у Вас верхнюю одежду, а менеджер проводит к свободному столику.
В нашем заведении - все для Вас, чтобы Вам очень захотелось посетить кафе "У Странника" еще и не раз)).
Фэйс-контроль фильтрует исключительно людей с рыбьими глазами и лицами не обезображенными интеллектом! Острый ум, трансформировавшийся в сарказм - тоже не приветствуется.
Обещаю джентльменское внимание и меню из множества изысканных блюд собственного приготовления, отведать которые за один раз у Вас, при всем желании, не получится. Рекомендую не заказывать все подряд, откройте меню и, в "метках", выберите, что Вам больше по вкусу)). Уверен, каждый найдет для себя вкусненькое. Буду потчевать от души.
Чашечка виртуального кофе - за счет заведения))). Уверяю Вас, кофе натуральный из свежеобжаренных зерен арабики. Закройте глаза и медленно втяните носом воздух. Чувствуете? Чувствуете его всепроникающий аромат, заполняющий пространство и завладевающий Вашим вниманием?
ONLY FOR YOU! ONLY WITH PLESURE!

Любуюсь коленями Вашими...
В разные стороны
Мосты развелись пред полночью...
Склоняю пред Вами голову...
Темно, а на небе - солнечно...
Как это? С Божьей помощью.
Склоняюсь я низко-низко...
Мосты предо мной разведенные...
Река между ними высохла...
Губами я к руслу огненно
прижмусь... Ну, хотя бы мысленно...
Коснусь виноградной кожицы
шершавостью словно скальпелем...
Навстречу из недр просОчится
воды родниковой капелька...
Застенчивая... И прозрачная...
И почему-то сладкая...
Любовь моя к Вам - незрячая...
Да и любовь ли? - Патока...

Бесстыдно я виноградинку
Всосу... Она станет розовой...
От ветра трепещут маки
И пахнет озоном... Грозами...

Касаюсь губами грешными
И погружаюсь сладостью
В воды целебно вешние
Текущие медом святости...

Я больше о виноградинке...
Катаю во рту горошинку...
Нежность моя липко сладенькая,
Сахаром припорошенная...

Полуматовость... Полупрозрачность .... Света лунного отражение и незримое что-то, щемящее, словно сока в тепле брожение прикасается робко, заманчиво, проникая ночным дыханием... Для реальности - все обманчиво, для фантазий же - как признание... Рук невидимых прикасание и непознанное искание...
Замирает дыхание воздуха... Муравьишка ползёт по впадине между листьями бледно розовыми чуть касаясь их лапками задними...
Шторы шепчут шуршащим шёпотом, проникая теплом сквозь матовость, прикасаются нежным шорохом через сказочную обманчивость...
Лунный свет Вас накрыл молочностью... Словно простынь сползает, съёжившись... Отдаю красоте Вашей должное... Штор шуршаньем скольжу по кожице...
Кто-то смотрит на Вас невидимо, как из сока вино рождается... В лунном зеркале всё, что истинно, отражением обнажается...

Когда ангел раскрывает для объятий крылья и говорит: "Иди ко мне...", - он не думает, хороший ты человек или плохой, он просто хочет тебя обнять, подарить нежность и тепло, почувствовать биение твоего сердца, поймать и догнать твой пульс, чтобы два пульса бились в унисон на одной частоте по одной синусоиде...
Когда ангел раскрывает для объятий крылья, ему не нужно ничего объяснять, нужно просто прийти в объятья, закрыть глаза и почувствовать легкое головокружение от елейного запаха нежности, превращающегося в запах страсти и пускай у Вас потемнеет в глазах в его объятиях... Это портал в иной мир, которого, возможно, не существует, но есть дорога, туда ведущая, есть возвращение и есть новое понимание этого мира и это твое понимание и ни чье больше, только твое...
Когда ангел раскрывает для объятий крылья, верь ему, как он верит тебе, ведь он беззащитен под крыльями...

Все ли мы делаем по своей собственной воле? Или ведет нас вперед некое провидение? А может жизнь запрограммирована астрологическими картами, прогнозами, сочетающимися и не сочетающимися созвездиями?
Однажды я подумал: "А почему бы не сходить в кино? Последний раз я посещал кинотеатр полтора года назад". Сказано - сделано. До начала сеанса оставалось минут пять, я прошел в полупустой зрительный зал и сел на свое место, удобно откинувшись в мягком современном кресле. Подумалось: "Эх, а какие кресла были раньше! Ни откинуть спинку, как в самолете, ни ячейки тебе для попкорна и кока-колы... Да и моды на попкорн не было. Люди приходили просто посмотреть кино, а не шуршать обертками и жевать жареную кукурузу".
Мужчина в соседнем кресле повернулся и, улыбнувшись, с любопытством посмотрел на меня:
- Да, вы совершенно правы: какой там попкорн! Меня отец один раз так отругал за шуршание фольгой от шоколадки, что я на всю жизнь запомнил, как нужно вести себя в кинотеатре.
Главный принцип общения с незнакомыми людьми - это внешняя доброжелательность. Я вопросительно и без ответной улыбки посмотрел на соседа, но был, мягко говоря, удивлен. Он прочитал мои мысли. Миллион фантастических версий мгновенно пронеслось в голове: от экстрасенса, до инопланетного контакта.
- Нет-нет, - опять улыбнулся незнакомец, - ни первое, ни второе. Не угадали.
Я взял себя в руки и посмотрел на него дружелюбно:
- Я думаю, что не зря решил сегодня сходить в кино.
- Ну, наверное, да, - ответил незнакомец, - фильм замечательный.
Я, не прекращая улыбаться, смотрел на него оценивающе и изучающе. Примерно моего возраста. Слегка полноватое лицо, в уголках глаз небольшие морщинки, а сами глаза живые и тоже улыбающиеся.
- Видите ли - только не пугайтесь, ради Бога - мы не случайно с вами здесь встретились. Вы ведь много раз мечтали о перемещении во времени?
Я насторожился. У меня возникло смутное беспокойство и подозрение, что могу стать предметом некоего розыгрыша или мошенничества.
- Нет-нет, - ответил незнакомец, - не волнуйтесь, это не розыгрыш и не мошенничество. Я отниму у вас всего несколько минут. Выслушайте меня, пожалуйста. Вам это будет интересно.
- Ну, разве что несколько минут, - промямлил я.
Пять минут прошли, но фильм почему-то не начинали.
- У вас есть возможность встретиться с самим собой из прошлого, с тем самым, которым вы были лет эдак ...дцать тому назад. Если захотите, конечно.
Прозвучало заманчиво, хотя в голове возник вопрос: "А нужно ли это мне?"
С другой стороны, даже если это, а скорей всего так оно и есть, розыгрыш - это приключение, о котором можно будет вспоминать.
- Заранее хочу предупредить, - продолжил собеседник, - что изменить свое прошлое вы не сможете, оно уже прожито вами. Ваш юный двойник живет в другой, параллельной реальности. Вот ему-то вы и дадите, при желании, несколько дельных советов. А можете и не давать - дело ваше.
Фильм почему-то все не начинался, и это казалось подтверждением того, что происходит что-то не совсем обычное, не похожее на розыгрыш, но я обязан был подстраховаться от возможного жульничества.
- Скажите, что я вам буду должен за приключение?
- Да, собственно говоря, ничего, - ответил собеседник. - Мы с вами были когда-то знакомы и мне приятно вас увидеть вновь. Кроме того, - замялся мужчина, - это я немного в долгу у вас.
Я во все глаза уставился на незнакомца. Я не узнавал его, ну никак не узнавал и постарался прояснить ситуацию:
- А вы из нашего мира или из параллельного?
Собеседник еще больше улыбнулся.
- Я не могу Вам этого говорить. Таковы правила. Но, возможно, вы меня когда-нибудь вспомните. Приходите завтра в 12 в кафе "Место встречи", он будет там.
- Он - это я?
- Да, он - это вы, но намного моложе. А сейчас я должен покинуть вас. Прощайте, - сказал незнакомец и, все так же улыбаясь, пристально посмотрел на меня. Что-то родственное показалось мне в этом взгляде, но что - я не успел понять. Свет в зале неожиданно погас, а на экране появилась реклама кока-колы.

***
Я сидел и ждал. Дверь в кафе открылась, и вошел некто до боли знакомый, настолько знакомый, что перехватило дух, а сердце забилось чаще. Это был я, но это был молодой, совсем юный я - худощавый, вихрастый, почти мальчишка. Юноша неуверенно осмотрел кафе. Его взгляд без колебаний остановился на мне. Смущенно улыбаясь, он направился к столику. Мгновенно просканировав его внешность, я предположил, что мне здесь лет 18-19. Я даже узнал свои слегка мешковатые джинсы и черный свитер. Он подошел и протянул руку.
- Ну, привет, - сказал я, также от души улыбаясь и протягивая свою. - Присаживайся.
Он присел. Мы смотрели друг на друга во все глаза, не отводя взгляда, изучая детали. Но я-то его уже знал, а он меня еще нет.
- Не верится, - выдохнул он, - что это возможно.
Я вдруг почувствовал необыкновенную нежность и любовь к этому парню. Я его знал как облупленного, знал также, что он хоть и очень наивен, но намного лучше меня сегодняшнего. Лучше и чище, хотя мои нынешние тараканы уже сидели зародышами в его юной черепушке.
Я не знал, что сказать, смотрел на него и улыбался, а сердце стучало под ребрами и работало в усиленном режиме.
- Ну как? - спросил я. - Похож?
Парень робел и продолжал усиленно меня рассматривать, а его лицо было таким же радостным, как и мое.
- Ты класно выглядишь, - удовлетворенно сказал он. - Я думал, что в эти годы буду уже лысым.
Я довольно ухмыльнулся:
- Ну теперь-то ты хоть знаешь, что доживешь до моего возраста. Можешь сказать себе: "Ай да я!"
Улыбка не сходила с его губ, а глаза продолжали обшаривать каждый миллиметр моего лица.
- А шрам под нижней губой откуда?
- Это старое... В Забайкалье пожар тушил, бревно горящее в лицо упало.
- Так я Забайкалье попаду? - с ужасом спросил он.
- Не дрейфь, ты там пробудешь всего полгода после академии.
Судя по расплывшейся улыбке, слова об академии парню понравились.
- Небось, думаешь, что я генерал? - съехидничал я.
- Ты мне расскажи что-нибудь, - попросил он.
- Успеется. Я не помню, я кофе пил тогда?
- Та ты все пил, - радостно ответил парень, и мы дружно рассмеялись.
- Маленький совет. Не пей все, что горит. А лучше, вообще старайся не пить. Вспомнишь мои слова. Помнишь, как вы с Войтовским в увольнении портвейн из горлА глушили в подворотне?
Собеседник смущенно хмыкнул. У него был очень сильный донбасский акцент, который у меня остался в прошлом вместе с ним. Я заказал два кофе.
- Ты куришь? - спросил я.
- Курю. А ты что, уже не помнишь?
- Нет, ну я, то есть ты, то есть мы год не курили.
- Так то ж в прошлом году было, когда с Бутенычем на коньяк поспорили.
"С Бутенычем... А Бутеныча уже лет пять как нет в живых..."
- Как мама с папой? - спросил он.
"Мама с папой... Отца нет уже три года... А мама..."
- Подожди, не спеши с вопросами, дай я хоть посмотрю на тебя, вспомню себя молодого, красивого.
- Ой, чи не красавец, - улыбнулся он.
Я продолжал любоваться.
- Так что с родителями? - в его глазах появилось беспокойство.
- Папа умер в 2011 году от цирроза печени. Предположительно в 2004-2005 годах врачи занесли гепатит С , когда брали кровь на анализ. Более точной информации нет. Если сможешь до того времени перевезти их куда-нибудь - подумай. Но будет ли это лучше, я не знаю.
Парень погрустнел.
- Ты надолго сюда?
- Та нет, мне ж даже не дали Москву посмотреть, сказали, что только с самим собой встретиться можно, а вернусь в тот же день, что и отправили. Обидно, что так мало. Наверное, столько интересного здесь в будущем. Слушай, расскажи мне обо всем! Это же будущее!
Я улыбнулся его юношеской нетерпеливости.
- Для кого будущее, а для кого и настоящее. Не гони лошадей. Всего я тебе все-равно не расскажу. Если ты все узнаешь, что за эти годы произошло в мире - у тебя крыша поедет.
- Та это не главное. Главное, что я вижу себя через 30 лет, вижу, что я жив, здоров, неплохо выгляжу и вроде неплохо живу. Так говоришь, до генерала мы не дотянули?
- Не. Только до подполковника. Мало?
- Сойдет.
Парень скользнул взглядом по обручалке.
- А...
- Не могу я тебе всего говорить. Нельзя все знать, а то что-то может не сбыться. Скажу только, что все нормально. У тебя будет дочь и внучка. Фотки показать?
- Конечно!!! - почти закричал он.
Я достал из сумки айпэд. Открыл. Он смотрел с явным любопытством.
- Слушай, а что это такое?
- Не поверишь... За эти годы столько понаизобретали... Это как Пушкину телевизор показать, так для тебя эта штука.
- Та ладно тебе, - обиделся он, - строишь из себя. Это что, телевизоры такие будут?
- Слушай, давай друг друга по имени называть, - внес я предложение, - а то как-то не так... Тыкаем друг другу...
- Та мне и тыкать-то как-то не ловко, хотя и понимаю, что ты - это я.
- Расслабься. Я - это действительно ты, а ты - это я.
Я хотел назвать его по имени, но осекся... Не знаю почему, но язык не повернулся самого себя называть по имени.
- Короче, смотри.
Я открыл папку с фотками и начал листать. Потом передал айпэд и показал, как переворачивать страницы.
- Клаасс! - восхищенно протянул он. - Кому расскажу - не поверят.
- Не поверят. Кстати, запомни: Рыбкин и Войтовский - дерьмо.
- Та ты что?
- Запомни: дерьмо. Всегда предадут. Хотя... Можешь дружить, но помни - ты им не нужен. И они тебе. Поймешь на четвертом курсе... Но то, что я сказал - не помешает. Им нужна квартира, где можно переодеваться в увольнении, хранить вещи и переночевать в случае чего. И все. Кстати, я их после выпуска ни разу не видел, хотя и предлагал по телефону встретиться.
Он задержал взгляд на фотографии дочки и внучки, сделанной мной в прошлом году. Долго-долго смотрел. Увеличивал и уменьшал фотку. Я молча сидел напротив и наблюдал за его волнением, лицом, мимикой, жестами. Это ведь был я. Я понимал, что он сейчас чувствует, и меня распирало от гордости за себя и из настоящего, и из прошлого.
- Нет, ну ты просто обязан сказать, на ком я женюсь. Понимаешь?
Я все понимал, но хотелось немного "поиздеваться".
- Не догадываешься? Знакомых черт не видишь?
- Лена? - неуверенно спросил он. - Ну да, конечно она, в сентябре к ней в Тынду собираюсь лететь.
Я хотел предупредить, что улетать оттуда он будет уже в заморозки, чтобы взял теплую одежду, но передумал. Ничего со мной не случилось. И с ним не случится.
- Ты скажи главное: я доволен жизнью? У нас с тобой все как надо?
Я посмотрел в его пытливые глаза и улыбнулся.
- Все, как надо, никогда не бывает. Много чего хотелось бы, чтобы было не так, но того, что прожито, уже не изменишь. Ошибок не исправишь. В нашей с тобой жизни не было глобальных ошибок - и это главное. Мы очень высоко не поднимались, но и не падали, всегда старались барахтаться и держаться на поверхности этой жизни и пока держимся. Я не хочу, чтобы ты шел другим путем, не моим. Больше люби родителей. Я их очень люблю, но ты люби больше. Они достойны этого. Как у тебя с Кормилицыным?
Кормилицын - наш командир роты в училище. Умер лет 15 назад от рака.
- Учит жизни. Все его боятся как огня, но любят... Да ты же помнишь... Лучшего ротного нет в училище.
- Помню... Как бы мне хотелось вернуться в прошлое, встретиться с ним и пообщаться... Папу хотелось бы увидеть... Кормилы нет уже... Лет 15... Ладно, проехали... Знаешь, чего я боюсь?
Он посмотрел на меня вопросительно.
- Нет... Глупости... Я ведь - твое будущее, значит у тебя ничего не может случиться непредвиденного. Так?
- Ну да...
- Значит, пусть будет все как есть.
Я вдруг осознал, что этот молодой голубоглазый парень наполнен оптимизмом и верой в жизнь, которая еще вся у него впереди. Он ничего не боится и верит, что будет жить вечно.
- Когда будешь тушить пожар в Улан-Удэ, не лезь мебель из штаба выносить. Она все равно в хлам будет. Знаешь, как хреново когда горящее бревно прямо в лицо? Можешь без глаза остаться. Понял?
Он улыбнулся.
- Понял. Может, еще где соломку подстелешь?
- Не езди на броне.
Он внимательно посмотрел мне в глаза:
- Главное - что я тебя вижу.

***
Яркой вспышкой зажегся свет и люди начали покидать зрительный зал. Я сидел, уставившись на полотно экрана, мучительно стараясь понять и осознать, что же все-таки произошло. Показалось, что стал жертвой грандиозной галлюцинации. Перед глазами почему-то стоял не мой юный двойник, а собеседник в кинотеатре. Компьютер в голове усиленно прокручивал мегабайты ячеек памяти, заполненных черт знает чем. Компьютер не справился. Я его так и не вспомнил. Остались лишь смутные предположения. Почему-то вспомнилось, как отец однажды в кинотеатре ругал меня за шуршание фольгой, когда я разворачивал шоколадку.

Небо в дырах все, прохудилось...
Дождь чечетку бьет по стеклу...
Мы - в сегодня, вчера - забылось,
Пьем грузинскую Хванчкару.

Джип зарылся в лесную чащу,
Капли россыпью - дивный сад...
По капоту и крыше скачут
Тыщи маленьких чертенят.

Ты смеешься какой-то шутке,
Тебе, правда, со мной смешно.
Мы по капле и по минутке
Тянем вкусненькое вино.

Нужно ставить давно палатку,
Только мокро и комары...
Я взглянул на тебя украдкой,
Восхищенье не в силах скрыть.

Пьем из пластиковых стаканов,
Разливается по рукам...
Нам бы в мир параллельный кануть
По таинственным островам.

А потом, когда словно птицы
Возвратимся к себе домой,
Мы друг другу опять приснимся
И опять сюда в выходной.

На руках твоих - снова капли
Той не высохшей Хванчкары...
И я снова гляжу украдкой
И скрываю взгляд до поры.

Рожевий слід від поцілунка
Палає на твоїх плечах...
Я цілував їх смачно, лунко,
Як пес був я в твоїх ногах.

Згадай, як ти мене любила,
Тепло лилося через край,
Як стомлене тремтіло тіло,
А ніжність - наче водограй.

Я гладил сегодня пододеяльник.
Сурово утюжил и нежно...
Наверно, он охал и ахал
От рук мужских прикосновенья.

Он к ним не привычен, ей богу,
Массаж ему делали редко.
Я был с ним и с лаской, и строго,
Водой орошал его метко.

Но думал я с ним не о глажке.
Наверно, он понял измену.
Дружок, глянь, какой же ты гладкий!
Ревнуешь? Там простынь на смену.

А знаешь, где-то за Галапогосскими островами, где выращивают огромнейших черепах, на которых большие слоны упираются спинами в Землю, чтобы та не скатилась в глубокую пропасть, линия горизонта отсекает от истины мнимое, которое лишнее, но оно обрастает ракушками снизу и мешает прочувствовать главное, что случилось и не случилось, а может, вот-вот и случится. Я соскабливаю ножом все налипшее, я хочу видеть как это было, но мешает моя субъективность и плюю я на истину, ведь так красивее, а значит, ракушки - это тоже, наверное, истина, но только моя, как и вкус поцелуя, как запах весенний, коснувшийся нежностью ветра, снизошедшего с высоты... Он касался Богинь на Олимпе, а сейчас шепчет на ухо жаркие речи о незыблемости сиесты и прохладе тропических лилий ранним утром в ничейном саду, о росе, бриллиантовой россыпью заблестевшей на сонных плечах еще дремлющих листьев цветов по весне волшебством удивившего сада.
Где-то за Галапогосскими островами ничего нет прозрачней воды океана и меня сквозь нее удивляет совершенство песчинок, словно памятника цивилизаций, нам оставивших мертвую вечность.
Из скорлупок яиц, состоящих из кальция, выползают на свет черепахины дети и бредут на восток, чтобы встретиться с солнцем и подставить окрепшие спины слонам, чтоб и дальше удерживать Землю от падения в пропасть, которая съест все, что есть и что было, не оставив при этом совсем ничего... Мы - всего муравьишки, а они со слонами - гиганты, на которых пока еще держится вечность, недоступная всуе погрязшим в дерьме муравьишечной жизни.

Я пригубил слегка коньяк,
Согретый теплым Вашим взглядом...
Он с поволокой, этот взгляд
И Вы в вечернем платье рядом...
Тапер играет на рояле,
Свеча в бокале отразилась...
Я видел Вас три ночи кряду,
Но лишь сегодня Вы явились
Во сне, со мною сели рядом...
Вы наяву или приснились?
Я пригубил опять коньяк,
Вдохнул его прекрасный запах...
Сегодня будет все не так,
Как было в те три ночи кряду...
Тапер, сыграй нам что-нибудь
Из мозг туманящих мелодий...
Вы улыбнулись... Ваша грудь
В корсет затянута нестрогий...
Клубится дым от сигарет,
Пары коньячные витают...
А Вас опять со мною нет...
А за окном уже светает.

Я тот, кто тебе обязательно нужен,
Кто будет носить через грязные лужи,
Кто застеклит твои окна от стужи.
Я малость устал и немного завьюжен,
Но именно я очень так тебе нужен.

Я руки надежно согрею теплом
И в вазу поставлю охапку сирени.
Я буду обыденным, будничным днем
И флейты ночным замирающим пеньем.

Когда на востоке погаснет заря
И ангелы сна вдруг взмахнут опереньем,
Поймешь, все на свете случалось не зря
И жизнь состоит из блестящих мгновений
Рассыпанных бисером в каплях дождя
На гроздьях духмяной и нежной сирени.

По кругу мы вместе отчаянно кружим...
Пойми, что я тот, кто тебе очень нужен.
И мне ведь, по сути, не многое надо...
Была бы ты утром и вечером рядом.

Черно-белая сказка вместе с Вами вернулась...
Вы опять посетили неубранный дом
И улыбкой таинственно вдруг прикоснулись,
Оставляя сомнения все на потом.

В сон без стука войдя, приоткрыв нежно полог,
Улыбнувшись таинственно, так, как всегда...
Вы сказали мне: «Спи, был мой путь очень долог,
Я вернулась на миг, чтоб сказать тебе «да».

Вы уверенны, дерзки, немного смешливы...
Где Вы были так долго? Я очень скучал...
Ваши плечи открыты лунным приливам...
Вы безумно красивы... Я так Вас искал!

Прикасаются пальцы к дверному проему...
Проходите скорее, я жду Вас сто лет...
Ваше гибкое тело наверно забыло
Невесомость, которой без Вас уже нет.

Ароматами Вашей любимой шанели
Наполняется вновь мой прокуренный дом...
Ах! Как долго войти Вы не смели,
Оставляя меня как всегда на потом...

На закуску... Ну что ж, я не смею перечить...
Вы - хозяйка полночного сна.
Улыбаюсь... Становится легче...
С удовольствием Вами схожу вновь с ума...

На столе рассыпаются белые лилии,
Вы их любите... Я это знал....
Лунным светом очерчены четкие линии,
За которыми то, что я Вам не сказал.

Растворяется ночь в бледной дымке рассвета,
Вы опять покидаете молча меня,
Провожая манящим таинственным взглядом,
Оставляя шанелью пропитанный воздух.

Покупаю вырезку австралийской говядины зернового откорма... Нарезаю стейки по 2 см толщиной, посыпаю белым перцем и разными травами, которые нахожу в кухонном шкафчике (итальянскими, французскими, пикантными и так далее) и начинаю жарить на оливковом масле.
Люблю я это дело... Причем, готовить стейки люблю не меньше, чем их есть... Жарю на сильном огне, прикрывая сковородку специальными сетчатыми экранами ( а может не экранами, может эта штуковина как-то по-другому называется, я не знаю), чтобы после окончания процесса жена не получила инфаркт от того, во что я превращу печку. Обычно, экраны помогают мало и после моего разгула печку приходится мыть со всевозможными моющими средствами, но мне этот процесс не доверяют и слава Богу, ибо не царское дело печки за собой отмывать...
Жарю не долго. Лишь только одна сторона покрывается аппетитной корочкой, убираю сковородку с огня, переворачиваю стейки и опять на огонь. Шкварчит и жарится мясо. Запахи заполняют кухню и сводят с ума. Вытяжка не успевает справляться со своими обязанностями и запах стремительно распространяется по дому... Мммм... На пустой желудок это самая изощренная пытка... Слюнные железы начинают работать во внештатном режиме...
Момент переворачивания стейков и является критическим для печки. Шкварчит и мелкими брызгами разлетается оливковое масло вокруг сковородки, росяными каплями оседает на всех конфорках и вокруг них. Единственная мысль, сверлящая в этот момент голову, чтобы не дай бог не зашла неожиданно жена, чтобы ей не понадобилось именно сейчас выбросить что-нибудь в мусорное ведро или достать из холодильника, иначе катаклизма не избежать. Потом - уже не важно, победителей не судят, главное, успеть довести дело до конца, а печка... а что печка... Это называется издержки производства, а муки совести за создаваемые издержки легко поглощаются изумительным запахом сочного, блестящего от жира стейка...
На последней стадии дожарки слегка подсаливаю, делаю газ минимальным и буквально на одну минуту плотно закрываю сковороду прозрачной крышкой. Мясо станет мягче и немного пустит сок, который настолько вкусный, что не описать словами. Стейк должен быть лучше чуть-чуть недожаренным, типа миддл, но уже без крови, чем чуть-чуть пережаренным. Так вкуснее.
И когда на тарелке лежит эта сочная, блестящая и ароматная прелесть с тонко нарезанным помидором, а рядом - бокал изумительного итальянского красного вина - устоять против такого искушения просто невозможно. Приятного аппетита, уважаемые читатели!

После пятого виски танцевать - это круто... РассыпАться на бисеринки, кожей змеиной трещать, так что швы по-живому как будто, а потом очень долго молчать и твой взгляд поместить в морозилку, потому что оттает и будет уже не тот... Кто сказал, что не жжет сердце воздухом зимним? Кто сказал, что весною все это пройдет?
Может что и пройдет, я не знаю... Заглянуть наперед нету сил... Если плачу, значит не тает... Значит наоборот... Расцветает весна наших зим...

- Заколебал! Все кричит и кричит! Не мертвый он... Это все относительно, все когда-то были не мертвые... На полочку! Пусть утихомирится... Вон там, сколько сердечек тех, кто тоже когда-то дергался, кричал, что он живой.
- А может пусть покричит немного? Куда он денется? Полочка приготовлена и бирочка к ней прибита. Исключений в этом правиле не бывает. Что, не подождем? И не таких дожидались.
- Да я, как бы и не настаиваю особо. Зачем вмешиваться в налаженный процесс? Что, нам заняться что ли нечем? Пойдем по кружечке пивка выпьем.
- А может по рюмочке?
- Можно и по рюмочке. За что?
- За правило, у которого нет исключений.
- Наливай!

Я к тебе приближаюсь незримо... Подхожу, прикасаюсь ладонями, погружаюсь в тепло твоих плеч... Чувствую, как ты замираешь, в тишине стучит сердце неровно... Тук... Тук-тук... Я не знаю лишь чье... Твое иль мое... Взгляд шершаво по шее скользит и... безумно к ней тянутся губы... Ожидание вдруг зависает в ушах нарастающим звуком... Разжимаю с усилием руки, выпускаю как птиц твои плечи... Открывается форточка громко, обдувает щекочуще ветром... Освежающим... Охлаждающим... Отрезвляющим...

Ароматы шарами столкнулись,
Поглотились, смешались в одно,
Фейерверком ночным обернулись
И упали на самое дно.

Догорая с пожухлой травою,
Исцеляли фантомные боли
И дарили забвенье с тобою,
Словно маков пьянящее поле.

Легкий флер тумана
Спрятал быстрый взгляд...
Вижу нить обмана -
Обмануться рад.
Розовое небо,
Вниз - голубизна...
Ангелом я не был,
Ангелов я знал.

На краю... На границе чего-то несказанного
Тлеет лист обгоревшей газеты
За которым осталось что-то нам не показанное:
Чье-то нежное сердце, сожженное кем-то.

Чей-то смех, словно капли со стен в подземелье,
Заключенный в железо, утопленный в зельи
Отражается эхом звенящим в воде
И не видно откуда он вышел и где.
Чей-то страх, чья-то боль,
Чей-то крик и любовь
Вырываются призраком за обгоревшей газетой
За туманом погасших границ,
Раньше тлевших... И все без обмана...
Прикрывая тряпьем закоревшие раны,
Перед тем, что нам свято мы падаем ниц,
Опираясь на землю дрожаньем ресниц.

Завороженно смотрим на шарики
В очень ловких руках волшебника.
Словно воздух они растаяли,
Нет такого в наших учебниках,
Но учили нас чудесам
Очень добрые старые сказки
И шептали на ушко нам
На ночь феи свои рассказки...
Мы давно уже стали взрослыми,
Но, застыв в ожидании чуда,
Предвкушаем края далекие,
Где живут чудеса повсюду,
Где добро всегда побеждает,
Облака превращаются в розы
И любовь нежно всех обнимает,
Раздавая цветы и грезы.
Верьте, люди, в волшебные сказки!
Ранним утром или во сне
К вам придет ваша Златовласка
И прошепчет, чтоб шли вы за ней.

А что мне надо?
А не надо!
А все, наверно, в жизни есть!
Прохладу утреннего сада
И чтоб сирень могла зацвесть!
Еще? Предмет для восхищенья!
Я обожаю обожать,
Стихи дарить и песнопенья,
Любить, чтоб плавилась душа
И вытекала мощной лавой,
Собою заполняя щели...
Еще, чтоб птицы утром пели
И грусть на время чтоб ушла...

Увы... Я слишком торопился...
Загнал я много лошадей...
Мне орхидеей сон раскрылся,
Я жизнь прожил за десять дней.

Увы... Я слишком торопился,
Не дегустировал вино,
А залпом пил, чтобы напиться
И у бокала видел дно...

Я ни секунды не жалею...
Я словно жизнь прожил за миг
И верю, что догнать успею
Растаявший в тумане крик,
Который мне предназначался
И был усладой для ушей...

Ты знаешь, новый день начался
И для принцесс, и для пажей.

Бокал швыряю я о стену!
Осколки, брызги, винный цвет
По стенке,
Словно кровь из вены...
Я вижу,
Призраки планет
Из временнОго вышли плена
И дарят прошлого нам свет...

Я жду, когда придет рассвет,
Хоть через 200.000 лет...

А я бы крикнул тебе: "Ты рыжая!
С глазами шальными, взбалмошенная!
Наверно, поехала крыша,
От этого ты взъерошенная!"

А я бы крикнул: "Ты пахнешь клубникой!
И спелой преспелой пшеницей! "

Ты в облака взгляни-ка,
Там сердце твое, как птица
Взлетело и не вернулось!
Уснуло, а там - проснулось.

Расплескалась душа на кочках
Из ведерца, да на дорогу
Жизнь прошла как шальная ночка,
Сожалений о том не много.

Где упали на землю капельки,
Там цветы вырастают дивные
Пот утру рушничком от маменьки
С головы забубенной мыслями.

Что утеряно - не воротится,
Что накоплено - то мое.
Улетела шальная горлица,
Осень уж, а она - поет.

Ведь ты не против, я не против.
Сидим, друг друга мы напротив,
Шлифуем взглядами друг друга
И кожу делаем упругой.
Снимаем стружку, словно пилинг,
Чтоб нерв увидеть поскорее.
Мы как кокетничать - забыли...
Мой взгляд ослаб, упал на шею...
Ну что ж так робко в самом деле?
А может это так и надо?
И будет лишь тогда награда,
Когда без спешки вход во врата?..
Чего? Эдема иль разврата?
А что твоей душе угодно?
Признайся честно, благородно.