Откройте свой Мир!

Незнакомым с аббревиатурой СД/СМД читать эти работы не рекомендуется - эти буковки никак не будут поясняться, также не будут даваться и ссылки на тексты, где они появляются впервые. Пусть и стандартные почти 100 страниц, но нудного текста, легко испортят настроение любому читателю, особенно в нем упомянутому. Возможно даже, что это было сделано нарочно...)))

Как со мной связаться и передать свое впечатление от прочитанного - знают все мои добрые знакомые. И с любыми, пусть и самыми критичными, отзывами буду знакомиться с любопытством и благодарностью.

Публикую 5 томов ПСС, ссылка на 1-й - здесь, ссылки на 2-й, 3-й и 5-й - в комментарии, 4-й том - в доработке

В.П.

***
1-й том
#25 В.А. Проскурнин. Т. I.5 ПСС. Идея развития и онтология. К идее развития в контексте СД-СМД методологии - 5.07.25
выложен по адресу:
https://drive.google.com/file/d/1GVuEwVB_IzHx1igPsvjt7Sk_fdsZHAW5/view?usp=sharing

последующие тома - в комментариях ниже

Предыдущий: 4. Высокое право

К очередному обсуждению работы М.В. Раца и Ко
на «круглом столе» 20.06.17

Только после 125-го семинара (13.06.17) под началом В.Г. Марача, на котором М.В. Рац пытался продолжить свой доклад (начало – 3.06.17), я понял, что нужно сделать мне, и теперь позволю себе дать свой вариант деятельностной аргументации для дальнейшего движения семинара.

1. Чего не делает ни Рац, ни Котельников, когда выступают на нашем семинаре? Почему многие участники не понимают, что хотят нам донести наши уважаемые друзья? Почему Вадим Беляев, наконец, выразил по поводу последнего выступления М.В. не только свое мнение о характере текста, но и мое, и еще некоторых участников, назвав это выступление «монологом», закрывающим возможности понимания окружающими?

У меня объяснение очень простое: наши дорогие коллеги не сочли нужным… объективировать свои основные идеи, несмотря на то, что и в их текстах, и в их выступлениях широко используются традиционные для методологического сообщества термины и представления. Пока мы видим образец лишь научной работы, но – не методологической.

Как может быть проделана эта самая объективация? (Это лишь вариант, а не единственная возможность.)

Итак, объективированные картины задаются путем вбрасывания тезисов типа:

общественное благосостояние создается только благодаря существованию «жизнеспособных полноценных деятельностей», а коррумпированные деятельности поддерживают разруху в стране и государстве.

В таком же духе можно было бы говорить и о том, что все и любые деятельности часто образуют «матрешечное устройство», когда любая деятельность может либо породить внутри себя другую деятельность, либо вырастить деятельность на себе. А ввиду повсеместно распространенных случаев кооперации деятельностных единиц разного рода требуется оценка мощности и компетенции этих единиц и их взаимокоординация, согласование их темпоритмов и т.п., что выражается в образовании систем организации и управления такими деятельностными комплексами.

И ко всему подобному нужно приготовить четкие примеры как удачных деятельностных решений, так и очевидных дырявых, коррумпированных деятельностных систем, когда мы видим результаты, но оцениваем их скорее как отходы, как бы «красиво» они ни выглядели.

Еще раз: для проведения процедуры объективации деятельность нужно задать внеположенной – т.е. реально существующим «объектом», в который мы все включены по мере той или иной необходимости. А ввиду разного рода «погодных условий» и методов работы, все деятельности непременно подвергаются коррупции, которую нужно либо предотвращать, либо уже устранять, восстанавливая и ремонтируя пораженные порчей элементы этих деятельностей.

Да, я не уверен, что это произведет на кого-то затрагивающее впечатление: «Подумаешь, мы – в деятельности, я – в деятельности, а она почему-то может деградировать… Ну и что? Я же все равно остаюсь нормальным! И не такое переживали!..» Такая реакция понятна, и она будет повсеместной и широко распространенной. Так будет происходить какое-то время, пока кто-то сторонний громко не скажет: «А почему нам раньше это не сказали?» И этот прорыв произойдет достаточно скоро и лавинообразно.

Указанная невосприимчивость скорее всего связана с тем, что, наверное, уже 70-80% населения не считают своим долгом работать задачным образом, т.е. по методу. Миллионы людей научились зарабатывать, не работая при этом…

И здесь будет очень важно не съезжать со своей темы и своего методологического профессионализма, а именно – нужно в первую очередь рассматривать собственно деятельностные разрывы (т.е. коррупцию деятельности), а не то, что нравится или не нравится в плане политической и социальной эстетики.

Безусловно, нужны и хорошие примеры как методов профессиональной работы, так и разных «погодных условий» с последствиями влияния одного и другого на те или иные деятельности, а также качественная оценка дефицита средств для «текущего ремонта» деятельностной ткани в полагании значимости «ремонта капитального». (Кстати, я бы считал очень важным шагом взять в рассмотрение строительную деятельность как ведущий, главный тип.)

Обращаю внимание на то, что такое полагание деятельностных «объектов» как раз и связано с ответственностью полагающих, так как теперь ими нормативно (т.е. навязывающим образом) задается общий для всех деятельностный Мір, от которого никому никуда не деться. А то, что наши коллеги сами не дорабатывают в плане объективации деятельности – это и есть один из коррупционных разрывов (в данном случае – методологической деятельности), который важно было бы устранить, тем более что наши друзья – известные специалисты по развитию.

Осталось только сделать шаг навстречу: услышать, понять и – принять…

2. Откуда возникает идея развития?

Этот вопрос напрямую связан с вопросом: откуда возникает и идея методологии, и собственно методология?

Изначально метод – это форма организации восстановления Логоса в Древней Греции. Это был исходный процесс со складывающейся задачной формой организации… тогда еще не деятельности (точнее – воспроизводства), которой не было, а лишь Логоса (точнее – его восстановления). Растяжка Логоса, происходившая в ходе движения на восток Александра Македонского, привела к тому, что задачная форма организации восстановления переставала работать, так как возникали все новые и новые ситуации, выходившие далеко за рамки остававшегося «недвижимым» Логоса. Этот поход можно считать началом истории Деятельности.

За прошедшие почти 2,5 тысячи лет после похода Александра задачная форма организации, примененная к деятельности в виде разных методов и методик, будучи удобной для переноса и воспроизводства, была хорошо освоена и воцарилась во всех видах деятельности, став их основой. Но что делать, когда метод перестает работать? Задачная форма, разбросанная по разным предметам, дисциплинам, научным и инженерным областям, в их практических реализациях, вдруг сама оказывается причиной коррупции деятельности. Хорошо убедившись в невозможности ремонта деятельностной ткани, приходится фиксировать эту невозможность теперь уже в виде… проблемы.

И тогда привлекается идея развития – идея, решающая проблему коррупции деятельности, т.е. образовавшихся вольно или невольно разрывов деятельностной ткани, которую «заштопать» по методу, т.е. традиционным задачным образом, оказывается невозможным.

Итак, развитие нужно для того, чтобы «свести концы с концами» на определенной нами (еще раз – про ответственность!) «дырке» в деятельности и довести заплатку до деятельностного состояния. А такую работу вполне можно организовать мыследеятельностным способом, т.е. временным, «околодеятельностным» и, как мы знаем, несущим развитие.

Для объективации же идеи развития понадобилась своя отдельная отрасль – методология. Заметим здесь, что слово «методология» не вполне отвечает идее развития, но оно есть дань исторической преемственности, что немаловажно для удержания среды объективации и социализации. В первую же очередь – для выстраивания межотраслевого разговора, закладывая основы особого мира – мира проблем.

Так мы и подступаемся к… риторическому вопросу: так что будем поддерживать – формы организации коррупции или все же деятельности?

3. Ну и что? Царское ли это занятие – дырки штопать?

В так любимой нашими коллегами схемке ‘деятельность над деятельностью’ вроде бы нет ‘деятельности по понятию’. Вроде бы там отфиксированы всего лишь частные, единичные экземпляры (можно также сказать – их тип или характер).

Однако в ней же (скрытым образом!) вводится идея развития как соразмерного универсуму деятельности. Вполне можно полагать, что в идеологии деятельностной методологии есть теневая, сакральная часть, а уже в ее идейном фокусе концентрируется воля, выражаемая в отношении владения, причем, владения тем, что не твое.

Я уже писал, где и как возникают универсумы, и сейчас, не отступая и не оступаясь, выскажу дополнительные соображения.

Рассудок усиленно работает на застройку лакун, образующихся одновременно с ростом деятельностной ткани. Коррупция деятельности присутствовала с момента исторического появления самой деятельности, а возникающие на основе метода и задачной формы организации, по своей сути – универсалистские специальности и профессии, не смогли за всю историю деятельности стать на уровень ее универсумальности.

Отталкиваясь же от понятной, исторически так сложившейся, дефициентности универсалистского метода, и выражается главная, если не сказать – царская претензия методологии: положить идею развития как соразмерную универсуму деятельности. Понятно? Соразмерность еще ведь нужно достигать!

Представим себе эту картинку: немерено сколько тысячелетний Разум, Дар Господний, с универсумами; рядышком с Разумом – двух с половиной тысячелетняя деятельностная ткань, дряхлеющая, несмотря на кучу сложившихся мощнейших методных машин, а перед всем этим стоит ма-а-аленький человечек всего-навсего каких-то там лет тридцати с растопыренными руками в попытке объять необъятное… Как? Причем, всё и сразу! Чем?

И тут его буквально осеняет: РАЗВИТИЕМ!

Специально поясняю, в чем состоит вот то самое ‘окаянство’ методологии, частенько упоминаемое Г.П.: идея развития – человеческая, а замах делается на коррекцию ‘не своего’, не рукотворного – на универсумы, т.е. на плоды Разума, Дара Господнего, и на исторически сложившуюся деятельность, и тоже – не рукотворную.

Заметка на будущее. Очень может быть (это же всё – совсем не очевидно!), что понятие деятельности нужно брать как специфичное для пользования Рассудком, чтобы ‘деятельность’ можно было бы употреблять в единичных случаях, принимая в расчет их (случаев) возможность воспринимать универсальные решения. А собственно универсум – это вот то ‘воспроизводство’, которое схвачено В.Я. Дубровским в его схематизации.

Важно заметить, что в схеме ВДиТК собственно ‘универсума’ не найти. Это слово Г.П. просто приговаривал, тогда, как В.Я. своей схемой ухватывает универсум, что называется, прямо ‘в лоб’.

Но всё это еще требует тщательного взвешивания и додумывания.

Да, соразмерность – это такая гипотеза,
изволенное имя претензии – Развитие,
а сама-то претензия какова!


Вместо послесловия

Отдельно нужно отметить, что рассматриваемые нашими коллегами различные системы и режимы правления как в их изложении, так и в изложении цитируемых ими авторов упускают важнейшую компоненту таких систем. Какую?

Я категорически не соглашусь с нашими коллегами в той части их размышлений, когда они ратуют за «бессубъектную власть» в виде Закона. Любой Закон отрабатывается различными институтами в виде множества организаций, которые и служат субъектами. Законы иначе работать не могут.

Но есть один-единственный случай бессубъектной власти – это власть идеологии. Рассмотрение же систем и режимов правления, не замечая значимости для их специфики идеологии, ведет к неадекватному восприятию сути дела. Страна, народ, государство несут историческую преемственность и удерживают всё свое единство исключительно благодаря идеологии. Кстати, религия – это особенная сторона идеологии.

Так что все системы и режимы правления нужно понимать и конструировать только и исключительно в различных комбинациях отношений между идеологией, властью и народом.

Дополнение

К фиксации «монологичности» текста доклада М.В. Раца

Почему-то на это мало кто обращает внимание, но у монолога антонимом будет не столь привычный всем «диалог», а – полилог. Приставка «диа-» заметно отличается от приставки «ди-», что означало бы «два». Вспомним такой аппарат, как диаскоп или более усложненный – эпидиаскоп. Вспомним диафильмы или диапозитивы, которые были широко распространены в докомпьютерную эпоху.

Прозрачность и просветность – вот главные особенности, которые несет на себе эта приставка «диа-». И не нужно вспоминать здесь нелепые объяснения про то, что якобы диалектика – это «с одной стороны… с другой стороны…».

Здесь главное то, что делает ‘слово’: оно связывает автономно и порознь существующее, делая стороны видными друг другу, проясняя их друг другу, не нарушая их суверенитет. И делает это, находясь ‘между’ ними. Это последнее значение древнегреческого слова подсказал мне мой старинный друг и коллега по методологии Марк Владимирович Рац, всегда внимательно читающий мои тексты, как и я – его, соответственно.

Меня также не беспокоят и те авторитеты, которые диалог рассматривали как антоним монологу, потому что мы все живем в мире, где столько интеллектуального мусора, что не всегда успеваешь отличить зерна от плевел. И авторитеты – тоже всего лишь люди. (В этой связи хорошим примером будет история с пресловутым «Словом о полку Игореве», которое авторитеты же переводили, не зная тюркские языки, и не желали признавать свои авторитетные нелепости.)

Уж точно не помню, кто из них – Бахтин и Хайдеггер – и что сказал: «слово – дом человека» и «язык – мир человека». У меня же тезис покруче:

«человеческий Мір – это разговор».

Но чтобы этот разговор состоялся, нужно предполагать напротив себя другого, отличного от тебя человека. А если разговор предполагает переход уже к разворачиванию в будущем какой-то определенной деятельности, то хорошо бы, чтобы эти «другие» были особым образом специфицированы.

Ярчайший пример такой деятельностной специфичности мы находим у Галилея в его «Новой механике». Правда, мало кто знает, что за 15 лет (если не ошибаюсь) до этой книги ее первым вариантом был текст «О приливах и отливах», написанный монологично, сугубо научным языком, предназначавшимся достаточно узкому кругу специалистов. Именно эта – первая – книга носила революционный характер, и Галилей ее никому особенно не показывал, пока его друзья не посоветовали дать ее почитать сидящему на тот момент в тюрьме Томмазо Кампанелле. Но Кампанелла, сразу углядев опасность ее текста, понял, что нужна не конкурирующая «истина в последней инстанции», а способ размышления об истинности, что и было им предложено в виде создания разговорного круга из нескольких определенных участников. И именно он объяснил Папе Римскому, почему для него политически выгодно эту новую книгу издать. Правда, благодарности от Галилея Кампанелла так и не дождался…

Так что – разговор. Вот для него и нужна вышеупомянутая объективация.

Следующий: 6. Идея развития и схема-конфигуратор

В одном из последних текстов[1] я обрисовал картинку (пусть и в словесном описании, но она вполне воображаема картиночно), как я считаю, наиболее внятную в пояснении, что такое ‘развитие’ и зачем оно нужно, причем, такое понимание изложено впервые и вполне может конкурировать со всеми прочими... если они еще были сделаны. Ее можно рассматривать и как схему самоопределения для тех, кто хотел бы заняться этим нескромным делом.

А в продолжение этой картинки я теперь могу более обоснованно сказать следующее...

Если не ошибаюсь, на заключительном пленарном заседании ОДИ-15 «Город» [2] Анатолий Семенович Казарновский делал доклад о модели-конфигураторе, что было результатом большой предваряющей подготовки с ГП[3].

Одно из важных качеств обсуждавшего конфигуратора – «уплощение разнотипных знаний» (как об этом говорится в указанной статье ГП). Однако он может быть использован не только для этого. Идея конфигуратора вполне применима к ухватыванию и увязыванию того, что не только не является знанием, но оказывается самой «природой» знаний разного типа. Так, схему мыследеятельности (МД) вполне можно считать особой схемой-конфигуратором (в реализации – моделью-конфигуратором), задающей способ и форму организации развития. И теперь можно достаточно уверенно сказать, что именно она конфигурирует (и, понятно, зачем): МД как конфигуратор понадобилась для того, чтобы схватить «всё и сразу», тем самым переводя в способ работы, «материализуя» идею развития (вообще-то пустую саму по себе!) вот тем человеком, стоящим с распростертыми руками в стремлении объять необъятное[4].

Добавлю здесь еще одно уточнение того, зачем нужно развитие: оно нужно для того, чтобы в осознании всей своей немощи перед неохватным стать хотя бы вровень с ним. И только теперь, наверное, не будет большой натяжкой считать ‘прогресс’ «материальным» следом процесса развития (это замечание на дальнейшее).

Резюмируя, концентрированно отметим следующее.

Что значит развиваться:

– стремиться к невозможному;
– делать невозможное;
– стать соразмерным тому, что стремишься охватить невозможное к охвату;
– все это невозможное – и не твое, и не рукотворное;
– понятная необходимость в формировании внутренней готовности и потенциирования некоего усилия к рывку;
– осмысленная отложенность оценок рисков;
– наконец, должен быть очевиден момент срыва с языка единственного осмысленного ответа на вопрос «что делать в этой ситуации?» – «развиваться!».

Что непременно должно быть обналичено при выкладывании идеи развития:

– ситуация, в которой возникает эта идея;
– абсолютная значимость того, перед чем стоишь в огорошенности;
– очевидность (также и со стороны) невозможности сравняться с тем, перед чем стоишь;
– очевидность схемы самоопределения в этой ситуации;
– представленность описания этой ситуации как очевидной для внешнего читателя (в передаче всей картины к возможному воспроизводству другими).

Исключительно благодаря улыбнувшейся удаче в выражении собственно идеи развития приходится также отметить, что в очень обстоятельной и подробной работе С.Л. Содина[5] описана не «идея развития», а лишь следствия ее принятости. Очевидно, что идея (подчеркиваю: собственно и именно идея!) – при всей глубине и тщательности этого труда – не получила словесного, выразительного оформления. Традиционный назывной способ определять что-то почему-то «развитием» требует каждый раз какой-то натужной аргументации, а возможности выхода на круг подлинных проблем вообще оказываются закрытыми.

Так, в первую очередь не поставлен вопрос о возможностях перехода от индивидуального озарения идеей развития к переносу и распространению смысла развития на разные (деятельностные) объекты. Множественные смыслы развития, а не идея развития – вот что собственно и представлено в труде С.Л. Содина и во многих других (в том числе и у М.В. Раца. При этом возникает и еще один вопрос: а каков смысл такого переноса, и вообще – что именно переносится? И на него тоже пока нет внятного ответа.

Здесь прекрасной иллюстрацией всему этому можно предложить красивейший французский фильм «Версаль, мечта короля» (2008). В блестящих немногословных диалогах Людовику XIV («король-Солнце») приходится пояснять Кольберу (https://ru.wikipedia.org/wi...), как величие короля (осознаваемое безусловно и самим королем, в первую очередь, и его придворными!), должно послужить величию Франции с очевидностью для всего мира, и действительно – совершив невозможное (где взять деньги? где взять воду для фонтанов? где взять рабочую силу? как организовать круглосуточную работу?..). Поэтому великолепие Версаля, его потрясающих дворцов и парков, открыто для всех, невзирая на подданство и принадлежность к тому или иному сословию.

И вполне можно усмотреть мыследеятельностную организацию, скрыто лежащую в основе «проекта» Версаля: диалоги с интендантом финансов, садовниками, архитекторами, строителями, в которых обсуждаются замыслы, постепенно превращаются в поражающее воображение живое воплощение французского духа.

***

Теперь еще рискну высказать следующую максиму: любая и каждая (настоящая) методологическая схема – это особый конфигуратор, и каждый раз нужно внятно прописывать, что именно она конфигурирует. Поэтому буду считать, что схема МД как конфигуратор есть способ и форма организации идеи развития, и одновременно – единый «комплекс технических требований» для МД реализуемой:

– нужно продуцировать мышление;
– нужно строить коммуникацию;
– нужно производить мыследействия...

И неважно, каким образом (в каких конкретных «технологиях») будут осуществляться эти требования, но собирать мышление и действия нужно посредством коммуникации (ГП регулярно указывал, что слой М-К – это стержень всей схемы, сцепляющий ее верх и низ), причем (буквально на изобретательском принципе «предварительного исполнения») именно она и будет их продуцировать (а ранее я уже указывал, что М-К – это «природа» мышления и действия[6]), одновременно производя их согласование, требующее того, что мы называем «управлением» в ориентации на ранее поставленные цели. Слой М-К так же нужен для перехода/перевода из ситуации самоопределения в коллективную работу: ошеломленного человека нужно оттуда вынуть и включить в производительный процесс.

Именно в коммуникации и производится (прямо в говорении, расставляя разных позиционеров и маркируя их по местам их расстановки) «вкладывание» одной деятельности в другую, закрепляя новое состояние волей и властью «проектировщика», сцепленных с его целями и намерениями.

***

Напоследок хотел бы заметить маленький казус: в схеме МД мышление вообще-то отсутствует[7], поскольку оно там «только» в приговаривании, а не в схематизме, каковой был как в изначальных «горизонтальных» схемках[8], в «треугольной» схеме из «Атрибутивных структур мышления»[9], так и в разных вариациях схемы «квадрата» [10]. Попутно заметим, что схема «квадрата» имеет скрытый смысл полноты: ее левая сторона, где подразумевается мышление, не будет работать, если ее правая сторона (с образами) активно не включена в работу, на что не обращалось внимания благодаря частой провокации самого ГП.

Значки на схеме МД – это только ‘ярлыки’ (как на «рабочем столе» компьютера), указывающие на что-то или сущностное, или операциональное, имеющее собственное существование «за пределами» схемы. Они аналогичны, например, знаку интеграла, который просто означает, что с тем выражением, которое стоит справа от него, нужно проделать определенные преобразования.

Редакция 12 августа 2017 г.

---

1 См. В.А. Проскурнин. Эскиз истории методологии.
2 ОДИ-15 Город (1-й этап: Принципиальные задания на разработку программ развития, моделей и генплана города). Одесса, 23.04.81–25.04.82.
3 Описание смысла и назначения «модели-конфигуратора» см. в: Г.П. Щедровицкий. Синтез знания: проблемы и методы // В сб.: На пути к теории научного знания. М.: «Наука», 1984. Сс. 67-109.
4 В.А. Проскурнин. Эскиз истории методологии.
5 С.Л. Содин. Идея развития в методологии, 2008.
6 В.А. Проскурнин. Молчание схем.
7 Проблематизацию слоя М-К см. в: В.А. Проскурнин. Молчание схем.
8 Г.П. Щедровицкий. «Языковое мышление» и его анализ, 1957.
9 Г.П. Щедровицкий. Атрибутивные структуры в «языковом мышлении», 1967 (Рукопись).
10 Г.П. Щедровицкий. О различии исходных понятий «формальной» и «содержательной» логик, 1962.

Это уже второй текст, и он будет относиться к 3-й части работы дуэта «Власть или управление». Первый текст (Заметки к тексту М.В. Раца «Деятельностный контекст управления». Тезисы доклада) был написан мною еще в декабре 2010-го года(!) и, конечно же, отправлялся М.В., но... ответ был отложен «до завтра» ввиду (видимо, вечного) цейтнота. Ну, ничего страшного! Спасибо Господу – мы все еще живы и через шесть прошедших лет в ожидании этого «завтра», и дай нам, Бог, здоровья и сил и дальше пережидать/переживать все очередные цейтноты в полупериодах зодиакальных 12-летий!..

***

I

Не повторяя уже сказанное в первом тексте, приходится констатировать, что... увы-увы, а обещанного (или не обещанного?) понятия власти, или хотя бы внятности какой-никакой нет как нет... И с одной стороны подбирались наши коллеги к его полаганию, и с другой, и с третьей – и нифигасеньки не выдали на-гора, кроме кучи открываний разных обсуждений. И с самого начала, задавая «предмет» своего интереса (или это не предмет?): «мы говорим о власти и управлении как о двух основных способах правления», – все же хорошо было бы попутно и разъяснить, а чьи же именно эти «способы»? Но ответа и на такой вопрос не найти...

Молчу уже, что все старания были заявлены как направляемые для устранения непотребства в совершенно определенной стране (правда, я так и не понял, каким образом: бить по головам паршивцев изданными в твердом переплете всеми пятью частями толстого опуса?). Но в тексте абсолютно отсутствует представленность страны в конкретике, в тех существенных ее чертах, которые важны для выбранной тематики (аналогичная претензия высказывалась и в моем первом тексте). Хотя, а зачем? Ведь самые точные представления можно с «расколдовывающей» объективностью заменить «прекрасными публицистическими выступлениями Ю. Латыниной». Видимо поэтому нет ничего конкретного, кроме названия страны и традиционного пинания верхушки ее системы правления. И, конечно же, считать правдивой для России объявленную фиксацию отсутствия в ней «господства права» – означает принять и признать очередную фальшь.

И тогда – что далее? – Отсутствие знания восполняют заклинания...

Однако, как говорил Жванецкий: «А без покойника?» Т.е. интересно спросить ярых противников властной насильственности: а нельзя ли обойтись вообще без любого господства? Почему нельзя развивать просто правовые отношения без всякого даже их господства? Или что: красивые лозунги легче выдавать, чем излагать – да-да, труднодоступную – суть дела?..

Но для меня здесь важным оказалось совершенно другое(!), за что я безмерно благодарен замечательному дуэту Рац&Котельников (хотя теперь они точно не будут со мной разговаривать): они заставили(!) меня задуматься своей немерено растянутой и помпезной попыткой, так ничем и не закончившейся, хотя так хотелось посмотреть (испытывая священный трепет), и как же они положат на лопатки леденящий душу ужас «властного отношения господства/подчинения между людьми».

II

Итак. В первую очередь – что должен сделать специалист по схематизации (а именно таковую компетенцию нужно непременно признать за нашим концертирующим дуэтом), глядя на схему: узреть, углядеть, выявить, понять (я бы даже сказал – «выпонятить») принцип/идеологию, на котором/й рассматриваемая схема построена.

А вот теперь – мой главный тезис:

знаменитая классическая схема «Д/Д» (рис. 4), которая справедливо стала предельной для мышления нашего великолепного дуэта, со всей абсолютной очевидностью демонстрирует, что (вы будете смеяться!) внутренняя деятельность находится полностью во власти внешней! ©

(Копирайт от моего имени, и если кто-то найдет это суждение высказанным уже и кем-то раньше меня – сниму сразу же).

Включенность означает категориальную (и даже категорическую) подвластность – это и только это есть совершенно очевидно манифестируемый властный принцип данной схемы!

Интересное дело! Сначала (раздел 3.3) идея управления задается упомянутой деятельностной матрешкой, а через несколько разделов (3.5.2) читаем: «Во избежание недоразумений надо сразу ... заметить, что применительно к управлению понятия внешнего и внутреннего не работают». О как!..

Но есть более ужасный ужас... прям ужас-ужас... Оказывается, мы все погрязли в «склейном» грехе! Ни один храм не позволит его отмолить, поскольку нет ничего страшнее греха «склейки власти и управления»! «Фу-у-у, как дурно пахнут такие мысли! Где там наши полиц-нормеры? Вон-вон-вон, подальше от нас!..»

И у меня создалось глубокое впечатление, что Рац&Котельников сами не поняли, что они написали: «...мы понимаем Щедровицкого так, что предложенная им схема управления как раз и реализует позднейшую мысль Попова об освоении власти и искусственно-техническом отношении к ней. Именно в рамках управления, в системе Д/Д власть из самодовлеющей сакральной сущности превращается (курсив мой. – В.П.) в средство правления, рациональной регуляции человеческого общежития»...

Если бы поняли, то прямо бы так и сказали, что схема «Д/Д» и есть первая и главная схема про власть, а не какая-то там смешная кибернетическая схема (рис. 5), а так это пришлось сказать мне, выдернув у них первенство прямо из-под носа. Так что даже высказанное дуэтом их собственное суждение об этой схеме - «в рамках правления о (нижней) подсистеме, которой правят» - нельзя трактовать никак иначе, чем это сделано в моем тезисе. Но они же сами отказались от этой главной идеи!

Как говорят в Одессе: «Быстро поднятое не считается упавшим!»

Еще заметим, что повсеместно ругая и даже презирая «власть человека над человеком», нужно понимать, что такую власть на Земле еще нужно поискать, тем более, что ни в Белых, ни в Красных домах ее точно не найти, хотя кому-то и очень хочется прищучить их временных хозяев...

Здесь нельзя не отметить замечательный пример Николая Теркина (он ввел его на «круглом столе» 20.06.17 после очередного выступления М.В. Раца), прекрасно демонстрирующий идею власти как раз в соответствии со схемой «Деятельность над деятельностью». Он предложил вполне очевидную и понятную (пусть и натуралистичную!) картину, где птичка, сидящая в клетке, оказывается окруженной деятельностью, которую в общем виде можно характеризовать как «забота об объекте естественного типа». ‘Естественный тип’ объекта важен именно для схемы, так как нужно обязательно учитывать собственную ‘жизнь’ «внутреннего объекта». А если мы будем иметь дело с живой птичкой, то, безусловно, забота о ней просто необходима: «Мы отвечаем за тех, кого приручили». И, безусловно, власть осуществляется только над живым объектом. Кстати, можно логично продолжать эти рассуждения, обращаясь к практике дрессировки тех же самых птичек, например, обучая их пению и человеческой речи.

Сам Н. Теркин не соглашается (о чем он сказал на том же «круглом столе») с такой интерпретацией его картинки, считая в ней важным только лишь смысл власти, однако, с моей точки зрения, это его представление полностью соответствует упомянутой схеме Д/Д именно как схеме власти с деятельностной характеристикой (типа упомянутой заботы) как следствием властного отношения.


III

Хотя вышеположенный тезис и ключевой, но он ни в коей мере не означает, что «материя» (или «субстанция», или «сущность» и т.п.) власти определена (задана) как деятельностное «образование», нет! Но он означает, что собственно власть (в таком выражении, на таком принципе, т.е. на другом – возможно, будет и другое) является «источником»(!) деятельности. Можно также сказать, что собственно власть «невидимым, скрытым образом» (так, и никак иначе!) стоит за – уже деятельностным – выражением ее в виде этого изображенного отношения «Д/Д».

Что было бы еще важным отметить, так это то, что «власть» – это не некий «объект» (причем, категорически не объект!), а достаточно широкая тема, у которой есть вполне исторически рафинированное ядро (то самое, которое становится источником деятельности), уже хорошо проявившееся за всю Историю Человечества. И это ядро нужно ухватывать не одним, а несколькими словами-понятиями, в том числе и такими, как: «властвование», «правление», «воля», «государство», иерархия/гетерархия», «республика», «монархия», «администрирование», «хозяйство», «владение», «распоряжение», «управление», «собственность», «коррупция» и определенно еще какими-то...

Можно сказать и более жестко: понимая недоступность власти к узреванию, когда мы можем работать только с ее (часто субъективными) «овнешненными выражениями», не нужно надрываться в ее предметизации, хотя выстраивание, разворачивание темы про власть в разных поворотах, с разными векторами будет специфическим дискурсивным набрасыванием некой квази-предметизации.

Да, не «объект», а «тема», что будет предъявлять совершенно особые требования к освещению и излагаемому содержанию. При этом многое будет зависеть уже и от конструкции текста, в котором автор будет пытаться ловить указанное ядро, а еще ведь нужно будет к ядру привязывать обязательную периферию: так, княжий двор – это ближайшая периферия властного ядра, государство и страна – более широкая, если мы говорим о «государственной власти». Аналогичным образом нельзя будет ядро отрывать от соответствующей периферии и в каком-то другом описываемом случае, иначе нельзя будет показать эту пресловутую власть читателю/слушателю текста по тематике власти.

И, конечно же, отношение «ядро-периферия» – это не закрепленное раз и навсегда отношение, это никакой не закон, но оно должно будет ответственно задаваться в каждом новом случае, имея новое конкретное выражение очередной конструкции нового текста. Таким образом, можно было бы уйти от жесткости онтологического предмета и заниматься исключительно (пусть и мозаичным) предметом (поли)тематическим.

Не менее важно также считать сакральность власти ее существенным, скорее даже – сущностным качеством. Непонимание этого, отказ от признания сакральности неотъемлемым качеством власти приводит к безграничному, бесконтрольному освобождению манкуртизации. Однако блистательный дуэт Рац&Котельников предпочитает этого не замечать, придумывая некий... привлекательный своей лапидарностью «нормоконтроль», чтобы хоть чем-нибудь расцветить оригинальное содержание, отличное от результатов изысков конкурентов. Их апологетика рациональности и отнесение непознаваемых сторон развития человечества (в том числе и такой его компоненты, как власти) к помечаемой презрительно-саркастически области иррациональности ведет к ускоренному разрушению сути человеческого.

Кому-кому, а уж нам-то можно было бы легко заметить: человеческая корысть (а она точно из области иррационального) растет гораздо быстрее, чем возможность установления правопорядка (безусловно, из области рационального), с чем мы хорошо знакомы по трагическому примеру довоенных репрессий: сотни тысяч стали объектами преследования их тысячами, но совсем-совсем не тем – одним и единственным источником правопорядка, – на который потом все грехи этих тысяч так лихо и свалили; пальцем ткнуть в одного – удобно же, и результат в массовом сознании – на века! Слово-то было – отвластное, как же: «невинно осужденные»!.. Слово, запущенное в оборот трусливым убийцей, палачом, у которого руки по горло в крови, продолжает ослеплять миллионы и сегодня...

Просто потрясающий своими масштабами пример техники NLP!

Еще несколько важных моментов.

1. Власть (живая) обязана иметь волю к формированию собственной концепции «правления» с дальнейшим проведением ее в жизнь. Кстати, и для подчинения, и чтобы вырваться – тоже нужна воля. Вообще, похоже, что проявление воли – это разовый «акт», и если их череда, то одиночных.

2. Никакие законы не смогут заменить использование воли во власти. Упование на «господство права» – правовое нищебродство.

3. Именно воля будет выражена либо в концентрированном виде при президентской республике, либо в виде борьбы групп при парламентской; для каждой страны (с непременным учетом ее масштабов, истории, географии, этнографии etc.) хорош свой вариант – важно не сделать исторической ошибки.

Как ни странно, воля (как и дух, ухватываемый в идее и признании сакральности оказалась не охваченной в истории методологического движения. Однажды я уже на это указывал, делая очередной комментарий при редактировании материалов Методологических конференций по схематизации (2007-2013 гг.). Там я высказал следующее скромное предположение: в одной из первых классических схем, а именно – в схеме акта действия, в первых текстах с ее изображением и описанием очень часто присутствовала «прямоугольная рамка», обрамляющая все элементы схемы. И я предположил (пусть даже притягивая «за уши»), что именно введение рамки (причем, никогда не упоминавшейся в словесных описаниях схемы!) хорошо соответствует тому составу акта, который в свое время давал Декарт – а он ко всему похожему прочему задавал еще и волю. Только при таком взгляде и трактовке становится понятным возможность удерживания в единстве и согласованности всей целостности элементов акта.

V

Вместо заключения (под стражу)

К написанию этого текста (со всеми наглыми хулиганствованиями, за что несвоевременно приношу дуэту нижайшие извинения – вот такая я сволочь!) меня подвигло категорическое несогласие со многими моментами концерта в 5-ти частях глубоко уважаемых мною, дорогих мне людей – Рац&Котельников – т.е. в полной, полнейшей мере с их представлением как того, против чего они так натужно и безуспешно боролись, так и того, за что они стоят.

Я твердо считаю, что установка на цитированный дуэтом тезис Пузырея («Управление же вводится как особый метод правления, ориентированный именно и только на деятельность, но ни в коем случае не на человека. Метод, исключающий всякую попытку, пользуясь словами А. Пузырея..., “что бы то ни было „делать с“ другим человеком”» – в корне ошибочна, крайне вредна и критически бесперспективна.

Ну как почему? Я же специально выше отметил, что «они заставили(!) меня задуматься» – это разве не прямое их действие на меня? Важное, значимое и совсем меня никак не обескураживающее, не унижающее – я это действие вполне уловил, причем, с благодарностью! Это был вызов – вызов, который я принял как вызов моему существу и на который я не мог не ответить.

А борьба с тенями – и смешна, и крайне не плодотворна (если только цейтноты не считать ее плодами)...

Обнимаю,

ваш В.П.



***

М.В. Рац

Ответ критику

Поскольку я давно обсуждал с В. Проскурниным этот круг вопросов, мы с соавторами (С. Котельниковым и Б. Слепцовым) решили, что отвечать я буду от своего имени, но предварительно согласовав ответ с ними. Итак, пишу от первого лица, но за троих.

Немного истории

Действительно, в 2010 г. я делал на семинаре В. Марача доклад, содержавший замысел работы, один из разделов которой, привлек теперь внимание В.А. Проскурнина (далее – ВП). Далее мой замысел нашел выражение в «заявочных» статьях, опубликованных в том же 2010 г. в «Полисе», «Политейе», в 2011 – в сборнике «Диспозиции» и затем в серии уже коллективных публикаций в журнале «Политическая концептология» [Рац и Котельников 2014, 2015; Рац, Котельников, Слепцов 2016 и 2017 (в печати)[1].

Не помню, почему разговор, начатый критическими замечаниями ВП на тезисы моего первого доклада, не получил продолжения. Но это моя вина, и я приношу критику свои запоздалые извинения. Я готов был бы продолжить этот давний разговор, но вряд ли имеет смысл обсуждать тезисы доклада шестилетней давности, имея опубликованные в развитие этих тезисов материалы общим объемом свыше 15 а.л.

В известной мере, последнее обстоятельство напоминает и сложившуюся теперь ситуацию. ВП, во-первых, высказывает свои соображения лишь по одной из упомянутых публикаций, вырванной из контекста работы в целом, и не учитывая, во-вторых, того факта, что работа наша еще не закончена даже на данном этапе, которым мы, между прочим, тоже не собираемся ограничиваться. (Более того: не просто не учитывая, а исходя из прямо противоположной и заведомо ложной презумпции о работе, «так ничем и не закончившейся»[2]. Тем не менее, мы признательны критику за проделанную им работу и полезные замечания. Пользу же мы видим в стимулируемом критикой движении мысли (пресловутая победа в споре нам мало интересна) и будем рады, если дело не кончится настоящим обменом мнениями и не ограничится нынешними узким кругом собеседников.

Я не буду поддерживать залихватский стиль ВП (стеб, как теперь говорят), возможно, и полезный для начала дискуссии, но вряд ли способствующий дальнейшему ходу размышлений. Тем более, что «леденящий душу ужас властного отношения господства/подчинения между людьми» – вовсе не наше изобретение, а одна из основополагающих тем политической философии уже две с половиной тысячи лет, в последнее время только заново переосмысляемая (библиография – в статье И. Шапиро [2012]). Еще существенный момент видится мне в том, что ВП не объявляет позиции, из которой рассматривает нашу работу; в его тексте она тоже не просматривается: ему-то это все зачем нужно? Остается предполагать, что пишет он из позиции заинтересованного и компетентного читателя (в отличие от инакомыслящего ученого и автора другого проекта вроде выступавшего уже с критикой нашей работы В. Беляева [2015]). Для меня это самая важная позиция, поскольку с ней связаны возможности
желательного расширения круга участников нашей работы.

Главная претензия и главный тезис оппонента

Главная претензия критика в наш адрес состоит в том, что, по его мнению, «обещанного (или не обещанного?) понятия власти, или хотя бы внятности какой-никакой нет как нет...» Это существенная претензия, хотя я все же восстановил бы контекст ее возникновения: понятие (и типология) власти для нас не самоцель, а подсобные средства в работе по проекту борьбы с распространением упомянутого отношения господства/подчинения между людьми. В качестве альтернативы, порождающей эти отношения субъектной власти, мы рассматриваем управление, как его понимал Г. Щедровицкий, воруженное таким средством, как бессубъектная (деперсонализированная) власть закона.

В основе нашей работы лежат две пары противопоставлений, характерные для традиции, в которой мы стараемся работать. Это:

1. Мыслительная действительность vs реальность (происходящего «за окном»). И, соответственно,

2. Выстраиваемые (в мысли) желаемая (идеальная,) vs наличная (построенная на основе видения происходящего за окном) картины интересующей нас области жизне- и мыследеятельности. В данном случае – системы правления вообще и в России, в первую очередь.

Об этом приходится говорить, поскольку наш критик не делает таких различений, что сильно мешает пониманию его мысли. Он также не обсуждает нашу основополагающую идею различения власти (как выясняется по ходу дела, субъектной власти) и управления, а в более общем виде — поведения и деятельности. Впечатление такое, что он попросту не читал нашей первой (2014 г.) статьи в посвященной этой теме серии, где вводится указанное различение и по пунктам сопоставляются особенности поведения и деятельности, власти и управления.

Видимо, с этим связан первый же его вопрос о власти и управлении, который приводит меня в недоумение. Чьи же именно это способы правления? – вопрошает ВП. В рамках СМД-подхода, если говорить коротко, ответ кажется самоочевидным: разумеется, ничьи. Это такие же принадлежности деятельности, как нормы, методы, средства. А употребляться они могут теми, кто занимает позицию/место правящих, тех, кого принято именовать правящей элитой. Только элита элите рознь, и здесь открывается еще один аспект сопоставления власти и управления, если говорить привычным языком, с точки зрения теории элит. Но критик и без того обвиняет нас в «куче открываний разных обсуждений», так что притормозимся на этом месте[3].

Не менее странно выглядит для меня риторический вопрос: «А нельзя ли обойтись вообще без любого господства?» Разумеется, нельзя: вспомним хотя бы о преступниках и правоохранительных органах. Но свести отношения господства/подчинения к необходимому минимуму можно и нужно, хотя и очень непросто. Собственно, этим и вызван к жизни наш проект, в этом состоит исходный замысел.

Нет нужды также в фиоритурах по части «устранений непотребства в совершенно определенной стране». Принятая нами цель занимает и западных коллег (кстати, украинских тоже: Вы же, В.А., знакомили меня с И. Душиным), но мы, естественно, фокусируемся на России. Особенностям ее истории посвящена уже сданная в редакцию вторая половина «Заметок на полях всеобщей и русской истории». Современное положение дел анализируется сейчас (зима 2016-17 г.) в рамках работы над заключительной статьей нашего цикла, условно скажем, «Переходом к программе действий». Обо всем этом говорится в уже опубликованных частях работы, но, видимо, эти обстоятельства прошли мимо внимания критика.

Наконец, воспроизведем главный тезис ВП.: «знаменитая классическая схема “Д/Д” (деятельности над деятельностью: рис. 4 в нашей статье 2015 г. – М.Р.), которая справедливо стала предельной для мышления нашего великолепного дуэта (т.е., нашего с С. Котельниковым. – М.Р.), со всей абсолютной очевидностью демонстрирует, что (вы будете смеяться!) внутренняя деятельность находится полностью во власти внешней! ©»

Для начала заметим, что нечто в этом роде В.В. Никитаев [2004], на которого мы ссылаемся в своей работе, говорил еще двенадцать лет назад (а я тогда же ему и возражал[4]. Насколько помню, он говорил не столько о схеме, сколько об империи (разума), якобы выстроенной Г. Щедровицким. Но власть разума, осуществление мысли для меня есть подлинная свобода; именно осуществление мысли подавляется и замещается у раба разумением и волей господина. Здесь, однако, есть важный не проговоренный до сих пор момент. Согласно Щедровицкому, мышление и деятельность безличны, отношения же господства/подчинения предполагают личную принадлежность мысли. Из чего и следует: вместо того, чтобы действовать по своему собственному усмотрению, раб должен исполнять волю господина, за которой стоит его, господина, замысел.

Иными словами, сама идея безличности, субстанциальности мышления исключает отношения господства/подчинения. Но приватизация мышления уничтожает его самое, а вслед за ним и реализующую его деятельность. Тогда мышление замещается работой менталитета (разного у господина и раба), а деятельность – поведением соответственно повелителя и исполнителя. Таким образом, идея управления и ОТС Г. Щедровицкого реализуются исключительно средствами мышления и деятельности; напротив, архаичные властные отношения господства/подчинения распространяются в их (мышления и деятельности) отсутствие. Разумеется, это лишь принцип, в рамках своего проекта перехода от доминанты властвования к доминанте управления мы занимаемся его проработкой и развертыванием. Понятно, что в условиях заведомой локальности, очаговости мышления и деятельности в обществе такой переход – большая проблема, а властно-имперская интерпретация концепции управления и/или мыследеятельности в целом – прямая противоположность нашему пониманию и проекту.

Разверну теперь пояснение к понятию управления и ОТС, вызвавшее недоумение ВП: категории внешнего и внутреннего здесь не работают. Г. Щедровицкий приводил в связи с этим пример заводоуправления, находящегося – вместе с разными цехами и другими службами на территории завода. Морфологически территория объемлет заводоуправление, а функционально все наоборот. Рефлексивный охват, знаниевый обвод – это не забор вокруг территории, но управление (в отличие от власти) строится именно на рефлексивном охвате и ассимиляции знаниями управляемой подсистемы; власти же как раз нужны заборы/границы для ограждения области ее юрисдикции.

Я хочу особо подчеркнуть, что наши принципиальные расхождения с ВП касаются не только интерпретации СМД-подхода и методологии, но и жизненных установок[5]. Это делается предельно ясным, когда речь заходит о нашем тезисе «Управление вводится как особый метод правления, ориентированный именно и только на деятельность, но ни в коем случае не на человека (добавлю для ясности: непосредственно. – М.Р.). Метод, исключающий всякую попытку, пользуясь словами А. Пузырея..., “что бы то ни было „делать с“ другим человеком”». (Разумеется, речь здесь не идет о преступниках.) ВП считает, что эта установка «в корне ошибочна, крайне вредна и критически бесперспективна» (выделено ВП). Мы же, опираясь на трагический опыт ХХ века, настаиваем на ее категорической императивности. Опять же это только принцип, но принцип, имеющий далеко идущие последствия: за его нарушением маячит «актуальность Холокоста» [Бауман] и ГУЛАГа. Отсюда растут и наши политические разногласия с ВП, обсуждение которых выходит за рамки настоящей дискуссии.

Далее. Инкриминируя нам непонимание Щедровицкого (дело, кстати, обычное, и мы бы не возражали, если бы не содержание), ВП пишет: «Если бы поняли, то прямо бы так и сказали, что схема “Д/Д” и есть первая и главная схема про власть, а не какая-то там смешная кибернетическая схема (рис. 5)». Что смешного нашел ВП в кибернетической схеме, сыгравшей огромную роль в истории ХХ века и в значительной мере породившей нашу сегодняшнюю реальность, судить не берусь. А вот задуматься над этой схемой и ее принципиальными отличиями от ОТС очень бы стоило. Нам, кстати, не столь важно происхождение этой схемы. Важно то, что мы предъявляем ее как схему властного отношения с соответствующей интерпретацией. Наши соображения на сей счет, высказанные в обсуждаемой им статье, ВП попросту игнорирует.

Не будем их повторять (статья общедоступна), но отметим главное. Речь идет о двух полярно противоположных способах и соответствующих идеальных типах правления. Рефлексивное управление образует единую ОТС, которую в рамках классической политической философии можно характеризовать идеей общего блага, понимаемого в СМД-методологии как развитие. Наоборот, безрефлексивная система властвования строится на разделении властвующей элиты и подвластных, обладающих собственными ценностями и интересами. Сойдутся они или разойдутся – это дело случая. Но здесь важно не смешивать присущую власти обратную связь и лежащую в основе управления рефлексию (это, кстати, практически важный момент, который мы при случае обсудим подробнее).

В нашей статье обсуждаются и другие принципиальные различия властвования и управления. При этом само собой разумеется, что в жизни указанные идеальные типы не встречаются, а образуют – в разных формах и пропорциях – различные системы правления. (Именно эти системы являются предметом сравнительной политологии, а два составляющие их взаимно дополнительных идеальных типа мы в таком качестве выделяем впервые.) Последней фиксацией ВП также пренебрегает, что порождает некую конструктивную идею, с одной стороны, и еще одну претензию к нам, – с другой.

Сопутствующие соображения

Согласно конструктивной идее ВП, «власть – это не некий “объект” (причем, категорически не объект!), а достаточно широкая тема…», «да, не “объект”, а “тема”». (Прямо так, натурально: власть – вообще не объект, а тема, всякая там объективация, тематизация – это от лукавого.) Однако у этой темы «есть вполне исторически рафинированное ядро…, уже хорошо проявившееся за всю Историю Человечества. И это ядро нужно ухватывать не одним, а несколькими словами-понятиями, в том числе и такими, как: “властвование”, “правление”, “воля”, “государство”, “иерархия/гетерархия”, “республика”, “монархия”, “администрирование”, “хозяйство”, “владение”, “распоряжение”, “управление”, “собственность”, “коррупция” и определенно еще какими-то...».

Здесь возникают естественные вопросы. О возможной категоризации упомянутого «ядра»: как его все же следует мыслить? И, если его удастся ухватить и помыслить, то как все же его именовать? Но пока, наверное, интереснее другое: уж очень напоминает изложенная идея ВП то описание интеллектуальной ситуации с властью, с которого мы начинали свою статью. Когда различали традиционный дискурс власти в философско-политической литературе («тема» ВП) и предлагаемый новый взгляд на власть, возникающий при попытке отличить ее от управления («ядро»). Но для нас это была исходная картина, от которой мы отталкивались в своем движении к понятию власти, ВП же никакого движения не осуществляет и наше не рассматривает, изначально поставив на него крест.

Мы, однако, какое-никакое движение проделали, предложив, в частности, свою (видимо, «невнятную» для ВП) типологию власти. Размышляя дальше в этом направлении, мы начинаем думать, что одной «власти» (проскурнинского «ядра») на все случаи жизни недостаточно. Неслучайно в основных европейских языках никакой такой «власти вообще» нет [Сабуров 2008]. Вспоминая известный механизм расщепления понятий[6], для начала мы можем предложить на обсуждение идеи двух понятий, объединяемых в старой «русской власти» Ю. Пивоварова и А. Фурсова [1997]. Субъектная власть – это возможность осуществления своих замыслов властвующими за счет замыслов подвластных. Иногда замыслы тех и других могут совпадать, но это в принципе ничего не меняет: значит, в данном случае подвластным повезло. (Бессубъектная) власть закона, нормоконтроль – средство, препятствующее осуществлению чьих бы то ни было замыслов, выходящих за рамки действующей системы норм.

Претензия же ВП в наш адрес на сей раз состоит в том, что мы выступаем против сакрализации власти, в то время, как, по мнению ВП (или «на самом деле»?), «сакральность власти – ее существенное, скорее даже – сущностное качество» (курсив ВП). При этом остается совершенно непонятным, идет ли речь (если воспользоваться терминологией ВП) о сакральности самой темы власти, либо так и не схваченного им ядра. Признаться, я не знаю, как сочетать сакральность темы с ее рациональным обсуждением, на которое вроде бы претендует наш критик. Если же иметь в виду ядро, то это приводит к совсем уж странному выводу, что в западных демократиях, где власть толкуется вполне рационально, ее при этом вовсе нет.

Вообще, в пассаже о сакральности трудно что-либо понять. Почему, например, «отказ от признания сакральности неотъемлемым качеством власти приводит к безграничному, бесконтрольному освобождению манкуртизации»? Почему «апологетика рациональности… ведет к ускоренному разрушению сути человеческого»? Каким образом слова о невинно осужденных (в годы Большого террора) оказываются продуктом НЛП? Впрочем, эти мои недоумения по-своему объясняются апелляцией ВП к «непознаваемым сторонам развития человечества (в том числе и такой его компоненты, как власть)».

В критическом тексте В.А. Проскурнина есть еще целый ряд различных соображений и замечаний в наш адрес, но о самых важных, с моей точки зрения, я сказал. В целом же уже состоявшийся обмен мнениями несет на себе важный урок: коммуникация даже между непримиримыми противниками может использоваться для движения мысли, главное (вопреки ожиданиям ВП) – разговаривать.

Спасибо за критику, Валерий Александрович!

---

Примечания

[1] Мы не даем к настоящей заметке списка литературы, который по большей части дублировал бы имеющийся в обсуждаемой статье. – См.: Рац М., Котельников С. Власть или управление? 3. Власть и ее типы // Политич. концептология, 2015, № 3. http://politconcept.sfedu.ru/2015.3/03.pdf.

[2] Знакомая логика, между прочим: фильм А. Учителя «Матильда» еще не снят, но уже оскорбляет чувства Н. Поклонской. Не впервой: еще полвека назад сложилась модельная формула: «Я Пастернака не читал, но скажу…»

[3] Однако небесполезно заметить, что эта «куча открываний» является следом работы по известному «методу сплавщика», когда продвижение по одной теме требует перехода к другой, потом обратно, потом к третьей и т.д. Работая таким образом, нам и приходится возвращаться по нескольку раз к одной и той же теме, в том числе – к понятию власти.

[4] У этой моей статьи, важной в данном контексте, сменился адрес: Рац М. Методология и свобода // Кентавр, 2005, № 36 http://v2.circleplus.ru/kentavr/n/36/2/text. Напомню, кстати, тезис ГП, развитием которого можно считать всю нашу многолетнюю работу. На мой вопрос, как он представляет себе соотношение управления и власти, последовал прямой и жесткий ответ: «Никак: они находятся в разных пространствах. Управление – в пространстве мысли, а власть в социальном пространстве».

[5] Мне особенно важно прояснение связей между тем и другим, между методологией и политикой.

[6] Щедровицкий Г.П. О некоторых моментах в развитии понятий: http://www.fondgp.ru/gp/biblio/rus/2



***

Примечание автора основного текста

Не буду прописывать все свои несогласия с изложенными несогласиями М.В. Раца, только лишь отмечу, что так покоробившая рациональное сознание М.В. сакральность власти будет подробнее описана в дальнейшем.

Также отнесусь и к его самым последним словам: «главное (вопреки ожиданиям ВП) – разговаривать». Если бы М.В. хоть иногда выходил из состояния цейтнота и читал мои тексты, то мог бы давно заметить многократно мною высказываемый краеугольный, критически отличный от высказанных знаменитыми философами, тезис: мир человеческий – это разговор! – См. хотя бы: В.А. Проскурнин. Современные ориентиры высшего инженерного образования: к управлению опережением (2003).

Следующий: 2. Декларация о политике

Ну, Ридингс!.. Ну, ... Не знаю, как там Бриан, но Ридингс – точно голова!

«...приписывание Мышлению сигнификата, акт провозглашения того, что значит мыслить, неизбежно является политическим вопросом в минимальном смысле, т.е. агонистическим мгновением конфликта, в котором обнаруживается разница, затрагивающая суть дискурса. Иными словами, вопрос: “Что зовется мышлением?” – это всегда не просто теоретический вопрос, на который могла бы ответить полностью обоснованная эпистемология.» – Одно это чего стоит!

Но вообще-то сейчас я углубляюсь в него не поводу мышления, а по поводу коммуникации:

«Обращать внимание на адресата – не значит просто пытаться определить условия восприятия дискурса, так как это вновь привело бы к монологу. Слушающий – не пустая голова, которую изображают на контурных рисунках, иллюстрирующих представление Соссюра о коммуникации. Соссюр сказал бы, что коммуникация – это передача сообщения от отправителя к получателю, который молчит и существует лишь в качестве приемника. Сообщение передается от отправителя (опустошаемого полного сосуда) к получателю (наполняемому пустому сосуду). Диалог в этом случае представляет собой простой обмен ролями между собеседниками, в ходе которого первый отправитель становится “пустым” получателем, и т.д. Бахтин же, наоборот, указывает (мне кажется, правильно), что “воспринимает чужое высказывание не немое бессловесное существо, а человек, полный внутренних слов. Все его переживания – так называемый апперцептивный фон – даны на языке его внутренней речи и лишь постольку соприкасаются с воспринимаемой внешней речью. Слово соприкасается со словом”.

Поэтому я склонен отказаться от модели коммуникации Соссюра в пользу того, что Бахтин назвал диалогизмом. Данный термин часто понимают и употребляют превратно. Диалогизм Бахтина – это не просто способность попеременного или серийного монолога, не обмен ролями, позволяющий собеседникам говорить, лишь когда до них доходит очередь становиться монологическими отправителями (как в случае Сократа). Голова адресата наполнена языком, поэтому история коммуникативной трансляции не способна адекватно описать то, что происходит при лингвистическом взаимодействии. Адресат, будучи скорее интердискурсивным, чем интерсубъективным, не является виртуальной точкой сознания (tabula rasa воспринимающей шишковидной железы, как сказал бы Декарт). Любое сознание – это сознание языка в его гетерогенной множественности. Понимание и непонимание, так сказать, переплетены в качестве условий лингвистического взаимодействия. Коммуникация не может быть передачей готового смысла, поскольку значения слов меняются от высказывания к высказыванию, или, точнее, от идиолекта к идиолекту. Слова отправителя занимают место в массе идиолектов слушателя, и разговор приобретает смысл в дискурсивном акте, над которым ни один из собеседников не властен. Таким образом, учитывать адресата – значит вписывать в дискурс радикальную апорию. Это значит в своей речи принимать во внимание то, что можно назвать бездонным пространством прочтения другим человеком: мы никогда не знаем, в ком наши слова отзовутся.»[1]

***

На таком внятно проведенном различении точек зрения Соссюра и Бахтина наконец-то я стал понимать, что меня всегда беспокоило и чего мне не хватало во всех схемах коммуникации – и в «старых»[2], и в «новых» (в схеме МД).

И, понимая, точнее – перепонимая, что бы я стал делать сейчас...

1. В слое мысли-коммуникации схемы МД теперь (с моей точки зрения) нужно было бы «стереть» позицию «понимающего»!

Она – не просто лишняя, она категорически неверная и даже... фальшивая. Нет, и не может быть, такой постоянной(!) позиции – «понимающий» – в непоколебимом составе схемы МД, где положены разные позиции в их категорированных типах. Т.е. такой позиции не может быть по простой причине: «понимающий» – это не категориальный тип, поскольку он есть не более чем временный продукт («продукт» – вот это тип!) рефлексии, и у такого продукта временной сборки рефлексий в понимании, или в понимание, а точнее – посредством понимания, не может быть образца. Да, сначала – особый продукт, а затем – специфическое средство. Вот так здесь работает рефлексия. А кто сказал, что рефлексия работает без средств?

Что же нужно класть в место (или вместо) «понимающего»?

А в место этой жестко отфиксированной позиции сейчас важно положить (мы говорим о схеме, но полагаем и соответствующую реорганизацию собственно коммуникации и собственно МК в собственно МД) некие графемки (sic!) полей двух типов:

1) поля языков, понятий и слов, – теперь позиция «понимающего» становится единичной из всей дискретной массы множества «позиций-продуктов/средств», вырабатываемых/пользуемых разными рефлексиями (а уж их на схеме МД врисовано достаточно много);

2) поля, создаваемого имеющимися рефлексивными позициями, внутри себя заведомо неуравновешенного и вполне позволяющего «видеть» его как динамичный и непрерывно вырастающий пучок из массы позиций с вторичными, третичными и т.д. «текстами понимания» – произведенными рефлексией посредством понимания, т.е. – строго не одной позиции, как это было до сих пор.

Таким образом, первый тип поля есть не что иное, как открытая связь(!) с культурой, размыкающая наконец схему МД. И это я считаю главным результатом всей этой работы.

Пока нет специальных графем (а может, и без них станет привычно) для введенных типов полей, можно использовать аббревиатуры: поле первого типа обозначать как ПЯПС (поле языков, понятий, слов), и поле второго типа – ПКП (поле концентраций понимания).

Кстати сказать: мы привыкли словом «позиция» именовать исключительно рисованного человечка. Однако с точки зрения графикации, или «чертежной культуры», «позиция» – это просто «место на чертеже/схеме». Поэтому любая значимая черточка или группа символов/значков/букв на наших схемах имеет полное право считаться позицией внутри, в границах той схемы, где они были нанесены. Но здесь мы не будем отходить от наших сложившихся привычек и пока продолжим употреблять слово «позиция» только в закрепившихся значениях и смыслах.

2. Очень важно, что обычно используемая трактовка коммуникации как «акта коммуникации» теперь может быть внятно уточнена и соответственно урезана: да, акт (точнее – акты) – есть, но не коммуникации, а... понимания!

Рефлексии разных ориентировок/интенций используют в качестве исходного материалы, инструментов и средств нужное из поля языков, понятий и слов и производят в виде продукта акта понимания очередную, частную, единичную позицию понимающего, а вообще-то – богатую (как ранее уже указывалось – пучки) «гетерогенную множественность» (пользуясь подсказкой Ридингса). А эти частные продукты сразу же используются как частные средства (для рефлексий; по мере надобности им) понимания. Очевидно, что только в таком случае не нужно выдумывать никакой другой схемы «акта», кроме использования уже имеющейся, причем, понятным образом ограничивая себя пресловутой «бритвой Оккама» в отношении привлечения какого-то другого структурного комплекса, отличного от известного нам акта.

При этом также очевидно, что первичный текст (подвергающийся дальнейшему пониманию) может быть коротким или длинным, «живым» или книжным, и если он входит в понятие акта (но уже за символом «разрыва» текста), то самое место ему быть там «исходным материалом». И нет ничего страшного, что этот текст может быть отнесен к монологическому типу.

Специально нужно отметить, что «диалог» ни в коей мере не противопоставляется «монологу», поскольку приставка «диа-» не означает «двух» – индивидов, субъектов, позиционеров и т.п. мест в таким образом фиксированном «разговоре». «Диа-» несет на себе значения «просвета», «прозрачности», «проницаемости» и т.п. качеств коммуникации, для чего как опорный пример (пусть и натуралистичный) можно вспомнить аппарат под названием «диаскоп». В этом смысле можно также сказать и в пандан Бахтину: одни слова проходят сквозь другие слова.

3. Здесь обязательно еще нужно отметить, что нет никаких запретов на то, чтобы рефлексивные позиции считать производительными – производящими временные средства понимания в виде позиций единичных понимающих.

И вот еще важнейший момент. Конечно же нельзя пройти мимо законного вопроса: а как же раньше мы считывали схемы коммуникации (и старые, и новые) – там же в обязательном порядке (ну, обычно, хотя не и обязательно) присутствует сдвоенная/строенная стрелочка текста «произносимого», т.е. до символа «разрыва» его с текстом «понимаемым»?

Пока я мог бы это объяснять следующим образом. Как мы смотрим на схему, в каком «времени» мы ее воспринимаем: в present perfect или в present continuous? По-моему, мы как бы естественным образом смотрим на неподвижные графемки как на всё уже свершившееся, хотя, наверное, схему Деятельности (ВДиТК) мы все же считаем кусочком непрерывно движущейся «ленты» без начала и конца. Говорю исключительно про себя. Однако я не припомню в литературе каких-либо указаний на то, что упомянутый здесь текст (из картинки коммуникации) как-то был бы связан, например, с культурой, тем более – в контексте выхода вовне схемы МД. Повинюсь, если кто укажет на мою дремучую неосведомленность.

По-моему, все же этот текст (по инерции, не рефлексивно) обычно-привычно рассматривается как «готовый», т.е. не нуждающийся в непрерывной интенции к культуре или в непрерывном форматировании его культурой. И я бы так это и оставил – левая сторона схемы коммуникации или слоя МК в схеме МД вполне это допускает. Ну, пока буду считать так. Но вот то, что происходит в правой стороне этих схем, та динамика, которая возникает от непременной дискретной массовизации пониманий – это не могло оставаться в «молчащем» однообразном стоянии. Здесь present continuous должен был получить свое актуальное выражение, что я и пытался осуществить.

4. Все многоцветье концентраций понимания теперь задается неким символом/знаком/графемой ‘поля второго типа’, но не позицией, тем более – одной-единственной. И это поле заведомо несводимо к единственной (как ранее) позиции «понимающего», поскольку последние, как уже было сказано, категориально атипичны и безусловно не универсальны – они формируются под разные ‘цели’, ‘интересы’, ‘намерения’, даже ‘вкусы’ и прочие ориентировки и интенции рефлексий, ищущих и испытывающих способы цельно-мыследеятельност¬ного ухватывания и выражения смыслов. Таким образом, в этом месте схемы коммуникации, или пояса МК, кладется указание на тип поля (продуктное, средствиальное), а не на тип позиции. И именно это многоцветье теперь имеет смысл считать похожим на «стекляшки в зеркалах калейдоскопа», поднимая в памяти схему зеркал МД из новоуткинского доклада ГП[3]. При этом вроде бы нет надобности обращаться к идее синтеза частных позиций «понимающих», или их интеграции, в слое мысли-коммуникации (или в «фазах» понимания). Но такая задача вполне может возникать при совершении перехода к нижнему слою МД – слою коллективного действия.

Парадоксальная вещь: вроде бы в схеме нужно изображать всё необходимое, чтобы было видно, «про что» она, а тут предлагается «стереть», как со стекла, графему ввиду ее неадекватности сути этого места. Зато после вот такой протирки стеклышка становится видной подлинная внутренность «аквариума». А уж после этого на стеклышке может проявиться и новая картинка...

Итак, схема МД становится открытой!

5. К прояснению того, «что такое» собственно коммуникация.

Изображения коммуникации, к которым мы давно и устойчиво привыкли, – это ответ на вопрос «как устроена?», а не «что такое?». Надеюсь, очевидная разница понятна.

Так что изначально исходить из того, что «мы знаем, что такое коммуникация», не верно, да и просто избыточно хвастливо. Мы не знаем, что такое коммуникация!

Искать же ответы на этот вопрос следует не столько в ‘инженерной’ действительности, когда мы говорим о том, что коммуникация связывает мышление и действие, или она служит стержнем схемы МД (о чем часто говорил ГП) и т.п. Такой ответ важен, но он – не онтологичен. А для ухватывания сути, сущности коммуникации (а ведь именно ее призвана припечатать онтология) ответ нужно искать среди таких категорий/понятий, которые сразу позволят открыть ход в историю.

И, со своей стороны, я даю такой ответ: коммуникация есть природа мышления и действия; они «вырастают» из нее.

Сразу напоминаю и свою старую максиму, полностью отвечающую этому абсолютно новому суждению: человеческий мир – это разговор[4].

Конечно же, мы знаем (гипотетически уверенно), что, с одной стороны, мышление давным-давно «состоялось» и имеет свое «историческое бытие». Но, с другой стороны, мы почему-то считаем необходимым его иметь в наличии, когда нужно ставить и решать новые задачи. Так, в ОДИ запускалась коммуникация, и из нее уже можно было «вытягивать» мышление аудитории. Определенно, МД можно (и нужно) использовать инженерным образом и с помощью других форматов (не игровых). И также нужно иметь в виду, что у действия (в отличие от мышления) немножко другая ‘жизнь’ – оно не имеет собственного «бытия», возникающего и пропадающего от случая к случаю как у мышления.

Важный момент, который может быть упущен в виду того, что привычные нам схемы коммуникации и устоявшийся по этой теме методологический дискурс не дает возможность зацепки с разговорами, которые будут касаться «культуры» и культурологии. Мы давно знаем, что уже различие в пользовании термином «культура» создает большие проблемы для взаимопонимания. Никому из «других миров» невозможно объяснить, зачем нужно то понятие культуры, которым пользуемся мы. А всего лишь четыре (кроме известных статей) классических текста докладов ГП касательно культуры[5] не превратились даже в методологической среде в развернутый дискурс и не дали более широкого, развернутого поля обновленного содержания, чем то, что в них и было забетонировано.

В виду указанного еще раз обращаю внимание на то, что в этих заметках я даю некоторое обоснование привязки понятия культуры к схеме МД за счет малозаметного, но самого значимого (с моей точки зрения, конечно) момента. В коммуникации присутствует слово, и именно это (и только это!) позволяет обнаруживать связь МД с культурой, которую мы понимаем исключительно в рамках схемы ВДиТК.

К этому случаю считаю важным обратить внимание на широкую аргументацию в пользу моего тезиса, приводимую не знавшим ничего о методологии Б. Ридингсом – по этой замечательной книге буквально рассыпаны важные для нас сведения о том, что масса культурологических исследований на Западе производится на филологических факультетах университетов[6]. А у нас, к сожалению, и такой значимый тематизм, как «язык», также не получил своего развития в МД-дискурсе.

Вот почему я считаю важнейшим делом фиксацию внимания именно на слове – это может оказаться чуть ли не единственной ниточкой, которая поможет связывать мир методологии с другими мирами по поводу коммуникации.

6. На какой-то игре, кажется, в Красноярске (ОДИ-50, КГУ, сентябрь-1986), Сергей Наумов изображал схему МД закрытой со всех сторон, и только вверху оставлял эту «бочку» без «крышки», говоря, что через слой Мышления МД открывается Духу... Впоследствии я не помню продолжений этой его идеи (но, возможно, кто-то и наблюдал), и схема МД, хоть и без рисования ее в бочкообразном состоянии, тем не менее, не становится от этого открытой. Она замкнута сама на себя, она – сама в себе, что вряд ли соответствует реальной МД. И лично для меня всегда стояла проблема согласования этой схемы со схемой Деятельности (ВДиТК). Схема МД никоим образом (по крайней мере – в своем изображении, а не в чьей-то интерпретации) не предполагает связи с культурой (это было важным для меня, что не обязательно для кого-то и чего-то иного), что я считаю большим ее недостатком. Маловато и безосновательно как-то говорить, что это, мол, разные парадигмы – Д и МД, – что с того?

Все же хотелось бы, чтобы сила более ранней парадигмы не терялась в складывании новой, даже несмотря на новые значимые обретения. А это значит, что хорошо бы найти специфические операции «обратного» преобразования схемы МД в схему Д (ВДиТК), при этом возможность «прямого» разворачивания (Д в МД) – пока (для меня) под большим вопросом, и скорее даже – под запретом.

---

Сноски

[1] Из: Билл Ридингс. Университет в руинах. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 244.
[2] См., наприм.: Г.П. Щедровицкий. Смысл и значение // Избранные труды. М.: Шк. Культ. Полит. 1995. С. 556.
[3] Г.П. Щедровицкий. Доклад на ОДИ по теме: «Схемы в мышлении и знаки в коммуникации», Н.-Утка, 7.07.83 // http://www.fondgp.ru/gp/arc....
[4] См., например: В.А. Проскурнин. Современные ориентиры высшего инженерного образования: к управлению опережением (2003) // http://edu.futurisrael.org/Prosk_Forestalling.htm.
[5] Имеются в виду следующие доклады Г.П. Щедровицкого:
О единстве культуры // Новая Утка, 7.07.78;
Культуротехника и культурология системодеятельностной точки зрения (сообщение 1). М., 7.11.80;
Культурология и культуротехника (сообщение 2). М., 6.12.80;
Системодеятельностный подход к культуре (сообщение 3). М., 16.01.81.

Её улыбка, голос, чувства —
Не выдумать нежней букет —
Зовут с Олимпа муз искусства,
Торопят их сложить сонет.

И строчки лягут на бумагу,
И в ритме стоп застынет страсть,
И мушкетер с крестом и шпагой
К твоим ногам готов упасть.

И, околдованный расцветом
Букета чудного, суров,
Он — превращается в поэта,
А шпага острая — в перо.

И песня новая выходит
Из-под пера и в ритм руки —
Когда мелодия ей водит
Созвучьем чуда и тоски.

Останься, чудо!
Хоть мгновенье...

1.03.89

Пер. с англ.

Осенний вечер, крик совы
Люблю я так же, как и вы.
И завыванье ветра в поле,
Все дни гулявшего на воле.

Люблю я веток стук в окно
В ноябрьский вечер, заодно
И этот дождик музыкальный —
Слегка смешной, слегка печальный.

Люблю сидеть я у огня —
Он так приятен для меня.
Люблю туман и... все такое,
Что осень нам несет с собою.

1965

Т.Г., в день рождения

Жизнь прошедшую я просмотрел
Будто ленту снятого фильма.
Кто же все это так навертел?
Кто снимал, кто играл, кто терпел?
Не сгорела еще эта фирма?

Вновь собрались за добрым столом,
Где у каждого есть свое место,
Где хозяйка звенит серебром,
Где капуста хрустит с огурцом,
Ожидая заздравного текста.

Не поэт я и не мелодист,
Мне строку подобрать — душу вынуть.
Стих мой резок и неказист,
Под него танцевать только твист,
Промеж тактов — стопарь опрокинуть.

Знаю я, что хозяйка давно
Заучила Некрасова строчки,
Но сравниться мне с ним не дано
(Не Шекспир я и не Гуно),
Мне б добраться до праздничной точки.

Нет! Не точки! А слова «Ура»!, —
Чтобы вздрогнули сонные люди!
В полный рост — от желанья добра —
В честь хозяйки орать до утра:
«Ты жива — живы мы! В общем, будем!»

6.12.94

Т.Г., in dies natalis

Город в зимнем холоде и мраке:
Пыль — туман — клаксон — визг шин — рассвет...
На задворках бомжи и собаки
Не поделят мусорный пакет.

И войны холодной не объявим,
И воды холодной в кране хрюк,
Гимна Родины как забугорной яви
Из Москвы далекой рвется звук.

На экране Daewoo — mail’а буквы,
Алфавита строгий Roman Times...
Сэконды и брэнды, нетто-брутто...
будто
Мир давно обходится без нас.

Только ‘точка-точка-запятая...’
Помнится из давних из времен
И смешная ‘рожица кривая’,
И нелепый Печкин-почтальон.

Как теснó сидели за столами!
И, плечом в плечо сжимая круг,
К пирожкам с капустою — горами! —
Сонм нетерпеливых рвался рук.

Сердцу не прикажешь: «Это — ближний!»
Истины видна и суть, и стать.
Как же в этой чудной, бренной жизни
Нам друг друга бы еще узнать?..

6.12.01

Опыт задания понятий

Этот материал подготовлен на основе и в продолжение ранее опубликованных в группе ТМ на ФБ заметок, переработанных после участия в нескольких мероприятиях по теме «ТМ» или прослушивания их материалов.


I. О технологизации мышления.

Несмотря на движение темы в уже прошедших семинарах и конференциях, пока не очень понимаю, что же должно стать результатом/результатами такого серьезного процесса – технологизации. Если вообще это «процесс» и если вообще предполагаются какие-то выходы из него.

1. Для начала предположу, что одним из нужных, планируемых, ожидаемых результатов – поначалу процесса технологизации «мышления» – должна получиться некая технология (точнее – большой набор разных технологий) и, наверное, это должна быть технология… «мышления». Можно также предположить, что в качестве образца такой технологии подошла бы любая из всех имеющихся, например, систем математик (от арифметики до Банаховых пространств и т.п.) или еще что либо, представляющее собой большую логизированную и регулярную систему с операционалистикой.

Только добавить нужно будет еще целевое движение, которое в таких системах непосредственно не содержится, но привносится со стороны.

2. До последнего времени отсутствует (или я проглядел) некое общее представление о собственно технологии как о продукте технологизации (конечно, такой тип продукта предположен с моей точки зрения), о каком-то полезном выходе, о том, где и как он будет употребляться. Но если это должна быть-таки технология, то употребляться она будет широко – в массовом порядке, воспроизводясь независимо от места и времени ее разворачивания. Наверное, я также не увидел и заданного некоего, пусть даже не принципиального, но хотя бы примитивного ее вида (пусть даже и не типа).

И в условиях такой моей слепоты позволю себе сделать наброски того, что должно было бы помочь в конструировании технологии… да хоть и мышления.
Пока буду считать, что все в мире технологии имеют некую однообразную принципиальную конструкцию. Не будучи знатоком технологий математических, буду работать на образце, знакомом для меня, – и это будет технология авиационного производства. Но рассуждать буду так, как будто речь идет о любой технологии.

Итак…

3. Технология нужна для того, чтобы что-то придуманное – однообразное и массовое – создавалось бы регулярно и занимало бы некое предположительно пустое до того место для него. Линию (и технику) «обратной связи» от этого места к ПЗ/ТЗ на придумывание мы сейчас не рассматриваем.

Любая технология имеет ядро и периферию. К последней относится производственное ее выражение. В ядре же технологии (что и называется в узком и точном смысле «технологией») лежит система взаимозаменяемости (или система допусков и посадок). Эта система обеспечивает полное однообразие на всем технологическом цикле с удерживанием целостности того выхода, который определен как продукт технологии.

Заметим сразу, что производственный цикл не включает в себя заботу о дальнейшей судьбе продукта производства и среды его пользования – это дело более широких систем. Это важно также и с той точки зрения, что далее будут действовать другие системы, аналогичные производственным системам взаимозаменяемости, которые жестко определяют уже «жизнь» бывшего продукта после его «рождения».

Для непрерывного пронизывания системой взаимозаменяемости производственного цикла на всём его протяжении строится система стандартов и норм, причем, строится она в идеологии ядерной системы взаимозаменяемости.

К сожалению, никогда не интересовался тем, а сколько всего на свете есть систем взаимозаменяемости. Предположу, что каждая отрасль вполне может иметь в себе если не явно выраженную и жестко прописанную систему взаимозаменяемости, то хотя бы более-менее выраженную систему стандартов: кроме машиностроения, кораблестроения, ракетостроения и самолетостроения есть еще и строительство, и радиотехника, и связь разных видов, и широкое разнообразие IT-технологий, и химия, и пищепром, и еще много чего.

Будучи знаком лишь с двумя системами взаимозаменяемости (общего машиностроения и авиационного), я пока просто отмечу их существенные отличия, которые, возможно, будут полезны своими особенностями и в разработке «технологий мышления», и в применении к продуктам последних.

4. Система взаимозаменяемости через стандарты обеспечивает всё технологическое единство с самого начала и целиком – от разработки изделия в ОКБ до выхода его из производственного цикла. Последний (огрубим и не будем здесь рассматривать, например, материально-техническое снабжение и т.д.) начинается с переработки разного рода материала в заготовительной части производственной технологии, и далее россыпь изготавливаемых элементов (в разновидных местах переработки) проходит через сборку узлов и сворачивается в окончательной сборке в заданный продукт-изделие. Все это производство сопровождают конструкторские и технологические службы (а также разные вспомогательные, которые здесь можно не упоминать).

Важно заметить, что для понимания роли системы взаимозаменяемости нужно внимательно относиться к тому, как во всей производственной технологии связываются оснастка (забота технологических служб) и элементы будущего продукта (забота конструкторских служб), которые на ней изготавливаются и собираются.

Специфика связи оснастки и элементов конструкции хорошо отслеживается на двух широко распространенных системах взаимозаменяемости: одна из них строится на идее закрепления образа продукта[2] на каждом элементе изначально[3] (в общем машиностроении), начиная с самого мелкого, вторая – на идее закрепления образа продукта на оснастке (в авиастроении[4]). Это связано с характеристиками материалов и собираемых узлов: «конституция» изделия должна быть «жесткой» во всех случаях[5], но исходно жесткость всех элементов имеется только в первом из указанных. Не располагая знаниями о других системах взаимозаменяемости, закончу только этим, но значимым сопоставлением.

5. Если попробовать перебросить привычные технологические принципы на систему «технологизация/технология мышления», то я пока мог бы сказать, что для процесса технологизации идеологическим/методологическим принципом должна быть идея/схема МД, а также в нужной мере всё, что было наработано во всей методологии до нее.

Здесь есть тонкий момент: в отличие от технологизации собственно технология уже не может строиться на идее МД хотя бы из-за того, что такие требуемые («естественные») характеристики технологии, как массовость и однообразная распространяемость хоть с Севера на Юг, хоть с Востока на Запад не способны удерживать персональную (а иначе для СМД-методологии просто невозможно!) принадлежность Школе этой методологии.

Для собственно технологии мышления (я буду пока считать, что для технологии мышления любого типа или вида, хотя и в границах СМД-методологии) нужна специфическая и универсальная[6] единица, обеспечивающая однообразие ее ядра, аналогичное тому, что делает (обеспечение однообразия) в традиционной технологии система взаимозаменяемости. На мой взгляд, такой универсальной единицей может выступить «задача». Во всех сферах и отраслях деятельности все специалисты работают с задачами, и не очень важно при этом, что везде есть своя специфика. Любое, даже самое обобщенное представление (и как можно подальше от стандартных методологических) о задаче будет понято и принято с легкостью. Везде и всеми.

Таким образом, задача и будет всеобщим и универсальным типом технологии мышления, обеспечивающим легкий доступ к ее организации и воспроизводству на любой территории (в широком смысле). При этом всегда будут понятны и достаточно легко определимы продукты так определенной технологии, и так же их легко будет сопрягать друг с другом в любые требующиеся комплексы.

6. В силу такого жесткого заявления теперь можно выстроить рабочую версию первичного стандарта, который можно было бы примеривать к любому виду технологии мышления как к продукту, стандартно производимому в процессе технологизации. Заметим кстати, что еще ведь даже непонятно технологизации чего?

Беремся ли мы за технологизацию мышления (тоже еще нужно задать – какого: проектного, инженерного, научного, гуманитарного, методологического…), или – за технологизацию мыследеятельности (вообще или конкретной и в конкретном хронотопе «здесь и сейчас»), или за некую проблемную ситуацию (задаваемую текстами или в реальном «здесь и сейчас»)… Также пока не ясно то, что в результате мы обязательно должны получить «чистую» технологию мышления определенного вида/типа или на выходе должен будет сложиться (за счет захваченного процессом технологизации какого-то материала) некий комплекс, содержащий в себе также и некий «сухой остаток» с претензией на то, что он и есть именно произведенная технология мышления, а не что-то другое.

На мой взгляд, также нужно бы определиться и с тем, как и откуда в технологию мышления попадает представление о том продукте (см. выше п. 3, место продукта), который ожидается на ее выходе. Или нужно будет закладывать в эту же технологию также и предваряющие «производство» какие-то операции по выработке «вида/конструкции» продукта, или этот «вид/конструкция» уже приготовляется в исходном (первичном) процессе технологизации.

Уточним: пока принимается очевидным, что поначалу процесс технологизации порождает своим продуктом (П1) технологию, которая в свою очередь произведет любые продукты (П2), изначально определяемые при разработке конструкции конкретной технологии на базе технологии универсальной, для чего, по-видимому, потребуется более глубоко проработанный стандарт на технологию.

Продукты П2 – всегда сами по себе будут технологиями («конечными», «употребительскими»), но не «производящими» новые продукты, а лишь репродуцирующими заложенный в них один и тот же «образ», потребляемый в заданном месте.

7. Предварительное понимание того, что нужен ‘стандарт на технологию’, выражается в его рабочем представлении:






II. О втором понимании технологизации мышления.

Кроме привычного – процессуального смысла технологизации есть же еще один ее смысл.

8. Сдвигая рамки видения и меняя его фокусировку, можно заметить, что форма слова «технологизация», т.е. слова с окончанием «-зация», вовсе не обязательно указывает только на процессуальность.

Под этим словом верным будет также подразумевать и смысл «объемной» охватываемости или «сквозной» пронизываемости.

Так, удерживая этот смысл, можно легко увидеть в схеме МД полную «мышленизацию» – мышление и охватывает, и пронизывает все слои МД. И нет никакой необходимости в неком дополнительном процессе, чтобы нечто подобное нужно было бы еще производить.

9. В связи с таким поворотом и в поисках форм и области «объектного» существования нового смысла возникает вопрос: делалась ли ранее подобная работа хотя бы просто для расширения поля разнотипных и почти одноименных «вещей»?

Пока предполагаю, что, среди прочего, за бортом дискурса по теме ТМ остались неучтенными и недоосмысленными идея и понятие «среды» в параллель с уже взятыми на вооружение идеей и понятием «процесса».

При этом важно отметить следующее:

• среда предполагает также учет скрытых от поверхностного взгляда: устойчивости, консервативности, традиционности, согласованности и баланса разнообразия (однородности/разнородности), границы, самодостаточности, правило-сообразности – всего того, что можно также подводить под категорию естественного;

• процесс предполагает снова-таки скрытые: активность, разворачивание, однонаправленность, а-определенность/внепредельность, монодостаточность, целе/воле-сообразность, – т.е. того, что подводится под категорию искусственного.

Технологийность среды есть ее суть и «конституция». Можно даже жестко утверждать, что среда не нуждается ни в каких особых технологиях, поскольку она уже насквозь правило-сообразна и откалибрована. Возможно даже, что в ней заложена какая-то особая разновидность онтологии, помысленной именно в отношении среды – технологийность в виде тотальной накрытости правилами, вводящими и удерживающими всеобщее единство. Можно также предположить, что «онтология» среды (если таковую можно помыслить) запрещает то, что мы понимаем под мышлением...

Но что среда разрешает и чему очень способствует, так это – технологизации мышлением. Так, в ней легко осваивается как самая грубая – «отверточная технология», так и тончайшая технология с микроскопическими компьютерными потрохами. Среда также легко переваривает устройство сложнейших технических изделий вплоть до их точного копирования (хотя часто не с исходным уровнем качества).

10. Обнаружение и признание правомерности существования ТМ во втором смысле (при всей кажущейся парадоксальности такового) приводит также к признанию – отодвигаясь и расширяя кругозор – и двух принципиально разных миров.

В жизни эти миры можно наблюдать как существующие порознь, так и вперемежку. Можно также обнаружить и существование таких хитрых инструментов, позволяющих увязывать между собой эти разные миры, – например, часов. Наверное, нужно также признавать, что «конституции» этих миров не способствуют легкому их сосуществованию ни порознь, ни в переплетении.

Ранее (для первого смысла ТМ), в качестве ядра технологии была введена (для обеспечения и внутренней настройки, и многих внешних сочленений) универсальная единица – задача. Теперь же, в ситуации обнаруженного двумирья, возникает необходимость (хотя это, конечно, только предположение) налаживания мирного сосуществования. Для попыток такого налаживания нужна не подходящая ни под одну из «конституций» указанных миров идея перманентной нормализации их отношений или даже (в пределе) – взаимодействия. Возможно, что такой статус может нести идея проблемы. Соответственно, таким образом намечается и место для методологической и дипломатической работы.


III. К подбору типажа ТМ и забота о целостности ее сборки.

11. 1 октября 2013 г. в Фонде «Институт развития им. Г.П. Щедровицкого» был заслушан доклад Федора Александрова по теме «Эксперимент как технологии мышления». Материалом докладчику послужила работа Галилея «Диалог о двух системах мира Птоломеевой и Коперниковой».

Мы эту работу Галилея знаем в том виде, который она обрела после многих лет переработки из первоначальной и небольшой книги «О приливах и отливах». Диалогическую форму подачи материала Галилею порекомендовал Томмазо Кампанелла. Он хорошо понимал ценность того, что сделал Галилей, но также небезосновательно считал, что новые представления о небесной механике непозволительно категоричны и разрушительны как для поддерживаемых церковью представлений, так и для политики церкви, занимавшей в те века главенствующую роль в управлении всеми общественными системами.

Галилей, таким образом, создал совершенно новую и текстовую, и содержательную конструкцию, достойную самой становится предметом рассмотрения и анализа при том, что первоначальный предмет (то, что сегодня назвали бы научным) стал включенным внутрь этой новой конструкции. Вполне можно предположить, что старый предмет был включен в новую конструкцию в виде одной из глав («День четвертый») и адаптирован под новую форму. Вряд ли до нас дошла работа «О приливах и отливах» в ее первоначальном виде, хотя, наверное, было бы интересно и важно отследить соотношение «старой» и «новой» конструкции книги с точки зрения интересующего нас вопроса – технологизации мышления. В последнем варианте книги мы имеем дело с развернутой как минимум в три позиции мысле-коммуникацией, тогда как в первом варианте это был традиционный текст предметного изложения.

Можно еще указать на некоторые значимые продукты, полученные Галилеем в результате технологизации (посредством эксперимента, по-видимому) – это те универсалии, которые кладутся в систему теории и операционалистики естественных наук. Например, одна из таких универсалий – ускорение.

12. Будучи технологом по образованию и многолетней практике, не могу согласиться с заявленным в докладе Ф. Александрова пониманием технологии (если я правильно услышал) как «рационального описания рабочего процесса, который обеспечивает воспроизводство».

Во-первых, «описание» – это не та словесная форма, которая специфична для технологии. Есть вполне устоявшиеся профессиональные термины – «техпроцесс» или «техкарта» (хотя, возможно, не во всех отраслях). И это далеко не текст-описание, а точно и логично (с точки зрения исполнимости) выстроенное последовательное перечисление всех необходимых операций (в операционально-нарративном языке), которые должны быть осуществлены в ходе реального производственного процесса. При этом и «техпроцесс» на бумаге, и живой производственный процесс имеют одно и то же имя: технология. Но понятие технологии (а в его отсутствие – даже текущее рабочее понимание) нельзя сводить к одному из них. Кроме того, ранее я указал на еще один денотат (систему взаимозаменяемости), который более всего имеет право называться собственно технологией.

Во-вторых, в докладе я не услышал (не знаю, как другие) открытия сокровенной тайны – т.е. того, а за счет чего же именно производится заданное докладчиком в объявленной теме его доклада «обеспечение воспроизводства»: что и как нужно перенять и освоить, дабы стало возможным то, что людям обычно недоступно? Можно было бы считать, что на этот вопрос отвечает всё содержание доклада (только об этом просто не было упомянуто, или я не услышал из-за низкого качества связи по Скайпу). Однако позволю себе заметить, что важно было хотя бы акцентировать внимание и специально отметить и пометить особую процедуру, как бы подтверждающую «факт» свершения воспроизводства.

Поскольку про «Замысел Божий» в докладе говорилось значительно позже, чем в самом начале делалось введение в тему, сам, на свой страх и риск, я стал здесь полагать, что как раз «воспроизводство» и вводится для точного соответствия дел людских указанному Замыслу[7]. И при этом еще нужно учитывать, что тождественность ему людям все равно нечем гарантировать.

13. Надо бы еще заметить, что технология – странная штука: с одной стороны, она должна каждый раз этот процесс воспроизводства Замысла реализовывать, с другой стороны, сама же по себе технология разворачивается в виде процесса функционирования.

Мое понимание технологии содержало ядро и продукт (среди прочего). Именно ядро создает воспроизводимость – уже в деятельностном смысле – технологии в увязывании с процессом функционирования. Возможно также, что введенное мною представление о ядре близко к часто употребляемому сегодня понятию «технологическая платформа».

А что создает увязывание воспроизводства Замысла Божьего с функционированием технологии в виде «машины науки»? Эксперимент? А точнее? Может, особая научная «картина мира»? Очень может быть! Она вполне со-функциональна той идее ядра, о которой уже говорилось.

В практических же целях технологию имеет смысл рассматривать не столько в свете воспроизводства Замысла, сколько в ортогональной такому рассмотрению плоскости – трансформации опыта, т.е. существования самой технологии.

Теперь можно попробовать задать собственно тип такой организованности, как технология:



Приведенное суждение в первую очередь относится к «производственной» технологии.


14. Забота об удержании в единстве и целостности компонент технологии.

(1) Если бы не было социальной компоненты, то технология вполне могла бы обходиться только собирающей ее в целое организацией[9] (формой технологической организации). Но люди, даже организованные/самоорганизованные в группы, коммуницируют, бесконтрольно выходя за рамки технологического места.

(2) Жесткое руководство (администрирование), как показывает практика, не справляется даже в выстроенных по уставам армейских технологиях.

(3) Есть также много разнородных внешних обстоятельств, требующих внимания и учета для поддержания жизнеспособности развернутой технологии.

(4) Наконец, особо значимый момент: не все участки уже сложенного, текущего технологического (реального, производственного) процесса удалось заранее подвергнуть технологизации. С ними придется работать в двух направлениях:

1) согласовывать их не-технологическое состояние с имеющейся технологией;
2) подвергать технологизации в сложившихся границах;

(5) Всё перечисленное приводит к тому, что единство и целостность всем компонентам технологии и значимой реакции на обстоятельства, возникающие по разным поводам, должны задаваться деятельностью управления. Однако, скорее всего, основным, ведущим режимом непрерывного охвата технологии будет отработка организационной деятельности. Именно она призвана обеспечить в реальном производственном цикле при непрерывной работе одновременное массовое сосуществование всех компонент, а также ритмичную и регулярную выработку стандартизованного массовидного (пусть и мелкосерийного) «продукта».

15. «Цикл жизни» технологий.

Из инженерной практики известно, что результатом «производственной» технологии иногда становились не технологии, а их частичные, «оголенные» компоненты. Произведенные в СССР самолет Ту-144 и космический челнок «Буран», признанно передовые по своим техническим характеристикам, оказались бесполезными вследствие отсутствия собственно технологии (возможно, из-за игнорирования необходимости в указанном выше специальном ядре (см. п. 3) и в понимании/фиксации[10] границ, которое оно должно было обеспечивать), в которой они должны были бы иметь свое определенное функциональное место.

Так, электрическая лампочка, будучи изобретенной и вполне действующей единичной конструкцией, не могла иметь практического использования вне работающей развернутой электрической сети – что собственно и есть технология (или «употребительская» технология). Аналогичная ситуация, как мы хорошо знаем, была и с телефоном, и с радио.

Важно также, создавая технологии, исходить из того, что любая из них, будучи технологией по построению, включена в свой нормативный «цикл жизни»:





Исходная технологизация опыта – его разоформления, переконструирования и пересобирания – запускает такой «цикл жизни», вследствие которого продуктом «производственной» технологии (П2) в обязательном порядке тоже будет технология, или «технологический (мега)машинный комплекс»[11]. В отличие от предыдущих, ее «продукт» есть лишь один и тот же репродуцируемый «фантом» (однако вполне реальный!), который должен быть заранее учтен во всей своей необходимой полноте. Реально же такие «фантомы» выглядят, например, как звуковые колебания, производимые магнитофоном или плейером, это также и полеты летательных аппаратов, это и разъезды машин наземных, это и боевые действия военной техники – всё это и есть «фантомные продукты», всегда практически однообразные, репродуцирующиеся «конечными» (или «употребительскими») технологиями[12] в любых условиях и любыми пользователями. Несмотря на то, что водитель автомобиля не умеет водить, машина все же будет ехать, если удалось ее стронуть с места.



В «конечной» технологии мышление практически элиминировано и выражено формальными правилами пользования и обслуживания ее компонент. В технологии же «производственной» мышление присутствует в качестве комплектующего материала или средства/инструмента, функционально упаковываемого в конечный продукт. И только



При этом производственная технология предполагает, что фаза технологизации, наплывая, продолжает еще свое движение. Таким образом,



При этом



И как покрытый кожухом «принтер» эта технология с очевидностью консервативна – она закрыта и защищена от многих внешних влияний.


15. Гипотезы

(1) Эксперимент (научный, аналогичный тому, который обсуждался в докладе Ф. Александрова) – это прототип технологии. При этом он находится в фазе «технологизации» с целью прояснить границы «воспроизводства Замысла Божьего» или, в методологических представлениях, нащупать соответствие «метода» и «объекта». Такое соответствие в дальнейшем и будет обеспечивать искомое «высокое воспроизводство» (это к вопросу о тайне - см. п. 12).

Можно также заметить, что за счет особой – методологической – технологизации и «транспонирования» (некоего комплексного сдвига) процесса «воспроизводства Замысла Божьего» в русло деятельности был практически осуществлен единоразовый и доктринальный «повтор» того, что сделал Прометей, спустив «высокий» огонь («огонь Творчества») на уровень людей – на уровень их жизни и истории человечества. При этом процедуры[14] «создания» должны теперь обязательно строиться по культурным образцам. «Творчество» же есть удел, доступный лишь способным вырываться за пределы культуры, а дальше – остается только пройти квалификацию в виде… признания. В окультуренной среде…

Мышление в таком понимании, по-видимому, может задаваться как движение по определению/установлению связей, которые до этого момента в своей совокупности еще не могли иметь статуса значения, лежащего в культуре.

(2) Для схематизации (да и реальной организации) технологии нужны единицы более мощные, чем классическая «позиция». Несмотря на статус «локальной рефлексивной сборки» на себе и в своей специфике всей мощности Д/МД, позиция не может нести полноту развернутого того или иного частичного (в производстве, производственного) процесса, требуемого для регулярного и непрерывного общего технологического процесса. Единица, включенная в технологический процесс, работает не с единственным и единичным материалом/продуктом, а со множественным типичным, который необходим не в данный момент, а регулярно, на большом временном промежутке. И работает такая единица хотя и параллельно с другими единицами, но необязательно синхронно.

Пока в качестве таких единиц технологического процесса можно иметь в виду известные аналоги в виде цеха, мастерской, линии, лаборатории… Также, наверное, можно было бы предполагать, что представление о технологии нуждается не столько в теоретических схемах, сколько в специфических оргдеятельностных – возможно, смешанных блочно-позиционных.

(3) Технологизация полной мыследеятельности (см. п. 6) замыкается единоразово и необратимо свершающимся неделимым трудом. Каждая технологическая сборка есть единичное и окончательное «единство» всех входящих в нее компонент, не предполагающее смены технологического ядра (или «платформы»).

---

[1] Пока другого не высказано, по умолчанию будем считать, что внутри технологии вырабатывается некое изделие.
[2] Для понимания здесь упрощаем и не расширяем представление о продукте до сложного «технологического (мега)машинного комплекса», который должен предполагаться в общем случае в расчете на полноценное понятие «конечной» или «употребительской» технологии.
[3] Такое закрепление произведено за счет того, что «образ продукта» (типового!) подведен под универсумальный «язык» системы допусков и посадок.
[4] В авиастроении оснастка для сборки нежестких конструкций играет роль своеобразного «экзоскелета», принимающего на себя непрерывно растущую нагрузку от увеличивающейся массы собираемого изделия и нормативно обеспечивающую заданные чертежами формы/объемы.
[5] Это утверждение справедливо и для таких изделий, как, например, некое жидкое химическое соединение – тогда под «конституцией» будет пониматься неизменяемый его состав. Для таких же «продуктов», каким может оказаться «технологизированное мышление», также будет значимым стабильный «состав продуктного пакета» из операций, их конструкций и способа его употребления.
[6] Специально употребляю здесь это понятие, поскольку нужно будет осмысленно осуществить переход от универсумальности, задаваемой в процессе технологизации схемой МД и всеми методологическими средствами (в широком смысле), к универсальности, нормативно ассоциированной с технологией.

Универсумальность есть по принципу «одно и единственное», она обеспечивает пространство или среду, почему всё прочее она и охватывает. А универсальность – это «одно и то же – во всем». Это то единичное/множественное/одинаковое, заведомо включенное внутрь многого и разного, что подходит для многих, например, работ без особых изменений, как одно и то же, сколько бы экземпляров его ни было произведено. В этом смысле «молоток» – это универсальный инструмент, а «любовь» – это именно то, что охватывает нас ввиду своей универсумальности (мы внутри нее, в ней купаемся).

Универсум – категория, предназначенная для того, чтобы она сама пользовала(!) включенное в нее (поэтому М/Д/МД пользуют людей), а универсалия – для того, чтобы ее саму (т.е. подведенное под нее) можно было использовать (поэтому молотки и проч. инструменты пользуют люди).

Касательно мышления (что, наверное, вскоре понадобится), то вполне возможно рассматривать некий особый тип мышления в качестве «инструмента», а тогда – и категорировать его как универсальный. Но это не означает тотальный отказ от такого типа мышления, который связан с идеей универсумальности. По-видимому, в этом последнем случае мышление может рассматриваться, например, как историческая сущность.
[7] Мое понимание Замысла Божьего см. в: Как я пониманию, что такое «высокое право».
[8] Идея машины здесь важна потому, что машина удерживает стабильный процесс функционирования.
[9] Этот тезис о форме организации, по-видимому, находится в оппозиции к тезису (часто звучащему и одному из основных) Дмитрия Бахтурина (также выступавшему с докладами в Фонде по тематике ТМ) о том, что сборку осуществляет технолог.
[10] К сожалению, роль понимания совершенно недооценивается практически во всех разработках, особенно выходящих на уровень технологий, обоснованно вызывающих тревогу ввиду своей потенциальной опасности для социальных систем (это и добыча сланцевого газа, это и АЭС, это и финансовые технологии и т.п.).
[11] По сути, тем самым здесь признается, что речь должна идти о технологизации мыследеятельности (см. п. 6) в специально определенных границах.
[12] Безусловно, нужно будет специально рассматривать особую «производственную» технологию, которая бы производила большие «конечные» технологии (технологические мегамашинные комплексы) типа целостной системы космических полетов или системы континентального железнодорожного сообщения и т.п.
[13] Идея машины здесь важна еще и потому, что она, в отличие от просто механизма, обеспечивает относительную автономию своего функционирования в системе ее употребления.
[14] Из Книги Бытия мы знаем о двух разных процедурах – «создании» и «сотворении».

Кейс 1

Пример того, что есть власть и что есть управление

Сцена из английского сериала «Аббатство Даунтон», 6 сезон, 1 серия (2016)

Background

Перед зрителем разворачивается повествование о маленьком кусочке Англии с 10-х годов ХХ века. Некогда принадлежащее церкви Аббатство, а теперь графство, частное владение в сельской местности (красивейшее здание и огромная территория с полями, лесами, озерами) семьи Даунтон, становится центром интереснейших событий, ярко и точно представляющих жизнь и традиции британской аристократии. Единственная старейшая представительница семейства, вдовствующая герцогиня Даунтон, живет в городе неподалеку от Аббатства и постоянно наведывается к своей семье. А здесь живет ее сын с женой и тремя дочерьми. В подвальных помещениях и части первого этажа работают и живут слуги. Старший и старейший из них – дворецкий. Он – один из немногих, кому позволено входить к господам и вообще заговаривать с ними. Семья по ходу фильма и разрастается, и трагически теряет своих родственников.

Первая мировая война очень сильно повлияла на нравы консервативного общества, аристократия постепенно утрачивает свое влияние в управлении государством. К концу первой четверти века (чем и заканчивается всё повествование) происходит такой сдвиг в мировоззрении людей в насыщенной чередой событий жизни (отображенной в течение 6-ти сезонов по 10 серий в каждом), что становится заметным, как сильно всё и все поменялись. Но такие, буквально тектонические, изменения не проходят бесследно: кто-то их воспринимает очень остро, кто-то вообще не принимает, кто-то понимает, что нужно быстро меняться, чтобы успеть научиться самому о себе беспокоиться. Да, заметно исчезает вертикаль не просто верховенства/подчиненности, но и «собственности» на всех, кто «внизу». Устойчивый, привычный мир как бы рассыпается и на глазах героев фильма, и на наших глазах. Обретение же всесторонней самостоятельности – один из эффектов, демонстрирующих потенциал достоинства людей, с которыми мы становимся хорошо знакомыми и за которых начинаем сердечно переживать.

Старейшина рода Даунтон, вдовствующая графиня – дама (за 80 лет) редчайшего ума, удивительной цельности и крепости характера. Глубоко любящая членов своей семьи, она и в своем достаточно пожилом возрасте серьезно занимается благотворительной деятельностью. Очень не любит отступать от своих принципов, тяжело переживает, когда проигрывает, но все равно – все фронты своего кипучего внимания она должна держать в полном порядке и не допускать никого к решению важных вопросов, кто мог бы ей мешать вести свою линию.

Действующие лица в эпизоде:

вдовствующая графиня Даунтон (ВГ);
ее горничная Дэнкер (ГД);
ее дворецкий Спрэт (ДС);
кузина графини миссис Кроули (МК), дворянка без титула, она же – мать погибшего мужа (лишь перед самой женитьбой получившего графский титул по наследству от дальнего родственника) старшей дочери главы семейства – графа Даунтон, сына вдовствующей графини.

Действие происходит в маленькой гостиной скромного особняка вдовствующей графини. В последнее время во владениях аристократии идут большие сокращения прислуги. Общество резко беднеет, расходы становятся непомерными, но еще и появляется новая мода – упрощение быта вплоть до полного самообслуживания. Эта тема – популярная и болезненная для всех горничных, поварих, экономок, многих других слуг, даже для дворецких, а также и для самих владельцев больших поместий и скромных домов. Ее все обсуждают – и верхи, и низы, пытаясь взвесить последствия от сокращений и понять выгоды или потери от них. От переживания этой темы все на взводе и чутко реагируют на малейшие касания ее в разговорах.

Собственно эпизод

Скромная гостиная небольшого особняка вдовствующей графини. Графиня сидит за бюро, миссис Кроули сидит за обеденным столом, возле них курсирует дворецкий, заходит горничная и что-то приносит графине. Дворецкий и горничная в напряженных отношениях, между собой постоянно обмениваются уколами, в личных разговорах с графиней не преминут упомянуть другого в недобром свете.

ВД: (Горничной) Ты чудо, Дэнкер, я буду скучать!
ГД: (Оторопело смотрит на графиню) Что, миледи?
ВГ: О-о! Прости, забудь, что я сказала! Еще ничего не решено.
ГД: Что не решено? Я не понимаю!
ВГ: Я думала, ты сказала Спрэту о сокращениях, здесь и в Аббатстве...
ГД: Я могла об этом упомянуть.
ВГ: Как я сказала – еще ничего не решено.
ГД: (С содроганием в голосе) Но Вашей светлости не обойтись без горничной!
ВГ: И у миссис Кроули тоже получится!
МК: Да, это так. Но я не хочу огорчать милую Дэнкер.
ГД: Но миссис Кроули даже обходится и без дворецкого!
ВГ: Это правда. Но я не думаю, что не смогу так сильно отступать от традиции. (Дворецкому) Можно нам чаю?
ДС: Да, Ваша светлость!..

***

Теперь дадим интерпретацию того, что здесь от власти, и что – от управления.

Сначала графиня делает «закладку» или «приманку»: «Еще ничего не решено». Горничная «клюет». Но со стороны графини никакого возмущения действиями горничной, никаких запретов заниматься бестолковой болтовней. Хотя ранее мы уже видели эпизод, в котором графиня не сдержалась и жестко отчитала горничную за ее грубость даже при том, что Дэнкер верноподданно и горячо заступилась за графиню, высказывая претензии доктору: слугам не позволено повышать голос на тех, кто по социальному положению стоит выше. Тем более – публично.

Потом графиня простенько поясняет, «кто в доме хозяин» – т.е. тот единственный, кто принимает решения, причем – любые, не считаясь с представлениями и мнениями слуг, и с несомненным их исполнением.

Понятное, но скрытое властное начало с очевидностью разворачивается в управленческое воздействие посредством слов: внятно, вполне определенно ограничивается поле возможностей для действий (и также разговоров) слуг. Обсуждения не предполагается – об этом ясно сигнализирует перевод своего внимания на другую тему с обращением взглядом и фразой к другому лицу.


Кейс 2

Пример того, как рефлектируется различение разума и рассудка пусть и не в этих категориях, но в таких словах, которые в совокупности легко дают указанную выше принципиальную разность.

Материал взят из «Вечера с Владимиром Соловьевым» от 18.01.17.
(Источник: https://www.youtube.com/watch?v=ZHxmR-Vez4k от 18.01.17)

Время цитируемого высказывания: 44:02-46:30.

Контекст: речь идет о необходимости решать мировые проблемы с обязательным участием США и РФ. Суждение высказывает Ариэль Коэн (А.К.), ведущий эксперт Атлантического совета (США). В юности А. Коэн переехал в США из СССР, учился в американских учебных заведениях, русским и английским владеет в совершенстве. (Цитата приводится практически без всякой правки, но с купюрами, когда делался существенный отход от нашей темы.)

А.К.: Американцы, в отличие от россиян, не выбирают какую-то новую концепцию, глобальную. Мне, когда я переехал и учился там в школе, колледже, было очень странно, что нет общей концепции идеологической, а начинают всё разбивать на какие-то ситуативные моменты, пытаются их решать. И только потом можно прийти или не прийти к новой концепции.

У россиян – наоборот. Мы хотим сразу всё перемешать, перелицевать, переделать, переформатировать и из большой концепции уже решать какие-то местные вопросы, будь это Сирия, будь это Европа, будь это Украина.

Мне кажется, нужно начать с того, что легче всего решать, и я сейчас скажу парадоксальный вопрос: легче всего будет договориться по Сирии. По Украине, которая близка географически и глубокие очень связи исторические, и есть реально украинский национализм – гораздо труднее будет договариваться. Возможно, будет (легко) договориться по Европе. <...> И очень тяжело будет договариваться по Китаю...

***

Здесь и без интерпретации очевидно, как американец фиксирует разницу в подходах: у русских ход делается от разума, у американцев – от рассудка.

Принципиальное различение разума и рассудка см. в моем материале:
Как я пониманию, что такое «высокое право»
http://my.mail.ru/community/blog_valp_ros/554E1E1B489953CF.html

о намерениях по поводу разговоров о политике

Предыдущий: 1. К текстам дуэта Рац-Котельников

Основываясь на собственном опыте понимания миропорядка,

размышляя о характерных чертах политики, отличающих ее от прочих видов человеческой активности,

полагая доступным каждому человеку видеть политику и выражать собственные представления о ней,

выкладываю свои представления именно о специфических чертах политики, причем, не важно, каким образом, кем и когда будет задаваться любое представление/понятие/описание хоть конкретной политики, хоть ее обобщенного типа.

Итак…

1. Политика обязательно связана с силой. Тот, кто открыто проводит свою политику, должен иметь силу, как минимум, в потенции, и об этом должны знать все стороны, включенные в общие взаимосвязи/взаимоотношения/взаимодействия.

Если силы нет ни в каком виде, всё равно политика может проводиться, но теперь уже скрытно: «за кулисами» открытых отношений плетутся интриги.

Упомянутая сила характеризуется особенной сдвоенностью и содержит такие компоненты:

а) овнешняемая сила для актуального противостояния силам других сторон, а в случае нужды – для сметания противостоящих сил;

б) «внутренняя» сила – воля персоны, несущей обязанности суверена (от имени компании, общности, страны, государства, etc.).

Характер обязательной публичной демонстрации сил и использованных для этого методов, средств и инструментов раскрывает нравственное качество каждой из сторон как фундамент/подоплеку ее действования.

2. Каждая их сторон имеет чувствительные и даже слабые места, куда может быть направлена сила противостоящих ей сторон. И любой политический ход одной стороны в отношении других сторон будет связан с рисками относительно таких ее мест.

3. Каждая из сторон открытым образом может делать известными всем слабые/уязвимые места других сторон в намерении демонстрировать свою силу и таким образом.

(О характере демонстрации см. выше.)

4. Разговор, текст, картинка о политике должны содержать в объективированном виде конфликт намерений/интересов сторон и в абсолютно явном виде там должен присутствовать сам предмет этих намерений/интересов.

5. Политика реализуется исключительно в широкой (вплоть до планетарного масштаба) или узкой (касающейся небольшой территории) социальной среде. Поэтому разговор, текст, картинка о политике должны содержать также и претензии сторон на некие определенные предметы (т.е. значимые для той или иной среды), а также собственное видение каждой из сторон общего миропорядка (от территориального до планетарного и даже космического).

***

Выложив вышеприведенные положения, теперь буду сверять с ними любые разговоры, тексты и прочие представления о политике. Если в таковых не будет обнаружено хоть малость чего-то из вышеперечисленного или хоть малость похожего на него, буду вынужден считать попавшиеся мне под глаз или под ухо разговоры, тексты, представления не относящимися к предметно рассматривающим политику – хоть в обобщенном виде, хоть реальную.

С уважением к разговаривающим-пишущим-изображающим,

В.А. Проскурнин

20.03.17

Воспоминания об истории вхождения в методологическое движение ММК/ОДИ

1.

77-й год... прошлого века... страшно подумать... всегда «прошлый» - это XIX-й, а тут уже и XX-й стал прошлым... а ведь многие и не дожили... Царство им Небесное!..

................
................

далее текст Хроник см. по адресу:

https://drive.google.com/file/d/1nIQgKYPxFrOEc467MCm-ClsP-JtmEaVw/view?usp=sharing

9 февраля 2013 г. - 25 апреля 2022 г.

Эскизные тезисы

I

Интуитивно понимая, что она - идеология - есть такое, я давно хотел поймать некие рассудочные ее признаки. Предполагаю (пусть и хвастливо), что поймал, хотя они пока хорошо не доведены до типологического формата, что хотелось бы иметь в результате. А пока - получилось что-то вроде генезиса.

1. Для начала нужно иметь думающей некую «часть» «человечества», но пока не буду ее определять в качестве субъекта (мышления, действия, ...), что уж слишком ответственно и в логическом, и в онтологическом плане.

2. Эта часть создает (в меру своей оспособленности) себе «картинку» обо «всём» человечестве или некой его части.

3. Далее следует выражение установки своего отношения к выделенной части: ее можно считать «своей», «чужой» и даже в пределе - «чужеродной».

4. Наконец, следует выражение определенности своего отношения в таких, например, форматах:

- все (части человечества) - одинаковы;
- все - как мы;
- мы - как другие/все;
- другие/все - как мы хотим;
- мы - как хотят они;
- мы - в них;
- они - в нас;
- мы - над ними;
- они - над нами;
- ...

5. Сразу нужно заметить, что в каждом из перечисленных типов подразумевается взгляд со стороны, необходимый для сопоставления. Т.е. отношение фиксируется в этом внешнем взгляде, причем, сначала конструируется, а затем контролируется.

6. Самым важным моментом того содержания, которое я тянул за хвостик своим «пойманием», есть демонстрируемое отношение (со-поставление, со-подчинение, со-гласование, ...) одной «мыслящей» формы к противопоставляемой ей другой. И все последующие действия определяются этим исходным отношением. Осмысленная определенность таких последующих действий будет относиться уже к области политики.

7. Конечно, важно было бы выстроить некую единую типологическую таблицу. Безусловно, Мастером типологического конструирования нужно считать О.И. Генисаретского, и хорошо бы поучиться на его текстах (старых, классических) тому, как это делается. А мне вообще повезло: я видел вживье, как подобные штуки вытворяет А.П. Буряк - также стОящий образец для подражания. Возможно, кто-то уже овладел таким мастерством и вполне смог бы употребить его для типологизации идеологии, буде интересна такая тема...

... Табличка... Табличка...

16.11.14

II

Так в чем проблема...

В Советском Союзе, несмотря на наличие и продавливание некой «официальной», у многих-многих из нас никакой идеологии не было. Точно знаю это по себе и по довольно большому окружению на большом также временном промежутке. А должно было быть! Это - обязательное условие жизни людей как людей. Но... по разным причинам - место для нее было... пусто... Вроде бы... А вот у каждого человека оно все же чем-то непременно заполнялось. Чем?

Многим повезло: одни жили в семьях, которые давали здоровое воспитание, другие - с малых лет попадали в небольшие коллективы, такие как спортивные секции, кружки, студии. Сильным воспитательным средством в 60-е годы оказались вдруг возникшие «барды». И движения светлых образов из их песен в сознании миллионов советских людей прекрасно легло в место, предназначенное для идеологии. Все эти влияния не исчезли и до сих пор, поэтому многих из нас вполне справедливо называют «совками», к которым отношу и себя. Хотя сегодня, например, бардов уже не слушаю - давно перерос. Место идеологии у меня есть чем занять уже как лет 30, если не больше, слава Богу. А у миллионов людей - чем оно может быть занято?

Как я стал понимать, сегодня очень важна эта скоростная особенность интернета, совсем незаметно проявляющаяся в сетях, - складывание в сообщества. Мы можем прилепляться к разным центрам интеллектуальной и духовной силы, которые концентрируются в тех или иных форумах, их ветках, небольших скопищах постов под той или иной картинкой или статьей. И мы сразу и резко отличаем: «наш» или «не наш» зашел в эту веточку, - и соответственно даем понять, принят ли такой неофит сюда, или ему придется намекнуть (частенько - в грубой форме), что он ошибся виртуальной дверью.

Сегодня нас «склеивает» наше личное отношение к той или иной теме, к тому или иному событию. Эти отношения мы либо оформляем словесно, либо в виде особого жеста - «лайка», который оставляем как маркер нашей приверженности именно данной компании. Причем, эти компании вроде бы временные, но вдруг может стать заметным, что основная масса обменивающихся под одной темой прорастает и в других местах. Так мы совершаем и поддержку друг друга, и участвуем в некоем «естественном отборе», когда приходится уже в явном виде манифестировать свои убеждения и отношения к происходящим событиям.

Вот я и думаю: сегодня, в отсутствии какой-то «ведущей» идеологии, мы со-общаемся на некой, пусть пока неотрефлектированной (извините за выражение) базе. И обязательно, я не сомневаюсь, случится такой скачок, когда кому-то из нас удастся кратко выразить ту формулу собственно идеи или идейного комплекса, который нас всех удерживает вместе. И лично меня совершенно не волнует, будет ли это «национальная идея» или идея того существенного для каждого из нас, пусть и небольшого, но - нами самими считаемого как значимое для сообщества.

Таких сообществ может прорастать много, размеры их будут пульсировать - увеличиваясь-уменьшаясь, но уже сейчас стоит задумываться, как им придется выстраивать совместное существование. А для этого нужно уже сегодня постараться предположить, какие виды ресурсов станут общими, т.е. такими, из-за которых нужно будет договариваться об их совместном осторожном использовании.

И тогда проблемой оказывается не идеология, а терпеливое выращивание сообществ, осмысляемое по ходу дела ими самими и в окружении других таковых же. Таким образом, здесь было произведено уточнение п. I.1, т.е. категорической необходимости наличия (в исходном пункте) «некой думающей “части” “человечества”».

2.01.17

Дополнительная литература

Александр Роджерс: О новой старой идеологии России
https://jpgazeta.ru/aleksan...
Николай Андрейченко, Андрей Реус. Апология идеологии, или Антидогматика. Про игры общества и власти с ненулевой суммой - 24.10.17
http://www.ng.ru/scenario/2...
Дестют де Траси А.-Л.-К. Основы идеологии (2013)
https://cloud.mail.ru/publi...

Заметки о субстантивных основаниях

Аннотация

Одна из любимых тем правоведческой и философско-правовой литературы – обсуждение вопроса «что такое ‘верховенство права’?». Однако для меня это выражение означает лишь способ поставить самих себя на самую высокую ступень социальной иерархии. На мой взгляд, такая форма реализации юридического тщеславия привнесена Западом для того, видимо, чтобы сгладить хорошо всем известные жестокости прошлых веков, совсем не подходящие под идею права и прав. Однако гораздо полезней было бы заняться обсуждением темы «что такое ‘верховенство философии’?», поскольку именно философия задает основания права. Мне же гораздо ближе также часто употребляемое выражение «высокое право», которое я и старался сделать предметом пристального внимания. Этот вопрос буквально висел надо мной все двадцать лет моего участия в работе семинара Харьковского юридического общества (ХЮО), и, наконец, я уже могу здесь рискнуть выложить свои соображения по этой важнейшей теме.

***

Все время, которое я имею честь участвовать в работе семинаров Харьковского юридического общества ознаменовано для меня идеей «высокого права». Идеей, поддерживаемой и постоянно манифестируемой замечательным человеком, профессором Леонидом Николаевичем Маймескуловым. Его уже нет с нами несколько лет, но я всегда буду помнить, как он буквально на каждом заседании семинара ХЮО находил возможность не просто упомянуть эту знаковую идею, но и чуть ли не каждое свое выступление завершал вопросом: так что же это такое – «высокое право»?

1. Выражение «высокое право» (как альтернатива «верховенству права») для меня не просто красивые слова. Обратим внимание, что некоторые лица при вступлении на высокую государственную должность дают клятву, положа руку на Библию. Этот знаковый жест делается не ради красоты, правда ведь?

Но что это означает? Да только то, что власть, сопутствующая высокой государственной должности, имеет источником Волю Всевышнего. Это – Его Высокий Дар нам, человечеству. С этой точки зрения, пункт Конституции, говорящий об источнике власти, которым объявляется народ, ложен. Иначе руку клали бы не на Библию, а на книгу по истории, сочиненную каким-нибудь очередным директором «Института памяти».

Так что те пункты Конституций, в которых говорится, что источником власти является «народ», категорически вредны из-за своего лицемерия. «Народ» (причем, в лице электората) дает лишь право на власть, открывая возможность пользования ею. Разумного пользования!

У общества безбожников не может быть правовой системы – так я однажды спонтанно высказался на одном из семинаров ХЮО. Вот теперь я это могу подкрепить важнейшим положением, которое и должно стоять («должно» – если признанно и принято; либо источник вообще не должен указываться: главное – не врать!) в качестве нормы в самом начале текста Конституции: единственным источником власти есть Всевышний.

И, конечно же, – не народ!

Народ есть только посредник (причем, подразумеваемый, виртуальный, фантомный, и ничего ведь необычного в этом нет: «общественный договор» – это же договор подразумеваемый!) в передаче власти специальным органам и местам, ее проводящим, в наделении их властью.

2. Итак, есть два важнейших обстоятельства, представляющих фундаментальные и субстантивные основания выражения «высокое право»:

1) Человеку был дан Разум, и Разум ему был дан Богом;

2) плоды разума – универсумы, и один такой – Право.

Заметим здесь, что в истории человечества сложились, проявились и были отрефлектированы и другие универсумы: Деятельности, Природы, Космоса, Правды, Политики, etc.

Мы также научились строить и локальные, «искусственные» универсумы. Так, в универсум может быть развернута мощная идея, особенно если она подкреплена грамотно сработанной (квази-)онтологией (если идея техническая, то выраженная чертежом, если организационно-управленческая, то оргпроектом/сюжетом); универсум может задать и карта, скрыто несущей на себе идеологические функции.

3. «Идея права есть идея свободы», говорил Гегель.

Выбросив из Рая Адама и Еву, Господь дал им свободу, оставив, однако, открытым главный вопрос. Какой? Да такой, на который и каждый из них, и каждый из их потомков, причем лично, вынуждены будут отвечать чуть ли каждый Божий день: «А зачем мне эта свобода?»

Здесь важно: не «от чего?», а – «зачем?».

Вопрос «от чего?» ставится в парадигме марионеточности: от каких ниточек нужно отвязаться, а какие можно оставить.

Вопрос «зачем, для чего?», в противоположность предыдущему, ставится человеком, обретающим свою личность, свою сущность человеческую. Обретающим непрерывно, в течение всей своей жизни, отвечая и на вариацию этого вопроса – «что такое быть человеком?».

И вот для всего этого мы и из-обрели так называемое «Право» – универсум – и сконструировали/смастерили соответствующий ему законосообразный порядок – систему универсалий, которая должна быть созначна принятию к исполнению и нашей высокой обязанности (sic!), возвещенной Христом в молитве Господней, – воспроизводить Замысел Божий:

«Да будет воля Твоя, яко на Небеси и на Земли»!

Теперь уже пресловутый вопрос – «почему ‘высокое’?», отпадает сам собой.

4. Так все-таки, что же там произошло – с Адамом и Евой?

Вкусив некий плод (или «яблоко», как часто почему-то пишут) с дерева знания в Едемском саду, Ева и Адам нарушили запрет, или условия/принципы пребывания в раю. И это был первый(!) прото-правовой инцидент. Приобретение своего собственного (частного непосредственно внутри прото-универсумального) знания (в первую очередь – от узревания самих себя, что потом становится принципом рефлексии) повлекло раскол «кокона» Высшей Заботы и, соответственно, потерю места в нем, поскольку был произведен несанкционированный выход из условий/принципов. Но только после потопа, к чему приводит раскаяние Господа в сотворении ‘опытной серии’ «человеков», ‘послед’ заботы о потомстве изгнанных в ссылку за пределы рая «воспроизводится» в раскрывающемся обширном Разуме и возникающем в нем (от того Завета, для которого задавался проект золотого ковчега) Универсуме Права. И уже этот универсум принимает теперь на себя статус опоры/заботы, отделенной от спасенных от потопа людей, хотя и с достаточно размытыми границами.

Кокон был расколот, и вот теперь, воспроизводя его за пределами Едемского сада, возникала замещающая его же новая оболочка – Разум. Так что скорее можно сказать, что это не Дар Господний, а... Бремя Господне: поди еще подними и неси его всю жизнь/историю Человечества! Короткий опыт нахождения внутри заботливого кокона теперь нужно... измыслить, но... пользоваться-то им нельзя! Рая – уже нет… Вот зачем и нужна опора: она будет компенсировать внешнюю заботу, непонимаемую, неосмысляемую вначале, что привело к жестокому аутсорсингу с массовым истреблением потопом прочих, погрязших в грехах, перволюдей. Так Разум (через раскрывающийся от снятия Господом своего проклятия универсум) станет продуцировать всеобщие правила для жизни и труда, образуя Міры Рассудка. При этом труд становится особым условием для непрерывного поддержания самого существования Рассудка.

5. Сделаем уточнение: Разум, данный Господом, продуцирует универсумы, а вот отличный от него Рассудок работает с универсалиями, – они есть «от-разумная», «из-разумная», «об-разумная» инструментализация, творимая уже самим чело-веком на свой страх и риск..

Нормальным, законным будет вопрос: «насколько разумно то, что получи-лось?» (что-то, сделанное неким человеком). Частное, единичное – продукт Рассудка – поверяется относительно самостоятельно понимаемого общего, т.е. Замысла Господнего.

«Разумно!» – отмечаем мы, когда кто-то на наших глазах произведет хороший рассудочный расклад ситуации.

Поступать разумно – совершать такие рассудочные, дискретные действия, которые со-размерны, со-мощны, со-ценностны Образу, со-единому с универсумом, продуцированным Разумом.

Предполагаю, что, например, ‘уважение’ может быть как универсальным, т.е. рядовым единичным актом, так и универсумальным, по-видимому, ‘врожден-ным’. Первый вид специфичен, например, для продавцов, второй – для… Но этот вариант лучше обдумывать в индивидуальном порядке…

Таким образом, понятно, что рассудок, в этом смысле, вторичен, так как «вещи», им порождаемые, возникают вследствие рефлексии своего частного опыта. Рассудок – это употребленный, использованный Разум в Міре человеческой практики.

Именно специфические качества Разума и, соответственно, Рассудка целиком и полностью влияют на то, как мы видим, понимаем, фиксируем, планируем и действуем. И ничего другого быть просто не может ввиду единственности такого Дара Господнего человечеству.

Если отодвинуть в сторонку приверженность к сенсуалитичности, а также не принимая признания Разума и Рассудка в качестве человеческих способностей, то я вполне мог бы согласиться со следующим общим суждением Канта («Критика чистого разума»):

«...мы определяли рассудок как способность давать правила; ... мы отличаем разум от рассудка тем, что называем разум способностью давать принципы...».

6. Введенное различение (специфики Разума и Рассудка) снимает безосновательность использования некоторых важных юридических понятий и процедур.

В противоположность Рассудку, как уже говорилось выше, Разум работает с универсумами: так, Право как универсум охватывает, обволакивает общественную систему, что приводит к необходимости иметь – уже в области Рассудка – более-менее единообразные правила действования внутри этой (частной, единичной) системы права. А правила (процедуры, операции) могут быть действенными только для одинаковых единиц (групп единиц), иначе ими (правилами) нельзя оперировать. Для этого и вводятся такие единицы-универсалии, как ‘физическое лицо’, ‘юридическое лицо’, ‘право человека’ и многие другие, позволяющие работать с большим реальным разнообразием, но за счет одинаковых операций, применяемых к однообразным единичкам.

Так, ‘физическое лицо’ есть универсальное «пустое место» или единичка (дискретная) оперирования, строго соразмерная какой-то другой единичке в правовой системе, так же как и какое-нибудь единичное ‘право человека’. И это не какое-то таинственное качество самих этих единичек, тем более – людей или организаций. Дело же в том, что они есть средства работы человеческого Рассудка, который оперирует единичными универсалиями. Это – качество самого Рассудка!

Средствиальность/инструментальность, в частности, состоит и в том, что слова, понятия, выражения и операции с ними как в работах ученых-правоведов, так и в текстах юридических документов, мы умеем (ибо научены) и обязаны соотносить с реальной жизнью, с нашими (и не нашими) действиями в этой ‘живой’ реальности.

7. Мы как-то не заметили, что «законы природы» еще у Ньютона были «законами Божьими»: «телу падать» – писал он. А мы, безбожники, стали читать: «тело падает». Т.е. в Человеческом Міре, охватываемом в нашем случае универсумом Права, как и в физическом мире, охватываемом универсумом Природы, «законы» – это лишь особые знаково-знаниевые конструкции, которые искусственно формируются в области Рассудка.

За счет чего формируются? За счет мышления.

Мышление – это специфическая «субъективирующая» инструментализация Рассудка для выработки универсалий и оперирования ими. И это – такое их качество: Разума – работать с универсумом, Рассудка – с универсалиями. Далее это влечет из универсума (т.е. от Разума) Права – наведение порядка (т.е. от Рассудка) в реальной жизни. (На будущее: важно, что всё это невозможно без «субъектной», концентрированной в своем выражении воли.)

8. Из всего сказанного вытекает категорически важное следствие: выводить Право из универсалий (каковыми, например, являются «права человека», т.е. частные, единичные права) есть грубейшая онтологическая и логическая ошибка, влекущая за собой разруху человеческого общежития и уход из-под Разума. Негативные следствия такого ухода мы видим на Западе, где, среди прочих мерзостей, закрепилось представление о более чем двух полах, и стали разрешенными однополые браки. Безусловная же христианская ценность (не только надуниверсумальная, но и надразумная!) – целомудрие – хранится и признается только в православном Міре (а значит, – в Русском Міре) и, наверное, еще и в традиционном Исламском.

Пример для более полного понимания: то, что называют «дедукцией», есть ход от возможной (временно допускаемой) картины-версии, пред-полагаемой Разумом, к россыпи единичных «пазлов», собираемых Рассудком в соответствующую квази-картину. А «индукция» – это ход от уже собранной из «пазлов» квази-картины к поверке ее на разумность в отсутствие картины-версии в предваряющем пред-полагании. В последнем случае часто логика работы с «пазлами» может давать сбой, выводя на ложную версию. И случается казус: «логично, но не правильно», т.е. не разумно.

Точно так же возникает похожая проблема, когда читающий/слышащий видит/слышит распавшиеся на отдельные слова фразы, которые были насыщены каким-то смыслом произведшего их автора во всей целостности его изначального замысла (что, если подобное произошло и в древнем Вавилоне?). Особенно тяжелый случай, когда тексты отстоят по времени их восприятия далеко-далеко…

9. Это чудесное различение (специфики Разума и Рассудка) важно иметь в виду также и при возникновении споров по многим значимым поводам.

• Так, настоящая проблема должна быть отмечена в последствиях введения ответственности, например, при так называемом «домашнем насилии». Определенно разумным мы считаем привлечение к ответственности тех, кто виноват в разной степени проявления жестокости. Однако проблема потому и проблема, что у нас нет правил перехода из области Разума в область Рассудка, в котором должны быть представлены некие «технологии» из дискретных операций, обеспечивающих как оценку совершенного деяния (т.е. подведение ее под картину и вмонтированные в нее ценности из области Разума) и причиненного вреда, так и назначение адекватных мер осуждения.

• Мы хорошо знаем, что есть некие естественные различия между людьми, населяющими разные части Света, так почему же мы не считаем нужным учитывать наши различия и заставляем всех быть подчиненными одному штампу, изготовленному исключительно по одной-единиственной мерке?

Например, общеизвестно, что у людей, проживающих в разных местах Земли, критически разные характеристики их организмов. Так, в местах со значительно повышенной радиацией «аборигены» абсолютно здоровы, а заезжающие на некоторое время посетители могут и серьезно заболеть лучевой болезнью. Аналогично, у многих жителей южных континентов в организме функционирует особый фермент, способный расщеплять пальмовое масло, а у жителей северных широт такого фермента нет, почему у них и будут наблюдаться специфические заболевания при регулярном употреблении продуктов с добавлением этого масла.

И, конечно же, яркий пример локальности демонстрируют результаты всех безуспешных (мягко говоря) попыток навязать «демократические формы правления» странам Ближнего Востока. Подобные формы правления также абсолютно не подходят и для Китая, Индии и многих других восточных стран.

• Еще пример: мы попадаем в сложную ситуацию, разграничивая так называемую «доказательную медицину» и гомеопатию. Стандартные медицинские препараты («лекарства») – универсальны (будем считать по максиму несомненную достоверность их эффективности). Гомеопатические препараты – индивидуальны (причем – не для людей, а для той или иной специфической ‘биоэнергетической единицы’). И большой вопрос: можно ли подвести вторые под систему требований, предъявляемых к первым? «Доказательная медицина» и гомеопатия построены на разных философских основаниях, но это почему-то вообще не интересует тех, кто казалось бы профессионально обязан беспокоиться о здоровье людей. Видимо, что-то было недосформировано в их профессионализме, если учет философских оснований для них не играет значимой роли.

Приведенные примеры, как представляется, демонстрируют возможности для широкого использования введенного различения в такой важной гуманитарной практике, как конфликтология.

10. В чем принципиальное отличие устройства знания и законов внутри универсума Природы от знания и «законов» внутри универсума Права?

Для первого некие системы универсалий (даже задаваемые разными концепциями-теориями) со-едины с универсумом, они одни и те же на любой территории, покрываемой им.

Для универсума же Права (кстати, как и для универсумов Деятельности и Правды), универсалии действенны только локально: и в историческом измерении, и в территориальном, и в ситуационном. Вот почему нельзя распространять однообразные (одно-Образные) системы Законов на всю территорию той или иной страны, тем более одну – на все страны мира.

11. Теперь, что касается международного права.

Здесь расклад следующий: Право – это единый и единственный универсум, т.е. никакого другого универсума Права нет и быть не может. По принципу, все универсумы – не иерархированы и никаким образом не соподчинены, ибо в Разуме нет устройства. Однако и частные системы права, обслуживающие автономные страны/государства, никоим образом не соподчинены друг с другом. Так называемое «международное право» – это всего лишь одна из частных правовых систем, поэтому она также не может быть иерархически выше и главнее других частных систем и по сути своей является системой для некой экстерриториальной площадки.

На этой площадке, во-первых, могут складываться договора, опирающиеся на всю эту специфическую правовую систему, если входящие в договор субъекты именно таким образом определили для себя главенство упомянутой системы.

Во-вторых, на этой площадке могут производиться только согласования территориальных (страновых) правовых систем, если будет подано обращение каких-то территорий/стран/государств и со стороны этой площадки оно будет принято.

В-третьих, эта система могла бы производить некие универсальные стандарты международного взаимодействия в конфликтных ситуациях.

Таким образом, никакого верховенства рядовой универсалистской системы международного права над равноправными с ней другими частными системами права быть не может по принципу! (Здесь мы не рассматриваем взаимоотношения систем права и государственных политик.)

12. Необходимое разъяснение по поводу универсумальности/универсальности.

Универсум предназначен для диктата тому включенному в себя, что он пользует, а универсалия – для того, чтобы ее саму (т.е. подведенное под нее) можно было использовать (поэтому молотки и проч. инструменты пользуют люди-мастеровые). Полезно также задаться вопросом относительно часто употребляемого выражения «универсальные ценности»: ценность ли то, что используется?

Универсумальность по принципу есть «одно и единственное», она обеспечивает пространство или среду, охватывая (если не порождая!) всё прочее. А универсальность – это «одно и то же – во всём». Это то единичное/множественное/одинаковое, заведомо включенное внутрь многого и разного, что подходит для многих, например, работ без особых изменений, как одно и то же, сколько бы экземпляров этого единичного ни было произведено. В этом смысле ‘молоток’ – это универсальный инструмент, а ‘любовь’ – таинственная сила, что поглощает нас ввиду своей универсумальности (молоток – используется, любовь – диктует).

Выше уже упоминалось ‘назначение’ мышления, и теперь нужно отметить открытую возможность рассматривать некий особый тип мышления в качестве ‘инструмента’, что позволяет категорировать его (тип) как универсальный. Этот тип мышления как бы «удлиняет» действие выпущенной на волю, в область Рассудка, силы Разума. Но это и не означает тотальный отказ от существования типа мышления, связанного с идеей универсумальности. И именно в этом последнем случае мышление вполне может рассматриваться как историческая сущность.

Вместо заключения

По умолчанию понятно, что соответствующая универсуму Права частная правовая система необходима для обеспечения всей полноты общинной жизни, а не для уютной уединенности на хуторе.

И, конечно же, увы, нет никаких гарантий того, что мы хорошо понимаем, как правильно осуществлять этот удивительный процесс – воспроизводства замысла Господня, и всё делаем, «как надо», поверяя со-разумность не только умом, но и совестью.


Приложение

Кейс

О практическом различении Разума и Рассудка

Пример того, как рефлектируется различение разума и рассудка, пусть и не поднимаясь в категориальный план, но в таких словах, которые в совокупности легко представляют указанное выше принципиальное различение.

Материал взят из из передачи «Вечер с Владимиром Соловьевым» от 18.01.17.

(Время цитируемого высказывания: 44:02-46:30.)

Контекст: речь идет о необходимости решать мировые проблемы с обязательным участием США и РФ. Суждение высказывает Ариэль Коэн, ведущий эксперт Атлантического совета (США). В юности А. Коэн переехал в США из СССР, учился в американских учебных заведениях, русским и английским владеет в совершенстве. (Цитата приводится практически без всякой правки, но с купюрами, когда делался существенный отход от нашей темы.)

Ариэль Коэн: Американцы, в отличие от россиян, не выбирают какую-то новую концепцию, глобальную. Мне, когда я переехал и учился там в школе, колледже, было очень странно, что нет общей концепции идеологической, а начинают всё разбивать на какие-то ситуативные моменты, пытаются их решать. И только потом можно прийти или не прийти к новой концепции.

У россиян – наоборот. Мы хотим сразу всё перемешать, перелицевать, переделать, переформатировать и из большой концепции уже решать какие-то местные вопросы, будь это Сирия, будь это Европа, будь это Украина.

Мне кажется, нужно начать с того, что легче всего решать, и я сейчас скажу парадоксальный вопрос: легче всего будет договориться по Сирии. По Украине, которая близка географически и глубокие очень связи исторические, и есть реально украинский национализм – гораздо труднее будет договариваться. Возможно, будет (легко) договориться по Европе. <...> И очень тяжело будет договариваться по Китаю...

***

Здесь очевидно, как американец фиксирует разницу в подходах (в его, американца и бывшего россиянина, видении): у русских ход делается от разума, у американцев – от рассудка.

---

* Содержание этих Заметок включено в текст следующей работы автора: К идее развития в контексте СД/СМД методологии.

Посмотрел, как пламя Благодатного Огня
выходит из скалы, так вдруг и у меня
внутри что-то ка-а-ак хряснуло...
из скалы - пламя, а из меня - вот это:

***

Евреи, родные мои, что ж вы делаете?

Зачем вы отдаете пальму первенства?

Мой горячо любимый почти-родственник в Израиле прям не на шутку обиделся, когда я сказал, что вы все теперь можете спокойно курить в сторонке - уже есть тот, кто сегодня во всём (от слова совсем!) виноват, и все ваши древневековые и более близкие шалости с выпиванием крови младенцев и расшатыванием финансовых систем стран и корпораций уже просто не в тренде...

Он, этот мой горячо любимый почти-родственник, жестко мне возразил, что тот, на кого я показываю, вообще и рядом не стоял!

Ну, как же - как же?

Я понимаю, что древние киргизы совсем не знали, что есть какие-то там евреи, поэтому все свои негаразды списывали на шутки природных стихий, но теперь-то нынешние, сразу видно - совсем-совсем уже не древние, таки познакомились, благодаря современным гаджетам-шмаджетам, с передовыми технологиями Биробиджана, с лучшей в мире черной икрой из Израиля, с древнеяпонской еврейской ветвью народности айнов, которые показали пример всему миру, как нужно выживать в условиях, когда японские оккупанты уничтожают маленькую этническую группу, за что американские евреи жестоко наказали япошек, разработав два вида атомных бомб и малость шуганувших ими обнаглевших захватчиков изначально еврейских островов...

Но не только с этим познакомились киргизы - каждый младенец из самого глухого аула знает наиглавнейшего виноватого, и это - почему-то не еврей!

Я и говорю: да вы на руках его должны носить, защищать его от всех приписок, чтоб только он не мог конкурировать с вами, иначе вы навсегда потеряете возможность ходить с посыпанной пеплом головой и показывать всем, что только вы имеете право быть несчастными!

И заметьте еще: он ведет себя так нагло, как вы не могли себе позволить все прошедшие тысячелетия - он не считает себя несчастным, не отбивается от наветов, выворачивает наизнанку всю тяжесть санкций, и его страна только выигрывает от этого, и еще, такой-сякой, утверждает, что будет и дальше делать все свои пакости еще лучше, еще впечатляюще, еще... в общем, еще и еще...

Нет, евреи, не разочаровывайте меня, берегите его и срочно беритесь за отмывание его от всей грязи, которая должна быть только вашей, иначе - не быть вам евреями!..

Не дай Б-г, еще вдруг станете и русскими, и православными, тем паче, что Огонь Благодатный - чудесный, прям живой символ Силы Православной, исходит из Храма на охраняемой вами территории - так не вам ли этой силой напитаться?..

Нет-нет, вы же этого не хотите? Нет? Так делайте то, что я вам говорю!..

Да по-быстрее, по системе бекицер!..

Виктория Анисимова (†) — Виктор Анисимов

Память протекшего исторического существования народа есть верная порука дальнейшего здравого понимания и направления жизни...
И. Сикорский.

Уважаемый нами автор «2000» М. Михайленко призвал как-то на страницах еженедельника к обсуждению исторически-значимых тем нашего прошлого и настоящего. К сожалению, особого отклика данный призыв, как нам кажется, не получил. А ведь это действительно важно! Поэтому, хотим присоединиться к М. Михайленко и «освежить» тему.

Итак. Несмотря на желание согласиться с большинством положений, выдвинутых М. Михайленко, приходится все-таки заранее просить у него прощения за то, что на некоторые моменты истории мы смотрим по-другому. Так, не можем согласиться вполне с мнением журналиста по следующему положению: «Переяславский договор и мартовские статьи (1654) были нарушены не украинцами, а царями, чему свидетельство — разгром стотысячного войска князя Трубецкого армией гетмана Выговского при Конотопе (1659 г.). Божий суд, знаете ли. По-разному можно относиться к этому гетману, но, увы — военный союз и двойная монархия были явно превратно восприняты ранними Романовыми…».

Чтобы понять суть сказанного, давайте вернемся к истории Переяславского договора. Большинство известных источников времени его заключения (и даже ряда польских) свидетельствуют о несчастном состоянии Малороссии. Представители народа малороссийского в своем обращении к Сейму Варшавы писали о своих нарушенных правах и попранной вольности: «В вольном государстве мы ни в чем не имеем вольности! ...возвратите просящим со слезами прежнюю вольность нашу...» Поляки оставались равнодушными к слезам и стонам народа, и появился человек, способный изменить ситуацию. «Слезы приличны только женам, — сказал он, — мужи должны действовать!» Это был Зиновий Богдан Хмельницкий. Для освобождения малороссиян он должен был выиграть тридцать великих сражений. Украинский историк Н. Аркас говорит о том, что во время сражений с Польшей женщины убивали себя и своих детей, бросаясь с ними в огонь и колодцы. «Так ненавидели они ляхов и так боялись попасть живыми к ним в руки!» — восклицает автор. И было чего бояться! Архиепископ Белорусский Г. Конисский описывает страшные сцены издевательств над малороссиянами: «...війська Польські, що наповнили всю Малоросію і чинили все те над Малоросіянами, що лише хотіли і вигадати могли: всіх родів безчинства, насильства, грабунки і тиранства, що перевищували всілякі поняття та описи... варили в казанах і спалювали на жару дітей їхніх на очах батьків, заподіючи самим батькам найлютіші тортури». Убедившись, что собственными силами украинский народ освободиться из-под власти шляхетской Польши не может, Гетман стал добиваться подданства у русского царя. В речи на большом народном совете Б. Хмельницкий объяснил необходимость процесса соединения: «Царь Московский — одних с нами обрядов, одной греческой веры, — он откликнулся на наши шестилетние просьбы (!). Кроме его царской руки мы не найдем тихого пристанища. Полюбим же его искренне! А кто не хочет нас послушать, пускай идет, куда хочет, — путь свободный». Тысячи народа вскричали: «Хотим царя восточного православного!» Таким образом, инициатива о присоединении исходила не от России («У Москві довго вагалися й не зважувалися прийняти Україну, бо за неї треба було битися з Ляхами», как говорит Грицко Коваленко в «Українській історії»), этого хотел весь народ Украины. Об условиях Переяславского договора и Мартовских статьях 1654 г. названный выше автор «Української історії» пишет так: «Не було в тих умовах ясно визначено державних відносин України і Москви; багато зосталося невиясненого, недоговореного, а з цього потім виходили непорозуміння». В «Історії України-Русі» Н. Аркаса находим подобное же: «Цю дуже важну справу зроблено було з боку Хмельницького і козаків зовсім недбало і нерозумно». Следует обратить внимание и на следующее обстоятельство: «Гетьман з старшиною домагався, щоб і посли московські присягали за Царя, що він вольності й порядки України порушати не буде й ворогам її не оддасть на поталу. Такий порядок був у Польщі, — тай скрізь, де свобода має бути забезпечена, — що новий король у-сам-перед складає присягу на закони й права, що буде їх сповняти, а тоді народ складає йому присягу, що буде його слухати й шанувати. На те бояре сказали, що вони цього не зроблять, бо Московський цар — самодержець і присяги своїм підданим не складає. Нічого не поміг і приклад, що так, мовляв, роблять Польські королі, котрі завжди козакам присягали. Тоді козаки, щоб справи не розбити, згодилися присягнути й так і постановили». Приведенная цитата показывает, что слова уважаемого журналиста М. Михайленко о нарушении Переяславского договора и Мартовских статей (1654 г.) русским царем не совсем верны.

В свете сказанного не очень корректно оценивать разгром стотысячного войска Трубецкого под Конотопом такими словами осуждения: «Божий суд, знаете ли». Ведь «Божьим судом» можно было бы считать нарушение царем присяги (но он ее не приносил, поскольку это не предусматривалось вековечными российскими порядками). К чести русского царя, он свято выполнял условия военного союза с Украиной, не в пример извечным польским лживым королевским обещаниям: «Польські королі, котрі завжди козакам присягали», не очень-то стремились исполнять свою «присягу на закони й права». Это, в конечном счете, поняли и сами казаки («Тоді козаки, щоб справи не розбити, згодилися присягнути й так»). «Після того посли московські вирядили своїх стольників і стряпчих по усіх містах і полках українських, щоб народ присягав Цареві». Таким образом, нарушение Переяславского договора исходило не от русского царя. Серьезным контрдоводом против утверждения, что не украинцами нарушен Переяславский договор, является и небрежное оформление договора. Оформление документации любого соглашения, а, тем более, такой государственной важности, каким представляется Переяславский договор, должно быть правильным: верховенство Буквы Закона, знаете ли.

Известно, что при всех недовольствах Московским царством (а оно, не всегда было хорошим и для всех россиян), оно выполнило-таки «й наші національні завдачі з того часу, як історія склалась так, що ми самі собі не могли їх виповняти. Такими національними завдачами були між іншими увільнення нашого краю від насильства татарсько-турецького і від підданства польського. Ніхто як польська політика в XVI-XVII ст. попхнула увесь наш народ до царя восточного, тим паче, що союз з татаро-турками був для нас неможливий, бо татари й турки дивились на Україну, як і на Московщину, як на білу Африку, звідки вони мусили діставати рабів, каторжників і яничарів» (М. Драгоманов). М. Драгоманов восхищается интуицией украинского народа, подсказавшей ему необходимость присоединения к России: «Наш народ се нюхом чув». И если случались выпады некоторых украинских вожаков против России, то сами казаки с ними и расправлялись. Например, Гордиенко, поддержавшего Мазепу, сами его товарищи, запорожцы-эмигранты, раз избили чуть не до смерти и хотели отдать его царскому правительству.

Случай с Выговским — тоже из серии предательств. Это как раз очень показательный пример того, что не царь нарушил пункт Переяславского договора, как пишет уважаемый журналист Михайленко, а сам Выговский. При нечеткости отдельных пунктов указанного Договора пункт, который нарушил Выговский, прописан четко: «Україна повинна помагати цареві військом на войнах, а цар повинен захищати її та обороняти од польського завзяття». Выговский, который был Генеральным писарем Б. Хмельницкого и, значит, весьма осведомленным человеком, не только из протоколов, но и из частных бесед с Гетманом очень хорошо знал, как Хмельницкий ненавидел перспективу польского подчинения. Опасаясь русско-польского перемирия, Б. Хмельницкий готов был искать себе других помощников (шведов и венгров), «щоб звалити Польське королівство». И без ведома Москвы эти его помощники двинулись на Польшу (январь 1657 г.). И это уже было нарушением переяславских договоренностей, ибо в них сказано: «Гетьман має право вести зносини з іньшими державами й приймати їхніх послів, звіщаючи про те царя. Гетьман без дозволу царського не повинен пересилатися з султаном турецьким та з королем польським» (Г. Коваленко, «Українська історія»). Но Б. Хмельницкого в этом негуманно было бы обвинять, поскольку «од надмірних військових трудів, повсякчасних клопотів та безсоння, а не менше й від гноблячої його старості зароджені, і занепав він у тяжку недугу і, по довгому в ній стражданню, став врешті, до життя ненадійний» (Г. Конисский).

Попытка сокрушить Польшу не удалась, т.к. король Польский вступил в сговор с цесарем Австрийским и Турецким двором. В августе того же года Б. Хмельницкий умер. Временно гетманом из-за молодости Юрия, сына Б. Хмельницкого, был назначен Выговский. Последний решил использовать момент, порвать с Москвой и пойти на сговор с Польшей в нарушение Переяславского договора, в котором была выражена воля Б. Хмельницкого: «обороняти од польського завзяття», и в нарушение тех личных разговоров с гетманом, который до последней минуты жизни только о том и думал, как побороть Польшу. Как видим, Выговский это доверие Б. Хмельницкого не оправдал и решил не бороться с Польшей, а соединиться с нею. Между тем, полтавский полковник Пушкарь оповещал Москву о происходящем. Вокруг него собралось войско, вооруженное косами и вилами, а также пришли запорожцы. Выговский же с войском из сербов, венгров, немцев, поляков и татар двинулся против него и разбил наголову. В этой неравной схватке погиб и Пушкарь. В ходе этих операций становится понятным, что Выговским был превратно понят и пункт Переяславского договора, позволяющий иметь Украине отношения с иностранными державами, поскольку в нем речь шла не о военных действиях иностранных держав против Украины (конкретно речь шла о приеме послов). Пункт этот нарушен вдвойне, поскольку в составе войск были и поляки, бороться против которых совершенно четко призывал пункт Переяславского договора: «обороняти од польського завзяття». Победа Выговского была пирровой: погибло 15 тысяч повстанцев во главе с Пушкарем, а в целом в братоубийственной войне погибло 50 тыс. украинцев. Таким образом, Выговский совершил преступление против своего же народа, и об этом прямо заявляет Г. Конисский: «Знищивши таким чином Пушкаренка і розпорошивши його війська, Виговський, все не можучи прихилити собі в послух Малоросіян, почав руйнувати їхні села п р о с т о  я к  в о р о г ... безборонні міста та містечка віддав татарам на грабунок і поталу».

Обстановка отягощалась также тем, что и митрополит Дионисий Балабан решил перейти вслед за Выговским на сторону поляков (1658 г.), произошел церковный раскол, и тем самым нарушался пункт Мартовских статей о сохранении привилегий православного духовенства. С началом восстания 1648 г. складывалось впечатление, что главная цель восставшего народа, провозглашенная Б. Хмельницким, — защита Православия — сбудется. Но разыгрывание Выговским «польской карты» привело к подписанию Гадячского договора в 1658 г., согласно которому Украина соединялась с Речью Посполитой на правах якобы самобытного государства под названием «Великого княжества Русскаго», и проблема Православия становилась весьма туманной. Малороссы не хотели видеть у себя Унию, но фанатизм польских католиков был не меньший. Они приходили в ярость при одной мысли о возможных уступках схизматикам. Польскому комиссару Беневскому, заключавшему договор с Выговским, пришлось долго уламывать депутатов сейма в Варшаве: «Мы теперь должны согласиться для вида на уничтожение Унии, чтобы их приманить этим, а потом... мы создадим закон, что каждый может верить, как ему угодно — вот и Уния останется в целости. Отделение Руси в виде особого княжества будет тоже не долго: казаки, которые теперь думают об этом, — перемрут, а наследники их не так горячо будут дорожить этим и мало по малу все примет прежний вид» (Н. Костомаров, 1863). Несмотря на то, что Рада казаков состояла из избранной части казачества, оговор вызвал у нее так много сомнений, что едва не был отвергнут. Спас положение Тетеря, крикнув: «Згодимося, панове-молодці, із Ляхами. Більш матимемо. Адже покірливе телятко дві матки ссе!» Тот, кто поверил в главные договоренности Гадячской рады, оказался в плену фальсификаций. Написано было одно: «Православных уравнять с католиками», а предполагалось делать совсем другое: «Согласиться для вида на уничтожение Унии, чтобы их приманить этим, а потом…» И это такая же коварная уловка, как и во всем остальном. Невыгодность Гадячского договора признает даже О. Апанович, для которой Выговский — «щирий патріот України» («Гетьмани України і кошові отамани Запорозької Січі», Київ, 1993): «Польща, взагалі, з самого початку не збиралася виконувати Гадяцьку угоду», «тільки цинічне єзуїтське запевнення Беньовського» уменьшило «обурення магнатів і шляхти тим, що Україна домагається урівнення в політичних і державних правах із Польщею», «схилило сейм до присяги. Сенатори на чолі з королем свідомо йшли на клятвопорушення, відмову в майбутньому від своєї присяги». Таким образом, Польша во что бы то ни стало хотела вернуть себе Украину различного рода лживыми обещаниями, а Выговский и старшина молчаливо продавали простой народ в рабство, из которого он с такими мучениями вышел во время Хмельниччины.

Что касается военного союза, то пребывание какой-то части царских войск на Украине было в полном соответствии с тем пунктом Переяславского договора, где было записано, что царь обязан защищать Украину «та обороняти од польського завзяття». Это обязывало всегда быть начеку и в соответствии с необходимостью действовать оперативно. В этом же пункте указывалось: «вона (Україна. — Авт.) повинна помагати цареві військом на войнах». И вначале Б. Хмельницкий так и делал. После смерти Б. Хмельницкого всю страну раздирали распри. Недобросовестные политики пытались тогда, пытаются и в настоящее время всячески очернить при этом Россию, приписывая ей действия по устройству беспорядков в Украине, тогда как в сложившейся ситуации Россия пыталась лишь погасить те беспорядки, инициатором которых стал Выговский. Последний подумывает о разрыве отношений с Москвой и в своем международном манифесте говорит о готовности войны с Москвой. Далее он перекладывает всю вину за войну против России на нее же: дескать, она недостаточно защищала Украину от врагов. Закономерно возникает вопрос: а почему же сам гетман Выговский, в таком случае, не помогал своим войском русскому царю, как записано в Переяславском договоре? Не способствовал ли он тем самым добровольной сдаче страны врагу, что противоречило решению народа в Переяславле быть вместе с Россией? То, что могло бы укрепить мощь Украины, Выговскому не по нраву. Он возмущается тем, что царь «наказав ставити в Києві фортецю», тем самым разоблачая себя в стремлении угодить полякам. Это именно они в свое время не допускали возведения крепостей на Украине, вследствие чего та оставалась беззащитной в случае внешнего нападения. Царя и в данном случае никак нельзя упрекнуть в пособничестве Польше, что полностью соответствует уже не раз упоминавшемуся пункту Переяславского договора. К тому же, об укреплении Украины и о защите ее с помощью царских войск просили Б. Хмельницкий и старшина в 1654 г., включив в свою мартовскую челобитную специальный пункт по этому поводу. И позднее, как Хмельницкий, так и Выговский, настаивали на удовлетворении этой просьбы. О присылке войск ходатойствовал в 1656 г. Павел Тетеря в бытность свою послом в Москве. Когда с войском на Украину пришел Ромодановский, то Выговский, будучи уже гетманом, тоже был за присутствие российских войск, более того, даже решительно просил их оставаться (он боялся выступлений против себя «черни», запорожцы тоже его не любили и готовы были при первом удобном случае восстать, в царскую администрацию бесконечно поступали письма и Полтавского полковника М. Пушкаря, и протопопа Нежинского Филимонова, и всех тех, кто, видя войско Выговского состоящим в наибольшей мере из поляков, считали, что снова возвращаются старые времена с польскими порядками). Ромодановскому Выговский прямо говорил: «После Богдана Хмельницкого во многих черкасских городах мятежи и шатости и бунты были, а как ты с войском пришел и все утихло. А в Запорожье и теперь мятеж великий...» Но, видимо, опасность пребывания царских войск в крае перевешивала в его глазах ту выгоду, которую они ему приносили. Именно в этот момент, т.е. с приходом Ромодановского, у него окончательно созрело решение об измене. 23 августа 1658 г. брат гетмана Данило Выговский явился к Киеву с двадцатитысячным казацко-татарским войском. Воевода Шереметев отбил нападение с большим для Выговского уроном. Так Москве была объявлена настоящая война. 6 сентября 1658 г. был заключен Гадячский договор.

Не все войско запорожское последовало за Выговским, многие остались верны Москве и, выбрав себе нового гетмана Безпалого, начали войну с Выговским. 15 января 1659 г. кн. Трубецкой выступил в помощь Безпалому. Но в июне это войско постиг жестокий разгром под Конотопом. Туда пришли татарский хан и Выговский со своими приверженцами. Русских пленных в количестве 5000 человек приверженцы Выговского вывели в поле и перерезали «как баранов». Предводителя отряда кн. Пожарского, который плюнул в лицо хану, тоже казнили (С. Соловьев). Трубецкой отступил в Путивль. 30 августа стало известно, что полковники переяславский, нежинский, черниговский, киевский и лубенский снова присягнули царю. Услышав об этом, западная сторона Днепра тоже стала волноваться и почти вся отошла от Выговского. Казаки собрались вокруг Юрия Хмельницкого, сына Богдана, который 5 сентября писал Шереметеву, что он и все войско запорожское хочет служить государю. В тот же день воевода Трубецкой двинулся из Путивля и везде был встречаем с триумфом, при громе пушек. Особенно торжественную встречу устроил Переяславль. Население повсеместно присягало царю.

Получилось так, как предсказывал Андрей Потоцкий, прикомандированный поляками к Выговскому с польским вспомогательным отрядом. Наблюдая события, он писал: «Не изволь ваша королевская милость ожидать для себя ничего доброго от здешнего края. Все здешние жители (Потоцкий имел в виду обитателей правого берега. — Авт.) скоро будут московскими, ибо перетянет их к себе заднепровье (восточная сторона. — Авт.), а они того и хотят и только ищут случая, чтоб благовиднее достигнуть желаемого» (С. Соловьев).

Итак, Трубецкой проиграл битву, но не все сражение. Триумф его описан выше. Оценим в свете этих данных высказывание Р. Миська в статье «Дні наших перемог» («Соціал-націоналіст», 1997) о «победе над москалями» казаков под предводительством гетмана Ивана Выговского под Конотопом: «Ця битва стала показовою, адже це була боротьба двох націй, двох світів, двох культур та протилежних ідей. Тут зійшлись в бою українці з фінно-татарською покруччю, Європа з Азією, культурна республіка з диким царатом. Перемогли українці, які вкотре продемонстрували світові свою могутність та звитягу». Автор считает этот день днем славы украинцев и призывает на этом примере воспитывать новое полноценное поколение украинцев.

История же говорит, что прошло каких-нибудь четыре года со дня присоединения, а народ уже сжился с московским «подданством» так, что ни о каком другом слышать не хотел. Больше того, он ни о чем так не мечтал, как об укреплении союза с Большой Россией. На Выговского же смотрел всегда искоса, видел в нем предателя и боролся с ним. И вырастить на примере предателя своего народа новое
п о л н о ц е н н о е поколение украинцев совершенно невозможно. Пропаганда расовой теории тоже совершенно недопустима. Кроме того, прежде чем браться о чем-то судить, надо знать историю. Она же свидетельствует, что тип «чистокровного украинца» как таковой отсутствует. По данным Костомарова, базирующимся на большом количестве исследований, в малорусском (южнорусском) населении — тот же племенной состав, что и в великорусском, с незначительным только перевесом славянского элемента над финским. Согласно описанию Р. Миськи, в битве под Конотопом сошлись украинцы против русских и татар, а было-то как раз наоборот: украинцы и татары против русских и украинцев.

Измена Выговского вскрыла страшный антагонизм между казачеством и крестьянством, поскольку свои привилегии казачество выхлопотало себе в ущерб простому народу. Некоторые из писем, отправляемых в Москву, содержали угрозу: если царь не пресечет казачий произвол и не утвердит своих воевод и ратных людей, то мужики и горожане разбегутся со своих мест и уйдут либо в великорусские пределы, либо за Днепр. Как страна монархическая, помещичья, Москва не потакала «черни». Но она поняла необходимость прислушиваться к голосу низового населения и по возможности ограждать его от хищнических поползновений старшины.

10 октября 1659 г. Юрий Хмельницкий (ему тогда исполнилось 18 лет) со старшиной прибыл в Переяславль к Трубецкому. Старшина извинилась за измену и жаловалась, что принудил ее к этому «Ивашко Выговский». Трубецкой потребовал следующего: Гетману без совета всей черни никого не выбирать и не увольнять в полковники и в начальные люди; самого гетмана без царского указа не сменять; начальных людей гетман не может казнить смертью, как это делал Выговский, без участия царского представителя; воеводам царским быть в Переяславе, Нежине, Чернигове, Браславле, Умани, но в войсковые казачьи права и вольности не вступаться; у реестровых казаков на дворах не ставиться и подвод у них не брать; без царского указа войн не начинать и на войну не ходить; за самовольное ведение войны — смертная казнь. Хотя новый Гетман, и руководившая им казацкая верхушка, письменно согласились со всем указанным, — не прошло и года, как Юрий Хмельницкий изменил.

Мнение о Выговском, как о человеке, который «продал Украину полякам», прочно закрепилось за ним. И если существуют сознательно формируемые белые пятна (либо извращение) нашей общей истории, то, значит, кому-то это выгодно.

Прояснить сложность описываемой ситуации попытаемся с помощью Н. Костомарова, известного историка, общественного деятеля, писателя, литературоведа, фольклориста и педагога, основателя Кирилло-Мефодиевского братства. Он описывает ту сложную ситуацию, которая сопровождала вхождение Украины в состав России по Переяславскому договору, когда «…поляки наш юго-западный край считали не иначе как Польшею», а сама Малороссия после присоединения к России «еще содержала в себе такие элементы, которые порождали несогласие, раздоры и партии». Основной упор делается на партии: «…действовали в этой стране две противные партии. К первой принадлежали люди благомыслящие и большая часть простого народа. Эта партия считала русского царя своим, Украину — частью всеобщего русского отечества. Была противная партия: ее держались честолюбцы, шляхтичи, напитанные польским духом, и те удалые гайдамаки, которых долговременная война приучила к дикой вольнице. Эта партия не любила правительства. Шляхтичи думали примириться с Польшей; в голове удальцов вертелась помощь неверных против России, а честолюбцы выискивали случая ловить в мутной воде рыбу, чтоб потом захватить в свои руки правление. Волею-неволею народ участвовал в таких смутах».

Эти данные подтверждаются и известным украинским историком Н. Аркасом: «Зле тоді діялось навкруги: старшина українська розбилася на дрібні партії; кожна партія, за-для своєї користі, піддержувала свого ватажка; ватажки сварилися по-між себе... Кругом панувало безладдя і у-край нівечило все».

Это смутное время отразилось в исторических песнях, составляющих особый цикл. К памятникам этого периода принадлежат песни о Выговском, Пушкаре и Юрии Хмельницком. Их описывает Костомаров. В песне о Выговском и Пушкаре Выговский — представитель неприязненной партии, а Пушкарь держит сторону русской власти. Казаки колеблются между двумя партиями. Оба предводителя пытаются преклонить на свою сторону большинство. Но Выговский — «…вів він ляхів // Супроти козаків...», а Пушкарь — «...стоїть він за віру православну // Та за білого царя...» и потому все казаки переходят на сторону Пушкаря, даром что Выговский называет тех «ледащими», которые с ним «битись начнуть». Хвалился вначале Выговский, что у него и ляхи, и казаки, и татарская орда, но как пришлось к делу, то не стало у него «ні війська, ні коней, ні вірної душі». Как скоро «пушкарівці» стали на ляхов наступать и «передом-середом» ляхов «побивать», то бывшие с Выговским предводители-казаки оставили гетмана, перешли к противной стороне и явились к Пушкарю с поклоном: «Прийми мене до себе: // Буду тобі вірно служити, // Буду віру православну щитити, // Царя білого чтити!» Соединились все дружно! Пушкарь взял над ними начальство: «Ляхів розбивав, Виговського проганяв, // Сам у мирі став!» («Белою Россией» означало: «Великою или Древнею» по смыслу этого слова в языках восточных»).

Эти песни, как указывает Костомаров, имеют для истории троякое достоинство. Во-первых, самое событие рассказано верно с повествованием историков; во-вторых, в ней видим волнение народное, в-третьих, она показывает ту точку зрения, с какой народ смотрел на смутное время, чего желал, требовал малорус и на что надеялся. Столь же важна в последнем отношении песня на смерть Пушкаря, где народ оплакивает в лице этого сподвижника Б. Хмельницкого лучших сынов Родины. Песня на пострижение Юрия Хмельницкого дышит состраданием, которое питали казаки к недостойному сыну, памятуя заслуги славного отца.

Проникновение в историю правления Выговского, как видим, представляет задачу очень сложную. У различных историков есть свои нюансы. Например, в «Історії Русів» Архиепископа Белорусского Г. Конисского Полтавский полковник Пушкарь представлен под фамилией Пушкаренко, приводится народная поговорка, в которой о любом авантюристе со времен Выговского стали говорить, что такой-то «ошуканець обдурив так, як Виговський Москву». Анализируя целый ряд других обманов со стороны разных гетманов, Г. Конисский об эпохе подобных предательств говорит, что «війська і народ Малоросійський, од часів Виговського та Мазепи бачили стільки дурисвітів, скільки бачила Великоросія самозванців».

Кстати, многие из администрации царя Алексея Михайловича неоднократно и открыто советовали Самодержцу лишить Украину русского подданства. Только глубокая религиозность Царя, приходившего в ужас при мысли об отдаче православного народа католикам или магометанам, не позволяла развиваться подобным мнениям при дворе.

Вот такая вот история, друзья…

---

* Эту статью в 2006 году мне прислал Виктор Анисимов, сын Виктории Анисимовой, после того, когда я, не зная еще об уходе в лучший мир его мамы, написал ей письмо о том, что мне очень понравилась ее статья «Защитить Дульсинею» в газете «2000». К своему письму я приложил и свою статью - Записки из «Нового Талергофа» (http://my.mail.ru/community...).
Я не спрашивал разрешения на публикацию, поэтому ссылки на эту статью даю только своим близким знакомым. (В.П.)

Владимир Шкода*
(«Філософська думка, 2004, № 1)

Меня давно занимает один таинственный феномен, который вначале можно определить как психолингвистический. Каждый может наблюдать его, если в какой-нибудь компании, включающей и докторов гуманитарных наук, склонит публику к разговору о Вавилонском столпотворении. Уверен, что на вопрос: что же там произошло, что сделал Бог в Вавилоне, когда люди строили башню, девяносто девять человек из ста ответят: Бог смешал там языки. Это и есть этот самый таинственный феномен. Я воочию наблюдал его десятки раз. И в текстах тоже. Ни одного автора, кроме тех, кто специально занимался этой темой, и из них многих, сия чаша не миновала. Все говорят и пишут «смешал языки», вместо «смешал язык».

Проделал я эксперимент в чисто виде. Раскрыл перед толковой ученицей десятого класса Библию и попросил внимательно прочитать первые семь стихов одиннадцатой главы Книги Бытия. По прочтении спросил: что, Настя, Бог смешал, когда люди башню строили? — Языки. Был еще случай. В узком кругу встречалась научная общественность с заезжим богословом высокого ранга. Прекрасный доклад, потом, как водится, вопросы, то да се, разные теоретические тонкости. В конце спрашиваю: «Вы знаете, отец N, меня давно интересует один психологический феномен, не могу понять, в чем тут дело, почему так говорят люди. Что там все-таки произошло, в Вавилоне, когда башню строили?». — «Как что, Бог смешал языки». Мы вперились глазами друг в друга и застыли, вызвав неприлично долгую паузу.

Так в чем же все-таки дело? Ладно, если речь идет о широкой публике. Можно сказать, что это — свидетельство того, что сегодня о Библии много говорят, но мало и невнимательно ее читают. Между тем на этом деле попадаются известные люди, философы, представители культурной элиты, духовные, как их аттестуют, отцы нации. Попадаются даже публикаторы Писания (см. юбилейное издание Библии в честь тысячелетия христианства в Украине, Книга Бытия, 11, 7 (на укр.языке)). Удивительное явление!

Приходят на ум два объяснения.

1. Выражение «смешал язык» — лингвистически неестественное. Языковое чувство неприемлет конструкцию, в которой после глагола «смешал» стоит существительное в единственном числе. Смешиваем мы что-то с чем-то, смесь — нечто множественное. Поэтому сразу за «смешал» автоматически следует «языки». Впрочем, внимание почему-то не задерживается на простой мысли: сам-то язык, как бы его не рассматривать, множество предполагает. Представим, что люди в Вавилоне не башню строили, а набирали в типографии богопротивную книгу, и Бог сошел, чтобы рассыпать там набор их. Смешать язык — все равно, что рассыпать набор. Субстанция не исчезла, но разрушена целостность. Но на это не обращают внимания.

2. Смысл рассказа о Вавилонском столпотворении видят во вмешательстве Бога. Бог вмешался, и строители башни вынуждены были прекратить свое дело и рассеяться по лицу всей земли. Западает в сознание именно этот факт: люди перестали строить башню. Строительство остановилось по той причине, что они перестали понимать друг друга. И их цель — достигнуть неба и сделать себе имя, оказалась не выполненной. Если представлять дело так, а так оно обычно и представляется, то ничего не меняется от того, скажем ли мы: Бог смешал языки или язык.

Но интрига рассказа вовсе не в этом. Интрига в вопросе: почему люди начали стройку. Стало быть, обычное употребление формы множественного числа — «языки» вместо «язык», ни на чем не сказывается только потому, что имеют в виду факт прекращения стройки. Если же сосредоточить внимание на главном — на причине строительства, то замена «язык» а «языки» — это не просто досадная оговорка, а свидетельство полного непонимания назидательного смысла библейского рассказа. И свидетельство поразительного невнимания при чтении. Ибо стих, открывающий рассказ гласит: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Быт. 11, 1).

Этот рассказ появляется в Библии с железной необходимостью, его просто не могло там не быть. Это — рассказ-объяснение. Не через закон, как в науке, а через событие в прошлом. Событием в Вавилоне связывается два состояния — начало человеческой истории, по библейской версии, и сегодняшний день. Действительно, история начинается с сотворения одного человека — Адама. Но сегодня мы наблюдаем огромное антропологическое и культурное многообразие, мы знаем, что человечество составляют многие народы, различающиеся цветом кожи, языком и т.д. Как это могло произойти? Как вышло, что один, так сказать, однородный Адам, размножаясь, но оставаясь «единым» Адамом, обрел такое разнообразие? На этот вопрос и отвечает рассказ о Вавилонском столпотворении. Рассказ объясняет современное антропологическое и культурное состояние человечества событием, происшедшим в далеком прошлом.

Из Библии видно, что Богу не угодно однообразие. Людям было заповедано плодиться и размножаться и наполнять землю. Таким путем и должно было появиться разнообразие, обеспечивающее витальную устойчивость планетарной человеческой популяции. Потенциально это разнообразие было как бы заложено в окружающей среде, созданной до человека, и процесс адаптации к различным условиям обитания со временем привел бы к появлению различных человеческих сообществ. Так, естественным образом, должна была состояться антропологическая дивергенция, так должны были произойти народы и языки. О надобности плодиться, размножаться и наполнять землю, сказано было с настойчивостью, дважды — сразу после сотворения и сразу после потопа, как бы второго сотворения. Но люди воспротивились Божественному плану, они не желали рассеиваться по лицу земли. Вообще, их своеволие, проявившееся впервые при грехопадении, — сквозной мотив Ветхого Завета. В данном случае они, вопреки воле Бога, хотели, так сказать, скученности и сосредоточенности. Ученые толкователи здесь добавляют на современный манер — «эти люди хотели сохранить политическое и культурное единство, хотели создать единую большую империю» . Потому они и сказали: «Построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя (или памятник), чтобы нам не рассеяться по лицу всей земли» (Быт. 11, 4) .

Итак, вследствие смешения языка, нарушилась коммуникация, строительные работы, требующие общей координации, прекратились. И люди рассеялись по всей земле. Стало быть, формирование народов и языков, задержанное было богопротивными усилиями людей, продолжилось после сверхъестественного акта — вмешательства Бога. Ключевое место рассказа следующее: «И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать» (Быт. 11, 6). Это, так сказать, — констатирующая часть, здесь фиксируется причина дерзкого, богопротивного дела. И далее слова Бога: «Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого». Таким-то образом Бог прекратил строительство башни. Многие толкователи склоняются к мысли, что это действие Бога есть наказание — третье после изгнания из Рая и потопа. Из предлагаемой здесь версии этого не следует. Скорее, речь надо вести о коррекции поведения. Бог как бы поправил людей с тем, чтобы развитие шло в соответствии с Его планами, а не человеческими.

Развитие — это рост многообразия. Многообразие ценно. Вождь пролетариата когда-то написал: «многообразие — ручательство жизненности». На деле же строительство социализма шло путем стирания граней и преодоления всяческих различий, т.е. упорного насаждали единообразия. Ошибочность этого пути была понята уже в тупике. Последний из советских идеологов в одном из последних докладов провозгласил: «Больше социализма — больше многообразия!». Увы, запоздал лозунг. К тому же социализм в принципе несовместим с многообразием. В этом всю долгую жизнь свою убеждал европейских интеллектуалов Фридрих Хайек.

Так уж устроены человеки. Если сольются в массу, обретут монолитное единство, сразу начинают материализовать его в гигантской стройке. Бессмысленной в функциональном отношении, но значимой символически. Выражаясь библейским языком, они страстно желают «сделать себе имя». Столп — знак богопротивной слитности людей, и он же, — его строительство, — их единит. У них нет своих частных дел, у них одно большое дело. Далее, у строителей башни были, как сказано в Библии, кирпичи вместо камней. Тоже — символ. Кирпич — правильная, простая форма. Один кирпич, в отличие от камня, неотличим от другого.

Слово «строительство», пожалуй, самое популярное в тоталитарной лексике. Партийное, государственное, колхозное, культурное строительство — короче, строительство всего. И для обозначения агонии сооруженного монстра не могли выбрать иного слова, нежели «перестройка».
Вавилонская башня — это символ политического, экономического и вообще культурного монизма. После смешения языка люди рассеялись по лицу земли, что на современном языке означает децентрацию, дерегулирование, переход к локальным формам управления и жизни вообще. Таким путем появляются многие народы, языки, государства, культуры. Но до поры нет еще человечества, ибо человечество — это единство в многообразии. А потому вся предшествующая история — это история войн. Необходимость человечества, а иначе, глобального community, по-видимому, начинает осознаваться сегодня.

Вернемся к выражению «смешал язык». Еще Ф. Шеллинг предположил, что, хотя смешение языка и является, по библейской версии, непосредственной причиной разделения единого рода человеческого и возникновения народов, следует идти дальше. Увидеть более глубокую причину, каковой оказывается «потрясение самого сознания». Таким образом, в причинно-следственной связи, согласно Ф. Шеллингу, находятся три события: духовный кризис человечества, или некая деструкция духовной силы, препятствующей центробежному движению, затем, как следствие, смешение языка, и, наконец, «разделение человеческого рода на массы, в дальнейшем исключающие друг друга не только пространственно, но также внутренне и духовно, т.е. разделение на народы» . Само же потрясение сознания, глубокое и мощное, произошло якобы вследствие внедрения в сознание иных Богов. «Этот политеизм, — пишет Ф. Шеллинг, — как бы он ни начался (более конкретное объяснение пока невозможно), сделал невозможным единство человеческого рода» . В этой версии заслуживает внимания включение в дискурс «души». Возможно, Ф. Шеллинг просто учел, что первичный термин «сафа ахад» может быть переведен и как «единый язык», и как «единая душа» (народ). В целом же эта версия вряд ли может быть принята, ибо выходит, что во всем этом деле Бог не играет никакой роли. Не Бог смешал язык, а язык смешался вследствие внедрения в сафа ахад иных Богов. Выходит, что разделение на народы — не действие Промысла, а, напротив, спонтанная акция, направленная против самого Яхве — Бога ревнителя. Но любопытно, что тема политеизма начинает приглушенно звучать сразу после рассказа о столпотворении. Понятно, почему: у разделившихся народов все со временем станет разное, не только языки, но и Боги тоже. Это не политеизм в обычном смысле, но политеизм, так сказать, для Яхве. И Он начинает присматриваться к Аврааму, с тем чтобы, испытав его в земле Мориа, породить из него избранный народ и вернуть через него все человечество в состояние единобожия. Короче, «спасение от Иудеев» (Иоанн. 4, 22).

К «сафа ахад» обращается И. Мардов В его собственном переводе библейского рассказа дело представляется так, что Бог «подмешал» что-то в «сафа ахад». Что именно? Семьдесят ангелов, по-христиански — «престолов», а у евреев — «сарим». На это якобы указывает множественное число в рассказе — «сойдем же». Таким образом, из единого человеческого рода образовались семьдесят отдельных народов и языков.

Я полагаю, что можно вполне вразумительно объяснить выражение «смешал язык» оставаясь в пределах библейского текста, т.е. без привлечения дополнительной информации вроде сошествия с Богом ангелов, как это делают глубокие мудрецы и богословы. И, кстати, использование множественного числа для выражения действий Бога встречается в Библии не один раз. К примеру, «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему…» (Быт. 1, 26). Этому есть объяснения, в которые я не буду вдаваться. Итак, чтобы понять выражение «смешал язык» достаточно исходить, если принять библейскую модель истории, из относительного сходства звуковых составов всех современных языков и предположить, что полностью инвариантные для них звуки являются реликтами, т.е. «остатками» того праязыка, которым пользовались строители Вавилонской башни. Тогда смешать язык будет означать то же, что и рассыпать набор. Бог разрушил порядок сочетания звуков, или синтаксис, сохранив их субстанцию. После этого беспорядочно сочетаемые людьми звуки не содержали смысла. При рассеивании людей по всей земле и появлении локальных групп постепенно образовались разные порядки (синтаксисы) при одинаковом звуковом составе. Конечно, подвергались мутациям и сами звуки. Поэтому сходство звуковых составов современных языком только относительное.

Рассказ о Вавилонском столпотворении демонстрирует удивительную цельность Библии. Скрытые в ней смыслы сочленены так системно, что вполне можно понять людей, настаивающих на внечеловеческом ее происхождении.

---

* Этот текст Владимир Васильевич прислал мне сразу же по его написании. Я не спрашивал В.В., можно ли публиковать эту статью в своем блоге до 4 апреля 2014 года... †Царство ему небесное!

Публикую потому, что очень часто появляются случаи, в которых мне хочется ссылаться на эту работу, так как в ней содержится достаточно оригинальная трактовка этой ситуации с языком в Вавилоне. Причем, такая оригинальная, что даже богословы частенько удивляются ее живой простоте и достоверности.

И с благодарностью к очень мною любимому и почитаемому автору статьи надеюсь, что она будет интересна многим, кого зацепил этот библейский сюжет.

В.А. Проскурнин

В ВЫСТАВОЧНОМ ЗАЛЕ ДВОРЦА СТУДЕНТОВ
(проектное предложение 2007 г.)
Политехнический Музей — подразделение НТУ «ХПИ» в структуре его Дворца студентов.
Состоит ассоциированным членом сети Государственного политехнического музея при НТУУ «КПИ».
В перспективе — включение в мировую музейную сеть.
По назначению — функционирует как Международный Открытый Центр Культуры Инженерных Компетенций.

Цели, задачи и содержание деятельности

• служить непрерывным активным проводником инженерных компетенций на широком возрастном диапазоне — от школьника до зрелого инженера;
• организовывать и проводить: выставки произведений искусства и техники, творческие встречи, показ фильмов, презентации, семинары, конференции, научные чтения по истории и философии науки и техники;
• экспонировать образцы технических систем от архаики до перспективы;
• выпускать альманах «Политех» (в электронном виде);
• осуществлять актуальную связь мирового культурного наследия с непрерывным образованием в инженерных профессиях;
• поддерживать в инженерном вузе единый учебно-воспитательный комплекс посредством организации «свободного времени» школьников и студентов во внеаудиторной профессионализации
по всем научно-техническим и технико-гуманитарным направлениям вуза;
• использовать новые формы организации «свободного времени» для освоения и популяризации исторического вклада харьковских научных, производственных и инженерно-образовательных школ
в мировую культуру;
• разрабатывать и демонстрировать системы виртуальной имитации для создания современных музейных экспозиций научного и технического творчества;
• разрабатывать и проводить игровую имитацию исторических ситуаций, связанных с техническими задачами.

«Мы ждем перемен!»...
Виктор Цой

И бывает же! Сегодня мне приснилось, что такие вот сети типа ФБ - это, как говорится - «на самом деле», типа железные дороги, по которым едут с разными скоростями и в разных направлениях поезда. Окошечки, где мы оставляем посты, - это лавочки в вагончиках. Мы рассаживаемся на них, быстро запрыгивая в вагон и даже не всегда успевая заметить, что там была за табличка на вагоне - откуда и куда. Все равно мы не будем ехать до конечной станции, нам важно, чтобы было по пути. Хоть чуть-чуть...

А поезда эти цепляют к локомотивам. Одни локомотивы работают на электрической тяге, другие - на мазуте. В первых пассажира иногда может дернуть током, но не сильно. Там более успешно поработали инженеры, они еще успели продумать многие детали. А вот те, которые на мазуте, видать, были выпущены в хаосе и торопливости военных лет. Поэтому в вагончиках, которые к ним прицеплены, могут происходить всякие несуразности.

Вот едут-едут севшие в такой, с локомотивом на мазуте, поезд, мирно беседуют, иногда попоют то «Интернационал», то «Семь-сорок», иногда добавляя характерный выговор, а иногда - характерный «прИговор»... Едут-едут, тут вдруг локомотивчик возьмет да и напомнит, что он-то - на мазуте... А это что значит? Это значит, что случаются частенько, мягко говоря, выбросы. Из его, так сказать, трубы. А выбросы - это такие небольшие... нет, скорее - большие... «капли» несгоревшего мазута. Шлепнется такой катяшок на крышу вагончика - на пассажиров брызги ветром и завернуло через окошко...

Тем, кто в вагоне - еще ничего! Но вот есть же еще особые пассажиры - «свои»! Им дозволено ехать над всеми - на крыше. Какая там техника безопасности? Они же - «свои»! Им - можно. И вот летит такой катяшок и-и-и бряк!.. В смысле - падает на голову того, кто над всеми... Ну что, утерся - ведь свой же! Какие претензии? Ну, вырвалась парочка приветствий в сторону локомотива - но ведь на шару же тоже едет, да и отдельно от всех пересичных. А еще, как бы в знак такого поощрения (пани)братского - похлопает по круп... по крыше то бишь, мол, ничё! я всё понимаю! несварение - оно частенько бывает у старых жере... моделей, но я ведь всё равно здесь! Без меня тебя никто не приободрит! Давай-давай, двигай!

И локомотивчик, делая свое железное дело, рвет тягу снова и снова, и пассажиры, качнувшись взад-впред во время очередного рывка и оттерев очередные брызги, продолжают свои неспешные разговоры... Междусобойчики накрышника и локомотивчика - это их личное дело, в него лучше не вмешиваться.

Время от времени по вагончикам пройдет упитанный бригадир поезда. Убедительным пальцем он пригрозит тем, кто слишком занудливо повторяет одни и те же «прИговоры», выглянет на крышу и предупредит избранного о том, что вот-вот будет низкий мост... Мы сдерживаемся, чтобы тоже что-нибудь да не брякнуть, и в скромном желании, что хорошо было бы все эти локомотивы перевести на электрическую тягу. А там - и «бродячие» электрические разряды случаются... И накрышникам это будет более внятным подтверждением того, что они - конечно же свои, прям в доску!

И снова привычное: чух-чух-чух-ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ-чух-чух-чух... у-у-у-у-у-у..., - поезд несет нас всё дальше и дальше... А за окном - что-то не очень-то всё и меняется. Но мы, упорно надеясь на эти единственные наши отечественные стожильные локо-мотивы и оставаясь им верными - всё же ждем и ждем перемен...

26.02.13

Заметки к одной статье про языки и комментам к ней

(просто сказать "фе" в коротком комменте - не интересно, такого добра и так полно, а вот подробный коммент там обрезается - места у них, видите ли нет! очень демократичные СМИ, что с них взять! тем более, что при новом адресе комменты вообще исчезли...)

Мой комментарий к статье Елены Зелениной «На каком языке ты не выполняешь… закон?» «Время», 8 июня, с. 2
http://www.timeua.info/0806...

В статье Е. Зелениной обсуждается статья:
«К некоторым вопросам языкознания…»
Автор: Денис КОВРИЖЕНКО
Зеркало недели, № 20 (800) 28 мая 2010
http://gazeta.zn.ua/POLITIC...
(старый адрес http://www.zn.ua/1000/1550/...)

***
В одном из постов (ссылку, к сожалению, потерял), посвященных языковой проблеме, его автор проделал интересную штуку: произвел замену образца старорусского текста на современные русский и украинский. С моей точки зрения, автор (не заметив того сам) сделал важнейшее открытие. И это открытие имеет очень важные последствия.

Итак, в чем же состоит открытие: мова (украинская) - это живая разговорная речь, а язык (русский) - это культурная система языка. Различение языка и речи не ново, но в этом конкретном случае нужно было это различение соотнести со сложившимся положением дел и зафиксировать. Надо заметить также, что в украинском нет для языка как культурной системы специального слова, отличного от слова "мова", означающего разговорную речь. И конечно же, культурная система и разговорная речь имеют свои, отличные друг от друга линии эволюции/развития.

При этом нужно иметь в виду, что украинскую письменность специально делали такой, чтобы она была как можно больше похожей на речь (для быстрого образования населения - и в Австро-Венгрии, и в России). И тем самым законсервировали старорусскую речь. По месту ее бытования она стала называться "украинской" (на востоке Европы - в одном, разукрашенном полонизмами варианте, на западе Российской империи - в другом, наиболее близком к старорусскому; кстати, если посмотреть на старые карты, можно увидеть совершенно разные "украины", разделенные значительным пространством), а система языка всегда оставалась русской. При этом также существует и по сей день еще один вариатив русского языка и украинской мовы - суржик. Специальное занятие по формированию украинской письменности, законсервировавшей (что само по себе есть признак того, что случился искусственный культурный казус) старинные речевые звучания, привело к появлению нового образования в уже обустроенном в культуре месте. Но место-то это называлось "русский язык", и тогда включенный в это место новострой теперь стали именовать "украинской мовой".

Какие же следствия отсюда вытекают?

1. Несмотря на желания и крики нацпатриотов, культурная система не исчезает. Она имеет/продолжает свое Бытие. Ее непризнание только отбрасывает страну (да и государство) на века назад. И эта система - одна-единственная для этой новой страны, которая стала совокупным образом называться Украиной. И эта система - система русского языка, включающего, кроме русской речи, и украинскую речь-мову.

2. Внесение в "Конституцию" такого статуса украинской мовы (в сложившемся нашем историческом случае!), как "государственный", является нелепым, а для русского языка - унижающим; с учетом же корыстных политических целей - это демонстрация бескультурья. И украинская мова, и суржик - просто допустимые речевые вариативы культурной системы. Кроме того, придавать культурной системе - русской - статус государственной - это простое невежество, поскольку это есть вульгарное сужение культурного норматива, снижение его исторического статуса (а не рукодельного!) до уровня потребительского механизма.

Культурные системы не нуждаются ни в каких конституционно закрепляемых статусах, они просто есть как исторически сложившиеся системы. А вообще-то - это у них нужно "спрашивать", хотят ли они, позволят ли, чтобы те или иные страны и государства входили в круг их распространения. Ну не нелепо было бы приписать статус государственной, например, системе интегрального исчисления?

Также нужно добавить, что нацпатриотам - посредством заключения конституционного компромиссного пакта - удалось отнять у коренного населения его языковую систему (т.е. не просто "язык", а именно систему - с обучением, литературой, употреблением в науке, производстве...). И 22-я статья (ее третий абзац) Конституции Украины должна действовать не с "нуля", а с качественного состояния на тот момент, когда производился развод стран, входящих в СССР.

3. Все-таки необходима какая-то продуманная, особая (и не иерархическая!) фиксация языка и мовы, чтобы можно было - не ущемляя их потенциалы и приверженность к ним людей(!) - закрепить через правовую систему одно и другое. Безусловно, разговорную речь не имеет смысла (ну, не культурно это!) ставить выше всех других языков страны (тем более - государства, которое безусловно должно быть подчинено интересам обслуживаемых им людей и институций), а также заставлять учить ее в обязательном порядке чиновным людям. Школа ко взрослому возрасту уже все дала, и неча тратить время и финансы на развитие речи в вузах и на рабочих местах. Для тех, для кого мова стала культурной системой, пусть и дальше в ней и образовываются - их право. Но лепет на украинском не должен являться пропуском в мир профессий...
Да и во власть, между прочим

Отклик[1] на статью И.Е. Тарапова
«Несколько положений о роли образования и науки в современном обществе и государстве. Состояние дел в Украине»[2]


Признавая право каждого иметь личную или корпоративную точку зрения, я не ставлю цель переубедить тех, кто разделяет изложенные в статье проф. И.Е. Тарапова положения. Для меня они — справедливы. В своих границах. Многие из нас эту точку зрения получили в наследство, многих из нас не будет, а она — будет продолжать существовать. Однако мое стремление направлено в будущее. Прошлое должно остаться прошлым, прошедшим, оставленным, положенным в музеи, в красивые рамочки и под стекло. За ним нужно ухаживать. И чтобы оно не тянулось в будущее, от него нужно оторваться. Иначе «кризисы» протяженностью в десятилетия без остановки сменятся покоем «всеобщего благоденствия».

Не предполагая последовательно двигаться по тексту статьи проф. И.Е. Тарапова, я отнесусь только к тому, что считаю наиболее значимым. В частности, я глубоко убежден, что тот террор, с картинки которого начинается статья, есть следствие слепоты, обусловленной приверженностью «научному мировоззрению». Поэтому мои заметки направлены не против адептов подобной точки зрения, а против самой приверженности, на ком бы, когда бы и где бы она ни проявлялась.

1. Как было.

«... чтобы оценить, что важнее, за что браться и как браться, нужны знания, нужна квалификация, нужен рационализм, научное мировоззрение. Так у людей было от веку, так есть сейчас и так будет всегда»[3].

«Так у людей было.., так есть... и так будет...» — Почему и зачем? Хорошо это или плохо? Нужно ли? — Только не «кому-то», а с точки зрения нормы. Не закона, типа естественнонаучного, а нормативного представления о должном, соответствующего перспективе и тому типу общественной системы, которую мы посчитаем должным иметь:

«Всегда должна быть налицо определенная форма и норма того, что дОлжно выполнять»[4].

Чем естественнонаучный закон отличается от нормы? Привычное нам со школы выражение «тело падает...» Ньютон должен был написать по латыни, как «телу падать...». Норма предписывает, обязует к чему-либо тех, кто мыслит и действует в мире разума. Вот широкодоступные образцы из древности:

«Не берись судить других, прежде чем не сочтешь себя в душе достойным занять судейское место.»[5]

«Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От нее всецело зависит, чтоб не возникло в руководящем тобой начале никакого убеждения, несогласного с природой[6] и строем разумного существа...»[7].

«Устрани убеждение, устранится и жалоба на вред. Устрани жалобу на вред, устранится и сам вред.»[8]

Можно заметить, что в выражениях подобного вида (из римского мира, давшего нормы права) часто присутствует момент оестествленности (например, «устранится и сам вред»), который становится доминирующим для закона. Можно привести и современный пример нормы:

«Командующий военным округом в мирное время имеет две основные функции... С одной стороны, он чисто военный командир... С другой стороны, в мирное время командующий округом контролирует строго определенную территорию, выполняя роль наместника или военного губернатора.

В случае войны военный округ превращается во фронт. При этом могут возникнуть три ситуации.

Первая ситуация: фронт воюет на тех же территориях, где до войны находился военный округ. В этом случае командующий фронтом продолжает оставаться чисто военным командиром и, кроме того, продолжает контролировать вверенные ему территории...

Вторая ситуация: под давлением противника фронт отходит назад. В этом случае командующий фронтом остается боевым командиром и во время отхода забирает с собой органы территориального руководства.

Третья ситуация: с началом войны фронт уходит вперед на территорию противника. Только в предвидении этой ситуации проводится разделение функций командующего. Он становится чисто военным командиром и ведет свои войска вперед, а на территориях округа должен остаться кто-то поменьше рангом для того, чтобы выполнять функции военного губернатора.»[9]

И дальше в тексте книги четко демонстрируется, как действует эта норма.

Конечно, в «чистом виде» образцы нормативных представлений относительно науки[10] и образования[11] нужно искать в специальной литературе. Однако приведенные примеры дают возможность увидеть и понять, что это такое, и заметить их отличие от законов.

Кстати, отказ философов от латинского языка, по-видимому, был связан именно с его нормативностью, с жесткой определенностью сложенного, ставшего, но уже ушедшего в небытие мира древнего Рима. Собственно, все языки таковы — они прочно связаны с тем миром, который они «обслуживают». А этого не может претерпевать творческая инициатива в поисках и создании нового, отличного от старого.

Нужно еще сказать, что закон — тоже норма, но особого рода. Культурную норму мы можем брать для собственных действий, а можем и не брать, можем выбирать, по какой из них действовать (например, можем строить теорию по аксиоматической норме, а можем — по другой), можем комбинировать. А закон — он действует сам по себе, без нашего «хочу — не хочу», т.е. «естественным» образом. То, что «живет» по закону — «естественный объект», точнее, это мы его таковым считаем. И в наши силах самим принимать решение и осуществлять выбор, к чему мы сами будем относиться как к естественному.
...
Да и так ли было? И всегда ли? И везде ли? Как же человечество смогло просуществовать до XVII-го века, в котором только и появилась наука, хотя университеты уже существовали? К примеру, Генрих Бебель в 1492 г. (т.е. еще в XV-м веке!) поступил в «один из самых лучших университетов»[12]Европы — Краковский Ягеллонский, тем более, что

«... старейшие университеты Франции и Италии, а также Испании и Англии, относят свое происхождение к 13-му, а по своим первым зачаткам даже к 12-му столетию...»[13].

А уж научное мировоззрение сложилось и того позже:

«Проекты инженеров эпохи Возрождения и нововведения промышленной революции основывались на изобретательном духе практиков ремесленной техники, а не на теоретических размышлениях естествоиспытателей (выделение мое. — В.П.). Внешним признаком впоследствии все более тесного переплетения техники и естествознания является учреждение с конца XVIII столетия высших технических школ, благодаря чему стал явно признаваться научный характер инженерно-технических дисциплин. При этом отнюдь не только естественные науки являлись «донорами», поскольку их развитие в значительной степени определялось технической постановкой вопросов. Так, например, теоретические исследования С. Карно, который хотел улучшить коэффициент полезного действия паровой машины, составили исходный пункт развития термодинамики.»[14]

А когда же оно появилось в Российской империи, если:

«В течение этого (XVI-го. — В.П.) века мы там видим математиков, из которых даже самые ученые знали лишь первые элементы. Заимствованные из Византии буквы алфавита для обозначения чисел создавали ряд трудностей в приложении их на практике. В общем употреблении приходилось ограничиваться лишь сложением и вычитанием...

Заключавшееся лишь в нескольких руководствах по арифметике, три действия, носившие название “золотой строки”, считались последним словом науки. До восшествия на престол Петра Великого в Москве была напечатана лишь одна работа по элементарной математике, а что касается геометрии, то элементы Евклида, проникшие на запад уже в начале двенадцатого века, являлись еще долго тайною для русских...

Под астрономией тогда понимали только календарь. В космографии считали оракулом Козьму Индоплавателя, египетского монаха шестого века, который считал землю четырехугольной по образцу скинии Моисея. Максим Грек являлся его горячим поклонником. В царствование Алексея киевским монахами удалось разбить это учение, но они заменили его лишь астрологическими теориями средних веков, которые пользовались кредитом в самой просвещенной московской среде в тот момент, когда на западе Ньютон дал системе Коперника, Кеплера и Галилея ту форму, в которой мы его теперь знаем.»[15]

И могло ли быть по-другому, когда:

«... в шестнадцатом веке по всем свидетельствам на 1000 московитян едва один умел читать.»[16]

2. Было. У них.

«Образование — это стержень, основа современного прогресса.»[17]

Наверное, есть те, кто именно так и относится к образованию и считает, что выражает при этом самую важную и конструктивную идею, которая должна распространяться на всех. Но есть и такие, кто считает важным, конструктивным и общезначимым другое:

«образование... направлено на внедрение в жизнь украинской национальной идеи»[18].

Что из провозглашенного может претендовать на статус нормы? А вот дальше интересно (наверное, с горькой иронией):

«Образование в России будет внедрять в жизнь русскую национальную идею, во Франции — французскую, в Англии — английскую (или шотландскую)...»[19]

Тьфу.., в смысле — на палец, и полистаем старую книгу:

«Все немецкие университеты представляют внутренне сплоченный мир, замкнутый по отношению к миру внешнему. И постоянное передвижение студентов и доцентов из одного университета в другой напоминает циркуляцию крови в живом организме. Это передвижение совершенно чуждо заграничным университетам, в особенности университетам английского типа»[20].

«... университеты... сохранили за собой до сего времени выдающееся положение среди германских национальных учреждений. И теперь еще они являются не лишенными важности опорными пунктами в здании немецкого единства. Обмен учителей и учащихся высших учебных заведений, происходящий изо дня в день между различными племенами и землями на севере и юге, на востоке и западе, содействует и по настоящую пору сохранению живого сознания национального единства между частями империи, разделенными государственными границами (выделение мое. — В.П.)»[21].

Ну как? Похоже, что на норму может претендовать цитата из критикуемой национальной доктрины развития образования. Правда, она — скорее искаженная калька с немецкой жизни. Искаженная, поскольку нужно иметь в виду то Целое, которое блюли германские университеты, — немецкий дух, знаменитый der Geist, единый для всей территориально раздробленной империи, говорящей хоть и на немецком языке, но с такими местными диалектами, что ее пересічні граждане друг друга понимали с большим трудом.

Посмотрим, какой была структура образования во Франции XIX-го века:

«Старинное объединение всех отдельных факультетов в университет, как в единое целое, было уничтожено; даже само название университета исчезло бы, если бы оно не было в измененном значении сохранено за “universite de France”. Здесь под этим названием разумеют огромную, единую административную корпорацию ведомства народного просвещения, обнимающую собой всю страну, начиная с первоначальной школы и кончая высшим специальным учебным заведением. — С тех пор факультеты являются правительственными учреждениями с целями технической подготовки к определенным профессиям, а профессора — чиновниками, — и, как таковые, подвергаются государственному экзамену. Научное исследование и общенаучная подготовка не входят собственно в круг их задач: первое есть дело академии, а вторая — подготовительных школ. Лишь третья республика не без успеха взялась за дело объединения отдельных факультетов в университеты, наделенные известными корпоративными правами и функциями, и оживила в них теоретически-научные занятия. Правда, полного объединения всех факультетов в единый университет не удалось провести, точно также, как нет возможности остановить централизацию научной жизни в Париже.»[22]

Давайте будем внимательны, когда употребляем значимые слова. В цитируемой книге Фр. Паульсена слово «наука» используется, вроде бы, «в широком смысле». Но есть еще контекст, и есть еще важные указания, которые должны быть приняты во внимание:

«... разделение на факультеты объясняется не теоретическим разделением наук, а или потребностью общества или историческим укладом общественной жизни: общество нуждалось или теперь продолжает нуждаться в научно-образованном духовенстве, в судьях, врачах, учителях. Университет, рассматриваемый с этой точки зрения, является лишь соединением специальных учебных заведений. Но благодаря внутренним связям, этот свод превращается в живое целое (выделение мое. — В.П.). Это внутреннее единство может быть выражено следующей формулой: все четыре факультета (т.е. теологический, юридический, медицинский и философский. — В.П.) имеют предметом как научного исследования, так и последующей профессиональной практики один и тот же объект — человека и его жизнь. Предметом, изучаемым в высших технических учебных заведениях и являющимся объектом воздействия технических профессий, служит внешняя природа.»[23]

«И нужно надеяться, что немецкий университет навсегда сохранит славу главного носителя немецкой (выделение мое. — В.П.) науки.»[24]

Итак, уже видно, что в разных странах и в разные времена система образования была организована по-разному, и автор книги, проф. Фр. Паульсен, вводит виды образования по названию стран: английский, французский и немецкий. В России, по его словам, находившейся под влиянием Германии, был немецкий.

Далее. Смысл, стоящий за словом «наука» в этой книге, не тот, которым мы обычно пользуемся даже при всей подразумеваемой широте. (Кстати, хорошо бы уточнить, как это слово было перенесено в Российскую империю и переведено как русское «наука». По-моему, эту работу проделывал Ломоносов.)

Слово «наука» в цитируемой книге обозначало, если судить по содержанию, «теоретически-научные занятия» (выражение Паульсена), причем с первых страниц это слово тождественно слову «философия», о чем прямо и говорится:

«... возникла задача — примирить веру с наукой, церковное учение с философией и выработать из них одно целое.»[25]

А если судить по смыслу, этим словом нужно было прикреплять читателя к идеологическим рамкам. Такая растяжка и задавала «широкий смысл» (для данной, конкретной книги).

Можно еще добавить:

(в книге “Неизвестный Ньютон. Силуэт на фоне эпохи” говорится, что) «... во времена Ньютона наиболее математизированные области естествознания (механика, оптика), которые в XVII в. называли “mixed mathematics”, выносились за рамки натуральной философии, существовало четкое разделение между ними. Поэтому, если это учитывать, то и само название знаменитого ньютоновского труда “Математические начала натуральной философии” звучало если и не провокативно, то довольно непривычно. В итоге, все естественнонаучное знание было как бы разделено на “natural philosophy” и “science”.»[26]

Вполне можно сказать, что в каком-то ‘серединном’ смысле под словом «наука» понималось то, что сейчас мы обычно называем «содержанием образования», или попросту то, «чему учат» для овладения профессией.

А как мы будем пользоваться словом «наука», если хотим обсуждать серьезные вещи?

Еще раз обернемся к Российской истории:

«24 января 1724 г. последовал Указ об организации Академии наук, а при ней университета и гимназии. Объединение ряда функций в одном учреждении мотивировалось в Указе тем, что «таким бы образом одно здание с малыми убытками, тое же бы с великою пользою чинило, что в других государствах три разные собрания чинят». ...
...
Насколько в то время для России наука была чужеродным телом, говорит хотя бы тот факт, что не было еще в русском языке привычного нам слова «студент». Академия наук называлась “Сиянс-Академи”, студенты академии — “елевами”.»[27]

3. У нас.

Если отвлечься от исторических особенностей и конкретных состояний стран, государств и общественных систем, то можно помыслить, например, что в норме основным назначением системы образования будет закладка возможностей воспроизводства общественной системы[28]. В том числе и государства как одного из многих ее институтов.

Что было в Советском Союзе? Общество и государство были единым телом, целым, однородным и, в этом смысле, ни государства, ни общества там не было. Соответственно, не могло быть и не было ни права, ни политики как пространства и средств для деятельности неодинаковых, разных субъектов. Естественно, чтобы сохранялась такая однородность, всех выродков нужно было посыпать дустом, а система образования должна была обеспечивать воспроизводство этой однородности и полной ей подданности. Оставаясь однородной и сродственной всему такому телу, система образования (правда, и здесь тоже вопрос, была ли она таковой) по принципу должна была быть законосообразной, унифицированной и фундированной знанием (причем, ни в коем случае не гуманитарным, а именно естественнонаучного типа).

Так бы и было. Если бы не было книг, журналов, кино, телевидения, а также, если бы удалось всем запретить разговаривать (хотелось, но не получалось), а также (что действенней, но здесь ученые не справились), обязать всех, сразу же по рождении, сдавать свои собственные мозги в Гохран.

А что же сейчас?

Если посмотреть на государство, которое формируется на Украине, то истории у него нет, а «случилось» оно, вроде бы, на принципе клонирования (хорошо бы поискать, были ли когда-нибудь подобные «случаи»). Система же образования практически осталась старой, несмотря на появление негосударственных форм. Что такое «негосударственная форма», можно увидеть на классическом примере:

«... (в Англии) университет представляет собой автономную корпорацию (выделение мое. — В.П.); он сам управляет собой и содержит себя на доходы с капиталов, источником которых является благотворительность; правительственная администрация не имеет никакого отношения к управлению университета (выделение мое. — В.П.).»[29]

Традиции сами по себе легко не умирают и легко прослеживаются по различного рода декларациям, варьирующим лозунги 20-30-летней давности, ориентацию на «модель специалиста», подготовку всех по единому индустриальному стандарту, требованию усилить место и роль «фундаментальных дисциплин» и т.п. При этом оказалось, что случившееся государство-клон не имеет никаких обязательств перед системой образования. Оно — не ее плод. Да оно и не может считать ее своей родительницей. У клона нет родителей. Он(о) — из «пробирки».

Что касается политики и права, то пока каждый из тех, кто считает такую перспективу (т.е. и с тем, и с другим) нужной и важной для себя, вроде бы сам и должен делать из себя соответствующего субъекта[30]. Без особых претензий к другим. Они — другие. И все.

Сложится ли в дальнейшем так, что перерождающаяся система образования станет воспроизводящим механизмом для государства будущего — пока неизвестно. Тенденции глобализации набирают силу, но пока широко не обсуждаются проекты и программы (не прогнозы, по принципу построенные на понятии универсального закона и соответствующего ему знания, а пути и способы собственного прохода в будущее) с учетом полностью измененных взаимоотношений права, государств, общественностей и образования. И тогда, чем черт не шутит, пресловутая «утечка мозгов»[31]может оказаться принципиально позитивным фактором, дающим выигрыш перед теми, куда они стекаются. Но — только в том случае, если удастся сконструировать и реализовать новую глобальную систему («широкого доступа», «общего пользования», «share-ware»), в которой механизмы «производства мозгов» окажутся такими супер-технологиями, собственники которых войдут в число ведущих мироустроительных игроков.

Роль государства в этом случае может свестись к функциям территориального координатора глобальных и региональных программ. Но вряд ли сейчас можно будет найти заказчика от лица клона на такую перспективу. Занимается ли в нашей стране какая-либо из образовательных систем конструированием будущего, что собственно, и становится основной задачей (и критерием) современности, пока не очевидно. Бесполезно искать отражение даже подобия этого в каких-либо квалификационных характеристиках «бакалавров» и «магистров» новейшего времени. Но, может быть, это держится в секрете и накапливается как «интеллектуальная собственность»?

4. За что?

Можно, конечно, рассуждать по-другому. Например, принимаем, что в СССР было отличное образование. При этом всем, здесь образованным, было привито научное мировоззрение (хотя мы об этом даже и не подозревали). И вот, одни из нас почему-то попадают в мировую конъюнктуру, а другие — в «странную», в смысле — своей страны. А третьи — никуда не попадают и, естественно, денег не получают. Причем, не платят последним ни первые, ни вторые, которые-то как раз у этих, третьих, получали то самое образование. «За что же так?», или — «зачем?». Т.е. «за прошлые заслуги» или «затем, чтоб больше такого не делали»?

Неужели мир перевернулся? Всегда же было так, что все делали по-научному, даже политику... Точнее, никакой политики, но, главное — по-научному (а за что же тогда платили?). А теперь вдруг вылезла откуда-то какая-то там политика, и к науке она уже не обращается, да еще не признает ее вековой престиж и не платит за ее вклад (бесценный и не исчезающий веками)!

А может быть, у тех, у кого было научное мировоззрение, не получается политика или они считают нужным не распространять то, чем сами не обладают?

Здесь также возникает вопрос: откуда могла взяться политика? Кто ее умеет строить? Где этому учат? Физике — учат, математике — учат (правда, если спросить, а учат ли математику конструировать, на вас посмотрят, как на... инопланетянина[32]), машины и дома строить — тоже, уже даже урбанистикой озабочены. Понятное дело: политику делать намного легче, чем заниматься наукой. Тем более, за первое платят, за второе — нет. Причем, платят тем, кто делает так, чтобы не платили другим!

А вдруг за этим какой-то супер-объективный закон лежит?

5. Субъекты и законы.

Конечно, можно понимать сложившуюся ситуацию как ситуацию с ухудшающимися цифровыми показателями. (А как же? Демонстрация операций с числами — признак «научности».) Можно потом свалить вину на одного врага и недоумка — государство. И при этом, что главное, мы никого не обидим. Даже президент, при отождествлении его с государством и отделении от конкретного человека — это только функциональное место. Издало это место недоделанный Указ — все!: появилась целевая точка для нанесения бомбового удара. Как говорят в американских фильмах: «Ничего личного! Это — бизнес».

И что дальше?

А дальше... Что, если, говоря о современном мире, мы уже обязаны вводить неподдающийся научному мировоззрению меняющийся и развивающийся «объект» — политические отношения? Пока, наверное, это могут понимать только все в той же Германии:

«... если физики не будут больше видеть твердость своей науки в нейтральности ее объекта в отношении истории, но признают зависимость своих фактически уже осуществленных технических исследований от общих исторических и политических условий (выделение мое. — В.П.), тогда эксцентричная картина ученого, ищущего истину в природе подобно романтичному мечтателю, могла бы быть заменена пониманием, которое видит роль ответственного физика во вкладе в решения глобальных социальных проблем.»[33]

Но это — с точки зрения философа техники. А у нас (по крайней мере, в Харькове), по-видимому, чтобы ничего подобного не было, нет ни одного специалиста в этой области.

Так между кем и кем, между какими субъектами будут складываться современные политические отношения? Обратимся снова к историческому примеру:

«Название... universitas обозначает... политическую корпорацию (выделение мое. — В.П.) учителей и учеников, которая, на основании различных привилегий, заняла положение публично-правовой корпорации (выделение мое. — В.П.)... (далее это вышеуказанное название) постепенно вытеснило первое (т.е. studium generale. — В.П.) и стало, с новым дополнением, в виде universitas litterarum, применяться также и для обозначения самого учебного заведения.»[34]

Предположим, один такой субъект — это государство. А кто — второй? Кто, если стать на точку зрения «кризиса»[35], конфликтует с первым? Кто он, который имеет другие представления об образовании, науке, культуре?

А они вообще-то есть — эти, другие представления, или у нас с этим все в порядке: «мы — одной крови»? Только вот почему (и только в этом месте появляется «они») они не дают нам денег?

Так все же: это разные субъекты по признаку разных представлений или разные по признаку «у одних — деньги», а «у других — знания, ...»?

Похоже, что в последнем случае мы все — элементы одной машины, и разные мы только из-за разных функций внутри одной машины. А вообще-то — мы все принадлежим (до сих пор!) одной и единой машине. А представления — они могут быть только у Творца и Создателя. У нас не может и не должно быть разных представлений — элементам иметь их запрещено! Но тогда — нет конфликта, да и кризиса тоже. Конфликт может быть только между разными субъектами. И если они претендуют на роль «исторических субъектов», то и историю свою сами бы себе должны и собирать.

Если исторически прикрепляться к тому, что было в СССР, то оттуда нельзя «вынуть» опыт субъектности. Тогда придется признать, что мы — в этом смысле — без истории. Поэтому некая доля истины есть в том, что «научное мировоззрение» достаточно распространено, можно сказать — оно тотально, и в этом плане идеологически замещает имперское. Но, понимая его отрицательные стороны, связанные с ограниченностью «естественным существованием», вряд ли стоит класть его в фундамент: зачем же закрывать себе перспективу и отказываться не только от будущего, но и от того прошлого, которое также предстоит конструировать, воссоздавать, определяясь, кто мы, с кем и какие вектора нам симпатичны.

А вдруг, мы пока еще не субъекты (или — не-субъекты)?

6. Крамола.

Вообще-то, свет клином не сошелся на научном мировоззрении:

«...“Разве мало других важных вещей — микро- и макроэкономика, система налогов, политическая стабильность, правовое обеспечение, закон о земле, национальное самосознание, пути перехода на рыночную экономику и т.д. и т.п.?” Может быть, и это важно, все может быть... Не берусь судить — не специалист. Много лет занимаясь вопросами образования и науки, и занимаясь профессионально. Одно знаю и на том стою: чтобы оценить, что важнее, за что браться и как браться, нужны знания, нужна квалификация, нужен рационализм, научное мировоззрение.»[36]

Что-то здесь не стыкуется. Поскольку автора, известного и авторитетного ученого, не упрекнешь в отсутствии у него научного мировоззрения, то, вроде бы, сначала идет честное признание в том, что этого самого научного мировоззрения для одного, другого, третьего... — для многого не хватает: «... может быть, ... не берусь судить». А дальше — наверное, чтобы никто тоже ни в чем не разбирался: «чтобы оценить, что важнее, за что браться и как браться, нужны знания, нужна квалификация, нужен рационализм, научное мировоззрение» (выделение мое. — В.П.).

Хорошо: «... нужна квалификация, нужен рационализм ...». Так может, речь идет о разуме, мышлении, понимании? Далее — разумном действии? Но при чем же здесь «научное мировоззрение», если уже понятно, что оно многому не соразмерно? Может быть, речь идет о предметном способе работы, который прекрасно отлажен именно в естественных науках? Хорошая штука. Многие не умеют им пользоваться. Нужно ли ему учить? Несомненно. Есть ли у него ограничения? Предостаточно. Причем, массовый перенос этого способа без осознанного контроля за возможностью им пользоваться в той области, куда его переносят, приводит к негативным последствиям. Но ответственность за перенос лежит именно на том типе мировоззрения, в рамках которого все и совершается. Обычный способ прост: вводим определение (молчаливо считается, что это научный стандарт) и далее действуем по отработанным образцам. И никто не затруднится подумать о том, что такие ‘вещи’ как, например, экономика, капитализм, рынок, ценность, цель, человек, мышление, речь .., во-первых, не определяются, а во-вторых, не поддаются предметизации. Примеров — тонны и ссылкам места не хватит.

Знания? Пусть. Но ведь не обязательно они должны быть и бывают «научными», например, «математические» или, страшно подумать, — химические? Не обязательно же они должны быть «естественнонаучными» и отражающими «законы жизни естественных объектов»[37]. А «научное мировоззрение» требует именно этого, поскольку построено на идее универсального закона, действующего всегда и везде: «...было... есть... и так будет...». Причем, происходит само, без вмешательства со стороны человека, который имеет право только отражать, как все происходит «на самом деле».

Но разве не на отказе от этого принципа выросла протестантская этика, увидев за ним основание для рабского сознания? Разве не от этого воспроизводятся рабы, для которых любое предприятие (т.е. процесс с неопределенным исходом) становится «лохотроном», как магнит, притягивающим к себе по признаку родства? Ну как же, закон природы: вкладываешь рубль — получаешь сто. И рынок — тоже работает по закону природы, все происходит само собой!

Только откуда при этом возьмется будущее, отличное от прошлого, если по Закону (в этом и состоит идея закона) оно не должно от него отличаться, а мы можем всего-навсего отражать закон?

Вот Декарт, например, не дотянул до «закона». А Ньютон — дотянул. И получил от самого Господа сертификат на «Закон Всемирного Тяготения». Правда, до сих пор невыясненным остался вопрос: а у того, кто бросает тело вверх (которое потом само падает вниз), у него, бросающего, должно быть научное мировоззрение? Или, не дай Бог, это тело станет набирать другое ускорение, например, 2g, как это уже обнаружили прогрессивно-развитые «агрофизики»[38]?

Да и что взять с этих французов? Ну, не любили в Европе Декарта. Нудный был, про метод какой-то толковал. Дурачок! Ну разве это нормально, с точки зрения высшего света Европы, — чтобы все завихрялось? И как это еще Лобачевский с Риманом проскочили? Это же надо! У самого Евклида вынимать аксиомы по одной! Просмотрели, что ли? Или математику тогда еще к науке не относили, или основания математики в те времена лежали за пределами наук и были в хозяйстве у философов? В общем, особо ведь не ругались. Пока получались новые законы.

Особенно всем очень нравился «закон прогрессивного развития»[39]. Пока он действовал на всей территории отдельно взятой страны. Страны не стало — и закон перестал работать. А все знают и помнят, как было хорошо, когда он действовал.

Но некоторые считают, что такого закона нет. Все образованные читали академическое издание «Научное мировоззрение. Естественно-научная картина мира», а невежды — нет. Правда, нашелся один, который что-то понял про законообразный прогресс, но при этом сильно и долго ругался, бессовестный[40]. Не было, видать, у него, окаянного, позитивного научного мировоззрения — он же не в Союзе учился, а чуть раньше. Не повезло ему. А негодяю Кондорсэ, который заморочил головы трудящимся этой замечательной идеей[41], срубили голову самому. Может быть, потому, что в эту несчастную голову и прийти не могло, что надо не «прогресс человеческого разума» вводить, а заниматься отражением объективного «закона прогрессивного развития», например, электрона. Так безопасней.

Правда, в те времена сами ученые были еще без царя в голове, поэтому пришлось им, темным, конвенцию принимать в Карлсруэ (в 1861 г., если не ошибаюсь) о том, что атом «на самом деле» меньше молекулы, и правильным будет отражать его по-научному, т.е. внутри молекулы, а не наоборот.

И главное, что «было» — это связь «науки и образования»! Только в учебниках можно 200 лет безнаказанно писать о «Законах Природы», так как все должны знать, что Наука — сама Истина, поэтому деньги на нее должны отчислять безоговорочно и безотчетно.

Разве в наших школах и вузах станут рассказывать, что Ньютон не познавал и не открывал Законы Природы, что исторической случайности и моде на англичан в Европе хорошо помог Вольтер? В противном случае мы бы и сейчас изучали Законы Природы по Декарту (что и было в свое время).

И сегодня Наука очень хочет занимать место партийной идеологии:

«... наука диктаторствует всем своим миром, своими вещами и системами, которые были созданы с ее помощью»[42].

Тот же партийно-машинный подход обращается в сторону СМИ, которые «обязаны организовать действенный общественный контроль»[43]за государством. Сами же они, «гоп-культурные», ни на что приличное не способны. А почему бы не предложить этим СМИ организовать не менее действенный контроль за научным вкладом в «прогрессивное развитие» и его последствиями?

Но это же крамола! Ведь с партийно-машинной точки зрения все «научно-обоснованное» — означает закрытое от общего обозрения и не предназначенное для общего употребления. И те, у кого подлинное «научное мировоззрение» не обязаны отчитываться перед какими-то невеждами. Где это видано, чтобы за Истину отчитывались?

7. Что сегодня?

«Наука и образование как две сферы интеллектуальной деятельности человека органически, неразрывно связаны между собой. В соответствии с этим должна быть построена и система государственного управления наукой и образованием. ... Наибольший вред научным исследованиям приносит их отрыв от системы образования.»[44]

Во-первых, мы уже видели (см. выше), что это не всегда и не везде было. Во-вторых, можно ли говорить о единстве чего-то, если до этого мы пользовались какими-то неясными частями из «широких смыслов»? У смыслов нет конструктивных узлов, смыслы всегда ситуативны и «висят» в текущем понимании разговора. В противовес этому выделяют значения или культурные нормы. Работать можно только с конструктивами: заданными схематически нормами, формулами, графиками, чертежами, натурными модельками, в крайнем случае — с логизированными фразами.

Пробиваясь к смыслу и уходя от лозунговости, давайте подумаем: что нас обязывает связывать науку и образование? История? Так еще до XVII-го века такого не было, поскольку обособление собственно науки от философии еще не произошло. И как тогда быть с упомянутым «законом прогрессивного развития»? Кто смеет нарушать его, если это — Закон? Наверное, кто-то до неприличия аморальный. Иначе мы будем считать, что весь мир живет еще в доантичную эпоху и никакого не то что «прогрессивного», а даже плохонького развития не происходило.

Можно ли где-нибудь найти современное (проспективно направленное) синтетическое или конструктивное учение о нормативном (культурном) единстве этих сфер (не лозунги, не описание, а именно учение) с различными вариациями и синкретами в социальной реализации?

В цитируемой книге Фр. Паульсена «наука» со-смысленна, соцелостна с единым духом («объект — человек и его жизнь» — это подсказка), на котором держится империя. И если этот смысл принять и переносить на нашу почву (в этом пункте критикуемая доктрина образования и идеи[45] ее критика сливаются воедино: у критика за словом «наука» с очевидностью просматривается идеология), то придется возвращаться к идее империи.

Такой ход достаточно симпатичен, если его делать не через искаженную кальку, а в современном понимании. Главное, что он не имеет ничего общего с национализмом: в России уже несколько лет разворачивается программа сбора и развития Русского мира. При этом идея империи понимается именно как Мир, прочно связанный и удерживаемый языком, а не национальной/националистической идеей. Еще одно очень важное социокультурное условие, обеспечивавшее единство империи — общество было сословным. И мировоззрение, скорее всего, у них было сословным, а вместе с тем и имперским.

А у нас сейчас какое? Даже если предположить, что есть такое «сословие ученых», то соответствующее ему мировоззрение будет только его мировоззрением, частным и ограниченным. Претензии на имперское, конечно, запрещать никто не станет. Но на сословное для всех остальных оно явно не тянет, да и других сословий вроде как давно нет, кроме того, что самих «научных миров» и соответствующих им языков — несть числа. И это — одна из существенных причин, по которым, говоря «наука», с «широким смыслом» далеко не пройти. Некорректно.

И уж совсем незаметная деталька:

«Католическое богословие с его семинарским происхождением продолжает и в университете свою обособленную жизнь. Поэтому, хотя оно и обладает большим единством в системе преподавания, но оно меньше влияет на науку и на образование своего времени. Протестантское богословие, подвергаясь влиянию всех наук, и со своей стороны влияет на последние; вспомним о таких людях, как Шлеермахер, Баур, Газе. И для немецких университетов далеко не безразлично то обстоятельство, что в состав большинства университетов входит протестантско-богословский факультет. То отчуждение научного мышления от религии, которое часто встречается в католических странах, университеты которых вообще не имеют богословского факультета, едва ли возможно в протестантском мире.»[46]

Таким образом, целостность der Geist и империи обеспечивалась (1) сословиями, (2) философией («науками») и (3) религией при наличии (4) обширной сети открытых университетских корпораций. То самое «органическое единство науки и образования» (если не терять остального) имело в ту эпоху свой исторический смысл, свое нормативное (культурное) значение. А сегодня:

«... современная картина мира, из которой исходит естествоиспытатель, стала деструктивной по отношению к культуре»[47].

И если говорить о прогрессе, то, как ни странно, его линия складывалась главным образом без посредства научного мировоззрения. Можно понять, с каким горьким разочарованием истинный ученый-естественник будет читать следующие строки:

«... одаренные большой сметливостью и такой же способностью все быстро усваивать, русские, в их сношениях с иностранцами, колебались между почти суеверным уважением к знаниям этих своих учителей и таким же к ним недоверием, заставлявшим их быть с ними настороже... Тут рискуешь прежде всего скомпрометировать ту чистоту веры, которой Москва сделалась ответственной хранительницею, и в глазах диакона Феодора различные попытки запада войти в сношения с третьим Римом граничат с усилиями злого духа установить свое царство в очаге истинной христианской веры! ...

Способы, употребляемые для набирания экзотических воспитателей, способствуют такому направлению умов. Они не руководствуются никаким методом, и серьезные занятия у них перемешиваются с самыми фривольными стремлениями. Посланный в 1675 году за границу с миссией подобного рода, голландец Ван-Стаден был уполномочен привезти оттуда рудокопов, трубачей и комедиантов. И на деле западная цивилизация стала проникать и прививаться в центре старой Московии прежде всего и особенно, при помощи развлечений (выделение мое. — В.П.). Если Петр Великий и мог хвалиться, что он ударом топора пробил окно в Европу, то слуховое окно было уже проделано в нее до него, и через него прошел европейский театр. Посредством этой первой бреши, проломив строгие рамки Домостроя, новые идеи и нравы проникли до нерушимой ограды терема, как струя свежего воздуха, как оживляющий и будящий свет. В той парадоксальной кривой, которой следовала здесь интеллектуальная эволюция, Славяно-Греко-Латинская Академия предшествовала устройству первоначальных школ, но комедианты появились еще раньше, чем академики (выделение мое. — В.П.).»[48]

Сегодня мы уже находимся в новой ситуации, существо которой можно охарактеризовать следующим образом:

1) «наука» — это лишь один из множества миров, или — особая сфера[49], сложившаяся и сосуществующая со многими другими сферами и не имеющая никаких «естественных» преимуществ перед другими, несмотря на былые престижи в общественном сознании;

2) в ХХ-м веке все сферы деятельности, включая и научную (я бы говорил — исследований), в процессе своего исторического развития дополнились новыми ядрами: к родовым, исходным ядрам (в науке — «исследования», в образовании — «перспективы») добавились новые ядра — «конъюнктуры» и «инициативы»;

3) в ходе истории сферы науки и образования разделились, обособились, хотя ничто не запрещает им иметь в общем пользовании одно или два новых ядра (конъюнктуры и/или инициативы);

4) совместное использование этих ядер может осуществляться краткосрочно целевым образом (человеческими силами и локально), а исторически в разных регионах сложатся свои связи;

5) современная квалификация должна включать не столько моменты «старого» профессионализма, сколько то новое, что вносится всеми ядрами одновременно, т.е. с учетом их значимой соорганизации (при полной реорганизации и реструктурации того, что было раньше);

6) современная квалификация должна быть устроена так, чтобы ее можно было выводить на ремонт, реконструкцию, модернизацию и утилизацию негодных компонентов (например, в музеи), для чего необходимы специально организованные и оборудованные площадки;

7) для осмысленного конструирования будущего и участия в широком круге политических и прочих отношений требуются новые субъекты, например, общественность (как ранее — корпорации), в том числе и университетская, которая никогда не сложится при устремлении к прошлому (в том числе и к «научному мировоззрению»).

8. Что впереди?

Так что же впереди: метание бомб или интересная, неведомая жизнь? Жизнь, не склеивающаяся машинно-элементными связями, а постоянно строящаяся и перестраивающаяся на столкновении разных — ненаучных, не законосообразных отношениях, отношениях, выражаемых теми, кто сможет стать субъектами этих — новых — отношений.

Так какие нам тогда нужны будут образование и наука? Какое нам тогда будет нужно государство?

Можно ли всё это новьё построить на знании, в том числе научного типа, и на научном мировоззрении, если знание (да, наверное, любое, хоть fronesis, или «нравственное, практическое», хоть episteme, или «точное, теоретическое»[50]) может лишь фиксировать границы вчерашних возможностей (что тоже, конечно, нужно — в нужном месте)?

Можно ли закрыть глаза на то, что весь мир уже который век ищет новые пути?

Мы — вместе со всем миром именно потому, что разные, или мы — другие только потому, что нам все остальные не нравятся, поскольку у них ненаучное, неправильное мировоззрение?

9. Первое основание.

«Главное и принципиальное положение:
Ни одна страна в мире не смогла построить эффективную экономическую систему хозяйствования, создать современное политическое и государственное устройство, воспитать гражданское общество без достаточных и постоянно растущих ассигнований, вложений в сферу образования и научных исследований.»[51]

«Главное и принципиальное» — в каком мире и для кого? Возвратимся к началу и вспомним, что все это было «у людей».

А как бы мы ответили на вопрос: что такое — человеческий мир, причем, главным и принципиальным образом?

Лично у меня в ответ возникает такая странная идея: чтО, если мир человеческий — это разговор? И далее можно предположить, что область существования современного профессионала как человека задается... дискуссией. Только в этом случае я понимаю такой странный тезис:

«Я обращаюсь к молодым людям: идите учить философию, изучайте поэзию, литературу, историю, иудаизм, Талмуд. Математика и физика — это прекрасно! Но не за счет философии, поэзии, истории.»[52]

Страшно подумать: вся-вся техника вместе с наукой — это просто средства для обслуживания такого вот человеческого мира, т.е. обслуживания разных разговоров. И — ничего более!

Все научные законы — это только частичные, специально придуманные средства для очень узенькой области, не тянущей и на десятую долю в инструментальном оснащении тех проблем, с которыми мы сталкиваемся в наших разговорах. Поскольку никакого «внешнего мира» больше не существует — разве не про это различные ноосферные направления? Или мы считаем, что живем вместе с галактиками и звездами, и тогда будем вместе с ними расширяться или сжиматься, взрываться или возникать, улетать в «черные дыры» или согреваться «абсолютно черными телами», или мы поймем и примем, что все проблемы — это результаты наших разговоров. На одни мы накладываем формы «народных вече», на другие — «учебных семинаров», одни строим в форматах «восьмерок» или «сетей», другие — «презентаций» или «торжеств». И каждый, участвующий в этом, приносит с собой свой интерес, свой материал и сам, переоформляясь в этом котле, рождается вновь. Возвращаясь к древнегреческому понятию природы, сегодня важно понимать, что природа нашей жизни и всех проблем — человеческий мир, или разговор. Еще в XVII-м веке что-то стал в этом улавливать известный своей наблюдательностью Я.А. Коменский:

«... большая часть нашей жизни состоит из разговора...»[53].

Похоже, и в Японии, судя по философской основательности представлений героя литературного произведения, тоже — и давно уже — понимают, что:

«Бытие — это общение. Общение суть Бытие.»[54]

Найдется ли у кого-нибудь порох, чтобы вести исследования и эксперименты с таким представлением о мире? Рискнет ли тогда кто-либо осознанно вырезать у себя «научную» картину мира — вспомним цитировавшееся:

«... тогда эксцентричная картина ученого, ищущего истину в природе подобно романтичному мечтателю, могла бы быть заменена пониманием (выделение мое. — В.П.), которое видит роль ответственного физика во вкладе в решения глобальных социальных проблем»[55],

— и публично признаться, что для этого ею пользоваться нельзя?

В таком (или подобном) подходе очевидно, что Человек никогда не вернется в Природу и никогда не будет с ней единым и целым, посему и не будет подчиняться никаким законам, кто бы их ни открывал. Следовательно, никакое научное мировоззрение, и, соответственно, никакие науки, в первую очередь — естественного типа, не способны быть фундаментом и претендовать на истинность, а потому — и безотчетность.

В таком подходе не нужны схоластика и риторика для точного «научного» определения, что такое «человек на самом деле». Поскольку таким образом задается не существование «человека вообще», а бытие человека наподобие того, как это сделал Маркс, сказав, что сущность человека — это все его связи и отношения. Возможно, тем самым мы угодим и Н. Федорову, выказывавшему глубоко презрительное отношение к понятию «человек» и противопоставлявшему последнему «сына человеческого»[56].

И если кто-то не согласен с тем, что только в дискуссии создаются все (здесь мы «становимся на плечи гигантам») связи и отношения, то, может быть, интереснее обсуждать это?

Машины не предназначены для разговора. Машины — рабы, которые очень хорошо умеют печатать деньги и метать бомбы.

Июль, 2002

---

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] В августе 2002 г. эта статья была предложена редакции журнала Universitates (ХНУ, Харьков), т.е. тому журналу, где была напечатана критикуемая работа. Однако, получив две отрицательные рецензии (со слов главного редактора этого журнала проф. Ю.В. Холина), к печати она принята не была.
[2] Тарапов И.Е. Несколько положений о роли образования и науки в современном обществе и государстве. Состояние дел в Украине // Universitates, № 3, 2001, с. 6-19 // http://alumni.univer.kharko....
[3] Тарапов И.Е. Ibid., с. 19.
[4] Я.А. Коменский. Великая дидактика. // Я.А. Коменский. Избранные педагогические сочинения. В двух томах. Т. 1. М., Педагогика. С. 391.
[5] Эпиктет. Афоризмы. — В кн.: Римские стоики. Сенека. Эпиктет. Марк Аврелий. М., Республика. 1995, с. 258.
[6] Заметим, что понятие природы, которым пользовались в те времена, не созначно с тем, которым, по наследству от Возрождения, широко пользуются сейчас, не задумываясь, что времена тоже уже не те. См., наприм.: Ахутин А.В. Понятие «природа» в античности и в Новое время («фюсис» и «натура»). М., Наука, 1988; Вильгельм Шадевальд. Понятия «природа» и «техника» у греков. В кн.: Философия техники в ФРГ. М., Прогресс, 1989, с. 90-103.
[7] Марк Аврелий. В кн.: Римские стоики, с. 285.
[8] Марк Аврелий. В кн.: Римские стоики, с. 288.
[9] Суворов В. Ледокол. Кто начал Вторую мировую войну? Киев, Газета «Независимость», Черкассы, «Черкасский бизнес-центр», 1993, с. 271-272. (Книги В. Суворова могут служить ярким примером нормативного анализа. — В.П.)
[10] См., наприм., сб.: Проблемы исследования структуры науки (материалы к симпозиуму). Новосибирск, 1967.
[11] См., наприм., сб.: Педагогика и логика. М., «Касталь», 1993 (Переиздание 1968 г.); Зинченко А.П. Игровая педагогика. Тольятти, Международная академия бизнеса и банковского дела. 2000; Буряк А.П., Яровой А.В., Горожанкин В.К. Архитектурный вуз и производственная сфера. Вопросы методологии. № 1-2, 1994, с. 69-82.
[12] Каган Ю.М. Генрих Бебель и его «Фацетии». — В кн.: Генрих Бебель. Фацетии. М., Наука, 1970, с. 265.
[13] Паульсен Фр. Германские университеты. С.-Петербург, 1904, с. 11. (Здесь и далее цитаты из этой книги приводятся в современной орфографии.)
[14] См., наприм., Рапп Ф. Техника и естествознание. В кн.: Философия техники в ФРГ, с. 276-277.
[15] Валишевский В. Первые Романовы. Репринтное воспроизведение издания 1911 года. М., СП «ИКПА», 1989 (Первые Романовы. К. Валишевского. Перевод с французского В.Ф. Книгоиздательство «Современные проблемы». М., 1911), с. 411. (Здесь и далее цитаты из этой книги приводятся в современной орфографии.)
[16] Валишевский В. Ibid., с. 410.
[17] Тарапов И.Е. Ibid., с. 9.
[18] Тарапов И.Е. Ibid., с. 12.
[19] Тарапов И.Е. Ibid., с. 12.
[20] Паульсен Фр. Ibid., с. 412.
[21] Паульсен Фр. Ibid., с. 8.
[22] Паульсен Фр. Ibid., с. 2.
[23] Паульсен Фр. Ibid., с. 407-408.
[24] Паульсен Фр. Ibid., с. 8.
[25] Паульсен Фр. Ibid., с. 11.
[26] Ваганов А.Г. Выступление на заседании «круглого стола» в редакции «Независимой газеты»: «Перспективы научной рациональности в XXI веке. Будет ли в следующем столетии положен конец диктату естествознания?». «Независимая газета», М., 2.16.2000. (См. также сайт: http://science.ng.ru/ printed/policy/2000-02-16/1_rationality1.html)
[27] Б.В. Гнеденко. Очерки по истории математики в России. М.-Л. ОГИЗ, Государственное издательство технико-теоретической литературы. 1946, с. 71.
[28] См. также: Проскурнин В.А. Пресловутость гуманизации. Газета «Политехник» (НТУ «ХПИ») № 14 (2133), 3 октября 2001 г., с. 4, п. 7. С. 3-4 // http://my.mail.ru/community...; Мамалуй А.А., Проскурнин В.А. Управление процессами гуманизации инженерного образования: опыт Национального Центра Гуманизации инженерного образования НТУ «ХПИ». В сб.: Материалы научно-методической конференции «Харьковская высшая школа на рубеже столетий» // Региональная научно-методическая конференция 22 февраля 2001 г. ХНУ им. В.Н. Каразина, Харьков, 2001, с. 333-336 // http://edu.futurisrael.org/...)
[29] Паульсен Фр. Ibid., с. 1.
[30] Об этом, в отношении юриста, см.: В.А. Проскурнин. Заметки к «реформе правовой системы». Методологические предпосылки. // Альманах «Кентавр», № 20, 1998. М. С. 33-42 // http://my.mail.ru/community... (ч.1); http://my.mail.ru/community... (ч.2).
[31] Тарапов И.Е. Ibid., с. 14.
[32] Ср.: «Едва ли хоть одно руководство по грамматике учит составлять речь, а учит только ее разбирать» — Из: Я.А. Коменский. Великая дидактика. // Я.А. Коменский. Избранные педагогические сочинения. В двух томах. Т. 1. М., Педагогика. С. 356. (Это сказано в XVII-м веке!)
[33] Яних П. Физика — естественная наука или техника? В кн.: Философия техники в ФРГ. М., Прогресс, 1989, с. 313.
[34] Паульсен Фр. Ibid., с. 13.
[35] «Сейчас Украина пребывает в кризисе — экономическом, политическом, социальном, нравственном». — Тарапов И.Е. Ibid., с. 11.
[36] Тарапов И.Е. Ibid., с. 19. (Пунктуация и орфография по тексту оригинала. — В.П.)
[37] Сегодня в обиходе мы уже имеем, как минимум, пять типов знания: конструктивно-технические, практико-методические, гуманитарные, научные, методологические. См., наприм., Казарновский А.С. Три разрыва. Сайт http://edu.futurisrael.org/...
[38] Universiatets. № 3, 2001, рубрика «Перемена», с. 96 // http://alumni.univer.kharko....
[39] Тарапов И.Е. Ibid., с. 10.
[40] Эрн В.Ф. Идея катастрофического прогресса. В кн.: Эрн В.Ф. Сочинения. М., Правда, 1991, с. 198-219.
[41] Кондорсэ Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М., 1936.
[42] Копылов Г.Г. Выступление на заседании «круглого стола» в редакции «Независимой газеты»...
[43] Тарапов И.Е. Ibid., с. 13.
[44] Тарапов И.Е. Ibid., с. 16.
[45] Имеется в виду цитируемая статья Тарапова И.Е.
[46] Паульсен Фр. Ibid., с. 408-409.
[47] Розин В.М. Выступление на заседании «круглого стола» в редакции «Независимой газеты»...
[48] Валишевский В. Ibid., с. 422-423.
[49] О понятии «сфера деятельности» см.: Генисаретский О.И. Сферический анализ и задачи методологической организации деятельности. Рукопись. 1967 // http://www.fondgp.ru/lib/mm....
[50] Гадамер Г. Истина и метод. М., Прогресс, 1989. Причем, Гадамер человеческое образование связывает скорее со знанием типа фронезис (с. 54).
[51] Тарапов И.Е. Ibid., с. 8.
[52] «Хочешь преуспеть в жизни — учи философию, а не компьютеры!» — Интервью с Довом Фруманом, заместителем президента корпорации «Интел», генеральным директором Иерусалимского филиала. Вестник израильской молодежи «Горизонты», № 15, сентябрь, 2000, с. 6-7, 13.
[53] Я.А. Коменский. Великая дидактика. // Я.А. Коменский. Избранные педагогические сочинения. В двух томах. Т. 1. М., Педагогика. С. 375.
[54] Харуки Мураками. Охота на овец. М., 2003.
[55] Яних П. Цит.
[56] Н. Федоров. Сын, человек и их синтез — сын человеческий. // Электронная библиотека Ихтика (Башкирия, г. Уфа) // www.ihtik.da.ru // ... // Н_ Федоров_ Сын, человек и их синтез - Сын Человеческ

Заметки после программы «Свобода слова» о проблемах образования
на канале ICTV 31 августа 2007 г.*

В стране снова популярны разговоры об образовании, но обычно никто не рассуждает, а что же такое само по себе это «образование»? Вот я и решил вставить сегодня свои две копейки по этому вопросу, хотя материал сработан в 2007 году. Тогда он случился у меня в ответ на беспардонное отношение на телешоу к хорошо мне знакомым педагогам, действительно неравнодушным к воспитанию, образованию, но главное — к детям.

Мы часто слышим чуть ли не торжественную клятву со стороны высоких чинов, когда они говорят, что «берут на себя ответственность». И вот я интересуюсь: что же они под этим понимают?
Перед кем они будут отвечать за беспардонное уничтожение веками налаженной коммуникации между учителем и учеником во время «бесконтактной» тестовой аттестации? И главное — как они будут отвечать и, что совсем непонятно, ЧЕМ и причем — через много лет? Кто, когда и какие провел исследования, которые бы позволили ответить на вопрос, а не повлияет ли такое ежегодное тестирование (конечно же — и с длительной, серьезной подготовкой к нему) миллионов(!) школьников на всю популяцию? Разве борьба с коррупцией может быть решающим аргументом в этом вопросе? И кто сказал, что таким образом коррупция будет побеждена? А кто показал, в результате каких исследований, что «контроль памяти» определяет «качество знания», а не «качество работы с информацией»? Нас что, уже не отличают от компьютеров просто «по умолчанию», бездоказательно и втихую отождествляя «знания» и «информацию»? Кстати, никто не обращает внимания на элементарный факт: основные (но невидимые) интересанты в распространении тестов — поставщики бумаги и расходных материалов к множительной технике. Умножьте количество выпускников на количество листов бумаги и ее цену, учтите черновые варианты и переделки и прибавьте стоимость заправки для картриджей. Ох, и кругленькая да на круг сумма выйдет!

Пока же тем, что тестирование (как переводное в вуз) вводится как единое и обязательное требование Минобраза, коррупция только освежается и приобретает новые формы. За счет чего? Как говорится, «с чем боролись...»: корень коррупции — тоталитарность и единообразие. Возможно, там, наверху, живет надежда, что мало кто читает практически не публикующиеся материалы по Болонской проблематике и потому не знает, что одним из основных критикуемых предметов является жесткое вмешательство государства в университетские дела, в том числе усредняющие требования отчетности. Это же очень удобно! Для контроля...

А кто и когда проводил исследования, что нам, ну, край необходимо присоединяться к Болонскому процессу? Откуда он взялся, кто, с кем и в каких кулуарах принимал решение об этом вхождении? НЕ БЫЛО никаких дискуссий о том, что именно такой шаг необходим, чтобы сделать конвертируемыми дипломы. А вопрос «зачем?» кто-нибудь ставил? И почему таким способом, и были ли еще другие? Почему выиграл именно этот? И еще одна слабина: вряд ли найдется такой педагог высшей школы, который публично станет высказывать критические суждения анти-болонского характера — воспитанный советский человек не пойдет супротив кормящей руки.

Но вообще-то — разве дело в признании дипломов? Разве университеты должны работать как посольства для выдачи бумаг с визами в другие страны? И наконец: а разве университеты должны заниматься «подготовкой специалистов», ориентируясь на рынок труда, и неважно, как они будут называться, бакалавры или еще как — «специалистов» в широком понимании? На каких теоретических основаниях чиновники отождествляют «функциональную подготовку специалиста» и «образование»? А вдруг «подготовка» и «образование» — это что-то различающееся, а вдруг, «специалисты» — это «побочный продукт», а главная функция университета совсем другая?

Скажете, это все философия: «неча тут рассуждать — трусить надо!». Да, философия. А что тут постыдного? Известно ведь, что идеологом классического университета считают Гумбольдта, затеявшего дискуссию со своими маститыми современниками. Почему-то в Болгарии хорошо понимают (имеется в виду историк образования Александр Кьесев), что такие дискуссии и есть важнейшая «трамбовка почвы» под университетским образованием, иначе не будет фундамента. Вот и в Болгарии дискуссии не было. Давно еще, правда, но не было. И сейчас — тоже не было. И у нас — не было. Но разве это хорошо, что во многих странах ее избегают? Возможно, отсутствие таких дискуссий лишает нас определенности в том, чтобы нынешнюю деятельность университетов расценивать как образовательную и в корне отличную от производственной или хозяйственной, что сразу скажется и на налоговом обложении. И каких-либо правил, а уж тем более формальных, нет и быть не может, чтобы всем нам знать, что такое образование и чем оно осуществляется.

Вопросы о том, что такое собственно «образование», «высшее образование», что такое «университет» и почему вдруг это нелепое государство, которому без году неделя, собирается предоставлять автономию («лет на пять, а там оно, видите ли, посмотрит» — смех, да и только!) некоторым университетам, которым, может, уже и за сотню лет пошло, как-то затушевываются. Ни у кого даже не мелькнет мысль, что в принципе никакое(!) государство НЕ МОЖЕТ предоставлять автономию университетам, поскольку это будет НЕправовой акт! Университет заведомо такой исторический и правовой субъект, который много более значим любого государства и вполне правоспособен взаимодействовать с последним не иначе, как на равных. Вот почему отчаянно требуется ответ на вопрос, что же такое «университет». Государство же вправе ограничивать ТОЛЬКО СЕБЯ в наборе предметов вмешательства в дела университетские. Если еще оно доросло, чтобы об этом задуматься и решиться на такой — по истине — правый шаг.
Много есть тайн у ученых мужей, особенно у тех, которые выбились на самые высокие командные этажи либо государственной власти, либо профессиональной авторитетности. Так, тайной остается, например, электрический ток. Куда включать утюг и как им пользоваться — все мы знаем, а вот что такое «электрический ток» — до сих пор неведомо. Правда, попробуйте сказать это физику. Такой гам поднимется! А если еще добавите, что они никогда не видели и не увидят ни атома, ни, тем более, электрона, вам точно будет плохо. Ой, что они с вами сделают! Точно так же и в вопросе о том, что такое «университет». По умолчанию считается, что этот вопрос закрыт, поскольку давно решен, и все давно и точно знают, что он есть такое. И попробуйте спросить об этом какого-нибудь чиновника от образования — вам объяснят. Догадайтесь сами, что. В лучшем случае дадут традиционный ответ (записанный, как ни странно, и во многих документах уважаемых организаций): университет — это учебное заведение, выпускающее в год столько-то бакалавров, столько-то магистров, столько-то докторов. Понятно? Мне — нет. А смысл-то в чем?

Каким же задать смысл и назначение университета, и почему этот вопрос до сих пор остается на уровне призывов? Иногда можно увидеть намеки на стоящие идеи, но до дискуссии пока дело не доходит. Рискну и скажу, что «университет есть место порождения будущего общественных систем». Что это значит? Это значит, что университет конституирует все общественные системы. В том числе и те, которые обретают институциальность, а значит, в том числе и государства как социокультурные институты. Поэтому автономный университет, — а вообще-то никаким другим он не может быть, иначе он просто не будет университетом, — не может получать свой статус из рук институции, которую он же конституирует. И если кто-то не согласен с заявленным смыслом университета, может высказывать свои идеи. Вот для чего и нужна форма дискуссии, поскольку «знать» изначально, что такое «университет» просто НЕВОЗМОЖНО — ну не растут университеты на деревьях, и не смогут их найти в природе ученые мужи-естественнонаучники! Сейчас выскажу совсем крамольную идею: природа университета — философская дискуссия о том, что такое университет. И хорошо бы еще не путать университетскую автономию с автономностью учреждения, которое называется «Университет». Сложно? Но разве это аргумент, чтобы эти вопросы замалчивать и не допускать родителей школьников и студентов к прояснению проблем образования? А вот однажды мой добрый знакомый, известнейший харьковский философ, с сакраментально-хитрой ухмылкой сказал мне: «Знаешь, а меня не интересует автономия университета. Меня интересует автономия себя». И это тоже интересно!

На мой взгляд, у организаторов программы «Свобода слова» по образовательным «проблемам» случился просчет. Бессмысленно было, с моей точки зрения, устраивать отчетный «административный концерт» (выражение М.Е. Салтыкова-Щедрина) «начальников» перед «подчиненными» и «родителями», в том случае, конечно, если задумывалось что-то более осмысленное. А именно в этих ролях предстали все стороны пятничных посиделок. Бодрые рапорты о том, что «у нас все учтено и вот-вот все будет сделано», с очевидностью для всех стали бы неуместны только тогда, когда поднимались бы подлинно проблемные вопросы. Только в этих случаях может быть дискуссия РАВНО-правных, только в этих случаях нет правильных и однозначных ответов назначенных для таковых ответственных лиц, декларирующих безликие готовые решения. При этом равноправие определяется не ведущим в студии, а незнанием — и общим, и каждого.

Так сподобимся ли мы публично обсуждать подлинные проблемы образования? Опасно же... Да и не умеем мы, по-видимому, без революций заниматься не взаимоуничтожением, а решением проблем — т.е. того самого «нечто, брошенного вперед», в туманное будущее.
2.09.07
______________________________
* Отсылалась в «2000» 6.09.07 (т.е. практически сразу после телешоу). Опубликована в «2000» от 28.03.08, С3 (в сокращении и через более чем полгода - см.: https://www.2000.ua/modules...

К сожалению, смотреть вверх на красиво летящие серебристые машины, наверное, проще, чем смотреть вперед...

Лет двадцать пять назад автор этого коммента пробовал агитировать руководство нашего авиазавода в пользу налаживания производства малой авиации. Реакция - снисходительная улыбка: не выдумывай! - Да ну! Но ведь уже сейчас для ВСЕХ ОЧЕВИДНО: сегодня завод загнивает, его территория - лакомый кусочек для строительства… да хоть коттеджей, хоть здоровенного жилмассива высоток и т.п., но только - НЕ самолетов.

Не нужно обладать особой вычурностью воображения, чтобы представить элементарную картинку: вся нижняя, земная часть крупного города уже абсолютно отстает от требований к передвижению при нынешней динамике жизнедеятельности. И даже такой, как в немецком Вуппертале, трамвай на металлических эстакадах вместе с нашим метро не снимают проблемы своевременного и спокойного достижения целевого места. Только небо и остается - пока (стратегический ресурс, между прочим!) - свободным для освоения. Профессионального освоения! Россыпь вертолетных площадок легко устраивается на высотках - вот и сеть вертолетного такси. Но сколько времени нужно потратить на воплощение и какую техническую подготовку нужно еще произвести - это вопрос открытый.

А что, никто не понимает, что нам нужны маленькие машины для бизнесменов? И разве нам не нужны вертолеты для работы в качестве городских и междугородних такси или полицейских, санитарных или МЧС-овских машин? А где ж их производить, как не на готовом, развернутом авиационном предприятии? А был еще ХАИ... но сегодня он выпускает специалистов в... хотел сказать - в воздух, так если бы! Видимо, экономисты и психологи сегодня нужнее инженеров в области авиации…
И если предположить, что вдруг появляется инвестор - что ему можно показать? Есть технические условия на аппараты и проекты инженерной подготовки производства? Есть сертифицированная учебная база для пилотов, диспетчеров, руководителей полетов, сервис-инженеров? Есть документация на размещение надомных вертолетных площадок и заправок? Есть документация на размещение пригородных аэродромчиков типа Коротичей? Есть организация, которая всем этим управляет? Есть правовая проработка и поддержка всей этой системы? Так во что этот ненормальный смог бы вложить деньги? Откуда, за счет чего образуется его доход через 10-15 лет? Да как бы такой финансист ни хотел вложить свои ресурсы в красивое и вкусное дело - в чем оно заключается? Есть на что посмотреть?

Может, конечно, я чего-то не знаю и не понимаю. Краем уха слышал, что где-то то ли в Рогани, то ли в Чугуеве будут строить или уже строят польские вертолеты. А почему не наши? И почему не на ХАЗе? И что получит от этого город?

Мне просто не нравится, что мы все время отстаем. Но для опережения - в первую очередь нужны проекты. Профессионалы обязательно будут нужны, но только - для большого и долгоиграющего дела и как результат слаженной проектной подготовки. И без начальной самоорганизации в сложную систему(!) им неоткуда взяться.

---

Доп. литература

http://2000.net.ua/2000/der...
Александр СМИРНОВ. Харьковский авиазавод: Трудный выход из штопора - № 38 (574) 23 - 29 сентября 2011 г.

http://content.foto.mail.ru...
копия отчета о сборе средств на постройку самолета "Биро-Биджан" (в 20-х годах ХХ-го ст.)

http://stomaster.livejourna...
Российский авиапром сегодня. Что загружено?
(неплохая инф. записка)

http://www.mesoeurasia.org/...
От российской олигархии к российской аэрократии
Надана Фридрихсон - Председатель Института демографии, миграции и регионального развития
Член оргкомитета движения