Откройте свой Мир!

День рождения прекрасный праздник, когда пожелания сыпятся, как из рога изобилия. И это повод услышать милые, родные голоса. Потому что в другое время набрать - не доходят руки, мешает суета сует, настроение не то потому как погода мерзкая, и вообще после рабочего дня хочется немного помолчать.

Наверное мы уже очень возрастные, потому что всерьез желаем друг другу здоровья. А желая друг другу "бесконечного счастья", начинаем ржать и добавляем: "это чтобы жизнь медом не казалась". И искренние, например, подружка желает: "Главное - пиши. Я, когда уехала с твоей книжкой (ну это старый сборник) и читала в метро, так меня прямо торкнуло до слез. Правда больше не читала, да и тогда сильно пьяная была... Но не важно - твори !".

Мне повезло, большинство моих друзей - циники. Это означает, что от них не слышишь дежурных фраз или экзальтированных выдохов. А если таковые начинают звучать - то можно сказать - "эу, стопэ, это ж я!".

Это ведь почему не слышно дежурных звонков? Потому что те, кто сейчас вокруг - настоящие, а не хитрособойжевыдуманные. Вот это и есть прекрасное достижение и ценность моего возраста. Возраста - не такого уж и большого, потому как до ягодки еще год мотать, и возраста вполне себе комфортабельного, чтобы наслаждаться жизнью по полной программе, потому что (как желали коллеги): "быть верной своему желанию" это самое превосходное в мире состояние. Мяу !

Экспериментальная проза Долгие взгляды
Рассказы, байки, зарисовки 
Фисташки
Розы.
О Башлакове. Начало. О Башлакове. Часть 2. О Башлакове. Часть 3..
Коварство
Русалка (часть 1) Русалка (часть 2)Русалка (часть 3)Русалка (окончание)
Синяя шубка>
Инкубус (рассказ) Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Конец
Заколдованный сайт
Ассоциация к ленте Мебиуса
Ее печальная история (рассказ) Начало Часть 2 Часть 3
Все только начинается... Часть 1. Бабье лето Часть 2. Слон в посудной лавке Часть 3. Пропала жизнь, пропала... Часть 4. Фарс. Часть 5. Мышь. Окончание
Девочка (рассказ) Девочка
Цикл Типажи
Усталость Та самая золушка...
Впечатления, настроения...
Вселенные Иней Под настроениеДыхание весны
_________________________________________________________________

То, что написано трепетной женской рукой в 2008
Зарисовки
Скоро новый год (2) Скоро новый год Наверное, это любовь Любовь, любовь... Зима
Мое сердце Старая карга Пение сирен
Нежность Bon jour Тонкие нити Таю, таю, таю на губах... Инструкция к осенним яблокам. Осень, это хорошо. Ля Тур Эфель. Осень, ты на грусть мою похожа Арабский танец Желание Пират Дикая женщина в мелодии заката Тайное
Боль Душа

Женские образы
Последние новости. Типажи.
Судьба-злодейка Хворь избалованной женщины Театр судеб
Прощание Часть 1 Часть 2 Часть 1,5
Старушка Часть 1. Дыхание океана. Часть 2. Часть 3.
Кошачьи привычки Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Запоздалое предисловие Ухоженная самочка Мои седые мужчины Проза женщины за 30
Впечатления, байки и прочие
История о двух братьях К слову о бабах Жажда крови Крах иллюзий Типажи О себе (ли?)

Для меня любовь давно описывается движением.
Есть такое выражение - бабочки в животе. Видимо, те бабочки дремали в моем животе довольно долго, потому что, когда они проснулись, это были сразу махаоны. Со временем, надо сказать, они доросли до размеров бегемота. И совсем не смешно, скорее невыносимо, ведь бывают моменты, когда эта махина вдруг начинает ворочаться. Сказать что это больно - да это больно. Это не томление, хотя крутит, я начинаю ерзать, спину выгибая, как кошка в течке. Это не легкое и приятное желание - это жесткое и неукротимое влечение. Его необходимо утихомирить. Нужен секс. Нет не так. Нужен член. Большой, уверенный и несуетливый.
Иногда я даже избегаю ситуаций, которые моих бегемотов могут разбудить. Сбегаю, например. Целовались, целовались, раз, вскочила и ушла. Возбуждение дикая материя... Я избегаю этого рефлекторно. Иногда, бегемоты просыпаются во время секса. Уже казалось бы все - все довольны, всем понравилось, мне так несколько раз подряд... Но тут то и начинается. Если засунуть к бегемоту ближе руку, ее будет перекручивать и сжимать мышцами до боли. Рефлекторно. Я сама тут совершенно не причем. Тело само по себе, я, человек с двумя высшими образованиями, отдельно.
В общении ситуации возбуждения можно переформатировать. Беседу беседую и представляю, например, что мужчина напротив не очень: что у него маленький или не ебкий. Человек с двумя высшими образованиями во мне мучается, ведь сводить мужчину лишь к одной части тела негуманно. Я прекрасно знаю, что с мужчинами можно разговаривать, гулять, смотреть кино и делать еще массу разных дел. Разных потому что все это можно делать и с подружками, а вот... секс. С подружками, конечно, можно, но зачем... Возбуждает член.
Возбуждение... Вот что наполняет до края. Наполняет жизнь и в эти моменты уже не мучают глупые вопросы - типа "в чем правда, брат". Возбуждение... А вылиться ему возможно только с мужчиной. У меня так. Не то чтобы я это люблю, я без этого не могу.
Хотя и люблю. Вот такая любовь... И где же те моралисты, что будут шипеть, мол как же человек, мол это не то. Человек человеком, но влюбляются же в галантные манеры или в вальяжность. Но не видимость делает мужчину мужчиной. А что??? Правильно.
Любовь она вот и такая, разная.
Есть правда у меня еще одна слабость - мне нравится спать подмышкой. Правда, есть такие удобные подмышки, идеальные для сна. Но это уже история о другой части тела.

Вечерело. Фея Фафаня, подергивая крылышками, сидела на облачке и, надув губки, напряженно смотрела в волшебное зеркальце. Если по секрету, то сейчас оно работало, как телевизор. И Фафаня, как многие праздные феи была увлечена просмотром сериалов.
"Не, ну, не дурак ли!", - восклицала время от времени она, обращаясь к пролетающим мимо воронам, которые от неожиданности с криком шарахались в сторону.
"Не, ну, невозможно!" - она потрясла кулачком и дернула ножкой, так что маленькая туфелька слетела и, кружась, скрылась из глаз.
Фафаня ринулась ее ловить. Глазки ее блистали по орлиному, хищно наморщился нос.
"Ну уж нет ! Как же так ! Разве можно жить таким неразумным и несчастным существам ? Это алогично ! Это контрпродуктивно ! Это!" Чуть с размаху не врезавшись в крону березы, вымахавшей до девятого этажа, Фафаня схватила ускользнувшую туфлю и приземлилась отдышаться на край пустующего вороньего гнезда.
Отдышавшись, она еще раз потрясла маленьким кулачком и тут же решила, что так продолжаться не может и пора, пора! начать делать людей счастливыми.
Под березу, в припаркованную на газоне машину на заднее сидение забирались двое. Они вышли из соседнего офиса, блестя глазами и держась за руки. Фафаня залюбовалась на них и затрепетала. Перед ее глазами разворачивалась самая настоящая, не экранная, любовная история. Любовь лилась из их глаз, тут не было никакого сомнения. Через пару минут в тонированное заднее стекло уперлась голая пятка. Фафаня кокетливо прикусила губки и защелкала пальчиками. Прислушалась.
В машине стоял мат.
- Пииииииииииии. Пииииииииииииии. Ты все залила, - мужской голос не то что дрожал, он был буквально плотнее воздуха и гремел так, что лобовое вибрировало, - Мои брюки, черт, черт! Это безумие ! Ты специально взгромоздилась на колени??? Не подождать, когда я брюки спущу. Пиии!
Женский голос оправдывался:
- Ну прости меня, пожалуйста. Это совершенно неожиданно. Я думала, что уже все закончилось. Видишь, у меня даже трусы белые были и ничего, ни капельки. Это собственно ты расковырял, - попытался голос отчаянно защищаться.
- То есть ты все таки знала !?! О, мать моя женщина !!! - дверь в сторону газона приоткрылась и мужчина испуганно выглянул из машины, - Выметайся !
В его голосе звучала сталь.
Женщина испуганно, застегивая крючки на поясе, выбралась из машины. В скособоченной юбке, расстегнутых босоножках, взлохмаченная, она вытирала ляжки влажными салфетками и представляла собой далеко не блестящее и гордое зрелище. От той обворожительной влюбленной дамы не осталось и следа. Фея Фафаня отшатнулась, чуть не свалившись с дерева вниз.
С кривой, извиняющейся улыбкой женщина подковыляла к двери, из которой в брюках заляпанных в районе паха багровыми пятнами выбирался мужчина. Пятна быстро сохли, приобретая бурый оттенок.
Он полез в портмоне.
- На тебе на такси, - он оглядел ее, - Повернись!
Женщина уже почти оправилась.
- Порядок ! Иди, лови машину...
- Может быть ты меня довезешь ? - женщина заглядывала ему в глаза, - надо застирать брюки...
- Нет, не сегодня, - он говорил, как резал. Скупо, вежливо и жестко, - Я говорил, что у меня мало времени. Иди. Я позвоню, - добавил он, мягче, видя ее нерешительность, - Иди.
- До вечера, - женщина, напряженно подтянув плечи к ушам, приподнялась на цыпочки, чмокнула его в щеку и побрела в сторону пешеходного перехода. Пару раз оглянулась. Он стоял за машиной, чтобы не святить испачканными штанами и разговаривал по телефону с невозмутимым и деловым выражением лица.
Женщина, слегка ободрившись, поспешила на зеленый. И быстрый поток машин скрыл от нее возможность разглядеть, чем он там занимался.
Фафаня расстроено смотрела вслед женщине. Телефонный звонок был по работе и она не стала прислушиваться к разговору. "Неужели любовь может спугнуть такая нелепая случайность? Как не разумно." Фафаня была ошеломлена, но все таки чувствовала умиление. "Непременно нужно постараться сделать счастливым этого неразумного мужчину. Гнев - это ни к чему не ведет. Это глупо, а на самом деле, ну что брюки, такая малость..." Фафаня улыбнулась.
Мужчина снова ответил на входящий:
- Да, дорогая. Я еду. Я еду! - он гаркнул, - Не говори чушь. Я ни с кем, а задержался в офисе и, кроме того, ты не поверишь, заело диск в машине, стал подковыривать ножом и сильно поранил руку. Да, все помню и мы успеем, только нужно переодеться, - он замолчал, слушая и продолжил уже мягче, - Ну чем быстрее ты закончишь, тем быстрее я приеду. И я тебя. Ага.
Он сунул телефон в карман и через открытую дверь полез в салон. Стал рыться в бардачке между сидениями, что то искал, выставив под дерево задницу, обтянутую светлой тканью брюк. Наконец из заднего кармана водительского сидения, достал кривой тонкий нож для разделки рыбы, а из аптечки бинт.
Буркнул:
- Пригодилась.
Фафаня вздрогнула , от того, как он резко полоснул лезвием по пальцу. Кровь полилась яркими каплями, почти ручейком. Мужчина стал заматывать бинт, который быстро промокал. Накрутив на палец внушительную марлевую дулю, он ухмыльнулся, и пошел садиться за руль.
"Ничего не понимаю!" - Фафаня, слетела с дерева и быстро юркнула в приоткрытое окно,- "как не логично!".
Фея Фафаня была любознательна и, кроме того, она подумала о том, что сделать этого влюбленного мужчину счастливым можно только, если понять, почему он так странно поступает. "Чего же он хочет?" - Фафаня пристроилась на вскрытой пачке с бинтом и приготовилась к приключению.

Девки были на подъеме.
Девки: это Маринка, ее подруга Валюшка, шестидясити двух лет. Себя Наташа к девкам не относила, однако читала неприязнь во взглядах окружающих. Кафе, где бледный офисный народ жадно и быстро глотал бизнес-ланчи, было переполнено. Но девки весело и праздно расположились с кофе на самом симпатичном диванчике и никуда не торопились. На повестке дня обсуждали сиськи.
- Сисек много не бывает, - вещала на все кафе Маринка, - я вот так вам девочки скажу, вот сколько не оказывалась я по разным там обстоятельствам в постели с каким мужиком, и он мне - "вообще на это не смотрю", сразу понимаю - враль. Только на это и смотрят. И главное мнут.
- Ага, - Валюшка поддакивала. Она в свои ой-ей пенсионные выглядела дамой пышной и веселой, что в общем и понятно при любовнике младше ее на добрых двадцать восемь лет.
- Ну я рада, что хоть выяснилось, как я экономлю, - вставила Наташа свои пять копеек, - это ж мой четвертый сделать - сто шестьдесят тысяч. А еще попа, если как у Лопез. Опять экономия.
Девки кивали. Они только вывалились из клиники пластической хирургии и сидели вдохновленные перспективами и озадаченные счетами.
Маринка разглядывала в зеркало свой овал лица, с которого уже спадала припухлость. Наташа отчасти завидовала, что Маринка так отчаянно смело двигалась. Не было понятно куда, но решимости ей было не занимать. Вот сейчас, решив, что брыли стали отвисать, Маринка, не сколько не сомневаясь, вживила под кожу золотые нити. На вопросы, что она будет делать через десять лет, она только отмахивалась: "Тогда изобретут что-то вообще новое, стареть не будем никогда". Валюшка, глядя на нее, тут же насчитала себе подтяжек вокруг глаз, и овал, и скулы, и шея. И сейчас мучительно раздумывала, как ужмется, чтобы накопить деньги и сделать все в этом же месяце, до отпуска врача. Ждать она не могла.
Наташа, насмотревшись на ожидавших в очереди женщин с нашлепками на носу и странных мужчин, тискавших под наблюдением врача импланты, предназначенные для их дам, тихо переживала свой природный триумф и думала, что нужно срочно приобрести блузку с декольте. Это был совсем иной мир. Мир людей пресытившихся шопингом и курортами. Людей с одной стороны наслаждавшихся жизнью, с другой... А негативной стороны Наташа так с ходу придумать и не могла. Не находила и все.
Маринка продолжала разглагольствовать о сиськах:
- Ну вот говорю ей, той которая в палате со мной была, "зачем ты позволяешь ему тебе указывать какие сиськи носить?". А она мне: "Это же подарок". Я в шоке. Ну скажите, девочки, на хрена такой мужик, который указывает как выглядеть, как жить. Мне мама все говорила: "Хер на хер менять только время терять. Выбрала - терпи". И я, дура, терпела. А зачем ? Оказалось, что "время терять" мне как раз и нравится. Что это самое классное в жизни и есть. А что еще в мужиках хорошего ?
Валюшка тоже включилась, используя Наташу, как основную аудиторию вещания:
- А я говорю Мусику, бросай жену, приходи. Ну, уехала она в отпуск с ребенком, пришел. Так я через месяц взвыла - чемодан собрала. Думаю, чтобы я, да еще б раз в такое полезла...
С соседних столиков предательски торчали длинные уши, жадно ловя подробности историй. Наташе было неловко. И как то странно.
Наташа помнила, что очень хотела любить... Помнила. Но вдруг в этом маленьком быстром кафе, среди подносов и гама голосов, поняла, что тоже очень хочет любить. Отчаянно хочет любить. Безумно хочет любить - себя.

Наверное, мы выпили лишнего. Во всяком случае мы залихватски шатались от одного края тротуара до другого, заплетши руки кренделечком, а по факту, скорее, подпирая друг друга.
- Знаешь, я не пользуюсь услугами проституток принципиально. Вообще не понимаю этой истории с платным сексом.
- Ну типа, что за мужик, если не можешь соблазнить женщину ???
- Да, да. Вот вообще никогда не было такой проблемы.
- И чем ты соблазняешь ?
- У меня толстый.
- Звучит довольно убедительно, - я смеялась. Эти мужские истории всегда пикантны и очень забавны. С одной стороны от них щекотно в промежности, с другой - захватывает дух, как на краю каньона, когда заглядываешь в бездну, а там далеко-далеко вниз уходит гулкая пустота.
- Я покажу, -полез он к молнии на штанах и чуть не свалился ногой с поребрика в дождевой ручеек.
- Ой-ей, - я ухватилась за столб и вытянула его обратно на тротуар, - я боком чувствую, вот прижимаюсь и чувствую, не доставай, простудишь.
Все таки мы были сильно пьяные. Он послушался и мы почти доплелись до отеля.
- Ну чего как ? баиньки ?
Мы послушно покивали друг другу и пошатались к своим номерам. Наши отношения уже давно были высокими, в том прекрасном смысле полного равнодушия как к романтическим так и к сексуальным требованиям момента.
Опьянение производит на меня странный эффект. Я замедливаюсь и произношу речи слегка растягивая слова. А вот мысли и память всегда быстрые и четкие. Все-все помню. Наверное, это профессиональное.
Начинался вечер вполне томно. Перед поездкой я сидела неделю на морковке и не без труда, но влезла в прошлом году купленные юбки. Они жестко схватывали ягодицы, грозясь лопнуть. Но эффект провожающих взглядов стоил мучительного завывания в желудке. Во всяком случае я выгодно выделялась в толпе пиджаковой пиздобратии и пышнопрезидиумных дам.
Моя работа в системе меня совершенно не трогала. Скорее немного развлекала. Круг обязанностей был плотным, но в силу опыта давался уже легко, а на таких мероприятиях я занимала позицию наблюдателя, удивляясь странному течению времени. Большинство людей вокруг достаточно серьезно воспринимали и себя и окружающих, и эту деятельность. Мне было всегда интересно догадываться, какой смысл они привносят в это свое копошение над бумажками.
Пустовато было и в отношениях с ними. Большинство моих коллег были мужчинами, причем солидными и семейными. Вернее очень солидно играющими в ответственность перед обществом и близкими людьми. А если поскребсти, то каждый был абсолютный уникум, живая иллюстрация общей бессмысленности существования.
И дело не в том, что они как то пытались найти что-то жизненное в многочисленных интригах и интрижках или чем то другом. Дело было в самой логике жизни.
Абсолютно странной и абсолютно бестолковой.
Вот, например, сегодняшний мой провожатый, был любителем секса с двумя дамами, обожал до самозабвения свою дочь и зарабатывал на откатах хорошие деньги, потому что умел делиться.
Иногда он пытался, как это принято у мужчин, что то говорить про меня, как будто угадывая, что то потаенное. Например, вчера еще на втором бокале он пытался развить следующую мысль:
- Ты вот, как женщины внешне спокойные, я думаю, обладаешь внутренней путанностью. Тебя простое не интересует. А сложное - там же эмоции, бурлить все начинает. Короче, ты извращенка.
На такие высказывания я чаще всего киваю. Разочаровывать мужчин в том, что они действительно знают обо мне то, что я даже не подозреваю ? Зачем. Я давно уже поняла, что то что говорится касается больше не меня во плоти и крови, а их фантазий, которыми они пытаются как то слепить те факты, которые обнаруживают в собеседнике. А главное заключить непонятные для них женские желания в какую-то более удобоваримую конструкцию.
- Вот, скажем, ты любишь анальный секс. А это я тебе скажу, определенно редкость.
Я отмахнулась:
- Ну уж враки. Все его любят, может ты просто не в курсе?
Его задело:
- Нет, поверь, я уж женщин повидал. Чтобы от него кончали - так это процентов двадцать пять, не больше. Я вот тоже люблю, с активной стороны.
И дальше он пол вечера рассказывал, как было бы хорошо склонить меня к групповому сексу, но, конечно, он знает, что я собственница и делиться ни с кем не стану. И это знак зодиака виноват, потому как вот есть другие женщины, например Раки и Рыбы, так те всегда - за.
В общем, говорил то, что конечно, стоило бы просто прекратить, повесив трубку. И что сложно прекратить, сидя рядом за столиком и потягивая вино.
Немного скучая, разглядывая других посетителей, я ждала пока он отзвенит. Кроме того, сегодня меня занимала одна мысль и разговор этот как то укладывал ее в некоторые словесные образы.
В ситуации легкой апатии, в которой я пребываю по отношению к миру в последнее время, наблюдение - наверное, тот самый способ, который меня развлекает. Я наблюдаю как это между людьми случается что-то. И поражаюсь.
С тех пор, как мужчины придумали любовь, человеческий мир отношений приобрел опору. Довольно шаткую, надо сказать, но вполне лихо вступающую в игру. Вопрос о том, что такое мужчина и женщина, как то стал более завуалирован и безопасен. Всегда стало можно ухватиться за идею, довольно призрачную, но красивую.
Свинство в отношениях можно прикрыть прошлыми разочарованиями. Леность - неудачами. Невозможность принять свои ограничения, с которыми неминуемо сталкивается любой, встречающий встречное желание партнера, можно прикрыть невозможностью любить.
Остальные пружины отношений прикрыты нарядной вуалью. И примеры таких эмоциональных эквилибров не сметны.
Например, одна моя приятельница лихо утверждала, что ее привлекают "щедрые" мужчины, и к моему удивлению, поклонники у нее не переводились. Причем каждый из них был изрядно жадноват. Что в общем не мудрено, и деньги зарабатываются не легко, и у многих были семьи, дети, которые требовали немалого содержания в силу моды на социальной бег по кругу материальных потребностей вроде кружков, студий, нянек и прочего. Наблюдая эту картину, до меня постепенно доходило в чем было колдовское обаяние этой фразы. "Я меня были только щедрые мужчины"! ну ка! И каждый прижимистый скряга вызывался со своей жадностью на незримый бой. Оказывается где-то полно мужчин щедрых, а он? Его возможности ставились под вопрос. Да что уж там. Он сам ставился под вопрос. Как каждый старался. Один, особенно ретивый, рассорился с супругой, покинул детей, метался туда-сюда. А когда моя подружка все таки отказалась взять в качестве прощального подарка Икс шестую, окончательно уверился, что она его любит и переехал к ней со всеми своими средствами.
Были ли у них чувства ? А это вообще не вопрос. Потому что, что ж может переживаться острее чем владение желаемым. Ну и что, что она хотела денег? Для них это стало языком любви. Она получила "щедрого мужчину", а он был титулован "щедрым мужчиной".
А вот другая моя подруга ставила мужчин в абсолютный тупик, безраздельно отдаваясь. Она служила мужчинам самозабвенно. И они, каждый по очереди, разводили руками - "я, мол, не могу ей ничего дать." Ну, видимо, потому что ей ничего и нужно то не было, она сама хотела стелиться и ничего не требовала взамен, а это, как известно, очень страшно и подозрительно.
Что может дать мужчина мне и для меня самой было некоторое время вопросом? Деньги, ну допустим. Но трудно представить, чтобы ради финансов я стала бы смотреть на мужчину веселее.
- Детей, - это уже то, что нашептывал мне один бывший мой любовник как то соловьиным летом, - я хочу с тобой детей. Пока женщина не родила, она не любит по настоящему.
Это была его заветная формула. Надо сказать, что сразу после рождения дочери он пустился во все тяжкие. А через несколько лет вообще закончил эту историю, оставаясь в своем воображении преданным воскресным отцом.
Секс? Ну варианты, то вон, всякие разные, но желания не стимулируют.
Глупость какая-то получалась. И вечером , слушая незадачливого своего собеседника, я удивлялась, как эта незадача с тупиками формулы ЭМ-ЖО проступала в объеме 3-ДЭ. При всей уверенности своей в том, что влюбить в себя женщину - так оно раз плюнуть, мой собеседник с большим удовольствием при случае проводил время со мной, треща о всякой ерунде. Тупики его любви были банальны - когда то он, типа полюбил, но дама требовала от него невозможного - он не ушел из семьи, в которой росла его маленькая дочь, и потерял ее безвозвратно. Как тут не вспомнить Кьеркегора, говорившего о том, что самая сильная любовь - это любовь воспоминание. Та, которая едва возникнув, уже вспоминается как потерянная. Вспоминать, иными словами, проще, чем пребывать в странных перипетиях требований к друг другу, потери терпения, мысленного покидания партнера и в столкновении со своей тоской об утерянном, вновь к нему возвращения. Всего того, чем балуют нас чувства, бросая на дно внутренней бездны. Сталкивая со своей собственной темной стороной. Прав, прав мыслитель - лучше мечтать о том, как любилось когда-то, чем иметь дело с живым человеком. Дурным и непонятным, насквозь путанным и мечтающем о бестолковом и несбыточном.
В общем мысль моя сводилась в этот вечер к идее, что в отношениях, если они настоящие, проявляется темная сторона души. И продолжаются они, отношения, если вторая сторона эту темноту как то да принимает. Может даже врет себе, или не верит, что это тьма в другом существует, но принимает, потому что с этим сживается. И крутится это беличье колесико, где мужчина и женщина кувыркаются в измысленных фантазиях друг о друге.
Собственно потому я и налакалась с моим коллегой. С чьим-то, как мне доподлинно известно, любимым и тупиковым вариантом. Таким же тупиковым вариантом, как любой другой.
Разглядеть другого до его дна невозможно. Это как смотреть, стоя на краю каньона, туда, где далеко-далеко внизу темнеет гулкая пустота.
Иметь отношения, несомненно, это принять тот способ, которым будешь обманут. Обязательно обманут, непременно обманут, приняв черствость души за вежливость и такт, болезненное любопытство за внимание, желание самоутвердиться за душевную ранимость.
Пока не сталкиваешься нос к носу с какой то загвоздкой мироздания в виде такого какого-нибудь пиджакового ловеласа, легко позволить себе обмануться как все другие. Легко позволить себе извращаться как все другие, конечно. Это не вопросы. Все равно так и бывает. А может и к лучшему. Гори все синим пламенем, Vita brevis!
И уткнувшись лицом в подушку, поскольку в голове закружились вертолеты, я провалилась в насыщенный событиями сон.
Снились беготня по закоулкам старого города-крепости, наполненного соленым ветром с побережья. От кого-то бежали, кого-то спасали. И только, заставив сердце стучать, кто-то крепкий и уютный во сне протянул ко мне руки, прижал, схватил, смял, будильник пропел свою гадкую мелодию.
Гостиничные номера пахнут невыразимо. Чистота, свежесть и тюль надуваемая бризом как парус.
Я вышла на балкон, майское южное солнце целовало щеки. Перекатывался барашками прибой. Переливалась глянцем, как плотное желе, изумрудная вода в гавани. Под окнами пиджаки потянулись по машинам. Да здравствуют командировки в такие чудесные места, да здравствует моя работа и мои возможности. Ради такого утра и стоит жить. Я набрала номер:
- Котя мой, доброе утро, ты не спишь ? Я соскучилась. Мы как то не очень хорошо расстались вчера перед этой командировкой. Я злилась весь день. И я так рада, что еду к тебе уже вечером. Ты меня сильно ждешь? А, хочешь? Хм, сладкий, ррррррррррррр,- его смешные слова, сказанные теплым низким голосом, щекочут ушко, - До встречи. Целую. И я тебя.
Понятно, что самое главное вовремя сказать - "и я тебя", и все будет хорошо, главное, в пропасть смотреть не надо.

***
Оставшись одна Наташа с неловкой от легкого опьянения пластикой начала копошиться с уборкой. Не то чтобы штормило, но Наташа грохнула бокал и расплакалась, сметая разлетевшиеся мелкие осколки веником.
Сладко порыдав, села за компьютер следить за своими новыми и старыми разочарованиями и влюбленностями. Выяснив, что у Григория в друзьях появилась новая пассия. Наташа долго ковырялась в ее фотографиях, отмечая изъяны фигуры и крайнюю глупость высказываний. Потом посмотрела ее подруг и на всякий случай подруг подруг. Из яркого калейдоскопа фонов с нарядными тачками, лофтами и лаунж-зонами казалось, что неудачная личная жизнь только у нее. Наверняка, чудесные мужчины, обеспечивающие девушкам и яркий загар и фон из морского побережья, в этом году были у практически у всех приличных дам, исключая совсем уж дебютанток, вывезенных на море родителями.
Наташа еще раз прикинула свои финансы - или копить на шубку или Греция, пока иначе никак или придется пропустить платеж по кредиту за айфон и супер модную сумку, да еще задолженность по квартплате вроде как нужно гасить... В общем финансовая перспектива не особо срасталась с отпуском, да и зимой те же дамы будут размещать фото в мехах и снова будет обидно и горько, горько и обидно.
"Где же лакшери?" - Наташа вздохнула. Доползти до нее было затруднительно.
Особенно Наташу разозлили фотки приятельницы, вышедшей недавно замуж. Солнечная розовая арка на выездной регистрации в парке у озера, фотосессия в розовых лепестках, пышное как с сахарное безе платье, прогулка в новомодном лимузине-карете в сиреневыми бантами... Все это жутко раздражало и манило. Жених, правда, был не очень: невысокий, суетливый, с мягкими глазами и стриженным чубчиком. Копия круглолицей невзрачной матери, обтянувшей ярким цикломеновым платьем тучную фигуру. Растянувшая по лицу напомаженную улыбку женщина отчего-то вызвала у Наташи отвращение. Судорожный жест, которым та зацепилась за локоть своего мальчика переходил из фотографии в фотографию. Были еще нюансы. Отец невесты был слишком подвижен, по сравнению с другими гостями и фотографии запечатлели его в причудливых и нелепых позах. Платья подруг сидели нелепо, слишком претенциозные по сравнению со скукоженными фигурами и неловкими жестами рук. Но тем не менее... Все это было мелочными придирками, завистливым чувством. Наташа это признавала.
Она слышала от общей знакомой, что приятельница и ее парень копили на эту свадьбу два года. И по фотографиям в контакте было очевидно, что не зря. В целом - это была свадьба мечты. Светлые жизненные полосы всегда начинались именно так. Именно после такого люди жили долго и счастливо, рожали счастливых детей и любили друг другу до самой смерти. И никаких измен, сомнений и метаний. Ясно, просто, навсегда.
Наташа еще раз всхлипнула и пошла спать, настроившись смотреть только радужные сны и в очередной раз твердо решившись во что бы ни стало быть счастливой.
***
Маринка куда то исчезла и примерно неделю Наташа томилась в своих мечтаниях.
Влюбленность оказалась очередным сексом на несколько раз. И Наташа пыталась думать, что это она его бросила.
И очень хотелось пережить роман. В фантазии и на страницах журналов все выглядело стройно и красиво. Жизнь таким изяществом не радовала.
Наташа не могла соотнести свои метания и переживания из-за любой своей влюбленности и изысканную печаль героинь. В ее жизни все выглядело грязно и некрасиво. Все было полно обмана и фальши. Влюбляясь и пытаясь верить, Наташа слишком быстро и неожиданно для себя натыкалась на несогласованность слов и действий мужчин. Маринка метко называла это "кобелиной сучностью", намекая что каждому мужчине на поверку не хватало чего-то мужского...
В те моменты, когда Наташа была слегка пьяна, она верила Маринке. Но тогда оказывалась перед совершенно неразрешимой для себя дилеммой - что в них любить ? Хотелось найти то что ей так недоставало - свободу от мечтаний, решительность действий, распущенность в конце концов. Недаром же ее так привлекали все те скотские совершенно мужчины, кому плевать было, какое их действия производят впечатление.
Наблюдая через интернет за придыханиями дамочек зачетного возраста, кружащихся вокруг ее давяшней и бесстыдной совершенно симпатии Михаила, Наташа злилась неимоверно. И поверить не могла, что их привлекает то же самое, что и ее. Это было бы слишком...
Слишком, слишком погано, чтобы быть правдой. Даже подумать о том, чтобы оказаться в этом стаде было противно. Нет, определенно, она не такая. Она не блеет о чувствах, она умеет их скрывать. Да если надо, она отрежет, как и не было. Ведь только немногие таковы, что их легче потерять, чем найти... Тут заезженные штампы женских сайтов бились в мозг, выдавая фальшивую ноту... Эксклюзивной мысли не получалось. Наташа плакала и цеплялась вновь за свое усиленное желание любить. Любить так, как никто на земле не любил. Настоящей такой любовью всепонимающей, но не бесконечной, имеющий свой четкий женский предел. ПОстила сладкие цитаты о великой неприступной и целомудренной любви. Целомудренной, в смысле мудрой и цельной, полной достоинства внутреннего... Так Наташа чувствовала. И тайком наблюдала за мужской демонстративной выставленной напоказ свободой и вольницей.
Утром бежала на работу. Украдкой заглядывала в инет весь день.
Вечером снова чувствовала...
И так день за днем.

***
Маринка проявилась внезапно спустя неделю почти полного молчания и как всегда как питерская непогода - порывом. И, конечно, с вопросом:
- Каких женщин называют дурами ?
Наташа недоуменно пожала плечами. Маринка тревожно металась с комнаты на балкон, забывая то пачку сигарет, то зажигалку, то телефон:
- Ну, Наташа, ну что ты не знаешь? Бывают такие - умница, такая умница, но полная дура?
Наташа снова пожала плечами и принялась заваривать чай. Маринка, краем глаза скользнув по ее хлопотливой позе, подумала, что глаголет, несомненно, в нужную аудиторию:
- Например, живет супруг за тридевять земель, не так скажем и далеко, в Москве, оставив супругу в трех с половиной часах лета на Сапсане - работает и лишний раз домой не стремиться. Что говорит дура ? Правильно: "устает лишний раз мотаться, не наездишься". Или как размышляет женщина, отбив блудливого мужчину, свивая с ним любовный очаг и упиваясь своей женской доблестью ? А никак, никак не размышляет.
Маринка прикрыла балкон, чтобы дым не тянуло в комнату. Чай разлился жасминовым благоуханием, но задумываться над Маринкиной сентенцией не стала, чисто интуитивно.
Потому как размышление - враг любви. Наташа сочувствовала, критикуемым Маринкой женщинам. Она совершенно определенно ощущала с ними общность, отказываясь от какого то ни было знания жизни и каким то двадцатым чувством понимала, что отказываясь от стремления знать - где проводит вечер или обеденный перерыв "усталый" ее работяга или, не замечая физическую его мужскую немощь в некоторые дни недели; забыв идею, что если уж она его увела, то другие женщины на свете существуют - дура сохраняет свою любовь.
Маринка такой дурой считала, кроме Наташи, жену своего распрекрасного любовника.
Себя же Маринка всегда считала - мудрой. То есть той дамой, которая знала и от своего знания не отказывалась. Единственный пробел в ее логике заключался в том, что мудрые дуры, встречаются гораздо чаще простых дур. Женщины прекрасно зная все о других, ничего не желают знать о себе. И от столкновения со своей мудрой глупостью, Маринку и трясло сейчас, как ошпаренную.
Наташа, с чашками вышла вслед за Маринкой на балкон. Маринка уже докурила и сомнабулическим взглядом провожала плавно кружащийся к земле окурок.
- Бери чай.
Маринка взяла чашку. По колыханию воды было отчетливо заметно, что ее действительно трясет.
- Так что случилось ? - в тоне своем Наташа пыталась быть деликатной, хотя раздражалась. Ну правда, пришла же не лекцию читать.
Маринка подняла глаза и вдруг разрыдалась, некрасиво кривя рот и захлебываясь:
- Помнишь, я говорила тебе, что он хочет ребенка ? Так вот лежали мы вчера и я в разговоре брякнула, так чисто гипотетически, "я согласна". Почти в шутку, как ответ на его чувства, просто чтобы ему приятное сделать. Говорю: "согласна, чтобы он тебя был похож, такие вот глазки, такие вот родинки"
- А он ?
Маринка захватала ртом воздух:
- А он испугался. Ты представляешь ? По лицу как тень пробежала, как будто ворона крылом провела.
- Ты же сама говорила, что у него сложности, он того ребенка растит еще, души не чает. Это же не котенка завести... Так даже с котенком вон сколько хлопот. А ваши то обременения, что твои, что его... Ты сама понимаешь, что это не реально все ?
Маринка выдыхала медленно и с трудом:
- Да помню я. Обременения. Ну да, само собой, весь этот бек-грауд имеет значение. Но дело то не в этом. Пойми. Я и не собиралась никого заводить, вот так вот встречаясь. Я говорила про совсем другое, про то, что чувствовала к нему, как еще выразить чувства... А оказалось, что он сам, когда мне говорил про ребенка - никого не хотел. И понимаешь ли, ведь он когда говорил, не обманывал. Он имитировал любовь. А на самом деле не знал, что хочет. И когда я сказала такой ответ - он понял. Понял, что никого не хочет заводить, никакого ребенка. И никакой семьи со мной не хочет. И возможно вообще никакой не хочет. И что привлекала его ко мне - моя оторванность и свобода, а вовсе не желание быть с рядом.
Маринка замолчала и сделала несколько больших глотков из остывшей чашки:
- Он говорит и делает что-то, большей частью незначительное, только чтобы быть угодным. Для того, чтобы полюбили. И это как бегпо кругу. Полюбила, следующая. Угодить и получить в ответ от таких дур любовь, как я, это желание быть с ним. И больше ничего.
Наташа закивала, метнулась к чайнику и подлила Маринке жидкости:
- И что теперь ?
- А теперь, - Маринка вздохнула, - вообще ничего не чувствую. Нет любви, когда я это знаю о нем - нет любви. Есть ненависть к обману, но это даже больше к себе. А к нему, пустота. Какое то сексуальное движение есть, как между ног теплится, но это больше от тревоги, потрахаться хочется, а чувств нет. Он как будто далеко, далеко - как кусок теста, где то на дне пустого колодца. Его тело, там сжатое в комок лежит, как сгусток плоти и все. А в теле души нет, - Маринка повернулась к Наташе, - нечего там любить, когда души нет, понимаешь ? Он сам того не зная, не любил, а имитировал любовь.
Наташу отшатнуло.
- Давай ка, подруга, бахнем, что мы хлещем чай ??? - Наташа поспешила в комнату за бутылкой.
Ей легче было думать, что Маринка пала жертвой собственных иллюзий. Что все это случается с неосмотрительными и доверчивыми женщинами. А можно быть мудрой.
Ведь где то да есть настоящее. Где то есть и не только со стороны женщин. Мужчины тоже любят...
Что это за ерунда - "имитировал" ??? Ничего себе - "вырастешь и все поймешь!" Такого Наташа понимать не хотела и жутко разозлилась: " Подумаешь, тень на лице: не справился с нахлынувшими чувствами, ошибся, да и вообще раз он так давно с Маринкой, все это не просто так".
Наташа верила в любовь и ничего не хотела больше знать.

Все посиделки с Маринкой заканчивались примерно одинаково. Маринка, собравшись с мыслями, звонила благоверному, пьяным голосом оповещала, что Наташино сердце в осколках и его собирать до утра, раньше не управиться, а потом упархивала, надушившись и поменяв белье, сегодня, на жуткий красно-черный комплект, высоко вздымавший грудь и не оставляющий воображению ни пяди прикрытого тела.
Наташа только качала головой:
- Не понимаю, ну как это ты можешь... Это как преступление против человечества! Если любишь - живи и радуйся, а так вот! А еще с отягощающими...
Головой качала Наташа совсем не трезвой, поэтому вразумительным внушение не получалось.
Маринка, напротив, то ли организм был посильнее, то ли дури больше, производила впечатление не пьяной дамы, а дамы со слегка блестящим глазком:
- Поверь - это того стоит! Мужчины постарше - совсем не то что твои неопределившиеся по половому признаку самцы. Там знаешь какая мощь! Он словно на голодном пайке десять лет сидел. И уж он точно знает чего хочет !
- Может и сидел, - Наташа сидела на тумбочке в прихожей, пытаясь не говорить слишком медленно и наблюдая прихорашивания Маринки, - Ты вот своего держишь...
- Ха! - Маринка напомаживала губки, - Я бы и рада, так его не растормошить. У меня вообще создается ощущение, что ему уже и не надо. А всего то... Если к тридцати двум то - устал, то - не хочу, что дальше будет ?, - Маринка всегда ярилась, об этом говоря, - Я поражаюсь, конечно, вселенской несправедливости, вот человек, ты не представляешь, душу выворачивает, на теле как на струнах играет - фистинги, шмистинги... И пенис - ровно тютелька в тютельку.
- Это при сексе лилипутов - тютелька в тютельку.
- Не перебивай, - Маринка хихикнула над анекдотом, - и совсем не лилипутский, а как надо, ты уж знаешь, я разбираюсь. Не карандаш. Подходит мне идеально. И всегда хочет, не успеет увидеть - уже дыбом. Так и я - еще не коснулся, а я уже вижу как он поднимается и кончаю. И такой исключительный человек, прикинь, живет столько лет с фригидной бабой, с бревнищем. И все из-за детей. Она его ими шантажирует - то болеют, то в садик, то жопу подтереть.
- Так ты его уведи, а своего брось, - Наташа всегда боролась за любовь, - Все должно быть понятно. Меня так мучает эта моя неразбириха, в которой не я, заметь, виновата. А ты сама ее создаешь. Пенисозависимая ты.
- Может и увела бы, да та как клещ вцепилась. Названивает по сто раз, дура старая, трясется за свое достояние: "как переговоры", "как доехал", "ты недосыпаешь, выматываешься". Прямо в курсе всего. Конечно, выматывается в хлам, уж я за это отвечаю! И вот скажи, зачем он с ней? Жалеет он ее что ли ???
Наташа вытрясла последние капли из бокала себе в разинутый рот:
- Ты вот так говоришь, как будто уже он тебе предложение делал ?
- А то! - Маринка уже накидывала пиджак, - Он между прочим хотел бы, чтобы я ему родила. А это, знаешь, посерьезнее будет, чем брак. Только сейчас у него проблемы по бизнесу, не до детей. Разгребать и разгребать. Я рожать в неопределенность не хочу, чтобы на памперсах экономить, все таки я не моя мать по гарнизонам с голой жопой за папенькой мотаться. А если б не это - давно б согласилась. И это не любовь, не пой мне, это химия. А по твоей глупой любви я замуж вылетела за еще того козла и теперь должна это влачить на себе.
- Что это ? - Наташа соображала туговато.
- Что ? Брак! Семью. Ребенка.
- Он же у тебя у родителей почти постоянно, - Наташа уже дерзила, потому как твердо помнила, что вечер посвящался ее несчастной личной жизни.
- И что это меняет, - фыркнула Маринка. Вытянулась вверх перед зеркалом, вздыбив грудь и подтянув живот, - Ладно, полетела. А твои тупиковые варианты даже и не думай - забей. ты достойна лучшего, я в этом просто убеждена.
"Вот неисправимая сучка,"- завистливо подумала Наташа, вставая с тумбочки, чтобы попрощаться.
"Наивная дура,"- нежно вздохнула Маринка, подставила щеку на прощание.
Подруги расцеловались и Наташа трижды прокрутила замок в захлопнувшейся за Маринкой двери.

- Я влюбилась, - Наташин голос бился в Маринкино ухо, - я с ума схожу. Аж, до мурашек, аж, потряхивает... Не хочешь ли ты приехать отрефлексировать это событие ???
Маринка любила эти моменты в их с Наташкой времяпровождении по своим личным мотивам и поэтому уже через полчаса давила на клавиши Наташиного домофона.
Большие пузатые бокалы плескали по полбутылки вина. Девки сидели на широком подоконнике, в отдалении жужжал навязчивой рекламой ящик.
- Это просто вынос мозга -я ныряю на заднее сидение его машины. Шпилька утыкается в потолок. Вся кожа сидения мокрая, а по запотевшему стеклу стекают нервные капли влаги...
- Тебе бы романы писать, - Маринка закурила тонкую сигаретку.
Наташа строгала моцареллу, раскладывая ее на тарелке на кружках томата:
- И знаешь что ? - Маринка разумеется внимательно слушала, - у нас с ним только - это ! Я ему говорю: как ты себе это воображаешь - секс обалденный, но что же дальше, за что тебя ценить ? А он мне - за то, говорит, что я венец творения половозрелый самец и точка. Как это тебе ?
Наташа задохнувшись от возмущения зацепила ножом палец и, горько вздохнув, обхватила губами ранку.
Маринка засуетилась, ища в ящике пластырь, при этом разливисто посмеиваясь:
- Ну да, ну да. Так и представились венцы творения, половозрелые самцы, сбивающиеся в стаи для просмотра футбола и совместного распития спиртных напитков, которых злобные самки растаскивают по гнездам, чтобы по одиночке поработить.
- Ага, - Наташа приклеила пластырь и продолжила нарезать сыр, - сначала поработить, а потом сожрать. Как самка богомола. Обязательно, потом нужно сожрать.
Дамы звякнули пузатыми бокалами друг о дружку и сели на диван перед нарядно накрытым закусочным столиком.
- Я все понять не могла, - весь Наташин тон выдавал досаду, - чего же они добиваются в этой жизни. Ведь, согласись, понять не возможно ! Это же не полноценное желание, например, как у тебя - цветы сажать, или как у меня, когда я, составив идеальный, -Наташа воздела руки к небу, - графичный, логичный отчет, кончить готова. Это же всегда, типа, - пальцы взлетели в воздух, рисуя кавычки, - загадка. Секса хотят, так и я хочу - так фигушки там, лишь бы поговорить. Говорим, ну отлично - я говорю, так опять все не так... Требуешь чего-то, так обязательно "нет" в ответ. А если не требуешь, так того хуже - значит, я равнодушна и все было ошибкой. Я замучилась уже гадать, что же это за существа такие. И вот, вот этот чудесный ответ - венец творения, половозрелый самец !!!
Маринка валяла на тарелке оливку, не желавшую накалываться на вилку:
- Мне мама всегда говорила - мужчину нужно хвалить, он от этого с руки ест.
- Какие то, Маринка, у нас с тобой метафоры из животного мира.
- Пожалуй, а напарница говорит о любовнике - прекрасный зверь.
- Поэтично...
- Да,- дамы помолчали.
- Мне тоже говорили в свое время, - продолжила Наташа, - что мужчина желает признания. А что это значит? Совсем не ясно. Признания - какого, в качестве кого ? Или каждому свое - один половозрелый самец, другой - прекрасный принц, третий - настоящий мужчина, но все, разумеется, венцы творения. Это игра такая что ли - угадай, каким ярлыком помечен и будет тебе счастие... Что это за признание ???
Маринка сытенько потянулась:
- Слушай, я думаю, вполне хватит любовного признания. А уж кто он там - сам себе придумает и уверится в этом. Главное, тверди - люблю, не могу.
- Так я и правду не могу, я любить хочу !
- Знаешь, любить, это, наверное, верить на самом деле, что перед тобой тот, за кого он себе выдает.
- Не, - Наташа не соглашалась, - я не обложки эти люблю, а тело: волосики там и то что кожа грубая, шершавая...
- И я это люблю, - Маринка поерзала, - только это у них у всех есть примерно одинаковое, а вот...
Наташа отмахнулась:
- Да ну, сейчас опять начнешь. Ты, Маринка, какая-то пенисозависимая. Давай, я еще моцарелки порежу.
Наташа отказывалась верить в то, что мужчин не за что любить.
Главное, думала она, это любить душу.
"Нет, не "в душе", не "в душе"", - прогнала она назойливую как жужжащая муха мысль.

Одно из последних Наташиных разочарований звалось Григорий.
Наташа млела от содержания его речей и тяжелого, выступающего кадыка.
"Вот если и существует мужчина, который по настоящему являются мужчиной, так это - он," - так Наташа думала и даже иногда говорила вслух.
Ее покоряла и его небрежная вежливость - подать, пропустить, подарить. Именно небрежная, поскольку он с легкостью управлялся с мужскими исконными обязанностями, "так легко, так изящно..." Обычно Наташа в этом месте, размышляя о Григории, задыхалась, чуть сдерживая восторг.
Мечтала она также и показаться рядом с ним под руку, коронованная гордым статусом "его женщина", представляла неземное чувство трепета в солнечном сплетении, когда все смотрят на него, а он только на нее. Этот гордый выход мысленно репетировался ей не единожды. Мечтать Наташа любила под струями воды в душе.
Маринка не разделяла Наташиных фантазий:
- Балда ты. Не может хороший мужик пятьсот раз быть женат.
- Еще не встретил единственную, - Наташа не сдавалась перед суровой правдой Маринкиных речей.
- Да и не встретит, - была неумолима Маринка, - Он настолько пытается быть для баб хорошим, что его самого за этими доспехами из показного благоразумия не разглядишь. А как подберешься ближе, так и столкнешься - гавным-гавно и опять же для всех.
Наташа курила злобно, но ощущения в глубине души с этими характеристиками согласовывалось.
- В каждом человеке есть и дурное и поганое, - не унималась Маринка, - А вот, если это не признавать, а из себя что-то пыжиться, строить, то и выходит, что при всех благих намерениях реальность оборачивается какой-нибудь гадостью для окружающих. А уж для баб в первую очередь.
Дальнейшая Маринкина демагогия сводилась к философствованию о том, что сексуальный маньяк должен признать себя маньяком, прохвост - прохвостом, а бабник - бабником.
Но с этим Наташа была уже категорически не согласна. Поскольку, если мужчина не хотел в корне менять себя для любимой женщины (пусть даже пока и вымышленной, себя она пока в расчет не брала) так и жить не стоило. Это уже было четкой философской платформой самой Наташи.
Григорий все время вертелся возле, не давая себя забывать. То отметится на страничке, то оставит странный комментарий. Активных действий не следовало, это Наташу и разочаровывало. Не вязалось с тщательно сбитым образом решительного и дерзкого мужчины.
Наташа не знала, как на его присутствие реагировать. Снова лезть в ту же воду, помятуя что их взаимодействие было очень странным, вроде и хотелось, но жглось. И она мысленно давала его чувству развиваться и на всякий случай встречалась с другими.
Второе Наташино разочарование было более масштабным и шабутным.
Михаил - распущенный, пошлый и веселый. Наташе нравилась его бесшабашность, но видеть с собой рядом такого человека не хотелось.
Он любил женщин и женщины любили его. Ну как любили... Полюбливали.
В общем, его убежденность в том, что секс правит миром, а семья это лишь фикция и тихий приют секс-террориста, Наташу отталкивали. И дела бы она с ним не имела, если бы не удивительная идея, занозой застрявшая в извилинах - его переделать.
Это было сродни вызову. Мощному и дикому вызову самой природе. Приручить и заставить есть с руки. Чтобы даже не мяукал. Чтобы даже икнуть без нее не мог... Чтобы даже...
Суровые мысли Наташу заводили. И она также спасалась струями воды от накатывающего избыточного возбуждения.
Пока все ее идеи приручения не срабатывали, что еще больше раззадоривало.
- Дура ты, - не стеснялась в определениях Маринка, - что вокруг него крутиться ? Переспала и забыла. Это же вместо онанизма мужчина, скорая физиологическая помощь. Ау !
Но до Наташи докричаться было сложно. Если уж она решила верить в Любовь, то это было принципиально.

Так вот... (продолжение следует)

Наташины ночные бдения вытягивали всю энергию из дня. На работе она ходила вялая и скучная. Зевала. И просыпалась только ныряя в домашние тапочки и привычным жестом включая компьютер. Лайки, репосты, чьи то чужие мнения - эта яркая смесь наполняла приятным чувством. Лакшери была где-то совсем рядом.

Наташа мечтала о мужчине. Об удивительном мужчине, который примет все ее сумасбродство. Войдет в мир цветных фантазий, который она таким приятным образом обустроила.

Не получалось. И иногда, втайне от себя самой она вздыхала, что не достаточно хороша. Периодически изматывала себя диетой, с редкими приступами истеричного опустошения холодильника.

Лакировала ногти цветными яркими пятнами. Наклеивала ресницы. В общем всячески приготовляла себя к приходу лучшего.

Может сложиться впечатление, что она была мечтательницей. Одной из тех девушек, которые томно вздыхают в ожидании прекрасного принца... Но вовсе нет. Высшее по экономике, два языка и работа в чистом и красивом офисе - позволяли считать, что надеяться на это лучшее она вполне может...

Но ОН все не шел и не шел...
И в этом сюжете, столь заезжанном и набившем оскомину было два тупика. Неразрешимых и поучительных. Наташе встречались мужчины двух типов - одни принцами быть не соглашались, а сразу, просто и буквально, не сомневаясь, вели себя по-скотски, другие - производили неизгладимое впечатление, но по факту оказывалось, лишь притворялись.

Два последних неудачных случая, возглавившие на сегодняшний день список разочарований, периодически терлись на ее странице в контакте. И давали почву для утешающих фантазий о незабываемости впечатлений от встречи с ней.

Злая подруга Маринка, конечно, говорила, что лайкают ее фотки они скорее машинально, чем осмысленно. Но Наташа искренне верила в осознанных и вдумчивых мужчин. Ей было не понятно и странно предположить, что такой серьезный шаг, как обозначение своего присутствия лайком, мог быть не знАком внимания к ней, а просто отметкой на удачной фотке.

Хотя, уже пару раз откликнувшись на такое обозначение присутствия, она удивлялась тому факту, что столь значимые для ее самоутверждения жесты, для самих мужчин ничего не значили. И делались либо, когда им было что то нужно, либо без всякой задней мысли... И как то она оказывалась совсем не причем.
Это отсутствие логики Наташу вымораживало.

Простые и логичные для всех нормальных людей вещи и понятия не работали.

Маринка, скорая на советы и сентенции, за бокалом вина по этому поводу как то изрекла:
- И не парься. Когда мой отец уходил к женщине, моложе себя на двадцать лет, сказал мне : "Маришка, вот вырастешь, поймешь почему так". И действительно, он оказался прав - я выросла и поняла. Все потому так, что все мужики - козлы.
Маринка казалась Наташе грубой. Поэтому Наташа ей не верила. А верила в лучшее.

***
Так вот... (продолжение будет)

Я так давно не писала ни строчки не по делу. Из себя.
Это немножко как изменить.
Блудить с чем-то другим. Не писать блог - как изменить себе...
С работой, с любимыми мужчинами, с суетой...
А что важно ? Что важно в этой жизни ? По сути, черт знает.
Каким же богом я околдована ? Тем занятием, что стало призванием, или этой блажью - вышибания смысла из последовательности букв...
Все в мире суета - но такая важная суета, заманчивая, соблазнительная. И осязаемые вещи, вроде новенького автомобиля, и духовные прозрения, прострелы новых смыслов или, наоборот, зависание над бездной неведения. И маленькие триумфы, когда удается пусть не надолго, но перевернуть мир. Все важно.
Да и мужчины никогда не лишние. Хоть и странные существа, но и без них жизнь, признаться, нелепа. Весенние мужчины, гонимые тестостероном и глупостями в голове, разве может что-то сравниться с их статуарными позами, остолбенением перед женским ярким взглядом и взмахом коленки, обтянутой тонким чулком.
Хотя совершенно ясно, что никаким мужчиной не заменить это - щекочущее и почти мистическое чувство рождения текста.
Щелкание клавиш коготками, тихое жужжание вентилятора, успокаивающий голубой фон wordа...
Как же мне этого не хватало. Этой запредельности себя. Или...
В общем. Вступление сделано. Дело за историями. Их есть у меня.
И надеюсь и время найдется, чтобы их рассказать.
Bon)jour

Отвоевала свободу, закалилась в желанье и боли.
Отрыдала иллюзий потерю и танцую, нагая, довольная.
Любовь, когда "настоящая"- сеть глупая, тайная, жгучая.
Навевает лишь мысли печальные, грустные и тягучие.
Отобрать мечту мою выстраданную, вольную, перчистую ???
Да пошли вы, мужчины, дорогою длинною и речистую.
Странные, истеричные, что вам вечно неймется, мается.
Любишь - не любишь? мучают, склоняют, аж, загибаешься.
Для утех вы, мужчины, плоских, если годитесь, конечно.
Что вечно в агонии бьетесь, не признаете свое место.
Болтать про любовь с фригидными бабами сколь приятно,
Болтать мужикам - стыдно, грустно за вашего брата.
Если мужчина хочет - вот, все понятно и видно.
Но, блять, все вокруг поэты...
Смешалось все... Черт, обидно.

Горький мед, сладкий яд, бесконечности мало.
Я шиплю и кручусь, иступленно рыча...
Зверски холодно, в целом так зимне устала,
И уже б унялась как котенок урча.
Мозг усталый надломлен, дышит гадкое в спину,
Вспоминаются мерзости прежней поры.
Размечталась слегка иль нашла половину,
Иль сыграла по правилам древней игры?
Ну и сука ж любовь ! Вдруг ошибка ? Обидно...
Все ж сбывается только во снах и во лжи.
Вот ведь странная мука и края не видно,
И стремительно в замкнутом круге бежим.
Горький мед, сладкий яд, бесконечная мука,
Удержать миг разбега, не свалиться ей в пасть.
Что ж так тянет порой опереться на руку,
Позабыв, как любовь ослепляет, смеясь.

Ноябрь стелет грусть... Моя слепая нежность
Сгорает в страсти бешенном огне.
Мечта спокойствия, уют и безмятежность
туманом тают... Ненависть во мне
клокочет жаркой плазмой. Растерзаю,
Ногтями вспорота спина и грудь,
Фонтан аорты плещет, раскрываясь...
И не остановиться отдохнуть...
Мигрень стучит наружу, режет кожу,
Пульс шкалит, мушки черные в глазах...
И сразу оторвавшись беспокоюсь.
И только лишь на дверь... Сжимает страх.
Наручники прищелкнуть к батарее,
Трусы вбить в горло... Что ты стонешь, раб ???
Тебя любовью рьяной одолею,
Растаешь в неге, грешен, наг и слаб...
Секс в воздухе расплавлен, задыхаюсь,
Сквирт тщетно тушит ядерный пожар,
Целую губы тихо, выдыхая
любовь, и вновь входя в азарт...

События выстраивались в круг, который все больше и больше сужался, грозя стянуться на шее тугим веревочным кольцом. Это еще не пугало, но очень сильно настораживало. Заставляло сердце биться чаще, чуть прямее держать спину и больше опускать брови.
Требовательные слова, вписывающие в обстоятельства обыденной жизни, словно пляшущие дикие человечки, сотрясали копьями и пока всего лишь совершали ритуальную пляску.
Но подозрения, что эти кажущиеся милыми и почти детскими словечки вот-вот сорвут с себя маски и, оказавшись злобными и кровожадными канибалами, разорвут в клочья всякую размеренность и свободу, нарастали.
Сильнее утром. Отпускали днем за обычными делами. Снова схватывали в давящие объятия к ночи.
Наташа, как человек решительный, справлялась с паникой крутыми методами. Всадила в лоб ботокс, чтобы не хмурился. Пошла в тренажерку - бежать от стресса. Купила круиз, чтобы сделать будущее предсказуемым.
Это было странно - то о чем она мечтала, долгожданный успех уже лежал в плоскости, буквально в шаге, но платой за него было непомерное ощущение вымотанности.
Она крутилась как винтик в прожорливой машине успеха: общалась с умными, пропускала сквозь пальцы огромные чужие деньги, знала за что платят ей и как это устроено... И в офисе были чистые стекла.
Но было так тоскливо иногда, что ее отрепетированная светлая улыбка носогубными складками с чуть наморщенным носом, чтобы выражать эмоции, сквозь яд сковывающий мышцы, все чаще выходила вымученной.
Хотелось чуда. Простого человеческого чуда.
А что может быть чудеснее любви не той, которая легко дается в руки, множится в смсках и столь легких победах, а той, которую выбираешь сам ???
"Ты полюбишь меня !" - написала она на щите и ринулась в бой сквозь осаду сковывающих слов.

Половинка луны зависла
сыром дырявым в призрачном небе.
Быль и небыль сплелись в заблудившихся пальцах.
Жизнь творится.
Не стоит пугаться ступать в территории, где ты не был,
пусть зайцем едешь...
Бледно лиловым манИт
луч утопающий
в стали залива.
А если был там ??? И мерзко тошнит
от будущего
со старым отливом ???
Отвратительна мысль,
что все повторится сначала.
Залив тих... Зависла...
Говорили же вроде, зачем молчала?
Ночь спускается как перезревшая слива
С кислым.
Отлегли бы под хмелем хоть дикие мысли.
Чуть шевелятся листья
Плавно.
Странно, только
В небе луна скучала...
А сквозь бокал заплясала, так дивно и славно,
танго изгибы плелись
и в висках стучало.

Мужчина, с изнанкой романтика, много мечтал о счастье и любви.
Счастье должно было захлестнуть. В любовь нужно было провалиться.
В периоды затянувшегося ожидания он был реалистом. Много трудился, носясь по городу в поисках другого счастья. (Оно, признаться, тоже не особо давалось в его цепкие, но слегка неуклюжие руки.)
Но мужчина точно знал, что счастье бывает. С детства знал. Ему говорили. Чтобы были деньги -нужно трудиться, а любовь свалится с неба.
И он упорствовал.
Да и с ним такое случалось - вихрь, бездна. Деньги градом, который тает на ладони.
И любовь. Любовь - не надолго.
После блаженства, вдруг, от неосторожного слова или движения, пространство схлопывалось и, доселе бесконечно желанный и милый человек, сидящий на противоположном краю стола, одномоментно сбрасывал чарующий флер. Тело с почти родным запахом и вкусом отчуждалось, становясь странной субстанцией, захваченной какими-то чуждыми фантазиями и мыслительными процессами, его жизни касающимися лишь вскользь. Чужое тело наслаждалось своим мистическим переживанием, а он как рывком отбрасывался в свое, большое, сильное и твердо стоящее в блестящем чистотой пространстве. Он снова был один на один с собой.
Мужчина долго вглядывался темными глазами в знакомые, но с каждым звуком все более далекие черты. Толи мольба из них лилась, толи укор: " "Как же ты меня не понимаешь!?!"
Другое теплое тело, охваченной описанной Булгаковым болезнью Маргариты, уже неслось. Объятое огнем эмоций, грубо и резко звучащих претензий, металось между "Я! Я! Я! - А ты !!!", разбивая в мелкую стеклянную пыль, тщательно и хрупко возведенные замки, как битой размахивало требованиями, невозможными и противоречивыми.
Мучительно и бесконтрольно бесновалось.
Все разваливалось и, чувствуя свое бессилие, он отступал.
Грустя безмерно.
И точно зная, что все проходит и это тоже пройдет.
И черт его знает, может, к лучшему - Мужчина уставал.
А мечта... Она стоит того, чтобы ждать. Ведь не может быть так, чтобы не было на земле человека, который не может просто - понять и не хотеть невозможного.

Все условности исчезают, когда люди молчат.
Молча открывают дверь, долго целуются в коридоре, обтирая спинами стены, вжимая друг друга в шершавую поверхность, задевая случайные предметы, резко звучащие велосипедные звонки, обрушивая стойку для обуви...
Захлопывают дверь, раскидав беспорядочно вещи, отмечая фигуры своего витееватого танца смятыми тканями, сброшенными кружевами и хлопком.
Запахом окутанные, глотая друг друга, падают сквозь время, гладя себя чужими руками, и срастаясь в целое и неразделяемое на части наслаждение.
До невозможной минуты сладчайшей и острой смерти, после которой можно отдышаться и начать говорить, отпив глоток холодной воды с соком лимона.

Дорогие мои ! Читатели, друзья, приятели, корреспонденты!
Спасибо за Ваши поздравления и пожелания!

В эту праздничную неделю, которая началась в мой день рождения и закончится непредвиденно когда, отвечая на бесконечно приятные слова, направленные вами в мой адрес, странным образом хочется подвести некий предварительный итог прошедшей трети ( я так полагаю) жизни.
Размышляя о том, какие слова были бы важны для меня в настоящий момент, я вдруг пришла к легкой и странной сентенции... (пусть извинят меня те к кому следующие слова относятся лишь опосредованно, то бишь мужчины)

Женщины ! Мы прекрасны !

Чувственность женщины подобна цветку, с возрастом распускается. При благоприятном стечении обстоятельств из нежной ромашки аптекарской эволюционирует в розу.
Случается розы растят в саду, но бывают розы дикие.
Садовник растит растение под себя, купирует, то что ему кажется лишним, сам решает, когда поливать, когда подкармливать. И повлиять на его мысли трудно - разве что начать хиреть на его изумленных глазах, гибнуть на корню.
Так что дело не сколько в садовнике, сколько в крепости растения, в его укорененности.
И формула эта проста - быть женщиной значит многого желать. Это и чувственность и пульс жизни.
А тайна женщины в том, что, если что-то желаешь по настоящему - сделай сама. Точка.
Такая вот нехитрая мудрость переходного периода от бальзаковского к бабе-ягодке)))
И еще. Как то захотелось вдруг открыть личико))) Будем накоротке. Это я:
http://polit.pro/stuff/185-...
Bon ) jour

иллюстрация нагло потырена у волшебного художника @ Петя Бротиганов

Так много тех, кто может удовлетворить, но не много тех, кем можно вдохновиться.
Тех, с кем ведешь нескончаемый диалог. Даже когда их нет рядом.
Слова - ласточки, снуют, залетая в окна. Вьют гнезда, носятся в поднебесье. Их выловить, выстроить в ряд. Как музыка, чтобы звучали...
Когда я пишу, к кому обращаю слова ??? К другому, к тому, чьи незримые близкие черты, давно украденные памятью, стерлись почти в ничто, но в какой то удивительный момент, когда должно быть произошла очередная вспышка на солнце, воплотились во вполне конкретном человеке.
Ах, эти вспышки, кому то останавливают сердце, кого то заставляют стучать в барабаны, кого то пьянят, а иногда проделывают эту странную штуку - сквозь острые края, разверзающейся пропасти, можно увидеть новый мир.

Слишком отличный от прежнего.
В нем много того, что я не приемлю. В нем безмерно то, над чем я смеюсь.
Но все это увлекает, как марсианская земля.
Мной тут не хожено.
Пусть эти тропы знакомы многим, а потоптались то тут не мало, я в первый раз тут.
Дороги, тканные из несовместимостей бытия. Облака, улыбающиеся изнанкой моих мыслей.
Кем можно вдохновиться ??? Тем, с кем согласишься обмануться...
Потому что легко там, где все повторяется. А по другому там, где иллюзии счастья.

Для женщины терять себя привычно.
Падая в бездну, складываясь в раскоряченных причудливых позах, ничего общего не имеющих с эстетической красотой классических эпох, превращаясь в N-киллограмовый сгусток тела, нам иногда нужно оправдание этой странной физике... А иногда нет.
Цепляясь за оправдания под именем "чувства", "отношения", "страсть" мы позволяем себе летать и терять сознание.
А когда тянет что-то иное. Когда под ложечкой бьется и хочется просто одобрения ??? Или признания. Хочется - да даже не сказать чего ... Чтобы слово сказали, то что наделено слишком особым смыслом. Заветное.
И не говорят его, и не отказывают в нем...
И плюешь, и бежишь прочь, и все равно к этому возвращаешься.
Это ли химия ???

А для мужчины как - не встречать искомых слов, образ его привычный поддерживающих. Не укрываться за экраном из "деятельного и сильного", "романтичного и нежного", ну или что там в ткани этого покрывала вплетено... Искомого, привычного. Здесь потеря себя ???
Здесь фонтанирует желание.
Здесь эти происки дьявольской Женщины ??? Здесь удивительное место для химии, которое запускает физику.

Кругооборот наук.
Сплошная математика, в которой нет ни мужчины ни женщины, если между ними что-то не встает.
И, чес слово, я не о физике ))))))))))))
Стена, например. Или время. Или невозможность.
Или, или, или... Bon ) jour

Глава 1. Мы с Маринкой

- Ну что ты себя мучишь, ты же понимаешь, что ты не виновата. Ну скажи мне что, что ты могла сделать, - Маринка хоть и мелкого роста, но очень уверенно шарится по комнате, выгребая из ящиков комода трусы, лифчики, какие то штаны, майки.
- Мы в другой клуб. Не сидеть же дома из-за каких-то уродов, - она как всегда очень убедительна, - Вот если бы мой псих сиганул с пятого этажа, это была бы трагедия. А небольшое насилие, ерунда. Будет, что вспомнить на свалке.
Голова разрывается от недосыпа и нехорошего вина. Надо было водку пить.
Маринка еще с вечера приехала меня тормошить. К ее чести она удивительно быстро справляется со всякими моральными сложностями.
Игорь, ее муж, сейчас в психушке. Шизофрения. Как она с ним протянула шесть лет мне, например, не понятно. Мне вообще не понятно, как она с ним смогла быть. Хотя, что было делать, когда они практически со школьного выпускного отправились в ЗАГС. Родители давили и ее и его. И Ромка появился через пять месяцев. И надо было как-то жить.
Она вообще удивительно хорошо выглядит. При всех этих вечных неурядицах. Правда сейчас ее мать увезла Ромку в деревню, отец работает почти сутками. И мы можем спокойно гулять. Ей не надо отпрашиваться и врать. А когда Маринка в настроении, это я вам скажу веселье так веселье. И мы с ней отлично проводим время. Если бы не инциденты, которые периодически случаются...
Самый неприятный как раз недавно случился. В прошлую субботу нас полупьяных затолкали в машину три здоровых бугая и отвезли за город, на какую-то дачу. Мы пару раз рыпнулись, но зуботычина меня, например, быстро угомонила. В конце концов, не девственность теряем. В принципе, я правда считаю, что все обошлось. Я понравилась главному, так сказать, понтовому что ли. И, конечно, хоть и остался синяк на скуле, но в целом... он оказался даже на высоте положения...
- Маринка, может пойде в ТриЭм?
Это лесби клуб. Мы ходим туда иногда, когда там группы выступают. Просто пообщаться, отдохнуть от мужиков. Все таки женщина более высокоорганизованное существо: если ей говорят нет, то больше и не полезет. И более того, остаешься с ней в друзьях...
- Нет, мне надо налаживать свою жизнь. Что ж пропадать такому телу, - Маринка натягивает губы, приоткрыв рот и мажет их моей помадой. – Идем!
Она ниже меня, узкокостная, узкобедрая. Но мужикам нравится. Веселая потому что.
- Хорошо, - я уже натягиваю дхинсы. - но в начале мне надо на Невский к Наташке в магазин, ключи отдать.
Наташка - моя сестра. Ничего примечательного. Она меня тихо ненавидит, потому что я красивая, а на нее у родителей как будто краски не хватило. Серенькая вся, нежная и зажатая, как в панцыре. Хорошо, хоть злится она тихо и дает мне ключи от бабушкиной квартиры, когда ночует у своего академика. Живут же два ботаника – он дисер пишет, она читает. И на подработку то устроилась куда – в книжкин дом. Чушь ходячая.
Невский хорош в такую погоду. Народ ходит расслабленный и даже улыбается. Свет чистый, нарядный. Фонтан у Казанского периодически роняет брызги на полураздетых загоральщиков.
- Эй, красавицы, чего же мимо нас идете? – это голос из девятки, которая с аварийкой и громкой музыкой примостилась у тротуара.
- Подойдем? – Маринка очень уверенно и прямо движется на них, воинсвенно поводя маленьким задом. Я плетусь сзади, голова все еще, несмотря на таблетку, гудит. А тот за рулем ничего. Высокий с ямочками на щеках. Определенно мой тип. Значит, Маринке этот щуплый на пассажирском сидении. Он и кричал нам. Похоже, он ей должен понравиться. Смотрит нагло, в ее стиле. Она любит играть в кошку, которую надо приручить...


Глава 2. Год спустя

Иногда говорят, что домашние животные похожи на своих хозяев.
Я видела такие совпадения. Они меня безумно веселят: пудели и их хозяки с добрым и веселым нравом и одинаково ровненькими каре, маленькие истеричные хозяйки йоркширских терьеров в бантиках, брутальные горы мускулов и злости у рокфеллеров и их одутловатых от пива хозяев, толстые облезлые лайки у пышногрудых добродушно-сварливых теток..
А мне подарили кошку. В мой день рождения в дверь звякнуло и на пороге я обнаружила большую корзину с двадцатью пятью розами и красным бантом. А в ней на маленькой подушечке я увидела неимоверно прекрасное маленькое существо, нежно пушистый комочек величиной с ладошку с голубыми круглыми глазами...

Моя старшая сестрица Наталья этим летом вышла замуж. Она уже примерно с год жила с одним ботаником. Подруга Маринка тоже наконец встретила свое счастье и пошла на второй круг: сын от первого брака уже пошел в школу, а на свет скоро должна будет появиться моя крестница.
Сказать, что я чувствовала себя одинокой и всеми покинутой – ничего не сказать. Понятно, что наши прогулки и посиделки с ними заканчиваются. Приоритеты в их жизни меняются на глазах, а я остаюсь со своими иллюзиями и мечтами один на один. И возможности поделиться всем этим с близкими людьми все меньше и меньше.
Наверное, я всегда была человеком, о котором говорят – ведомый. Нет у меня природной энергии, которая увлечет за собой полки или коня на скаку остановит. Мне гораздо интереснее наблюдать жизнь со стороны, учавствовать в событиях посильно, но без напряга.
А тут я оказываюсь сама себе голова. Сама заботься о своих развлечениях, сама себя прогуливай и успокаивай.
Не подумайте, парни меня были. Но как-то не серьезно, эпизодически. Инициатива всегда была не на моей стороне. И чаще всего они мне не перезванивали. Я старалась не расстраиваться – ну, не встретила я еще своего суженного-ряженного, не беда. Но в глубине души, конечно, я чувствовала зреющую обиду. За то, что никто не пытается разглядеть, понять, полюбить. Мне казалось, что отношения с мужчинами могут строиться только по принципу – я подстраиваюсь, я угождаю, а за это получаю свою малую толику внимания и удовольствия. У меня и сестра всегда поступала также.
Наверное, этот стиль поведения мы получили в наследство от нашей матери. Она женщина красивая, талантливая, умная всю жизнь выстраивала вокруг счастья сначала своих родителей, потом вокруг нашего с сестрой отца.
Отец, не вынеся такого бесконечного преклонения, ушел, когда мне было 12 лет к девице глупой, капризной и требовательной. Хотя думаю их с мамой история держалась так долго исключительно на нашем с сестрой существовании. Мне кажется, папа все время следовал поговорке: «Хорошему коту и в декабре – март», жизни радовался и ни в чем себе не отказывал. Хотя надо отдать ему должное, пока мы были маленькими, любил он нас с Наташкой безумно. Поэтому день, когда он однажды собрался и ушел из дома, стал для нас катастрофой. Мама же, наоборот, как будто вздохнула и расправила плечи. Может, именно такой была ее протестная реакция. Во всяком случае, следов горя или растерянности на ее лице мы ни разу не заметили. Она стала позволять себе жить как нравится ей: театры, вернисажи, занятия в художественной мастерской. И со временем, на наше удивление, ее глинянные горшки и свистульки стали пользоваться успехом в арт-салонах города. В общем, она ушла от проблем в мир творчества, оставив нас с Наташкой наедине с нашими переживаниями. Так мы и жили, прижавшись друг к другу, чуствуя себя котятами, ненароком родившимися и чудом оставленными жить, никому не нужными, пока Наташка не нашла своего ботаника и не уехала с ним. А я осталась совсем одна...

И вот за дверью меня нашел такой смешной и неожиданный подарок. Чуть позже позвонил отец: «С четвертью века тебя, принцесса. Получила корзину? Это тебе подружка, ее зовут Чуня. Целую, люблю...» Дальше бла-бла-бла, улетаю в Сингапур, на полгода, приеду, увидимся, очень рад за Наташку и так далее, и тому подобное...
Подарок-Чуня лакала молоко из фарфорового фамильного блюдца, доставшегося еще от бабки-графини, жалобно мяукала и доверчиво ласково терлась о мои пальцы.
Так стали мы жить с Чунечкой-Чувырлой. Холодное питерское лето, промозглая осень, потом долгая гнусно слякотная зима, и вдруг моя кошечка стала превращаться в грациозное самодостаточное дикое животное с пронзительным, горящим взглядом бесконечно голубых глаз. Изредка ласковое и нежное, чаще вредное и хитрое. Но очень себя уважающее и безусловно знающее себе цену...
Весна наступила как то сразу и вдруг. Город зацвел мать-и-мачехой, одуванчиками. Буквально за один день распахнулись липкие листочки тополей. Приготовилась зацветать черемуха. И нам с Чунечкой так захотелось гулять, что сводило поясницу и в животе под кожей все переворачивалось.

И странно, но во мне совершилась какая-то перемена. Раньше я могла ходить по улице, как тень невидимка. Сейчас с самого утра в метро со мной знакомились симпатичные мужчины. Когда я входила в вагон, все присутствующие синхронно поварачивали головы, оглядывая меня с ног до головы. Коллеги перестали со мной ездить, сказали что чувствуют себя рядом как коротконогие страшные карлики. Мне утупали место, пропускали вперед, придерживали двери на выходе... Через какое-то время я перестала ездить на метро. Стоило мне начать ловить машину, как тут же останавливались дорогие приличные тачки и мужчины подвозили меня до офиса. Всю дорогу развлекали приятной беседой, уговаривали дать телефон, разыскивали по приметам. В общем, было ощущение, что весна произвела переворот в окружающем меня мире.
Я была немного в шоке от случившихся со мной перемен. Не могу не сказать, что мне они были приятны. Они были необычны, тем более я не все замечала сразу, на многие вещи мне указывали коллеги и приятели. Я то, как мне казалось, оcталась та же...
Был у меня один дружок, еще со школьных лет. Когда то в седьмом классе он признавался мне в любви, но я в силу юного возраста не придала никакого значения его чувствам. Когда на вечеринке в классе я пошла танцевать с другим мальчиком, он устроил такой скандал, что дрожали стекла в школе. Наша класная руководительница, милая пожилая женщина, с пухленькими маленькими ножками и завивающейся мелким бесом прической, совершенно растерялась и безуспешно пыталась оттащить его за дверь. Он орал, что ненавидит меня и еще кучу таких вещей, о которых я в том возрасте вовсе не думала. После этого до конца десятого класса мы не только не смотрели в сторону друг друга,но и не сказали ни одного слова. После школы, как то встретившись в одной из компаний, мы просто начали общаться, как старые приятели. Наши отношения стали в какой-то мере отрицанием половых различий – братские, что ли. Это был единственный человек, после сестры и Маринки, с которым я все еще могла обсуждать подробности моей личной жизни.
К двадцати пяти годам мой друг стал человеком прожженым, жестким и не сентиментальным. Например, читая мои литературные опыты, он бурчал: «Сладенько, сейчас вырвет. Твои французские командировки, конечно, дают о себе знать. Сделай меня птичкой, сделай меня рыбкой... Накрутить волосы на кулак и давай пока тепленькая. Вот и все бабье счастье.»
По поводу переворота в отношении ко мне мужчин он цинично и просто сказал: «Наслаждайся жизнью, как наслаждается ею твоя Чунька. Все вы бабы кошки, одни дикие, другие домашние. Против природы не попрешь».
И я стала жить кошачьей жизнью. Я была очень разборчива, как моя дорогая кошечка, любила все только самое, самое...
Особым удовольствием для меня было заставить мужчину влюбляться, будоражить его, придумывать ему такие мучительные предвкушения близости, которые совершенно выбивали его из колеи, дурманили, сводили с ума.
Знаю, что выбирала я только таких мужчин, с котороми подобная игра прокатывала. Но их вокруг оказалось довольно много, я очень хорошо поняла свой тип и развлекалась на полную катушку. И самым кайфовым было разрывать отношения на пике страсти. Иногда это случалось до секса, иногда после сумасшедшей недели идилических отношений.
Надо добавить, что я вообще полюбила секс и, кроме того, стала чрезвычайно чувствительна, до такой степени, что могла получить оргазм просто от поцелуев в губы. Мужчины сходили от этого с ума, чувствуя себя героями-любовниками. Мне оставалось только выгибать спинку и мурлыкать...
В таких забавных занятиях пролетел год. Я успела поменять работу, увеличив свой оклад почти в два раза. Купить маленькую, но прыткую машинку. Отдохнуть с одним милым веселым парнем. Жизнь складывалась, лучше не бывает..

Глава 3. Мой седой мужчина

Мой очередной кавалер был женат и имел дочь на три года старше меня. Я бы про него даже не упомянула, но было, связанное с ним, одно обстоятельство, без которого дальше рассказ получится не полным.

Из последних встреченных мною мужчин, он устраивал меня как нельзя лучше: никаких обязательств, никаких планов на будущее, только здесь и сейчас, весело и непринужденно. Шикарный клубок дорогих шерстяных ниток, с которым так приятно играть и который в конце концов не жалко забыть под диваном. Наверное, в молодости он был слишком красив. Сейчас ему больше подходил эпитет «роскошен». Когда мы заходили куда-нибудь поужинать, я читала по взглядам, что мы смотримся картинно. Если мне надо было по работе куда-нибудь подьехать, он всегда был готов выделить своего шофера на часок, другой. Удобно. По вечерам, кроме выходных, которые он проводил в семье, а я с друзьями помоложе, мы крутились по городу: букеты, кафешечки, ресторанчики... Романтик, вуаля.

Я долго его водила за нос с сексом, но только исключительно по его желанию. На мое стандартное первое нет, вместо того, чтобы предпринять новую попытку, он глубокомысленно сказал: «Буду ждать, пока ты сама этого не захочешь и не попросишь». Задаваться вопросом, почему он так отреагировал на мои стандартные манипуляции, целью которых всего навсего было набить себе цену, я не стала. Хотя сначала я предпологала, что в бесконечных разговорах о жизни и горячих поцелуях, он заново окунается в романтику молодости... А потом, на удивление, как-то втянулась и вся эта лирическая дребедень даже стала мне нравиться...

Ухаживал он изысканно. К концу третьего месяца нашего знакомства я, как не предохранялась – выбрасывая великолепные букеты при подходе к дому, придирчиво относясь к подаркам, цинично смеясь над прогулками на пленере – стала потихоньку влюбляться. Роскошь для кошки недопустимая... Моя пушистая Чунечка смотрела на меня непонимающими глазами и подставляла уши и шею под руку, чтобы я ее гладила. Правда, немного выждав, набрасывалась неожиданно, притягивая и одновременно отталкивая руку сразу всеми четырьмя лапами, и зверски кусаясь...
От бесконечных вечеров с поцелуями я стала терять голову, ждать звонков и смс-ок и даже пару раз, а может и больше, сама себя лаская (давно ведь ни с кем другим не встречалась), представляла не Пирса Броснана, а его. Я даже начала чувствовать нетерпение и раздражение, оттого что все это длится и длится, и мне приходится надеяться, как девочке, что случится когда-нибудь наша вожделенная ночь любви. Мне даже стало казаться, что он догадывается, что это мне уже нужно. Самой же умолять о близости, как неэстетично делают это кошки, загуливая, было для меня равносильно смерти...

И вот, хмуро. Сумеречно. Конец ноября. Ощущение, что вообще не рассветало. Дождь поливает город седьмые сутки без перерыва. Самое рабочее время, ничего больше от жизни за окном не хочется. А в офисе ярко горят лампы, благоухает чашка с кофе, компьютер греет и мило жужжит. Над ухом тихо журчит генеральный: «Дорогая моя, этот ресетч нужен мне послезавтра. Ты уж постарайся, клиенты архиважные, подключи, если надо, ребят в помощь...»
И тут распахивается дверь, причем открывают обе створки, и в комнату вваливают целую клумбу цветов. Чайные розы в безумном количестве. Следом, засовываются любопытные лица коллег. Шофер моего воздыхателя сует мне в руки пакет и боком, быстренько ретируется, стесняясь столь усиленного внимания общественности.
У шефа глаза квадратные, длинные ноздри над усами подрагивают. Народ все подходит, наш колхоз не спит. Я слышу, как в коридоре кричат, кого-то зовут взглянуть на эти чудеса. Кругом пересмешки, шепоток. Я стою рядом с клумбой, красная, слезы готовы брызнуть из глаз и от сжимающего сердце умиления и от дикого смущения...
- Открывай, не томи, - это шеф, на то он и руководитель, первым приходит в себя.
В пакете новый загранпаспорт, билеты до Франкфурта и еще - до Канкуна на мое имя, ваучер на отель, опять Канкун.... «Где это, Боже?» Вылет завтра.
Генеральный, закинув нос через мое плечо прямо в бумаги, начинает нервно тарабанить пальцами.
Билеты идут по рукам, их разглядывают, просматривают на свет. Не упражняется в острословии только ленивый, предположения делают все. Как то в тумане на перефирии звучит слово «Мексика...»
Завтра. Слезы уже не стесняясь катятся из глаз. А я понимаю, что готова бежать уже сейчас, бросить все, всех и бежать навстречу к нему... Начинаю, лихорадочно и быстро соображать. Ресетч, чемодан, купальник, Мексика, противозачаточные, ресетч! Генеральный весь красный от злости.
Я уже чуть не бухаюсь на пол, ноги покашиваются, шепчу, что буду работать ночью, сделаю все-все до завтра, отпустите, Бога ради, молится за Вас буду, сына в Вашу честь назову и дочку тоже, напишу ресетч о самом лучшем в мире руководителе, разошлю инвесторам, физикам и юрлицам... В общем, несет меня, уже без оглядки на ум. Генеральный в бешенстве, хлопая дверью, матюгаясь, уходит. Контора еще больше часа не работает, кроме, пожалуй, трейдеров, которым не оторваться от мониторов. Да и они строчат сообщения по аське, разнося историю по всему фондовому рынку...

Утром генеральный нашел на столе ресетч и смилостивился. Кроме того, оказалось, что мой ... (вот как его называть, не знаю...) мой ему позвонил, и являясь одним из наших крупнейших клиентов, настойчиво и авторитетно объяснил, почему я нуждаюсь в срочном двухнедельном отпуске. В общем, уже часов в двенадцать, поручив гнусно орущую Чувырлу соседке, я мчалась в аэропорт, мурлыкая от счастья.

Глава 4. Упс.

Больной мозг, не спавший уже больше суток, лихорадочно рисовал картины страстных объятий на ленте, по которой едут чемоданы, в магазине дюти-фри, в кресле самолета, в туалете и даже в кабине пилота. Моя бедная кожа зудела, как одна сплошная эрогенная зона. Грудь дико ныла от напряжения, готовая взорваться, болезненно сжимаемая отчаянными попытками бюстгалтера ее сдержать. Мгновенно промокло белье между нервно сжимающихся ног. Состояние полной невменяемости. Моя кошка в течке, один в один.
Когда всклокоченная с лихорадочно горящими глазами я ворвалась в здание аэропорта, мужчины таможенники открыли рты, а женщина даже не рискнула меня обыскать, хотя рамка призывно зазвенела.
Он. Вольяжный и веселый, купающийся в завистливо-любопытных взглядах, крепко подхватил меня под локоть.
Ему хоть бы что. Этот его самодовольный вид во мне отозвался глухой яростью, которой я чуть не захлебнулась. Я живо представила, как ногтями разорву его спину в кровь, вопьюсь в шею, порву вены, прокушу...
Но запах его шеи, губ, прикосновение щетины и мягких волос за ухом... По моему телу пробежала дрожь и я утонула, успокаиваясь и растворяясь в ощущениях странного блаженства. Время, пространство, люди вокруг потеряли значение. Еще немного и счастье будет достижимо. Крыша, моя бедная крыша, ты съехала, но я не жалею...
Перелет больше 4 часов, потом промежуточная остановка в отеле. Надо поспать, иначе я все испорчу, больше все равно ни о чем я думать не могу. А судя по тому, как красиво, по сибаритски он прихлебывает виски, в туалет мне его не затащить. Черт.
Заглатываю его и свой виски, вдыхаю завораживающий запах его одеколона и шерстяного свитера, и, уткнувшись в его плечо, проваливаюсь в бездонный кружащийся сон.

Во Франкфурте мы снова попали в нежные лучи осеннего солнца. Разница во времени, здесь все еще день.
Но у меня в глазах темно. И снова жар. Такси. Отель.
Обедать? Он сошел с ума. А я то и подавно.
Прижимаюсь к нему всем телом. Губы к губам. Проклятый лифт – слишком медленно.
Я и раньше удивлялась, что он настолько терпелив и нежен. И никогда не появлялось ощущения, что он готов накинуться на меня. В моих глазах это добавляло ему очарования. Раз он может устоять, мне казалось это проявлением силы.
Дверь, карточка, пальто, платье. Я потеряла ориентацию в пространстве, кажется, что летела. Это он подхватил меня на руки и мы на кровати. Мое тело скручивается, выгибается дугой. А-а. Какие-то мешающие тряпки, колючий свитер. Прижимаюсь к нему, в диком желании раствориться и умереть...
И вдруг понимаю, что он то меня не хочет. Паника близко. Скольжу вниз рукой. Нет, ошиблась, хочет. Но. Паника нарастает. Десять сантиметров. От силы.
У меня ощущение транса. Озноб. Стопор.
Он стонет во мне, а я ничего не чувствую. Совсем.

Стоя под душем, я ловила обрывки мыслей и чувств. Разочарование? Да, наверное. Тоска, без меры. Боль, да болит сердце. Странно, почему оно?
Ощущение, что меня обманули, беззатенчиво, не задумываясь, жестоко. Как в детстве - посулили и не дали, обещали и забыли, подарили и отняли...
А он, как же он? Мое сердце наполнено грустью и сочувствием, но я понимаю, что так я не смогу...
С опухшими от беззвучных слез глазами, тихо выплываю из ванной. Он уже одет, пьет виски. В стакане мелодично звякает лед.
Начинает резко, не оборачиваясь.
- Как это называется? Фригидность? Ты была похожа на полено. Ты хоть знаешь, что это обман, ты совершенно бесчуственна. Усталость, я бы мог это понять, но ты даже не попыталась...
Захлопнутая дверь еще красноречивее его тирады.
Три месяца бесплотных мечтаний и радостей, прошедших мимо.
И теперь ощущение, как от удара. Значит, он считает, я плоха. Фригидна?!
Как я оказалась здесь и с кем? На что тратила время и чувства?
Возможно, среди мужчин, на которых я не смотрела в последнее врямя, я проглядела моего любимого и неповторимого. Это абсурд, сковавшее меня удивление, он принимает за бесчувственность.
От невеселых и злых мыслей меня отрывает игривая мелодия полечки. В его телефоне капризный женский голос.
- Милый, ты что не перезваниваешь? Куда-то уехал с женой?
Мой голос от волнения прерывается и хрипит:
- С любовницей уехал. А Вы кто?
То, что я услышала в следущие две минуты, пока не догадалась отбросить от себя трубку, шипящую как ядовитая змея, трудно скомпоновать в литературную речь.
Кроме того, в телефоне оказался забит целый список как женских имен, так и салонов определенного содержания.
Смысл того, что я была случайной игрушкой, одной из череды случайных попутчиц и неслучайных профессионалок, дошел до меня не сразу. Следущие полчаса меня от волнения или от виски, выпитого на голодный желудок, больно выворачивало в унитаз...
Кошка. Та, что играет с судьбами людей. Та, что гуляет сама по себе. Манящая и нежная. Пушистая и игривая. Ласковая и страстная.
И я опустошенная, с ощущением вытертых ног, на моей нежной коже.

Ну уж нет. Входящие звонки. Так. Сообщение. «Или ты забираешь его завтра, или не жди.» Отель, номер. ОК, она прилетит.
Вещи, билеты, ваучер. Его билет к черту, в клочья. А я уезжаю в новую жизнь.
Виски с собой.

замечательный художник @ Петя Бротиганов

Золотое море, черный песок.
Вода неожиданно холодная. И очень соленая. Здесь странно высокие волны даже в полное безветрие. Это дышит океан. Причем понятно, что он лишь затаил дыхание, не шумит, не вдыхает полной грудью. Его мощь и пугает и манит. Дно просматривается на несколько метров вперед и видно как крупные серые рыбы уходят в недоступную уже для взгляда глубину.

Еще раннее утро и солнце ласкает, не обжигая. Целует мокрые зудящие от соли веки и кожу на сгибе у локтя, лодыжки. Мокрый купальник прилипчиво стягивает зацелованное тело.
Из лифта гостиницы, стоящей прямо на пляже выплевываются довольные люди с надувными кругами, пары с детьми, девицы, с крупными украшениями и мужчинами с усталыми красными глазами, неуверенные, толстушки со скобками, рельефные парни в кросовках для бега...
В это время я уже предпочитаю одеваться и потихоньку идти в тень. Слишком много солнца не к чему.
В бок здания гостиницы врезано маленькое дневное кафе. Всю неделю я прихожу сюда и сажусь в тени. Столики выставлены прямо на тротуар, все очень просто. В основном те же лица: любители крепкого кофе и свежего сока.
Бармен очень приятный парень, с загорелыми ногами, улыбчивый. Наверное, ему около сорока. Когда он подгоняет жену с приготовлением заказа, морщинки вокруг его глаз становятся белыми и лучистыми. Пахнет жаренным яйцом, ветчиной и кофе.
Капучино. Он приносит мне его сразу, как только я усаживаюсь. Это - уважение. Это очень приятно, что он просто рад, что я есть сейчас здесь, в его кафе, на этом пляже, на этом острове. У подножья вулкана, о котором я знаю, но куда уже не смогу подняться. Посреди океана, который не смогу переплыть...
А-ах... Это мой вздох. Так чудесно. Пенка на капучино в белоснежной чашке, просыпавшиеся на блюдце и стол крупинки сахара. Маленькая ложечка с лужицей коричневых пузырьков. Как красиво все то, что могут видеть мои глаза.
Губам горячо и сухо. Я провожу по ним языком. М-да. Тут все чудесно.
Браслеты на руке мелодично брякают о чашку и приятно холодят руку.

- Надо же такая сморщенная старуха, - рассуждает белокурая девчушка, сидящая с чашкой какао рядом с родителями.
- Не надо кричать на весь пляж, - мурлычет ей мама и обращается к мужу, - Я вот также мечтаю лет в девяносто приезжать к океану, приходить на берег и с таким же наслаждением, как в последний раз, пить свое кофе. Но видимо делать это буду уже без тебя.
- Это почему это? – он вскидывает на нее светлые пепельные глаза, сдвинув брови и выпуская струйку дыма. Прихлебывает эспрессо.
- Ты же говорил, что склеишься лет в шестьдесят. Что же мне еще тридцать лет без тебя делать? Это много, буду путешествовать...
Мужчина явно обескуражен: - И я с тобой хочу.
- Хорошо, будем ездить вместе. Но тогда пообещай дотянуть хотя бы до девяносто трех...
Они улыбаются друг другу, шутливо морща носы, и держась за руку...

Бармен помогает мне подняться, трогательно подхватывая под локти. Становится жарко. Тяжелее дышать. Я даже сама слышу шелест, который возникает при каждом моем вдохе. Пора отдыхать...

Глава 2.

Гостиничный номер встретил приятной прохладой. В мои восемьдесят шесть это просто спасение. По коже ласково пробежал легкий ветерок. Как интересно настроен кондиционер – все время что-то внутри него движется. Туда-сюда, туда-сюда.
Боже мой. Восемьдесят шесть. Жизнь прошла быстро и незаметно. Кожа обвисла в складки. Пожалуй, на мне нет места, которое не было бы сморщенным. То есть, конечно, такое место имеется, но на него уже никому не интересно смотреть. В общем и целом, похожа я на шарпея. Слава Богу, без такого же едкого псиного запаха.
Хотя, когда я была моложе, мне казалось, что от старых людей идет запах довольно специфический. Лекарств, чистого белья, еще чего-то неуловимого. Сейчас я особенно остро чувствую, как пахнут молодые.
Я могу уловить запах косметики у девушек, едущих со мной в лифте. Заходя в раздвигающуюся и дающую мне место стайку, я безошибочно знаю у кого из них менструация, кто только что вылез из объятий мужчины... Странный эффект старости....
А как пахнут молодые мужчины...
Когда то мне казалось смешным и невозможным обращать внимание на мужчин моложе меня. Возможно, это сказывалось мое строгое православное воспитание. Я родилась уже за пределами России, но французский воздух свободного отношения к любви не становился мне мне родным. Мои родители старились душа в душу. Как два сизо-голубых мон-мартровских голубка. Кажется, что жизненные трудности только укрепили их союз. Не знаю, ссорились ли они когда нибудь по настоящему... Я даже не уверена, что в их нежном, ласковом и действительно голубином отношении к друг другу было место хоть каким-то страстям.... Хотя очеведно, что два раза страсть вспыхивала точно - у меня был еще младший брат....
Так я о запахе молодости... Сейчас, когда я так необыхновенно чутко улавливаю запахи (видимо мне больше уже ничего другого не осталось) я чувствую исходящий от кожи мужчин аромат, рождающий не только волнение и ощущения, но и запускающий перед глазами вереницу образов, похожих на видения. Вот от молодого человека, который пропустил меня в лифт вперед себя и любезно нажал на кнопку этажа, исходил аромат нисчем несравнимого шершавого запаха дубовой коры, смещивающейся с сжигаемой осенней листвой. Аромат такой бывает только в конце осени, когда солнце из последних сил прорывает стремящиеся собраться в тучи облака, и взрывает нежданным лучом золото-бурые обрывки скудного убранства скверов.
Возможно эти странные обонятельные ощущения просто игра моего ума, не желающего признавать неумолимое приближение к конечной цели. Возможно, это мой способ составления внутреннего отчета. Для кого? Все мои ошибки и неудачи, все радости и победы - я пересматирваю, как забытые кадры киноленты, и говорю сама с собой начистоту...

Мне было чуть за сорок, а ему лишь семнадцать. И от его волос и кожи шел аромат осеннего дождливого утра и поздних райских яблок. Наша связь была безумной, порочной, иступленной, кощунственной. Но ничего поделать с ней было не возможно. Просто не было сил...
Еще за месяц до того, как моя приятельница попросила дать ее сыну курс английского языка, я чувствовала себя умудренной опытом женщиной средних лет, матерью семейства, которую любит муж, уважают соседи и булочники. Эта страсть стала пощечиной моему милому миру, в котором я жила и в который верила.
У многих моих подруг подрастали сыновья, но, глядя на этих молодых глупых телят, я даже не думала, что они могли быть сексуальны. И сильно удивлялась, когда кто-то находил их привлекательными.
У нас была небольшая двухэтажная квартира на северном склоне Мон-Мартра. Из коридора второго этажа, можно было подняться на небольшую мансарду с большим круглым солнечным окном. Когда наши дети были младше, они с удовольствием играли здесь. Но они поступили в колледж и стали бывать дома редко, а у меня появилось много свободного времени для уроков и переводов. Поэтому мы решили переоборудовать это пространство под библиотеку и кабинет. Книг у нас в доме всегда было великое множество. Очень скоро они перестали помещаться в специально сделанные под них стелажи и расположились по всей мансарде высокими стопками. Посреди этого пыльного богатства воцарился старинный письменный стол, обтянутый заново зеленым сукном и несколько таких же древних стульев с массивными подлокотниками. Стелажи уходили под самую крышу и иногда, чтобы достать нужное издание, приходилось забираться вверх по шаткой приставной лестнице.
Из-за нее то все и началось... Лестница пошатнулась и я, растеряв туфли и больно разодрав ногу об угол полки, неуклюже полетела вниз. Руки моего ученика оказались неожиданно большими и уверенными. Он подхватил меня, но не сумев сохранить равновесие повалился на пол, потянув меня за собой. Мы на секунду замерли от неуклюжести нашего положениия: он в растегнутой от быстрых движений рубашке, и я сверху, с выбившимися из прически волосами, съехавшей набок юбке, порванных чулках и лопнувшими петлями на блузе.
Мгновение, и он резко перевернул меня, оказавшись сверху, сметая купы книг, перевернув стул и даже каким-то образом сметая со стола письменный прибор, наши тетради и учебные пособия. Целовал он невпопад, не задумываясь, не умело, но так искренне и горячо, что у меня перед глазами запрыгали разноцветные солнечные зайчики... В окошко стучали и качались изо всех сил на ветру, отбрасывая кружевные тени, ветки с райскими яблочками. Мир исчез.....
Он уехал через несколько сумашедших недель и как не странно удачно сдал свой экзамен по английскому языку... Мой неопытный, но пылкий любовник... Больше мы не встречались.

Глава 3.



Я не могу сказать, скучно ли я прожила свою жизнь. Не знаю, скучно ли мне сейчас. Но спешить со смертью мне совсем не хочется.
Странное ощущение осознавать, что почти все уже позади. Встречи с интересными людьми, чудесные поездки, милые мужчины.
Люди провожают меня удивленными взглядами, но в них чаще всего читается: «До такого возраста не живут». Да, да. Каждый взгляд, как пожелание смерти. «Как хорошо Вы выглядите для своих лет». Мои ровестники уже в большинстве своем съедены червями, а имена своих правнуков я уже не помню. Когда мы отдавали за муж младшую дочь, мой муж неожиданно быстро потерял зрение. Так тяжело дался ему тот маленький возрастной рубеж.
А меня недавно приглашали уже на свадьбу к правнучке, и я вместо поездки слегла с сердечной недостаточностью.
Напрасно, они так рано женятся, торопят и свое время и чужое. Как-то даже неприлично стать пра-прабабушкой. А ведь за ними не задержится и такой поворот событий.
Да, жаль, что вместо возвращения домой и встречи со всей семьей, я валяюсь на этом острове. Одинокая и больная.
Здесь вечное лето, а в Париже сейчас ранняя осень. Изредка желтый лист, заигрывая с ветром, стелется под ноги. Все пронзительней звучит труба у уличного музыканта, играющего на маленькой площади под моим окном. Все вкуснее покупать горячие блины и есть их, обжигая пальцы и небо. Все отчетливей в прозрачном воздухе разносятся колокольные звоны с Сакро-Кер и Трините, во время служб и свадеб.
Мы то с моим первым мужем так и не обвенчались. Прожили во грехе. Когда я хоронила его почти сорок лет назад, мне почему то все время думалось только об этом...

Второй мой брак не заставил себя ждать. Новый супруг был существенно меня моложе. И клялся, заглядывая в глаза и топя в нежности, в бесконечной и вечной любви.
Он через год после брака разбился на машине вместе со своей любовницей. Оказалось, он знал ее еще с колледжа. Они втайне периодически встречались. А я ему была вовсе не нужна. Как женщина, не нужна.
Вряд ли он меня не любил. Любил, по своему, только не так, как мне того хотелось бы. Рядом со мной он чувствовал себя как дома, в уюте, тепле, со мной он отдыхал от своих невозможных отношений, от тяжестей беспрестанной борьбы за прибыль, от суеты своих будней и разгула праздников. В какой-то степени я была как этот теплый, затерянный в океане остров, который любому человеку на него приезжающему, кажется необыкновенно родным.
Боже, как я ревновала, как я сходила с ума. Увидев их впервые случайно на бульваре Осман, я была поражена выражением его лица. Оно сияло, как не сияло ни в день нашей первой близости, ни в день нашей свадьбы. Вечный хмурый суровый бугорок, между бровей, в который я так любила его целовать, удивительным образом разошелся. Глаза смеялись, лучились.
Он ничего не видел вокруг себя. Было понятно, что его мир обрамлен сейчас только ее ресницами и облаком волнисых волос. А я стояла за летней перегородкой кафе и чувствовала, как мое сердце сжимает чья-то грубая и жестокая рука.
Когда они скрылись из глаз, свет померк.
Первое, что очнувшись в больничной палате, я увидела, были его глаза бесконечно заботливые, внимательные. Но не такие, я сразу это почувствовала, какими он смотрел на нее.
Как они все эти годы хранили свою любовь и почему не были вместе? Не знаю, не знаю...
Пока я болела, он беспристанно хотел быть мне полезен, был очень добр, приходил каждую свободную минутку, приносил цветы, фрукты. И даже баночку с кофе, строго настрого запрещенного врачами, но от этого еще более желанного. Запретный аромат, который я вдыхала с упоением.
Недоступный и желанный.
Это и о кофе и о нем.
После больницы мне было невыносимо грустно оставаться дома одной. Смотреть на моросящий за окном дождь и представлять, как они пьют наше любимое бордо медок в каком-либо из уличных кафе, как он целует ее волосы и руки, уводит ее в отель, на полдороге к нашему дому от Плас-Пигаль...
Да, я сознаюсь, что я несколько раз следила за ними. Не понимаю, что меня на это толкало. Я хотела понять сама не знаю что. Мне очень сильно хотелось понять... И мне кажется, что когда я все поняла, я и решила...
В общем, я решила, что не стоит жить с этой драмой в душе. Я хотела освободить его от себя, уйти не заметно. После очередной слежки за собственным мужем, я долго копалась с тормозной педалью, что-то там раскачивая, расшатывая, выдирая. Слезы застилали глаза, но я была упорна.
Я решила остаться еще на один вечер и попрощаться, так невзначай, только для себя. Пошла в дом, приготовила поздний легкий ужин, как он любил, достала бордо, зажгла свечи.
Ждала я долго, но время уже не имело для меня никого значения. И когда посреди ночи позвонили, я очнулась из своего забытья, не поняв ни который час, не поняв сразу, что же случилось.
Оказалось он привел свою любовницу к нашему дому и решил взять мою машину, куда-то ее отвезти. То ли от того, что он был пьян, то ли тормоза действительно не сработали, но они влетели под припоздавшую строительную машину. Оба насмерть, хотя мне сказали, что он пытался выкрутить руль и подставить под удар только себя...

Наверное, я бесконечно перед ними виновата. И когда я пересчитываю все свои восемьдесят шесть лет, я каждый раз думаю, что меня именно за этот эпизод жизни будут жарить на сковородке. Я в этом абсолютно убеждена, может быть поэтому и не спешу на последний важный разговор с Господом. Удивительно, но на этом острове, похожем на рай, иногда, очень редко, бывает ветерок, который приносит от кратера вулкана запах серы... Куда мне спешить...

2008 г.

Черные мысли тупо долбились в голову, не давая простора воображению. Неотступно преследовали.
Стас хотел бы вынести их на помойку или растворить в бокале с горьким виски. Видимо, они выкарабкивались по скользким кускам льда и снова по подушке ночью забирались в освобождавшееся на время сна пространство.
Просыпался Стас снова с ними и сразу тащил в туалет, назойливые, смывал в унитаз.
Вскоре они копошились в мозгу, выбираясь из чашки с коричневым мутным чаем из пакетика.
"Она меня не любит".
Нельзя сказать, что бы Стас был уверен. Скорее наоборот, он был просто убежден, что иначе и быть не может - любит. Иначе... Иначе...
Вот как раз о том, как бывает иначе не думалось.
И думалось одновременно. Думалось не прямо, а как то подспудно, подпольно и не законно.
Иногда он замирал, ощущая, что кожа его под рукой была суховата и, если провести по ней, собиралась то ли морщинками, то ли складочками, то ли неприятными целлюлитными ямочками. Совсем не так как у нее - нежно и розово натянутая по поверхности молочного жирка. Иногда всматривался в темные, как руслами рек пересеченные мешки под глазами, списывая их исключительно на тревожную пьяную ночь. Иногда вздрагивал от странного преждевременного чувства опустошения ниже пояса, не связанного с физиологией, но прочно завязанного на крамольную мысль - лень, двигаться лень.
Не думалось - думалось...
Ерунда какая то. Стас умел отдыхать и наслаждался жизнью, но эта проклятая тревога не давала заснуть, гоняла по квартире из угла в угол, заставляла грязнуть в беспокойной суете.
Жалость к бессмысленно проведенным годам, потраченным на погоню за деньгами и странные усилия в обеспечении где-то в далеке брезжущей старости, Стас оценивал как плодотворные и добавляющее ему внутренней весомости. Но противное чувство собственной недостаточности не давало успокоиться.
А покоя хотелось как никогда. Именно для этого и была нужна она. Вернее, не так, нужно было, чтобы она его любила.
Нужна ли она сама - было не ясно, вернее, ясно.
Все что она несла с собой он уже проходил, и не единожды, и снова погружаться в эти мутные воды девичьих фантазий не хотел. Он знал отчетливо, что за желанием внимания, последует желание быть ближе, потом она предложит жить вместе, потом начнет заговаривать о том, что хочет понимать кто она для него... Это было скучно и противно. То что он умел - это лавировать и не пускать в свое интимное, дальше, чем хотел, прикрываясь образом делового и ответственного человека. За образ она его и любила. Так и сам он почти верил, благодаря ее уважению этим отчасти воображаемым делам и безусловно воображаемой ответственности.
На самом деле он иногда ощущал себя прыщавым юношей. И вырывая пинцетом по утрам волосы из широких ноздрей, искренне удивлялся помятому лицу стареющего мужчины, глядящему из зеркала.
Друзьям он хотел казаться веселым беззаботным парнем. Увядающим родителям достойным, благородным человеком.
Ночь, подступая разрушала образы, заставляя беспокоиться. Тревога была невыносима, а избежать ее было просто. Он набирал смс или выходил в сеть. И в ответ летели игривые и двусмысленные ответики.
"Любит и не одна она". Стас успокаивался и понимал, что любят его не спроста. Значит он и правда достойный, ответственный, благородный и очень еще молодой, во всяком случае фору даст...
Впереди вся жизнь, и безусловно, лучшая ее часть. Если столько прекрасных, юных женщин мечтает об отношениях с ним, ловят его в свои сети, то не могут же все они ошибаться ??? Объективность великая вещь.
Нужно объективно оценивать себя и всегда смотреть правде в глаза. Он - охуенный. И на полтос свой не тянет однозначно. Стас засыпал, прижавшись к срочным порядком доставленному в такси и потому пышащему счастьем гладкому бедру, благо супруга зависла на даче. И мысли отступали.
Проклятые черные мысли. Вкусный крепкий виски. Любовь - вот, что главное в жизни, не так ли ?


иллюстрация - чудесный художник @Петя Бротиганов

В эти солнечные питерские дни хочется, находясь невыносимо близко к эпицентру Петербургского Экономического форума, кратко, но искренне осветить некоторые его события.
Итак: Как же задрала вся эта пиджаковая пиздобратия, простите мой французский. Количество номеров ООО, ААА и 777 на единицу площади острова зашкаливает. Ездить, не шевеля губами, невозможно.
Каждый из этих чудаков на букву М считает своим долгом нарушить правила. Само собой происходит это на глазах у сражей порядка, поскольку они стоят на каждом шагу, вернее через каждые 10 метров, а на каждом перекрестке дежурит машина ДПС. Сказать, что на проезд на красный свет или перестроение в обход запрещающих знаков, ДПС-ники не реагируют, ничего не сказать. Вопрос соблюдения писаных правил не на повестке дня. Ориентироваться надлежит исключительно по стоимости машины - поскольку порш каррера дороже, значит он перестраивается под меня, не мигая, даже не учитывая, что я больше по массе. И в связи с этим я, конечно, в затруднении буду, если повстречаю Е: -мобиль ??? Никто не слышал, сколько он стоит, влево мне метнуться, застыть на месте или просто сделать "ку"?
Чатланина в этом обилии статусных машин видно издалека по специальному сигналу и суете, с которой выбегают на перекресток свистуны. Упражнения со свистком и палкой исполняют несколько человек в синхрон, проникновенно и с чувством благоговения, дабы нам простым пацакам не пришло в голову сигналить и показывать в открытое окно факи. Но все равно мысль эта приходит остервенело.
Господин ПЖ меня лично не беспокоит, вряд ли он на нашей грешной земле. Видя, как в вечеру рассекают на быстроходных катерах, в пустеющем в эти дни заливе, легко можно понять, где покажут "зеленого змия".
Как же это отвратительно, что та власть, которая является исполнительной, мнит себя феодальной. А те кто обладают КЦ, так заморочены, что внутренне зависят от подтверждения своего статуса пусть даже в такой малости, как проезд на красный.
Знаете какая это гадость... Фу, то есть КУ
Bon)jour

Обнажение

Тело диктует, хотя мы научаемся игнорировать его законы и жить так, как будто бы их не существовало. 
Лелеим тело, одеваем, возим, купаем и подставляем солнцу. Выставляем на показ, делаем его соблазнительным и отдаем другому, замирая от волнения и страсти. 
Снимаем с него слепки и отшелушиваем образы как луковые пластинки, перенося их на тряпки и называя это искусством. Пронзаем и окутываем словами, обертываем ими и расчленяем, впитывая их в себя и изображая для других то, что прошло внутрь. и называем это самовыражением и самореализацией. Отвязный чувак, надежный мужчина, трепетная женщина, сексуальная штучка - пляж полон не телами, а эпитетами. Во всяком случае, то что мы видим - мы прочитываем.  Отчасти сознательно - по лицам и позам, на скорую руку наученные популяризатором Пизом, отчасти читаем чем то другим, тем что не допущено на поверхность мысли, но тем что прочно усвоено и укоренено. И откликаемся, откликаемся и сами требуем признания чаще в заученных кодах, реже в актах творения.
Почему то меня раздражает в людях то, что просто опознать. Наверное, от того, что и я пока от такого прочтения сторонним человеком свободна не слишком. Хотя всегда вопрос прочел он то, что во мне отпечатано по своему словарю или ??? Я то желаю соблазнять и быть удивленной. И это отчасти наносное, не совсем я, кажимость. Не то,  что приносит исключительно удовольствие, в этом и страдание - от невозможности быть иначе. И меня так же можно прочесть, тем другим для кого я выстраиваю свое тело в акте соблазнения. 
Но люблю я в телах другое - то что идет от чего то нового и действительно творческого. 
Простое - банально, поскольку слишком прямо следует социальной кодификации, например, усвоение грифа - "я состоявшийся автор" или "я успешный менеджер", бывают в наше время еще тошнотворнее "директор" или "владелец". О дамах вообще помалкиваю, поскольку самые крайние варианты, они же самые честные в этом роде - последствия пластической хирургии на пляже при топлесс налицо. В прочем для того и делалось слишком прямое вторжение в тело, чтобы оно выпирало и не просто говорило, а вопило и именно то, что хочет хозяйка объявить. Некоторым образом, вся индустрия моды держится на таком вопиющем "честном слове" женщины.
Совсем не кстати, а может и вовремя, вспомнились средневековые наряды мужчин со специальным мешочком под хозяйство, которые, видимо, также были предназначены, чтобы сразу лицом представить размер, отсюда и история с подкладыванием туда же мешочков с песком... Умели же и мужчины честно говорить, о том, чем сейчас меряются исподволь - машинами, бюджетом, домами, яхтами. 
Ах, как же они хороши паруса в бледно голубой дымке на горизонте...
Время течет,  эпитеты к человеческому телу и существованию меняются. Скоро вряд ли можно будет сказать о суетливой молочной мадаме с вытянутой еще кожей на животе "счастлива материнством", скажем - "родитель номер один". Может быть и выглядеть такие тела станут иначе...
А наше время социальной кодификации породило эпитет - "сексуальность". Еще бы кто знал, что это такое: активно выпирающие частичные объекты в теле - соскИ и попы, или какой то особенный блеск в глазах ??? 
А мужчины на этом пляже все сплошь атлеты, с прокаченными банками и узкими бедрами, российские "успешные" сытые животики не в почете.
Что же греется на пляже??? Обнаженная душа.

P.S.
Днем позже. 
Вена, Австрия, Музей национальной истории на Мария-Терезия плац.
Вы видели, конечно, интервью об этой скандальной экспозиции. Даже в последнем Бонде есть сцена, где эти тела играют свою роль.
Все экспонаты этой выставки - части или целые человеческие тела. Без кожи или без костей, или только кровеносная система - естественно-научный музей ... Тела представлены и в динамике: вот троица непринужденно играет в карты, вот женщина выпускает на волю птиц, мужчина застыл в атаке с баскетбольным мячом. А эти двое занимаются любовью. Надпись на стене гласит: "Ахтунг!.. доноры тел дали свое письменное согласие и были уведомлены о том, что их тела будут использованы для воссоздания сцены полового акта", в полном  продольном разрезе вдоль основопологающих органов любви,  добавлю я. И присовокуплю, что столь проникновенной картины я не видела никогда.
Так все таки, что есть тело в нашей цивилизации ??? Как относиться к тому, что остается: как к отбросу, тому,  о чем уже нечего сказать, или как к бесценной  бальзамической мумии - произведению искусства, творческому высказыванию о бывшем бытии. 
Что оно для нас - наше изначально стареющее тело, неумолимо стремящееся к смерти тело ??? И что оно для других ??? Не иссякаемый источник наслаждения ? "Сексуальная активность одна из основных творческих способностей человеческого организма. Вырабатываемые во время оргазмической активности эндорфины способствуют чувству полноты жизни, избавляют от депрессии..." (перевод примерный с англ.) А смотреть на эти мертвые тела, мышцы которых навечно застыли в оргазмической муке... Это наслаждение ??? Именно ! Удивительное небывалое чувство за гранью современного социально кода, привитого христианской традицией фетишизма.

Пресыщение

Ну крепость как крепость. А век ? Десятый? И даже не тринадцатый... Шестнадцатый, какая досада. 
Стены как стены, толстые метра три, крытая первая улица, чтобы не пробивали пушечные ядра. Пираты, сарацины, истории завоеваний - странное земное существование на фоне невероятного моря и неба.
Сейчас в гулких залах Матисс, Ренуар. Хотя что Матисс. Матисс как Матисс. 
Все равно море ярче, ветер крепче, жасмин пьянее.
Хотя и море как море. Лазоревое, с нежными переливами зеленого, синего, голубого. 
Вчера выбросило на берег то ли организмы, то ли лепестки - сиреневые прозрачные пластинки с гребешками. сегодня выходцы из африканских колоний сгребли их в пахнущие рыбой  кучи. 
Эклеры слишком сладкие, вино слишком кислое. Лазурь режет глаза. Где же, где 1500 оттенков серого питерского ? Все слишком невозможно прекрасное...

Невозможное

Ныряя в лазурь по самое не балуйся по кокетливо торчащий пучок волос, смываю суету и напряжение. И то ли слезы текут, то ли это просто капли морской соленой волны. Чертова Франция ! Как же нам с тобой быть ??? То что строилось с таким неимоверным напряжением просыпалось как этот крупнозернистый песок, слишком реально, слишком по земному. 
Отпели человека и все. Где то далеко в Париже частным образом закончилась частная жизнь и странный икивок в сторону русскости с этим отпеванием, четко обозначает границу возможного и не возможного для человека вообще: пока жив ты можешь влиять на свои дела, а если мертв то нет - они идут сами, потому что это совсем не твои дела, а чужие проблемы и заботы. И кто то другой решает как поступить с тем самым подлинным, что от тебя осталось, с этим невозможно ценным ранее и теперь таким жалким отбросом существования -  сравнять с землей или превратить в горстку пепла...

Отпустить все накопившееся и пересмотреть планы - начиная от этой точки слишком невозможной синевы, убивающей серое и черное, делающей вид, что их не существует...
Ну что же, мне то теперь всего лишь следует сделать невозможное случившимся.

Предвкушение

Вялые минуты ожидания следующего клиента разорвала знакомая мелодия. Отзываюсь игриво:
- Мяу!
Из трубки вкрадчиво так:
- Что делаешь? 
- Как что? Привычно делаю людей счастливыми.
- Мне срочно нужно несколько минут счастья. Поворачиваю на твою линию и через две минуты буду у ворот.
Выскакиваю целоваться. Ошеломляюще свежо, как в юности.
Может влюбиться ??? Вопрос риторический.

Ожидание

Бессонная ночь, а перед этим плотный рабочий день, меня основательно вымотали. А тут еще - что за взгляды!
Но приглядевшись, я успокоилась: крепкие немецкие мужчины не наглые, они основательные. Пристально ощупывают декольте, деловито скользят взглядом  по ногам, смотрят в глаза. Добротные костюмы с галстуками в тон рубашке радуют мое утомленное российской безвкусицей чувство меры. Аккуратно зачесанные седые виски, очки в тонкой дорогой оправе. Давно выйдя из возраста нимфы и плавно приближаясь к возрасту ведьмы, я могу позволить себе  разглядывать их не смущаясь и с удовольствием. Опыт подсказывает правда, что шикарный экстерьер, зачастую скрывает мелкие подробности. Это  как компенсационный эффект. Покрывающий недостатки. Так же как наличие средств. Признаться, я даже готова выдвинуть теорию, правда с небольшой доказательной базой, поскольку я женщина консервативных взглядов, то есть  в основном приличная, а скажем так, с некоторой срезовой выборкой, что достойное внешнее у мужчины частенько сочетается с большим внутренним дефектом. По простому говоря, или нарцисс редкостный, или опять же мелкие и неумелые подробности. В связи с этим, видимо, и придумана была мужчинами такая замечательная идея,  как любовь. Лучезарность влюбленности - враг внимательности. Не удовлетворена,  но готова довольствоваться малым, потому как влюблена... и тихо рада присутствию рядом. В общем не женщина, а мечта, я таких знаю.
Но возвращаясь к немецким сосискам и знаменитой на весь мир кинопродукции, может быть у немецких мужчин все не так прозаично ???  Но додумать почти неприличную идею про то, как вероятно не легко приходилось русским женщинам, когда стояли на постое регулярные немецкие войска, не получается.
Поток несуразных мыслей прерывает объявление рейса на Берлин. Строгие арийские красавцы улетают, а кресла ожидания вокруг понемногу заполняются мятыми с трехдневной щетиной в свободных мешковатых брюках французами. До рейса в Прованс всего час. Покемарить, и вот оно плещется море...

Одержимость

Дороги Прованса - как себе на уме мужчина с медвежьими объятиями. 
Схватило - не отвертишься, закрутит и умчит ввысь к самым облакам на вершину холма. Узкая, почти козья тропа, шириной в одну машину по самому краю ущелья неожиданно взвивается к немыслимо, для питерца, древнему Шато, века десятого, в крайнем случае тринадцатого, абсолютно живого средневековья, населенного вокруг местными. Дети резвятся на выложенной галькой мостовой, взрослые продают лавандовое мыло и платки с вышивкой решелье, бодрые пенсы гоняют в петанг. 
Утка в медовом соусе в местном ресторане, одной стеной прилепившемся к замку Гримальди, некогда правителей этих земель, эта семья и ныне князья Монако, другой нависшим над пропастью с видом на поросшие соснами холмы и дальше на заснеженные вершины, - тартар, рыбные блюда меню из свежайшей рыбы, выловленной утром рыбаками деревушки Кро де Кань - рот полон слюной. Эту вакханалию дополняют соусами и местным вином.
Здесь рядом некогда купил виллу Ренуар и там ныне хранятся его полотна, запечатленные вкусом напоенного жасмином воздуха. Здесь творили Шагал и Матисс. Здесь все пронизано одержимостью материального, осязаемого мира. Воздух прозрачен, плотен и свеж. А морская вода на закате отливает сиреневыми и зелеными всполохами, днем ослепляет  лазурью.
В кондитерских продают эклеры, от которых идет по телу дрожь. Мягкая тестовая основа рассечена и внутри наполнена сладкой слегка тягучей шоколадной или кофейной кремовой массой, а сверху покрыта глазурью с маленькой пластинкой шоколада, поцелуем приплипшей на краешке. Попадая на язык, крем растекается, а заварное тесто тает, сплетая вкусы божественного пирожного в страстную пытку благоухающим шоколадом и ванилью. С глотком горького эспрессо, что может быть лучше ?
Ах, да !  Шампанское с черносмородиновым ликером - Кир касис роаль - и душистой клубникой.

Вибрирующим звуком чудо
дыханье в узел сводит. Вот!
порвался воздух.
Гадой буду!
Крутей оргазма - плавный взлет!
И до земли уж нету дела,
В багаж заботы не нужны.
Проблемы ? ехало, болело )
А счастья полные штаны.
Аревуарю. Питер - в топку.
Впорхнули бабочки в живот,
На кот да зюр! Поджарить попку!
Пронзает небо самолет.


P.S. Ух ! Какой восторг вызывает у меня предвкушение момента !!!

[ читать дальше → ]

Матери они на то и матери, они даже, если сыновья преступники, их поддерживают," - зашевелся в голове гордый голос матери.
"Мама любит," - шелестели сухие губы Долгоносова, - "Мама любит".
Даже на сковороде, хотя пекло неимоверно, думая об этом, он странным образом окаменевал. Застывал, как в онемении перед этой поглощающе мягкой, совершенно деморализующей и блаженной позицией всепрощения, не в силах разозлиться, отзываясь и скалясь в попытке вместе с болезненными своими фантомами засмеяться над воспоминаниями...
"Неужели ничего стоящего, ничего страшного, ничего тревожного со мной не может произойти," - Долгоносов досадовал, певорачиваясь с поджаренного бока, - "Мама, мама, мне плохо..."
"Ха-ха-ха, славный какой подкопченый мышенок," - несся в ответ радостный смешок...
Пожилой черт, недалеко от края сковороды, недоуменно, растерянно и, как казалось Долгоносову, не смея в возражении поднять голову, большой широкой лопатой подкидывал уголь.
(окончание следует)

Тело страдало неимоверно. А душе было все равно. Это странное разделение уже не мучило Долгоносова.
Свыкнувшись с вечной мукой, он продолжал корячиться в грезе, вспоминая свои странные клоки жизни. Это было бы мерзко, если бы не всепоглощая и смыслопорождающая мысль – «не зря!». В эту мысль укладывались вся логика, вся эта смутная история путешествия сквозь бесконечную череду колышащихся грудей и целующих плоть губ. Главным здесь было понимание – «меня любили». Эта короткая мысль все искупала. Это была индульгенция. У Долгоносова вскипал мозг, оттого что патлатый черт этого не понимал. Никакое предательство, никакие коллизии в материальном мире денежных потоков, уведенных из под носа товарищей, также черпающих благополучие в этой мутной гадкой жиже, никакие подставы, воровство и соскоки, не шли ни в какое сравнение с этой всемогущей на взгляд Долгоносова фразой: «Меня любили !!!»
Эта гиря должна была лечь на чашу весов и катапультой выстрелить Долгоносова прямо в небо. Туда за пушистые перистые кучки сгустившейся влаги. «Любили меня! МЕНЯ!!!» Какой бы ни был, а вернее именно такого, какой был. Они же знали, они чувствовали, они видели… И Долгоносов забывался в тяжелом сне, принимая тление костей за неземное свечение своей бесценной, на его взгляд сущности.
Адское пламя сжигало. Очертания приемной со всем ее антуражем – патлатым чертом и весами расплывались перед налившимися кровью и потрескавшимися глазами Долгоносова.
Черт тем страннее был подтянут и строг. Долгоносов понял, что должен что-то сказать. Получалось сбивчиво:
- Мы культивируем одиночество сердец и несчастных жизней. Есть скука, безразличие. Каждый пережевывает свою жизнь как жевательную резинку. И есть только одно оправдание для всего этого, того, что происходит, пока мы живы. Мы должны наслаждаться этой жизнью. Мы должны наслаждаться любовью женщин и ветром, когда он прямо в лицо. Мы живы…
Долгоносов плакал. Уголки глаз разъедала соленая влага… Прямо на него, убогого и скрюченного, выпавшие из глазниц, смотрели его усталые глаза. Он был слеп.

Металлические шумы мешали сосредоточиться. Шаги, колыхание голосов будили. Какой-то неприятный запах будоражил.
Долгоносов злился. Мерещился веселый хохот патлатого черта, но его черты расплывались:
- Очнулся, очнулся.
Долгоносов вздрогнул всем телом и размежил веки.
Пожилая медсестра, с грубым взглядом, сделав укол, отошла.
Приблизил лицо немолодой с некрасивой волосатой бородавкой на щеке врач:
-Вы что-нибудь помните из произошедшего ?
Долгоносов сглотнул и закрыл глаза.
- Допросить его Вы сможете только завтра, - голос врача удалялся, - Поймите, он пережил обширное кровоизлияние. Я вообще не понимаю, как Вы раздобыли мой личный телефон. Ах, вот как? Нет, это не возможно, сейчас ему нужно спать и восстанавливаться. Вряд ли он очнется до завтрашнего утра.
Пауза повисла блаженной тишиной и вдруг мир разорвался на миллион осколков от ужасающего шепота:
- Как погибли ??? И жена и ребенок и отец ??? Это как ? А обстоятельства ? Боюсь, сказать об этом Вы сможете не скоро. Я вообще не ручаюсь за его самочувствие… Сумасшествие какое-то! Таксист - отец этой девочки, что была с ним в машине? Да, конечно, копию свидельства о смерти ее Вам дадут.
Звякнула кнопка. Врач тяжело подошел и тихо встал рядом.
Долгоносов проваливался в гудящую ватную бездну: «Наверное, смотрит на меня. А я жив. Хахаха. Все хорошо. Меня любили.»

Укололась розой. Больно.
Недели короткие. Стихи тоже.

Вот так представляют мужчины женские грезы.
Не зря стояла в очереди на подарок.
Nik_van, спасибо !!!

Дверь скрипнула за спиной. Оглянувшись, Долгоносов вздрогнул - опять мелькнула в морщинистом лице вошедшего пожилого черта знакомый облик отца.
Патлатый, не удостаивая Долгоносова взглядом, буркнул:
- Трое суток сковороды, потом еще сутки в бульон...
Пожилой черт кивнул.

(продолжение следует по мере написания ))


На сковороде было плохо. Долгоносова подташнивало и норовило скрутить крючком. Боль проникла в тело, внутрь суставов и разъедала изнутри. Пустота в голове резвилась не на шутку.
Долгоносов периодически проваливался в забытье, на самом деле облегчения не приносившее - каждый раз он попадал в самые болезненные и гадкие свои воспоминания. Вот в возрасте десяти лет он проваливался в яму с навозом и чуть не тонул. А на обратном пути с колхозного поля одноклассники смеются и морщат носы, когда он подавленный, печально стоит на ступеньке около двери автобуса. Вот он не может подтянуться на уроке физкультуры и падает неуклюжей сосиской к ногам физрука. Вот продает красивые фантики под лестницей в школе и его за ухо ловит завуч.
Недружелюбный мир жует его хрупкое тело и только мама весело и игриво смеется и его проделкам и этим происшествиям, давая понять, что ничего с ним не происходит: ни трагического, ни печального, ни острого.
Дальше больше, болезненное. Вот одноклассник предлагает работать вместе.
Дружба ли это, поддержка. "Выгода, выгода", - бьется в голове.
И вот уже есть, что делить. "Давай говорить о прибыли", - одноклассник, друг ? он прямо проясняет. Это прямота почему то чудовищная, это согласие жить прозрачно и понятно. Сквозь жар сковородки снова возвращаются все переживания момента: "Так нельзя, так нельзя. Лучше уступить, а потом обидеться и ловчить, манипулировать". Если прямо - то нет крючка, нет возможности влиять на ситуацию, можно только договариваться или нет, и нужно... тут Долгоносова совсем припекло и мысли перескочили.
Череда лиц, приятелей, знакомых с укором в глазах, отводящих глаза, по кругу, по кругу вереницей. Вдруг почему то плачущие глаза жены и рядом друг или думалось, что друг: "Твой муж, я мало его знаю, это ведь с друзьями делятся, а он мне так приятель". "Разве?" - жена вскинула тонкие светлые брови, - "Я думала..." Друг, или уже не друг со сдавленной болью в голосе: " Ну дружить, это же другое, это не просто весело проводить время. Это знать, что в сложную минуту можно на человека опереться, что он не подведет". Сдавленный вздох жены пошевелил горячий воздух над раскаленным телом.
Как будто слабый ветерок, тщетно пытающийся облегчить страдание тела. Видения на миг испугавшиеся движения воздуха снова наваливались.
"Он очень плохой человек, очень," - подвыпивший на поминках приятель снова говорил это в удивленны и испуганные глаза жены, - "И такой неприятный в своих шутках, плоский что ли, отвратительный, " - его передернуло.
"Поминки же," - корчился на сковороде Долгоносов, ну что они говорят, что говорят, - "Какие же подлые люди".

"Матери они на то и матери, они даже, если сыновья преступники, их поддерживают," - зашевелся в голове гордый голос матери.
"Мама любит," - шелестели сухие губы Долгоносова, - "Мама любит".
Даже на сковороде, хотя пекло неимоверно, думая об этом, он странным образом окаменевал. Застывал, как в онемении перед этой поглощающе мягкой, совершенно деморализующей и блаженной позицией всепрощения, не в силах разозлиться, отзываясь и скалясь в попытке вместе с болезненными своими фантомами засмеяться над воспоминаниями...
"Неужели ничего стоящего, ничего страшного, ничего тревожного со мной не может произойти," - Долгоносов досадовал, певорачиваясь с поджаренного бока, - "Мама, мама, мне плохо..."
"Ха-ха-ха, славный какой подкопченый мышенок," - несся в ответ радостный смешок...
Пожилой черт, недалеко от края сковороды, недоуменно, растерянно и, как казалось Долгоносову, не смея в возражении поднять голову, большой широкой лопатой подкидывал уголь.

(продолжение напишется)