Сказка "Семь подземных королей"
ь подземных королей"
ВСТУПЛЕНИЕ. КАК ПОЯВИЛАСЬ ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА
В старое время, так давно, что никто не знает, когда это было, жил
могучий волшебник Гурикап. Жил он в стране, которую много позже назвали
америкой, и никто на свете не мог сравниться с Гурикапом в умении творить
чудеса. Сначала он этим очень гордился, и охотно выполнял просьбы
приходивших к нему людей: одному дарил лук, стрелявший без промаха,
другого наделял такой быстротой бега, что тот обгонял оленя, третьему
давал неуязвимость от звериных клыков и когтей.
Так продолжалось много лет, но потом просьбы и благодарности людей
наскучили Гурикапу, и он решил поселиться в уединении, где бы его никто не
тревожил.
Долго бродил волшебник по материку, еще не имевшему названия, и
наконец, нашел подходящее место. Это была удивительно милая страна с
дремучими лесами, с прозрачными реками, орошавшими зеленые полянки, с
чудесными фруктовыми деревьями.
- Вот что мне надо! - Обрадовался Гурикап - здесь я в покое проживу
свою старость. Надо только устроить, чтобы сюда не являлись люди.
Такому могучему чародею, как Гурикап, это ничегосеньки не стоило.
Раз! - И страну окружило кольцо неприступных гор.
Два! - За горами пролегла великая песчаная пустыня, через которую не
мог пройти ни один человек.
Гурикап призадумался над тем, чего ему еще недостает.
- Пусть здесь восцариться вечное лето! - Приказал волшебник, и его
желание исполнилось - пусть эта страна будет волшебной, и пусть здесь
разговаривают по человечески все звери и птицы! - Воскликнул Гурикап.
И тотчас повсюду загремела неумолкаемая болтовня: заговорили обезьяны
и медведи, львы и тигры, воробьи и вороны, дятлы и синицы. Все они
соскучились за долгие годы молчания и спешили высказать друг другу свои
мысли, чувства желани я...
- Потише! - Сердито распорядился волшебник и голоса примолкли. - Вот
теперь начнется мое спокойное житье без назойливых людей, - сказал
довольный Гурикап.
- Вы ошибаетесь, могучий волшебник! - Раздался голос близ уха
Гурикапа, и бойкая сорока уселась ему на плечо. - Извините, пожалуста, но
здесь живут люди, и их не мало.
- Не может быть! - Вскричал раздосадованный волшебник. - Почему я их
не видел?
- Вы очень большой, а в нашей стране люди очень маленькие - смеясь,
обьяснила сорока и улетела.
И в самом деле: Гурикап был так велик, что голова его приходилась
вровень с верхушками самых высоких деревьев. Зрение же его под старость
ослабело, а про очки в те времена не знали даже самые исскусные
волшебники.
Гурикап выбрал обширную поляну, лег на землю и устремил взор в чащу
леса. И там он с трудом разглядел множество мелких фигурок, боязливо
прятавшихся за деревьями.
- А ну, подойдите сюда, человечки! - Грозно приказал волшебник, и его
голос прозвучал, как раскат грома.
Маленькие люди вышли на лужайку и робко посмотрели на великана.
- Кто вы такие? - Сурово спросил волшебник.
- Мы - жители этой страны, и мы ни в чем не виноваты. - Дрожа,
ответили люди.
- Я вас и не виню, - сказал Гурикап. - Это мне надо было смотреть
хорошенько, выбирая место для житья. Но что сделано, то сделано, обратно я
ничего переколдовывать не буду. Пусть эта страна останеться волшебной на
веки веков, а я выберу себе уголок поукромнее...
Гурикап ушел к горам, в одно мгновение воздвиг себе великолепный
дворец и поселился там, строго наказав обитателям волшебной страны даже
близко не подходить к его жилищу. Этот приказ выполнялся в течение
столетий, а потом волшебник умер, дворец обвештал и постепенно развалился,
но даже и тогда всякий боялся приблизиться к этому месту.
Потом забылась и память о Гурикапе. Люди, населявшие отрезанную от
мира страну, стали думать, что она вечно была такой, что всегда ее
окружали кругосветные горы, что всегда в ней было постоянное лето, что там
всегда разговаривали по человечьему животные и птицы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЕЩЕРА
ТЫСЯЧУ ЛЕТ НАЗАД
Население волшебной страны все увеличивалось, и пришло время, когда в
ней образовалось несколько государств. В государствах, как водится,
появились короли, а при королях придворные, многочисленная прислуга. Потом
короли завели армии, началили ссориться друг с другом из-за пограничных
владений и устраивать войны.
В одном из государств, в западной части страны, тысячу лет назад
царствовал король наранья. Он правил так долго, что его сыну Бофаро
надоело ждать смерти отца, и он задумал свергнуть его с престола.
Заманчивыми обещаниями принц Бофаро привлек на свою сторону несколько
тысяч сторонников, но они ничего не успели сделать. Заговор был раскрыт.
Принца Бофаро привели на суд отца. Тот сидел на высоком троне, окруженный
придворными, и грозно смотрел на бледное лицо мятежника.
- Признаешься ли ты, недостойный сын мой, что злоумышлял против меня?
- Спросил король.
- Признаюсь, - дерзко ответил принц, не опуская глаз перед суровым
взглядом отца.
- Может быть, ты хотел убить меня, чтобы завладеть престолом? -
Продолжал наранья.
- Нет, - сказал Бофаро, - я этого не хотел. Твоей участью было бы
пожизненное заключение.
- Судьба решила иначе, - заметил король. - То, что ты готовил мне,
постигнет тебя и твоих приверженцев. Ты знаешь пещеру?
Принц содрогнулся. Конечно он знал о существовании огромного
подземелья, расположенного глубоко под их королевством. Случалось, что
люди заглядывали туда, но, простояв несколько минут у входа, увидев на
земле и в воздухе странные тени невиданных зверей, в испуге возвращались.
Жить там казалось невозможно.
- Ты и твои сторонники отправитесь в пещеру на вечное поселение! -
Торжественно возгласил король, и даже враги Бофаро ужаснулись. - Но этого
мало! Не только вы, но и дети ваши и дети ваших детей - никто не вернется
на землю, к голубому небу и яркому солнцу. Об этом позаботятся мои
наследники, я возьму с них клятву, что они свято выполнят мою волю. Может
ты хочешь возразить?
- Нет, - сказал Бофаро, такой же гордый и неуступчивый, как наранья.
- Я заслужил это наказание за то, что осмелился поднять руку на отца. Я
попрошу только об одном: пусть нам дадут земледельчиские орудия.
- Вы их получите, - сказал король. - И вас даже снабдят оружием,
чтобы вы могли защищаться от хищников, населяющих пещеру.
Унылые колонны изгнанников, сопровождаемые плачущими женами и детьми,
отправлялись под землю. Выход охранялся большим отрядом солдат, и ни один
мятежник не смог бы вернуться обратно.
Бофаро с женой и два его сына спустились в пещеру первыми их взорам
открылась удивительная подземная страна. Она простиралась так далеко, как
хватало глаз, и на ее ровной поверхности кое-где поднимались холмы,
поросшие лесом. Посредине пещеры светлела гладь большого круглого озера.
Казалось, на холмах и лугах подземной страны царствует осень. Листва
на деревьях и кустах была багряная, розовая, оранжевая, а луговые травы
желтели, точно просясь под косу косаря. В подземной стране был сумрак.
Лишь клубившиеся под сводом золотистые облака давали немного света.
- И зтесь мы должны жить? - С ужасом спросила жена рожаро.
- Такова наша судьба. - Угрюмо ответил принц.
ОСАДА
Изгнанники долго шли, пока не добрались до озера. Его берега были
усыпаны камнями. Бофаро влез на большой обломок скалы и поднял руку в знак
того, что хочет говорить. Все замерли в молчании.
- Друзья мои! - Начал Бофаро. - Я очень виноват перед вами мое
честолюбие вовлекло вас в беду и забросило под эти мрачные своды. Но
прошлого не воротишь, и жизнь лучше смерти. Нам предстоит жестокая борьба
за существование, и мы должны избрать вождя, который бы нами руководил.
Раздались громкие крики:
- ты - наш вождь!
- Избираем тебя, принц!
- Ты потомок королей, тебе и править Бофаро!
Никто не поднял голоса против избрания Бофаро, и его мрачное лицо
озарилось слабой улыбкой. Все-таки он стал королем, хотя и в подземном
царстве.
- Слушайте меня, люди! - Заговорил он. - Мы заслужили отдых, но
отдыхать еще нельзя. Когда мы шли по пещере, я видел смутные тени больших
зверей, следивших за нами издалека.
- И мы их видели! - Подтвердили другие.
- Тогда за работу, пусть женщины уложат спать детей, и присматривают
за ними, а всем мужчмнам строить укрепление!
И Бофаро, подавая пример, первым покатил камень к проведенному на
земле большому кругу. Забыв об усталости, люди катали и таскали камни, и
круглая стена поднималась все выше.
Прошло несколько часов, и стена, широкая, прочная, воздвиглась на два
человеческих роста высотой.
- Я думаю, этого пока довольно, - сказал король. - Потом мы постоим
здесь город. Бофаро поставил на караул несколько мужчин с луками и
копьями, а все остальные изгнанники, измученные, улеглись спать при
тревожном свете золотистых облаков. Но их сон продолжался недолго.
- Опасность! Подымайтесь все! - Закричала стража.
Испуганные люди взобрались на каменные приступки, сделанные с
внутренней стороны укрепления, и увидели, что к их убеищу подходят
несколько десятков странных зверей.
- Шестилапые! Эти чудища - шестилапые! - Раздались возгласы.
И действительно, у животных вместо четырех было по шесть толстых
круглых лап, поддерживавших длинные толстые туловища. Шерсть на них была
грязно-белая, густая и косматая. Шестилапые как завороженные пялили на
неожиданно возникшую крепость большие круглые глаза...
- Какие Страшилища! Хорошо, что мы под защитой стены, -
переговаривались люди.
Стрелки из лука заняли боевые позиции.
Звери приближались, присматриваясь, принюхиваясь, недовольно мотая
большими головами с короткими ушами. Вскоре они подошли на растояние
выстрела. Зазвенели тетивы, стрелы с жужанием пронеслись в воздухе и
засели в косматой шерсти зверей. Но они не могли пробить их толстую шкуру,
и шестилапые продолжали приближаться, глухо рыча. Как и все звери
волшебной страны, они умели говорить, но говорили плохо, у них были
слишком толстые языки, с трудом ворочавшиеся во рту.
- Не тратить напрасно стрелы! - Распорядился Бофаро. - Приготовить
мечи и копья! Женщины с детьми - на середину укрепления!
Но звери не решились идти в атаку. Они кольцом обложили крепость и не
спускали с нее глаз. Это была настоящая осада.
И тут Бофаро понял свою ошибку. Незнакомый с нравами обитателей
подземелья, он не велел запасти воды, и теперь, если осада будет долгой,
защитникам крепости грозила гибель от жажды.
Озеро было невдалеке - всего в нескольких десятков шагов, но как туда
прорвешься через цепь врагов, проворных и быстрых, несмотря на кажущуюся
неповоротливость?..
Прошло несколько часов. Первыми запросили пить дети. Напрасно матери
их успокаивали. Бофаро уже готовился сделать отчаянную вылазку.
Вдруг в воздухе что-то зашумело, и осажденные увидели в небе быстро
приближающуюся стаю удивительных существ. Они немного напоминали
крокодилов, водившихся в реках волшебной страны, но были гораздо крупнее.
Эти новые чудовища махали громадными кожистыми крыльями, сильные когтистые
лапы болталисьпод грязно-желтым чешуйтачим брюхом.
- Мы погибли! - Закричали изгнанники. - Это драконы! От этих летучих
тварей не спасет и стен а...
Люди закрывали руками головы, ожидая, что вот-вот вонзятся в них
страшные когти. Но произошло неожиданное, стая драконов с визгом рынулась
на шестилапых. Они метили в глаза, а звери, видимо привычные к таким
нападениям, старались уткнуть морду в грудь и махали перед собой передними
лапами, пристав на задние.
Визг драков и рев шестилапых оглушали людей, но те с жадным
любопытством глядели на невиданное зрелище. Некоторые тилапые свернулись
клубком, и драконы яростно кусали их, выдирая огромные клочья белой
шерсти. Один из драконов, неосторожно подставивший бок под удар могучей
лапы, не мог взлететь и неуклюже скакал по песку...
Наконец шестилапые бросились врассыпную, преследуемые летучими
ящерами. Женщины, хватив кувшины, побежали к озеру, с пеша напоить
плачущих детей.
Много позже, когда люди обжились в пещере, они узнали причину вражды
между шестилапыми и драконами. Ящеры откладывали яйца, зарывая их в теплую
землю в укромных местах, а для зверей эти яйца были лучшим лакомством, они
выкапывали их и пожирали. Поэтому драконы нападали на шестилапых где
только могли: они загрызали молоденьких зверей, если те попадались им без
охраны родителей.
Так вражда между зверями и ящерами спасла людей от неминуемой гибели.
УТРО НОВОЙ ЖИЗНИ
Прошли годы изгнанники привыкали жить под землей. На берегу
срединного озера они построили город и обнесли его каменной стеной. Чтобы
прокормиться, они принялись пахать землю и сеять хлеб. Пещера залегала так
глубоко, что почва в ней была теплой, ее согревал подземный жар.
Перепадали временами и дождички из золотистых облаков. И поэтому пшеница
все-таки там созревала, хотя и медленнее, чем наверху. Только очень трудно
было людям таскать на себе тяжелые плуги, распахивая твердую каменистую
землю.
И однажды к королю Бофаро пришел пожилой охотник карум.
- Ваше величество, - сказал он, - пахари скоро начнут умирать от
переутомления. Я предлагаю запрячь в плуги шестилапых.
Король изумился.
- Да они загрызут погонщиков!
- Я сумею их укротить, - заверил карум. - Там, наверху, мне
приходилось иметь дело с самыми ужасными хищниками. И я всегда справлялся.
- Что ж, действуй! - Согласился Бофаро. - Тебе, вероятно, нужны
помощники?
- Да, - сказал охотник. - Но, кроме людей, я привлеку к этому делу
драконов.
Король снова удивился, а карум спокойно пояснил:
- видете ли, мы люди, слабее и шестилапых, и летучих ящеров, но у нас
есть разум, которого не хватает этим зверям. Я укрощу шестилапых с помощью
драконов, а держать драконов в подчинении мне помогут шестилапые.
Карум принялся за дело. Его люди забирали молодых дракончиков, едва
те успевали вылупиться из яиц. Воспитанные людьми с первого дня, ящеры
вырастали послушными, и при их содействии каруму удалось изловить первую
партию шестилапых.
Нелегко было подчинить себе свирепых зверей, но это удалось. После
многодневной голодовки шестилапые стали принимать пищу от человека, а
потом дали надеть на себя сбрую и начали таскать плуги.
Первое время не обходилось без несчастных случаев, но потом все
наладилось. Ручные драконы носили людей по воздуху, а шестилапые пахали
землю. Люди вздохнули свободнее, и у них быстрее стали развиваться
ремесла.
Ткачи ткали материи, портные шили одежду, гончары лепили горшки,
рудокопы добывали руду из глубоких шахт, литейщики выплавляли из нее
металлы, а слесари и токари производили из металлов все необходимые
изделия.
Добывание руд требовало больше всего труда, в шахтах работало много
народу, и потому эту область стали называть страной подземных рудокопов.
Подземным жителям приходилось расчитывать только на себя, и они
сделались чрезвычайно изобретательными и находчивыми. Люди стали забывать
о верхнем мире, а дети, рождавшиеся в пещере, никогда его не видели и
знали о нем только из материнских рассказов, которые стали наконец
походить на сказки.
Жизнь налаживалась. Плохо было лишь то, что честолюбивый Бофаро завел
большой штат придворных и многочисленную прислугу, а содержать этих
бездельников приходилось народу.
И хотя пахари усердно пахали, сеяли и собирали хлеб, огородники
возделывали овощи, а рыбаки ловили сетями рыбу и крабов в срединном озере,
продуктов вскоре не стало хватать. Подземным рудокопам пришлось завести
меновую торговлю с верхними жителями.
Взамен зерна, масла и фруктов жители пещеры давали свои изделия: медь
и бронзу, железные плуги и бороны, стекло, драгоценные камни.
Торговля между нижним и верхним миром постепенно расширялась. Местом,
где она производилась, был выход из подземного мира в голубую страну. Этот
выход расположенный близ восточной границы голубой страны по приказу
короля нараньи был закрыт прочными воротами. После смерти нараньи наружный
караул от ворот был убран, потому что подземные рудокопы не пытались
вернуться наверх: за многие годы жизни под землей глаза пещерных жителей
отвыкли от солнечного света, и теперь рудокопы могли появляться наверху
только ночью.
Полночный звук колокола, подвешенного у ворот, возвещал о наступлении
очередного базарного дня. Утром купцы голубой страны проверяли и
пересчитывали товары вынесенные подземными жителями в ночную пору. После
этого сотни работников привозили на тачках мешки с мукой, корзины с
фруктами и овощами, ящики с яйцами, маслом, сыром. В следующую ночь все
это исчезало.
ЗАВЕЩАНИЕ КОРОЛЯ БОФАРО
Бофаро царствовал в подземной стране много лет. Он спустился в нее с
двумя сыновьями, но потом у него родилось еще пятеро. Бофаро очень любил
всех своих детей и никак не мог выбрать из них наследника. Ему казалось,
что если он назначит одного из сыновей своим преемником, то страшно обидит
остальных.
Семнадцать раз Бофаро менял завещание и наконец, измученный склокам и
интригами наследников, пришел к мысли, которая принесла ему успокоение. Он
назначил наследниками всех своих семерых сыновей, что-бы они царствовали
поочередно, каждый по месяцу. А во избежание ссор и междуусобиц, он
заставил детей дать клятву, что они всегда будут жить в мире и строго
соблюдать порядок правления.
Клятва не помогла: раздоры начались сразу после смерти отца. Братья
заспорили, кому из них царствовать первому.
- Порядок правления надо установить по росту. Я - самый высокий, а
потому и буду царствовать первый, - заявил королевич вагисса.
- Ничего подобного, - возразил толстый граменто. - Кто больше весит,
у того и больше ума. Давайте взвесимся!
- Жиру в тебе много, а не ума, - закричал королевич тубаго. - С
делами королевства лучше всего справится самый сильный. А ну, выходите
трое на одного! - И тубаго замахал огромными кулаками.
Завязалась драка. В результате кое-кто из братьев недосчитался зубов,
у других были подбиты глаза, вывихнуты руки и ноги...
Передравшись и помирившись, королевичи удивились, почему им не пришло
в голову, что самый беспорный порядок - править королевством по
старшинству.
Установив порядок правления, семь подземных королей решили построить
себе общий дворец, но так, чтобы каждый брат имел отдельную часть.
Архитекторы и каменщики воздвигли на городской площади огромное
семибашенное здание с семью отдельными входами в покои каждого короля.
У старейших обитателей пещеры еще хранилась память о чудесной радуге,
сиявшей на небе их потерянной родины. И эту радугу они решили сохранить
для своих потомков на стенах дворца. Его семь башен были окрашены в семь
цветов радуги: красный, оранжевый, желтый. Искусные мастера добились того,
что тона отличались изумительной чистотой и не уступали цветам радуги.
Каждый король выбрал своим главным цветом цвет той башни, где он
поселился. Так, в зеленых покоях все было зеленое: парадное одеяние
короля, одежды придворных, ливреи лакеев, окраска мебели. В фиолетовых
покоях все было фиолетлвое... Цвета разделили по жребию.
В подземном мире не было смены дней и ночей и время измерялось по
песочным часам. Поэтому постановили, чтобы за правильностью чередования
королей следили особые вельможи - хранители времени.
Плохие последствия имело завещание короля Бофаро. Началось с того,
что каждый король, подозревая других во враждебных замыслах, завел себе
вооруженную стражу. Эта стража разьезжала на драконах. Так у каждого
короля появились летающие надсмотрщики, наблюдавшие за работами в полях и
на заводах. Воинов и надсмотрщиков, как и придворных и лакеев, должен был
кормить народ.
Другая беда состояла в том, что в стране не было твердых законов. Ее
жители за месяц не успевали привыкнуть к требованиям одного короля, как
вместо них появлялись другие. Особенно много неприятностей доставляли
приветствия.
Один король требовал, чтобы при встрече с ним становились на колени,
а другого надо было приветствовать, приложив левую руку с растопыренными
пальцами к носу, а правой помахивал над головой. Перед третьим надо было
подскакивать на одной ножке...
Каждый правитель старался выдумать что-нибудь почуднее, до чего не
додумались другие короли. А подземные жители стоном стонали от таких
выдумок.
У каждого обитателя пещеры был набор колпаков всех семи цветов
радуги, и в день смены правителей надо было менять колпак. За этим зорко
следили воины короля, вступившего на престол.
В одном только были согласны между собой короли: они придумывали все
новые налоги. Люди надрывались на работе, чтобы удовлетворить прихоти
своих повелителей, а этих прихотей было много.
Каждый король, вступая на престол, задавал пышный пир, на который
приглашались в радужный дворец придворные всех семи владык. Праздновались
дни рождения королей, их супруг и наследников, отмечались удачные охоты,
появление на свет маленьких дракончиков в королевских драконниках и
многое, многое другое. Редкий день не гремели во дворце возгласы пирующих,
угощавщих друг друга вином верхнего мира и прославлявших очередного
владыку.
БЕСПОКОЙНЫЕ СУТКИ
Шел 189-й год подземный эры, считавшейся с того времени, когда
мятежный принц Бофаро и его сторонники были сосланы в пещеру. Несколько
поколений подземных жителей сменилось с тех пор, и люди приспособились
жить в пещере с ее вечным полумраком, напоминавшим земные сумерки. Их кожа
стала бледной, они сделались более стройными и тонкими, большие глаза
привыкли видеть при слабом рассеянном свете золотистых облаков,
клубившихся на высоким каменным сводом, и уже совсем не могли переносить
дневное освещение верхнего мира.
Кончался срок правления короля памельи второго, и надо было
передавать власть пампуро третьему. Но пампуро третий был еще совсем
младенцем, и за него правила мать, вдовствующая королева стафида. Стафида
была женщина властолюбивая, ей хотелось поскорее сменить памелью на
престоле. Она призвала своего хранителя времени, седого коренастого
старика с длинной бородой.
- Ургандо, ты переведешь часы на главной башне на шесть часов вперед!
- Приказала она.
- Слушаюсь, ваше величество! - Ответил с поклоном Ургандо
- я знаю, что подданные ждут не дождутся, когда вы вступите на
престол.
- Ладно, иди, да не болтай! - Оборвала его стафида.
- Не впервый раз! - Ухмыльнулся Ургандо.
Он выполнил приказ королевы. Но хранитель времени короля памельи,
молодой туррепо, получил от своего правителя распоряжение отвести часы на
двенадцать часов назад: памелья хотел продлить свое властвование.
В городе семи владык и во всей стране началась неразбериха. Едва
городские обыватели успели сомкнуть глаза и погрузиться в первый сладкий
сон, как дворцовый колокол пробил шесть часов утра - сигнал к подьему.
Заспанные, ничего не понимающие люди, нехотя вылезали из постелей,
собираясь приниматься за работу.
- Сосед, а сосед! - Кричал разбуженный портной сапожнику.
- В чем дело? Почему звон в такой неурочный час?
- Кто их разберет! - Отвечал сосед. - Короли лучше знают время.
Одевайся, да не забудь надеть зеленый колпак...
- Знаю, знаю, мне прошлый раз здорово попало за то, что не в том
колпаке пошел в булочную, сутки под стражей просидел...
Те, кто вышел на площадь, услышали сверху страшный шум и вопли: это
дрались на часовой башне Ургандо и туррепо. Туррепо старался вытолкать
Ургандо, чтобы отбить свой счет времени. Но старик оказался сильнее и
сбросил противника с лестницы.
Туррепо полежал на нижней площадке несколько минут, встал и снова
полез наверх. И опять скинул его Ургандо. Туррепо не угомонился. Во время
третьей схватки он изловчился схватить противника в свои обьятия и они
свалились с лестницы вместе Ургандо ударился о ступеньку головой и лишился
сознания.
Турреппо немедленно перевел чаился о ступеньку головой и лишился
сознания.
Туррепо немедленно перевел часы назад и дал сигнал отбоя глашатаи
побежали по городу, приказывая жителям ложиться спать, а желтые воины
оседлали крылатых драконов и отправились по деревням и поселкам обьявлять
людям, что зеленые разбудили их раньше времени.
Тотчас на смену зеленым явились желтые колпаки.
Победивший туррепо пошел спать, не заботясь о лежавшем в обмороке
Ургандо, а тот, очнувшись часа через полтора, поднялся на лестницу и
разослал своих гонцов будить всех в городе и в стране.
За эти сутки обитатели пещеры вставали и ложились семь раз, пока
упорный туррепо не уступил сопернику. Жителям было возвещено, что на
престол вступил его величество король пампуро третий. Люди, не мешкая,
сменили желтые колпаки на зеленые, в последний раз за эти сутки.
ОХОТА НА ШЕСТИЛАПОГО
Прошло еще сто лет. Положение в волшебной стране ухудшалось. Чтобы
удовлетворить ненасытные аппетиты королей, придворных, солдат, простым
людям приходилось работать по восемнадцать-двадцать часов в сутки. С
тревогой они думали о будущем. И тут на помощь обитателям пещеры пришел
удивительный случай. Все началось с охоты на шестилапого.
Укрощенные шестилапые приносили большую пользу в хозяйстве страны.
Они таскали тяжелые плуги и бороны, косилки и жатки, вертели колеса
молотилок. Они же работали у водяных колес, подававших воду из озера в
город семи владык, вытаскивали клети с рудой из глубоких шахт...
Шестилапые были всеядными животными. Их кормили соломой и сеном,
рыбой из озера, отбросами городских кухонь... Плохо было только одно:
чтобы заменить умиравших от старости шести лапых, нужно было ловить новых
в каменном лабиринте, окружавшем пещеру. Этот лабиринт был обьявлен
королевским заповедником, и под страхом смерти никто из граждан пещеры не
смел Там охотиться.
В королевском заповеднике была тишина. Ни один звук не нарушал
молчания подземных залов и коридоров. В одной из пещер у стены стоял
шестилапый. Его лохматая белая шерсть слабо светилась, освещая предметы на
два-три шага вокруг. Зверь с наслаждением слизывал с сырой скалы огромных
улиток и глотал их прямо со скорлупой.
Долго он предавался этому приятному занятию, как вдруг до его чуткого
слуха донесся отдаленный шум. Зверь начал прислушиваться, он реже отрывал
улиток от стены, беспокойно вертел большой косматой головой.
Что встревожило зверя? Эта загадка вскоре разьяснилась. Вдали
показались неясные светлые пятна, колыхавшиеся в воздухе. А потом стали
видны фигуры людей, на головных уборах которых были укреплены светящиеся
шарики. Их свет походил на тот, что испускала шерсть шестилапого, но был
гораздо ярче и освещал предметы на двадцать шагов кругом.
Высокие стройные люди в кожанных одеждах приближались к убежищу
шестилапого, держась на равных растояниях друг от га. Они несли перед
собой длинную сеть, растянутую во всю ширину пещеры. У некоторых были
палки с петлей на конце.
Обитатели подземной страны шли на охоту, и целью ее был шестилапый.
- Тихо, друзья! - Сказал начальник королевской охоты, искусный
зверолов ортега. - Чувствую, что зверь недалеко. До меня доносится его
запах.
- И мы его чуем, - подтвердили подчиненные ортеги.
- Крепче держитесь на флангах, - приказал королевский ловчий. -
Шестилапые всегда стараются прорваться у стены.
- У нас наготове факелы, - сказали фланговые. - Мы напугаем его
огнем.
Как тихо не разговаривали люди, зверь их услышал и бесшумно юркнул в
узкий коридор на другом конце пещеры. Но охотники были мастера своего
дела, и они великолепно изучили план лабиринта. Второй выход из пещеры
также преграждала сеть, корую держали люди.
Шестилапый с воем выскочил обратно и заметался по пещере, а охотники
подняли крик, зажгли факелы, затопали ногами, застучали палками по
каменному полу. Адский шум, усиленный эхом так напугал зверя, что тот
бросился вперед и сослепу запутался в широких ячейках сети. Веревки
затрещали под мощными ударами лап, но охотники продолжали опутывать зверя
сетью, и скоро шестилапый был в плену.
- За этого зверя мы получим хорошую награду, - переговаривались
охотники. - Посмотрите, какой он огромный!
Здесь стало понятно назначение палок с петлями. Осторожно распутывая
ноги чудовища, звероловы накидывали на них петли и привязывали лапы одну к
другой так, чтобы шестилапый мог делать маленькие шаги. На голову зверя
надели прочный кожанный намордник, а к шее привязали несколько веревок.
Когда все это было проделано с ловкостью, говорившем о большом опыте сеть
с шестилапого сняли, и несколько человек принялись ее сворачивать.
Охотники собрались в путь и самые рослые и сильные потащили
шестилапого за шею, а когда тот уперся, другие сзади кольнули его острыми
концами своих палок. Зверь смирился и поплелся за людьми.
- Этого малютку отведите в шестилапник номер четыре, а приручать его,
будешь ты, зелано! - Обратился к звероловам ортега. - Идите, я похожу по
лабиринту, сдается мне, что в этих краях найдеся для нас еще пожива.
ЗАГАДОЧНЫЙ СОН
Охотники предложили ортеге факел, но ловчий отказался: ему вполне
было достаточно шарика на шапке.
Звероловы ушли. Уводя шестилапого, ортега в одиночестве начал бродить
по лабиринту. Часа через два внимательных поисков охотник убедился, что в
этом участке заповедника скрывается редкая добыча: самка с детенышем.
Ловчий повернул к дому. По пути он наведался в пещеру, где давно уже
не бывал. И тут он вдруг заметил отражение света в небольшом бассейне,
прежде пустом.
- Смотри-ка, - удивился ортега. - Новый источник открылся, сколько
помнят люди, никогда такого тут не было.
После продолжительной ходьбы ловчий очень хотел пить. Он опустился
возле источника на колени, зачерпнул горсточкой воды и с наслаждением
выпил. Вода имела особенно приятный вкус пенилась и шипела, ортега хотел
еще немного попить, но каикая-то истома охватила все его существо.
- Эх, ортега, ортега, - укорил себя охотник, - стар и слаб ты
становишься! Разве раньше утомила бы тебя такая прогулка? Ну ладно,
отдохну малость...
Он вытянулся поудобнее на жестком камне, и непреодолимый сон смежил
ему глаза.
Исчезновение ортеги обеспокоило его семью только к концу следующего
дня: долгие отлучки старого охотника были для нее привычны. Но когда и
через трое суток он не вернулся, жена и дети ортеги и его охотники забили
тревогу.
Что могло случиться с ловчим? Заблудится в лабиринте, который ортега
знал, как свои пять пальцев, он не мог. Оставалось предположить самое
худшее: нападение голодного зверя или обвал. Но шестилапые давно уже свели
знакомство с людьми и старались держаться от них подальше.
Король уконда, правивший в том месяце, распорядился отправить партию
охотников на розыски. Ее вел помощник ловчего куото.
Люди несли связки факелов и большой запас провизии, так как поиски
могли продолжаться несколько дней. И действительно только после долгих
усилий нашли ортегу лежащим в мало кому известной пещере близ небольшого
круглого углубления в ее полу. Углубление походило на бассейн, но в нем не
было ни капли воды.
Казалось, ловчий мирно спал, но никаких следов дыхания не было
заметно. Приложили ухо к груди: сердце не билось.
- Он умер! - Вскричал один из охотников.
- И умер совсем недавно, - добавил куото. - Его тело еще совершенно
гибкое и теплое. Но как он выдержал две недели без пищи и воды?..
Печальное шествие с телом ортеги остановилось перед крыльцом синей
части дворца, где жил уконда. Сам король вышел на крыльцо отдать последний
долг своему верному охотнику.
- Когда ты думаешь хоронить мужа, женщина? - Обратился он к убитой
горем алоне, жене ортеги.
- По обычаю отцов, завтра! - Отвечала та.
- Ха-ха-ха! - Вдруг раздался резкий хохот и толпу растолкал доктор
Бориль, с плеч которого спускалась синяя мантия.
- Да разве можно хоронить живого человека?.. Вы только посмотрите на
его свежее лицо, ничуть не тронутое дыханием смерти! А это? - Низенький
толстый доктор поднял руку ортеги, Опустил ее и она мягко упала на
носилки.
Алона с надеждой и сомнением смотрела на доктора бориля, а тот
продолжал доказывать, что ортега жив и только в обмороке.
- Вздор! Чепуха! - Послышался громовой бас, произносивший отрывистые
слова, и к телу ортеги приблизился очень высокий и худой доктор Робиль в
небрежно накинутой зеленой мантии.
- Этот! Человек! Мертв! Как! Камень!
Между докторами завязался ожесточенный спор, сопровождаемый научными
доказательствами. Смотря по тому, кто из двоих одерживал верх, алона то
приходила в отчаянье, то снова начинала надеяться.
И все-таки под конец благодаря пронзительному голосу верх одержал
доктор Робиль, который смотрел на маленького бориля сверху вниз.
- Я! Утверждаю! - Гремел он. - Что! Этого! Человека! Завтра! Надо!
Хоронить!
Но в этот момент "мертвец" пошевелился и открыл глаза. Пораженная
толпа отхлынула в стороны, только алона припала на грудь мужа и с плачем
целовала его лицо.
Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! - Заливался смехом Бориль. - Высокоученый доктор
Робиль чуть не похоронил живого человека! Вот так светило науки! Но
посрамленный Робиль не сдавался:
- это! Еще! Надо! Доказать! Что! Он! Живой!
И он сердито ушел с площади, величественно запахнувшись в свою
зеленую мантию.
Кое-кто из зрителей расмеялся при последних словах робиля но доктор
Бориль выглядел озабоченным. Очнувшийся ортега ничего не говорил, никого
не узнавал, даже жену, и не понял слов участия, с которыми к нему
обратился сам король уконда.
- Странно, очень странно! - Бормотал доктор Бориль. - Взгляд ортеги
блуждает как у новорожденного младенца, и движения его рук и ног так же
беспорядочны. - Интересно, очень интересно! - Оживился он. - Этот случай
может оказаться ценным для науки. Добрая женщина! - Обратился он к жене
ловчего. - Я берусь лечить вашего мужа, и при том совершенно бесплатно.
Не слушая благодарностей алоны, добродушный доктор приказал охотникам
отнести ортегу домой, потому что поставленный на ноги ловчий не мог
сделать ни шага. Бориль пошел вслед за носилками.
УСЫПИТЕЛЬНАЯ ВОДА
Доктор Бориль дни и ночи проводил у постели ортеги. Оказалось, что
ловчий действительно во всем был похож на новорожденого. Он не умел есть и
его приходилось кормить с ложечки. Ортега не говорил ни единого слова, и
только лепетал бесмысленные звуки. Он не понимал обращенных к нему слов и
не откликался на собственное имя....
- Поразительный случай! - Бормотал восхищенный Бориль. - Вот
рассказать бы о нем верхним докторам! Жизнью ручаюсь, что они не видели
ничего подобного!
Но востановление утраченных способностей шло у ортеги с поразительной
быстротой. Уже к вечеру он говорил "папа" и "мама", что было смешно при
его бороде и делал первые робкие шаги, держась за руку сына.
На второй день речь его стала совсем связной, сознание прояснилось
помощник ловчего куото разговаривал с ним много часов подряд, рассказывал
о разных случаях на охоте, и все это вновь оживало в памяти ортеги. Еще
один день напряженных занятий, и ловчий, приведенный доктором борилем к
королю, рассказал о своем необыкновенном приключении в лабиринте.
- Но когда мы нашди вас, этот бассейн был совершенно пуст! - Вскричал
пришедший с ловчим куото и тут же добавил: - прошу прощения у вашего
величества за нарушения приличий!
- Как - пуст? - Переспросил ортега помощника.
- Там не было ни капли воды, - заверил куото.
- Не может быть! - Вскипел ловчий. - Не приснилось же мне все это?
- А. Может. Быть. И. Приснилось. - Ехидно заметил доктор Робиль. -
Ведь. Вы. Так. Крепко. И. Долго. Спали.
В лабиринт снарядили экспедицию. Ее вел ортега, к которому полностью
вернулись его способности. С ним отправились, кроме охотников, министры
земледелия и промышленности короля уконды и доктора Бориль и Робиль.
Удивление ортеги было необычайным, когда оказалось, что бассейн
действительно был пуст.
- Но как все это могло произойти? - Бормотал он. - Ведь я же
прекрасно помню, что меня свалил сон после того, как я выпил воды из этого
бассейна...
Люди уже собрались уходить. Но тут доктор Бориль высказал мысль,
которая привела к тому, что жизнь в стране подземных пудокопов совсем
переменилась. Он сказал:
- а может быть, вода здесь появляется и исчезает? Она выходит из
скалы по временам и снова скрывается обратно!
Доктор Робиль тут же высмеял эту догадку, и уязвленный Бориль
предложил проверить ее.
- Останемся здесь на неделю, на две, на месяц наконец! - Вскричал он.
Может. Быть. На. Год? - Насмешливо спросил Робиль.
- Если в течение месяца вода не появится, я признаю себя побежденным,
- смело заявил Бориль, - и в знак поражения обойду город семи владык на
четвереньках!
- Согласен - ухмыльнулся Робиль.
Два доктора остались дежурить у исчезнувшего источника, а что-бы им
не было скучно, с ними остались и два министра, заинтересованные спором.
Кстати, вчетвером было удобнее играть в кости, которые оказались в кармане
у одного из министров завзятого игрока.
- А как же ваши министерства? - Поинтересовался ортега.
- Обойдутся и без нас, - беспечно сказал министр земледелия.
Министры приказали принести в пещеру постели и все необходимое для
пребывания в лабиринте: провизию, вино, фрукты. К ним должны были
наведоваться через день и пополнять запасы
Пять раз возвращался ортега в эту пещеру, и каждый раз все в ней
оставалось по старому. Бассейн был пуст, доктор Бориль поддразнивал робиля
и советовал ему заблаговременно учиться ходить на четвереньках, а Бориль с
каждым днем становился все мрачнее.
Но на шестой раз ортега и его охотники увидели неожиданную картину:
два доктора и два министра лежали на полу пещеры неподвижные без дыхания,
без биения сердца. Между ними валялись кости: партия осталась
недоигранной. А источник опять был пуст!
Когда к синему крыльцу принесли четырех спящих, король уконда сказал:
- Теперь все понятно. Эта вода, которая таинственно появляется и
исчезает, - усыпительная! Мои министры и два доктоРа проявили большое
легкомыслие, напившись чудесной воды все разом. Что ж? Будем ждать, когда
они проснуться. Отнесите этих сонь по домам и докладывайте мне об их
состоянии каждый день.
Ловчий ортега спал две недели. Но вот прошли две недели, и месяц, и
полтора, а спящие оставались в том же положении: тела их были теплы и
гибки, но дыхание не чувствовалось, сердце не билось.
Первым пробудился доктор Бориль. Это случилось на пятьдесят третий
день после того, как он наппился усыпительной воды как и ловчий ортега,
Бориль совсем был подобен новорожденному ребенку. А это было для него
настоящей бедой.
В подземной стране было только два врача, третьему там было нечего
делать: не нашлось бы практики. Врачи передавали свои знания по
наследству, от отца к сыну. Но отцы бориля и робиля давно умерли. Кто же
теперь обучит двух бывших докторов медицины?
Семь королей пришли в ярость, когда поняли, что останутся без
врачебной помощи. Они даже подумывали повесить ортегу за то, что он нашел
этот проклятый источник, но потом одумались: ведь это никак бы не помогло
бы делу.
Бориль за три дня выучился ходить и говорить, но вся медицина начисто
выветрилась из его головы. К счастью, в доме сохранились записки его отца
и тетрадки, в которых Бориль делал уроки. Через две недели Бориль смог
кое-как лечить больных.
К этому временни проснулся Робиль.
- Учить его буду я! - Сказал Бориль, и понятно, никто не возражал.
Заполучив в руки своего врага и соперника, толстенький доктор
постарался извлечь из этого все выгоды. Когда Робиль заговорил, и в нем
пробудилось сознание, Бориль начал ему внушать:
- ты знаешь, кто я такой? Я - знаменитый доктор Бориль, светило науки
твой единственный наставник и покровитель, без которого ты навек остался
бы глупцом и невеждой. Запомнил? Повтори!
И длинный Робиль, согнувшись чуть не вдвое и глядя сверху вниз на
учителя влюбленными глазами, говорил:
- вы - знаменитый доктор Бориль, светило науки, мой единственный
наставник и покровитель. Без вас я навек остался бы глупцом и невеждой...
- То-то же, помни это всегда и не слушай тех, кто будет говорить тебе
что-нибудь другое.
Министры, наглотавшиеся воды больше всех, проснулись одновременно
через три месяца после того, как заснули. Король уконда рассерженный их
самовольной отлучкой со службы и долгим сном, велел внушить им, что до
своего сна они были лакеями во дворце. А членам их семьи было наказано под
страхом строгой кары ничего не говорить беднягам об их прошлом. Этот
смелый опыт вполне удался. Оба министра совершенно забыли прошлое.
Облаченные в лакейские ливреи, они резво бегали по дворцу с подносами,
чистили обувь, прислуживали за обедом.
БЛЕСТЯЩАЯ МЫСЛЬ
В ту пору, когда случились эти странные события, из всех семи
хранителей времени выделялся умом и честностью Беллино. Его дельные советы
выслушивались и исполнялись не только другими хранителями, но даже и
королями.
И вот, после того как был открыт источник чудесной воды, этому
Беллино пришла в голову замечательная мысль.
- А что, если усыплять королей на то время, пока они не царствуют? -
Сказал сам себе Беллино и испуганно оглянулся: не подслушивает ли кто?
Сначала эта идея показалась хранителю времени дерзкой и невыполнимой,
но чем больше он над ней раздумывал, тем больше она ему нравилась.
- В самом деле - рассуждал Беллино, - сейчас народ кормит семь
королей с их семьями, семь придворных штатов, семь разнузданных лакейских
банд, семь воинских отрядов, семь шпионских шаек. Это больше тысячи
нахлебников. А если осуществится моя выдумка, то на шее народа будут
только полторы сотни бездельников, а остальные станут мирно спать без
сновидений, не заботясь о своих желудках.
Сначало старый Беллино раздумывал над своим планом один, а потом
поделился мыслями с маленьким толстеньким доктором борилем.
Бориль пришел в восторг.
- Клянусь всеми горчичниками мира, - воскликнул он, - это поистине
гениальная идея! Вот только согласятся ли наши повелители спать? -
Задумчиво добавил он. - Ну, да мы сумеем их уговорить!
Но прежде всего надо было исследовать все загадочные свойства
усыпительной воды. Этим занялся Беллино вместе с доктором борилем и
робилем.
Выяснилось, что чудесная вода появлялась из скалы раз в месяц. Она
наполняла небольшой круглый бассейн, держалась в нем несколько часов, а
потом опять уходила в неизведанную глубь земли.
Воду набирали в сосуды, приносили в пещеру, но уже через сутки она
теряла свое усыпительное свойство. Что бы заснуть, следовало пить
волшебную воду вскоре после ее появления.
Не сразу удалось подобрать такие дозы воды, которые усыпляли бы
человека ровно на шесть месяцев - ни больше ни меньше. Эти опыты отняли у
белино и его помощников много времени.
С разрешения семи королей, которые еще не знали, к чему все это
клонится, доктора усыпляли ремеслинников и пахарей. Те охотно соглашались,
потому что долгий спокойный сон давал им отдых от тяжелой работы.
Наконец, опыты закончились. Было найдено и отмерено такое колличество
чудесного напитка, которое усыпляло взрослого мужчину как раз на полгода.
Для женщины этого напитка требовалось меньше, а для ребенка совсем
немного.
БОЛЬШОЙ СОВЕТ
Когда все подготовительные работы завершились, Беллино попросил
королей собраться на большой совет. По обычаю на таком совете
присутствовали все короли с семьями, их министры и придворные.
Необычайно красочное зрелище представлял собою круглый зал радужного
дворца, где заседал большой совет. Ярко освещенный гирляндами
фосфорических шариков, он разделялся на семь секторов, каждый для
придворного штата одного из королей. А каким разнообразием отличались
одежды подземных владык и их придворных!
В одном секторе блистали всевозможные оттенки зеленого цвета от
самого темного до нежно-изумрудного. Другой поражал переливами красного в
чудесных сочетаниях. А дальше шли строгие синие и фиолетовые цвета,
небесно-голубой, солнечно-желтыйй... Здесь побледнела бы от зависти сама
радуга, если бы спустилась с неба в этот огромный подземный зал.
Глаз, утомленный однообразными бурыми, коричневыми, темнокрасными
тонами, преобладавшими в природе подземной страны, отдыхал и нежился на
этом буйном празднике ярких красок. Как видно, недаром мудрый король
карвенто еще двести лет назад издал закон, приказывавший вносить как можно
больше цветных пятен в скудную окраску подземелья. По приказу карвенто
стены домов, столбы, огораживавшие земельные участки, дорожные указатели
окрашивались в яркие бирюзовые, голубые, жемчужные тона.
Вошел последний запоздавший король с женой и с двумя сыновьями, и
можно было начинать собрание.
С разрешения царствовавшего в том месяце короля Асфейо, слово взял
хранитель времени Беллино. Он начал говорить о том трудном положении, в
каком находится страна. В ней уже давно не хватает рабочих рук, с каждым
годом поступает все меньше налогов, а из-за этого приходиться ограничивать
роскошь королевских двров...
- Позор! Безобразие! - Раздались возгласы с тех мест, где сидели
короли.
- Я согласен с тем, что этому надо положить конец, - спокойно
согласлся Беллино, - и кажется, нашел средство.
- Гм, интересно, - крикнул крроль Асфейо. - Послушаем.
И Беллино рассказал о своем необычайном замысле. Наступила долгая,
томительная тишина. Люди обдумывали, как им отнестись к этому дерзкому
предложению. А Беллино начал соблазнть королей выгодами нового плана.
- Вы подумайте, ваши величества, как это будет для вас удобно! Сейчас
вы отцарствовали один месяц и потом томитесь от безделья целых полгода,
ожидая своей очереди. Отсюда всякие ссоры и интриги. А тогда время от
одного до другого царствования будет пролетать для вас как одна минута.
Вся ваша жизнь будет одним сплошным царствованием, прерываемым лишь
незаметно приходящими периодами волшебного сна. Но ведь вы и теперь спите
каждые сутки!
- А это здорово придумано! - Воскликнул один из королей.
- Конечно здорово! - Подхватил Беллино, обрадованный поддержкой. - И
помимо всего прочего я и почтенные доктора Бориль и Робиль (оба доктора
встали и важно поклонились собранию), мы установили, что этот сон, хотя и
долгий, совершенно не влияет на продолжительность жизни, он просто
вычеркивается из нее. Вместо отведенных вам природой шестидесяти лет вы
будете жить, господа, по четыреста лет, срок вашей жизни возрастет в семь
раз!
Ошеломленные таким заманчивым предложением, члены совета долго
молчали. А потом король уконда в восторге воскликнул:
- Решено! Я первым ложусь спать!
- Почему первым! - Ревниво воскликнул король Асфейо. - Срок моего
правления истекает на той неделе, значит, я и ухожу на покой! А вы, ваши
величества, ждите своей очереди!
Королева ринна спросила:
- а нужно ли усыплять придворных и лакеев. Быть может на всех не
хватит волшебной воды?
- Воды хватит, - успокоил ее доктор Бориль. - Да и что станут делать
придворные, солдаты и шпионы, пока короли спят? Строить разные коварные
замыслы?
- Нет, нет, - в один голос закричали короли и королевы, - усыплять,
так всех усыплять!...
НОВЫЙ ПОРЯДОК В ПЕЩЕРЕ
В первый же день появления чудесной воды король Асфейо был усыплен со
всей семьей, с придворными, слугами воинами и шпионами. Странно было
смотреть, как сначало сам король, а потом его жена и дети выпивали из
хрустальных кубков точно отмеренные докторами дозы воды и тотчас
опускались на мягкий ковер, охваченные необоримым сном. За ними пришла
очередь придворных слуг, воинов, шпионов. Лакеи короля уконды, который
ступил на престол после Асфейо, с шутками и смехом переносили уснувших в
специальную кладовую и укладывали на полки расположенные в несколько
ярусов. Там их пересыпали порошком от моли. А что-бы спящих не обгрызли
мыши, которых в стране пдземных рудокопов было множество, в кладовой
поселили двух ручных сов, заменявших в пещере кошек.
Проходил месяц за месяцем - и новые партии спящих заполняли новые
кладовые. Население страны начало чувствовать облегчение: меньше
требовалось продуктов в королевский дворец, больше оставалось простым
людям.
Но всю выгоду великой идеи Беллино люди поняли через полгода, когда
из семи шумных башен радужного дворца шесть стали тихи и пустынны, и
только в одной бурлила жизнь. Там шли пиры, гремела музыка, раздавались
заздравные песни, но терпеть это было неизмеримо легче, чем в прежнее
время, когда веселью предавались все семь королевских дворов разом.
Хранитель времени Беллино был окружен необычайным почетом люди при
встречах кланялись ему до земли, пока он, скромный от природы, не запретил
это. Конечно, сам Беллино не пил чудесного напитка и не погружался в
очарованный сон: ему поручили следить за порядком смены королей. И он
делал это так хорошо, что народ постановил:
- не нужно семи хранителей времени, теперь они вносят путаницу. Пусть
один Беллино будет бесменным хранителем времени и выбирает помощников по
своему вкусу. А когда ему придет пора уходить на покой, народ выберет его
преемника из самых почетных и уважаемых граждан подземной страны.
Так и повелось с той поры.
Для хранителя времени и его помощников самым беспокойным временем
были дни, когда просыпалась очередная партия спящих и надо было в какие
нибудь три дня всех обучить ходьбе, речи востановить память...
А потом для партии проснувшихся наступал месяц беспрерывного
бордствования. За полгода покоя они накапливали столько сил, что
ежедневный сон не был им нужен, и они весь месяц отдавали веселью. За
пиром шла охота на шестилапых, рыбная ловля, поездка на крылатых ящерах, и
снова начинался пир...
Королю некогда было управлять страной и издавать новые законы.
Незаметно получилось так, что бремя правления и все государственные заботы
пали на хранителя времени, а за королями оставался только почет да титул.
Еще Беллино позаботился о сохранении источника, который получил
название священного. А потом и саму пещеру прозвали священной. Бассейн, в
котором появлялась вода, был заключен в круглую красивую башенку из
разноцветного кирпича, и у входа в нее всегда стоял караул.
Усыпительную воду обьявили государственной собственностью и кто хотел
получить порцию такой воды, должен был взять разрешение от хранителя
времени и двух докторов, потомков бориля и робиля. Такие случаи бывали,
если в какой-нибудь семье происходили неприятности и ссоры. Муж и жена
засыпали на несколько месяцев, а когда просыпались, все прошлое
забывалось.
Так проходило век за веком в этой стране отделенной от верхнего мира
огромной толщей земли и соединенной с ним только одним выходом, где велась
торговля между рудокопами и обитателями голубой страны.
За проишедшие столетия характер подземных жителей сильно изменился:
они стали подозрительными, боялись каких-то коварных замыслов верхних
людей, и стражи с луками и стрелами наготове то и дело летали на драконах
под потолком пещеры, высматривая врагов.
Века шли. И в подземной стране сменились многие поколения простых
людей, только в радужном дворце жизнь шла совсем медленно. За семьсот лет,
протекших со дня первого усыпления, не более двух раз переменилось семь
подземных королей, их приближенные и слуги.
Умственно эти люди не менялись за всю свою долгую жизнь, ведь они,
просыпаясь после очередного сна, забывали все, что раньше знали, их
приходилось учить всему заново, а многому ли научишь человека, когда весь
курс учения продолжается три-четыре дня?
И народ уже начал размышлять, нужны ли стране эти семь королей,
которые спят или пируют, но не занимаются делами государства. Однако еще
слишком было велико почтение к монархам, унаследованное людьми от предков,
и мало кто всерьез задумывался над тем, как свергнуть королей и жить без
них.
Неожиданный случай разрушил порядок, веками сложившийся в подземной
стране, и все перевернул.
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ИЗ ИСТОРИИ ВОЛШЕБНОЙ СТРАНЫ
Необычное событие произошло однажды в волшебной стране. Это случилось
ровно через триста лет и четыре месяца после того, как зверолов ортега
нашел в лабиринте усыпительную воду
На материке, который к тому времени стал уже называться американским,
жили в разных концах четыре волшебницы: две добрые и две злые. Добрых
волшебниц звали Виллина и Стелла, а злых - Гингема и Бастинда: злые
волшебницы были родными сестрами, но вечно враждовали и знать не хотели
друг друга. Людские поселения придвигались все ближе к убежищам волшебниц,
и те, как некогда могучий Гуррикап, решили переменить свое место
жительства.
Странно, что эта мысль пришла в голову всем феям, но чего только не
бывает на свете! Волшебницы посмотрели в свои магические книги, и всем им
пришлась по душе волшебная страна, отделенная от мира великой пустыней и
неприступными горами. Их книги также сказали им, что страну населяют тихие
маленькие люди, которых легко подчинить, и что там нет ни одного
волшебника или волшебницы, с которыми пришлось бы бороться за власть.
Но четыре феи были неприятно поражены, когда, добравшись разными
путями до волшебной страны (и, конечно, не забыв захватить с собой
волшебные пожитки!), они встретились лицом к лицу.
- Это - моя страна! - Взвизгнула высохшая от вечной злости Гингема. -
Я первая явилась сюда!
- Действительно, она опередила своих соперниц на целый час.
- Ваши аппетиты слишком велики, сударыня, - насмешливо заметила
красавица Стелла, обладавшая секретом вечной юности. - Нам всем хватит
места в этой большой стране.
- Ни с кем не хочу делится, даже с сестрой Гингемой, - заявила
одноглазая Бастинда с черным зонтом под мышкой, который переносил колдунью
с места на место на манер ковра-самолета. - Знайте феи, что, если дойдет
до драки, вам придется плохо...
Добродушная седая Виллина ничего не сказала. Она вынула из складки
своей одежды крохотную книжечку, подула на нее, и книжечка обратилась в
огромный том. Другие волшебницы посмотрели на Виллину с уважением: сами
они не умели так обращаться со своими волшебными книгами и таскали их с
собой в натуральном виде.
Виллина начала перебирать листы книги, бормоча:
- абрикосы, ананасы, африка, бинты, булка... Ага, вот оно... Война! -
Волшебница прочитала несколько строк про себя и торжествующе усмехнулась:
- хотите воевать? Давайте!
Гингема и Бастинда струсили. Они поняли: борьба будет серьезная, и
наверное, волшебная книга Виллины сулит им поражение. И четыре феи кончили
дело полюбовно.
Конечно, книги сказали им о существовании какой-то пещеры но туда
пойти никто не захотел. По воле жребия Гингеме досталась голубая страна,
Виллине - желтая, Бастинде - фиолетовая, стелле - розовая. А центральную
область они оставили свободной, чтобы она разделяла их владения и им реже
приходилось бы встречаться. Волшебницы даже договорились, что никто из них
не будет надолго покидать свою страну, и дали в том клятву. Потом
отправились - каждая в свою сторону.
К тому времени королевская власть сохранилась только в пещере:
наверху ее нигде уже не было. Народам надоело терпеть королей, которые
постоянно враждовали и затевал< войны. Они восстали и свергли тиранов.
Мечи были перекованы на серпы и косы, и народы зажили спокойно.
Племя людей, прежде населявшее голубую страну, куда-то ушло, а вместо
него появились маленькие человечки, имевшие смешную привычку постоянно
двигать челюстями, как будто они что-то пережевывали.
За это их прозвали жевунами.
Это был злосчастный день для жевунов, когда в их стране появилась
колдунья Гингема. Взобравшись на высокую скалу, она так пронзительно
заверещала, что ее услышали жители всех окрестных деревень и все собрались
на ее зов. И тогда, глядя на трепещущих от страха человечков, злая старуха
сказала:
- я, могучая волшебница Гингема, обьявляю себя повелительницей вашей
страны. Моя власть беспредельна. Я могу вызывать бури и ураганы...
На лицах жевунов появилось недоверие.
- Ах, вы еще сомневаетесь?! - Рассвирепела Гингема, - так вот же вам!
- Она распростерла полы своей черной мантии и забормотала непонятные
слова: - пикапу, трикапу, лорики, ерики, турабо, фурабо, скорики,
морики...
И тотчас подул сильный ветер, а на небе появились черные тучи.
Испуганные жевуны упали на колени и признали власть Гингемы.
- Я не буду вмешиваться в ваши дела, - сказала волшебница.
- Сейте хлеб, разводите кур и кроликов, но мне будете платить дань:
собирать для меня мышей и лягушек, пиявок и пауков - этими лакомствами я
питаюсь.
Жевуны ужасно боялись пиявок и лягушек, но Гингема была страшнее, они
поплакали и смирились.
Гингема выбрала для жилья большую пещеру, развесила под потолком
связки мышей и лягушек, зазвала из леса филинов. Жевуны даже близко не
подходили к пещере волшебницы.
Но им нужны были металлы для кос, серпов, плугов и драгоценные камни
для украшений. Поэтому они продолжали торговать с подземными рудокопами, и
в определенные дни собирались у торговых ворот, ожидая звука полночного
колокола.
Самих рудокопов жевуны никогда не видали. В течение столетий те так
отвыкли от дневного света, что могли появляться на верху только в полной
темноте, когда жевуны спали.
Бастинда так же легко, как и ее сестра, захватила власть над
фиолетовой страной, которую населяли смирные трудолюбивые мигуны,
получившие такое прозвище за то, что беспрестанно мигали.
Колдунья приказала построить себе дворец, заперлась в нем с
несколькими слугами и жила там, всеми невидимая.
Зато жителям желтой и розовой страны повезло: власть над ними приняли
добрые Виллина и Стелла, эти волшебницы не угнетали свои народы, а
всячески им помогали и старались улучшить их житье.
Так шли дела в волшебной стране в продолжении столетий, а потом
случилось событие, на первый взгляд незначительное, но имевшее важные
последствия.
В америке, в штате канзас, жил неудачник по имени джемс Гудвин. Не то
чтобы он был ленив или глуп, а просто ему не везло в жизни. За какое бы
дело он не брался, у него ничего не получалось. Наконец он купил воздушный
шар и начал подниматься в воздух во время ярмарок на потеху зевакам, с
которых собирал деньги за представление. Как-то раз случился ураган,
веревка, которой был привязан шар, лопнула, ветер подхватил его и занес
вместе с Гудвином в волшебную страну.
На счастье Гудвина, ураган забросил его в центральную часть страны,
свободную от власти волшебниц. Но сбежавшиеся люди, видя, что этот человек
спускается с неба, приняли его за великого чародея. Гудвин не стал их
разубеждать.
В течение нескольких лет он построил великолепный город и выменял для
его украшения множество изумрудов у жителей подземной страны. Свой город
Гудвин назвал изумрудным, а когда его постройка окончилась, он заперся от
людей в роскошном дворце и распустил слух, что он самый могучий чародей на
свете и может творить необыкновенные чудеса.
Посетителям Гудвин являлся в различных странных видах, пугавших
людей. И голос, таинственно доносившийся со стороны, говорил всем:
- я - Гудвин, великий и ужасный! Зачем ты отрываешь меня от мудрых
размышлений?
Гудвин очен! Старался поддержать свою славу великого волшебника. Это
эму удавалось хорошо, и он совершил только одну крупную ошибку: задумал
захватить владения Бастинды, война была короткой, летучие обезьяны,
которыми повелевала злая фея быстро разбили войско Гудвина и самого его
чуть не захватили в плен. Но ему удалось бежать. С той поры прошло много
лет, о неудаче Гудвина позабыли, и даже феи считали его великим чародеем.
Гудвина разоблачила маленькая девочка эли, случайно попавшая в
волшебную страну. Вышло это так.
ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЭЛЛИ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ
Элли с родителями жила в обширной канзаской степи. Домиком служил им
легкий фургон, снятый с колес и поставленный на землю. Однажды злая
Гингема решила погубить весь мир людской и наколдовала ураган страшной
силы, долетевший даже до канзаса. Но добрая Виллина обезвредила ураган и
позволила захватить ему только один фургон в канзаской степи: волшебная
книга сказала ей, что он всегда пустует во время бурь.
Но и волшебные книги иногда знают не все: в фургоне оказалась Элли,
вбежавшая туда за своим песиком Тотошкой. Домик был занесен в волшебную
ВСТУПЛЕНИЕ. КАК ПОЯВИЛАСЬ ВОЛШЕБНАЯ СТРАНА
В старое время, так давно, что никто не знает, когда это было, жил
могучий волшебник Гурикап. Жил он в стране, которую много позже назвали
америкой, и никто на свете не мог сравниться с Гурикапом в умении творить
чудеса. Сначала он этим очень гордился, и охотно выполнял просьбы
приходивших к нему людей: одному дарил лук, стрелявший без промаха,
другого наделял такой быстротой бега, что тот обгонял оленя, третьему
давал неуязвимость от звериных клыков и когтей.
Так продолжалось много лет, но потом просьбы и благодарности людей
наскучили Гурикапу, и он решил поселиться в уединении, где бы его никто не
тревожил.
Долго бродил волшебник по материку, еще не имевшему названия, и
наконец, нашел подходящее место. Это была удивительно милая страна с
дремучими лесами, с прозрачными реками, орошавшими зеленые полянки, с
чудесными фруктовыми деревьями.
- Вот что мне надо! - Обрадовался Гурикап - здесь я в покое проживу
свою старость. Надо только устроить, чтобы сюда не являлись люди.
Такому могучему чародею, как Гурикап, это ничегосеньки не стоило.
Раз! - И страну окружило кольцо неприступных гор.
Два! - За горами пролегла великая песчаная пустыня, через которую не
мог пройти ни один человек.
Гурикап призадумался над тем, чего ему еще недостает.
- Пусть здесь восцариться вечное лето! - Приказал волшебник, и его
желание исполнилось - пусть эта страна будет волшебной, и пусть здесь
разговаривают по человечески все звери и птицы! - Воскликнул Гурикап.
И тотчас повсюду загремела неумолкаемая болтовня: заговорили обезьяны
и медведи, львы и тигры, воробьи и вороны, дятлы и синицы. Все они
соскучились за долгие годы молчания и спешили высказать друг другу свои
мысли, чувства желани я...
- Потише! - Сердито распорядился волшебник и голоса примолкли. - Вот
теперь начнется мое спокойное житье без назойливых людей, - сказал
довольный Гурикап.
- Вы ошибаетесь, могучий волшебник! - Раздался голос близ уха
Гурикапа, и бойкая сорока уселась ему на плечо. - Извините, пожалуста, но
здесь живут люди, и их не мало.
- Не может быть! - Вскричал раздосадованный волшебник. - Почему я их
не видел?
- Вы очень большой, а в нашей стране люди очень маленькие - смеясь,
обьяснила сорока и улетела.
И в самом деле: Гурикап был так велик, что голова его приходилась
вровень с верхушками самых высоких деревьев. Зрение же его под старость
ослабело, а про очки в те времена не знали даже самые исскусные
волшебники.
Гурикап выбрал обширную поляну, лег на землю и устремил взор в чащу
леса. И там он с трудом разглядел множество мелких фигурок, боязливо
прятавшихся за деревьями.
- А ну, подойдите сюда, человечки! - Грозно приказал волшебник, и его
голос прозвучал, как раскат грома.
Маленькие люди вышли на лужайку и робко посмотрели на великана.
- Кто вы такие? - Сурово спросил волшебник.
- Мы - жители этой страны, и мы ни в чем не виноваты. - Дрожа,
ответили люди.
- Я вас и не виню, - сказал Гурикап. - Это мне надо было смотреть
хорошенько, выбирая место для житья. Но что сделано, то сделано, обратно я
ничего переколдовывать не буду. Пусть эта страна останеться волшебной на
веки веков, а я выберу себе уголок поукромнее...
Гурикап ушел к горам, в одно мгновение воздвиг себе великолепный
дворец и поселился там, строго наказав обитателям волшебной страны даже
близко не подходить к его жилищу. Этот приказ выполнялся в течение
столетий, а потом волшебник умер, дворец обвештал и постепенно развалился,
но даже и тогда всякий боялся приблизиться к этому месту.
Потом забылась и память о Гурикапе. Люди, населявшие отрезанную от
мира страну, стали думать, что она вечно была такой, что всегда ее
окружали кругосветные горы, что всегда в ней было постоянное лето, что там
всегда разговаривали по человечьему животные и птицы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЕЩЕРА
ТЫСЯЧУ ЛЕТ НАЗАД
Население волшебной страны все увеличивалось, и пришло время, когда в
ней образовалось несколько государств. В государствах, как водится,
появились короли, а при королях придворные, многочисленная прислуга. Потом
короли завели армии, началили ссориться друг с другом из-за пограничных
владений и устраивать войны.
В одном из государств, в западной части страны, тысячу лет назад
царствовал король наранья. Он правил так долго, что его сыну Бофаро
надоело ждать смерти отца, и он задумал свергнуть его с престола.
Заманчивыми обещаниями принц Бофаро привлек на свою сторону несколько
тысяч сторонников, но они ничего не успели сделать. Заговор был раскрыт.
Принца Бофаро привели на суд отца. Тот сидел на высоком троне, окруженный
придворными, и грозно смотрел на бледное лицо мятежника.
- Признаешься ли ты, недостойный сын мой, что злоумышлял против меня?
- Спросил король.
- Признаюсь, - дерзко ответил принц, не опуская глаз перед суровым
взглядом отца.
- Может быть, ты хотел убить меня, чтобы завладеть престолом? -
Продолжал наранья.
- Нет, - сказал Бофаро, - я этого не хотел. Твоей участью было бы
пожизненное заключение.
- Судьба решила иначе, - заметил король. - То, что ты готовил мне,
постигнет тебя и твоих приверженцев. Ты знаешь пещеру?
Принц содрогнулся. Конечно он знал о существовании огромного
подземелья, расположенного глубоко под их королевством. Случалось, что
люди заглядывали туда, но, простояв несколько минут у входа, увидев на
земле и в воздухе странные тени невиданных зверей, в испуге возвращались.
Жить там казалось невозможно.
- Ты и твои сторонники отправитесь в пещеру на вечное поселение! -
Торжественно возгласил король, и даже враги Бофаро ужаснулись. - Но этого
мало! Не только вы, но и дети ваши и дети ваших детей - никто не вернется
на землю, к голубому небу и яркому солнцу. Об этом позаботятся мои
наследники, я возьму с них клятву, что они свято выполнят мою волю. Может
ты хочешь возразить?
- Нет, - сказал Бофаро, такой же гордый и неуступчивый, как наранья.
- Я заслужил это наказание за то, что осмелился поднять руку на отца. Я
попрошу только об одном: пусть нам дадут земледельчиские орудия.
- Вы их получите, - сказал король. - И вас даже снабдят оружием,
чтобы вы могли защищаться от хищников, населяющих пещеру.
Унылые колонны изгнанников, сопровождаемые плачущими женами и детьми,
отправлялись под землю. Выход охранялся большим отрядом солдат, и ни один
мятежник не смог бы вернуться обратно.
Бофаро с женой и два его сына спустились в пещеру первыми их взорам
открылась удивительная подземная страна. Она простиралась так далеко, как
хватало глаз, и на ее ровной поверхности кое-где поднимались холмы,
поросшие лесом. Посредине пещеры светлела гладь большого круглого озера.
Казалось, на холмах и лугах подземной страны царствует осень. Листва
на деревьях и кустах была багряная, розовая, оранжевая, а луговые травы
желтели, точно просясь под косу косаря. В подземной стране был сумрак.
Лишь клубившиеся под сводом золотистые облака давали немного света.
- И зтесь мы должны жить? - С ужасом спросила жена рожаро.
- Такова наша судьба. - Угрюмо ответил принц.
ОСАДА
Изгнанники долго шли, пока не добрались до озера. Его берега были
усыпаны камнями. Бофаро влез на большой обломок скалы и поднял руку в знак
того, что хочет говорить. Все замерли в молчании.
- Друзья мои! - Начал Бофаро. - Я очень виноват перед вами мое
честолюбие вовлекло вас в беду и забросило под эти мрачные своды. Но
прошлого не воротишь, и жизнь лучше смерти. Нам предстоит жестокая борьба
за существование, и мы должны избрать вождя, который бы нами руководил.
Раздались громкие крики:
- ты - наш вождь!
- Избираем тебя, принц!
- Ты потомок королей, тебе и править Бофаро!
Никто не поднял голоса против избрания Бофаро, и его мрачное лицо
озарилось слабой улыбкой. Все-таки он стал королем, хотя и в подземном
царстве.
- Слушайте меня, люди! - Заговорил он. - Мы заслужили отдых, но
отдыхать еще нельзя. Когда мы шли по пещере, я видел смутные тени больших
зверей, следивших за нами издалека.
- И мы их видели! - Подтвердили другие.
- Тогда за работу, пусть женщины уложат спать детей, и присматривают
за ними, а всем мужчмнам строить укрепление!
И Бофаро, подавая пример, первым покатил камень к проведенному на
земле большому кругу. Забыв об усталости, люди катали и таскали камни, и
круглая стена поднималась все выше.
Прошло несколько часов, и стена, широкая, прочная, воздвиглась на два
человеческих роста высотой.
- Я думаю, этого пока довольно, - сказал король. - Потом мы постоим
здесь город. Бофаро поставил на караул несколько мужчин с луками и
копьями, а все остальные изгнанники, измученные, улеглись спать при
тревожном свете золотистых облаков. Но их сон продолжался недолго.
- Опасность! Подымайтесь все! - Закричала стража.
Испуганные люди взобрались на каменные приступки, сделанные с
внутренней стороны укрепления, и увидели, что к их убеищу подходят
несколько десятков странных зверей.
- Шестилапые! Эти чудища - шестилапые! - Раздались возгласы.
И действительно, у животных вместо четырех было по шесть толстых
круглых лап, поддерживавших длинные толстые туловища. Шерсть на них была
грязно-белая, густая и косматая. Шестилапые как завороженные пялили на
неожиданно возникшую крепость большие круглые глаза...
- Какие Страшилища! Хорошо, что мы под защитой стены, -
переговаривались люди.
Стрелки из лука заняли боевые позиции.
Звери приближались, присматриваясь, принюхиваясь, недовольно мотая
большими головами с короткими ушами. Вскоре они подошли на растояние
выстрела. Зазвенели тетивы, стрелы с жужанием пронеслись в воздухе и
засели в косматой шерсти зверей. Но они не могли пробить их толстую шкуру,
и шестилапые продолжали приближаться, глухо рыча. Как и все звери
волшебной страны, они умели говорить, но говорили плохо, у них были
слишком толстые языки, с трудом ворочавшиеся во рту.
- Не тратить напрасно стрелы! - Распорядился Бофаро. - Приготовить
мечи и копья! Женщины с детьми - на середину укрепления!
Но звери не решились идти в атаку. Они кольцом обложили крепость и не
спускали с нее глаз. Это была настоящая осада.
И тут Бофаро понял свою ошибку. Незнакомый с нравами обитателей
подземелья, он не велел запасти воды, и теперь, если осада будет долгой,
защитникам крепости грозила гибель от жажды.
Озеро было невдалеке - всего в нескольких десятков шагов, но как туда
прорвешься через цепь врагов, проворных и быстрых, несмотря на кажущуюся
неповоротливость?..
Прошло несколько часов. Первыми запросили пить дети. Напрасно матери
их успокаивали. Бофаро уже готовился сделать отчаянную вылазку.
Вдруг в воздухе что-то зашумело, и осажденные увидели в небе быстро
приближающуюся стаю удивительных существ. Они немного напоминали
крокодилов, водившихся в реках волшебной страны, но были гораздо крупнее.
Эти новые чудовища махали громадными кожистыми крыльями, сильные когтистые
лапы болталисьпод грязно-желтым чешуйтачим брюхом.
- Мы погибли! - Закричали изгнанники. - Это драконы! От этих летучих
тварей не спасет и стен а...
Люди закрывали руками головы, ожидая, что вот-вот вонзятся в них
страшные когти. Но произошло неожиданное, стая драконов с визгом рынулась
на шестилапых. Они метили в глаза, а звери, видимо привычные к таким
нападениям, старались уткнуть морду в грудь и махали перед собой передними
лапами, пристав на задние.
Визг драков и рев шестилапых оглушали людей, но те с жадным
любопытством глядели на невиданное зрелище. Некоторые тилапые свернулись
клубком, и драконы яростно кусали их, выдирая огромные клочья белой
шерсти. Один из драконов, неосторожно подставивший бок под удар могучей
лапы, не мог взлететь и неуклюже скакал по песку...
Наконец шестилапые бросились врассыпную, преследуемые летучими
ящерами. Женщины, хватив кувшины, побежали к озеру, с пеша напоить
плачущих детей.
Много позже, когда люди обжились в пещере, они узнали причину вражды
между шестилапыми и драконами. Ящеры откладывали яйца, зарывая их в теплую
землю в укромных местах, а для зверей эти яйца были лучшим лакомством, они
выкапывали их и пожирали. Поэтому драконы нападали на шестилапых где
только могли: они загрызали молоденьких зверей, если те попадались им без
охраны родителей.
Так вражда между зверями и ящерами спасла людей от неминуемой гибели.
УТРО НОВОЙ ЖИЗНИ
Прошли годы изгнанники привыкали жить под землей. На берегу
срединного озера они построили город и обнесли его каменной стеной. Чтобы
прокормиться, они принялись пахать землю и сеять хлеб. Пещера залегала так
глубоко, что почва в ней была теплой, ее согревал подземный жар.
Перепадали временами и дождички из золотистых облаков. И поэтому пшеница
все-таки там созревала, хотя и медленнее, чем наверху. Только очень трудно
было людям таскать на себе тяжелые плуги, распахивая твердую каменистую
землю.
И однажды к королю Бофаро пришел пожилой охотник карум.
- Ваше величество, - сказал он, - пахари скоро начнут умирать от
переутомления. Я предлагаю запрячь в плуги шестилапых.
Король изумился.
- Да они загрызут погонщиков!
- Я сумею их укротить, - заверил карум. - Там, наверху, мне
приходилось иметь дело с самыми ужасными хищниками. И я всегда справлялся.
- Что ж, действуй! - Согласился Бофаро. - Тебе, вероятно, нужны
помощники?
- Да, - сказал охотник. - Но, кроме людей, я привлеку к этому делу
драконов.
Король снова удивился, а карум спокойно пояснил:
- видете ли, мы люди, слабее и шестилапых, и летучих ящеров, но у нас
есть разум, которого не хватает этим зверям. Я укрощу шестилапых с помощью
драконов, а держать драконов в подчинении мне помогут шестилапые.
Карум принялся за дело. Его люди забирали молодых дракончиков, едва
те успевали вылупиться из яиц. Воспитанные людьми с первого дня, ящеры
вырастали послушными, и при их содействии каруму удалось изловить первую
партию шестилапых.
Нелегко было подчинить себе свирепых зверей, но это удалось. После
многодневной голодовки шестилапые стали принимать пищу от человека, а
потом дали надеть на себя сбрую и начали таскать плуги.
Первое время не обходилось без несчастных случаев, но потом все
наладилось. Ручные драконы носили людей по воздуху, а шестилапые пахали
землю. Люди вздохнули свободнее, и у них быстрее стали развиваться
ремесла.
Ткачи ткали материи, портные шили одежду, гончары лепили горшки,
рудокопы добывали руду из глубоких шахт, литейщики выплавляли из нее
металлы, а слесари и токари производили из металлов все необходимые
изделия.
Добывание руд требовало больше всего труда, в шахтах работало много
народу, и потому эту область стали называть страной подземных рудокопов.
Подземным жителям приходилось расчитывать только на себя, и они
сделались чрезвычайно изобретательными и находчивыми. Люди стали забывать
о верхнем мире, а дети, рождавшиеся в пещере, никогда его не видели и
знали о нем только из материнских рассказов, которые стали наконец
походить на сказки.
Жизнь налаживалась. Плохо было лишь то, что честолюбивый Бофаро завел
большой штат придворных и многочисленную прислугу, а содержать этих
бездельников приходилось народу.
И хотя пахари усердно пахали, сеяли и собирали хлеб, огородники
возделывали овощи, а рыбаки ловили сетями рыбу и крабов в срединном озере,
продуктов вскоре не стало хватать. Подземным рудокопам пришлось завести
меновую торговлю с верхними жителями.
Взамен зерна, масла и фруктов жители пещеры давали свои изделия: медь
и бронзу, железные плуги и бороны, стекло, драгоценные камни.
Торговля между нижним и верхним миром постепенно расширялась. Местом,
где она производилась, был выход из подземного мира в голубую страну. Этот
выход расположенный близ восточной границы голубой страны по приказу
короля нараньи был закрыт прочными воротами. После смерти нараньи наружный
караул от ворот был убран, потому что подземные рудокопы не пытались
вернуться наверх: за многие годы жизни под землей глаза пещерных жителей
отвыкли от солнечного света, и теперь рудокопы могли появляться наверху
только ночью.
Полночный звук колокола, подвешенного у ворот, возвещал о наступлении
очередного базарного дня. Утром купцы голубой страны проверяли и
пересчитывали товары вынесенные подземными жителями в ночную пору. После
этого сотни работников привозили на тачках мешки с мукой, корзины с
фруктами и овощами, ящики с яйцами, маслом, сыром. В следующую ночь все
это исчезало.
ЗАВЕЩАНИЕ КОРОЛЯ БОФАРО
Бофаро царствовал в подземной стране много лет. Он спустился в нее с
двумя сыновьями, но потом у него родилось еще пятеро. Бофаро очень любил
всех своих детей и никак не мог выбрать из них наследника. Ему казалось,
что если он назначит одного из сыновей своим преемником, то страшно обидит
остальных.
Семнадцать раз Бофаро менял завещание и наконец, измученный склокам и
интригами наследников, пришел к мысли, которая принесла ему успокоение. Он
назначил наследниками всех своих семерых сыновей, что-бы они царствовали
поочередно, каждый по месяцу. А во избежание ссор и междуусобиц, он
заставил детей дать клятву, что они всегда будут жить в мире и строго
соблюдать порядок правления.
Клятва не помогла: раздоры начались сразу после смерти отца. Братья
заспорили, кому из них царствовать первому.
- Порядок правления надо установить по росту. Я - самый высокий, а
потому и буду царствовать первый, - заявил королевич вагисса.
- Ничего подобного, - возразил толстый граменто. - Кто больше весит,
у того и больше ума. Давайте взвесимся!
- Жиру в тебе много, а не ума, - закричал королевич тубаго. - С
делами королевства лучше всего справится самый сильный. А ну, выходите
трое на одного! - И тубаго замахал огромными кулаками.
Завязалась драка. В результате кое-кто из братьев недосчитался зубов,
у других были подбиты глаза, вывихнуты руки и ноги...
Передравшись и помирившись, королевичи удивились, почему им не пришло
в голову, что самый беспорный порядок - править королевством по
старшинству.
Установив порядок правления, семь подземных королей решили построить
себе общий дворец, но так, чтобы каждый брат имел отдельную часть.
Архитекторы и каменщики воздвигли на городской площади огромное
семибашенное здание с семью отдельными входами в покои каждого короля.
У старейших обитателей пещеры еще хранилась память о чудесной радуге,
сиявшей на небе их потерянной родины. И эту радугу они решили сохранить
для своих потомков на стенах дворца. Его семь башен были окрашены в семь
цветов радуги: красный, оранжевый, желтый. Искусные мастера добились того,
что тона отличались изумительной чистотой и не уступали цветам радуги.
Каждый король выбрал своим главным цветом цвет той башни, где он
поселился. Так, в зеленых покоях все было зеленое: парадное одеяние
короля, одежды придворных, ливреи лакеев, окраска мебели. В фиолетовых
покоях все было фиолетлвое... Цвета разделили по жребию.
В подземном мире не было смены дней и ночей и время измерялось по
песочным часам. Поэтому постановили, чтобы за правильностью чередования
королей следили особые вельможи - хранители времени.
Плохие последствия имело завещание короля Бофаро. Началось с того,
что каждый король, подозревая других во враждебных замыслах, завел себе
вооруженную стражу. Эта стража разьезжала на драконах. Так у каждого
короля появились летающие надсмотрщики, наблюдавшие за работами в полях и
на заводах. Воинов и надсмотрщиков, как и придворных и лакеев, должен был
кормить народ.
Другая беда состояла в том, что в стране не было твердых законов. Ее
жители за месяц не успевали привыкнуть к требованиям одного короля, как
вместо них появлялись другие. Особенно много неприятностей доставляли
приветствия.
Один король требовал, чтобы при встрече с ним становились на колени,
а другого надо было приветствовать, приложив левую руку с растопыренными
пальцами к носу, а правой помахивал над головой. Перед третьим надо было
подскакивать на одной ножке...
Каждый правитель старался выдумать что-нибудь почуднее, до чего не
додумались другие короли. А подземные жители стоном стонали от таких
выдумок.
У каждого обитателя пещеры был набор колпаков всех семи цветов
радуги, и в день смены правителей надо было менять колпак. За этим зорко
следили воины короля, вступившего на престол.
В одном только были согласны между собой короли: они придумывали все
новые налоги. Люди надрывались на работе, чтобы удовлетворить прихоти
своих повелителей, а этих прихотей было много.
Каждый король, вступая на престол, задавал пышный пир, на который
приглашались в радужный дворец придворные всех семи владык. Праздновались
дни рождения королей, их супруг и наследников, отмечались удачные охоты,
появление на свет маленьких дракончиков в королевских драконниках и
многое, многое другое. Редкий день не гремели во дворце возгласы пирующих,
угощавщих друг друга вином верхнего мира и прославлявших очередного
владыку.
БЕСПОКОЙНЫЕ СУТКИ
Шел 189-й год подземный эры, считавшейся с того времени, когда
мятежный принц Бофаро и его сторонники были сосланы в пещеру. Несколько
поколений подземных жителей сменилось с тех пор, и люди приспособились
жить в пещере с ее вечным полумраком, напоминавшим земные сумерки. Их кожа
стала бледной, они сделались более стройными и тонкими, большие глаза
привыкли видеть при слабом рассеянном свете золотистых облаков,
клубившихся на высоким каменным сводом, и уже совсем не могли переносить
дневное освещение верхнего мира.
Кончался срок правления короля памельи второго, и надо было
передавать власть пампуро третьему. Но пампуро третий был еще совсем
младенцем, и за него правила мать, вдовствующая королева стафида. Стафида
была женщина властолюбивая, ей хотелось поскорее сменить памелью на
престоле. Она призвала своего хранителя времени, седого коренастого
старика с длинной бородой.
- Ургандо, ты переведешь часы на главной башне на шесть часов вперед!
- Приказала она.
- Слушаюсь, ваше величество! - Ответил с поклоном Ургандо
- я знаю, что подданные ждут не дождутся, когда вы вступите на
престол.
- Ладно, иди, да не болтай! - Оборвала его стафида.
- Не впервый раз! - Ухмыльнулся Ургандо.
Он выполнил приказ королевы. Но хранитель времени короля памельи,
молодой туррепо, получил от своего правителя распоряжение отвести часы на
двенадцать часов назад: памелья хотел продлить свое властвование.
В городе семи владык и во всей стране началась неразбериха. Едва
городские обыватели успели сомкнуть глаза и погрузиться в первый сладкий
сон, как дворцовый колокол пробил шесть часов утра - сигнал к подьему.
Заспанные, ничего не понимающие люди, нехотя вылезали из постелей,
собираясь приниматься за работу.
- Сосед, а сосед! - Кричал разбуженный портной сапожнику.
- В чем дело? Почему звон в такой неурочный час?
- Кто их разберет! - Отвечал сосед. - Короли лучше знают время.
Одевайся, да не забудь надеть зеленый колпак...
- Знаю, знаю, мне прошлый раз здорово попало за то, что не в том
колпаке пошел в булочную, сутки под стражей просидел...
Те, кто вышел на площадь, услышали сверху страшный шум и вопли: это
дрались на часовой башне Ургандо и туррепо. Туррепо старался вытолкать
Ургандо, чтобы отбить свой счет времени. Но старик оказался сильнее и
сбросил противника с лестницы.
Туррепо полежал на нижней площадке несколько минут, встал и снова
полез наверх. И опять скинул его Ургандо. Туррепо не угомонился. Во время
третьей схватки он изловчился схватить противника в свои обьятия и они
свалились с лестницы вместе Ургандо ударился о ступеньку головой и лишился
сознания.
Турреппо немедленно перевел чаился о ступеньку головой и лишился
сознания.
Туррепо немедленно перевел часы назад и дал сигнал отбоя глашатаи
побежали по городу, приказывая жителям ложиться спать, а желтые воины
оседлали крылатых драконов и отправились по деревням и поселкам обьявлять
людям, что зеленые разбудили их раньше времени.
Тотчас на смену зеленым явились желтые колпаки.
Победивший туррепо пошел спать, не заботясь о лежавшем в обмороке
Ургандо, а тот, очнувшись часа через полтора, поднялся на лестницу и
разослал своих гонцов будить всех в городе и в стране.
За эти сутки обитатели пещеры вставали и ложились семь раз, пока
упорный туррепо не уступил сопернику. Жителям было возвещено, что на
престол вступил его величество король пампуро третий. Люди, не мешкая,
сменили желтые колпаки на зеленые, в последний раз за эти сутки.
ОХОТА НА ШЕСТИЛАПОГО
Прошло еще сто лет. Положение в волшебной стране ухудшалось. Чтобы
удовлетворить ненасытные аппетиты королей, придворных, солдат, простым
людям приходилось работать по восемнадцать-двадцать часов в сутки. С
тревогой они думали о будущем. И тут на помощь обитателям пещеры пришел
удивительный случай. Все началось с охоты на шестилапого.
Укрощенные шестилапые приносили большую пользу в хозяйстве страны.
Они таскали тяжелые плуги и бороны, косилки и жатки, вертели колеса
молотилок. Они же работали у водяных колес, подававших воду из озера в
город семи владык, вытаскивали клети с рудой из глубоких шахт...
Шестилапые были всеядными животными. Их кормили соломой и сеном,
рыбой из озера, отбросами городских кухонь... Плохо было только одно:
чтобы заменить умиравших от старости шести лапых, нужно было ловить новых
в каменном лабиринте, окружавшем пещеру. Этот лабиринт был обьявлен
королевским заповедником, и под страхом смерти никто из граждан пещеры не
смел Там охотиться.
В королевском заповеднике была тишина. Ни один звук не нарушал
молчания подземных залов и коридоров. В одной из пещер у стены стоял
шестилапый. Его лохматая белая шерсть слабо светилась, освещая предметы на
два-три шага вокруг. Зверь с наслаждением слизывал с сырой скалы огромных
улиток и глотал их прямо со скорлупой.
Долго он предавался этому приятному занятию, как вдруг до его чуткого
слуха донесся отдаленный шум. Зверь начал прислушиваться, он реже отрывал
улиток от стены, беспокойно вертел большой косматой головой.
Что встревожило зверя? Эта загадка вскоре разьяснилась. Вдали
показались неясные светлые пятна, колыхавшиеся в воздухе. А потом стали
видны фигуры людей, на головных уборах которых были укреплены светящиеся
шарики. Их свет походил на тот, что испускала шерсть шестилапого, но был
гораздо ярче и освещал предметы на двадцать шагов кругом.
Высокие стройные люди в кожанных одеждах приближались к убежищу
шестилапого, держась на равных растояниях друг от га. Они несли перед
собой длинную сеть, растянутую во всю ширину пещеры. У некоторых были
палки с петлей на конце.
Обитатели подземной страны шли на охоту, и целью ее был шестилапый.
- Тихо, друзья! - Сказал начальник королевской охоты, искусный
зверолов ортега. - Чувствую, что зверь недалеко. До меня доносится его
запах.
- И мы его чуем, - подтвердили подчиненные ортеги.
- Крепче держитесь на флангах, - приказал королевский ловчий. -
Шестилапые всегда стараются прорваться у стены.
- У нас наготове факелы, - сказали фланговые. - Мы напугаем его
огнем.
Как тихо не разговаривали люди, зверь их услышал и бесшумно юркнул в
узкий коридор на другом конце пещеры. Но охотники были мастера своего
дела, и они великолепно изучили план лабиринта. Второй выход из пещеры
также преграждала сеть, корую держали люди.
Шестилапый с воем выскочил обратно и заметался по пещере, а охотники
подняли крик, зажгли факелы, затопали ногами, застучали палками по
каменному полу. Адский шум, усиленный эхом так напугал зверя, что тот
бросился вперед и сослепу запутался в широких ячейках сети. Веревки
затрещали под мощными ударами лап, но охотники продолжали опутывать зверя
сетью, и скоро шестилапый был в плену.
- За этого зверя мы получим хорошую награду, - переговаривались
охотники. - Посмотрите, какой он огромный!
Здесь стало понятно назначение палок с петлями. Осторожно распутывая
ноги чудовища, звероловы накидывали на них петли и привязывали лапы одну к
другой так, чтобы шестилапый мог делать маленькие шаги. На голову зверя
надели прочный кожанный намордник, а к шее привязали несколько веревок.
Когда все это было проделано с ловкостью, говорившем о большом опыте сеть
с шестилапого сняли, и несколько человек принялись ее сворачивать.
Охотники собрались в путь и самые рослые и сильные потащили
шестилапого за шею, а когда тот уперся, другие сзади кольнули его острыми
концами своих палок. Зверь смирился и поплелся за людьми.
- Этого малютку отведите в шестилапник номер четыре, а приручать его,
будешь ты, зелано! - Обратился к звероловам ортега. - Идите, я похожу по
лабиринту, сдается мне, что в этих краях найдеся для нас еще пожива.
ЗАГАДОЧНЫЙ СОН
Охотники предложили ортеге факел, но ловчий отказался: ему вполне
было достаточно шарика на шапке.
Звероловы ушли. Уводя шестилапого, ортега в одиночестве начал бродить
по лабиринту. Часа через два внимательных поисков охотник убедился, что в
этом участке заповедника скрывается редкая добыча: самка с детенышем.
Ловчий повернул к дому. По пути он наведался в пещеру, где давно уже
не бывал. И тут он вдруг заметил отражение света в небольшом бассейне,
прежде пустом.
- Смотри-ка, - удивился ортега. - Новый источник открылся, сколько
помнят люди, никогда такого тут не было.
После продолжительной ходьбы ловчий очень хотел пить. Он опустился
возле источника на колени, зачерпнул горсточкой воды и с наслаждением
выпил. Вода имела особенно приятный вкус пенилась и шипела, ортега хотел
еще немного попить, но каикая-то истома охватила все его существо.
- Эх, ортега, ортега, - укорил себя охотник, - стар и слаб ты
становишься! Разве раньше утомила бы тебя такая прогулка? Ну ладно,
отдохну малость...
Он вытянулся поудобнее на жестком камне, и непреодолимый сон смежил
ему глаза.
Исчезновение ортеги обеспокоило его семью только к концу следующего
дня: долгие отлучки старого охотника были для нее привычны. Но когда и
через трое суток он не вернулся, жена и дети ортеги и его охотники забили
тревогу.
Что могло случиться с ловчим? Заблудится в лабиринте, который ортега
знал, как свои пять пальцев, он не мог. Оставалось предположить самое
худшее: нападение голодного зверя или обвал. Но шестилапые давно уже свели
знакомство с людьми и старались держаться от них подальше.
Король уконда, правивший в том месяце, распорядился отправить партию
охотников на розыски. Ее вел помощник ловчего куото.
Люди несли связки факелов и большой запас провизии, так как поиски
могли продолжаться несколько дней. И действительно только после долгих
усилий нашли ортегу лежащим в мало кому известной пещере близ небольшого
круглого углубления в ее полу. Углубление походило на бассейн, но в нем не
было ни капли воды.
Казалось, ловчий мирно спал, но никаких следов дыхания не было
заметно. Приложили ухо к груди: сердце не билось.
- Он умер! - Вскричал один из охотников.
- И умер совсем недавно, - добавил куото. - Его тело еще совершенно
гибкое и теплое. Но как он выдержал две недели без пищи и воды?..
Печальное шествие с телом ортеги остановилось перед крыльцом синей
части дворца, где жил уконда. Сам король вышел на крыльцо отдать последний
долг своему верному охотнику.
- Когда ты думаешь хоронить мужа, женщина? - Обратился он к убитой
горем алоне, жене ортеги.
- По обычаю отцов, завтра! - Отвечала та.
- Ха-ха-ха! - Вдруг раздался резкий хохот и толпу растолкал доктор
Бориль, с плеч которого спускалась синяя мантия.
- Да разве можно хоронить живого человека?.. Вы только посмотрите на
его свежее лицо, ничуть не тронутое дыханием смерти! А это? - Низенький
толстый доктор поднял руку ортеги, Опустил ее и она мягко упала на
носилки.
Алона с надеждой и сомнением смотрела на доктора бориля, а тот
продолжал доказывать, что ортега жив и только в обмороке.
- Вздор! Чепуха! - Послышался громовой бас, произносивший отрывистые
слова, и к телу ортеги приблизился очень высокий и худой доктор Робиль в
небрежно накинутой зеленой мантии.
- Этот! Человек! Мертв! Как! Камень!
Между докторами завязался ожесточенный спор, сопровождаемый научными
доказательствами. Смотря по тому, кто из двоих одерживал верх, алона то
приходила в отчаянье, то снова начинала надеяться.
И все-таки под конец благодаря пронзительному голосу верх одержал
доктор Робиль, который смотрел на маленького бориля сверху вниз.
- Я! Утверждаю! - Гремел он. - Что! Этого! Человека! Завтра! Надо!
Хоронить!
Но в этот момент "мертвец" пошевелился и открыл глаза. Пораженная
толпа отхлынула в стороны, только алона припала на грудь мужа и с плачем
целовала его лицо.
Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! - Заливался смехом Бориль. - Высокоученый доктор
Робиль чуть не похоронил живого человека! Вот так светило науки! Но
посрамленный Робиль не сдавался:
- это! Еще! Надо! Доказать! Что! Он! Живой!
И он сердито ушел с площади, величественно запахнувшись в свою
зеленую мантию.
Кое-кто из зрителей расмеялся при последних словах робиля но доктор
Бориль выглядел озабоченным. Очнувшийся ортега ничего не говорил, никого
не узнавал, даже жену, и не понял слов участия, с которыми к нему
обратился сам король уконда.
- Странно, очень странно! - Бормотал доктор Бориль. - Взгляд ортеги
блуждает как у новорожденного младенца, и движения его рук и ног так же
беспорядочны. - Интересно, очень интересно! - Оживился он. - Этот случай
может оказаться ценным для науки. Добрая женщина! - Обратился он к жене
ловчего. - Я берусь лечить вашего мужа, и при том совершенно бесплатно.
Не слушая благодарностей алоны, добродушный доктор приказал охотникам
отнести ортегу домой, потому что поставленный на ноги ловчий не мог
сделать ни шага. Бориль пошел вслед за носилками.
УСЫПИТЕЛЬНАЯ ВОДА
Доктор Бориль дни и ночи проводил у постели ортеги. Оказалось, что
ловчий действительно во всем был похож на новорожденого. Он не умел есть и
его приходилось кормить с ложечки. Ортега не говорил ни единого слова, и
только лепетал бесмысленные звуки. Он не понимал обращенных к нему слов и
не откликался на собственное имя....
- Поразительный случай! - Бормотал восхищенный Бориль. - Вот
рассказать бы о нем верхним докторам! Жизнью ручаюсь, что они не видели
ничего подобного!
Но востановление утраченных способностей шло у ортеги с поразительной
быстротой. Уже к вечеру он говорил "папа" и "мама", что было смешно при
его бороде и делал первые робкие шаги, держась за руку сына.
На второй день речь его стала совсем связной, сознание прояснилось
помощник ловчего куото разговаривал с ним много часов подряд, рассказывал
о разных случаях на охоте, и все это вновь оживало в памяти ортеги. Еще
один день напряженных занятий, и ловчий, приведенный доктором борилем к
королю, рассказал о своем необыкновенном приключении в лабиринте.
- Но когда мы нашди вас, этот бассейн был совершенно пуст! - Вскричал
пришедший с ловчим куото и тут же добавил: - прошу прощения у вашего
величества за нарушения приличий!
- Как - пуст? - Переспросил ортега помощника.
- Там не было ни капли воды, - заверил куото.
- Не может быть! - Вскипел ловчий. - Не приснилось же мне все это?
- А. Может. Быть. И. Приснилось. - Ехидно заметил доктор Робиль. -
Ведь. Вы. Так. Крепко. И. Долго. Спали.
В лабиринт снарядили экспедицию. Ее вел ортега, к которому полностью
вернулись его способности. С ним отправились, кроме охотников, министры
земледелия и промышленности короля уконды и доктора Бориль и Робиль.
Удивление ортеги было необычайным, когда оказалось, что бассейн
действительно был пуст.
- Но как все это могло произойти? - Бормотал он. - Ведь я же
прекрасно помню, что меня свалил сон после того, как я выпил воды из этого
бассейна...
Люди уже собрались уходить. Но тут доктор Бориль высказал мысль,
которая привела к тому, что жизнь в стране подземных пудокопов совсем
переменилась. Он сказал:
- а может быть, вода здесь появляется и исчезает? Она выходит из
скалы по временам и снова скрывается обратно!
Доктор Робиль тут же высмеял эту догадку, и уязвленный Бориль
предложил проверить ее.
- Останемся здесь на неделю, на две, на месяц наконец! - Вскричал он.
Может. Быть. На. Год? - Насмешливо спросил Робиль.
- Если в течение месяца вода не появится, я признаю себя побежденным,
- смело заявил Бориль, - и в знак поражения обойду город семи владык на
четвереньках!
- Согласен - ухмыльнулся Робиль.
Два доктора остались дежурить у исчезнувшего источника, а что-бы им
не было скучно, с ними остались и два министра, заинтересованные спором.
Кстати, вчетвером было удобнее играть в кости, которые оказались в кармане
у одного из министров завзятого игрока.
- А как же ваши министерства? - Поинтересовался ортега.
- Обойдутся и без нас, - беспечно сказал министр земледелия.
Министры приказали принести в пещеру постели и все необходимое для
пребывания в лабиринте: провизию, вино, фрукты. К ним должны были
наведоваться через день и пополнять запасы
Пять раз возвращался ортега в эту пещеру, и каждый раз все в ней
оставалось по старому. Бассейн был пуст, доктор Бориль поддразнивал робиля
и советовал ему заблаговременно учиться ходить на четвереньках, а Бориль с
каждым днем становился все мрачнее.
Но на шестой раз ортега и его охотники увидели неожиданную картину:
два доктора и два министра лежали на полу пещеры неподвижные без дыхания,
без биения сердца. Между ними валялись кости: партия осталась
недоигранной. А источник опять был пуст!
Когда к синему крыльцу принесли четырех спящих, король уконда сказал:
- Теперь все понятно. Эта вода, которая таинственно появляется и
исчезает, - усыпительная! Мои министры и два доктоРа проявили большое
легкомыслие, напившись чудесной воды все разом. Что ж? Будем ждать, когда
они проснуться. Отнесите этих сонь по домам и докладывайте мне об их
состоянии каждый день.
Ловчий ортега спал две недели. Но вот прошли две недели, и месяц, и
полтора, а спящие оставались в том же положении: тела их были теплы и
гибки, но дыхание не чувствовалось, сердце не билось.
Первым пробудился доктор Бориль. Это случилось на пятьдесят третий
день после того, как он наппился усыпительной воды как и ловчий ортега,
Бориль совсем был подобен новорожденному ребенку. А это было для него
настоящей бедой.
В подземной стране было только два врача, третьему там было нечего
делать: не нашлось бы практики. Врачи передавали свои знания по
наследству, от отца к сыну. Но отцы бориля и робиля давно умерли. Кто же
теперь обучит двух бывших докторов медицины?
Семь королей пришли в ярость, когда поняли, что останутся без
врачебной помощи. Они даже подумывали повесить ортегу за то, что он нашел
этот проклятый источник, но потом одумались: ведь это никак бы не помогло
бы делу.
Бориль за три дня выучился ходить и говорить, но вся медицина начисто
выветрилась из его головы. К счастью, в доме сохранились записки его отца
и тетрадки, в которых Бориль делал уроки. Через две недели Бориль смог
кое-как лечить больных.
К этому временни проснулся Робиль.
- Учить его буду я! - Сказал Бориль, и понятно, никто не возражал.
Заполучив в руки своего врага и соперника, толстенький доктор
постарался извлечь из этого все выгоды. Когда Робиль заговорил, и в нем
пробудилось сознание, Бориль начал ему внушать:
- ты знаешь, кто я такой? Я - знаменитый доктор Бориль, светило науки
твой единственный наставник и покровитель, без которого ты навек остался
бы глупцом и невеждой. Запомнил? Повтори!
И длинный Робиль, согнувшись чуть не вдвое и глядя сверху вниз на
учителя влюбленными глазами, говорил:
- вы - знаменитый доктор Бориль, светило науки, мой единственный
наставник и покровитель. Без вас я навек остался бы глупцом и невеждой...
- То-то же, помни это всегда и не слушай тех, кто будет говорить тебе
что-нибудь другое.
Министры, наглотавшиеся воды больше всех, проснулись одновременно
через три месяца после того, как заснули. Король уконда рассерженный их
самовольной отлучкой со службы и долгим сном, велел внушить им, что до
своего сна они были лакеями во дворце. А членам их семьи было наказано под
страхом строгой кары ничего не говорить беднягам об их прошлом. Этот
смелый опыт вполне удался. Оба министра совершенно забыли прошлое.
Облаченные в лакейские ливреи, они резво бегали по дворцу с подносами,
чистили обувь, прислуживали за обедом.
БЛЕСТЯЩАЯ МЫСЛЬ
В ту пору, когда случились эти странные события, из всех семи
хранителей времени выделялся умом и честностью Беллино. Его дельные советы
выслушивались и исполнялись не только другими хранителями, но даже и
королями.
И вот, после того как был открыт источник чудесной воды, этому
Беллино пришла в голову замечательная мысль.
- А что, если усыплять королей на то время, пока они не царствуют? -
Сказал сам себе Беллино и испуганно оглянулся: не подслушивает ли кто?
Сначала эта идея показалась хранителю времени дерзкой и невыполнимой,
но чем больше он над ней раздумывал, тем больше она ему нравилась.
- В самом деле - рассуждал Беллино, - сейчас народ кормит семь
королей с их семьями, семь придворных штатов, семь разнузданных лакейских
банд, семь воинских отрядов, семь шпионских шаек. Это больше тысячи
нахлебников. А если осуществится моя выдумка, то на шее народа будут
только полторы сотни бездельников, а остальные станут мирно спать без
сновидений, не заботясь о своих желудках.
Сначало старый Беллино раздумывал над своим планом один, а потом
поделился мыслями с маленьким толстеньким доктором борилем.
Бориль пришел в восторг.
- Клянусь всеми горчичниками мира, - воскликнул он, - это поистине
гениальная идея! Вот только согласятся ли наши повелители спать? -
Задумчиво добавил он. - Ну, да мы сумеем их уговорить!
Но прежде всего надо было исследовать все загадочные свойства
усыпительной воды. Этим занялся Беллино вместе с доктором борилем и
робилем.
Выяснилось, что чудесная вода появлялась из скалы раз в месяц. Она
наполняла небольшой круглый бассейн, держалась в нем несколько часов, а
потом опять уходила в неизведанную глубь земли.
Воду набирали в сосуды, приносили в пещеру, но уже через сутки она
теряла свое усыпительное свойство. Что бы заснуть, следовало пить
волшебную воду вскоре после ее появления.
Не сразу удалось подобрать такие дозы воды, которые усыпляли бы
человека ровно на шесть месяцев - ни больше ни меньше. Эти опыты отняли у
белино и его помощников много времени.
С разрешения семи королей, которые еще не знали, к чему все это
клонится, доктора усыпляли ремеслинников и пахарей. Те охотно соглашались,
потому что долгий спокойный сон давал им отдых от тяжелой работы.
Наконец, опыты закончились. Было найдено и отмерено такое колличество
чудесного напитка, которое усыпляло взрослого мужчину как раз на полгода.
Для женщины этого напитка требовалось меньше, а для ребенка совсем
немного.
БОЛЬШОЙ СОВЕТ
Когда все подготовительные работы завершились, Беллино попросил
королей собраться на большой совет. По обычаю на таком совете
присутствовали все короли с семьями, их министры и придворные.
Необычайно красочное зрелище представлял собою круглый зал радужного
дворца, где заседал большой совет. Ярко освещенный гирляндами
фосфорических шариков, он разделялся на семь секторов, каждый для
придворного штата одного из королей. А каким разнообразием отличались
одежды подземных владык и их придворных!
В одном секторе блистали всевозможные оттенки зеленого цвета от
самого темного до нежно-изумрудного. Другой поражал переливами красного в
чудесных сочетаниях. А дальше шли строгие синие и фиолетовые цвета,
небесно-голубой, солнечно-желтыйй... Здесь побледнела бы от зависти сама
радуга, если бы спустилась с неба в этот огромный подземный зал.
Глаз, утомленный однообразными бурыми, коричневыми, темнокрасными
тонами, преобладавшими в природе подземной страны, отдыхал и нежился на
этом буйном празднике ярких красок. Как видно, недаром мудрый король
карвенто еще двести лет назад издал закон, приказывавший вносить как можно
больше цветных пятен в скудную окраску подземелья. По приказу карвенто
стены домов, столбы, огораживавшие земельные участки, дорожные указатели
окрашивались в яркие бирюзовые, голубые, жемчужные тона.
Вошел последний запоздавший король с женой и с двумя сыновьями, и
можно было начинать собрание.
С разрешения царствовавшего в том месяце короля Асфейо, слово взял
хранитель времени Беллино. Он начал говорить о том трудном положении, в
каком находится страна. В ней уже давно не хватает рабочих рук, с каждым
годом поступает все меньше налогов, а из-за этого приходиться ограничивать
роскошь королевских двров...
- Позор! Безобразие! - Раздались возгласы с тех мест, где сидели
короли.
- Я согласен с тем, что этому надо положить конец, - спокойно
согласлся Беллино, - и кажется, нашел средство.
- Гм, интересно, - крикнул крроль Асфейо. - Послушаем.
И Беллино рассказал о своем необычайном замысле. Наступила долгая,
томительная тишина. Люди обдумывали, как им отнестись к этому дерзкому
предложению. А Беллино начал соблазнть королей выгодами нового плана.
- Вы подумайте, ваши величества, как это будет для вас удобно! Сейчас
вы отцарствовали один месяц и потом томитесь от безделья целых полгода,
ожидая своей очереди. Отсюда всякие ссоры и интриги. А тогда время от
одного до другого царствования будет пролетать для вас как одна минута.
Вся ваша жизнь будет одним сплошным царствованием, прерываемым лишь
незаметно приходящими периодами волшебного сна. Но ведь вы и теперь спите
каждые сутки!
- А это здорово придумано! - Воскликнул один из королей.
- Конечно здорово! - Подхватил Беллино, обрадованный поддержкой. - И
помимо всего прочего я и почтенные доктора Бориль и Робиль (оба доктора
встали и важно поклонились собранию), мы установили, что этот сон, хотя и
долгий, совершенно не влияет на продолжительность жизни, он просто
вычеркивается из нее. Вместо отведенных вам природой шестидесяти лет вы
будете жить, господа, по четыреста лет, срок вашей жизни возрастет в семь
раз!
Ошеломленные таким заманчивым предложением, члены совета долго
молчали. А потом король уконда в восторге воскликнул:
- Решено! Я первым ложусь спать!
- Почему первым! - Ревниво воскликнул король Асфейо. - Срок моего
правления истекает на той неделе, значит, я и ухожу на покой! А вы, ваши
величества, ждите своей очереди!
Королева ринна спросила:
- а нужно ли усыплять придворных и лакеев. Быть может на всех не
хватит волшебной воды?
- Воды хватит, - успокоил ее доктор Бориль. - Да и что станут делать
придворные, солдаты и шпионы, пока короли спят? Строить разные коварные
замыслы?
- Нет, нет, - в один голос закричали короли и королевы, - усыплять,
так всех усыплять!...
НОВЫЙ ПОРЯДОК В ПЕЩЕРЕ
В первый же день появления чудесной воды король Асфейо был усыплен со
всей семьей, с придворными, слугами воинами и шпионами. Странно было
смотреть, как сначало сам король, а потом его жена и дети выпивали из
хрустальных кубков точно отмеренные докторами дозы воды и тотчас
опускались на мягкий ковер, охваченные необоримым сном. За ними пришла
очередь придворных слуг, воинов, шпионов. Лакеи короля уконды, который
ступил на престол после Асфейо, с шутками и смехом переносили уснувших в
специальную кладовую и укладывали на полки расположенные в несколько
ярусов. Там их пересыпали порошком от моли. А что-бы спящих не обгрызли
мыши, которых в стране пдземных рудокопов было множество, в кладовой
поселили двух ручных сов, заменявших в пещере кошек.
Проходил месяц за месяцем - и новые партии спящих заполняли новые
кладовые. Население страны начало чувствовать облегчение: меньше
требовалось продуктов в королевский дворец, больше оставалось простым
людям.
Но всю выгоду великой идеи Беллино люди поняли через полгода, когда
из семи шумных башен радужного дворца шесть стали тихи и пустынны, и
только в одной бурлила жизнь. Там шли пиры, гремела музыка, раздавались
заздравные песни, но терпеть это было неизмеримо легче, чем в прежнее
время, когда веселью предавались все семь королевских дворов разом.
Хранитель времени Беллино был окружен необычайным почетом люди при
встречах кланялись ему до земли, пока он, скромный от природы, не запретил
это. Конечно, сам Беллино не пил чудесного напитка и не погружался в
очарованный сон: ему поручили следить за порядком смены королей. И он
делал это так хорошо, что народ постановил:
- не нужно семи хранителей времени, теперь они вносят путаницу. Пусть
один Беллино будет бесменным хранителем времени и выбирает помощников по
своему вкусу. А когда ему придет пора уходить на покой, народ выберет его
преемника из самых почетных и уважаемых граждан подземной страны.
Так и повелось с той поры.
Для хранителя времени и его помощников самым беспокойным временем
были дни, когда просыпалась очередная партия спящих и надо было в какие
нибудь три дня всех обучить ходьбе, речи востановить память...
А потом для партии проснувшихся наступал месяц беспрерывного
бордствования. За полгода покоя они накапливали столько сил, что
ежедневный сон не был им нужен, и они весь месяц отдавали веселью. За
пиром шла охота на шестилапых, рыбная ловля, поездка на крылатых ящерах, и
снова начинался пир...
Королю некогда было управлять страной и издавать новые законы.
Незаметно получилось так, что бремя правления и все государственные заботы
пали на хранителя времени, а за королями оставался только почет да титул.
Еще Беллино позаботился о сохранении источника, который получил
название священного. А потом и саму пещеру прозвали священной. Бассейн, в
котором появлялась вода, был заключен в круглую красивую башенку из
разноцветного кирпича, и у входа в нее всегда стоял караул.
Усыпительную воду обьявили государственной собственностью и кто хотел
получить порцию такой воды, должен был взять разрешение от хранителя
времени и двух докторов, потомков бориля и робиля. Такие случаи бывали,
если в какой-нибудь семье происходили неприятности и ссоры. Муж и жена
засыпали на несколько месяцев, а когда просыпались, все прошлое
забывалось.
Так проходило век за веком в этой стране отделенной от верхнего мира
огромной толщей земли и соединенной с ним только одним выходом, где велась
торговля между рудокопами и обитателями голубой страны.
За проишедшие столетия характер подземных жителей сильно изменился:
они стали подозрительными, боялись каких-то коварных замыслов верхних
людей, и стражи с луками и стрелами наготове то и дело летали на драконах
под потолком пещеры, высматривая врагов.
Века шли. И в подземной стране сменились многие поколения простых
людей, только в радужном дворце жизнь шла совсем медленно. За семьсот лет,
протекших со дня первого усыпления, не более двух раз переменилось семь
подземных королей, их приближенные и слуги.
Умственно эти люди не менялись за всю свою долгую жизнь, ведь они,
просыпаясь после очередного сна, забывали все, что раньше знали, их
приходилось учить всему заново, а многому ли научишь человека, когда весь
курс учения продолжается три-четыре дня?
И народ уже начал размышлять, нужны ли стране эти семь королей,
которые спят или пируют, но не занимаются делами государства. Однако еще
слишком было велико почтение к монархам, унаследованное людьми от предков,
и мало кто всерьез задумывался над тем, как свергнуть королей и жить без
них.
Неожиданный случай разрушил порядок, веками сложившийся в подземной
стране, и все перевернул.
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СТРАНИЦ ИЗ ИСТОРИИ ВОЛШЕБНОЙ СТРАНЫ
Необычное событие произошло однажды в волшебной стране. Это случилось
ровно через триста лет и четыре месяца после того, как зверолов ортега
нашел в лабиринте усыпительную воду
На материке, который к тому времени стал уже называться американским,
жили в разных концах четыре волшебницы: две добрые и две злые. Добрых
волшебниц звали Виллина и Стелла, а злых - Гингема и Бастинда: злые
волшебницы были родными сестрами, но вечно враждовали и знать не хотели
друг друга. Людские поселения придвигались все ближе к убежищам волшебниц,
и те, как некогда могучий Гуррикап, решили переменить свое место
жительства.
Странно, что эта мысль пришла в голову всем феям, но чего только не
бывает на свете! Волшебницы посмотрели в свои магические книги, и всем им
пришлась по душе волшебная страна, отделенная от мира великой пустыней и
неприступными горами. Их книги также сказали им, что страну населяют тихие
маленькие люди, которых легко подчинить, и что там нет ни одного
волшебника или волшебницы, с которыми пришлось бы бороться за власть.
Но четыре феи были неприятно поражены, когда, добравшись разными
путями до волшебной страны (и, конечно, не забыв захватить с собой
волшебные пожитки!), они встретились лицом к лицу.
- Это - моя страна! - Взвизгнула высохшая от вечной злости Гингема. -
Я первая явилась сюда!
- Действительно, она опередила своих соперниц на целый час.
- Ваши аппетиты слишком велики, сударыня, - насмешливо заметила
красавица Стелла, обладавшая секретом вечной юности. - Нам всем хватит
места в этой большой стране.
- Ни с кем не хочу делится, даже с сестрой Гингемой, - заявила
одноглазая Бастинда с черным зонтом под мышкой, который переносил колдунью
с места на место на манер ковра-самолета. - Знайте феи, что, если дойдет
до драки, вам придется плохо...
Добродушная седая Виллина ничего не сказала. Она вынула из складки
своей одежды крохотную книжечку, подула на нее, и книжечка обратилась в
огромный том. Другие волшебницы посмотрели на Виллину с уважением: сами
они не умели так обращаться со своими волшебными книгами и таскали их с
собой в натуральном виде.
Виллина начала перебирать листы книги, бормоча:
- абрикосы, ананасы, африка, бинты, булка... Ага, вот оно... Война! -
Волшебница прочитала несколько строк про себя и торжествующе усмехнулась:
- хотите воевать? Давайте!
Гингема и Бастинда струсили. Они поняли: борьба будет серьезная, и
наверное, волшебная книга Виллины сулит им поражение. И четыре феи кончили
дело полюбовно.
Конечно, книги сказали им о существовании какой-то пещеры но туда
пойти никто не захотел. По воле жребия Гингеме досталась голубая страна,
Виллине - желтая, Бастинде - фиолетовая, стелле - розовая. А центральную
область они оставили свободной, чтобы она разделяла их владения и им реже
приходилось бы встречаться. Волшебницы даже договорились, что никто из них
не будет надолго покидать свою страну, и дали в том клятву. Потом
отправились - каждая в свою сторону.
К тому времени королевская власть сохранилась только в пещере:
наверху ее нигде уже не было. Народам надоело терпеть королей, которые
постоянно враждовали и затевал< войны. Они восстали и свергли тиранов.
Мечи были перекованы на серпы и косы, и народы зажили спокойно.
Племя людей, прежде населявшее голубую страну, куда-то ушло, а вместо
него появились маленькие человечки, имевшие смешную привычку постоянно
двигать челюстями, как будто они что-то пережевывали.
За это их прозвали жевунами.
Это был злосчастный день для жевунов, когда в их стране появилась
колдунья Гингема. Взобравшись на высокую скалу, она так пронзительно
заверещала, что ее услышали жители всех окрестных деревень и все собрались
на ее зов. И тогда, глядя на трепещущих от страха человечков, злая старуха
сказала:
- я, могучая волшебница Гингема, обьявляю себя повелительницей вашей
страны. Моя власть беспредельна. Я могу вызывать бури и ураганы...
На лицах жевунов появилось недоверие.
- Ах, вы еще сомневаетесь?! - Рассвирепела Гингема, - так вот же вам!
- Она распростерла полы своей черной мантии и забормотала непонятные
слова: - пикапу, трикапу, лорики, ерики, турабо, фурабо, скорики,
морики...
И тотчас подул сильный ветер, а на небе появились черные тучи.
Испуганные жевуны упали на колени и признали власть Гингемы.
- Я не буду вмешиваться в ваши дела, - сказала волшебница.
- Сейте хлеб, разводите кур и кроликов, но мне будете платить дань:
собирать для меня мышей и лягушек, пиявок и пауков - этими лакомствами я
питаюсь.
Жевуны ужасно боялись пиявок и лягушек, но Гингема была страшнее, они
поплакали и смирились.
Гингема выбрала для жилья большую пещеру, развесила под потолком
связки мышей и лягушек, зазвала из леса филинов. Жевуны даже близко не
подходили к пещере волшебницы.
Но им нужны были металлы для кос, серпов, плугов и драгоценные камни
для украшений. Поэтому они продолжали торговать с подземными рудокопами, и
в определенные дни собирались у торговых ворот, ожидая звука полночного
колокола.
Самих рудокопов жевуны никогда не видали. В течение столетий те так
отвыкли от дневного света, что могли появляться на верху только в полной
темноте, когда жевуны спали.
Бастинда так же легко, как и ее сестра, захватила власть над
фиолетовой страной, которую населяли смирные трудолюбивые мигуны,
получившие такое прозвище за то, что беспрестанно мигали.
Колдунья приказала построить себе дворец, заперлась в нем с
несколькими слугами и жила там, всеми невидимая.
Зато жителям желтой и розовой страны повезло: власть над ними приняли
добрые Виллина и Стелла, эти волшебницы не угнетали свои народы, а
всячески им помогали и старались улучшить их житье.
Так шли дела в волшебной стране в продолжении столетий, а потом
случилось событие, на первый взгляд незначительное, но имевшее важные
последствия.
В америке, в штате канзас, жил неудачник по имени джемс Гудвин. Не то
чтобы он был ленив или глуп, а просто ему не везло в жизни. За какое бы
дело он не брался, у него ничего не получалось. Наконец он купил воздушный
шар и начал подниматься в воздух во время ярмарок на потеху зевакам, с
которых собирал деньги за представление. Как-то раз случился ураган,
веревка, которой был привязан шар, лопнула, ветер подхватил его и занес
вместе с Гудвином в волшебную страну.
На счастье Гудвина, ураган забросил его в центральную часть страны,
свободную от власти волшебниц. Но сбежавшиеся люди, видя, что этот человек
спускается с неба, приняли его за великого чародея. Гудвин не стал их
разубеждать.
В течение нескольких лет он построил великолепный город и выменял для
его украшения множество изумрудов у жителей подземной страны. Свой город
Гудвин назвал изумрудным, а когда его постройка окончилась, он заперся от
людей в роскошном дворце и распустил слух, что он самый могучий чародей на
свете и может творить необыкновенные чудеса.
Посетителям Гудвин являлся в различных странных видах, пугавших
людей. И голос, таинственно доносившийся со стороны, говорил всем:
- я - Гудвин, великий и ужасный! Зачем ты отрываешь меня от мудрых
размышлений?
Гудвин очен! Старался поддержать свою славу великого волшебника. Это
эму удавалось хорошо, и он совершил только одну крупную ошибку: задумал
захватить владения Бастинды, война была короткой, летучие обезьяны,
которыми повелевала злая фея быстро разбили войско Гудвина и самого его
чуть не захватили в плен. Но ему удалось бежать. С той поры прошло много
лет, о неудаче Гудвина позабыли, и даже феи считали его великим чародеем.
Гудвина разоблачила маленькая девочка эли, случайно попавшая в
волшебную страну. Вышло это так.
ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ЭЛЛИ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ
Элли с родителями жила в обширной канзаской степи. Домиком служил им
легкий фургон, снятый с колес и поставленный на землю. Однажды злая
Гингема решила погубить весь мир людской и наколдовала ураган страшной
силы, долетевший даже до канзаса. Но добрая Виллина обезвредила ураган и
позволила захватить ему только один фургон в канзаской степи: волшебная
книга сказала ей, что он всегда пустует во время бурь.
Но и волшебные книги иногда знают не все: в фургоне оказалась Элли,
вбежавшая туда за своим песиком Тотошкой. Домик был занесен в волшебную
Без заголовка
Сказка "Тайна заброшенного замка"
ВСТУПЛЕНИЕ
ИНОПЛАНЕТЯНЕ
Волшебную страну и ее столицу Изумрудный город населяли племена ма-
леньких людей - Жевунов, Мигунов, Болтунов, у которых была очень хорошая
память на все, чему они удивлялись.
Удивительным было для них появление девочки Элли, когда ее домик раз-
давил злую волшебницу Гингему, как пустую яичную скорлупу. Недаром Элли
назвали после этого феей Убивающего Домика.
Не менее удивились жители Волшебной страны, когда увидели сестру Элли
- Энни. Она тоже явилась им сказочной феей. Прискакала на необыкновенном
муле, который питался солнечным светом, а у нее на голове был серебряный
обруч, делающий каждого, кто его надевал и прикасался к рубиновой звез-
дочке, невидимым.
И еще много-много чудесных событий случалось в Волшебной стране, о
которых могли рассказать ее жители, Только об одном чуде они почти ниче-
го не знали - о том, как их страна стала Волшебной. Ведь она не всегда
была отгорожена от остального мира Великой песчаной пустыней и окружена
неприступными Кругосветными горами. Не всегда над ней сияло вечное солн-
це, а птицы и звери заговорили по-человечьему.
Волшебной она стала по желанию великого чародея Гуррикапа.
Гуррикап в те времена был уже стар, думал об отдыхе, ему хотелось по-
коя и уединения. Поэтому могучий чародей построил себе замок в отдалении
от Волшебной страны, у самых гор, и строго-настрого запретил ее обитате-
лям приближаться к своему жилищу, даже само имя Гуррикап вспоминать зап-
ретил.
Жители, хоть и удивились, но поверили, что Гуррикапу и в самом деле
никто не нужен. Проходили века и тысячелетия. Тихие маленькие люди, вы-
полняя наказ чародея, старались не вспоминать о нем, никогда больше не
видели его. Так и случилось, что чудеса Гуррикапа постепенно начали за-
бываться.
Зато всякому злу добрые обитатели страны Гуррикапа не умели удив-
ляться и потому недолго его помнили. Уж сколько бед принес им Урфин
Джюс, пытаясь завоевать Волшебную страну сначала со своими деревянными
солдатами, а потом с многочисленной армией Марранов. И что же?
Лишь только Урфин задумался над своей судьбой и отказался помогать
злой великанше Арахне, как добрые жители тут же простили ему все обиды и
стали считать его хорошим человеком. Они верили: сотворившему добро хотя
бы один раз уже не захочется возвращаться к злым поступкам.
Самое интересное, что так оно и случилось впоследствии.
Ну, а после того, как друзья из Большого мира Энни, Тим и моряк Чарли
помогли им победить колдунью Арахну, они снова весело глядели на небо,
яркоярко-синее, где и в помине не было желтого тумана, посланного Арах-
ной.
Славные обитатели Волшебной страны опять жили спокойно и счастливо,
ниоткуда не ожидали опасности. А она приближалась - и кто бы мог поду-
мать? - именно с ясного неба.
Грозный космический звездолет с планеты Рамерия уже приближался к
Земле. Он мчался в мировом пространстве с неслыханной скоростью - сто
пятьдесят тысяч километров в секунду. И, как записал в бортжурнале
звездный штурман инопланетян КауРук, "бороздил межзвездную пустыню сем-
надцать лет". За это время космический корабль преодолел огромный путь,
который свет - самый быстрый гонец во Вселенной (способный пронестись со
скоростью триста тысяч километров в секунду) - прошел бы за девять лет.
Так велико было расстояние от Рамерии до Земли.
Но чужестранные звездонавты даже не замечали полета. Для них время
остановилось с того момента, когда почти весь экипаж корабля был приве-
ден в состояние анабиоза - так называют длительный сон при глубоком пе-
реохлаждении - и погружен в специальные отсеки полетного сна. Там звез-
донавты безмятежно спали добрых семнадцать лет.
Время потеряло свою власть над людьми - это было настоящее чудо. Если
бы звездонавтов разбудили даже через тысячу лет, и тогда они бы просну-
лись точно такими, какими погрузились в сон.
Непосвященному отсеки казались гигантскими холодильниками с множест-
вом ячеек, в каждой из которых находился член экипажа. Полированные по-
верхности ячеек сверкали зеркальным блеском, и, если приглядеться, на
них то тут, то там проступали красные, синие, зеленые краны регулирова-
ния и еще мигали разноцветные огоньки - то были лампы контролирующей ап-
паратуры.
Между тем штурман Кау-Рук, сидя в космической обсерватории, вычислял
положение корабля в пространстве и отмечал курс на звездной карте. Кроме
Кау-Рука, бодрствовали еще три человека: командир звездолета генерал Ба-
ан-Ну - он проверял в рубке корабля показания приборов; врач Лон-Гор -
он наблюдал за состоянием спящего экипажа, следил за температурой, влаж-
ностью, регулировал содержание кислорода, подачу охладителя - жидкого
гелия; да еще летчик Мон-Со, верный помощник генерала, самый точный ис-
полнитель его приказов, ни разу не допустивший каких-либо возражений или
оговорок.
Тишина в отсеках полетного сна казалась вечной. Лишь изредка в каюте
врача раздавался требовательный сигнал сирены, тогда Лон-Гор торопливой,
но неслышной походкой проскальзывал к отсекам, поворачивал нужный, зеле-
ный, красный или синий, кран, и опять наступала тишина.
Мон-Со было нечего делать, его летчики спали в отсеках; книг он чи-
тать не любил, поэтому сам с собой играл в крестики и нолики в каюте.
Иногда Мон-Со бродил коридорами корабля или гонял там мяч, но только,
когда все уже спали. Он был вратарем футбольной команды и просто не мог
обходиться без тренировок. На Рамерии все были приучены к спорту.
Четверо звездонавтов, несущих космическую вахту, каждое утро занима-
лись особой полетной гимнастикой и здесь, на корабле. Изредка опаздывал
на спортивные занятия Кау-Рук, когда зачитывался какойнибудь интересной
книгой. Необязательно рассказом об истории народа, о каком-нибудь нео-
бычном характере человека или о приключениях, Кау-Рук с не меньшим увле-
чением читал книги по технике.
- Кау-Рук - самый способный человек вашего экипажа, - сказал генералу
перед отлетом Верховный правитель Рамерии Гван-Ло. - Не назначаю его ко-
мандиром звездолета по одной причине: в нем мало исполнительности.
Но все-таки заместителем командира штурман Кау-Рук был назначен.
ПРОБУЖДЕНИЕ ИЛЬСОРА
Для командира Баан-Ну, летчика Мон-Со, для звездного штурмана и бор-
тового врача время не прошло незаметно: в полете они постарели ровно на
семнадцать лет. Правда, возраст на Рамерии исчислялся иначе: жили там
люди в три раза дольше, чем на Земле. Поэтому четверо звездонавтов, не-
сущих вахту на корабле, по рамерийскому счету оставались молодыми, пол-
ными сил.
Никем другим, кроме бодрствующих звездонавтов, покой огромного косми-
ческого корабля не нарушался, в его каютах, служебных залах, машинном
отделении коридорах было пусто, оттого он казался необитаемым.
На самом деле на звездолете не спал, вернее, находился в состоянии
пробуждения еще один человек - Ильсор, слуга генерала Баан-Ну. Его раз-
будили по приказу генерала. Баан-Ну дошел до последнего изнеможения, так
устал обходиться без слуги, что давно уже был недоволен всем окружающим:
двери, по его мнению, слишком громко хлопали, ручки и фломастеры писали
плохо, еда, извлеченная из консервных банок, была невкусной, а постель
совсем жесткой. Командир скорее заставил бы прислуживать себе врача
Лон-Гора, чем согласился вытерпеть еще каких-нибудь несколько недель до
всеобщего пробуждения космического экипажа. Он не привык одеваться сам и
следить за своей внешностью, поэтому его рыжая всклокоченная борода раз-
рослась до фантастических размеров; куртка, которую он натянул на комби-
незон (очевидно, она заменяла мундир), оказалась без пуговиц; комбинезон
- без "молнии" и смятым в гармошку; на локтях у генерала висели лох-
мотья, потому что он все время цеплялся за какие-то острые углы, крючки;
к тому же Баан-Ну не затруднял себя распознаванием левого и правого са-
пога: правый сапог у него неизменно оказывался на левой ноге, а это было
чрезвычайно неудобно даже для генерала.
Лон-Гор долгое время до отказа крутил сначала один кран, затем дру-
гой, потом еще выжидал, пока все разноцветные лампочки не перестали ми-
гать, показывая полное размораживание.
Наконец, блестящая полировкой ячейка раскрылась, замурованного в ней
Ильсора Мон-Со и Кау-Рук по приказу командира приподняли и перенесли из
отсека в каюту врача.
- Ну, лежебока, вставай, - радостно приговаривал генерал, когда
Ильсора несли из отсека под наблюдением Лон-Гора.
Ильсор пробуждался медленно, чуть-чуть покачиваясь на подвесном на-
дувном матрасе, похожем на койку-гамак, какие обычно бывают у матросов в
кубрике.
Ильсор занимал особое положение: он был не только хорошим слугой при
генерале, но и прекрасным изобретателем. По его проекту построен звездо-
лет, на котором менвиты летят к Земле. Он называется "Диавона", что на
языке избранников значит "Неуловимый".
Ильсор спал. Вдруг он вздрогнул, однако не проснулся и глаз не отк-
рыл. Он только почувствовал, как к нему наклонился командир Баан-Ну.
До Ильсора долетел как будто из бочки голос бортового врача. Лон-Гор
несколько раз повторил:
- Пробуждение требует времени, пробуждение требует времени.
Генерал наверняка не верил, что слуге требовалось какое-то время, по-
тому что сделал нетерпеливое движение: протянул руку к Ильсору и изо
всех сил тряхнул его за плечо. Слуга должен был тотчас же вскочить по
первому его слову. Однако, в конце концов, поняв, что от тряски мало
проку, Баан-Ну отступил.
АРЗАКИ И МЕНВИТЫ
Ильсор еще не понял, что находится на звездолете. Он пробуждался, и
это было похоже на то, как будто перед его глазами заново пробегала
жизнь на Рамерии. Он видел далекую родину. Видел свой народ - арзаков,
их напоминавшие обломки скал дома у Серебряных гор. Серебром отливают не
только горы, всю Рамерию покрывает мягкий струящийся белый свет, Сереб-
ристы почва, трава, деревья и кустарники, кажется, дотронься рукой до
листьев - и они зазвенят.
Арзаки очень приветливы - они доверчивы, как дети. И глаза у них вни-
мательные, широко распахнутые.
Арзаки талантливы. Среди них много художников, врачей, ученых, писа-
телей, конструкторов и инженеров, учителей, Арзаки не только многое уме-
ют, они просто не могут не делиться тем, чего добиваются сами, со своими
соседями менвитами и делают это с великой радостью. Но менвиты - люди
коварные.
У менвитов есть Верховный правитель Гван-Ло, он еще и колдун. Он об-
ладает гипнотическим повелевающим взглядом и может приказать любому сде-
лать то, что захочет. И только человек начнет протестовать, как Гван-Ло
посмотрит ему в глаза - и тот сразу умолкнет. Это колдовское искусство
Верховный правитель унаследовал под страшным секретом от своих предков и
обучил ему менвитов. Он ведь сразу обратил внимание на то, что арзаки -
талантливый народ.
- А неплохо бы, - подумал Гван-Ло, - этот талант заставить работать
на нас.
Еще раньше Верховный правитель понял, что арзаки - воспитанный народ,
когда разговаривают, глядят прямо в глаза. И нет ничего проще применить
колдовство, когда глядят прямо в глаза.
- Поплатитесь, голубчики, за свою воспитанность, - даже промурлыкал
от удовольствия Гван-Ло, - все вы уже рабы и, полагаю, будете нам верно
служить.
Менвитов он стал уговаривать, что они - избранная раса Вселенной, что
им все можно. Другие разумные существа созданы лишь повиноваться им. И
уговорил. Менвиты провозгласили себя господами - избранниками, арзаков
же - рабами.
Это очень печальная страница истории арзаков.
Прежде всего избранники отняли у арзаков их распевный выразительный
язык.
То есть сначала-то они обучили арзаков менвитскому языку, не так,
чтобы объясняться с пятого на десятое, объясняться с менвитами арзаки
давно умели. Но теперь менвиты добивались, чтобы арзаки знали их язык в
совершенстве, как свой родной. Главное, что и усилий не потребовалось.
От природы любознательные, арзаки сами проявляли большой интерес к языку
соседей. Не ведая опасности, они все хорошо запоминали и очень скоро
одинаково свободно говорили как на своем языке, так и на языке избранни-
ков,
Тогда менвиты запретили им разговаривать на арзакском языке, закрыли
арзакские школы.
И сделали вот еще что.
Притворились, будто приглашают арзаков в гости, устроили пир в парке
дворца правителя, а там, на этом пиру, применили к арзакам свои колдовс-
кие команды.
Ильсор хорошо помнит первую команду менвитов, она неизменно одна и та
же:
- Гляди мне в глаза, гляди мне в глаза, повинуйся мне, чужестранец!
С этой команды начался мнимый пир. Арзаки, как люди воспитанные, гля-
дели в глаза и были все заколдованы. Им приказали совсем забыть родной
язык, и арзаки забыли. Случилась и более страшная беда.
Избранники приказали забыть, что арзаки - свободные люди, и те забы-
ли.
Они по-прежнему оставались изобретателями, учеными или художниками.
Свои замыслы они сами и осуществляли, потому что привыкли работать не
только головой, но и руками.
Вот так и получилось что не одни превосходные полевые машины, станки,
прекрасные произведения искусства, но и техника звездоплавания, косми-
ческие корабли менвитов - все было создано руками арзаков. Однако,
странное дело! Их открытиями и знаниями пользовались отныне менвиты. Они
заняли значительные должности в промышленности и сельском хозяйстве по
всей Рамерии. Они назывались инженерами, врачами, педагогами, агронома-
ми, хотя исполняли везде - на полях, на фабриках, в учреждениях - одну
роль надсмотрщиков.
На самом деле всем, чем считали себя менвиты, были, конечно, арзаки,
но, что-то открыв, изобретя, создав, они тут же забывали про это. Они
как будто сами признали, что не годятся больше ни для чего, как только
исполнять роль рабочей силы: они мыли, ткали, скребли, пасли скот, рас-
тили хлеб, работали на станках, еще были слугами и поварами. И они
действительно верили, что, кроме работы, которую избранники зовут чер-
ной, у них никаких других дел нет.
Так уж постарался колдун Гван-Ло.
Командир Баан-Ну - из менвитов, В нем есть то, что характерно для ра-
сы избранников. Он очень высокий силач, гордо носит на широких плечах
большую круглую голову.
Менвиты - сильные, красивые люди. Кроме страсти к физкультуре, у них
особое отношение к одежде. Она должна быть обязательно нарядной и лад-
ной, иначе менвит окажется в таком плохом настроении, что и тысяче ве-
сельчаков его не исправить.
Лицо Баан-Ну могло быть даже приятным, если бы не ледяное выражение,
сковавшее сами глаза, сделавшее их как будто неподвижными.
Менвиты уверены в себе, но такое выражение проступает не только от
отношения к другим свысока. Менвиты совершили много недоброго по отноше-
нию к арзакам, они навязали им свою волю, и чем больше плохих поступков
у избранника, тем холоднее его глаза.
Ильсор знает гипнотическое действие взгляда менвита, когда человек,
стоящий перед избранником, совсем теряет волю и идет за ним послушным
рабом, все на свете забывает, кроме одного, что он раб и перед ним его
господин.
Среди спящих звездонавтов на корабле есть арзаки: слесари, бурильщи-
ки, электрики, строители и другие рабочие, без которых менвиты не смогут
основать базу на Земле.
Руководить работой арзаков в еще неясных земных условиях будет
Ильсор, который на время работ, помимо слуги генерала Баан-Ну, станет
еще главным техником.
Менвиты доверяют Ильсору. Он бесконечно добр. Он - самый послушный
раб. Нет такого дела, с которым бы он не справился. И он никогда никуда
не сбежит, потому что просто не сможет этого сделать, как думают менви-
ты, не спросив разрешения,
Ильсор окончательно просыпается, спрыгивает с койки.
- Мой генерал, - отвешивает он низкий поклон входящему в каюту врача
Баан-Ну, - рад вам прислуживать,
- Я знаю, - снисходительно кивает генерал, хотя в душе ликует, потому
что Ильсор без замедления приведет его в наилучший вид, - Я знаю, - пов-
торяет он, - ты предан мне до конца.
Ильсор наклоняет голову в знак согласия, но тут же решив, что этого
мало, еще раз поспешно кланяется.
НА БОРТУ ЗВЕЗДОЛЕТА
Астрономы Рамерии, наблюдая в сверхмощные телескопы различные плане-
ты, заинтересовались Землей, или Беллиорой, как они назвали Землю посво-
ему.
Они утверждали, что Беллиора не отличается по своей природе от Раме-
рии.
Посланцы планеты Рамерия должны были проверить, есть ли жизнь на Зем-
ле. Но полет "Диавоны" не планировался как научная экспедиция,
Менвиты летели на Землю с воинственной целью: покорить новую планету.
Уже включили тормозные двигатели, Ильсор это угадывает по легкому
дрожанию корабля. Врач Лон-Гор приступил к всеобщему пробуждению экипа-
жа. И сразу отсеки звездолета, которые казались до этого пустынными,
сделались тесными и многолюдными, Потягиваясь и зевая, из них выходили
астрономы, геологи, инженеры, летчики, разбуженные после семнадцатилет-
него сна. Только рабочие-арзаки оставались на своих местах, им не разре-
шили пока покидать отсек. Корабль напоминал теперь растревоженный мура-
вейник, люди сновали туда и сюда во всех направлениях.
Как только разбуженные немного пришли в себя, Баан-Ну собрал менвитов
в демонстрационном зале космического корабля.
- Именитые братья! - торжественно обратился он к собравшимся. - Нам
доверено великое дело - завоевание цветущей планеты Беллиоры. Она должна
быть цветущей по предсказанию наших астрономов.
На Рамерии были такие игрушки - божки с качающимися головами, арзаки
вырезали их из камня для детей менвитов. Так вот, как послушные божки,
астрономы все вместе закачали головами, соглашаясь с Баан-Ну.
- Наше дело очень простое, - продолжал генерал, - мы опустимся в лю-
бом месте Беллиоры и начнем возводить город.
Баан-Ну не сказал бы так просто, не будь штурмана. Командира всегда
тянуло к красочным описаниям опасностей, бывших или будущих. Но Кау-Рук
не понимал небылиц.
Штурман удобно сидел в кресле, покачивал головой, но не как послушный
божок, а с сомнением.
Он внимательно слушал командира.
- А если Беллиора обитаема? - спросил он.
- По предварительным данным, там никого нет, - возразил Баан-Ну.
- А что если есть? - настаивал штурман. - Вот астрономы утверждают:
Беллиора цветуща. Тогда могут на ней быть и существа вроде людей.
- Тем хуже для них! - жестко, с самоуверенностью, характерной для за-
воевателей, сказал генерал. - Мы уничтожим большую часть жителей, а ос-
тальных превратим в рабов, как уже сделали с арзаками. Пусть служат нам
преданно, как арзаки, - добавил он раздраженно.
Кау-Рук склонил голову в знак согласия, он не хотел сердить команди-
ра.
- Однако речь не об этом, - успокоившись, сообщил Баан-Ну. - Беллиора
перед нами. Наш корабль много-много раз облетит ее. Беллиора будет расс-
мотрена в телекамеры и сфотографирована. Физики возьмут пробы воздуха на
разных высотах, определят величину атмосферного давления, математики вы-
числят силу тяжести. Итак, за работу.
Прежде всего техники, с ними Ильсор, надели скафандры и, выйдя через
шлюз, осмотрели обшивку звездолета. Поначалу когда-то зеркальная поверх-
ность корабля покрылась углублениями, рытвинами-следами столкновения ко-
рабля с потоками космической пыли и осколками метеоритов. Будто неведо-
мый чеканщик сантиметр за сантиметром семнадцать долгих лет обрабатывал
ее, покрыв загадочными узорами. Углубления пришлись очень кстати, их ис-
пользовали, когда стали наносить из распылителей на обшивку корабля тон-
чайшее огнеупорное покрытие. Без него звездолет мог сгореть при входе в
земную атмосферу. Покрытие было предусмотрено Ильсором и не только защи-
щало звездолет от огня, но и делало его неуловимым для радиоволн на тот
случай, если бы на Земле существовали локаторы, посылавшие эти волны.
НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ, СВЯЗАННЫЕ С УРФИНОМ ДЖЮСОМ
Пока на небе происходил полет инопланетян, в Волшебной стране жизнь
шла своим чередом. Там случались свои повседневные события. Одно из них
было связано с Урфином Джюсом. Урфин не только переменил место жи-
тельства - прежде он жил в стране Жевунов в лесу, теперь обитал в долине
Кругосветных гор. Главная перемена совершилась с самим Джюсом как чело-
веком. Он стал совсем другим, как будто родился человек заново. Выраже-
ние лица у этого нового жителя страны Гуррикапа не было больше свирепым.
А поскольку характер человека проявляется в том, что он мастерит, то с
Урфином приключилось чудо. Вместо угрюмых мрачных игрушек, которыми
раньше пугали детей, он сделал очень веселых кукол, зверьков и клоунов и
подарил их гномам.
Урфин и сам получил подарок от Железного Дровосека, В стране Мигунов,
известной мастерами, для Джюса сделали телескоп. Джюс пристроил к дому
башню, прикрепил к ней гвоздями телескоп и стал по вечерам рассматривать
небо. Так и случилось, что он заметил в телескоп "Диавону". Конечно, он
увидел не звездолет с такого далекого расстояния, а крошечную мигающую
звездочку. Он бы, пожалуй, не обратил на нее внимания, если бы на его
глазах звезда не засияла всеми цветами радуги. Несколько дней Джюс вел
за ней наблюдения. С каждым днем в ее свечении все больше усиливался
красный цвет, а звезда росла. С ней происходило что-то неслыханное, Ур-
фин был озадачен и продолжал вести свои наблюдения. О космическом кораб-
ле он не думал. Ему и в голову не могло прийти что-нибудь подобное. А
между прочим, свет усиливался оттого, что на "Диавоне" штурман КауРук
один за другим включал тормозные двигатели. Два, пять, десять, пока не
были включены все. Инопланетяне подлетали к Земле и гасили сверхскорость
корабля. Это было неизбежно, чтобы начать двигаться вокруг Беллиоры.
НЕВЕДОМАЯ ЗЕМЛЯ
"Диавона" вращалась вокруг Земли, постепенно приближаясь к ней. Авто-
матические бортовые телекамеры навели на Беллиору и включили без промед-
ления. На демонстрационных экранах в рубке командира, как и в зале, где
собрались менвиты, появились голубые очертания незнакомой планеты. Чу-
жестранцы вглядывались в расплывчатые пятна неизвестных им океанов, мо-
рей, темных гор, желтых пустынь, зеленых долин и лесов. Долгий полет
притупил чувства инопланетян, но сейчас их охватило волнение, где-то в
подсознании замелькала тревожная мысль.
- Что-то ожидает нас здесь?
Баан-Ну щелкнул переключателем увеличения, и вдруг на экранах за-
мелькали изображения больших городов с многоэтажными зданиями, заводов,
аэродромов, кораблей.
- Внимание! - тут же раздалась команда. - Срочно маскироваться!
"Диавона", как спрут, выпустила из специального люка в корпусе звез-
долета темное маскировочное облако, окутавшее корабль. Никакой телескоп
не смог бы впредь обнаружить громадину рамерийского звездолета. Вместо
нее астроном с Беллиоры увидел бы бесформенное темное тело, но что оно
значило, не разгадал бы ни один мудрец.
Космический корабль инопланетян в полной безопасности приближался к
Земле.
Посланцы Рамерии, торопясь, просматривали виды Беллиоры. И чем
дальше, тем больше хмурились их бледные лица. Баан-Ну и его подчиненные
видели железные дороги, каналы, возделанные поля, мощные укрепления, на
рейдах больших портов громадные корабли, с палуб которых грозно смотрели
в небо стволы орудий. В глазах чужестранцев, настроенных на то, что Зем-
ля необитаема, невольно появилось недоумение и нерешительность.
- Да, - хмуро произнес генерал, - эту цивилизацию не поставишь на ко-
лени одним ударом. И тут не спустишься на планету в любом месте. "Диаво-
ну" расстреляют прежде, чем мы успеем открыть люк.
Как менвит-завоеватель Баан-Ну полагал, что космических Пришельцев
встретят на Беллиоре не миром, а войной. Так поступили бы рамерийцы,
опустись на их планету чужой корабль.
Менвиты решили найти тихое место, удаленное от больших городов, морс-
ких портов и мощных укреплений. Там можно скрыться до поры до времени,
пока рабочие, наставляемые Ильсором, не соберут вертолеты: с них легче
производить разведку, чем с звездолета-гиганта.
Корабль совершал все новые и новые витки над Беллиорой. Наблюдения
продолжались. Пробы воздуха показали, что атмосфера Земли мало отличает-
ся от рамерийской и вполне пригодна для дыхания Пришельцев. Хоть в этом
пришло облегчение: жить в скафандрах на чужой планете месяцы, а может,
годы было бы невозможно.
Наконец, рамерийцам повезло. Посреди бесконечной песчаной пустыни они
обнаружили большую лесистую равнину, окруженную кольцом высоких гор со
снежными вершинами. Звездолет несколько раз пронесся над равниной. Теле-
камеры работали непрерывно. Сомнений не было. Среди рощ и полей видне-
лись деревни с крохотными домами, а в центре поднимался чудесный город,
башни и стены которого сияли непонятным, но очень красивым зеленым све-
том, И нигде ни одного укрепления и форта, ниоткуда не поднимались
стальные дула пушек, вид которых так неприятно поразил менвитов при пер-
вых облетах Земли.
Баан-Ну и его подчиненные впервые повеселели. Генерал протянул руку к
телеэкрану с видом тихих деревень и чудесного города и, довольный, про-
изнес:
- Подходящая страна. Здесь будет наша база на Беллиоре.
Он не знал, что страна эта волшебная.
ПЕРВЫЕ ДНИ НА ЗЕМЛЕ Урфин Джюс - ОГОРОДНИК
Урфину не давала покоя диковинная звезда, светящаяся красным цветом.
Его мысли время от времени возвращались к ней, вечерами он подолгу про-
сиживал у телескопа, но как ни старался ее отыскать, нигде обнаружить не
мог,
Звезда бесследно исчезла. Правда, он заметил однажды, как какое-то
темное облако пронеслось по небу, но не придал этому никакого значения.
С жителями Волшебной страны Урфин теперь дружил, но о звезде, заинте-
ресовавшей его, не торопился сообщать. Он ведь и сам пока ничего не по-
нял,
Давно прошло то время, когда Премудрый Страшила сдержал слово и приг-
ласил Джюса поселиться в Изумрудном городе среди людей. Урфин не ожидал,
что ему будет так приятно это приглашение.
Однако он уже много лет жил у Кругосветных гор, привык к уютной доли-
не с прозрачной речкой и расстаться со своей усадьбой не захотел.
Жить одному для него было так же естественно, как пить или есть. Он
по-прежнему не хотел походить на других людей и одежду носил иного цве-
та: не голубую, не фиолетовую, а зеленую. И вовсе он делал так не от
злого нрава, такой уж у него был нелюдимый характер. Общество он делил
со старым филином Гуамоколатокинтом, с которым каждый день перебрасывал-
ся несколькими словами.
- Ну что, друг Гуамоко, - обычно с утра спрашивал Урфин, - прибыли
вести на сорочьих хвостах?
И они с Гуамоко медленно, с паузами, обсуждали новости, которые умный
филин запоминал от других птиц.
- Железный Дровосек к Страшиле Премудрому пожаловал в гости, - сте-
пенно говорил Гуамоколатокинт.
- Лев Смелый тоже в пути, но он стар-лапы его медленно ходят, он
идет-бредет, потом садится, отдыхает.
- А что наш Премудрый? - спрашивал Урфин.
- Опять намудрил. Придумал какую-то библиотеку, книги серьезные чита-
ет.
- Дело хозяйское, - вздыхал Урфин.
Урфин был неплохим столяром во все времена. Была пора, ничего не ска-
жешь, когда сделанные им столы, стулья и другие изделия из дерева пере-
нимали сварливый характер мастера и норовили то толкнуть тех, кто их по-
купал, то наступить им на ноги - одним словом, доставляли людям всякие
неприятности.
Строптивые изделия никто не покупал, и Урфину поневоле пришлось выра-
щивать овощи на своей усадьбе, иначе чем бы он жил?
Урфин заделался огородником, работал быстро, но как-то нудно, неинте-
ресно. Работа не приносила ему радости,
Но вот Джюс задумался о себе, о своих делах и словно заново родился,
и все вокруг изменилось. С его занятиями начали происходить непривычные
вещи. Дело у него спорилось так, что он сам удивлялся. Он отремонтировал
домик в долине, покрасил его самыми веселыми красками, какие нашлись в
его хозяйстве. И почувствовал, что его прямо тянет заняться огородом. Да
не просто заняться,
Со дня, когда он получил приглашение Страшилы и понял, что жители
Волшебной страны совсем больше не сердятся на него, ему постоянно хоте-
лось что-нибудь изобрести для них.
Смелости и терпения Урфину было не занимать, и он вырастил на своей
усадьбе такие небывалые плоды, что даже филин Гуамоко, сначала недовер-
чиво отнесшийся к затее Урфина, затем проникся безграничным уважением к
нему,
- Эка невидаль! - ухал он, взмахивая крыльями. - Небывальщина! Видно,
хозяин, ты еще умеешь колдовать!
Здесь была золотая морковка, голубые огурцы, красно-прозрачные, слов-
но гранаты, сливы и яблоки, солнечные, точно апельсины.
Что и говорить, плоды получились очень нарядными. А главное, привле-
кал в них не столько цвет, а то, что они были сладкими, большими, вкус-
ными.
Видно, не случайно Джюса потянуло к огородничеству. Разводить овощи и
фрукты для других было куда как интересно, и из этого вышел толк.
Как только великолепные плоды созревали, Урфин нагружал ими доверху
тачку и отвозил в Изумрудный город.
То был настоящий праздник Угощения.
На него спешили все, кто только мог, со всех концов Волшебной страны.
Причем Урфину хотелось никого не обидеть, одарить всех жителей и гос-
тей. Он много раз наполнял свою тачку грудой плодов и торопился обратно
в город, Перевозка была дальней и нелегкой. И когда жители Волшебной
страны послали в распоряжение Джюса деревянного гонца, Скороногий гонец
никогда не уставал. Он доставлял дары Урфина с ошеломительной быстротой.
Урфин готовил для гонца овощи и фрукты. Собирал их, выкапывал, опо-
ласкивал ключевой искрящейся водой, которую жаркое солнце тут же высуши-
вало. Джюс аккуратно складывал плоды в тачку. Жители Изумрудного города
не отпускали его до тех пор, пока он не съедал целую гору пирогов, кото-
рые были особенно вкусны у хозяек чудесного города.
ЖЕЛТЫЙ ОГОНЬ
Праздники Угощения обязательно устраивались каждый год, их ждали с
таким нетерпением, как ждут дня рождения. Потому что как ни чудесна
жизнь в Волшебной стране, все же один день похож на другой. Солнце под-
нимается всякий раз высоко и, когда ежедневные чудеса сделаны, опять
опускается за горы.
Это случилось накануне нового праздника. Канун подоспел незаметно, он
продолжался несколько дней, чтобы все желающие успели добраться до Изум-
рудного города, а Урфин-огородник успел приготовить угощение. Фрукты и
овощи удались на славу, их было видимо-невидимо, так что Джюс опасался
не успеть перевезти их в Изумрудный город до открытия торжества. Рядом с
дворцом Страшилы соорудили длинные ряды из сдвинутых столов, которые пе-
ретащили из домов жители города.
Урфин и деревянный гонец, который помогал ему перевозить овощи, сно-
вали между Кругосветными горами и Изумрудным городом.
Проезжая с полными тачками через страну Жевунов, они оставляли вкус-
ный запах спелых, настроенных на солнце плодов. Разве могли Жевуны спо-
койно смотреть на это разноцветье фруктов и овощей в тачках?
Они высовывались из круглых окон своих домов почти целиком, даже
странно, как они не падали, цепляясь ногами за подоконники. Они еще и
переговаривались, захлебываясь от восторга.
- Ой-ой-ой, - говорил один Жевун, - опять голубые огурцы. Какое вели-
колепие!
- Что огурцы, желтые орехи - чудо! Я сам видел, их целый воз! - воск-
лицал другой. - У меня уже и сейчас слюнки текут.
- А я люблю яблоки и апельсины, - тоненько пел женский голос. - У на-
шего Урфина яблоки горят, как апельсиновые солнца, а апельсины - румя-
ные, точно яблоки.
- Ох, и наемся я, - уверял мальчуган Жевун звенящим голосом.
Вороха ярких ароматных плодов росли на столах Изумрудного города, а
на усадьбе Джюса они, казалось, не убывали.
Жевуны тщательно чистили свою одежду, украшали ее праздничными ворот-
никами, их жены надевали юбки колокольчиком, пришивали новые бубенцы к
шляпам - одним словом, на праздник Угощения собирались, как на бал. Так-
же тщательно готовились к празднику во всех уголках Волшебной страны.
- Я буду самой красивой, - говорила одна девочка. - Мама сказала: у
меня такой нарядный воротник из кружев.
- Нет, это я буду самым красивым, - возразил ей Жевун, - у меня самые
блестящие бубенчики на шляпе, И они так звенят. Я могу весь праздник
танцевать под свою мелодию, мне даже музыка не нужна.
- А я еще не подшил шляпу, - тут же отозвался другой Жевун. - Не
опоздать бы.
- Да, не опоздать, не опоздать, - заволновались Жевуны.
Бубенчики на их шляпах вздрагивали, и в домах стоял неумолчный перез-
вон. Жевунам и в самом деле пора было этой ночью отправляться в путь.
Благодаря инженерной смекалке Страшилы коечто изменилось в Волшебной
стране. Самым памятным оставалось, конечно, превращение Изумрудного го-
рода в остров. Несмотря на вырытый канал, столицу свою жители все-таки
по старой привычке называли не островом, а Изумрудным городом.
Нововведения Страшилы Премудрого коснулись и других мест Волшебного
государства. Так, жители больше не гадали, как переправиться через
Большую реку, - через нее перекинули мост. А в глухом лесу не страшно
было двигаться и ночью - вдоль всей дороги из желтого кирпича зажигались
в темноте качающиеся фонари, их движение и красноватый свет отпугивали
диких зверей.
Все же, чтобы поспеть вовремя, Жевунам очень скоро пора было тро-
гаться, ведь шаги у них были маленькие, а путь предстоял неблизкий.
Конечно, они некрепко спали в эту ночь, совсем как дети накануне
праздника. Поэтому они тотчас проснулись, услышав, как зазвенели бубен-
чики на их шляпах, Шляпы они на ночь ставили на пол, чтобы те молчали.
Кто же звонил бубенцами, может быть, мыши? Жевуны заглядывали под шляпы
- и никаких мышей не находили.
С улицы тем временем доносился непрерывный гул, он все нарастал.
Жевуны выбежали из домов.
Огромный огненный шар, рокоча, подлетал к Кругосветным горам.
- Метеор? - озадаченно спросил Прем Кокус. - Но метеор не гудит, -
ответил он сам себе. - Смотрите, - протянул он руки к небу, призывая Же-
вунов смотреть туда.
Шар пропал, превратился в дрожащий желтый огонь, по форме похожий на
несколько корон, скрепленных вместе, или несколько перевернутых снопов.
Жевунам стало страшно, они тоже дрожали. "Диньк-диньк-диньк", - зве-
нели бубенчики на их шляпах.
Гул все усиливался. От Кругосветных гор потекли клубы желто-белого
дыма. Прошумел вихрь. Деревья пригнулись,
В это время огонь погас. Вместо гула от гор донесся громкий рев, пов-
торенный несколько раз эхом.
- Скорее, скорее в Изумрудный город, - торопил Кокус. - Страшно.
Страшно и непонятно все. Может быть, наш правитель...
- Мудрый Страшила отгадает, - решили Жевуны, все еще дрожа, и бубен-
чики на шляпах дребезжали в такт их словам.
ПРИЗЕМЛЕНИЕ
Чужестранцы торопились приземлиться до утра. Они полагали, что ночью
на Беллиоре, скорее всего, спят, как на Рамерии, и их прилет останется
незамеченным.
Откуда им было знать, что жителям Волшебной страны как раз в эту ночь
не спалось.
Совершив последний виток вокруг Земли, корабль начал снижение по
плавной траектории. Штурман Кау-Рук сидел за пультом управления. Движе-
ния его были собранны и точны. Он напряженно всматривался в экран лока-
тора ночного видения, на котором проступали контуры незнакомой местнос-
ти.
Важно было не пропустить кольцо гор, а точнее, то место у их подно-
жия, где инопланетяне заметили огромный замок с черными провалами окон и
полуразрушенной крышей. Судя по всему, в здании никто не обитал, и оно
могло послужить на первое время неплохим убежищем.
Командир Баан-Ну готовился предстать перед новой планетой во всем
своем великолепии. Борода его была давно руками Ильсора идеально, воло-
сок к волоску, пострижена и причесана, и слуга уже помогал генералу на-
тягивать парадный наряд.
Парадными костюмами менвитов были яркие комбинезоны из плотной шелко-
вистой ткани. Бледные малоподвижные лица менвитов от их блеска словно
оживали.
Ордена на костюмах менвитов не привинчивались и не прикалывались, а
вышивались золотыми, серебряными и черными нитями,
Они имели форму солнца, луны или звезд; низшие помечались планками -
одна, три и т.д., в центре ордена можно было видеть изображение созвез-
дий и планет, окружающих Рамерию. Награждали менвитов по правилу: чем
выше должность у обладателя комбинезона, тем больше у него орденов и тем
красивее сами ордена. К парадному комбинезону полагались сапоги из мяг-
кой легкой кожи с застежками,
Как только на экране локатора показались очертания замка, Кау-Рук ли-
хо развернул корабль двигателями к Земле, Он любил демонстрировать свою
сноровку всем на удивление, и жаль, что в небе не было зрителей. Но
внешне штурман оставался совершенно невозмутимым. Корабль медленно пошел
на посадку. У самого замка звездолет на мгновение повис в воздухе, под-
держиваемый огненным столбом из нескольких корон трепещущего желтого
пламени, и медленно стал оседать на Землю. Тут же из корабля выплыли от-
кидные опоры в виде гигантского треножника,
Когда рассеялись клубы дыма и пыли, менвиты произвели последние пробы
атмосферы и, убедившись, что все в порядке, открыли входной люк. Свежий
ночной воздух, напоенный ароматом трав и цветов, ворвался в помещение
звездолета и опьянил инопланетян,
Спустили трап. Генерал Баан-Ну первым сошел на Землю. Из рук он не
выпускал новенький красный портфель, который для большей сохранности
пристегнул цепочкой к руке. В портфеле лежала рукопись. Это была главная
ценность генерала. Он намеревался писать историю покорения Беллиоры. Он
уже начал сочинять ее во время полета. Своей работой генерал хотел прос-
лавить военное искусство менвитов, а больше всего мечтал прославиться
сам.
Корабль стоял у великолепных гор, снежные вершины которых уходили в
усыпанное звездами небо. Поблизости шумели лесные заросли, откуда доно-
сился ночной баюкающий свист птиц. Ступая по влажному мягкому ковру из
трав, командир ощутил прилив неудержимой радости покорителя, даже сердце
вдруг замерло, потом стало колотиться чаще и чаще. Баан-Ну пришлось
расстегнуть "молнию" воротника.
- В этом месте будут жить достойнейшие из менвитов, - сказал себе ге-
нерал. - А рабов и так всюду достаточно.
Повернувшись к кораблю, он заметил, что уже почти все спустились.
Менвиты гордо расхаживали в расшитых орденами одеждах, иногда пристально
глядя в глаза какому-нибудь замешкавшемуся арзаку.
- Ну-ну, торопись, - приказывал взгляд, и арзак начинал сновать, как
заводная игрушка.
Арзаки суетились за привычной работой: налаживали для менвитов удоб-
ную жизнь.
Одни раскидывали надувную палатку, устилали пол воздушными матрасами.
Другие готовили ужин, несли напитки, Третьи тащили из леса сучья, укры-
вали палатку. А для маскировки звездолета натягивали огромную сетку с
нарисованными на ней листьями, ветками, похожую на красочный ковер.
Группа менвитов осторожно вынесла с корабля большое панно с изображе-
нием Гван-Ло и установила его на большом холме.
Генерал подошел к собравшимся менвитам и, обратив взор к далекой Ра-
мерии, торжественно произнес:
- Именем Верховного правителя Рамерии, достойнейшего из достойнейших
Гван-Ло объявляю Беллиору навсегда присоединенной к его владениям!
Горр-ау!
- Горр-ау!!! - дружно подхватили менвиты. - Горр-ау!!!
Арзаки молчали. Украдкой они с тоской поглядывали в ту сторону неба,
где была их родина.
- Штурман, - обратился довольно сухо генерал к Кау-Руку. Хотя он пре-
бывал в благодушном настроении, все-таки не мог пересилить себя в отно-
шении к Кау-Руку, которого недолюбливал за способности и излишнюю самос-
тоятельность. - На рассвете проведете разведку, - сказал генерал, а про
себя подумал: "Первая разведка самая опасная, вот и справься с этой за-
дачей, если ты такой умный".
- Проследите за всем самым внимательным образом, - приказал он, - но
и сейчас не зевайте.
- Порядок, мой генерал, - отозвался Кау-Рук не так, как принято среди
военных чинов Рамерии, но ведь штурман все делал по-своему. Он многое
умел, поэтому даже к колдовству не прибегал, как другие менвиты.
- А мне не мешает отдохнуть, - потягиваясь и зевая, сказал генерал, -
к тому же на Беллиоре прохладные ночи.
Один из рабов подал Баан-Ну фрукты на подносе, которые успели нарвать
в ближайшей роще.
- Ну что, Ильсор, - обратился, аппетитно жуя, генерал к слуге, - все
ли готово к отдыху?
- Все готово, мой генерал, - Ильсор отвесил такой низкий поклон, что
тело его повисло, как на шарнирах. Глядя на нелепо согнутого слугу, ге-
нерал вдруг расхохотался.
- Что, Ильсор, не чуешь ног от счастья, очутившись на такой превос-
ходной планете?
- Да, мой генерал. Не может мне не нравиться то, что нравится вам, -
согласился Ильсор.
- То-то же! - Баан-Ну похлопал Ильсора по плечу и отправился в палат-
ку,
Вооружившись биноклем, он поочередно обошел все окна палатки, лениво
пробегая глазами горы и тщательно оглядывая ближайшие деревья в стороне
леса - нет ли там вражеской засады. Ничего не разглядев, кроме силуэтов
птиц, он спокойно растянулся на куче матрасов, которые Ильсор успел зас-
телить пушистыми белыми шкурами какого-то зверя, вроде снежного барса;
гигантский полог, тоже из белых шкур, отделил постель генерала от ос-
тальной части палатки, где расположились другие менвиты,
Портфель Баан-Ну сунул под меховую подушку, которую Ильсор услужливо
приподнял. Во время сна все важное для себя генерал не прятал в сейф - к
сейфу можно подобрать ключи; укромнее места, чем изголовье, он не знал,
Когда командир менвитов задремал, Ильсор взял его бинокль, но не уб-
рал, а тоже оглядел окрестности. Затем он подошел к группе арзаков, соб-
равшихся расположиться на ночлег прямо под открытым небом.
- Друзья мои, - сказал он совсем тихо, - не теряйте надежды, - а
громко отдал распоряжение как главный техник: - Утром приступаем к сбор-
ке вертолетов.
Никто из избранников не подозревал, кто такой Ильсор на самом деле.
"Самый исполнительный слуга, прекрасно разбирается в технике" - вот
что знал о нем любой менвит.
А не знал вот чего.
Ильсор оказался более стойким, чем другие арзаки перед гипнотическими
взглядами и командами колдунов. У него была более сильная воля. Он успе-
вал принять вид покорного раба, прежде чем волшебство вступало в силу.
Поэтому он слышал самые секретные разговоры менвитов, которые не остере-
гались его, думая, что он послушен и, значит, совсем околдован. Из раз-
говоров избранников Ильсор понял все, что произошло на Рамерии,
Арзаки верили: только Ильсор может им помочь, он что-нибудь придумает
для их освобождения, и выбрали его своим вождем.
Мысль о свободе арзаков никогда не покидала Ильсора.
Другая забота его была о землянах. Судя по тем сооружениям на сним-
ках, которые не укрылись от взора вождя, Беллиору населяли разумные су-
щества. Они не ведали об опасности, какую таил в себе взгляд менвитов.
Предупредить их было прямой обязанностью Ильсора, хотя он и не знал, как
это сделать.
РАЗВЕДКА
На рассвете Кау-Рук с группой летчиков отправился на разведку. Они
спокойно прошли мимо дозорных, которые все были из менвитов и не дремля
стояли на своих постах. Летчики по духу были ближе штурману из всех во-
енных, вот если бы еще их эскадрилью не возглавлял Мон-Со, верный под-
данный генерала. Захватив с собой несколько рабов-арзаков, летчики сна-
чала бодро продвигались вперед. Разведка казалась им чем-то вроде весе-
лой прогулки,
Прежде всего решили осмотреть замок, не зная, что перед ними бывшее
жилище волшебника Гуррикапа.
Обойдя его кругом, Пришельцы остановились перед закрытой дверью,
верхний край которой терялся под потолком.
То и дело слышались шутки:
- Вот это хоромы! Такие только для государей да привидений!
- Ну-ка, нажмем плечом! Еще раз. Да тут не хватит наших плеч!
Дверные петли заржавели, и кстати пришлись усилия рабов, чтобы двери
распахнулись.
Когда менвиты вошли в помещение, из пустых рам ринулись десятки пот-
ревоженных филинов и сов, заметались полчища летучих мышей,
Рамерийцев поразили размеры дворца, высота комнат, колоссальные залы.
- Пожалуй, только рискни - поселись на несколько дней, эдак сам не
заметишь, как уже государь! - продолжали шутить летчики.
Много интересного нашлось в помещениях замка. Менвиты увидели шкафы
высотой с пятиэтажный дом, а в них кастрюли и миски, похожие на плава-
тельные бассейны, огромные ножи, книги, на которых бы уместились целые
лесные полянки.
Пришельцы никак не могли понять, зачем было выстроено такое огромное
здание. Они невольно поеживались именно от необъятности размеров. Они,
конечно, читали в детстве сказки, и первое, что им пришло в голову, был
вопрос:
- Может, здесь обитал людоед?
С помощью рабов менвиты раскрыли одну из книг Гуррикапа, думая: вот
она-то прояснит им что-нибудь.
Но как старательно ни листали чужестранцы ее страницы, они ничего не
видели, кроме чистой бумаги, текст с листов исчез. Откуда было дога-
даться менвитам, что так сделал добрый волшебник: при приближении врагов
книги не показывали, что в них написано. Менвиты быстро потеряли к ним
интерес.
Рассматривая комнаты, мебель, всякую домашнюю утварь, Кау-Рук удив-
лялся:
- Неужели на Беллиоре живут такие гиганты?
Он даже попробовал усесться в кресле Гуррикапа. Арзаки, встав на пле-
чи друг другу, образовали живую лестницу, по которой штурман и забрался
в кресло. Рядом с твердой как кремень спинкой кресла он почувствовал се-
бя так же неуютно, как по соседству с огромным каменным изваянием како-
го-нибудь животного. Таких изваяний на Рамерии было много - то сохрани-
лись следы древней культуры арзаков.
- Подумать только, - сказал штурман глядевшим на него летчикам. - Ес-
ли даже некоторые земляне обладают таким гигантским ростом, что свободно
умещаются в этом кресле, тогда мы, менвиты, сущие карлики перед ними.
Неожиданно Кау-Руку сделалось смешно.
- Вот обрадую Баан-Ну, - подумал он, - сюда бы еще привидение, в при-
дачу к замку. - Но, представив небольшие домики, которые он видел на де-
монстрационных экранах звездолета, штурман разочарованно молвил про се-
бя:
- Не очень-то испугаешь генерала развалинами замка.
Отряд летчиков-разведчиков отправился дальше. Находясь под впечатле-
нием увиденного, они приуныли.
Вновь они пришли в хорошее расположение духа, когда из сумрачного ле-
са вышли на чудесную поляну, потом еще одну и еще.
Кругом расстилались зеленые лужайки с россыпями крупных розовых, бе-
лых и голубых цветов (вроде крупных колокольчиков). В воздухе порхали
крохотные птицы, чуть побольше шмеля, поражая необычно ярким оперением.
Они гонялись за насекомыми.
Мохнатые шмели, которые летали тут же, неменьше привлекали ярким
контрастом желтой и коричневой красок. Они пели свою бесконечную моно-
тонную шмелиную песню.
Красногрудые и золотисто-зеленые попугаи кричали гортанными голосами,
возвещая рассвет. Они смотрели на людей так, будто все понимают. Если бы
менвиты умели разгадывать, их изумлению не было бы границ, потому что
попугаи действительно разговаривали.
- Просыпайтесь, просыпайтесь, как прекрасно утро! - говорили одни,
- Что я вижу, что за люди? - недоумевали другие.
В прозрачных ручьях носились стайки быстрых серебристых рыб.
- Если вся Беллиора такая же, как мы увидели, - она прекрасна! - вос-
торгались инопланетяне.
ПТИЧЬЯ ЭСТАФЕТА
Приземлившись в ночную пору в окрестностях пустынного замка, где на
десятки миль вокруг не было человеческого жилья, Пришельцы чувствовали
себя в полной безопасности, как будто находились не на Беллиоре, а у се-
бя дома на Рамерии. И свой лагерь вблизи жилища Гуррикапа они неслучайно
назвали "Ранавир", что на языке менвитов значило "Надежное убежище".
Менвиты-колдуны, превращая людей в рабов, так верили в свою ворожбу, что
полагали: события могут развиваться только так, как они захотят. Им было
невдомек, что события в Волшебной стране уже развиваются и совсем не
так, как желали того Пришельцы.
Многое заведомо опередил не кто иной, как хозяин гигантского жилища.
Да, верно, волшебник Гуррикап бесследно исчез, но ведь волшебство никог-
да не пропадает просто так. Взять хотя бы дар человеческой речи, которым
Гуррикап наделил птиц, Птицы внимательно слушали людей, были в курсе
разных событий и с песнями и свистом разносили новости во все концы Вол-
шебной страны. Благодаря возможности понимать друг друга птицы и люди
дружили. Люди никогда не трогали диких обитателей полей и лесов, а те в
свою очередь оказывали им неоценимые услуги, вовремя принося важные вес-
ти, они не раз предупреждали об опасности. Вот и теперь инопланетянами
прежде всего заинтересовались птицы. Когда разведчики-менвиты любовались
пейзажами Беллиоры, пернатые обитатели леса перелетали с дерева на дере-
во и вовсе не для того только, чтобы покормиться червяками и букашками.
Штурман Кау-Рук не признавался себе, такой это казалось тарабарщиной,
но чувствовал слежку со стороны птиц. Он заметил: пернатые не свободно
порхают во всех направлениях, а ведут себя иначе, не перемещаются в оди-
ночку, а совершают какое-то общее движение; связанные друг с другом,
действуют так, как будто у них есть определенный план, и они его выпол-
няют. Они проявляли интерес к Пришельцам, подобно разведчикам, облетали,
осматривали чужестранцев. И даже Пришельцы думали, что им мерещится, с
клювов птиц слетали отдельные какие-то невероятные слова: Качи-Качи,
Кагги-Карр, Стра-шила.
Менвиты, хотя и являлись колдунами, понятия не имели о птичьей почте.
Но едва настало первое утро пребывания на Земле, как по тенистым рощам
прокатилась тревожная весть. Ветки вздрагивали то тут, то там. С дерева
на дерево, от гнезда к гнезду метались растревоженные горластые вестни-
ки.
- Вставайте, вставайте!.. - требовательно будили они тех, кто еще не
проснулся.
- В наших краях появились неизвестные люди, - на разные голоса, то-
ропливые и медлительные, с пересвистом и щебетанием кричали жаворонки,
пересмешники. - Они выходят из огромной машины. Они копошатся возле ста-
рого замка. Они построили ящик, из которого достают воду.
Пришельцы так напоминали соплеменников Элли, что птицы сначала приня-
ли их за людей из-за гор.
- Здравствуйте. Вы из Канзаса? - спрашивали пернатые, но пришельцы
молчали,
Рамерийцы с рассветом принялись за дела. Астрономы устанавливали на
холме большой телескоп, ботаники изучали растения, геологи исследовали
почву. На самом деле всю работу выполняли арзаки, менвиты лишь покрики-
вали, приказывая,
По распоряжению Баан-Ну рабочие-арзаки приступили к ремонту необитае-
мого здания. Волшебник Гуррикап воздвиг замок в одно мгновение. Но его
волшебное искусство выдержало многовековое испытание, и ремонт требовал-
ся не очень большой. Нужно было вставить оконные стекла, починить крышу,
коегде перестелить полы, покрасить стены и потолки.
Пластмассу делали тут же из захваченных с собой смесей - варили их в
чанах. Довольствовались малым, тем, что оказалось под рукой, - глину,
которую добавляли к смеси, нашли у Кругосветных гор, а посуду поза-
имствовали у Гуррикапа.
Расплавленную тягучую массу расправляли на оконных рамах, и она зас-
тывала, образуя безукоризненной прозрачности стекла с голубоватым, жел-
товатым или розовым отливом. Через эти стекла, приготовленные в кот-
лах-самоварах, из внутренних помещений дворца можно было все видеть, а
если заглянуть с улицы - ничего.
Специальные формовочные машины-самолепители штамповали плитки, похо-
жие на красную ребристую черепицу, ею застилали крышу.
Штукатуры, как и маляры, работали распылителями, которые сначала за-
бивали трещины, обитости, просветы специальной замазкой. Через некоторое
время замазка высыхала, ее покрывали серой краской - и не отличишь от
камня или от обломка скалы. Таким образом, пришельцы хотели не только
залатать дворец, но и придать ему вид, в котором хоть что-то напоминало
о Рамере. Дома формой, как обломки скал, с разноцветными окнами были на
Рамерии.
Арзаки работали и так быстро, а надсмотрщикименвиты все равно торопи-
ли их.
Ильсор руководил сборкой вертолетов, части которых в разобранном виде
хранились на "Диавоне". Небольшой запас горючего был привезен с родины,
но геологи рассчитывали добыть топливо на Беллиоре и уже начали разведы-
вательные походы. Несколько раз приносили пробы, но Ильсор их забрако-
вал.
- Нужно лучшее качество, - объяснял он геологам,
А по правде, Ильсор не торопился прокладывать путь менвитам, зная,
что привезенного топлива на все время не хватит. Он уже побывал на окра-
ине деревень рудокопов и Жевунов и видел, какие тут безобидные люди оби-
тают.
Прячась среди ветвей, птицы разглядывали Пришельцев, которые вели се-
бя, по их наблюдениям, необъяснимо, Одни - высокого роста, с гордо под-
нятыми головами, с властными жестами и громким голосом, в одеждах, рас-
шитых орденами, повелевали другими, одетыми скромно, в свободные зеленые
комбинезоны из грубой материи, вроде мешковины. Ростом и силой люди в
мешкообразных комбинезонах уступали тем, что с орденами. У них были доб-
рые глаза, и они показались птицам совсем беззащитными,
Птицы прислушивались к разговорам Пришельцев, но ничего не понимали.
- Как они чудно бормочут, - думали пернатые.
И они постарались получше разглядеть, что делается у заброшенного
замка. Их внимание привлекала неведомая махина наподобие громадного дома
с круглыми окнами, просвечивающая сквозь сетку-ковер. Забыв осторож-
ность, несколько ласточек и крапивников подлетели сбоку к самому звездо-
лету и за это поплатились. Один из рослых Пришельцев поднял руку с пред-
метом, по виду напоминавшим продолговатый фонарик, какой птицы видели
среди зажигалки, пистолета и прочих вещей моряка Чарли. Пришелец нажал
на кнопку - вырвался нестерпимо яркий свет, который в одно мгновение
сжег птиц. Ласточки не успели даже метнуться к своим жилищам в пещерах
гор. А крапивники, которые лучше бегали, чем летали, ловко бросились к
кустарнику, но страшный свет опалил их вместе с зелеными ветвями расте-
ний. Из клювов быстроногих птиц успел лишь вырваться крик, похожий на
звук флейты и на песню человека. Ту песню, за которую крапивника испокон
веков зовут органистом. Пернатые разведчики не знали, что видят лучевой
пистолет, но поняли, чего можно ждать от незваных гостей. Они вмиг скры-
лись в лесу и больше не попадались, с большими предосторожностями вели
наблюдения вблизи замка.
Не сговариваясь, птицы собрались на ветвях раскидистого дуба посове-
товаться, как им быть. Решили немедленно составить донесение и послать
его в Изумрудный город.
"Уважаемый повелитель Страшила, - писал в донесении умудренный годами
попугай Качи, - Сообщаю события чрезвычайной важности. Быть может, ста-
рость сделала меня чересчур осторожным, но кажется мне: сейчас нам угро-
жает опасность более страшная, чем война с великаншей Арахной. Прибыли в
страну к нам и поселились у замка Гуррикапа Пришельцы, У них есть огром-
ная машина с круглыми окнами, из которой они появляются. А самое глав-
ное: у них есть фонарики, которые не светят, а убивают сжигая. Уже по-
гибли наши самые смелые разведчики - ласточки и крапивники, Поломай го-
лову, правитель. Когда угрожает опасность, надо что-то делать".
Золотой дятел заучил текст донесения и стремительно помчался на севе-
ро-восток к Изумрудному городу. Он летел что есть духу; в синем небе,
как огонь, вспыхивали его золотые перья. Дятел не боялся устать, он про-
делает всего несколько миль, а там слово в слово передаст донесение го-
лубой сойке. Та со свежими силами пустится на крыльях, как на парусах,
передаст слова мудрого Качи другой птице, и так пойдет дальше по эстафе-
те.
Заслуги знаменитой Кагги-Карр, придумавшей птичью эстафету, были из-
вестны каждому в стране Гуррикапа. Вняв ее совету, Соломенный Страшила
получил мозги от Гудвина Великого и Ужасного и стал Правителем Изумруд-
ного города: так повелел этот ненастоящий маг Гудвин, покидая Волшебную
страну.
За уйму полезных советов Страшила наградил ворону орденом, которым
она очень гордилась, считая себя по этой причине самой главной птицей
государства - королевой ворон.
Прошло немного времени, и последний гонец эстафеты - рогатый жаворо-
нок, его звали так за два удлиненных, как ушки, черных пера, достиг во-
рот Изумрудного города.
ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
Фарамант, стоявший в воротах, не успевал выдавать зеленые очки, да и
оставалось их немного, хоть он и припас несколько лишних корзин очков -
столько было желающих попасть в Изумрудный город.
Первые вести о необычных событиях, разыгравшихся в горах, принес го-
нец, который работал с Урфином Джюсом.
Потом прилетел жаворонок. И уж позже всех пришагали усталые Жевуны.
К тому времени появились другие жители со всех концов Волшебной стра-
ны. Тут уж началось всеобщее волнение.
Жаворонок с черными ушками передал вороне Кагги-Карр сообщение мудро-
го Качи.
Жевуны в ужасе рассказывали про рычание в горах и желтый огонь. От
волнения они перебивали друг друга:
- Был красный шар!
- Да нет, похоже, метеор!
- Не метеор, он гудел!
Выслушав всех, встревоженная Кагги-Карр немедленно отправилась к
Страшиле. Она разыскала Правителя в Тронном зале Изумрудного дворца, ко-
торый теперь называется библиотекой.
Библиотека тоже была выдумкой Страшилы Еще от Элли он слышал, что
есть такое место, где хранят и читают книги. Страшила обнаружил немного
книг в кладовой Гудвина позади Тронного зала среди фантастических птиц и
рыб, зверя, Морской Девы и других чудищ, которыми пользовался Великий
Обманщик во время своих превращений. Несколько книг нашлось в доми-
ке-фургоне Элли. Конечно, книг было недостаточно для настоящей библиоте-
ки, все они поместились на двух полках, которые Страшила сам прибил
гвоздями к стене.
Но тут выручили гномы. Они притащили свои многотомные летописи, кото-
рые заполнили все полки в кладовой за Тронным залом.
Книги в Волшебной стране оказались настоящими сокровищами.
Малое количество восполнялось той увлеченностью, с которой Правитель
Изумрудного города читал.
Самым интересным из найденных сокровищ оказался "Энциклопедический
словарь". Там столько всего занимательного было написано о вещах, окру-
жавших жителей Волшебной страны, и о всякой всячине, в том числе о таких
штуках, которых Страшила никогда в жизни не видел, например автобус, ма-
як, театр.
Усидчивый правитель часами занимался своим самообразованием.
Времени у него было достаточно, ведь ему не надо было есть, пить и
спать. Именно эти занятия в Большом мире причиняют людям столько хлопот.
Мозги из отрубей, смешанных с иголками и булавками, служили своему
хозяину верой и правдой уже много лет. Они подсказали ему немало удачных
мыслей и поступков, за что подданные присвоили ему титул Трижды Премуд-
рого.
С тех пор как Трижды Премудрому в руки попал "Энциклопедический сло-
варь", умная голова Страшилы сделалась настоящей копилкой всевозможных
знаний, и он с гордостью называл себя "эн-ци-кло-пе-дис-том".
У него была слабость запоминать длинные ученые слова и при случае
произносить их, для пущей важности разделяя по складам.
Кто же, как не Страшила, должен дать ответ на события такой загадоч-
ной ночи.
Выслушав сообщение вороны. Страшила не на шутку разволновался и не-
медленно прямо в библиотеке решил созвать Военный Совет. Кроме Правите-
ля, в него вошли длиннобородый солдат Дин Гиор, в военной обстановке
фельдмаршал, Страж Ворот Фарамант, Железный рыцарь Тилли-Вилли, на-
чальник связи Кагги-Карр. На совете присутствовал также правитель Фиоле-
товой страны Железный Дровосек, гостивший в ту пору у своего друга.
Тилли-Вилли, хотя и мог протиснуться внутрь помещения, предпочитал
сидеть на земле у дворца: голова его как раз приходилась против раскры-
того окна второго этажа.
Железному рыцарю, по людскому счету, исполнилось всего несколько лет:
еще сущее дитя. Но чудесные создания Волшебной страны развиваются намно-
го быстрее. Поэтому Тилли-
ВСТУПЛЕНИЕ
ИНОПЛАНЕТЯНЕ
Волшебную страну и ее столицу Изумрудный город населяли племена ма-
леньких людей - Жевунов, Мигунов, Болтунов, у которых была очень хорошая
память на все, чему они удивлялись.
Удивительным было для них появление девочки Элли, когда ее домик раз-
давил злую волшебницу Гингему, как пустую яичную скорлупу. Недаром Элли
назвали после этого феей Убивающего Домика.
Не менее удивились жители Волшебной страны, когда увидели сестру Элли
- Энни. Она тоже явилась им сказочной феей. Прискакала на необыкновенном
муле, который питался солнечным светом, а у нее на голове был серебряный
обруч, делающий каждого, кто его надевал и прикасался к рубиновой звез-
дочке, невидимым.
И еще много-много чудесных событий случалось в Волшебной стране, о
которых могли рассказать ее жители, Только об одном чуде они почти ниче-
го не знали - о том, как их страна стала Волшебной. Ведь она не всегда
была отгорожена от остального мира Великой песчаной пустыней и окружена
неприступными Кругосветными горами. Не всегда над ней сияло вечное солн-
це, а птицы и звери заговорили по-человечьему.
Волшебной она стала по желанию великого чародея Гуррикапа.
Гуррикап в те времена был уже стар, думал об отдыхе, ему хотелось по-
коя и уединения. Поэтому могучий чародей построил себе замок в отдалении
от Волшебной страны, у самых гор, и строго-настрого запретил ее обитате-
лям приближаться к своему жилищу, даже само имя Гуррикап вспоминать зап-
ретил.
Жители, хоть и удивились, но поверили, что Гуррикапу и в самом деле
никто не нужен. Проходили века и тысячелетия. Тихие маленькие люди, вы-
полняя наказ чародея, старались не вспоминать о нем, никогда больше не
видели его. Так и случилось, что чудеса Гуррикапа постепенно начали за-
бываться.
Зато всякому злу добрые обитатели страны Гуррикапа не умели удив-
ляться и потому недолго его помнили. Уж сколько бед принес им Урфин
Джюс, пытаясь завоевать Волшебную страну сначала со своими деревянными
солдатами, а потом с многочисленной армией Марранов. И что же?
Лишь только Урфин задумался над своей судьбой и отказался помогать
злой великанше Арахне, как добрые жители тут же простили ему все обиды и
стали считать его хорошим человеком. Они верили: сотворившему добро хотя
бы один раз уже не захочется возвращаться к злым поступкам.
Самое интересное, что так оно и случилось впоследствии.
Ну, а после того, как друзья из Большого мира Энни, Тим и моряк Чарли
помогли им победить колдунью Арахну, они снова весело глядели на небо,
яркоярко-синее, где и в помине не было желтого тумана, посланного Арах-
ной.
Славные обитатели Волшебной страны опять жили спокойно и счастливо,
ниоткуда не ожидали опасности. А она приближалась - и кто бы мог поду-
мать? - именно с ясного неба.
Грозный космический звездолет с планеты Рамерия уже приближался к
Земле. Он мчался в мировом пространстве с неслыханной скоростью - сто
пятьдесят тысяч километров в секунду. И, как записал в бортжурнале
звездный штурман инопланетян КауРук, "бороздил межзвездную пустыню сем-
надцать лет". За это время космический корабль преодолел огромный путь,
который свет - самый быстрый гонец во Вселенной (способный пронестись со
скоростью триста тысяч километров в секунду) - прошел бы за девять лет.
Так велико было расстояние от Рамерии до Земли.
Но чужестранные звездонавты даже не замечали полета. Для них время
остановилось с того момента, когда почти весь экипаж корабля был приве-
ден в состояние анабиоза - так называют длительный сон при глубоком пе-
реохлаждении - и погружен в специальные отсеки полетного сна. Там звез-
донавты безмятежно спали добрых семнадцать лет.
Время потеряло свою власть над людьми - это было настоящее чудо. Если
бы звездонавтов разбудили даже через тысячу лет, и тогда они бы просну-
лись точно такими, какими погрузились в сон.
Непосвященному отсеки казались гигантскими холодильниками с множест-
вом ячеек, в каждой из которых находился член экипажа. Полированные по-
верхности ячеек сверкали зеркальным блеском, и, если приглядеться, на
них то тут, то там проступали красные, синие, зеленые краны регулирова-
ния и еще мигали разноцветные огоньки - то были лампы контролирующей ап-
паратуры.
Между тем штурман Кау-Рук, сидя в космической обсерватории, вычислял
положение корабля в пространстве и отмечал курс на звездной карте. Кроме
Кау-Рука, бодрствовали еще три человека: командир звездолета генерал Ба-
ан-Ну - он проверял в рубке корабля показания приборов; врач Лон-Гор -
он наблюдал за состоянием спящего экипажа, следил за температурой, влаж-
ностью, регулировал содержание кислорода, подачу охладителя - жидкого
гелия; да еще летчик Мон-Со, верный помощник генерала, самый точный ис-
полнитель его приказов, ни разу не допустивший каких-либо возражений или
оговорок.
Тишина в отсеках полетного сна казалась вечной. Лишь изредка в каюте
врача раздавался требовательный сигнал сирены, тогда Лон-Гор торопливой,
но неслышной походкой проскальзывал к отсекам, поворачивал нужный, зеле-
ный, красный или синий, кран, и опять наступала тишина.
Мон-Со было нечего делать, его летчики спали в отсеках; книг он чи-
тать не любил, поэтому сам с собой играл в крестики и нолики в каюте.
Иногда Мон-Со бродил коридорами корабля или гонял там мяч, но только,
когда все уже спали. Он был вратарем футбольной команды и просто не мог
обходиться без тренировок. На Рамерии все были приучены к спорту.
Четверо звездонавтов, несущих космическую вахту, каждое утро занима-
лись особой полетной гимнастикой и здесь, на корабле. Изредка опаздывал
на спортивные занятия Кау-Рук, когда зачитывался какойнибудь интересной
книгой. Необязательно рассказом об истории народа, о каком-нибудь нео-
бычном характере человека или о приключениях, Кау-Рук с не меньшим увле-
чением читал книги по технике.
- Кау-Рук - самый способный человек вашего экипажа, - сказал генералу
перед отлетом Верховный правитель Рамерии Гван-Ло. - Не назначаю его ко-
мандиром звездолета по одной причине: в нем мало исполнительности.
Но все-таки заместителем командира штурман Кау-Рук был назначен.
ПРОБУЖДЕНИЕ ИЛЬСОРА
Для командира Баан-Ну, летчика Мон-Со, для звездного штурмана и бор-
тового врача время не прошло незаметно: в полете они постарели ровно на
семнадцать лет. Правда, возраст на Рамерии исчислялся иначе: жили там
люди в три раза дольше, чем на Земле. Поэтому четверо звездонавтов, не-
сущих вахту на корабле, по рамерийскому счету оставались молодыми, пол-
ными сил.
Никем другим, кроме бодрствующих звездонавтов, покой огромного косми-
ческого корабля не нарушался, в его каютах, служебных залах, машинном
отделении коридорах было пусто, оттого он казался необитаемым.
На самом деле на звездолете не спал, вернее, находился в состоянии
пробуждения еще один человек - Ильсор, слуга генерала Баан-Ну. Его раз-
будили по приказу генерала. Баан-Ну дошел до последнего изнеможения, так
устал обходиться без слуги, что давно уже был недоволен всем окружающим:
двери, по его мнению, слишком громко хлопали, ручки и фломастеры писали
плохо, еда, извлеченная из консервных банок, была невкусной, а постель
совсем жесткой. Командир скорее заставил бы прислуживать себе врача
Лон-Гора, чем согласился вытерпеть еще каких-нибудь несколько недель до
всеобщего пробуждения космического экипажа. Он не привык одеваться сам и
следить за своей внешностью, поэтому его рыжая всклокоченная борода раз-
рослась до фантастических размеров; куртка, которую он натянул на комби-
незон (очевидно, она заменяла мундир), оказалась без пуговиц; комбинезон
- без "молнии" и смятым в гармошку; на локтях у генерала висели лох-
мотья, потому что он все время цеплялся за какие-то острые углы, крючки;
к тому же Баан-Ну не затруднял себя распознаванием левого и правого са-
пога: правый сапог у него неизменно оказывался на левой ноге, а это было
чрезвычайно неудобно даже для генерала.
Лон-Гор долгое время до отказа крутил сначала один кран, затем дру-
гой, потом еще выжидал, пока все разноцветные лампочки не перестали ми-
гать, показывая полное размораживание.
Наконец, блестящая полировкой ячейка раскрылась, замурованного в ней
Ильсора Мон-Со и Кау-Рук по приказу командира приподняли и перенесли из
отсека в каюту врача.
- Ну, лежебока, вставай, - радостно приговаривал генерал, когда
Ильсора несли из отсека под наблюдением Лон-Гора.
Ильсор пробуждался медленно, чуть-чуть покачиваясь на подвесном на-
дувном матрасе, похожем на койку-гамак, какие обычно бывают у матросов в
кубрике.
Ильсор занимал особое положение: он был не только хорошим слугой при
генерале, но и прекрасным изобретателем. По его проекту построен звездо-
лет, на котором менвиты летят к Земле. Он называется "Диавона", что на
языке избранников значит "Неуловимый".
Ильсор спал. Вдруг он вздрогнул, однако не проснулся и глаз не отк-
рыл. Он только почувствовал, как к нему наклонился командир Баан-Ну.
До Ильсора долетел как будто из бочки голос бортового врача. Лон-Гор
несколько раз повторил:
- Пробуждение требует времени, пробуждение требует времени.
Генерал наверняка не верил, что слуге требовалось какое-то время, по-
тому что сделал нетерпеливое движение: протянул руку к Ильсору и изо
всех сил тряхнул его за плечо. Слуга должен был тотчас же вскочить по
первому его слову. Однако, в конце концов, поняв, что от тряски мало
проку, Баан-Ну отступил.
АРЗАКИ И МЕНВИТЫ
Ильсор еще не понял, что находится на звездолете. Он пробуждался, и
это было похоже на то, как будто перед его глазами заново пробегала
жизнь на Рамерии. Он видел далекую родину. Видел свой народ - арзаков,
их напоминавшие обломки скал дома у Серебряных гор. Серебром отливают не
только горы, всю Рамерию покрывает мягкий струящийся белый свет, Сереб-
ристы почва, трава, деревья и кустарники, кажется, дотронься рукой до
листьев - и они зазвенят.
Арзаки очень приветливы - они доверчивы, как дети. И глаза у них вни-
мательные, широко распахнутые.
Арзаки талантливы. Среди них много художников, врачей, ученых, писа-
телей, конструкторов и инженеров, учителей, Арзаки не только многое уме-
ют, они просто не могут не делиться тем, чего добиваются сами, со своими
соседями менвитами и делают это с великой радостью. Но менвиты - люди
коварные.
У менвитов есть Верховный правитель Гван-Ло, он еще и колдун. Он об-
ладает гипнотическим повелевающим взглядом и может приказать любому сде-
лать то, что захочет. И только человек начнет протестовать, как Гван-Ло
посмотрит ему в глаза - и тот сразу умолкнет. Это колдовское искусство
Верховный правитель унаследовал под страшным секретом от своих предков и
обучил ему менвитов. Он ведь сразу обратил внимание на то, что арзаки -
талантливый народ.
- А неплохо бы, - подумал Гван-Ло, - этот талант заставить работать
на нас.
Еще раньше Верховный правитель понял, что арзаки - воспитанный народ,
когда разговаривают, глядят прямо в глаза. И нет ничего проще применить
колдовство, когда глядят прямо в глаза.
- Поплатитесь, голубчики, за свою воспитанность, - даже промурлыкал
от удовольствия Гван-Ло, - все вы уже рабы и, полагаю, будете нам верно
служить.
Менвитов он стал уговаривать, что они - избранная раса Вселенной, что
им все можно. Другие разумные существа созданы лишь повиноваться им. И
уговорил. Менвиты провозгласили себя господами - избранниками, арзаков
же - рабами.
Это очень печальная страница истории арзаков.
Прежде всего избранники отняли у арзаков их распевный выразительный
язык.
То есть сначала-то они обучили арзаков менвитскому языку, не так,
чтобы объясняться с пятого на десятое, объясняться с менвитами арзаки
давно умели. Но теперь менвиты добивались, чтобы арзаки знали их язык в
совершенстве, как свой родной. Главное, что и усилий не потребовалось.
От природы любознательные, арзаки сами проявляли большой интерес к языку
соседей. Не ведая опасности, они все хорошо запоминали и очень скоро
одинаково свободно говорили как на своем языке, так и на языке избранни-
ков,
Тогда менвиты запретили им разговаривать на арзакском языке, закрыли
арзакские школы.
И сделали вот еще что.
Притворились, будто приглашают арзаков в гости, устроили пир в парке
дворца правителя, а там, на этом пиру, применили к арзакам свои колдовс-
кие команды.
Ильсор хорошо помнит первую команду менвитов, она неизменно одна и та
же:
- Гляди мне в глаза, гляди мне в глаза, повинуйся мне, чужестранец!
С этой команды начался мнимый пир. Арзаки, как люди воспитанные, гля-
дели в глаза и были все заколдованы. Им приказали совсем забыть родной
язык, и арзаки забыли. Случилась и более страшная беда.
Избранники приказали забыть, что арзаки - свободные люди, и те забы-
ли.
Они по-прежнему оставались изобретателями, учеными или художниками.
Свои замыслы они сами и осуществляли, потому что привыкли работать не
только головой, но и руками.
Вот так и получилось что не одни превосходные полевые машины, станки,
прекрасные произведения искусства, но и техника звездоплавания, косми-
ческие корабли менвитов - все было создано руками арзаков. Однако,
странное дело! Их открытиями и знаниями пользовались отныне менвиты. Они
заняли значительные должности в промышленности и сельском хозяйстве по
всей Рамерии. Они назывались инженерами, врачами, педагогами, агронома-
ми, хотя исполняли везде - на полях, на фабриках, в учреждениях - одну
роль надсмотрщиков.
На самом деле всем, чем считали себя менвиты, были, конечно, арзаки,
но, что-то открыв, изобретя, создав, они тут же забывали про это. Они
как будто сами признали, что не годятся больше ни для чего, как только
исполнять роль рабочей силы: они мыли, ткали, скребли, пасли скот, рас-
тили хлеб, работали на станках, еще были слугами и поварами. И они
действительно верили, что, кроме работы, которую избранники зовут чер-
ной, у них никаких других дел нет.
Так уж постарался колдун Гван-Ло.
Командир Баан-Ну - из менвитов, В нем есть то, что характерно для ра-
сы избранников. Он очень высокий силач, гордо носит на широких плечах
большую круглую голову.
Менвиты - сильные, красивые люди. Кроме страсти к физкультуре, у них
особое отношение к одежде. Она должна быть обязательно нарядной и лад-
ной, иначе менвит окажется в таком плохом настроении, что и тысяче ве-
сельчаков его не исправить.
Лицо Баан-Ну могло быть даже приятным, если бы не ледяное выражение,
сковавшее сами глаза, сделавшее их как будто неподвижными.
Менвиты уверены в себе, но такое выражение проступает не только от
отношения к другим свысока. Менвиты совершили много недоброго по отноше-
нию к арзакам, они навязали им свою волю, и чем больше плохих поступков
у избранника, тем холоднее его глаза.
Ильсор знает гипнотическое действие взгляда менвита, когда человек,
стоящий перед избранником, совсем теряет волю и идет за ним послушным
рабом, все на свете забывает, кроме одного, что он раб и перед ним его
господин.
Среди спящих звездонавтов на корабле есть арзаки: слесари, бурильщи-
ки, электрики, строители и другие рабочие, без которых менвиты не смогут
основать базу на Земле.
Руководить работой арзаков в еще неясных земных условиях будет
Ильсор, который на время работ, помимо слуги генерала Баан-Ну, станет
еще главным техником.
Менвиты доверяют Ильсору. Он бесконечно добр. Он - самый послушный
раб. Нет такого дела, с которым бы он не справился. И он никогда никуда
не сбежит, потому что просто не сможет этого сделать, как думают менви-
ты, не спросив разрешения,
Ильсор окончательно просыпается, спрыгивает с койки.
- Мой генерал, - отвешивает он низкий поклон входящему в каюту врача
Баан-Ну, - рад вам прислуживать,
- Я знаю, - снисходительно кивает генерал, хотя в душе ликует, потому
что Ильсор без замедления приведет его в наилучший вид, - Я знаю, - пов-
торяет он, - ты предан мне до конца.
Ильсор наклоняет голову в знак согласия, но тут же решив, что этого
мало, еще раз поспешно кланяется.
НА БОРТУ ЗВЕЗДОЛЕТА
Астрономы Рамерии, наблюдая в сверхмощные телескопы различные плане-
ты, заинтересовались Землей, или Беллиорой, как они назвали Землю посво-
ему.
Они утверждали, что Беллиора не отличается по своей природе от Раме-
рии.
Посланцы планеты Рамерия должны были проверить, есть ли жизнь на Зем-
ле. Но полет "Диавоны" не планировался как научная экспедиция,
Менвиты летели на Землю с воинственной целью: покорить новую планету.
Уже включили тормозные двигатели, Ильсор это угадывает по легкому
дрожанию корабля. Врач Лон-Гор приступил к всеобщему пробуждению экипа-
жа. И сразу отсеки звездолета, которые казались до этого пустынными,
сделались тесными и многолюдными, Потягиваясь и зевая, из них выходили
астрономы, геологи, инженеры, летчики, разбуженные после семнадцатилет-
него сна. Только рабочие-арзаки оставались на своих местах, им не разре-
шили пока покидать отсек. Корабль напоминал теперь растревоженный мура-
вейник, люди сновали туда и сюда во всех направлениях.
Как только разбуженные немного пришли в себя, Баан-Ну собрал менвитов
в демонстрационном зале космического корабля.
- Именитые братья! - торжественно обратился он к собравшимся. - Нам
доверено великое дело - завоевание цветущей планеты Беллиоры. Она должна
быть цветущей по предсказанию наших астрономов.
На Рамерии были такие игрушки - божки с качающимися головами, арзаки
вырезали их из камня для детей менвитов. Так вот, как послушные божки,
астрономы все вместе закачали головами, соглашаясь с Баан-Ну.
- Наше дело очень простое, - продолжал генерал, - мы опустимся в лю-
бом месте Беллиоры и начнем возводить город.
Баан-Ну не сказал бы так просто, не будь штурмана. Командира всегда
тянуло к красочным описаниям опасностей, бывших или будущих. Но Кау-Рук
не понимал небылиц.
Штурман удобно сидел в кресле, покачивал головой, но не как послушный
божок, а с сомнением.
Он внимательно слушал командира.
- А если Беллиора обитаема? - спросил он.
- По предварительным данным, там никого нет, - возразил Баан-Ну.
- А что если есть? - настаивал штурман. - Вот астрономы утверждают:
Беллиора цветуща. Тогда могут на ней быть и существа вроде людей.
- Тем хуже для них! - жестко, с самоуверенностью, характерной для за-
воевателей, сказал генерал. - Мы уничтожим большую часть жителей, а ос-
тальных превратим в рабов, как уже сделали с арзаками. Пусть служат нам
преданно, как арзаки, - добавил он раздраженно.
Кау-Рук склонил голову в знак согласия, он не хотел сердить команди-
ра.
- Однако речь не об этом, - успокоившись, сообщил Баан-Ну. - Беллиора
перед нами. Наш корабль много-много раз облетит ее. Беллиора будет расс-
мотрена в телекамеры и сфотографирована. Физики возьмут пробы воздуха на
разных высотах, определят величину атмосферного давления, математики вы-
числят силу тяжести. Итак, за работу.
Прежде всего техники, с ними Ильсор, надели скафандры и, выйдя через
шлюз, осмотрели обшивку звездолета. Поначалу когда-то зеркальная поверх-
ность корабля покрылась углублениями, рытвинами-следами столкновения ко-
рабля с потоками космической пыли и осколками метеоритов. Будто неведо-
мый чеканщик сантиметр за сантиметром семнадцать долгих лет обрабатывал
ее, покрыв загадочными узорами. Углубления пришлись очень кстати, их ис-
пользовали, когда стали наносить из распылителей на обшивку корабля тон-
чайшее огнеупорное покрытие. Без него звездолет мог сгореть при входе в
земную атмосферу. Покрытие было предусмотрено Ильсором и не только защи-
щало звездолет от огня, но и делало его неуловимым для радиоволн на тот
случай, если бы на Земле существовали локаторы, посылавшие эти волны.
НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ, СВЯЗАННЫЕ С УРФИНОМ ДЖЮСОМ
Пока на небе происходил полет инопланетян, в Волшебной стране жизнь
шла своим чередом. Там случались свои повседневные события. Одно из них
было связано с Урфином Джюсом. Урфин не только переменил место жи-
тельства - прежде он жил в стране Жевунов в лесу, теперь обитал в долине
Кругосветных гор. Главная перемена совершилась с самим Джюсом как чело-
веком. Он стал совсем другим, как будто родился человек заново. Выраже-
ние лица у этого нового жителя страны Гуррикапа не было больше свирепым.
А поскольку характер человека проявляется в том, что он мастерит, то с
Урфином приключилось чудо. Вместо угрюмых мрачных игрушек, которыми
раньше пугали детей, он сделал очень веселых кукол, зверьков и клоунов и
подарил их гномам.
Урфин и сам получил подарок от Железного Дровосека, В стране Мигунов,
известной мастерами, для Джюса сделали телескоп. Джюс пристроил к дому
башню, прикрепил к ней гвоздями телескоп и стал по вечерам рассматривать
небо. Так и случилось, что он заметил в телескоп "Диавону". Конечно, он
увидел не звездолет с такого далекого расстояния, а крошечную мигающую
звездочку. Он бы, пожалуй, не обратил на нее внимания, если бы на его
глазах звезда не засияла всеми цветами радуги. Несколько дней Джюс вел
за ней наблюдения. С каждым днем в ее свечении все больше усиливался
красный цвет, а звезда росла. С ней происходило что-то неслыханное, Ур-
фин был озадачен и продолжал вести свои наблюдения. О космическом кораб-
ле он не думал. Ему и в голову не могло прийти что-нибудь подобное. А
между прочим, свет усиливался оттого, что на "Диавоне" штурман КауРук
один за другим включал тормозные двигатели. Два, пять, десять, пока не
были включены все. Инопланетяне подлетали к Земле и гасили сверхскорость
корабля. Это было неизбежно, чтобы начать двигаться вокруг Беллиоры.
НЕВЕДОМАЯ ЗЕМЛЯ
"Диавона" вращалась вокруг Земли, постепенно приближаясь к ней. Авто-
матические бортовые телекамеры навели на Беллиору и включили без промед-
ления. На демонстрационных экранах в рубке командира, как и в зале, где
собрались менвиты, появились голубые очертания незнакомой планеты. Чу-
жестранцы вглядывались в расплывчатые пятна неизвестных им океанов, мо-
рей, темных гор, желтых пустынь, зеленых долин и лесов. Долгий полет
притупил чувства инопланетян, но сейчас их охватило волнение, где-то в
подсознании замелькала тревожная мысль.
- Что-то ожидает нас здесь?
Баан-Ну щелкнул переключателем увеличения, и вдруг на экранах за-
мелькали изображения больших городов с многоэтажными зданиями, заводов,
аэродромов, кораблей.
- Внимание! - тут же раздалась команда. - Срочно маскироваться!
"Диавона", как спрут, выпустила из специального люка в корпусе звез-
долета темное маскировочное облако, окутавшее корабль. Никакой телескоп
не смог бы впредь обнаружить громадину рамерийского звездолета. Вместо
нее астроном с Беллиоры увидел бы бесформенное темное тело, но что оно
значило, не разгадал бы ни один мудрец.
Космический корабль инопланетян в полной безопасности приближался к
Земле.
Посланцы Рамерии, торопясь, просматривали виды Беллиоры. И чем
дальше, тем больше хмурились их бледные лица. Баан-Ну и его подчиненные
видели железные дороги, каналы, возделанные поля, мощные укрепления, на
рейдах больших портов громадные корабли, с палуб которых грозно смотрели
в небо стволы орудий. В глазах чужестранцев, настроенных на то, что Зем-
ля необитаема, невольно появилось недоумение и нерешительность.
- Да, - хмуро произнес генерал, - эту цивилизацию не поставишь на ко-
лени одним ударом. И тут не спустишься на планету в любом месте. "Диаво-
ну" расстреляют прежде, чем мы успеем открыть люк.
Как менвит-завоеватель Баан-Ну полагал, что космических Пришельцев
встретят на Беллиоре не миром, а войной. Так поступили бы рамерийцы,
опустись на их планету чужой корабль.
Менвиты решили найти тихое место, удаленное от больших городов, морс-
ких портов и мощных укреплений. Там можно скрыться до поры до времени,
пока рабочие, наставляемые Ильсором, не соберут вертолеты: с них легче
производить разведку, чем с звездолета-гиганта.
Корабль совершал все новые и новые витки над Беллиорой. Наблюдения
продолжались. Пробы воздуха показали, что атмосфера Земли мало отличает-
ся от рамерийской и вполне пригодна для дыхания Пришельцев. Хоть в этом
пришло облегчение: жить в скафандрах на чужой планете месяцы, а может,
годы было бы невозможно.
Наконец, рамерийцам повезло. Посреди бесконечной песчаной пустыни они
обнаружили большую лесистую равнину, окруженную кольцом высоких гор со
снежными вершинами. Звездолет несколько раз пронесся над равниной. Теле-
камеры работали непрерывно. Сомнений не было. Среди рощ и полей видне-
лись деревни с крохотными домами, а в центре поднимался чудесный город,
башни и стены которого сияли непонятным, но очень красивым зеленым све-
том, И нигде ни одного укрепления и форта, ниоткуда не поднимались
стальные дула пушек, вид которых так неприятно поразил менвитов при пер-
вых облетах Земли.
Баан-Ну и его подчиненные впервые повеселели. Генерал протянул руку к
телеэкрану с видом тихих деревень и чудесного города и, довольный, про-
изнес:
- Подходящая страна. Здесь будет наша база на Беллиоре.
Он не знал, что страна эта волшебная.
ПЕРВЫЕ ДНИ НА ЗЕМЛЕ Урфин Джюс - ОГОРОДНИК
Урфину не давала покоя диковинная звезда, светящаяся красным цветом.
Его мысли время от времени возвращались к ней, вечерами он подолгу про-
сиживал у телескопа, но как ни старался ее отыскать, нигде обнаружить не
мог,
Звезда бесследно исчезла. Правда, он заметил однажды, как какое-то
темное облако пронеслось по небу, но не придал этому никакого значения.
С жителями Волшебной страны Урфин теперь дружил, но о звезде, заинте-
ресовавшей его, не торопился сообщать. Он ведь и сам пока ничего не по-
нял,
Давно прошло то время, когда Премудрый Страшила сдержал слово и приг-
ласил Джюса поселиться в Изумрудном городе среди людей. Урфин не ожидал,
что ему будет так приятно это приглашение.
Однако он уже много лет жил у Кругосветных гор, привык к уютной доли-
не с прозрачной речкой и расстаться со своей усадьбой не захотел.
Жить одному для него было так же естественно, как пить или есть. Он
по-прежнему не хотел походить на других людей и одежду носил иного цве-
та: не голубую, не фиолетовую, а зеленую. И вовсе он делал так не от
злого нрава, такой уж у него был нелюдимый характер. Общество он делил
со старым филином Гуамоколатокинтом, с которым каждый день перебрасывал-
ся несколькими словами.
- Ну что, друг Гуамоко, - обычно с утра спрашивал Урфин, - прибыли
вести на сорочьих хвостах?
И они с Гуамоко медленно, с паузами, обсуждали новости, которые умный
филин запоминал от других птиц.
- Железный Дровосек к Страшиле Премудрому пожаловал в гости, - сте-
пенно говорил Гуамоколатокинт.
- Лев Смелый тоже в пути, но он стар-лапы его медленно ходят, он
идет-бредет, потом садится, отдыхает.
- А что наш Премудрый? - спрашивал Урфин.
- Опять намудрил. Придумал какую-то библиотеку, книги серьезные чита-
ет.
- Дело хозяйское, - вздыхал Урфин.
Урфин был неплохим столяром во все времена. Была пора, ничего не ска-
жешь, когда сделанные им столы, стулья и другие изделия из дерева пере-
нимали сварливый характер мастера и норовили то толкнуть тех, кто их по-
купал, то наступить им на ноги - одним словом, доставляли людям всякие
неприятности.
Строптивые изделия никто не покупал, и Урфину поневоле пришлось выра-
щивать овощи на своей усадьбе, иначе чем бы он жил?
Урфин заделался огородником, работал быстро, но как-то нудно, неинте-
ресно. Работа не приносила ему радости,
Но вот Джюс задумался о себе, о своих делах и словно заново родился,
и все вокруг изменилось. С его занятиями начали происходить непривычные
вещи. Дело у него спорилось так, что он сам удивлялся. Он отремонтировал
домик в долине, покрасил его самыми веселыми красками, какие нашлись в
его хозяйстве. И почувствовал, что его прямо тянет заняться огородом. Да
не просто заняться,
Со дня, когда он получил приглашение Страшилы и понял, что жители
Волшебной страны совсем больше не сердятся на него, ему постоянно хоте-
лось что-нибудь изобрести для них.
Смелости и терпения Урфину было не занимать, и он вырастил на своей
усадьбе такие небывалые плоды, что даже филин Гуамоко, сначала недовер-
чиво отнесшийся к затее Урфина, затем проникся безграничным уважением к
нему,
- Эка невидаль! - ухал он, взмахивая крыльями. - Небывальщина! Видно,
хозяин, ты еще умеешь колдовать!
Здесь была золотая морковка, голубые огурцы, красно-прозрачные, слов-
но гранаты, сливы и яблоки, солнечные, точно апельсины.
Что и говорить, плоды получились очень нарядными. А главное, привле-
кал в них не столько цвет, а то, что они были сладкими, большими, вкус-
ными.
Видно, не случайно Джюса потянуло к огородничеству. Разводить овощи и
фрукты для других было куда как интересно, и из этого вышел толк.
Как только великолепные плоды созревали, Урфин нагружал ими доверху
тачку и отвозил в Изумрудный город.
То был настоящий праздник Угощения.
На него спешили все, кто только мог, со всех концов Волшебной страны.
Причем Урфину хотелось никого не обидеть, одарить всех жителей и гос-
тей. Он много раз наполнял свою тачку грудой плодов и торопился обратно
в город, Перевозка была дальней и нелегкой. И когда жители Волшебной
страны послали в распоряжение Джюса деревянного гонца, Скороногий гонец
никогда не уставал. Он доставлял дары Урфина с ошеломительной быстротой.
Урфин готовил для гонца овощи и фрукты. Собирал их, выкапывал, опо-
ласкивал ключевой искрящейся водой, которую жаркое солнце тут же высуши-
вало. Джюс аккуратно складывал плоды в тачку. Жители Изумрудного города
не отпускали его до тех пор, пока он не съедал целую гору пирогов, кото-
рые были особенно вкусны у хозяек чудесного города.
ЖЕЛТЫЙ ОГОНЬ
Праздники Угощения обязательно устраивались каждый год, их ждали с
таким нетерпением, как ждут дня рождения. Потому что как ни чудесна
жизнь в Волшебной стране, все же один день похож на другой. Солнце под-
нимается всякий раз высоко и, когда ежедневные чудеса сделаны, опять
опускается за горы.
Это случилось накануне нового праздника. Канун подоспел незаметно, он
продолжался несколько дней, чтобы все желающие успели добраться до Изум-
рудного города, а Урфин-огородник успел приготовить угощение. Фрукты и
овощи удались на славу, их было видимо-невидимо, так что Джюс опасался
не успеть перевезти их в Изумрудный город до открытия торжества. Рядом с
дворцом Страшилы соорудили длинные ряды из сдвинутых столов, которые пе-
ретащили из домов жители города.
Урфин и деревянный гонец, который помогал ему перевозить овощи, сно-
вали между Кругосветными горами и Изумрудным городом.
Проезжая с полными тачками через страну Жевунов, они оставляли вкус-
ный запах спелых, настроенных на солнце плодов. Разве могли Жевуны спо-
койно смотреть на это разноцветье фруктов и овощей в тачках?
Они высовывались из круглых окон своих домов почти целиком, даже
странно, как они не падали, цепляясь ногами за подоконники. Они еще и
переговаривались, захлебываясь от восторга.
- Ой-ой-ой, - говорил один Жевун, - опять голубые огурцы. Какое вели-
колепие!
- Что огурцы, желтые орехи - чудо! Я сам видел, их целый воз! - воск-
лицал другой. - У меня уже и сейчас слюнки текут.
- А я люблю яблоки и апельсины, - тоненько пел женский голос. - У на-
шего Урфина яблоки горят, как апельсиновые солнца, а апельсины - румя-
ные, точно яблоки.
- Ох, и наемся я, - уверял мальчуган Жевун звенящим голосом.
Вороха ярких ароматных плодов росли на столах Изумрудного города, а
на усадьбе Джюса они, казалось, не убывали.
Жевуны тщательно чистили свою одежду, украшали ее праздничными ворот-
никами, их жены надевали юбки колокольчиком, пришивали новые бубенцы к
шляпам - одним словом, на праздник Угощения собирались, как на бал. Так-
же тщательно готовились к празднику во всех уголках Волшебной страны.
- Я буду самой красивой, - говорила одна девочка. - Мама сказала: у
меня такой нарядный воротник из кружев.
- Нет, это я буду самым красивым, - возразил ей Жевун, - у меня самые
блестящие бубенчики на шляпе, И они так звенят. Я могу весь праздник
танцевать под свою мелодию, мне даже музыка не нужна.
- А я еще не подшил шляпу, - тут же отозвался другой Жевун. - Не
опоздать бы.
- Да, не опоздать, не опоздать, - заволновались Жевуны.
Бубенчики на их шляпах вздрагивали, и в домах стоял неумолчный перез-
вон. Жевунам и в самом деле пора было этой ночью отправляться в путь.
Благодаря инженерной смекалке Страшилы коечто изменилось в Волшебной
стране. Самым памятным оставалось, конечно, превращение Изумрудного го-
рода в остров. Несмотря на вырытый канал, столицу свою жители все-таки
по старой привычке называли не островом, а Изумрудным городом.
Нововведения Страшилы Премудрого коснулись и других мест Волшебного
государства. Так, жители больше не гадали, как переправиться через
Большую реку, - через нее перекинули мост. А в глухом лесу не страшно
было двигаться и ночью - вдоль всей дороги из желтого кирпича зажигались
в темноте качающиеся фонари, их движение и красноватый свет отпугивали
диких зверей.
Все же, чтобы поспеть вовремя, Жевунам очень скоро пора было тро-
гаться, ведь шаги у них были маленькие, а путь предстоял неблизкий.
Конечно, они некрепко спали в эту ночь, совсем как дети накануне
праздника. Поэтому они тотчас проснулись, услышав, как зазвенели бубен-
чики на их шляпах, Шляпы они на ночь ставили на пол, чтобы те молчали.
Кто же звонил бубенцами, может быть, мыши? Жевуны заглядывали под шляпы
- и никаких мышей не находили.
С улицы тем временем доносился непрерывный гул, он все нарастал.
Жевуны выбежали из домов.
Огромный огненный шар, рокоча, подлетал к Кругосветным горам.
- Метеор? - озадаченно спросил Прем Кокус. - Но метеор не гудит, -
ответил он сам себе. - Смотрите, - протянул он руки к небу, призывая Же-
вунов смотреть туда.
Шар пропал, превратился в дрожащий желтый огонь, по форме похожий на
несколько корон, скрепленных вместе, или несколько перевернутых снопов.
Жевунам стало страшно, они тоже дрожали. "Диньк-диньк-диньк", - зве-
нели бубенчики на их шляпах.
Гул все усиливался. От Кругосветных гор потекли клубы желто-белого
дыма. Прошумел вихрь. Деревья пригнулись,
В это время огонь погас. Вместо гула от гор донесся громкий рев, пов-
торенный несколько раз эхом.
- Скорее, скорее в Изумрудный город, - торопил Кокус. - Страшно.
Страшно и непонятно все. Может быть, наш правитель...
- Мудрый Страшила отгадает, - решили Жевуны, все еще дрожа, и бубен-
чики на шляпах дребезжали в такт их словам.
ПРИЗЕМЛЕНИЕ
Чужестранцы торопились приземлиться до утра. Они полагали, что ночью
на Беллиоре, скорее всего, спят, как на Рамерии, и их прилет останется
незамеченным.
Откуда им было знать, что жителям Волшебной страны как раз в эту ночь
не спалось.
Совершив последний виток вокруг Земли, корабль начал снижение по
плавной траектории. Штурман Кау-Рук сидел за пультом управления. Движе-
ния его были собранны и точны. Он напряженно всматривался в экран лока-
тора ночного видения, на котором проступали контуры незнакомой местнос-
ти.
Важно было не пропустить кольцо гор, а точнее, то место у их подно-
жия, где инопланетяне заметили огромный замок с черными провалами окон и
полуразрушенной крышей. Судя по всему, в здании никто не обитал, и оно
могло послужить на первое время неплохим убежищем.
Командир Баан-Ну готовился предстать перед новой планетой во всем
своем великолепии. Борода его была давно руками Ильсора идеально, воло-
сок к волоску, пострижена и причесана, и слуга уже помогал генералу на-
тягивать парадный наряд.
Парадными костюмами менвитов были яркие комбинезоны из плотной шелко-
вистой ткани. Бледные малоподвижные лица менвитов от их блеска словно
оживали.
Ордена на костюмах менвитов не привинчивались и не прикалывались, а
вышивались золотыми, серебряными и черными нитями,
Они имели форму солнца, луны или звезд; низшие помечались планками -
одна, три и т.д., в центре ордена можно было видеть изображение созвез-
дий и планет, окружающих Рамерию. Награждали менвитов по правилу: чем
выше должность у обладателя комбинезона, тем больше у него орденов и тем
красивее сами ордена. К парадному комбинезону полагались сапоги из мяг-
кой легкой кожи с застежками,
Как только на экране локатора показались очертания замка, Кау-Рук ли-
хо развернул корабль двигателями к Земле, Он любил демонстрировать свою
сноровку всем на удивление, и жаль, что в небе не было зрителей. Но
внешне штурман оставался совершенно невозмутимым. Корабль медленно пошел
на посадку. У самого замка звездолет на мгновение повис в воздухе, под-
держиваемый огненным столбом из нескольких корон трепещущего желтого
пламени, и медленно стал оседать на Землю. Тут же из корабля выплыли от-
кидные опоры в виде гигантского треножника,
Когда рассеялись клубы дыма и пыли, менвиты произвели последние пробы
атмосферы и, убедившись, что все в порядке, открыли входной люк. Свежий
ночной воздух, напоенный ароматом трав и цветов, ворвался в помещение
звездолета и опьянил инопланетян,
Спустили трап. Генерал Баан-Ну первым сошел на Землю. Из рук он не
выпускал новенький красный портфель, который для большей сохранности
пристегнул цепочкой к руке. В портфеле лежала рукопись. Это была главная
ценность генерала. Он намеревался писать историю покорения Беллиоры. Он
уже начал сочинять ее во время полета. Своей работой генерал хотел прос-
лавить военное искусство менвитов, а больше всего мечтал прославиться
сам.
Корабль стоял у великолепных гор, снежные вершины которых уходили в
усыпанное звездами небо. Поблизости шумели лесные заросли, откуда доно-
сился ночной баюкающий свист птиц. Ступая по влажному мягкому ковру из
трав, командир ощутил прилив неудержимой радости покорителя, даже сердце
вдруг замерло, потом стало колотиться чаще и чаще. Баан-Ну пришлось
расстегнуть "молнию" воротника.
- В этом месте будут жить достойнейшие из менвитов, - сказал себе ге-
нерал. - А рабов и так всюду достаточно.
Повернувшись к кораблю, он заметил, что уже почти все спустились.
Менвиты гордо расхаживали в расшитых орденами одеждах, иногда пристально
глядя в глаза какому-нибудь замешкавшемуся арзаку.
- Ну-ну, торопись, - приказывал взгляд, и арзак начинал сновать, как
заводная игрушка.
Арзаки суетились за привычной работой: налаживали для менвитов удоб-
ную жизнь.
Одни раскидывали надувную палатку, устилали пол воздушными матрасами.
Другие готовили ужин, несли напитки, Третьи тащили из леса сучья, укры-
вали палатку. А для маскировки звездолета натягивали огромную сетку с
нарисованными на ней листьями, ветками, похожую на красочный ковер.
Группа менвитов осторожно вынесла с корабля большое панно с изображе-
нием Гван-Ло и установила его на большом холме.
Генерал подошел к собравшимся менвитам и, обратив взор к далекой Ра-
мерии, торжественно произнес:
- Именем Верховного правителя Рамерии, достойнейшего из достойнейших
Гван-Ло объявляю Беллиору навсегда присоединенной к его владениям!
Горр-ау!
- Горр-ау!!! - дружно подхватили менвиты. - Горр-ау!!!
Арзаки молчали. Украдкой они с тоской поглядывали в ту сторону неба,
где была их родина.
- Штурман, - обратился довольно сухо генерал к Кау-Руку. Хотя он пре-
бывал в благодушном настроении, все-таки не мог пересилить себя в отно-
шении к Кау-Руку, которого недолюбливал за способности и излишнюю самос-
тоятельность. - На рассвете проведете разведку, - сказал генерал, а про
себя подумал: "Первая разведка самая опасная, вот и справься с этой за-
дачей, если ты такой умный".
- Проследите за всем самым внимательным образом, - приказал он, - но
и сейчас не зевайте.
- Порядок, мой генерал, - отозвался Кау-Рук не так, как принято среди
военных чинов Рамерии, но ведь штурман все делал по-своему. Он многое
умел, поэтому даже к колдовству не прибегал, как другие менвиты.
- А мне не мешает отдохнуть, - потягиваясь и зевая, сказал генерал, -
к тому же на Беллиоре прохладные ночи.
Один из рабов подал Баан-Ну фрукты на подносе, которые успели нарвать
в ближайшей роще.
- Ну что, Ильсор, - обратился, аппетитно жуя, генерал к слуге, - все
ли готово к отдыху?
- Все готово, мой генерал, - Ильсор отвесил такой низкий поклон, что
тело его повисло, как на шарнирах. Глядя на нелепо согнутого слугу, ге-
нерал вдруг расхохотался.
- Что, Ильсор, не чуешь ног от счастья, очутившись на такой превос-
ходной планете?
- Да, мой генерал. Не может мне не нравиться то, что нравится вам, -
согласился Ильсор.
- То-то же! - Баан-Ну похлопал Ильсора по плечу и отправился в палат-
ку,
Вооружившись биноклем, он поочередно обошел все окна палатки, лениво
пробегая глазами горы и тщательно оглядывая ближайшие деревья в стороне
леса - нет ли там вражеской засады. Ничего не разглядев, кроме силуэтов
птиц, он спокойно растянулся на куче матрасов, которые Ильсор успел зас-
телить пушистыми белыми шкурами какого-то зверя, вроде снежного барса;
гигантский полог, тоже из белых шкур, отделил постель генерала от ос-
тальной части палатки, где расположились другие менвиты,
Портфель Баан-Ну сунул под меховую подушку, которую Ильсор услужливо
приподнял. Во время сна все важное для себя генерал не прятал в сейф - к
сейфу можно подобрать ключи; укромнее места, чем изголовье, он не знал,
Когда командир менвитов задремал, Ильсор взял его бинокль, но не уб-
рал, а тоже оглядел окрестности. Затем он подошел к группе арзаков, соб-
равшихся расположиться на ночлег прямо под открытым небом.
- Друзья мои, - сказал он совсем тихо, - не теряйте надежды, - а
громко отдал распоряжение как главный техник: - Утром приступаем к сбор-
ке вертолетов.
Никто из избранников не подозревал, кто такой Ильсор на самом деле.
"Самый исполнительный слуга, прекрасно разбирается в технике" - вот
что знал о нем любой менвит.
А не знал вот чего.
Ильсор оказался более стойким, чем другие арзаки перед гипнотическими
взглядами и командами колдунов. У него была более сильная воля. Он успе-
вал принять вид покорного раба, прежде чем волшебство вступало в силу.
Поэтому он слышал самые секретные разговоры менвитов, которые не остере-
гались его, думая, что он послушен и, значит, совсем околдован. Из раз-
говоров избранников Ильсор понял все, что произошло на Рамерии,
Арзаки верили: только Ильсор может им помочь, он что-нибудь придумает
для их освобождения, и выбрали его своим вождем.
Мысль о свободе арзаков никогда не покидала Ильсора.
Другая забота его была о землянах. Судя по тем сооружениям на сним-
ках, которые не укрылись от взора вождя, Беллиору населяли разумные су-
щества. Они не ведали об опасности, какую таил в себе взгляд менвитов.
Предупредить их было прямой обязанностью Ильсора, хотя он и не знал, как
это сделать.
РАЗВЕДКА
На рассвете Кау-Рук с группой летчиков отправился на разведку. Они
спокойно прошли мимо дозорных, которые все были из менвитов и не дремля
стояли на своих постах. Летчики по духу были ближе штурману из всех во-
енных, вот если бы еще их эскадрилью не возглавлял Мон-Со, верный под-
данный генерала. Захватив с собой несколько рабов-арзаков, летчики сна-
чала бодро продвигались вперед. Разведка казалась им чем-то вроде весе-
лой прогулки,
Прежде всего решили осмотреть замок, не зная, что перед ними бывшее
жилище волшебника Гуррикапа.
Обойдя его кругом, Пришельцы остановились перед закрытой дверью,
верхний край которой терялся под потолком.
То и дело слышались шутки:
- Вот это хоромы! Такие только для государей да привидений!
- Ну-ка, нажмем плечом! Еще раз. Да тут не хватит наших плеч!
Дверные петли заржавели, и кстати пришлись усилия рабов, чтобы двери
распахнулись.
Когда менвиты вошли в помещение, из пустых рам ринулись десятки пот-
ревоженных филинов и сов, заметались полчища летучих мышей,
Рамерийцев поразили размеры дворца, высота комнат, колоссальные залы.
- Пожалуй, только рискни - поселись на несколько дней, эдак сам не
заметишь, как уже государь! - продолжали шутить летчики.
Много интересного нашлось в помещениях замка. Менвиты увидели шкафы
высотой с пятиэтажный дом, а в них кастрюли и миски, похожие на плава-
тельные бассейны, огромные ножи, книги, на которых бы уместились целые
лесные полянки.
Пришельцы никак не могли понять, зачем было выстроено такое огромное
здание. Они невольно поеживались именно от необъятности размеров. Они,
конечно, читали в детстве сказки, и первое, что им пришло в голову, был
вопрос:
- Может, здесь обитал людоед?
С помощью рабов менвиты раскрыли одну из книг Гуррикапа, думая: вот
она-то прояснит им что-нибудь.
Но как старательно ни листали чужестранцы ее страницы, они ничего не
видели, кроме чистой бумаги, текст с листов исчез. Откуда было дога-
даться менвитам, что так сделал добрый волшебник: при приближении врагов
книги не показывали, что в них написано. Менвиты быстро потеряли к ним
интерес.
Рассматривая комнаты, мебель, всякую домашнюю утварь, Кау-Рук удив-
лялся:
- Неужели на Беллиоре живут такие гиганты?
Он даже попробовал усесться в кресле Гуррикапа. Арзаки, встав на пле-
чи друг другу, образовали живую лестницу, по которой штурман и забрался
в кресло. Рядом с твердой как кремень спинкой кресла он почувствовал се-
бя так же неуютно, как по соседству с огромным каменным изваянием како-
го-нибудь животного. Таких изваяний на Рамерии было много - то сохрани-
лись следы древней культуры арзаков.
- Подумать только, - сказал штурман глядевшим на него летчикам. - Ес-
ли даже некоторые земляне обладают таким гигантским ростом, что свободно
умещаются в этом кресле, тогда мы, менвиты, сущие карлики перед ними.
Неожиданно Кау-Руку сделалось смешно.
- Вот обрадую Баан-Ну, - подумал он, - сюда бы еще привидение, в при-
дачу к замку. - Но, представив небольшие домики, которые он видел на де-
монстрационных экранах звездолета, штурман разочарованно молвил про се-
бя:
- Не очень-то испугаешь генерала развалинами замка.
Отряд летчиков-разведчиков отправился дальше. Находясь под впечатле-
нием увиденного, они приуныли.
Вновь они пришли в хорошее расположение духа, когда из сумрачного ле-
са вышли на чудесную поляну, потом еще одну и еще.
Кругом расстилались зеленые лужайки с россыпями крупных розовых, бе-
лых и голубых цветов (вроде крупных колокольчиков). В воздухе порхали
крохотные птицы, чуть побольше шмеля, поражая необычно ярким оперением.
Они гонялись за насекомыми.
Мохнатые шмели, которые летали тут же, неменьше привлекали ярким
контрастом желтой и коричневой красок. Они пели свою бесконечную моно-
тонную шмелиную песню.
Красногрудые и золотисто-зеленые попугаи кричали гортанными голосами,
возвещая рассвет. Они смотрели на людей так, будто все понимают. Если бы
менвиты умели разгадывать, их изумлению не было бы границ, потому что
попугаи действительно разговаривали.
- Просыпайтесь, просыпайтесь, как прекрасно утро! - говорили одни,
- Что я вижу, что за люди? - недоумевали другие.
В прозрачных ручьях носились стайки быстрых серебристых рыб.
- Если вся Беллиора такая же, как мы увидели, - она прекрасна! - вос-
торгались инопланетяне.
ПТИЧЬЯ ЭСТАФЕТА
Приземлившись в ночную пору в окрестностях пустынного замка, где на
десятки миль вокруг не было человеческого жилья, Пришельцы чувствовали
себя в полной безопасности, как будто находились не на Беллиоре, а у се-
бя дома на Рамерии. И свой лагерь вблизи жилища Гуррикапа они неслучайно
назвали "Ранавир", что на языке менвитов значило "Надежное убежище".
Менвиты-колдуны, превращая людей в рабов, так верили в свою ворожбу, что
полагали: события могут развиваться только так, как они захотят. Им было
невдомек, что события в Волшебной стране уже развиваются и совсем не
так, как желали того Пришельцы.
Многое заведомо опередил не кто иной, как хозяин гигантского жилища.
Да, верно, волшебник Гуррикап бесследно исчез, но ведь волшебство никог-
да не пропадает просто так. Взять хотя бы дар человеческой речи, которым
Гуррикап наделил птиц, Птицы внимательно слушали людей, были в курсе
разных событий и с песнями и свистом разносили новости во все концы Вол-
шебной страны. Благодаря возможности понимать друг друга птицы и люди
дружили. Люди никогда не трогали диких обитателей полей и лесов, а те в
свою очередь оказывали им неоценимые услуги, вовремя принося важные вес-
ти, они не раз предупреждали об опасности. Вот и теперь инопланетянами
прежде всего заинтересовались птицы. Когда разведчики-менвиты любовались
пейзажами Беллиоры, пернатые обитатели леса перелетали с дерева на дере-
во и вовсе не для того только, чтобы покормиться червяками и букашками.
Штурман Кау-Рук не признавался себе, такой это казалось тарабарщиной,
но чувствовал слежку со стороны птиц. Он заметил: пернатые не свободно
порхают во всех направлениях, а ведут себя иначе, не перемещаются в оди-
ночку, а совершают какое-то общее движение; связанные друг с другом,
действуют так, как будто у них есть определенный план, и они его выпол-
няют. Они проявляли интерес к Пришельцам, подобно разведчикам, облетали,
осматривали чужестранцев. И даже Пришельцы думали, что им мерещится, с
клювов птиц слетали отдельные какие-то невероятные слова: Качи-Качи,
Кагги-Карр, Стра-шила.
Менвиты, хотя и являлись колдунами, понятия не имели о птичьей почте.
Но едва настало первое утро пребывания на Земле, как по тенистым рощам
прокатилась тревожная весть. Ветки вздрагивали то тут, то там. С дерева
на дерево, от гнезда к гнезду метались растревоженные горластые вестни-
ки.
- Вставайте, вставайте!.. - требовательно будили они тех, кто еще не
проснулся.
- В наших краях появились неизвестные люди, - на разные голоса, то-
ропливые и медлительные, с пересвистом и щебетанием кричали жаворонки,
пересмешники. - Они выходят из огромной машины. Они копошатся возле ста-
рого замка. Они построили ящик, из которого достают воду.
Пришельцы так напоминали соплеменников Элли, что птицы сначала приня-
ли их за людей из-за гор.
- Здравствуйте. Вы из Канзаса? - спрашивали пернатые, но пришельцы
молчали,
Рамерийцы с рассветом принялись за дела. Астрономы устанавливали на
холме большой телескоп, ботаники изучали растения, геологи исследовали
почву. На самом деле всю работу выполняли арзаки, менвиты лишь покрики-
вали, приказывая,
По распоряжению Баан-Ну рабочие-арзаки приступили к ремонту необитае-
мого здания. Волшебник Гуррикап воздвиг замок в одно мгновение. Но его
волшебное искусство выдержало многовековое испытание, и ремонт требовал-
ся не очень большой. Нужно было вставить оконные стекла, починить крышу,
коегде перестелить полы, покрасить стены и потолки.
Пластмассу делали тут же из захваченных с собой смесей - варили их в
чанах. Довольствовались малым, тем, что оказалось под рукой, - глину,
которую добавляли к смеси, нашли у Кругосветных гор, а посуду поза-
имствовали у Гуррикапа.
Расплавленную тягучую массу расправляли на оконных рамах, и она зас-
тывала, образуя безукоризненной прозрачности стекла с голубоватым, жел-
товатым или розовым отливом. Через эти стекла, приготовленные в кот-
лах-самоварах, из внутренних помещений дворца можно было все видеть, а
если заглянуть с улицы - ничего.
Специальные формовочные машины-самолепители штамповали плитки, похо-
жие на красную ребристую черепицу, ею застилали крышу.
Штукатуры, как и маляры, работали распылителями, которые сначала за-
бивали трещины, обитости, просветы специальной замазкой. Через некоторое
время замазка высыхала, ее покрывали серой краской - и не отличишь от
камня или от обломка скалы. Таким образом, пришельцы хотели не только
залатать дворец, но и придать ему вид, в котором хоть что-то напоминало
о Рамере. Дома формой, как обломки скал, с разноцветными окнами были на
Рамерии.
Арзаки работали и так быстро, а надсмотрщикименвиты все равно торопи-
ли их.
Ильсор руководил сборкой вертолетов, части которых в разобранном виде
хранились на "Диавоне". Небольшой запас горючего был привезен с родины,
но геологи рассчитывали добыть топливо на Беллиоре и уже начали разведы-
вательные походы. Несколько раз приносили пробы, но Ильсор их забрако-
вал.
- Нужно лучшее качество, - объяснял он геологам,
А по правде, Ильсор не торопился прокладывать путь менвитам, зная,
что привезенного топлива на все время не хватит. Он уже побывал на окра-
ине деревень рудокопов и Жевунов и видел, какие тут безобидные люди оби-
тают.
Прячась среди ветвей, птицы разглядывали Пришельцев, которые вели се-
бя, по их наблюдениям, необъяснимо, Одни - высокого роста, с гордо под-
нятыми головами, с властными жестами и громким голосом, в одеждах, рас-
шитых орденами, повелевали другими, одетыми скромно, в свободные зеленые
комбинезоны из грубой материи, вроде мешковины. Ростом и силой люди в
мешкообразных комбинезонах уступали тем, что с орденами. У них были доб-
рые глаза, и они показались птицам совсем беззащитными,
Птицы прислушивались к разговорам Пришельцев, но ничего не понимали.
- Как они чудно бормочут, - думали пернатые.
И они постарались получше разглядеть, что делается у заброшенного
замка. Их внимание привлекала неведомая махина наподобие громадного дома
с круглыми окнами, просвечивающая сквозь сетку-ковер. Забыв осторож-
ность, несколько ласточек и крапивников подлетели сбоку к самому звездо-
лету и за это поплатились. Один из рослых Пришельцев поднял руку с пред-
метом, по виду напоминавшим продолговатый фонарик, какой птицы видели
среди зажигалки, пистолета и прочих вещей моряка Чарли. Пришелец нажал
на кнопку - вырвался нестерпимо яркий свет, который в одно мгновение
сжег птиц. Ласточки не успели даже метнуться к своим жилищам в пещерах
гор. А крапивники, которые лучше бегали, чем летали, ловко бросились к
кустарнику, но страшный свет опалил их вместе с зелеными ветвями расте-
ний. Из клювов быстроногих птиц успел лишь вырваться крик, похожий на
звук флейты и на песню человека. Ту песню, за которую крапивника испокон
веков зовут органистом. Пернатые разведчики не знали, что видят лучевой
пистолет, но поняли, чего можно ждать от незваных гостей. Они вмиг скры-
лись в лесу и больше не попадались, с большими предосторожностями вели
наблюдения вблизи замка.
Не сговариваясь, птицы собрались на ветвях раскидистого дуба посове-
товаться, как им быть. Решили немедленно составить донесение и послать
его в Изумрудный город.
"Уважаемый повелитель Страшила, - писал в донесении умудренный годами
попугай Качи, - Сообщаю события чрезвычайной важности. Быть может, ста-
рость сделала меня чересчур осторожным, но кажется мне: сейчас нам угро-
жает опасность более страшная, чем война с великаншей Арахной. Прибыли в
страну к нам и поселились у замка Гуррикапа Пришельцы, У них есть огром-
ная машина с круглыми окнами, из которой они появляются. А самое глав-
ное: у них есть фонарики, которые не светят, а убивают сжигая. Уже по-
гибли наши самые смелые разведчики - ласточки и крапивники, Поломай го-
лову, правитель. Когда угрожает опасность, надо что-то делать".
Золотой дятел заучил текст донесения и стремительно помчался на севе-
ро-восток к Изумрудному городу. Он летел что есть духу; в синем небе,
как огонь, вспыхивали его золотые перья. Дятел не боялся устать, он про-
делает всего несколько миль, а там слово в слово передаст донесение го-
лубой сойке. Та со свежими силами пустится на крыльях, как на парусах,
передаст слова мудрого Качи другой птице, и так пойдет дальше по эстафе-
те.
Заслуги знаменитой Кагги-Карр, придумавшей птичью эстафету, были из-
вестны каждому в стране Гуррикапа. Вняв ее совету, Соломенный Страшила
получил мозги от Гудвина Великого и Ужасного и стал Правителем Изумруд-
ного города: так повелел этот ненастоящий маг Гудвин, покидая Волшебную
страну.
За уйму полезных советов Страшила наградил ворону орденом, которым
она очень гордилась, считая себя по этой причине самой главной птицей
государства - королевой ворон.
Прошло немного времени, и последний гонец эстафеты - рогатый жаворо-
нок, его звали так за два удлиненных, как ушки, черных пера, достиг во-
рот Изумрудного города.
ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
Фарамант, стоявший в воротах, не успевал выдавать зеленые очки, да и
оставалось их немного, хоть он и припас несколько лишних корзин очков -
столько было желающих попасть в Изумрудный город.
Первые вести о необычных событиях, разыгравшихся в горах, принес го-
нец, который работал с Урфином Джюсом.
Потом прилетел жаворонок. И уж позже всех пришагали усталые Жевуны.
К тому времени появились другие жители со всех концов Волшебной стра-
ны. Тут уж началось всеобщее волнение.
Жаворонок с черными ушками передал вороне Кагги-Карр сообщение мудро-
го Качи.
Жевуны в ужасе рассказывали про рычание в горах и желтый огонь. От
волнения они перебивали друг друга:
- Был красный шар!
- Да нет, похоже, метеор!
- Не метеор, он гудел!
Выслушав всех, встревоженная Кагги-Карр немедленно отправилась к
Страшиле. Она разыскала Правителя в Тронном зале Изумрудного дворца, ко-
торый теперь называется библиотекой.
Библиотека тоже была выдумкой Страшилы Еще от Элли он слышал, что
есть такое место, где хранят и читают книги. Страшила обнаружил немного
книг в кладовой Гудвина позади Тронного зала среди фантастических птиц и
рыб, зверя, Морской Девы и других чудищ, которыми пользовался Великий
Обманщик во время своих превращений. Несколько книг нашлось в доми-
ке-фургоне Элли. Конечно, книг было недостаточно для настоящей библиоте-
ки, все они поместились на двух полках, которые Страшила сам прибил
гвоздями к стене.
Но тут выручили гномы. Они притащили свои многотомные летописи, кото-
рые заполнили все полки в кладовой за Тронным залом.
Книги в Волшебной стране оказались настоящими сокровищами.
Малое количество восполнялось той увлеченностью, с которой Правитель
Изумрудного города читал.
Самым интересным из найденных сокровищ оказался "Энциклопедический
словарь". Там столько всего занимательного было написано о вещах, окру-
жавших жителей Волшебной страны, и о всякой всячине, в том числе о таких
штуках, которых Страшила никогда в жизни не видел, например автобус, ма-
як, театр.
Усидчивый правитель часами занимался своим самообразованием.
Времени у него было достаточно, ведь ему не надо было есть, пить и
спать. Именно эти занятия в Большом мире причиняют людям столько хлопот.
Мозги из отрубей, смешанных с иголками и булавками, служили своему
хозяину верой и правдой уже много лет. Они подсказали ему немало удачных
мыслей и поступков, за что подданные присвоили ему титул Трижды Премуд-
рого.
С тех пор как Трижды Премудрому в руки попал "Энциклопедический сло-
варь", умная голова Страшилы сделалась настоящей копилкой всевозможных
знаний, и он с гордостью называл себя "эн-ци-кло-пе-дис-том".
У него была слабость запоминать длинные ученые слова и при случае
произносить их, для пущей важности разделяя по складам.
Кто же, как не Страшила, должен дать ответ на события такой загадоч-
ной ночи.
Выслушав сообщение вороны. Страшила не на шутку разволновался и не-
медленно прямо в библиотеке решил созвать Военный Совет. Кроме Правите-
ля, в него вошли длиннобородый солдат Дин Гиор, в военной обстановке
фельдмаршал, Страж Ворот Фарамант, Железный рыцарь Тилли-Вилли, на-
чальник связи Кагги-Карр. На совете присутствовал также правитель Фиоле-
товой страны Железный Дровосек, гостивший в ту пору у своего друга.
Тилли-Вилли, хотя и мог протиснуться внутрь помещения, предпочитал
сидеть на земле у дворца: голова его как раз приходилась против раскры-
того окна второго этажа.
Железному рыцарю, по людскому счету, исполнилось всего несколько лет:
еще сущее дитя. Но чудесные создания Волшебной страны развиваются намно-
го быстрее. Поэтому Тилли-
Сказка "Девочка со спичками"
Сказка "Девочка со спичками"
Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались. А вечер был последний в году - канун Нового года. В эту холодную и темную пору по улицам брела маленькая нищая девочка с непокрытой головой и босая. Правда, из дому она вышла обутая, но много ли было проку в огромных старых туфлях? Туфли эти прежде носила ее мать - вот какие они были большие,- и девочка потеряла их сегодня, когда бросилась бежать через дорогу, испугавшись двух карет, которые мчались во весь опор. Одной туфли она так и не нашла, другую утащил какой-то мальчишка, заявив, что из нее выйдет отличная люлька для его будущих ребят. Вот девочка и брела теперь босиком, и ножки ее покраснели и посинели от холода. В кармане ее старенького передника лежало несколько пачек серных спичек, и одну пачку она держала в руке. За весь этот день она не продала ни одной спички, и ей не подали ни гроша. Она брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка! Снежинки садились на ее длинные белокурые локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам, но она, право же, и не подозревала о том, что они красивы. Изо всех окон лился свет, на улице вкусно пахло жареным гусем - ведь был канун Нового года. Вот о чем она думала! Наконец девочка нашла уголок за выступом дома. Тут она села и съежилась, поджав под себя ножки. Но ей стало еще холоднее, а вернуться домой она не смела: ей ведь не удалось продать ни одной спички, она не выручила ни гроша, а она знала, что за это отец прибьет ее; к тому же, думала она, дома тоже холодно; они живут на чердаке, где гуляет ветер, хотя самые большие щели в стенах и заткнуты соломой и тряпками. Ручонки ее совсем закоченели. Ах, как бы их согрел огонек маленькой спички! Если бы только она посмела вытащить спичку, чиркнуть ею о стену и погреть пальцы! Девочка робко вытянула одну спичку и... чирк! Как спичка вспыхнула, как ярко она загорелась! Девочка прикрыла ее рукой, и спичка стала гореть ровным светлым пламенем, точно крохотная свечечка. Удивительная свечка! Девочке почудилось, будто она сидит перед большой железной печью с блестящими медными шариками и заслонками. Как славно пылает в ней огонь, каким теплом от него веет! Но что это? Девочка протянула ноги к огню, чтобы погреть их, - и вдруг... пламя погасло, печка исчезла, а в руке у девочки осталась обгорелая спичка. Она чиркнула еще одной спичкой, спичка загорелась, засветилась, и когда ее отблеск упал на стену, стена стала прозрачной, как кисея. Девочка увидела перед собой комнату, а в пей стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный дорогим фарфором; на столе, распространяя чудесный аромат, стояло блюдо с жареным гусем, начиненным черносливом и яблоками! И всего чудеснее было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был, с вилкой и ножом в спине, вперевалку заковылял по полу. Он шел прямо к бедной девочке, но... спичка погасла, и перед бедняжкой снова встала непроницаемая, холодная, сырая стена. Девочка зажгла еще одну спичку. Теперь она сидела перед роскошной рождественской елкой. Эта елка была гораздо выше и наряднее той, которую девочка увидела в сочельник, подойдя к дому одного богатого купца и заглянув в окно. Тысячи свечей горели на ее зеленых ветках, а разноцветные картинки, какими украшают витрины магазинов, смотрели на девочку. Малютка протянула к ним руки, но... спичка погасла. Огоньки стали уходить все выше и выше и вскоре превратились в ясные звездочки. Одна из них покатилась по небу, оставив за собой длинный огненный след. "Кто-то умер", - подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: "Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к богу". Девочка снова чиркнула о стену спичкой и, когда все вокруг осветилось, увидела в этом сиянии свою старенькую бабушку, такую тихую и просветленную, такую добрую и ласковую. - Бабушка, - воскликнула девочка, - возьми, возьми меня к себе! Я знаю, что ты уйдешь, когда погаснет спичка, исчезнешь, как теплая печка, как вкусный жареный гусь и чудесная большая елка! И она торопливо чиркнула всеми спичками, оставшимися в пачке, - вот как ей хотелось удержать бабушку! И спички вспыхнули так ослепительно, что стало светлее, чем днем. Бабушка при жизни никогда не была такой красивой, такой величавой. Она взяла девочку на руки, и, озаренные светом и радостью, обе они вознеслись высоко-высоко - туда, где нет ни голода, ни холода, ни страха, - они вознеслись к богу. Морозным утром за выступом дома нашли девочку: на щечках ее играл румянец, на губах - улыбка, но она была мертва; она замерзла в последний вечер старого года. Новогоднее солнце осветило мертвое тельце девочки со спичками; она сожгла почти целую пачку. - Девочка хотела погреться, - говорили люди. И никто не знал, какие чудеса она видела, среди какой красоты они вместе с бабушкой встретили Новогоднее Счастье.
Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались. А вечер был последний в году - канун Нового года. В эту холодную и темную пору по улицам брела маленькая нищая девочка с непокрытой головой и босая. Правда, из дому она вышла обутая, но много ли было проку в огромных старых туфлях? Туфли эти прежде носила ее мать - вот какие они были большие,- и девочка потеряла их сегодня, когда бросилась бежать через дорогу, испугавшись двух карет, которые мчались во весь опор. Одной туфли она так и не нашла, другую утащил какой-то мальчишка, заявив, что из нее выйдет отличная люлька для его будущих ребят. Вот девочка и брела теперь босиком, и ножки ее покраснели и посинели от холода. В кармане ее старенького передника лежало несколько пачек серных спичек, и одну пачку она держала в руке. За весь этот день она не продала ни одной спички, и ей не подали ни гроша. Она брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка! Снежинки садились на ее длинные белокурые локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам, но она, право же, и не подозревала о том, что они красивы. Изо всех окон лился свет, на улице вкусно пахло жареным гусем - ведь был канун Нового года. Вот о чем она думала! Наконец девочка нашла уголок за выступом дома. Тут она села и съежилась, поджав под себя ножки. Но ей стало еще холоднее, а вернуться домой она не смела: ей ведь не удалось продать ни одной спички, она не выручила ни гроша, а она знала, что за это отец прибьет ее; к тому же, думала она, дома тоже холодно; они живут на чердаке, где гуляет ветер, хотя самые большие щели в стенах и заткнуты соломой и тряпками. Ручонки ее совсем закоченели. Ах, как бы их согрел огонек маленькой спички! Если бы только она посмела вытащить спичку, чиркнуть ею о стену и погреть пальцы! Девочка робко вытянула одну спичку и... чирк! Как спичка вспыхнула, как ярко она загорелась! Девочка прикрыла ее рукой, и спичка стала гореть ровным светлым пламенем, точно крохотная свечечка. Удивительная свечка! Девочке почудилось, будто она сидит перед большой железной печью с блестящими медными шариками и заслонками. Как славно пылает в ней огонь, каким теплом от него веет! Но что это? Девочка протянула ноги к огню, чтобы погреть их, - и вдруг... пламя погасло, печка исчезла, а в руке у девочки осталась обгорелая спичка. Она чиркнула еще одной спичкой, спичка загорелась, засветилась, и когда ее отблеск упал на стену, стена стала прозрачной, как кисея. Девочка увидела перед собой комнату, а в пей стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный дорогим фарфором; на столе, распространяя чудесный аромат, стояло блюдо с жареным гусем, начиненным черносливом и яблоками! И всего чудеснее было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был, с вилкой и ножом в спине, вперевалку заковылял по полу. Он шел прямо к бедной девочке, но... спичка погасла, и перед бедняжкой снова встала непроницаемая, холодная, сырая стена. Девочка зажгла еще одну спичку. Теперь она сидела перед роскошной рождественской елкой. Эта елка была гораздо выше и наряднее той, которую девочка увидела в сочельник, подойдя к дому одного богатого купца и заглянув в окно. Тысячи свечей горели на ее зеленых ветках, а разноцветные картинки, какими украшают витрины магазинов, смотрели на девочку. Малютка протянула к ним руки, но... спичка погасла. Огоньки стали уходить все выше и выше и вскоре превратились в ясные звездочки. Одна из них покатилась по небу, оставив за собой длинный огненный след. "Кто-то умер", - подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: "Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к богу". Девочка снова чиркнула о стену спичкой и, когда все вокруг осветилось, увидела в этом сиянии свою старенькую бабушку, такую тихую и просветленную, такую добрую и ласковую. - Бабушка, - воскликнула девочка, - возьми, возьми меня к себе! Я знаю, что ты уйдешь, когда погаснет спичка, исчезнешь, как теплая печка, как вкусный жареный гусь и чудесная большая елка! И она торопливо чиркнула всеми спичками, оставшимися в пачке, - вот как ей хотелось удержать бабушку! И спички вспыхнули так ослепительно, что стало светлее, чем днем. Бабушка при жизни никогда не была такой красивой, такой величавой. Она взяла девочку на руки, и, озаренные светом и радостью, обе они вознеслись высоко-высоко - туда, где нет ни голода, ни холода, ни страха, - они вознеслись к богу. Морозным утром за выступом дома нашли девочку: на щечках ее играл румянец, на губах - улыбка, но она была мертва; она замерзла в последний вечер старого года. Новогоднее солнце осветило мертвое тельце девочки со спичками; она сожгла почти целую пачку. - Девочка хотела погреться, - говорили люди. И никто не знал, какие чудеса она видела, среди какой красоты они вместе с бабушкой встретили Новогоднее Счастье.
Сны Гуалтьеро
Сны Гуалтьеро
ЖИЛ некогда во Флоренции молодой дворянин, по имени Гуалтьеро. Был он здоров, красив и не беден, так что, как говорится, друзья за него не тревожились, а враги ему завидовали. Однако, если бы Гуалтьеро рассказал о себе побольше, друзья опечалились бы, а враги обрадовались. А всё потому, что несчастный Гуалтьеро каждую ночь видел страшные сны. Дошло до того, что он боялся ложиться спать. С прогулки верхом он, шатаясь от усталости, отправлялся на бал, после бала снова шел гулять... Но без сна человек жить не может. В конце концов Гуалтьеро, словно подкошенный, валился на свою постель. И тут его начинали мучить кошмары. Гуалтьеро кричал во сне, обливался холодным потом, просыпался со стоном и больше не мог заснуть. Однажды юношу навестил старый друг его отца, синьор Рикардо. Синьор Рикардо жил в загородном доме, вдали от шумной Флоренции, и очень редко приезжал в город. Он так ласково заговорил с Гуалтьеро, что тот рассказал ему о своей беде. Внимательно выслушав юношу, синьор Рикардо сказал: — Видишь ли, в моем уединении я часто читаю старинные Рукописи, и мне открылись тайны, неведомые другим. Иные назвали бы меня волшебником, однако это совсем не так —я ведь Никогда не пользуюсь тем, что узнал. Но твоего отца я любил, Как брата, а тебя люблю, как сына. Поэтому я попробую помочь тебе. Слушай же: дождись ночи, когда нарождается молодой месяц, и сорви в лесу три ветки папоротника. Одну брось в текучую воду, вторую —в пылающий огонь, а третью, перед тем как Уснуть, положи под подушку. Что бы тебе ни привиделось, не бойся. Будь во сне таким же храбрым, как наяву. Да вот еще что... Ты ведь знаешь —в самом страшном сновидении нам подчас является что-то прекрасное. Дотронься до этого и скажи: — То, что я вижу,—я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Вот всё, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет... С этими словами синьор Рикардо попрощался со своим юным другом и уехал. Гуалтьеро в точности исполнил все, что велел ему Рикардо. И в ту же ночь ему приснился такой сон. Он очутился на балу, в большом, пышно убранном зале. Тут собралось множество разодетых дам и кавалеров. Все они пели, танцевали, смеялись, но, едва к ним подходил Гуалтьеро, они отшатывались, словно он был шелудивой собакой. Дамы брезгливо подбирали шлейфы, а мужчины так и норовили дать ему пинка. Ах, каким несчастным и униженным чувствовал себя Гуалтьеро! Вдруг дамы и кавалеры расступились, и Гуалтьеро оказался перед высоким синьором. В зале было очень светло, но Гуалтьеро, как ни силился, не мог разглядеть лица этого человека. И это было так страшно, что юноша покрылся холодным потом. Человек сказал глухим голосом: - Пора покончить с этой тварью! Он вытащил из золоченых ножен меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями. Гуалтьеро, точно завороженный, не смел отвести глаз от меча, который медленно и неотвратимо поднимался над его головой. Еще мгновение —и смертельный удар обрушится. Тогда Гуалтьеро собрал все свое мужество. Он бросился вперед, дотронулся до блистающего лезвия и сказал: То, что я вижу,- я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Тотчас же все исчезло. Погасли огни в зале, словно растаяли дамы и кавалеры, сверкнул и пропал меч... Гуалтьеро спокойно проспал до утра. А утром... Гуалтьеро не мог поверить своим глазам. Меч с ру-кояткой, осыпанной драгоценными камнями, висел у его изголовья. На следующую ночь Гуалтьеро приснилось, что он бежит по бесконечному полю, как загнанный заяц. А за ним скачет на вороном скакуне всадник в развевающемся плаще, с копьем наперевес. Ноги у юноши подкашивались, сердце стучало о ребра. Всадник настигал его. «Сейчас мне конец!»—подумал юноша и упал на колени, покорно ожидая своей участи. Тут он вдруг вспомнил наставления синьора Рикардо. Гуалтьеро вскочил на ноги и обернулся к преследователю. Лицо всадника было закрыто плащом, но конь... Пресвятая Мадонна, как хорош был конь! Черный, без единой отметины, тонконогий, с пышной гривой! Гуалтьеро дотронулся до него и быстро произнес свое заклинание. И опять все исчезло. Гуалтьеро проснулся утром. Он оглядел комнату - ничто не изменилось. Но, когда юноша выглянул в окно, он увидел, что у крыльца бьет копытом черный, без единой отметины, конь, тонконогий, с пышной гривой. — Зачем мне конь! Зачем мне меч! — воскликнул Гуалтьеро.—Ведь я не мечтаю о воинской славе. Мое сердце хочет только покоя, а сны продолжают мучить меня, как и раньше. Однако он все-таки решил еще раз исполнить совет синьора Рикардо. Когда пришло время спать, он снова положил под подушку лист папоротника. В ту ночь ему приснилось, что он бродит в темной пещере. Гуалтьеро хотел из нее выбраться, и не мог найти выхода. Он шел в одну сторону и натыкался на глухую каменую стену. Шел в другую —и снова попадал в тупик. Ему казалось, что он провел под этими низкими сводами целую вечность. Тогда он в отчаянии ударил по стене кулаком. Камни раздвинулись, и на Гуалтьеро потоком хлынули ослепительно сиявшие драгоценности — золотые монеты, рубины и изумруды. Они сбили Гуалтьеро с ног и все сыпались и сыпались. Задыхаясь под их тяжестью, юноша из последних сил прокричал заклинание. Едва Гуалтьеро открыл утром глаза, как тотчас снова зажмурил их: так ярко играли солнечные лучи в груде самоцветов. Целая куча их, словно насыпанная после молотьбы пшеница, лежала посреди его комнаты. Гуалтьеро, приподнявшись на локте, смотрел на красные, зеленые и синие переливающиеся огни. Вдруг в дверь постучали. И не успел Гуалтьеро крикнуть: «Войдите!» -- как дверь медленно Раскрылась и в комнату вошел маленький важный человечек. У него была такая длинная борода, что кончик ре, словно метла, подметал пол, нос похож был на сосновую шишку, а глазки—как два буравчика. Одет человечек был с такой пышностью, что ему позавидовал бы любой придворный щеголь. Как ни удивился Гуалтьеро, он не мог удержаться от смеха. А человечек тем временем ловко, словно белка, влез по ножке на кровать и взобрался на колено Гуалтьеро. С этого высокого места он отвесил поклон и заговорил пронзительным голосом: - Синьор Гуалтьеро! Мой властелин, его величество король страны сновидений, весьма обеспокоен тем, что происходит в его королевстве. Вы присвоили себе меч такой красоты, какая только может присниться во сне! Вы увели скакуна, который скачет быстрее мысли. А сегодня ночью вы опустошили королевскую сокровищницу, и она теперь пуста, как сон новорожденного младенца, который еще не умеет видеть снов. Так дольше продолжаться не должно. Мой король прислал меня, чтобы договориться с вами. — Ах вот как! —закричал в ярости Гуалтьеро.—А как ваш король обращается с несчастными людьми, которые против своей воли попадают в королевство сновидений! Наконец-то я расквитаюсь с ним! Столько лет я боялся закрыть глаза по но чам, а теперь пусть он дрожит, когда я ложусь спать. Тот, кто пляшет, должен платить волынщику, кто разрезал дыню, дол жен купить ее, кто доит корову, тот ее и кормит. Не было ещё со баки, которая укусила бы меня и не получила бы от меня пинка. А ваш король дразнил, изводил, терзал, мучил меня, пил кровь из моего сердца и слезы из моих глаз. Осиное гнездо — вот что та кое ваше королевство, в ваших реках течет не сладкая вода заб вения, а луковый сок!.. Тут Гуалтьеро остановился, чтобы перевести дыхание. Тогда человечек, оглушенный этой бурей слов, быстро сказал: — Но мой король обещает не посылать вам больше дурных снов. — Дешево же он хочет от меня отделаться! —отвечал Гуалтьеро. — Ну, так мы можем договориться иначе,—сказал посол.—Вы отдадите всё, что уже забрали у моего короля, и поклянетесь не уносить у него никогда ни одной вещи. А король взамен будет вам посылать самые отборнейшие сновидения, из тех, которые любит смотреть сам. — Идет! —ответил, развеселившись, Гуалтьеро. — В таком случае приятнейших снов! —пискнул человечек и мигом исчез. Вместе с ним исчезли драгоценные камни; не стало меча, опустела конюшня. С этого времени Гуалтьеро зажил спокойно. Он весело проводил дни, а ложась спать, заранее радовался снам. Сны и вправду были самые приятные. Иногда смешные, так что юноша, вспомнив их днем, вдруг начинал смеяться; иногда такие чудесные, что жалко было проснуться. Так прошло три года. И вот Гуалтьеро однажды ночью увидел себя на цветущем лугу. Рядом с ним шла девушка. Никогда Гуалтьеро не был так счастлив, как сейчас. Он слушал ее нежный голос, глядел в лучистые глаза и чувствовал, что сердце его согревается горячей любовью. Внезапно он вспомнил, что это только сон, и опечалился. Он сказал: — Идем помедленнее! Я боюсь, что, когда мы дойдем до края луга, ты исчезнешь. Я всегда с радостью ждал наступления дня, но сегодня мне хотелось бы, чтобы солнце не всходило и ночь не кончалась. Словом, я люблю тебя... — Ведь в твоей власти сделать так, чтобы мы не расставались!—воскликнула девушка —Что же ты медлишь? Скорее дотронься до меня и скажи свои волшебные слова. — Но я поклялся вашему королю никогда не уносить из его страны ни одной вещи. — Разве я вещь? —удивилась красавица.—Я легкое облачко, тающее в вышине, сонная греза, уходящая с зарей. И если ты дотронешься до меня, я ведь тоже не стану вещью. Я буду живой девушкой, которая любит тебя. — Ты любишь меня! — вскричал Гуалтьеро. Позабыв обо всем на свете, он крепко обнял свою любимую и проговорил: — То, что я вижу,—я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Тающая в небе тучка, сонная греза стала явью. Гуалтьеро женился на девушке, и они зажили счастливо. Но вот удивительное дело — Гуалтьеро с той поры не видел снов, ни плохих, ни хороших. Верно, король страны сновидений повелел стражам не впускать его в свое королевство. Однако Гуалтьеро не печалился. Ведь с ним была та, которую он встретил во сне и любил наяву.
ЖИЛ некогда во Флоренции молодой дворянин, по имени Гуалтьеро. Был он здоров, красив и не беден, так что, как говорится, друзья за него не тревожились, а враги ему завидовали. Однако, если бы Гуалтьеро рассказал о себе побольше, друзья опечалились бы, а враги обрадовались. А всё потому, что несчастный Гуалтьеро каждую ночь видел страшные сны. Дошло до того, что он боялся ложиться спать. С прогулки верхом он, шатаясь от усталости, отправлялся на бал, после бала снова шел гулять... Но без сна человек жить не может. В конце концов Гуалтьеро, словно подкошенный, валился на свою постель. И тут его начинали мучить кошмары. Гуалтьеро кричал во сне, обливался холодным потом, просыпался со стоном и больше не мог заснуть. Однажды юношу навестил старый друг его отца, синьор Рикардо. Синьор Рикардо жил в загородном доме, вдали от шумной Флоренции, и очень редко приезжал в город. Он так ласково заговорил с Гуалтьеро, что тот рассказал ему о своей беде. Внимательно выслушав юношу, синьор Рикардо сказал: — Видишь ли, в моем уединении я часто читаю старинные Рукописи, и мне открылись тайны, неведомые другим. Иные назвали бы меня волшебником, однако это совсем не так —я ведь Никогда не пользуюсь тем, что узнал. Но твоего отца я любил, Как брата, а тебя люблю, как сына. Поэтому я попробую помочь тебе. Слушай же: дождись ночи, когда нарождается молодой месяц, и сорви в лесу три ветки папоротника. Одну брось в текучую воду, вторую —в пылающий огонь, а третью, перед тем как Уснуть, положи под подушку. Что бы тебе ни привиделось, не бойся. Будь во сне таким же храбрым, как наяву. Да вот еще что... Ты ведь знаешь —в самом страшном сновидении нам подчас является что-то прекрасное. Дотронься до этого и скажи: — То, что я вижу,—я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Вот всё, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет... С этими словами синьор Рикардо попрощался со своим юным другом и уехал. Гуалтьеро в точности исполнил все, что велел ему Рикардо. И в ту же ночь ему приснился такой сон. Он очутился на балу, в большом, пышно убранном зале. Тут собралось множество разодетых дам и кавалеров. Все они пели, танцевали, смеялись, но, едва к ним подходил Гуалтьеро, они отшатывались, словно он был шелудивой собакой. Дамы брезгливо подбирали шлейфы, а мужчины так и норовили дать ему пинка. Ах, каким несчастным и униженным чувствовал себя Гуалтьеро! Вдруг дамы и кавалеры расступились, и Гуалтьеро оказался перед высоким синьором. В зале было очень светло, но Гуалтьеро, как ни силился, не мог разглядеть лица этого человека. И это было так страшно, что юноша покрылся холодным потом. Человек сказал глухим голосом: - Пора покончить с этой тварью! Он вытащил из золоченых ножен меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями. Гуалтьеро, точно завороженный, не смел отвести глаз от меча, который медленно и неотвратимо поднимался над его головой. Еще мгновение —и смертельный удар обрушится. Тогда Гуалтьеро собрал все свое мужество. Он бросился вперед, дотронулся до блистающего лезвия и сказал: То, что я вижу,- я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Тотчас же все исчезло. Погасли огни в зале, словно растаяли дамы и кавалеры, сверкнул и пропал меч... Гуалтьеро спокойно проспал до утра. А утром... Гуалтьеро не мог поверить своим глазам. Меч с ру-кояткой, осыпанной драгоценными камнями, висел у его изголовья. На следующую ночь Гуалтьеро приснилось, что он бежит по бесконечному полю, как загнанный заяц. А за ним скачет на вороном скакуне всадник в развевающемся плаще, с копьем наперевес. Ноги у юноши подкашивались, сердце стучало о ребра. Всадник настигал его. «Сейчас мне конец!»—подумал юноша и упал на колени, покорно ожидая своей участи. Тут он вдруг вспомнил наставления синьора Рикардо. Гуалтьеро вскочил на ноги и обернулся к преследователю. Лицо всадника было закрыто плащом, но конь... Пресвятая Мадонна, как хорош был конь! Черный, без единой отметины, тонконогий, с пышной гривой! Гуалтьеро дотронулся до него и быстро произнес свое заклинание. И опять все исчезло. Гуалтьеро проснулся утром. Он оглядел комнату - ничто не изменилось. Но, когда юноша выглянул в окно, он увидел, что у крыльца бьет копытом черный, без единой отметины, конь, тонконогий, с пышной гривой. — Зачем мне конь! Зачем мне меч! — воскликнул Гуалтьеро.—Ведь я не мечтаю о воинской славе. Мое сердце хочет только покоя, а сны продолжают мучить меня, как и раньше. Однако он все-таки решил еще раз исполнить совет синьора Рикардо. Когда пришло время спать, он снова положил под подушку лист папоротника. В ту ночь ему приснилось, что он бродит в темной пещере. Гуалтьеро хотел из нее выбраться, и не мог найти выхода. Он шел в одну сторону и натыкался на глухую каменую стену. Шел в другую —и снова попадал в тупик. Ему казалось, что он провел под этими низкими сводами целую вечность. Тогда он в отчаянии ударил по стене кулаком. Камни раздвинулись, и на Гуалтьеро потоком хлынули ослепительно сиявшие драгоценности — золотые монеты, рубины и изумруды. Они сбили Гуалтьеро с ног и все сыпались и сыпались. Задыхаясь под их тяжестью, юноша из последних сил прокричал заклинание. Едва Гуалтьеро открыл утром глаза, как тотчас снова зажмурил их: так ярко играли солнечные лучи в груде самоцветов. Целая куча их, словно насыпанная после молотьбы пшеница, лежала посреди его комнаты. Гуалтьеро, приподнявшись на локте, смотрел на красные, зеленые и синие переливающиеся огни. Вдруг в дверь постучали. И не успел Гуалтьеро крикнуть: «Войдите!» -- как дверь медленно Раскрылась и в комнату вошел маленький важный человечек. У него была такая длинная борода, что кончик ре, словно метла, подметал пол, нос похож был на сосновую шишку, а глазки—как два буравчика. Одет человечек был с такой пышностью, что ему позавидовал бы любой придворный щеголь. Как ни удивился Гуалтьеро, он не мог удержаться от смеха. А человечек тем временем ловко, словно белка, влез по ножке на кровать и взобрался на колено Гуалтьеро. С этого высокого места он отвесил поклон и заговорил пронзительным голосом: - Синьор Гуалтьеро! Мой властелин, его величество король страны сновидений, весьма обеспокоен тем, что происходит в его королевстве. Вы присвоили себе меч такой красоты, какая только может присниться во сне! Вы увели скакуна, который скачет быстрее мысли. А сегодня ночью вы опустошили королевскую сокровищницу, и она теперь пуста, как сон новорожденного младенца, который еще не умеет видеть снов. Так дольше продолжаться не должно. Мой король прислал меня, чтобы договориться с вами. — Ах вот как! —закричал в ярости Гуалтьеро.—А как ваш король обращается с несчастными людьми, которые против своей воли попадают в королевство сновидений! Наконец-то я расквитаюсь с ним! Столько лет я боялся закрыть глаза по но чам, а теперь пусть он дрожит, когда я ложусь спать. Тот, кто пляшет, должен платить волынщику, кто разрезал дыню, дол жен купить ее, кто доит корову, тот ее и кормит. Не было ещё со баки, которая укусила бы меня и не получила бы от меня пинка. А ваш король дразнил, изводил, терзал, мучил меня, пил кровь из моего сердца и слезы из моих глаз. Осиное гнездо — вот что та кое ваше королевство, в ваших реках течет не сладкая вода заб вения, а луковый сок!.. Тут Гуалтьеро остановился, чтобы перевести дыхание. Тогда человечек, оглушенный этой бурей слов, быстро сказал: — Но мой король обещает не посылать вам больше дурных снов. — Дешево же он хочет от меня отделаться! —отвечал Гуалтьеро. — Ну, так мы можем договориться иначе,—сказал посол.—Вы отдадите всё, что уже забрали у моего короля, и поклянетесь не уносить у него никогда ни одной вещи. А король взамен будет вам посылать самые отборнейшие сновидения, из тех, которые любит смотреть сам. — Идет! —ответил, развеселившись, Гуалтьеро. — В таком случае приятнейших снов! —пискнул человечек и мигом исчез. Вместе с ним исчезли драгоценные камни; не стало меча, опустела конюшня. С этого времени Гуалтьеро зажил спокойно. Он весело проводил дни, а ложась спать, заранее радовался снам. Сны и вправду были самые приятные. Иногда смешные, так что юноша, вспомнив их днем, вдруг начинал смеяться; иногда такие чудесные, что жалко было проснуться. Так прошло три года. И вот Гуалтьеро однажды ночью увидел себя на цветущем лугу. Рядом с ним шла девушка. Никогда Гуалтьеро не был так счастлив, как сейчас. Он слушал ее нежный голос, глядел в лучистые глаза и чувствовал, что сердце его согревается горячей любовью. Внезапно он вспомнил, что это только сон, и опечалился. Он сказал: — Идем помедленнее! Я боюсь, что, когда мы дойдем до края луга, ты исчезнешь. Я всегда с радостью ждал наступления дня, но сегодня мне хотелось бы, чтобы солнце не всходило и ночь не кончалась. Словом, я люблю тебя... — Ведь в твоей власти сделать так, чтобы мы не расставались!—воскликнула девушка —Что же ты медлишь? Скорее дотронься до меня и скажи свои волшебные слова. — Но я поклялся вашему королю никогда не уносить из его страны ни одной вещи. — Разве я вещь? —удивилась красавица.—Я легкое облачко, тающее в вышине, сонная греза, уходящая с зарей. И если ты дотронешься до меня, я ведь тоже не стану вещью. Я буду живой девушкой, которая любит тебя. — Ты любишь меня! — вскричал Гуалтьеро. Позабыв обо всем на свете, он крепко обнял свою любимую и проговорил: — То, что я вижу,—я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! Тающая в небе тучка, сонная греза стала явью. Гуалтьеро женился на девушке, и они зажили счастливо. Но вот удивительное дело — Гуалтьеро с той поры не видел снов, ни плохих, ни хороших. Верно, король страны сновидений повелел стражам не впускать его в свое королевство. Однако Гуалтьеро не печалился. Ведь с ним была та, которую он встретил во сне и любил наяву.
Сказка Подарки феи
Сказка Подарки феи
Жила когда-то на свете вдова, и были у нее две дочери. Старшая - вылитая мать: то же лицо, тот же характер. Смотришь на дочку, а кажется, что видишь перед собой матушку. Обе, и старшая дочь, и мать, были до того грубы, спесивы, заносчивы, злы, что все люди, и знакомые и незнакомые, старались держаться от них подальше. А младшая дочка была вся в покойного отца - добрая, приветливая, кроткая, да к тому же еще красавица, каких мало. Обычно люди любят тех, кто на них похож. Поэтому-то мать без ума любила старшую дочку и терпеть не могла младшую. Она заставляла ее работать с утра до ночи, а кормила на кухне. Кроме всех прочих дел, младшая дочка должна была по два раза в день ходить к источнику, который был, по крайней мере, в двух часах ходьбы, и приносить оттуда большой, полный доверху кувшин воды. Как-то раз, когда девушка брала воду, к ней подошла какая-то бедная женщина и попросила напиться. - Пейте на здоровье, тетушка, - сказала добрая девушка. Сполоснув поскорее свой кувшин, она зачерпнула воды в самом глубоком и чистом месте и подала женщине, придерживая кувшин так, чтоб удобнее было пить. Женщина отпила несколько глотков воды и сказала девушке: - Ты так хороша, так добра и приветлива, что мне хочется подарить тебе что-нибудь на память. (Дело в том, что это была фея, которая нарочно приняла вид простой деревенской женщины, чтобы посмотреть, так ли эта девушка мила и учтива, как про нее рассказывают.) Вот что я подарю тебе: с нынешнего дня каждое слово, которое ты промолвишь, упадет с твоих губ либо цветком, либо драгоценным камнем. Прощай! Когда девушка пришла домой, мать стала бранить ее за то, что она замешкалась у источника. - Простите, матушка, - сказала бедная девушка. - Я нынче и вправду запоздала. Но едва только она проронила эти слова, как с губ ее упали несколько роз, две жемчужины и два крупных алмаза. - Смотрите-ка! - сказала мать, широко раскрыв глаза от удивления. - Мне кажется, вместо слов она роняет алмазы и жемчуга... Что это с тобой приключилось, дочка? (Первый раз в жизни она назвала свою меньшую тоже дочкой.) Девушка попросту, не таясь и не хвалясь, рассказала матери обо всем, что с ней случилось у источника. А цветы и алмазы так и сыпались при этом с ее уст. - Ну, если так, - сказала мать, - надо мне послать к источнику и старшую дочку... А ну-ка, Фаншон, посмотри, что сыплется с губ твоей сестры, чуть только она заговорит! Неужели тебе не хочется получить такой же удивительный дар? И ведь нужно для этого всего-навсего сходить к источнику и, когда бедная женщина попросит у тебя воды, вежливо подать ей напиться. - Ну вот еще! Охота мне тащиться в этакую даль! - отвечала злючка. - А я хочу, чтобы ты пошла! - прикрикнула на нее мать. - И сию же минуту, без разговоров! Девушка нехотя послушалась и пошла, так и не переставая ворчать. На всякий случай она захватила с собой серебряный кувшинчик, самый красивый, какой был у них в доме. Едва успела она подойти к источнику, как навстречу ей из лесу вышла нарядно одетая дама и попросила глоток воды. (Это была та же самая фея, но только на этот раз она приняла облик принцессы, чтобы испытать, так ли груба и зла старшая сестра, как о ней рассказывают.) - Уж не думаете ли вы, что я притащилась сюда, чтобы дать вам напиться? - сказала девушка дерзко. - Ну конечно, только для этого! Я и серебряный кувшинчик нарочно захватила, чтобы поднести воду вашей милости!.. А впрочем, мне все равно. Пейте, если хотите... - Однако вы не очень-то любезны, - сказала спокойно фея. - Ну что ж, какова услуга, такова и награда. С нынешнего дня каждое слово, которое сорвется с ваших губ, превратится в змею или жабу. Прощайте! Как только девушка вернулась домой, мать кинулась к ней навстречу: - Это ты, доченька? Ну как? - А вот так, матушка! - буркнула в ответ дочка, и в то же мгновение две гадюки и две жабы плюхнулись на порог. - Ах, боже мой! - вскрикнула мать. - Да что же это такое? Откуда?.. А, знаю! Это твоя сестра во всем виновата. Ну, поплатится же она у меня!.. - И она кинулась на младшую дочку с кулаками. Бедняжка в страхе бросилась бежать и укрылась в соседнем лесу. Там и встретил ее молодой принц, сын короля этой страны. Возвращаясь с охоты, он нашел в чаще прекрасную девушку и, подивившись ее красоте, спросил, что она делает в лесу совсем одна и о чем так горько плачет. - Ах, сударь, - ответила красавица, - матушка прогнала меня из дому!.. Королевский сын заметил, что с каждым словом девушка роняет из уст цветок, жемчужину или алмаз. Он изумился и попросил объяснить, что это за чудо. И тут девушка рассказала ему всю свою историю. Королевский сын влюбился в нее. К тому же он рассудил, что дар, которым фея наделила красавицу, стоит дороже любого приданого, какое могла бы принести ему другая невеста. Он увез девушку во дворец, к своему отцу, и женился на ней. Ну, а старшая сестра с каждым днем становилась все противнее и несноснее. В конце концов, даже собственная мать не выдержала и прогнала ее из дому. Несчастная нигде и ни у кого не могла найти пристанища и умерла, отвергнутая всеми.
Бабушка Метелица
Бабушка Метелица
У одной вдовы было две дочери: родная дочка и
падчерица. Родная дочка была ленивая да привередливая, а падчерица -
хорошая и прилежная. Но мачеха не любила падчерицу и заставляла её
делать всю тяжёлую работу.
Бедняжка целыми днями сидела на улице у колодца и пряла. Она так много
пряла, что все пальцы у неё были исколоты до крови.
Вот как-то раз девочка заметила, что её веретено испачкано кровью. Она
хотела его обмыть и наклонилась над колодцем. Но веретено выскользнуло у
неё из рук и упало в воду. Девочка горько заплакала, побежала к мачехе и
рассказала ей о своей беде.
- Ну что ж, сумела уронить - сумей и достать,- ответила мачеха.
Девочка не знала, что ей делать, как достать веретено. Она пошла обратно
к колодцу да с горя и прыгнула в него. У неё сильно закружилась голова,
и она даже зажмурилась от страха. А когда снова открыла глаза, то
увидела, что стоит на прекрасном зелёном лугу, а вокруг много-много
цветов и светит яркое солнышко.
Пошла девочка по этому лугу и видит - стоит печка, полная хлебов.
- Девочка, девочка, вынь нас из печки, а то мы сгорим! - закричали ей
хлебы.
Девочка подошла к печке, взяла лопату и вынула один за другим все хлебы.
Пошла она дальше, видит - стоит яблоня, вся усыпанная спелыми яблоками.
- Девочка, девочка, стряхни нас с дерева, мы уже давно созрели! -
закричали ей яблоки. Девочка подошла к яблоне и так стала трясти ее, что
яблоки дождём посыпались на землю. Она трясла до тех пор, пока на
ветках ни одного яблочка не осталось. Потом собрала все яблоки в кучу и
пошла дальше.
И вот пришла она к маленькому домику, и вышла из этого домика к ней
навстречу старушка. У старушки были такие огромные зубы, что девочка
испугалась. Она хотела убежать, но старушка крикнула ей:
- Не бойся, милая девочка! Останься-ка лучше у меня да помоги мне в
хозяйстве. Если ты будешь прилежна и трудолюбива, я щедро награжу тебя.
Только ты должна так взбивать мою перину, чтобы из нее пух летел. Я ведь
Метелица, и когда из моей перины летит пух, то у людей на земле снег
идёт.
Услыхала девочка, как приветливо говорит с ней старушка, и осталась жить
у нее. Она старалась угодить Метелице, и, когда взбивала перину, пух
так и летел вокруг, будто снежные хлопья. Старушка полюбила прилежную
девочку, всегда была с ней ласкова, и девочке жилось у Метелицы гораздо
лучше, чем дома.
Но вот пожила она сколько-то времени и стала тосковать. Сначала она и
сама не знала, почему тоскует. А потом поняла, что соскучилась по
родному дому.
Пошла она тогда к Метелице и сказала:
- Мне очень хорошо у вас, бабушка, но я так соскучилась по своим! Можно
мне пойти домой?
- Это хорошо, что ты соскучилась по дому: значит, у тебя доброе сердце,-
сказала Метелица.- А за то, что ты мне так прилежно помогала, я сама
провожу тебя наверх.
Она взяла девочку за руку и привела ее к большим воротам. Ворота широко
распахнулись, и, когда девочка проходила под ними, на нее полил золотой
дождь, и она вся покрылась золотом.
- Это тебе за твою прилежную работу,- сказала бабушка Метелица; потом
она подала девочке ее веретено.
Ворота закрылись, и девочка очутилась на земле возле своего дома.
На воротах дома сидел петух. Увидел он девочку и закричал:
- Ку-ка-ре-ку! Смотри, народ:
Наша девочка вся в золоте идёт!
Увидели и мачеха с дочкой, что девочка вся в золоте, и встретили её
ласково, начали расспрашивать. Девочка рассказала им обо всём, что с ней
случилось.
Вот мачеха и захотела, чтобы её родная дочка, ленивица, тоже
разбогатела. Она дала ленивице веретено и послала её к колодцу. Ленивица
уколола себе нарочно палец о колючки шиповника, измазала веретено
кровью и бросила его в колодец. А потом и сама туда прыгнула. Она тоже,
как её сестра, попала на зелёный луг и пошла по дорожке.
Дошла она до печки, хлебы и ей закричали:
- Девочка, девочка, вынь нас из печки, а то мы сгорим!
- Очень надо мне руки пачкать! - ответила им ленивица и пошла дальше.
Когда проходила она мимо яблони, яблоки крикнули:
- Девочка, девочка, стряхни нас с дерева, мы давно созрели! - Нет, не
стряхну! А то упадёте ещё мне на голову, ушибёте,- ответила ленивица и
пошла дальше.
Пришла ленивая девочка к Метелице и ничуть не испугалась её длинных
зубов. Ведь сестра уже рассказала ей, что старушка совсем не злая. Вот и
стала ленивица жить у бабушки Метелицы.
В первый день она кое-как скрывала свою лень и делала, что ей велела
старушка. Уж очень хотелось ей получить награду! Но на второй день
начала лениться, а на третий не захотела даже встать утром с постели.
Она совсем не заботилась о перине Метелицы и взбивала ее так плохо, что
из нее не вылетало ни одного перышка. Бабушке Метелице очень не
понравилась ленивая девочка.
- Пойдём, я отведу тебя домой,- сказала она через несколько дней
ленивице.
Ленивица обрадовалась и подумала: "Наконец-то и на меня золотой дождь
польётся!" Привела ее Метелица к большим воротам, но когда ленивица
проходила под ними, на неё не золото посыпалось, а вылился целый котёл
чёрной смолы.
- Вот, получай за свою работу! - сказала Метелица, и ворота закрылись.
Когда подошла ленивица к дому, увидел петух, какая она стала чумазая,
взлетел на колодец и закричал:
- Ку-ка-ре-ку! Смотри, народ:
Вот замарашка к нам идёт!
Мылась, мылась ленивица - никак не могла отмыть смолу. Так и осталась
замарашкой.
У одной вдовы было две дочери: родная дочка и
падчерица. Родная дочка была ленивая да привередливая, а падчерица -
хорошая и прилежная. Но мачеха не любила падчерицу и заставляла её
делать всю тяжёлую работу.
Бедняжка целыми днями сидела на улице у колодца и пряла. Она так много
пряла, что все пальцы у неё были исколоты до крови.
Вот как-то раз девочка заметила, что её веретено испачкано кровью. Она
хотела его обмыть и наклонилась над колодцем. Но веретено выскользнуло у
неё из рук и упало в воду. Девочка горько заплакала, побежала к мачехе и
рассказала ей о своей беде.
- Ну что ж, сумела уронить - сумей и достать,- ответила мачеха.
Девочка не знала, что ей делать, как достать веретено. Она пошла обратно
к колодцу да с горя и прыгнула в него. У неё сильно закружилась голова,
и она даже зажмурилась от страха. А когда снова открыла глаза, то
увидела, что стоит на прекрасном зелёном лугу, а вокруг много-много
цветов и светит яркое солнышко.
Пошла девочка по этому лугу и видит - стоит печка, полная хлебов.
- Девочка, девочка, вынь нас из печки, а то мы сгорим! - закричали ей
хлебы.
Девочка подошла к печке, взяла лопату и вынула один за другим все хлебы.
Пошла она дальше, видит - стоит яблоня, вся усыпанная спелыми яблоками.
- Девочка, девочка, стряхни нас с дерева, мы уже давно созрели! -
закричали ей яблоки. Девочка подошла к яблоне и так стала трясти ее, что
яблоки дождём посыпались на землю. Она трясла до тех пор, пока на
ветках ни одного яблочка не осталось. Потом собрала все яблоки в кучу и
пошла дальше.
И вот пришла она к маленькому домику, и вышла из этого домика к ней
навстречу старушка. У старушки были такие огромные зубы, что девочка
испугалась. Она хотела убежать, но старушка крикнула ей:
- Не бойся, милая девочка! Останься-ка лучше у меня да помоги мне в
хозяйстве. Если ты будешь прилежна и трудолюбива, я щедро награжу тебя.
Только ты должна так взбивать мою перину, чтобы из нее пух летел. Я ведь
Метелица, и когда из моей перины летит пух, то у людей на земле снег
идёт.
Услыхала девочка, как приветливо говорит с ней старушка, и осталась жить
у нее. Она старалась угодить Метелице, и, когда взбивала перину, пух
так и летел вокруг, будто снежные хлопья. Старушка полюбила прилежную
девочку, всегда была с ней ласкова, и девочке жилось у Метелицы гораздо
лучше, чем дома.
Но вот пожила она сколько-то времени и стала тосковать. Сначала она и
сама не знала, почему тоскует. А потом поняла, что соскучилась по
родному дому.
Пошла она тогда к Метелице и сказала:
- Мне очень хорошо у вас, бабушка, но я так соскучилась по своим! Можно
мне пойти домой?
- Это хорошо, что ты соскучилась по дому: значит, у тебя доброе сердце,-
сказала Метелица.- А за то, что ты мне так прилежно помогала, я сама
провожу тебя наверх.
Она взяла девочку за руку и привела ее к большим воротам. Ворота широко
распахнулись, и, когда девочка проходила под ними, на нее полил золотой
дождь, и она вся покрылась золотом.
- Это тебе за твою прилежную работу,- сказала бабушка Метелица; потом
она подала девочке ее веретено.
Ворота закрылись, и девочка очутилась на земле возле своего дома.
На воротах дома сидел петух. Увидел он девочку и закричал:
- Ку-ка-ре-ку! Смотри, народ:
Наша девочка вся в золоте идёт!
Увидели и мачеха с дочкой, что девочка вся в золоте, и встретили её
ласково, начали расспрашивать. Девочка рассказала им обо всём, что с ней
случилось.
Вот мачеха и захотела, чтобы её родная дочка, ленивица, тоже
разбогатела. Она дала ленивице веретено и послала её к колодцу. Ленивица
уколола себе нарочно палец о колючки шиповника, измазала веретено
кровью и бросила его в колодец. А потом и сама туда прыгнула. Она тоже,
как её сестра, попала на зелёный луг и пошла по дорожке.
Дошла она до печки, хлебы и ей закричали:
- Девочка, девочка, вынь нас из печки, а то мы сгорим!
- Очень надо мне руки пачкать! - ответила им ленивица и пошла дальше.
Когда проходила она мимо яблони, яблоки крикнули:
- Девочка, девочка, стряхни нас с дерева, мы давно созрели! - Нет, не
стряхну! А то упадёте ещё мне на голову, ушибёте,- ответила ленивица и
пошла дальше.
Пришла ленивая девочка к Метелице и ничуть не испугалась её длинных
зубов. Ведь сестра уже рассказала ей, что старушка совсем не злая. Вот и
стала ленивица жить у бабушки Метелицы.
В первый день она кое-как скрывала свою лень и делала, что ей велела
старушка. Уж очень хотелось ей получить награду! Но на второй день
начала лениться, а на третий не захотела даже встать утром с постели.
Она совсем не заботилась о перине Метелицы и взбивала ее так плохо, что
из нее не вылетало ни одного перышка. Бабушке Метелице очень не
понравилась ленивая девочка.
- Пойдём, я отведу тебя домой,- сказала она через несколько дней
ленивице.
Ленивица обрадовалась и подумала: "Наконец-то и на меня золотой дождь
польётся!" Привела ее Метелица к большим воротам, но когда ленивица
проходила под ними, на неё не золото посыпалось, а вылился целый котёл
чёрной смолы.
- Вот, получай за свою работу! - сказала Метелица, и ворота закрылись.
Когда подошла ленивица к дому, увидел петух, какая она стала чумазая,
взлетел на колодец и закричал:
- Ку-ка-ре-ку! Смотри, народ:
Вот замарашка к нам идёт!
Мылась, мылась ленивица - никак не могла отмыть смолу. Так и осталась
замарашкой.
Сказка Чудесные гусли
Сказка Чудесные гусли
Жил один мельник-волшебник. И был у него
помощник-засыпка, который ему
помогал и в работе. Вот проработал этот засыпка три года и говорит:
- Мастер, дайте мне сколько-нибудь денег на дорогу, я домой пойду.
А мастер и говорит хлопцу:
- Денег у меня нету, а дам я тебе такие гусли, что как заиграешь на них,
то разные чудеса увидишь.
Взял хлопец гусли и пошел. Идет и идет, а дорога вела через лес, и
напали на него в лесу разбойники. Спрашивают его:
- Ты, мельник, куда торопишься?
-Домой,- говорит,- спешу.
- Давай деньги, а не дашь,-тут тебе и смерть!
- Нету у меня денег, а вот есть такие гусли, что как заиграть на них, то
разные чудеса явятся.
- Ну, так сыграй.
Начал мельник играть, стали разбойники танцевать, никак остановиться ме
могут.
- Перестань, перестань, белый мельник, играть, дадим мы тебе мешок
золота!
Перестал мельник играть, и принесли ему воры целый мешок золота. Взял
мельник мешок золота и пошел себе домой. Приходит он домой. А
разбойники между собой говорят:
- Эх, дураки мы, дураки, так танцевали, что чуть было богу душу не
отдали, да еще мешок золота ему подарили.
Вот и собрался один из разбойников на поиски хлопца. Приходит разбойник в
суд и обращается к судье:
- Такой-то вот мельник украл у меня мешок золота.
Судья, недолго думая, позвал судейских и велел им этого мельника
поймать. Разбежались судейские в разные стороны и поймали белого
мельника, привели его в суд.
- Ты украл,-спрашивает судья мельника,-мешок золота?
- Нет,- говорит,- мне разбойники сами его дали.
- Неправда,- говорит судья,- разбойники никому золота не дают, наоборот,
они отнимают, тебя должно повесить!
Вот начали ставить среди села виселицу. Собрались люди поглазеть, как
будут вешать мельника. А мельник и говорит:
- Люди добрые, дозвольте мне в последний раз заиграть на моих гуслях, а
то потом уже не сыграю.
А разбойник кричит:
- Ой, ой, не велите ему играть!
- Нет,- говорит судья,- надо его последнее желание исполнить.
И только заиграл он на гуслях, как пустились все в пляс, заплясали даже
кошки и собаки, а мельник все играет и играет, и признался, наконец,
разбойник, что он и вправду дал ему мешок золота.
Тогда мелыника отпустили, а разбойника повесили
Жил один мельник-волшебник. И был у него
помощник-засыпка, который ему
помогал и в работе. Вот проработал этот засыпка три года и говорит:
- Мастер, дайте мне сколько-нибудь денег на дорогу, я домой пойду.
А мастер и говорит хлопцу:
- Денег у меня нету, а дам я тебе такие гусли, что как заиграешь на них,
то разные чудеса увидишь.
Взял хлопец гусли и пошел. Идет и идет, а дорога вела через лес, и
напали на него в лесу разбойники. Спрашивают его:
- Ты, мельник, куда торопишься?
-Домой,- говорит,- спешу.
- Давай деньги, а не дашь,-тут тебе и смерть!
- Нету у меня денег, а вот есть такие гусли, что как заиграть на них, то
разные чудеса явятся.
- Ну, так сыграй.
Начал мельник играть, стали разбойники танцевать, никак остановиться ме
могут.
- Перестань, перестань, белый мельник, играть, дадим мы тебе мешок
золота!
Перестал мельник играть, и принесли ему воры целый мешок золота. Взял
мельник мешок золота и пошел себе домой. Приходит он домой. А
разбойники между собой говорят:
- Эх, дураки мы, дураки, так танцевали, что чуть было богу душу не
отдали, да еще мешок золота ему подарили.
Вот и собрался один из разбойников на поиски хлопца. Приходит разбойник в
суд и обращается к судье:
- Такой-то вот мельник украл у меня мешок золота.
Судья, недолго думая, позвал судейских и велел им этого мельника
поймать. Разбежались судейские в разные стороны и поймали белого
мельника, привели его в суд.
- Ты украл,-спрашивает судья мельника,-мешок золота?
- Нет,- говорит,- мне разбойники сами его дали.
- Неправда,- говорит судья,- разбойники никому золота не дают, наоборот,
они отнимают, тебя должно повесить!
Вот начали ставить среди села виселицу. Собрались люди поглазеть, как
будут вешать мельника. А мельник и говорит:
- Люди добрые, дозвольте мне в последний раз заиграть на моих гуслях, а
то потом уже не сыграю.
А разбойник кричит:
- Ой, ой, не велите ему играть!
- Нет,- говорит судья,- надо его последнее желание исполнить.
И только заиграл он на гуслях, как пустились все в пляс, заплясали даже
кошки и собаки, а мельник все играет и играет, и признался, наконец,
разбойник, что он и вправду дал ему мешок золота.
Тогда мелыника отпустили, а разбойника повесили
Сказка "Марья Моревна"
Сказка "Марья Моревна"
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у
него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья
- Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:
- Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай - при себе не держи долго!
Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад
погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.
- Пойдемте, сестрицы, домой! - говорит Иван-царевич.
Только пришли во дворец - как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел
в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и
говорит:
- Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.
- Коли люб ты ей, я ее не унимаю, - пусть идет!
Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.
Дни идут за днями, часы бегут за часами - целого года как не бывало;
пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять
встает туча с вихрем, с молнией.
- Пойдемте, сестрицы, домой! - говорит царевич.
Только пришли во дворец - как ударил гром, распалася крыша, раздвоился
потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:
- Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:
- Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю.
Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.
Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:
- Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.
- Вернемся, сестрица, домой!
Вернулись домой, не успели сесть - как ударил гром, раздвоился потолок
и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем;
прежние были хороши собой, а этот еще лучше.
- Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.
- Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.
Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство.
Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.
- Пойду, - говорит, - искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит - лежит в поле рать-сила побитая.
Спрашивает Иван-царевич:
- Коли есть тут жив человек - отзовися! Кто побил это войско великое?
Отозвался ему жив человек:
- Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.
Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.
Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:
- Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет - по воле аль по неволе?
Отвечал ей Иван-царевич:
- Добрые молодцы по неволе не ездят!
- Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.
Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.
Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое
государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось
королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все
хозяйство и приказывает:
- Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!
Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в
чулан, отворил дверь, глянул - а там висит Кощей Бессмертный, на
двенадцати цепях прикован.
Просит Кощей у Ивана-царевича:
- Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил - совсем в горле пересохло!
Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:
- Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!
Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил
третье ведро - взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все
двенадцать порвал.
- Спасибо, Иван-царевич! - сказал Кощей Бессмертный. - Теперь тебе
никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! - И страшным вихрем
вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну,
подхватил ее и унес к себе.
А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:
- Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!
Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у
дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба,
ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?
Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про
его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
Погостил у них царевич три дня и говорит:
- Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.
- Трудно тебе сыскать ее, - отвечает сокол. - Оставь здесь на всякий
случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя
вспоминать.
Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.
Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше
первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с
дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!
Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать,
про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
- Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.
Отвечает орел:
- Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.
Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.
День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.
Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.
Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать,
про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
- Прощайте! Пойду жену искать - Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:
- Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.
Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.
День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.
Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:
- Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался - посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.
- Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!
Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:
- Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.
- А можно ли их догнать?
- Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее,
смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб
поесть, да тогда вдогонь ехать - и то поспеем!
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.
- Ну, - говорит, - первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой
меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись - на куски
изрублю!
Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.
Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.
- Поедем, Марья Моревна!
- Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.
- Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.
Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
- Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
- А можно ли догнать их?
- Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить,
пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь
ехать - и то поспеем!
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:
- Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!
Отнял ее и увез к себе.
Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося.
- Поедем, Марья Моревна!
- Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.
- Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей
Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
- Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и
поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и
бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.
В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.
- Ах, - говорят они, - видно, беда приключилася!
Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол
полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно
место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали
как надобно.
Ворон брызнул мертвою водою - тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою - Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:
- Ах, как я долго спал!
- Еще бы дольше проспал, если б не мы! - отвечали зятья. - Пойдем теперь к нам в гости.
- Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:
- Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.
Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.
Кощей сказал:
- За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет
баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг
света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня
пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне
одного жеребеночка.
- Как же ты через огненную реку переправился?
- А у меня есть такой платок - как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!
Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго
шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с
малыми детками.
Иван-царевич говорит:
- Съем-ка я одного цыпленочка.
- Не ешь, Иван-царевич! - просит заморская птица. - В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.
- Возьму-ка я, - говорит, - сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:
- Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.
Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.
- Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!
- Не тронь, Иван-царевич, - просит львица. - В некоторое время я тебе пригожусь.
- Хорошо, пусть будет по-твоему!
Побрел голодный, шел, шел - стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать
шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один
незанятый.
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел - по своей доброй воле аль по нужде?
- Пришел заслужить у тебя богатырского коня.
- Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если
упасешь моих кобылиц - дам тебе богатырского коня, а если нет, то не
гневайся - торчать твоей голове на последнем шесте.
Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за
дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали
хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами
вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на
камень и заснул.
Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:
- Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем вы домой воротились?
- Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.
- Ну вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:
- Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь - быть твоей буйной головушке на шесте.
Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по
дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.
Солнышко село за лес, прибежала львица:
- Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и
пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем домой воротились?
- Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.
- Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:
- Если не упасешь - быть твоей буйной головушке на шесте.
Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и
забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень,
заплакал и уснул.
Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:
- Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой,
бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями.
Там есть паршивый жеребенок - в навозе валяется, ты укради его и в
глухую полночь уходи из дому.
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем воротились?
- Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!
Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого
жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той
реки, махнул три раза платком в правую сторону - и вдруг, откуда ни
взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и
махнул платком на левую сторону только два раза - остался через реку
мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга - паршивого
жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной
ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”
Поехала по мосту, только добралась до середины - мост обломился, и
баба-яга чубурах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась!
Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный
конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему
на шею:
- Как же ты опять живой?
- Так и так, - говорит. - Поедем со мной.
- Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.
- Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.
Сели они на коня и поехали.
Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.
- Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
- Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.
- А можно ли их догнать?
- Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.
- Нет, не утерплю, - говорит Кощей Бессмертный, - поеду в погоню.
Долго ли, коротко ли - нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и
хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил
со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а
царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров,
развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его
пустил по ветру.
Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали
они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.
Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:
- Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты
хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать -
другой не найти!
Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.
Сказка Каменный цветок
Не
одни мраморски на славе были по каменному-то делу. Тоже и в наших
заводах, сказывают, это мастерство имели. Та только различка, что наши
больше с малахитом вожгались (трудились. ( Ред.), как его было
довольно, и сорт - выше нет. Вот из этого малахиту и выделывали
подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что диву дашься: как ему помогло.
Был в ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый. Лучше его никто не мог. В пожилых годах был.
Вот барин и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу парнишек на выучку.
- Пущай-де переймут всё до тонкости. Только Прокопьич, - то ли ему жаль
было расставаться со своим мастерством, то ли еще что, - учил шибко
худо. Все у него с рывка да с тычка. Насадит парнишке по всей голове
шишек, уши чуть не оборвет да и говорит приказчику:
- Не гож этот... Глаз у него неспособный, рука не несет. Толку не выйдет.
Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Прокопьича.
- Не гож, так не гож... Другого дадим... - И нарядит другого парнишку.
Ребятишки прослышали про эту науку... Спозаранку ревут, как бы к
Прокопьичу не попасть. Отцам-метерям тоже не сладко родного дитенка на
зряшную муку отдавать, - выгораживать стали свои-то, кто как мог. И то
сказать, нездорово это мастерство, с малахитом-то. Отрава чистая. Вот и
оберегаются люди. Приказчик все ж таки помнит баринов наказ - ставит
Прокопьичу учеников. Тот по своему порядку помытарит парнишку да и
сдаст обратно приказчику.
- Не гож этот... Приказчик взъедаться стал:
- До какой поры это будет? Не гож да не гож, когда гож будет? Учи этого... Прокопьич, знай, свое:
- Мне что... Хоть десять годов учить буду, а толку из этого парнишки не будет...
-Какого тебе еще?
- Мне хоть и вовсе не ставь, - об этом не скучаю...
Так вот и перебрали приказчик с Прокопьичем много ребятишек, а толк
один: на голове шишки, а в голове - как бы убежать. Нарочно которые
портили, чтобы Прокопьич их прогнал. Вот так-то и дошло дело до Данилки
Недокормыша. Сиротка круглый был этот парнишечко. Годов, поди, тогда
двенадцати, а то и боле. На ногах высоконький, а худой-расхудой, в чем
душа держится. Ну, а с лица чистенький. Волосенки кудрявеньки, глазенки
голубеньки. Его и взяли сперва в казачки при господском доме:
табакерку, платок подать, сбегать куда и протча. Только у этого сиротки
дарованья к такому делу не оказалось. Другие парнишки на таких-то
местах вьюнами вьются. Чуть что - навытяжку: что прикажете? А этот
Данилко забьется куда в уголок, уставится глазами на картину какую, а
то на украшенье, да и стоит. Его кричат, а он и ухом не ведет. Били,
конечно, поначалу-то, потом рукой махнули:
- Блаженный какой-то! Тихоход! Из такого хорошего слуги не выйдет.
На заводскую работу либо в гору все ж таки не отдали - шибко жидко
место, на неделю не хватит. Поставил его приказчик в подпаски. И тут
Данилко не вовсе гож пришелся. Парнишечко ровно старательный, а все у
него оплошка выходит. Все будто думает о чем-то. Уставится глазами на
травинку, а коровы-то - вон где! Старый пастух ласковый попался, жалел
сиротку, и тот временем ругался:
- Что только из тебя, Данилко, выйдет? Погубишь ты себя, да и мою
старую спину под бой подведешь. Куда это годится? О чем хоть думка-то у
тебя?
- Я и сам, дедко, не знаю... Так... ни о чем... Засмотрелся маленько.
Букашка по листочку ползла. Сама сизенька, а из-под крылышек у ней
желтенько выглядывает, а листок широконький... По краям зубчики, вроде
оборочки выгнуты. Тут потемнее показывает, а середка
зеленая-презеленая, ровно ее сейчас выкрасили... А букашка-то и
ползет...
- Ну, не дурак ли ты, Данилко? Твое ли дело букашек разбирать? Ползет
она - и ползи, а твое дело за коровами глядеть. Смотри у меня, выбрось
эту дурь из головы, не то приказчику скажу!
Одно Данилушке далось. На рожке он играть научился - куда старику!
Чисто на музыке какой. Вечером, как коров пригонят, девки-бабы просят:
- Сыграй, Данилушко, песенку.
Он и начнет наигрывать. И песни все незнакомые. Не то лес шумит, не то
ручей журчит, пташки на всякие голоса перекликаются, а хорошо выходит.
Шибко за те песенки стали женщины привечать Данилушку. Кто пониточек
(верхнюю одежду из домашнего сукна. ( Ред.) починит, кто холста на
онучи отрежет, рубашонку новую сошьет. Про кусок и разговору нет, -
каждая норовит дать побольше да послаще. Старику пастуху тоже
Данилушковы песни по душе пришлись. Только и тут маленько неладно
выходило. Начнет Данилушко наигрывать и все забудет, ровно и коров нет.
На этой игре и пристигла его беда.
Данилушко, видно, заигрался, а старик задремал по малости. Сколько-то
коровенок у них и отбилось. Как стали на выгон собирать, глядят - той
нет, другой нет. Искать кинулись, да где тебе. Пасли около Ельничной...
Самое тут волчье место, глухое... Одну только коровенку и нашли.
Пригнали стадо домой... Так и так - обсказали. Ну, из завода тоже
побежали - поехали на розыски, да не нашли.
Расправа тогда известно какая была. За всякую вину спину кажи. На грех
еще одна-то корова из приказчичьего двора была. Тут и вовсе спуску не
жди. Растянули сперва старика, потом и до Данилушки дошло, а он
худенький да тощенький. Господский палач оговорился даже.
- Экой-то, - говорит, - с одного разу сомлеет, а то и вовсе душу выпустит.
Ударил все ж таки - не пожалел, а Данилушко молчит. Палач его
вдругорядь - молчит, втретьи - молчит. Палач тут и расстервенился,
давай полысать со всего плеча, а сам кричит:
- Я тебя, молчуна, доведу... Дашь голос... Дашь! Данилушко дрожит весь,
слезы каплют, а молчит. Закусил губенку-то и укрепился. Так и сомлел, а
словечка от него не слыхали. Приказчик, - он тут же, конечно, был, -
удивился:
- Какой еще терпеливый выискался! Теперь знаю, куда его поставить, коли живой останется.
Отлежался-таки Данилушко. Бабушка Вихориха его на ноги поставила. Была,
сказывают, старушка такая. Заместо лекаря по нашим заводам на большой
славе была. Силу в травах знала: которая от зубов, которая от надсады,
которая от ломоты... Ну, все как есть. Сама те травы собирала в самое
время, когда какая трава полную силу имела. Из таких трав да корешков
настойки готовила, отвары варила да с мазями мешала.
Хорошо Данилушке у этой бабушки Вихорихи пожилось. Старушка, слышь-ко,
ласковая да словоохотливая, а трав, да корешков, да цветков всяких у
ней насушено да навешано по всей избе. Данилушко к травам-то любопытен
- как эту зовут? где растет? какой цветок? Старушка ему и рассказывает.
Раз Данилушко и спрашивает:
- Ты, бабушка, всякий цветок в наших местах знаешь?
- Хвастаться, - говорит, - не буду, а все будто знаю, какие открытые-то.
- А разве, - спрашивает, - еще не открытые бывают?
- Есть, - отвечает, - и такие. Папору вот слыхал? Она будто цветет на
Иванов день. Тот цветок колдовской. Клады им открывают. Для человека
вредный. На разрыв-траве цветок - бегучий огонек. Поймай его - и все
тебе затворы открыты. Воровской это цветок. А то еще каменный цветок
есть. В малахитовой горе будто растет. На змеиный праздник (25 (12)
сентября. - Ред.) полную силу имеет. Несчастный тот человек, который
каменный цветок увидит.
- Чем, бабушка, несчастный?
- А это, дитенок, я и сама не знаю. Так мне сказывали.
Данилушко у Вихорихи, может, и подольше бы пожил, да приказчиковы
вестовщики углядели, что парнишко мало-помалу ходить стал, и сейчас к
приказчику. Приказчик Данилушку призвал да и говорит:
- Иди-ко теперь к Прокопьичу - малахитному делу обучаться. Самая там по тебе работа.
Ну, что сделаешь? Пошел Данилушко, а самого еще ветром качает. Прокопьич поглядел на него да и говорит:
- Еще такого недоставало. Здоровым парнишкам здешняя учеба не по силе, а с такого что взыщешь - еле живой стоит.
Пошел Прокопьич к приказчику:
- Не надо такого. Еще ненароком убьешь - отвечать придется.
Только приказчик - куда тебе, слушать не стал:
- Дано тебе - учи, не рассуждай! Он - этот парнишка - крепкий. Не гляди, что жиденький.
- Ну, дело ваше, - говорит Прокопьич, - было бы сказано. Буду учить, только бы к ответу не потянули.
- Тянуть некому. Одинокий этот парнишка, что хочешь с ним делай, - отвечает приказчик.
Пришел Прокопьич домой, а Данилушко около станочка стоит, досочку
малахитовую оглядывает. На этой досочке зарез сделан - кромку отбить.
Вот Данилушко на это место уставился и головенкой покачивает.
Прокопьичу любопытно стало, что этот новенький парнишка тут
разглядывает. Спросил строго, как по его правилу велось:
- Ты это что? Кто тебя просил поделку в руки брать? Что тут доглядываешь? Данилушко и отвечает:
- На мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отбивать надо. Вишь, узор тут, а его и срежут. Прокопьич закричал, конечно:
- Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь? Что ты понимать можешь?
- То и понимаю, что эту штуку испортили, - отвечает Данилушко.
- Кто испортил? а? Это ты, сопляк, мне - первому мастеру!.. Да я тебе такую порчу покажу... жив не будешь!
Пошумел так-то, покричал, а Данилушку пальцем не задел. Прокопьич-то,
вишь, сам над этой досочкой думал - с которой стороны кромку срезать.
Данилушко своим разговором в самую точку попал. Прокричался Прокопьич и
говорит вовсе уж добром:
- Ну-ко, ты, мастер явленный, покажи, как по-твоему сделать?
Данилушко и стал показывать да рассказывать:
- Вот бы какой узор вышел. А того бы лучше - пустить досочку поуже, по
чистому полю кромку отбить, только бы сверху плетешок малый оставить.
Прокопьич знай покрикивает:
- Ну-ну... Как же! Много ты понимаешь. Накопил - не просыпь! - А про
себя думает: "Верно парнишка говорит. Из такого, пожалуй, толк будет.
Только учить-то его как? Стукни разок - он и ноги протянет".
Подумал так да и спрашивает:
- Ты хоть чей, экий ученый?
Данилушко и рассказал про себя.
Дескать, сирота. Матери не помню, а про отца и вовсе не знаю, кто был.
Кличут Данилкой Недокормышем, а как отчество и прозванье отцовское -
про то не знаю. Рассказал, как он в дворне был и за что его прогнали,
как потом лето с коровьим стадом ходил, как под бой попал.
Прокопьич пожалел:
- Не сладко, гляжу, тебе, парень, житьишко-то задалось, а тут еще ко мне попал. У нас мастерство строгое.
Потом будто рассердился, заворчал:
- Ну, хватит, хватит! Вишь разговорчивый какой! Языком-то - не руками -
всяк бы работал. Целый вечер лясы да балясы! Ученичок тоже! Погляжу вот
завтра, какой у тебя толк. Садись, ужинать, да и спать пора.
Прокопьич одиночкой жил. Жена-то у него давно умерла. Старушка
Митрофановна из соседей снаходу у него хозяйство вела. Утрами ходила
постряпать, сварить чего, в избе прибрать, а вечером Прокопьич сам
управлял, что ему надо.
Поели, Прокопьич и говорит:
- Ложись вон тут на скамеечке!
Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком закрылся, поежился
маленько, - вишь, холодно в избе-то было по осеннему времени, -
все-таки вскорости уснул. Прокопьич тоже лег, а уснуть не мог: все у
него разговор о малахитовом узоре из головы нейдет.
Ворочался-ворочался, встал, зажег свечку да и к станку - давай эту
малахитову досочку так и сяк примерять. Одну кромку закроет, другую...
прибавит поле, убавит. Так поставит, другой стороной повернет, и все
выходит, что парнишка лучше узор понял.
- Вот тебе и Недокормышек! - дивится Прокопьич. - Еще ничем-ничего, а старому мастеру указал. Ну и глазок! Ну и глазок!
Пошел потихоньку в чулан, притащил оттуда подушку да большой овчинный
тулуп. Подсунул подушку Данилушке под голову, тулупом накрыл:
- Спи-ко, глазастый!
А тот и не проснулся, повернулся только на другой бочок, растянулся под
тулупом-то - тепло ему стало, - и давай насвистывать носом полегоньку.
У Прокопьича своих ребят не было, этот Данилушко и припал ему к сердцу.
Стоит мастер, любуется, а Данилушко знай посвистывает, спит себе
спокойненько. У Прокопьича забота - как бы парнишку хорошенько на ноги
поставить, чтоб не такой тощий да нездоровый был.
- С его ли здоровьишком нашему мастерству учиться. Пыль, отрава, - живо
зачахнет. Отдохнуть бы ему сперва, подправиться, потом учить стану.
Толк, видать, будет.
На другой день и говорит Данилушке:
- Ты спервоначалу по хозяйству помогать будешь. Такой у меня порядок
заведен. Понял? Для первого разу сходи за калиной. Ее иньями
прихватило, - в самый раз она теперь на пироги. Да, гляди, не ходи
далеко-то. Сколь наберешь - то и ладно. Хлеба возьми полишку, - естся в
лесу-то, - да еще к Митрофановне зайди. Говорил ей, чтоб тебе пару
яичек испекла да молока в туесочек плеснула. Понял?
На другой день опять говорит:
- Поймай-ко мне щегленка поголосистее да чечетку побойчее. Гляди, чтобы к вечеру были. Понял?
Когда Данилушко поймал и принес, Прокопьич говорит:
Ладно, да не вовсе. Лови других.
Так и пошло. На каждый день Прокопьич Данилушке работу дает, а все
забава. Как снег выпал, велел ему с соседом за дровами ездить -
пособишь-де. Ну, а какая подмога! Вперед на санях сидит, лошадью
правит, а назад за возом пешком идет. Промнется так-то, поест дома да
спит покрепче. Шубу ему Прокопьич справил, шапку теплую, рукавицы, пимы
(валенки. - Ред.) на заказ скатали. Прокопьич, видишь, имел достаток.
Хоть крепостной был, а по оброку ходил, зарабатывал маленько. К
Данилушке-то он крепко прилип. Прямо сказать, за сына держал. Ну, и не
жалел для него, а к делу своему не подпускал до времени.
В хорошем-то житье Данилушко живо поправляться стал и к Прокопьичу тоже
прильнул. Ну, как! - понял Прокопьичеву заботу, в первый раз так-то
пришлось пожить. Прошла зима. Данилушке и вовсе вольготно стало. То он
на пруд, то в лес. Только и к мастерству Данилушко присматривался.
Прибежит домой, и сейчас же у них разговор. То, другое Прокопьичу
расскажет да и спрашивает - это что да это как? Прокопьич объяснит, на
деле покажет. Данилушко примечает. Когда и сам примется: "Ну-ко, я..."
Прокопьич глядит, поправит, когда надо, укажет, как лучше.
Вот как-то раз приказчик и углядел Данилушку на пруду. Спрашивает своих-то вестовщиков:
- Это чей парнишка? Который день его на пруду вижу... По будням с
удочкой балуется, а уж не маленький... Кто-то его от работы прячет...
Узнали вестовщики, говорят приказчику, а он не верит.
- Ну-ко, - говорит, - тащите парнишку ко мне, сам дознаюсь.
Привели Данилушку. Приказчик спрашивает:
- Ты чей?
Данилушко и отвечает:
- В ученье, дескать, у мастера по малахитному делу.
Приказчик тогда хвать его за ухо:
- Так-то ты, стервец, учишься! - Да за ухо и повел к Прокопьичу.
Тот видит - неладно дело, давай выгораживать Данилушку:
- Это я сам его послал окуньков половить. Сильно о свеженьких-то
окуньках скучаю. По нездоровью моему другой еды принимать не могу. Вот
и велел парнишке половить.
Приказчик не поверил. Смекнул тоже, что Данилушко вовсе другой стал:
поправился, рубашонка на нем добрая, штанишки тоже и на ногах
сапожнешки. Вот и давай проверку Данилушке делать:
- Ну-ко, покажи, чему тебя мастер выучил? Данилушко запончик (фартук. (
Ред.) надел, подошел к станку и давай рассказывать да и показывать. Что
приказчик спросит - у него на все ответ готов. Как околтать (обтесать.
( Ред.) камень, как распилить, фасочку снять (обточить грань. ( Ред.),
чем когда склеить, как полер навести, как на медь присадить, как на
дерево. Однем словом, все как есть.
Пытал-пытал приказчик да и говорит Прокопьичу:
- Этот, видно, гож тебе пришелся?
- Не жалуюсь, - отвечает Прокопьич.
- То-то, не жалуешься, а баловство разводишь! Тебе его отдали
мастерству учиться, а он у пруда с удочкой! Смотри! Таких тебе свежих
окуньков отпущу - до смерти не забудешь да и парнишке невесело станет.
Погрозился так-то, ушел, а Прокопьич дивуется:
- Когда хоть ты, Данилушко, все это понял? Ровно я тебя еще и вовсе не учил.
- Сам же, - говорит Данилушко, - показывал да рассказывал, а я примечал.
У Прокопьича даже слезы закапали, - до того ему это по сердцу пришлось.
- Сыночек, - говорит, - милый, Данилушко... Что еще знаю, все тебе открою... Не потаю...
Только с той поры Данилушке не стало вольготного житья. Приказчик на
другой день послал за ним и работу на урок стал давать. Сперва,
конечно, попроще что: бляшки, какие женщины носят, шкатулочки. Потом с
точкой пошло: подсвечники да украшенья разные. Там и до резьбы доехали.
Листочки да лепесточки, узорчики да цветочки. У них ведь - малахитчиков
- дело мешкотное. Пустяковая ровно штука, а сколько он над ней сидит!
Так Данилушко и вырос за этой работой.
А как выточил зарукавье (браслет. ( Ред.) - змейку из цельного камня,
так его и вовсе мастером приказчик признал. Барину об этом отписал:
"Так и так, объявился у нас новый мастер по малахитному делу - Данилко
Недокормыш. Работает хорошо, только по молодости еще тих. Прикажете на
уроках его оставить, али как и Прокопьича, на оброк отпустить?"
Работал Данилушко вовсе не тихо, а на диво ловко да скоро. Это уж
Прокопьич тут сноровку поимел. Задаст приказчик Данилушке какой урок на
пять ден, а Прокопьич пойдет да и говорит:
- Не в силу это. На такую работу полмесяца надо. Учится ведь парень. Поторопится - только камень без пользы изведет.
Ну, приказчик поспорит сколько, а дней, глядишь, прибавит. Данилушко и
работал без натуги. Поучился даже потихоньку от приказчика читать,
писать. Так, самую малость, а все ж таки разумел грамоте. Прокопьич ему
в этом тоже сноровлял (помогал. ( Ред.). Когда и сам наладится
приказчиковы уроки за Данилушку делать, только Данилушко этого не
допускал.
- Что ты! Что ты, дяденька! Твое ли дело за меня у станка сидеть!
Смотри-ка, у тебя борода позеленела от малахиту, здоровьем скудаться
(хворать. ( Ред.) стал, а мне что делается?
Данилушко и впрямь к той поре выправился. Хоть по старинке его
Недокормышем звали, а он вон какой! Высокий да румяный, кудрявый да
веселый. Однем словом, сухота девичья. Прокопьич уж стал с ним про
невест заговаривать, а Данилушко, знай, головой потряхивает:
- Не уйдет от нас! Вот мастером настоящим стану, тогда и разговор будет.
Барин на приказчиково известие отписал:
"Пусть тот Прокопьичев выученик Данилко сделает еще точеную чашу на
ножке для моего дому. Тогда погляжу - на оброк пустить али на уроках
держать. Только ты гляди, чтобы Прокопьич тому Данилке не пособлял. Не
доглядишь - с тебя взыск будет".
Приказчик получил это письмо, призвал Данилушку да и говорит:
- Тут, у меня, работать будешь. Станок тебе наладят, камню привезут, какой надо.
Прокопьич узнал, запечалился: как так? что за штука? Пошел к приказчику, да разве он скажет... Закричал только: "Не твое дело!".
Ну, вот пошел Данилушко работать на ново место, а Прокопьич ему наказывает:
- Ты, гляди, не торопись, Данилушко! Не оказывай себя.
Данилушко сперва остерегался. Примеривал да прикидывал больше, да
тоскливо ему показалось. Делай не делай, а срок отбывай - сиди у
приказчика с утра до ночи. Ну, Данилушко от скуки и сорвался на полную
силу. Чаша-то у него живой рукой и вышла из дела. Приказчик поглядел,
будто так и надо, да и говорит:
- Еще такую же делай!
Данилушко сделал другую, потом третью. Вот когда он третью-то кончил, приказчик и говорит:
- Теперь не увернешься! Поймал я вас с Прокопьичем. Барин тебе, по
моему письму, срок для одной чаши дал, а ты три выточил. Знаю твою
силу. Не обманешь больше, а тому старому псу покажу, как
потворствовать! Другим закажет!
Так об этом и барину написал и чаши все три предоставил. Только барин,
- то ли на него умный стих нашел, то ли он на приказчика за что сердит
был, - все как есть наоборот повернул.
Оброк Данилушке назначил пустяковый, не велел парня от Прокопьича брать
- может-де вдвоем скорее придумают что новенькое. При письме чертеж
послал. Там тоже чаша нарисована со всякими штуками. По ободку кайма
резная, на поясе лента каменная со сквозным узором, на подножке
листочки. Однем словом, придумано. А на чертеже барин подписал: "Пусть
хоть пять лет просидит, а чтобы такая в точности сделана была".
Пришлось тут приказчику от своего слова отступить. Объявил, что барин написал, отпустил Данилушку к Прокопьичу и чертеж отдал.
Повеселели Данилушко с Прокопьичем, и работа у них бойчее пошла.
Данилушко вскоре за ту новую чашу принялся. Хитрости в ней многое
множество. Чуть неладно ударил, - пропала работа, снова начинай. Ну,
глаз у Данилушки верный, рука смелая, силы хватит - хорошо идет дело.
Одно ему не по нраву - трудности много, а красоты ровно и вовсе нет.
Говорил Прокопьичу, а он только удивился:
- Тебе-то что? Придумали - значит, им надо. Мало ли я всяких штук выточил да вырезал, а куда они - толком и не знаю.
Пробовал с приказчиком поговорить, так куда тебе. Ногами затопал, руками замахал:
- Ты очумел? За чертеж большие деньги плачены. Художник, может, по столице первый его делал, а ты пересуживать выдумал!
Потом, видно, вспомнил, что барин ему заказывал, - не выдумают ли вдвоем чего новенького, - и говорит:
- Ты вот что... делай эту чашу по барскому чертежу, а если другую от
себя выдумаешь - твое дело. Мешать не стану. Камня у нас, поди-ко,
хватит. Какой надо - такой и дам.
Тут вот Данилушке думка и запала. Не нами сказано - чужое охаять
мудрости немного надо, а свое придумать - не одну ночку с боку на бок
повертишься. Вот Данилушко сидит над этой чашей по чертежу-то, а сам
про другое думает. Переводит в голове, какой цветок, какой листок к
малахитовому камню лучше подойдет. Задумчивый стал, невеселый.
Прокопьич заметил, спрашивает:
- Ты, Данилушко, здоров ли? Полегче бы с этой чашей. Куда торопиться? Сходил бы в разгулку куда, а то все сидишь да сидишь.
- И то, - говорит Данилушко, - в лес хоть сходить. Не увижу ли, что мне надо.
С той поры и стал чуть не каждый день в лес бегать. Время как раз
покосное, ягодное. Травы все в цвету. Данилушко остановится где на
покосе либо на поляне в лесу и стоит, смотрит. А то опять ходит по
покосам да разглядывает траву-то, как ищет что. Людей в ту пору в лесу
и на покосах много. Спрашивают Данилушку - не потерял ли чего? Он
улыбнется этак невесело да и скажет:
- Потерять не потерял, а найти не могу. Ну, которые и запоговаривали:
- Неладно с парнем.
А он придет домой и сразу к станку, да до утра и сидит, а с солнышком
опять в лес да на покосы. Листки да цветки всякие домой притаскивать
стал, а все больше из объеди: черемицу да омег, дурман да багульник, да
резуны всякие. С лица спал, глаза беспокойные стали, в руках смелость
потерял. Прокопьич вовсе забеспокоился, а Данилушко и говорит:
- Чаша мне покою не дает. Охота так ее сделать, чтобы камень полную силу имел. Прокопьич давай отговаривать:
- На что она тебе далась? Сыты ведь, чего еще? Пущай бары тешатся, как
им любо. Нас бы только не задевали. Придумают какой узор - сделаем, а
навстречу-то им зачем лезть? Лишний хомут надевать - только и всего.
Ну, Данилушко на своем стоит.
- Не для барина, - говорит, - стараюсь. Не могу из головы выбросить ту
чашу. Вижу, поди-ко, какой у нас камень, а мы что с ним делаем? Точим,
да режем, да полер наводим и вовсе ни к чему. Вот мне и припало желание
так сделать, чтобы полную силу камня самому поглядеть и людям показать.
По времени отошел Данилушко, сел опять за ту чашу, по барскому чертежу. Работает, а сам посмеивается:
- Лента каменная с дырками, каемочка резная...
Потом вдруг забросил эту работу. Другое начал. Без передышки у станка стоит. Прокопьичу сказал:
- По дурман-цветку свою чашу делать буду.
Прокопьич отговаривать принялся. Данилушко сперва и слушать не хотел,
потом, дня через три-четыре, как у него какая-то оплошка вышла, и
говорит Прокопьичу:
- Ну ладно. Сперва барскую чашу кончу, потом за свою примусь. Только ты
уж тогда меня не отговаривай... Не могу ее из головы выбросить.
Прокопьич отвечает:
- Ладно, мешать не стану, - а сам думает: "Уходится парень, забудет.
Женить его надо. Вот что! Лишняя дурь из головы вылетит, как семьей
обзаведется".
Занялся Данилушко чашей. Работы в ней много - в один год не укладешь.
Работает усердно, про дурман-цветок не поминает. Прокопьич и стал про
женитьбу заговаривать:
- Вот хотя бы Катя Летемина - чем не невеста? Хорошая девушка... Похаять нечем.
Это Прокопьич-то от ума говорил. Он, вишь, давно заприметил, что
Данилушко на эту девушку сильно поглядывал. Ну, и она не
отворачивалась. Вот Прокопьич, будто ненароком, и заводил разговор. А
Данилушко свое твердит:
- Погоди! Вот с чашкой управлюсь. Надоела мне она. Того и гляди -
молотком стукну, а он про женитьбу! Уговорились мы с Катей. Подождет
она меня.
Ну, сделал Данилушко чашу по барскому чертежу. Приказчику, конечно, не
сказали, а дома у себя гулянку маленькую придумали сделать. Катя -
невеста-то - с родителями пришла, еще которые... из мастеров же
малахитных больше. Катя дивится на чашу.
- Как, - говорит, - только ты ухитрился узор такой вырезать и камня нигде не обломил! До чего все гладко да чисто обточено!
Мастера тоже одобряют:
- В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто сработано. Лучше
не сделать, да и скоро. Так-то работать станешь - пожалуй, нам тяжело
за тобой тянуться.
Данилушко слушал-слушал да и говорит:
- То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый, резьба по
чертежу, а красота где? Вон цветок... самый что ни есть плохонький, а
глядишь на него - сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует? На что
она? Кто поглядит, всяк, как вон Катенька, подивится, какой-де у
мастера глаз да рука, как у него терпенья хватило нигде камень не
обломить.
- А где оплошал, - смеются мастера, - там подклеил да полером прикрыл, и концов не найдешь.
- Вот-вот... А где, спрашиваю, красота камня? Тут прожилка прошла, а ты
на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь
это камня. А камень-то какой! Первый камень! Понимаете, первый!
Горячиться стал. Выпил, видно, маленько. Мастера и говорят Данилушке, что ему Прокопьич не раз говорил:
- Камень - камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое - точить да резать.
Только был тут старичок один. Он еще Прокопьича и тех - других-то
мастеров - учил. Все его дедушком звали. Вовсе ветхий старичоночко, а
тоже этот разговор понял да и говорит Данилушке:
- Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы выбрось! А то попадешь к Хозяйке в горные мастера...
- Какие мастера, дедушко?
- А такие... в горе живут, никто их не видит... Что Хозяйке
понадобится, то они сделают. Случилось мне раз видеть. Вот работа! От
нашей, от здешней, на отличку.
Всем любопытно стало. Спрашивают, какую поделку видел.
- Да змейку, - говорит, - ту же, какую вы на зарукавье точите.
- Ну, и что? Какая она?
- От здешних, говорю, на отличку. Любой мастер увидит, сразу узнает -
не здешняя работа. У наших змейка, сколь чисто не выточат, каменная, а
тут как есть живая. Хребтик черненький, глазки... Того и гляди -
клюнет. Им ведь что! Они цветок каменный видали, красоту поняли.
Данилушко, как услышал про каменный цветок, давай спрашивать старика. Тот по совести сказал:
- Не знаю, милый сын. Слыхал, что есть такой цветок. Видеть его нашему
брату нельзя. Кто поглядит, тому белый свет не мил станет.
Данилушко на это и говорит:
- Я бы поглядел.
Тут Катенька, невеста-то его, так и затрепыхалась:
- Что ты, что ты, Данилушко! Неуж тебе белый свет наскучил? - да в слезы.
Прокопьич и другие мастера сметили дело, давай старого мастера на смех подымать:
- Выживаться из ума, дедушко, стал. Сказки сказываешь. Парня зря с пути сбиваешь. Старик разгорячился, по столу стукнул:
- Есть такой цветок! Парень правду говорит: камень мы не разумеем. В том цветке красота показана.
Мастера смеются:
- Хлебнул, дедушко, лишка!
А он свое:
- Есть каменный цветок!
Разошлись гости, а у Данилушки тот разговор из головы не выходит. Опять
стал в лес бегать да около своего дурман-цветка ходить, про свадьбу и
не поминает. Прокопьич уж понуждать стал:
- Что ты девушку позоришь? Который год она в невестах ходить будет?
Того жди - пересмеивать ее станут. Мало смотниц-то (сплетниц. - Ред.)?
Данилушко одно свое:
- Погоди ты маленько! Вот только придумаю да камень подходящий подберу.
И повадился на медный рудник - на Гумешки-то. Когда в шахту спустится,
по забоям обойдет, когда наверху камни перебирает. Раз как-то поворотил
камень, оглядел его да и говорит:
- Нет, не тот...
Только это промолвил, кто-то и говорит:
- В другом месте поищи... у Змеиной горки. Глядит Данилушко - никого
нет. Кто бы это? Шутят, что ли... Будто и спрятаться негде. Поогляделся
еще, пошел домой, а вслед ему опять:
- Слышь, Данило-мастер? У Змеиной горки, говорю.
Оглянулся Данилушко - женщина какая-то чуть видна, как туман голубенький. Потом ничего не стало.
"Что, - думает, - за шутка? Неуж сама? А что, если сходить на Змеиную-то?"
Змеиную горку Данилушко хорошо знал. Тут же она была, недалеко от
Гумешек. Теперь ее нет, давно всю срыли, а раньше камень поверху брали.
Вот на другой день и пошел туда Данилушко. Горка хоть небольшая, а
крутенькая. С одной стороны и вовсе как срезано. Глядельце (место, где
видно напластование горных пород. - Ред.) тут первосортное. Все пласты
видно, лучше некуда.
Подошел Данилушко к этому глядельцу, а тут малахитина выворочена.
Большой камень - на руках не унести, и будто обделан вроде кустика.
Стал оглядывать Данилушко эту находку. Все, как ему надо: цвет снизу
погуще, прожилки на тех самых местах, где требуется... Ну, все как
есть... Обрадовался Данилушко, скорей за лошадью побежал, привез камень
домой, говорит Прокопьичу:
- Гляди-ко, камень какой! Ровно нарочно для моей работы. Теперь живо
сделаю. Тогда и жениться. Верно, заждалась меня Катенька. Да и мне это
не легко. Вот только эта работа меня и держит. Скорее бы ее кончить!
Ну, и принялся Данилушко за тот камень. Ни дня, ни ночи не знает. А
Прокопьич помалкивает. Может, угомонится парень, как охотку стешит.
Работа ходко идет. Низ камня отделал. Как есть, слышь-ко, куст дурмана.
Листья широкие кучкой, зубчики, прожилки - все пришлось лучше нельзя.
Прокопьич и то говорит - живой цветок-то, хоть рукой пощупать. Ну, как
до верху дошел - тут заколодило. Стебелёк выточил, боковые листики
тонехоньки - как только держится! Чашку, как у дурман-цветка, а не
то... Не живой стал и красоту потерял. Данилушко тут и сна лишился.
Сидит над этой своей чашей, придумывает, как бы поправить, лучше
сделать. Прокопьич и другие мастера, кои заходили поглядеть, дивятся, -
чего еще парню надо? Чашка вышла - никто такой не делывал, а ему
неладно. Умуется (заговаривается. - Ред.) парень, лечить его надо.
Катенька слышит, что люди говорят, - поплакивать стала. Это Данилушку и
образумило.
- Ладно, - говорит, - больше не буду. Видно, не подняться мне выше-то,
не поймать силу камня. - И давай сам торопить со свадьбой. Ну, а что
торопить, коли у невесты давным-давно все готово. Назначили день.
Повеселел Данилушко. Про чашу-то приказчику сказал. Тот прибежал,
глядит - вот штука какая! Хотел сейчас эту чашу барину отправить, да
Данилушко говорит:
- Погоди маленько, доделка есть.
Время осеннее было. Как раз около Змеиного праздника свадьба пришлась.
К слову, кто-то и помянул про это - вот-де скоро змеи все в одно место
соберутся. Данилушко эти слова на приметку взял. Вспомнил опять
разговоры о малахитовом цветке. Так его и потянуло: "Не сходить ли
последний раз к Змеиной горке? Не узнаю ли там чего?" - и про камень
припомнил: "Ведь как положенный был! И голос на руднике-то... про
Змеиную же горку говорил".
Вот и пошел Данилушко. Земля тогда уже подмерзать стала, снежок
припорашивал. Подошел Данилушко ко крутику, где камень брал, глядит, а
на том месте выбоина большая, будто камень ломали. Данилушко о том не
подумал, кто это камень ломал, зашел в выбоину. "Посижу, - думает -
отдохну за ветром. Потеплее тут". Глядит - у одной стены
камень-серовик, вроде стула. Данилушко тут и сел, задумался, в землю
глядит, и все цветок тот каменный из головы нейдет. "Вот бы поглядеть!"
Только вдруг тепло стало, ровно лето воротилось. Данилушко поднял
голову, а напротив, у другой-то стены, сидит Медной горы Хозяйка. По
красоте-то да по платью малахитову Данилушко сразу ее признал. Только и
то думает:
"Может, мне это кажется, а на деле никого нет". Сидит - молчит, глядит
на то место, где Хозяйка, и будто ничего не видит. Она тоже молчит,
вроде как призадумалась. Потом и спрашивает:
- Ну, что, Данило-мастер, не вышла твоя дурман-чаша?
- Не вышла, - отвечает.
-А ты не вешай голову-то! Другое попытай. Камень тебе будет, по твоим мыслям.
- Нет, - отвечает, - не могу больше. Измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок.
- Показать-то, - говорит, - просто, да потом жалеть будешь.
- Не отпустишь из горы?
- Зачем не отпущу! Дорога открыта, да только ко мне же ворочаются.
- Покажи, сделай милость!
Она еще его уговаривала:
- Может, еще попытаешь сам добиться! - Про Прокопьича тоже помянула:-Он-де тебя пожалел, теперь твой черед его пожалеть.
Про невесту напомнила: - Души в тебе девка не чает, а ты на сторону глядишь.
- Знаю я, - кричит Данилушко, - а только без цветка мне жизни нет. Покажи!
- Когда так, - говорит, - пойдем, Данило-мастер, в мой сад.
Сказала и поднялась. Тут и зашумело что-то, как осыпь земляная. Глядит
Данилушко, а стен никаких нет. Деревья стоят высоченные, только не
такие, как в наших лесах, а каменные. Которые мраморные, которые из
змеевика-камня... Ну, всякие... Только живые, с сучьями, с листочками.
От ветру-то покачиваются и голк (шум. ( Ред.) дают, как галечками кто
подбрасывает. Понизу трава, тоже каменная. Лазоревая, красная...
разная... Солнышка не видно, а светло, как перед закатом. Промеж
деревьев змейки золотенькие трепыхаются, как пляшут. От них и свет идет.
И вот подвела та девица Данилушку к большой полянке. Земля тут, как
простая глина, а по ней кусты черные, как бархат. На этих кустах
большие зеленые колокольцы малахитовы и в каждом сурьмяная (окрашенная
в черный цвет. - Ред.) звездочка. Огневые пчелки над теми цветками
сверкают, а звездочки тонехонько позванивают, ровно поют.
- Ну, Данило-мастер, поглядел? - спрашивает Хозяйка.
- Не найдешь, - отвечает Данилушко, - камня, чтобы так-то сделать.
- Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, а теперь не могу. -
Сказала и рукой махнула. Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в
ямине-то этой оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень.
Пришел Данилушко домой, а в тот день как раз у невесты вечеринка была.
Сначала Данилушко веселым себя показывал - песни пел, плясал, а потом и
затуманился. Невеста даже испугалась:
- Что с тобой? Ровно на похоронах ты!
А он и говорит:
- Голову разломило. В глазах черное с зеленым да красным. Света не вижу.
На этом вечеринка и кончилась. По обряду невеста с подружками провожать
жениха пошла. А много ли дороги, коли через дом либо через два жили.
Вот Катенька и говорит:
- Пойдемте, девушки, кругом. По нашей улице до конца дойдем, а по Еланской воротимся.
Про себя думает: "Пообдует Данилушку ветром, - не лучше ли ему станет".
А подружкам что... Рады-радехоньки.
- И то, - кричат, - проводить надо. Шибко он близко живет - провожальную песню ему по-доброму вовсе не певали.
Ночь-то тихая была, и снежок падал. Самое для разгулки время. Вот они и
пошли. Жених с невестой попереду, а подружки невестины с холостяжником,
который на вечеринке был, поотстали маленько. Завели девки эту песню
провожальную. А она протяжно да жалобно поется, чисто по покойнику.
Катенька видит - вовсе ни к чему это: "И без того Данилушко у меня
невеселый, а они еще причитанье петь придумали".
Старается отвести Данилушку на другие думки. Он разговорился было, да
только скоро опять запечалился. Подружки Катенькины тем временем
провожальную кончили, за веселые принялись. Смех у них да беготня, а
Данилушко идет, голову повесил. Сколь Катенька ни старается, не может
развеселить. Так и до дому дошли. Подружки с холостяжником стали
расходиться - кому куда, а Данилушко уж без обряду невесту свою
проводил и домой пошел.
Прокопьич давно спал. Данилушко потихоньку зажег огонь, выволок свои
чаши на середину избы и стоит, оглядывает их. В это время Прокопьича
кашлем бить стало. Так и надрывается. Он, вишь, к тем годам вовсе
нездоровый стал. Кашлем-то этим Данилушку как ножом по сердцу резнуло.
Всю прежнюю жизнь припомнил. Крепко жаль ему старика стало. А Прокопьич
прокашлялся, спрашивает:
- Ты что это с чашами-то?
- Да вот гляжу, не пора ли сдавать?
- Давно, - говорит, - пора. Зря только место занимают. Лучше все равно не сделаешь.
Ну, поговорили еще маленько, потом Прокопьич опять уснул. И Данилушко
лег, только сна ему нет и нет. Поворочался-поворочался, опять поднялся,
зажег огонь, поглядел на чаши, подошел к Прокопьичу. Постоял тут над
стариком-то, повздыхал...
Потом взял балодку (молоток. ( Ред.) да как ахнет по дурман-цветку, -
только схрупало. А ту чашу,- по барскому-то чертежу, - не пошевелил!
Плюнул только в середку и выбежал. Так с той поры Данилушку и найти не
могли.
Кто говорил, что он ума решился, в лесу загинул, а кто опять оказывал - Хозяйка взяла его в горные мастера.
На деле по-другому вышло. Про то дальше сказ будет.
Сказка О том, как буря перевесила вывески
Сказка О том, как буря перевесила вывески
В старину, когда дедушка был еще совсем маленьким мальчиком и
разгуливал в красных штанишках, красной курточке с кушаком и шапочке с
пером
- а надо вам сказать, что тогда детей именно так и одевали, ежели
хотели их нарядить, - так вот, в те далекие, далекие времена все было
совершенно иначе, чем теперь.
Ведь какие, бывало, торжества устраивались на улицах! Нам с вами таких
уже не видать: их давным-давно упразднили, они, видите ли, вышли из
моды. Но до чего же занятно теперь послушать дедушкины рассказы об
этом, вы и представить себе не можете!
Что это было за великолепие, когда, скажем, сапожники меняли помещение
цеха и переносили на новое место цеховую вывеску. Во главе процессии
величественно колыхалось шелковое знамя с изображением большого сапога
и двуглавого орла. Младшие подмастерья торжественно несли заздравный
кубок и большой ларец, а на рукавах у них развевались по ветру красные
и белые ленты. Старшие подмастерья держали в руках обнаженные шпаги с
насаженными на острия лимонами. Музыка гремела так, что небо
сотрясалось, и самым замечательным инструментом в оркестре была "птица"
- так называл дедушка длинный шест, увенчанный полумесяцем и обвешанный
всевозможными колокольчиками и бубенчиками, - настоящая турецкая
музыка! Шест поднимали и раскачивали из стороны в сторону, колокольчики
звенели и бренчали, а в глазах просто рябило от золота, серебра и меди,
сверкавших на солнце.
Впереди всех бежал арлекин в костюме из разноцветных лоскутков; лицо у
него было вымазано сажей, а колпак украшен бубенчиками - ни дать ни
взять лошадь, запряженная в сани! Он размахивал палкой направо и
налево, но это была палка-хлопушка: она только громко хлопала и пугала
людей, а вреда от нее никому не было. Люди толпились и толкались,
стараясь протиснуться одни - вперед, другие - назад; мальчишки и
девчонки спотыкались и летели прямо в канаву, а пожилые кумушки
отчаянно работали локтями, сердито озирались по сторонам и бранились.
Всюду слышались говор и смех. Люди стояли на лестницах, высовывались из
окон, а иные даже забирались на крышу. На небе ярко светило солнышко.
Правда, случалось, что на процессию попрыскает небольшой дождик, но
ведь дождь крестьянину не помеха: пусть хоть весь город насквозь
промокнет, зато урожай будет богаче!
До чего хорошо рассказывал наш дедушка, просто заслушаешься! Ведь еще
маленьким мальчиком он все это видел своими глазами. Старший цеховой
подмастерье всегда залезал на помост, построенный под самой вывеской, и
говорил речь - да не как-нибудь, а в стихах, словно по вдохновенью.
Впрочем, тут и вправду не обходилось без вдохновенья: ведь речь он
сочинял вместе с двумя друзьями, и работу они начинали с того, что
осушали целую кружку пунша - для пользы дела, конечно. Народ встречал
эту речь криками "ура". Но еще громче кричали "ура" арлекину, когда он
тоже вылезал на помост и передразнивал оратора. Все хохотали до упаду,
а он попивал себе мед из водочных рюмок и бросал рюмки в толпу, и люди
ловили их на лету. У дедушки была такая рюмочка: ее поймал какой-то
штукатур и подарил ему на память. Да, вот это было веселье так веселье!
А вывеска, вся в цветах и зелени, красовалась на новом месте.
- Такого праздника не забудешь, хоть до ста лет живи! - говорил дедушка.
Да он и вправду ничего не забыл, хотя каких только не перевидал
празднеств и торжеств на своем веку. Много коечего мог он порассказать,
но забавнее всего рассказывал о том, как в одном большом городе
переносили вывески.
Дедушка был еще совсем маленьким, когда приехал с родителями в этот
город, самый большой в стране. На улицах было полным-полно народа, и
дедушка даже подумал, что здесь тоже будут торжественно переносить
вывески, которых, к слову сказать, здесь оказалось великое множество, -
сотни комнат можно было бы заполнить этими картинками, если бы их
вешали не снаружи, а внутри дома. На вывеске портного было изображено
разное платье, и если бы он захотел, то мог бы даже перекроить самого
неказистого человека в самого красивого. А на вывеске торговца табаком
- хорошенькие мальчики с сигарами в зубах, эдакие озорники! Были тут
вывески с маслом и селедками, были вывески с пасторскими воротниками и
гробами, а сколько всюду висело объявлений и афиш - видимо-невидимо!
Ходи себе целый день взад и вперед по улицам да любуйся сколько душе
угодно - ведь картинки. А заодно узнаешь и что за люди живут на улице -
ведь они сами вывесили свои вывески.
- К тому же, - говорил дедушка, - когда ты попал в большой город,
полезно и поучительно знать, что кроется за толстыми каменными стенами
домов.
И надо же было, чтобы вся эта кутерьма с вывесками приключилась как раз
в тот день, когда в город приехал дедушка. Он сам рассказывал об этом,
и очень складно, хоть мама и уверяла, что он морочит мне голову. Нет,
на этот раз дедушка говорил всерьез.
В первую же ночь, когда он приехал в город, здесь разыгралась страшная
буря, до того страшная, что такой ни в газетах никогда не описывали, ни
старожилы не помнили. Ветер срывал черепицу с крыш, трещали и валились
старые заборы, а одна тачка вдруг взяла да и покатилась по улице, чтобы
убежать от бури. А буря бушевала все сильнее и сильнее, ветер дико
завывал, ревел и стучал в ставни, стены и крыши. Вода в каналах вышла
из берегов и теперь просто не знала, куда ей деваться. Буря неслась над
городом, ломала и уносила трубы. А сколько старых высокомерных
церковных шпилей согнулось в эту ночь - просто не сосчитать! И они так
никогда и не выпрямились.
Перед домом почтенного брандмайора, который прибывал на пожар, когда от
строения оставались только головешки, стояла караульная будка. Так вот,
буря почему-то захотела лишить его этого скромного символа пожарной
доблести и, опрокинув будку, с грохотом покатила ее по улице. Как ни
странно, будка остановилась перед домом бедного плотникатого самого,
который во время последнего пожара вынес из огня трех человек, - да так
и осталась там стоять, но, конечно, без всякого умысла.
Вывеску цирюльника - большой медный таз - ветер забросил на подоконник
дома советника юстиции. Вот это было сделано уж явно с целью,
поговаривали соседи, ибо все-все, даже самые близкие приятельницы его
жены, называли госпожу советницу "бритвой". Она была такая умная, такая
умная, что знала о людях куда больше, чем они сами о себе знали.
А вывеска с нарисованной на ней вяленой треской перелетела на дверь
редактора одной газеты. Подумать только, какая нелепость! Буря, как
видно, забыла, что с журналистом шутки плохи: ведь в своей газете он
сам себе голова и никакой закон ему не писан.
Флюгерный петух перелетел на крышу соседнего дома, да там и остался - с
каким-то злым умыслом, конечно, говорили соседи. Бочка бондаря
очутилась под вывеской "Дамские моды". Меню, висевшее у входа в
кухмистерскую, ветер перенес к подъезду театра, в который редко кто
захаживал. Ничего себе, забавная получилась афиша: "Суп из хрена и
фаршированная капуста". Публика валом повалила в театр.
Лисья шкурка с вывески скорняка повисла на шнурке колокольчика у дверей
одного молодого человека, который исправно ходил в церковь, вел себя
тише воды, ниже травы, стремился к истине и всем служил примером, по
словам его тетки.
Доска с надписью: "Высшее учебное заведение" оказалась на бильярдном
клубе, а на питейном заведении появилась вывеска детского врача: "Здесь
дети приучаются к бутылочке". И вовсе это было не остроумно, а просто
невежливо! Но уж если буря захочет что-нибудь натворить, то натворит
непременно, и ничего ты с ней не поделаешь.
Да, ну и выдалась же погода! Наутро - только подумайте! - все вывески в
городе поменялись местами, а кое-где получилось такое безобразие, что
дедушка, уж как ни хотелось ему рассказать об этом, только помалкивал
да посмеивался про себя - я это сразу заметил, - а значит, у него
что-нибудь да было на уме.
Каково же было жителям этого города, а особенно приезжим! Они
совершенно сбились с толку и ходили как потерянные. Да иначе и быть не
могло: ведь они привыкли искать дорогу по вывескам! Например,
кто-нибудь хотел попасть на заседание деятелей, обсуждающих важнейшие
государственные вопросы, а попадал в школу к мальчишкам, которые изо
всех сил старались перекричать друг друга и только что не ходили на
головах.
А были и такие, что из-за вывески вместо церкви попадали - о ужас! - в театр.
Теперь подобных бурь больше не бывает: такую только дедушке довелось
повидать, и то тогда он был еще мальчишкой. Да и вряд ли такая буря
повторится при нас; разве что при наших внуках. А мы дадим им благой
совет: "Пока буря перевешивает вывески, сидите-ка лучше дома".
Без заголовка
Сказка Русалочка
Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых
васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, только
очень глубока, так глубока, что никакого якорного каната не хватит.
Много колоколен надо поставить одну на другую, тогда только верхняя
выглянет на поверхность. Там на дне живет подводный народ.
Только не подумайте, что дно голое, один только белый песок. Нет,
там растут невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеблями и
листьями, что они шевелятся, словно живые, от малейшего движения воды.
А между ветвями снуют рыбы, большие и маленькие, совсем как птицы в
воздухе у нас наверху. В самом глубоком месте стоит дворец морского
царя - стены его из кораллов, высокие стрельчатые окна из самого
чистого янтаря, а крыша сплошь раковины; они то открываются, то
закрываются, смотря по тому, прилив или отлив, и это очень красиво,
ведь в каждой лежат сияющие жемчужины и любая была бы великим
украшением в короне самой королевы.
Царь морской давным-давно овдовел, и хозяйством у него заправляла
старуха мать, женщина умная, только больно уж гордившаяся своей
родовитостью: на хвосте она носила целых двенадцать устриц, тогда как
прочим вельможам полагалось только шесть. В остальном же она
заслуживала всяческой похвалы, особенно потому, что души не чаяла в
своих маленьких внучках - принцессах. Их было шестеро, все
прехорошенькие, но милее всех самая младшая, с кожей чистой и нежной,
как лепесток розы, с глазами синими и глубокими, как море. Только у
нее, как, впрочем, и у остальных, ног не было, а вместо них был хвост,
как у рыб.
День-деньской играли принцессы во дворце, в просторных палатах, где
из стен росли живые цветы. Раскрывались большие янтарные окна, и внутрь
вплывали рыбы, совсем как у нас ласточки влетают в дом, когда окна
стоят настежь, только рыбы подплывали прямо к маленьким принцессам,
брали из их рук еду и позволяли себя гладить.
Перед дворцом был большой сад, в нем росли огненно-красные и
темно-синие деревья, плоды их сверкали золотом, цветы - горячим огнем,
а стебли и листья непрестанно колыхались. Земля была сплошь мелкий
песок, только голубоватый, как серное пламя. Все там внизу отдавало в
какую-то особенную синеву, - впору было подумать, будто стоишь не на
дне морском, а в воздушной вышине, и небо у тебя не только над головой,
но и под ногами, В безветрие со дна видно было солнце, оно казалось
пурпурным цветком, из чаши которого льется свет.
У каждой принцессы было в саду свое местечко, здесь они могли копать
и сажать что угодно. Одна устроила себе цветочную грядку в виде кита,
другой вздумалось, чтобы ее грядка гляделась русалкой, а самая младшая
сделала себе грядку, круглую, как солнце, и цветы на ней сажала такие
же алые, как оно само. Странное дитя была эта русалочка, тихое,
задумчивое. Другие сестры украшали себя разными разностями, которые
находили на потонувших кораблях, а она только и любила, что цветы
ярко-красные, как солнце, там, наверху, да еще красивую мраморную
статую. Это был прекрасный мальчик, высеченный из чистого белого камня
и спустившийся на дно морское после кораблекрушения. Возле статуи
русалочка посадила розовую плакучую иву, она пышно разрослась и
свешивала свои ветви над статуей к голубому песчаному дну, где
получалась фиолетовая тень, зыблющаяся в лад колыханию ветвей, и от
этого казалось, будто верхушка и корни ластятся друг к другу.
Больше всего русалочка любила слушать рассказы о мире людей там,
наверху. Старой бабушке пришлось рассказать ей все, что она знала о
кораблях и городах, о людях и животных. Особенно чудесным и
удивительным казалось русалочке то, что цветы на земле пахнут, - не то
что здесь, на морском дне, - леса там зеленые, а рыбы среди ветвей поют
так громко и красиво, что просто заслушаешься. Рыбами бабушка называла
птиц, иначе внучки не поняли бы ее: они ведь сроду не видывали птиц.
- Когда вам исполнится пятнадцать лет, - говорила бабушка, - вам
дозволят всплывать на поверхность, сидеть в лунном свете на скалах и
смотреть на плывущие мимо огромные корабли, на лесами города!
В этот год старшей принцессе как раз исполнялось пятнадцать лет, но
сестры были погодки, и выходило так, что только через пять лет самая
младшая сможет подняться со дна морского и увидеть, как живется нам
здесь, наверху. Но каждая обещала рассказать остальным, что она увидела
и что ей больше всего понравилось в первый день, - рассказов бабушки им
было мало, хотелось знать побольше.
Ни одну из сестер не тянуло так на поверхность, как самую младшую,
тихую, задумчивую русалочку, которой приходилось ждать дольше всех.
Ночь за ночью проводила она у открытого окна и все смотрела наверх
сквозь темно-синюю воду, в которой плескали хвостами и плавниками рыбы.
Месяц и звезды виделись ей, и хоть светили они совсем бледно, зато
казались сквозь воду много больше, чем нам. А если под ними скользило
как бы темное облако, знала она, что это либо кит проплывает, либо
корабль, а на нем много людей, и, уж конечно, им и в голову не
приходило, что внизу под ними хорошенькая русалочка тянется к кораблю
своими белыми руками.
И вот старшей принцессе исполнилось пятнадцать лет, и ей позволили всплыть на поверхность.
Сколько было рассказов, когда она вернулась назад! Ну, а лучше
всего, рассказывала она, было лежать в лунном свете на отмели, когда
море спокойно, и рассматривать большой город на берегу: точно сотни
звезд, там мерцали огни, слышалась музыка, шум экипажей, говор людей,
виднелись колокольни и шпили, звонили колокола. И как раз потому, что
туда ей было нельзя, туда и тянуло ее больше всего.
Как жадно внимала ее рассказам самая младшая сестра! А потом,
вечером, стояла у открытого окна и смотрела наверх сквозь темно-синюю
воду и думала о большом городе, шумном и оживленном, и ей казалось
даже, что она слышит звон колоколов.
Через год и второй сестре позволили подняться на поверхность и плыть
куда угодно. Она вынырнула из воды как раз в ту минуту, когда солнце
садилось, и решила, что прекраснее зрелища нет на свете. Небо было
сплошь золотое, сказала она, а облака - ах, у нее просто нет слов
описать, как они красивы! Красные и фиолетовые, плыли они по небу, но
еще быстрее неслась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких
лебедей. Она тоже поплыла к солнцу, но оно погрузилось в воду, и
розовый отсвет на море и облаках погас.
Еще через год поднялась на поверхность третья сестра. Эта была
смелее всех и проплыла в широкую реку, которая впадала в море. Она
увидела там зеленые холмы с виноградниками, а из чащи чудесного леса
выглядывали дворцы и усадьбы. Она слышала, как поют птицы, а солнце
пригревало так сильно, что ей не раз приходилось нырять в воду, чтобы
остудить свое пылающее лицо. В бухте ей попалась целая стая маленьких
человеческих детей, они бегали нагишом и плескались в воде. Ей
захотелось поиграть с ними, но они испугались ее и убежали, а вместо
них явился какой-то черный зверек - это была собака, только ведь ей еще
ни разу не доводилось видеть собаку - и залаял на нее так страшно, что
она перепугалась и уплыла назад в море. Но никогда не забыть ей
чудесного леса, зеленых холмов и прелестных детей, которые умеют
плавать, хоть и нет у них рыбьего хвоста.
Четвертая сестра не была такой смелой, она держалась в открытом море
и считала, что там-то и было лучше всего: море видно вокруг на
много-много миль, небо над головой как огромный стеклянный купол.
Видела она и корабли, только совсем издалека, и выглядели они совсем
как чайки, а еще в море кувыркались резвые дельфины и киты пускали из
ноздрей воду, так что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.
Дошла очередь и до пятой сестры. Ее день рождения был зимой, и
поэтому она увидела то, чего не удалось увидеть другим. Море было
совсем зеленое, рассказывала она, повсюду плавали огромные ледяные
горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда выше любой
колокольни, построенной людьми. Они были самого причудливого вида и
сверкали, словно алмазы. Она уселась на самую большую из них, ветер
развевал ее длинные волосы, и моряки испуганно обходили это место
подальше. К вечеру небо заволоклось тучами, засверкали молнии, загремел
гром, почерневшее море вздымало ввысь огромные ледяные глыбы, озаряемые
вспышками молний. На кораблях убирали паруса, вокруг был страх и ужас,
а она как ни в чем не бывало плыла на своей ледяной горе и смотрела,
как молнии синими зигзагами ударяют в море.
Так вот и шло: выплывает какая-нибудь из сестер первый раз на
поверхность, восхищается всем новым и красивым, ну, а потом, когда
взрослой девушкой может подниматься наверх в любую минуту, все
становится ей неинтересно и она стремится домой и уже месяц спустя
говорит, что у них внизу лучше всего, только здесь и чувствуешь себя
дома.
Часто по вечерам, обнявшись, всплывали пять сестер на поверхность. У
всех были дивные голоса, как ни у кого из людей, и когда собиралась
буря, грозившая гибелью кораблям, они плыли перед кораблями и пели так
сладко о том, как хорошо на морском дне, уговаривали моряков без боязни
спуститься вниз. Только моряки не могли разобрать слов, им казалось,
что это просто шумит буря, да и не довелось бы им увидеть на дне
никаких чудес - когда корабль тонул, люди захлебывались и попадали во
дворец морского царя уже мертвыми.
Младшая же русалочка, когда сестры ее всплывали вот так на
поверхность, оставалась одна-одинешенька и смотрела им вслед, и ей
впору было заплакать, да только русалкам не дано слез, и от этого ей
было еще горше.
- Ах, когда же мне будет пятнадцать лет! - говорила она. - Я знаю, что очень полюблю тот мир и людей, которые там живут!
Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.
- Ну вот, вырастили и тебя! - сказала бабушка, вдовствующая королева. - Поди-ка сюда, я украшу тебя, как остальных сестер!
И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, только каждый
лепесток был половинкой жемчужины, а потом нацепила ей на хвост восемь
устриц в знак ее высокого сана.
- Да это больно! - сказала русалочка.
- Чтоб быть красивой, можно и потерпеть! - сказала бабушка.
Ах, как охотно скинула бы русалочка все это великолепие и тяжелый
венок! Красные цветы с ее грядки пошли бы ей куда больше, но ничего не
поделаешь.
- Прощайте! - сказала она и легко и плавно, словно пузырек воздуха, поднялась на поверхность.
Когда она подняла голову над водой, солнце только что село, но
облака еще отсвечивали розовым и золотым, а в бледно-красном небе уже
зажглись ясные вечерние звезды; воздух был мягкий и свежий, море
спокойно. Неподалеку стоял трехмачтовый корабль всего лишь с одним
поднятым парусом - не было ни малейшего ветерка. Повсюду на снастях и
реях сидели матросы. С палубы раздавалась музыка и пение, а когда
совсем стемнело, корабль осветился сотнями разноцветных фонариков и в
воздухе словно бы замелькали флаги всех наций. Русалочка подплыла прямо
к окну каюты, и всякий раз, как ее приподымало волной, она могла
заглянуть внутрь сквозь прозрачные стекла. Там было множество нарядно
одетых людей, но красивее всех был молодой принц с большими черными
глазами. Ему, наверное, было не больше шестнадцати лет. Праздновался
его день рождения, оттого-то на корабле и шло такое веселье. Матросы
плясали на палубе, а когда вышел туда молодой принц, в небо взмыли
сотни ракет, и стало светло, как днем, так что русалочка совсем
перепугалась и нырнула в воду, но. тут же опять высунула голову, и
казалось, будто все звезды с неба падают к ней в море. Никогда еще не
видала она такого фейерверка. Вертелись колесом огромные солнца,
взлетали в синюю высь чудесные огненные рыбы, и все это отражалось в
тихой, ясной воде. На самом корабле было так светло, что можно было
различить каждый канат, а людей и подавно. Ах, как хорош был молодой
принц! Он пожимал всем руки, улыбался и смеялся, а музыка все гремела и
гремела в чудной ночи.
Уже поздно было, а русалочка все не могла глаз оторвать от корабля и
от прекрасного принца. Погасли разноцветные фонарики, не взлетали
больше ракеты, не гремели пушки, зато загудело и заворчало в глуби
морской. Русалочка качалась на волнах и все заглядывала в каюту, а
корабль стал набирать ход, один за другим распускались паруса, все выше
вздымались волны, собирались тучи, вдали засверкали молнии.
Надвигалась буря, матросы принялись убирать паруса. Корабль,
раскачиваясь, летел по разбушевавшемуся морю, волны вздымались
огромными черными горами, норовя перекатиться через мачту, а корабль
нырял, словно лебедь, между высоченными валами и вновь возносился на
гребень громоздящейся волны. Русалочке все это казалось приятной
прогулкой, но не матросам. Корабль стонал и трещал; вот подалась под
ударами волн толстая обшивка бортов, волны захлестнули корабль,
переломилась пополам, как тростинка, мачта, корабль лег на бок, и вода
хлынула в трюм. Тут уж русалочка поняла, какая опасность угрожает
людям, - ей и самой приходилось увертываться от бревен и обломков,
носившихся по волнам. На минуту стало темно, хоть глаз выколи, но вот
блеснула молния, и русалочка опять увидела людей на корабле. Каждый
спасался, как мог. Она искала глазами принца и увидела, как он упал в
воду, когда корабль развалился на части. Сперва она очень обрадовалась
- ведь он попадет теперь к ней на дно, но тут же вспомнила, что люди не
могут жить в воде и он приплывет во дворец ее отца только мертвым. Нет,
нет, он не должен умереть! И она поплыла между бревнами и досками,
совсем не думая о том, что они могут ее раздавить. Она то ныряла
глубоко, то взлетала на волну и наконец доплыла до юного принца. Он
почти уже совсем выбился из сил и плыть по бурному морю не мог. Руки и
ноги отказывались ему служить, прекрасные глаза закрылись, и он утонул
бы, не явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над водой его
голову и предоставила волнам нести их обоих куда угодно...
К утру буря стихла. От корабля не осталось и щепки. Опять засверкало
над водой солнце и как будто вернуло краски щекам принца, но глаза его
все еще были закрыты.
Русалочка откинула со лба принца волосы, поцеловала его в высокий
красивый лоб, и ей показалось, что он похож на мраморного мальчика,
который стоит у нее в саду. Она поцеловала его еще раз и пожелала,
чтобы он остался жив.
Наконец она завидела сушу, высокие синие горы, на вершинах которых,
точно стаи лебедей, белели снега. У самого берега зеленели чудесные
леса, а перед ними стояла не то церковь, не то монастырь - она не могла
сказать точно, знала только, что это было здание. В саду росли
апельсинные и лимонные деревья, а у самых ворот высокие пальмы. Море
вдавалось здесь в берег небольшим заливом, тихим, но очень глубоким, с
утесом, у которого море намыло мелкий белый песок. Сюда-то и приплыла
русалочка с принцем и положила его на песок так, чтобы голова его была
повыше на солнце.
Тут в высоком белом здании зазвонили колокола, и в сад высыпала
целая толпа молодых девушек. Русалочка отплыла подальше за высокие
камни, торчавшие из воды, покрыла свои волосы и грудь морскою пеной,
так что теперь никто не различил бы ее лица, и стала ждать, не придет
ли кто на помощь бедному принцу.
Вскоре к утесу подошла молодая девушка и поначалу очень испугалась,
но тут же собралась с духом и позвала других людей, и русалочка
увидела, что принц ожил и улыбнулся всем, кто был возле него. А ей он
не улыбнулся, он даже не знал, что она спасла ему жизнь. Грустно стало
русалочке, и, когда принца увели в большое здание, она печально нырнула
в воду и уплыла домой.
Теперь она стала еще тише, еще задумчивее, чем прежде. Сестры
спрашивали ее, что она видела в первый раз на поверхности моря, но она
ничего им не рассказала.
Часто по утрам и вечерам приплывала она к тому месту, где оставила
принца. Она видела, как созревали в саду плоды, как их потом собирали,
видела, как стаял снег на высоких горах, но принца так больше и не
видала и возвращалась домой каждый раз все печальнее. Единственной
отрадой было для нее сидеть в своем садике, обвив руками красивую
мраморную статую, похожую на принца, но за своими цветами она больше не
ухаживала. Они одичали и разрослись по дорожкам, переплелись стеблями и
листьями с ветвями деревьев, и в садике стало совсем темно.
Наконец она не выдержала и рассказала обо всем одной из сестер. За
ней узнали и остальные сестры, но больше никто, разве что еще две-три
русалки да их самые близкие подруги. Одна из них тоже знала о принце,
видела празднество на корабле и даже знала, откуда принц родом и где
его королевство.
- Поплыли вместе, сестрица! - сказали русалочке сестры и, обнявшись,
поднялись на поверхность моря близ того места, где стоял дворец принца.
Дворец был из светло-желтого блестящего камня, с большими мраморными
лестницам; одна из них спускалась прямо к морю. Великолепные
позолоченные купола высились над крышей, а между колоннами, окружавшими
здание, стояли мраморные статуи, совсем как живые люди. Сквозь высокие
зеркальные окна виднелись роскошные покои; всюду висели дорогие
шелковые занавеси, были разостланы ковры, а стены украшали большие
картины. Загляденье, да и только! Посреди самой большой залы журчал
фонтан; струи воды били высоко-высоко под стеклянный купол потолка,
через который воду и диковинные растения, росшие по краям бассейна,
озаряло солнце.
Теперь русалочка знала, где живет принц, и стала приплывать ко
дворцу почти каждый вечер или каждую ночь. Ни одна из сестер не
осмеливалась подплывать к земле так близко, ну а она заплывала даже в
узкий канал, который проходил как раз под мраморным балконом, бросавшим
на воду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу смотрела на
юного принца, а он-то думал, что гуляет при свете месяца
один-одинешенек.
Много раз видела она, как он катался с музыкантами на своей нарядной
лодке, украшенной развевающимися флагами. Русалочка выглядывала из
зеленого тростника, и если люди иногда замечали, как полощется по ветру
ее длинная серебристо-белая вуаль, им казалось, что это плещет крыльями
лебедь.
Много раз слышала она, как говорили о принце рыбаки, ловившие по
ночам с факелом рыбу, они рассказывали о нем много хорошего, и
русалочка радовалась, что спасла ему жизнь, когда его, полумертвого,
носило по волнам; она вспоминала, как его голова покоилась на ее груди
и как нежно поцеловала она его тогда. А он-то ничего не знал о ней, она
ему и присниться не могла!
Все больше и больше начинала русалочка любить людей, все сильнее
тянуло ее к ним; их земной мир казался ей куда больше, чем ее
подводный; они могли ведь переплывать на своих кораблях море,
взбираться на высокие горы выше облаков, а их страны с лесами и полями
раскинулись так широко, что и глазом не охватишь! Очень хотелось
русалочке побольше узнать о людях, о их жизни, но сестры не могли
ответить на все ее вопросы, и она обращалась к бабушке: старуха хорошо
знала “высший свет”, как она справедливо называла землю, лежавшую над
морем.
- Если люди не тонут, - спрашивала русалочка, - тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
- Ну что ты! - отвечала старуха. - Они тоже умирают, их век даже
короче нашего. Мы живем триста лет; только когда мы перестаем быть, нас
не хоронят, у нас даже нет могил, мы просто превращаемся в морскую пену.
- Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни,-проговорила русалочка.
- Вздор! Нечего и думать об этом! - сказала старуха. - Нам тут живется куда лучше, чем людям на земле!
- Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать
музыку волн, не увижу ни чудесных цветов, ни красного солнца! Неужели я
никак не могу пожить среди людей?
- Можешь, - сказала бабушка, - пусть только кто-нибудь из людей
полюбит тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, пусть
отдастся он тебе всем своим сердцем и всеми помыслами, сделает тебя
своей женой и поклянется в вечной верности. Но этому не бывать никогда!
Ведь то, что у нас считается красивым - твой рыбий хвост, например, -
люди находят безобразным. Они ничего не смыслят в красоте; по их
мнению, чтобы быть красивым, надо непременно иметь две неуклюжие
подпорки, или ноги, как они их называют.
Русалочка глубоко вздохнула и печально посмотрела на свой рыбий хвост.
- Будем жить - не тужить! - сказала старуха. - Повеселимся вволю,
триста лет - срок немалый... Сегодня вечером у нас во дворце бал!
Вот было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок
танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен
рядами лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зеленых раковин с
голубыми огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через
стеклянные стены - и море вокруг. Видно было, как к стенам подплывают
стаи больших и маленьких рыб, и чешуя их переливается золотом,
серебром, пурпуром.
Посреди залы вода бежала широким потоком, и в нем танцевали под свое
чудное пение водяные и русалки. Таких прекрасных голосов не бывает у
людей. Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту
ей было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в
море, ни на земле, нет такого чудесного голоса, как у нее; но потом она
опять стала думать о надводном мире, о прекрасном принце, и ей стало
грустно. Незаметно выскользнула она из дворца и, пока там пели и
веселились, печально сидела в своем садике. Вдруг сверху донеслись
звуки валторн, и она подумала: “Вот он опять катается на лодке! Как я
люблю его! Больше, чем отца и мать! Я принадлежу ему всем сердцем,
всеми своими помыслами, ему я бы охотно вручила счастье всей моей
жизни! На все бы я пошла - только бы мне быть с ним. Пока сестры
танцуют в отцовском дворце, поплыву-ка я к морской ведьме. Я всегда
боялась ее, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь
поможет мне!”
И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за
которыми жила ведьма. Еще ни разу не доводилось ей проплывать этой
дорогой; тут не росли ни цветы, ни даже трава - кругом был только голый
серый песок; вода за ним бурлила и шумела, как под мельничным колесом,
и увлекала за собой в пучину все, что только встречала на своем пути.
Как раз между такими бурлящими водоворотами и пришлось плыть русалочке,
чтобы попасть в тот край, где владычила ведьма. Дальше путь лежал через
горячий пузырящийся ил, это место ведьма называла своим торфяным
болотом. А там уж было рукой подать до ее жилья, окруженного диковинным
лесом: вместо деревьев и кустов в нем росли полипы -
полуживотные-полурастения, похожие на стоглавых змей, выраставших прямо
из песка; ветви их были подобны длинным осклизлым рукам с пальцами,
извивающимися, как черви; полипы ни на минуту не переставали шевелиться
от корня до самой верхушки и хватали гибкими пальцами все, что только
им попадалось, и уж: больше не выпускали. Русалочка в испуге
остановилась, сердечко ее забилось от страха, она готова была
вернуться, но вспомнила о принце и собралась с духом: крепко обвязала
вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в них не вцепились полипы,
скрестила на груди руки и, как рыба, поплыла между омерзительными
полипами, которые тянулись к ней своими извивающимися руками. Она
видела, как крепко, точно железными клещами, держали они своими
пальцами все, что удалось им схватить: белые скелеты утонувших людей,
корабельные рули, ящики, кости животных, даже одну русалочку. Полипы
поймали и задушили ее. Это было страшнее всего!
Но вот она очутилась на скользкой лесной поляне, где кувыркались,
показывая противное желтоватое брюхо, большие, жирные водяные ужи.
Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же
сидела сама морская ведьма и кормила изо рта жабу, как люди кормят
сахаром маленьких канареек. Омерзительных ужей она звала своими
цыплятками и позволяла им ползать по своей большой, ноздреватой, как
губка, груди.
- Знаю, знаю, зачем ты пришла! - сказала русалочке морская ведьма. -
Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе - на твою же беду,
моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо
него две подпорки, чтобы ходить, как люди. Хочешь, чтобы юный принц
полюбил тебя.
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее и шлепнулись на песок.
- Ну ладно, ты пришла в самое время! - продолжала ведьма. - Приди ты
завтра поутру, было бы поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше
будущего года. Я изготовлю тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним
к берегу еще до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли;
тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали
бы люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым
мечом. Зато все, кто тебя увидит, скажут, что такой прелестной девушки
они ещё не встречали! Ты сохранишь свою плавную походку - ни одна
танцовщица не сравнится с тобой, но помни: ты будешь ступать как по
острым ножам, и твои ноги будут кровоточить. Вытерпишь все это? Тогда я
помогу тебе.
- Да! - сказала русалочка дрожащим голосом, подумав о принце.
- Помни, - сказала ведьма, - раз ты примешь человеческий облик, тебе
уж не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе ни морского дна, ни
отцовского дома, ни сестер! А если принц не полюбит тебя так, что
забудет ради тебя и отца и мать, не отдастся тебе всем сердцем и не
сделает тебя своей женой, ты погибнешь; с первой же зарей после его
женитьбы на другой твое сердце разорвется на части, и ты станешь пеной
морской.
- Пусть! - сказала русалочка и побледнела как смерть.
- А еще ты должна заплатить мне за помощь, - сказала ведьма. - И я
недешево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить
принца, но ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный
напиток самое лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к
напитку свою собственную кровь, чтобы он стал остер, как лезвие меча.
- Если ты возьмешь мой голос, что же останется мне? - спросила русалочка.
- Твое прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза
- этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не
бойся: высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!
- Хорошо! - сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котел, чтобы сварить питье.
- Чистота - лучшая красота! - сказала она и обтерла котел связкой живых ужей.
Потом она расцарапала себе грудь; в котел закапала черная кровь, и
скоро стали подыматься клубы пара, принимавшие такие причудливые формы,
что просто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в котел новых и
новых снадобий, и; когда питье закипело, оно забулькало так, будто
плакал крокодил. Наконец напиток был готов, на вид он казался
прозрачнейшей ключевой водой.
- Бери! - сказала ведьма, отдавая русалочке напиток.
Потом отрезала ей язык, и русалочка стала немая - не могла больше ни петь, ни говорить.
- Схватят тебя полипы, когда поплывешь назад, - напутствовала
ведьма, - брызни на них каплю питья, и их руки и пальцы разлетятся на
тысячу кусочков.
Но русалочке не пришлось этого делать - полипы с ужасом
отворачивались при одном виде напитка, сверкавшего в ее руках, как
яркая звезда. Быстро проплыла она лес, миновала болото и бурлящие
водовороты.
Вот и отцовский дворец; огни в танцевальной зале потушены, все спят.
Русалочка не посмела больше войти туда - ведь она была немая и
собиралась покинуть отцовский дом навсегда. Сердце ее готово было
разорваться от тоски. Она проскользнула в сад, взяла по цветку с грядки
у каждой сестры, послала родным тысячи воздушных поцелуев и поднялась
на темно-голубую поверхность моря.
Солнце еще не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца
и присела на широкую мраморную лестницу. Месяц озарял ее своим чудесным
голубым сиянием. Русалочка выпила обжигающий напиток, и ей показалось,
будто ее пронзили обоюдоострым мечом; она потеряла сознание и упала
замертво. Когда она очнулась, над морем уже сияло солнце; во всем теле
она чувствовала жгучую боль. Перед ней стоял прекрасный принц и с
удивлением рассматривал ее. Она потупилась и увидела, что рыбий хвост
исчез, а вместо него у нее появились две маленькие беленькие ножки. Но
она была совсем нагая и потому закуталась в свои длинные, густые
волосы. Принц спросил, кто она и как сюда попала, но она только кротко
и грустно смотрела на него своими темно-синими глазами: говорить ведь
она не могла. Тогда он взял ее за руку и повел во дворец. Правду
сказала ведьма: каждый шаг причинял русалочке такую боль, будто она
ступала по острым ножам и иголкам; но она терпеливо переносила боль и
шла рука об руку с принцем легко, точно по воздуху. Принц и его свита
только дивились ее чудной, плавной походке.
Русалочку нарядили в шелк и муслин, и она стала первой красавицей
при дворе, но оставалась по-прежнему немой, не могла ни петь, ни
говорить. Как-то раз к принцу и его царственным родителям позвали
девушек-рабынь, разодетых в шелк и золото. Они стали петь, одна из них
пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей. Грустно
стало русалочке: когда-то и она могла петь, и несравненно лучше! “Ах,
если бы он знал, что я навсегда рассталась со своим голосом, только
чтобы быть возле него!”
Потом девушки стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки; тут и
русалочка подняла свои белые прекрасные руки, встала на цыпочки и
понеслась в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто! Каждое
движение подчеркивало ее красоту, а глаза ее говорили сердцу больше,
чем пение рабынь.
Все были в восхищении, особенно принц; он назвал русалочку своим
маленьким найденышем, а русалочка все танцевала и танцевала, хотя
каждый раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она
ступала по острым ножам. Принц сказал, что" она всегда должна быть
возле него, и ей было позволено спать на бархатной подушке перед
дверями его комнаты.
Он велел сшить ей мужской костюм, чтобы она могла сопровождать его
верхом. Они ездили по благоухающим лесам, где в свежей листве пели
птицы, а зеленые ветви касались ее плеч. Они взбирались на высокие
горы, и хотя из ее ног сочилась кровь и все видели это, она смеялась, и
продолжала следовать за принцем на самые вершины; там они любовались на
облака, плывшие у их ног, точно стаи птиц, улетающих в чужие страны.
А ночью во дворце у принца, когда все спали, русалочка спускалась по
мраморной лестнице, ставила пылающие, как в огне, ноги в холодную воду
и думала о родном доме и о дне морском.
Раз ночью всплыли из воды рука об руку ее сестры и запели печальную
песню; она кивнула им, они узнали ее и рассказали ей, как огорчила она
их всех. С тех пор они навещали ее каждую ночь, а один раз она увидала
вдали даже свою старую бабушку, которая уже много лет не подымалась из
воды, и самого царя морского с короной на голове, они простирали к ней
руки, но не смели подплыть к земле так близко, как сестры.
День ото дня принц привязывался к русалочке все сильнее и сильнее,
но он любил ее только как милое, доброе дитя, сделать же ее своей женой
и принцессой ему и в голову не приходило, а между тем ей надо было
стать его женой, иначе, если бы он отдал свое сердце и руку другой, она
стала бы пеной морской.
“Любишь ли ты меня больше всех на свете?” - казалось, спрашивали глаза русалочки, когда принц обнимал ее и целовал в лоб.
- Да, я люблю тебя! - говорил принц. - У тебя доброе сердце, ты
предана мне больше всех и похожа на молодую девушку, которую я видел
однажды и, верно, больше уж не увижу! Я плыл на корабле, корабль
затонул, волны выбросили меня на берег вблизи какого-то храма, где
служат богу молодые девушки; самая младшая из них нашла меня на берегу
и спасла мне жизнь; я видел ее всего два раза, но только ее одну в
целом мире мог бы я полюбить! Ты похожа на нее и почти вытеснила из
моего сердца ее образ. Она принадлежит святому храму, и вот моя
счастливая звезда послала мне тебя; никогда я не расстанусь с тобой!
“Увы! Он не знает, что это я спасла ему жизнь! - думала русалочка. -
Я вынесла его из волн морских на берег и положила в роще, возле храма,
а сама спряталась в морской пене и смотрела, не придет ли кто-нибудь к
нему на помощь. Я видела эту красивую девушку, которую он любит больше,
чем меня! - И русалочка глубоко вздыхала, плакать она не могла. - Но та
девушка принадлежит храму, никогда не вернется в мир, и они никогда не
встретятся! Я же нахожусь возле него, вижу его каждый день, могу
ухаживать за ним, любить его, отдать за него жизнь!”
Но вот стали поговаривать, что принц женится на прелестной дочери
соседнего короля и потому снаряжает свой великолепный корабль в
плавание. Принц поедет к соседнему королю как будто для того, чтобы
ознакомиться с его страной, а на самом-то деле, чтобы увидеть
принцессу; с ним едет большая свита. Русалочка на все эти речи только
покачивала головой и смеялась - она ведь лучше всех знала мысли принца.
- Я должен ехать! - говорил он ей. - Мне надо посмотреть прекрасную
принцессу; этого требуют мои родители, но они не станут принуждать меня
жениться на ней, а я никогда не полюблю ее! Она ведь не похожа на ту
красавицу, на которую похожа ты. Если уж мне придется наконец избрать
себе невесту, так я лучше выберу тебя, мой немой найденыш с говорящими
глазами!
И он целовал ее в розовые губы, играл ее длинными волосами и клал
свою голову на ее грудь, где билось сердце, жаждавшее человеческого
счастья и любви.
- Ты ведь не боишься моря, моя немая крошка? - говорил он, когда они
уже стояли на корабле, который должен был отвезти их в страну соседнего
короля.
И принц стал рассказывать ей о бурях и о штиле, о диковинных рыбах,
что живут в пучине, и о том, что видели там ныряльщики, а она только
улыбалась, слушая его рассказы, - она-то лучше всех знала, что есть на
дне морском.
В ясную лунную ночь, когда все, кроме рулевого, спади, она села у
самого борта и стала смотреть в прозрачные волны, и ей показалось, что
она видит отцовский дворец; старая бабушка в серебряной короне стояла
на вышке и смотрела сквозь волнующиеся струи воды на киль корабля.
Затем на поверхность моря всплыли ее сестры; они печально смотрели на
нее и протягивали к ней свои белые руки, а она кивнула им головой,
улыбнулась и хотела рассказать о том, как ей хорошо здесь, но тут к ней
подошел корабельный юнга, и сестры нырнули в воду, а юнга подумал, что
это мелькнула в волнах белая морская пена.
Наутро корабль вошел в гавань нарядной столицы соседнего
королевства. В городе зазвонили в колокола, с высоких башен раздались
звуки рогов; на площадях стояли полки солдат с блестящими штыками и
развевающимися знаменами. Начались празднества, балы следовали за
балами, но принцессы еще не было - она воспитывалась где-то далеко в
монастыре, куда ее отдали учиться всем королевским добродетелям.
Наконец прибыла и она.
Русалочка жадно смотрела на нее и не могла не признать, что лица
милее и прекраснее она еще не видала. Кожа на лице принцессы была такая
нежная, прозрачная, а из-за длинных темных ресниц улыбались синие
кроткие глаза.
- Это ты! - сказал принц. - Ты спасла мне жизнь, когда я полумертвый лежал на берегу моря!
И он крепко прижал к сердцу свою зардевшуюся невесту.
- Ах, я так счастлив! - сказал он русалочке. - То, о чем я не смел и
мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня.
Русалочка поцеловала ему руку, а сердце ее, казалось, вот-вот
разорвется от боли: его свадьба должна ведь убить ее, превратить в пену
морскую.
В тот же вечер принц с молодой женой должны были отплыть на родину
принца; пушки палили, флаги развевались, на палубе был раскинут шатер
из золота и пурпура, устланный мягкими подушками; в шатре они должны
были провести эту тихую, прохладную ночь.
Паруса надулись от ветра, корабль легко и плавно заскользил по волнам и понесся в открытое море.
Как только смерклось, на корабле зажглись разноцветные фонарики, а
матросы стали весело плясать на палубе. Русалочка вспомнила, как она
впервые поднялась на поверхность моря и увидела такое же веселье на
корабле. И вот она понеслась в быстром воздушном танце, точно ласточка,
преследуемая коршуном. Все были в восторге: никогда еще не танцевала
она так чудесно! Ее нежные ножки резало как ножами, но этой боли она не
чувствовала - сердцу ее было еще больнее. Она знала, что один лишь
вечер осталось ей пробыть с тем, ради кого она оставила родных и
отцовский дом, отдала свой чудный голос и терпела невыносимые мучения,
о которых принц и не догадывался. Лишь одну ночь оставалось ей дышать
одним воздухом с ним, видеть синее море и звездное небо, а там наступит
для нее вечная ночь, без мыслей, без сновидений. Далеко за полночь
продолжались на корабле танцы и музыка, и русалочка смеялась и
танцевала со смертельной мукой на сердце; принц же целовал красавицу
жену, а она играла его черными кудрями; наконец рука об руку они
удалились в свой великолепный шатер.
На корабле всё стихло, только рулевой остался у руля. Русалочка
оперлась о поручни и, повернувшись лицом к востоку, стала ждать первого
луча солнца, который, она знала, должен был убить ее. И вдруг она
увидела, как из моря поднялись ее сестры; они были бледны, как и она,
но их длинные роскошные волосы не развевались больше по ветру - они
были обрезаны.
- Мы отдали найти волосы ведьме, чтобы она помогла нам избавить тебя
от смерти! А она дала нам вот этот нож - видишь, какой он острый?
Прежде чем взойдет солнце, ты должна вонзить его в сердце принца, и
когда теплая кровь его брызнет тебе на ноги, они опять срастутся в
рыбий хвост и ты опять станешь русалкой, спустишься к нам в море и
проживешь свои триста лет, прежде чем превратишься в соленую пену
морскую. Но спеши! Или он, или ты - один из вас должен умереть до
восхода солнца. Убей принца и вернись к нам! Поспеши. Видишь, на небе
показалась красная полоска? Скоро взойдет солнце, и ты умрешь!
С этими словами они глубоко вздохнули и погрузились в море.
Русалочка приподняла пурпуровую занавесь шатра и увидела, что
головка молодой жены покоится на груди принца. Русалочка наклонилась и
поцеловала его в прекрасный лоб, посмотрела на небо, где разгоралась
утренняя заря, потом посмотрела на острый нож и опять устремила взор на
принца, который во сне произнес имя своей жены - она одна была у него в
мыслях! - и нож дрогнул в руках у русалочки. Еще минута - и она бросила
его в волны, и они покраснели, как будто в том месте, где он упал, из
моря выступили капли крови.
В последний раз взглянула она на принца полуугасшим взором,
бросилась с корабля в море и почувствовала, как тело ее расплывается
пеной.
Над морем поднялось солнце; лучи его любовно согревали
мертвенно-холодную морскую пену, и русалочка не чувствовала смерти; она
видела ясное солнце и какие-то прозрачные, чудные создания, сотнями
реявшие над ней. Она видела сквозь них белые паруса корабля и розовые
облака в небе; голос их звучал как музыка, но такая возвышенная, что
человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не
видели их самих. У них не было крыльев, но они носились в воздухе,
легкие и прозрачные. Русалочка заметила, что и она стала такой же,
оторвавшись от морской пены.
- К кому я иду? - спросила она, поднимаясь в воздухе, и ее голос звучал такою же дивною музыкой.
- К дочерям воздуха! - ответили ей воздушные создания. - Мы летаем
повсюду и всем стараемся приносить радость. В жарких странах, где люди
гибнут от знойного, зачумленного воздуха, мы навеваем прохладу. Мы
распространяем в воздухе благоухание цветов и несем людям исцеление и
отраду... Летим с нами в заоблачный мир! Там ты обретешь любовь и
счастье, каких не нашла на земле.
И русалочка протянула свои прозрачные руки к солнцу и в первый раз почувствовала у себя на глазах слезы.
На корабле за это время все опять пришло в движение, и русалочка
увидела, как принц с молодой женой ищут ее. Печально смотрели они на
волнующуюся морскую пену, точно знали, что русалочка бросилась в волны.
Невидимая, поцеловала русалочка красавицу в лоб, улыбнулась принцу и
вознеслась вместе с другими детьми воздуха к розовым облакам, плававшим
в небе.
Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых
васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, только
очень глубока, так глубока, что никакого якорного каната не хватит.
Много колоколен надо поставить одну на другую, тогда только верхняя
выглянет на поверхность. Там на дне живет подводный народ.
Только не подумайте, что дно голое, один только белый песок. Нет,
там растут невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеблями и
листьями, что они шевелятся, словно живые, от малейшего движения воды.
А между ветвями снуют рыбы, большие и маленькие, совсем как птицы в
воздухе у нас наверху. В самом глубоком месте стоит дворец морского
царя - стены его из кораллов, высокие стрельчатые окна из самого
чистого янтаря, а крыша сплошь раковины; они то открываются, то
закрываются, смотря по тому, прилив или отлив, и это очень красиво,
ведь в каждой лежат сияющие жемчужины и любая была бы великим
украшением в короне самой королевы.
Царь морской давным-давно овдовел, и хозяйством у него заправляла
старуха мать, женщина умная, только больно уж гордившаяся своей
родовитостью: на хвосте она носила целых двенадцать устриц, тогда как
прочим вельможам полагалось только шесть. В остальном же она
заслуживала всяческой похвалы, особенно потому, что души не чаяла в
своих маленьких внучках - принцессах. Их было шестеро, все
прехорошенькие, но милее всех самая младшая, с кожей чистой и нежной,
как лепесток розы, с глазами синими и глубокими, как море. Только у
нее, как, впрочем, и у остальных, ног не было, а вместо них был хвост,
как у рыб.
День-деньской играли принцессы во дворце, в просторных палатах, где
из стен росли живые цветы. Раскрывались большие янтарные окна, и внутрь
вплывали рыбы, совсем как у нас ласточки влетают в дом, когда окна
стоят настежь, только рыбы подплывали прямо к маленьким принцессам,
брали из их рук еду и позволяли себя гладить.
Перед дворцом был большой сад, в нем росли огненно-красные и
темно-синие деревья, плоды их сверкали золотом, цветы - горячим огнем,
а стебли и листья непрестанно колыхались. Земля была сплошь мелкий
песок, только голубоватый, как серное пламя. Все там внизу отдавало в
какую-то особенную синеву, - впору было подумать, будто стоишь не на
дне морском, а в воздушной вышине, и небо у тебя не только над головой,
но и под ногами, В безветрие со дна видно было солнце, оно казалось
пурпурным цветком, из чаши которого льется свет.
У каждой принцессы было в саду свое местечко, здесь они могли копать
и сажать что угодно. Одна устроила себе цветочную грядку в виде кита,
другой вздумалось, чтобы ее грядка гляделась русалкой, а самая младшая
сделала себе грядку, круглую, как солнце, и цветы на ней сажала такие
же алые, как оно само. Странное дитя была эта русалочка, тихое,
задумчивое. Другие сестры украшали себя разными разностями, которые
находили на потонувших кораблях, а она только и любила, что цветы
ярко-красные, как солнце, там, наверху, да еще красивую мраморную
статую. Это был прекрасный мальчик, высеченный из чистого белого камня
и спустившийся на дно морское после кораблекрушения. Возле статуи
русалочка посадила розовую плакучую иву, она пышно разрослась и
свешивала свои ветви над статуей к голубому песчаному дну, где
получалась фиолетовая тень, зыблющаяся в лад колыханию ветвей, и от
этого казалось, будто верхушка и корни ластятся друг к другу.
Больше всего русалочка любила слушать рассказы о мире людей там,
наверху. Старой бабушке пришлось рассказать ей все, что она знала о
кораблях и городах, о людях и животных. Особенно чудесным и
удивительным казалось русалочке то, что цветы на земле пахнут, - не то
что здесь, на морском дне, - леса там зеленые, а рыбы среди ветвей поют
так громко и красиво, что просто заслушаешься. Рыбами бабушка называла
птиц, иначе внучки не поняли бы ее: они ведь сроду не видывали птиц.
- Когда вам исполнится пятнадцать лет, - говорила бабушка, - вам
дозволят всплывать на поверхность, сидеть в лунном свете на скалах и
смотреть на плывущие мимо огромные корабли, на лесами города!
В этот год старшей принцессе как раз исполнялось пятнадцать лет, но
сестры были погодки, и выходило так, что только через пять лет самая
младшая сможет подняться со дна морского и увидеть, как живется нам
здесь, наверху. Но каждая обещала рассказать остальным, что она увидела
и что ей больше всего понравилось в первый день, - рассказов бабушки им
было мало, хотелось знать побольше.
Ни одну из сестер не тянуло так на поверхность, как самую младшую,
тихую, задумчивую русалочку, которой приходилось ждать дольше всех.
Ночь за ночью проводила она у открытого окна и все смотрела наверх
сквозь темно-синюю воду, в которой плескали хвостами и плавниками рыбы.
Месяц и звезды виделись ей, и хоть светили они совсем бледно, зато
казались сквозь воду много больше, чем нам. А если под ними скользило
как бы темное облако, знала она, что это либо кит проплывает, либо
корабль, а на нем много людей, и, уж конечно, им и в голову не
приходило, что внизу под ними хорошенькая русалочка тянется к кораблю
своими белыми руками.
И вот старшей принцессе исполнилось пятнадцать лет, и ей позволили всплыть на поверхность.
Сколько было рассказов, когда она вернулась назад! Ну, а лучше
всего, рассказывала она, было лежать в лунном свете на отмели, когда
море спокойно, и рассматривать большой город на берегу: точно сотни
звезд, там мерцали огни, слышалась музыка, шум экипажей, говор людей,
виднелись колокольни и шпили, звонили колокола. И как раз потому, что
туда ей было нельзя, туда и тянуло ее больше всего.
Как жадно внимала ее рассказам самая младшая сестра! А потом,
вечером, стояла у открытого окна и смотрела наверх сквозь темно-синюю
воду и думала о большом городе, шумном и оживленном, и ей казалось
даже, что она слышит звон колоколов.
Через год и второй сестре позволили подняться на поверхность и плыть
куда угодно. Она вынырнула из воды как раз в ту минуту, когда солнце
садилось, и решила, что прекраснее зрелища нет на свете. Небо было
сплошь золотое, сказала она, а облака - ах, у нее просто нет слов
описать, как они красивы! Красные и фиолетовые, плыли они по небу, но
еще быстрее неслась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких
лебедей. Она тоже поплыла к солнцу, но оно погрузилось в воду, и
розовый отсвет на море и облаках погас.
Еще через год поднялась на поверхность третья сестра. Эта была
смелее всех и проплыла в широкую реку, которая впадала в море. Она
увидела там зеленые холмы с виноградниками, а из чащи чудесного леса
выглядывали дворцы и усадьбы. Она слышала, как поют птицы, а солнце
пригревало так сильно, что ей не раз приходилось нырять в воду, чтобы
остудить свое пылающее лицо. В бухте ей попалась целая стая маленьких
человеческих детей, они бегали нагишом и плескались в воде. Ей
захотелось поиграть с ними, но они испугались ее и убежали, а вместо
них явился какой-то черный зверек - это была собака, только ведь ей еще
ни разу не доводилось видеть собаку - и залаял на нее так страшно, что
она перепугалась и уплыла назад в море. Но никогда не забыть ей
чудесного леса, зеленых холмов и прелестных детей, которые умеют
плавать, хоть и нет у них рыбьего хвоста.
Четвертая сестра не была такой смелой, она держалась в открытом море
и считала, что там-то и было лучше всего: море видно вокруг на
много-много миль, небо над головой как огромный стеклянный купол.
Видела она и корабли, только совсем издалека, и выглядели они совсем
как чайки, а еще в море кувыркались резвые дельфины и киты пускали из
ноздрей воду, так что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.
Дошла очередь и до пятой сестры. Ее день рождения был зимой, и
поэтому она увидела то, чего не удалось увидеть другим. Море было
совсем зеленое, рассказывала она, повсюду плавали огромные ледяные
горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда выше любой
колокольни, построенной людьми. Они были самого причудливого вида и
сверкали, словно алмазы. Она уселась на самую большую из них, ветер
развевал ее длинные волосы, и моряки испуганно обходили это место
подальше. К вечеру небо заволоклось тучами, засверкали молнии, загремел
гром, почерневшее море вздымало ввысь огромные ледяные глыбы, озаряемые
вспышками молний. На кораблях убирали паруса, вокруг был страх и ужас,
а она как ни в чем не бывало плыла на своей ледяной горе и смотрела,
как молнии синими зигзагами ударяют в море.
Так вот и шло: выплывает какая-нибудь из сестер первый раз на
поверхность, восхищается всем новым и красивым, ну, а потом, когда
взрослой девушкой может подниматься наверх в любую минуту, все
становится ей неинтересно и она стремится домой и уже месяц спустя
говорит, что у них внизу лучше всего, только здесь и чувствуешь себя
дома.
Часто по вечерам, обнявшись, всплывали пять сестер на поверхность. У
всех были дивные голоса, как ни у кого из людей, и когда собиралась
буря, грозившая гибелью кораблям, они плыли перед кораблями и пели так
сладко о том, как хорошо на морском дне, уговаривали моряков без боязни
спуститься вниз. Только моряки не могли разобрать слов, им казалось,
что это просто шумит буря, да и не довелось бы им увидеть на дне
никаких чудес - когда корабль тонул, люди захлебывались и попадали во
дворец морского царя уже мертвыми.
Младшая же русалочка, когда сестры ее всплывали вот так на
поверхность, оставалась одна-одинешенька и смотрела им вслед, и ей
впору было заплакать, да только русалкам не дано слез, и от этого ей
было еще горше.
- Ах, когда же мне будет пятнадцать лет! - говорила она. - Я знаю, что очень полюблю тот мир и людей, которые там живут!
Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.
- Ну вот, вырастили и тебя! - сказала бабушка, вдовствующая королева. - Поди-ка сюда, я украшу тебя, как остальных сестер!
И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, только каждый
лепесток был половинкой жемчужины, а потом нацепила ей на хвост восемь
устриц в знак ее высокого сана.
- Да это больно! - сказала русалочка.
- Чтоб быть красивой, можно и потерпеть! - сказала бабушка.
Ах, как охотно скинула бы русалочка все это великолепие и тяжелый
венок! Красные цветы с ее грядки пошли бы ей куда больше, но ничего не
поделаешь.
- Прощайте! - сказала она и легко и плавно, словно пузырек воздуха, поднялась на поверхность.
Когда она подняла голову над водой, солнце только что село, но
облака еще отсвечивали розовым и золотым, а в бледно-красном небе уже
зажглись ясные вечерние звезды; воздух был мягкий и свежий, море
спокойно. Неподалеку стоял трехмачтовый корабль всего лишь с одним
поднятым парусом - не было ни малейшего ветерка. Повсюду на снастях и
реях сидели матросы. С палубы раздавалась музыка и пение, а когда
совсем стемнело, корабль осветился сотнями разноцветных фонариков и в
воздухе словно бы замелькали флаги всех наций. Русалочка подплыла прямо
к окну каюты, и всякий раз, как ее приподымало волной, она могла
заглянуть внутрь сквозь прозрачные стекла. Там было множество нарядно
одетых людей, но красивее всех был молодой принц с большими черными
глазами. Ему, наверное, было не больше шестнадцати лет. Праздновался
его день рождения, оттого-то на корабле и шло такое веселье. Матросы
плясали на палубе, а когда вышел туда молодой принц, в небо взмыли
сотни ракет, и стало светло, как днем, так что русалочка совсем
перепугалась и нырнула в воду, но. тут же опять высунула голову, и
казалось, будто все звезды с неба падают к ней в море. Никогда еще не
видала она такого фейерверка. Вертелись колесом огромные солнца,
взлетали в синюю высь чудесные огненные рыбы, и все это отражалось в
тихой, ясной воде. На самом корабле было так светло, что можно было
различить каждый канат, а людей и подавно. Ах, как хорош был молодой
принц! Он пожимал всем руки, улыбался и смеялся, а музыка все гремела и
гремела в чудной ночи.
Уже поздно было, а русалочка все не могла глаз оторвать от корабля и
от прекрасного принца. Погасли разноцветные фонарики, не взлетали
больше ракеты, не гремели пушки, зато загудело и заворчало в глуби
морской. Русалочка качалась на волнах и все заглядывала в каюту, а
корабль стал набирать ход, один за другим распускались паруса, все выше
вздымались волны, собирались тучи, вдали засверкали молнии.
Надвигалась буря, матросы принялись убирать паруса. Корабль,
раскачиваясь, летел по разбушевавшемуся морю, волны вздымались
огромными черными горами, норовя перекатиться через мачту, а корабль
нырял, словно лебедь, между высоченными валами и вновь возносился на
гребень громоздящейся волны. Русалочке все это казалось приятной
прогулкой, но не матросам. Корабль стонал и трещал; вот подалась под
ударами волн толстая обшивка бортов, волны захлестнули корабль,
переломилась пополам, как тростинка, мачта, корабль лег на бок, и вода
хлынула в трюм. Тут уж русалочка поняла, какая опасность угрожает
людям, - ей и самой приходилось увертываться от бревен и обломков,
носившихся по волнам. На минуту стало темно, хоть глаз выколи, но вот
блеснула молния, и русалочка опять увидела людей на корабле. Каждый
спасался, как мог. Она искала глазами принца и увидела, как он упал в
воду, когда корабль развалился на части. Сперва она очень обрадовалась
- ведь он попадет теперь к ней на дно, но тут же вспомнила, что люди не
могут жить в воде и он приплывет во дворец ее отца только мертвым. Нет,
нет, он не должен умереть! И она поплыла между бревнами и досками,
совсем не думая о том, что они могут ее раздавить. Она то ныряла
глубоко, то взлетала на волну и наконец доплыла до юного принца. Он
почти уже совсем выбился из сил и плыть по бурному морю не мог. Руки и
ноги отказывались ему служить, прекрасные глаза закрылись, и он утонул
бы, не явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над водой его
голову и предоставила волнам нести их обоих куда угодно...
К утру буря стихла. От корабля не осталось и щепки. Опять засверкало
над водой солнце и как будто вернуло краски щекам принца, но глаза его
все еще были закрыты.
Русалочка откинула со лба принца волосы, поцеловала его в высокий
красивый лоб, и ей показалось, что он похож на мраморного мальчика,
который стоит у нее в саду. Она поцеловала его еще раз и пожелала,
чтобы он остался жив.
Наконец она завидела сушу, высокие синие горы, на вершинах которых,
точно стаи лебедей, белели снега. У самого берега зеленели чудесные
леса, а перед ними стояла не то церковь, не то монастырь - она не могла
сказать точно, знала только, что это было здание. В саду росли
апельсинные и лимонные деревья, а у самых ворот высокие пальмы. Море
вдавалось здесь в берег небольшим заливом, тихим, но очень глубоким, с
утесом, у которого море намыло мелкий белый песок. Сюда-то и приплыла
русалочка с принцем и положила его на песок так, чтобы голова его была
повыше на солнце.
Тут в высоком белом здании зазвонили колокола, и в сад высыпала
целая толпа молодых девушек. Русалочка отплыла подальше за высокие
камни, торчавшие из воды, покрыла свои волосы и грудь морскою пеной,
так что теперь никто не различил бы ее лица, и стала ждать, не придет
ли кто на помощь бедному принцу.
Вскоре к утесу подошла молодая девушка и поначалу очень испугалась,
но тут же собралась с духом и позвала других людей, и русалочка
увидела, что принц ожил и улыбнулся всем, кто был возле него. А ей он
не улыбнулся, он даже не знал, что она спасла ему жизнь. Грустно стало
русалочке, и, когда принца увели в большое здание, она печально нырнула
в воду и уплыла домой.
Теперь она стала еще тише, еще задумчивее, чем прежде. Сестры
спрашивали ее, что она видела в первый раз на поверхности моря, но она
ничего им не рассказала.
Часто по утрам и вечерам приплывала она к тому месту, где оставила
принца. Она видела, как созревали в саду плоды, как их потом собирали,
видела, как стаял снег на высоких горах, но принца так больше и не
видала и возвращалась домой каждый раз все печальнее. Единственной
отрадой было для нее сидеть в своем садике, обвив руками красивую
мраморную статую, похожую на принца, но за своими цветами она больше не
ухаживала. Они одичали и разрослись по дорожкам, переплелись стеблями и
листьями с ветвями деревьев, и в садике стало совсем темно.
Наконец она не выдержала и рассказала обо всем одной из сестер. За
ней узнали и остальные сестры, но больше никто, разве что еще две-три
русалки да их самые близкие подруги. Одна из них тоже знала о принце,
видела празднество на корабле и даже знала, откуда принц родом и где
его королевство.
- Поплыли вместе, сестрица! - сказали русалочке сестры и, обнявшись,
поднялись на поверхность моря близ того места, где стоял дворец принца.
Дворец был из светло-желтого блестящего камня, с большими мраморными
лестницам; одна из них спускалась прямо к морю. Великолепные
позолоченные купола высились над крышей, а между колоннами, окружавшими
здание, стояли мраморные статуи, совсем как живые люди. Сквозь высокие
зеркальные окна виднелись роскошные покои; всюду висели дорогие
шелковые занавеси, были разостланы ковры, а стены украшали большие
картины. Загляденье, да и только! Посреди самой большой залы журчал
фонтан; струи воды били высоко-высоко под стеклянный купол потолка,
через который воду и диковинные растения, росшие по краям бассейна,
озаряло солнце.
Теперь русалочка знала, где живет принц, и стала приплывать ко
дворцу почти каждый вечер или каждую ночь. Ни одна из сестер не
осмеливалась подплывать к земле так близко, ну а она заплывала даже в
узкий канал, который проходил как раз под мраморным балконом, бросавшим
на воду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу смотрела на
юного принца, а он-то думал, что гуляет при свете месяца
один-одинешенек.
Много раз видела она, как он катался с музыкантами на своей нарядной
лодке, украшенной развевающимися флагами. Русалочка выглядывала из
зеленого тростника, и если люди иногда замечали, как полощется по ветру
ее длинная серебристо-белая вуаль, им казалось, что это плещет крыльями
лебедь.
Много раз слышала она, как говорили о принце рыбаки, ловившие по
ночам с факелом рыбу, они рассказывали о нем много хорошего, и
русалочка радовалась, что спасла ему жизнь, когда его, полумертвого,
носило по волнам; она вспоминала, как его голова покоилась на ее груди
и как нежно поцеловала она его тогда. А он-то ничего не знал о ней, она
ему и присниться не могла!
Все больше и больше начинала русалочка любить людей, все сильнее
тянуло ее к ним; их земной мир казался ей куда больше, чем ее
подводный; они могли ведь переплывать на своих кораблях море,
взбираться на высокие горы выше облаков, а их страны с лесами и полями
раскинулись так широко, что и глазом не охватишь! Очень хотелось
русалочке побольше узнать о людях, о их жизни, но сестры не могли
ответить на все ее вопросы, и она обращалась к бабушке: старуха хорошо
знала “высший свет”, как она справедливо называла землю, лежавшую над
морем.
- Если люди не тонут, - спрашивала русалочка, - тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
- Ну что ты! - отвечала старуха. - Они тоже умирают, их век даже
короче нашего. Мы живем триста лет; только когда мы перестаем быть, нас
не хоронят, у нас даже нет могил, мы просто превращаемся в морскую пену.
- Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни,-проговорила русалочка.
- Вздор! Нечего и думать об этом! - сказала старуха. - Нам тут живется куда лучше, чем людям на земле!
- Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать
музыку волн, не увижу ни чудесных цветов, ни красного солнца! Неужели я
никак не могу пожить среди людей?
- Можешь, - сказала бабушка, - пусть только кто-нибудь из людей
полюбит тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, пусть
отдастся он тебе всем своим сердцем и всеми помыслами, сделает тебя
своей женой и поклянется в вечной верности. Но этому не бывать никогда!
Ведь то, что у нас считается красивым - твой рыбий хвост, например, -
люди находят безобразным. Они ничего не смыслят в красоте; по их
мнению, чтобы быть красивым, надо непременно иметь две неуклюжие
подпорки, или ноги, как они их называют.
Русалочка глубоко вздохнула и печально посмотрела на свой рыбий хвост.
- Будем жить - не тужить! - сказала старуха. - Повеселимся вволю,
триста лет - срок немалый... Сегодня вечером у нас во дворце бал!
Вот было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок
танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен
рядами лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зеленых раковин с
голубыми огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через
стеклянные стены - и море вокруг. Видно было, как к стенам подплывают
стаи больших и маленьких рыб, и чешуя их переливается золотом,
серебром, пурпуром.
Посреди залы вода бежала широким потоком, и в нем танцевали под свое
чудное пение водяные и русалки. Таких прекрасных голосов не бывает у
людей. Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту
ей было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в
море, ни на земле, нет такого чудесного голоса, как у нее; но потом она
опять стала думать о надводном мире, о прекрасном принце, и ей стало
грустно. Незаметно выскользнула она из дворца и, пока там пели и
веселились, печально сидела в своем садике. Вдруг сверху донеслись
звуки валторн, и она подумала: “Вот он опять катается на лодке! Как я
люблю его! Больше, чем отца и мать! Я принадлежу ему всем сердцем,
всеми своими помыслами, ему я бы охотно вручила счастье всей моей
жизни! На все бы я пошла - только бы мне быть с ним. Пока сестры
танцуют в отцовском дворце, поплыву-ка я к морской ведьме. Я всегда
боялась ее, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь
поможет мне!”
И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за
которыми жила ведьма. Еще ни разу не доводилось ей проплывать этой
дорогой; тут не росли ни цветы, ни даже трава - кругом был только голый
серый песок; вода за ним бурлила и шумела, как под мельничным колесом,
и увлекала за собой в пучину все, что только встречала на своем пути.
Как раз между такими бурлящими водоворотами и пришлось плыть русалочке,
чтобы попасть в тот край, где владычила ведьма. Дальше путь лежал через
горячий пузырящийся ил, это место ведьма называла своим торфяным
болотом. А там уж было рукой подать до ее жилья, окруженного диковинным
лесом: вместо деревьев и кустов в нем росли полипы -
полуживотные-полурастения, похожие на стоглавых змей, выраставших прямо
из песка; ветви их были подобны длинным осклизлым рукам с пальцами,
извивающимися, как черви; полипы ни на минуту не переставали шевелиться
от корня до самой верхушки и хватали гибкими пальцами все, что только
им попадалось, и уж: больше не выпускали. Русалочка в испуге
остановилась, сердечко ее забилось от страха, она готова была
вернуться, но вспомнила о принце и собралась с духом: крепко обвязала
вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в них не вцепились полипы,
скрестила на груди руки и, как рыба, поплыла между омерзительными
полипами, которые тянулись к ней своими извивающимися руками. Она
видела, как крепко, точно железными клещами, держали они своими
пальцами все, что удалось им схватить: белые скелеты утонувших людей,
корабельные рули, ящики, кости животных, даже одну русалочку. Полипы
поймали и задушили ее. Это было страшнее всего!
Но вот она очутилась на скользкой лесной поляне, где кувыркались,
показывая противное желтоватое брюхо, большие, жирные водяные ужи.
Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же
сидела сама морская ведьма и кормила изо рта жабу, как люди кормят
сахаром маленьких канареек. Омерзительных ужей она звала своими
цыплятками и позволяла им ползать по своей большой, ноздреватой, как
губка, груди.
- Знаю, знаю, зачем ты пришла! - сказала русалочке морская ведьма. -
Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе - на твою же беду,
моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо
него две подпорки, чтобы ходить, как люди. Хочешь, чтобы юный принц
полюбил тебя.
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее и шлепнулись на песок.
- Ну ладно, ты пришла в самое время! - продолжала ведьма. - Приди ты
завтра поутру, было бы поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше
будущего года. Я изготовлю тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним
к берегу еще до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли;
тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали
бы люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым
мечом. Зато все, кто тебя увидит, скажут, что такой прелестной девушки
они ещё не встречали! Ты сохранишь свою плавную походку - ни одна
танцовщица не сравнится с тобой, но помни: ты будешь ступать как по
острым ножам, и твои ноги будут кровоточить. Вытерпишь все это? Тогда я
помогу тебе.
- Да! - сказала русалочка дрожащим голосом, подумав о принце.
- Помни, - сказала ведьма, - раз ты примешь человеческий облик, тебе
уж не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе ни морского дна, ни
отцовского дома, ни сестер! А если принц не полюбит тебя так, что
забудет ради тебя и отца и мать, не отдастся тебе всем сердцем и не
сделает тебя своей женой, ты погибнешь; с первой же зарей после его
женитьбы на другой твое сердце разорвется на части, и ты станешь пеной
морской.
- Пусть! - сказала русалочка и побледнела как смерть.
- А еще ты должна заплатить мне за помощь, - сказала ведьма. - И я
недешево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить
принца, но ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный
напиток самое лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к
напитку свою собственную кровь, чтобы он стал остер, как лезвие меча.
- Если ты возьмешь мой голос, что же останется мне? - спросила русалочка.
- Твое прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза
- этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не
бойся: высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!
- Хорошо! - сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котел, чтобы сварить питье.
- Чистота - лучшая красота! - сказала она и обтерла котел связкой живых ужей.
Потом она расцарапала себе грудь; в котел закапала черная кровь, и
скоро стали подыматься клубы пара, принимавшие такие причудливые формы,
что просто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в котел новых и
новых снадобий, и; когда питье закипело, оно забулькало так, будто
плакал крокодил. Наконец напиток был готов, на вид он казался
прозрачнейшей ключевой водой.
- Бери! - сказала ведьма, отдавая русалочке напиток.
Потом отрезала ей язык, и русалочка стала немая - не могла больше ни петь, ни говорить.
- Схватят тебя полипы, когда поплывешь назад, - напутствовала
ведьма, - брызни на них каплю питья, и их руки и пальцы разлетятся на
тысячу кусочков.
Но русалочке не пришлось этого делать - полипы с ужасом
отворачивались при одном виде напитка, сверкавшего в ее руках, как
яркая звезда. Быстро проплыла она лес, миновала болото и бурлящие
водовороты.
Вот и отцовский дворец; огни в танцевальной зале потушены, все спят.
Русалочка не посмела больше войти туда - ведь она была немая и
собиралась покинуть отцовский дом навсегда. Сердце ее готово было
разорваться от тоски. Она проскользнула в сад, взяла по цветку с грядки
у каждой сестры, послала родным тысячи воздушных поцелуев и поднялась
на темно-голубую поверхность моря.
Солнце еще не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца
и присела на широкую мраморную лестницу. Месяц озарял ее своим чудесным
голубым сиянием. Русалочка выпила обжигающий напиток, и ей показалось,
будто ее пронзили обоюдоострым мечом; она потеряла сознание и упала
замертво. Когда она очнулась, над морем уже сияло солнце; во всем теле
она чувствовала жгучую боль. Перед ней стоял прекрасный принц и с
удивлением рассматривал ее. Она потупилась и увидела, что рыбий хвост
исчез, а вместо него у нее появились две маленькие беленькие ножки. Но
она была совсем нагая и потому закуталась в свои длинные, густые
волосы. Принц спросил, кто она и как сюда попала, но она только кротко
и грустно смотрела на него своими темно-синими глазами: говорить ведь
она не могла. Тогда он взял ее за руку и повел во дворец. Правду
сказала ведьма: каждый шаг причинял русалочке такую боль, будто она
ступала по острым ножам и иголкам; но она терпеливо переносила боль и
шла рука об руку с принцем легко, точно по воздуху. Принц и его свита
только дивились ее чудной, плавной походке.
Русалочку нарядили в шелк и муслин, и она стала первой красавицей
при дворе, но оставалась по-прежнему немой, не могла ни петь, ни
говорить. Как-то раз к принцу и его царственным родителям позвали
девушек-рабынь, разодетых в шелк и золото. Они стали петь, одна из них
пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей. Грустно
стало русалочке: когда-то и она могла петь, и несравненно лучше! “Ах,
если бы он знал, что я навсегда рассталась со своим голосом, только
чтобы быть возле него!”
Потом девушки стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки; тут и
русалочка подняла свои белые прекрасные руки, встала на цыпочки и
понеслась в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто! Каждое
движение подчеркивало ее красоту, а глаза ее говорили сердцу больше,
чем пение рабынь.
Все были в восхищении, особенно принц; он назвал русалочку своим
маленьким найденышем, а русалочка все танцевала и танцевала, хотя
каждый раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она
ступала по острым ножам. Принц сказал, что" она всегда должна быть
возле него, и ей было позволено спать на бархатной подушке перед
дверями его комнаты.
Он велел сшить ей мужской костюм, чтобы она могла сопровождать его
верхом. Они ездили по благоухающим лесам, где в свежей листве пели
птицы, а зеленые ветви касались ее плеч. Они взбирались на высокие
горы, и хотя из ее ног сочилась кровь и все видели это, она смеялась, и
продолжала следовать за принцем на самые вершины; там они любовались на
облака, плывшие у их ног, точно стаи птиц, улетающих в чужие страны.
А ночью во дворце у принца, когда все спали, русалочка спускалась по
мраморной лестнице, ставила пылающие, как в огне, ноги в холодную воду
и думала о родном доме и о дне морском.
Раз ночью всплыли из воды рука об руку ее сестры и запели печальную
песню; она кивнула им, они узнали ее и рассказали ей, как огорчила она
их всех. С тех пор они навещали ее каждую ночь, а один раз она увидала
вдали даже свою старую бабушку, которая уже много лет не подымалась из
воды, и самого царя морского с короной на голове, они простирали к ней
руки, но не смели подплыть к земле так близко, как сестры.
День ото дня принц привязывался к русалочке все сильнее и сильнее,
но он любил ее только как милое, доброе дитя, сделать же ее своей женой
и принцессой ему и в голову не приходило, а между тем ей надо было
стать его женой, иначе, если бы он отдал свое сердце и руку другой, она
стала бы пеной морской.
“Любишь ли ты меня больше всех на свете?” - казалось, спрашивали глаза русалочки, когда принц обнимал ее и целовал в лоб.
- Да, я люблю тебя! - говорил принц. - У тебя доброе сердце, ты
предана мне больше всех и похожа на молодую девушку, которую я видел
однажды и, верно, больше уж не увижу! Я плыл на корабле, корабль
затонул, волны выбросили меня на берег вблизи какого-то храма, где
служат богу молодые девушки; самая младшая из них нашла меня на берегу
и спасла мне жизнь; я видел ее всего два раза, но только ее одну в
целом мире мог бы я полюбить! Ты похожа на нее и почти вытеснила из
моего сердца ее образ. Она принадлежит святому храму, и вот моя
счастливая звезда послала мне тебя; никогда я не расстанусь с тобой!
“Увы! Он не знает, что это я спасла ему жизнь! - думала русалочка. -
Я вынесла его из волн морских на берег и положила в роще, возле храма,
а сама спряталась в морской пене и смотрела, не придет ли кто-нибудь к
нему на помощь. Я видела эту красивую девушку, которую он любит больше,
чем меня! - И русалочка глубоко вздыхала, плакать она не могла. - Но та
девушка принадлежит храму, никогда не вернется в мир, и они никогда не
встретятся! Я же нахожусь возле него, вижу его каждый день, могу
ухаживать за ним, любить его, отдать за него жизнь!”
Но вот стали поговаривать, что принц женится на прелестной дочери
соседнего короля и потому снаряжает свой великолепный корабль в
плавание. Принц поедет к соседнему королю как будто для того, чтобы
ознакомиться с его страной, а на самом-то деле, чтобы увидеть
принцессу; с ним едет большая свита. Русалочка на все эти речи только
покачивала головой и смеялась - она ведь лучше всех знала мысли принца.
- Я должен ехать! - говорил он ей. - Мне надо посмотреть прекрасную
принцессу; этого требуют мои родители, но они не станут принуждать меня
жениться на ней, а я никогда не полюблю ее! Она ведь не похожа на ту
красавицу, на которую похожа ты. Если уж мне придется наконец избрать
себе невесту, так я лучше выберу тебя, мой немой найденыш с говорящими
глазами!
И он целовал ее в розовые губы, играл ее длинными волосами и клал
свою голову на ее грудь, где билось сердце, жаждавшее человеческого
счастья и любви.
- Ты ведь не боишься моря, моя немая крошка? - говорил он, когда они
уже стояли на корабле, который должен был отвезти их в страну соседнего
короля.
И принц стал рассказывать ей о бурях и о штиле, о диковинных рыбах,
что живут в пучине, и о том, что видели там ныряльщики, а она только
улыбалась, слушая его рассказы, - она-то лучше всех знала, что есть на
дне морском.
В ясную лунную ночь, когда все, кроме рулевого, спади, она села у
самого борта и стала смотреть в прозрачные волны, и ей показалось, что
она видит отцовский дворец; старая бабушка в серебряной короне стояла
на вышке и смотрела сквозь волнующиеся струи воды на киль корабля.
Затем на поверхность моря всплыли ее сестры; они печально смотрели на
нее и протягивали к ней свои белые руки, а она кивнула им головой,
улыбнулась и хотела рассказать о том, как ей хорошо здесь, но тут к ней
подошел корабельный юнга, и сестры нырнули в воду, а юнга подумал, что
это мелькнула в волнах белая морская пена.
Наутро корабль вошел в гавань нарядной столицы соседнего
королевства. В городе зазвонили в колокола, с высоких башен раздались
звуки рогов; на площадях стояли полки солдат с блестящими штыками и
развевающимися знаменами. Начались празднества, балы следовали за
балами, но принцессы еще не было - она воспитывалась где-то далеко в
монастыре, куда ее отдали учиться всем королевским добродетелям.
Наконец прибыла и она.
Русалочка жадно смотрела на нее и не могла не признать, что лица
милее и прекраснее она еще не видала. Кожа на лице принцессы была такая
нежная, прозрачная, а из-за длинных темных ресниц улыбались синие
кроткие глаза.
- Это ты! - сказал принц. - Ты спасла мне жизнь, когда я полумертвый лежал на берегу моря!
И он крепко прижал к сердцу свою зардевшуюся невесту.
- Ах, я так счастлив! - сказал он русалочке. - То, о чем я не смел и
мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня.
Русалочка поцеловала ему руку, а сердце ее, казалось, вот-вот
разорвется от боли: его свадьба должна ведь убить ее, превратить в пену
морскую.
В тот же вечер принц с молодой женой должны были отплыть на родину
принца; пушки палили, флаги развевались, на палубе был раскинут шатер
из золота и пурпура, устланный мягкими подушками; в шатре они должны
были провести эту тихую, прохладную ночь.
Паруса надулись от ветра, корабль легко и плавно заскользил по волнам и понесся в открытое море.
Как только смерклось, на корабле зажглись разноцветные фонарики, а
матросы стали весело плясать на палубе. Русалочка вспомнила, как она
впервые поднялась на поверхность моря и увидела такое же веселье на
корабле. И вот она понеслась в быстром воздушном танце, точно ласточка,
преследуемая коршуном. Все были в восторге: никогда еще не танцевала
она так чудесно! Ее нежные ножки резало как ножами, но этой боли она не
чувствовала - сердцу ее было еще больнее. Она знала, что один лишь
вечер осталось ей пробыть с тем, ради кого она оставила родных и
отцовский дом, отдала свой чудный голос и терпела невыносимые мучения,
о которых принц и не догадывался. Лишь одну ночь оставалось ей дышать
одним воздухом с ним, видеть синее море и звездное небо, а там наступит
для нее вечная ночь, без мыслей, без сновидений. Далеко за полночь
продолжались на корабле танцы и музыка, и русалочка смеялась и
танцевала со смертельной мукой на сердце; принц же целовал красавицу
жену, а она играла его черными кудрями; наконец рука об руку они
удалились в свой великолепный шатер.
На корабле всё стихло, только рулевой остался у руля. Русалочка
оперлась о поручни и, повернувшись лицом к востоку, стала ждать первого
луча солнца, который, она знала, должен был убить ее. И вдруг она
увидела, как из моря поднялись ее сестры; они были бледны, как и она,
но их длинные роскошные волосы не развевались больше по ветру - они
были обрезаны.
- Мы отдали найти волосы ведьме, чтобы она помогла нам избавить тебя
от смерти! А она дала нам вот этот нож - видишь, какой он острый?
Прежде чем взойдет солнце, ты должна вонзить его в сердце принца, и
когда теплая кровь его брызнет тебе на ноги, они опять срастутся в
рыбий хвост и ты опять станешь русалкой, спустишься к нам в море и
проживешь свои триста лет, прежде чем превратишься в соленую пену
морскую. Но спеши! Или он, или ты - один из вас должен умереть до
восхода солнца. Убей принца и вернись к нам! Поспеши. Видишь, на небе
показалась красная полоска? Скоро взойдет солнце, и ты умрешь!
С этими словами они глубоко вздохнули и погрузились в море.
Русалочка приподняла пурпуровую занавесь шатра и увидела, что
головка молодой жены покоится на груди принца. Русалочка наклонилась и
поцеловала его в прекрасный лоб, посмотрела на небо, где разгоралась
утренняя заря, потом посмотрела на острый нож и опять устремила взор на
принца, который во сне произнес имя своей жены - она одна была у него в
мыслях! - и нож дрогнул в руках у русалочки. Еще минута - и она бросила
его в волны, и они покраснели, как будто в том месте, где он упал, из
моря выступили капли крови.
В последний раз взглянула она на принца полуугасшим взором,
бросилась с корабля в море и почувствовала, как тело ее расплывается
пеной.
Над морем поднялось солнце; лучи его любовно согревали
мертвенно-холодную морскую пену, и русалочка не чувствовала смерти; она
видела ясное солнце и какие-то прозрачные, чудные создания, сотнями
реявшие над ней. Она видела сквозь них белые паруса корабля и розовые
облака в небе; голос их звучал как музыка, но такая возвышенная, что
человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не
видели их самих. У них не было крыльев, но они носились в воздухе,
легкие и прозрачные. Русалочка заметила, что и она стала такой же,
оторвавшись от морской пены.
- К кому я иду? - спросила она, поднимаясь в воздухе, и ее голос звучал такою же дивною музыкой.
- К дочерям воздуха! - ответили ей воздушные создания. - Мы летаем
повсюду и всем стараемся приносить радость. В жарких странах, где люди
гибнут от знойного, зачумленного воздуха, мы навеваем прохладу. Мы
распространяем в воздухе благоухание цветов и несем людям исцеление и
отраду... Летим с нами в заоблачный мир! Там ты обретешь любовь и
счастье, каких не нашла на земле.
И русалочка протянула свои прозрачные руки к солнцу и в первый раз почувствовала у себя на глазах слезы.
На корабле за это время все опять пришло в движение, и русалочка
увидела, как принц с молодой женой ищут ее. Печально смотрели они на
волнующуюся морскую пену, точно знали, что русалочка бросилась в волны.
Невидимая, поцеловала русалочка красавицу в лоб, улыбнулась принцу и
вознеслась вместе с другими детьми воздуха к розовым облакам, плававшим
в небе.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
