Откройте свой Мир!

Рахманинов и Шаляпин…
Два гения, прославившие Россию и русскую музыку, чье искусство составило целую эпоху
в русской и мировой культуре, два художника, чьи имена навсегда останутся в памяти потомков,
два гениальных современника, связанные совместным творчеством и прекрасной, светлой дружбой, прошедшей через всю жизнь.

Оба были многогранно, фантастически одарены от природы: Рахманинов – гениальный композитор, пианист, дирижер.
Шаляпин - гениальный певец, замечательный художник, график, скульптор, поэт, переводчик, писатель.

Оба прекрасно отзываются друг о друге:
«Моя дружба с Шаляпиным - это одно из самых сильных, глубоких и тонких переживаний всей моей жизни». ( Рахманинов).
«Как композитор, Рахманинов - воплощение простоты, ясности и искренности»( Шаляпин)

Мужская дружба — характерное явление русской культуры на всем протяжении ее истории, начиная от былинных богатырей, которые вступают в побратимство, «крестовое братство», - обряд скреплялся обменом нательными крестами - которое ставилось выше всех прочих отношений, даже кровного родства.

Настоящий культ дружбы в России, как и в Европе, появляется вместе с романтизмом. Почти все хрестоматийные образцы дружбы в русской литературе и жизни творческих людей «золотого века» - лицейские дружбы А. С. Пушкина, дружба А. И. Герцена и Н. П. Огарева, взаимоотношения В. Г. Белинского и М. А. Бакунина и т. д. - имели отчетливо романтический характер. При этом нормативный канон дружбы и индивидуальные переживания сплошь и рядом переплетаются, накладываются друг на друга.



Друзья мои, прекрасен наш союз!
Надеюсь, ещё долго будем вместе.
И трижды повторить я не боюсь,
В кругу друзей намного интересней.
***

Дружба Рахманинова и Шаляпина сложилась в 90 –е годы 19 столетия, когда забрезжила ранняя заря «серебряного века», давшего миру новую романтическую эстетику, новые имена творческих гениев, новые творческие союзы, профессиональный взлет и творческие достижения его участников, ярко показавших, что творцы – это соль Земли, питающие ее, орошающие ее, дающие ей цветение и красоту – дающие жизнь.
Дружеские союзы творческих людей, не связанных формальными обязательствами, порой длились очень долго, всю жизнь, как случилось и в судьбах Рахманинова и Шаляпина, хотя сравнивая их, поражаешься их несхожести:
Шаляпин - динамика, огонь, беспокойство;
Рахманинов - сосредоточенное спокойствие, углубленность.
Шаляпин бесконечно говорил, жестикулировал, «играл»;
Рахманинов слушал, улыбался своей доброй улыбкой.
Федор Иванович прекрасно чувствовал себя в любой компании;
Сергей Васильевич не любил «толпы», сторонился надоедливых, бестактных.
У певца душа была «нараспашку», в нем бродили соки волгаря-бунтаря; композитор раскрывался только перед близкими ему людьми, в нем текла кровь русского интеллигента.



В начале девятисотых годов в квартире писателя Н.Д.Телешова каждую среду собирался кружок молодых в то время писателей, только что входивших в известность,таких как Вересаев, Серафимович, Бунин, в том числе был и молодой Горький. Заинтересовался кружком и Шаляпин.
«Вспоминается один осенний вечер 1904 года, совершенно исключительный по впечатлению, - впоследствии писал Н.Д. Телешов.- Меня внезапно известили, что сегодня вечером у меня будут гости, и много гостей: приехал в Москву Горький, обещал приехать Шаляпин, будут петербуржцы и многие товарищи, которые все уже извещены и приедут непременно. Действительно, к вечеру собралось немало народу. А Шаляпин, как только вошёл, сейчас же заявил нам шутливо:
— Братцы! Петь до смерти хочется!
Он тут же позвонил по телефону и вызвал Сергея Васильевича Рахманинова, и ему тоже сказал:
— Серёжа! Возьми скорее лихача и скачи на «Среду». Петь до смерти хочется. Будем петь всю ночь!
Рахманинов вскоре приехал. Шаляпин не дал ему даже чаю напиться. Усадил за пианино — и началось нечто удивительное. Это было в самый разгар шаляпинской славы и силы. Он был в необычайном ударе и пел действительно без конца.На него нашло вдохновение. Никогда и нигде не был он так обаятелен и прекрасен, как в этот вечер»…



Два будущих русских гения мировой музыкальной культуры появились на свет почти одновременно, в течение февраля-марта по старому стилю в 1873 году. Невидимые нити каким-то чудесным образом связали их, не отпуская, чтобы через несколько лет им встретиться.
Рахманинов, уже, можно сказать с пеленок, был окружен вниманием и заботой бдительной матери, а затем лучших педагогов-музыкантов: Зверева, Зилоти, Аренского, Танеева, Чайковского.



Позже С.В. был несказанно благодарен им. С чувством искренней признательности часто вспоминал годы учения:
— Да, только теперь мы научились любить свою прежнюю жизнь, — говорил Рахманинов в кругу друзей, - ценить людей… Взять Танеева! Какой это был удивительный человек! Как он умел смеяться! Звонко, как счастливый ребёнок! Он был неспособен ни на малейшую неискренность. Говорил мало. Но по-существу. В консерватории был некий Петров, инспектор классов,- продолжал вспоминать Рахманинов.- Он преподавал также географию и писал заметки в маленькой газетке. После исполнения «Прометея» Скрябина он подбежал к Танееву и спросил: «Как вам это нравится?» Танеев ответил: «Не слишком». Петров возразил: «Вы не понимаете этой музыки, Сергей Иванович», — и он даже снисходительно похлопал Танеева по плечу. Танеев никогда сразу не отвечал. В его речи не было словесной шелухи. И на этот раз он помолчал некоторое время, но было ясно, что он что-то обдумывает. И потом сказал: «Я не знал, что для того, чтобы понимать музыку, недостаточно посвятить ей всю жизнь, а надо быть ещё преподавателем географии».
Все оживились.
- Его так огорчала наша лень…- продолжал Рахманинов. - Нас было четверо в классе, но я помню только Скрябина и себя. Мы совсем ничего не делали. Сергей Иванович упрекал нас, пытался стыдить, но ничто не помогало — молодость! Легкомысленная, незадумывающаяся, непонимающая…
И Рахманинов покачал головой, тихо смеясь, не то весело, не то горько.
— Тем не менее, я хотел получить золотую медаль. Скрябин к этому не стремился, — так он и совсем не работал. Но я принялся работать за две недели до экзаменов и получил золотую медаль, третью в истории консерватории. Первую получил Танеев, вторую Корещенко.



Путь же Шаляпина в искусство был неровен и тернист.
Родившись в семье, имевшей крестьянские корни, он не имел родительского понимания, его дар не был распознан и поддержан. Напротив, отец резко противодействовал увлечению сына искусством. Он говорил ему:
- В дворники надо идти, скважина, в дворники, а не в театр. Будешь дворником – и кусок хлеб будет…
Федор Иванович Шаляпин и в дальнейшем всегда возмущался людьми, которые считают труд артиста легким, не стоящим внимания.
- Они напоминают мне, - говорил певец, - одного извозчика, который как-то вез меня по Москве:
- А ты, барин, чем занимаешься? - спрашивает.
- Да вот пою.
- Я не про то. Я спрашиваю, чего работаешь? Петь - это мы все поем. И я пою, когда скучно станет. Я спрашиваю: ты чего делаешь-то?



Да и первые шаги в театре, куда Шаляпин «летел» с замиранием сердца, были отмечены, скорее фиаско, чем триумфами.
Так, известен анекдотичный случай, когда пятнадцатилетний Шаляпин обратился в дирекцию театра в Казани с просьбой прослушать его и принять в хор. Но из-за мутации голоса на прослушивании он спел чрезвычайно плохо. Вместо Шаляпина в хористы приняли какого-то долговязого девятнадцатилетнего парня, с чудовищным "окающим" говором. Свое первое фиаско Шаляпин запомнил на всю жизнь, а этого долговязого конкурента надолго возненавидел. Спустя годы в Нижнем Новгороде Шаляпин познакомился с Максимом Горьким, которому и рассказал о своей первой певческой неудаче. Услышав рассказ, Горький рассмеялся:
- Дорогой Феденька, так это ж был я! Меня, правда, скоро выгнали из хора, потому что голоса у меня вообще не было никакого.

Первый дебют Шаляпина на оперной сцене тоже удачным не назовешь. В то время он был главным статистом в театре. Ему поручили бессловесную роль кардинала, который должен был торжественно проследовать через всю сцену в сопровождении свиты. Перед первым в жизни выходом на сцену Шаляпин так волновался, что у него дрожали ноги и руки. Он долго объяснял бестолковым младшим статистам их обязанности, втайне предвкушая, как ахнет зал от их величественного шествия.
- Следуйте за мной и делайте все так же, как я! - приказал он свите и вышел на сцену. Едва сделав шаг, Шаляпин в волнении наступил на край своей длинной красной мантии и рухнул прямо на пол! Сопровождавшая кардинала свита решила, что... так и надо, и тоже упала!
Главный статист героически пытался встать на ноги, выпутаться из широкой мантии - бесполезно. Барахтаясь в кардинальском облачении, он так и прополз на четвереньках через всю сцену! А за ним, также конвульсивно подрагивая, ползла свита!
Публика хохотала до колик!
Едва Федор Иванович оказался за кулисами, его схватил взбешенный режиссер и спустил с лестницы, дав будущему украшению русской сцены хорошего пинка.

Рахманинов был выпускником московской консерватории - самого престижного музыкального вуза, став его золотым медалистом.
Шаляпин же имел всего два класса приходской школы и недолгие вокальные уроки у Д.А.Усатова. Он часто вспоминал своеобразный метод "воспитания" голоса, который применял его педагог.
Слыша, что голос начинает слабеть, Усатов наотмашь бил ученика в грудь и кричал:
- Опирайтесь, черт вас возьми! Опирайтесь!.
Но Шаляпин не понимал, на что и чем он должен был "опираться"...
- Лишь много времени спустя он наконец объяснил мне, что надобно было опирать звук на дыхание, концентрировать его... - со смехом рассказывал Шаляпин, уже став великим певцом.






***

Оба гениально одаренных музыканта были молоды, полны жизни, оба влюблены. Немудрено, что вскоре женились. Обе свадьбы были необычны.
Вот воспоминания Наталии Рахманиновой (урожденной Сатиной):



«1901 года родители наконец уступили моим просьбам и разрешили мне выйти замуж за Сергея Васильевича. Теперь оставалось только получить разрешение от власть имущих, а это было очень трудно из-за нашего близкого родства с Сергеем Васильевичем. За хлопоты со свойственной только ей энергией взялась, конечно, мама. Хлопоты её продолжались всю зиму и только в марте выяснилось, что надо обратиться с прошением к государю. Свадьба была отложена до конца апреля из-за наступившего Великого поста.
В начале апреля Сергей Васильевич поехал к моему брату, жившему в Ивановке, и принялся за сочинение 12 романсов, решив сочинять ежедневно по одному романсу, чтобы набрать денег на нашу поездку в Италию после свадьбы.
Мы венчались 29 апреля 1902 года на окраине Москвы в церкви какого-то полка. Я ехала в карете в венчальном платье, дождь лил как из ведра, в церковь можно было войти, пройдя длиннейшие казармы. На нарах лежали солдаты и с удивлением смотрели на нас. Шаферами были А. Зилоти и А. Брандуков. Зилоти, когда нас третий раз обводили вокруг аналоя, шутя шепнул мне: «Ты ещё можешь одуматься. Ещё не поздно». Сергей Васильевич был во фраке, очень серьёзный, а я, конечно, ужасно волновалась. Из церкви мы прямо поехали к Зилоти, где было устроено угощение с шампанским. После этого мы быстро переоделись и поехали прямо на вокзал, взяв билеты в Вену».

Романс "Не пой, красавица, при мне" на стихи ПушкинаСергей Васильевич посвятил своей жене.



История любви Федора Ивановича тоже была полна романтики.
Это случилось в Нижнем Новгороде, где он впервые увидел Иолу Торнаги.
Знаменитый русский художник Константин Коровин впоследствии вспоминал: «У Шаляпина образовалось много знакомств в Москве, и летом он часто гостил в деревне Путятино, у певицы частной оперы Любатович.
Однажды он заехал ко мне и попросил поехать с ним к Любатович:
- Поедем. Возьми ружье; ты ведь охотник. Там дичи, наверное, много. Глушь, место замечательное. Ты знаешь, ведь я женюсь.
- Как женишься? На ком? - удивился я.
- На Иоле Торнаги. Ну, балерину у нас знаешь? Она, брат, баба хорошая, серьезная. Ты шафером будешь. Там поблизости в деревне я венчаюсь. Должно быть, Труффи приедет, Малинин, Рахманинов, Мамонтов. А как ты думаешь, можно мне в деревне в поддевке венчаться? Я терпеть не могу эти сюртуки, пиджаки разные, потом шляпы. Картуз же лучше. Козырек - он солнце загораживает, и ветром не уносит»
Иола Торнаги - сценическое имя итальянской балерины Иоле Игнацио Ло-Прести, по-видимому, связанное с именем ее матери Джузеппины Торнаги, в прошлом тоже балерины. Фёдор Иванович познакомился с ней в Нижнем Новгороде, куда его будущая невеста приехала со своим театром.
Свадьба состоялась 27 июля 1898 года. Утром к подъезду одноэтажного с тремя окошками дома Любатович подали подводы. Все были в сборе. Невеста была одета в белое платье. Ждали только Шаляпина. Он поздно встал, замешкался. Наконец Шаляпин выбежал и сел на подводу вместе с Коровиным. Одет он был в поддевку, на голове имел белый чесучовый картуз. Переехали через пруд по перекидному над водой мостику и лесами полями направились к ближайшему селу Гагину, где уже дожидался священник. Вдали за лесом послышался удар грома. Быстро набежали тучи, сверкнула молния, и нас окатил проливной дождь. Кое у кого были зонтики, но у нас зонтиков не было, и мы приехали в церковь мокрехоньки. Начался обряд венчания. Я держал большой металлический венец, очень тяжелый. Рука скоро устала, и я тихо спросил Шаляпина:
- Ничего, если я прямо на тебя корону надену?
- Вали, - ответил он.
Венец был велик и опустился Шаляпину прямо на уши...
В метрической книге, данной Владимирской Духовной Консисторией причту Спасской села Гагина церкви Александровского уезда в разделе «Записи о бракосочетаниях» существует следующая запись: «Июля 27-го 1898 года. Жених: Вятской Губернии и уезда Вожальской волости деревни Сырцевой крестьянин Фёодор Иоаннов Шаляпин православного вероисповедания, первым браком. Лет 25. Невеста: Италианская подданная Иола Игнатиева Ло-Прести, католического вероисповедания, первым браком. Лет 25.»
Поутру, часов в шесть, у окна раздался адский шум - толпа друзей с Мамонтовым во главе исполняли концерт на печных вьюшках, железных заслонках, на ведрах и каких-то поразительных свистульках. Это немножко напоминало мне суконную слободу.
- Какого черта вы дрыхнете? - кричал Мамонтов. - В деревню приезжают не для того, чтобы спать! Вставайте, идем в лес за грибами.
И снова колотили в заслонки, свистели, орали. А дирижировал этим кавардаком Рахманинов, шафер невесты во время вчерашнего венчания»



Что же сблизило этих столь разных людей, что сделало их друзьями на всю жизнь? Ответ однозначен –
ТАЛАНТ и ЛЮБОВЬ К РОССИИ.
Знакомство двух гениев состоялось во время работы в Частной опере Мамонтова. Шаляпин, “открытый” Мамонтовым во время Нижегородской ярмарки летом 1896 г., перешел в его труппу из Мариинского театра, где его поразительное дарование осталось совершенно непонятым. А в следующем сезоне, осенью 1897 г., в труппе появился С.В.Рахманинов, приглашенный на место второго дирижера.
«С самого начала знакомства между ними возникла дружба, - вспоминала впоследствии И.Ф.Шаляпина, дочь певца.- Сергей Васильевич восхищался талантом отца, его поразительной музыкальностью, необычайной способностью быстро разучивать не только свою партию, но и всю оперу целиком. Он с увлечением занимался с Фёдором Ивановичем, стараясь привить ему хороший вкус, помогая разобраться в теории музыки.
Сергей Васильевич очень ценил отца, даже гордился им. Фёдор Иванович преклонялся перед талантом Сергея Васильевича как пианиста, дирижёра и композитора. Часто повторял он мне:
— Ты подумай, какой это замечательный музыкант, Сергей Васильевич. Прошу тебя, ходи на его концерты, слушай внимательно его музыку, его исполнение!»
Федор Иванович вспоминал, как летом 98-го года вместе с Рахманиновым он занялся изучением “Бориса Годунова”. “Тогда Рахманинов только что закончил консерваторию. Это был живой, веселый, компанейский человек. Отличный артист, великолепный музыкант и ученик Чайковского, он особенно поощрял меня заниматься Мусоргским и Римским-Корсаковым. Он познакомил меня с элементарными правилами музыки и даже немного с гармонией. Он вообще старался музыкально воспитать меня”.
Это “воспитание” потребовало от Рахманинова известной настойчивости и упорства, поскольку “Федя” не всегда был достаточно прилежен. Но тем не менее усилия его не пропали даром: гениальный ученик в целом оказался достоин гениального учителя.
.
***
Однажды молодой Рахманинов вместе со своим другом Шаляпиным были в гостях у Л.Н. Толстого. Когда они шли к великому старцу у них обоих от волнения дрожали колени. Шаляпин спел Романсы "Судьба" Рахманинова, «Старый капрал» Даргомыжского, затем композитор исполнил несколько своих произведений.



Все слушатели были восхищены, грянули восторженные аплодисменты. Вдруг, словно по команде, все замерли, повернув головы в сторону Толстого, который выглядел мрачным и недовольным. Толстой не аплодировал. Перешли к чаю. Через какое-то время Толстой подходит к Рахманинову и возбужденно говорит:
- Я все-таки должен вам сказать, как мне все это не нравится! Бетховен - это вздор! Пушкин, Лермонтов - тоже!
Стоявшая рядом Софья Андреевна дотронулась до плеча композитора и прошептала:
- Не обращайте внимания, пожалуйста. И не противоречьте, Левочка не должен волноваться, это ему очень вредно.
Через какое-то время Толстой снова подходит к Рахманинову:
- Извините меня, пожалуйста, я старик. Я не хотел обидеть вас.
- Как я могу обижаться за себя, если не обиделся за Бетховена? - вздохнул Рахманинов, и с той поры ноги его не было у Толстого.
***

Сближение Шаляпина и Рахманинова произошло во время гастролей по Крыму частной оперы Мамонтова.
Однажды, во время его первых гастролей в Крыму в 1898 году, Сергей Рахманинов аккомпанировал Федору Шаляпину. Тогда мало кто восхищался Рахманиновым, больше привлекал внимание Шаляпин. На концерте присутствовал Антон Павлович Чехов. После концерта к Шаляпину подходили восторженные поклонники и поклонницы, Чехов же подошел к Рахманинову и сказал: "Я все время смотрел на Вас, молодой человек, у Вас замечательное лицо - Вы будете большим человеком". Рахманинов просиял, услышав эти слова от любимого писателя. Потом, часто вспоминая этот эпизод, он оставил такую запись: "Умирать буду - вспомню об этом с гордой радостью!"









Концерты сложившегося исполнительского дуэта продолжались и в Москве.
Подготовка к концертам нередко проходила в доме Рахманиновых, где Шаляпин был «свой человек». Репетировали все, что стояло в программе певца: романсы, арии, русские народные песни. После репетиции, как рассказывала жена композитора Наталия Александровна, Федор Иванович, зная, что его друг обладал чувством юмора и любил шутку, забавно дурачился. «То он вскакивал на фортепиано, изображая наездницу, то уходил в переднюю, что-то там делал со своим лицом и шапкой и выходил оттуда то Наполеоном, то Данте, то еще кем-нибудь. А затем принимался до исступления дразнить большого леонберга, собаку Сергея Васильевича. Мы угощали его пельменями, пирогом и другими русскими кушаниями или приносили просто кочан кислой капусты, которую он очень любил, и он съедал его весь. Правда, и вкусная была эта капуста...». Потчевал друзей и Шаляпин. Вкусными были белый хлеб и икра, присланные им Рахманиновым, когда они в революционные дни 1917 года покидали Родину.





Дружба Рахманинова и Шаляпина была плодотворной для обоих.
Рахманинов, бесспорно, оказал на развитие великого баса большое влияние. С другой стороны, общение с Шаляпиным было необыкновенно плодотворным и для самого Рахманинова:
Экскизы этих песен были сделаны Рахманиновым в 1916 году, а закончены они были только в эмиграции в 1926 году. Русские песни:"Через речку, речку быструю","Ах ты, Ваня","Белилицы, румяницы вы мои"
проникнуты мыслями композитора о Родине, об Ивановке.
Можно сказать, что они оба оказывали влияние друг на друга. Помимо влияния творческого, музыкального, было и иное – просто человеческое, дружеское. Ведь для Рахманинова это время, время создания Второго концерта, время возвращения к композиторскому творчеству после провала Первой симфонии и пережитой Рахманиновым депрессии – тоже было очень важным. Он посвящает своему другу несколько романсов ор. 21 и 34, среди которых «Судьба», «Ты знал его», «Оброчник» и другие.

Романс "Судьба" поет Сергей Лейферкус.



Помимо “Годунова”, Рахманинов и Шаляпин вместе проходили много других опер, в частности, “Русалку”, “Рогнеду”, “Майскую ночь”. Однако “Бориса” можно считать наиболее значительной их совместной работой.
Эта работа была прервана уходом Рахманинова из Мамонтовского предприятия.









Дальнейшая дружба продолжалась уже за границей.
Об их замечательных человеческих отношениях красноречиво говорит письмо Шаляпина к Рахманинову от 23 августа 1935 года. Вот из него строки: «Мой милый Сереженька, дорогой! Не могу удержаться, чтобы не написать тебе мою благодарность за твое радушие. Я всегда с особым удовольствием любуюсь на тебя - отца и на твою очаровательную семью, и снова я был счастливым побывать немного с тобой и вообще с вами со всеми.
Твое отношение к Боре совершенно очаровало меня. Если бы ты знал, как возвышенно кладется в его душе это твое отношение и как он горд твоими чувствами к нему. Словом, и он, и я с ним чувствуем себя счастливыми - а это ли не радость!.. Слушай! Еще раз я умоляю тебя: возьми твой «Линкольн», усади в него Наталию Александровну, Танюшу, Ирину, захвати в проводники Борю и приезжай сюда (в Жан Луи, О.К.). Ну хоть на три дня! (и я уверен, что останешься на три недели). Ты воочию увидишь, как здесь чудно. Словом, здесь ты и на море, и не на море, в городе и в тоже время в деревне, Хочешь развлечений - это казино, не хочешь танцевать -сиди в халате, Всех видишь - тебя никто, прогулки кругом очаровательные, и горы, и долины, и реки, и даже озера, зелени - море! Спроси Борьку, он тебе расскажет. Не раздумывай! Бери мотор и айда! Кати сюда!.. Пожалуйста, Сережа, прокатись! Растрясись!.. Целую тебя, твой Ф. Шаляпин. Р.5. Фортепиано есть (хорошее)...»







На вилле Рахманиновых СЕНАР было много радости, общения с природой, шуток, розыгрышей, в которых Шаляпин всю свою жизнь был большой мастер. Вот некоторые из них.

ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО!

Среди артистов разгорелся спор о том, что такое искусство. Шаляпин незаметно удалился в другую комнату. Потом внезапно распахнул дверь, стал на пороге смертельно бледный, со взъерошенными волосами, дрожащими губами, с полными ужаса глазами и произнес:
- Пожар!
Поднялась паника, крики... Но Шаляпин вдруг рассмеялся:
- Теперь вам понятно, что такое искусство?..
Разумеется, никакого пожара не было.

КТО КОГО?

Много лет назад в Большом театре шла опера "Дон Карлос". Партию Филиппа пел Шаляпин, великого инквизитора - Василий Петров.
Надо сказать, что Петров преклонялся перед гением Шаляпина, а Шаляпин, в свою очередь, высоко ценил голос и талант Петрова.
Перед началом третьего действия Петров сказал Шаляпину:
- А ведь я тебя сегодня перепою, Федя!
- Нет, Вася, не перепоешь! - ответил Шаляпин.
- Перепою!
- Нет, не перепоешь!
Начался акт.
Петров, обладавший могучим голосом, завершил фразу громоподобным раскатом, который заглушил оркестр и заполнил весь театр - партера до галерки.
В какие-то доли секунды Шаляпин понял, что это перекрыть уже нельзя. И на слова великого инквизитора король Филипп неожиданно ответил шепотом. Он прошептал свою реплику в абсолютной тишине, и от этих слов, гениально произнесенных Шаляпиным, в зале буквально повеяло зловещим холодом.
Успех был полный, и овация продолжалась несколько минут.
Когда закрылся занавес, Шаляпин шутливо сказал Петрову:
- Ну, вот и все! А ты орешь!..
***
Дружба между великими музыкантами-артистами длилась до самой кончины Шаляпина.
За день до этого (11 апреля 1938) у постели больного певца состоялся последний разговор между друзьями. Шаляпин высказал мысль, что, если поправится, напишет книгу для артистов, темой которой будет сценическое искусство. Рахманинов в тон певцу сказал, что тоже напишет книгу как только закончит выступления. Но она будет о Шаляпине. Федор Иванович одарил друга улыбкой и погладил руку Сергея Васильевича. На этом, как вспоминал Рахманинов, они расстались. Навсегда!

">
Вдруг смолкала музыка, и я глаза
Открыла от резкой тишины.
Передо мною он:
-Простите…виноват, -
сказал смущенно с хрипотцой…-
Сонату для альта…сыграл для поддержанья
Формы…
Мы вновь вошли в купе, от музыки
Еще не отошедшем…
-Представиться хотел бы…
-Я знаю вас…
Он удивлен был:
-Знаете? Я что-то не припомню…
-Ваш альт о Вас все рассказал…
-А-а-а, в этом смысле…- засмеялся…
-Ответил он на все мои вопросы…
Теперь я знаю, чем живет Ваша душа…-
А значит, знаю Вас…
-Логично…
-Вы – сильный человек! Талант Ваш сложен
Из эмоций, мудрости и еще, пожалуй, из харизмы…
Вы – МАСТЕР. ВЛАСТЕЛИН и РАБ альта
Одновременно…
-Н-н-не знаю…Скорее, мы - партнеры!
Сроднился с ним – уж это точно!
- Я Вам завидую…
-Чему?
-Умеете летать…
-Летать? – переспросил…- Да, что-то в этом есть…
Ведь классика – без потолка… Она
Не только слух гармонией ласкает -
Взывает к духу…
Задумался. Потом продолжил:
-Знаете,
Однажды я, действительно, летал…
И ощущенья чайки мне с тех пор понятны… -
Они еще живут во мне…
-Как все случилось?
-На концерте. Только что скончался Шостакович.
Играл его сонату для альта,
Которую он написал за три
Последних дня до смерти…И вдруг…
Возникло это ощущенье…
Довольно странное, неведомое
Раньше… Взял кто-то за руку меня…
И вдаль повел… А я, не противясь, пошел,
Послушный тайной силе, не зная путь,
Что был мне предначертан… Доверясь
Странному поводырю, я только извлекал
Положенные звуки, но сила их
Была не властна мне… Я слышал,
Что мой альт играл на грани совершенства:
И в каждой фразе, интонации,
Нюансе он был подобен идеалу… -
От силы музыки до дрожи возбужденный,
Я чувствовал себя меж небом и землей...
Хотя по-прежнему на сцене я стоял –
Но все, что делал я, и все, что я играл -
Все было высоко НАД этим миром!
Вы понимаете? НАД ним…
Полет блаженный духа! - мне не забыть его …
Мой собеседник смолк, не в силах продолжать…
И я молчала тоже, сидела, не дыша,
Боясь нарушить тишину. Потом
Решилась все же:
-Что было дальше?
-Необъяснимое произошло.
Когда направился я к выходу
Со сцены, то увидал ЕГО лицо…
Отчетливо и ясно…
-Кого? Неужели…
- Да-да…ЕГО! Великий Шостакович…
Сидел вполоборота, вдаль смотрел,
Задумавшись о чем-то глубоко…
Точь-в-точь, как на известном фото…
-Невероятно…
-Я сам осознаю, история -
Фантастикой, возможно, предстает…
И нереальным чем-то … Но это факт…
Тому я сам свидетель… и участник…
С тех пор я не играл альтовую сонату…
Осознавая: идеал не повторить…
А вот сейчас сыграл…в купе…опять…
В дороге…- так душе угодно было…
***

Мы замолчали – до конца пути
Под впечатлением истории
Той странной… Я думала: нет, эта
Встреча неспроста.
Теперь я знаю: на земле есть человек,
Умеющий летать… - парить над миром,
Не отрываясь от него, -
Под музыку альта…

Иллюстрации:

Дмитрий Шостакович. Соната для альта ор.147 часть 3 Adagio
Юрий Башмет (альт) Святослав Рихтер (ф-но).

Петр Чайковский. Секстет. Партия альта Юрий Башмет.

John Gri Мелодия света надежды
Четвертая струна Паганини


Новелла написана под впечатлением
книги Юрия Башмета «Вокзал мечты»
и Альтовой сонаты Шостаковича.

Copyright: Алиса Броуди, 2013
Свидетельство о публикации №213011301307 >