МЫ СГPОАЛИ В ОГНЕ, НЕ ХВАТАЛО ТЕПЛА...

МЫ ТОНУЛИ В ВОДЕ, НУ А ЖАЖДА ЖИЛА...

МЫ В ГОРЕ ЖИВЕМ, НУ А СЛЁЗ БОЛЬШЕ НЕТ.

ВСЕ ТЛЕЕТ ВОКРУГ: КТО ЖИВ, А КТО НЕТ...

МЫ ИСКАЛИ ПОКОЙ - НАХОДИЛИ ВОЙНУ,

МЫ ИСКАЛИ ДРУЗЕЙ - ПРИХОДИЛИ К ВРАГУ.

ОТКРЫВАЯ ГЛАЗА, МЫ НЕ ВИДЕЛИ СВЕТ.

МЫ ЛЮБИЛИ РОДНЫХ, НО РОДНЫХ БОЛЬШЕ НЕТ.

И СЛЕДА БОЛЬШЕ НЕТ, ЛИШЬ РУБЦЫ НА СЕРДЦАХ.

И МЫСЛИ О НИХ - МОРЕ СЛЕЗ НА ГЛАЗАХ.

МЫ ПРИШЛИ НИ К ЧЕМУ, НО МЫ ВСЕ ЖЕ ЖИВЕМ,

ЧТО БЫ НИ БЫЛО ТАМ, ЭТОТ ПУТЬ МЫ ПРОЙДЕМ!!!

ИНША АЛЛАХ!!!

ДЕКЛАРАЦИЯ ОБ ОБЪЯВЛЕНИИ НЕЗАВИСИМОСТИ РЕСПУБЛИКИ СОЮЗА ГОРЦЕВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА И ДАГЕСТАНА (ГОРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ)
г. Тифлис, Батуми, 11 мая 1918 года.

Нижеподписавшиеся полномочные делегаты Правительства Союза Горцев Кавказа имеют честь довести до сведения всех правительств нижеследующее:

Народы Кавказа закономерно избрали национальное собрание, которое, собравшись в мае - сентябре 1917 года, заявило об образовании Союза Горцев Кавказа и вручило исполнительную власть настоящему правительству, в составе которого имеются и подписавшиеся. В виду царящего в России хаоса и пользуясь признанным самим Петроградским правительством правом за всеми народами бывшей империи царей свободно создавать свою политическую будущность, Правительство Союза Горцев решило принять следующую резолюцию:

1. Союз Горцев Кавказа решает отделиться от России и образовать независимое государство.
2. Территория нового государства будет иметь своими границами на Севере те же самые географические границы, какие имели области и провинции Дагестана, Терека, Ставрополья, Кубани и Черного моря в бывшей Русской Империи, с Запада Черное море, с Востока Каспийское море, на Юге границу, подробности которой будут определены по соглашению с Закавказским правительством.
3. Полномочным делегатам, подписавшимся здесь, поручено довести до сведения всех правительств это решение и прокламировать этим заявлением образование независимого государства Союза Горцев Кавказа, а посему нижеподписавшиеся заявляют, что от сегодняшнего дня независимое государство Кавказского Союза рассматривает себя закономерно установленным.

Подписи: Абдул-Меджид Чермоев, Гайдар Бамматов.

Читав эту легенду не было предела моим слезам... Не то что слезам, а громкому плачу... :(( Я думаю и вы не будете равнодушны...

Другу моему, Паше
Ахмадову, посвящается ... 

(Умар Яричев)

Седую  быль  поведал мне  мой  дед...
Давным – давно, не сосчитаешь  годы,
Мальчишка  жил  одиннадцати  лет,
Без племени своего и  рода.

Ислам ( старик  продолжил  не  спеша )
Был  сиротой, прибившимся  к  аулу,
Пока  Саида  добрая  душа
Тропу  его судьбы  не  повернула.

Саид  был  кузнецом - железа  бог,
Во  всей округе  не сыскать такого.
Он  мог  булатный  выковать  клинок
И звонкие  для  скакуна  подковы.

И  пламенное  сердце  кузнеца
Забыло  одиночества  кручину,
Ислам  нашёл  в  нём  доброго  отца,
Кузнец  в  Исламе - преданного сына.

Дни  и  года  неторопливо  шли,
Добром  и  злом  кружила  жизни  вьюга,
Сын  гончара по  имени  Али

Стал  для  Ислама  самым  верным  другом.

Старел  кузнец  Саид. Его  звезда
Уже  клонилась  к  своему  закату,
И  он  ушёл, прожив  свои  года,
Ушёл  туда, откуда  нет  возврата.

Остыла  в  горне  навсегда  зола,
Меха  давно  покрылись  грустной  пылью,
Утрата  над  Исламом  развела
Разлуки  вечной  горестные  крылья.

Из  сердца, как  ему  ты  не  вели,
Печаль   и  боль  не  так  уходит  скоро,
Шароевец, по  имени  Али
Исламу  стал  единственной  опорой.

И  тропы  детства  их  переплелись -
Два  звонких  ручейка, светло  бегущих
В  неведомую  даль. Вершилась  жизнь
С  добром  и  злом, от  века  ей  присущим

Так  быстротечно, за  весной  весна,
Пора  беспечной  юности  минула,
Мужал  Ислам  с  годами. Не  одна
По  нём  вздыхала  девушка  аула.

Он  проходил  не  в  первый  раз  уже,
Сердца  красавиц  обжигая, мимо,
Ему  была  одна  лишь  по  душе
Красавица  аульная  Фатима.

Спокойный, молчаливый, как  скала,
Он  в  счастье  не  хотел  пути  иного,
И  юная  красавица  была
На  край  земли  идти  за  ним  готова.

О,  молодости  чистая  звезда,
Открыты  для  тебя  надежды  двери.
Но  жизнь  есть  жизнь , и  в мир  надежд  беда
Врывается  порою  хищным  зверем...

Абубакар, сын  сельского  муллы,
Завистливый, высокомерный, жадный,
У  родника, что  бьёт  из - под скалы
Живительною  влагою  прохладной,

Фатиму  в  час  заката  повстречал,
Уже  домой  идущую  с  кудалом...
Тропа, в  аул  ведущая  меж  скал,
Была  узка, как лезвие  кинжала.

Сказав  Фатиме: "Я тебя  люблю, -
Абубакар  схватил  её  за  руку, -
И  никому  тебя  не  уступлю,
Клянусь  Аллахом, ни  врагу, ни  другу!"

"Оставь... Абу... Я  не  люблю тебя!" -
Напрасны  причитания  Фатимы.
В  ответ  : "А разве  женщины  любя
Выходят  замуж? Главное - любимы

Они  должны  быть  нами. Потому
Тебе  такой  упрямой  быть  не  дело.
Тебя  не  уступлю  я  никому,
Пока  живу  на  этом  свете  белом!"

" Абубакар! Прими-ка  мой  салам! -
На  каменной  тропе  у  поворота
Стоял, с  лица  стирая  капли  пота,
Разгорячённый  от  ходьбы  Ислам. -

«Не  надо  много  силы  и  ума,
Чтоб  совершить  над  девушкой  насилье!
Кто  ей  по  сердцу  -  пусть  решит  сама
Фатима . Это  будет  справедливо".

Абубакар  побагровел  лицом:
" Эй,  голодранец, прочь  с  моей  дороги!
Сейчас  с  тобой  мне  спорить  не  пристало.
Быстрее  уноси  отсюда  ноги..."
Ислам  в  ответ: "Ну  что же, с  подлецом
Я  говорю  на  языке  кинжала!"

И  вот  сошлись  два  кованных  клинка,
Как  мрак  и  свет  в  печальный  час  заката.
О, горцев  честь, не  ты ль  была  века
Освящена  законами  адата!

Ударом  отвечает  на  удар
Джигит  во  имя  чести, а  не  славы.
И  замертво  упал  Абубакар,
Пронзённый  сталью, от  руки  Ислама.

Фатима, где  твой  надежды  свет?!
Пути  Аллаха  неисповедимы...
На  каторгу  на  долгих  двадцать  лет
Ушёл  Ислам, несчастный  и  любимый...

Закон  вайнахов: прав  иль  виноват
Убийца - но  его  настигнет  кара !
Конечно, знал  Ислам ( таков  адат ),
Что  не  простят  ему  Абубакара.

О  как же  были  тягостны  они
В  Сибири  лютой, на  чужбине  дальней,
Горючие  безрадостные  дни -
Наверно, нет  ни горше, ни  печальней.

Смотреть  на  мир ( где  камень, тачка, лом )
Сквозь  веки  глаз , изъеденные  потом,
И  сон  раба  без  мыслей  о  былом,
И  вновь  до  отупения  работа.

Не  изменить  судьбы  зловещий  рок
Тому,  кто  с  участью  покорно  сжился,
Отбыв  до  дня  положенный  свой  срок,
Ислам  в  село  родное  возвратился.

Он  в  радости  и  думает  о  том,
Как  жарко  он  сейчас  обнимет  друга.
Вот  дом  Али. Да! Да! Тот  самый  дом,
Куда  войти  он  может  и  без  стука.

Но  что  такое ? Двор  и  пуст  и  глух,
Как  будто  здесь  никто  не  жил  от  роду,
С  улыбкой  друга  не  встречает  друг,
И  наглухо  затворены  ворота.

И  вдруг ( откуда, он  понять  не  мог )
К  нему  шагнул  мальчишка ( сон  ли  это? )
И  подал  вдвое  сложенный листок
Бумаги  светло - пепельного  цвета.

Как  в  полусне, письмо  раскрыл  Ислам -
Арабской  вязью  выписаны  строки:
"Вот  и  вернулся  ты  домой. Салам!
Да  пусть  зачтутся  каторжные  сроки

Тебе  при  жизни. Молодость  и  пыл
Нещадно  угасила  доля  злая.
Я  нашей  юной  дружбы  не  забыл!
Но  видеть  -  не могу  и  не  желаю!

Всё  лучшее, что  сделать  мы  смогли,
Безжалостно  судьба  перемешала,
Твой  бывший  друг, сын  гончара Али !" -
В  конце  письма  отчётливо  стояло.

На  письмоносца  посмотрел  Ислам
Глаза  в  глаза, малец  глядит  без  страха.
" Скажи  мне  правду, кто  тебя  послал ?!"
А  он  в  ответ: "Али, клянусь  Аллахом!"

За  двадцать  лет  он  ко  всему  привык:
Добро  и  зло  таят  людские  души,
Но  пусть  немым  останется  язык,
Что  в  дружбе  клятву  верности  нарушит .

" Он  возвращенью  моему  не  рад  ?! -
Ислам  повесил  голову  угрюмо. -
Он  больше  значил  для  меня , чем  брат !
Но  он,  видать,  так  обо  мне не  думал".

Так  размышлял  печально  наш  герой,
В  раздумьях  горьких  комкая  бумагу,
А  солнце  опустилось  за  горой.
Ислам,  на  узловатую  корягу.

Усевшись, весь  во  власти  грустных  дум ,
Глядел  в  Шарой-Аргун  на  дно  ущелья.
И  неожиданно  потока  шум
Вдруг  перекрылся  соловьиной  трелью.

О  соловей, о  царственный  бул-бул,
И  боль  унять  ты  можешь  и  тревогу.
И  вот  Ислам, когда  почти  уснул,
Колёсный  скрип  услышал  на  дороге.

И  видит  он: устало  путь  верша,
По  пыльной  колее, как бы  по  воску,
Ступает  серый  ослик, не  спеша,
Впряжённый  в  двухколёсную  повозку.

Неторопливо  колесо  кружит
Вокруг  оси  размеренно  и сухо,
В  арбе  седой  старик  полулежит
На  сене, словно  на  охапке  пуха.

Законы  гор  и  чтить, и  соблюдать
За  долгий  срок  Ислам  не  разучился:
"Ваша, и  мир  тебе, и  благодать, -
Он  к  старцу  с  уваженьем  обратился.

"Аллах  да  будет  милостив  к  тебе, -
Старик  ответил  и  спросил  Ислама: -
Что  нового, джигит  в  твоей  судьбе?
Куда  путь  держишь?" Ислам ответил: "Прямо..."

"Наверно, нам  с  тобою  по  пути, -
Сказал  старик, освобождая  место. -
Пожалуй, легче  ехать,  чем  идти.
Садись  в  арбу. Двоим  не  будет  тесно." 

"Так  чей  ты  сын ?" - тепло  спросил  старик,
Чтоб  спутнику  не  причинить  обиды.
Ислам  ответил ( но  помедлив  миг ):
"Зовут Ислам. Сын  кузнеца  Саида" .

"Саид?! Конечно, знал я  кузнеца, -
старик  промолвил, - был  добру  он  предан..."
Путь  жизни  от  начала  до  конца
Ислам  печально  старику  поведал.

Всё  выслушав  старик: "Ну  что ж, сынок,
Тебе  не  мало  причинила  боли
Твоя  судьба. Вся  наша  жизнь - урок.
Мужчиной  будь... На  всё  Аллаха  воля! -

И, помолча, добавил : «Мой  совет -
Не  торопись  от  друга  отрекаться.
Добром  и  злом  от  века  полон  свет,
Они  друг  в  друга  могут  наряжаться.

Хвала  Аллаху , алхамду  лиллах!», -
Старик  провёл  по  бороде  руками, -
Не  торопись  и  в  мыслях, и  в  делах, -
Добавил,  погодя - Всевышний  с  нами!

Теперь  поспи. Полезно  отдохнуть,
Когда  устали  и  душа, и  тело..." -
Туманно синим  мраком  затянуть
Склон  и  ущелья  ночь  уже  успела.

Ислам  прилёг , усталостью  влеком,
На  тёплом  сене...И  через  минуту
Забылся  тяжким  и  глубоким  сном,
Уже  почти  не  спавший  двое  суток.

Арба  катилась  мерно,  не  спеша ,
И  колесо  натруженно  скрипело .
Сон - света  луч , когда  во  мгле  душа ,
И  сон - бальзам ,  когда  устало  тело .

Внезапно , глядя  прямо  в  синеву,
Проснулся  он  от  утренней  прохлады.
Осёл  в  кустах  пощипывал  траву,
Но  старика  не  оказалось  рядом.

" Поди  свершает  утренний  намаз ", -
Подумал  он.  Луч  солнца  показался
На  снежном  гребне гор. Проходит  час
За  часом, но  старик  не  возвращался.

Что  за  старик? Как  их  сошлись  пути?
Куда  он  делся? Что  с  повозкой  делать?
Кого  спросить? Куда  теперь  идти?
Нет  близких  и  родных  на  свете  белом .

Ислам,  не  торопясь , сошёл к  реке.
Ополоснулся, помолился  Богу,
К  арбе  вернулся  и  о  старике
Подумал  он  со  сдержанной  тревогой.

Всё  обыскал  поблизости  вокруг -
Не  мог  же  он  без  старика  уехать.
И долго  звал  его, на  каждый  звук
Исламу  отвечало  только  эхо.

И  день  угас. И  снова  ночь  пришла.
Ислам  не  спал, в  раздумьях  и  тревоге.
И  в  час, когда  окрасилась  скала
Лучом  рассвета, тронулся  в  дорогу.

И  вечером ,  когда  на  небесах
Призывно  первая  звезда  мигнула,
Ислам с  надеждой  в  сердце  и  в  глазах
Подъехал  к  незнакомому  аулу

( Не выбирают  путники  приют )
И  в  первые  же  постучал  ворота.
И,  размышляя,  кто  хозяин  тут,
Услышал  тихий  женский  голос: " Кто  там? "

"Я  мусульманин, путник, -  помолчал. -
Могу ль  у  вас остановится  на  ночь? "
"Для гостя  будет ,  что  Аллах  мне  дал .
Вход, сынок, и  будешь  гостем  званым..."

Священен  гость . От  Бога  он  всегда!
Чеченские  обычаи  прекрасны.
Старушка,  позабыв  свои  года,
Засуетилась  бойко,  как  на  праздник.

Подвесила  котёл  над  очагом,
Покрытый  пеплом  жар  разворошила,
В  большую  миску  с  кислым  молоком
Вечернего  чурека  накрошила.

"Поешь  неприхотливый   сискал  наш,
Ну  а  потом  вопросы  и  расспросы.
Я  сделаю  сейчас  жижиг-галнаш,
Не  зря  вчера  чесался  кончик  носа,

И  птица,  я  скажу,  видать  не  зря
Ко  мне  в  окно  не  задолго  влетела..."
Она, сама  с  собою  говоря,
На  парня  молчаливого   смотрела.

Пока  старуха  разговор  вела,
Ислам  сидел  в  почтительном  молчанье.
Потом  поднялся: "Распрягу  осла.
Пусть  отдохнёт -  нам  в  путь  с  рассветной  ранью."

Запил  чорпою  жирною  Ислам
Жижиг-галнаш  с  чеченскою  подливой.
Вздремнул  устало, не  заметив  сам,
Под  разговор  хозяйки  говорливой.

Под  пение  аульных  петухов
Внезапно  на  рассвете  он  проснулся.
Услышал  шелест  старческих  шагов,
Привстал  и  удивлённо  оглянулся.

И  в  миг  припомнил  всё , что  было  с ним:
Потеря  друга ( как  потеря  зренья ),
Аул  оставил  он, Судьбой  гоним.
Дорога. Старика  исчезновенье.

Подумал  он:  назначена  была
Судьба  такая  по  Аллаха  воле.
Открылась  дверь . Хозяйка  в  дом  вошла:
"Зачем  так  рано  встал ? Не  спится  что ли?

К  родным  спешишь? Но  уходить  чуть  свет
От  крова  и  хозяев  не  пристало."
Ислам  сурово: "Родственников  нет!
Был  друг  один. Да  и  того  не  стало!"

И  ей  герой  наш  кратко  рассказал
Всё, что  в  нелёгкой  жизни  его  было.
"А  где  же  старика  ты  потерял?" -
Задумчивая  Саният  спросила.

"Свидетель  Бог! Я  старика  искал,
И  окликал, и ждал  его  не  мало.
Мне  отвечало  только  эхо  скал.
Нет! Не пойму!" - и  замолчал  устало.

Старуха  пододвинулась  к  нему:
"Ислам, ты  одинокий, как  вершина,
Почти  ровесник  сыну  моему!
Он  умер  в раннем  детстве. Будь  мне  сыном.

И  я  ( не скрою ), словно  перст, одна.
Наверно  жизни  путь  окончу  скоро.
Испили  чашу  горечи  до  дна
С  тобою  мы. Останься, будь  опорой

Мне  в  старости. Ты  тоже  одинок.
Нас  вместе  свёл  с  тобою  сам  Всевышний.
Я  стану  матерью  тебе, сынок!"
Где  всё  понятно  -  там  слова  излишни.

Ислам  молчал. А  что  он  мог  сказать,
У  странного  смятения  во  власти,
Он, никогда  не  знавший  слова  мать,
Не  испытавший  материнской  ласки.

Ждала  его  ответа  Саният
В  глазах  с  раздумий  горестным  туманом,
И  он,  печально  поднимая  взгляд,
Ответил  хрипло: "Я  согласен... нана!"

Нет, не  вскочила  радостно  она,
А  поднялась  спокойно,  помолчала.
"Теперь  и я, сынок  мой,  не  одна, -
Она  Исламу  ласково  сказала,

Добавила: - Пока  ты  спал, сынок,
Я  кашу  кукурузную  сварила.
Хотела  снять  с  повозки  сундучок,
Но  не  смогла: тяжёл, мне  не  по  силам.

Сними  его  и  занеси  сюда.
Быть  может, тот  старик  за  ним  вернётся.
А  в  сумке - сыр, и  сискал,  и  вода.
Старик  запаслив  был,  как  мне  сдаётся.

Старик  как  привидение  пропал,
Ты  сутки  ждал  его  на  том же  месте.
И  ты  ничем  себя  не  запятнал,
Ни  своего  достоинства,  ни  чести.

Чужие  вещи  в  дом  наш  занеси..."
Ислам  вернулся. Сундучок  тяжёлый!
В  нём  камни  что ли? " Нана, принеси
Топор. Посмотрим, что  же  в  нём  такое. -

Ислам  старался, вытирая  пот. -
Ну  и  замки! Сталь  топора  прогнулась."  
Ещё  одно  усилие  - и  вот
С  коротким  скрипом  крышка  распахнулась.

Мешочки. Все  из  серого  холста.
Всего  их  десять. Саният Исламу:

«Сынок, открой! Всё  это  неспроста! " -
И  указала  на  один  глазами .

Ислам  шнурок  из  шёлка  развязал,
Перевернул, не  сон  ли  это? Или...
Похожие  на  маленький  сискал,
Монеты  из  мешочка  заструились.

Ислам  взглянул  на  названную  мать:
" Ведь  это,  нана, золото?! Не  так  ли?"
Та  удивлённо  силилась  понять:
"Сокровища?! В  моей  унылой  сакле?!

Весь  бедный  двор  мой, чем  владею  я,
Не  стоит  и  одной  такой  монеты!"
Второй  мешочек, третий, а  струя
монет  тяжёлых  сыпалась  при  этом.

Они  вдвоём  над  грудой  золотой
Безмолвно  и  растерянно  стояли.
И  Саният  промолвила: "Постой,
Сынок, не тайну ль мы  с  тобой  узнали.

Старик,  что  встретился  тебе  в  пути,
Которого  ты  потерял  в  дороге,
Не  был  ли  это  ангел  во  плоти,
К  тебе  с  богатством  посланный  от  Бога

За  все  страданья, что  ты  перенёс?"
Ислам  добавил : "Может, это -  чудо?!
А  вдруг  старик  вернётся?! Вот  вопрос, -
И  посмотрел  на  золотую  груду. -

Давай - ка, нана, это  всё  пока
Оставим . Пусть  лежит  в  укромном  месте,
Пока,  быть  может,  мы  от  старика
По  воле  Бога  не  получим  вести.

Ведь  не  иголка, нана,  человек,
Чтоб  затеряться, словно  в  стоге  сена,
У  нас  в  горах..." А  дней  размерен  бег,
Спокойно, без  особой  перемены

Прошло  полгода . Пролетел  и  год,
И  Саният  Исламу  стала  наной,
А  он  ей  сыном . Ну  а  старец  тот
Исчез  бесследно ,  словно  в  воду  канул.

Жилось  им , прямо  скажем , не  легко .
Чурек  в  горах  всегда  давался  потом .
И  было  поле  их  невелико ,
И  урожай  не  стоил  всей  работы .

И  вот однажды  вечером , когда
Они  вдвоём  сидели  у  порога ,
Сказала  мать : " А  может , не  беда ,
Сынок ,  коль  денег  мы  займём  немного ?

Полста  овец  возьмём  в  Итум-Кале .
У  нас  с  тобой  за  три-четыре  года
Отара  будет ,  будет  на  столе
Жижиг-галнаш . А то  чурек  да  воду

Мы  чаще  видим . Что  там , с  каждым  днём
В  долги  влезаем  к  мельнику  Имхоже ,
А  деньги  мы  со  временем  вернём ,
Точнее ,  снова  в  сундучок  положим" .

" Ну  что же , нана , - он  вздохнул  слегка , -
Конечно , ты  права . Бери , коль  надо .
Ведь  мы  вернём  же  деньги  старика !"
А  Саният , она  была  так  рада ,

Что  нищета  отступит  наконец ,
С  улыбкой  в  саклю  их  придёт  достаток.
В  Итум-Кале  купил  себе  овец
Ислам  и  возвратился  он  к  закату ,

И  снова  потекли  в  заботах  дни .
Плодились  овцы . Разрослась  отара .
Вернули  деньги  старика  они .
Три  долгих  года  не  промчались  даром

Ислам  огородил ,  расширил  двор ,
Возвёл  из  камня  башню  родовую ,
Кошару  выстроил  на  склоне  гор ,
Совсем  недавно  заложил  другую .

И  вот  однажды ,  все  свои  дела
По  дому  кончив , Саният  присела .
"Ислам ,  мне  плохо ", - сына  позвала
И  тихо так , без  стона,  умерла.
Душа  её,  как  птица,  отлетела .

И  у  Ислама  на висках седин
Прибавилось, наверное, до  срока.
Опять, опять  остался  он  один
По  воле  всё  того  же  злого  рока.

Семь  дней  прошло. Прошло полгода. Год.
Отметил  он  все  даты  до  единой,
Благодарил  его  аульный  сход
За  то, что  сделал  он  по  долгу  сына.

Закон  существования  суров:
Живые  смертны  со  времён  Адама.
Ушла  старушка  в  лучший  из  миров,
Оставив  в  одиночестве  Ислама.

Сменялись  ночи, уходили  дни
В  работе  от  рассвета  до  заката.
В  ауле, не  имеющий  родни,
Он  забывал  про  все  свои  утраты ...

Абубакар. Фатима. Звон  клинков.
Глаза  врага  покрыты  смертной  тенью.
И - каторга,  железный  стук  оков.
Он  помнил  всё  до  каждого  мгновенья.

Свобода , возвращение  в  аул,
А  друг  его  покинул  и  оставил,
Старик  пропавший... Громкий  стук  вернул
Ислама  снова к  этой  грустной  яви.

Опять  в  ворота  повторился  стук.
Ислам  к  калитке  подошёл  устало.
Открыл  спокойно. Опершись  на  сук,
С  цветастой  торбой  нищенка  стояла.

Потухший  взгляд, согбенная  спина,
Морщины  всё  лицо  избороздили.
"Сынок, я  так  устала , и  больна,
И  голодна, и  на  исходе  силы.
Не  откажи  мне,  добрый  человек,
Во  имя  всех  святых  в  куске  чурека.
Аллах, хозяин, да  продлит  твой  век.
И  угол  бы  мне  только  для ночлега .

Ислам  ответил: "Что  же, проходи.
Мой  дом  открыт  и  радости  и  бедам.
Ведь  сказано: "Уставшего введи
В  свой  дом", - таков  обычай  наших  дедов.

Чурек  и  соль  принадлежат  тому,
Кто  голоден, а  гостю  дверь  открыта,
Мой  стол  не  беден, там, где  одному
В  достатке  сискал  -  двое  будут  сыты..."

Поужинала  нищенка. Потом
У  очага  на  истанге  уснула.
И  поднялась  с  зарёй,  когда  в  густом
Тумане  сакли  горного  аула

Едва  виднелись. Разожгла  очаг,
Над  ним  котёл  повесила  с водою,
Двор  подмела. И  первого  луча
Пробились  блики, белой  полосою

Туман  в  ущелье  начал  оседать.
Ислам  проснулся. Видит,  поберушка
По  дому  продолжает  хлопотать.
Подумал: "Беспокойная  старушка.

Согрелась, видно, за  ночь  у  огня,
Хоть  к  старости  всё  тяжелее годы.
Пусть  остаётся  -  не  объест  меня.
Что  нам  делить: чурек  и  воду ?!"

За  завтраком  старушка  завела
На  ту  же  тему   разговор  с  Исламом:
"Мне  трудно  жить  без  своего  угла
И  тело  непослушное  с  годами,

И  глаз  всё  хуже  видит, а  в  горах
Дороги  стали  уже,  да  и  круче.
Одно ,  одно  спасение  -  Аллах !"
Ислам  сидел  и  слушал . Чёрной  тучей

Ему  своя  представилась  судьба .
Видать,  у  этой  нищенки  не  лучше .
"Как  звать  тебя ?". Она  в  ответ : "Диба ".
Ислам  в  глаза  ей  прямо  глянул : "Слушай !

Я  одинок  и  ты  совсем одна .
Что  говорить  -  не  молода  годами .
Когда  устало  горбится  спина ,
То  старость,  говорят  не  за  горами .

О  прошлом  лишь  не  спрашивай  меня ,
И  я  не  слишком  жил  легко  на  свете .
Печаль  и  боль  у  моего  огня
Нередки  были . Что  тебе  ответить ?

Не  беден  я . Отара  есть  овец ,
Коровы  две  и  конь  хороший  тоже .
Своим  трудом  нажил . И  наконец
Вот  этот  дом . Останься  если  можешь ".

"Не  мало  я , -  она  ему  в  ответ , -
Намаялась ,  по  свету  нашаталась
За  подаяньем . Этот  белый  свет
Не  так  уж  ласков..." И  Диба  осталась .

И  вот  когда  весенние  ветра
По  горным  склонам  ласково  подули ,
Она  сказала как-то : "Не  пора
Тебя  женить ? Нет  девушек  в  ауле ?"

Ислам  смутился : "Отчего  же ,  есть ! -
И  помолчал  сцепивши  руки  плотно . -
Но  только  им  не  позволяет  честь
Свести  судьбу  свою  со  мной ,  безродным ".

"Ислам , не  мусульманин  разве  ты ? -
Повысив  голос  , вскинулась  старуха , -
Не  меньшей  доброты  и  красоты
Мы  девушку  найдём , клянусь я Нухой *,

Чем  их  девчонки . Мы  с  тобой  найдём !
Здоров ,  не  беден  и  пригож  собою.
Не  подобает  в  возрасте  твоём
Быть  холостым . Уж  я  чего-то стою .

Ты  не  смотри , что я  уже  стара ,
И  возрастом  больна,  и  так  убога ,
Нет , не  одна  крутая  мне  гора
Ещё  по  силам  слава  Богу .

Я  исходила  вдоль  и  поперёк
Чечню  и  знаю  многие  аулы .
И  отыщу  невесту  видит  Бог ,
Хорошую . Тебе  бы  приглянулась !"

Ислам  с  улыбкой  ей  в  ответ : "Диба ,
Ну  что ж ,  найди . Пожалуй  я  не  против .
Меня  ничем  не  удивит  судьба
Уже  на  этом  белом свете вроде .

За  красотою  больно  не  гонюсь -
Была б добра. Ведь  мне  уже  за  сорок.
А  юным  ни  к  чему  мужчина, жизнь
Которого  уже  идёт  под  гору."

"Нет, не  скажи,  Ислам. Совсем  не  так.
Мужчина  только  к  сорока вступает
В  мужскую  стать, а  женщина -  как  мак:
Поспешно  расцветёт  и  отцветает."

Поутру  рано  взяв  свою  суму
Неторопливо  помолившись  Богу,
А  заодно  устазу  своему,
Диба  отправилась  в  дорогу.

Через  неделю,  на  исходе  дня,
Она  пришла  довольной  и  усталой.
"Ислам, ты  можешь  похвалить  меня!
Нашла  невесту. Лишь  забрать  осталось!

Хорошая  семья. Ей  двадцать  лет,
Стеснительна, мила  и  простодушна.
Женись  немедля, мой  тебе  совет.
Супругой  будет  для  тебя  послушной,

Ислам, не  сомневаюсь  в  этом  я.
За  свой -то век  нелёгкий  научилась
Я  разбиратся  в людях. Ведь  не  зря
По  белу  свету,  как  листок  носилась,

А  ты  напрасно  время  не  теряй.
В  Итум-Кале  возьми  всё  то,  что  надо
Для  свадьбы. Дел-то  через  край.
Ислам, сынок, я счастлива  и  рада!

Ислам,  ты  не  смотри, что  я  стара,
На  свадьбе  непременно  я  станцую.
Ах, дура  старая, ведь  нам  пора
Теперь  на  отдых." В  комнату  другую

Ушла  Диба. И  день  настал  опять.
И, горестную  юность  вспоминая,
Ислам  решил  кого-нибудь послать
К  Али,  его  на  свадьбу  приглашая.

"Пусть  через  долгих, горьких  двадцать  лет
Передо  мною  не  открыл  он  двери,
Пусть  проводить  меня  не  вышел  вслед,
Но  в  то,  что  дружбу  предал  он, не  верю !

Он,  друг  один  единственный, Али,
На  свадьбу  не  приехать? Нет,  не  может!" -
Так  думал  наш  Ислам,  а  мысли  шли
Усталым  скакуном  под  тяжкой  ношей.

Как  самобытны  и  прекрасны  вы,
Чеченского  обычая  узоры.
На  чистом  фоне  вечной  синевы
Светло  и  грозно  проступали  горы.

В  упряжке - пара  вороных  коней,
Живое  пламя молнии -  не  кони.
Узка  дорога горная , по  ней
Везли  домой невесту  в  фаэтоне.

А  впереди  джигит  на  скакуне
Гарцует : " Меттах  доула ! "*- и  кружится ,
Поднимет  скакуна  на крутизне
Вдруг  на  дыбки , и  вниз  рванётся  птицей .

За  фаэтоном, рядом  по  бокам,
Шутя,  перекликаются  джигиты,
Покоя  не  давая  рысакам,
Как  полагается,  невесты  свита.

Вот  и  аул . Невесту  вводят  в  дом,
Который  ей  теперь  родимым  станет.
Стол  тамады  поставили  потом
Кольцом  весёлым  стали  аульчане -

Таков  обычай . Тамада  взглянул
Вокруг  себя  на  радостные  лица:
"Сегодня  к  нам  сноха  пришла  в  аул,
Покажем, как  умеем  веселиться!

Зурна,  играй! И  бубен  пусть  звучит,
Чтоб  разносило  по  ущельям  эхо.
И  пусть,  друзья, ничто  не  омрачит
Наш  добрый  праздник  радости  и  смеха!"

И  вот выходит  в  круг  седой  джигит
Походка  барса, с талией  осиной,
Орлом  на  юных  девушек  глядит,
На  бровь  папаху  чёрную  надвинув.

Он  сделал  круг. И  вот  за  ним  во  след
Плывёт  горянка, крылья  рук  раскинув,
А  ритм  лезгинки  всё  быстрее.  Нет,
Не  уступают  юности  седины.

Ислам ( жених ) смотрел  издалека
На  доброе  веселье  и  по  кругу
Все  лица  взглядом  обошёл,  пока
Не  понял, что  на  свадьбе  нету  друга.

Мрачнел  в  своих  раздумьях  Ислам.
Но  там,  где  нет  огня, как  говорится,
Обед  не  сваришь . За  седой  Башлам
Успело  солнце  золотое  скрыться.

Замолкли  бубен  и  напев  зурны.
Прощаясь, гости  разошлись  устало
По  саклям  на  ночь. Песня  старины
Вдруг  где-то тихо, тихо  зазвучала.

Не  помнивший  ни  мать  и  ни  отца,
Всю  жизнь  свою  прожив  в  сиротской  доле,
Не  мог  представить  голоса,  лица
Родителей  своих. Не  оттого  ли

Была  утрата  друга  тяжела,
Надёжного, единственного  друга,
А  был  Али  надёжен,  как  скала,
И  горше  от  того  была  разлука

Ислама  с  ним... В  ущелье  ночь  ушла .
И  снова  волны  радужного  света
Рассвет, раскинув  радужно  крыла,
Послал  на  землю .За  аулом  где-то

Раздался  вдруг  истошный  лай  собак,
Как  поняла  Диба, недружелюбный .
Подумала: "Видать, в  аул  чужой
Заехал. Догадаться  здесь  нетрудно."

Раздался  добрый  стук  подков, и  вот
Взметнулся  над  аулом  лай  собачий.
Всё  ближе  конский  топот  у  ворот
И  громкий  стук."К  нам  гости, не иначе, -

Диба  сказала: - Открывай  Ислам".
И  сразу  же  в  открытые  ворота -
Три  всадника. Один  из  них: "Салам
Алейкум, друг. Растерян  отчего  ты?!

Не  узнаёшь? Конечно! Годы  шли
Так  быстро,  седины  не  убавляя,
Ведь  я  -  твой  друг, шароевец  Али.
Ты  рад  приезду  моему,  я  знаю".

Ислам  стоял  растерянно,  но  вмиг
С  улыбкою  промолвил: "Гость  - от  Бога, -
Шагнул  навстречу,  к  стремени  приник: -
Да  будет  мирною  твоя  дорога.

Не  сразу  я  узнал  тебя,  Али!
Ведь  нас  обоих  время  изменило.
Сходи  с  коня. Товарищам  вели
Войти  в  мой  дом. А  то, что  было, - было!"

В  просторной  сакле, на  пол  постелив
Цветастые  истанги, полулёжа,
Ислам  и  гости  разговор  вели
Степенно,  но  былое  не  тревожа.

Ислам  поведал  другу  своему
Всё  до  конца  от  самого  начала.
Закончил: " Что тебя  я  обниму
Здесь  у  себя, мне  верилось  так  мало."

"А  почему?!" - Али  взглянул  в  упор
На  друга. Тот  в  ответ: "Не  ясно, что  ли? "
"Ну  что  ж, Ислам, - Али  потупил  взор,
Вдруг  потемневший  от  мгновенной  боли. -

Ты  думаешь,  что  я  никчёмный  друг?
Я  не  ошибся  в  этом ? Говори  же!"
Ислам,  не  расцепив  сведённых  рук:
"За  что  хвалить  тебя -  пока  не  вижу."

"Ну  что  же,  друг  мой,  выслушай  меня, -
Али  взглянул  спокойно  на  Ислама, -
Бывает  и  у  доброго  коня
Характер  непослушный  и  упрямый.

Я  буду  краток. У  моих  ворот
Ты  простоял  и  долго,  и  упорно.
С  надеждою  так  путник  ищет  брод
С  отчаяньем  немым  в  потоке  горном.

Не  потому, Ислам, я  не  впустил
В  свой  дом  тебя, единственного  друга,
( За что  меня  ты,  вижу,  не  простил),
Причиною  тому  -  моя  супруга,

Фатима. Да,  та  самая,  она!
Я  помню,  вы  друг  друга  так  любили.
Не  знал  я  ни  покоя  и  ни  сна,
Переживанья  всё  во  мне  убили.

Твоя  беда. Прошло  немало  дней,
Джигитов  много  сваталось  к  Фатиме.
Но  ни  один,  кто б был  по  сердцу  ей,
Так  и  не  отыскался  между  ними.

Беда  всегда  приходит  не  одна,
И  как-то  злые  языки в  ауле
Пустили  о  Фатиме  слух: "Она
Не  хочет,  чтоб  родителям  вернули

Её ( причину  вслух  не  говорят )
Обратно  после  первой  брачной  ночи
(Когда  надежды  все  в  душе  сгорят,
О  счастье  помышляется  не  очень ).

А  ей,  подумай  было  каково,
Оговорённой  языками  злыми
И  без  вины  испачканной  молвой?
И  я,  Ислам,  женился  на  Фатиме.

А  девушке,  которую  любил,
Вернул  кольцо  залога, - предал  словом!
И  в  сердце  к  ней  любовь  свою  убил.
Ты  был  мне  друг,  и я  не  допустил,
Чтобы  Фатима  вышла  за  другого.

По  этот  день  она  живёт  со  мной,
Двух  дочерей  мне  родила  и  сына,
Считается  законною  женой,
Но  в  отношеньях холоднее  льдины.

И, взгляд  сурово  с  друга  не  сводя,
Али  продолжил,  вспоминая  что-то: -
Поэтому, Ислам, тебя  щадя
Перед  тобою  запер  я  ворота.

Для  друга  горек  отлученья  миг!
Второе...Помнишь ( как не помнить это),
Когда  тебя  в  пути  догнал  старик
В  повозке  и  исчез  вдруг  на  рассвете,

Оставив  и  повозку, и  осла.
В  повозке  сыр,  вода  и  два  чурека,
Коса, топор, и, помнится,  была
Старинная  коробка  из  ореха,

Точней  -  в  чеканке бронзовой  ларец.
В  нём  золото. - Али  поднял  на  друга
Глаза. -  Ну  а  старик  был  мой  отец...
Ну  что ж, людей  меняет  жизни  вьюга.

Старуха,  приютившая  тогда
Тебя  под  кров  свой,  прожила  недолго,
Ты  вновь  один. Опять  твоя  беда
В  моей  душе  завыла  серым  волком.

А  через  месяц  или  через  два
К  тебе  во  двор  старуха  постучалась.
Скажу, не  тратя  попусту  слова:
Она  с  тобою  жить, Ислам,  осталась.

Сердца  друзей  всегда  должны  внимать
Друг  другу -  это  заповедь  вайнахов...
Ислам,  Диба  -  моя  родная  мать.
Но  и  твоя  теперь,  клянусь  Аллахом!

И  третье... Я  приехал  не  вчера,
В  день  ловзара, мой  друг, а  лишь  сегодня.
Причину  хочешь  знать? Моя  сестра -
Твоя  невеста. Потому  не  входит

Она  сюда. Ведь  ты  теперь  мне  зять,
Не  только  друг. Поэтому, пожалуй,
Передо  мной  ты  мог  бы  и  стоять!
Но  наша  дружба  только  крепче  стала

От  этого  родства. Теперь, Ислам,
Определить  ты  можешь  верность  друга
Не  по  словам, наверно,  а  делам
Моим. И  дай... в  последний  раз  мне  руку.

Куда  ни  денься,  что  ни  говори,
А  зять -  есть  зять, таков  закон  адата.
И  в  память  дружбы  нашей -  вот,  бери
Кинжал  из  атагинского  булата.

А  дружба  наша  долгая  сама
Была  подобна  этому  кинжалу:
Как  он,  и  обоюдна  и пряма,
И  в  трудный  час  надёжна, словно  скалы.

Последнее... Абубакара  род
Высокомерен, но  не  любит  долга.
Отец  Абубакара  целый  год,
Как  ты  ушёл,  поглядывая  волком

И  на  меня, ходил. Но  жизни  нить
В  сердцах  латала  горестные  раны,
И я, мой  друг, тебя  освободить
От  крови  той,  поклялся  на  Коране.

Четыре  раза  мы  с  моим  отцом
К  нему  водили  стариков  аула,
И  только  в  пятый  раз  в  конце  концов
Звезда  твоей  судьбы  нам  улыбнулась -

Простил  тебя  Абубакара  род.
За  кровь, что  пролил  ты, мы  заплатили.
И  за  тебя  стоял  аульный  сход:
Что  не  во  всём  ты  виноват, -  решили

И  потому  лишь  ты  ушел  живой
В  тот  грустный  день  из  нашего  аула,
Когда  вернулся  с  каторги  домой.
Но, слава  Богу, всё  уже  минуло."

Ислам  принял  в  безмолвии клинок...
О, в  этот  миг  молчанье  лучше  слова.
Пойми,  читатель, что  сказать  он  мог?
И  потому  молчал,  молчал  сурово.

Вошла  Диба, тревоги  не  тая,
И  на  Ислама  ласково  взглянула:
"Вот, просьбу  сына  выполнила  я,
Теперь  уйду  из  вашего  аула."

Ислам  сидел,  не  в  силах  просто  встать,
Поступки  друга  осознать  не  в  силах.
Не  может  всё  молчание  сказать!
И  память  сердца  в  нём  заговорила.

О  горцев  речь, не ты ль  всегда  была
В  немногословии  неоспоримой:
"Как  два  крыла  у  одного  орла,
Али,  с  тобою  мы  неразделимы! -

Ислам  вздохнул: - Сказать  и  не  сказать,
Сейчас  уже  значенья  не  имеет.
Но  так  же  верность  в  дружбе  доказать
Не  только  жизнью -  смертью  не  сумею.

А  золото, что  ты  оставил  мне,
Мне  помогло  и честно  послужило.
Теперь  могу  вернуть  его  вдвойне!"
Али  в  ответ : "Верни  мне,  сколько  было

Тобою  взято  в  долг. Не  ростовщик
Же  я  в  конце  концов. - Заулыбался: -
Пожалуй,  нам  пора  домой. Старик,
Наверное, меня  давно заждался..."

И  мне  рассказ  заканчивать  пора -
Земля  моих  отцов,  надежды  память,
Где  понапрасну  слов  не  говорят
И  ярче  солнца  в  сердце  дружбы  пламя .

К  орлиным  гнёздам  ввысь  уходит  склон,
Почти  до  голубого  небосвода.
Стареет  мир  в  кипении  времён,
Но  ты  всё  молодеешь  год  от  года,

Родимый  край! Пусть  чередою  дни
Уходят  в  вечность  золотым  потоком:
Ты  в  дружбе  верность  бережно  храни,
Как  талисман  и как  зеницу  ока.

Всё  выше  над  тобою  небеса,
Вершины  гор  твоих  всё  белоснежней,
И  памяти  седые  паруса
Надеждой  наполняет  ветер  вешний.

Опережая  грозные  века,
Рванулись  в  небо  грозных  башен  стены,
Как  будто  чья-то  мощная  рука
Их  вырывает  из  немого  плена

Овеянных  легендами  времён,
Где  были  свет  и  мрак,  но  больше -  мрака...
Как  день  высок, как  лучезарен  склон!
И  ветерок  раскачивает  маки.

Слепят  голубизною  небеса,
Вершины  в  час  рассвета  белоснежней.
И  памяти  седые  паруса
Надеждой  наполняет  ветер  вешний.

                                   Умар Яричев

В мае 1918 г была образована Северокавказская Республика - конфедеративное северокавказское государство. Образование Северокавказской Республики было результатом дипломатических усилий видных политиков Чечни, Дагестана, Адыгеи, Кабарды, Балкарии, Ингушетии, Карачая и Черкессии. Правительство Северокавказской Республики возглавлял чеченский нефтепромышленник миллионер Тапа Чермоев, а министрами были представители всех народов Северного Кавказа. Образовавшееся новое государственное образование было признано Турецкой Республикой, а также, готовы были признать Австрия и Германия.

Однако, продекларировавшие право народов России на самоопределение советские власти были против отделения народов Северного Кавказа от России. Поэтому, усилиями большевиков, а также белогвардейцев, которые были сторонниками единой и неделимой России, Северокавказская Республика была ликвидирована. Правительство конфедеративного объединения северокавказских народов вынуждено было эмигрировать за границу, опасаясь возможных репрессий со стороны большевиков.

Образование Северокавказской Республики имело историческое значение, так как, впервые после Имамата Шамиля народы Северного Кавказа объединялись на добровольной основе в единое конфедеративное государство.

В состав России территория современной Чечни вошла в XIX веке. В 1860 году по указу императора Александра II в восточной части Северного Кавказа была создана Терская область, в состав которой вошли Чеченский, Ичкерийский, Ингушский и Нагорный округа.

После установления Советской власти, в марте 1920, Терская область была расформирована, а Чеченский (объединённый с Ичкерийским) и Ингушский (объединённый с Нагорным) округа стали самостоятельными территориальными образованиями.

Через год, 20 января 1921 года, Чечня и Ингушетия вместе с Карачаево-Черкесией, Кабардино-Балкарией и Северной Осетией вошли во вновь созданную Горскую АССР.

30 ноября 1922 года Чеченская автономная область была выделена из Горской АССР, а 7 ноября 1924 года и сама Горская АССР была ликвидирована.

• 1934— создание Чечено-Ингушской АО (с 1936 АССР).
  
• 1944 — департация чеченцев и ингушей преимущественно в Казахстан и Киргизию по обвинению в пособничестве оккупантам. ЧИ АССР ликвидирована и образована Грозненская область, имевшая иные границы.
  
• 1957—1991 — восстановление ЧИ АССР после возвращения чеченцев и ингушей из ссылки.
  
• 1991 — самопровозглашённая Чеченская Республика (впоследствии Чеченская Республика Ичкерия, отделение от Ингушетии. Президент Джохар Дудаев (1991—1996) берёт курс на фактическую независимость от России и дискриминацию русских
  
• Декабрь 1994 — начало Первой чеченской войны, в ходе которой РФ пытается восстановить контроль на территории ЧР. К 1996 году создаётся пророссийское правительство во главе с Доку Завгаевым, в мае убит Дудаев. Однако в августе 1996 сепаратистские силы захватывают Грозный и Гудермес, с ними подписаны Хасавюртовские соглашения, признающие ЧРИ, с территории которой выводятся федеральные войска и восстанавливается де-факто независимость.
  
• 1997 — президентом ЧРИ избран Аслан Масхадов. Между полевыми командирами-сепаратистами начинаются конфликты — Межвоенный кризис в Чечне.
  
• 1999-2000 — после вторжения отрядов ЧРИ в Дагестан начинается Вторая чеченская война, федеральные силы восстановили контроль над большей частью территории Чечни, её главой был назначен Ахмад Кадыров
  
• 2004 — после гибели Ахмада Кадырова в результате террористического акта новым президентом Чеченской Республики стал Алу Алханов
  
• 2007 — после отставки Алу Алханова президентом Чечни стал Рамзан Кадыров, сын Ахмада.

                 Ичкерия

Кто был на родине твоих отцов,
Прекрасней места не встречал ни разу,
В горах легло не мало храбрецов…
За что и как? Тут не ответишь сразу.
Над конусом горы звезда дрожит,
За ней вершины гор скрываются в тумане,
Сплошной деревьев свод, но башня там стоит,
В молчанье вековом застыла перед нами.
В ней камни старые от пороха черны,
Костей белеющих под лунным светом груда,
Растеряны легенды старины,
Но помнят горцы ждать беду откуда…
Лежат здесь те, кто жизнь свою отдал,
За честь и веру гордого народа
Кто умерев опять свободным стал,
Но дорогой, была это свобода…
Россия – твое имя, сотни раз,
Сопровождал проклятьем Кавказ,
От плача женщин и от стона гор
Дрожит вновь воздух и туманит взор.
Земле сожженной только недруг рад
И ненавистью полон каждый взгляд.
Никто не заикнется о правах
Стоит держава на людских костях.
И не роса,а слезы на траве.
Кровавые ручьи текут в твоей стране.

Возвращение чеченцев на свою землю было встречено русскими колонизаторами очень враждебно. Устроив в Грозном провокацию с убийством русского матроса, советские и партийные органы власти на местах, состоящие из русских, постарались сделать все, чтобы не допустить долгожданного возвращения чеченцских семей из Сибири и Казахстана на родную землю. Лишь вмешательство вышестоящих органов в Москве заставило руководство в Грозном подчиниться.

Здесь большую роль сыграла позиция секретаря ЦК КПСС Н. Хрущева, осудившего на 20 сьезде коммунистической партии Советского Союза культ личности И. Сталина. За 13 лет вынужденной ссылки чеченский народ заплатил слишком большую цену. Более половины нации погибло на чужбине. Даже после возвращения домой, у себя в Грозном чеченцы не могли ни прописаться , ни трудоустраиваться, ни тем более говорить на своем языке в присутствии русских. Полностью была извращена героическая история чеченского народа. В кабинетах КГБ была даже выдумана так называемая "теория добровольного вхождения чеченского народа в состав Российской Империи". Этот вероломный документ был сфальсифицирован профессором Чечено-Ингушского Государственного Университета, агентом КГБ В.Б. Виноградовым. Политически инакомыслящих чеченцев сажали в тюрьмы или увольняли с работы.

Шейх Мансур задался трудной, но благородной целью: на принципах демократического Ислама объединить все горские народы Кавказа в единое государство, в царство пророка. Боязнь объединения горских народов Кавказа в единое государство было главной причиной обеспокоенности русского командования. Были разосланы прокламации, с угрозами и требованием не верить проповедям "лжепророка". Но когда это не возымело успеха, генералом П. С. Потемкиным была послана в Чечню военная экспедиция для разгрома чеченских селений по реке Сунжа вокруг аула Алды и захвата Шейха Мансура. Отряд полковника Де Пиери был отправлен в Чечню для выполнения этой задачи. Предупрежденные об опасности жители аула Алды были выведены оттуда в лес, более безопасное место. Русский карательный отряд, разграбив село, сжег его, убив оставшихся в селе несколько человек. Возвращавшегося после карательной операции полковника Де Пиери в засаде ждали чеченцы во главе с Мансуром, которые полностью уничтожили столь многочисленное войско неприятеля. Значение этой победы было велико - резонанс в других областях Кавказа не заставил себя ждать. Вскоре при большом стечении народа и посланцев со всего Северного Кавказа он единодушно был провозглашен имамом Кавказа. В конце 1785 года силы горцев составили до 10 тыс. бойцов, главным образом чеченцы, кумыки и дагестанцы. О популярности шейха Мансура в горской среде писал русский писатель Л. Н. Толстой в своей повести Хаджи-Мурат: "Это был настоящий святой. Когда он был имамом, весь народ был другой. Он ездил по аулам и народ выходил к нему, целовал полы его черкески, каялся в грехах и клялся не делать ничего дурного. Старики говорили, тогда все люди жили как святые - не курили, не пили, не пропускали молитвы, прощали друг другу обиды, даже кровь прощали. Тогда найденные вещи и деньги люди привязывали на шесты и ставили на дорогах". После этого Шейх Мансур одерживал еще ряд блистательных побед над русскими. Для координации своих действий с турецкими войсками в 1790 г. он перебирается в Анапу. 8 июня 1791 года войска генерала Гудовича переходят в наступление. 22 июня после яростного штурма Анапа была взята русскими войсками. После неудачной попытки взорвать погреб с порохом, раненого Шейха Мансура взяли в плен. 13 апреля 1794 года заключенный в Шлиссельбургскую крепость Шейх Мансур скончался. Первое массовое вооруженное выступление народов Северного Кавказа против российской империи в 1785-1791 г.г. под предводительством имама Мансура имело огромное историческое значение. В этой войне за независимость кавказские народы фактически одержали победу над русскими войсками. Эта освободительная война на целое десятилетие остановила военную колонизацию Северного Кавказа.

Профессор, политолог, историк А. Авторханов.

Великий сын чеченского народа историк и политолог профессор Мюнхенского университета А. Авторханов вынужден был эмигрировать в Германию из-за политического преследования со стороны Комитета Государственной Безопасности и там вести борьбу со сталинской тоталитарной системой. Его бессмертные произведения "Народоубийство в СССР" и "Технология Власти", где А. Авторханов раскрыл человеконенавистническую суть сталинской системы, стали классическими произведениями в мировой исторической литературе. Советами профессора А. Авторханова пользовались чеченские политики: первый Президент Д. Дудаев, Вице-президент З. Яндарбиев, С-Х. Абумуслимов и другие.

В 1997 году, в преклонном возрасте, переживая за события в Чеченской Республике Ичкерия и тоскуя по своей Родине, профессор А. Авторханов скончался от тяжелой болезни.

Память о талантливом патриоте-чеченце А. Авторханове будет жить в сердце каждого чеченца.

«Армянская география VII в.», основанная, по-видимому, на материалах грузинских историков, сообщает сведения о древних вайнахских племенах. В числе их названы кисты и нахчматьяны. Согласно исследованиям лингвистов, «нахчматьян» переводится с помощью современного чеченского языка, как «говорящие на языке нохчи» — Нохчийн мотт (чеч.). Согласно исследованиям Ю.Дешериева, древнейшей формой слова было нахча, которое, согласно закону вторичного чередования под влиянием конечного о [-уо:] перешло в нохчо. «В горных диалектах до сих пор бытует форма с древним кор*невым [а]». Значит, перед нами древнейшее упоминание самоназвания чеченцев — нохчи, сохранившее при передаче гласную «а», что позволяет нам перевести этот термин от вайнахского слова «нах» — народ, люди.

Русские называют чеченцев «чеченцы», тюркские народы – «сасаны», Кабардинцы – «шашаны», осетины – «цацаны», арабы – «шашани», грузины и армяне в летописных источниках – «дзурдзуки», «нахчматиане». Встречаются и этнонимы «цанары», «эры», «двалы», «кистины». Самоназвание чеченцев – «нохчи», встречается и в древних манускриптах наших кавказских соседей (армян и грузин), и в летописных источниках индоевропейских и ближневосточных народов.
Русский исследователь XIX в. Н. Семенов по этому поводу писал: «…Народное имя чеченцев – Нахчу разбивается на два слова: нах и чу. Нах по-чеченски значит люди, народ, чу можно перевести словами внутри, тут, в этом месте…Следовательно, Нахчу означает место обитания народа, а то же слово в другой форме – Нахчой означает самый народ».
Сами чеченцы в этногенетических легендах объясняют название Нохчи (Нахче) как «община Ноя», «народ Ноя». Учитывая, что имя пророка Ноя (мир ему) в древнееврейском оригинале Библии звучало как Ноах, а в Коране – Нух, а так же то обстоятельство, что компонент чи, по мнению ученых (например, немецкого лингвиста Дирра и академика Марра) есть старое яфетическое слово в значении «человек», «люди», эта «народная этимология» чеченцев имеет под собой серьезные основания.
Существует утвердившееся мнение, что название «чеченцы» дали русские от наименования чеченского села Чечен-Аул, а более античеченски настроенные околонаучные лица пытаются доказать, что сам этноним «чечен», имеет тюркские корни и этимологически обозначает чуть ли не «генетическую установку» чеченцев на разбой и бандитизм. Это как по Геббельсу: «Если хочешь начать войну – создай образ «нечеловека»
Оставим это на совести тех, кому неймется в угаре шовинизма и, прежде чем приступить к основной теме, разберемся в этих спорных именах «чеченец», «Чечня», или, в чеченском звучании, «Нохчи» и «Нохчи-Мохк». Ответ однозначный: они не имеют ничего общего с тюркскими языками.
Этимологическая основа этнонимов «чеченец» и «нохчи» находятся вовсе не в тюркской языковой группе, а в арабской.
Этноним «чечен» - это индоевропейская транскрипция арабского «шашани». Арабы и поныне называют чеченцев «шашани», а кавказский танец «лезгинка» также называют «шашан». «Шашани» в переводе с арабского – «образцовый», «примерный». Так что, некоторым российским околонаучным деятелям не надо исходить желчью, пытаясь доказать скрытую в самом эндоэтнониме чеченцев их «аномалию» на «генетическом уровне».