Лавр Корнилов: полуказах и русский патриот
Лавр Корнилов: полуказах и русский патриот
В марте 2008 года исполнилось 90 лет со дня смерти одного из вождей Белого движения в России - генерала Лавра Георгиевича Корнилова, погибшего при штурме Екатеринодара. Даже в блестящей когорте белогвардейских военачальников юга России (генералов Алексеева, Деникина, Врангеля, Каледина, Краснова и других) имя Корнилова занимает особое место. Если бы не его случайная гибель, он мог бы стать военным диктатором России, вывести страну из хаоса смутного времени 1917 года и спасти ее от братоубийственной гражданской войны 1918-1920 годов.
Однако история не знает сослагательного наклонения. Со смертью Корнилова Россия потеряла возможного "русского Бонапарта". Для миллионов сторонников прежнего режима он навсегда остался "народным героем Белого дела", с уходом которого исчезла надежда на восстановление старой России, ее развитие без крови и страданий.
Для казахстанцев личность генерала Корнилова интересна тем, что он наш земляк, более того, его мать - казашка, принявшая ранее православие. Все современники Корнилова отмечали монгольские черты его лица, а некоторые российские авторы и поныне считают, что это оттого, что среди предков Корнилова были якобы буряты или калмыки.
Но вот что писал о Корнилове его сослуживец - бывший генерал-лейтенант царской армии Е.И.Мартынов: "В Корнилове, несомненно, текла кровь сибирских инородцев, так как он отличался ярко выраженными чертами монгольского типа. Детство Корнилова протекло на Родине - в Семипалатинской области, которая в то время была почти сплошь населена киргизами - кочевниками" (Мартынов Е.И. Корнилов (попытка военного переворота). М., 1927, с. 6). То есть он не исключал, что кто-то из родителей Корнилова был казахом. До революции казахов, как известно, называли киргизами или киргиз-кайсаками.
Маршал Советского Союза Б.М.Шапошников, еще в 1903 году служивший в Ташкенте в 1-м Туркестанском стрелковом батальоне, писал в своих мемуарах, что вместе с ним служил и подпоручик Петр Корнилов, "брат небезызвестного впоследствии генерала Корнилова. Родители Корнилова, по рассказу младшего Корнилова, жили в Западной Сибири. Отец - русский, занимал должность переводчика при уездном начальнике, мать же была простая киргизка. Отсюда и монгольский тип лица, который унаследовали дети" (Шапошников Б.М. Воспоминания. М., 1982, с. 92). Он прямо указывает на казахское происхождение Корнилова со стороны матери.
Современный российский военный историк А.Шишов пишет: "Мать Лавра Георгиевича была простая казашка из кочевого рода, обитавшего на левобережье Иртыша. Сильная кровь предков по матери сказалась на внешнем облике Корнилова, характерными скулами и узким разрезом глаз. Восточный тип лица внешне заметно выделял Корнилова в среде генералитета российской императорской армии" (Белые генералы. Ростов-на-Дону, 2000, с. 8).
Впрочем, это неудивительно. Прииртышье было тем регионом, где с начала XVIII века происходили тесные этнические контакты между казахским и русским населением, прежде всего с местными сибирскими казаками. Царское правительство с целью пополнения рядов и устройства быта Сибирского казачьего войска специальными указами в 1808, 1822, 1825 и 1836 годах разрешило "покупать девочек у кочевников", обращать их в православие и выдавать затем замуж за казаков и солдат. Известный исследователь Сибири Г.Потанин писал, что на Сибирской и Иртышской линиях казаки многих станиц ведут свое происхождение от крещеных киргизов, т.е. казахов и казашек. Сегодня нам уже не установить настоящее имя простой казахской женщины, давшей жизнь одному из выдающихся деятелей Белого движения.
Несомненно, на формировании характера будущего генерала сказалось воспитание матери, с ее молоком он впитал любовь к степи, вольности, свободе, отсюда его храбрость, бесстрашие, решительность, преданность присяге, безграничная любовь к Родине, многонациональной России, в том числе к Сибири, его малой Родине, куда он всегда стремился в трудные времена. В Сибири наряду с Югом России он видел оплот борьбы за ту Россию, которой он когда-то присягал на верность и преданность. Он не мог изменить своим принципам ради политической конъюнктуры и сиюминутной выгоды. Кодекс чести офицера не был для него пустым звуком.
Биография Корнилова типична для своего времени. Говоря по-современному, "он сам сделал себя", как и Наполеон, пройдя путь от подпоручика до генерала от инфантерии (полного генерала). Обоим судьба отмерила почти одинаковый срок: Наполеон прожил 52 года, Корнилов - 48 лет, оба стали верховными главнокомандующими вооруженных сил своих стран, оба были патриотами своей Родины. Но имя Корнилова было предано забвению.
Родился Лавр Георгиевич Корнилов 18 августа 1870 года в семье отставного хорунжего из станицы Каркаралинской Сибирского казачьего войска. Отец - простой казак с Иртышской линии - после выхода в отставку служил писарем волостной управы в этом небольшом степном городке. Мать - местная крещеная казашка.
Корнилов получил прекрасное военное образование, последовательно окончив Сибирский кадетский корпус в Омске, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию Генерального штаба в Санкт-Петербурге, последнюю - с малой серебряной медалью. Службу начал в Туркестанской артиллерийской бригаде, а в 1898-1904 годах служил в штабе Туркестанского военного округа в Ташкенте. Подобно Чокану Валиханову здесь он становится военным разведчиком, по специальным заданиям командования тайно посещает Афганистан, Индию, Персию и Синьцзян, овладевает несколькими восточными языками, выпускает ряд научных трудов.
Например, мало кому известно, что сто лет назад, в 1903 году, типография штаба ТуркВО в Ташкенте выпустила объемный труд (426 страниц, 6 приложений,13 различных схем и карт) подполковника Генерального штаба Корнилова "Кашгария, или Восточный Туркестан. Опыт военно-статистического описания". Работа не потеряла своего военно-научного значения и по сей день, но ученые и военные историки Казахстана практически не обращаются к ней.
За участие в русско-японской войне 1904-1905 гг. Л.Г.Корнилов получает чин полковника. Награждается золотым оружием и орденом Святого Георгия 4-й степени. После войны - служба в Генштабе в столице, затем - военно-дипломатическая работа -военный агент (атташе) в Китае в течение четырех лет (1907-1911 гг.), где он, в частности, близко познакомился с Чан Кайши, будущим президентом и генералиссимусом Китайской республики.
Затем - командование пехотным полком в Варшавском военном округе в звании генерал-майора, командир отряда в пограничных войсках на Дальнем Востоке, командир бригады в Сибирской стрелковой дивизии во Владивостоке. А всего в Туркестане и Маньчжурии Корнилов прослужил почти 20 лет, вдалеке от столицы, в глубине страны, где закалялся его характер.
Любопытно, что, по его собственным откровенным признаниям, он не любил Европу и лучше всего чувствовал себя с азиатами. Не случайно в его личный конвой входил Текинский конный полк, составленный главным образом из туркмен, с которыми Корнилов общался на туркменском и персидском языках. В белых папахах и малиновых халатах, с кривыми кинжалами у пояса они производили грозное впечатление. Вообще следует подчеркнуть, что Корнилов в силу своего смешанного происхождения, знания местных языков и обычаев обладал огромным авторитетом среди воинов-мусульман, выходцев из Туркестана и Кавказа.
С началом первой мировой войны 1914-1918 гг. Корнилов командует бригадой, а затем 48-й пехотной дивизией, за храбрость и стойкость названной "стальной" (он сам ходил в штыковую атаку на врага). В феврале 1915 года Корнилова производят в генерал-лейтенанты. Он пользуется огромной популярностью в армии: солдаты любят его, он - настоящий кумир русского офицерства. В нем ценят умение воспитывать людей, личную храбрость, уважение к подчиненным, строгое соблюдение военной этики, патриотизм. Мог спать, укрывшись собственной шинелью, ел из общего котла, защищал солдат от произвола офицеров, гордился своим происхождением и не испытывал никакой классовой ненависти к народу, откуда сам вышел.
Росту необычайной популярности Корнилова в армии и обществе способствовал один эпизод. В мае 1915 года дивизию окружили превосходящие силы противника и Корнилов попал в плен вместе с другими офицерами и солдатами. Более года он пробыл в плену, дважды пытался бежать, но безуспешно. Наконец летом 1916 года третья попытка удалась, и - 20 дней проплутав в лесах, питаясь одними ягодами, скрываясь от преследователей - он через территорию Венгрии и Румынии вернулся к своим. Из шестидесяти русских генералов, находившихся в плену, Корнилов единственный решился на побег и осуществил его. Побег генерала из вражеского плена - редчайший случай в истории войны. Бежали, как правило, рядовые или младшие офицеры, генералы же в плену жили в относительно комфортных условиях, имели определенные льготы и не стремились к побегу, чреватому различными опасностями.
В Ставке император Николай II встретил Корнилова как героя и вручил ему орден Святого Георгия 3-й степени. Корнилов стал знаменитым генералом, его популярность еще более возросла, газеты публиковали его фотографии, статьи и интервью с ним. Вскоре он назначается командиром 25-го армейского корпуса на Западном фронте, а после Февральской революции 1917 года его делают командующим войсками Петроградского военного округа для обеспечения порядка в столице в бурные революционные дни, особенно для успокоения восставшего столичного гарнизона, где авторитет легендарного генерала Корнилова мог сыграть большую роль.
Но времена изменились, войска реально подчинялись не армейскому командованию, а Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов, что было неприемлемо для фронтового генерала Корнилова, привыкшего к железной дисциплине и единоначалию. В конце апреля он подает в отставку с поста командующего Петроградским округом и тут же назначается командующим 8-й армией на Юго-Западном фронте. Не исключено, что именно в период пребывания в Петрограде ему и приходит мысль об установлении в стране военной диктатуры для пресечения анархии и сползания к гражданской войне, восстановления твердой государственной власти, что могли осуществить только патриоты-военные.
В ходе июньского наступления на фронте 8-я армия достигла успехов, прорвав неприятельский фронт и взяв в плен 36 тысяч человек. Командарм Корнилов был произведен в звание генерала от инфантерии и назначен главнокомандующим войсками Юго-Западного фронта. Он принимает решительные меры борьбы с разложением и развалом армии, митинговщиной, падением дисциплины, самовольным уходом с позиций - вплоть до введения на фронте смертной казни - с целью восстановления боеспособности вооруженных сил, продолжения войны с Германией.
Все это делает имя Корнилова чрезвычайно популярным в значительных слоях российского общества, особенно по сравнению с беспомощным Временным правительством, и 19 июля 1917 года Корнилов назначается на высшую военную должность - Верховным Главнокомандующим всеми вооруженными силами Российской Республики.
Соглашаясь занять этот пост, Корнилов публично заявляет, что будет нести ответственность перед собственной совестью и всем народом. Это были не просто громкие слова, это было твердое жизненное кредо патриота-генерала, как и ранее прославленных российских генералов Багратиона, Ермолова, Скобелева и других. Приезжавшего с фронта в Петроград и Москву Корнилова на вокзале радостно встречали толпы народа, люди осыпали его цветами и буквально несли из вагона на руках. Это были не рабочие и крестьяне, а офицерство, дворянство, предприниматели, интеллигенция, юнкера, видевшие в Корнилове личность, способную объединить вокруг себя здоровую национальную силу для возрождения России. Его называли не иначе как первый народный Главнокомандующий. Сохранились фотографии: Корнилов стоит в открытом автомобиле, усыпанном цветами, рука поднята в приветственном жесте диктатора, въезжающего в столицу на белом коне победителя.
Выход из революционного хаоса и стабилизацию внутриполитического положения в стране Корнилов, как человек с милитаристским мышлением, видел в установлении военной диктатуры с последующей передачей власти гражданскому правительству народного доверия. То есть это был путь военного заговора верхушки генералитета против Керенского (офицерство называло его "кликуша", "психопат", "балерина" и другими унизительными кличками), Керенский показал неспособность руководить страной в такое трудное время, отвести угрозу распада единой и неделимой России, отразить германскую угрозу захвата Петрограда, предотвратить возможное поражение в войне, что стало бы национальным позором для страны с ее славным героическим прошлым.
Военным вождем России должен был стать Верховный Главнокомандующий Корнилов, об историческом предназначении которого генерал Деникин говорил: "Все, хоть немного знавшие Корнилова, чувствовали, что он должен сыграть большую роль на фоне русской революции".
В 20-х числах августа 1917 года Корнилов двинул на Петроград верные ему соединения: 3-й Конный корпус генерала Крымова (1-я Донская казачья и Уссурийская конные дивизии, 3-й Донской казачий артдивизион) и Кавказскую Туземную дивизию генерала Багратиона (Дагестанский, Ингушский, Кабардинский, Татаро-Ногайский, Чеченский и Черкесский конные полки). В народе ее называли "Дикой дивизией", так как считали, что горцам "все равно, кого резать, лишь бы резать".
Корнилов выступил со специальным обращением, где говорилось: "Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ - путем победы над врагом - до Учредительного собрания, на котором он сам сделает выбор нового уклада государственной жизни". Действительно, Корнилов не имел ни крупных земельных владений, ни фабрик, ни миллионных счетов в банках. Единственный мотив его выступления и его ближайшего окружения - спасение России от германского завоевания, недопущение хаоса, анархии и "русского бунта - бессмысленного и беспощадного".
Однако выступление Корнилова и армии было сорвано временным союзом Керенского, большевиков и Петроградского совета. Корнилов, как мятежник, был смещен с должности Верховного Главнокомандующего, предан военному суду и заключен в тюрьму, где находился под охраной своих верных текинцев, спасших его от самосуда солдат.
После Октябрьского переворота в ночь на 20-е ноября 1917 года в сопровождении Текинского конного полка (400 всадников и 24 офицера) он совершил побег на Дон и через десять дней прибыл в Новочеркасск, где возглавил Белую Добровольческую армию, насчитывающую тогда всего три тысячи человек. Ввиду наступления Красной Армии она ушла в феврале 1918 года с Дона на Кубань в свой первый "ледяной" поход, о котором написано немало книг и снято несколько фильмов. Имя Корнилова вновь становится знаменем Белого движения за освобождение России от незаконной власти большевиков, борьбы с кайзеровской Германией. Корнилов считал, что на юге России, в Поволжье, Сибири и Туркестане можно создать единый фронт борьбы с большевиками и немцами.
Генерал Корнилов писал: "Мы уходим в степи. Мы можем вернуться, если только будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы хоть одна светлая точка была среди охватившей Россию тьмы…" Спустя десять лет Иван Шмелев писал: "В этот день, 22 февраля, русская "горсточка" доблестно показала страстную волю к жертве - за свободу, за право верить и жить свободно, за право России - быть. Из этого похода возгорелось святое пламя - освобождения. Этот подвиг не увенчался конечной победой… Но зажженное пламя, "светоч", - горит, не угасая… И будет гореть, пока не сожжет всю тьму".
В марте 1918 года, совершив 500-верстный зимний поход по степи, армия белых подошла к Екатеринодару и начала его штурм. Как и на фронтах первой мировой войны, Корнилов появлялся на передней линии огня с трехцветным российским флагом в руках, увлекая добровольцев за собой.
Шли седьмые сутки борьбы за город. В 7 ч. 30 мин. утра 31 марта 1918 года снаряд красной артиллерии попал в штаб белых, пробил стену и разорвался под столом, за которым сидел Корнилов. Осколок попал в висок, смерть была мгновенной. "Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора", - говорилось в сообщении штаба Добровольческой армии о гибели ее командующего.
В ночь на второе апреля тело Корнилова было тайно предано земле. Карты местности с топографическими координатами могилы взяли с собой три участника захоронения. На другой день после отступления белых могилу Корнилова обнаружили красные. Труп опознали по погонам, так как он был единственным генералом от инфантерии. Сорвав царский мундир, тело на повозке привезли в Екатеринодар во двор гостиницы, где проживало командование красных войск. Тело Корнилова сбросили на землю, сфотографировали, а затем пытались повесить на дереве, но веревка оборвалась. При попустительстве главкома Сорокина над мертвым генералом долго глумились, его тело рубили шашками, затем обезображенный труп отнесли на городские бойни, где обложили соломой и сожгли в присутствии красных командиров. Пепел Корнилова развеяли над степью.
После возвращения Белой армии на месте гибели Корнилова был поставлен скромный деревянный крест. Через два года вернувшиеся обратно красные сожгли крест. В 1991 году в Екатеринодаре (Краснодаре) на высоком берегу Кубани потомки установили новый памятник Корнилову - человеку неукротимой отваги и личного мужества, простому солдату в генеральских погонах, честному воину русской армии.
В годы гражданской войны в Белой армии в отличие от Красной боевыми орденами никого не награждали. Считалось невозможным давать их отличившимся в сражениях против своих соотечественников. Командование Белой Добровольческой армии в память о "ледяном" походе 1918 года учредило особый нагрудный знак для тех, кто провел в нем все 80 дней. Знак носили на боевой ленте ордена Святого Георгия с бело-красно-синей розеткой русского национального флага. Знаком № 1 был отмечен посмертно Л.Г.Корнилов, знак № 1а получила его дочь, также участвовавшая в походе. А младший брат полковник Петр Георгиевич Корнилов, командир конного отряда Добровольческой армии, погиб во время этого похода в боях за Екатеринодар. Сын Л.Г.Корнилова Петр Лаврович Корнилов жил в Бельгии, где создал ценный музей по истории гражданской войны в России и белой эмиграции.
Такова жизнь и смерть сына казахской земли генерала Лавра Георгиевича Корнилова, любившего Родину и служившего ей до последнего вздоха. Сохранились строки из песни бойцов "стальной" корниловской дивизии:
Впереди - заветный путь, пулями освистанный,
Позади - родимый дом замели снега.
Я у матери моей первый и единственный,
Да обратная дорога больно далека…
Мурат Абдиров,
доктор исторических наук,
профессор Алматинского государственного университета им. Абая
В марте 2008 года исполнилось 90 лет со дня смерти одного из вождей Белого движения в России - генерала Лавра Георгиевича Корнилова, погибшего при штурме Екатеринодара. Даже в блестящей когорте белогвардейских военачальников юга России (генералов Алексеева, Деникина, Врангеля, Каледина, Краснова и других) имя Корнилова занимает особое место. Если бы не его случайная гибель, он мог бы стать военным диктатором России, вывести страну из хаоса смутного времени 1917 года и спасти ее от братоубийственной гражданской войны 1918-1920 годов.
Однако история не знает сослагательного наклонения. Со смертью Корнилова Россия потеряла возможного "русского Бонапарта". Для миллионов сторонников прежнего режима он навсегда остался "народным героем Белого дела", с уходом которого исчезла надежда на восстановление старой России, ее развитие без крови и страданий.
Для казахстанцев личность генерала Корнилова интересна тем, что он наш земляк, более того, его мать - казашка, принявшая ранее православие. Все современники Корнилова отмечали монгольские черты его лица, а некоторые российские авторы и поныне считают, что это оттого, что среди предков Корнилова были якобы буряты или калмыки.
Но вот что писал о Корнилове его сослуживец - бывший генерал-лейтенант царской армии Е.И.Мартынов: "В Корнилове, несомненно, текла кровь сибирских инородцев, так как он отличался ярко выраженными чертами монгольского типа. Детство Корнилова протекло на Родине - в Семипалатинской области, которая в то время была почти сплошь населена киргизами - кочевниками" (Мартынов Е.И. Корнилов (попытка военного переворота). М., 1927, с. 6). То есть он не исключал, что кто-то из родителей Корнилова был казахом. До революции казахов, как известно, называли киргизами или киргиз-кайсаками.
Маршал Советского Союза Б.М.Шапошников, еще в 1903 году служивший в Ташкенте в 1-м Туркестанском стрелковом батальоне, писал в своих мемуарах, что вместе с ним служил и подпоручик Петр Корнилов, "брат небезызвестного впоследствии генерала Корнилова. Родители Корнилова, по рассказу младшего Корнилова, жили в Западной Сибири. Отец - русский, занимал должность переводчика при уездном начальнике, мать же была простая киргизка. Отсюда и монгольский тип лица, который унаследовали дети" (Шапошников Б.М. Воспоминания. М., 1982, с. 92). Он прямо указывает на казахское происхождение Корнилова со стороны матери.
Современный российский военный историк А.Шишов пишет: "Мать Лавра Георгиевича была простая казашка из кочевого рода, обитавшего на левобережье Иртыша. Сильная кровь предков по матери сказалась на внешнем облике Корнилова, характерными скулами и узким разрезом глаз. Восточный тип лица внешне заметно выделял Корнилова в среде генералитета российской императорской армии" (Белые генералы. Ростов-на-Дону, 2000, с. 8).
Впрочем, это неудивительно. Прииртышье было тем регионом, где с начала XVIII века происходили тесные этнические контакты между казахским и русским населением, прежде всего с местными сибирскими казаками. Царское правительство с целью пополнения рядов и устройства быта Сибирского казачьего войска специальными указами в 1808, 1822, 1825 и 1836 годах разрешило "покупать девочек у кочевников", обращать их в православие и выдавать затем замуж за казаков и солдат. Известный исследователь Сибири Г.Потанин писал, что на Сибирской и Иртышской линиях казаки многих станиц ведут свое происхождение от крещеных киргизов, т.е. казахов и казашек. Сегодня нам уже не установить настоящее имя простой казахской женщины, давшей жизнь одному из выдающихся деятелей Белого движения.
Несомненно, на формировании характера будущего генерала сказалось воспитание матери, с ее молоком он впитал любовь к степи, вольности, свободе, отсюда его храбрость, бесстрашие, решительность, преданность присяге, безграничная любовь к Родине, многонациональной России, в том числе к Сибири, его малой Родине, куда он всегда стремился в трудные времена. В Сибири наряду с Югом России он видел оплот борьбы за ту Россию, которой он когда-то присягал на верность и преданность. Он не мог изменить своим принципам ради политической конъюнктуры и сиюминутной выгоды. Кодекс чести офицера не был для него пустым звуком.
Биография Корнилова типична для своего времени. Говоря по-современному, "он сам сделал себя", как и Наполеон, пройдя путь от подпоручика до генерала от инфантерии (полного генерала). Обоим судьба отмерила почти одинаковый срок: Наполеон прожил 52 года, Корнилов - 48 лет, оба стали верховными главнокомандующими вооруженных сил своих стран, оба были патриотами своей Родины. Но имя Корнилова было предано забвению.
Родился Лавр Георгиевич Корнилов 18 августа 1870 года в семье отставного хорунжего из станицы Каркаралинской Сибирского казачьего войска. Отец - простой казак с Иртышской линии - после выхода в отставку служил писарем волостной управы в этом небольшом степном городке. Мать - местная крещеная казашка.
Корнилов получил прекрасное военное образование, последовательно окончив Сибирский кадетский корпус в Омске, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию Генерального штаба в Санкт-Петербурге, последнюю - с малой серебряной медалью. Службу начал в Туркестанской артиллерийской бригаде, а в 1898-1904 годах служил в штабе Туркестанского военного округа в Ташкенте. Подобно Чокану Валиханову здесь он становится военным разведчиком, по специальным заданиям командования тайно посещает Афганистан, Индию, Персию и Синьцзян, овладевает несколькими восточными языками, выпускает ряд научных трудов.
Например, мало кому известно, что сто лет назад, в 1903 году, типография штаба ТуркВО в Ташкенте выпустила объемный труд (426 страниц, 6 приложений,13 различных схем и карт) подполковника Генерального штаба Корнилова "Кашгария, или Восточный Туркестан. Опыт военно-статистического описания". Работа не потеряла своего военно-научного значения и по сей день, но ученые и военные историки Казахстана практически не обращаются к ней.
За участие в русско-японской войне 1904-1905 гг. Л.Г.Корнилов получает чин полковника. Награждается золотым оружием и орденом Святого Георгия 4-й степени. После войны - служба в Генштабе в столице, затем - военно-дипломатическая работа -военный агент (атташе) в Китае в течение четырех лет (1907-1911 гг.), где он, в частности, близко познакомился с Чан Кайши, будущим президентом и генералиссимусом Китайской республики.
Затем - командование пехотным полком в Варшавском военном округе в звании генерал-майора, командир отряда в пограничных войсках на Дальнем Востоке, командир бригады в Сибирской стрелковой дивизии во Владивостоке. А всего в Туркестане и Маньчжурии Корнилов прослужил почти 20 лет, вдалеке от столицы, в глубине страны, где закалялся его характер.
Любопытно, что, по его собственным откровенным признаниям, он не любил Европу и лучше всего чувствовал себя с азиатами. Не случайно в его личный конвой входил Текинский конный полк, составленный главным образом из туркмен, с которыми Корнилов общался на туркменском и персидском языках. В белых папахах и малиновых халатах, с кривыми кинжалами у пояса они производили грозное впечатление. Вообще следует подчеркнуть, что Корнилов в силу своего смешанного происхождения, знания местных языков и обычаев обладал огромным авторитетом среди воинов-мусульман, выходцев из Туркестана и Кавказа.
С началом первой мировой войны 1914-1918 гг. Корнилов командует бригадой, а затем 48-й пехотной дивизией, за храбрость и стойкость названной "стальной" (он сам ходил в штыковую атаку на врага). В феврале 1915 года Корнилова производят в генерал-лейтенанты. Он пользуется огромной популярностью в армии: солдаты любят его, он - настоящий кумир русского офицерства. В нем ценят умение воспитывать людей, личную храбрость, уважение к подчиненным, строгое соблюдение военной этики, патриотизм. Мог спать, укрывшись собственной шинелью, ел из общего котла, защищал солдат от произвола офицеров, гордился своим происхождением и не испытывал никакой классовой ненависти к народу, откуда сам вышел.
Росту необычайной популярности Корнилова в армии и обществе способствовал один эпизод. В мае 1915 года дивизию окружили превосходящие силы противника и Корнилов попал в плен вместе с другими офицерами и солдатами. Более года он пробыл в плену, дважды пытался бежать, но безуспешно. Наконец летом 1916 года третья попытка удалась, и - 20 дней проплутав в лесах, питаясь одними ягодами, скрываясь от преследователей - он через территорию Венгрии и Румынии вернулся к своим. Из шестидесяти русских генералов, находившихся в плену, Корнилов единственный решился на побег и осуществил его. Побег генерала из вражеского плена - редчайший случай в истории войны. Бежали, как правило, рядовые или младшие офицеры, генералы же в плену жили в относительно комфортных условиях, имели определенные льготы и не стремились к побегу, чреватому различными опасностями.
В Ставке император Николай II встретил Корнилова как героя и вручил ему орден Святого Георгия 3-й степени. Корнилов стал знаменитым генералом, его популярность еще более возросла, газеты публиковали его фотографии, статьи и интервью с ним. Вскоре он назначается командиром 25-го армейского корпуса на Западном фронте, а после Февральской революции 1917 года его делают командующим войсками Петроградского военного округа для обеспечения порядка в столице в бурные революционные дни, особенно для успокоения восставшего столичного гарнизона, где авторитет легендарного генерала Корнилова мог сыграть большую роль.
Но времена изменились, войска реально подчинялись не армейскому командованию, а Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов, что было неприемлемо для фронтового генерала Корнилова, привыкшего к железной дисциплине и единоначалию. В конце апреля он подает в отставку с поста командующего Петроградским округом и тут же назначается командующим 8-й армией на Юго-Западном фронте. Не исключено, что именно в период пребывания в Петрограде ему и приходит мысль об установлении в стране военной диктатуры для пресечения анархии и сползания к гражданской войне, восстановления твердой государственной власти, что могли осуществить только патриоты-военные.
В ходе июньского наступления на фронте 8-я армия достигла успехов, прорвав неприятельский фронт и взяв в плен 36 тысяч человек. Командарм Корнилов был произведен в звание генерала от инфантерии и назначен главнокомандующим войсками Юго-Западного фронта. Он принимает решительные меры борьбы с разложением и развалом армии, митинговщиной, падением дисциплины, самовольным уходом с позиций - вплоть до введения на фронте смертной казни - с целью восстановления боеспособности вооруженных сил, продолжения войны с Германией.
Все это делает имя Корнилова чрезвычайно популярным в значительных слоях российского общества, особенно по сравнению с беспомощным Временным правительством, и 19 июля 1917 года Корнилов назначается на высшую военную должность - Верховным Главнокомандующим всеми вооруженными силами Российской Республики.
Соглашаясь занять этот пост, Корнилов публично заявляет, что будет нести ответственность перед собственной совестью и всем народом. Это были не просто громкие слова, это было твердое жизненное кредо патриота-генерала, как и ранее прославленных российских генералов Багратиона, Ермолова, Скобелева и других. Приезжавшего с фронта в Петроград и Москву Корнилова на вокзале радостно встречали толпы народа, люди осыпали его цветами и буквально несли из вагона на руках. Это были не рабочие и крестьяне, а офицерство, дворянство, предприниматели, интеллигенция, юнкера, видевшие в Корнилове личность, способную объединить вокруг себя здоровую национальную силу для возрождения России. Его называли не иначе как первый народный Главнокомандующий. Сохранились фотографии: Корнилов стоит в открытом автомобиле, усыпанном цветами, рука поднята в приветственном жесте диктатора, въезжающего в столицу на белом коне победителя.
Выход из революционного хаоса и стабилизацию внутриполитического положения в стране Корнилов, как человек с милитаристским мышлением, видел в установлении военной диктатуры с последующей передачей власти гражданскому правительству народного доверия. То есть это был путь военного заговора верхушки генералитета против Керенского (офицерство называло его "кликуша", "психопат", "балерина" и другими унизительными кличками), Керенский показал неспособность руководить страной в такое трудное время, отвести угрозу распада единой и неделимой России, отразить германскую угрозу захвата Петрограда, предотвратить возможное поражение в войне, что стало бы национальным позором для страны с ее славным героическим прошлым.
Военным вождем России должен был стать Верховный Главнокомандующий Корнилов, об историческом предназначении которого генерал Деникин говорил: "Все, хоть немного знавшие Корнилова, чувствовали, что он должен сыграть большую роль на фоне русской революции".
В 20-х числах августа 1917 года Корнилов двинул на Петроград верные ему соединения: 3-й Конный корпус генерала Крымова (1-я Донская казачья и Уссурийская конные дивизии, 3-й Донской казачий артдивизион) и Кавказскую Туземную дивизию генерала Багратиона (Дагестанский, Ингушский, Кабардинский, Татаро-Ногайский, Чеченский и Черкесский конные полки). В народе ее называли "Дикой дивизией", так как считали, что горцам "все равно, кого резать, лишь бы резать".
Корнилов выступил со специальным обращением, где говорилось: "Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ - путем победы над врагом - до Учредительного собрания, на котором он сам сделает выбор нового уклада государственной жизни". Действительно, Корнилов не имел ни крупных земельных владений, ни фабрик, ни миллионных счетов в банках. Единственный мотив его выступления и его ближайшего окружения - спасение России от германского завоевания, недопущение хаоса, анархии и "русского бунта - бессмысленного и беспощадного".
Однако выступление Корнилова и армии было сорвано временным союзом Керенского, большевиков и Петроградского совета. Корнилов, как мятежник, был смещен с должности Верховного Главнокомандующего, предан военному суду и заключен в тюрьму, где находился под охраной своих верных текинцев, спасших его от самосуда солдат.
После Октябрьского переворота в ночь на 20-е ноября 1917 года в сопровождении Текинского конного полка (400 всадников и 24 офицера) он совершил побег на Дон и через десять дней прибыл в Новочеркасск, где возглавил Белую Добровольческую армию, насчитывающую тогда всего три тысячи человек. Ввиду наступления Красной Армии она ушла в феврале 1918 года с Дона на Кубань в свой первый "ледяной" поход, о котором написано немало книг и снято несколько фильмов. Имя Корнилова вновь становится знаменем Белого движения за освобождение России от незаконной власти большевиков, борьбы с кайзеровской Германией. Корнилов считал, что на юге России, в Поволжье, Сибири и Туркестане можно создать единый фронт борьбы с большевиками и немцами.
Генерал Корнилов писал: "Мы уходим в степи. Мы можем вернуться, если только будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы хоть одна светлая точка была среди охватившей Россию тьмы…" Спустя десять лет Иван Шмелев писал: "В этот день, 22 февраля, русская "горсточка" доблестно показала страстную волю к жертве - за свободу, за право верить и жить свободно, за право России - быть. Из этого похода возгорелось святое пламя - освобождения. Этот подвиг не увенчался конечной победой… Но зажженное пламя, "светоч", - горит, не угасая… И будет гореть, пока не сожжет всю тьму".
В марте 1918 года, совершив 500-верстный зимний поход по степи, армия белых подошла к Екатеринодару и начала его штурм. Как и на фронтах первой мировой войны, Корнилов появлялся на передней линии огня с трехцветным российским флагом в руках, увлекая добровольцев за собой.
Шли седьмые сутки борьбы за город. В 7 ч. 30 мин. утра 31 марта 1918 года снаряд красной артиллерии попал в штаб белых, пробил стену и разорвался под столом, за которым сидел Корнилов. Осколок попал в висок, смерть была мгновенной. "Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести ее позора", - говорилось в сообщении штаба Добровольческой армии о гибели ее командующего.
В ночь на второе апреля тело Корнилова было тайно предано земле. Карты местности с топографическими координатами могилы взяли с собой три участника захоронения. На другой день после отступления белых могилу Корнилова обнаружили красные. Труп опознали по погонам, так как он был единственным генералом от инфантерии. Сорвав царский мундир, тело на повозке привезли в Екатеринодар во двор гостиницы, где проживало командование красных войск. Тело Корнилова сбросили на землю, сфотографировали, а затем пытались повесить на дереве, но веревка оборвалась. При попустительстве главкома Сорокина над мертвым генералом долго глумились, его тело рубили шашками, затем обезображенный труп отнесли на городские бойни, где обложили соломой и сожгли в присутствии красных командиров. Пепел Корнилова развеяли над степью.
После возвращения Белой армии на месте гибели Корнилова был поставлен скромный деревянный крест. Через два года вернувшиеся обратно красные сожгли крест. В 1991 году в Екатеринодаре (Краснодаре) на высоком берегу Кубани потомки установили новый памятник Корнилову - человеку неукротимой отваги и личного мужества, простому солдату в генеральских погонах, честному воину русской армии.
В годы гражданской войны в Белой армии в отличие от Красной боевыми орденами никого не награждали. Считалось невозможным давать их отличившимся в сражениях против своих соотечественников. Командование Белой Добровольческой армии в память о "ледяном" походе 1918 года учредило особый нагрудный знак для тех, кто провел в нем все 80 дней. Знак носили на боевой ленте ордена Святого Георгия с бело-красно-синей розеткой русского национального флага. Знаком № 1 был отмечен посмертно Л.Г.Корнилов, знак № 1а получила его дочь, также участвовавшая в походе. А младший брат полковник Петр Георгиевич Корнилов, командир конного отряда Добровольческой армии, погиб во время этого похода в боях за Екатеринодар. Сын Л.Г.Корнилова Петр Лаврович Корнилов жил в Бельгии, где создал ценный музей по истории гражданской войны в России и белой эмиграции.
Такова жизнь и смерть сына казахской земли генерала Лавра Георгиевича Корнилова, любившего Родину и служившего ей до последнего вздоха. Сохранились строки из песни бойцов "стальной" корниловской дивизии:
Впереди - заветный путь, пулями освистанный,
Позади - родимый дом замели снега.
Я у матери моей первый и единственный,
Да обратная дорога больно далека…
Мурат Абдиров,
доктор исторических наук,
профессор Алматинского государственного университета им. Абая
Без заголовка
Казаки и казахи.
Россия отметила 100-летие классика русской литературы советского периода Михаила Шолохова. Он, хоть и удостоился Нобелевской премии, наверное, по значению не сравним с А.С.Пушкиным, чье 200-летие шесть лет тому назад широко отмечалось не только в России, но и также в Казахстане. (Кстати сказать, одной из двух премий президента РК по журналистике в том 1999 году удостоился журналист-пушкиновед С.Абрахманов из газеты “Егемен Казакстан”).
Но для Казахстана М.Шолохов был вовсе не чужой человек. Поэтому жаль, что его юбилей у нас не отмечался подобающим образом.
В течение 14 лет он приезжал в Западно-Казахстанскую область и здесь, в одном из сел (где у него как бы находилась летняя резиденция), с весны до глубокой осени отдыхал и работал. С удовольствием общался с тамошним населением. И помогал в решении проблем местного совхоза. Достаточно упомянуть хотя бы то, как он в свое время, используя большой авторитет писателя-лауреата и полномочия должностного лица в Верховном Совете СССР, выбивал для него в Москве сельхозтехнику.
“На Дону я казак, на Урале я казах”
Одним словом, он оставил добрую память о себе у тех простых казахстанцев, рядом с которыми он в течение полутора десятка лет проводил летние периоды своей жизни. В Уральске охотно цитируют сказанные М.Шолоховым однажды слова: “На Дону я казак, на Урале я казах”. Откуда у него такая привязанность с казахстанскому Приуралью, к казахам?
Может, все началось с такого случая. М.Шолохов, который в годы Великой Отечественной войны, перевезя свою семью в Западный Казахстан, по пути подобрал двух казахских детей-сирот и довез до города. Писатель, который должен был отправиться на войну, хотел их усыновить. Но жена, как это следует из ее опубликованных воспоминаний, воспротивилась, говоря, что тогда семья не выживет. И М.Шолохов, как она утверждает, всю оставшуюся жизнь упрекал ее за то, что она не дала этих детей усыновить, и себя – за то, что ее послушался и не настоял на своем… Как бы то ни было, писатель и его семья появились в Казахстане, когда началась война. Тогда и сложилась связь, которая потом была продолжена. Видимо, писатель чувствовал себя в казахстанском Приуралье хорошо, раз он регулярно приезжал туда и жил подолгу.
С другой стороны, можно, думается, предположить, что он, как незаурядный исследователь жизни казачества, предметно заинтересовался вопросом о том, какая может быть связь между казаками и казахами. Не мог не спрашивать себя об этом писатель, в самой известной книге которого - “Тихом Доне” - присутствует целый ряд таких специфических казацких терминов, которые подавляющему большинству родных ему русских читателей практически совершенно не знакомы и которые вместе с тем вполне понятны для любого традиционного казаха.
Назовем некоторые из них: “бурсаки” (по-казахски – “бауырсаки”) – разновидность хлебного изделия, “дудак” (“дуадак”) – “дрофа”, “маштаковатый” (мастек) – “приземистый”. Вот они строки из “Тихого Дона”, где эти слова присутствуют: “Привезла домашних сдобных бурсаков” и “Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков”, “А казарки - молдаванки, Дудаки - дураки, Кваки – забияки”, “Григорий видел маштаковатых, не донских коньков с подрезанными хвостами” и “Маштаковатый конишка Прохора на ходу тянулся к траве”.
Два Аксая – донской и уральский
Или возьмем названия населенных пунктов на Дону. Знаменитая станица Аксайская, которая происходит от слова “аксай”. Так вот Аксай есть не только в родной М.Шолохову Ростовской области, но и также в Западно-Казахстанской области, куда ему так нравилось летом приезжать с тем, чтобы отдохнуть и поработать. Когда речь заходит о происхождении названия донского Аксая, привычным образом ссылаются на татарский язык. Но если тут начать предметно разбираться, возникает недоразумение. “Ак” - в татарском, как и в большинстве других тюркских языках, дает значение “белый”. А вот слово “сай” - означает “неглубокий”. То есть является прилагательным. Название местности, представляющей из себя сочетание двух прилагательных, - это явление для тюркских языков крайне редкое. Да и не только для них, наверное... А вот если переводить “аксай” на русский как казахское словосочетание, все сразу становится понятным: “ак” - также “белый”, а “сай” - “овраг”, “русло реки”. Поэтому неудивительно, что в топонимике Казахстана название “Аксай” встречается часто. Этакие удивительные параллели не могли остаться не замеченными таким проницательным мастером слова, каким был М.Шолохов. А открыв их, он, думается, должен был проявить живейший интерес к изучению происхождения и природы этих самых схожестей. Может, это и было одним из основных побудительных мотивов его регулярных и продолжительных поездок в Казахстан.
А еще он, бывший почти что ровесником XX века, не мог не знать того, что к началу двадцатого столетия в среде российских историков и этнографов, в особенности таких, которые происходят из казаков, стало распространяться мнение о том, что казахи (или, как их тогда называли, киргиз-кайсаки) и казаки связаны общим происхождением.
Чего М.Шолохов не мог не знать...
К примеру, авторитетнейший знаток истории Донского казачества, генерал-майор И.Ф.Быкадоров (1882-1957г.г., уроженец станицы Нижне-Кундрюченская, Области Войска Донского, один из основоположников Донской армии, созданной в ходе восстания донского казачества против большевиков в 1918 году, долгие годы жил за границей эмигрантом, после 1945 года являлся заместителем председателя Донского войскового круга, ушел из жизни во Франции) и столь же авторитетнейший знаток Запорожского казачества Д.И.Эварницкий (или Яворницкий, 1855-1940 г.г., историк, археолог, этнограф, филолог, фольклорист, писатель, академик АН Украины, при царе был сослан в Ташкент, а при советском строе подвергался осуждению как буржуазный националист и контрреволюционер) утверждали, что казахи или, по их выражению, киргиз-кайсаки состоят в родственной связи со всем казацким миром. А дореволюционный историк казачества Е.Б.Савельев (автор уникальных монографий “Древняя история казачества”, “Средняя история казачества” и “Новая история казачества”, изданных в Новочеркасске) прямо заявлял, что изначально казаки это - “остатки ордынских казаков, не присоединившиеся к киргизам - своим соплеменникам, образовавшим новое ханство” (“Казаки. История”, Владикавказ, 1991 г.).
Не мог М.Шолохов не знать и о том, что Иоганн Миллер (или Иван Егорович Миллер, ставший член-корреспондентом АН России в 1810 году и ушедший из жизни в 1823 году), один из первопроходцев в исследовании истории казачества, утверждал, что само название “казак” происходит от самоназвания группы тюркских племен, которые-де именует себя “киргиз-кайсаками”. Приезжая в Приуралье и общаясь непосредственно с казахами, автор “Тихого Дона” самолично мог удостовериться в том, что те себя определенно называли и называют “казаками”, а вовсе не “киргиз-кайсаками”. То есть – убедиться, что казахи, как и собственно казаки, называли и называют себя “казаками”. Так что можно, думается, допустить, что он, когда в свое время говорил “На Дону я казак, на Урале я казах”, едва ли руководствовался одним лишь только желанием сделать приятное принимавшим его в Западном Казахстане представителям коренного населения.
Все упомянутые выше авторитетные суждения, высказывавшиеся еще в царское время, в наступивший вслед за этим советский период в исторической науке не нашли своего продолжения. И вовсе не потому, что в среде исследователей истории казачества больше не находилось таких, кто бы так или иначе разделял мнение об исторической родственности казаков и казахов. Просто в этот период в общественном мнении и научной литературе всецело и безапелляционно стала властвовать “казенная”, по выражению некоторых современных авторов, теория происхождения казачества, согласно которой в его основе была вольница людей, бежавших или переселившихся в Дикое Поле из русских земель в поисках лучшей доли.
Эта точка зрения (а ее, кстати, придерживался и А.С.Пушкин), рассматривающая казачество как русско-славянскую (русско-украинскую) по происхождению группу населения, через школьную программу утверждалась и закреплялась в общественном сознании в течение многих десятилетий. Подвергающие ее хоть какому-то сомнению мнения на официальном уровне отметались с порога.
Успех был настолько полный, что многие люди в России и Украине, когда наступили времена гласности и плюрализма мнений, даже стали выражать через СМИ возмущение тем, что-де появление в советский период созвучного с названием “казак” официального этнонима “казах” есть результат злых козней коммунической власти против казачества. Мол, она даже само название хотела отобрать у казаков. Вообще, в советское время официальная история исходила из недопущения и мысли о том, что казахи как народ могли бы иметь что-то общее не только с казаками, но и даже половцами, населявшими некогда все те же южно-русские степи.
Даже Лев Гумилев (этого ученого казахская общественная мысль ценит настолько высоко, что добилась присвоения его имени государственному университету в новой столице) отрицал наличие прямой наследственной связи между средневековыми кипчаками и современными казахами. Более того, он считал, что наши предки никогда не добирались до Москвы. Но, с другой стороны, русское изобразительное искусство и кино всегда изображали завоевателей, приходивших в русские города со стороны Степи именно как казахов с их традиционными малахаями на головах. Впрочем, казахский фольклор тоже помнит многое из того, что сейчас привычно воспринимается как страницы истории кипчаков или половцев в южно-русских степях и Крыму.
100 лет назад о такой связи знали больше
Удивительно то, что Л.Гумилев, считавшийся продолжателем идей тех русских ученых, которые в 20-е г.г. XX века основали в эмиграции, в Праге, евразийскую школу, отрицает наличие прямых связей между средневековыми кипчаками (половцами) и нынешними казахами, а сами те – нет. К примеру, Г.Вернадский писал так: “Кипчаки – это половцы и киргизы” (“Монгольское иго в русской истории”, журнал “Наш современник”, №3, 1992 г.). И также, кстати, далеко небесспорным выглядит утверждение Л.Гумилева о том, что казахи никогда прежде не добирались до Москвы. Особенно - в свете того, что 100 лет тому назад отмечали в своих трудах российские же ученые. К примеру, Г.Н.Ахмаров ( 1864-1911 г.г.) в своем исследовании “О языке и народности мишарей” целый век тому назад отмечал сходство обычаев, нравов и склонностей у татар Мещёры и казахов. Общее между ними есть, по его наблюдению, и в женском национальном костюме - в тастаре и камзоле. А также “в лексиконе – большом пласте древнекипчакских слов, отсутствующих в языке казанских татар, но характерных для казахов, алтайских и сибирских татар. Это такие слова, как байтал (кобыла), бильбау (пояс), елкы мае (конское сало), казы (конская колбаса), каны (давай), карагат (черная смородина), кузы (ягненок), куй (овца), кура (жердь), куцкар (баран), куцук (собака), карсак (низкорослый), ялцы (наемный работник) и др.” (А.М.Орлов “Нижегородские татары: этнические корни и исторические судьбы. Опыт топонимического словаря”). Мещёра – это край, расположенный между реками Клязьма, Москва, Ока и Судогда. Если казахи никогда не добирались, как утверждает Л.Гумилев, до Москвы, откуда здесь, в самом сердце России, казахские следы, обнаруженные и зафиксированные еще 100 лет тому назад российским ученым – кстати, татарином по происхождению?!
Мы к вопросу мещерских татар обратились неспроста. Ведь они в прошлом назывались также мещерскими казаками, и при этом их образ жизни и язык был примерно такой же, какой у казахов. Известно, что Мещёра сыграла выдающуюся роль в зарождении и становлении донского казачества. Еще В.Н.Татищев, писал, что “начало сих казаков (донских) из двух мест: одни жили в Мещёре по городкам, и главный их город был на Дону, называемый Донской, где ныне монастырь Донской”. В свое время этнограф А.В.Миртов (“Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков” 1929 г.) отмечал, что быт и язык донских казаков подверглись сильному влиянию выходцев из Мещерского края. Получается, что между казахами и казаками Дона есть какая-никая историческая связь уж хотя бы через мещерских татар. И такая взаимосвязь должна была, наверное, представляться весьма любопытной даже для простого человека, связанного своим происхождением с казачеством и Доном. А для автора “Тихого Дона” – видимо, тем более.
Максат КОПТЛЕУОВ
Россия отметила 100-летие классика русской литературы советского периода Михаила Шолохова. Он, хоть и удостоился Нобелевской премии, наверное, по значению не сравним с А.С.Пушкиным, чье 200-летие шесть лет тому назад широко отмечалось не только в России, но и также в Казахстане. (Кстати сказать, одной из двух премий президента РК по журналистике в том 1999 году удостоился журналист-пушкиновед С.Абрахманов из газеты “Егемен Казакстан”).
Но для Казахстана М.Шолохов был вовсе не чужой человек. Поэтому жаль, что его юбилей у нас не отмечался подобающим образом.
В течение 14 лет он приезжал в Западно-Казахстанскую область и здесь, в одном из сел (где у него как бы находилась летняя резиденция), с весны до глубокой осени отдыхал и работал. С удовольствием общался с тамошним населением. И помогал в решении проблем местного совхоза. Достаточно упомянуть хотя бы то, как он в свое время, используя большой авторитет писателя-лауреата и полномочия должностного лица в Верховном Совете СССР, выбивал для него в Москве сельхозтехнику.
“На Дону я казак, на Урале я казах”
Одним словом, он оставил добрую память о себе у тех простых казахстанцев, рядом с которыми он в течение полутора десятка лет проводил летние периоды своей жизни. В Уральске охотно цитируют сказанные М.Шолоховым однажды слова: “На Дону я казак, на Урале я казах”. Откуда у него такая привязанность с казахстанскому Приуралью, к казахам?
Может, все началось с такого случая. М.Шолохов, который в годы Великой Отечественной войны, перевезя свою семью в Западный Казахстан, по пути подобрал двух казахских детей-сирот и довез до города. Писатель, который должен был отправиться на войну, хотел их усыновить. Но жена, как это следует из ее опубликованных воспоминаний, воспротивилась, говоря, что тогда семья не выживет. И М.Шолохов, как она утверждает, всю оставшуюся жизнь упрекал ее за то, что она не дала этих детей усыновить, и себя – за то, что ее послушался и не настоял на своем… Как бы то ни было, писатель и его семья появились в Казахстане, когда началась война. Тогда и сложилась связь, которая потом была продолжена. Видимо, писатель чувствовал себя в казахстанском Приуралье хорошо, раз он регулярно приезжал туда и жил подолгу.
С другой стороны, можно, думается, предположить, что он, как незаурядный исследователь жизни казачества, предметно заинтересовался вопросом о том, какая может быть связь между казаками и казахами. Не мог не спрашивать себя об этом писатель, в самой известной книге которого - “Тихом Доне” - присутствует целый ряд таких специфических казацких терминов, которые подавляющему большинству родных ему русских читателей практически совершенно не знакомы и которые вместе с тем вполне понятны для любого традиционного казаха.
Назовем некоторые из них: “бурсаки” (по-казахски – “бауырсаки”) – разновидность хлебного изделия, “дудак” (“дуадак”) – “дрофа”, “маштаковатый” (мастек) – “приземистый”. Вот они строки из “Тихого Дона”, где эти слова присутствуют: “Привезла домашних сдобных бурсаков” и “Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков”, “А казарки - молдаванки, Дудаки - дураки, Кваки – забияки”, “Григорий видел маштаковатых, не донских коньков с подрезанными хвостами” и “Маштаковатый конишка Прохора на ходу тянулся к траве”.
Два Аксая – донской и уральский
Или возьмем названия населенных пунктов на Дону. Знаменитая станица Аксайская, которая происходит от слова “аксай”. Так вот Аксай есть не только в родной М.Шолохову Ростовской области, но и также в Западно-Казахстанской области, куда ему так нравилось летом приезжать с тем, чтобы отдохнуть и поработать. Когда речь заходит о происхождении названия донского Аксая, привычным образом ссылаются на татарский язык. Но если тут начать предметно разбираться, возникает недоразумение. “Ак” - в татарском, как и в большинстве других тюркских языках, дает значение “белый”. А вот слово “сай” - означает “неглубокий”. То есть является прилагательным. Название местности, представляющей из себя сочетание двух прилагательных, - это явление для тюркских языков крайне редкое. Да и не только для них, наверное... А вот если переводить “аксай” на русский как казахское словосочетание, все сразу становится понятным: “ак” - также “белый”, а “сай” - “овраг”, “русло реки”. Поэтому неудивительно, что в топонимике Казахстана название “Аксай” встречается часто. Этакие удивительные параллели не могли остаться не замеченными таким проницательным мастером слова, каким был М.Шолохов. А открыв их, он, думается, должен был проявить живейший интерес к изучению происхождения и природы этих самых схожестей. Может, это и было одним из основных побудительных мотивов его регулярных и продолжительных поездок в Казахстан.
А еще он, бывший почти что ровесником XX века, не мог не знать того, что к началу двадцатого столетия в среде российских историков и этнографов, в особенности таких, которые происходят из казаков, стало распространяться мнение о том, что казахи (или, как их тогда называли, киргиз-кайсаки) и казаки связаны общим происхождением.
Чего М.Шолохов не мог не знать...
К примеру, авторитетнейший знаток истории Донского казачества, генерал-майор И.Ф.Быкадоров (1882-1957г.г., уроженец станицы Нижне-Кундрюченская, Области Войска Донского, один из основоположников Донской армии, созданной в ходе восстания донского казачества против большевиков в 1918 году, долгие годы жил за границей эмигрантом, после 1945 года являлся заместителем председателя Донского войскового круга, ушел из жизни во Франции) и столь же авторитетнейший знаток Запорожского казачества Д.И.Эварницкий (или Яворницкий, 1855-1940 г.г., историк, археолог, этнограф, филолог, фольклорист, писатель, академик АН Украины, при царе был сослан в Ташкент, а при советском строе подвергался осуждению как буржуазный националист и контрреволюционер) утверждали, что казахи или, по их выражению, киргиз-кайсаки состоят в родственной связи со всем казацким миром. А дореволюционный историк казачества Е.Б.Савельев (автор уникальных монографий “Древняя история казачества”, “Средняя история казачества” и “Новая история казачества”, изданных в Новочеркасске) прямо заявлял, что изначально казаки это - “остатки ордынских казаков, не присоединившиеся к киргизам - своим соплеменникам, образовавшим новое ханство” (“Казаки. История”, Владикавказ, 1991 г.).
Не мог М.Шолохов не знать и о том, что Иоганн Миллер (или Иван Егорович Миллер, ставший член-корреспондентом АН России в 1810 году и ушедший из жизни в 1823 году), один из первопроходцев в исследовании истории казачества, утверждал, что само название “казак” происходит от самоназвания группы тюркских племен, которые-де именует себя “киргиз-кайсаками”. Приезжая в Приуралье и общаясь непосредственно с казахами, автор “Тихого Дона” самолично мог удостовериться в том, что те себя определенно называли и называют “казаками”, а вовсе не “киргиз-кайсаками”. То есть – убедиться, что казахи, как и собственно казаки, называли и называют себя “казаками”. Так что можно, думается, допустить, что он, когда в свое время говорил “На Дону я казак, на Урале я казах”, едва ли руководствовался одним лишь только желанием сделать приятное принимавшим его в Западном Казахстане представителям коренного населения.
Все упомянутые выше авторитетные суждения, высказывавшиеся еще в царское время, в наступивший вслед за этим советский период в исторической науке не нашли своего продолжения. И вовсе не потому, что в среде исследователей истории казачества больше не находилось таких, кто бы так или иначе разделял мнение об исторической родственности казаков и казахов. Просто в этот период в общественном мнении и научной литературе всецело и безапелляционно стала властвовать “казенная”, по выражению некоторых современных авторов, теория происхождения казачества, согласно которой в его основе была вольница людей, бежавших или переселившихся в Дикое Поле из русских земель в поисках лучшей доли.
Эта точка зрения (а ее, кстати, придерживался и А.С.Пушкин), рассматривающая казачество как русско-славянскую (русско-украинскую) по происхождению группу населения, через школьную программу утверждалась и закреплялась в общественном сознании в течение многих десятилетий. Подвергающие ее хоть какому-то сомнению мнения на официальном уровне отметались с порога.
Успех был настолько полный, что многие люди в России и Украине, когда наступили времена гласности и плюрализма мнений, даже стали выражать через СМИ возмущение тем, что-де появление в советский период созвучного с названием “казак” официального этнонима “казах” есть результат злых козней коммунической власти против казачества. Мол, она даже само название хотела отобрать у казаков. Вообще, в советское время официальная история исходила из недопущения и мысли о том, что казахи как народ могли бы иметь что-то общее не только с казаками, но и даже половцами, населявшими некогда все те же южно-русские степи.
Даже Лев Гумилев (этого ученого казахская общественная мысль ценит настолько высоко, что добилась присвоения его имени государственному университету в новой столице) отрицал наличие прямой наследственной связи между средневековыми кипчаками и современными казахами. Более того, он считал, что наши предки никогда не добирались до Москвы. Но, с другой стороны, русское изобразительное искусство и кино всегда изображали завоевателей, приходивших в русские города со стороны Степи именно как казахов с их традиционными малахаями на головах. Впрочем, казахский фольклор тоже помнит многое из того, что сейчас привычно воспринимается как страницы истории кипчаков или половцев в южно-русских степях и Крыму.
100 лет назад о такой связи знали больше
Удивительно то, что Л.Гумилев, считавшийся продолжателем идей тех русских ученых, которые в 20-е г.г. XX века основали в эмиграции, в Праге, евразийскую школу, отрицает наличие прямых связей между средневековыми кипчаками (половцами) и нынешними казахами, а сами те – нет. К примеру, Г.Вернадский писал так: “Кипчаки – это половцы и киргизы” (“Монгольское иго в русской истории”, журнал “Наш современник”, №3, 1992 г.). И также, кстати, далеко небесспорным выглядит утверждение Л.Гумилева о том, что казахи никогда прежде не добирались до Москвы. Особенно - в свете того, что 100 лет тому назад отмечали в своих трудах российские же ученые. К примеру, Г.Н.Ахмаров ( 1864-1911 г.г.) в своем исследовании “О языке и народности мишарей” целый век тому назад отмечал сходство обычаев, нравов и склонностей у татар Мещёры и казахов. Общее между ними есть, по его наблюдению, и в женском национальном костюме - в тастаре и камзоле. А также “в лексиконе – большом пласте древнекипчакских слов, отсутствующих в языке казанских татар, но характерных для казахов, алтайских и сибирских татар. Это такие слова, как байтал (кобыла), бильбау (пояс), елкы мае (конское сало), казы (конская колбаса), каны (давай), карагат (черная смородина), кузы (ягненок), куй (овца), кура (жердь), куцкар (баран), куцук (собака), карсак (низкорослый), ялцы (наемный работник) и др.” (А.М.Орлов “Нижегородские татары: этнические корни и исторические судьбы. Опыт топонимического словаря”). Мещёра – это край, расположенный между реками Клязьма, Москва, Ока и Судогда. Если казахи никогда не добирались, как утверждает Л.Гумилев, до Москвы, откуда здесь, в самом сердце России, казахские следы, обнаруженные и зафиксированные еще 100 лет тому назад российским ученым – кстати, татарином по происхождению?!
Мы к вопросу мещерских татар обратились неспроста. Ведь они в прошлом назывались также мещерскими казаками, и при этом их образ жизни и язык был примерно такой же, какой у казахов. Известно, что Мещёра сыграла выдающуюся роль в зарождении и становлении донского казачества. Еще В.Н.Татищев, писал, что “начало сих казаков (донских) из двух мест: одни жили в Мещёре по городкам, и главный их город был на Дону, называемый Донской, где ныне монастырь Донской”. В свое время этнограф А.В.Миртов (“Донской словарь. Материалы к изучению лексики донских казаков” 1929 г.) отмечал, что быт и язык донских казаков подверглись сильному влиянию выходцев из Мещерского края. Получается, что между казахами и казаками Дона есть какая-никая историческая связь уж хотя бы через мещерских татар. И такая взаимосвязь должна была, наверное, представляться весьма любопытной даже для простого человека, связанного своим происхождением с казачеством и Доном. А для автора “Тихого Дона” – видимо, тем более.
Максат КОПТЛЕУОВ
Без заголовка
ИСТОРИЯ ВЕЛИКОЙ СТЕПИ
Ген НЕЗАВИСИМОСТИ
В Алматы вновь прибыл известный ученый Андраш Биро, доказавший генетическое родство венгров и казахов-мадьяр. В течение марта он будет заниматься исследованиями в Центральном государственном музее Казахстана.
Венгерский биолог и антрополог, с каждым приездом все лучше изъясняющийся на казахском языке, намекнул, что ему открылись новые факты по интересующей его много лет теме. Совместно с казахстанскими учеными Андраш Биро проведет дополнительные исследования, о результатах которых сообщит позже.
– Со мной прибыли двое коллег из Венгрии, – сказал Биро, – мы будем исследовать останки костей, которые находятся на хранении в казахстанском музее.
После первого рабочего дня мы решим, какие могилы и захоронения посетим. Классификация этих останков прольет свет на многие вопросы.
Гость также сообщил, что в ближайшую пятницу представит доклад по имеющемуся у него антропологическому и генетическому материалу.
– Венгры пришли из Азии – это известный факт, – добавил Биро. – Ученые спорят лишь о том, из какого именно региона. Археологические и генетические исследования показали, что корни их именно в Средней Азии.
Андраш рассказывает, что заинтересовался этой темой еще в детстве. Тогда он с большим интересом читал о древних номадских народах и мечтал выяснить точное происхождение венгров. Но в школе говорили лишь о том, что это весьма спорный вопрос. Позже в университете Андраш всерьез решил докопаться до истины и научно подтвердить свои догадки.
– После окончания Второй мировой войны эта тема была насквозь пропитана политикой, – продолжает ученый. – И глубоко вдаваться в вопросы происхождения было не принято. Но сейчас Венгрия и Казахстан – два свободных независимых государства, и наше сотрудничество может быть весьма плодотворным.
В свою очередь директор Центрального государственного музея Казахстана рассказал о том, что между венгерским и казахстанским музеями подписано двустороннее соглашение.
– Сейчас ведется большая работа по подготовке местных высококлассных кадров в области антропологии, и мы очень надеемся на помощь венгерских ученых в этом вопросе, – подчеркнул он.
Ведь я мадьяр
В Центральном государственном музее Казахстана открылась фотовыставка "По заветам предков", посвященная взаимоотношениям между венгерским и казахским народами. Доклад о родстве двух наций представил известный профессор антропологии и биологии Андраш Биро. Он ищет новые доказательства в пользу своей теории.
– В 2006 году в Костанайской области работала казахско-венгерская антропологическая экспедиция, – говорит Биро. – У казахов рода мадьяр, проживающих в Тургайском бассейне, были собраны генеалогические, антропологические и генетические данные, проведен анализ Y-хромосом. Взятые образцы сравнили с аналогичными образцами венгров и представителей еще 40 народов Евразии. Полученные результаты показали генетическую идентичность казахов-мадьяр и венгров.
Анна ГОНЧАРОВА
Ген НЕЗАВИСИМОСТИ
В Алматы вновь прибыл известный ученый Андраш Биро, доказавший генетическое родство венгров и казахов-мадьяр. В течение марта он будет заниматься исследованиями в Центральном государственном музее Казахстана.
Венгерский биолог и антрополог, с каждым приездом все лучше изъясняющийся на казахском языке, намекнул, что ему открылись новые факты по интересующей его много лет теме. Совместно с казахстанскими учеными Андраш Биро проведет дополнительные исследования, о результатах которых сообщит позже.
– Со мной прибыли двое коллег из Венгрии, – сказал Биро, – мы будем исследовать останки костей, которые находятся на хранении в казахстанском музее.
После первого рабочего дня мы решим, какие могилы и захоронения посетим. Классификация этих останков прольет свет на многие вопросы.
Гость также сообщил, что в ближайшую пятницу представит доклад по имеющемуся у него антропологическому и генетическому материалу.
– Венгры пришли из Азии – это известный факт, – добавил Биро. – Ученые спорят лишь о том, из какого именно региона. Археологические и генетические исследования показали, что корни их именно в Средней Азии.
Андраш рассказывает, что заинтересовался этой темой еще в детстве. Тогда он с большим интересом читал о древних номадских народах и мечтал выяснить точное происхождение венгров. Но в школе говорили лишь о том, что это весьма спорный вопрос. Позже в университете Андраш всерьез решил докопаться до истины и научно подтвердить свои догадки.
– После окончания Второй мировой войны эта тема была насквозь пропитана политикой, – продолжает ученый. – И глубоко вдаваться в вопросы происхождения было не принято. Но сейчас Венгрия и Казахстан – два свободных независимых государства, и наше сотрудничество может быть весьма плодотворным.
В свою очередь директор Центрального государственного музея Казахстана рассказал о том, что между венгерским и казахстанским музеями подписано двустороннее соглашение.
– Сейчас ведется большая работа по подготовке местных высококлассных кадров в области антропологии, и мы очень надеемся на помощь венгерских ученых в этом вопросе, – подчеркнул он.
Ведь я мадьяр
В Центральном государственном музее Казахстана открылась фотовыставка "По заветам предков", посвященная взаимоотношениям между венгерским и казахским народами. Доклад о родстве двух наций представил известный профессор антропологии и биологии Андраш Биро. Он ищет новые доказательства в пользу своей теории.
– В 2006 году в Костанайской области работала казахско-венгерская антропологическая экспедиция, – говорит Биро. – У казахов рода мадьяр, проживающих в Тургайском бассейне, были собраны генеалогические, антропологические и генетические данные, проведен анализ Y-хромосом. Взятые образцы сравнили с аналогичными образцами венгров и представителей еще 40 народов Евразии. Полученные результаты показали генетическую идентичность казахов-мадьяр и венгров.
Анна ГОНЧАРОВА
Политическая элита кочевого общества
Политическая элита кочевого общества
Характерной особенностью традиционного социального деления казахского общества являлась дифференциация индивидов на так называемую "белую кость"(ак суйек) и "черную кость"(кара суйек). Первый социальный слой представлял собой закрытую привилегированную корпорацию индивидов, непроницаемую извне в силу ее происхождения, сословной изолированности и большой значимости в структуре общественных отношений. К ней относились два аристократических сословия - торе и кожа.
Политическая организация кочевого общества
Сложившаяся на протяжении многих столетий социальная организация кочевников - казахов представляет собой сложную систему разнообразных объединений индивидов, возникающих на базе широкой общности экономических и внеэкономических интересов всего многообразного спектра человеческих взаимоотношений.
Основы организации кочевого общества
Стабилизирующим фактом этой социальной системы являлся динамичный баланс: а) природно-географических условий экосистемы, выражавшихся в лимитирующей роли среды обитания; б) социально-экономических процессов, определяющих дисперсную организацию материального производства и рассредоточение относительно небольших социально-хозяйственных организмов по всему кочевническому ареалу; и в) развитие интеграционных тенденций среди населения, обусловленных совокупностью различных обстоятельств внеэкономического характера. В результате взаимодействия указанных процессов обеспечивалась определенная структурная целостность кочевого социума и его самовоспроизводство.
Процессы социальной интеграции и властного доминирования имели в кочевом обществе сложную многоуровневую природу. Среди множества различных уровней объединения кочевников в иерархически взаимосвязанные социально-культурные комплексы современные этнологи Г.В. Марков и Н.Э Масанов выделяют четыре: 1)кооперацию труда и непосредственных производителей с целью функционирования системы материального производства и самообеспечения индивидов; 2) накопление материальных богатств и разрастание имущественной дифференциации среди кочевников, предполагавшей привлечение малоимущих лиц в качестве тягловых сил к хозяйственной деятельности субъектов-собственников; 3) интеграцию скотоводов во внеэкономической сфере, порождаемой необходимостью совместного проживания, защиты имущественных и прочих интересов, регламентации внутри и меж-общинных отношений; 4) интеграцию номадов и совместную организованную деятельность в общих интересах во внешнеполитической сфере (оборона, военный набег, экспансия).
Два первых уровня объединительных тенденций охватывали прежде всего систему материального производства казахов-кочевников, в результате чего обеспечивалась максимальная устойчивость возникавших в ее недрах первичных социальных организмов. На этих уровнях потребность индивидов к объединению реализовывалась в виде скотоводческой общины, которая функционировала главным образом на основе единства интересов и целей, формировавшихся в процессе совместной производственной деятельности и распределения наличных средств и продуктов труда. В источниках отмечается: "У киргизов (т.е. казахов - И.Е.) владение землей общинное, каждый род и отделение имеют свой определенный участок, на этом пространстве каждый из родовичей может иметь свои пашни, летовки и зимовки; но род ревниво следит за тем, чтобы никто из другого отдела не занимал их земель" (Живописный альбом народов России. Сиб. 1880г. С.330.). Существование общины обуславливалось необходимостью трудовой кооперации скотоводов для осуществления всех этапов производственного процесса, который предполагал объединение усилий большого количества людей.
Функционирование кочевой общины в значительной мере опосредовалось посезонным ритмом выпаса скота. В зависимости от различий в характере кочевания в разные сезоны года в Казахстане сложились два типа общины. В зимний, ранневесенний и осенний периоды получила развитие так называемая минимальная община, размеры которой (5-6 хозяйств) обычно соответствовали средней величине зимней отары овец (300-400 голов). Размеры общины в эти времена года определялись количеством скота, способного прокормиться на прилегающих к зимовке пастбищных угодьях и в максимальной степени зависели от продуктивности кормов на этой территории. Пастбищные участки, располагавшиеся в радиусе 2-4 км от зимовки, находились в собственности данной общины, которая являлась не только формой кооперации труда и самих индивидов, но и единицей землевладения и землепользования.
Второй тип общины имел место в теплый период года, когда кочевники объединялись в более крупные хозяйственные группы преимущественно на основе интересов наиболее рационального обеспечения скота водой. Размеры расширенной общины (аул, подрод, отделение) определялись в этом случае не столько ее зависимостью от емкости пастбищных угодий, сколько от обеспеченности животных водными источниками. Поэтому она обычно представляла собой объединение двух-трех минимальных общин. На основе их общей потребности в урегулировании вопросов водопользования у кочевников складывались отношения собственности на водные источники. Присваивая тот или иной водный источник, расширенная община фактически присваивала территорию вокруг данного водоема. Следовательно, она не только регулировала производственные процессы в сфере кочевого скотоводства, но и являлась субъектом землепользования.
В свою очередь, расширенная община входила в более широкую социальную группу, которая регулировала отношения разных общинных групп по поводу системы землепользования, распределения пастбищных угодий и водных источников, координации маршрутов кочевания. Эта социальная группа известна в исторической литературе под названием "род", "патронимия", "пастбищно-кочевая община". Она являлась непосредственным собственником всех пастбищных угодий, на которых в летнее время сосредоточивались составляющие ее части. На уровне этой ассоциации общин реализовывались функции внеэкономического регулирования межообщинных отношений по поводу земли и воды, а потому она фактически осуществляла регламентацию всей системы кочевания (Масанов Н.Э. Специфика общественного развития кочевников-казахов в дореволюционный период; историко-экологические аспекты номадизма . Автореферат дис. доктора истор. наук. М.1991. с.27-28; Ерофеева И.В. Социально-экономическое развитие казахского в XVIII-сер.XIX вв. // История Казахстана с древнейших времен до наших дней (очерк). Алматы. 1993.с. 191-192.). Внутри общины во всех ее структурных звеньях (аул-подрод, отделение, род) функцию регулирования производственных циклов кочевого скотоводства, отношений собственности на водные источники и скот, посреднические обязанности при оказании материальной помощи сородичам, а также арбитраж и контроль осуществляли бии и родоначальники-старшины, составлявшие фундамент всей социальной стратификации казахского общества.
В отличии от процессов концентрации и накопления материальных и людских ресурсов, порождаемых преимущественно экономическими факторами, два последних уровня интеграционных, консолидирующих процессов среди казахского населения определялись различными интересами и потребностями во внеэкономической сфере. К ним относились необходимость урегулирования взаимных отношений между общинами по поводу землепользования, маршрутов кочевания, распределения пастбищных угодий, разрешения межклановой вражды, барымты; общие интересы обороны от внешних врагов, организация военных набегов и вторжение в соседние кочевнические ареалы и оседло- земледельческие области и т.д. Общая потребность в координации и урегулировании всех перечисленных аспектов жизнедеятельности кочевого населения обусловливали складывание на территории региона крупных ассоциативных общностей в виде племен, союзов племен, жузов и т.д. В процессе разрастания этих кочевнических социальных организмов до крупных размеров спонтанно появлялась необходимость в существовании внутри них определенных структур и механизмов регулирования межгрупповых и межличностных взаимоотношений, в результате чего возникла иерархически структурированная потестарно-политическая организация. Процессы общественного разделения труда и наличие социально-экономической дифференции внутри казахского общества детерминировали определенную специализацию среди кочевников в осуществлении общественно-полезных функций и вследствие этого способствовали оформлению особых институтов в структуре социальных отношений номадов.
Характерной особенностью традиционного социального деления казахского общества являлась дифференциация индивидов на так называемую "белую кость"(ак суйек) и "черную кость"(кара суйек). Первый социальный слой представлял собой закрытую привилегированную корпорацию индивидов, непроницаемую извне в силу ее происхождения, сословной изолированности и большой значимости в структуре общественных отношений. К ней относились два аристократических сословия - торе и кожа. В отличии от ак суйек, сословно-корпоративные группы "черной кости" являлись открытыми статусами, достижение которых было доступно любому индивиду в зависимости от его личных качеств и имущественного положения. К ним принадлежали категории биев, батыров и старшин (аксакалов). Однако основная часть казахского населения, определяемая как свободные общинники, никак не дифференцировались по сословным признакам, что отличало ее от господствующей элиты казахов. Элита "белой кости"
Привилегированную элиту кочевого общества составляло аристократическое сословие торе (султанов), являвшееся основой "белой кости". Оно объединяло группу лиц, принадлежавших к одной из ветвей потомков Чингиз-хана и находившихся вне генеалогической структуры казахских жузов. Согласно исследованиям известного тюрколога А.Н. Кононова, термин "торе" представляет собой определенное "морфологическое и семантическое развитие основы "тур"-"тор", т.е. почетное место в доме, главное место у очага". Современный востоковед Т.И. Султанов, в свою очередь считает, что с течением времени термин "торе" трансформировался от обозначения "закона", "правила", "обычая" до определения им самого законодателя, или владетеля, господина, судьи.
Казахские торе (султаны) вели свое происхождение, согласно традиционным представлениям кочевников региона, от старшей линии чингизидов-потомков Джучи (джучидов), что находит подтверждение в генеалогических источниках позднего средневековья и Нового времени, а также в исследованиях российских и казахстанских востоковедов. Знатное происхождение торе признавалось не только внутри казахского социума, но, и в соседних полукочевых и оседло-земледельческих ареалах Евразии, куда их неоднократно приглашали в период XVII-XVIII вв на ханский престол.
Данная система ценностных ориентаций была порождена, как это показал известный казахстанский историк В.П. Юдин, господством идеологии "чингизизма" - всеобщей универсальной модели идеального порядка, созданной Чингиз-ханом и его потомками. "Чингизизм, - писал В.П. Юдин, - освятил право рода Чингиз-хана на верховную власть. Это выразилось в том, что титул "хан" стал исключительной прерогативой чингизидов. Попытка присвоить ханский титул нечингизидом в сознании тюркомонгольских и других народов отражалась как противоправная и даже аморальная". Вследствии господства этих мировозренческих ценностей и представлений во многих этнокультурных ареалах евроазиатского континента, в некогда входивших в состав империи Чингиз-хана государствах, начиная с конца XV в. и вплоть до эпохи Нового времени, на монархических престолах прочно утвердились его потомки. Воплощением чингизовой традиции являлось правление различных династий джучидов в Казанском, Крымском, Астраханском и Казахском ханствах, династий шайбанидов и ашторханидов в Бухаре, другие ветви потомков Чингиз-хана правили в Китае, Индостане и т.д.
Династия потомков старшего сына Чингизхана - Джучи, пришедшая к власти в Восточном Дешт - и - Кыпчаке (т.е. Казахстан и сопредельные территории на юго-западе) в 1470 году, правила здесь более 350 лет. Отдельные члены этой династии правили также в Хиве в качестве ханов в течении почти всего XVIII века.
Определенное влияние идеология чингизизма оказала и на официальную доктрину власти в средневековом Московском государстве, что отчетливо проявилось в структуре теоретической доктрины особой харизмы русского царя и его главного символа или атрибута - титула "царь", впитавшей наряду с Византийской тюрко-монгольскую идейную традицию.
Сословие торе играло огромную роль в социальной политической и военной жизни казахов. Принадлежность к сословию султанов по праву рождения означала фактическую принадлежность индивида к господствующему политическому классу и предопределяла его преимущественное право осуществлять регламентацию и регулирование общественных отношений. Средневековые источники, например, свидетельствуют по этому поводу, что "каждый из султанов имеет в своем владении и подчинении определенную местность.
Сфера действия этого права не ограничивалась как клановыми, так и этнополитическими границами: каждый чингизид независимо от того, какой именно династической ветви потомков Чингиз-хана он относился, мог реально претендовать на ханский титул в любой стране, где еще сохранялось влияние традиций чингизова права. В частности джучиды, часто становились ханами правителями у башкиров, каракалпаков или туркмен, а также монархами Хивы и Бухары. Отсюда можно видеть, что по своему содержанию и социально-территориальным масштабам политическая гегемония чингизидов, основывающаяся исключительно на генеологии, не имела на евроазиатском пространстве не только узкокланового, но даже и узкоэтнического значения, и могла приобретать при определенном стечении обстоятельств и надэтнический характер. Хаккназар, по свидетельству разных аутентичных источников, был одновременно ханом казахов и башкир, ханы Тауке, Абулхаир, Семеке и некоторые другие - правителями казахов и каракалпаков, Аблай - ханом казахов и киргизов и т. п..
Сословные признаки торе наряду с их привилегированным социальным положением в кочевом обществе выражались также и в социокультурном облике этой корпоративной группы. По сведениям многих представителей российской колониальной администрации XVIII - сер.XIX в.в., среди казахских чингизидов того периода было немало лиц, получивших начальное мусульманское образование в мектебах и медресе Хивы и Бухары. Ряд султанов имели собственных писарей в целях поддержания регулярных дипломатических контактов с правителями соседних государств.. Русские исследователи периода присоединения казахских степей к Российской империи нередко констатировали применительно к казахским торе их более утонченные манеры поведения в сравнении с рядовыми кочевниками, а также их более широкий интеллектуальный кругозор, относительную образованность и большую восприимчивость к социокультурным инновациям, чем у социальных групп "черной кости".
Привилегированное положение торе было юридически оформлено во многих нормах казахского обычного права, известного в истории казахов под названием адата. Дореволюционные письменные источники и устные предания казахов свидетельствуют, что каждый из султанов имел право возглавлять какую- либо группу клановых подразделений кочевников (эль, улус) и иметь в своем распоряжении определенную пастбищную территорию (юрт). За оскорбление султана словом полагался штраф в размере 26 голов скота и верблюдов, а за его убийство - выплата материальной компенсации, т.е. куна, равного куну за убийство семи рядовых кочевников "черной кости". В отличии от всех остальных членов казахского общества, торе не подлежали суду биев и могли быть судимы только ханским судом. Для женщин этого сословия был установлен строгий эндогамный предел: при выходе замуж за мужчину "черной кости" она теряла привилегии своего сословия, тогда как женщина "черной кости", став женой того или иного султана, автоматически причислялась к сословию торе.
Привилегии торе в общественной жизни казахов простирались не только в сферы политико-правовых традиций кочевого населения, но и на область степного этикета. По свидетельству многих очевидцев, знатоков обычного права и быта казахского народа, простые казахи-общинники в разговорах с султанами не могли называть их по имени и вместо него должны были употреблять слово "таксыр". При приветствиях, при прощаниях, при благодарностях они были обязаны говорить "Алдияр!" (т.е. "Бог в помощь !"), приложа обе руки к груди, или одну правую руку к правому колену. Вместе с тем, многие источники, характеризующие имущественное и социальное положение казахских султанов, свидетельствуют, что исключительные права и привилегии торе очень мало или совсем не зависели от их личного экономического благосостояния (размеров их богатства). Они принадлежали сословию торе по праву рождения. Не владение скотом и прочими видами движимого и недвижимого имущества, а именно знатность происхождения, столь ценимая в традиционных аграрных социумах Евразии, представляла собой источник политического доминирования и общественного признания сословия торе в среде кочевников, определяла их самый высокий статус в социальной иерархии и системе ценностно - мировозренческих ориентаций казахского общества.
Другую элитарную группу кочевников представляло сословие служителей мусульманского культа - кожа, являвшиеся носителями традиций религиозности. Кожа, также пользовавшиеся наследственными привилегиями, играли важную роль в духовной жизни казахского общества и вместе с муллами способствовали поддержанию устоев ислама в среде номадов. Все ритуальные обряды - обрезание, свадьба, похороны и поминки - совершались при непременном участии кожа, которые узаконивали их чтением Корана. Политическое влияние кожа в кочевом обществе, в отличие от оседло-земледельческих государств, было незначительным, что во многом объясняется слабым и поверхностным распространением ислама в степи. В данном случае, скорее, надо говорить о ритуализированном характере их влияния и значимости в общественной жизни, нежели об устойчивом авторитете в практике повседневного бытия.
Элита "черной кости" Бии
Среди привилегированных социальных категорий "черной кости" чрезвычайно важное место занимало сословие биев, осуществлявших функции судебной власти в кочевых коллективах. Институт биев имел в казахском обществе древнее происхождение. По мнению В.В. Радлова, термин "бий" восходит к древнетюркскому слову "биiк", что означает "высокий", "всемогущий", "великий" и т.д. В развитие этих предположений В.В. Бартольд высказал гипотезу, что слово "бий" представляет собой более позднюю видоизмененную транскрипцию старого термина "бек" и не встречается нигде раньше XV в... По свидетельству авторов XVII-XVIII в.в., бии составляли чрезвычайно влиятельную группу казахского общества, от которой во многом зависела прочность положения степных ханов. "Бии суть народные судьи, - говорится в одном из донесений царских чиновников , -похвальные поступки и общее доверие служат основанием к их назначению от самого народа".
Привилегированное положение данного социального слоя определялось прежде всего большой общественной значимостью функции правового регулирования, арбитража и посредничества, и выражалось в приоритетных правах в системе имущественных отношений, в частности, правом на присвоение прибавочного продукта в форме одной десятой размера судебного иска ("бийлык"). В этой связи сила и влияние бийской группы среди кочевников были обусловлены в немалой степени личными качествами ее членов, как-то: знанием обычного права, традиций, ораторским искусством, умением отстаивать интересы общин. "Только глубокие познания в судебных обычаях, соединенные с ораторским искусством давали казахам это почетное звание", - указывал Ч. Валиханов.
При выдвижении каких-либо лиц в роли судебных арбитров в практике разрешения общественных противоречий определяющую роль играл принцип меритократии, согласно которому биями могли стать только самые талантливые, авторитетные и опытные народные судьи, имевшие солидные познания в обычном праве казахов. При этом никакого права прямого наследования звания бия в казахских правовых традициях не допускалось. Однако принцип меритократии не исключал проявления такой возможности, когда ближайшие потомки какого-либо казахского бия (сын, внук, правнук) также могли быть избраны биями. Материальное благосостояние, степень влиятельности индивида и прочие субъективные факторы нередко способствовали закреплению бийского звания за отдельными династиями казахов, в чем проявилась большая социальная значимость среди кочевников принципа генеалогического родства. Но даже в подобных ситуациях сама по себе генеологическая близость к представителю бийского сословия еще не гарантировала претенденту на этот ранг желаемого избрания бием и занимала в общественном сознании кочевников подчиненное место по отношению к личным способностям и арбитражным навыкам индивида. Возведение в звание бия не достигалось у казахов посредством проведения какой-либо ритуализированой процедуры , а в ходе постепенного широкого общественного признания. "Чтобы приобрести имя бия, нужно было казаху не раз показать перед народом свои юридические знания и свою ораторскую способность... Молва о таких людях быстро распространялась по всей степи, их имена делались известными всем и каждому. Таким образом, звание бия было как бы патентом на служебную и адвокатскую практику". Бий был "... в таком уважении у народа, что не требовал и не требует до сих пор никаких дисциплинарных мер.".
Бии, обладавшие способностью разрешать межклановые и межплеменные споры, добиваясь достижения консенсуса противоборствующих сторон, как правило, приобретали немалый личный авторитет и значительное влияние в социально-политической жизни казахского общества. Все это позволяло таким могущественным биям, как Айтеке Байбек-улы, Казыбек Келдибек-улы, Толе Алибек-улы и некоторые другие, оказывать большое воздействие на верховную власть: с их политическими настроениями и мнениями были вынуждены считаться даже самые влиятельные ханы , такие как Тауке, Абулхаир и Аблай. Самые дальновидные в социально-политическом смысле и авторитетные бии нередко выступали в истории Казахстана советниками ханов и могли выполнять роль связующего звена между верховными правителями и рядовыми кочевниками, содействуя развитию процессов стабилизации и консолидации кочевого социума. Именно такую посредническую и коммуникативную роль при ханах Тауке (1680-1715), Жолбарсе (1720-1740) и Бараке (1749-1750) выполнял в конце XVII- первой половины XVIII в. знаменитый казахский бий Толе Алибек-улы, проживавший в г. Ташкенте и на юге Казахстана. Наряду с султанами эти бии участвовали в решении общегосударственных задач, сообща являясь на ежегодно собираемые народные собрания в пределах жузов . Наиболее влиятельные народные судьи входили в так называемый ханский совет, своего рода распорядительны и совещательный орган при хане. Однако бии в целом, как особое сословие, произрастая из дисперсных и локальных социально-хозяйственных организмов и обладая, в отличие от правителей-чингизидов, реальными материальными и экономическими рычагами влияния на подчиненное им население своего рода или аула, являлись большей частью носителями преимущественно локально-группового и сословно-корпоративного сознания, а потому на протяжении позднего средневековья и начала Нового времени выступали в основном как сила, противодействовавшая процессам централизации политической системы кочевого общества и усилению его верховной власти.
Батыры
Большое социальное и политическое влияние в казахском обществе в период XVIII - первой половины XIX в. имела социальная группа батыров - военных вождей. Тюрко-монгольское слово "батыр", "багатур", "бахадур" первоначально означало храбреца, вызывающего врага перед битвой на противоборство. В этой транскрипции оно еще в XIV в. проникло в русский язык, потеснив более ранний, автахтонный термин южнославянской книжности "храбр", т.е. "воитель". Наряду с русской калькой данного термина - "богатырь" - в Московском государстве конца XV - первой трети XVI в для обозначения иноземных храбрых воинов уже использовался собственно тюркоязычный термин "батыр", подтверждением чему могут служить отдельные замечания небезызвестного автора "Записок о Московии", германского посла Сигизмунда Гербергитейна (1486-1566) , впервые услышавшего это наименование от русских людей.
Со времени Чингиз-хана термин "бахадур" многократно присваивался как титул представителям военизированной тюрко-монгольской знати. В этом значении многочисленных бахадуров в ханстве Абулхаира (1428-1455) упоминают в своих сочинениях Масуд бен Усман Кухистани (ум. ок. 1590), Камал ад-Дин (Шир)-Али-Бинаи (1453-1512) и другие восточные авторы. Довольно часто он использовался в качестве почетного титула, получаемого ханом или султаном за личную храбрость, либо за умелое руководство военными действиями в борьбе с внешними врагами. В данном случае звание "бахадур" прибавлялось к полному собственному имени какого-либо знатного кочевого правителя. В частности, в XVIII в. этот титул имели казахские ханы Тауке, Каип, Абулхаир, Аблай и некоторые другие. Однако батыр - это не только титул храбреца, но и наименование лиц, преимущественно занятых осуществлением военных функций. Батыром казахи называли любого храброго и опытного воина как из социальной группы "черной кости", так и наследственной аристократии, особо прославившегося в набегах и сражениях. По определению путешественника К.К Мейендорфа, батырами именовались в казахском обществе "люди храбрые, справедливые и предприимчивые, во время войны - это наездники".
Звание "батыр" никогда не было наследственным, его приобретали только личными подвигами. Но вместе с тем, нередко возникали ситуации, когда батырами становились сын и внук того или иного батыра, заметно проявившие себя на военном поприще. Примером этому может служить история наследования данного титула потомками влиятельного батыра рода табын поколения жетыру Младшего жуза Богенбая (ум.1741) - его сыном Тленши Богенбай-улы и внуком Жоламаном Тленши, возглавившим народно освободительное движение западных казахов в 20-е - начале 30-х гг. XIX в. Званием батыра обладали также ряд потомков знаменитого батыра Среднего жуза Жаныбека (ум.1751), батыра Младшего жуза Есета и многих других выдающихся лиц Казахской степи. Наиболее сильно возросли авторитет и социальное значение батыров в первой половине XVIII в., что было обусловлено актуализация внешней угрозы и возрастанием роли военно-потестарных структур в социальной организации казахов. Необходимость организации эффективного отпора джунгарской агрессии привела к появлению сначала на военной, а затем, и политической сцене выдающейся плеяды народных предводителей и полководцев - батыров: Богенбая из рода табын поколения жетыру, Богенбая из рода табын племени аргын Среднего жуза, Кабанбая, Малайсары, Тайлака, Жаныбека, Отегена и других лиц, выдвинувшихся из низших слоев казахского общества. С именами вышеназванных батыров связаны наиболее крупные победы воинских отрядов казахов над войсками ойратов, в сражении при р. Буланты (1727 г.) и в знаменитой Анракайской битве (1729 г.), которые навсегда вошли в историческую память казахского народа.
По мере ослабления военной напряженности на этнических рубежах казахских жузов снижалось и социальное значение батыров. Определенный всплеск общественной популярности и политического влияния этих военных вождей был связан с развитием народно-освободительных движений 20-40гг. XIX в. в Младшем и Среднем жузах, направленных против российского колониального господства. В этот период наибольший авторитет у казахов приобрели такие храбрые воины и сподвижники султана Кенесары, как его родной брат Наурызбай-батыр (1822-1848), батыры Агыбай, Бухарбай, Иман, Жеке и многие другие.
На территории Старшего жуза заметное усиление роли военно-потесторных структур и связанное с этим возрастание общественной значимости социальной группы батыров наблюдалось в годы борьбы с военной агрессией Кокандского ханства (20-50-е г.г. XIX в.). Именно тогда звание батыра в казахском обществе получили предводители воинских ополчений Сарыбай Айдос-улы (1828-1890), Саурук Сталибек-улы (1798-1854), Сыпатай Алибек-улы (1781-1868), Суранши Акымбек-улы (1815-1864), Сыпатай Саурук-улы (1837-1899), Байзак-датха Мамбет-улы (1789-1864) и многие другие.
В разные периоды истории казахского общества батыры являлись не только храбрыми воинами, лихими наездниками и предводителями воинских дружин, но и одной из наиболее элитных социальных групп кочевого общества. Не случайны в этом отношении и замечания многих дореволюционных авторов, что среди батыров можно было встретить немало казахских старшин-родоначальников, занимавших важное место в политической организации кочевников. Так, из 67 родоплеменных подразделений трех жузов, зафиксированных современниками на рубеже XVIII-XIX в.в. во главе 25 структурных единиц (37,3%) находились батыры. Кроме того, именно батыры преимущественно привлекались верховной властью к выполнению ответственных поручений дипломатического характера во взаимоотношениях казахских ханств с соседними государствами, а также в интересах поддержки ханов при обострении их противоречий с членами бийского сословия и родовыми старшинами.
Привилегированное положение батыров зависело, помимо их личных качеств, от военной удачи, престижных родственных связей и богатства, т.е. размеров той добычи, которую им удавалось захватить во время военных походов в чужие страны, а также от числа добровольных сторонников, состоявших большей частью из казахской молодежи. Поэтому по своему богатству и политическому влиянию среди казахов некоторые батыры (как например, Жаныбек, ум.1751, из рода шакшак племени аргын Среднего жуза) превосходили иногда правивших ханов и султанов.
По мере ослабления военной напряженности на этнических рубежах казахских жузов снижалось и социальное значение батыров. Во второй половине XIX в. в связи с распространением на всей территории Казахстана государственно-административной системы российской империи батыры как определенная социальная группа прекратили свое существование, а их традиционные военные функции перешли к соответствующим институциональным структурам колониальных учреждения Российской империи.
Старшины-"аксакалы"
Наиболее многочисленную прослойку правящей элиты казахов представляли старшины ("аксакалы"), осуществляющие социально- регулирующие функции во всех звеньях кочевых общин. Звание аксакала у казахов могли получить лица, обладающие большим интеллектуальным потенциалом, разносторонними эмпирическими знаниями и богатым опытом пастьбы скота. В экстремальных физико-географических условиях кочевания евроазиатских номадов процессы накопления и концентрации средств производства (в форме частно-семейной собственности) и аккумуляции знаний и навыков по ведению скотоводческого хозяйства, были тесно сопряжены и взаимосвязаны в практике кочевого хозяйствования. Поэтому, определенные человеческие качества и личный профессиональный опыт неизбежно становились важнейшим фактором концентрации скота и материальной обеспеченности индивида.
Отсюда и закономерно, что именно экономически господствующий класс общества присваивал себе функции социально-экономического, политического и правового регулирования, активно вторгался в сферы идеологии и духовной культуры. Аксакалы образовывали фундамент всей системы социальной стратификации кочевого общества, пополняя из своих рядов другие элитарные сословия, абсорбируя фактически не только производственно-управленческие и регламентаторско-регулирующие функции в сфере кочевой скотоводческой экономики, но и судебные, военно-политические и социальные функции. Они осуществляли самые разнообразные внеэкономические полномочия, интерпретировали, трактовали и внедряли в общественное сознание различные явления духовной культуры и идеологии.
Власть и влияние аксакалов обычно несколько уменьшались в периоды централизации социума и возрастания роли военно-политических структур (военных вождей - ханов, султанов, батыров) и могли достигать апогея в повседневной, более или менее стабильной жизнедеятельности кочевого общества, могли сужаться до производственных общинных структур в "спокойном" рассеянном состоянии кочевников и возрастать до военно-политических объединений в эпохи обострения внутри и внешнеполитических противоречий и конфронтации с другими общностями, усиления центростремительных тенденций в развитии казахского общества.
Зависимое население
Наряду с разными сословными группами, представлявшими господствующую элитную часть кочевого общества, и свободными общинниками, в Казахстане существовали категории зависимого населения - рабы и туленгуты. Туленгутами называли лиц, находившихся на службе у султанского сословия. Появление этой прослойки было связано с междоусобицами и многолетней борьбой с джунгарами, обусловившими большой спрос верховной власти на "служивых" людей.
К категории зависимого населения относились также рабы - кулы, которые набирались из среды пленных - россиян, калмыков, иранцев и т.д. Рабы использовались главным образом в личном хозяйстве и домашнем обиходе наследственной степной аристократии. Как социально-экономический уклад, рабство не получило распространения у казахов и не вышло за рамки патриархального домашнего рабства.
В целом, социальная стратификация казахского общества свидетельствует о том, что диапазон внеэкономических отношений в нем был весьма незначителен. Специфический характер общественного развития обуславливал синкретичность и неразвитость многих надстроечных категорий, отсутствие глубокой специализации в осуществлении социальных, военно-политических, судебных и иных функций, в результате чего процессы формирования социальных институтов и сословий носили поверхностный характер, грани между отдельными социальными группами и слоями были размыты.
Наряду с рассмотренным статусным ранжированием казахского общества по универсальному критерию общественного разделения труда и специализации социально-управленческих функций, у казахов-кочевников существовала специфическая родо-племенная организация, пронизывающая снизу доверху все структурные звенья данного номадного социума.
Родоплеменная политическая организация казахов
Разветвленная клановая система структурной организации общества была вызвана к жизни особенностями исторического опыта адаптации казахов-кочевников к экстремальным условиям аридной среды обитания и связанной с ними традицией передачи необходимых практических знаний исключительно по вертикальным патримониальным каналам межпоколенных связей, поскольку такого рода адаптационная информация накапливалась на протяжении веков в условиях жесткой конкуренции между кочевниками за пастбища и водные источники и носила эзотерический характер, т.е. распространялось как знание "для своих".
Традиционно казахское общество подразделялось на три жуза: Старший (Улы), Средний (Орта) и Младший (Киши). Первое упоминание о них в исторических источниках относится к 1616 году. Однако, по данным многих генеалогических и документальных материалов дореволюционного периода, ясно прослеживается, что казахские жузы существовали еще задолго до начала XVII в. Причины и механизм их образования до сих пор остаются во многом невыясненными в исторической науке. Наиболее аргументированной представляется точка зрения известного казахского историка С.Д. Асфендиярова (поддержанная позднее кочевниковедами В.П. Юдиным, Х.Аргынбаевым и Н.Э. Масановым. Суть ее в том, что происхождение казахских жузов было связано с географическим фактором - естественным выделением в географическом пространстве Казахстана трех частей: Семиречья, Западного Казахстана (на запад от Мугоджарских гор) и Восточного Казахстана, расположенного к востоку от южных предгорий Уральских гор. Для каждой из этих зон была характерна определенная специфика культурно-исторических процессов. Соответственно, жузы представляют собой исторически сложившиеся этно-территориальные объединения казахов-кочевников, отличавшиеся друг от друга некоторыми параметрами этногенеза, социально-экономической жизни, быта и культуры составлявших их групп кочевого населения. Эти региональные различия отразились в историческом сознании казахского этноса в категориях происхождения, родства и старшинства.
Именно в таком мировоззренческом контексте трактуют названия трех жузов - "Старший", "Средний" и "Младший" генеалогические предания казахов - шежере, зафиксированные многочисленными исследователя региона в дореволюционный период и советское время. С учетом данного обстоятельства, вышеприведенные названия следует идентифицировать не на основе количественного критерия - соотношения численности населения каждого из казахских жузов и размеров занимаемых ими территорий, как это нередко имело место в русской дореволюционной и западной исторической литературе, а по принципу генеалогического старшинства, т.е. хронологической последовательности образования этих этно-территориальных объединений.
В Старший жуз входили племена: жалаир, ошакты, дулат, канлы, шынышклы, албан, суан, шапрашты, сарыуйсун, сргели, ысты. Средний жуз составляли племена: аргын, найман, кипчак, керей, уак, таракты и конрад. Казахи Младшего жуза подразделялись на три крупных поколения: алимулы, байулы и жетыру. Каждое звено этой структуры жузов, например, поколение или племя, дробилось в свою очередь, на множество более мелких групп - родов и их отделений, подродов и т.п., тесно связанных между собой традицией единого генеалогического древа. Все они, как и система в целом, имели сложные генеалогические предания, возводившие их происхождение к одному реальному, либо легендарному предку. По отдельным подсчетам, на рубеже XVII-XVIII вв в состав трех жузов казахов входило около 112 подобных подразделений или кланов. Приблизительно, совокупная численность составлявшего эти структурные звенья казахского населения определялась большинством дореволюционных исследований на тот период в пределах 2-3 млн. человек. Совокупность социальных функций, выполнявшихся родоплеменной организацией казахов и строгая экзогамия по седьмое колено, позволяют представить ее как большую патронимию.
Традиционный ареал кочевания казахов Старшего жуза включает в себя территорию Юго-Восточного Казахстана (Семиречье) и смежного с Семиречьем на Юго-Западе района Южного Приаралья до Средней Сырдарьи. В нее входили долины р.Или и ее многочисленных притоков, предгорья Джунгарского, Заилийского и Киргизского Алатау, Каратаусского хребта (на юге), междуречье Чу и Таласа. На севере пределы расселения казахов Старшего жуза охватывали пустыни Бетпак-Дала, Моинкумы и озеро Балхаш. На рубеже XIX-XX в.в. приблизительная численность населения Старшего жуза составляла, по данным первой всероссийской переписи населения, около 700 тыс. человек. В пределах дореволюционного административно-территориального деления региона оно размещалось в большинстве уездов Семиреченской (кроме Пишпекского и Токмакского уездов) и Сырдарьинской области (кроме Амударьинского отдела,части Ташкентского уезда, Ходжентского и Джизакского уездов). В современных государственных границах Республики Казахстан регион локализации Старшего жуза - это (ныне упраздненная) Талды-Курганская, Алматинская, Жамбылская и Южно-Казахстанская области.
Внутри родоплеменной структуры Старшего жуза принцип генеалогического старшинства реализовывался в форме иерархии социальных статусов составлявших его клановых групп. К категории старших племен у казахов относились родственные кланы, имевшие, по представлению кочевников, наиболее удревленного и знатного общего предка. Как правило, это были самые многочисленные и сильные по своему мобилизационному потенциалу социальные группировки. В Старшем жузе первыми по старшинству считались казахские подразделения племени жалаир, занимавшие приоритетное социальное положение по отношению к другим клановым группам. В частности, в казахских шежере утверждается: "Мальчик из рода жалаир сидит выше, чем старик из любого другого рода". Вторым по социальной значимости после жалаиров являлось племя ошакты, третьим - дулат и т.д. в убывающем порядке в рамках вышеобозначенной последовательности их чередования.
Казахи Среднего жуза традиционно занимали территории Северо-Восточного, Центрального и частично Юго-Восточного Казахстана. Его границы проходили на юге от среднего течения Сырдарьи, пустынь Бетпак-Дала и Моинкумов вдоль северной оконечности оз.Балхаш до южных пределов Зайсанской впадины и Тарбагатайского хребта; на востоке соприкасались с Западно-Сибирской низменностью, с востока на запад простирались в северной части от Западного Алтая и Тарбагатая, бассейна Верхнего и Среднего Иртыша через водораздел Тобол-Тургай-Иргиз до Мугоджарских гор. Согласно административной сетке Российской империи, территория Среднего жуза охватывала все уезды Семипалатинской и Акмолинской областей, Кустанайский и Тургайский уезды Тургайской области, Лепсинский и частично Копальский уезды Семиреченской области и частично Чимкентский и Ташкентский уезды Сырдарьинской области. По подсчетам казахского этнолога-историка Н.Э. Масанова, общая численность казахов Среднего жуза составляла на рубеже XIX- XX в около 1 млн. 200-300 тыс. человек в пределах современных государственных границ Казахстана.
В настоящее время в регион локализации казахов Среднего жуза входят территории Восточно-Казахстанской, бывш.Семипалатинской, Павлодарской, б.Кокчетавской, Карагандинской, Акмолинской, б.Джезказганской, Кустанайской, б.Тургайской и Северо-Казахстанской областей, а также часть территории Талды-Курганской, Южно-Казахстанской и Кзыл-Ординской областей. Самой крупной и влиятельной клановой группировкой в Среднем жузе являлись в дореволюционный период аргыны, что носило отражение не только в письменных источниках того времени и генеалогических преданиях казахов, но и в народном фольклоре, в том числе - казахских анекдотах. На втором месте по критерию старшинства находились найманы, за ними следовали кыпчаки, потом кереи, уаки, таракты и конрады.
Кочевья Младшего жуза располагались на территории Западного Казахстана, протянувшись в лентообразной форме с севера на юг. На юге они простирались в Северное Приаралье и дальше, включая долины нижнего течения Сырдарьи; на юго-западе - в восточную часть Прикаспийской низменности, захватывали полуостров Мангышлак, северную часть плато Устюрт; а на севере - долины среднего течения рек Обь, Эмбы, Илик и часть бассейна реки Урал. В Примечательной спецификой механизма функционирования властных отношений у казахов являлись персонифицированная форма связей между разными структурами политической системы и их в некотором роде свободный и необязательный характер. Вследствие этого относительная стабильность и устойчивость высших структур политической власти у казахов определялась более или менее высокой степенью совместимости и согласованности интересов и потребностей хана-патрона с интересами и стимулами взаимодействовавших с ним влиятельных персон (султанов, старшин, биев, батыров), которые, со своей стороны, являлись выразителями групповых интересов и потребностей стоявших за ними номадных генеалогических кланов.
На уровне общественного сознания казахского социума патронантно- клиентные отношения вполне соответствовали персонифицированному типу восприятия властных структур, осознававшихся номадами в категориях меритократии и генеалогического старшинства. В отличии от формулы сакрализации монархической власти в аграрных земледельческих сообществах соседних евроазиатских государств, статусная фигура хана традиционно воспринималась кочевыми казахами без сколько-нибудь значительного налета эзотерической сакральности, как "первого среди равных" в "благородном семействе" автохтонных джучидов, что характерно для всех военных демократий евразийского континента. Обычно хан воспринимался как вполне земной индивид, наделенный разного рода человеческими слабостями, а отнюдь не как харизматический сверхчеловек и тем более наместник бога на земле. Такое понимание института хана отчетливо проступает в казахских эпических преданиях, произведениях устного народного творчества наиболее прославленных акынов и жырау того времени и в эпистолярных памятниках многих ханов и султанов XVIII- первой трети XIX вв.
В повседневной практике вертикальных социальных отношений оно материализовалось в форме непосредственных межличностных контактов знатных представителей социальных групп "черной кости" со своими сюзеренами, допускавшей наряду со свободной дискуссией сторон беспрепятственную возможность публичной критики верховных правителей снизу, а также многие другие варианты выражения группового недовольства какими-нибудь действиями своего патрона, в том числе переход тех или иных клановых групп к другому сюзерену, либо их параллельное пребывание под патронатом сразу двух титулованных чингизидов. Отмеченные особенности умонастроения и стереотипов группового поведения казахов-кочевников давали основание их европейским современникам делать вывод о традициях "безвластия" в номадных социумах и отсутствия у кочевников уважительного отношения к власти вообще и ее персонифицированным субъектам в частности. Другие европейцы напротив усматривали в них "естественное" демократическое содержание и определенную гармонию природных и гуманитарных начал (И.Г. Сиверс, Г.И. Спасский и др.).
В доколониальный период общественные представления казахов о персональной харизме власти степных правителей-чингизидов сводились, главным образом, к самоценности и самодостаточности ханского титула, с которым они связывали социальное признание, личный имидж, престиж и наиболее почетное положение того или иного индивида в кочевом обществе.
Такое понимание социального статуса хана предельно четко выразилось в словах хана Батыра (1748-1771), объяснявшего в 1748 году казахским старшинам свое желание быть избранным на ханский престол исключительно тем, что ему, как представителю сословия джучидов, "от такого звания остаться безчестно (т.е., унизительно, - Е.И.), но, хотя над малым числом (казахов) ханам быть должно". Подобная интерпретация данного института была в целом типичной для традиционного менталитета кочевников-казахов. Именно большая социальная престижность ханского титула среди кочевников являлась той постоянной и субъективно-значимой величиной, которая на протяжении трех веков неизменно воспроизводила междоусобное соперничество лидеров казахских аристократических фамилий за перспективу быть возведенным на ханский престол, хотя само по себе обладание высшим монархическим титулом еще не гарантировало потенциальному избраннику сколько-нибудь значительных имущественных приобретений и реального политического влияния на кочевое население. Фактическое влияние казахских ханов среди кочевников определялось в течение XVI -начале XIX в. в. наличием выдающихся личностных качеств у титулованных чингизидов, а также совпадением этого субъективного фактора с чрезвычайными и внешнеполитическими обстоятельствами жизни номадов.
Развитие колониальной системы власти в Казахстане
Во второй четверти XIX в. традиционная политическая система казахского общества подверглась прямому воздействию на нее государственных институтов Российской империи. Введением на большей части региона имперского законодательства по административному преобразованию структур власти номадов и волевым упразднением института ханов в Младшем (1824) и Среднем жузов (1822) российские колониальные органы попытались адаптировать традиционные степные институты кочевников к централизованной бюрократической системе российской короны.
С целью установления государственной системы российского колониального господства в регионе царское правительство законодательно отменило в 1822 г. Ханскую власть в Среднем жузе, в 1845 г. - в Букеевской (Внутренней) орде и приняло ряд законодательных актов относительно создания специальной государственно-политической системы управления присоединенными территориями Казахстана. На основании этих законоположений, в 20-50х г.г. XIX в. оренбургская и западно-сибирская колониальные администрации произвели административно-территориальное разделение подведомственных им территорий, населенных казахами, и организовали в них средние и низовые звенья управления, получившие своеобразные формы. В административной терминологии того времени они назывались оренбургская система "пограничного" и западно - сибирская система "приказного" управления. Компетенция административных органов оренбурского ведомства распространялась на западные территории региона, а западно- сибирского - на центральные и северо-восточные территории казахских земель.
В пределах расселения казахов Младшего и отчасти Среднего жузов, находившихся в компетенции оренбургского ведомства, в 1824 г. были созданы три внешних округа, переименованных четыре года спустя в Восточную, Среднюю и Западную части. По административно-территориальному принципу они были подразделены на "дистанции", а те в свою очередь - на "административные аулы". Все три части казахских земель находились в подчинении оренбургского правления, во главе которого стоял оренбургский генерал-губернатор. Во главе частей были поставлены "султаны-правители" со штатом сотрудников, во главе дистанций - дистаночные начальники, административных аулов - аульные начальники, назначаемые царской администрацией из казахов.
На территории основной части Среднего жуза и в районе кочевания отдельных родов Старшего жуза, подведомственных западно-сибирской администрации сложилась несколько иная система административного управления . С 1822 по 40 гг. XIX в. вся территория сибирского ведомства входила в Омскую область, во главе управления которой находился областной начальник, а в 1854 г она была поделена на Область Сибирских киргизов и Семипалатинскую область, возглавляемых военными губернаторами. Области подразделялись на 4 внутренних и 7 внешних округов. В каждый округ входило в среднем 15-20 волостей, которые состояли из 10-12 административных аулов. В каждом из аулов насчитывалось 50-70 кибиток. Во главе округов были поставлены окружные приказы под руководством "старших султанов", во главе волостей - волостные султаны, административных аулов - аульные старшины.
В период 60-80х г.г. и в 1891 г., в связи с включением всей территории Казахстана в состав Российской империи, были унифицированы ранее созданные органы административного управления краем, и выработана единая для всего населения региона система государственно-административного господства российского самодержавия в данном номадном ареале. Территория Казахстана была поделена на 6 областей (Уральская, Тургайская, Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская, Сырдарьинская), последние - на административные уезды, каждый уезд -на волости, а волость - на административные аулы. Во главе областей были поставлены военные губернаторы, назначаемые царским правительством из этнических россиян, уездов - уездные начальники, также прямо назначавшиеся сверху, во главе волостей - выборные "волостные начальники" из казахской среды, аулов - избираемые кочевым населением старшины. Каждый кочевой аул и община были приписаны к определенному административно-территориальному звену управления краем: административный аул, в частности, базировался на ассоциации общин (аулы, отделения рода, группы родов), волости - на структурах потесторно-политической организации (племя, группа племен и т.п.).
Посредством создания государственно-административной системы управлением населением региона были созданы условия для введения регулярного налогообложения кочевого населения, в результате которой обеспечивалась непрерывная связь низовых структурных звеньев кочевого социума с институтами верховной власти государства. В течение 30-50х г.г. с казахов сибирского ведомства взимался натуральный государственный налог скотом "ясачная подать", а с казахов оренбургского ведомства - денежно- фиксированный государственный налог ("кибиточная подать"). С 1868 г. казахское население региона стало выплачивать единую денежную подать ("кибиточную подать") с любого вида казахского жилища. Можно констатировать, что, если в доколониальном прошлом разные налоговые сборы и повинности рядовых кочевников в пользу верховной власти ханов и султанов (зякет, согум, сыбага) имели в основном добровольный характер, были социально локализованными, нерегулярными и незначительными, то теперь была установлена жесткая фискальная зависимость кочевого населения от государства, которая, в силу колониального положения Казахстана в составе Российской империи и многочисленных служебных злоупотреблений различных должностных лиц негативно сказывалась на материальном благосостоянии кочевого населения.
Одновременно с созданием налоговой системы царское правительство проводило политику по формированию вертикальной цепи исполнительных органов управления Казахстаном. Характерной особенностью функционирования традиционной потестарно-политической системы номадного общества казахов являлось отсутствие у кочевников сколько-нибудь сложившегося и оформившегося принудительно-карательного аппарата - регулярной армии, полиции, чиновников, тюрем и опорных пунктов верховной власти казахов - городов - внутри кочевнического ареала. С целью создания этого недостающего звена в системе государственного управления новоприсоединенными колониальными окраинами российские администраторы приступили к формированию в 20-50-х г.г. ХIX в. специальных "приказных" учреждений внутри казахских кочевий непосредственно на территории образуемых округов и волостей. Местные приказные и дистаночные органы власти составили старшие султаны (в Среднем жузе) и султаны-правители (в Младшем жузе), несколько назначенных им в помощь чиновников колониального аппарата (переводчик, письмоводитель и проч.) и отряды вооруженных казаков.
В ходе военной колонизации региона внутри казахских кочевий создавались также в разных географических точках степи ряд стационарных укреплений, в пределах которых размещались окружные приказы, со временем на занимаемой ими территории возникали и развивались новые города. Из ново-основанных стационарных пунктов в казахские кочевья высылались сборщики налогов и карательные вооруженные отряды, в результате чего царским властям удавалось обеспечивать более или менее регулярное поступление в казну налоговых сборов и поддерживать функционирование непрерывной управленческой вертикали на нижнем и среднем этажах бюрократической пирамиды власти в данном этно- культурном ареале. Иначе говоря , в процессе военно-казачьей колонизации региона, распространения на кочевое общество казахов общеимперской налоговой системы и создания сети местных (нижних и средних) органов управления кочевниками, посредством институтов Российской империи были преодолены центробежные тенденции и обеспечена централизация казахского номадного социума.
Параллельно происходило постепенное приспособление традиционных степных институтов кочевников к государственно-бюрократическим органам общеимперской административно-политической системы. Эти новации российские власти проводили при опоре на традиционную привилегированную прослойку казахов, сословие султанов, путем взаимного противопоставления различных групп кочевого населения по социально-экономическому и сословно-клановому признакам, придавая им надклановое содержание. В результате проводимых ими административно-политических мероприятий стали формироваться надгрупповые институты власти, базировавшиеся на формировании аристократического слоя управленцев по современным социально-классовым критериям.
На начальном этапе утверждения российского присутствия в казахских жузах (30-е г.г. XVIII -1-я четверть XIX в.) царское правительство проводило курс на поддержание и усиление статусной роли в рамках традиционной потестарно- политической системы казахов наследственной аристократии, руководствуясь главным образом сословными критериями. Оно стремилось усилить влияние сословия торе на казахов посредством сохранения и приумножения его привилегий в вопросах землевладения и землепользования, в сфере уплаты налогов, путем оказания финансовой поддержки, наделения социально-престижными наградами и подарками. Вследствие такой целенаправленной тактики и интенсивных многолетних контактов казахских чингизидов с русскими чиновниками как в управленческой , так и социально-бытовой сферах, многие династические потомки наиболее известных казахских ханов (Абулхаира, Барака, Батыра, Аблая, Каипа и др.) в третьем , четвертом и пятом поколениях подверглись ощутимому воздействию на них русской политической ментальности и европейской политической культуры. Не случайно ряд русских современников данных чингизидов указывали в своих служебных материалах и специальных трудах на появление во второй четверти XIX в. еще очень малочисленной, но весьма заметной группы "просвещенных" казахских интеллигентов-маргиналов, совмещавших в своих мировозренческих представлениях, ценностных ориентациях и моделях поведения стереотипы традиционного "кочевого менталитета" и традиционных форм социализации среди соплеменников с интеллектуальными новациями европеизированного, "прозападного образца".
В 20-40-х г.г. XIX в. основной акцент в административно-политической деятельности царских колониальных органов Казахстана был перенесен с сословия торе как такового на тех представителей его, которые проявляли "стремление верно служить" интересам российского престола и проводить цели имперской политики в жизнь. Подобная корректировка курса выразилась в соответствующем законодательстве российских властей и конкретной практике государственно-административных преобразований в пределах Среднего и Младшего жузов, ориентировавшихся на привлечение к государственной службе только определенных частей султанского сословия, тогда как все остальные аристократические лидеры законодательно лишались легитимного права на политическую власть. В результате подобных нововведений господствующий слой общества разделился на группу бюрократических служащих колониального аппарата, на базе которых происходило постепенное складывание категории местных управленцев, и активных противников нового режима, выступавших под лозунгами реставрации института ханской власти и предотвращения дальнейшей российской колонизации на территории Казахстана.
Несмотря на то, что оба этих сегмента султанского сословия выступали во внутриполитической жизни казахского социума с альтернативными лозунгами и целями, и те и другие осмысливали современную им социальную реальность с позиций уже иных ценностных ориентиров и в сильно видоизмененных (по сравнению с классическими номадными возрениями на власть) мировоззренческих понятиях и ментальных категориях, о чем наглядно свидетельствует индивидуальная рефлексия казахских чингизидов в их письмах к царскому правительству и местным колониальным властям.
Содержание писем и практические мероприятия видных аристократических лидеров казахских антиколониальных движений 30-40-х г.г. XIX в. (Габайдуллы Валиханова, Кенесары Касымова и др.) убедительно показывают, что, призывая кочевников восстановить то политическое устройство в степи, которое было во времена их деда Аблай-хана, они по существу отрицали господствовавшие в XVII-XVIII в.в. кочевнические ценностные императивы, т.к. пытались конституировать ханскую власть не по классическому типу номадных патронатно-клиентных отношений, а посредством системы соответствующих политических институтов и механизмов, приближенных по их регулятивным функциям к российскому монархическому образцу.
Между тем, многолетняя оппозиционность казахской знати против российской военно-политической экспансии в Казахстане привела царское правительство к существенной ревизии прежних политических ориентаций Российского государства в степи. С середины XIX века оно постепенно отказывается от поддержки административными колониальными органами сословного престижа и имиджа социальной группы султанов и делает ставку на "демократические" группы кочевого населения региона. При этом новации российских властей совершенно не затрагивали систему социально-экономических отношений кочевого общества и сложившиеся у казахов формы собственности на землю и скот, вследствие чего сам кочевнический способ материального производства продолжал функционировать вплоть до 1917 года в практически неизменном виде.
По мере вовлечения казахского общества в орбиту колониального господства России характер взаимоотношений государственных институтов царского самодержавия с традиционными элитами номадов трансформировался от безусловного признания приоритетного социального статуса "торе", обладавшего безусловным правом управления кочевническими образованиями, к абсорбированию его отдельных сегментов путем наделения их соответствующими инструментами политического воздействия на общество и властными прерогативами, и затем, к полной отмене сословных привилегий и генеалогической системы властного доминирования за счет выдвижения на государственные должности тех индивидов, которые оказали наибольшие услуги российскому престолу в усмирении степи и ее реформировании. Таким способом происходило формирование надклановых органов политической власти у казахов.
В этих же интересах взамен традиционной племенной организации властных структур казахов на всем пространстве региона поэтапно вводилась территориальная, то есть, государственно-административная система управления. Российские власти разделили всю территорию Младшего и Среднего жузов на отдельные административные единицы (округа, волости, административные аулы и пограничные дистанции), попытавшись привязать к ним определенные родоплеменные группы кочевников. Во главе каждого округа назначался старший султан, в ведении которого придавался небольшой аппарат управления и принуждения (отряд вооруженных казахов в количестве от 200 до 300 человек). Сначала эти государственные посты занимались только представителями сословия торе, право которых были законодательно закреплены в "Уставе о сибирских киргизах" за 1822 год и "Положение об управлении на территории в степных областях" за 1844 год, но с середины XIX в. должности старших султанов и султанов-правителей стали постепенно заменять лица иной сословной принадлежности. С конца 60-х годов сословные привилегии торе были официально отменены царским правительством и право на власть получили представители всех других сословий и социальных групп казахского населения. В результате административных реформ 1867-1868 г.г. на территории региона лица различной клановой принадлежности получили возможность на занятие выгодных должностных мест, следствием чего явилось острое соперничество самих этих клановых групп за выдвижение своих представителей.
Попытки царского правительства обеспечить занятие управленческих постов наиболее способными для этой деятельности и энергичными индивидами на практике оборачивались обратными результатами. Как и при традиционной системе власти, индивид в кочевом обществе не получал доступа к властным структурам, не стал субъектом политической деятельности, так как был по прежнему отделен от власти своей группой и своей клановой социальной организацией. Фактически в этой ситуации бюрократическая государственно-административная система управления, внедрявшаяся колониальными органами в степи, была существенно трансформирована и адаптирована к традиционным институтам власти прежними степными структурами генеалогической системы социального регулирования кочевников. Произошел своеобразный симбиоз традиционной номадной и российской колониальной систем политического управления социумом и определенное сращивание двух разнородных политических культур. Верхние и средние уровни управленческой иерархии функционировали здесь по принципам политической культуры метрополии, а нижние звенья, выступавшие носителями традиционных генеалогических представлений о структурной организации социума, продолжали функционировать в соответствии с характерными для данной политической культуры принципами.
Приблизительно с середины XIX в в средние и отчасти верхние звенья системы местных органов государственного управления (структуры генерал- губернаторской власти, уездные и волостные органы правления) стали вливаться модернизированные представители наследственной кочевой аристократии, т. е. cыновья и внуки прежних старших "султанов" и "султанов-правителей", бывших "чингизидов-мятежников", провозглашенных в прошлом их сторонниками казахскими ханами, а также выходцы из разных сословий знати "черной кости", получившие светское среднее и высшее образование во многих российских учебных заведениях. К данной категории лиц принадлежали обширное семейство султана Чингиза Валиханова и его ближайшие родственники по мужской и женской линиям, несколько генераций потомков внуков Абулхаира (султаны Нуралихановы, Жангировы, Шигаевы, Сейдалины), султаны Сеид-Джафар Асфендияров, Алихан Букейханов, Газы Валиханов; нечингизиды Мухаммед- Салих Бабаджанов, Абай Кунанбаев, Шакарим Кудайбердиев, Ибрай Алтынсарин, Жакып Акпаев, Ишмухамед Букин, Ахмед Беремжанов, Мухамеджан Тынышпаев и многие другие. Эта тонкая интеллектуальная прослойка казахского общества впитала в себя наряду с некоторыми мировоззренческими стереотипами кочевнического менталитета, унаследованного от семейного окружения, многие базовые ценности индивидуалистически ориентированной и урбанизированной европейской цивилизации, составивших системообразующую основу ее корпоративных воззрений на социально-политическую действительность той эпохи. Тем самым, отмеченный выше цивилизационный барьер между политической культурой метрополии и колонии пролегал теперь в пределах административной системы управл
Характерной особенностью традиционного социального деления казахского общества являлась дифференциация индивидов на так называемую "белую кость"(ак суйек) и "черную кость"(кара суйек). Первый социальный слой представлял собой закрытую привилегированную корпорацию индивидов, непроницаемую извне в силу ее происхождения, сословной изолированности и большой значимости в структуре общественных отношений. К ней относились два аристократических сословия - торе и кожа.
Политическая организация кочевого общества
Сложившаяся на протяжении многих столетий социальная организация кочевников - казахов представляет собой сложную систему разнообразных объединений индивидов, возникающих на базе широкой общности экономических и внеэкономических интересов всего многообразного спектра человеческих взаимоотношений.
Основы организации кочевого общества
Стабилизирующим фактом этой социальной системы являлся динамичный баланс: а) природно-географических условий экосистемы, выражавшихся в лимитирующей роли среды обитания; б) социально-экономических процессов, определяющих дисперсную организацию материального производства и рассредоточение относительно небольших социально-хозяйственных организмов по всему кочевническому ареалу; и в) развитие интеграционных тенденций среди населения, обусловленных совокупностью различных обстоятельств внеэкономического характера. В результате взаимодействия указанных процессов обеспечивалась определенная структурная целостность кочевого социума и его самовоспроизводство.
Процессы социальной интеграции и властного доминирования имели в кочевом обществе сложную многоуровневую природу. Среди множества различных уровней объединения кочевников в иерархически взаимосвязанные социально-культурные комплексы современные этнологи Г.В. Марков и Н.Э Масанов выделяют четыре: 1)кооперацию труда и непосредственных производителей с целью функционирования системы материального производства и самообеспечения индивидов; 2) накопление материальных богатств и разрастание имущественной дифференциации среди кочевников, предполагавшей привлечение малоимущих лиц в качестве тягловых сил к хозяйственной деятельности субъектов-собственников; 3) интеграцию скотоводов во внеэкономической сфере, порождаемой необходимостью совместного проживания, защиты имущественных и прочих интересов, регламентации внутри и меж-общинных отношений; 4) интеграцию номадов и совместную организованную деятельность в общих интересах во внешнеполитической сфере (оборона, военный набег, экспансия).
Два первых уровня объединительных тенденций охватывали прежде всего систему материального производства казахов-кочевников, в результате чего обеспечивалась максимальная устойчивость возникавших в ее недрах первичных социальных организмов. На этих уровнях потребность индивидов к объединению реализовывалась в виде скотоводческой общины, которая функционировала главным образом на основе единства интересов и целей, формировавшихся в процессе совместной производственной деятельности и распределения наличных средств и продуктов труда. В источниках отмечается: "У киргизов (т.е. казахов - И.Е.) владение землей общинное, каждый род и отделение имеют свой определенный участок, на этом пространстве каждый из родовичей может иметь свои пашни, летовки и зимовки; но род ревниво следит за тем, чтобы никто из другого отдела не занимал их земель" (Живописный альбом народов России. Сиб. 1880г. С.330.). Существование общины обуславливалось необходимостью трудовой кооперации скотоводов для осуществления всех этапов производственного процесса, который предполагал объединение усилий большого количества людей.
Функционирование кочевой общины в значительной мере опосредовалось посезонным ритмом выпаса скота. В зависимости от различий в характере кочевания в разные сезоны года в Казахстане сложились два типа общины. В зимний, ранневесенний и осенний периоды получила развитие так называемая минимальная община, размеры которой (5-6 хозяйств) обычно соответствовали средней величине зимней отары овец (300-400 голов). Размеры общины в эти времена года определялись количеством скота, способного прокормиться на прилегающих к зимовке пастбищных угодьях и в максимальной степени зависели от продуктивности кормов на этой территории. Пастбищные участки, располагавшиеся в радиусе 2-4 км от зимовки, находились в собственности данной общины, которая являлась не только формой кооперации труда и самих индивидов, но и единицей землевладения и землепользования.
Второй тип общины имел место в теплый период года, когда кочевники объединялись в более крупные хозяйственные группы преимущественно на основе интересов наиболее рационального обеспечения скота водой. Размеры расширенной общины (аул, подрод, отделение) определялись в этом случае не столько ее зависимостью от емкости пастбищных угодий, сколько от обеспеченности животных водными источниками. Поэтому она обычно представляла собой объединение двух-трех минимальных общин. На основе их общей потребности в урегулировании вопросов водопользования у кочевников складывались отношения собственности на водные источники. Присваивая тот или иной водный источник, расширенная община фактически присваивала территорию вокруг данного водоема. Следовательно, она не только регулировала производственные процессы в сфере кочевого скотоводства, но и являлась субъектом землепользования.
В свою очередь, расширенная община входила в более широкую социальную группу, которая регулировала отношения разных общинных групп по поводу системы землепользования, распределения пастбищных угодий и водных источников, координации маршрутов кочевания. Эта социальная группа известна в исторической литературе под названием "род", "патронимия", "пастбищно-кочевая община". Она являлась непосредственным собственником всех пастбищных угодий, на которых в летнее время сосредоточивались составляющие ее части. На уровне этой ассоциации общин реализовывались функции внеэкономического регулирования межообщинных отношений по поводу земли и воды, а потому она фактически осуществляла регламентацию всей системы кочевания (Масанов Н.Э. Специфика общественного развития кочевников-казахов в дореволюционный период; историко-экологические аспекты номадизма . Автореферат дис. доктора истор. наук. М.1991. с.27-28; Ерофеева И.В. Социально-экономическое развитие казахского в XVIII-сер.XIX вв. // История Казахстана с древнейших времен до наших дней (очерк). Алматы. 1993.с. 191-192.). Внутри общины во всех ее структурных звеньях (аул-подрод, отделение, род) функцию регулирования производственных циклов кочевого скотоводства, отношений собственности на водные источники и скот, посреднические обязанности при оказании материальной помощи сородичам, а также арбитраж и контроль осуществляли бии и родоначальники-старшины, составлявшие фундамент всей социальной стратификации казахского общества.
В отличии от процессов концентрации и накопления материальных и людских ресурсов, порождаемых преимущественно экономическими факторами, два последних уровня интеграционных, консолидирующих процессов среди казахского населения определялись различными интересами и потребностями во внеэкономической сфере. К ним относились необходимость урегулирования взаимных отношений между общинами по поводу землепользования, маршрутов кочевания, распределения пастбищных угодий, разрешения межклановой вражды, барымты; общие интересы обороны от внешних врагов, организация военных набегов и вторжение в соседние кочевнические ареалы и оседло- земледельческие области и т.д. Общая потребность в координации и урегулировании всех перечисленных аспектов жизнедеятельности кочевого населения обусловливали складывание на территории региона крупных ассоциативных общностей в виде племен, союзов племен, жузов и т.д. В процессе разрастания этих кочевнических социальных организмов до крупных размеров спонтанно появлялась необходимость в существовании внутри них определенных структур и механизмов регулирования межгрупповых и межличностных взаимоотношений, в результате чего возникла иерархически структурированная потестарно-политическая организация. Процессы общественного разделения труда и наличие социально-экономической дифференции внутри казахского общества детерминировали определенную специализацию среди кочевников в осуществлении общественно-полезных функций и вследствие этого способствовали оформлению особых институтов в структуре социальных отношений номадов.
Характерной особенностью традиционного социального деления казахского общества являлась дифференциация индивидов на так называемую "белую кость"(ак суйек) и "черную кость"(кара суйек). Первый социальный слой представлял собой закрытую привилегированную корпорацию индивидов, непроницаемую извне в силу ее происхождения, сословной изолированности и большой значимости в структуре общественных отношений. К ней относились два аристократических сословия - торе и кожа. В отличии от ак суйек, сословно-корпоративные группы "черной кости" являлись открытыми статусами, достижение которых было доступно любому индивиду в зависимости от его личных качеств и имущественного положения. К ним принадлежали категории биев, батыров и старшин (аксакалов). Однако основная часть казахского населения, определяемая как свободные общинники, никак не дифференцировались по сословным признакам, что отличало ее от господствующей элиты казахов. Элита "белой кости"
Привилегированную элиту кочевого общества составляло аристократическое сословие торе (султанов), являвшееся основой "белой кости". Оно объединяло группу лиц, принадлежавших к одной из ветвей потомков Чингиз-хана и находившихся вне генеалогической структуры казахских жузов. Согласно исследованиям известного тюрколога А.Н. Кононова, термин "торе" представляет собой определенное "морфологическое и семантическое развитие основы "тур"-"тор", т.е. почетное место в доме, главное место у очага". Современный востоковед Т.И. Султанов, в свою очередь считает, что с течением времени термин "торе" трансформировался от обозначения "закона", "правила", "обычая" до определения им самого законодателя, или владетеля, господина, судьи.
Казахские торе (султаны) вели свое происхождение, согласно традиционным представлениям кочевников региона, от старшей линии чингизидов-потомков Джучи (джучидов), что находит подтверждение в генеалогических источниках позднего средневековья и Нового времени, а также в исследованиях российских и казахстанских востоковедов. Знатное происхождение торе признавалось не только внутри казахского социума, но, и в соседних полукочевых и оседло-земледельческих ареалах Евразии, куда их неоднократно приглашали в период XVII-XVIII вв на ханский престол.
Данная система ценностных ориентаций была порождена, как это показал известный казахстанский историк В.П. Юдин, господством идеологии "чингизизма" - всеобщей универсальной модели идеального порядка, созданной Чингиз-ханом и его потомками. "Чингизизм, - писал В.П. Юдин, - освятил право рода Чингиз-хана на верховную власть. Это выразилось в том, что титул "хан" стал исключительной прерогативой чингизидов. Попытка присвоить ханский титул нечингизидом в сознании тюркомонгольских и других народов отражалась как противоправная и даже аморальная". Вследствии господства этих мировозренческих ценностей и представлений во многих этнокультурных ареалах евроазиатского континента, в некогда входивших в состав империи Чингиз-хана государствах, начиная с конца XV в. и вплоть до эпохи Нового времени, на монархических престолах прочно утвердились его потомки. Воплощением чингизовой традиции являлось правление различных династий джучидов в Казанском, Крымском, Астраханском и Казахском ханствах, династий шайбанидов и ашторханидов в Бухаре, другие ветви потомков Чингиз-хана правили в Китае, Индостане и т.д.
Династия потомков старшего сына Чингизхана - Джучи, пришедшая к власти в Восточном Дешт - и - Кыпчаке (т.е. Казахстан и сопредельные территории на юго-западе) в 1470 году, правила здесь более 350 лет. Отдельные члены этой династии правили также в Хиве в качестве ханов в течении почти всего XVIII века.
Определенное влияние идеология чингизизма оказала и на официальную доктрину власти в средневековом Московском государстве, что отчетливо проявилось в структуре теоретической доктрины особой харизмы русского царя и его главного символа или атрибута - титула "царь", впитавшей наряду с Византийской тюрко-монгольскую идейную традицию.
Сословие торе играло огромную роль в социальной политической и военной жизни казахов. Принадлежность к сословию султанов по праву рождения означала фактическую принадлежность индивида к господствующему политическому классу и предопределяла его преимущественное право осуществлять регламентацию и регулирование общественных отношений. Средневековые источники, например, свидетельствуют по этому поводу, что "каждый из султанов имеет в своем владении и подчинении определенную местность.
Сфера действия этого права не ограничивалась как клановыми, так и этнополитическими границами: каждый чингизид независимо от того, какой именно династической ветви потомков Чингиз-хана он относился, мог реально претендовать на ханский титул в любой стране, где еще сохранялось влияние традиций чингизова права. В частности джучиды, часто становились ханами правителями у башкиров, каракалпаков или туркмен, а также монархами Хивы и Бухары. Отсюда можно видеть, что по своему содержанию и социально-территориальным масштабам политическая гегемония чингизидов, основывающаяся исключительно на генеологии, не имела на евроазиатском пространстве не только узкокланового, но даже и узкоэтнического значения, и могла приобретать при определенном стечении обстоятельств и надэтнический характер. Хаккназар, по свидетельству разных аутентичных источников, был одновременно ханом казахов и башкир, ханы Тауке, Абулхаир, Семеке и некоторые другие - правителями казахов и каракалпаков, Аблай - ханом казахов и киргизов и т. п..
Сословные признаки торе наряду с их привилегированным социальным положением в кочевом обществе выражались также и в социокультурном облике этой корпоративной группы. По сведениям многих представителей российской колониальной администрации XVIII - сер.XIX в.в., среди казахских чингизидов того периода было немало лиц, получивших начальное мусульманское образование в мектебах и медресе Хивы и Бухары. Ряд султанов имели собственных писарей в целях поддержания регулярных дипломатических контактов с правителями соседних государств.. Русские исследователи периода присоединения казахских степей к Российской империи нередко констатировали применительно к казахским торе их более утонченные манеры поведения в сравнении с рядовыми кочевниками, а также их более широкий интеллектуальный кругозор, относительную образованность и большую восприимчивость к социокультурным инновациям, чем у социальных групп "черной кости".
Привилегированное положение торе было юридически оформлено во многих нормах казахского обычного права, известного в истории казахов под названием адата. Дореволюционные письменные источники и устные предания казахов свидетельствуют, что каждый из султанов имел право возглавлять какую- либо группу клановых подразделений кочевников (эль, улус) и иметь в своем распоряжении определенную пастбищную территорию (юрт). За оскорбление султана словом полагался штраф в размере 26 голов скота и верблюдов, а за его убийство - выплата материальной компенсации, т.е. куна, равного куну за убийство семи рядовых кочевников "черной кости". В отличии от всех остальных членов казахского общества, торе не подлежали суду биев и могли быть судимы только ханским судом. Для женщин этого сословия был установлен строгий эндогамный предел: при выходе замуж за мужчину "черной кости" она теряла привилегии своего сословия, тогда как женщина "черной кости", став женой того или иного султана, автоматически причислялась к сословию торе.
Привилегии торе в общественной жизни казахов простирались не только в сферы политико-правовых традиций кочевого населения, но и на область степного этикета. По свидетельству многих очевидцев, знатоков обычного права и быта казахского народа, простые казахи-общинники в разговорах с султанами не могли называть их по имени и вместо него должны были употреблять слово "таксыр". При приветствиях, при прощаниях, при благодарностях они были обязаны говорить "Алдияр!" (т.е. "Бог в помощь !"), приложа обе руки к груди, или одну правую руку к правому колену. Вместе с тем, многие источники, характеризующие имущественное и социальное положение казахских султанов, свидетельствуют, что исключительные права и привилегии торе очень мало или совсем не зависели от их личного экономического благосостояния (размеров их богатства). Они принадлежали сословию торе по праву рождения. Не владение скотом и прочими видами движимого и недвижимого имущества, а именно знатность происхождения, столь ценимая в традиционных аграрных социумах Евразии, представляла собой источник политического доминирования и общественного признания сословия торе в среде кочевников, определяла их самый высокий статус в социальной иерархии и системе ценностно - мировозренческих ориентаций казахского общества.
Другую элитарную группу кочевников представляло сословие служителей мусульманского культа - кожа, являвшиеся носителями традиций религиозности. Кожа, также пользовавшиеся наследственными привилегиями, играли важную роль в духовной жизни казахского общества и вместе с муллами способствовали поддержанию устоев ислама в среде номадов. Все ритуальные обряды - обрезание, свадьба, похороны и поминки - совершались при непременном участии кожа, которые узаконивали их чтением Корана. Политическое влияние кожа в кочевом обществе, в отличие от оседло-земледельческих государств, было незначительным, что во многом объясняется слабым и поверхностным распространением ислама в степи. В данном случае, скорее, надо говорить о ритуализированном характере их влияния и значимости в общественной жизни, нежели об устойчивом авторитете в практике повседневного бытия.
Элита "черной кости" Бии
Среди привилегированных социальных категорий "черной кости" чрезвычайно важное место занимало сословие биев, осуществлявших функции судебной власти в кочевых коллективах. Институт биев имел в казахском обществе древнее происхождение. По мнению В.В. Радлова, термин "бий" восходит к древнетюркскому слову "биiк", что означает "высокий", "всемогущий", "великий" и т.д. В развитие этих предположений В.В. Бартольд высказал гипотезу, что слово "бий" представляет собой более позднюю видоизмененную транскрипцию старого термина "бек" и не встречается нигде раньше XV в... По свидетельству авторов XVII-XVIII в.в., бии составляли чрезвычайно влиятельную группу казахского общества, от которой во многом зависела прочность положения степных ханов. "Бии суть народные судьи, - говорится в одном из донесений царских чиновников , -похвальные поступки и общее доверие служат основанием к их назначению от самого народа".
Привилегированное положение данного социального слоя определялось прежде всего большой общественной значимостью функции правового регулирования, арбитража и посредничества, и выражалось в приоритетных правах в системе имущественных отношений, в частности, правом на присвоение прибавочного продукта в форме одной десятой размера судебного иска ("бийлык"). В этой связи сила и влияние бийской группы среди кочевников были обусловлены в немалой степени личными качествами ее членов, как-то: знанием обычного права, традиций, ораторским искусством, умением отстаивать интересы общин. "Только глубокие познания в судебных обычаях, соединенные с ораторским искусством давали казахам это почетное звание", - указывал Ч. Валиханов.
При выдвижении каких-либо лиц в роли судебных арбитров в практике разрешения общественных противоречий определяющую роль играл принцип меритократии, согласно которому биями могли стать только самые талантливые, авторитетные и опытные народные судьи, имевшие солидные познания в обычном праве казахов. При этом никакого права прямого наследования звания бия в казахских правовых традициях не допускалось. Однако принцип меритократии не исключал проявления такой возможности, когда ближайшие потомки какого-либо казахского бия (сын, внук, правнук) также могли быть избраны биями. Материальное благосостояние, степень влиятельности индивида и прочие субъективные факторы нередко способствовали закреплению бийского звания за отдельными династиями казахов, в чем проявилась большая социальная значимость среди кочевников принципа генеалогического родства. Но даже в подобных ситуациях сама по себе генеологическая близость к представителю бийского сословия еще не гарантировала претенденту на этот ранг желаемого избрания бием и занимала в общественном сознании кочевников подчиненное место по отношению к личным способностям и арбитражным навыкам индивида. Возведение в звание бия не достигалось у казахов посредством проведения какой-либо ритуализированой процедуры , а в ходе постепенного широкого общественного признания. "Чтобы приобрести имя бия, нужно было казаху не раз показать перед народом свои юридические знания и свою ораторскую способность... Молва о таких людях быстро распространялась по всей степи, их имена делались известными всем и каждому. Таким образом, звание бия было как бы патентом на служебную и адвокатскую практику". Бий был "... в таком уважении у народа, что не требовал и не требует до сих пор никаких дисциплинарных мер.".
Бии, обладавшие способностью разрешать межклановые и межплеменные споры, добиваясь достижения консенсуса противоборствующих сторон, как правило, приобретали немалый личный авторитет и значительное влияние в социально-политической жизни казахского общества. Все это позволяло таким могущественным биям, как Айтеке Байбек-улы, Казыбек Келдибек-улы, Толе Алибек-улы и некоторые другие, оказывать большое воздействие на верховную власть: с их политическими настроениями и мнениями были вынуждены считаться даже самые влиятельные ханы , такие как Тауке, Абулхаир и Аблай. Самые дальновидные в социально-политическом смысле и авторитетные бии нередко выступали в истории Казахстана советниками ханов и могли выполнять роль связующего звена между верховными правителями и рядовыми кочевниками, содействуя развитию процессов стабилизации и консолидации кочевого социума. Именно такую посредническую и коммуникативную роль при ханах Тауке (1680-1715), Жолбарсе (1720-1740) и Бараке (1749-1750) выполнял в конце XVII- первой половины XVIII в. знаменитый казахский бий Толе Алибек-улы, проживавший в г. Ташкенте и на юге Казахстана. Наряду с султанами эти бии участвовали в решении общегосударственных задач, сообща являясь на ежегодно собираемые народные собрания в пределах жузов . Наиболее влиятельные народные судьи входили в так называемый ханский совет, своего рода распорядительны и совещательный орган при хане. Однако бии в целом, как особое сословие, произрастая из дисперсных и локальных социально-хозяйственных организмов и обладая, в отличие от правителей-чингизидов, реальными материальными и экономическими рычагами влияния на подчиненное им население своего рода или аула, являлись большей частью носителями преимущественно локально-группового и сословно-корпоративного сознания, а потому на протяжении позднего средневековья и начала Нового времени выступали в основном как сила, противодействовавшая процессам централизации политической системы кочевого общества и усилению его верховной власти.
Батыры
Большое социальное и политическое влияние в казахском обществе в период XVIII - первой половины XIX в. имела социальная группа батыров - военных вождей. Тюрко-монгольское слово "батыр", "багатур", "бахадур" первоначально означало храбреца, вызывающего врага перед битвой на противоборство. В этой транскрипции оно еще в XIV в. проникло в русский язык, потеснив более ранний, автахтонный термин южнославянской книжности "храбр", т.е. "воитель". Наряду с русской калькой данного термина - "богатырь" - в Московском государстве конца XV - первой трети XVI в для обозначения иноземных храбрых воинов уже использовался собственно тюркоязычный термин "батыр", подтверждением чему могут служить отдельные замечания небезызвестного автора "Записок о Московии", германского посла Сигизмунда Гербергитейна (1486-1566) , впервые услышавшего это наименование от русских людей.
Со времени Чингиз-хана термин "бахадур" многократно присваивался как титул представителям военизированной тюрко-монгольской знати. В этом значении многочисленных бахадуров в ханстве Абулхаира (1428-1455) упоминают в своих сочинениях Масуд бен Усман Кухистани (ум. ок. 1590), Камал ад-Дин (Шир)-Али-Бинаи (1453-1512) и другие восточные авторы. Довольно часто он использовался в качестве почетного титула, получаемого ханом или султаном за личную храбрость, либо за умелое руководство военными действиями в борьбе с внешними врагами. В данном случае звание "бахадур" прибавлялось к полному собственному имени какого-либо знатного кочевого правителя. В частности, в XVIII в. этот титул имели казахские ханы Тауке, Каип, Абулхаир, Аблай и некоторые другие. Однако батыр - это не только титул храбреца, но и наименование лиц, преимущественно занятых осуществлением военных функций. Батыром казахи называли любого храброго и опытного воина как из социальной группы "черной кости", так и наследственной аристократии, особо прославившегося в набегах и сражениях. По определению путешественника К.К Мейендорфа, батырами именовались в казахском обществе "люди храбрые, справедливые и предприимчивые, во время войны - это наездники".
Звание "батыр" никогда не было наследственным, его приобретали только личными подвигами. Но вместе с тем, нередко возникали ситуации, когда батырами становились сын и внук того или иного батыра, заметно проявившие себя на военном поприще. Примером этому может служить история наследования данного титула потомками влиятельного батыра рода табын поколения жетыру Младшего жуза Богенбая (ум.1741) - его сыном Тленши Богенбай-улы и внуком Жоламаном Тленши, возглавившим народно освободительное движение западных казахов в 20-е - начале 30-х гг. XIX в. Званием батыра обладали также ряд потомков знаменитого батыра Среднего жуза Жаныбека (ум.1751), батыра Младшего жуза Есета и многих других выдающихся лиц Казахской степи. Наиболее сильно возросли авторитет и социальное значение батыров в первой половине XVIII в., что было обусловлено актуализация внешней угрозы и возрастанием роли военно-потестарных структур в социальной организации казахов. Необходимость организации эффективного отпора джунгарской агрессии привела к появлению сначала на военной, а затем, и политической сцене выдающейся плеяды народных предводителей и полководцев - батыров: Богенбая из рода табын поколения жетыру, Богенбая из рода табын племени аргын Среднего жуза, Кабанбая, Малайсары, Тайлака, Жаныбека, Отегена и других лиц, выдвинувшихся из низших слоев казахского общества. С именами вышеназванных батыров связаны наиболее крупные победы воинских отрядов казахов над войсками ойратов, в сражении при р. Буланты (1727 г.) и в знаменитой Анракайской битве (1729 г.), которые навсегда вошли в историческую память казахского народа.
По мере ослабления военной напряженности на этнических рубежах казахских жузов снижалось и социальное значение батыров. Определенный всплеск общественной популярности и политического влияния этих военных вождей был связан с развитием народно-освободительных движений 20-40гг. XIX в. в Младшем и Среднем жузах, направленных против российского колониального господства. В этот период наибольший авторитет у казахов приобрели такие храбрые воины и сподвижники султана Кенесары, как его родной брат Наурызбай-батыр (1822-1848), батыры Агыбай, Бухарбай, Иман, Жеке и многие другие.
На территории Старшего жуза заметное усиление роли военно-потесторных структур и связанное с этим возрастание общественной значимости социальной группы батыров наблюдалось в годы борьбы с военной агрессией Кокандского ханства (20-50-е г.г. XIX в.). Именно тогда звание батыра в казахском обществе получили предводители воинских ополчений Сарыбай Айдос-улы (1828-1890), Саурук Сталибек-улы (1798-1854), Сыпатай Алибек-улы (1781-1868), Суранши Акымбек-улы (1815-1864), Сыпатай Саурук-улы (1837-1899), Байзак-датха Мамбет-улы (1789-1864) и многие другие.
В разные периоды истории казахского общества батыры являлись не только храбрыми воинами, лихими наездниками и предводителями воинских дружин, но и одной из наиболее элитных социальных групп кочевого общества. Не случайны в этом отношении и замечания многих дореволюционных авторов, что среди батыров можно было встретить немало казахских старшин-родоначальников, занимавших важное место в политической организации кочевников. Так, из 67 родоплеменных подразделений трех жузов, зафиксированных современниками на рубеже XVIII-XIX в.в. во главе 25 структурных единиц (37,3%) находились батыры. Кроме того, именно батыры преимущественно привлекались верховной властью к выполнению ответственных поручений дипломатического характера во взаимоотношениях казахских ханств с соседними государствами, а также в интересах поддержки ханов при обострении их противоречий с членами бийского сословия и родовыми старшинами.
Привилегированное положение батыров зависело, помимо их личных качеств, от военной удачи, престижных родственных связей и богатства, т.е. размеров той добычи, которую им удавалось захватить во время военных походов в чужие страны, а также от числа добровольных сторонников, состоявших большей частью из казахской молодежи. Поэтому по своему богатству и политическому влиянию среди казахов некоторые батыры (как например, Жаныбек, ум.1751, из рода шакшак племени аргын Среднего жуза) превосходили иногда правивших ханов и султанов.
По мере ослабления военной напряженности на этнических рубежах казахских жузов снижалось и социальное значение батыров. Во второй половине XIX в. в связи с распространением на всей территории Казахстана государственно-административной системы российской империи батыры как определенная социальная группа прекратили свое существование, а их традиционные военные функции перешли к соответствующим институциональным структурам колониальных учреждения Российской империи.
Старшины-"аксакалы"
Наиболее многочисленную прослойку правящей элиты казахов представляли старшины ("аксакалы"), осуществляющие социально- регулирующие функции во всех звеньях кочевых общин. Звание аксакала у казахов могли получить лица, обладающие большим интеллектуальным потенциалом, разносторонними эмпирическими знаниями и богатым опытом пастьбы скота. В экстремальных физико-географических условиях кочевания евроазиатских номадов процессы накопления и концентрации средств производства (в форме частно-семейной собственности) и аккумуляции знаний и навыков по ведению скотоводческого хозяйства, были тесно сопряжены и взаимосвязаны в практике кочевого хозяйствования. Поэтому, определенные человеческие качества и личный профессиональный опыт неизбежно становились важнейшим фактором концентрации скота и материальной обеспеченности индивида.
Отсюда и закономерно, что именно экономически господствующий класс общества присваивал себе функции социально-экономического, политического и правового регулирования, активно вторгался в сферы идеологии и духовной культуры. Аксакалы образовывали фундамент всей системы социальной стратификации кочевого общества, пополняя из своих рядов другие элитарные сословия, абсорбируя фактически не только производственно-управленческие и регламентаторско-регулирующие функции в сфере кочевой скотоводческой экономики, но и судебные, военно-политические и социальные функции. Они осуществляли самые разнообразные внеэкономические полномочия, интерпретировали, трактовали и внедряли в общественное сознание различные явления духовной культуры и идеологии.
Власть и влияние аксакалов обычно несколько уменьшались в периоды централизации социума и возрастания роли военно-политических структур (военных вождей - ханов, султанов, батыров) и могли достигать апогея в повседневной, более или менее стабильной жизнедеятельности кочевого общества, могли сужаться до производственных общинных структур в "спокойном" рассеянном состоянии кочевников и возрастать до военно-политических объединений в эпохи обострения внутри и внешнеполитических противоречий и конфронтации с другими общностями, усиления центростремительных тенденций в развитии казахского общества.
Зависимое население
Наряду с разными сословными группами, представлявшими господствующую элитную часть кочевого общества, и свободными общинниками, в Казахстане существовали категории зависимого населения - рабы и туленгуты. Туленгутами называли лиц, находившихся на службе у султанского сословия. Появление этой прослойки было связано с междоусобицами и многолетней борьбой с джунгарами, обусловившими большой спрос верховной власти на "служивых" людей.
К категории зависимого населения относились также рабы - кулы, которые набирались из среды пленных - россиян, калмыков, иранцев и т.д. Рабы использовались главным образом в личном хозяйстве и домашнем обиходе наследственной степной аристократии. Как социально-экономический уклад, рабство не получило распространения у казахов и не вышло за рамки патриархального домашнего рабства.
В целом, социальная стратификация казахского общества свидетельствует о том, что диапазон внеэкономических отношений в нем был весьма незначителен. Специфический характер общественного развития обуславливал синкретичность и неразвитость многих надстроечных категорий, отсутствие глубокой специализации в осуществлении социальных, военно-политических, судебных и иных функций, в результате чего процессы формирования социальных институтов и сословий носили поверхностный характер, грани между отдельными социальными группами и слоями были размыты.
Наряду с рассмотренным статусным ранжированием казахского общества по универсальному критерию общественного разделения труда и специализации социально-управленческих функций, у казахов-кочевников существовала специфическая родо-племенная организация, пронизывающая снизу доверху все структурные звенья данного номадного социума.
Родоплеменная политическая организация казахов
Разветвленная клановая система структурной организации общества была вызвана к жизни особенностями исторического опыта адаптации казахов-кочевников к экстремальным условиям аридной среды обитания и связанной с ними традицией передачи необходимых практических знаний исключительно по вертикальным патримониальным каналам межпоколенных связей, поскольку такого рода адаптационная информация накапливалась на протяжении веков в условиях жесткой конкуренции между кочевниками за пастбища и водные источники и носила эзотерический характер, т.е. распространялось как знание "для своих".
Традиционно казахское общество подразделялось на три жуза: Старший (Улы), Средний (Орта) и Младший (Киши). Первое упоминание о них в исторических источниках относится к 1616 году. Однако, по данным многих генеалогических и документальных материалов дореволюционного периода, ясно прослеживается, что казахские жузы существовали еще задолго до начала XVII в. Причины и механизм их образования до сих пор остаются во многом невыясненными в исторической науке. Наиболее аргументированной представляется точка зрения известного казахского историка С.Д. Асфендиярова (поддержанная позднее кочевниковедами В.П. Юдиным, Х.Аргынбаевым и Н.Э. Масановым. Суть ее в том, что происхождение казахских жузов было связано с географическим фактором - естественным выделением в географическом пространстве Казахстана трех частей: Семиречья, Западного Казахстана (на запад от Мугоджарских гор) и Восточного Казахстана, расположенного к востоку от южных предгорий Уральских гор. Для каждой из этих зон была характерна определенная специфика культурно-исторических процессов. Соответственно, жузы представляют собой исторически сложившиеся этно-территориальные объединения казахов-кочевников, отличавшиеся друг от друга некоторыми параметрами этногенеза, социально-экономической жизни, быта и культуры составлявших их групп кочевого населения. Эти региональные различия отразились в историческом сознании казахского этноса в категориях происхождения, родства и старшинства.
Именно в таком мировоззренческом контексте трактуют названия трех жузов - "Старший", "Средний" и "Младший" генеалогические предания казахов - шежере, зафиксированные многочисленными исследователя региона в дореволюционный период и советское время. С учетом данного обстоятельства, вышеприведенные названия следует идентифицировать не на основе количественного критерия - соотношения численности населения каждого из казахских жузов и размеров занимаемых ими территорий, как это нередко имело место в русской дореволюционной и западной исторической литературе, а по принципу генеалогического старшинства, т.е. хронологической последовательности образования этих этно-территориальных объединений.
В Старший жуз входили племена: жалаир, ошакты, дулат, канлы, шынышклы, албан, суан, шапрашты, сарыуйсун, сргели, ысты. Средний жуз составляли племена: аргын, найман, кипчак, керей, уак, таракты и конрад. Казахи Младшего жуза подразделялись на три крупных поколения: алимулы, байулы и жетыру. Каждое звено этой структуры жузов, например, поколение или племя, дробилось в свою очередь, на множество более мелких групп - родов и их отделений, подродов и т.п., тесно связанных между собой традицией единого генеалогического древа. Все они, как и система в целом, имели сложные генеалогические предания, возводившие их происхождение к одному реальному, либо легендарному предку. По отдельным подсчетам, на рубеже XVII-XVIII вв в состав трех жузов казахов входило около 112 подобных подразделений или кланов. Приблизительно, совокупная численность составлявшего эти структурные звенья казахского населения определялась большинством дореволюционных исследований на тот период в пределах 2-3 млн. человек. Совокупность социальных функций, выполнявшихся родоплеменной организацией казахов и строгая экзогамия по седьмое колено, позволяют представить ее как большую патронимию.
Традиционный ареал кочевания казахов Старшего жуза включает в себя территорию Юго-Восточного Казахстана (Семиречье) и смежного с Семиречьем на Юго-Западе района Южного Приаралья до Средней Сырдарьи. В нее входили долины р.Или и ее многочисленных притоков, предгорья Джунгарского, Заилийского и Киргизского Алатау, Каратаусского хребта (на юге), междуречье Чу и Таласа. На севере пределы расселения казахов Старшего жуза охватывали пустыни Бетпак-Дала, Моинкумы и озеро Балхаш. На рубеже XIX-XX в.в. приблизительная численность населения Старшего жуза составляла, по данным первой всероссийской переписи населения, около 700 тыс. человек. В пределах дореволюционного административно-территориального деления региона оно размещалось в большинстве уездов Семиреченской (кроме Пишпекского и Токмакского уездов) и Сырдарьинской области (кроме Амударьинского отдела,части Ташкентского уезда, Ходжентского и Джизакского уездов). В современных государственных границах Республики Казахстан регион локализации Старшего жуза - это (ныне упраздненная) Талды-Курганская, Алматинская, Жамбылская и Южно-Казахстанская области.
Внутри родоплеменной структуры Старшего жуза принцип генеалогического старшинства реализовывался в форме иерархии социальных статусов составлявших его клановых групп. К категории старших племен у казахов относились родственные кланы, имевшие, по представлению кочевников, наиболее удревленного и знатного общего предка. Как правило, это были самые многочисленные и сильные по своему мобилизационному потенциалу социальные группировки. В Старшем жузе первыми по старшинству считались казахские подразделения племени жалаир, занимавшие приоритетное социальное положение по отношению к другим клановым группам. В частности, в казахских шежере утверждается: "Мальчик из рода жалаир сидит выше, чем старик из любого другого рода". Вторым по социальной значимости после жалаиров являлось племя ошакты, третьим - дулат и т.д. в убывающем порядке в рамках вышеобозначенной последовательности их чередования.
Казахи Среднего жуза традиционно занимали территории Северо-Восточного, Центрального и частично Юго-Восточного Казахстана. Его границы проходили на юге от среднего течения Сырдарьи, пустынь Бетпак-Дала и Моинкумов вдоль северной оконечности оз.Балхаш до южных пределов Зайсанской впадины и Тарбагатайского хребта; на востоке соприкасались с Западно-Сибирской низменностью, с востока на запад простирались в северной части от Западного Алтая и Тарбагатая, бассейна Верхнего и Среднего Иртыша через водораздел Тобол-Тургай-Иргиз до Мугоджарских гор. Согласно административной сетке Российской империи, территория Среднего жуза охватывала все уезды Семипалатинской и Акмолинской областей, Кустанайский и Тургайский уезды Тургайской области, Лепсинский и частично Копальский уезды Семиреченской области и частично Чимкентский и Ташкентский уезды Сырдарьинской области. По подсчетам казахского этнолога-историка Н.Э. Масанова, общая численность казахов Среднего жуза составляла на рубеже XIX- XX в около 1 млн. 200-300 тыс. человек в пределах современных государственных границ Казахстана.
В настоящее время в регион локализации казахов Среднего жуза входят территории Восточно-Казахстанской, бывш.Семипалатинской, Павлодарской, б.Кокчетавской, Карагандинской, Акмолинской, б.Джезказганской, Кустанайской, б.Тургайской и Северо-Казахстанской областей, а также часть территории Талды-Курганской, Южно-Казахстанской и Кзыл-Ординской областей. Самой крупной и влиятельной клановой группировкой в Среднем жузе являлись в дореволюционный период аргыны, что носило отражение не только в письменных источниках того времени и генеалогических преданиях казахов, но и в народном фольклоре, в том числе - казахских анекдотах. На втором месте по критерию старшинства находились найманы, за ними следовали кыпчаки, потом кереи, уаки, таракты и конрады.
Кочевья Младшего жуза располагались на территории Западного Казахстана, протянувшись в лентообразной форме с севера на юг. На юге они простирались в Северное Приаралье и дальше, включая долины нижнего течения Сырдарьи; на юго-западе - в восточную часть Прикаспийской низменности, захватывали полуостров Мангышлак, северную часть плато Устюрт; а на севере - долины среднего течения рек Обь, Эмбы, Илик и часть бассейна реки Урал. В Примечательной спецификой механизма функционирования властных отношений у казахов являлись персонифицированная форма связей между разными структурами политической системы и их в некотором роде свободный и необязательный характер. Вследствие этого относительная стабильность и устойчивость высших структур политической власти у казахов определялась более или менее высокой степенью совместимости и согласованности интересов и потребностей хана-патрона с интересами и стимулами взаимодействовавших с ним влиятельных персон (султанов, старшин, биев, батыров), которые, со своей стороны, являлись выразителями групповых интересов и потребностей стоявших за ними номадных генеалогических кланов.
На уровне общественного сознания казахского социума патронантно- клиентные отношения вполне соответствовали персонифицированному типу восприятия властных структур, осознававшихся номадами в категориях меритократии и генеалогического старшинства. В отличии от формулы сакрализации монархической власти в аграрных земледельческих сообществах соседних евроазиатских государств, статусная фигура хана традиционно воспринималась кочевыми казахами без сколько-нибудь значительного налета эзотерической сакральности, как "первого среди равных" в "благородном семействе" автохтонных джучидов, что характерно для всех военных демократий евразийского континента. Обычно хан воспринимался как вполне земной индивид, наделенный разного рода человеческими слабостями, а отнюдь не как харизматический сверхчеловек и тем более наместник бога на земле. Такое понимание института хана отчетливо проступает в казахских эпических преданиях, произведениях устного народного творчества наиболее прославленных акынов и жырау того времени и в эпистолярных памятниках многих ханов и султанов XVIII- первой трети XIX вв.
В повседневной практике вертикальных социальных отношений оно материализовалось в форме непосредственных межличностных контактов знатных представителей социальных групп "черной кости" со своими сюзеренами, допускавшей наряду со свободной дискуссией сторон беспрепятственную возможность публичной критики верховных правителей снизу, а также многие другие варианты выражения группового недовольства какими-нибудь действиями своего патрона, в том числе переход тех или иных клановых групп к другому сюзерену, либо их параллельное пребывание под патронатом сразу двух титулованных чингизидов. Отмеченные особенности умонастроения и стереотипов группового поведения казахов-кочевников давали основание их европейским современникам делать вывод о традициях "безвластия" в номадных социумах и отсутствия у кочевников уважительного отношения к власти вообще и ее персонифицированным субъектам в частности. Другие европейцы напротив усматривали в них "естественное" демократическое содержание и определенную гармонию природных и гуманитарных начал (И.Г. Сиверс, Г.И. Спасский и др.).
В доколониальный период общественные представления казахов о персональной харизме власти степных правителей-чингизидов сводились, главным образом, к самоценности и самодостаточности ханского титула, с которым они связывали социальное признание, личный имидж, престиж и наиболее почетное положение того или иного индивида в кочевом обществе.
Такое понимание социального статуса хана предельно четко выразилось в словах хана Батыра (1748-1771), объяснявшего в 1748 году казахским старшинам свое желание быть избранным на ханский престол исключительно тем, что ему, как представителю сословия джучидов, "от такого звания остаться безчестно (т.е., унизительно, - Е.И.), но, хотя над малым числом (казахов) ханам быть должно". Подобная интерпретация данного института была в целом типичной для традиционного менталитета кочевников-казахов. Именно большая социальная престижность ханского титула среди кочевников являлась той постоянной и субъективно-значимой величиной, которая на протяжении трех веков неизменно воспроизводила междоусобное соперничество лидеров казахских аристократических фамилий за перспективу быть возведенным на ханский престол, хотя само по себе обладание высшим монархическим титулом еще не гарантировало потенциальному избраннику сколько-нибудь значительных имущественных приобретений и реального политического влияния на кочевое население. Фактическое влияние казахских ханов среди кочевников определялось в течение XVI -начале XIX в. в. наличием выдающихся личностных качеств у титулованных чингизидов, а также совпадением этого субъективного фактора с чрезвычайными и внешнеполитическими обстоятельствами жизни номадов.
Развитие колониальной системы власти в Казахстане
Во второй четверти XIX в. традиционная политическая система казахского общества подверглась прямому воздействию на нее государственных институтов Российской империи. Введением на большей части региона имперского законодательства по административному преобразованию структур власти номадов и волевым упразднением института ханов в Младшем (1824) и Среднем жузов (1822) российские колониальные органы попытались адаптировать традиционные степные институты кочевников к централизованной бюрократической системе российской короны.
С целью установления государственной системы российского колониального господства в регионе царское правительство законодательно отменило в 1822 г. Ханскую власть в Среднем жузе, в 1845 г. - в Букеевской (Внутренней) орде и приняло ряд законодательных актов относительно создания специальной государственно-политической системы управления присоединенными территориями Казахстана. На основании этих законоположений, в 20-50х г.г. XIX в. оренбургская и западно-сибирская колониальные администрации произвели административно-территориальное разделение подведомственных им территорий, населенных казахами, и организовали в них средние и низовые звенья управления, получившие своеобразные формы. В административной терминологии того времени они назывались оренбургская система "пограничного" и западно - сибирская система "приказного" управления. Компетенция административных органов оренбурского ведомства распространялась на западные территории региона, а западно- сибирского - на центральные и северо-восточные территории казахских земель.
В пределах расселения казахов Младшего и отчасти Среднего жузов, находившихся в компетенции оренбургского ведомства, в 1824 г. были созданы три внешних округа, переименованных четыре года спустя в Восточную, Среднюю и Западную части. По административно-территориальному принципу они были подразделены на "дистанции", а те в свою очередь - на "административные аулы". Все три части казахских земель находились в подчинении оренбургского правления, во главе которого стоял оренбургский генерал-губернатор. Во главе частей были поставлены "султаны-правители" со штатом сотрудников, во главе дистанций - дистаночные начальники, административных аулов - аульные начальники, назначаемые царской администрацией из казахов.
На территории основной части Среднего жуза и в районе кочевания отдельных родов Старшего жуза, подведомственных западно-сибирской администрации сложилась несколько иная система административного управления . С 1822 по 40 гг. XIX в. вся территория сибирского ведомства входила в Омскую область, во главе управления которой находился областной начальник, а в 1854 г она была поделена на Область Сибирских киргизов и Семипалатинскую область, возглавляемых военными губернаторами. Области подразделялись на 4 внутренних и 7 внешних округов. В каждый округ входило в среднем 15-20 волостей, которые состояли из 10-12 административных аулов. В каждом из аулов насчитывалось 50-70 кибиток. Во главе округов были поставлены окружные приказы под руководством "старших султанов", во главе волостей - волостные султаны, административных аулов - аульные старшины.
В период 60-80х г.г. и в 1891 г., в связи с включением всей территории Казахстана в состав Российской империи, были унифицированы ранее созданные органы административного управления краем, и выработана единая для всего населения региона система государственно-административного господства российского самодержавия в данном номадном ареале. Территория Казахстана была поделена на 6 областей (Уральская, Тургайская, Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская, Сырдарьинская), последние - на административные уезды, каждый уезд -на волости, а волость - на административные аулы. Во главе областей были поставлены военные губернаторы, назначаемые царским правительством из этнических россиян, уездов - уездные начальники, также прямо назначавшиеся сверху, во главе волостей - выборные "волостные начальники" из казахской среды, аулов - избираемые кочевым населением старшины. Каждый кочевой аул и община были приписаны к определенному административно-территориальному звену управления краем: административный аул, в частности, базировался на ассоциации общин (аулы, отделения рода, группы родов), волости - на структурах потесторно-политической организации (племя, группа племен и т.п.).
Посредством создания государственно-административной системы управлением населением региона были созданы условия для введения регулярного налогообложения кочевого населения, в результате которой обеспечивалась непрерывная связь низовых структурных звеньев кочевого социума с институтами верховной власти государства. В течение 30-50х г.г. с казахов сибирского ведомства взимался натуральный государственный налог скотом "ясачная подать", а с казахов оренбургского ведомства - денежно- фиксированный государственный налог ("кибиточная подать"). С 1868 г. казахское население региона стало выплачивать единую денежную подать ("кибиточную подать") с любого вида казахского жилища. Можно констатировать, что, если в доколониальном прошлом разные налоговые сборы и повинности рядовых кочевников в пользу верховной власти ханов и султанов (зякет, согум, сыбага) имели в основном добровольный характер, были социально локализованными, нерегулярными и незначительными, то теперь была установлена жесткая фискальная зависимость кочевого населения от государства, которая, в силу колониального положения Казахстана в составе Российской империи и многочисленных служебных злоупотреблений различных должностных лиц негативно сказывалась на материальном благосостоянии кочевого населения.
Одновременно с созданием налоговой системы царское правительство проводило политику по формированию вертикальной цепи исполнительных органов управления Казахстаном. Характерной особенностью функционирования традиционной потестарно-политической системы номадного общества казахов являлось отсутствие у кочевников сколько-нибудь сложившегося и оформившегося принудительно-карательного аппарата - регулярной армии, полиции, чиновников, тюрем и опорных пунктов верховной власти казахов - городов - внутри кочевнического ареала. С целью создания этого недостающего звена в системе государственного управления новоприсоединенными колониальными окраинами российские администраторы приступили к формированию в 20-50-х г.г. ХIX в. специальных "приказных" учреждений внутри казахских кочевий непосредственно на территории образуемых округов и волостей. Местные приказные и дистаночные органы власти составили старшие султаны (в Среднем жузе) и султаны-правители (в Младшем жузе), несколько назначенных им в помощь чиновников колониального аппарата (переводчик, письмоводитель и проч.) и отряды вооруженных казаков.
В ходе военной колонизации региона внутри казахских кочевий создавались также в разных географических точках степи ряд стационарных укреплений, в пределах которых размещались окружные приказы, со временем на занимаемой ими территории возникали и развивались новые города. Из ново-основанных стационарных пунктов в казахские кочевья высылались сборщики налогов и карательные вооруженные отряды, в результате чего царским властям удавалось обеспечивать более или менее регулярное поступление в казну налоговых сборов и поддерживать функционирование непрерывной управленческой вертикали на нижнем и среднем этажах бюрократической пирамиды власти в данном этно- культурном ареале. Иначе говоря , в процессе военно-казачьей колонизации региона, распространения на кочевое общество казахов общеимперской налоговой системы и создания сети местных (нижних и средних) органов управления кочевниками, посредством институтов Российской империи были преодолены центробежные тенденции и обеспечена централизация казахского номадного социума.
Параллельно происходило постепенное приспособление традиционных степных институтов кочевников к государственно-бюрократическим органам общеимперской административно-политической системы. Эти новации российские власти проводили при опоре на традиционную привилегированную прослойку казахов, сословие султанов, путем взаимного противопоставления различных групп кочевого населения по социально-экономическому и сословно-клановому признакам, придавая им надклановое содержание. В результате проводимых ими административно-политических мероприятий стали формироваться надгрупповые институты власти, базировавшиеся на формировании аристократического слоя управленцев по современным социально-классовым критериям.
На начальном этапе утверждения российского присутствия в казахских жузах (30-е г.г. XVIII -1-я четверть XIX в.) царское правительство проводило курс на поддержание и усиление статусной роли в рамках традиционной потестарно- политической системы казахов наследственной аристократии, руководствуясь главным образом сословными критериями. Оно стремилось усилить влияние сословия торе на казахов посредством сохранения и приумножения его привилегий в вопросах землевладения и землепользования, в сфере уплаты налогов, путем оказания финансовой поддержки, наделения социально-престижными наградами и подарками. Вследствие такой целенаправленной тактики и интенсивных многолетних контактов казахских чингизидов с русскими чиновниками как в управленческой , так и социально-бытовой сферах, многие династические потомки наиболее известных казахских ханов (Абулхаира, Барака, Батыра, Аблая, Каипа и др.) в третьем , четвертом и пятом поколениях подверглись ощутимому воздействию на них русской политической ментальности и европейской политической культуры. Не случайно ряд русских современников данных чингизидов указывали в своих служебных материалах и специальных трудах на появление во второй четверти XIX в. еще очень малочисленной, но весьма заметной группы "просвещенных" казахских интеллигентов-маргиналов, совмещавших в своих мировозренческих представлениях, ценностных ориентациях и моделях поведения стереотипы традиционного "кочевого менталитета" и традиционных форм социализации среди соплеменников с интеллектуальными новациями европеизированного, "прозападного образца".
В 20-40-х г.г. XIX в. основной акцент в административно-политической деятельности царских колониальных органов Казахстана был перенесен с сословия торе как такового на тех представителей его, которые проявляли "стремление верно служить" интересам российского престола и проводить цели имперской политики в жизнь. Подобная корректировка курса выразилась в соответствующем законодательстве российских властей и конкретной практике государственно-административных преобразований в пределах Среднего и Младшего жузов, ориентировавшихся на привлечение к государственной службе только определенных частей султанского сословия, тогда как все остальные аристократические лидеры законодательно лишались легитимного права на политическую власть. В результате подобных нововведений господствующий слой общества разделился на группу бюрократических служащих колониального аппарата, на базе которых происходило постепенное складывание категории местных управленцев, и активных противников нового режима, выступавших под лозунгами реставрации института ханской власти и предотвращения дальнейшей российской колонизации на территории Казахстана.
Несмотря на то, что оба этих сегмента султанского сословия выступали во внутриполитической жизни казахского социума с альтернативными лозунгами и целями, и те и другие осмысливали современную им социальную реальность с позиций уже иных ценностных ориентиров и в сильно видоизмененных (по сравнению с классическими номадными возрениями на власть) мировоззренческих понятиях и ментальных категориях, о чем наглядно свидетельствует индивидуальная рефлексия казахских чингизидов в их письмах к царскому правительству и местным колониальным властям.
Содержание писем и практические мероприятия видных аристократических лидеров казахских антиколониальных движений 30-40-х г.г. XIX в. (Габайдуллы Валиханова, Кенесары Касымова и др.) убедительно показывают, что, призывая кочевников восстановить то политическое устройство в степи, которое было во времена их деда Аблай-хана, они по существу отрицали господствовавшие в XVII-XVIII в.в. кочевнические ценностные императивы, т.к. пытались конституировать ханскую власть не по классическому типу номадных патронатно-клиентных отношений, а посредством системы соответствующих политических институтов и механизмов, приближенных по их регулятивным функциям к российскому монархическому образцу.
Между тем, многолетняя оппозиционность казахской знати против российской военно-политической экспансии в Казахстане привела царское правительство к существенной ревизии прежних политических ориентаций Российского государства в степи. С середины XIX века оно постепенно отказывается от поддержки административными колониальными органами сословного престижа и имиджа социальной группы султанов и делает ставку на "демократические" группы кочевого населения региона. При этом новации российских властей совершенно не затрагивали систему социально-экономических отношений кочевого общества и сложившиеся у казахов формы собственности на землю и скот, вследствие чего сам кочевнический способ материального производства продолжал функционировать вплоть до 1917 года в практически неизменном виде.
По мере вовлечения казахского общества в орбиту колониального господства России характер взаимоотношений государственных институтов царского самодержавия с традиционными элитами номадов трансформировался от безусловного признания приоритетного социального статуса "торе", обладавшего безусловным правом управления кочевническими образованиями, к абсорбированию его отдельных сегментов путем наделения их соответствующими инструментами политического воздействия на общество и властными прерогативами, и затем, к полной отмене сословных привилегий и генеалогической системы властного доминирования за счет выдвижения на государственные должности тех индивидов, которые оказали наибольшие услуги российскому престолу в усмирении степи и ее реформировании. Таким способом происходило формирование надклановых органов политической власти у казахов.
В этих же интересах взамен традиционной племенной организации властных структур казахов на всем пространстве региона поэтапно вводилась территориальная, то есть, государственно-административная система управления. Российские власти разделили всю территорию Младшего и Среднего жузов на отдельные административные единицы (округа, волости, административные аулы и пограничные дистанции), попытавшись привязать к ним определенные родоплеменные группы кочевников. Во главе каждого округа назначался старший султан, в ведении которого придавался небольшой аппарат управления и принуждения (отряд вооруженных казахов в количестве от 200 до 300 человек). Сначала эти государственные посты занимались только представителями сословия торе, право которых были законодательно закреплены в "Уставе о сибирских киргизах" за 1822 год и "Положение об управлении на территории в степных областях" за 1844 год, но с середины XIX в. должности старших султанов и султанов-правителей стали постепенно заменять лица иной сословной принадлежности. С конца 60-х годов сословные привилегии торе были официально отменены царским правительством и право на власть получили представители всех других сословий и социальных групп казахского населения. В результате административных реформ 1867-1868 г.г. на территории региона лица различной клановой принадлежности получили возможность на занятие выгодных должностных мест, следствием чего явилось острое соперничество самих этих клановых групп за выдвижение своих представителей.
Попытки царского правительства обеспечить занятие управленческих постов наиболее способными для этой деятельности и энергичными индивидами на практике оборачивались обратными результатами. Как и при традиционной системе власти, индивид в кочевом обществе не получал доступа к властным структурам, не стал субъектом политической деятельности, так как был по прежнему отделен от власти своей группой и своей клановой социальной организацией. Фактически в этой ситуации бюрократическая государственно-административная система управления, внедрявшаяся колониальными органами в степи, была существенно трансформирована и адаптирована к традиционным институтам власти прежними степными структурами генеалогической системы социального регулирования кочевников. Произошел своеобразный симбиоз традиционной номадной и российской колониальной систем политического управления социумом и определенное сращивание двух разнородных политических культур. Верхние и средние уровни управленческой иерархии функционировали здесь по принципам политической культуры метрополии, а нижние звенья, выступавшие носителями традиционных генеалогических представлений о структурной организации социума, продолжали функционировать в соответствии с характерными для данной политической культуры принципами.
Приблизительно с середины XIX в в средние и отчасти верхние звенья системы местных органов государственного управления (структуры генерал- губернаторской власти, уездные и волостные органы правления) стали вливаться модернизированные представители наследственной кочевой аристократии, т. е. cыновья и внуки прежних старших "султанов" и "султанов-правителей", бывших "чингизидов-мятежников", провозглашенных в прошлом их сторонниками казахскими ханами, а также выходцы из разных сословий знати "черной кости", получившие светское среднее и высшее образование во многих российских учебных заведениях. К данной категории лиц принадлежали обширное семейство султана Чингиза Валиханова и его ближайшие родственники по мужской и женской линиям, несколько генераций потомков внуков Абулхаира (султаны Нуралихановы, Жангировы, Шигаевы, Сейдалины), султаны Сеид-Джафар Асфендияров, Алихан Букейханов, Газы Валиханов; нечингизиды Мухаммед- Салих Бабаджанов, Абай Кунанбаев, Шакарим Кудайбердиев, Ибрай Алтынсарин, Жакып Акпаев, Ишмухамед Букин, Ахмед Беремжанов, Мухамеджан Тынышпаев и многие другие. Эта тонкая интеллектуальная прослойка казахского общества впитала в себя наряду с некоторыми мировоззренческими стереотипами кочевнического менталитета, унаследованного от семейного окружения, многие базовые ценности индивидуалистически ориентированной и урбанизированной европейской цивилизации, составивших системообразующую основу ее корпоративных воззрений на социально-политическую действительность той эпохи. Тем самым, отмеченный выше цивилизационный барьер между политической культурой метрополии и колонии пролегал теперь в пределах административной системы управл
казахи
казахи
Ковыльные степи и полупустыни, простирающиеся от Алтая и Тянь-Шаня до Каспия и Волги, – страна классического кочевого скотоводства. В течение многих столетий скотоводческие племена Южной Сибири и Центральной Азии, приходили сюда, в северные районы Средней Азии, и закреплялись здесь, сливаясь с потомками аборигенов и более ранних пришельцев. В начале XVI в. здесь возникло Казахское ханство, образовавшееся, как и государство узбеков, на развалинах Золотой Орды. Подобно другим крупным феодальным образованиям кочевников, оно было недолговечным и вскоре распалось на три самостоятельных владения – «жуза»: Старший – на востоке, Средний – в Центральном Казахстане и Младший – в его западных областях. Жузы сохраняли свою самостоятельность до присоединения Казахстана к России, которое проходило во второй половине XVIII – первой половине XIX в. Несмотря на политическую раздробленность в течение столетий, этническое единство казахского народа не было утрачено и его воссоединение в составе Российского государства создало условия для консолидации казахов, которая в 20-30-е годы XX в. привела к образованию казахской нации.
Территориальная близость казахов к Поволжью, Уралу и Западной Сибири способствовала установлению тесного общения между казахами и населявшими Россию народами. Вместе с русскими крестьянами и горнозаводскими рабочим Урала, татарами и башкирами казахи участвовали в Крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева. С XVIII в. в северном и восточном Казахстане стали селиться русские казаки и крестьяне-переселенцы. Приток переселенцев усилился во второй половине XIX в. и особенно возрос в годы столыпинской реформы. Включение Казахстана в систему общероссийских экономических связей привело к возникновению на его территории капиталистической промышленности, росту товарности хозяйства, появлению национальной буржуазии, развитию земледелия и оседлости, но одновременно увеличилось число обедневших казахов, потерявших землю и скот.
Освоение казахами новых видов хозяйственной деятельности и оседлого бытового уклада проходило под непосредственным влиянием русской земледельческой культуры.
Процесс изменения хозяйственного и бытового уклада шел в Казахстане во второй половине XIX в. столь активно, что к началу XX в. только небольшая часть казахов сохранила чисто скотоводческое кочевое хозяйство. Значительная часть казахских семей – в северных районах до 50% – перешла к оседлому земледелию, а около 25% – сочетали земледелие с более или менее оседлым скотоводством. С изменением удельного веса земледелия менялся и состав стада, а соответственно происходило изменение приемов скотоводства. До середины XIX в. основными видами скота у казахов были овцы, лошади и верблюды, а формой скотоводства – круглогодичное содержание животных на пастбище. С увеличением роли земледелия и массовой оседлостью возросло значение крупного рогатого скота и стали широко практиковаться содержание животных в зимних загонах и сенокошение.
В отличие от горцев-киргизов большая часть казахов кочевала в равнинной степи. Весной скот перегоняли с юга на север, а осенью обратно. Весь домашний скарб и утварь, упакованные во вьюки, во время перекочевки перевозили с собой. Основными средствами передвижения были лошади, быки и верблюды, использовалась также волокуша. Казахи знали двухколесные и четырехколесные арбы, но использовали их мало. Протяженность маршрута перекочевки была различна, но иногда составляла более тысячи километров. Зимники обычно располагались в местах, прикрытых от снежных заносов, а летовки – в открытых долинах вблизи водопоев. Выход на весенние пастбища сопровождался празднествами и общественными пиршествами. Это было время появления молодняка и начала дойки, стрижки овец и снятия шерсти с верблюдов, первой объездки лошадей и таврения жеребят-однолеток. На весенних пастбищах отощавший за зиму скот вновь набирал силу.
Достигнув летних выпасов, начинали заготовку молочных продуктов впрок. Занимались этим исключительно женщины. Дважды в день они доили овец, коров и коз, четыре-пять раз – кобылиц и верблюдиц. Свежее молоко казахи не употребляли. Молоко овец и коров кипятили и затем заквашивали. Из кислого молока приготовляли основные продукты питания: подобие простокваши – «катык» и «айран», масло – «сары май», кислый сушеный сыр – «курт», сладкий сухой творог – «ырымшык» и т.д. Из кобыльего и верблюжьего молока делали кумыс. Здесь же женщины занимались обработкой шерсти весеннего настрига, выделкой шкур, изготовлением одежды и кожаной утвари (мешки, бурдюки, ведра, фляги, подойники и пр.), широко употреблявшейся в кочевом быту.
В начале осени передвигались на осенние пастбища, расположенные по пути к зимникам. Здесь проводили подготовку к зиме: ремонтировали жилища, катали войлоки, изготавливали теплую одежду и запасали топливо. После осенней стрижки отбирали скот для забоя на мясо. Богачи резали для этой цели лошадей, верблюдов и овец. Бедняки довольствовались овцами и козами. Мясо обычно вялили, реже – со ...
Ковыльные степи и полупустыни, простирающиеся от Алтая и Тянь-Шаня до Каспия и Волги, – страна классического кочевого скотоводства. В течение многих столетий скотоводческие племена Южной Сибири и Центральной Азии, приходили сюда, в северные районы Средней Азии, и закреплялись здесь, сливаясь с потомками аборигенов и более ранних пришельцев. В начале XVI в. здесь возникло Казахское ханство, образовавшееся, как и государство узбеков, на развалинах Золотой Орды. Подобно другим крупным феодальным образованиям кочевников, оно было недолговечным и вскоре распалось на три самостоятельных владения – «жуза»: Старший – на востоке, Средний – в Центральном Казахстане и Младший – в его западных областях. Жузы сохраняли свою самостоятельность до присоединения Казахстана к России, которое проходило во второй половине XVIII – первой половине XIX в. Несмотря на политическую раздробленность в течение столетий, этническое единство казахского народа не было утрачено и его воссоединение в составе Российского государства создало условия для консолидации казахов, которая в 20-30-е годы XX в. привела к образованию казахской нации.
Территориальная близость казахов к Поволжью, Уралу и Западной Сибири способствовала установлению тесного общения между казахами и населявшими Россию народами. Вместе с русскими крестьянами и горнозаводскими рабочим Урала, татарами и башкирами казахи участвовали в Крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева. С XVIII в. в северном и восточном Казахстане стали селиться русские казаки и крестьяне-переселенцы. Приток переселенцев усилился во второй половине XIX в. и особенно возрос в годы столыпинской реформы. Включение Казахстана в систему общероссийских экономических связей привело к возникновению на его территории капиталистической промышленности, росту товарности хозяйства, появлению национальной буржуазии, развитию земледелия и оседлости, но одновременно увеличилось число обедневших казахов, потерявших землю и скот.
Освоение казахами новых видов хозяйственной деятельности и оседлого бытового уклада проходило под непосредственным влиянием русской земледельческой культуры.
Процесс изменения хозяйственного и бытового уклада шел в Казахстане во второй половине XIX в. столь активно, что к началу XX в. только небольшая часть казахов сохранила чисто скотоводческое кочевое хозяйство. Значительная часть казахских семей – в северных районах до 50% – перешла к оседлому земледелию, а около 25% – сочетали земледелие с более или менее оседлым скотоводством. С изменением удельного веса земледелия менялся и состав стада, а соответственно происходило изменение приемов скотоводства. До середины XIX в. основными видами скота у казахов были овцы, лошади и верблюды, а формой скотоводства – круглогодичное содержание животных на пастбище. С увеличением роли земледелия и массовой оседлостью возросло значение крупного рогатого скота и стали широко практиковаться содержание животных в зимних загонах и сенокошение.
В отличие от горцев-киргизов большая часть казахов кочевала в равнинной степи. Весной скот перегоняли с юга на север, а осенью обратно. Весь домашний скарб и утварь, упакованные во вьюки, во время перекочевки перевозили с собой. Основными средствами передвижения были лошади, быки и верблюды, использовалась также волокуша. Казахи знали двухколесные и четырехколесные арбы, но использовали их мало. Протяженность маршрута перекочевки была различна, но иногда составляла более тысячи километров. Зимники обычно располагались в местах, прикрытых от снежных заносов, а летовки – в открытых долинах вблизи водопоев. Выход на весенние пастбища сопровождался празднествами и общественными пиршествами. Это было время появления молодняка и начала дойки, стрижки овец и снятия шерсти с верблюдов, первой объездки лошадей и таврения жеребят-однолеток. На весенних пастбищах отощавший за зиму скот вновь набирал силу.
Достигнув летних выпасов, начинали заготовку молочных продуктов впрок. Занимались этим исключительно женщины. Дважды в день они доили овец, коров и коз, четыре-пять раз – кобылиц и верблюдиц. Свежее молоко казахи не употребляли. Молоко овец и коров кипятили и затем заквашивали. Из кислого молока приготовляли основные продукты питания: подобие простокваши – «катык» и «айран», масло – «сары май», кислый сушеный сыр – «курт», сладкий сухой творог – «ырымшык» и т.д. Из кобыльего и верблюжьего молока делали кумыс. Здесь же женщины занимались обработкой шерсти весеннего настрига, выделкой шкур, изготовлением одежды и кожаной утвари (мешки, бурдюки, ведра, фляги, подойники и пр.), широко употреблявшейся в кочевом быту.
В начале осени передвигались на осенние пастбища, расположенные по пути к зимникам. Здесь проводили подготовку к зиме: ремонтировали жилища, катали войлоки, изготавливали теплую одежду и запасали топливо. После осенней стрижки отбирали скот для забоя на мясо. Богачи резали для этой цели лошадей, верблюдов и овец. Бедняки довольствовались овцами и козами. Мясо обычно вялили, реже – со ...
Племя кунгират
Племя кунгират
Это племя пошло от рода тех двух людей, которые ушли в Эргунэ-кун. Как уже было упомянуто, передают, что это племя кунгират прежде других, без совета, внезапно вышло [из ущелья] так, что потоптало очаги других племен. Монголы убеждены, что встречающаяся у кунгиратов болезнь ног есть следствие того поступка и что грех этого преступления пал им на ноги. Прочие племена монголов в далеком прошлом рассердились на кунгиратов за то, что те вышли прежде и стали их противниками; у них это широко известно.
От племени кунгират ответвились [другие] племена, и каждое в отдельности получило определенное название и прозвище. По этой причине в перечне [тюрко-монгольских племен] название каждого [племени] записано отдельно. Так как в основном они [все] являются ветвями этого племени и их юрты были по ту сторону Караун-Джидуна 799 вместе с племенами инкирас и куралас, то подробное изложение обстоятельств и имен тех племен будет тоже упомянуто в этой основной ветви таким же образом, как рассказано [о ней] в изложении, легком для понимания. Рассказывают, что происхождение их [кунгиратов] таково: трое сыновей появилось на свет из Золотого сосуда 800, слово же это, повидимому, должно быть [лишь] намеком и указанием. Смысл же сего был тот, что тот человек, от которого произошли на свет те сыновья, был от природы умный, совершенный [по качествам], отличающийся весьма хорошими манерами и образованием. Его уподобили золотому сосуду прежде всего потому, что это выражение употребляется у монголов, ибо они имеют обычай, [161] видя государя, говорить: «мы видели золотое лицо государя!», имеют же в виду [его] золотое сердце.
Те же самые метафоры и выражения употребительны и среди других племен, ибо золото является веществом благородным, в котором нуждаются, и чрезвычайно чистым и беспорочным. Очевидно, что они должны были иметь в виду [именно] это, в противном случае [слова] о рождении человеческого существа из Золотого сосуда далеки от [требований] разума и крайне надуманы. Словом, имена тех трех сыновей и [названия] тех ветвей, которые появились от каждого из них, следуют в таких подробностях:
Первый сын – Джурлук-мэргэн. Он – предок тех племен, которые в настоящее время относятся к кунгиратам.
Второй сын – Кубай 801-Ширэ. У него было два сына: Икирас и Олкунут 802.
Третий сын – Тусубу-Дауд 803. Он имел двух сыновей: Каранута 804 и Кунклиута 805.
Первый сын – Джурлук-мэргэн. Так как появилось несколько |S 64| ветвей от корня [асл] племени кунгират и каждая в отдельности получила особое имя и прозвание и [стало] известно по ним, – как будет упомянуто об этом впоследствии, – то название кунгират осталось и закрепилось за некоторыми [из них] и в настоящее время они известны под этим именем. Этот Джурлук-мэргэн есть предок этого племени. Значение слова «мэргэн» таково: тот, кто метко стреляет. Со своим братом Кубай-Ширэ он был плох. Однажды он |А 32б| на него рассердился и хотел выпустить в него стрелу. Кубай-Ширэ испугался, пригнулся на коне, прильнул головой к его боку и поглядывал на него: выпустит он стрелу или нет. Его брат увидел его лицо, сжалился, подавил гнев и подумал: «Как мне убить брата! Но уж раз я положил стрелу на лук, как не спустить ее и не проучить его!». И ограничился тем, что прострелил ему ухо и кольчугу так, что не задел его лица. По этой причине за ним укрепилась репутация «искусного стрелка» [мэргэн].
Местность, [занимаемая] племенем кунгират, – пределы стены Уткух 806, тянущейся наподобие стены Александра между областями Хитая и Монголией – [именно] то место, которое называют Утаджиэ 807, и они там сидят. Из этих кунгиратов во все времена было много эмиров и знатных женщин. То, что выяснилось [в этом отношении], излагается ниже.
В эпоху Чингиз-хана из числа старших эмиров из племени кунгират был некий Каракэ-Эмэл 808, начальник одной из их войсковых частей [162] [гурух]. Он подчинился Чингиз-хану и был с ним заодно. Чингиз-хан отдавал ему [из своих] дочерей, по имени …… [пропуск]; в то время, когда он хотел [ее] отдать, [Каракэ-Эмэл] сказал: «Дочь твоя похожа на жабу и черепаху, как я ее возьму?!». По этой причине [Чингиз-хан] рассердился и казнил его. Была еще другая воинская часть из кунгиратов, начальником и предводителем ее [был] Дай-нойон. Он имел двух сыновей: Алчи 809-нойона и Хуку 810-нойона и дочь, по имени Бортэ-уджин 811. В раннюю пору [своей] молодости Чингиз-хан сватал ее, но отец ее чинил [этому] много затруднений. Так как Алчи-нойон водил дружбу с Чингиз-ханом, он старался, чтобы эту сестру отдали ему. Она была годами старше Алчи-нойона. Дай-нойон имел брата по имени Даритай 812; у него было четыре сына: Ката, Буюр 813, Такудар и Джуйкур 814. Большинство их и их детей брали девушек из рода Чингиз-хана, а в его (род) давали [своих]. Их ранг [мансаб] был таков, что они сиживали выше сыновей [Чингиза] и все были эмирами левого крыла. В настоящее время также на службе каана и во владениях [улус] Угедея, Чагатая и Джочи из их прямых потомков имеется много зятьев. Салджиутай-гургэн, отца которого называют Булаган-нойон, сватавший когда-то Калмыш 815-ака, дочь Кутукту 816, и Эбугэн-гургэн, который прибыл в качестве гонца из улуса Токта, – принадлежат к той же кости. В земле Ирана Абатай 817-нойон и его сыновья: Нарбур 818, Утман 819, Кутлуг-Тимур и другие их дети – также из племени кунгират. Булаган-хатун и Кэрэмун-хатун – обе из рода Абатая. Булаган-хатун – дочь Утмана, а Кэрэмун-хатун – дочь Кутлуг-Тимура. Во время Чингиз-хана был один уважаемый эмир, которого называли Алчу 820-нойон, имя [же] его было Даркэ-гургэн. Он имел сына по имени Шинку 821-гургэн. Чингиз-хан выделил четыре тысячи мужей из других племен кунгират и пожаловал 822 ему; он отдал ему свою дочь Тумалун, которая была старше Тулуй-хана, и послал его в область Тумат 823, до настоящего времени их потомки находятся там.
Баяудай 824-Харбатан 825 принадлежит к ним и пришел оттуда. Баяудай из [племени] олкунут, которое является ветвью кунгиратов. Об этом будет изложено [ниже]. [163]
Во время Чингиз-хана был другой эмир. Имя его – Тукучар, его называли Далан-Туркакту-Тукучар по той причине, что он производил устройство плотин 826.
В этом государстве [т.е. в Иране] Беки 827-бахадур, эмир тысячи караунасов, которые обитали в пределах Бадгиса 828, был его внуком. Он находился неотлучно при особе Чингиз-хана. В то время, когда [Чингиз-хан] выступил в поход на Хитай, он отправил его в свой тыл с двумя тысячами конных для дозора [караули] из опасения племен монгол, кераит, найман и прочих, которых он подчинил себе, как бы – не дай бог, – они [снова] не изменили [ему] и не напали с тыла. Был также другой старший эмир, приближенный [мулазим] |А 33а| Чингиз-хана, по имени Катай 829-нойон. Здесь [же, в Иране], Мелик, который находится при Тудай-хатун, – из его детей. Кутуй-хатун и Мертай-хатун, которые были супругами [хатун] Хулагу-хана, и Муса-гургэн были двоюродными сестрами и братом упомянутому Мелику. У Джурикэ 830, сына Тулуй-хана, была супруга, по имени Булага. Она была внучкой по сыну Алчи-нойона, но [ее] нет в родовой ветви Алчи-нойона. У Кубилай-каана была одна жена по имени Джабун-хатун, дочь Алчи-нойона, чрезвычайно целомудренная и красавица. Он ее очень любил и от нее имел четырех сыновей и пять дочерей, как [это] будет приведено в [разделе] об его родовой отрасли. Прозвание этой супруги на хитайском языке было Хон-ху 831, т.е. старшая супруга. Когда она скончалась, Кубилай-каан вместо нее взял за себя ее племянницу по брату, по имени Нембуй 832-хатун, дочь Начин-гургэна, от которой он имеет сына. Имя его Угругчи 833. Супруга Керджу 834, сына Угедей-каана, по имени Катакаш 835, была внучкой по сыну Алчи-нойона. [164] Ширамун родился от этой супруги. Алчи-нойон после Начина имел [еще] сына, по имени Джику-гургэн. Дайркай-гургэн, который имел [женою] дочь Чингиз-хана по имени Тумалун, был из [племени] кунгират. [Впрочем], Аллах лучше знает! И все!
|S 65| Второй сын – Кубай-Ширэ. У него было два сына: Инкирас и Олкунут.
Инкирас. Все племена инкирас происходят из его рода и потомства. Старшая супруга Менгу-каана, Кутуктай-хатун, бывшая из этого племени, была дочерью Хуулдай-гургэна, который был сыном Буту-гургэна, имевшего [женою] самую старшую дочь Чингиз-хана, Фуджин-беги.
Олкунут. Племена олкунут все суть от его кости. Тайджу-гургэн, который взял младшую дочь Чингиз-хана, по имени Алталун, был из его племени. Рассказ о нем пространен и написан отдельно. У него был сын, по имени Джуджинбай 836; он взял [за себя] дочь Менгу-каана, по имени Ширин; когда она скончалась, ему отдали ее сестру, по имени Бичикэ 837. Супруга Есугэй-бахадура, мать Чингиз-хана, Оэлун 838-фуджин, была из этого племени. Тайджу 839-гургэн, сын Улар-гургэна, который сосватал [за себя] младшую дочь Чингиз-хана, Алталукан 840, также был из этого племени. Он был братом Оэлун-фуджин.
Третий сын – Тусубу-Дауд. У него было два сына: Каранут 841 и Кунклиут 842. Этот Кунклиут взял жену отца, и она от него принесла сына по имени Мисар-Улук 843. Он также взял [еще] жену отца, и она принесла от него сына, по имени Куралас, из рода которого происходят все племена куралас. Он взял [еще] хитайку, и она принесла от него сына, по имени Элджигин. Все [элджигины] – от его кости. Объяснение о каждом будет подробно изложено следом за этим.
Три ветви, которые представляют три отдельных племени, [происшедших] от этих сыновей Тусубу-Дауда, в нижеследующем подробном перечислении [таковы]:
Каранут. Этот Каранут был старшим сыном Тусубу-Дауда. Все то племя, которое называют каранут, ведет от него происхождение.
|А 33б| Кунклиут. Этот Кунклиут имел сына по имени Мисар-Улук.
Значение [слова] «улук»: человек, который ничего не боится; этим названием обозначают также труп. Обычай того [Мисар-Улука] был таков, что когда он засыпал, то не просыпался три дня. Он был очень сильный, так что говорят, что столб палатки [хеймэ] в руке его бывал подобен хлысту. Говорят [также], что в весеннюю пору он собирал на берегу озера [наур] ракушки и складывал в мешок [тубарэ], чтобы, изжарив их, съесть. Раз он нес [такую] торбу, полную ракушек, в пути [165] он заснул под торбой и три дня не просыпался. Так как он не двигался, то птица, которую называют иру 844, решив, что [это] холмик, снесла на его спине яйцо. Этот Мисар-Улук взял [за себя] жену отца, которая принесла от него сына по имени Куралас, из рода которого происходят все племена куралас. Хотя корень [асл] кураласов тот, что они произошли из Алтан-кудукэ, т.е. Золотого сосуда, ответвились от одного корня с кунгиратами и инкирасами и были по отношению друг к другу старшими и младшими родичами [ака ва ини], но они всегда враждовали и воевали друг с другом. В то время, когда Чингиз-хан был в Балджунэ, кураласы [напали] и обратили в бегство инкирасов, предводителем которых был Бутук 845-хан; инкирасы, убежав от них, ушли к Чингиз-хану в Балджунэ и присоединились к нему. Из этих кураласов было три тысячи у Утуджи-нойона. Дурату-гургэн – из этого племени. Буту 846-гургэн был братом матери Чингиз-хана. Чингиз-хан отдал ему ту дочь, которая была старшею из его детей, по имени Фуджин-беги. Она принесла от него сына, имя его – Дарги-гургэн; он отдал этому Дарги-гургэну и другую свою дочь, по имени Джабун 847. У Буту 848-гургэна был отцом Нукуз 849. В то время, когда Нукуз был у племени тайджиут, он, пославши весть об их неповиновении своему сыну Буку 850, уведомил [его]. Джарука, предводитель племени куралас, был в союзе с Чингиз-ханом в войне с [племенем] тайджиут. Был один эмир из племени куралас, по имени Мергитай. В то время, когда племена кунгиратов из-за того, что Джочи-Касар, послушавшись Джэбэ, обратил их в бегство, а Чингиз-хан привлек [за это брата] к ответу, рассердились на него и ушли к Джамукэ, племена же инкирас, куралас, татар, катакин и салджиут, объединившись, избрали Джамукэ гур-ханом и замыслили войну с Чингиз-ханом, – этот Меркитай тайно послал [к Чингизу] некоего человека, по имени Куридай, пришедшего к нему по какому-то важному делу, дабы он уведомил Чингиз-хана [о затевавшейся против него войне]. Не дав ему отменного коня, он дал лошадь белой масти, на ухе которой выросла шишка. В пути тот наехал на курень 851 и тысячу Кулан-бахадура из племени хойин. Один человек, имя которого было..... [пропуск], будучи в ночном дозоре, увидел его, опознал и дал ему хорошего жеребца [игари] Кулан-[бахадура], чтобы тот быстрее ехал. [Куридай] прибыл [к Чингиз-хану] и известил [его]. Чингиз-хан выступил [в поход] против непокорных племен и разбил их.
Мисар-Улук взял за себя хитайку. Жизненные обстоятельства этой женщины были таковы: она, севши на осла, выехала из |S 66| Хитая с твердым намерением выйти замуж. Имя ее было Даукай 852-Ябудак 853. [166] По-хитайски «даукай» – значит «роза», а «ябудак» – человек, севший на осла. Мисар-Улук имел от нее сына, которого он назвал Элджигин по той причине, что осла называют «элджигэн», а та женщина прибыла на осле. Все племена элджигин суть из рода того сына. Во все эпохи из [этого] племени были известные и прославленные эмиры и старшие жены [ханов]. В этом государстве [т.е. в Иране] Гараки-нойон и его дети: Джан-Тимур 854, эмир Али, Тесу 855 и Абаджуз 856 суть из них [элджигинов]. Дети эмира Тесу: Турукаджар 857-бахадур, Сартак и Харбандэ. Булаган 858-хатун, которая известна как Булуган-и Хорасан, жена государя |А 34а| ислама, – да продлит Аллах его царствование! – [тоже] дочь эмира Тесу. Эмир Тесу прежде прибыл от каана служителем [нукером] у Аргун-ака, дабы тот ведал тою страною, которая принадлежит лично каану.
Сыновья Тесу: Харбандэ и Хербатай 859. Мусульманин Сусанджи также из [племени] элджигин. Эти несколько ветвей племен, которые были упомянуты, появились из того же Золотого сосуда и все ответвились от одного племени. По упомянутой причине они все между собою двоюродные братья и близки друг к другу, но каждая [ветвь] стала особым племенем, сделавшись первенствующим в военном отношении и ставши числом весьма многочисленным.
В эпоху Чингиз-хана были [известны] братья Турукаджар-бахадур и Сартак-бахадур, о которых упоминалось; во время раздела они достались Тулуй-хану в тысяче Джида-нойона и стали побратимами и сватами [анда-куда] с племенем мангут.
В силу ярлыка Чингиз-хана, они отправились и подчинили племя баргут, главу которого называли Кадан-Айин 860. В то время они поклялись [в верности], вступили [в союз] и заключили договор, [говоря]: «Мы будем, как один род [уруг], и братьями друг другу; подобно тому, как монголы не сватают девушек друг у друга, мы также не будем сватать. Каждый из нас, который посватает девушку из какого-либо другого племени, будет сохранять один по отношению другого правила приличия, [диктуемые] обычаями свадьбы и жениховства». И до настоящего времени они живут по такому обычаю. Буралги-Кукелташ, Барба и Барбан были из рода этого Кадана. И все!
Это племя пошло от рода тех двух людей, которые ушли в Эргунэ-кун. Как уже было упомянуто, передают, что это племя кунгират прежде других, без совета, внезапно вышло [из ущелья] так, что потоптало очаги других племен. Монголы убеждены, что встречающаяся у кунгиратов болезнь ног есть следствие того поступка и что грех этого преступления пал им на ноги. Прочие племена монголов в далеком прошлом рассердились на кунгиратов за то, что те вышли прежде и стали их противниками; у них это широко известно.
От племени кунгират ответвились [другие] племена, и каждое в отдельности получило определенное название и прозвище. По этой причине в перечне [тюрко-монгольских племен] название каждого [племени] записано отдельно. Так как в основном они [все] являются ветвями этого племени и их юрты были по ту сторону Караун-Джидуна 799 вместе с племенами инкирас и куралас, то подробное изложение обстоятельств и имен тех племен будет тоже упомянуто в этой основной ветви таким же образом, как рассказано [о ней] в изложении, легком для понимания. Рассказывают, что происхождение их [кунгиратов] таково: трое сыновей появилось на свет из Золотого сосуда 800, слово же это, повидимому, должно быть [лишь] намеком и указанием. Смысл же сего был тот, что тот человек, от которого произошли на свет те сыновья, был от природы умный, совершенный [по качествам], отличающийся весьма хорошими манерами и образованием. Его уподобили золотому сосуду прежде всего потому, что это выражение употребляется у монголов, ибо они имеют обычай, [161] видя государя, говорить: «мы видели золотое лицо государя!», имеют же в виду [его] золотое сердце.
Те же самые метафоры и выражения употребительны и среди других племен, ибо золото является веществом благородным, в котором нуждаются, и чрезвычайно чистым и беспорочным. Очевидно, что они должны были иметь в виду [именно] это, в противном случае [слова] о рождении человеческого существа из Золотого сосуда далеки от [требований] разума и крайне надуманы. Словом, имена тех трех сыновей и [названия] тех ветвей, которые появились от каждого из них, следуют в таких подробностях:
Первый сын – Джурлук-мэргэн. Он – предок тех племен, которые в настоящее время относятся к кунгиратам.
Второй сын – Кубай 801-Ширэ. У него было два сына: Икирас и Олкунут 802.
Третий сын – Тусубу-Дауд 803. Он имел двух сыновей: Каранута 804 и Кунклиута 805.
Первый сын – Джурлук-мэргэн. Так как появилось несколько |S 64| ветвей от корня [асл] племени кунгират и каждая в отдельности получила особое имя и прозвание и [стало] известно по ним, – как будет упомянуто об этом впоследствии, – то название кунгират осталось и закрепилось за некоторыми [из них] и в настоящее время они известны под этим именем. Этот Джурлук-мэргэн есть предок этого племени. Значение слова «мэргэн» таково: тот, кто метко стреляет. Со своим братом Кубай-Ширэ он был плох. Однажды он |А 32б| на него рассердился и хотел выпустить в него стрелу. Кубай-Ширэ испугался, пригнулся на коне, прильнул головой к его боку и поглядывал на него: выпустит он стрелу или нет. Его брат увидел его лицо, сжалился, подавил гнев и подумал: «Как мне убить брата! Но уж раз я положил стрелу на лук, как не спустить ее и не проучить его!». И ограничился тем, что прострелил ему ухо и кольчугу так, что не задел его лица. По этой причине за ним укрепилась репутация «искусного стрелка» [мэргэн].
Местность, [занимаемая] племенем кунгират, – пределы стены Уткух 806, тянущейся наподобие стены Александра между областями Хитая и Монголией – [именно] то место, которое называют Утаджиэ 807, и они там сидят. Из этих кунгиратов во все времена было много эмиров и знатных женщин. То, что выяснилось [в этом отношении], излагается ниже.
В эпоху Чингиз-хана из числа старших эмиров из племени кунгират был некий Каракэ-Эмэл 808, начальник одной из их войсковых частей [162] [гурух]. Он подчинился Чингиз-хану и был с ним заодно. Чингиз-хан отдавал ему [из своих] дочерей, по имени …… [пропуск]; в то время, когда он хотел [ее] отдать, [Каракэ-Эмэл] сказал: «Дочь твоя похожа на жабу и черепаху, как я ее возьму?!». По этой причине [Чингиз-хан] рассердился и казнил его. Была еще другая воинская часть из кунгиратов, начальником и предводителем ее [был] Дай-нойон. Он имел двух сыновей: Алчи 809-нойона и Хуку 810-нойона и дочь, по имени Бортэ-уджин 811. В раннюю пору [своей] молодости Чингиз-хан сватал ее, но отец ее чинил [этому] много затруднений. Так как Алчи-нойон водил дружбу с Чингиз-ханом, он старался, чтобы эту сестру отдали ему. Она была годами старше Алчи-нойона. Дай-нойон имел брата по имени Даритай 812; у него было четыре сына: Ката, Буюр 813, Такудар и Джуйкур 814. Большинство их и их детей брали девушек из рода Чингиз-хана, а в его (род) давали [своих]. Их ранг [мансаб] был таков, что они сиживали выше сыновей [Чингиза] и все были эмирами левого крыла. В настоящее время также на службе каана и во владениях [улус] Угедея, Чагатая и Джочи из их прямых потомков имеется много зятьев. Салджиутай-гургэн, отца которого называют Булаган-нойон, сватавший когда-то Калмыш 815-ака, дочь Кутукту 816, и Эбугэн-гургэн, который прибыл в качестве гонца из улуса Токта, – принадлежат к той же кости. В земле Ирана Абатай 817-нойон и его сыновья: Нарбур 818, Утман 819, Кутлуг-Тимур и другие их дети – также из племени кунгират. Булаган-хатун и Кэрэмун-хатун – обе из рода Абатая. Булаган-хатун – дочь Утмана, а Кэрэмун-хатун – дочь Кутлуг-Тимура. Во время Чингиз-хана был один уважаемый эмир, которого называли Алчу 820-нойон, имя [же] его было Даркэ-гургэн. Он имел сына по имени Шинку 821-гургэн. Чингиз-хан выделил четыре тысячи мужей из других племен кунгират и пожаловал 822 ему; он отдал ему свою дочь Тумалун, которая была старше Тулуй-хана, и послал его в область Тумат 823, до настоящего времени их потомки находятся там.
Баяудай 824-Харбатан 825 принадлежит к ним и пришел оттуда. Баяудай из [племени] олкунут, которое является ветвью кунгиратов. Об этом будет изложено [ниже]. [163]
Во время Чингиз-хана был другой эмир. Имя его – Тукучар, его называли Далан-Туркакту-Тукучар по той причине, что он производил устройство плотин 826.
В этом государстве [т.е. в Иране] Беки 827-бахадур, эмир тысячи караунасов, которые обитали в пределах Бадгиса 828, был его внуком. Он находился неотлучно при особе Чингиз-хана. В то время, когда [Чингиз-хан] выступил в поход на Хитай, он отправил его в свой тыл с двумя тысячами конных для дозора [караули] из опасения племен монгол, кераит, найман и прочих, которых он подчинил себе, как бы – не дай бог, – они [снова] не изменили [ему] и не напали с тыла. Был также другой старший эмир, приближенный [мулазим] |А 33а| Чингиз-хана, по имени Катай 829-нойон. Здесь [же, в Иране], Мелик, который находится при Тудай-хатун, – из его детей. Кутуй-хатун и Мертай-хатун, которые были супругами [хатун] Хулагу-хана, и Муса-гургэн были двоюродными сестрами и братом упомянутому Мелику. У Джурикэ 830, сына Тулуй-хана, была супруга, по имени Булага. Она была внучкой по сыну Алчи-нойона, но [ее] нет в родовой ветви Алчи-нойона. У Кубилай-каана была одна жена по имени Джабун-хатун, дочь Алчи-нойона, чрезвычайно целомудренная и красавица. Он ее очень любил и от нее имел четырех сыновей и пять дочерей, как [это] будет приведено в [разделе] об его родовой отрасли. Прозвание этой супруги на хитайском языке было Хон-ху 831, т.е. старшая супруга. Когда она скончалась, Кубилай-каан вместо нее взял за себя ее племянницу по брату, по имени Нембуй 832-хатун, дочь Начин-гургэна, от которой он имеет сына. Имя его Угругчи 833. Супруга Керджу 834, сына Угедей-каана, по имени Катакаш 835, была внучкой по сыну Алчи-нойона. [164] Ширамун родился от этой супруги. Алчи-нойон после Начина имел [еще] сына, по имени Джику-гургэн. Дайркай-гургэн, который имел [женою] дочь Чингиз-хана по имени Тумалун, был из [племени] кунгират. [Впрочем], Аллах лучше знает! И все!
|S 65| Второй сын – Кубай-Ширэ. У него было два сына: Инкирас и Олкунут.
Инкирас. Все племена инкирас происходят из его рода и потомства. Старшая супруга Менгу-каана, Кутуктай-хатун, бывшая из этого племени, была дочерью Хуулдай-гургэна, который был сыном Буту-гургэна, имевшего [женою] самую старшую дочь Чингиз-хана, Фуджин-беги.
Олкунут. Племена олкунут все суть от его кости. Тайджу-гургэн, который взял младшую дочь Чингиз-хана, по имени Алталун, был из его племени. Рассказ о нем пространен и написан отдельно. У него был сын, по имени Джуджинбай 836; он взял [за себя] дочь Менгу-каана, по имени Ширин; когда она скончалась, ему отдали ее сестру, по имени Бичикэ 837. Супруга Есугэй-бахадура, мать Чингиз-хана, Оэлун 838-фуджин, была из этого племени. Тайджу 839-гургэн, сын Улар-гургэна, который сосватал [за себя] младшую дочь Чингиз-хана, Алталукан 840, также был из этого племени. Он был братом Оэлун-фуджин.
Третий сын – Тусубу-Дауд. У него было два сына: Каранут 841 и Кунклиут 842. Этот Кунклиут взял жену отца, и она от него принесла сына по имени Мисар-Улук 843. Он также взял [еще] жену отца, и она принесла от него сына, по имени Куралас, из рода которого происходят все племена куралас. Он взял [еще] хитайку, и она принесла от него сына, по имени Элджигин. Все [элджигины] – от его кости. Объяснение о каждом будет подробно изложено следом за этим.
Три ветви, которые представляют три отдельных племени, [происшедших] от этих сыновей Тусубу-Дауда, в нижеследующем подробном перечислении [таковы]:
Каранут. Этот Каранут был старшим сыном Тусубу-Дауда. Все то племя, которое называют каранут, ведет от него происхождение.
|А 33б| Кунклиут. Этот Кунклиут имел сына по имени Мисар-Улук.
Значение [слова] «улук»: человек, который ничего не боится; этим названием обозначают также труп. Обычай того [Мисар-Улука] был таков, что когда он засыпал, то не просыпался три дня. Он был очень сильный, так что говорят, что столб палатки [хеймэ] в руке его бывал подобен хлысту. Говорят [также], что в весеннюю пору он собирал на берегу озера [наур] ракушки и складывал в мешок [тубарэ], чтобы, изжарив их, съесть. Раз он нес [такую] торбу, полную ракушек, в пути [165] он заснул под торбой и три дня не просыпался. Так как он не двигался, то птица, которую называют иру 844, решив, что [это] холмик, снесла на его спине яйцо. Этот Мисар-Улук взял [за себя] жену отца, которая принесла от него сына по имени Куралас, из рода которого происходят все племена куралас. Хотя корень [асл] кураласов тот, что они произошли из Алтан-кудукэ, т.е. Золотого сосуда, ответвились от одного корня с кунгиратами и инкирасами и были по отношению друг к другу старшими и младшими родичами [ака ва ини], но они всегда враждовали и воевали друг с другом. В то время, когда Чингиз-хан был в Балджунэ, кураласы [напали] и обратили в бегство инкирасов, предводителем которых был Бутук 845-хан; инкирасы, убежав от них, ушли к Чингиз-хану в Балджунэ и присоединились к нему. Из этих кураласов было три тысячи у Утуджи-нойона. Дурату-гургэн – из этого племени. Буту 846-гургэн был братом матери Чингиз-хана. Чингиз-хан отдал ему ту дочь, которая была старшею из его детей, по имени Фуджин-беги. Она принесла от него сына, имя его – Дарги-гургэн; он отдал этому Дарги-гургэну и другую свою дочь, по имени Джабун 847. У Буту 848-гургэна был отцом Нукуз 849. В то время, когда Нукуз был у племени тайджиут, он, пославши весть об их неповиновении своему сыну Буку 850, уведомил [его]. Джарука, предводитель племени куралас, был в союзе с Чингиз-ханом в войне с [племенем] тайджиут. Был один эмир из племени куралас, по имени Мергитай. В то время, когда племена кунгиратов из-за того, что Джочи-Касар, послушавшись Джэбэ, обратил их в бегство, а Чингиз-хан привлек [за это брата] к ответу, рассердились на него и ушли к Джамукэ, племена же инкирас, куралас, татар, катакин и салджиут, объединившись, избрали Джамукэ гур-ханом и замыслили войну с Чингиз-ханом, – этот Меркитай тайно послал [к Чингизу] некоего человека, по имени Куридай, пришедшего к нему по какому-то важному делу, дабы он уведомил Чингиз-хана [о затевавшейся против него войне]. Не дав ему отменного коня, он дал лошадь белой масти, на ухе которой выросла шишка. В пути тот наехал на курень 851 и тысячу Кулан-бахадура из племени хойин. Один человек, имя которого было..... [пропуск], будучи в ночном дозоре, увидел его, опознал и дал ему хорошего жеребца [игари] Кулан-[бахадура], чтобы тот быстрее ехал. [Куридай] прибыл [к Чингиз-хану] и известил [его]. Чингиз-хан выступил [в поход] против непокорных племен и разбил их.
Мисар-Улук взял за себя хитайку. Жизненные обстоятельства этой женщины были таковы: она, севши на осла, выехала из |S 66| Хитая с твердым намерением выйти замуж. Имя ее было Даукай 852-Ябудак 853. [166] По-хитайски «даукай» – значит «роза», а «ябудак» – человек, севший на осла. Мисар-Улук имел от нее сына, которого он назвал Элджигин по той причине, что осла называют «элджигэн», а та женщина прибыла на осле. Все племена элджигин суть из рода того сына. Во все эпохи из [этого] племени были известные и прославленные эмиры и старшие жены [ханов]. В этом государстве [т.е. в Иране] Гараки-нойон и его дети: Джан-Тимур 854, эмир Али, Тесу 855 и Абаджуз 856 суть из них [элджигинов]. Дети эмира Тесу: Турукаджар 857-бахадур, Сартак и Харбандэ. Булаган 858-хатун, которая известна как Булуган-и Хорасан, жена государя |А 34а| ислама, – да продлит Аллах его царствование! – [тоже] дочь эмира Тесу. Эмир Тесу прежде прибыл от каана служителем [нукером] у Аргун-ака, дабы тот ведал тою страною, которая принадлежит лично каану.
Сыновья Тесу: Харбандэ и Хербатай 859. Мусульманин Сусанджи также из [племени] элджигин. Эти несколько ветвей племен, которые были упомянуты, появились из того же Золотого сосуда и все ответвились от одного племени. По упомянутой причине они все между собою двоюродные братья и близки друг к другу, но каждая [ветвь] стала особым племенем, сделавшись первенствующим в военном отношении и ставши числом весьма многочисленным.
В эпоху Чингиз-хана были [известны] братья Турукаджар-бахадур и Сартак-бахадур, о которых упоминалось; во время раздела они достались Тулуй-хану в тысяче Джида-нойона и стали побратимами и сватами [анда-куда] с племенем мангут.
В силу ярлыка Чингиз-хана, они отправились и подчинили племя баргут, главу которого называли Кадан-Айин 860. В то время они поклялись [в верности], вступили [в союз] и заключили договор, [говоря]: «Мы будем, как один род [уруг], и братьями друг другу; подобно тому, как монголы не сватают девушек друг у друга, мы также не будем сватать. Каждый из нас, который посватает девушку из какого-либо другого племени, будет сохранять один по отношению другого правила приличия, [диктуемые] обычаями свадьбы и жениховства». И до настоящего времени они живут по такому обычаю. Буралги-Кукелташ, Барба и Барбан были из рода этого Кадана. И все!
КОНЫРАТ
Конраты.
По свидетельству монгольского историка Санан-Сесена конраты происходят от группы "Великих Монголов", поколения "Кок-Монгол", что обычно переводят-голубые монголы. По-видимому слово "Кок" можно понимать в этом смысле, так как Чингисхан в письме к керейскому (Ван - Хану) назвал конратов, катаганов. дурменов журавлями с голубыми лапами. Но "Koк" имеет еще другое значение-"небо". Среди наших конратов есть подрод "коктын улы", т.е. сын неба. Это намек на то, что предок конратов произошел не от обыкновенного человека, как и предок Чингисхана, рожденный вдовой Алангова от луча, опускавшегося по ночам в юрту через верхнее отверстие. Это напоминает греческую мифологию, производившую царей и героев от богов; то же замечаем у китайцев, называвших царей сынами неба. Высокое происхождение конратов видно из того, что мать самого Чингисхана была конратка; первая жена его Борте, мать знаменитых Джочы, Чагатая, Угедея и Толе, -тоже из рода конрат. Глава конратов Менлеке первый обласкал 13-ти летнего сироту Темучина, женился на его матери, т.е. на своей же конратке. Этим очевидно объяснялось, что впоследствии в юрте Чингисхана Менлеке садился выше всех. Сын Менлеке, известный шаман Кокче прозван "Бут-Танри", т. е . воплощение бога.
С самого начала деятельности Чингиса конраты были на его стороне и участвовали во всех его походах. В 1220 году при осаде Нишапура убит конрат Тогучар, женатый на дочери Чингисхана, которая по смерти мужа руководила осадой и по взятии города приказала перебить всех жителей. Предки наших конратов оказались в числе 4.000 чистых монголов, переданных сыновьям Джочы. По-видимому, конраты были в уделе Шайбака (Синяя Орда), и поселились в низовьях Сыр-Дарьи. В 1360 годах конрат Хусаин-Софы завладел Хорезмом и хотя считался вассалом Золотой Орды держал себя, как независимый правитель страны. В 1371 году Хива была взята Тимуром, а Xycaин-Софы умер во время осады города. Ему наследовал брат Юсуф-Софы и заключил мир с Тимуром. После ухода Тимура он возмутился против него; в 1379 году Тимур снова разорил Хорезм, а Юсуф погиб в первом сражении. В 1420 году конраты оказываются в низовьях Волги. Здесь конратский предводитель Хайдар Мурза сначала поддерживал Улу-Мухамеда; затем перешел к Кчи-Мухамеду и участвовал в последнем бою, когда Улу-Мухамед бежал в русский город Белев. Хайдар Мырза имел 3 туменя (30.000) конратов; благодаря его поддержке Сеид-Ахмед, внук Тохтамыша, воцарился в Крыму. После смерти Хайдар Мирзы значительная часть кон ратов ушла на Волгу, а оттуда, по-видимому. перешла к Абулхаиру Узбекскому. Теперешние крымские конраты-потомки оставшихся там (после 1449 г.) конратов.
Мухамед-Салих, автор "Шейбани-наме", свидетельствует, что у Мухамед Шайбани при завоевании Туркестана было много конратов. По-видимому конраты заняли пространства к северо-западу от Бухары. В 1533 году конратские батыры Хафиз и Кунтуар, по свидетельству Абдул Газы, отправились в поход на Хорезм, попали в ловушку и были убиты Динмухамедом Хорезмским. В 1690 годах конрат Мухамед-бий-аталык управлял Балхом. В 1702 году по смерти Субанкулы Хана в Бухаре образовались 2 партии: конратская во главе с упомянутым Мухамед-бием и мангытская с Мухамед Рахимбием (Мараим). Победа осталась за мангытами, которые после этого возводили на престол и свергали несколько призрачных ханов. Побежденные Мараимом конраты ушли в Восточную Бухару, Ургенч и к Сыр-Дарье к киргизам. В начале 1800 годов в Ургенче конрат Ель-Тузер Инак объявил себя ханом, династия которого была свергнута в 1919 году.
Киргизские конраты в 1723 году были к западу от Сыр-Дарьи и почти не пострадали от нашествия джунгар. Они, по-видимому, не принимали участия в военных действиях как 1725-26 годов, так и позднейших (1750-1758г.) перешли на правую сторону Сыр-Дарьи около 1760-ых годов.
По свидетельству монгольского историка Санан-Сесена конраты происходят от группы "Великих Монголов", поколения "Кок-Монгол", что обычно переводят-голубые монголы. По-видимому слово "Кок" можно понимать в этом смысле, так как Чингисхан в письме к керейскому (Ван - Хану) назвал конратов, катаганов. дурменов журавлями с голубыми лапами. Но "Koк" имеет еще другое значение-"небо". Среди наших конратов есть подрод "коктын улы", т.е. сын неба. Это намек на то, что предок конратов произошел не от обыкновенного человека, как и предок Чингисхана, рожденный вдовой Алангова от луча, опускавшегося по ночам в юрту через верхнее отверстие. Это напоминает греческую мифологию, производившую царей и героев от богов; то же замечаем у китайцев, называвших царей сынами неба. Высокое происхождение конратов видно из того, что мать самого Чингисхана была конратка; первая жена его Борте, мать знаменитых Джочы, Чагатая, Угедея и Толе, -тоже из рода конрат. Глава конратов Менлеке первый обласкал 13-ти летнего сироту Темучина, женился на его матери, т.е. на своей же конратке. Этим очевидно объяснялось, что впоследствии в юрте Чингисхана Менлеке садился выше всех. Сын Менлеке, известный шаман Кокче прозван "Бут-Танри", т. е . воплощение бога.
С самого начала деятельности Чингиса конраты были на его стороне и участвовали во всех его походах. В 1220 году при осаде Нишапура убит конрат Тогучар, женатый на дочери Чингисхана, которая по смерти мужа руководила осадой и по взятии города приказала перебить всех жителей. Предки наших конратов оказались в числе 4.000 чистых монголов, переданных сыновьям Джочы. По-видимому, конраты были в уделе Шайбака (Синяя Орда), и поселились в низовьях Сыр-Дарьи. В 1360 годах конрат Хусаин-Софы завладел Хорезмом и хотя считался вассалом Золотой Орды держал себя, как независимый правитель страны. В 1371 году Хива была взята Тимуром, а Xycaин-Софы умер во время осады города. Ему наследовал брат Юсуф-Софы и заключил мир с Тимуром. После ухода Тимура он возмутился против него; в 1379 году Тимур снова разорил Хорезм, а Юсуф погиб в первом сражении. В 1420 году конраты оказываются в низовьях Волги. Здесь конратский предводитель Хайдар Мурза сначала поддерживал Улу-Мухамеда; затем перешел к Кчи-Мухамеду и участвовал в последнем бою, когда Улу-Мухамед бежал в русский город Белев. Хайдар Мырза имел 3 туменя (30.000) конратов; благодаря его поддержке Сеид-Ахмед, внук Тохтамыша, воцарился в Крыму. После смерти Хайдар Мирзы значительная часть кон ратов ушла на Волгу, а оттуда, по-видимому. перешла к Абулхаиру Узбекскому. Теперешние крымские конраты-потомки оставшихся там (после 1449 г.) конратов.
Мухамед-Салих, автор "Шейбани-наме", свидетельствует, что у Мухамед Шайбани при завоевании Туркестана было много конратов. По-видимому конраты заняли пространства к северо-западу от Бухары. В 1533 году конратские батыры Хафиз и Кунтуар, по свидетельству Абдул Газы, отправились в поход на Хорезм, попали в ловушку и были убиты Динмухамедом Хорезмским. В 1690 годах конрат Мухамед-бий-аталык управлял Балхом. В 1702 году по смерти Субанкулы Хана в Бухаре образовались 2 партии: конратская во главе с упомянутым Мухамед-бием и мангытская с Мухамед Рахимбием (Мараим). Победа осталась за мангытами, которые после этого возводили на престол и свергали несколько призрачных ханов. Побежденные Мараимом конраты ушли в Восточную Бухару, Ургенч и к Сыр-Дарье к киргизам. В начале 1800 годов в Ургенче конрат Ель-Тузер Инак объявил себя ханом, династия которого была свергнута в 1919 году.
Киргизские конраты в 1723 году были к западу от Сыр-Дарьи и почти не пострадали от нашествия джунгар. Они, по-видимому, не принимали участия в военных действиях как 1725-26 годов, так и позднейших (1750-1758г.) перешли на правую сторону Сыр-Дарьи около 1760-ых годов.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
