Откройте свой Мир!

Измены нет,
Изнемогла.
Изнемогаю
Я дотла.

Изнемогла,
Занемогла.
Завила-извила,
Сожгла...

Зачем сожгла?
Храню золу.
На сердце мгла.
Лу-ла-ли-лу.

Все огни без тебя слепы,
А глаза мои смотрят ночь.
Из окон истекает свет,
А слёзы бывают из глаз.

Куда ты уезжаешь? Постой!
Обними меня, не спеши.
Дай подышать, не отпускай,
Ну, ещё хотя бы чуть-чуть.

Я умру без тебя здесь,
Я останусь тут навсегда.
Знаешь почему так страшно мне?
Не умею без тебя!...

Сказка написана с использованием фрагментов народных легенд, достоверных исторических и географических фактов.

«Посмотрел Господь: неласковая вышла Земля… как бы не стала она на Созидателя обижаться!.. И, чтобы не держала обиды, взял и вымахнул ей не какую-нибудь подстилку для ног, а саму меру щедрот своих, которой мерил, чему сколько своих мерил, чему сколько быть от него. Упала мера и превратилась в Байкал – озеро»
Но многие ученые считают, что Байкал произошел в результате действия тектонических сил, после землетрясения образовалась глубокая впадина, которая впоследствии наполнилась водой.
А было это 25 миллионов лет тому назад.
Имя Байкал происходит от монгольского слова Байгал, что значит – богатый огонь и от тюркского Бай-Куль – богатое озеро, китайцы его называли Бэйхай – Северное море, а буряты его называют Байгал-Нуур – озеро Байкал.
Да, богат старик Байкал своим животным и растительным миром…
В нём водится более 2600 видов животных и более 1000 видов растительных организмов, среди них 848 неповторимых животных и 133 уникальных видов растений, которые не встречаются нигде на нашей планете. Только в Байкале водится прозрачная живородящая рыбка – голомянка, которая в основном состоит из жира и тает на солнце.
Но самое главное его сокровище – прекрасная дочь – Ангара. Её название произошло от монгольского слова «анга», что значит – рот, ущелье, а с бурятского языка «анга» значит – разинутый, открытый.



Буряты почтительно называли её Ангар мурэн. По шаманским верованиям у неё есть дух-хозяин Ама Цаган нойон или дух истока реки Ангарайн амани эжен.
Жил Байкал со своей красавицей дочерью в Сибирской тайге.
Суровый, но справедливый был старый Байкал. Со всех сторон стекались к нему 336 больших и маленьких рек и ручейков, все хотели пополнить воды Священного озера, все стремились за советом к мудрому старику Байкалу – самому глубокому озеру в мире, ведь его глубина достигает 1637 метров.
Люди издавна населяли острова (на Байкале их около тридцати) и берега Байкала. Здесь жили древние хунны, динлины, кетоязычные племена, самодийцы, тунгусо-манчжуры, тюрко - и монголоязычные народы, славяне и свободный бурятский народ.
Щедрый Байкал разрешал людям ловить рыбу из своих глубин, утолял их жажду, лечил, подсказывал, где на его берегах найти целебные травки, угощал кедровыми орешками, лесными грибами и ягодами, подсказывал, где и как охотиться на зверя. Он заботился о том, чтобы у людей, живущих на его берегах, всегда были одежда и пища, не зря его зовут батюшка-кормилец…
Никому не прощал Байкал грубости и пренебрежительного отношения к себе. Никому не позволял он засорять свои воды и выбрасывал на берег всё ненужное, а чтобы вода была чище – служили у него, совсем крошечные рачки – эпишура (длина такого рачка всего 1,5 миллиметра).
«Реки – это жилы земли - загрязнять и осквернять их всегда считалось большим грехом». Не зря Сибиряки считают Байкальскую и Ангарскую воды приворотными и целебными, и относятся к Старику и его дочери с большим почтением и уважением.
Люди часто приносили Байкалу свои дары и рассказывали ему о своих заботах и печалях, делились радостью, устраивали праздники на его берегах. Путешественники и первопроходцы рассказывали ему и коренным жителям о дальних городах и странах, где бывали и что видели.
Однажды из уст путешественников и чаек, отдыхавших на водах озера
Ангара услышала о потомке Великого Саяна – могучем красавце Енисее.
Захотелось красавице хоть одним глазком взглянуть на него, не раз
Ангара умоляла отца отпустить её к милому другу, но отец и слышать об этом ничего не хотел и присмотрел жениха своей дочери поближе.
«Иркут – отважный воин, чем тебе не жених?» - часто укорял Байкал свою дочь и даже назначил день их свадьбы.
Загрустила красавица Ангара, много слёз пролила она, а эти слёзы превращались в жемчужины, которые не раз находили люди у прекрасной реки. Жалко стало девушку большим и маленьким рекам, промыли они проход и Ангара решилась бежать к своему суженному.
И вот однажды, когда старик задремал, Ангара побежала навстречу судьбе, навстречу новой жизни, навстречу своему любимому!
Никто не смог остановить беглянку и тогда Байкал в отчаянии бросил огромный камень вслед своей непокорной дочери, но она была уже далеко…
Напрасно пытался остановить её Иркут, смелая девушка уверенно стремилась к цели и достигла её!!!
Она встретилась с Енисеем! Енисей с первого взгляда полюбил гордую красавицу.
Камень, брошенный отцом, назвали Шаман-камнем. Местные жители наделяли его чудодейственной силой, « здесь проходили особо важные шаманские обряды, здесь давали клятвы и молились, сюда на ночь привозили преступника и оставляли одного над холодным, леденящим потоком, если к утру вода не забирала его, и он не погибал от страха и студеного дыхания Байкала – его прощали»
Люди, на берегах Ангары стали завязывать на деревьях разноцветные ленточки: влюблённые - в знак верность и любви, охотники – на удачу, больные – на здоровье, завязывая узелок, каждый загадывал своё самое заветное желание и оно непременно сбывалось так же, как сбылась мечта влюблённых – Ангары и Енисея, которые с тех пор вместе несут свои прозрачные воды.

Я задам Вам простые вопросы: Что стало бы с Китаем????
Если бы китайцы, так же, как у нас боролись бы, с наркоманией и религиозным сектам дали бы свободу, как у нас?
И рекламировали бы их по телевидению, как у нас?

Ответ:
Китаю, что бы завоевать Россию достаточно всего лишь впустить к себе религиозных сектантов и разрешить им по ТВ вести пропаганду и в Китае через 5 лет начнется гражданская война и сотни миллионов китайских сектантов побежит к русским сектантам и Россия как государство прекратит свое существование и славяне останутся только в Украине и Белоруссии!!!!
Идеи Мао – живы и побеждают!!!
Сектанты и попы не учат сопротивлению, а учат- если тебя ударили по одной щеке , то подставь и другую щеку, учат быть рабами!
Так что тебя рабство ожидает!!!
Китайское или мусульманское- это уже не имеет значения!
У нас церковь веками поддерживала крепостное право! И ценой большой крови, религия была отделена от государства! И ни кто не имеет права нарушать конституцию! А у нас за государственные деньги по ТВ пропагандируют религиозный дебилизм!!!
Народ который не учит своих детей сопротивляться – погибает!!!

О  Боге!

 

Зайдя в любую церковь,

Увидишь там распятого Христа!

Распятый Бог- несчастный Бог!

Куда зовешь? Куда ведешь?

Кого ты любишь? Несчастный  Бог!

 

Кровь проливают за тебя!

И верят, что спасешь!

Кого обманываешь ты?,

Несчастный   Бог

Больных душой и телом!

Наивных и простых!

 

Но помогаешь жуликам,  подонкам!

И в Рай ублюдков ты берешь!

Несчастный  лживый Бог!!!

Ты перепутал все на  этом свете

Ложь правдою назвал!

И что такое истина?

Ты так и  не сказал! Несчастный лживый  Бог!

 

 То, что Вы прочтете- это касается Вашей души, разума и совести!
 ВЫ  можете верить в Бога или не верить в Бога- это не так важно. Но ВЫ должны знать с какой стороны на вас льют дерьмо лжи и кто сеет в ваши души семена  бездуховности!

 

Взяв Новый Завет, читаем Матфей гл. 1.ст 1< Родословие Иисуса Христа, сына Давидова, сына Аврамова>. А кто же такой  Авраам?  Читаем в Ветхом Завете и возникает вопрос зачем? Для чего и почему?  Авраам покинул столь  плодородное, водообильное и благодатное Междуречье (Халдею)? И находим ответ: порочность, разврат , преступления , гнали Авраама.  Авраам сутенер, торговал своею женой Саррой, Египетский фараон заплатил большие деньги Аврааму за Сарру, царьку Авимелеху отдал Сарру в сексуальное рабство.Авраам умывался мочой верблюдов (мало воды, пустыня) пожилой с гнилыми зубами ( не было зубных врачей), имел множество наложниц-рабынь, а ведь они кого-то любили и о чем-то мечтали (родителей наложниц убивал для устрашения,  Моисей книга 4 главы 25 и 31) И вот эта вонючая мразь насиловал  10-12  летних девочек, грабил, убивал, делал людей рабами. Платил десятину с грабежа (кому это выгодно? Богу ли?)
 Авраам занимался сексом  со своей родной сестрой  Саррой.
 Бытие  глава 20 стих12. «Да она и подлинно сестра мне, она дочь отца моего, только не дочь матери моей и сделалась моею женой» (сделалась ли? Или изнасиловал). У Авраама нет ни каких моральных принципов, для него главное-нажива, и слушал он не Бога , а черта. Все действия Авраама  угодны  Иегове—черту.!   Но не Богу!
 Перед смертью даже Моисей одумался и проклял Авраама за  то, что Авраам трахал свою сестру Сарру.  Моисей кн. 5 гл. 27 ст. 22 « Проклят, кто ляжет с сестрою своею, с дочерью отца своего, или дочерью матери своей! И весь народ скажет: аминь»
Но  Иисус Христос и его последователи, почитают Авраама за святого и поместили его в Рай. 
Н. Завет- Лука гл. 16 ст. 19—31 (притча о богатом и нищем)  «19. Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. 20. Был также  некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях. 21. и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы приходя лизали струпья его22. Умер нищий и отнесен был  Ангелами на лоно Авраамово; умер и богач, и похоронили его, 23. и в Аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его, 24. И возопив  сказал: отче Аврааме! Умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени этом. 25. Но Авраам  сказал:  сын!  вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое;  ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; 26. И сверх  всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят.»   Богатый  ни чего плохого не сделал, но он презираем христианами за богатство  его, за пиры им устроенные блистательно.    
    Но ведь проклятый Авраам  был очень богат.
 Бытие гл. 13 ст.2 « И был Авраам очень богат скотом, серебром, и золотом»
Н. Завет- Матфей гл.19 ст.24 Иисус говорил:  «и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»  Сравнили? где правда?  Видимо проклятый  Авраам ловчее верблюда оказался и пролез в Рай.
 А насчет нищего, так не Иисус ли говорил: что без воли Бога, ни один волос с человека не упадет.
(для не  понятливых:  Рай лучшее место в царстве божьем и лучшие места в раю уже давно заняты, там Авраам  с нищим и  другими подонками, пиры устраивают  блистательно и берут в этот рай,  только  обслугу:  вина принести, кальян раскурить, укол морфия вколоть, а старых, гнилозубых   монашек не берут, но берут   мальчиков для чувственных наслаждений и целомудренных дев  для сексуальных услад. Матфей  гл. 25 ст. 1-13.

 Вам любой священник  или поп поклянется на библии и подтвердит, что Авраам В РАЮ , до сих пор устраивает пиры  блистательно!, а так же приведет примеры, доказательства истинности своих слов, он вкрадчивым, монотонным, гипнотическим словом очарует вас и у вас  выступят слезы от умиления, ВЫ поймете тщетность, не разумность, бессмысленность вашей грешной жизни и станете мечтать, фантазировать  о вечной  жизни нищего или разбойника в  Раю и славе Авраама или юродивого! И Вы сами захотите отдать ему, якобы неправедно нажитые деньги!)

 Люди очнитесь!!!  Читая новый завет, я думал, что там написано, что вдруг, найду Ноя в царстве Божьем и что Ной занимает лучшее место в Раю,  так  сколько ни искал,  не нашел. В  Новом Завете, не Ной праведный, а ублюдок Авраам является примером, авторитетом, флагом, и краеугольным камнем в фундаменте идеологии Иисуса Христа и  его последователи упоминают в Новом Завете имя Авраам аж 65 раза и сделали Авраама другом Божьим. Послание Иакова гл. 2 ст23.
 По христианской идеологии выходит, что два друга , Авраам  и Бог вместе занимались сутенерством, развратом и грабежами и чтобы попасть в Царствие Божье  нужно действовать как  Авраам  т.е. оттрахать сестру и сделать ее проституткой и т.д., а иначе ни как «много званных, да мало избранных»  и нет у Бога друзей кроме Авраама. (Какое лицемерие, цинизм и богохульство).  Не Ной- праведник помещен в Рай, а ублюдок Авраам и дети его. Справедливость по – христиански- это выгнать праведного Ноя из Рая и поместить ублюдка Авраама с родней в Царство Божье. Лжецы ! «Блаженны нищие духом».
 Не мудрый Ной, а юродивые – являются эталоном духовного развития у христиан.
 (у нас юродивым ставят памятники, а Нобелевские лауреаты бегут из страны).

 Если бы в  Новом завете  было бы написано что Ной находится в Раю– то  это была бы другая быль, другое  мировоззрение, другая идеология! 

А также в Новом Завете  упоминается  33  раза имя  Израиль. (тоже сделали святым  и учат  с кого нужно брать пример «имеющие уши, да услышат»)  Внук  Авраама, Иаков поймал  БОГА  и всю ночь мучил. Бытие  гл.32 ст. 24-28  « 28.  И сказал: отныне имя тебе будет не  Иаков,  а Израиль; ибо ты боролся с БОГОМ, и человеков одолевать будешь (духовно не развитых)»
Наверное БОГ был счастлив? Когда его Иаков пытал, или он был унижен и оскорблен? Разве БОГА можно поймать? (какое богохульство).
 Когда еврей в Освенциме, или в Бухенвальде заходя в газовую камеру, вопрошал: БОЖЕ  за что мне такое наказание? А БОГ  ему отвечал: « А ты думал еврей , что можно  БОГА поймать и крутить ему яйца? Не Я же  платил десятину раввинам –бесам, так на эти деньги и построены газовые камеры.  А мне дебилы не нужны и Я  им не помогаю». А ВЫ христиане  кому молитесь? Несчастному Иисусу ? И платите священникам- чертям, или вы тоже дебилы?  Несчастные оглянитесь душой и вы увидите ногу  Бога, которая скоро пнет вас!!!
 Матфей гл. 10 ст. 34,35  Иисус Христос говорил: « Не думайте, что я пришел принести мир на Землю; не мир пришел я принести, но меч. Ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ея, и невестку со свекровью ея.» (какое милое творчество—делать гадости, разрушать и убивать)  Лука гл. 12 ст.49 Иисус Х. Говорил: « Огонь пришел Я низвесть на Землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» ( у назарея—кастрата желаний много, но нет потенции). Отец может множество сыновей сделать (родить), а вот сын, даже одного отца сделать (родить) не может,  потенции нет.  А Иисуса сделали равным  БОГУ. Несчастные христиане создали себе несчастного Бога, которого можно ударить, пнуть, распять. Какой маразм, разве Бог может быть несчастным??? Иисус Христос духовный сын ублюдка Авраама, и он сеял ложь. Кто сеет ложь- тот пожнет горе.
 От  Иоанна гл.1 ст. 29 «Вот агнец божий, который берет на себя грех мира»
  После распятия Иисуса(Идя на праздник оружия не берут.  А как же Петр, или может быть Петр валенком отрубил ухо  у охранника-представителя власти? По христиански – всякая власть от Бога. Иудаизм запрещал евреям  служить в армии и носить оружие, а также римские власти запрещали евреям владеть оружием. Иисуса Христа распяли за создание банды, ношение оружия и попытку свержения власти) После распятия, приходит Иисус Христос в чистилище,, стучится в ворота Рая. Открывает ворота БОГ и спрашивает: что тебе нужно? Иисус Х. Говорит: надоело мне жить среди людей и я пришел в Рай отдохнуть. БОГ спрашивает: а что это у тебя  за котомка на плече? И.Х.  отвечает: Я собрал грехи людские и положил в котомку. БОГ ему говорит: Идиот! Ты мне грехами всех зверей испортишь, они начнут грызть друг друга, все цветы переломают. Ты  грехами весь Райский сад загубишь! И как даст пинка Иисусу Х.  И он перелетел через пропасть и попал в АД.  Иисус кричит из АДА:  За что? 
 А БОГ ему отвечает: Совести у тебя нет, ты всякую мразь в Рай тащишь. Ты забыл мою  заповедь: Не подстрекай  на злое, поэтому сиди в Аду  и работай кладовщиком, собирай и коллекционируй грехи!».
 

  ©  Григорий  Мельников    e-mail :  melnikovgrigorij@mail.ru

 

Христос воскрес! христос воскрес!
Каталина
ХРИСТОС ВОСКРЕС! ХРИСТОС ВОСКРЕС!Дарует радость Благовест!
И Ангелы поют в ответ:
«Христос есть Жизнь! Христос есть Свет!» ХРИСТОС ВОСКРЕС! ХРИСТОС ВОСКРЕС!Целуем православный крест!
Спаситель выполнил обет:
Ликуют души: «Смерти нет!»
ХРИСТОС ВОСКРЕС! ХРИСТОС ВОСКРЕС!На землю льётся мёд с небес!
Нам крылья дал святой завет,
Ключ в новый мир, от зла и бед!
ХРИСТОС ВОСКРЕС! ХРИСТОС ВОСКРЕС!Одел нам Бог на сердце Перст:
Любовь в Нём всех церквей- невест!
О том гласит нам Благовест!
ХРИСТОС ВОСКРЕС! ХРИСТОС ВОСКРЕС!
ХРИСТОС ВОИСТИНУ ВОСКРЕС!!!

Это искусство - терятьАйлен
Стук каблуков по пустым коридорам – так громко!
Тише, прошу, тишины, тишины, тишины…
Ангел на небо взлетает, послушай… как тонко
Кружево псалмов встречающих – слышим ли мы?

Это искусство – терять (самому – не теряться).
Новых и новых друзей провожая домой,
Не обезуметь. Ночной пустоте не поддаться.
Это искусство – так верить, что принять и боль.

Точно, под дых, бьют всё новые вести – уходы,
И неземные глаза всё глядят и глядят
С фото. И свет неземной. И просчитаны годы.
И – не посметь – взгляд туда, где распластана мать.

17марта2008
сегодня, в 13:30, ушел от нас к ангелам Витя Грушин, ему всего полтора года, почти год малыш провёл в больнице...

lyu-bimka.livejournal.com/3231.html

а завтра, в 2:24 ночи, начнёт отсчёт 40й день как нет с нами Дашеньки Шашелевой
www.donor.org.ua/index.php?...

ГЛАВА 1.
С чего бы начать? Ах да, позвольте представиться: кошка Маркиза, восьми лет, живу в четырёхкомнатной квартире со всеми удобствами на одной из улиц большого города. Хозяева мои - люди добрые, не жалуюсь: и кормят вкусно, и любят сильно, особенно хозяйка.
Мне она вместо матери всегда была: попала я к ней трёхмесячным котёнком.
Жили мы с ней тогда в комнатушке на общей кухне. Там всегда было полно людей, и мне никогда не разрешалось покидать нашей комнатки. Но иногда моё любопытство брало верх,и я выскальзывала за порог. И тгода хозяйка ругала меня, но никогда не шлёпала: я росла понятливой кошкой.
Через некоторое время появился ОН. Тогда я уже вышла из золотого детства, и тоже могла бы иметь семью.
С бесстрастным видом я наблюдала за невинными чаепитиями, устраиваемыми хозяйкой, за тем, как он нахваливал её стряпню,не забывая при этом приносить извинения за торопливое поглощение пирогов.
Удивительно, но он всегда помнил о моём присутствии в квартире. И всегда выказывал должное уважение, чем завоевал моё расположение к себе.
Однажды утром хозяйка моя встала с рассветом, чтобы испечь его любимые пироги,потом долго прихорашивалась перед зеркалом, а вечером после привычного уже чаепития ОН остался.
Утром мне хватило беглого взгляда, чтобы понять: у меня появился ХОЗЯИН.
Что ж, меня это устраивало.


ГЛАВА 2.
Так и жили мы втроём. Мне доставляло огромное удовольствие шпионить за хозяйской жизнью. Да, впрочем, за разглашение этой тайны хозяева могли не беспокоиться:Кошки ведь не разговаривают человеческим языком.
А наблюдала я много интересного и занятного. И одно скажу: хозяйка моя - редкая умница, вся в меня. Тигрица!
Ведь я тоже в душе - Тигрица, только маленькая. Но птицы боятся. И ещё - у меня целых четыре комнаты.

Мне исполнилось два года, мы переехали в эту просторную квартиру. И здесь у меня появился человек - друг, первое и единственное существо, которому я отдала всю свою кошачью любовь и преданность - бабушка хозяйки.
Она была уже старенькая. но в первый год ещё топала по дому, пыталась стирать и готовила хозяевам пищу; (хозяйка моя занималась очень важным делом - "работала", как не раз говорила кому - то по "телефону"). Что такое эта "работа" - я не знала, но догадывалась, что она даёт людям средства к существованию - "деньги".
А вот Хозяин мой не "работал", он сидел дома, вкусно ел и долго спал, досматривал бабушку Хозяйки, пока той не было дома.
А потом бабушке стало совсем худо.
Однажды приехали какие - то люди в белых халатах, со странным запахом.Они суетились вокруг неё, достали какие - то "приборы", опутанные длинными верёвками, которые люди называют "провода".
(Это всё слова человеческого лексикона, но я же - образованная Кошка!)
Часа через два это безумие закончилось, но бабушка больше с кровати не встала.
Я всё время была рядом с ней, понимая,что она умирает. Я не хотела смириться, полагая, что от моей близости в ней задержится Жизнь. Но конец приближался, и я была бессильна что - то изменить.
Когда она умерла, я по - своему стала её оплакивать.
Но прибежала Хозяйка, и меня закрыли на балконе. Что есть мочи я царапала ставшую ненавистной балконную дверь, просила впустить меня, но напрасно. Мне было очень холодно и одиноко. Тогда, на балконе, в первый и в последний раз я плакала от своей беспомощности...
Когда, наконец, меня впустили, оказалось, что кровать пуста, в доме много народа.
В центре комнаты, в большом ящике, лежала бабушка. Я тоже по - своему, по - кошачьи, попрощалась с ней.
Всю ночь в комнате горел свет, у изголовья сидели люди. Всю гочь никто не сомкнул глаз, а я в последний раз глядела на то, что было дорогим для меня человеком, и думала о несправедливости земного Бытия. Мне казалось, я чувствую что - то вне этого физического мира.
Люди считают, что Кошки - сверхъестественные существа; нет, мы просто по - другому воспринимаем мир, потому что сами - другие: живём на уровне инстинктов. И при этом мало кто из нас показывает, что на самом деле мы умеем мыслить, как люди.
Прошло пять лет после смерти бабушки, а я всё ещё по ней страдаю. С её уходом какая - то часть меня самой умерла.
Ушла пора моего Детства и Отрочества...
Наступила ЗРЕЛОСТЬ.

ГЛАВА 3.
После смерти бабушки жизнь пошла своим чередом.
Столь желанного одиночества в тот период я не получила: Хозяин по - прежнему не "работал". Он целыми днями лежал на диване, смотрел говорящий ящик, который называли "телевизор", и ел за троих.
Да, я слышала однажды. как они ссорились: очень громко кричали друг на друга, потом Хозяйка обозвала его "домохозяином". Что это такое, даже Кошкам понятно. Сначала он на прозвище это дулся, потом привык. Пришлось ему, бедному, учиться готовить, стирать, убирать и так далее, чтобы бездействие своё как - то оправдывать. И если при этом что - то не выходило...
Смотрела я на это, смотрела. а потом и вовсе внимание обращать перестала. Я - то Кошка, что мне? Хозяева и накормят, и уберут за мной. если надо, то и выкупают. А вот Хозяйку - жалко. Она уходит рано, приходит поздно, бьётся целыми днями...
А иногда в "выходной" день сядет в кресло наше любимое, возьмёт меня на руки, и говорит со мной о том, как ей трудно бывает. И этот монолог заканчивается словами о том, что "дом у нас - полная чаша", и "как хорошо, Маркизочка, что у меня есть ты".
Единственное, что мне непонятно в семейной жизни людей, так это уклад. И почему это у них не предусмотрена смена партнёра?
Это же ужасно скучно - всю жизнь быть привязанной к одному и тому же самцу. Я бы, например, на её месте заменила бы его на более достойного претендента.
Что и говорить, нам,Кошкам, в этом отношении проще: выбор больше. У людей условности какие - то, сложности...
Зачем? В итоге - то и причина, и следствие одинаковы: продолжение рода называется. Я - Кошка породистая, с хлыщом каким - нибудь никогда не была. Только элитные Коты, только настоящие джентльмены. И максимум на неделю: я же - Маркиза всё - таки.
Правда, однажды в жизни у меня была встреча. которую впоследствии я вспоминаю, как ошибку молодости.
Кличка у него была дворовая - Васька. Он был молод, совершенно не знал хороших манер, хулиганил на каждом шагу.У нас было четыре замечательных котёнка, последний рос с ним: надо же было как - то от него отвязаться.
А Серж? Этот молодой зазнайка даже не пробудил во мне СТРАСТЬ. Только и рассуждал - о биологии мышей, об условностях их обитания и размножения для своих опытов дурацких. И чем дальше, тем больше раздражал меня своими домогательствами.
Помню, он был обескуражен и очень зол, когда мы расстались.Слава Кошачьему Богу, что мне хватило здравого смысла отказать ему; а то ведь Гены когтем не убъёшь, всё равно вылезут, рано или поздно.
Потом было ещё много Котов и много Котят.Но однажды я встретила Кота, с которым провела не неделю, а две. Конечно, он был одним из многих, и далеко не последним, но он был ДЖЕНТЛЬМЕНОМ весь, от кончиков усов до кончика хвоста. Единственное, о чём я жалею, что у нас не было Котят - он был слишком стар для этого.
И,пожалуй, чувственная эпопея моя на этом закончена.
Потому что после этого аристократического Джентльмена по кличке Маркиз(нас даже звали одинаково!) для всех остальных Котов моё сердце закрыто. Остался только Зов Предков, Зов Плоти,Зов Кошачьей Природы.
Мы с Маркизом больше не встретимся никогда - он умер от старости через несколько месяцев после нашей судьбоносной встречи. И если есть Рай для Котов, то я хочу там встретить его, а потом жить там вместе с ним и бабушкой Хозяйки.

Чужое

Шукевич Е.Ю.
1.

Во времена далёкие,
Уже почти забытые,
На свете жили многие
Герои знаменитые
Да чудища-страшилища.
Вот в эту древность–старь,
Ни перед кем не трепеща,
В столице жил-был царь.

В заботах государственных
Года летят несчитано.
О всех деяньях царственных
Написано-прочитано.
Помимо, как правителем
Родной земли своей,
Царь также был родителем
Трёх взрослых сыновей.

Однажды, после завтрака,
В хорошем настроении,
Затёкшие размяв бока,
Своим сынкам-наследникам
Пред очи свои светлые
Предстать сей час велит
И им слова приветные
Неспешно говорит:

– Здо-ро-вы будь-те, детушки!
Как спиться вам? Не маетесь?
По вам все сохнут девушки,
А вы в лапту играетесь,
Да в драчке соревнуетесь,
Считая синяки…
У вас, болванов, совесть есть?
Иль только две руки?

Ну что же, дети милые,
Друг другу дурь повытрясли?
Смотрю: тесны родимые
Хоромы, где вы выросли….
Птенец не станет птицею
Не испытав пера….
Решили мы с царицею –
Жениться вам пора.

Царёва воля – правильна.
Кто спорить с ней осмелится?
За башней белокаменной
В столице холм имеется.
На это возвышение
Привёл сынков отец:
Кого, – найти решение, –
Вести им под венец?

Повязками прикрыв глаза,
Царь ставит их, вращая, в круг.
Направил слепо в небеса
По очереди, всяк свой лук….
Не отличаясь рвением,
Закончили стрельбу.
В прицельном направлении
Пошли искать судьбу.

По воле Всемогущего,
В первопрестольном городе
Стрелу, что им запущена,
Находит старший молодец
(В руках боярской дочери
Была судьба стрелка).
Затем настала очередь
Для среднего сынка.

И он недолго в поисках
Ходил-бродил. Его стрела
Воткнулась ниже пояса
Служанке, да отобрала
Её купеческая дочь.
Он этому был рад:
Взять в жёны резвую – не прочь,
К тому же тесть богат.

Иван-Царевич – младший брат,
Как будто неприкаянный,
Переискав весь стольный град,
Покинул стены каменны…
Вкруг обогнул и пригород,
Но выстрел не нашёл….
Пока, устало двигаясь,
В болото не зашёл.

Унылый, мрачный водоём
Порадовал находкою:
Стрелу его во рту своём,
Под старой сидя лодкою,
Держала крепко-накрепко…
Лягушка!!! Вот дела….
К невесте, квакше маленькой,
Дорога привела.

Иван решил: «…Прощай гульба….»
Пролил слезу солёную,
Да делать нечего – судьба …
Взял нА руки зелёную,
В платок лягушку завернул,
Вздохнул ещё разок,
Да восвояси повернул, –
Путь к дому был далёк….

2.

На утро царь собрал братьёв
И всем даёт задание,
Решив невесток своих трёх
Подвергнуть испытанию:
– До завтра надо им испечь
Пирог иль каравай.
Кто не сумеет, – будут сечь!
Как хочешь…, выбирай.

В расстройстве младший сын Иван.
Домой идти – желанья нет.
В трактире выпил квасу жбан,
Да не затронул свой обед.
К себе вернулся затемно.
Жена в углу сидит
И, посмотрев в глаза ему,
Лягушка говорит:

- Что, Ваня, закручинился,
За ужином не кушаешь?
Ты на судьбу обиделся?
Какую думу думаешь?
Головушку садовую
Повесил ниже плеч,
Что за напасть бедовую
Сумел к себе привлечь?

Царевич в удивлении
Попятился, на лавку сел,
Да крестное знамение
Свершил три раза, как умел.
Однако, он, в конце концов,
С собою совладал,
Прикрыл получше дверь сенцов
И так ответ ей дал:

– Да как же не кручиниться,
И как мне не печалиться,
Когда беда надвинется,
Любой готов отчаяться.
До завтра ты должна испечь
Пирог иль каравай.
А не сумеешь, – будут сечь,
Как хочешь, выбирай!

–Ты, Ваня, зря расстроился, –
Промолвила зелёная, –
Ты лучше б успокоился:
Пока ж я не казнённая.
Печалиться здесь нечего,
Ложись-ка спать скорей.
Узнаешь: утро вечера
Премного мудреней.

Иван её послушался
(Зачем с супругой ссориться?)
И досыта накушался.
Исчезла тут бессонница.
Глазами сонно хлопая,
Улёгся на кровать….
…Лягушка же зелёная
Взялася колдовать:

Под потолок подпрыгнула,
Сальто-мортале сделала,
Дугою спину выгнула,
Сверкнула вспышка белая,
Лягушья кожа падает….
И в тот же самый миг
Нежданно и негаданно
Явился женский лик:

Взгляд – чистый, светлый, пламенный;
Глаза – лазурь небесная;
Черты – изящны, правильны;
Стать – прямо королевская
Природою дарована;
Пошла, – как поплыла…
…Девицей заколдованной
Лягушка та была.

Красавица, не мешкая,
Взялась за дело доброе.
Муку смешав с орешками,
Взбивает тесто сдобное….
…Секреты, видно, знаючи
От лучших поваров,
Работает играючи.
…К утру заказ готов.

Жёны братьёв тем временем,
Приказы дав помощникам,
Сидели в своих теремах
Накрашены, в кокошниках.
Плевали семечки за тын,
И ждали результат.
Пекли за них: кухаркин сын,
Да конюх дед Игнат.

На утро время вытекло.
Несут хлеба от каждого
Из сыновей. Что выпекла
Супруга сына старшего,
Не стал правитель пробовать.
Велел отправить в хлев,
добавив: «Свиньи слопают!
Горелки, а не хлеб!».

3.

Попробовав, что выпекла
Супруга сына среднего,
Царя едва не вырвало
На сапоги последнего.
Плеваясь караваем, он
Окликнул сторожей,
Велев крошить в амбар его
Чтобы кормить мышей.

И тут на стол Величеству,
В расстройстве пребывавшему,
Преподнесли, в отличие,
Пирог супруги младшего.
Царь долго любовался им.
Кусочек отломил,
Съел, смачно наслаждался и …
Лягушку похвалил.

Затем сказал: - Что ж, детушки,
Вот вам моё желание:
Пройти должны невестушки
Такое испытание -
К утру представить каждая
Должна такой ковёр,
Какой никто, и даже я,
Не видел до сих пор.

Заданье - пуще прежнего….
Иван повесил голову,
Походкой старца лешего
Пошёл петляя дo дому.
Вернулся в терем затемно.
Жена в углу сидит
И, заглянув в глаза ему,
Лягушка говорит:

- Что, Ваня, закручинился,
Свой ужин грустно, молча ешь?
Со мной весь день не виделся,
А взгляд свой прочь ворочаешь?
- Велел отец мой до утра
Тебе ковёр соткать….
…- Меня плетению ковра
Учила в детстве мать.

Так что иди-ка в спальню ты:
Причин нет беспокоиться.
Когда уменья развиты -
В руках работа спорится.
Переживать здесь нечего,
Ложись, Вань, спать скорей.
Увидишь: утро вечера
Премного мудреней.

Трепаться - дело ль мужнино?
Болтать в пустую - лишнее.
Допил, что было в кружке, он,
Варение из вишни съел.
Мечтая про желанное,
Улёгся на кровать….
…Супруга же названная
Взялась поколдовать:

Под потолок подпрыгнула,
Сальто-мортале сделала,
Дугою спину выгнула,
Сверкнула вспышка белая,
Лягушья кожа падает,
И в тот же самый миг…
(Тобой уже угадано?)
Явился женский лик.

Красавица с усердием
Взялась творить, что велено.
Подсказывает сердце ей,
Что мерить, что отмерено.
…Секреты, видно, знаючи
В плетении ковров,
Работает играючи.
…К утру заказ готов.

Жёны братьёв тем временем,
Приказы дав помощникам,
Сидели в своих теремах
Накрашены, в кокошниках,
Плевали семечки за тын,
И ждали результат.
Плели за них: ткачихи сын,
Да конюх дед Игнат.

Ко сроку, как положено,
Ковры царю представили.
Тот встретил не восторженно
Два первых. Их отправили
Стелить у входа-выхода,
Чтоб ноги вытирать, -
С дерюги, что за выгода?
Царь начал унывать…

Когда ж увидел творчество
Жены Иван-Царевича,
Забыл у сына отчество,
Да потерял дар речи он:
Ковёр расшит узорами -
Пером не описать,
Сверкают краски новые -
Очей не оторвать.

4.

Налюбовавшись, радостный
Велит отец шедевр сей,
Настрой чтоб сделать благостный
В его дворце у всех гостей,
Повесить в зал торжественный.
Кто на ковёр глядит,
Находит: "Он - божественный!"
Затем царь говорит:

- Что могут в рукоделии
Супруги ваши, жёнушки,
Однако, посмотрели мы.
Теперь пускай лебёдушки,
Пребудут завтра во дворец.
Мы будем пировать.
Оценим, кто как из невест
Умеет танцевать.

Иван грустит: "Посмешище
Нас ждёт…. И за границею
Не отыскать убежища -
Молва летает птицею…".
Вернулся в терем затемно.
Жена в углу сидит
И, заглянув в глаза ему,
Лягушка говорит:

- Чем, Ваня, опечален ты?
Всё в жизни перемелется.
Щи в чашку твою налиты,
А ложка не шевелится…
Что в этот раз твой батюшка
Мне сделать наказал?
- Чтоб ты, моя забавушка,
Приехала на бал.

- Боишься, что Высочество
Из квакши неказистое?
Езжай, Вань, в одиночестве,
Да пей вино игристое.
А как бокалы треснут все,
И затрясётся дом,
Как небеса разверзнутся,
Да загрохочет гром -

Слова скажи, да, главное,
Ты хорошо запомни их:
"Не бойтесь, гости славные,
Ни грома и не молнии.
Не буря надвигается,
Чтоб уничтожить мир,
Лягушка собирается
Явиться к нам на пир".

О том, что будет далее,
Узнаешь чуть попозже ты.
Зачем же знать заранее
Сюрпризные возможности?
Поверь, грустить здесь нечего,
Ложись-ка спать скорей.
Ты знаешь: утро вечера
Премного мудреней.

Дослушав, недоверчиво,
Терзаемый сомнением,
Кивнул в ответ царевич ей.
…Он, по обыкновению,
На что-нибудь осмелившись,
Не тянет канитель…
И, на дворе проветрившись,
Иван прилёг в постель.

Назавтра, как объявлено,
Все гости собираются.
Два старших брата язвлено
Над Ваней усмехаются:
- А где твоя красавица?
Не спрятал ли в карман?
Дозволь нам ей покланяться,
За грош, не задарма.

…Идёт застолье-празднество,
Все с толком чинно кушают,
Пьют, что в стаканы разлито,
Молчат да песни слушают.
Как вдруг, бокалы треснули,
Зашевелился дом,
С небес огни низвергнулись,
И как ударил гром!!!

Укрылись все под лавками….
Иван, поднявшись, молвил им:
"Не бойтесь, гости славные
Ни грома и не молнии.
Не буря надвигается,
Чтоб уничтожить мир,
Лягушка собирается
Явиться к нам на пир".

И смотрит весь честной народ,
А у парадной лестницы
Храпя, копытом искры бьёт,
Справней чем у наместницы,
Шестёрка запряжённая…!
Эх, кони - хороши!
А искры остужённые -
Чеканные гроши!

5.

Карета открывается
Невидимыми слугами, -
Девица появляется
Красы неописуемой,
Берёт Иван-Царевича
Рукой под локоток…
…И гости все, теперяча,
Разинули роток,

Да шепчутся друг с дружкою:
"Как знать дорогу верную?
Была жена - лягушкою,
А стала, вот, - царевною!?"
Девицу Василисою
Премудрой нарекли,
С восторженными лицами.
И пировать пошли.

…Все гости пьют игристое,
А Василиса - пробует,
В рукав остатки брызгает.
Когда лебяжью ножку ест,
То незаметно косточки
В другой рукав кладёт.
Не тронет рюмку водочки,
Начало танцев ждёт.

А две других соперницы
На Василису косятся,
Ведь им повыкобениться
Перед гостями хочется,
Всё повторяют в точности,
Как делает она.
И вот костями вскорости
Одежда их полна.

Пир далее продолжился.
Вином да музыкантами
Веселья дух умножился.
Чтобы блеснуть талантами,
Стоит идти далече ли...?
…Пошли невестки в пляс.
С жены Иван-Царевича
Не сводят гости глаз.

Походкою скользящею
Прошла, рукою левою
Взмахнула…, настоящую
Речушку за царевною
Как наяву увидели
Сидящие вокруг.
Взмахнула правой, - и в тени
Берёз явился пруд.

Продолжила движение
И вскоре, люди, верите ль,
С зеркальным отражением
Поплыли гуси- лебеди!
…Тот танец-вдохновение,
Что сделала она,
Запомнят, без сомнения,
На долги времена….

Пошли её соперницы….
Смешно ногами дрыгают.
А руки, - крылья мельницы.
И как лягушки прыгают.
Гостей вином обрызгали,
Костями закидав.
…Со смеху гости прыснули,
С подмостков их прогнав.

Царевич же в смятении,
Стоит столбом, волнуется,
Своим приобретением -
Женой, не налюбуется.
Но вдруг Иван нахмурился,
Укрылся за гостей,
Шасть к выходу на улицу,
Да прочь бежал скорей.

Домой примчался, всё вверх дном
Перевернул…. За печкою,
Нашёл…. Мечтая об одном,
Чтоб быть девицей вечно ей,
Он лягушачью кожицу
Жены своей схватил,
В куски изрезав ножиком,
В огне её спалил.

Угаром дом наполнился.
В надежде: "То-то будет жизнь,
Не скука, а раздолица!", -
Иван присел задумавшись.
…Прошло немного времени.
Огонь в печи горит,
А на пороге терема
Жена его стоит….

- Что ж ты наделал, милый мой?!
Желая облик сей сберечь,
Стремглав бежал один домой,
Чтоб шкуру лягушачью сжечь?….
…Срок оставался лишь денёк,
Ты поспешил…. Теперь
Ищи меня, мой муженёк,
За тридевять земель.

Сказала, стала птицею,
Прощальный совершила круг
Над городом-столицею
И полетела через луг
За горы высоченные,
За древний лес густой…
…Супруга нареченная
Исчезла с глаз долой.

…Как часто нетерпение
Мешает взять желанное,
Хотя приобретение
Уж кажется, что явное….
…Одевшись с ног до ворота
В походный свой наряд,
Пошёл Иван из города
Куда глаза глядят….

6.

Идёт царевич пО свету,
Людей, как волк сторонится,
Общение - не пО сердцу.
В стогах на ночь хоронится…,
А в деревушку мирную
Случайно забредёт, -
На встречу реагирует
По-разному народ:

Мужья - в затылке чешутся;
Мальчишки - пальцем тыкают;
Девицы - тихо шепчутся,
В косынки дружно хмыкают.
Иван не замечает тех
Улыбок и смешков.
(А вы, как отвечаете,
Сойдя за дураков?)

Однажды, в густых зарослях
Затерянного ельника,
В раздумии о странностях,
Встречает он отшельника.
Тот, зная о судьбе его,
Сказал, насупив бровь:
"Ты…, в царствии Кощеевом
Ищи свою любовь".

…Ходил он год, полгода ли.
Не замечает девушек.
Ремень сжевал от голода.
Забыл как пахнет хлебушек.
Семь дней не ел, иль около,
Уж в пору зареветь,
Вдруг видит: в своё логово
Идёт-бредёт медведь.

Иван-Царевич поднял лук,
Прицелился потщательней,
Да голос человечий вдруг
Услышал примечательный
И, даже, удивительный, -
Медведь заговорил!
Подобного не видел он,
Сколь по свету ходил.

-Ты, Ваня, вижу голоден.
В дороге исхудал совсем.
В лесу бродить - не в городе….
Меня увидел - сразу: "…Съем,
Не выпытав и имени…?"
Я смерти не боюсь…,
Но не спеши губить меня,
Быть может, пригожусь.

Имея сердце доброе,
Иван в него не выстрелил.
Медведь же дал отпробовать
Медку, что как-то выцедил
Из улея пчелиного,
Да спрятал про запас.
Так лакомством старинным он
От смерти Ваню спас.

…Опять Царевич в поисках
Идёт-бредёт, шатается.
Но вот в лесу, на просеке,
С зайчишкою встречается.
Наводит на него стрелу,
А заяц говорит:
"Тебе едва ли помогу,
Коль буду я убит.

А я ведь знаю местные
Все тропы и тропиночки.
Там - скалы есть отвесные,
Вон там - растут осиночки,
А там, в лощине с елями, -
Живёт Баба-Яга.
У ней над дверью свесились
Сохатого рога.

Она секреты ведает,
Она про всё наслышана.
Но, говорят, обедает
Людьми под своей крышею".
"Её-то мне и надобно, -
Ответствует Иван, -
Уж лучше стать ей снадобьем,
Коль жизнь вокруг - обман.

А если всё ей ведомо,
То может и подскажет мне
Путь в царствие заветное,
Где девица, что краше нет,
Томится у Бессмертного
Кощея. Что ж, Косой…,
Мне время - не безмерное,
Беги вперёд, не стой!"

Помощник новоявленный
Повёл Ивана тропкою
До бабушки прославленной.
Пройдя трясиной топкою,
Он встал: "…Смотри: за балкою -
Избушка средь ветвей".
Махнул, прощаясь, лапкою,
И убегать быстрей.

7.

Под елями дремучими
От глаз людских укрытая,
Стоит изба, могучими
Ногами в землю врытая.
Когда-то основательно
Хозяин дом срубил.
Иван взглянул внимательно,
Идею оценил….

Затем сказал задумчиво:
«…Так здесь живёт старушечка…,–
И стал избу раскручивать, –
А ну, изба-избушечка,
Встань так, как мною велено:
К тайге – своей спиной
Ко мне, Ивану, – передом,
Да дверку приоткрой!»

И тут сова ушастая
Под крышей гулко крикнула,
Изба, устав стоймя стоять,
Протяжно громко скрипнула,
Присела, чуть подпрыгнула
(У древней много ль сил?)
Ногой куриной дрыгнула
И встала, как просил.

Царевич поднимается.
Скрипят перила старые.
Едва ли не ломаются
Ступени обветшалые.
И, словно в устрашение,
В лесу раздался вой.
Заходит в помещение
Иван, ну сам не свой.

Навстречу – бабка в валенках.
Свирепо глазом зыркает.
Вся сгорблена, рост – маленький.
Кряхтит да злобно фыркает.
Одна нога волочится.
Своей клюкой трясёт.
Ивану сгинуть хочется.
Она ж ему орёт:

– Ты как посмел отважиться
Моей избой командовать?
А ну, хорош куражиться
И начинай докладывать,
Что ты за человечишка?
Зачем пришёл в тайгу?
– Зовут Иван-Царевичем,
Ищу Бабу-Ягу.

– Искал бы ты сокровище,
Любитель приключения, –
Сражался бы с чудовищем.
Но, ради исключения
Скажу тебе, что я, и есть,
Как раз Баба-Яга.
Хотела, было, тебя съесть,
Да поживи пока.

И что же ты тут делаешь
В глуши, людьми заброшенной?
Я здесь, быть может, ведаешь,
Питаюся прохожими.
А ты, смотрю, не шуганный,
Али не хочешь жить?
Ну, что молчишь, как пугало?
– Да что здесь говорить?

Не смог жену любимую
Сберечь в своей поспешности.
Сжёг шкуру лягушиную, –
Лишился женской нежности.
Ищу совета верного,
Пришёл к тебе. Ответь,
Как отыскать Бессмертного?
И можно ль одолеть?

– История знакомая….
Но, всё ж, не всё потеряно.
Когда любовь весомая,
То трудностей – не меряно.
Кощей – не бабка старая.
В бою не победишь.
А у тебя кровь – алая,
Прольёшь, того глядишь.

Тебе в таком сражении
Не обойтись без хитрости
(В военном отношении).
Кощею душу вытрясти
И дьявольским старанием
Нельзя, как ни желай….
Делюсь секретным знанием,
А ты – запоминай.

Там, где морскими волнами
Крутые скалы точатся,
А воздух полон стонами,
Где все дороги сходятся
И все пути кончаются,
Стоит высокий дуб.
В его ветвях качается
Окованный сундук.

8.

Сундук тот не простой.
Сокровищ в нём не значится, –
В ларце сидит косой,
А в зайце утка прячется.
Яйцо в ней сокровенное,
В яйце том есть игла.
В игле же, – смерть мгновенная
Владыки тьмы и зла.

– За это откровение
Век буду в благодарности.
Твоё предупреждение, –
Защита от опасности….
Я в поисках умаялся,
Мне бы поесть чуть-чуть…
Иван поел, откланялся,
И свой продолжил путь.

Идёт Иван вдоль берега,
Одной травой питается,
Полсотни вёрст отмерено…
Вдруг щука попадается.
Лежит, едва шевелится
У моря на песке.
Жизнь в рыбе еле теплится,
Висит на волоске.

Разинув пасть зубастую,
Взмолилась щука бедная:
– Я в этих водах царствую,
Я – матерь многодетная.
Спаси щурятам маменьку,
Не за себя молюсь,
За деток своих маленьких.
Когда-нибудь сгожусь.

– Ну, что же, будь по-твоему, –
Иван, вздохнув, ответил ей
И отпускает вольную
Владычицу озёр-морей.
А та поклон отвесила
Да скрылась под водой.
«Жить впроголодь не весело,
Но это не впервой», -

С такой несытной мыслию
Иван пошёл охотиться.
«В степи добычу выслежу.
Там много дичи водится.»
Кивнул, от предвкушения,
И приготовил лук.
Взойдя на возвышение,
Выходит он на луг…

И видит: среди зелени,
Неспешно, вперевалочку,
Идёт-шагает селезень,
Выгуливает самочку
Со всем утиным выводком.
Иван хоть голодал,
Но всё же не был выродком
И лук не подымал.

– Спасибо, что не выстрелил, –
Глава семейства крякает, –
И пред соблазном выстоял.
С поклоном ножкой шаркает
И добавляет в кротости:
– Я у тебя в долгу.
При первой же возможности,
Царевич, помогу.

…Дней пять, ориентировочно,
Навстречу солнцу красному
Иван безостановочно
По лесу непролазному
Шагал и вышел к горному
Скалистому хребту.
И вот уже проворно он
Штурмует высоту.

Отваге и терпению
Вершина покоряется.
По мере восхождения
Всё больше открывается
Величие окрестностей,
А призрачность дали
Взывает неизвестностью.
Здесь, на краю земли

Иван увидел дерево
И встал под ним, как вкопанный.
Глядит на дуб растеряно.
Ларец цепями скованный
Висит над самой пропастью,
Так просто не достать.
А дна у этой пропасти
В тумане не видать,

Лишь слышно: волны плещутся
И бьют о скалы с грохотом.
Царевичу ж мерещатся
Насмешки с громким хохотом.
И только он решается
Достать иль умереть,
Как тут же появляется
Знакомый нам медведь.

9.

Он вырвал древо с корнями.
Медведю это долго ли?
Ларец на склоны горные
Упал, сверкнув осколками.
Оттуда заяц выскочил
И бросился бежать.
Иван неточно выстрелил…
А зайца не догнать.

Тот мчится рядом с пропастью,
Как ветер, но с оглядкою.
И тут с великой скоростью,
Вовсю сверкая пятками,
Вдогонку устремляется
ИвАнов проводник,
Царевич удивляется:
«Откуда он возник?»

Косой под гору, кубарем.
Прыжками да зигзагами.
Но и другой не увалень,
Дистанция – два шага лишь…
Но вот погоня кончена,
ИвАнов – победил!
Взлетают шерсти клочия,
Беглец дух испустил.


Из зайца в синь небесную
Взлетела утка крякая.
Но на неё отвесною
Атакой, камнем падая,
Пикирует наш селезнь
И жмёт к пучине вод…
По воле, толи случая,
А то ль по принуждению,
Роняет утка в озеро
Заветное яйцо.

Царевич в осторожности
Спускается к поверхности
Родной Землицы-Матушки
С утёса величайшего,
С обрыва, что над бездною
Идёт он к морю-озеру,
Ко берегу песчаному.
«А озеро…глубокое ль?...
До дна бы донырнуть…»
Но там… у кромки берега…
Он видит пасть знакомую.
А в пасти им желанное
Кощеево яйцо.
И тут вдруг появляется
Хозяина лицо…:

«Не трогай, ты яичечко
Отважный добрый молодец.
И пусть оно покоится
Где должно ему быть.
А всё, что тебе хочется,
Исполнится, как надобно
Ко сроку, как положено.
И впредь, да будет так!».

Опешил в удивлении
Иван от слов услышанных.
И робко, недоверчиво
Взглянул вокруг себя…
Стоит и изумляется:…
Как призмой преломляется
Бесцветный белый свет.
Из серого становится
Вдруг красками наполненный,
А рядом рука об руку...
Законная жена…
Вокруг – друзья, товарищи,
Нежданные помощники
И стены Храма Божьего
С хрустальною прозрачностью.
Священник говорит:
- Отныне вы обвенчаны.
Идите с Богом, детушки!
…
И Свадьба началась….
…
И лишь одна из девушек
Грустила и печалилась.
Но от души сказала всем:
– Постойте, люди добрые,
Но разве же не горько нам
На всё это смотреть…?
И дружно все ответили
– Ты права…,
…дочка…
…горько нам!
И хор тут грянул: «Горько же!!!»
А дальше…
… поцелуй…!!!

…И жили они счастливо
В любви до самой старости.
С детьми всегда участливы,
Прощали внукам шалости.
Вдвоём несли с достоинством
Супружеский венец.
Теперь скажу, как водится:
Рассказу окончание.

Во времена далёкие…,
Никем не позабытые,
На свете жили многие
Герои знаменитые…

чудно.
скачала блог.... читаю...
ннндравитььься!!!!
Удачи Вам!!!

Счастье... Опьяняющее чувство, которое делает человека неуязвимым, просто невосприимчивым к жизненным неприятностям, любого рода трудностям. Просто жить - значит прозябать, но жить в счастье - значит видеть вокруг себя удивительные вещи, недоступные остальным.
И за эти мгновения счастья человек впоследствии готов отдать полжизни, потому что как только наступает полоса бед, счастье кажется далёким и невозвратным. Оно как Мираж в пустыне. Жизнь без него скучна и неинтересна, поэтому человек ищет его.
В долгих поисках проходят годы, и часто бывает так, что впоследствии человеку и вспомнить - то нечего, кроме бесконечных поисков и разочарований...
А Счастье эфемерно. И для каждого - разное. Сколько людей, столько и мнений. Это богатство, которое нельзя ощупать и измерить, его можно только чувствовать, даже не пытаясь выяснить, почему есть это ощущение. Оно просто есть, и всё: это необъяснимо.
Счастье - символ благополучия в семье или обществе.
Счастье - знать, что ты кому - то нужен на этой Земле, наконец,Счастье - просто жить и наслаждаться жизнью: видеть небо, радоваться Солнышку, которое пришло, чтобы обогреть нас и дать радость; улыбке родного человека, озарившей его лицо, может, в последний раз, ибо мир наш слишком хрупок, и мы не знаем, что нас ждёт в следующее мгновение...
И при всём том дышать полной грудью, радоваться каждому мгновению этой короткой и насыщенной жизни.
Человек, погрязая в Быте, не замечает красоты мира вокруг; отягчённый жизненными трудностями, забывает о том, как хороша жизнь, и то, что даётся она лишь один раз. Другой не будет; поэтому хотелось бы научиться жить, не растрачиваясь и не расстраиваясь по пустякам, чтобы остались силы и время на что - то хорошее.
А кому из нас, жалких людишек, не хочется хорошо жить, без нервотрёпок и вечной злобы,никого не оскорбляя, ни с кем не ругаясь?
Но - этот жестокий мир живёт по своим законам,а это значит, что все в нём живущие по - своему несчастны. И ничего нельзя с этим поделать, только смириться, попытаться дать немного счастья окружающим тебя людям. И жить по - своему, искать свои пути к достижению Счастья...
А пути эти отнюдь не всегда чисты и праведны; праведных людей не бывает, ведь наш мир несовершенен.
Иногда я закрываю дверь в комнату, ставлю кассету с давно забытыми мелодиями, сосредотачиваюсь, пытаясь вспомнить давно забытое ощущение; но, кроме неясного томления в груди, ничего не чувствую. А это томление сладостно и одновременно мучительно, душа от него разрывается на части.
Такое чувство, что её распинают, а она, разрываясь, кричит:"Я ВСЁ - ТАКИ БЫЛА СЧАСТЛИВА!!!"
И мне хочется сделать то же - крикнуть на весь огромный мир:"Да, я была счастлива,но Я СНОВА ХОЧУ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ!!!"
Чувства не умирают совсем, они лишь притупляются, уходят в глубину Подсознания, чтобы потом, через некоторое время возникнуть с новой силой, совершенно по - новому, по - другому, всё вокруг затопляя, разрушая все преграды...
И в этот момент Душа поёт от Счастья.
...Так что же оно - Созидание или Разрушение?
А может, то и другое одновременно?..

07.1998 год.

Ах эти русские просторы..
Всегда вселяют вдохновенье
Поля, луга и косогоры
Большие реки и озера,
Березы, ели и метели
Коровы, куры и болота ....
Где полной грудью дышится легко
А горизонт уходит далеко........

Решил сделать вторую серию Емелiады.
Прочтите и скажите, стóит или не стóит.
Я ее только начал, и если все скажут продолжать, продолжу, а если нет - верну в прежнее положение. Некоторые строфы я исключил из начала и добавил в продолжение.

По улицам ходит Дождь,
И капли роняет с крыш.
- Я знаю: слова - Ложь.
- Ложь - для тебя,Малыш.
Этот Дождь шумит без конца,
Всё о том. что будет потом...
- Когда всем разобьют сердца,
Всё живое покинет Дом?
А когда он застынет весь,
Будет холодно по утрам?
-Это будет ещё не здесь,
Это будет уже не там...
***
Это было давно, давно,
А как будто - ещё вчера:
Ты спросил: наша жизнь - Кино?
Я сказала: вся жизнь - Игра.
Я сказала, что Боль - пустяк,
Нет такой, чтобы не прошла...
А ты спросишь: "На сердце Мрак,
Потому что в нём нет Тепла?"
Я отвечу: "Какой там мрак?
Просто - холодно от Дождя..."
Возразишь: "Всё это - не так,
Ты - обманываешь себя."
А потом подойдёшь ко мне,
Сядешь рядом, и загрустишь...
Я увижу - Костёр во мгле,
Я услышу твой зов: "Малыш!"...
***
И потом завертится Бег,
Время будет бежать, бежать...
И за окнами станет - Снег,
Потом будет Весна опять....
Эта горечь пройдёт. пройдёт,
Снег засыплет её совсем,
Всё плохое с Водой уйдёт,
Но, увы, не уйти от Проблем...
Будет просто, как никогда,
Всё построить, разрушить всё...
...Так же строились Города,
Так же строится будут ещё...
Просто ЖИТЬ, ни о чём не жалеть,
Относиться проще к Годам...
Потому что приходит СМЕРТЬ
Слава Богу, если не к нам.
Потому что мы любим ЖИЗНЬ,
И ещё: мы верим во СВЕТ...
- Люди ценят умную мысль,
И ценить будут сотни лет,
Потому сядь за стол, пиши,
А потом загляни в себя:
все слова идут от Души -
Ненавидя, дразня, любя...
Даже Чувств Людских Полюса
Могут выжить, столкнувшись здесь,
Даже Чёрная Полоса -
Для кого - то - Добрая Весть...
-Это так, а может и нет...
Кто же знает, что будет ТАМ.
По прошествии сотен лет
Так ли будем нужны Друзьям?
Каждый строит своё Гнездо,
Каждый знает Слова свои...
- Растворить не забудь окно,
И Надежду в сердце впусти.
- А потом, что будет потом?
ВЕРЫ хватит ли - на века?
На Фундаменте строят Дом,
Не на холмике из песка...
- А пока и не строй, скажи:
"Знаю, будет. " И всё - путём.
Лишь в пустынях есть Миражи,
А для каждого есть - свой Дом.
Просто ЖИТЬ, чтоб СТИХИ ПИСАТЬ -
Это есть непростой удел...
- Да поможет мне Бог опять
всё стерпеть, как и Он терпел:
Непогоду, Снега, Дожди,
Радость Встречи, и Боль Утрат...
- "Только знай, только верь и жди,
Не ступай впотьмах, наугад".
***
Этот Голос в любой стране
Я узнаю из тысяч фраз:
Это ОН знает ВСЁ обо мне,
Он хранит от Беды всех нас...


06.1999 год.

Ты увидел в Саду Любви
На зеленой лужайке...там
Где бывало резвился ты
Посреди стоявший Храм
Ты увидел затворы его
"Ты не должен" прочел на вратах
И взглянув ты на Сад Любви
Что всегда утопал в цветах
....Но вместо душистых цветов
Тебе предстали ограды
Священики в черном... вязали терном
Желанья твои и отрады.

Посмотрим что тут...

Люди из Детства...
Сколько их покинуло этот мир, сколько ещё покинет.
И только Память, этот недремлющий страж и хранитель прошлого сохраняет в себе их лица и голоса...
А жизнь не останавливается ни на минуту. Настоящий миг через секунду уже в прошлом. а мы ещё считаем его настоящим.
Минуты складываются в часы. часы в дни. дни в недели...
В итоге проходят годы, преждечем начинаешь сознавать хрупкость человеческого Бытия; только столкнувшись со Смертью лицом к лицу, понимаешь всю мощность происходящего и устрашаюшую необратимость процесса Смерти на фоне продолжающегося торжества Жизни. А на самом деле Жизнь и Смерть попросту не существуют друг без друга, это закон.
Только человеческое сознание, объятое горем, не может понять этого закона, не принимает его, стоя у гроба самого дорогого человека, Человека из Детства.
Страшно представить, что их уже нет, и никто не назовёт нас привычными с детства именами, так, какназывали нас только они...
Никто и никогда. Ощущение Пустоты. И чем дальше, тем оно сильнее.
Говорят, после первой годовщины боль притупляется - неправда.
Эта Боль сидит в тебе занозой, незаживающей раной проходит с тобой через всю жизнь.
А в моменты горечи выходит во всей красе - бурными слезами. тоской по ушедшему безвозвратно. Всё. детство ушло, ипотерял ты не только окружавших тебя когда - то близких, но и часть твоей жизни ушла, чтобы никогдауже не возвратиться.
И с этим сознанием идём мы по жизни, постепенно привыкая к мельканию дней, чередованию лет...
Постепенно находим точку опоры в спутниках жизни, детях, внуках...
И Детство уходит всё дальше в недра нашей Памяти. Но пока мы живём - мы помним.
Помним тех, кто ушёл и никогда уже не будет снами, только лишь в снах...
И от этого они становятся ещё дороже и роднее.
Только на закате жизни порой приходит мысль: что же там, за Гранью?
Начинают сниться забытые за долгие годы родные места и Люди из Детства.
Тонкая грань снов и реальности постепенно стирается, но они - там, мы - здесь. Это невозможно исправить: таков Закон.
Закон Жизни, Закон Природы.

Покойтесь с миром, Люди из Детства!
Пусть откроется вам Царствие Небесное!


20.03.2000 год. Дописано 13. 07.2006 год, за месяц до пятилетия смерти мамы...

Давным-давно, когда была Россия
Забытой Богом маленькой страной,
Державой правил грозный царь Василий -
Василий Пятый с длинной бородой.

Давно уж надоевшую царицу
Он в монастырь Успенский отослал.
Но был он однолюбом, и девицу
Другую в жены брать себе не стал.

А жил с ней так, без всяких там венчаний.
Царям такое можно и простить.
Не будем мы им делать замечаний –
Цензура может их не пропустить.

Евангельский пример - Иван Предтеча.
Царя учил он жизни, но, увы,
Однажды он за эти свои речи
Святой своей лишился головы.

Но главной у царя душевной раной
Единственная дочь его была.
Звалась она в народе Несмеяной
За то, что улыбаться не могла.
Весь день в меха одетая потеет,
Мизинец в нос засунув на вершок.
А если кто смешить ее затеет,
В того кидает свой ночной горшок.

Гороховых шутов ей нанимали
И карликов. Со всех концов земли
Уродцев ей в подарок присылали,
Но рассмешить царевну не могли.

Царь так мечтал судьбу ее устроить,
Что забывал при этом иногда
Про урожай, про общий рост надоев
И про производительность труда.

Уж много лет по всей Европе принца
Ей царь искал, других не зная дел.
Однако на царевне той жениться
Никто из этих принцев не хотел.

Принцесс в Европе без нее хватало –
Царь в этом убеждался вновь и вновь.
К тому же среди принцев процветала
К Парижу однополая любовь.

Как будто одержимых Сатаною
Влечет их всех к парижским кирпичам.
С гитарой принцы бродят под луною,
Иль что в Париже светит по ночам?

Один лишь датский принц Гамлéт Гамлéтыч
Однажды к ней посвататься решил.
Но царь, поняв, что тот умом увечен,
От свадьбы отказаться поспешил.
Недуг душевный принца был заразен -
С тех пор при государевом дворе
К устам придворных прицепилась фраза:
«Ат вáре еллер икке ат варé»*.
(*At være eller ikke at være [Быть или не быть] дат.)

И чтоб поставить в этом деле точку,
Решил указ Василий объявить,
Что выдаст за того он замуж дочку,
Кто б эту дочку смог развеселить.

А в те же дни в деревне под Москвою
От стен столицы в двадцати верстах
Жил в доме бедном с матерью-вдовою
Один Емеля – молодой простак.

Хоть в грамоте знавал он толку мало,
Мог матери в хозяйстве подсобить.
Однажды утром мать его послала
К реке замерзшей пó воду сходить.

Идет к реке Емеля мимо школы
И весело пинает пред собой
Пустую банку из-под пепси-колы.
И вот, когда пришел он за водой

В лаптях, в потертых джинсах и в рубашке,
Ворон по всей округе распугал,
Проделав взрывом гексогенной шашки
Он прорубь – так всегда он поступал.

Вы спросите, откуда, в самом деле,
Добыть в деревне можно гексоген?
Его обычно находил Емеля
В развалинах завода Мосрентген.

В одном ведре, как каждый раз поутру,
Была кристально чистая вода.
В другом, же вместе с тиной и мазутом,
Плескалась щучка фунта так на два.

«Ништяк, – подумал про себя Емеля, -
Форшмак отличный приготовит мать»,
Но щука мысль его уразумела
И начала Емелю упрекать:

«По что меня задумал погубити?
Аль пропил совесть в кабаке вчерась?
А я тебя уж было наградити
Подумать грешным делом собралась».

Емеля был невежествен в науке.
Научных объяснений не найдя,
Подумал он, что говоренье щуки
Есть результат кислотного дождя,

Прошел который на канун Покрова
И много бед в деревне натворил.
К примеру, бык у фроловой коровы
Теленка трехголового родил.

А в воскресенье с кафедры церковной
Отец Герасим может, и не врал,
Что в час ночной над самой колокольней
Намедни Змiй Горынычъ пролетал.

Змiй или змей, Емеле безразлично,
Попы всю жизнь народ пугают зря.
Но с детства знал Емеля на отлично:
Животных говорящих есть нельзя.

Хоть с виду мясо их обыкновенно,
Однако очень даже может быть,
Что это мясо геном мутагенным
Твою утробу может заразить.

Хотя бы взять покойного Федула –
Он говорящих раков как-то съел.
Сначала начались расстройства стула,
Потом внезапно раком заболел.

Задумался Емеля на мгновенье
Про тот ушедший двадцать первый век,
Когда по сказкам старших поколений
Дышал свободней русский человек:

«Как славно было в двадцать первом веке,
Когда жила Россия без царей.
Зимой до дна не промерзали реки,
И говорящих не было зверей.

Тогда китайцев в мире было мало –
Их был один лишь только миллиард,
А вся Европа мирно разъезжала
На безобидных танках «Леопард».

Тогда с ведром на речку не ходили,
А в каждой хате был водопровод,
Тогда дровами печку не топили,
А мужики ходили на завод.

А если щука маме, в самом деле,
Расскажет, что в кабак я заходил,
Она давать не станет больше денег», –
Подумал он, и щуку отпустил.

А руку вытер снегом он брезгливо,
Взял ведра и пошел уже домой,
Но за спиной услышал глас счастливый
Сего повествования герой:

«Захочешь если, чтоб без промедленья
Какое-либо дело провести,
Для этого «по щучьему веленью»
Достаточно тебе произнести».

Застыл сперва Емеля в изумленьи,
Потом сказал «попробуем» себе.
И произнес: «по щучьему веленью».
Качнулись ведра и пошли к избе.

Пришли домой, на лавку влезли сами
И замерли. А мать и говорит:
«Уже вернулся? Съезди за дровами,
А то мне печку нечем затопить».

Когда Емелин прадед, торжествуя,
Зимой на дровнях обновлял свой путь,
Его лошадка, носом снег почуя,
Всё норовила прадеда лягнуть.

Емелин прадед помер в прошлом веке,
А лошадь сдохла прошлою зимой.
Теперь, куда захочешь если ехать,
Переться к председателю домой.

Униженно выпрашивать кобылу,
Чтоб в сани полусгнившие впрягать,
Ведь на Руси спокон веков так было:
Обязан председатель помогать

То трактором, то стройматериалом,
То агрономшу отвезти в роддом.
Но, правда, председателей немало,
Которым это делать вечно в лом.

Емеля с председателем был в ссоре.
Был на Емелю председатель зол,
За то, что написал он на заборе
Дословно: «Притсидатиль нашъ – казёлъ».

«Черт с ним, с конем», – подумал наш Емеля
И, бросив в сани «Дружбу» и топор,
Он произнес: «по щучьему веленью».
И сани понеслись во весь опор.

Бежит Емеля, сани догоняет,
Запрыгивает в них он на ходу.
Увидев это, бабки уж болтают,
Что этим он накликает беду

На всю деревню, ведь Отец Герасим
Рассказывал, что был один ведьмак,
Который прошлым летом в тарантасе
Без лошади поехал просто так.

А вслед за этим над его деревней
Нависла неминучая беда:
В болоте пробудился ящер древний,
И рано наступили холода.

Тем временем Емеля мчится к логу.
По льду пересекает реку он
И бывшую железную дорогу,
Разобранную на металлолом.

Топор с пилою он пускает в дело,
В обратный путь собрался, дров набрав.
А в этот час судьбе навстречу смело
Из Польши королевич Владислав

В карете ехал свататься к царевне,
Прослышав про Василия указ.
Уж до Москвы осталось две деревни,
Но за рулем Емеля в первый раз.

Свернуть с дороги не успел возница.
Емеля ж, хоть и жал на тормоза,
А все же не успел остановиться
И долбанул карету два раза.

Но доблестный капрал Тадеуш Бжехва
Успел Емелин номер записать.
И до Кремля едва успев доехать,
Сумел про все по-русски рассказать.

Его подробно расспросил Василий
И грозный царь подумал и решил,
Что та езда без всякого бензина
Вполне б могла царевну рассмешить.

Хотел когда-то дочери машину
В Германии Василий заказать,
Однако для заправки ей бензину
И государь не мог уже достать.

Ведь на народ обиделась природа.
И лет, наверно, где-то двадцать семь
Добыча сокращалась год от года,
И вскоре нефть закончилась совсем.

Поэтому премудрый царь Василий
В реестре этот номер отыскал
И во дворец доставить, хоть насильно,
Емелю вслед за этим приказал.

Дорoгою Калужской стародревней
Лихих рейтар несется эскадрон.
А в этот час в емелиной деревне
Уже хотят поджечь емелин дом.

Вдруг слышат топот: скачет третья рота
Четвертого рейтарского полка:
«Где преттсеттатель?» «Председатель – вот он».
И тут же его взяли за бока:

«Не здесь ли тут дерефня в самом деле,
Кте пез пропеллер естят на санях?
И тут ли прошиффает тот Емеля,
Что польскую карету шбиль на тнях?»

«Емеля бунтовщик опасный очень, –
В ответ им председатель говорит, –
Поэтому считаю: надо срочно
Его халупе крышу подпалить.

Высказывал крамольные он мысли.
На партсобранье не загнать никак.
А в понедельник треснул коромыслом
Мне вот сюда. Вот, до сих пор синяк».

«Нам сатнитсу покасыфать не натто.
Наттень штаны, ити та и скаши:
Херр хауптман барон фон Киндергартен
Таёт прикасс, что сохранет шиснь

Емеле, если тот без прометтленья
С пофинною к тсарь-батюшка придет
И сфоего приротного яфльенья
Там демонстрациoн* происфедет».
(*Vorfuhrung (нем.))

Ответил председатель: «Рад стараться!»,
Двух полицаев подозвал к себе,
Поскольку самолично побоялся
Он подойти к емелиной избе:

«А пес их знает, вдруг его мамаша
Припрятала за печкой пулемет, –
Подумал он, – она ж в деревне нашей
Уж сорок лет, как ведьмою слывет».

К избе подходят оба полицая:
Один стучится в дверь, другой в окно.
И тот, что старше, громко восклицает:
«Тебе в Москве пора уж быть давно.

Ты слышал, что сказали эти фрицы?
Чтоб ты к царю немедленно прибыл,
И лично извинился перед принцем
За то, что ты его карету сбил».

В Москве Емеля не бывал с рожденья
Да и в избе не хочется сгорать.
И согласился он без промедленья
Родной страны столицу повидать.

Но как ему из дому выйти? Сразу
Его ж соседи могут подстрелить.
Тогда Емеля произносит фразу,
Ту самую. И печка в тот же миг,

Сорвавшись с места, стену протаранив,
На всех парах помчалася к Москве.
Осколками стены слегка поранив,
Кого-то из зевак по голове.

А в это время из Москвы обратно
В Варшаву принц отправиться решил.
Свою задачу справил он отвратно,
И Несмеяну он не рассмешил.

Его карету тянут на буксире.
Принц едет следом в списанных санях,
Которые отдал ему Василий,
Из гаража их выкинув на днях.

В те времена, когда еще случались
Аварии с участием печей,
Мгновенно сани в щепки превращались
Под тонной силикатных кирпичей.

Вот и сейчас, когда Емеля мчался,
Особо за дорогой не следя,
На принцевский кортеж он вновь нарвался,
На этот раз на сани налетя.

Тадеуш в миг Емелю догоняет,
Занёс над ним он саблю уж, но тут
С прискорбием пан Бжехва замечает,
Что стал его стегать его же кнут.

Потом догнали Бжехву и рейтары.
Потом над ухом «Хальт!» он услыхал,
Потом еще посыпались удары,
Потом и вовсе он с коня упал.

И выплюнув два зуба на дорогу,
Решил Тадеуш русским отомстить,
Поняв, что знает он довольно много,
Того, чем русских можно победить:

Хоть русский воин к голоду привычен,
Хоть грязь и холод русским ни по чем,
Однако сохранен у них обычай
Стволы винтовок чистить кирпичом.

У русских не проводятся ученья,
Полкам не ставят боевых задач.
Бытует повсеместно привлеченье
Солдат на стройки генеральских дач.

Решил Тадеуш, что по возвращеньи
Все королю-папаше донесет.
И этим донесеньем впчатленье
Благоприятное произведет.

Еще добьется этим извиненья,
Что он за принцем плохо уследил.
И этим самым оба столкновенья
В окрестностях Москвы он допустил.

Еще за то, что юный принц в дороге
Потратил много лишних денег зря.
Что во дворце на стол он ставил ноги,
Что ручку «Паркер» стибрил у царя,

Что Владислав в Смоленске так напился,
Что русских девок в номер зазывал,
Что за десертом спьяну помочился
В еще кипевший русский самовар.

Постойте, про Емелю мы забыли…
К полякам мы еще вернемся вновь.
Пока они свой транспорт починили,
Да Бжехва оттирал от рожи кровь,

Емеля уж по Якиманке мчался.
И на Полянку он с нее свернул.
А перед речкой так он разогнался,
Что без моста ее перемахнул.

За речкой печка мягко приземлилась,
Потом вписалась плавно в поворот,
И тут же наш Емеля очутился
У самых Тимофеевских ворот.

У церкви Константина и Елены
Сам государь Емелю повстречал.
От удивленья кровь застыла в венах,
Со страху царь Василий закричал:

«Как ты посмел в Кремле на печке ездить,
Тем более еще и без колес?
Да из какого будешь ты уезда?
А ну-ка, убирай свой паровоз!»

«Уезд у нас Подольский, слава Богу.
За Теплым Станом честь имеем жить.
Нарочно я отправился в дорогу,
Чтоб с государем лично говорить.

Ведь ты же сам сказал своим рейтарам
Позвать меня в кремлевский свой дворец.
Надеюсь, прибыл я сюда недаром?
Узнать, зачем, мне можно, наконец?»

«Так ты и есть Емелька, сын Романов?
А почему тогда на печке тут?»
«В Москву в санях не отпустила мама.
Боялась, что могло меня продуть.

Не обошлось на них без приключенья -
В них тормоза чего-то барахлят.
К тому ж езда на них одно мученье:
Пять вёрст проедут - десять верст стоят".

В тот час царевна в тереме сидела
И семечки щелкала у окна.
И как на печке в Кремль въезжал Емеля,
В тот самый миг увидела она.

Покинув терем, встала под навесом.
Потом присела рядом на порог.
И с самым неподдельным интересом
Внимала этот странный диалог.

Емелина последняя же фраза
Любого б наповал могла убить.
Ее услышав, Несмеяна сразу
Вдруг перестала несмеяной быть.

Из врат Кремля доносится наружу
Царевны смех, переходящий в крик.
Под нею слуги подтирают лужу,
От смеха появившуюся вмиг.

Василий-царь в лице переменился
Зачем-то стал Емелю целовать.
И тут же вслед за тем распорядился
Гостей на свадьбу дочки созывать.

«Царь-батюшка, постой, какая свадьба? –
Спросил Емеля, – слышу в первый раз».
«Знакомь, сынок, меня с моею сватьей!
Не слышал разве ты про мой указ?

На всю Россию от Твери до Тулы
По радио указ объявлен был».
«Дык, ведь у нас антенну ветром сдуло», –
В ответ ему Емеля говорил.

«Починим мы тебе твою антенну,
Устроим председателю разнос.
Иль вообще осудим за измену,
Что про тебя не вовремя донес.

Вернемся в Кремль мы в будущую среду,
А нынче едем все в твою дыру».
«А можно я на печке с ним поеду? –
Царевна просит, – я не упаду».

Емеля реверс рычагом включает,
Давая русской печке задний ход,
И задним ходом лихо выезжает
Из тех же Тимофеевских ворот.

К нему прижавшись, едет с ним царевна.
А следом за царевной едет царь.
Конвой и свита едут с ним в деревню,
Поскольку приказал им государь.

Что там потом творилось поминутно,
Доподлинно узнать уже нельзя.
И так как время это было смутным,
То это время смутно помню я.

Но слух витает даже в Гондурасе,
Что царь Василий был на свадьбе пьян.
Еще болтают, что Отец Герасим
Порвал на этой свадьбе свой баян.

Из жизни теней

Модест долго ворочался на жесткой кушетке, но сон к нему так и не приходил. В Петербурге он не был давно, больше года, и потому отвык уже засыпать во время белой ночи. До самой полуночи Модя тоскливо смотрел на блик света, пробивающийся из окна сквозь щель неплотно задернутой занавески. Глядя на эту щель, Модест испытывал безотчетный страх и чувство непонятной тревоги, но именно этот страх и эта тревога не позволяли ему оторвать от нее взгляд. Вскоре ночь перевалила за полночь. Модест понял это, потому что часы, сделанные под вид избушки на курьих ножках, стрелки которых шли в сторону, противоположную той, что ходят стрелки в обычных часах, прокуковали, как почему-то показалось Модесту, не двенадцать, а целых тринадцать раз. При этом вместо кукушки из окошка часов вылетал и снова скрывался в своем убежище маленький резной деревянный кукиш.
Едва часы прокуковали свое тринадцатое «ку-ку», по оконной занавеске скользнула чья-то быстрая тень. Вдруг эта тень изогнулась под прямым углом и сквозь щель в слегка приоткрытой оконной раме проникла в комнату. Тень эта имела явные человеческие очертания, причем напоминала она женскую фигуру в берете – таком берете, который носят швейцарские гвардейцы, охраняющие в Риме собор Святого Петра. Тень проползла по полу и, положив ногу на ногу, уютно устроилась в красном кожаном кресле, стоящем спиною к камину.
– Кто ты и откуда? – спросил у тени Модест, вспомнив о том, как еще в гимназии на уроках Закона Божьего священник отец Феофан рекомендовал задавать подобный вопрос любому видению.
– Зовите меня мисс Тременс, мисс Делирия Тременс. Я была другом покойного отца вашей возлюбленной.
– Так он что, умер?
– Он скончался вчера, от недостаточности сердечной деятельности, и я была с ним до самой его последней минуты.
– Значит, вы знаете Элен?
– Нет, к сожалению, Элен мне знать пока не довелось, а вот отца ее я навещала частенько, особенно в последний год его жизни. Но сейчас я здесь не только для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Меня послал к вам мессир Хошех, прямо из Шеола, – произнесла тень, и, вероятно, поняв, что ни это имя, ни название этой местности штабс-ротмистру Одиннадцатого гусарского Изюмского полка ничего не говорит, добавила: – Когда-то Хошех был Всем, но потом Все разделилось на части, и Хошех стал лишь частью Всего.
– Что-то не знаю я таких имен, – дрожащими устами вымолвил Модест.
– Вы что, Писания не читали? – удивилась мисс Тременс.
– Как же, читал-с. Только никакого Хошеха не помню.
– А на каком языке, позвольте вас спросить, вы читали Библию?
– Ясно на каком, естественно, на церковно-славянском.
– А на языке оригинала вы ее не читывали? «Бе-решит вара Элохим эт ха-шамаим вэт ха-арец» ничего не напоминает?
– Как же я ее прочту на языке оригинала, если ни языка этого, ни самого оригинала, не знал никогда?
– Тогда поясняю, – ответила мадемуазель Тременс: – «Бе-решит» – это «в начале», «шамаим» – это «небеса», а слово «арец» переводится как «земля». Но самое главное то, как переводится слово «Элохим».
– И как же оно переводится?
– «Элох» – это «Бог». Слово «аллах», арабское его прочтение, надеюсь, слыхивали? А вот «им» – это окончание множественного числа. То есть «Элохим» – это Боги. Видите, в Библии черным по белому квадратным письмом справа налево написано, что богов было больше одного. А зовут этих богов Тегом и Хошех. Тегом – антипод мессира Хошеха – вышел из него и отнял у него его же законное место. С тех пор мессир Хошех находится в подчиненном положении по отношению к Господу Тегому. И Тегом поручил Хошеху удерживать зло в разумных пределах.
– И зачем же он вас все-таки ко мне послал?
– Разговор есть один. Вы, кажется, хотите невесту свою спасти?
– Так точно, госпожа Тременс, а что, ваш Хошех, или как его там называть, может в этом мне чем-то помочь?
– Зовите его просто мессир. Мы, его подданные, зовем его так.
– Вообще-то я подданный Российской Империи и присягал на верность государю – императору.
– Хорошо, хорошо! Не будем трогать этот вопрос, чтобы не задевать ваши верноподданнические чувства. Но ведь если в полк ваш приедет его шеф принц Генрих Прусский, вы ведь будете также величать его Ваше Высочество. Так что вам, трудно назвать мессиром мессира Хошеха? Надеюсь, это для вас не laesa majestas? Или же вы исповедуете фарисейский принцип «non habemus regem nisi Caesarem»?
– Хорошо, мадемуазель Тременс, так чем же я все-таки вам обязан честью столь позднего визита?
– Позднего? Разве? Я, наоборот, предпочитаю приходить по ночам, когда мучимый тревогой человек не может заснуть. Не может заснуть от страха. Не может заснуть, поскольку едва он засыпает, к нему приходит кошмар. Жуткий кошмар. И вот тогда, когда он совсем перестает засыпать, прихожу я. Появиться я могу отовсюду. Могу вынырнуть из-за занавески окна. Могу выползти из-за шифоньера. А могу и просто вылезти из стены. Но к вам я пришла не для того. Чтобы вас напугать. Просто, хочу я понять, что вы за человек. Можно ли вам доверить ответственное дело?
– Но ведь ваш же мессир Хошех и мысли и дела наперед знает.
– Знать-то он знает, но ему приходится выбирать, какие дела вам предстоит совершить, и какие мысли придут в вашу голову.
– А разве это определяет не Господь Бог?
– И Он тоже. Но Он определяет светлые дела. А мессир Хошех – царь теней и отражений. И все тени и отражения подчиняются только ему.
– Но моя тень всегда при мне. А что касается отражения…
– Что касается отражения, то вы ведь не знаете, что оно делает в зеркале, пока вы не смотрите в него. Все то время, что вы не смотрите в зеркало, ваше отражение живет там независимо и лишь тогда, когда вы смотрите в зеркальное стекло, оно, притворяясь покорным, копирует ваши движения. Но не пробуйте смотреться в зеркало в темноте. Я была свидетелем сотен случаев, когда отражение, раздраженное тем, что его оторвали от любимых ночных дел, вырывалось из зазеркалья и душило своего обладателя. А, что касается тени, взгляните на нее. Сейчас она вам покорна и повторяет все ваши движения. Но стоит мне ее поманить, – тут мисс Тременс подозвала Модину тень своим черным и плоским пальцем, – и она уже вам не принадлежит.
Тень Модеста встала с кушетки у Модеста за спиной и, перешагнув через штабс-ротмистра, покорно подошла к мисс Тременс. Мадемуазель Тременс жестом предложила ей садиться и тень села в кресло, стоящее рядом.
– Кроме того, – продолжала мисс Тременс, – я могу забрать вашу тень в залог выполнения вами ваших обязательств и вернуть ее вам по выполнении условий контракта. А могу сделать вашу тень соглядатаем, и она будет за вами следить, докладывая мне обо всем. Но хуже всего человеку тогда, когда тень становится его хозяином. В этом случае не тень повторяет действия человека, а человек повторяет действия тени.
– А разве такое бывает?
– А откуда, по-вашему, берутся маньяки? Это и есть те люди, действиями которых руководят их тени. Или мать, убивающая собственного ребенка? Вы думаете, что она сошла с ума? Но доктор смотрит ее и говорит, что она вменяема. И действительно, она испытывает муки совести, осознает свою вину, и задает себе вопрос, почему она это сделала. Или возьмите статистику. Сколько, по-вашему, людей выпрыгивает из окна, спасаясь от собственной тени? Но от тени уйти нельзя. Тень от человека уйти может. А человек от тени – никогда.
– Так что же хотите вы мне поручить такого, ради чего мне, возможно, придется расстаться с собственной тенью?
– Вам надлежит сделать то, что вы и так собираетесь сделать. Вы спасете свою невесту не только для себя, но и для нас.
– А зачем она вам?
– Миссия, которую она выполняла, была прервана. Эту миссию надо завершить. И даже если с Элен больше ничего худого и не случиться, завершить эту миссию должны будете вы.
– А что это за миссия?
– Чтобы вы это поняли, мне придется вам кое-что объяснить. Как вы уже догадались, бывают существа бестелесные, а бывают – бестенесные. К последним относятся вампиры, упыри, вурдалаки и прочие бывшие люди. Чтобы они слишком не безобразили, тени их хранятся в Шеоле, в особом хранилище. Именно поэтому безобразят они лишь по ночам да и то – до первых петухов. Но бывает так, что некоему вампиру или вурдалаку удается вызволить свою тень. И тогда тот выходит из-под контроля. Давным-предавно случилось однажды следующее: тень по имени Нинель сбежала из Шеола. С тех пор она материализуется то в одном, то в другом злодее. Она научилась раздваиваться и может одновременно действовать с двух направлений. Вот и сейчас при дворе вашего государя живет святой старец Гришка Распутин. А в это время в Париже ждет своего часа бунтовщик Ленин. Если не предпринять нужных мер, то первый расшатает престиж вашей династии, а второй, дождавшись ее падения, вернется в Россию и, сделав переворот, начнет в ней строить свой собственный Шеол. Строить за тем, чтобы потом самому занять и место Тегома, и место Хошеха.
В ходе своей прошлой миссии Элен вместе со своим и, кстати, вашим другом Пчелкиным добыла копье, которое выковали по приказу третьего иудейского первосвященника Финееса. Копье это при правильном применении поможет навсегда покончить с Нинель. Именно для этого Элен вернулась в тысяча девятьсот восьмой год. Именно поэтому Пчелкин познакомил ее с вами, посчитав вас надежным человеком. Но вы ее не уберегли. Вы отправили ее одну поездом. Теперь вам предстоит исправить свою ошибку. Во-первых, вы должны вызволить Элен, а во-вторых, вам предстоит сделать то, что не удавалось ни ведьмам, ни чертям. Вы можете подобраться близко к Нинель, поскольку от человека она не чувствует опасности. Бесов же и всяческих ангелов она за версту чует.
– Хорошо, я согласен, – проговорил Модест.
– Я так и думала, – ответила мисс Тременс. – Кстати, возвращаю вам вашу тень. С ней вам будет сподручнее. Да и в светлое время суток отсиживаться в каком-нибудь темном месте не придется.
Тень встала с кресла и вернулась за спину к Модесту на свое прежнее место. Недоверчиво пошевелив рукой, Модя убедился, что тень снова полностью повторяет все его движения.
– Да, чуть не забыла, – опомнилась мисс Тременс, – Если вам понадобится моя консультация, вот вам моя визитная карточка, – произнесла она и протянула Модесту клочок черной бумаги. Действует она, правда, лишь ночью, начиная с тринадцати часов ночи и кончая первыми петухами. Просто порвите ее пополам, и я появлюсь.
Модест взглянул на визитку. Серебряными буквами на черном фоне на ней было написано: «Deliria Tremens». А под надписью буквами помельче был обозначен род деятельности: «страх и ужас».
– А теперь вам надо поспать, – закончила разговор мисс Тременс, – завтра вам предстоит нелегкий день.
Через Мгновение Модя уснул.
Когда он проснулся, то первым делом подумал, что это был странный кошмарный сон. Однако, увидев в руке зажатый между пальцами кусочек черного картона, правда, без какой-либо надписи, крепко задумался. Что это было, сон это был или явь, пока оставалось для него загадкой.

Один день из жизни Понтия Пилата

Кровавый лик иудейского Солнца медленно опускался за Голгофу. Три опустевших креста чернели на фоне солнечного диска. Поднимая красную пыль тяжелыми воинскими калигами, в город по Иопийской дороге возвращалась первая центурия когорты принципов Пятого Македонского легиона. Войдя через Рыбные ворота, легионеры строем прошагали в Антониеву крепость.
Прокуратор ждал. Он ждал, когда, наконец, с докладом прибудет к нему центурион. С докладом и кровью для Помпеевой чаши, с той самой животворящей кровью. Когда-то девяносто шесть лет назад Гней Помпей Магнус взял ее в Храме в качестве трофея. Потом, после гибели его сына Секста чаша эта каким-то образом попала в семью Клавдии и досталась Пилату вместе с приданым. Согласно древнему преданию тот, кто выпьет из этой чаши кровь иудейского царя, получит бессмертие.
Однако центурион почему-то опаздывал. Не выдержав, прокуратор вызвал дежурного ликтора и приказал ему немедленно привести центуриона.
Спустя небольшой промежуток времени ликтор вернулся один:
– Первый центурион когорты принципов Гай Кассий Лонгин в легионе отсутствует, – доложил ликтор.
– Где ж его носят подземные боги?
– Воины говорят, что сразу после казни пришел достопочтенный Иосиф, которому ты дал разрешение забрать тело одного из преступников. С ним и остался Кассий, чтобы проследить за процессом захоронения.
– Немедленно скачи на Кальварий и приведи ко мне этого Кассия.
– Слушаюсь, мой прокуратор, – ответил ликтор и тут же покинул Преторий.
В тусклом свете Кровавой Луны Пилат не мог уже разглядеть с балкона, как ликтор скачет к Лысой горе. Поэтому он вынужден был тупо смотреть на город, залитый светом пасхальных свечей.
А город кипел. Город веселился. Начинался пасхальный Седер. В тысяча триста сорок пятый раз за свою историю иудейский народ праздновал Песах – праздник опресноков. Во всех домах иудеи лежали вокруг стола и ели горький марор, обмакивая его в сладком харосете – густой жиже, приготовленной из яблок, вина и толченых орехов. В этом году Песах совпадал с Великой Субботой. "Барух Ата, Адо-Най, Эло-Эйну, Мелех Аолам, Ашер Кидшану Бемицвотав Вецивану Леадлик Нэр Шель Шабат Кодеш!", – доносились отовсюду до прокуратора незнакомые ему слова.
Многое Пилату казалось странным в обычаях этого народа. Но этот праздник был для него самым странным. Странным казался и весь месяц нисан – месяц, который сами иудеи часто называли "ходеш га-авив" – месяц весны. Согласно иудейской Агаде, именно в этот месяц создал Вселенную их единственно почитаемый бог, который, по мнению прокуратора, совпадающем с мнением его самых просвещенных современников, являлся не кем иным, как Сатурном. В этот месяц иудеи не соблюдают траур, не произносят молитву "Тахаун" и не оплакивают умерших. А в этот пасхальный день они выпивают четыре стакана неразбавленного вина. Если бы не Макрон. Если бы префектом претория до сих пор оставался его покровитель Элий Сеян, Пилат в эту ночь проделал бы то, о чем давно тайно мечтал. Мечтал он об этом с того самого дня, когда шесть с половиной лет назад вынужден был отпустить делегацию иудейских старейшин, приняв их условия. Если бы Пилат не боялся гнева Маркона, правящего Римом от имени спившегося престарелого императора, он приказал бы перебить мечами, переколоть копьями и перерезать кинжалами как свиней всю эту ненавистную ему толпу, собравшуюся в Иерусалиме в канун Песаха.
"Пусть веселятся, – думал прокуратор. Не успеет сойти в могилу нынешнее поколение, и от этого города не останется камня на камне". Он это знал. Знал с того самого часа, когда распознал в этом неприметном полусумасшедшем арестанте того нового бога, которому вскоре будет поклоняться полмира.
– Мой прокуратор, – вырвал Пилата из размышлений вернувшийся ликтор, – первый центурион принципов Гай Кассий Лонгин исчез.
– Как исчез?
– На Кальварии его нет, под горой тоже. Но и в город он не возвращался – ни стража, ни мытари не видели, чтобы он входил в город. На дороге я его тоже не встретил.
– А где этот Иосиф, тот Иосиф из Аримафеи, который оставался с ним?
– К нему домой уже послали двоих солдат и декуриона, но, думаю, это бесполезно. Его тоже никто не видел входящим в город.
– Значит, они исчезли вместе, вдвоем?
– Я бы точнее сказал втроем.
– А кто же третий?
– Третий – это тот арестант, тело которого они забрали с собой.
– Догнать! – прокричал прокуратор, – и на его мгновенно покрасневшем лице выступила испарина.
– Будет исполнено, – ответил ликтор и стремглав выбежал из покоев, чтобы не попасть прокуратору под горячую руку.


Едва ликтор удалился, шаги Лонгина послышались у Пилата за спиной. Вероятно, тот незамеченным вошел через потайной ход.
– У меня есть к тебе предложение, прокуратор.
– Мало того, что ты шляешься неизвестно где, так, что за тобой приходится посылать погоню, ты еще смеешь мне высказывать какие-то предложения! – возмутился прокуратор.
– У меня есть кровь, – показал центурион кожаный мешок, – а у тебя есть чаша.
– И что? Ты хочешь сказать, что крови хватит на двоих?
– Я хочу сказать, что крови хватит на троих.
– И кто третий? Твой сообщник Иосиф?
– Третья – Клавдия.
– Кто?
– Твоя супруга, прокуратор. Ты, вероятно, семь лет хотел задать мне вопрос, почему человек с таким громким именем служит в таком крайне непрестижном Пятом Македонском легионе, расквартированном в самой малодоходной из римских областей? Да, я племянник того Гая Кассия Лонгина, который три года назад в Риме был консулом. Но я оказался здесь из-за твоей жены. Она была моей любовницей еще в Риме. Это она через свою подругу Апикату, жену префекта претория Луция Элия Сеяна, добилась твоего назначения в Иудею. Она думала, что ты оставишь ее дома. Оставишь, как некогда Марк Антоний оставил Фульвию. Оставишь, как это принято у наших чиновников, уезжающих на службу в далекие страны.
– Значит, ты хотел жить в Риме с моей собственной женой в моем собственном доме? Вот почему она так не хотела уезжать?
– Но ты приказал ей ехать с тобой и тем поломал все наши планы. Поэтому я решил тебя опередить. Я выехал из Рима на месяц раньше тебя и, дав взятку легату, поступил центурионом в пятый Македонский легион. Здесь я мог иметь частые свидания с Клавдией, которой ты, кстати сказать, не уделяешь достаточного внимания. Но сейчас я говорю это не для того, чтобы побольнее тебя уязвить. Я предлагаю сделку. Ты получишь кровь. Получишь ее ровно столько, сколько войдет ее в Помпееву чашу. Это даст тебе вечную жизнь. Но за это ты отдашь мне Клавдию. Согласись, это выгодная сделка. Зачем тебе в твои пятьдесят два года тридцатилетняя супруга, которой ты, к тому же, еще и противен? Она не мать твоих детей, которую ты любил и которую не вернешь из царства Плутона. Бессмертие тебе нужнее. Соглашайся, Пилат. Ты выпьешь кровь, отдашь мне Помпееву чашу, и мы с Клавдией уедем в Грецию.
Неизвестно, что бы ответил Лонгину взбешенный прокуратор, если бы за спиной у центуриона не появился грек Периандр. Взмахнув невесть откуда взявшимся мечом, он ловко отсек голову Кассия, удерживая его, чтобы тот не упал, подставил Помпееву чашу под струи крови, хлещущей из кровеносных сосудов обезглавленной шеи. Вслед за Периандром в покоях появился одноглазый германец. Вдвоем они – германец и Перианр – быстро спрятали тело Лонгина и смыли кровавую лужу.
– А теперь зови госпожу, – скомандовал Периандр рабу-германцу.
– Она не любит. Когда ее будят, – попытался возразить раб.
– Уверен, она не спит, – ответил германцу Периандр.
– Что ты задумал? – спросил Периандра Понтий Пилат, когда германец ушел звать Клавдию.
– Сейчас расскажу, – ответил таинственный грек.
К приходу Клавдии все было готово.
– Зачем ты меня звал посреди ночи? – раздраженно спросила Клавдия. Она ждала в своих покоях появления Лонгина и боялась теперь, что пришедший с кровавой чашей центурион не застанет ее.
– Случилось необъяснимое происшествие, – начал Пилат. – Первый центурион принципов Гай Кассий Лонгин, которого мы с тобой знаем со дня нашего прибытия в Иудею, которому мы безгранично доверяли и на которого во всем полагались, сбежал.
– Как это, сбежал?! Один?! – вырвалось у Клавдии.
– Почему один? С ним сбежал этот мошенник Иосиф. Хотя не все ли равно, один он сбежал или с кем-нибудь? Важно, что сбежал именно он.
– Подлец и проститутка! – произнесла Клавдия, топнув ногой по полу.
– Совершенно точное определение, – согласился Пилат. – Но странность этого происшествия на этом не исчерпывается.
– Что-то странное произошло с этим иудейским царем? Я же просила его не казнить. Он ведь философ. Да и сон мне снился довольно неприятный. Лучше бы ты выполнил мою просьбу и подарил его мне. Я давно мечтала иметь раба-философа. Но ты, старый ревнивец, вероятно, подумал, что я сделаю из него не раба-философа, а раба-любовника.
– Дело не в этом спятившем философе. Дело в том, что, убегая, сотник оставил тебе два странных подарка. Начнем с первого.
Подняв платок, Понтий Пилат обнажил Помпееву чашу, наполненную Периандром кровью обезглавленного им Лонгина.
– Вот это кровь того распятого назаретянина. Почему он хотел, чтобы ты ее выпила, я не знаю. Но предполагаю, что это один из обрядов какого-то чужеземного культа, одного из тех, ночные собрания приверженцев которых ты так часто посещаешь. Если это необходимо для служения какому-то экзотическому восточному богу, или эта кровь будет способствовать твоему посвящению в жрицы, я не буду возражать, если ты ее выпьешь. Ты же наешь, что я никогда не имел ничего против твоих странных богов.
– Гнев и негодование Клавдии сменились радостью, скрыть которую она оказалась не в силах.
– Это точно кровь назаретянина? – переспросила она.
– По крайней мере, так Кассий, прощаясь, передал Периандру перед тем, как сбежать.
– А Периандр, он, случайно, не отпил из этой чаши?
– Периандр? – засмеялся Пилат. – Периандр служит Меркурию и еще, вероятно, Лаверне, святилище которой, если ты помнишь, стоит в Риме на Соляной дороге у Коллинских ворот. Всяким экзотическим Митрам Периандр не служит.
Жадно схватив череп обеими руками, Клавдия, не отрываясь, выпила его содержимое до дна.
– А почему кровь еще теплая? Что, назаретянин умер недавно? – допив, спросила Клавдия.
– Нет, он умер в час заката, но, как сказал Кассий, это какая-то особая кровь, она не остывает, – ответил Пилат. – Да, есть же еще второй подарок. Уходя, Лонгин попросил Периандра передать его тебе.
Сказав это, прокуратор поднял со стола еще одно покрывало, и взору Клавдии предстала отрубленная голова центуриона первой центурии из когорты принципов Гая Кассия Лонгина.
Клавдия вскрикнула и упала в обморок. Однако вскоре очнулась и произнесла:
– Попроси Периандра, как только он встретит Кассия, а встретит он его теперь очень скоро, передать ему мою благодарность за эти подарки.
В этот момент в комнату вошел сам Периандр. В руке он держал тот самый кожаный мешок, который четверть часа назад выронил из рук убитый им в этой комнате центурион. Прокуратор подставил череп, и Периандр доверху наполнил Помпееву чашу кровью, истекшей из раны распятого назаретянина. Презрительно глядя на все еще лежащую на полу супругу, Понтий Пилат произнес:
– А это настоящая кровь иудейского мошшиаха. И сейчас ее выпью я.
Затем он поднес череп к губам и, переборов отвращение, осушил чашу Помпея.









В этом городке, как и в любом населенном пункте с населением более пятисот тысяч человекоподобных особей, была своя главная городская ведьма. Конечно, она не была единственной ведьмой в этом довольно большом областном центре, но Верховный Синклит всегда назначал главную. Ведьма эта была известна среди почитателей Господа Валаала под гордым именем Фурибунда. Однако, являясь по паспорту обычной советской гражданкой, главведьма была записана в домовой книге под именем Розалии Федоровны Малтакиной.
В одной квартире с Розалией Федоровной проживала и ее двадцатидвухлетняя внучка Катя Лопатина. Внучка эта была ребенком единственной ведьминой дочери, которая еще в хрущевские времена не пожелала продолжить семейную традицию и по комсомольской путевке уехала поднимать Целину. Однажды весной пятьдесят восьмого года дочка нагло заявилась к мамаше и, оставив ей годовалую Катю, укатила обратно в Целинный край, продолжать искать свое комсомольское счастье.
– Она похожа во всем на тебя, – заявила дочь, уезжая от матери, – и я боюсь, что когда она чуть-чуть подрастет, то зарежет во время сна меня вместе с моим будущим мужем.
Ни дочку, ни, тем более, ее мужа Катина бабушка больше не видела. Лишь совсем недавно, весной, в середине апреля, когда по телевизору передавали репортаж из Алма-Аты с торжественного заседания, посвященного двадцатипятилетию начала освоения целинных и залежных земель, Розалии Федоровне показалось, что в зале присутствует ее поседевшая дочь-первоцелинница. Внучку Розалия Федоровна растила сама в полном согласии с установленными традициями, и, будучи еще ученицей четвертого класса, Катя прошла малое посвящение, а в тринадцать, когда она уже ходила в шестой, и к ней пришла первая менструация, внучка Главведьмы прошла и великое.
В тот вечер, когда по пустынному загородному шоссе, спеша как на пожар, неслась одинокая желтая «тройка», главведьма Розалия Федоровна раскладывала сложный пасьянс на старинном дубовом столе. Вдруг одна из карт, а именно королева мечей, обратила свой взгляд на Розалию Федоровну и, сверкнув хищными зубами, что-то беззвучно произнесла. Колода, на которой в тот вечер гадала главведьма, была колодой весьма стародавней, можно даже сказать антикварной. Это была так называемая «ведьмина колода». Карты бывают разные: игральные и гадальные, почвенные и тектонические, диспансерные и амбулаторные. Но карты ведьминой колоды были непохожи ни на те, ни на другие, ни на третьи. Вместо положенных обычным картам параллелей, меридианов, валетов, дам и королей, в каждой масти этой колоды были барон и баронесса, граф и графиня, князь и княгиня, король и королева. А над всеми этими титулованными дворянами восседал на троне сам император, который всегда был одинок и никогда не комплектовался парной ему императрицей. Но так как колода была старинной, карточные персонажи не имели еще звукового сопровождения. Но ведьме Фурибунде этого и не требовалось. Она отлично понимала по губам то, что сказала ей именитая и знатная карточная королева.
Поняв королеву с полуслова, главведьма подошла к форточке, и, приоткрыв ее, каркнула пару раз в сторону соседнего дома. Минуту спустя, хлопая черными крыльями, к форточке подлетела ворона и, усевшись на оконную раму, приготовилась слушать приказания. Ведьма что-то прокаркала ей на языке Corvus coronae семейства вороновых, относящемуся к отряду Passeriformes, и ворона, взмахнув крыльями, улетела выполнять данное ей поручение. Ведьма же подошла к другому окну, выглядывающему во двор. Там сидела компания молодых парней и девчонок, горланящих под гитару не совсем приличную песню:

И пусть проводятся облавы
По переулкам и дворам
Гуляют пьяные шалавы
На зло проклятым мусорам.

В этой же компании сидела и ведьмина внучка. Услышав эту песню, Фурибунда вспомнила свою молодость: дворы, переулки, облавы и мусора – мусора в черных фуражках с краповым околышем и зеленым кантом и белых гимнастерках с зелеными петлицами.





Сначала Штирлиц не поверил себе: в саду пел соловей.
«Глюки, - подумал Штирлиц, - должно быть, это от того снотворного, которое ради поддержания легенды пришлось взять у Рольфа».
Надев черный мундир с дубовыми листиками штандартенфюрера на квадратных петлицах, Штирлиц, позавтракав, вышел из дома. Сев за руль, он хлопнул открывающейся назад передней дверкой и повернул ключ зажигания. Мотор завелся лишь с третьей попытки – конструктор машины доктор Ганс Нибель в мирном тридцать пятом году не мог даже предположить, в бак его детища будут заливать искусственный бензин, производимый из каменного угля.
Штирлиц отпустил педаль. Машина плавно тронулась с места, и Штирлиц, не спеша, поехал на Инвалиденштрассе, к музею природоведения. Ехал он медленно, кружа по улицам, перепроверяя на всякий случай, нет ли за ним хвоста.
И тут Штирлиц, машинально посмотрев в зеркальце, удивленно присвистнул: тот «вандерер», что пристроился за ним на Фридрихштрассе, продолжал неотступно идти следом.
«Ничего страшного, – успокаивал себя штандартенфюрер, – это обыкновенная паранойя. У разведчиков такое бывает. Вот окончится война, напишу Шелленбергу рапорт об отставке и махну на Волгу. Давненько я там не рыбачил. А может, сдают нервы? Тоже, между прочим, резонное объяснение. Надо проверить».
Как это проверить, он знал еще с детства: «Когда кажется, креститься надо», – любил говаривать его дед.
Удерживая руль левой рукой, правою Штирлиц сложил щепоть и размашисто начал себя крестить, коснувшись сперва «мертвой головы» на своей фуражке, затем пряжки ремня с надписью «Meine Ehre heisst Treue», заменяющей эсэсовцам общеармейский девиз «Gott mit Uns». И тут он замялся, соображая в какую сторону следует ему креститься: с левого плеча на правое, как католику Штирлицу, или с правого на левое, как православному Исаеву. В конце концов, он перекрестил себя по-армянски и тут же снова взглянул в зеркальце – черный «вандерер» не отставал.
«Значит, это не паранойя», – подумал Штирлиц и решительным движением руки включил овердрайв. Скрипнув синхронизатором, включилась четвертая передача, и черный Мерседес на полной скорости понесся к Александерплац, потом повернул к Бергштрассе, мимо кладбища, вывернул на Ветераненштрассе. Там Штирлиц оглянулся и понял, что хвост отстал. Штирлиц сделал еще один контрольный круг и затормозил около своего любимого ресторанчика. Маленький ресторанчик Пауля, и, как год и как пять лет тому назад стоял на том же самом месте. Сын Пауля, безногий Курт, каким-то чудом доставал свинину и угощал своих постоянных клиентов настоящим айсбайном с капустой. Когда не было бомбежек, казалось, что войны вообще нет: так же, как и раньше, играла радиола, и низкий голос Бруно Варнке напевал: «О, как прекрасно было там, на Могельзее...»
Вдоволь нахлебавшись баварского пива, по пути домой Штирлиц остановил машину у озера. Он не видел в темноте озера, но знал, что оно начинается там, за этими соснами. Он любил приезжать сюда летом, когда густой смоляной воздух был расчерчен желтыми стволами деревьев и белыми солнечными лучами, пробившимися сквозь игольчатые могучие кроны. Он тогда уходил в чащу, ложился в высокую траву и лежал недвижно часами. Но сегодня Штирлиц был не настолько пьян, чтобы часами недвижно лежать на траве. Да и уходить вглубь чащи, ввиду наступившей темноты, не было теперь никакой необходимости. Поэтому, постояв с минуту у дерева, глядя вверх, на крупные звезды, которые издевательски подмигивали ему сквозь верхушки сосен, Штирлиц застегнул штаны и, сделав пешком небольшой круг, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, сел в машину. Выдвинув красный флажок с лампочкой из левой центральной стойки, он проинформировал едущих по дороге о намерении повернуть налево, и неожиданно для всех повернув направо, поехал домой в Бабельсберг, напевая по пути нечто, похожее на оперную арию:

Снова в Берлине море огней.
Город падет через несколько дней.
В крупную клетку, видимо, я
Скоро увижу родные поля.

Послевоенный пойдет процесс.
И конфискуют мой «Мерседес».
Как оправдаться, не знаю я.
Видать, смываться – судьба моя.

Гром канонады слышен уже.
Спрячу машину в чужом гараже.
Долларов пачку суну в сапог.
И из Берлина рвану со всех ног.

Уж скоро Жуков возьмет Берлин.
Врагов тут куча, а я – один.
Как встретят наши, не знаю я.
Видать, смываться – судьба моя.

Здесь, в маленьком своем коттедже в Бабельсберге, совсем неподалеку от Потсдама, в том самом Бабельсберге, где была расположена киностудия рейха и где жили актрисы, где когда-то рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс проводил свои тайные встречи с чешской актрисой Лидой Бааровой, он теперь жил один. Его экономка неделю назад уехала в Тюрингию к племяннице – сдали нервы от бесконечных налетов. Молоденькая дочка хозяина кабачка «К охотнику», которая убирала у него теперь, и которая, могла иногда оставаться у него на ночь, сегодня тоже взяла выходной. К себе в Бабельсберг Штирлиц вернулся поздно. Он отпер дверь, потянулся к выключателю, но услышал голос, очень знакомый и тихий:
– Не надо включать свет.
«Опять этот Холтофф, – подумал Штирлиц, – снова, видать, хочет нажраться коньяка на халяву. За это удовольствие он и бутылкой по башке готов вытерпеть».
– Какой к черту Холтофф? – послышался из комнаты русский голос, – перед вами, Максим Максимович, не кто иной, как полковник Лихославский.
«Модя? Не может быть», – подумал Штирлиц. Двадцать три года назад, во Владивостоке, он видел Лихославского в последний раз, отправляясь по заданию Дзержинского с белой эмиграцией сначала в Шанхай, потом в Париж. Но с того ветреного, страшного, далекого дня образ Лихославского жил в нем. Жил потому, что незадолго до своего отъезда Штирлиц проиграл полковнику в карты изрядную сумму, и, не расплатившись, отправился за границу по заданию ЧК. С тех самых пор, где бы Штирлиц ни находился, какую бы фамилию он ни носил, призрак Лихославского неотступно преследовал его. Он мучил его в кошмарных снах по ночам, подкарауливал в темных коридорах Управления Имперской Безопасности, грозил кулаком, сидя в камине, каждый раз, когда двадцать третьего февраля Штирлиц, отмечая День Красной Армии, напивался до чертиков.
«Не может быть», – подумал Штирлиц еще раз.
– Может-может, – вслух отозвался Модест.
– Боже, Модест Аполлонович, какая встреча! Выпить хотите? – предложил Штирлиц и, открыв свой буфет, вынул оттуда бутылку коньяка?
– А вы этой бутылкой не шандарахнете меня по голове, как Холтоффа?
– Да что вы, Модест Аполлонович, – поморщился Штирлиц.
Штирлиц принес коньяк, налил Лихославскому и себе. Они молча выпили.
– Хороший коньяк, - проговорил Лихославский.
– Еще? – спросил Штирлиц.
– С удовольствием.
Они выпили еще раз, и Модест, хрустнув пальцами, произнес:
– Максим Максимович, я пришел к вам по делу.
– Знаю, знаю, – проговорил Штирлиц и, открыв другой ящик буфета, вынул оттуда толстую хрустящую пачку денег. – Вы уж простите меня, что ждать вам пришлось столько лет…
– Да что вы, право? Кому нужны ваши рейхсмарки? Через два месяца ими будут задницу подтирать.
– У меня есть и доллары.
– Деньги мне от вас не нужны. Мне нужно копье Святого Маврикия, которое хранится в Нюрнберге в исследовательском центре вашего «Аненербе».
– Не понял.
– Что же тут непонятного? Я предлагаю вам отработать ваш долг, включая проценты, набежавшие с двадцать второго года. Вот за этим я к вам и пришел. Разводите свой камин и садитесь: у нас мало времени, а обсудить надо много важных вопросов.
Штирлиц зажег сухие дрова. В камине загудело – это был какой-то странный камин: сначала он начинал гудеть и, только нагревшись как следует, затихал. В свете огня, бушующего в камине, Штирлиц отметил, что Лихославский за прошедшие почти четверть века практически не изменился. «Сколько ему сейчас, шестьдесят шесть, или еще шестьдесят пять? – думал Штирлиц. – Подумать только, он ведь ровесник Сталина. И ни одной седой волосины. Наверное, красит волосы хной, как тот Понтер, старый знакомый Мюллера, – один из тех стариков из мюнхенской крипо, которые ловили с ним и бандитов, и национал-социалистов Гитлера, и коммунистов Тельмана в двадцатые годы».
– Не хной, а басмой, – уточнил Лихославский, словно прочитав его мысли.
Штирлиц занавесил окна и попытался включить свет. Услышав, как щелкнул выключатель, Лихославский сказал:
– Я вывернул пробки. Очень может статься, у вас установлена аппаратура.
– Кем?
– Не важно. Может, людьми Мюллера, а, вполне возможно, и людьми вашего шефа бригаденфюрера Шелленберга.
– Смысл?
– Бросьте, штандартенфюрер! Всем им давно известно, что вы красный шпион.
– А почему же они меня тогда не арестовывают?
– Они строят на вас расчет. Мюллер, например, хочет, чтобы вы передали своим хозяевам из НКВД списки лиц, которые якобы сотрудничали с гестапо. А когда в Берлине будет грохотать русская канонада, и солдаты будут сражаться за каждый дом – вот тогда он и всучит вам тот самый портфель. Представляете, что тогда начнется после войны? Тридцать седьмой год раем покажется. Видите, Максим Максимович, я даже оказываю вам определенную услугу, рассказывая вам о планах Мюллера насчет вас.
«Вот он куда ведет, – подумал Штирлиц. – Провокация или нет? Если он меня провоцирует, тогда ясно, как следует поступить. Сдать его Мюллеру и дело с концом. А, если то, что он мне говорит, правда? Еще рано отвечать. Еще рано».
– Да никакая это не провокация, – ответил Лихославский на невысказанную мысль Штирлица. – Можете не сомневаться. Вы поможете мне, а я не только спишу ваш долг, но еще и помогу вам.
– А чем же вы сможете мне помочь?
– Вот это уже другой разговор. Думаете, я не знаю, о чем вы мечтаете? Я помогу вам вернуться обратно. Вернуться в ту Россию, в которой вы родились, и которая осталась в вашей памяти страной, где вас любят и помнят. Вы станете даже не Максимом Лишаевым, каким вас знают в НКВД. Вы вновь станете двадцатилетним Севой Владимировым, до того как его, поймав, не будем вспоминать на чем, завербовала ЧК. И тогда я снова познакомлю вас с Сашенькой, там же во владивостокском ресторане «Версаль», и повторится прогулка по берегу залива в душный августовский день, когда с утра собирался дождь, и небо сделалось тяжелым, лиловым, с красноватыми закраинами. А помните ту ночь с Сашенькой на глухой таежной заимке? В маленькое слюдяное оконце глядела громадная луна, делавшая ледяные узоры плюшевыми, уютными, тихими.
Услышав эти слова, Штирлиц второй раз в жизни заплакал. Теперь он вновь плакал как тогда, плакал по-детски, жалобно всхлипывая. Две стопки коньяка, наслоившись на еще не выветрившиеся остатки баварского пива, сделали его в тот вечер необычайно слезливым.
– А если я откажусь? – вдруг вымолвил Штирлиц сквозь слезы.
– Тогда я сожгу вас в этом самом камине и после этого… – сказал Лихославский, ухмыляясь в усы, и почему-то запел: