гонзорисунки ральфа стедмана
настроение: Пьяное
хочется: дунуть
слушаю: the doors
еще одно небольшое произведение Хантера Томпсона
Эй, лох! Я тебя люблюХантер С.ТомпсонЖуткие размышления о горючке, безумии и музыке
Перевел М. Немцов
Пусть господин наш прикажет слугам своим, которые пред тобою,
поискать человека, искусного в игре на гуслях; и когда придет на тебя злой дух от Бога, то он, играя рукой своею, будет успокаивать тебя.
Сейчас воскресное утро, и я сочиняю любовное послание. За окошком моей кухни яркое небо и сталкиваются планеты. Голова моя в горячке и разыгрались нервишки. Мозг мой начинает работать, как движок, у которого замкнуло проводку зажигания. Всё вокруг уже не то, что было раньше. В телефонах завелись привидения, а животные шепчут мне что-то из своих невидимых нор.
Вчера ночью в бассейне на меня попытался прыгнуть огромный черный кошак, а потом неожиданно исчез. Я нырнул еще разок и заметил трех мужиков в защитных шинелях — они наблюдали за мной из дальней двери. Оп-ля, подумал я, тут происходит какая-то жуть. Лежи в водичке тихо и постарайся незаметно доползти до середины бассейна. Держись подальше от бортиков. Постарайся, чтобы тебя не придушили сзади. Будь начеку. Козни Дьявола никогда не разгадаешь до полуночи.
Вот примерно тогда-то я и подумал о своем любовном письме. Стеклянный потолок бассейна весь затянуло паром, в густой и полной тьме шевелились какие-то странные растения. Другого края бассейна совсем не различить.
Я пытался сохранять спокойствие и не волновать воду. В какую-то минуту мне показалось, что в бассейн зашел еще кто-то, но наверняка сказать сложно. Спазмы ужаса заставили меня погрузиться еще глубже и принять стойку карате. На свете есть всего две или три вещи ужаснее внезапного осознания того, что ты наг и совсем один, а на тебя по темной воде надвигается что-то огромное и агрессивное.
Вот в такие моменты и хочется поверить в галлюцинации — потому что если три мужика в защитных шинелях действительно поджидают меня в тенях за вот этой дверью, а во тьме ко мне подползает что-то еще, то я обречен. Один? Нет, я не один. Я уже видел трех человек и огромного черного кота, а теперь мне кажется, я могу различить еще чью-то фигуру, подбирающуюся ко мне. В воде она ниже меня, но определенно — женщина.
Ну конечно, подумал я. Должно быть, это моя милая крадется, чтобы хороший сюрприз мне в бассейне устроить. Да, сэр, это очень похоже на мою маленькую извращенную сучку. Она — безнадежный романтик и хорошо знает этот бассейн. Было время, когда мы купались в нем каждую ночь и резвились в воде, как выдры.
Господи ты боже мой! подумал я, что я за идиотский параноик. Должно быть, я схожу с ума. Меня так пробило любовью, что я встал и быстро направился к ней, чтобы ее обнять. Я уже ощущал ее нагое тело у себя в объятьях... Да, подумал я, любви действительно подвластно все.
Но ненадолго. То есть, минута или две бултыхания в воде понадобились, чтобы до меня дошло: на самом деле в бассейне я совершенно один. Ни ее тут нет, ни тех придурков в углу. Кота тоже не было. Я — дурак и болван. Мне перемкнуло мозги, и я так ослаб, что едва выбрался из бассейна.
Ёб твою мать, подумал я, мне с этим местом больше не справиться. Оно уничтожает своей жутью всю мою жизнь. Валить отсюда и никогда больше не возвращаться. Оно насмехается над моей любовью, оно разбило мои романтические чувства. Благодаря этому кошмарному случаю я мог бы завоевать титут Лоха Года в любом классе любой школы.
Занималась заря, когда я вырулил назад к дороге. Проезжая кладбище по пути, я притормозил и швырнул через ограду четвертак, как я обычно делаю. Кометы больше не сталкивались, на снегу — никаких следов, кроме моих, и ни звука на десять миль в окрестности, если не считать Лайла Ловетта у меня в радиоприемнике, да воя нескольких койотов. Я придерживал руль коленями, пока на ходу раскуривал стеклянную трубку гашиша.
Добравшись до дому, я зарядил свой автоматический Смит-и-Вессон-45 и шарахнул несколько очередей в кег из-под пива во дворе, затем вернулся в дом и начал лихорадочно карябать в блокноте... Какого черта? думал я. Все пишут любовные письма по утрам в воскресенье. Это естественная форма отправления религиозных потребностей, высочайшее искусство. И бывают дни, когда у меня это очень хорошо получается.
Сегодня, чувствовал я, как раз один из таких дней. На спор. Сейчас же. И тут зазвонил телефон, я содрал трубку с рычага, но там никого не было. Я привалился к камину, застонал и тут он зазвонил снова. Я схватил трубку, но никакого голоса снова не оказалось. О Боже! подумал я. Кто-то ебет мне мозги... Мне нужна была музыка, ритм нужен. Я был полон решимости сохранять спокойствие, поэтому я задрал звук погромче и поставил «Духа в Небесах» Нормана Гринбаума.
Я крутил его снова и снова следующие три или четыре часа, пока колошматил по клавишам свое письмо. Сердце у меня колотилось как ненормальное, а он музыки визжали даже павлины. Стояло воскресенье, и я устроил себе богослужение по своему. Кому надо сходить с ума в Божий День?
Моя бабушка никогда с ума не сходила, когда мы ездили по воскресеньям к ней в гости. У нее всегда имелся чай с печенюшками, а лицо ее улыбалось. Это происходило в Вест-Энде Луисвилля, возле шлюзов реки Огайо. Помню узкую бетонированную дорожку к ее дому и большой серый автомобиль в гараже за ним. Дорожка была выложена двумя полосами бетонных плит, а между ними росла пучками трава. Она уводила на задний двор сквозь мерзкие кусты роз к чему-то похожему на заброшенный сарай. Так оно и было. Он был заброшен. По двору никто не гулял, никто не ездил на большой серой машине. Она никогда не трогалась с места. В траве не было никаких следов.
Машина была седаном «ЛаСалль», насколько я припоминаю, зализанным хамом с мощным восьмицилиндровым движком и рычагом передач, крепившимся к полу, — наверное, модель 1939 года. Нам так и не удалось ее раскочегарить, поскольку аккумуляторы давно сдохли, а бензин был на вес золота. Шла война. Чтобы купить пять галлонов бензина, нужно было иметьт особый купон, а купоны выдавали строго по норме. Люди их копили и тряслись над ними, но никто не жаловался, поскольку мы сражались с фашистами, и нашим танкам нужен был весь бензин для того, чтобы обрушиться на побережье Нормандии.
Оглядываясь сейчас на те времена, я ясно вижу, что основной причиной наших поездок в Вест-Энд по Божьим Дням к бабушке в гости было выхарить у нее купоны на бензин для «ЛаСалля». Она была старушкой и бензин ей был совершенно ни к чему. Однако машина ее была до сих пор зарегистрирована, и она по-прежнему каждый месяц получала купоны. Вот поэтому мы и ездили к ней домой по воскресеньям...
И что с того? — я б и сам так делал, если б у моей мамы был бензин, а у меня — нет. Мы все бы так делали. Это Закон Предложения и Спроса — и, в конце концов, сейчас настал последний бардачный год американского века, и народ занервничал. Куркули повылазили из чуланов, смурно бормоча чего-то о проблеме-2000 и затариваясь целыми ящиками говяжьего рагу «Динти Мур». Популярные сушеные фиги, равно как рис и баночная ветчина. Я лично запасаюсь пулями, у меня их уже много тысяч. Пули всегда будут в цене, особенно когда у тебя погаснет свет, сдохнет телефон, а у соседей подойдут к концу запасы еды. Вот тогда-то и поймешь, кто твои друзья. Даже ближайшие члены семьи обернутся против тебя. После 2000-го года в друзьях безопасно будет иметь только покойников.
Я раньше уважал Уильяма Берроуза, потому что он был первым белым, которого в мое время зацапали за марихуану. Уильям — это был Мужик. Стал жертвой незаконного полицейского налета у себя дома по улице Вагнер, 509, в Старом Алжире, дешевом пригороде через реку от Нового Орлеана, где он на время осел пострелять и покурить марихуны.
Уильям мозгов никому не трахал. Он ко всему относился серьезно. Когда Сделка Рузвельта провалилась, Уильям был На Месте, с пистолетом. Ха-бах! БУМ. Стой на месте. Я тут Закон. Он был моим героем задолго до того, как я о нем услышал.
Однако первым белым, которого в мое время загребли за траву, он не был. Нет. Первым был Роберт Митчем, актер, которого арестовали тремя месяцами раньше в Малибу — прямо на пороге укромного пляжного коттеджа, за владение марихуаной и по подозрению в приставании к несовершеннолетней девочке 31 августа 1948 года. Помню фотографии: Митчем в майке рычит на легавых, а море вздымается за ним и пальмы трепещут на ветру.
Да, сэр, вот был мой мальчонка. Митчемом, Берроузом, Джеймсом Дином и Джеком Керуаком меня так серьезно пришпорило, не успело мне и двадцати исполниться, что назад уже дороги не было. Купил билет — ехай.
Так добро пожаловать на Дорогу Грома, старина. Это был один из тех фильмов, которые захватили меня, когда я был слишком молод, чтобы сопротивляться. Он убедил меня, что если ездить — так на максимальной скорости, в машине, где вискач плещется через край, и я так и езжу с тех пор, хорошо это или плохо.
Девчонке на фотографиях с Митчемом на вид было лет пятнадцать, на ней тоже была майка, из под которой выпирал элегантный сосок. Фараоны пытались прикрыть ей грудь пыльником, выволакивая их из дому. Митчему также предъявили обвинения в Педерастии и Содействии Преступности Малолетних.
В те годы у меня были свои заморочки с полицией. В пятом классе меня официально задержало ФБР за то, что я опрокинул почтовый ящик США перед автобусом. Вскоре после этого я стал частым арестантом разных тюрем американского Юга по обвинениям в пьянстве, воровстве и хулиганских действиях. Меня называли преступником, и примерно в половине случаев люди были правы. Я был полноправным Малолетним Преступником, и у меня была куча друзей.
Мы угоняли машины, нажирались джином и по ночам гоняли на полной скорости в такие места, как Нэшвилл, Атланта и Чикаго. В такие ночи нам требовалась музыка, и обычно ее нам предоставляло радио — 50,000-ваттные станции с хорошей проходимостью сигнала, вроде WWL из Нового Орлеана или WLAC из Нэшвилла.
Вот тут, наверное, я и облажался — когда слушал WLAC и гнал всю ночь по Теннесси в краденой машине, которой не хватятся еще три дня. Так я узнал, кто такой Хаулин Вулф. Мы его не знали, но нам он нравился, и мы понимали, о чем он говорит. «Я Чую Крысу» — чистый памятник рок-н-ролла аксиоме, гласящей: «Паранойи не бывает». Вулф запросто сносил крыши, но в нем была и меланхолическая сторона. Он мог выдрать тебе сердце как хонки-тонк наихудшего пошиба. Если история будет судить о человеке по его героям, как утверждают, то пускай в записи внесут, что Хаулин Вулф был одинм из моих. Он был монстром.
Музыка для меня всегда была делом Энергии, вопросом Горючки. Сентиментальные люди зовут это Вдохновением, но на самом деле они имеют в виду Горючку.
Горючка мне всегда была нужна. Я — ее серьезный потребитель. Бывают ночи, когда я по-прежнему верю, что машина с топливной стрелкой на нуле протянет еще 50 миль, если радио у тебя на полную катушку орет правильную музыку. Восьмицилиндровый «кадиллак» поедет на 10-15 миль быстрее, если ему вкачать полную дозу «Кармелиты». Проверено неоднократно. Именно поэтому на стоянках дальнобойщиков на Шоссе 66 около полуночи можно найти так много «кадиллаков». Это Сутенеры Скорости, и заправляются они больше чем бензином. Понаблюдайте некоторое время за таким местечком и заметите схему: большая быстрая машина тормозит перед какой-нибудь дверью, из нее выскакивает ополоумевшая деваха, совершенно голая, если не считать меховой шубки или лыжной куртки, забегает внутрь, сжимая в кулаке пачку денег, до помрачения мозгов стремясь побыстрее купить гарантированно кайфовой дорожной музыки.
Это происходит снова и снова, и рано или поздно ты на этом зависаешь, тебя цепляет намертво. Стоит мне услышать «Белого кролика» — и я снова на улицах Сан-Франциско солидольной полночью, ищу себе музыки, гоню свой быстрый красный мотоцикл с горки в Пресидио, отчаянно вписываясь в повороты среди эвкалиптов, стараясь побыстрее доехать до Матрицы, чтобы успеть услышать, как Грейс Слик заиграет на флейте.
В то время по ночам не было консервированной музыки, никаких наушников или «уолкменов» — даже лобовика из пластика не было от дождя. Но музыку я слышал все равно — даже если она играла в пяти милях от меня. Стоило разок услышать правильно сыгранную музыку, и можно было упаковать ее себе в мозги и носить с собой повсюду, всегда.
Да, сэр. Вот моя мудрость и вот моя песня. Сейчас воскресенье, и я придумал себе новые правила. Отныне раскрою свое сердце духам и буду обращать больше внимания на животных. Прихвачу кассету с арфой, доеду до заправки «Тексако», где можно взять тако со свининой, и буду читать «Нью-Йорк Таймс». А после этого перейду через дорогу к почте и суну свое письмо ей в ящик.
Res Ipsa Loquitor.
Перевел М. Немцов
Пусть господин наш прикажет слугам своим, которые пред тобою,
поискать человека, искусного в игре на гуслях; и когда придет на тебя злой дух от Бога, то он, играя рукой своею, будет успокаивать тебя.
1 книга Царств, 16:16
Сейчас воскресное утро, и я сочиняю любовное послание. За окошком моей кухни яркое небо и сталкиваются планеты. Голова моя в горячке и разыгрались нервишки. Мозг мой начинает работать, как движок, у которого замкнуло проводку зажигания. Всё вокруг уже не то, что было раньше. В телефонах завелись привидения, а животные шепчут мне что-то из своих невидимых нор.
Вчера ночью в бассейне на меня попытался прыгнуть огромный черный кошак, а потом неожиданно исчез. Я нырнул еще разок и заметил трех мужиков в защитных шинелях — они наблюдали за мной из дальней двери. Оп-ля, подумал я, тут происходит какая-то жуть. Лежи в водичке тихо и постарайся незаметно доползти до середины бассейна. Держись подальше от бортиков. Постарайся, чтобы тебя не придушили сзади. Будь начеку. Козни Дьявола никогда не разгадаешь до полуночи.
Вот примерно тогда-то я и подумал о своем любовном письме. Стеклянный потолок бассейна весь затянуло паром, в густой и полной тьме шевелились какие-то странные растения. Другого края бассейна совсем не различить.
Я пытался сохранять спокойствие и не волновать воду. В какую-то минуту мне показалось, что в бассейн зашел еще кто-то, но наверняка сказать сложно. Спазмы ужаса заставили меня погрузиться еще глубже и принять стойку карате. На свете есть всего две или три вещи ужаснее внезапного осознания того, что ты наг и совсем один, а на тебя по темной воде надвигается что-то огромное и агрессивное.
Вот в такие моменты и хочется поверить в галлюцинации — потому что если три мужика в защитных шинелях действительно поджидают меня в тенях за вот этой дверью, а во тьме ко мне подползает что-то еще, то я обречен. Один? Нет, я не один. Я уже видел трех человек и огромного черного кота, а теперь мне кажется, я могу различить еще чью-то фигуру, подбирающуюся ко мне. В воде она ниже меня, но определенно — женщина.
Ну конечно, подумал я. Должно быть, это моя милая крадется, чтобы хороший сюрприз мне в бассейне устроить. Да, сэр, это очень похоже на мою маленькую извращенную сучку. Она — безнадежный романтик и хорошо знает этот бассейн. Было время, когда мы купались в нем каждую ночь и резвились в воде, как выдры.
Господи ты боже мой! подумал я, что я за идиотский параноик. Должно быть, я схожу с ума. Меня так пробило любовью, что я встал и быстро направился к ней, чтобы ее обнять. Я уже ощущал ее нагое тело у себя в объятьях... Да, подумал я, любви действительно подвластно все.
Но ненадолго. То есть, минута или две бултыхания в воде понадобились, чтобы до меня дошло: на самом деле в бассейне я совершенно один. Ни ее тут нет, ни тех придурков в углу. Кота тоже не было. Я — дурак и болван. Мне перемкнуло мозги, и я так ослаб, что едва выбрался из бассейна.
Ёб твою мать, подумал я, мне с этим местом больше не справиться. Оно уничтожает своей жутью всю мою жизнь. Валить отсюда и никогда больше не возвращаться. Оно насмехается над моей любовью, оно разбило мои романтические чувства. Благодаря этому кошмарному случаю я мог бы завоевать титут Лоха Года в любом классе любой школы.
Занималась заря, когда я вырулил назад к дороге. Проезжая кладбище по пути, я притормозил и швырнул через ограду четвертак, как я обычно делаю. Кометы больше не сталкивались, на снегу — никаких следов, кроме моих, и ни звука на десять миль в окрестности, если не считать Лайла Ловетта у меня в радиоприемнике, да воя нескольких койотов. Я придерживал руль коленями, пока на ходу раскуривал стеклянную трубку гашиша.
Добравшись до дому, я зарядил свой автоматический Смит-и-Вессон-45 и шарахнул несколько очередей в кег из-под пива во дворе, затем вернулся в дом и начал лихорадочно карябать в блокноте... Какого черта? думал я. Все пишут любовные письма по утрам в воскресенье. Это естественная форма отправления религиозных потребностей, высочайшее искусство. И бывают дни, когда у меня это очень хорошо получается.
Сегодня, чувствовал я, как раз один из таких дней. На спор. Сейчас же. И тут зазвонил телефон, я содрал трубку с рычага, но там никого не было. Я привалился к камину, застонал и тут он зазвонил снова. Я схватил трубку, но никакого голоса снова не оказалось. О Боже! подумал я. Кто-то ебет мне мозги... Мне нужна была музыка, ритм нужен. Я был полон решимости сохранять спокойствие, поэтому я задрал звук погромче и поставил «Духа в Небесах» Нормана Гринбаума.
Я крутил его снова и снова следующие три или четыре часа, пока колошматил по клавишам свое письмо. Сердце у меня колотилось как ненормальное, а он музыки визжали даже павлины. Стояло воскресенье, и я устроил себе богослужение по своему. Кому надо сходить с ума в Божий День?
Моя бабушка никогда с ума не сходила, когда мы ездили по воскресеньям к ней в гости. У нее всегда имелся чай с печенюшками, а лицо ее улыбалось. Это происходило в Вест-Энде Луисвилля, возле шлюзов реки Огайо. Помню узкую бетонированную дорожку к ее дому и большой серый автомобиль в гараже за ним. Дорожка была выложена двумя полосами бетонных плит, а между ними росла пучками трава. Она уводила на задний двор сквозь мерзкие кусты роз к чему-то похожему на заброшенный сарай. Так оно и было. Он был заброшен. По двору никто не гулял, никто не ездил на большой серой машине. Она никогда не трогалась с места. В траве не было никаких следов.
Машина была седаном «ЛаСалль», насколько я припоминаю, зализанным хамом с мощным восьмицилиндровым движком и рычагом передач, крепившимся к полу, — наверное, модель 1939 года. Нам так и не удалось ее раскочегарить, поскольку аккумуляторы давно сдохли, а бензин был на вес золота. Шла война. Чтобы купить пять галлонов бензина, нужно было иметьт особый купон, а купоны выдавали строго по норме. Люди их копили и тряслись над ними, но никто не жаловался, поскольку мы сражались с фашистами, и нашим танкам нужен был весь бензин для того, чтобы обрушиться на побережье Нормандии.
Оглядываясь сейчас на те времена, я ясно вижу, что основной причиной наших поездок в Вест-Энд по Божьим Дням к бабушке в гости было выхарить у нее купоны на бензин для «ЛаСалля». Она была старушкой и бензин ей был совершенно ни к чему. Однако машина ее была до сих пор зарегистрирована, и она по-прежнему каждый месяц получала купоны. Вот поэтому мы и ездили к ней домой по воскресеньям...
И что с того? — я б и сам так делал, если б у моей мамы был бензин, а у меня — нет. Мы все бы так делали. Это Закон Предложения и Спроса — и, в конце концов, сейчас настал последний бардачный год американского века, и народ занервничал. Куркули повылазили из чуланов, смурно бормоча чего-то о проблеме-2000 и затариваясь целыми ящиками говяжьего рагу «Динти Мур». Популярные сушеные фиги, равно как рис и баночная ветчина. Я лично запасаюсь пулями, у меня их уже много тысяч. Пули всегда будут в цене, особенно когда у тебя погаснет свет, сдохнет телефон, а у соседей подойдут к концу запасы еды. Вот тогда-то и поймешь, кто твои друзья. Даже ближайшие члены семьи обернутся против тебя. После 2000-го года в друзьях безопасно будет иметь только покойников.
Я раньше уважал Уильяма Берроуза, потому что он был первым белым, которого в мое время зацапали за марихуану. Уильям — это был Мужик. Стал жертвой незаконного полицейского налета у себя дома по улице Вагнер, 509, в Старом Алжире, дешевом пригороде через реку от Нового Орлеана, где он на время осел пострелять и покурить марихуны.
Уильям мозгов никому не трахал. Он ко всему относился серьезно. Когда Сделка Рузвельта провалилась, Уильям был На Месте, с пистолетом. Ха-бах! БУМ. Стой на месте. Я тут Закон. Он был моим героем задолго до того, как я о нем услышал.
Однако первым белым, которого в мое время загребли за траву, он не был. Нет. Первым был Роберт Митчем, актер, которого арестовали тремя месяцами раньше в Малибу — прямо на пороге укромного пляжного коттеджа, за владение марихуаной и по подозрению в приставании к несовершеннолетней девочке 31 августа 1948 года. Помню фотографии: Митчем в майке рычит на легавых, а море вздымается за ним и пальмы трепещут на ветру.
Да, сэр, вот был мой мальчонка. Митчемом, Берроузом, Джеймсом Дином и Джеком Керуаком меня так серьезно пришпорило, не успело мне и двадцати исполниться, что назад уже дороги не было. Купил билет — ехай.
Так добро пожаловать на Дорогу Грома, старина. Это был один из тех фильмов, которые захватили меня, когда я был слишком молод, чтобы сопротивляться. Он убедил меня, что если ездить — так на максимальной скорости, в машине, где вискач плещется через край, и я так и езжу с тех пор, хорошо это или плохо.
Девчонке на фотографиях с Митчемом на вид было лет пятнадцать, на ней тоже была майка, из под которой выпирал элегантный сосок. Фараоны пытались прикрыть ей грудь пыльником, выволакивая их из дому. Митчему также предъявили обвинения в Педерастии и Содействии Преступности Малолетних.
В те годы у меня были свои заморочки с полицией. В пятом классе меня официально задержало ФБР за то, что я опрокинул почтовый ящик США перед автобусом. Вскоре после этого я стал частым арестантом разных тюрем американского Юга по обвинениям в пьянстве, воровстве и хулиганских действиях. Меня называли преступником, и примерно в половине случаев люди были правы. Я был полноправным Малолетним Преступником, и у меня была куча друзей.
Мы угоняли машины, нажирались джином и по ночам гоняли на полной скорости в такие места, как Нэшвилл, Атланта и Чикаго. В такие ночи нам требовалась музыка, и обычно ее нам предоставляло радио — 50,000-ваттные станции с хорошей проходимостью сигнала, вроде WWL из Нового Орлеана или WLAC из Нэшвилла.
Вот тут, наверное, я и облажался — когда слушал WLAC и гнал всю ночь по Теннесси в краденой машине, которой не хватятся еще три дня. Так я узнал, кто такой Хаулин Вулф. Мы его не знали, но нам он нравился, и мы понимали, о чем он говорит. «Я Чую Крысу» — чистый памятник рок-н-ролла аксиоме, гласящей: «Паранойи не бывает». Вулф запросто сносил крыши, но в нем была и меланхолическая сторона. Он мог выдрать тебе сердце как хонки-тонк наихудшего пошиба. Если история будет судить о человеке по его героям, как утверждают, то пускай в записи внесут, что Хаулин Вулф был одинм из моих. Он был монстром.
Музыка для меня всегда была делом Энергии, вопросом Горючки. Сентиментальные люди зовут это Вдохновением, но на самом деле они имеют в виду Горючку.
Горючка мне всегда была нужна. Я — ее серьезный потребитель. Бывают ночи, когда я по-прежнему верю, что машина с топливной стрелкой на нуле протянет еще 50 миль, если радио у тебя на полную катушку орет правильную музыку. Восьмицилиндровый «кадиллак» поедет на 10-15 миль быстрее, если ему вкачать полную дозу «Кармелиты». Проверено неоднократно. Именно поэтому на стоянках дальнобойщиков на Шоссе 66 около полуночи можно найти так много «кадиллаков». Это Сутенеры Скорости, и заправляются они больше чем бензином. Понаблюдайте некоторое время за таким местечком и заметите схему: большая быстрая машина тормозит перед какой-нибудь дверью, из нее выскакивает ополоумевшая деваха, совершенно голая, если не считать меховой шубки или лыжной куртки, забегает внутрь, сжимая в кулаке пачку денег, до помрачения мозгов стремясь побыстрее купить гарантированно кайфовой дорожной музыки.
Это происходит снова и снова, и рано или поздно ты на этом зависаешь, тебя цепляет намертво. Стоит мне услышать «Белого кролика» — и я снова на улицах Сан-Франциско солидольной полночью, ищу себе музыки, гоню свой быстрый красный мотоцикл с горки в Пресидио, отчаянно вписываясь в повороты среди эвкалиптов, стараясь побыстрее доехать до Матрицы, чтобы успеть услышать, как Грейс Слик заиграет на флейте.
В то время по ночам не было консервированной музыки, никаких наушников или «уолкменов» — даже лобовика из пластика не было от дождя. Но музыку я слышал все равно — даже если она играла в пяти милях от меня. Стоило разок услышать правильно сыгранную музыку, и можно было упаковать ее себе в мозги и носить с собой повсюду, всегда.
Да, сэр. Вот моя мудрость и вот моя песня. Сейчас воскресенье, и я придумал себе новые правила. Отныне раскрою свое сердце духам и буду обращать больше внимания на животных. Прихвачу кассету с арфой, доеду до заправки «Тексако», где можно взять тако со свининой, и буду читать «Нью-Йорк Таймс». А после этого перейду через дорогу к почте и суну свое письмо ей в ящик.
Res Ipsa Loquitor.
обновлен гонзо-архив
Обновил гонзо-архив. http://www.eroy.narod.ru/h_s_t.rar (если окно для скачивания не откроется, просто скопируйте ссылку в адресную строку, не нажимая) Теперь в нём имеется.
Книги:
Ангелы ада
Дерби в Кентукки упадочно и порочно
Поколение Свиней
Проклятие Гавайев
Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
А так же
Погребение в море - рассказ
Цена рома – несколько глав из книги Ромовый дневник
Статьи:
Коррида в Мехико – статья Ханта
Аэродром в бесконечность – статья Ханта
Хиппи – статья Ханта
Пара диких книжных червей – Джонни Депп о Хантере
Письма, которые Джонни Депп и Томпсон писали друг другу во время съемок "Страха и отвращения в Лас-Вегасе"
Хантер С. Томпсон - Охотник на людей – фрагменты из книги Яна Венера, основателя журнала Роллинг Стоунс, с воспоминаниями о Хантере
Интервью с Гонзо королём – интервью 2004 г., одно из последних
Книги:
Ангелы ада
Дерби в Кентукки упадочно и порочно
Поколение Свиней
Проклятие Гавайев
Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
А так же
Погребение в море - рассказ
Цена рома – несколько глав из книги Ромовый дневник
Статьи:
Коррида в Мехико – статья Ханта
Аэродром в бесконечность – статья Ханта
Хиппи – статья Ханта
Пара диких книжных червей – Джонни Депп о Хантере
Письма, которые Джонни Депп и Томпсон писали друг другу во время съемок "Страха и отвращения в Лас-Вегасе"
Хантер С. Томпсон - Охотник на людей – фрагменты из книги Яна Венера, основателя журнала Роллинг Стоунс, с воспоминаниями о Хантере
Интервью с Гонзо королём – интервью 2004 г., одно из последних
Егор Зубарчук,
13-01-2009 04:21
(ссылка)
Go-Go-Gonzo
Go-Go-Gonzo
В 1970 Акула Хант работал для издания Boston Globe.
Жестоко продинамив очередной дедлайн сдачи статьи,
Томпсон отправляет в редакцию страницы своих записных книжек,
заметки на случайных фрагментах пивных подставок,
на свидетельствах о смерти, квитанциях о шрафах,
приглашениях в суд и на открытие выставки стеклянной анатомии
в женском католическом колледже округа...
В ход пошли исписанные химическим карандашом
сигаретные пачки и порнографические игральные карты,
серпантин с одной мексиканской попойки
и квадрат кожанной обивки сидений
забытого в пустыне прокатного кабриолета
набитого под самое белое солнце страхом и ненавистью.
Билл Кародзо, редактор,
получив этот коллекционный концентрат,
схлопотал прободение диафрагмы
внезапным приступом истерического хохота
и ожёг сетчатки.
Ожёг легко складывался
в стилизованное под готику
из испанского арго:
GONZAGAS!!!
это что-то вроде русского:
ОБМАНУЛИ ДУРАКА НА ЧЕТЫРЕ КУЛАКА!!!
Статья вышла под заголовком
"Дерби в Кентукки: Упадочно и Порочно".
Живучий редактор разродился термином
ГОНЗО
припомнив, бонусом, что именно этим словом,
в терминологии ирландских пабов Южного Бостона,
именуется самый стойкий участник ночной попойки,
способный и утром продолжать вбивать в себя эль,
или что они там в пабах в себя вбивают,
развлекая задушевной беседой барменов,
поскольку собутыльники все в мясо.
Так и повелось, как дедлайн - нахуячиться под самые надбровные дуги,
густым смолистым дымом с утренними драконами раскланяться,
вывалить в мясорубку истории фунт другой личного опыта
форме дух в боллидах коллажа преследовать
в лоскуты и алфавит,
с ног до антенн на чужой даче,
в клею, ножницах и, теперь уже, природных стимуляторах.
паталингвистика,
биография,
честное имя,
личные привязанности,
врождённый гуманизм,
кредиторы,
стоматология,
домашние животные и рептилии,
бытовые антиутопии,
жёсткое оружие и холодные наркотики,
кофейные зёрна и морская соль,
любовь зла и прекрасна,
кто эти люди
1 aug 2008
Egr_Nagaen
Джонни Дэпп о Хантере
Пара диких книжных червей (Джонни Депп)
«Rolling Stone», март2005
"Купи билет - и в дорогу!" ("Buy the ticket, take the ride!"). Эти слова эхом звучат в моей голове. Слова, с которыми наш Добрый Доктор жил, и с которыми он, слава Богу, умер. Он командовал, творил, распоряжался, диктовал свою волю, добивался, управлял, бился изо всех сил, хватал жизнь за короткий хвост - и ослабил свою мощную хватку лишь тогда, когда он был готов. Вот зарубка нам на память - когда он был готов. Именно с этим он нас и оставил. И теперь мы здесь - без него. Но это вовсе не значит, что он оставил нас ни с чем, абсолютно нет. У нас есть его слова, его книги, его вдохновение, его юмор и его правда. Те из нас, кому посчастливилось подойти к нему достаточно близко (что часто означало участие в довольно сложных и опасных авантюрах, которые неизменно заканчивались приступами неконтролируемого смеха), помнят его усмешку Чеширского кота, ведущую нас туда, куда, по его мнению, мы должны были идти. И это, между прочим, всегда было абсолютно правильное направление, хотя, возможно, на первый взгляд оно и могло вызвать сомнения в нашем психиатрическом здоровье. Да, Доктор всегда знал такие вещи лучше всех. В мой мозг просто впечатаны воспоминания о целом миллионе отвратительных маленьких приключений, которые я имел счастье пережить вместе с ним (и, искренне говоря, некоторые из которых я вообще имел счастье пережить). Он был и есть брат, друг, герой, кумир, отец, сын, учитель, сообщник в преступлении. Наше преступление: шалость и смех. Всегда шалость и смех.
…В декабре 1995 года я отдыхал в Аспене, штат Колорадо. Проклятый городишко был заполнен "безупречно выглядящими людьми", и моим первым побуждением было спрятаться в номере и заняться распитием грога (или, как именовали его сверкающие неоновые огни местных витрин, "согревающего напитка"). Я старался проводить время в Аспене настолько далеко от безумных курортных толп, насколько это вообще было возможно - однако, несмотря на мое добровольное уединение, я столкнулся с Аланом Финкельстейном. Алан (в шалостях далеко не новичок) налетел на меня с новостью, что д-р Хантер С.Томпсон живет тут рядом, и не хотел бы я встретиться с ним этой ночью в таверне "Лесной ручей"?
Несколько человек бродили снаружи по снегу в ожидании, когда блеснет обещанная молния. Где-то около одиннадцати вечера необычно громкий шум привлек мое внимание, затем завладел вниманием всей комнаты, и вскоре тишина с одной стороны и испуганное бормотание с другой сменились громким ревом, приветствовавшим появление фигуры, действительно похожей на молнию, дико блиставшую у входа в бар. Глубокий, немного хриплый голос заставлял людей немедленно расчистить дорогу его обладателю под угрозой выбить дерьмо из любой свиньи, которая попадется ему на пути.
Высокая, долговязая фигура; шерстяное индейское пончо, тяжело лежащее на плечах; авиаторские очки на носу в сочетании со знаменитой улыбкой - и массивная рука, протянутая ко мне. Я вложил свою руку в его жесткую ладонь и вернул ему то, что получил. Это было обещание, как я уже знал, длинной и крепкой дружбы.
Он хлопнулся в кресло и разложил на столе свои боеприпасы - гигантскую двустволку и здоровенный револьвер. Мы потратили какое-то время, говоря о том и о сем, чувствуя возникновение какого-то странного контакта между нами (в чем немаловажную роль сыграло открытие, что мы оба ведем свое происхождение из самой темной и кровавой земли - великого штата Кентукки). Один этот факт вызвал поток красноречивых тирад Хантера, включающих как образцы южной галантности, так и фантастический сумасшедший бред, который был адресован нашему третьему товарищу-кентуккийцу - Кассиусу Клею. Не потребовалось слишком много времени, чтобы вся наша шайка была приглашена в обитель Хантера, Совиную ферму, которая располагалась через дорогу от таверны. Там нас приветствовала ассистент Хантера, Дебора Фуллер, которая позже будет прославлена как Витаминная Королева за ее кропотливый и дотошный уход за Хантером - да и за мной тоже, когда я переехал в их дом. Благослови ее, господи - это ее ежедневные поставки витаминов B, C, D, E, а главное, TLC, сохранили нас в итоге живыми и здоровыми (а вовсе не какая-то другая причина).
Хантер и я сидели внизу в кухне, больше известной как "командный пункт", болтая о какой-то ерунде, когда я похвалил его совершенно шикарный никелированный дробовик, висевший на стене. Прежде чем я что-то успел подумать, я увидел, что мои руки сжимают огромную газовую канистру, а он придирчиво инструктирует меня, как примотать к ней внушительных размеров трубу. Во время этого причудливого ритуала я поинтересовался у него содержанием канистры. "А, это? Это, хм, нитроглицерин". В тихой панике я ловко и быстро затушил в раковине сигарету, которая дымилась у меня во рту, и продолжил работу.
Примерно в 2:30 утра мы вышли прогуляться на задний двор Хантера. Моя бомба (скажем прямо, несколько превышающая традиционные размеры) была установлена прямо перед нами, приблизительно метрах в пятнадцати. Добрый Доктор во время этого процесса вовсе не был похож на мудрого тренера, способного подбодрить ученика в трудную минуту - он легкомысленно насмешничал. Твердой рукой взяв дробовик, я загнал заряд в затвор и выстрелил в нашу столь нелепо выбранную из-за ее взрывчатых свойств мишень. Черная как смоль ночь, мириады звезд в небе, мертвый штиль, соседи, видящие сладкие сны, и вдруг - БАБАХ! Прямое попадание, и наш объект взорвался, превратившись в тридцатиметровый огненный столб. "Хороший выстрел, мужик!" - заорал Хантер. - "Это был дьявольски хороший выстрел! Проклятье! Да!"
Спустя некоторое время я работал в Нью-Йорке. Однажды на рассвете, около 5:30 утра, я болтался на тренажере, рискуя вывихнуть позвоночник, раздражался и пыхтел, и пот лил с меня в три ручья - я должен был заниматься тренировками как последний ублюдок для фильма "Донни Браско". Зазвонил телефон. "Хмм... Странное время для звонков", - подумал я. "Алло?" - "Джонни... Хантер. Что с тобой, у тебя больной голос!" Господи, ни за что на свете я не стал бы объяснять ему, что занимаюсь физкультурой в такое время - уж лучше было умереть. Я решил сменить тему: "Нет, ничего... просто собираюсь на работу. Как ты?" - "Прекрасно, прекрасно... Слушай-ка, если бы кто-то решил снять фильм по "Вегасской книге"… тебя бы это заинтересовало? Ты хотел бы сыграть меня?" Я был ошеломлен. Я слетел со своего пыточного инструмента и попробовал взять себя в руки. "Ну... так что? Ты в деле?" Конечно, я был в деле. Кто бы не был? Размеры моей заинтересованности в этом деле не поддавались описанию. Мы поговорили о нем поподробнее - как, где, с кем, зачем и т.д. Тогда я узнал, что на самом деле не было никакого сценария, никакого режиссера, ничего вообще. Этого просто не существовало. Еще не существовало, во всяком случае. Он начал задавать свои вопросы исходя из его собственной системы координат. Он часто так делал. Хантер всегда был на шаг впереди обстоятельств - даже в, казалось бы, абсолютном хаосе он всегда точно знал, куда упадет самая маленькая щепка.
После конференции в Нью-Йорке, посвященной двадцать пятой годовщине публикации "Страха и ненависти в Лас-Вегасе" (или "Вегасской книги", как он ее называл), маленькая кучка участников, включая меня, в конце дня бродила в холле гостиницы Хантера в поисках ночных колпаков. Я воспользовался хорошим настроением Доброго Доктора, чтобы поговорить с ним о том, что, если бы я должен был сняться в фильме, мне нужно было бы для начала его благословение - если бы он счел для себя возможным дать мне его - и что в случае, если бы я сделал даже отдаленно приличную работу, изображая его, у нас появлялся чертовски хороший шанс, что он возненавидит меня до конца своих дней. Бац... Эти черные глаза впились в меня, мерцая, как звезды. Я помню улыбку на его лице, как будто это было вчера. Чешир. "Хорошо, что за черт… купи билет, и в дорогу, а?… И давай надеяться на лучшее, хи, хи… для твоего же блага".
"Вегасский фильм" наконец стартовал, и пришло время, чтобы заняться кое-каким переселением душ. Я прилетел в Аспен, и в аэропорту меня приветствовал Хантер в своем корвете 1971 года a.k.a "Красная Акула". Я выглядел очень спортивно в шерстяной шапке на голове, уже познавшей, что такое бритье черепа. Хантер был очень злобно настроен по отношению к тому, что я скрывал под шапкой. "О, боже… Ну, давай посмотрим", - сказал он с неохотой. Я сорвал к черту свой головной убор и почувствовал, как ветер гуляет по моей лысой макушке. "Святой Христос! Ты выглядишь ужасно... Дьявол, парень... надень эту шляпу обратно, а то меня вырвет!"
Мы поднялись в горы по серпантину и достигли Совиной фермы, где мне незамедлительно предложили разместить мои вещи в подвале. Хантер и Дебора очень любезно подготовили там комнату для меня и дали мне доступ к целым залежам рукописей, черновиков, рабочих примечаний и просто пустяков, к старым обмылкам из Лас-Вегаса и куче других святых реликвий. Я прожил в этом подвале гораздо дольше, чем это планировалось вначале, и в конце концов полюбил грустных коричневых пауков, деливших со мной комнату.
Однажды ночью я сидел на моей постели, курил и листал заметки Хантера о лас-вегасских днях, находя в них блестящие сцены, которые, по некоторым причинам, были вычеркнуты из книги. Я положил свою сигарету в пепельницу, стоявшую на моем ночном столике. Вдруг мне взбрело в голову осмотреть этот столик, который представлял собой деревянный ящик из грубых досок, окованных железом. После того, как я рассмотрел это более тщательно, меня пробила волна такого страха, какого я никогда не испытывал прежде. Мой ночной столик был бочонком пороха. Пролетев по лестнице со скоростью гепарда, я нашел Хантера, сидящего в "командном пункте". "Хантер... ты должен пойти со мной... Я должен знать, правда ли это... Пойдем вниз!" Он выглядел несколько ошарашенным, но был настроен добродушно и решил спуститься к моей комнате. "Ну, ну, что это на вас нашло, Полковник? Опять эти грязные коричневые ядовитые мерзавцы?" "Нет. Это - та штука!" Я указал на странный ящик и вопросительно взглянул на него, чтобы узнать, был ли он на самом деле полон пороха и опасен. Радостная улыбка расползлась по его лицу. "О боже, так вот это где! А я-то все думал, куда это пропало". "Ик! И он что, правда набит порохом?" - пролепетал я. "Черт побери, конечно, он набит! Вот дерьмо, да эта проклятая штука могла бы всех нас на куски разнести, особенно если бы ты курил тут рядом! Ой-ей-ей, паренек, что это с тобой такое?" Он хихикал потом несколько недель, даже несколько лет, вспоминая об этом. Так же как и я. Я до сих пор хихикаю.
Многие дни и ночи мы провели в "командном пункте", разговаривая ни о чем и обо всем, от политики до оружия - о нашем родном штате, о губной помаде, о музыке, рисунках Гитлера, о литературе, о спорте. Всегда о спорте. Однажды ночью мы говорили о тех видах спорта, которые он любил и которые, наоборот, не любил. Мы очень часто смотрели баскетбол и иногда футбол, и я спросил его, был ли он бейсбольным фанатом когда-нибудь, на что он ответил категорически: "Нет. Смотреть бейсбол - все равно что наблюдать за кучкой разъяренных иудеев, спорящих на крыльце". Один раз, год спустя, мы с ним поспорили насчет того, кто выиграет Кубок мира по футболу, Франция или Бразилия. Он был уверен, что Бразилия мокрого места от Франции не оставит. Я принял его ставку, 1000 долларов. Мы дразнили и подталкивали друг друга в течение нескольких недель до решающего матча. В итоге судьба оказалась на моей стороне; он быстро выписал мне чек и отправил его с этим письмом:
Что ж, Полковник, я хочу сказать, что все было подстроено. Я просто не мог себе представить, что этих квадратных красавцев из гудрона можно будет просто спустить в унитаз. Они играли как глупые болонки. Они полностью обосрались, и как жалкие шлюхи опозорили свою нацию в глазах всего мира. И это преподало мне еще один хороший урок, ПОЧЕМУ дилетанты не должны, черт возьми, заниматься азартными играми в тех областях, в которых они ничего не смыслят.
Так или иначе, вот чек на $ 1,000.
Они действовали явно в твоих интересах. Я еще вернусь!
О'кей,
Док
Его великодушие было поразительно. Он никогда, ни разу не пытался отделаться от моих бесконечных вопросов. Он всегда был исключительно терпелив и доброжелателен. Он всегда был полностью открыт в отношении подробностей его жизни и личного опыта, даже более чем открыт в отношении любых деталей из его прошлого. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я ощущал нашу связь. Она была сформирована на каком-то очень глубоком уровне и все больше расширялась.
Я любил дразнить его нашей схожестью с некоей искривленной версией Эдгара Бергена и Чарли Маккарти, что по-настоящему смущало его. Я к этому времени уже присвоил внушительное количество его вещей лас-вегасского периода и усвоил его стиль одежды: летные очки, бейсболка, шорты, спортивные носки, тапочки, мундштук, зажатый между зубами. Мы выходили из дома, чтобы прокатиться на машине, напоминая близнецов-извращенцев.
Но вообще-то, к счастью или к несчастью, мы ими и были - парой диких въедливых книжных червей.
Воистину, этот человек должен был быть святым, чтобы выносить то, что я постоянно вгрызался, как клещ, в самые разные пласты его жизни. Он выдержал это как настоящий чемпион и как самый лучший друг.
Когда фильм был готов, свежая копия была отправлена в Аспен с самой быстрой лошадью за счет Хантера. Это был он - момент истины. Я боялся, что моя интерпретация его самого и его работы не оставит камня на камне от нашей дружбы. Я собрал остатки духа и набрал его номер, больше чем уверенный, что он не ответит мне - или осыплет меня самыми отвратительными ругательствами, что добьет меня окончательно. "Ну, Доктор… Ты меня ненавидишь?" Его диагноз был спокоен и великолепен. "Нет, нет… Полковник, мне хорошо. Смотреть этот фильм было все равно что услышать трубный глас архангела над полем проигранной битвы". Моя эйфория от того, что он смог это выдержать, вознесла меня на небеса.
Я помню бесконечное множество других приключений и опытов, которые мне повезло пережить вместе с Хантером... помню гораздо больше, чем могу описать сейчас. Я берегу память о каждой секунде, даже миллисекунде, что я был рядом с ним. Я очень хорошо знал тогда, что такие вещи могут случаться только раз в жизни. Это была фантастическая школа. Я проживал рядом с ним одни из самых лучших моментов моей жизни, и, к счастью, я понимал это.
Сейчас я скажу как его поклонник: вы должны сделать это для самих себя, чтобы не быть обманутыми, чтобы вас не обвели вокруг пальца, заставив верить примитивным мифам - читайте его работы. Читайте его книги. Поймите, что его путь и его методы работы были присущи ему и только ему. Он не был, никоим образом, безответственным или разболтанным человеком, когда он писал. Он жил этим, дышал этим - двадцать четыре часа в сутки. Наверняка среди вас имеются те, кто, основываясь на безумных историях, окружающих жизнь Хантера и память о нем, думают сейчас, что при его образе жизни, странных выходках и не менее странных разглагольствованиях он был просто спятившим гедонистом - или, как он сам всегда любил выражаться, "пожилой жертвой вредных привычек". Я ручаюсь вам - он таким не был. Он был джентльмен с Юга, сама галантность и очарование. Он был сверхчувствительным проводником, способным пропускать через себя к нам ток правды огромного напряжения - правды, скрытой под завесами шелковистой лжи, которую мы привыкли глотать.
Хантер был гением, который совершил в литературе революцию тех же масштабов, что и Марлон Брандо в актерской игре. Он был столь же важен, необходим и ценен, как Дилан, Керуак и Стоун. Он был, без сомнения, самым верным и настоящим другом, которого я имел честь знать. Я имел огромную привилегию быть допущенным в маленькое братство людей, которым было позволено увидеть больше, чем просто много. Он был олицетворением элегантности. Мне тоскливо без него. Мне было тоскливо без него и тогда, когда он был жив. Но, дорогой Доктор, мы увидимся снова.
«Rolling Stone», март2005
"Купи билет - и в дорогу!" ("Buy the ticket, take the ride!"). Эти слова эхом звучат в моей голове. Слова, с которыми наш Добрый Доктор жил, и с которыми он, слава Богу, умер. Он командовал, творил, распоряжался, диктовал свою волю, добивался, управлял, бился изо всех сил, хватал жизнь за короткий хвост - и ослабил свою мощную хватку лишь тогда, когда он был готов. Вот зарубка нам на память - когда он был готов. Именно с этим он нас и оставил. И теперь мы здесь - без него. Но это вовсе не значит, что он оставил нас ни с чем, абсолютно нет. У нас есть его слова, его книги, его вдохновение, его юмор и его правда. Те из нас, кому посчастливилось подойти к нему достаточно близко (что часто означало участие в довольно сложных и опасных авантюрах, которые неизменно заканчивались приступами неконтролируемого смеха), помнят его усмешку Чеширского кота, ведущую нас туда, куда, по его мнению, мы должны были идти. И это, между прочим, всегда было абсолютно правильное направление, хотя, возможно, на первый взгляд оно и могло вызвать сомнения в нашем психиатрическом здоровье. Да, Доктор всегда знал такие вещи лучше всех. В мой мозг просто впечатаны воспоминания о целом миллионе отвратительных маленьких приключений, которые я имел счастье пережить вместе с ним (и, искренне говоря, некоторые из которых я вообще имел счастье пережить). Он был и есть брат, друг, герой, кумир, отец, сын, учитель, сообщник в преступлении. Наше преступление: шалость и смех. Всегда шалость и смех.
…В декабре 1995 года я отдыхал в Аспене, штат Колорадо. Проклятый городишко был заполнен "безупречно выглядящими людьми", и моим первым побуждением было спрятаться в номере и заняться распитием грога (или, как именовали его сверкающие неоновые огни местных витрин, "согревающего напитка"). Я старался проводить время в Аспене настолько далеко от безумных курортных толп, насколько это вообще было возможно - однако, несмотря на мое добровольное уединение, я столкнулся с Аланом Финкельстейном. Алан (в шалостях далеко не новичок) налетел на меня с новостью, что д-р Хантер С.Томпсон живет тут рядом, и не хотел бы я встретиться с ним этой ночью в таверне "Лесной ручей"?
Несколько человек бродили снаружи по снегу в ожидании, когда блеснет обещанная молния. Где-то около одиннадцати вечера необычно громкий шум привлек мое внимание, затем завладел вниманием всей комнаты, и вскоре тишина с одной стороны и испуганное бормотание с другой сменились громким ревом, приветствовавшим появление фигуры, действительно похожей на молнию, дико блиставшую у входа в бар. Глубокий, немного хриплый голос заставлял людей немедленно расчистить дорогу его обладателю под угрозой выбить дерьмо из любой свиньи, которая попадется ему на пути.
Высокая, долговязая фигура; шерстяное индейское пончо, тяжело лежащее на плечах; авиаторские очки на носу в сочетании со знаменитой улыбкой - и массивная рука, протянутая ко мне. Я вложил свою руку в его жесткую ладонь и вернул ему то, что получил. Это было обещание, как я уже знал, длинной и крепкой дружбы.
Он хлопнулся в кресло и разложил на столе свои боеприпасы - гигантскую двустволку и здоровенный револьвер. Мы потратили какое-то время, говоря о том и о сем, чувствуя возникновение какого-то странного контакта между нами (в чем немаловажную роль сыграло открытие, что мы оба ведем свое происхождение из самой темной и кровавой земли - великого штата Кентукки). Один этот факт вызвал поток красноречивых тирад Хантера, включающих как образцы южной галантности, так и фантастический сумасшедший бред, который был адресован нашему третьему товарищу-кентуккийцу - Кассиусу Клею. Не потребовалось слишком много времени, чтобы вся наша шайка была приглашена в обитель Хантера, Совиную ферму, которая располагалась через дорогу от таверны. Там нас приветствовала ассистент Хантера, Дебора Фуллер, которая позже будет прославлена как Витаминная Королева за ее кропотливый и дотошный уход за Хантером - да и за мной тоже, когда я переехал в их дом. Благослови ее, господи - это ее ежедневные поставки витаминов B, C, D, E, а главное, TLC, сохранили нас в итоге живыми и здоровыми (а вовсе не какая-то другая причина).
Хантер и я сидели внизу в кухне, больше известной как "командный пункт", болтая о какой-то ерунде, когда я похвалил его совершенно шикарный никелированный дробовик, висевший на стене. Прежде чем я что-то успел подумать, я увидел, что мои руки сжимают огромную газовую канистру, а он придирчиво инструктирует меня, как примотать к ней внушительных размеров трубу. Во время этого причудливого ритуала я поинтересовался у него содержанием канистры. "А, это? Это, хм, нитроглицерин". В тихой панике я ловко и быстро затушил в раковине сигарету, которая дымилась у меня во рту, и продолжил работу.
Примерно в 2:30 утра мы вышли прогуляться на задний двор Хантера. Моя бомба (скажем прямо, несколько превышающая традиционные размеры) была установлена прямо перед нами, приблизительно метрах в пятнадцати. Добрый Доктор во время этого процесса вовсе не был похож на мудрого тренера, способного подбодрить ученика в трудную минуту - он легкомысленно насмешничал. Твердой рукой взяв дробовик, я загнал заряд в затвор и выстрелил в нашу столь нелепо выбранную из-за ее взрывчатых свойств мишень. Черная как смоль ночь, мириады звезд в небе, мертвый штиль, соседи, видящие сладкие сны, и вдруг - БАБАХ! Прямое попадание, и наш объект взорвался, превратившись в тридцатиметровый огненный столб. "Хороший выстрел, мужик!" - заорал Хантер. - "Это был дьявольски хороший выстрел! Проклятье! Да!"
Спустя некоторое время я работал в Нью-Йорке. Однажды на рассвете, около 5:30 утра, я болтался на тренажере, рискуя вывихнуть позвоночник, раздражался и пыхтел, и пот лил с меня в три ручья - я должен был заниматься тренировками как последний ублюдок для фильма "Донни Браско". Зазвонил телефон. "Хмм... Странное время для звонков", - подумал я. "Алло?" - "Джонни... Хантер. Что с тобой, у тебя больной голос!" Господи, ни за что на свете я не стал бы объяснять ему, что занимаюсь физкультурой в такое время - уж лучше было умереть. Я решил сменить тему: "Нет, ничего... просто собираюсь на работу. Как ты?" - "Прекрасно, прекрасно... Слушай-ка, если бы кто-то решил снять фильм по "Вегасской книге"… тебя бы это заинтересовало? Ты хотел бы сыграть меня?" Я был ошеломлен. Я слетел со своего пыточного инструмента и попробовал взять себя в руки. "Ну... так что? Ты в деле?" Конечно, я был в деле. Кто бы не был? Размеры моей заинтересованности в этом деле не поддавались описанию. Мы поговорили о нем поподробнее - как, где, с кем, зачем и т.д. Тогда я узнал, что на самом деле не было никакого сценария, никакого режиссера, ничего вообще. Этого просто не существовало. Еще не существовало, во всяком случае. Он начал задавать свои вопросы исходя из его собственной системы координат. Он часто так делал. Хантер всегда был на шаг впереди обстоятельств - даже в, казалось бы, абсолютном хаосе он всегда точно знал, куда упадет самая маленькая щепка.
После конференции в Нью-Йорке, посвященной двадцать пятой годовщине публикации "Страха и ненависти в Лас-Вегасе" (или "Вегасской книги", как он ее называл), маленькая кучка участников, включая меня, в конце дня бродила в холле гостиницы Хантера в поисках ночных колпаков. Я воспользовался хорошим настроением Доброго Доктора, чтобы поговорить с ним о том, что, если бы я должен был сняться в фильме, мне нужно было бы для начала его благословение - если бы он счел для себя возможным дать мне его - и что в случае, если бы я сделал даже отдаленно приличную работу, изображая его, у нас появлялся чертовски хороший шанс, что он возненавидит меня до конца своих дней. Бац... Эти черные глаза впились в меня, мерцая, как звезды. Я помню улыбку на его лице, как будто это было вчера. Чешир. "Хорошо, что за черт… купи билет, и в дорогу, а?… И давай надеяться на лучшее, хи, хи… для твоего же блага".
"Вегасский фильм" наконец стартовал, и пришло время, чтобы заняться кое-каким переселением душ. Я прилетел в Аспен, и в аэропорту меня приветствовал Хантер в своем корвете 1971 года a.k.a "Красная Акула". Я выглядел очень спортивно в шерстяной шапке на голове, уже познавшей, что такое бритье черепа. Хантер был очень злобно настроен по отношению к тому, что я скрывал под шапкой. "О, боже… Ну, давай посмотрим", - сказал он с неохотой. Я сорвал к черту свой головной убор и почувствовал, как ветер гуляет по моей лысой макушке. "Святой Христос! Ты выглядишь ужасно... Дьявол, парень... надень эту шляпу обратно, а то меня вырвет!"
Мы поднялись в горы по серпантину и достигли Совиной фермы, где мне незамедлительно предложили разместить мои вещи в подвале. Хантер и Дебора очень любезно подготовили там комнату для меня и дали мне доступ к целым залежам рукописей, черновиков, рабочих примечаний и просто пустяков, к старым обмылкам из Лас-Вегаса и куче других святых реликвий. Я прожил в этом подвале гораздо дольше, чем это планировалось вначале, и в конце концов полюбил грустных коричневых пауков, деливших со мной комнату.
Однажды ночью я сидел на моей постели, курил и листал заметки Хантера о лас-вегасских днях, находя в них блестящие сцены, которые, по некоторым причинам, были вычеркнуты из книги. Я положил свою сигарету в пепельницу, стоявшую на моем ночном столике. Вдруг мне взбрело в голову осмотреть этот столик, который представлял собой деревянный ящик из грубых досок, окованных железом. После того, как я рассмотрел это более тщательно, меня пробила волна такого страха, какого я никогда не испытывал прежде. Мой ночной столик был бочонком пороха. Пролетев по лестнице со скоростью гепарда, я нашел Хантера, сидящего в "командном пункте". "Хантер... ты должен пойти со мной... Я должен знать, правда ли это... Пойдем вниз!" Он выглядел несколько ошарашенным, но был настроен добродушно и решил спуститься к моей комнате. "Ну, ну, что это на вас нашло, Полковник? Опять эти грязные коричневые ядовитые мерзавцы?" "Нет. Это - та штука!" Я указал на странный ящик и вопросительно взглянул на него, чтобы узнать, был ли он на самом деле полон пороха и опасен. Радостная улыбка расползлась по его лицу. "О боже, так вот это где! А я-то все думал, куда это пропало". "Ик! И он что, правда набит порохом?" - пролепетал я. "Черт побери, конечно, он набит! Вот дерьмо, да эта проклятая штука могла бы всех нас на куски разнести, особенно если бы ты курил тут рядом! Ой-ей-ей, паренек, что это с тобой такое?" Он хихикал потом несколько недель, даже несколько лет, вспоминая об этом. Так же как и я. Я до сих пор хихикаю.
Многие дни и ночи мы провели в "командном пункте", разговаривая ни о чем и обо всем, от политики до оружия - о нашем родном штате, о губной помаде, о музыке, рисунках Гитлера, о литературе, о спорте. Всегда о спорте. Однажды ночью мы говорили о тех видах спорта, которые он любил и которые, наоборот, не любил. Мы очень часто смотрели баскетбол и иногда футбол, и я спросил его, был ли он бейсбольным фанатом когда-нибудь, на что он ответил категорически: "Нет. Смотреть бейсбол - все равно что наблюдать за кучкой разъяренных иудеев, спорящих на крыльце". Один раз, год спустя, мы с ним поспорили насчет того, кто выиграет Кубок мира по футболу, Франция или Бразилия. Он был уверен, что Бразилия мокрого места от Франции не оставит. Я принял его ставку, 1000 долларов. Мы дразнили и подталкивали друг друга в течение нескольких недель до решающего матча. В итоге судьба оказалась на моей стороне; он быстро выписал мне чек и отправил его с этим письмом:
Что ж, Полковник, я хочу сказать, что все было подстроено. Я просто не мог себе представить, что этих квадратных красавцев из гудрона можно будет просто спустить в унитаз. Они играли как глупые болонки. Они полностью обосрались, и как жалкие шлюхи опозорили свою нацию в глазах всего мира. И это преподало мне еще один хороший урок, ПОЧЕМУ дилетанты не должны, черт возьми, заниматься азартными играми в тех областях, в которых они ничего не смыслят.
Так или иначе, вот чек на $ 1,000.
Они действовали явно в твоих интересах. Я еще вернусь!
О'кей,
Док
Его великодушие было поразительно. Он никогда, ни разу не пытался отделаться от моих бесконечных вопросов. Он всегда был исключительно терпелив и доброжелателен. Он всегда был полностью открыт в отношении подробностей его жизни и личного опыта, даже более чем открыт в отношении любых деталей из его прошлого. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я ощущал нашу связь. Она была сформирована на каком-то очень глубоком уровне и все больше расширялась.
Я любил дразнить его нашей схожестью с некоей искривленной версией Эдгара Бергена и Чарли Маккарти, что по-настоящему смущало его. Я к этому времени уже присвоил внушительное количество его вещей лас-вегасского периода и усвоил его стиль одежды: летные очки, бейсболка, шорты, спортивные носки, тапочки, мундштук, зажатый между зубами. Мы выходили из дома, чтобы прокатиться на машине, напоминая близнецов-извращенцев.
Но вообще-то, к счастью или к несчастью, мы ими и были - парой диких въедливых книжных червей.
Воистину, этот человек должен был быть святым, чтобы выносить то, что я постоянно вгрызался, как клещ, в самые разные пласты его жизни. Он выдержал это как настоящий чемпион и как самый лучший друг.
Когда фильм был готов, свежая копия была отправлена в Аспен с самой быстрой лошадью за счет Хантера. Это был он - момент истины. Я боялся, что моя интерпретация его самого и его работы не оставит камня на камне от нашей дружбы. Я собрал остатки духа и набрал его номер, больше чем уверенный, что он не ответит мне - или осыплет меня самыми отвратительными ругательствами, что добьет меня окончательно. "Ну, Доктор… Ты меня ненавидишь?" Его диагноз был спокоен и великолепен. "Нет, нет… Полковник, мне хорошо. Смотреть этот фильм было все равно что услышать трубный глас архангела над полем проигранной битвы". Моя эйфория от того, что он смог это выдержать, вознесла меня на небеса.
Я помню бесконечное множество других приключений и опытов, которые мне повезло пережить вместе с Хантером... помню гораздо больше, чем могу описать сейчас. Я берегу память о каждой секунде, даже миллисекунде, что я был рядом с ним. Я очень хорошо знал тогда, что такие вещи могут случаться только раз в жизни. Это была фантастическая школа. Я проживал рядом с ним одни из самых лучших моментов моей жизни, и, к счастью, я понимал это.
Сейчас я скажу как его поклонник: вы должны сделать это для самих себя, чтобы не быть обманутыми, чтобы вас не обвели вокруг пальца, заставив верить примитивным мифам - читайте его работы. Читайте его книги. Поймите, что его путь и его методы работы были присущи ему и только ему. Он не был, никоим образом, безответственным или разболтанным человеком, когда он писал. Он жил этим, дышал этим - двадцать четыре часа в сутки. Наверняка среди вас имеются те, кто, основываясь на безумных историях, окружающих жизнь Хантера и память о нем, думают сейчас, что при его образе жизни, странных выходках и не менее странных разглагольствованиях он был просто спятившим гедонистом - или, как он сам всегда любил выражаться, "пожилой жертвой вредных привычек". Я ручаюсь вам - он таким не был. Он был джентльмен с Юга, сама галантность и очарование. Он был сверхчувствительным проводником, способным пропускать через себя к нам ток правды огромного напряжения - правды, скрытой под завесами шелковистой лжи, которую мы привыкли глотать.
Хантер был гением, который совершил в литературе революцию тех же масштабов, что и Марлон Брандо в актерской игре. Он был столь же важен, необходим и ценен, как Дилан, Керуак и Стоун. Он был, без сомнения, самым верным и настоящим другом, которого я имел честь знать. Я имел огромную привилегию быть допущенным в маленькое братство людей, которым было позволено увидеть больше, чем просто много. Он был олицетворением элегантности. Мне тоскливо без него. Мне было тоскливо без него и тогда, когда он был жив. Но, дорогой Доктор, мы увидимся снова.
Екатерина Носовская,
13-07-2008 20:46
(ссылка)
Спасибо за голоса!
Мне очень приятно, что вы голосуете за мои записи!Как только найду что-тот новенькое, сразу выложу в сообщество! Ещё немного раритета: 
настроение: Кайфовое
Екатерина Носовская,
07-07-2008 17:22
(ссылка)
Воспомнания Мэнсона о Хантере С. Томпсоне
11.03.2005
Rolling Stone "Воспоминания Мэнсона о Хантере С. Томпсоне".
Пять лет тому назад Мэрилину Мэнсону позвонил Джонни Депп, который находился с Хантером на вечеринке в Viper Room, в Лос-Анжелесе (Прим. Hunter Stockton Thompson18.07.1937-20.02.2005 г.г. амер.журналист и писатель). "Приезжай" - сказал Депп. -"Ты должен встретиться с этим парнем". После, Мэнсон и Хантер регулярно созванивались по вечерам.
Общение носило странный характер, мы разговаривали до бесконечности. Он оставлял сообщения, обращаясь ко мне по разным именам от Брайана к Bubba, которые постоянно использовал. Также он называл меня "Shit Eyes". Я не уверен, что знаю смысл этого имени, но вероятно это самая приятная вещь, которую я когда-либо слышал: " Shit Eyes позвони мне, потому что я нуждаюсь в компании."
Однажды во время звонка, он был очень тих. Я спросил: "Что случилось?" Он ответил: "Что сказать? Я нахожусь в романтичном состоянии". Я сказал: "Я очень рад за тебя".
Однажды, мне нужно было идти в суд за проступок четвертой степени, мой сотовый телефон зазвонил в 6:15 утра. Это был Хантер. Я сказал ему, что взволнован, что меня будут проверять на наркотики. "Когда был последний раз, когда ты принимал наркотики?" - спросил он. Я не мог дать убедительный ответ. "Возьми машину напрокат и беги из страны" - сказал он. "Спасибо за совет" - сказал я. - "Я тебя люблю".
Джонни Депп однажды сказал мне "Хантер боится тебя". Я спросил почему. "Поскольку он думает, что ты не боишься пройти путь до конца, спуститься на дно, дойти до конца, куда он желает дойти. И ему это нравится". Это - хорошее основание для дружбы. Или неприятности. Но это то, для чего нужны друзья.
Мы обедали в Chateau Marmont; кажется, было день рождения Джонни Деппа. Это походило на поздний ужин, только со всеми сумасшедшими людьми в Голливуде: Nick Nolte, Mickey Rourke, Johnny, Benicio. Хантер был с перевязанной рукой, оттого что пробивал рукой стекло в окне. После обеда мы пошли наверх, и он читал выдержки из своей книги "Kingdom of Fear" (Прим. последняя книга Томпсона, является критикой событий американского Столетия.). Какая-то пьяная девушка постучала в дверь, он стал настолько зол, что не мог подобрать слов. Он только продолжал указывать пальцем, пока она не была удалена. Затем в комнате полную шумных друзей, воцарилось спокойствие, все стали слушать сказку на ночь от классного дедушки, или дяди, или брата.
Спустя один или два дня Хантер прислал мне книгу "Kingdom of Fear". Надпись гласила: "Мэнсон, остерегайся сосунков флага. Они настигнут тебя и съедят твою плоть, но не твое сердце или мозг, поскольку они грязны. Удачи".
Rolling Stone, 24 марта 2005 г.
Екатерина Носовская,
29-06-2008 16:59
(ссылка)
Интересная статейка!
Советую прочитать!Последние дни Хантера Томпсона и причины смерти, так и оставшиеся для многих людей загадкой!
Смерть детонатора
Фильм о последних сутках Хантера С. Томпсона, автора «Страха и отвращения в Лас-Вегасе», к годовщине смерти доктора Гонзо.
Последние двадцать четыре часа своей жизни Хантер Томпсон провел с семьей. Кроме второй жены, молодой блондинки Аниты, в его поместье неподалеку от Аспена, штат Колорадо, были сын c женой и внук. Дети кувыркались в снегу и играли в снежки, валяли друг друга по всему двору. Хантер угрюмо смотрел на них в окно, поигрывая любимым автоматическим пистолетом - монструозным Смит-Вессоном сорок пятого калибра.
Он не мог принять участия в веселье. Томпсон ходил с большим трудом, опираясь на трость, и постоянно испытывал боль - этот бывший мотоциклист перенес несколько операций, ноги у него болели не переставая, в спине ломило.
Тогда он сел и написал записку - «Нет больше игр. Нет больше бомб. Нет больше ходьбы. Нет больше удовольствий. Нет больше плаванья. 67. это на 17 больше чем 50. На 17 больше, чем я хотел и чем мне было нужно. Скучно. Я все время капризничаю. Никакого удовольствия - никому. 67. Становишься жадным. Веди себя в соответствии с возрастом.
Расслабься - больно не будет».
Днем писатель играл с внуком и издевался над женой - целился в нее из винтовки. В каждой комнате у него было несколько заряженных стволов. Томпсон был пьян. Последние лет тридцать он не был трезв ни одной минуты.
Следующим утром жена ушла по делам и позвонила ему, все еще очень обиженная. Он поговорил с ней, сказал, что любит ее, а потом выстрелил себе в рот из того самого любимого пистолета 45 калибра. Пуля прошла навылет, кровь и мозг забрызгали висящие на стенке у него за спиной вырезки из газет, дипломы, изречения и прочий мусор.
Все это показано в фильме Discovery Channel «Последние 24 часа» Хантера Томпсона. Фильм этот - часть большого проекта «Последние сутки» (Final 24), цикла фильмов, рассказывающих о последнем дне знаменитостей. В этом цикле есть Джон Белуши, Ривер Феникс, Сид Вишес - ну и Хантер Томпсон, доктор Гонзо, либертарианец, социалист, мотоциклист, алкоголик и наркоман.
На фоне огромного количества глупейших документальных лент, которые показывают по телевизору, лента выглядит крайне достойно.
Пятьдесят минут нам показывают злобного, беспомощного, капризного старика, лысого, с большим животом. Томпсон непрерывно хлещет бурбон, стреляет из револьвера по детонаторам, привязанным к бензиновым канистрам, издевается над женой, нежен с внуком, притворно-груб с сыном, которого любит до дрожи в голосе. Естественно это актерская игра - это же докудрама, но уж очень убедительно. Кстати, в титрах нет имен актеров - для большей достоверности игровая составляющая фильма слегка замазывается.
Главный прием жанра «докудрама» - «следите за руками». Актеры играют своих героев, минуту спустя их настоящие прототипы сами что-то рассказывают. Зритель должен впасть в детство, перестать понимать, где настоящий Хуан Томпсон, сын писателя, а где играющий его актер, и все принять за чистую монету. Что ж, родственники Томпсона действительно могли снять на видео его предсмертные игры с внуком и пистолетом. В итоге ощущения от фильма такие, будто его зрителю восемь лет и он смотрит фильм про войну.
Удивительно, но это почти работает.
Но главное - это ведь только формально фильм о последних сутках. Нам показывают основные вехи жизни Томпсона - смерть отца, когда ему было 14, «Ангелы Ада» и грандиозный прорыв, который он сделал уже на четвертом десятке, первые пробы ЛСД, «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», «Скачки в Кентукки упадочны и порочны», «Страх и отвращение в избирательной кампании». При этом вольно используются и документальные кадры, и репортерские кадры, и отрывки из фильма «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Кроме настоящего, хроникального Томпсона и нарочито безымянного актера появляется третий Хантер - лысый как колено Джонни Депп.
Использование художественного материала здесь особенно уместно.
Самое главное, что случилось в жизни с Томпсоном, и о чем подробно рассказывается в этом фильме, это то, как он сочинил образ Доктора Гонзо, Хантера-алкоголика, саморазрушающегося агрессивного репортера-детонатора, который описывает только те события, в которых участвует самым отвратительным образом. Он и разрушил жизнь, семью, первый брак и собственно мозг Томпсона - точнее то, что от него осталось.
Авторы фильма, ссылаясь на томпсоновских редакторов, настаивают на том, что задолго до конца он исписался. Что напиться и нажраться кислоты до бесчувствия он мог, а выловить в пьяном бреду вдохновение - уже нет. Что последние годы он иногда за деньги выступал на публике - вылезал на сцену, нес дичь, орал и падал без чувств в зал. Это все неважно. Хантер Томпсон перестал писать, потому что стал литературным героем. Он прожил свою жизнь как книгу и придумал ей трагический и по-своему величественный финал с фейерверком. А то, что его биографам он не слишком нравится - ну дай Бог они умрут вовремя в своих постелях.
Специальный выпуск сериала «Последние сутки» выйдет к годовщине смерти Хантера С. Томпсона 18 февраля 2007 года в 23.00 на Discovery Channel.
Смерть детонатора
Фильм о последних сутках Хантера С. Томпсона, автора «Страха и отвращения в Лас-Вегасе», к годовщине смерти доктора Гонзо.
Последние двадцать четыре часа своей жизни Хантер Томпсон провел с семьей. Кроме второй жены, молодой блондинки Аниты, в его поместье неподалеку от Аспена, штат Колорадо, были сын c женой и внук. Дети кувыркались в снегу и играли в снежки, валяли друг друга по всему двору. Хантер угрюмо смотрел на них в окно, поигрывая любимым автоматическим пистолетом - монструозным Смит-Вессоном сорок пятого калибра.
Он не мог принять участия в веселье. Томпсон ходил с большим трудом, опираясь на трость, и постоянно испытывал боль - этот бывший мотоциклист перенес несколько операций, ноги у него болели не переставая, в спине ломило.
Тогда он сел и написал записку - «Нет больше игр. Нет больше бомб. Нет больше ходьбы. Нет больше удовольствий. Нет больше плаванья. 67. это на 17 больше чем 50. На 17 больше, чем я хотел и чем мне было нужно. Скучно. Я все время капризничаю. Никакого удовольствия - никому. 67. Становишься жадным. Веди себя в соответствии с возрастом.
Расслабься - больно не будет».
Днем писатель играл с внуком и издевался над женой - целился в нее из винтовки. В каждой комнате у него было несколько заряженных стволов. Томпсон был пьян. Последние лет тридцать он не был трезв ни одной минуты.
Следующим утром жена ушла по делам и позвонила ему, все еще очень обиженная. Он поговорил с ней, сказал, что любит ее, а потом выстрелил себе в рот из того самого любимого пистолета 45 калибра. Пуля прошла навылет, кровь и мозг забрызгали висящие на стенке у него за спиной вырезки из газет, дипломы, изречения и прочий мусор.
Все это показано в фильме Discovery Channel «Последние 24 часа» Хантера Томпсона. Фильм этот - часть большого проекта «Последние сутки» (Final 24), цикла фильмов, рассказывающих о последнем дне знаменитостей. В этом цикле есть Джон Белуши, Ривер Феникс, Сид Вишес - ну и Хантер Томпсон, доктор Гонзо, либертарианец, социалист, мотоциклист, алкоголик и наркоман.
На фоне огромного количества глупейших документальных лент, которые показывают по телевизору, лента выглядит крайне достойно.
Пятьдесят минут нам показывают злобного, беспомощного, капризного старика, лысого, с большим животом. Томпсон непрерывно хлещет бурбон, стреляет из револьвера по детонаторам, привязанным к бензиновым канистрам, издевается над женой, нежен с внуком, притворно-груб с сыном, которого любит до дрожи в голосе. Естественно это актерская игра - это же докудрама, но уж очень убедительно. Кстати, в титрах нет имен актеров - для большей достоверности игровая составляющая фильма слегка замазывается.
Главный прием жанра «докудрама» - «следите за руками». Актеры играют своих героев, минуту спустя их настоящие прототипы сами что-то рассказывают. Зритель должен впасть в детство, перестать понимать, где настоящий Хуан Томпсон, сын писателя, а где играющий его актер, и все принять за чистую монету. Что ж, родственники Томпсона действительно могли снять на видео его предсмертные игры с внуком и пистолетом. В итоге ощущения от фильма такие, будто его зрителю восемь лет и он смотрит фильм про войну.
Удивительно, но это почти работает.
Но главное - это ведь только формально фильм о последних сутках. Нам показывают основные вехи жизни Томпсона - смерть отца, когда ему было 14, «Ангелы Ада» и грандиозный прорыв, который он сделал уже на четвертом десятке, первые пробы ЛСД, «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», «Скачки в Кентукки упадочны и порочны», «Страх и отвращение в избирательной кампании». При этом вольно используются и документальные кадры, и репортерские кадры, и отрывки из фильма «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Кроме настоящего, хроникального Томпсона и нарочито безымянного актера появляется третий Хантер - лысый как колено Джонни Депп.
Использование художественного материала здесь особенно уместно.
Самое главное, что случилось в жизни с Томпсоном, и о чем подробно рассказывается в этом фильме, это то, как он сочинил образ Доктора Гонзо, Хантера-алкоголика, саморазрушающегося агрессивного репортера-детонатора, который описывает только те события, в которых участвует самым отвратительным образом. Он и разрушил жизнь, семью, первый брак и собственно мозг Томпсона - точнее то, что от него осталось.
Авторы фильма, ссылаясь на томпсоновских редакторов, настаивают на том, что задолго до конца он исписался. Что напиться и нажраться кислоты до бесчувствия он мог, а выловить в пьяном бреду вдохновение - уже нет. Что последние годы он иногда за деньги выступал на публике - вылезал на сцену, нес дичь, орал и падал без чувств в зал. Это все неважно. Хантер Томпсон перестал писать, потому что стал литературным героем. Он прожил свою жизнь как книгу и придумал ей трагический и по-своему величественный финал с фейерверком. А то, что его биографам он не слишком нравится - ну дай Бог они умрут вовремя в своих постелях.
Специальный выпуск сериала «Последние сутки» выйдет к годовщине смерти Хантера С. Томпсона 18 февраля 2007 года в 23.00 на Discovery Channel.
Екатерина Носовская,
29-06-2008 16:39
(ссылка)
Фотогалерея писателя
Может найдёте что-то новенькое!
Увеличить
А на этом снимке пушка, из которой выстрелили прахом Хантера Стоктона Томпсона. Джонни Депп исполнил последнюю просьбу друга, а также выплатил 2 млн. долгов гонзо!
Увеличить
А на этом снимке пушка, из которой выстрелили прахом Хантера Стоктона Томпсона. Джонни Депп исполнил последнюю просьбу друга, а также выплатил 2 млн. долгов гонзо!
настроение: Довольное
хочется: Поболтать
слушаю: Телевизор...
Валерия Бовкалова,
29-06-2008 16:00
(ссылка)
"Страх и Ненависть в Лас-Вегасе " в оригинале. Делюсь.
Есть книга на английском в формате rtf. Желающие - обращайтесь:)
Книги Хантера
Вот моя коллекция книг H.S.T. http://www.eroy.narod.ru/h_s_t.rar
Архив содержит книги:
Ангелы ада
Дерби в Кентукки упадочно и порочно
Поколение Свиней
Проклятие Гавайев
Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
Цена рома
Эй, лох! Я тебя люблю (размышления о горючке, безумии и музыке)
Статьи "Коррида в Мехико" и "Аэродром в бесконечность"
It never got weird enough for me. Hunter S. Tompson
Архив содержит книги:
Ангелы ада
Дерби в Кентукки упадочно и порочно
Поколение Свиней
Проклятие Гавайев
Страх и отвращение в Лас-Вегасе: Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты
Цена рома
Эй, лох! Я тебя люблю (размышления о горючке, безумии и музыке)
Статьи "Коррида в Мехико" и "Аэродром в бесконечность"
It never got weird enough for me. Hunter S. Tompson
Без заголовка
Страх и ненависть в Лас-Вегасе — кинофильм, основанный на одноименной книге Хантера С. Томпсона. Фильм был выпущен 22 мая 1998 года, и собрал в прокате в США всего 10,5 миллионов долларов при бюджете 18,5 миллионов. Однако позже фильм приобрел статус культового.
В 1998 году на Каннском кинофестивале (Cannes Film Festival) фильм выдвигался в номинации "Golden Palm".
В 1998 году на Каннском кинофестивале (Cannes Film Festival) фильм выдвигался в номинации "Golden Palm".
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
