Откройте свой Мир!

(Интернет-романс)

Мои друзья из разных городов,
Создания фантазии и света,
Встречаясь на просторах интернета,
Мне дарят переливы нежных слов…
Мои друзья из разных городов.

О, фотографий тонкая канва!
О, впечатлений первые движенья!
И снова новой дружбы предложенья –
И снова, соглашаясь, я права…
О, фотографий тонкая канва!

Мы пойманы в пленительную сеть,
Где властвует таинственный посредник…
Где каждый друг для друга – исповедник,
Способный через версты обогреть,
И оправдать таинственную сеть…

Нас больше не пугают вечера
В обыденных и серых наших стенах…
Мы платим восхитительную цену
За то, о чем не ведали вчера.
Нас больше не пугают вечера.

Общения связующая нить
Друг друга нам рисует в идеале,
О, дай нам Бог увидеться в реале
И явь с мечтой навек соединить,
И укрепить связующую нить…

Как певчие из сказочных садов,
Попавшие в одни и те же сети,
Ведем мы перекличку по планете,
Мои друзья из разных городов…
Как певчие из сказочных садов…

2013

***
У нового дворника – смуглая кожа.
И говор, на русский совсем не похожий,
И тусклый, всегда настороженный взгляд,
И тюркское имечко…Он – Азамат.

Не балуют ныне в России любовью
Все тех, кто одарен восточною кровью,
Во след им, порою, насмешки и мат…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

Я вижу, тебя не пугает работа,
Ты долбишь ледышки до липкого пота,
А наши Емельки – по печкам сидят…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

Пускай я не вижу в тебе иноверца,
Но зреет вопрос – он от чистого сердца –
Наплыв вашей расы похож на захват…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

Я брата увидеть в тебе не готова,
Я знаю, как плачут российские вдовы
По тем, кто на кладбищах ваших лежат…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

От бойни в республиках деток спасали,
Мужей потеряли, дома побросали…
Я верю – не ты в той резне виноват…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

Не спорю, по воле каких-то уродов
Изгажена чистая дружба народов…
Союз раем не был…
Но ныне – тут ад…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?!

Здесь могут ударить и битой и палкой.
Убить, улыбаясь…
А мне тебя – жалко.
И стыдно, что Родину парни срамят…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

Правители наши вас манят гражданством,
Себе голоса покупая авансом,
Им нужен неграмотный электорат…
Зачем ты приехал сюда, Азамат?

…Ты долбишь свой лед по утрам неустанно,
В мобильную трубку клокочешь гортанно,
Наверно, мечтаешь вернуться назад?
А я – только «ЗА»…
Поезжай, Азамат…

2013.

***
С музыкантом невозможно танцевать _
Он весь вечер просидит «за фортепьянами»,
Остается только тихо уповать,
Что домой вернетесь вы не слишком пьяными…

Но одна ты возвращаешься опять,
Хоть и с грустною, но доброю улыбкою,
А он где-то тебе будет изменять
То с гитарою,
То с ласковою скрипкою…

Он в ладонях держит девичьи сердца,
Так небрежно, будто их не видит сослепу…
Он вовек твоим не будет до конца,
Ибо верен только музыке и Господу…

Ты – и Муза, и смиренная жена,
Ты расписана по нотам и по времени…
Ты не плакать, а служить ему должна,
Не считая это кредо тяжким бременем…

Музыканта невозможно не любить,
Так возвышена душа его тревожная!
С музыкантом можно быть…или – не быть…
На условиях прощенья невозможного.

С музыкантом невозможно танцевать…
Музыканта невозможно приручить…
Музыканта невозможно оправдать…
Но всего труднее – взять и разлюбить…
Музыканта невозможно разлюбить!...

В предпоследний день 2012 года я забрала из типографии "Издательского Дома "Вертикаль" первые экземпляры своей второй книги.
2012 год порадовал своими подарками и сюрпризами!!!

Низкий поклон автору литературной рецензии - замечательному писателю и журналисту Анатолию Петровичу Бондареву, которого я считаю и своим Учителем, и своим замечательным Другом!
Аннотацию а книге написала Зоя Лазарчук - подруга юности, самобытная поэтесса, единомышленник и спутник по моей жизни и творчеству.

Особое доброе слово хотелось бы сказать автору иллюстраций Анечке Кухар (Литвиновой? Скороходовой?). Очень понравилось наше сотрудничество, работа плодотворная, творческая, радостная! Спасибо, Анечка! Я пониаю, что тема книги была сложной и совсем не женской...

Книга вышла небольшим тиражом - 200 экземпляров.
особая благодарность за старания и оперативность Константину Петровичу Деханову, руководителю ООО "Издательский Дом "Вертикаль"!!!

До встречи на творческих мероприятиях клуба "Наследие"!!!

Ваша - Ольга Самсонова.

Покачай меня, вагон, покачай,
Проводница, черный чай принеси…
Понесло меня опять невзначай
Пошататься по великой Руси…

Не скучай, мое купе, не серчай,
Что в картишки не желаю играть…
Покачай меня, вагон, покачай,
Как качала во младенчестве мать…

Я на полочке тихонько усну,
И по полночи тихонько проснусь,
И задумаюсь, и даже взгрустну,
Наблюдая необъятную Русь…

Ноги вытяну босые свои,
На друзей, как на детей, погляжу…
Отчего меня несет по Руси,
Я, конечно, никому не скажу…

Черный чай давно остыл на столе,
Черных хлеб давно пропах табаком…
От тебя меня несет по земле…
От себя я убегаю тайком….

Покачай меня, вагон, покачай,
Проводница, новый чай принеси…
Понесло меня опять невзначай
Пошататься по великой Руси…

АНДРЕЮ РОЗАНОВУ.
Июль 2010.

***
Назови меня сумасбродкою -
Я привыкла к таким словам!...
Грязный слот и стаканы с водкою
Лучший пир заменяли нам.

Было страшно и восхитительно
Пасть на дно и изведать край...
И в вагончике том строительном
Мы с тобой познавали РАЙ...

Там певунью гитару гладила
Беззаботно твоя рука,
Я нам ужин на плитке ладила,
А лохматые два щенка

Постоянно носами мокрыми
робко тыкались в ноги мне...
Я смеялась!
А ночь за стеклами
Нам завидовала во тьме.

...Назови меня сумасшедшею,
Полной ДУРОЮ назови,
Но мне дорого все, прошедшее
Под эгидой твоей любви!

Зря мы нА люди мусор вынесли,
Души заперли на засов...
А щенята...
Щенята выросли,
Обернувшись в бродячих псов...

28 июля 2010.

Ольга Дмитриевна, простите, что опять без совета, но это стихотворение достойно того, чтобы его читали люди. И учились на чужих ошибках. Хотя - пути Господни неисповедимы...Возможно, промысел Божий и свел двух поэтов на грешной земле ради творчества.
Желаю всего самого доброго!

:-) :-) :-)
Мне не надо шута.
Я согласна уже на пажа.
Пусть платки подбирает…
Шутить и сама я умею.
Ни пустыня в душе,
Ни цунами в душе,
Ни пожар
Не устроят «туше»
Королевского сплина сильнее…

А надежда – жива.
И настырно маячит вдали.
Только царственный выезд
Не станет
Публичным забегом.
Как-то вымерли быстро
В Европе моей короли…
Ну а принцы…
Фатально изнежены
Женственным веком!

Больше рыцарей нет.
И былые трибуны тихи…
Дон Ламанческий тоже
Закончил Печальную повесть.
Отдыхает на пенсии,
Пишет эссе и стихи,
Пару мельниц сломав,
И на этом навек успокоясь…

Мне не надо шута.
Молодого пажа заведу.
Буду с ним на виду
Танцевать, флиртовать
И смеяться.
И посею надежду,
Как сеют в саду лебеду,
Ведь наивная святость
Куда посмешнее паяца…

А пока мои планы
Невинной душе невдомек –
Пусть на цыпочках тянется
Веря в судьбу и в удачу…
Я, конечно, сама
Ему сброшу с балкона платок…
А пока по ступенькам бежит,
Я тихонько поплачу…

В последний день лета 2012 года я забрала из типографии тираж своей первой книги.
УРА!!! ЭТО СЛУЧИЛОСЬ!!! МОЯ МЕЧТА СБЫЛАСЬ!!!

Очень-очень хочется поблагодарить за помощь в создании книги Наташу Докучаеву, сделавшую макет вручную, сидевшую над ним ночами две недели. Так же низкий поклон автору литературной рецензии - замечательному бердскому поэту и главному редактору альманаха "Жарки сибирские" - Петру Алексеевичу Корытко. Спасибо огромное моим друзьям - Зое Лазарчук, Алексею Назарову, Наташе Астаниной, делавшим вычитку. Наташа так же написала вступительную аннотацию к книге.
Дорогие мои, если бы не вы, я бы еще долго мечтала и не знала, в какие двери стучать и какие решения принимать.

В книге 80 страниц, 64 стихотворения и 9 иллюстраций прекрасного тюменского художника Владимира Шорохова.

Стоимость книги - 150 руб. Студентам - 100 руб.
Любому, кто поможет найти 2-3-х покупателей - книга в подарок.
Высылаю по субботам наложенным платежом и по договоренности.

Ваша - Ольга Самсонова.

Мы на сцене с поэтессой из Тобольска Ниной Староненко.
Замечательная женщина! Созвучие было найдено с полузвука и полувзгляда. Бывает же такое ЧУДО?!!!

***

Не Величество, не Высочество,
Поэтичество – звать изволь!
В отражении одиночества
Коротаю земную боль.

Пусть исправить тебе захочется
Боль на быль – говорю как есть:
В отражении одиночества
Сердца часть отдала за честь

Зваться ветрено – Поэтичество!
И вечерней зарей – сиять!
Слова качество на количество
Бриллиантами – не менять…

Веком прОклятый дар пророчества
Как зеницу очей – беречь,
В отражении одиночества
Облекая природу в речь…

...Не Величество, не Высочество,
Поэтичество – звать изволь!
В отражении одиночества
Коротаю земную боль...

На видео - Сергей Сбаранский, автор музыки.


Не ищите любимым замены

Не ищите любимым замены.
Их не в силах никто заменить.
Не помогут ни ложь, ни измены,
Если порвана тонкая нить
Отношений – живых, настоящих,
Слишком стОящих в мире теней…
И не свяжет поодаль стоЯщих
Суета ненавидящих дней.
Никакое суровое средство,
Ни актерство, ни новая связь,
Не вернут золотого наследства,
Если золото падало в грязь…
Только раз – и не будет второго
Или третьего шага назад…
Есть лишь право последнего слова.
Право слово!
Ну как не сказать!
И отчаянно в трубку ночами
(Ах соседи! Они-то причем?)
Убиваем друг друга речами,
Как мечами – нещадно сечем…
А потом?
Или слезы в подушку,
Или водка на грязном столе…
Как у классиков – кружка, подружка,
И метель по озябшей земле…
И обрыдлые серые стены
Одиночество станут хранить…
Не ищите
Любимым
Замены!
Их не в силах никто заменить!

2010, январь

*****************************

Мне не дано постичь закона,
Дожив до возраста седин,
Когда страдают миллионы,
А в ранг святых идет один...

Каков он - истинный критерий
Отбора личности "под нимб",
Среди истерик и мистерий -
На канонический "Олимп"?!

Отказ от жизни и боренья,
Христа единого любя?
Долготерпенье и смиренье??
Закланье в агнцы - себя???

Сколь верен путь такой "культуры"
Судить сегодня не берусь,
Но предложу кандидатуру -
Великомученица РУСЬ...

Где - нет пророков, нет мессии,
Лишь - вера в "доброго царя"...
Канонизируйте Россию
За муки долгие ея!!!

За немоту и безучастье,
С каким несет она вину
За преступленья всякой власти...
Канонизируйте страну!

От сопок до первопрестольной,
За разоренное жнивье...
Россия нищая достойна,
Чтоб вы молились на неё...

Карандаш был совсем простым. И жил он совсем простой жизнью – за ухом у плотника Петровича. Там ему было тепло и комфортно. А главное – он был иной раз очень нужен, и понимал всю свою важность при всей своей простоте.
С деловым видом он скользил острым носом по свежеструганным доскам, отмечая, где надо семь раз отмерять, а где один раз отрезать…И у него всегда все получалось! Потому, что был он простым. А все гениальное, как известно – ПРОСТО!
Просто, да не все…
Однажды Петрович забыл его на подоконнике у знаменитого писателя Г. Нет, не то, чтобы специально…Просто закрутился, позвонили ему, вынул он из-за уха своего помощника №1 (т.е. карандаш), приложил к уху помощника №2 (т.е. телефон), а потом хлопнул дверью и умчался…
Писатель Г. беспорядка не любил. Увидев, что добротная еще вещь лежит не на месте, он покачал головой и поставил карандаш в резной стакан со своими ручками…
Ой! Что там началось!
Ручки всех цветов и всех мастей, увидев нового соседа, затрещали наперебой:
- Какой стройненький, спортивненький и такой еще неисписанный музчина!
- Ах, жизнь его совсем не погрызла!
- Девочки, сдается, он уже не новый, но как прекрасно сохранился!
«Хм…у меня еще и резинка на конце есть…» - подумал было похвастаться карандаш, но вдруг застеснялся…
- Да вы посмотрите на него! – вдруг протяжным скучающим тоном сказала черная гелевая ручка: - Он же совсем простой! Проще некуда!
- А ты бы хотела, чтобы он был цветным??? – спросила ее старая шариковая ручка. Она была исписана уже почти до конца, последняя капля ее чернил совсем засохла и ленивым песком ссыпалась в задний колпачок… Но она была мудра. И знала, что от цветных карандашей добра ждать было нечего. Как все цветные, ходили они всегда пачкой, и нюансов не разбирали…
- Ха-ха! – подхватил тему старой ручки школьный транспортир: - Тебе нужен голубой? Или совсем синий???
- Сам ты плоский, и шутки у тебя такие же…- обиделась на него гелевая: - Я же не об этом! А вдруг он…ХИМИЧЕСКИЙ! Сроду не знаешь, кого к нам ветром занесет!
- А что гадать? – сострил из готовальни циркуль: - Ты его поцелуй – посинеет, значит химический!
«О, Боже! – подумал простой карандаш: - Вот так попался!»
- А вы бы там вообще помолчали бы! У Вас, между прочим, ноги разные! – парировала циркулю «гелька».
- Что??? Кто такое сказал?
- А Вы думали, в готовальню спрятались, так никто и не узнает???
- Соседи, не шумите, будьте так добры…- взмолилась ручка с красной пастой: - Я так за свою жизнь устала от шума…
- А если не перестанем? Родителей в школу вызовешь? – продолжала задираться молодая ручка.
- А я бы постыдилась бы так себя вести! – подала голос старая шариковая: - Корпус у тебя прозрачный, весь стержень, прямо скажем, наголе…Срам просто! Да что – стержень – гель видно!
- А вдруг там не гель, а силикон? – съязвил транспортир.
Простому карандашу стало немного жаль гелевую ручку. Он решил спасать ситуацию.
- А скажите, пожалуйста, - обратился он к старой ручке, - это случайно не Вами были написаны все романы писателя Г.?
- Ах, друг мой, что вы! – вздохнула та…- Это все Ятрань Ивановна работала…
И она кивнула в сторону спящей на шкафу старой печатной машинки.
- Где бы я вынесла такую колоссальную нагрузку! А вот теперь Ятрань Ивановна на пенсии, а работает за нее Господин Элджи…
Карандаш проследил направление взгляда старой ручки и увидел на рабочем столе писателя новый ноутбук.
- А вы все тогда – зачем???
- Не знаю, милый друг, он просто нас здесь забыл. Он нас иной раз покупает, когда гадает кроссворды в электричке, а потом ставит в один стакан и – забывает…
- Охохо! – вздохнул простой карандаш, - Меня тоже сегодня забыли…
Но тут произошло настоящее ЧУДО! В прихожей у писателя раздался звонок, потом карандаш услышал знакомый голос: «Лев Эдуардович! Я тут у Вас свой карандаш не оставлял?»
Через минуту он уже был за любимым ухом у Петровича. Волосы плотника пахли свежей сосной, а значит – родиной. Простой карандаш был весь сделан из сосны…Ну, не считая грифеля…
А ночью хозяин уснул, выпив водочки. Уснул быстро и спокойно, откинувшись на кресле, положив ноги на табурет.
А карандашу спалось плохо. Все-то ему мерещилась молодая гелевая ручка в прозрачном корпусе. И мысли лезли нехорошие. Примерно такие: «Ох, что-то гормоны расшалились… А вдруг я и вправду – ХИМИЧЕСКИЙ??? Это хорошо, что она меня не поцеловала…»

Странная история произошла со мной в январе 2010 года…
Мама – она у меня библиотекарь – готовилась провести со школьниками вечер, посвященный дню рождения Владимира Высоцкого. Я решила ей помочь в сборе материала. И совершенно случайно, введя в поисковик Яндекса «песни Высоцкого», наткнулась на статью одного новосибирца, где он писал о своей землячке – поэтессе Ольге Самсоновой, сравнивая ее стихи с песнями Высоцкого.

Я приведу этот отрывок полностью:
«Ольга Самсонова поет горькие, порой жестокие, но правдивые и талантливые песни, в которых слышатся отголоски песен великих, давно ставших народными. Звуки Блока и Высоцкого, причудливо переплетаясь, рождают новые мелодии, новые песни.»
Автор отрывка – некто В.Н.Распопин. http://image.websib.ru/03/s...

Любопытство подстегнуло меня прочитать стихи Ольги Самсоновой. Мне они понравились. Правда, сказать по совести, не услышала я в них ни мотивов Блока, ни песен Высоцкого…Разве что это:

Реквием отцу

Затухает талант,
Побеждает ханжа и невежда,
На сердцах отпылавших
Давно уже тлен и зола,
Умирает душа,
Как вчера умирала надежда,
Детским смехом умолкнув
В огромной империи Зла.
Я не знала сего,
И не знать бы мне это поныне,
Но как тройка несет,
По ухабам лихая судьба:
От гробов до гербов
Оскверняются наши святыни
И людей преломляют,
Как раньше ломали хлеба.
Разрывают на нет
Ненасытными, злыми руками,
И добро, как нутро,
Выворачивают на паркет,
И идут по нему -
По добру, по нутру - сапогами,
По дороге за "истиной",
Коей, воистину, нет…

Правду сказать – стихи не женские…Иной раз – мороз по коже, когда перечитываю.
А потом мы неожиданно подружились. В одной из социальных сетей. Ольга оказалась человеком простым и даже открытым для общения. Оказалось, что пишет стихи она с детского возраста, но не имеет возможности издавать книги. Я, со своей стороны, предложила ей публикации в интернете, и даже самостоятельно создала сообщество под названием «Жизнь положу на творчества алтарь…» (строка из стихотворения О.Самсоновой). Вначале она была против, но потом идея ей пришлась по душе.

Из нашей с ней переписки я поняла, что имя Владимира Высоцкого было в их семье культовым. Родители поэтессы – сельские учителя – слушали певца еще тогда, когда это было запрещено, а сама Ольга, по ее словам, выучила большую часть его песен «еще сидя на горшке».

Понравился мне ее рассказ о том, как на первом уроке «пения» в первом классе она по просьбе учителя спела любимую детскую песенку. Это была «песенка» Высоцкого «Мой друг уехал в Магадан»…Думаю, учитель пения не зря тогда испугался, что с него снимут не только шляпу…

А не так давно, опять же по просьбе Ольги Дмитриевны, обратилась к творчеству Владимира Высоцкого, послушала его песни. И вот тут-то и поняла, о чем еще в 1999 году писал рецензент ее творчества.

Вот строка песни Высоцкого «Дом хрустальный»:

Дом хрустальный на горе — для неё,
Сам, как пёс бы - так и рос в цепи...

А вот строка из Ольгиного «Пигмалиона»:

Висит твоя гитара на гвозде.
И нет собаки в одиноком доме…
А я б сама собакой на соломе
Свернулась бы и выла целый день…

Собачья преданность любимым – вот оно! Это не просто общие мотивы – это единое мироощущение, единый путь подвига ради любви.

А дальше – еще интереснее:

Владимир Высоцкий в «Балладе о любви» поет:

Я дышу, и значит – я люблю,
Я люблю – и значит я – живу…

Ольга Самсонова в стихотворении «Слова Божий Дар» как эхом вторит:

Свобода – это значит – ЖИЗНЬ,
А Жизнь – равно ЛЮБОВЬ.
И – точка.

Волевое начало во всем, и – упрямая вера в свою правоту. В свое право жить неразделимо, целостно и полнокровно. Вот – выбор и судьба. Судьба Поэта…

А теперь о поэтах и поэзии.

У Высоцкого это выстрадано и больно:

Кто кончил жизнь трагически, тот - истинный поэт,
А если в точный срок, так - в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же - в петлю слазил в "Англетере".
А в 33 Христу - он был поэт, он говорил:
"Да не убий!" Убьешь - везде найду, мол.
Но - гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
И гвозди в лоб, чтоб ни о чем не думал…

У Ольги еще жестче, еще страшнее:

Сослать мятежных этак десять
в Сибирь? Или в Тамбов – к волкам?
А лучше, все таки повесить,
Чтоб неповадно дуракам!
Давить до полного издоха.
Чтоб кровью брызнуло из глаз…
Висел Рылеев – и неплохо!
Висел Есенин – в самый раз!

О. нет! Она уже не думает, что кто-то сам «в петлю слазил в «Англетере»…Это уже – приговор отношению властям к поэтам – во все времена!

…Лежал Васильев в луже крови?
По трупам – ползал Мандельштам?…
Но не убить Свободы в Слове!
И – не загнать Поэта в штамп!...
Висела груша – нельзя скушать…
Покой достигнут? – Нет как нет!
Поэт и мертвый – греет души!
Поэт и мертвый – сеет свет!!!

Ну, что еще сказать?…
А, наверное, только одно: дай, Боже правый, сеять свет ЖИВЫМ ПОЭТАМ!
Дай нам ума и благородства хранить ЖИВОЙ ГОЛОС СОВЕСТИ, ценить их преемственность и родственность!
А они – пускай нас греют. И пускай светят нам в этой жизни. Которая есть ЛЮБОВЬ.
И - точка!

Ангел по имени Анна.

Приглашаю всех в сообщество «Жизнь положу на творчества алтарь…» - http://my.mail.ru/community...

1.
Бывает так, что одним людям везет с самого рождения, а другим – совсем наоборот: то понос, то золотуха, то ноги кривые, то зубы шатаются…Кто-то винит Бога, кто-то Судьбу-злодейку, кто-то непутевых родителей, зачавших его, видимо, глубоко во хмелю…
Мишка Трошин не винил никого.
Он просто с детства стеснялся сам себя – своей низкорослой нескладной фигуры, редких и жалких кудряшек, жирных прыщей и вечного заикания. Вот его старшему брату Лёхе досталось от родителей все самое лучшее – и стать, и голос, и волос. А Мишка явно родился бракованным…
За Лёхой неотвязно бегали девки, ругались из-за него, царапали друг другу смазливые мордашки на танцах в старом сельском клубе. Из-за Мишки не дрался никто.
И уж совсем плохо становилось Мишке, когда Лёха брал в руки гитару, залихватским кивком головы отбрасывал с глаз густой смоляной чуб и начинал петь низким грудным голосом, и все вокруг замирало, и от девок шли такие сладкие испарения, что впору было задавиться. В такие моменты Мишка украдкой надевал фуфайку, валенки, и огородами пробирался к деду Еремею.
Старик его любил. Неизвестно за что. Всегда выслушивал его терпеливо, и был, пожалуй, единственным человеком в селе, кто не смеялся над его заиканием. Дед Еремей нюхал табак и подпольно гнал ядреную самогонку. Вечерами у него во дворе крутились безденежные малолетки и просто деревенские хмыри в надежде на дармовой стопарик. Они готовы были на все – рубить дрова, таскать деду воду, разгружать уголёк, а на первые стойкие морозы ноября, когда по всем дворам шло сплошное свиное кровопролитие, у дедовых ворот выстраивалась целая очередь «помощников».
Мишку дед не эксплуатировал, нет - он его душевно обожал. Поэтому всегда поил на дармовщинку, и разговоры их всегда затягивались за полночь. Домой Мишка приходил – вернее, приползал – мягкий, рыхлый, похожий на переваренный пельмень, и обязательно попадал валенком в подойник, стоящий у порога. Мать вскакивала и разражалась громким потоком матов:
- Один – кобель! Второй – алкаш! – кричала она, - За что же мне это, Господи?!
Замолкала мать лишь тогда, когда Мишка уже изготавливался спать у порога. Она взваливала его на себя, тащила волоком до дивана, раздевала и плакала. Как все матери, она больше любила и жалела младшего, невезучего…
И Мишка позволял себя жалеть, ибо считал это справедливым.

2.
После школы Алешка пошел учиться в районный ДОСААФ на водителя, куда по блату устроился работать и получил отсрочку от армии. Мишку через год буквально силком затащил все в тот же ДОСААФ и заставил выучиться. В результате получилось так, что попали они в один призыв и в одну команду.
Сначала их натаскивали в учебке под Ашхабадом, потом самолетом перебросили за границу, в чужую негостеприимную азиатскую страну. Лёха освоился быстро, а Мишка – все по тому же закону подлости – страдал от жары, пыли и пота. Все тело у него горело и чесалось, и он грешил на несуществующих вшей.
Лешке шли письма от девчонок. Мишке писала только мать, да и то иногда... Лёха, ненормальный, не жалея башки и не думая о матери, лез порой в самое пекло, а Мишка, к своему стыду, часто испытывал тошнотворные затяжные приступы лихорадочного страха…
Лешку в части уважали, над Мишкой – потешались. Не будь брата, долгой бы ему служба показалась... Осознавая это, Мишка еще больше замыкался в себе.

Судьба-злодейка нет-нет, да выкинет ферт!!!
…Со службы Лешка вернулся Героем Советского Союза, и – без ног, обрезанный по его словам – «по самое «не хочу».». А Мишка – с единственной «наградой» – с тяжелой контузией. Позади осталось самое страшное – письмо матери с вестью о ранении брата, полгода круглосуточных дежурств у его кровати, чтобы руки на себя не наложил, на простыни не удавился…
Возвращались они вместе. Лёшка с нервной бойкостью катил на доске с колесами и весело окликал онемевших от растерянности односельчан. Мишка шел молча, немного сгорбившись…
Говорить он боялся – после контузии голос его стал тонким, еле слышным, и постоянно срывался. Когда приходилось говорить, Мишка сипло кашлял и краснел. Лицо его становилось багровым и страшным. Мишка часто курил, а на вопросы старался отделаться кивком головы или пожиманием плечами.
Прежние Лешкины невесты давно повыходили замуж, но малолетки и выпускницы нередко заходили к ним на огонек – послушать, как поет «герой-афганец Лёха». Мишка поначалу толкался среди них, потом постепенно скис и снова начал наведываться к деду Еремею. Старик за эти годы сильно сдал, спился, но Мишке обрадовался. И прежняя их дружба возобновилась.

3.
…По весне умерла мать.
Мишка не мог видеть, как ее зарывают в землю и ушел в другой конец кладбища, там, упав на старую покосившуюся скамейку, застонал, завыл своим тонким, нелепым голоском…
После смерти матери отец взлютовал.
- Догеройствовал! Мать не пожалел, дармоед окаянный! – орал он на Лёху.
Мишку вообще не пустил на порог. Сказал:
- Иди к своему Еремею, его и позорь. А мне своего горя хватит!
В один из вечеров он разогнал толпу Лёшкиных малолеток и разбил о шкаф гитару. В тот вечер Лёха тоже спасался от отца у деда Еремея, и в первый раз в жизни не просто напился – ужрался…
Два года прожили они у старика. Отец по-прежнему зверствовал, мир ненавидел, по улице идя – людей не замечал.... Мишка работал в колхозе шофером, кормил, одевал и обстирывал алкаша-старика и калеку-брата. Лёшка постепенно втянулся в пьянку, утратил живой блеск в глазах, стал часто задумываться и совсем перестал петь. С Мишкой он по трезвому не общался. Пьяный в карты играл, щелкал его «шестерками» по носу, смеялся, а трезвый сидел весь день у окна и огрызался.
Девки одна за другой выходили замуж, выбирая в мужья сопливых пацанов, не нюхавших пороху. Братья Трошины уже как бы для них и не существовали…
Заскучавший Лёшка спьяну повадился ездить в клуб, и как-то ночью на мосту его сбила машина. Когда Мишка нес домой на руках окровавленный безжизненный комок братова тела, он даже не плакал, а только покачивал головой и тихо шептал: «Ах ты, братка! Ах ты, Леха!»
А через год он стоял уже перед четырьмя родными оградками, читая по очереди:
Трошина Валентина Яковлевна – мамка…
Трошин Алексей Николаевич – братуха…
Трошин Николай Васильевич – отец…
А немного поодаль – скромная могилка старого бобыля Еремеева Степана Игнатьевича – родного дедки Еремея…

4.
…По селу прокатилась «новость»: Мишка-контуженный женился!
Хоть и не женился он вообще, а его на себе, можно сказать, женила разбитная одиночка Любаха Шевченко. Она была десятью годами старше, имела двух сыновей-хулиганов, не знавших в лицо своих отцов. Однако, баба была строгая, чистоплотная, работящая и злющая на язык.
Мишку за любую провинность гоняла, как «сидорову козу», но по деревне его нахваливала. То в магазине, то на ферме то и дело слышался ее зычный голос: «Не-е-е, бабы! Мишка мой – мужик что надо! Таких – еще поискать!»
При Любаше Мишка воспрял духом, бросил пить, купил себе «адидасовский» костюм. В этом костюме он гордо вышагивал по селу, ведя под ручку свою ненаглядную. Любашины сынки его обожали и ездили на нем верхом во всех смыслах. Мишка постепенно завел пасеку, свиней, кроликов, и – к немалому удивлению сельчан – занялся охотничьим собаководством.
Это дело настолько увлекло его, что он, накопив денег, купил себе пару породистых гончих. Это окромя-то своры лаек во дворе! Любаша не то, чтобы поощряла его, но и не строжилась, глядела на его чудачество с любопытством – что будет дальше?
Мишка вместе с пацанами натаскивал собак. Делал это по книгам, качественно. Вскоре он получил охотничий билет и несколько грамот от районного общества собаководов. А еще через пару месяцев повез своих красавиц на областную выставку. Собаки заняли второе место, а Мишка получил пусть небольшую, но безумно приятную денежную премию, и – моральное удовлетворение.
На обратном пути в поезде он, уже не стесняясь своего писклявого заикания, пытался убедить весь плацкартный вагон в пользе собаководства. Его поняли, поддержали, послали за водкой…
Очнулся Мишка на вокзале в районном городке. Очнулся – и похолодел от ужаса: не было при нем ни собак, ни грамот, ни денег, ни даже «адидасовского» костюма!...
Из «ментуры» его забирала Любаша. Она его не корила. Привезла вещи, оформила все формальности, и весь путь до автобуса устало молчала.
Дома жизнь пошла своим чередом: работа, огород, пчелы, кролики, свиньи, свора лаек во дворе… Но Мишка тосковал по красавицам-гончим. Денег на собак Любаша тратить не разрешила:
- Хватит! Посмешили народ – и будет с тебя!
Но тоска Мишкина не проходила…Он начал прятать от жены деньги, однако, необходимая сумма была столь велика, что заначки едва хватало, чтоб напиться. Пил он тайком. Пьяный прятался от Любаши: летом – в огородах, в картошке, а зимой – у знакомых или в старом прогнившем домишке Еремея-покойничка.
Любаша находила его и с громкими причитаниями:
- Вот ведь сглазила ирода - дура злоязыкая! - волокла его домой…
В один прекрасный день она выставила Мишкины вещи за дверь, и никто в деревне этому не удивился. В родительский дом Мишка не пошел, ноги не понесли…Стал жить в Еремеевой хибаре. Запил еще больше. На работе прощать и прикрывать его замучились, сняли с машины от греха подальше и перевели в слесаря со строгим выговором в трудовой книжке.
Но Мишку не проняло. В гараже сипел мужикам вечно хмельным голосом:
- Д-да я же люб-люблю ее, ду-ду-дуру вред-дную!
А по ночам плакал, лежа калачиком на старом неразобранном диване деда Еремея.

5.
… А зимой Судьба сыграла с ним очередную идиотскую шутку: сам спьяну не заметил, как уснул в сугробе. Может и прибрал бы его Господь, да шли мимо ребята из клуба, увидели, вытащили из сугроба, домой донесли, позвонили из клуба в «скорую»…
Обморозился Мишка сильно. На одной ноге лишился стопы, на другой – половины пальцев. После операции, отходя от убойной дозы наркоза, он буянил в палате, и на все отделение голосил неизвестно откуда взявшимся мощным голосом:
Вниз по Волге-реке,
С Нижня Новгорода,
Снаряжен стружок,
Как стрела летит!
Любаша возила ему пельмени и варенье, жалела его и обихаживала лучше родной матери.
Из колхоза его уволили по инвалидности. Он освоил протез и во всю силушку взялся за хозяйство. Любаша опять приняла его.
Недавно я встретилась с Мишкой на улице.
- Привет, вояка! Как дела? Живой?! – спросила я.
- А чт-то со мной ст-т-танется? – ответил Мишка приятным бархатным баритоном, однако, по-прежнему заикаясь…

1993.

Художник рисовал детей:
Улыбки, ясные глазёнки,
Дешевый крест на шейке тонкой
И одежонку без затей...

Вот русый локон на плече
И бровка ломаною строчкой...
Вот чудо в беленькой сорочке,
Что шита мамой при свече...

Вот - вместо пуговиц в петлИ
Игриво вдет шнурок плетёный...
А на руках - шалит котенок,
И гуси в озере вдали...

А вот сидит на сундуке
В льняной рубахе годовалый,
Смешной, но очень смелый малый
С печатным пряником в руке...

И пахнут свежею сосной
Резные новые игрушки,
Пером набитые подушки
Лежат на печке расписной...

РОДНАЯ АУРА ДОБРА
В любом их этих детских ЛИКОВ!
Надежда Родины Великой -
В пророчестве его пера...

Пусть не мудрён крестьянский быт,
Но смысла полон и размерен,
Веками выверен и - верен
Всему, что Боженька велит...

Пробило двенадцать.
В доме темно, холодно, пахнет плесенью и табаком.
На кухне слышится дробный топот тараканьих маршей.
При моем появлении тараканы суетливо разбегаются, но щелей и дыр на всех не хватает. Последние прячут головы под мышки, и неумолимая Судьба в виде моего тапочка тут же их безжалостно настигает.
Разогнав манифестацию, я сажусь пить кофе. Я потягиваю его мелкими глотками, поглядываю в окно на темные провалы между домами и жду…
Наконец, он появляется.
Маленький, тощенький, с вечно накайфованными глазами, он по-свойски вваливается в форточку, и, вместо приветствия, шепчет:
- Муж спит?
- Спит! – говорю я, - Не бойся!
Он облегченно отдувается и бесцеремонно глотает кофе из моего стакана.
- Ты один? – спрашиваю я.
- Нет, - говорит он, - Я с Пегасом.
- А где Пегас?
- Там, у Чкаловского завода, травку щиплет. Пусть подкрепится скотинка, а то уж заездили совсем…
- Как там дела на Парнасе?
Он брезгливо поеживается:
- Премерзопакостно и супергипергадко!!!
- Отчего это так?
- Да дрянь сплошная! Бушуют новопришлые наркоманы, маразматизируют старые графоманы, неистовствуют новопрославленные идиоты…Музы – развратничают с редакторами бульварных газетенок…Одним словом – хаос! Все смешалось, как в доме Обломских. Там – облом, сям – облом! Сплошной обломотический кретинизм! Вот!
Он заканчивает патетическую речь и тихо вопрошает:
- Выпить нет чего?
- Нету…, - теряюсь я.
- Скучно живешь! – делает вывод он и тут же лезет ко мне в карман. Ворочается там и поеживается:
- Тепло тут у тебя!
- Да ладно тебе! – как всегда смущаюсь я, - Давай лучше что-нибудь напишем!
- Давай! – соглашается он. – А что писать будем? Роман? Эпопею? Трилогию?
- Хватит издеваться! – говорю я, - Прекрасно знаешь, я такого никогда не напишу. У тебя самого терпения не хватит даже на повесть! Вон их сколько по дому недоделанных валяется!!!
- Непорядок! – соглашается он, - Примем меры! А сегодня – что? Опять анекдоты?
- Надоело! – морщусь я.
- Зато сразу опубликуют! – он дергает меня за кофточку, - тебе деньги лишние, что ли? Давай, думай скорее!
- Лирику хочу!
- Про любовь, да? – обиженно спрашивает он, - Опять эти лютики-цветочки, ночки-вечерочки…Тоже мне, Петрарка нашлась! Да! А, кстати, с чего тебя опять на сопли прибивает? Опять кто присимпатичелся?
- Ну…,- киваю я головой.
- О, Господи! – он хватается за голову, - Замужняя женщина! Мамаша! Педагог, ети ее…Каждую неделю – новая симпатия! Да чокнуться же можно!
- Мне положено! Я – поэт! – гордо заявляю я.
- Поэт, поэт…- дразнит он меня: - Вот возьму и расскажу все твоему мужу!
Я смеюсь:
- Тебе сейчас его разбудить?!
- Ой, не надо! – жалеет он о сказанном, - Шут с тобой: лирика, так лирика! Гони подробно описание новой пассии и займемся живописным соплеглотательством.
- Ну, зачем же ты так! – обижаюсь я.
- Ничего-ничего, привыкай! – укоризненно говорит он и достает из рукава бланк анкеты, - А теперь по порядку: возраст, темперамент, личные приметы: типа цвет глаз улыбка и протчее-протчее…А потом, опираясь на эти данные как-нибудь слепим какую-нибудь низкопробную жалостливость…
Заполняя анкету, он тихо поет себе под нос:
- Ах, эти черные глаза,
Меня погубят,
Их позабыть не в силах я –
Они стоят передо мной…
Я подхватываю…
Еще часа через два, когда уже все написано и я готова уснуть прямо на полях тетрадки, он щиплет меня за бедро:
- Выпусти! Выпусти, кому говорят!
Я его выпускаю.
Он тут же по пояс вываливается в форточку и смачно свистит в сторону Чкаловского завода.
- Пегаса кличешь? – сонно спрашиваю я.
- Его, непарнокопытного…
Пегас появляется не сразу. Его большие глаза наполнены странным счастьем, которое можно объяснить только одним…
- Опять что-то реактивное сожрал! – сокрушается Муз.
- Или радиоактивное, - зевая, добавляю я.
- Тупая скотина, - говорит он, и, обращаясь к Пегасу, довершает, - Полетишь в поводу! И не брыкаться мне! А то Гоголю пожалуюсь, он на вас, лошадях, собаку съел!
Пегас счастливо ржет, обнажая крупные желтые зубы. Его хозяин вздыхает:
- Мужу привет передавай. Очухается, пошалить пером надумает, так и быть, зашлю ему какую-нибудь Музу, из невостребованных… А, кстати, как там ваши знакомые писаря? Гришка, Глебка, Вовка?
- Гришка болеет, Глебка тоскует, Вовка математику учит…
- Математику?! – ужасается он.- Бедный цезарепоклонник! Но – ничего! Они все выживут…Кстати, Гришка свою Музу гриппом заразил. Она теперь на водах лечится, так что привезет ему скоро кое-что экзотическое…Но это – СЕКРЕТ!
Я киваю, понимающе.
Через минуту мой маленький Муз с Пегасом в поводу, оба пошатываясь, уходят в синеву рассветного неба.
И тут я спохватываюсь, высовываюсь в форточку и кричу им в след:
- Льву Толстому привет передавай!
Из синевы долетает чуть слышное:
- Чего?!...
Я машу рукой и иду спать.
Муж ворочается во сне. Я глажу его по голове:
- Бедный мой, бедный! Завтра снова соседи по коммуналке будут тебе жаловаться, что жена твоя всю ночь не спала, жгла свет на кухне, шепталась там неизвестно с кем, а в три часа ночи кричала в форточку про Льва Толстого! И как жить с нами – с поэтами?! Ах, бедный мой, бедный

*****
При воротах спеть,
На порожек встать,
Воротить успеть,
Ворожеей стать…

***
Время – в реку.
Взрослее стали…
Я любого тебя люблю…
Я усталость сниму – устами,
Поцелуями – исцелю…

Обаянье твоих объятий
Мне дороже своих дорог -
Боги дали мне дом богатый,
Свыше так повелел Сварог,

Животворною речью Жива
Речки снежые оживит…
И потянут неудержимо
В лес и Велес и Световид.

Оберегом завью березу,
И над берегом погрущу,
Ветер вешний развеет слезы,
С легким сердцем – тебя прощу.

Все забавы давно забыты,
Снова новым, любым – любим!
Воротись! –
Ворота открыты,
И над крышей струится дым…

Пусть погубят сужденья губы,
Ты – Судьбою ко мне – судим…
Ты давно не любОй, а лЮбый,
Ты – как Один! – в судьбе одИн…

Стекает грязь ручьем под сапоги…
Спина устала…На душе – паршиво…
А в голове увязли три строки:
«Пока мы живы, старина, мы – живы…»

Гитару мучил Ромка у костра,
Всю душу, как на паперти, служивый
Нам выложил…
И был он жив. Вчера.
И будет жив, покуда песни живы…

Из мокрой фляжки пьем холодный спирт
В развалинах.
Быть бдительным – наука
Несложная…
И знАком командир
Показывает – где он, снайпер, сука…

Нам в темноте туда бы, через двор.
У нас приказ…
Но на рожон – не дело…
Туда бы, где в грязи с недавних пор
Собрата Ромки коченеет тело…

…Что знали мы о жизни, гопотА,
Глотая пиво теплое в подъезде?
Мы думали, «война» - она тогда,
Когда тебе чужак по морде съездит.

Никто не торопился объяснять,
Что морды бить – еще не значит «драться»,
И что еще придется привыкать,
Ползя во тьме, на трупы натыкаться…

И что научит гиблая страна
Глядеть на мир озлобленным волчонком…
Что главное предательство – ВОЙНА –
Страшнее, чем предательство девчонки…

Что жизнь теряют сразу и навек…
А пуля – разрешения не спросит...
Что самый главный в мире Человек –
Кто дышит рядом, кто тебя не бросит…

Теперь мы знаем – блядский этот мир
Сотрет нас всех в желании наживы…
Но…
Бог – над нами. С нами – командир.
Пусть Ромки нет, но мы-то вроде живы…

Пока мы живы – нам дано прощать…
Девчонок, Родину – пусть подло все и лживо.
Пока мы живы – можно обещать
Любить «до гроба» - всех…
Пока мы живы…

Ах, Ромка, Ромка…

1996-2011 гг.

На колени...ниже, ниже...
Из небес - к землице грешной.
Сердцем к сердцу. Жарче. Ближе...
Вопреки зиме бесснежной.

Маета любви - не вечна...
Ах, пустите же погреться
На колени, словно к печке -
В уголочек возле сердца...

Я могу во всем быть правой.
Я могу ходить налево.
Колдовской поить отравой.
Быть рабой и королевой.

Я могу носить погоны.
Я могу играть на сцене...
НО...поверьте - краше трона
Мне любимые колени!

Я б присела и прижалась...
Я б согрела и согрелась...
Мне нужна такая малость!
И - отчаянная смелость!

И - святое своеволье -
Гладить волосы рукою...
Мягко-теплое раздолье
И роскошество покоя...

СЧАСТЬЯ в этом мире тленном
И - тоски любовных бдений
ВСЕМ коленопреклоненным
И - сидящим на коленях...!!!

13 декабря 2011.

Первый снег упал и растаял.
Снова слякотно за бортом…

Мы опять целоваться не стали.
Отложили все «на потом».
Ты звонить и писать не клялся…
Я – тем более – не клялась…

Фу ты! В лужу каблук сорвался!
Потеплело – и снова грязь…

Потеплело и между нами,
Неожиданно и смешно…
Мы ПРЕДЗИМИЕ это сами
Намечтали когда-то… Но…

Ты опять – не в едином разе! –
Не решишься меня обнять…

Мы боимся тепла и… грязи.
Больше холода…что скрывать?!...

Осень поздняя лечит душу
Потеплением – от тоски…
А Зима, не желая слушать,
Густо белит твои виски…

20.10.2011

Под дождем бежит, сутулится,
И не в шутку, а всерьез,
Плачет женщина на улице,
Не скрывая горьких слез...

От обиды иль бессилия,
От того ли, что одна -
Плачет женщина красивая,
Та, что плакать не должна...

На ходу косятся встречные,
И не знают, чем помочь.
Все, что было засекречено:
Вперехлест, наружу, прочь!

Может, дочь ее не слушает?
Может, сын не бережет?
Боль нависла и обрушилась,
Как подмытый бережок...

А на лужах - пена мыльная,
И деревья - как в росе...
Даже самые двужильные
Могут плакать...как и все...

И косятся в спину встречные,
Той, что в горе, и - одна...
Словно падает на плечи их
Непонятная вина...

И вдогонку ей, по совести,
Неприкаян, сер и сир
Беспрерывно плачет мОросью
Милосердный этот мир...

30 сентября 2011