ОТВЕТ НАНИМАТЕЛЮ

«Вы знаете, сейчас, как мне кажется, уникальность ситуации заключается в том, что в Беларуси практически не осталось ни одного человека, который бы не стоял перед выбором. Сегодня абсолютно все стоят перед выбором. Лукашенко стоит перед выбором. Ему надо выбирать - куда идти, как действовать, что делать. Этот выбор стоял перед ним и 19 декабря. И он выбрал. Перед выбором стояли и стоят люди, которые потом пошли в тюрьмы за свои убеждения и за свою борьбу. И это тоже выбор.
Тяжелый выбор был у Санникова, у Иры Халип, у Александра Федуты, у всех тех десятков, сотен людей, даже тысяч, которые вышли на Площадь и пострадали.
Но самое интересное, что дальнейшие события в Беларуси, которые сейчас привели к экономической, я бы сказал, катастрофе, они втягивают в эту ситуацию и заставляют сделать выбор абсолютно всех - каждого человека, который должен понять, как жить дальше. Как относиться к этой власти, к практике запугивания - бояться или не бояться, отстаивать свою свободу, свое достоинство, свое благополучие, свою возможность жить, а не существовать в нищенском варианте за какой-то кусок хлеба - или нет. Так что это уникально, что все мы поставлены перед выбором.
Кстати, и перед европейцами стоит выбор - давать кредиты или нет, что делать, как относиться к этим, с одной стороны, хамским, жестоким действиям белорусских властей. Что делать - если не дадим кредиты, то загоним Беларусь в объятия России, если дадим, то продолжим существование этого жестокого и дикого режима. Да, что делать? И вот мне кажется, что людям Бог дал самое главное право: каждый человек может делать выбор. За него не выберет никто»- Юрий Хащеватский, кинорежиссер.

Мартин Фридрих Густав Эмиль Нимёллер когда то написал: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не был коммунистом. Потом они пришли за социалистами, я молчал, я же не был социал-демократом. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не был евреем. Когда они пришли за мной, больше не было никого, кто бы мог протестовать».