Откройте свой Мир!

Российская газета/Российская газета от 16-02-1999

Выстрел в молоко.



Выстрел в молоко.


В августе минувшего года вышло постановление Правительства

РФ N 1009 "О военных образовательных учреждениях профессионального

образования Министерства обороны РФ". В числе других им предписано

ликвидировать до 1 января 2000 г. Нижегородское высшее зенитное ракетное

командное училище ПВО, а подготовку зенитчиков перепоручить аналогичному

Ярославскому училищу. Это решение вызвало бурю эмоций.


ПО МНЕНИЮ нижегородцев, совершается большая ошибка. Нельзя разгонять

НВЗРКУ. Довод первый - экономический.


В это училище свыше 20 лет планово вкладывали бюджетные деньги,

совершенствуя подготовку будущих офицеров. В 1984 году на территории

училища был построен специальный учебный корпус, где разместился

изготовленный по особому проекту аудиторный вариант зенитно-ракетного

комплекса. Стоимость этого не подлежащего демонтажу уникального пособия

сегодня около 70 миллионов рублей. Свыше 210 миллионов рублей и не менее

5-6 лет потребуется, чтобы произвести и смонтировать подобное сооружение в

другом месте.


Почти не поддается учету истинная стоимость еще одной

достопримечательности НВЗРКУ - уникального суперсовременного учебного

полевого центра, который физически нельзя перенести никуда в

"чемоданчиках". Учебная база в полном объеме обеспечивает подготовку

специалистов по АСУ ЗРС, а также по работе с современными ЗРС С-300ПМ и

нацеленными в будущее С-400. Не случайно нижегородские выпускники "с

паровоза" заступают на самостоятельное боевое дежурство на установках всех

типов, в то время как другие осваиваются в среднем лишь... через год.


В свое время по указанию главнокомандующего ВВС генерал-полковника

А.М. Корнукова были проведены расчеты. Они показывают, что для создания

в новом месте учебно-материальной базы, которая сможет примерно через 10

лет приобрести уровень сегодняшней нижегородской, требуется не менее 300

миллионов деноминированных рублей. И бюджетные деньги для этого необходимо

отыскать не через 10 лет, а сейчас.


Второй довод вытекает из критерия боевой эффективности или качества

подготовки специалистов для войск ПВО. Ее высокий уровень достигается не

только за счет совершенной материальной базы, но прежде всего за счет

качества методики и научного уровня преподавателей. Половина из них -

доктора и кандидаты наук, причем наук не "гражданских".


Министерство обороны, по достоинству оценив уровень училища, в

1993 году открыло здесь адъюнктуру, а спустя три года был создан

диссертационный совет по защите кандидатских. Осваивай дисциплины, изучай

военную технику, становись ученым. Многие курсанты так и поступали. Не

случайно нижегородцы больше других получили медалей и дипломов на

конкурсах научных работ военного ведомства. Множество призов и наград

добыто на всероссийских и региональных вузовских олимпиадах, где они

далеко обставляли студентов гражданских вузов. А вот иные училища в этом

замечены не были...


НВЗРКУ, единственное среди всех училищ, входит соисполнителем

в НИР "Развитие-5", его преподаватели как признанные ученые в военной

науке работают с ведущими НИИ МО, Федеральным ядерным центром. На базе

училища создано отделение Академии военных наук и проблемный совет

Верхне-Волжского отделения Академии технологических наук. А много ли в

России военных училищ, выпускающих научную литературу? НВЗРКУ и тут

впереди - издает всероссийский сборник "Высокие технологии в военном

деле".


ЕСТЬ у нижегородцев и третий довод. Его можно охарактеризовать

как "социально-политический". Нижегородский регион с населением почти в

4 миллиона человек лишается последней опоры в деле, которое всегда сухо

именовалось "военно-патриотическая работа". Областной учебно-методический

центр доподготовки преподавателей ОБЗ для школ, училищ и техникумов всей

Нижегородской области, взаимодействие с 22 патриотическими клубами районов

области. А специальные бесплатные месячные сборы допризывной молодежи в

загородном лагере, где под присмотром профессионалов юноши впитывают

атмосферу истинного воинского духа - все это НВЗРКУ.


А на кого оставить кадетские классы в школах города? Или целую

кадетскую школу в одном из самых "нелегитимных" еще со времен Павла Нилина

районов города - Сормовском? Ведь для большинства неблагополучных пацанов

училище - один из немногих оставшихся шансов стать достойным членом

общества, бесплатно получив современное высшее образование. Поэтому и

ломятся они в НВЗРКУ при конкурсе до 12 человек на место.


Ломятся не только свои, сормовские, и уже не только российские.


Училищем заинтересовались военные ведомства СНГ. Белоруссия просит

развернуть в нем подготовку своих офицеров-ракетчиков. Имеется еще семь

аналогичных предложений. Подумывают и некоторые страны дальнего зарубежья

об обучении своих военных в известном российском центре, есть уже такие

наметки. В Нижнем не ждут у моря погоды, начали разрабатывать

соответствующие учебные программы, готовить общежития, учебные классы и

тренажеры. Ведь обучение иностранцев принесет немалые деньги самому

училищу и Минобороны.


А что будет в случае закрытия? В Ярославском училище, насколько

известно, имеется лишь 2 (!) вакантных места. Так что уникальный

коллективный кладезь науки и опыта уйдет в небытие. Останутся лишь

грустные воспоминания да головная боль для военных чиновников - как

увольнять в запас 113 офицеров, не успевших получить жилье. По закону

делать этого нельзя.


МОЖЕТ БЫТЬ, напрасно ломаются копья и Ярославское училище, "выжившее"

в процессе реформенной ломки, ничуть не хуже, а то и лучше Нижегородского?

То, что известно из объективных источников, рождает большие сомнения. Там

нет ни такой учебной базы, ни такого полевого центра, ни подобного

профессорско-преподавательского коллектива. Более того, вследствие весьма

слабых успехов в научных разработках преподавателей над ВЗРКУ нависает

угроза лишения права выдачи диплома государственного образца из-за

несоответствия требованиям, изложенным в постановлении Госкомвуза РФ.


Достоверно известно также, что Ярославское училище по этим мотивам еще в

1995 году намеревались совсем закрыть и даже не проводили в том году набор

курсантов. Так и живут до сей поры без одного курса.


Где же логика и каковы причины, спросите вы? Да самые что ни на

есть нашенские, российские, когда успех достигается не на открытом

ристалище, а в подковерной борьбе. Сведущие люди уверяют, что за "родное"

Ярославское училище порадели некий полковник, вхожий в Правительство,

бывший заместитель главкома войск ПВО генерал-полковник В. Мирук

(выпускник Ярославского училища), бывший начальник направления вузов ПВО

генерал-майор В. Топольцев. Это они якобы провели удачный аппаратный

блицкриг в пользу Ярославской виктории. А главный "штурмовой козырь" был

просто потрясающим: в Ярославском училище казармы просторнее, чем в

Нижнем!

Вышедшее постановление вызвало стоны и вопли встревоженной

общественности, бесчисленные публикации в СМИ, гору писем во все мыслимые

и немыслимые московские адреса - от нижегородского губернатора И.


Склярова, председателя Законодательного собрания А. Козерадского, инвалида

Великой Отечественной войны митрополита Нижегородского и Арзамасского

Николая, крупных ученых - разработчиков военных программ. О скверной

истории вокруг НВЗРКУ знают председатель Правительства Е. Примаков, его

первый зам. Ю. Маслюков, председатель Госдумы РФ Г. Селезнев и даже его

Святейшество Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Некоторые

слабонервные генералы из генштаба в личных беседах сознаются, что

промахнулись с решением, но сильно опасаются, что, сознайся они в этом, в

одночасье вылетят из рядов за некомпетентность, ведь министр Сергеев

ошибок, говорят, не прощает. Вот и изобретают все новые "доказательства"

своей "правоты". А может быть, просто чью-то душу греет мысль о

"материально-финансовых брызгах" при передислокации государственной

военной собственности, оседающих по Ярославскому и Горьковскому шоссе в виде дач, особняков и прочих безделушек?..


За свое училище бьется, как когда-то нижегородец Кузьма Минин,

губернатор Иван Скляров. Его последнее решение - обратиться в

Конституционный Суд РФ. А нижегородцы собирают очередной миллион подписей

в защиту НВЗРКУ. Они еще надеются, что проблемы стратегической

безопасности Отечества решаются у нас по проверенному временем принципу:

"Раньше думай о Родине". А уж потом - о себе.


Татьяна АРСЕНЬЕВА.


Нижний Новгород.

СКАЧАТЬ ЗДЕСЬ

   Соломоденко Владимир Борисович

 Юность под ремнём
      (1955 - 1965г)
      
      
       1955 год был для меня годом выпуска из средней школы. Сколько было раздумий, горячих споров: куда пойти учиться, оставаться в родном Воронеже или уезжать, по какой специальности? К тому времени в нашем городе было шесть ВУЗов: университет, инженерно-строительный, сельскохозяйственный, медицинский, ветеринарный и педагогический. Некоторые варианты к началу 1955 года я уже отсёк.
      Так после окончания музыкальной школы по классу баяна на круглые пятёрки у меня была рекомендация для поступления в музыкальное училище. Но я заявил, что идти в музыкальное училище по классу баяна я не хочу. Перспектива быть концертирующим баянистом была маловероятна, а работать педагогом мне не хотелось. Я сказал, что хочу быть дирижёром симфонического оркестра. Не меньше! Мне разъясняли, что для этого необходимо окончить музыкальное училище, затем консерваторию на дирижёрско-хоровом отделении и только после этого искать, где готовится небольшая группа по подготовке дирижёров симфонического оркестра. Для меня всё это казалось слишком витиевато, долго и совсем не то. И я отказался.
      Следующий вариант был отсечён с ещё более "глубоким" обоснованием. В старших классах я выполнял чертёжные работы не только по программе средней школы, но и готовил листы студентам ВИСИ (Воронежский инженерно-строительный институт). Причём листы как в туши, так и в карандаше, что считалось более сложным. Удивительно, но эти листы даже предъявлялись студентами на их кафедрах и получали положительные оценки. Зная это, все педагоги школы говорили, ну для этого, т.е. для меня, всё ясно: ему прямая дорога в ВИСИ. На что я отвечал, что очень хорошо помню огромный плакат на послевоенном, разрушенном центральном универмаге Воронежа - "Утюжок". А на этом плакате была яркая, эмоциональная надпись:
      "Из пепла пожарищ, из обломков и развалин
      Мы восстановим тебя, наш родной Воронеж!"
      А теперь, говорил я, прикиньте: после войны прошло уже 10 лет, а город уже практически восстановлен, учёба займёт ещё 5 лет, становление специалиста - ещё около 5 лет. Через 20 лет мне в городе уже и строить будет нечего! На этом основании и этот вариант был отсечён. В общем, из шести ВУЗов Воронежа ни один не удостоился моего внимания.
       В нашем Депутатском переулке была дружная троица: Аксенов Славик, Колосов Виталик и я. У Аксенова вопросов с учебой не было: однозначно в МАИ - традиция отцов, работающих на "нашем" авиационном заводе Љ 16 им. И.В. Сталина. Колосов Виталик окончил школу на год раньше нас, поступил в какое-то артиллерийское училище в Камышине. Вот он-то и явился возмутителем моего спокойствия. Приехав из училища на зимние каникулы, он с горящими глазами сказал: "Ребята, в таких училищах изучают самые последние технические достижения. Трудно, но очень интересно. Приезжайте к нам". Я загорелся, пошёл в военкомат, написал заявление, прошёл медкомиссию, но именно в Камышин мест в нашем военкомате не было. Мне предложили радиотехнические училища - в Житомире, Гомеле и Горьком. Сказали, что в училища морские и авиационные я не подхожу, а в любом из предлагаемых мне училищах оч-ч-ч-ень интересно. Кстати, до сих пор не знаю причин такого решения. Я подумал несколько секунд и выбрал Горький. Обоснования в уме были тоже "на уровне": во-первых, там две реки - Ока и Волга, во-вторых, это родина великого писателя, в-третьих, это большой промышленный город. Всё интересно. Об остальных предложенных мне городах никаких ярких сведений, кроме их расположения, у меня не было. Решено. Еду!
      
       Получив необходимые документы и приехав в Горький, я быстро нашел своё ГРТУ (Горьковское радиотехническое училище войск ПВО страны). Это был целый городок старинных трехэтажных зданий недалеко от тогдашних окраин города (от Мызы), на высоком берегу Оки над местечком Слуда. Только много лет спустя нас стало удивлять, откуда такие названия!
      А в то время мы не знали, что всё это - следствие древнейших ассимиляций вятичей с финно-угорскими племенами. И что
      СЛУДА - высокий, гористый берег реки, особенно бугристый, как бы слоистый, от слова "слюда", вологодского названия, а
      МЫЗА - дача, отдельный загородный дом, хутор, заимка, так говорят в местности, прилегающей к Финляндии.
      
       Как и в большинстве военных училищ, на его территории располагались городок постоянного состава, административный корпус, казармы, учебные корпуса, кухня и столовая, строевой плац, спортзал, полоса препятствий, тир и все необходимые обеспечивающие элементы (склады, автопарк и пр.). Местные жители называли этот городок "Тобольские казармы", а нас, курсантов этого училища, - "Тобольские рысаки", видимо, из-за того, что очень часто видели нас бегающими с полной выкладкой за стенами училища. Полной выкладкой называлось всё то, что мы надевали на себя по тревоге. Это и шинель в скатку, и карабин с подсумком и 30 патронами, и противогаз, и малая сапёрная лопата, и рюкзак со сменой белья, сухим пайком и пр.
       Сдал я экзамены прилично, был зачислен на 1-й курс и, для начала, отправлен вместе со всеми на картошку в Горьковскую область. Жили прямо у картофельного поля в палатках. Одели нас в старые рабочие гимнастерки и брюки, которые часто не подходили нам по размеру. Так что шея моя болталась внутри воротничка, редко ощущая его. Во время работ как-то быстро определились те, кто мог покомандовать. Из них в последующем и были назначены командиры отделений.
       Работать нам нравилось. С каждой принесённой корзиной картошки мы кричали: "Калютич, запиши!" Тот вёл учет выработки для каждой пары курсантов. По результатам такого своеобразного трудового теста тоже производилась отбраковка поступающих. Оставшиеся вернулись в казармы, где их ожидали курсантские будни. Будни наши, несмотря на профиль училища, были очень похожи на жизнь обычного военного пехотного училища. Подъём в 6.00, зарядка в течение 30 мин, подготовка формы одежды и своего внешнего вида к занятиям, утренний осмотр, завтрак и занятия до обеда. Но это так, без всяких комментариев. На самом деле почти каждый элемент из перечисленных требует некоторых пояснений, а самое главное - воспоминаний о том, как это всё воспринималось нами, особенно на первых порах.
      
       Подъём в казарме - это особая песня. Наша батарея располагалась на втором этаже трёхэтажной казармы. Как и в большинстве казарм, там были необходимые помещения - туалет, хозкомната, каптёрка, ленкомната, кабинеты начальника батареи, командиров взводов и три (по числу взводов в батарее) так называемых кубрика, места отдыха курсантов. Хозкомната, или хозяйственная комната, - это место, где производились различные работы по подготовке требуемого внешнего вида курсантов. Это и подшивка подворотничков, и проглаживание гимнастерок и брюк, чистка пуговиц и эмблем, и пр. Ленкомната, или ленинская комната, - это место проведения различных собраний батареи, занятий, а также самоподготовок.
      Спали мы на солдатских койках с металлическими сетками "в ромбик". Между каждой парой коек стояла тумбочка с одной полочкой. Так что для каждого курсанта из пары был свой отсек. Я попал "в одну тумбочку" вместе с Владимиром Панфиловым, так проучился с ним три года, закончил службу в армии в 1989 году под его началом, и скоро будем отмечать 50 лет нашей дружбы. В нашей "показательной" батарее на каждой тумбочке должны были стоять зеркало и одеколон. По центру казармы располагался широкий проход вдоль всех трёх кубриков. Каждый взвод располагался в двух кубриках по числу отделений во взводе, расположенных по обе стороны от прохода. Подробное описание расположения батареи просто необходимо для более полного представления о том, что такое ПОДЪЁМ.
       За 15 минут до подъёма состав суточного наряда поднимает всё батарейное начальство - командиров отделения (6 человек), заместителей командиров взводов (3 человека), старшину батареи (1 человек). Причём делается это предельно аккуратно, пошевеливая каждого за плечо и нашептывая: "Товарищ сержант, подъём". Когда вся эта команда оденется и подготовится (повторяю, на это им отводится 15 минут), наступает время всеобщего подъёма. В это время каждый из перечисленного начальства стоит на проходе перед "своим" кубриком, а старшина - в начале прохода рядом с тумбочкой дневального.
       По сигналу службы единого времени, который включается на полную громкость, дежурный по батарее истошным голосом вопит: "Ба-та-рея, подъём!" Старшина тут же, не давая закончить дежурному, подхватывает: "Подъём, батарея!" Ему вторят три помкомвзвода: "Взвод, подъём!" И не успевает закончиться звучание последнего трезвучия, как мощный секстет из шести глоток командиров отделений грохочет: "Отделение, подъём!" Всё это подобно мощной лавине катится по всей казарме, вытряхивая курсантов из своих коек. Первые недели некоторые курсанты вообще не могли понять, что происходит. Какой-то необъяснимый ступор не давал им возможности что-нибудь делать или что-нибудь соображать. Другие быстро выкатывались в проход для построения, забыв надеть, кто что. Третьи, что половчей, быстро натягивали брюки, наворачивали портянки и уже на ходу впрыгивали в сапоги, мчась к проходу в свой строй. Фу! Кажется, все в строю. Только успеваем отдышаться и прийти в себя, как раздаётся голос старшины или помкомвзвода: "В 30 секунд не вложились. Батарея, отбой!" Напомним, это не 15 минут, как для высокопоставленных младших красных командиров. Картина отбоя разворачивается в обратном порядке. Следует проверка, не залез ли кто-нибудь в гимнастёрке, брюках, а то и в сапогах под одеяло. И снова: "Подъём, батарея!" А далее смотри процесс, описанный в этом абзаце выше.
       Эти экзерсисы повторяются до тех пор, пока не будет достигнуто необходимое качество при одевании и построении в отведённые 30 секунд. Так или примерно так приближенно можно представить себе неописуемый ужас этого первого события, который кто-то назвал подъёмом в нашем распорядке дня. Правда, уже к присяге, т.е. к празднику 7 Ноября, все курсанты, за редким исключением, осваивали этот суровый способ прерывания утреннего сна, и мы быстро переходили к следующему пункту распорядка дня - к физзарядке.
      
       Физзарядка в том виде, в каком нам её преподнесли с первого дня, тоже была для нас приличный удар как психологического, так и чисто физического свойства. После короткого времени, отведённого на туалет, все курсанты выкатывались на улицу в той форме одежды, которую при подъёме называл дежурный или старшина батареи. В тёплое время обычно это были сапоги, брюки и майка или по пояс голые, в холодное время низ тот же, а верх - гимнастёрка без ремня и, в редких морозных случаях, шапка. В особо сильные морозы вместо физзарядки проводили прогулку в шинелях. После короткого разминочного хода шагом весь строй взвода (зарядка всегда проводилась повзводно) переходил на бег. Каждый день мы должны были на зарядке пробежать три километра. Когда мы услышали об этом, у нас глаза повылезали из орбит: в школе никогда таких дистанций мы не преодолевали. Но здесь об этом не спрашивали. Команда: "Бегом марш!" и всё. После завершения такой "разминки", уже ни о каких упражнениях слышать, естественно, не хотелось, но именно упражнениями и завершалась зарядка. Даже какой-то, помнится, был стандартный набор упражнений. Но постепенно и к этому все привыкли. После училища я много занимался туризмом и участвовал в спортивных соревнованиях самого разного ранга (это стрельба, офицерское многоборье - бег или лыжи, стрельба и плавание, это горные лыжи и байдарочный туризм), но такой физзарядки, которой нас "потчевали" в ГРТУ, больше я никогда не имел. Хотя тогда все мы ощущали, что польза от таких систематических драконовских занятий была несомненная, и уж, по крайней мере, пользы было больше, чем вреда.
      
       Надо сказать, что физзарядка проводилась не только для общего закаливания и пр., но главным образом, для подготовки гражданских хиляков к основным, пожалуй, самым тяжелым нагрузкам в училище - к марш-броскам. Марш-броски представляли собой передвижение взвода или батареи попеременно ускоренным шагом или бегом. В процессе трёхлетней учебы мы выполняли этот номер в двух вариантах: ночной или предрассветный вариант - подъёмы ночью по тревоге с последующим марш-броском, и дневной вариант - участие в различных соревнованиях по марш-броскам. Естественно, что в основе было одно и то же явление, только, как говорится, вид сбоку. Этот вид "занятий" настолько в конце учебы стал для нас естественен, что подъём по тревоге, марш-бросок на 10 - 12 км, последующая чистка оружия проходили как бы на автомате, в полусне, хотя сопровождались тяжелейшими нагрузками. Иногда мы старались даже обогнать наших командиров, чтобы хоть полчаса ещё оставить на сон до подъёма. Впрочем, всё по порядку.
       Типичный подъём примерно часа в 4 утра по тревоге:"Батарея, подъём! Учебная тревога!" Вначале идет номер под названием "Подъём!", описанный выше, но без повторов. О форме одежды уже не оповещают: все знают, что, кроме обычных брюк и гимнастёрки, необходимо быстро взять всё своё имущество, которое в совокупности называют "полной выкладкой", т.е. карабин, подсумок с 30 патронами, противогаз, лопату малую пехотную и, конечно, шинель в скатке. Собрав всё это имущество, мы скатываемся со своего этажа на плац перед казармой. Там идёт построение повзводно и проверка всего имущества. Кто-то забыл лопату, кто-то противогаз. Происходит раздача причитающихся взысканий и отправка бегом на этаж добирать нужные вещи. Когда у взвода всё собрано, командир взвода ( наш комвзвода - лейтенант Ухарский Владимир Павлович) докладывает командиру батареи о готовности к марш-броску. По завершении комплектования всей батареи звучит постановка задачи. Обычно примерно такая: "В районе Анкудиновки противник высадил десант. Задача - перехватить его и уничтожить!" В переводе на наш язык это означает, что бежать (в основном) с полной выкладкой километров 10 - 12. Благо не по городу - наше училище расположено на окраине Горького. Но город тянется ещё далеко вдоль Оки, а около нашего училища отходит под углом к Оке так называемый Щёлковский хутор, довольно пересечённая лесистая местность - как раз пригодная для того, чтобы вчерашний десятиклассник уже через полчаса броска был похож на вспотевшую красно-фиолетовую свёклу с глазами навыкате и с мокрой гимнастёркой.
       Добежав до Анкудиновки, где нас "ждёт" десант, мы иногда там окапываемся (роем окопы для стрельбы лёжа) и "отстреливаемся" от "противника". Иногда нас ждёт там обычный МАЗ, который играет роль танка, и мы по несколько раз бегаем в "атаку" за этим танком, кричим "Ура!", пока командиры не будут довольны нашим напором, стройностью нашего "Ура!" и не дадут команду "Отбой!". Короткий перерыв, и строй уже готов к движению назад в казармы. Оно, конечно, бежать назад легче, но силы у нас уже не те. А тут, как правило, следует команда "Газы!", и мы проходим новое испытание - бег или ускоренный шаг в противогазах. Это настолько изматывающее испытание, что в ходе его сверлит только одна мысль - хотя бы глоток воздуха! Как люди не понимают, что самое прекрасное в жизни - это возможность вздохнуть полной грудью! И никакие блага мира с этим не сравнятся. Многие не выдерживают - вынимают клапаны из противогазов, чтобы легче было дышать. Их ловят, наказывают, и процесс многократно повторяется.
       Когда мы приближаемся к городским кварталам, то приходится бежать мимо конечной остановки трамвая. Там уже к 6 часам утра собираются люди, ожидающие первого трамвая. Пробегая мимо них, мы видим, как, глядя на нас, всхлипывают сердобольные мамаши и бабули. Действительно, у финиша у нас довольно жуткий вид: чёрные от пота гимнастёрки, потные лица, глаза, опухшие от пота, тяжёлое дыхание. Некоторым просто плохо. И тогда наш взводный берет себе на плечи их карабины. Бывало, тащит по шесть штук! Другие поддерживают слабаков - только бы добежать! После команды "Снять противогазы!" мы с остервенением срываем их с того места, которое у нормальных людей называется лицом. У нас к этому моменту эта область скорее похожа на красно-лиловую отбивную, с которой крупными струями стекает пот. С упоением делаем несколько глубоких вздохов. И вскоре заканчиваем бег у казармы. Марш-бросок завершён. Сказать, что мы вымотаны, значит не сказать ничего. Как тени, строимся у входа в казарму и слышим "ласковые" слова встречи нашего комбата, капитана Козьмина: "Ну что, товарищи курсанты, в жопе можно ложки мыть?" Позже эта фраза станет у нас крылатой и приобретёт статус своеобразной эмблемы, или, как сейчас модно говорить, брэнда, капитана Козьмина. Чувствуем, что вот теперь точно марш-бросок завершён. Быстро ставим на место весь хлам, который мы несли все эти километры, смазываем свои карабины и умываемся. Обычно к этому времени у всего училища идёт подъём, так что мы плавно ввинчиваемся в общий распорядок дня. Обычно в такие денёчки физзарядку нам отменяли.
      
       Дальше у всего училища полагалась работа "на территории". Каждому взводу нарезался участок территории, как внутри училища, так и на прилегающих к училищу участках. Задача состояла в том, чтобы за довольно небольшой интервал отводимого времени привести в полный порядок вверенную нам территорию. Сюда входил целый ряд "приятных" работ: подметание, уборка окурков и прочего мусора, собирание опавшей листвы, а в зимнее время расчистка от снега пешеходных дорожек и проезжей части подъездных дорог. Нашему взводу достался самый незавидный участок - дорога и тротуары между двумя КПП (контрольно-пропускной пункт). Первый КПП - это проход из города в городок постоянного состава, второй КПП - проход из городка постоянного состава в само училище. По этой территории каждый день въезжал на работу начальник училища, наш генерал Пирогов. Поэтому уж эту территорию - кровь из носа, но приготовь по полной программе. На этом элементе нашего распорядка дня у нас были две трудности. Одна - психологического порядка - мы, молодые курсанты, собираем окурки, а вокруг нас ходят такие же, как мы, молодые девушки, дочери наших командиров и преподавателей. Но мы ведь с ними ходим на танцы в наш клуб. Ситуация весьма пикантная. Вторая трудность - чисто физического порядка. Она заключалась в том, что существовало требование - снег чистить до асфальта. Длина дороги превышала 100 метров, а инструмент известный - лопаты и несколько скребков. Кроме того, ввиду очень снежных зим в ту пору, у нас к середине зимы образовывались такие высокие сугробы, что у нас не хватало сил бросать снег на вершины этих сугробов, и мы вынуждены были делать полки на высоте порядка двух метров. Стоя на таких полках, мы перебрасывали наверх снег, который снизу бросали другие курсанты с дороги. Такая работа в два приема, естественно, замедляла завершение очистки всей дороги. Была запарка, суета, и, в конце концов, на завтрак и на занятия мы снова шли совершенно мокрые, как снаружи, так и изнутри.
       Дальше по распорядку дня производились подготовка и проведение утреннего осмотра. Во время осмотра проверялся не только внешний вид от причёски до сапог, но и наличие чистых носовых платков, а иногда и портянок, а также наличие и состояние документов, которые должны быть всегда при себе. Каких-то особых воспоминаний это рутинное мероприятие у меня не оставило.
      
       Наконец-то звучит долгожданная команда: "Выходи строиться на завтрак!" Эту команду выполняют быстро, без суеты, с большим душевным подъёмом (не путать с утренним подъёмом!). Все передвижения в училище осуществляются строем, и практически всегда с песней. А иногда до того муторно на душе после выполнения всех предыдущих элементов распорядка дня, что петь совсем не хочется. Ну, если это не хочется у некоторых, то, может быть, и не заметят, а когда взвод вообще "не тянет" песню, то обязательно приходится проходить где-нибудь лишний кружок, чтобы прошло наше "не хочется". Всех названий песен, которые мы пели, точнее "горланили", при перемещениях я, за давностью лет, конечно, не помню. Но некоторые отрывки до сих пор сидят в памяти. Например, отрывок из песни о солдатской "Шинели":
      Она всегда, как новая,
      Подрезаны края,
      Армейская, э-эх! Суровая, э-эх!
      Любимая моя!
      Или "Эта песенка простая":
      Шёл курсант своей дорогой,
      Шел он через лес и поле.
      У него в походном ранце
      Сердце есть ещё другое.
      Припев. Для тебя, моя родная,
      Эта песенка простая.
      Я влюблен, и ты, быть может,
      Потеряла сердце тоже.
       И теперь от боя к бою
      Я ношу его с собою.
      Для тебя, эх!, моя, эх! родная, раз-два!
      Эта песенка простая.
      
      Столовая училища располагалась на первом этаже большого корпуса. Как потом мне пришлось узнать, столовая должна была 3 раза в день накормить не много не мало - около 2000 человек. Мы сидели за длинными столами по 8 человек, а младшие командиры - за маленькими по 4 человека. В целом нас кормили хорошо, по курсантским нормам, куда обязательно входили сливочное масло, мясо, рыба и пр. Но вот некоторые блюда нам запомнились на всю жизнь. К ним относилась перловая каша из сечки. Мы её называли "шрапнель", "кирзовая каша", "замазка". На третьем курсе мы до того возненавидели её, что, как только видели её на столе, сразу же составляли тарелки с ней одну на другую (получалась башня из 8 тарелок), каша выдавливалась из нижних тарелок и медленно стекала на стол. Ещё к всенародно "любимым" блюдам относилась варёная треска. Более безвкусное что-либо трудно себе вообразить. А иногда её помещали в одну тарелку со "шрапнелью". Ну, это было уже верхом издевательства над нами! В обед обязательно полагался компот. Поэтому говорили, например: " До выпуска осталось 183 компота". Особенно на первом курсе курсант в любой момент времени хотел минимум две вещи: есть и спать. Но то, что все понимают под словом "есть", никак не подходило под наше понятие "приём пищи". Только мы начинаем ковырять в своих тарелках, как следует зычная команда нашего старшины: "Батарея, заканчивай!" А ещё через минуту: "Батарея, выходи строиться!" Мы берём тарелки в руки и, перелезая через лавки, пытаясь напихать рот остатками пищи, спешим на выход. Решили мы поучить старшину. Достали брошюру "Правила хорошего тона", нашли страницу о правилах поведения за столом, подчеркнули жирным красным карандашом фразу "Есть надлежит не торопясь". В одно из посещений столовой незаметно положили на стол старшины эту книжку, раскрытую на заветной странице. Старшина бегло глянул в брошюру, резко обвел взглядом всю батарею - батарея, конечно, вся уткнулась в тарелки. И... ещё в два раза быстрее поднял батарею, вывел её из столовой на улицу, а затем ... около часа мы все занимались строевой подготовкой.
       В целом о столовой впечатления у нас остались очень неплохие. Но мне неоднократно пришлось ощущать и другую сторону столовой, которая заключалась в самом процессе подготовки всего того, что с утра составляло саму суть этой пищи. Дело в том, что в помощь поварам каждые сутки назначался наряд по кухне (дежурный и трое рабочих). А так как, особенно на первом курсе, у меня были большие трения с моим командиром отделения, младшим сержантом Панкратовым, то я часто попадал на кухню, отрабатывая очередной наряд вне очереди. Этот наряд считался самым тяжёлым, т.е. самым эффективным с точки зрения процесса воспитания. Сразу после ужина мы являлись на кухню, переодевались, и работа начинала закипать. Дежурный получал все необходимые указания от шеф-повара на проведение работ по подготовке всех продуктов к утреннему приходу поваров. Затем наступало время нашего выхода. Обычно надо было погрузить на складе, привезти и разгрузить на кухню все необходимые продукты, начистить большущую кастрюлю лука, кучу картошки (правда, с помощью картофелечистки), из неё удалить глазки, начистить 105 кг оттаявшей трески, напилить и наколоть дров, ближе к утру нарезать на всё училище хлеба. Надо сказать, я ни разу не видел на кухне наточенного топора, а также двуручной пилы, имеющей эти самые ручки. Примерно к 6 часам утра подходили повара, которые, видя, что мы уже еле держимся на ногах, кормили нас "до отвала", жареным мясом, варёной, а иногда жареной картошкой, и давали без ограничения напиться компота. Уже после 7 утра мы умывались, переодевались и не спеша добредали до казармы. Там мы просто падали на свои кровати и мёртвым сном засыпали до обеда. Ещё один показатель степени тяжести этого наряда: всем рабочим по кухне САМ старшина всегда разрешал ложиться раньше отбоя и раньше вечерней поверки. Мы с огромным удовольствием, каждый раз реализовывали этот чудесный подарок и к следующему утру были, что называется, в полной боевой готовности.
      
       Вообще, у курсанта-первокурсника перед глазами всегда стояла картина-мираж под названием "поесть бы, поспать бы и остаться в училище". Верх таких мечтаний можно проиллюстрировать на примере курсанта, который даже на читке открытого письма ЦК КПСС о культе личности И.В. Сталина заснул и с грохотом упал с приставного сиденья, которое ещё и захлопнулось со страшным хлопком.
      Но время шло, и мы, приняв присягу в торжественной обстановке в нашей ленкомнате, готовились к выполнению первой в жизни боевой задачи - несению караульной службы. Конечно, все уставы были выучены, конечно, все тренировки были проведены. Но вот то, что ты вооружен и, при необходимости, должен уничтожить нарушителя границы поста - дошло не сразу. Позже наиболее продвинутые даже играли на этом. Были случаи, когда не в меру ретивых командиров при их неправильных (в одиночку, без разводящего) проверках несения службы, клали лицом в грязь и держали так до прихода разводящего со сменой.
      Были казусы и в самом караульном помещении. Настенные часы, против которых производились заряжание и разряжание оружия, несмотря на угрозу в получении наказания 20 суток ареста - всё-таки иногда разбивали нечаянным выстрелом.
      Были и случаи потери патронов при несении службы. Подсумки застёгивать запрещалось, и наш курсант каким-то образом потерял обойму из 10 патронов карабина СКС в сугробах вокруг оружейных складов. Конечно, батарея была поднята, и в зимнюю стужу без перчаток несколько часов просеивали снег вокруг маршрута постового. К подъёму нашли с понятными последствиями для незадачливого часового. Карабин-то тогда был секретный!
      Был у нас и особый случай, когда сидевшие на гарнизонной гауптвахте подследственные устроили целое представление внутри своей камеры. Мы примерно раз в полтора-два месяца ходили в Горьковский Кремль в гарнизонный караул, в том числе охраняли гарнизонную гауптвахту. Начальник этой "губы" был отменным негодяем: он для острастки велел наливать воду в камеры за малейшую провинность. Его уже понижали в звании за зверства над арестованными, но он не унимался. Сидевшие там подследственные как-то узнали, что завтра приедет комиссия для проверки внутреннего порядка на гауптвахте. И вот комиссия входит в их камеру, а там дым коромыслом в буквальном смысле слова. И это в том месте, где об этом и думать-то страшно. "Губарь" взбешён, у комиссии - глаза на лоб, а арестованные сидят, как ангелы. Как нам рассказали позже, начальника "губы" сняли с должности, а секрет сидевших там подследственных заключался в том, что до прихода комиссии они специально накурили и надымили, а бумагу, спички и махорку спрятали в бачок для питьевой воды, засунув всё это в презерватив.
      Но вернемся к нашей обычной жизни.
       После завтрака все курсанты строем направлялись в святая-святых училища - в учебный корпус. Занятия обычно длились до обеда, и это было то, ради чего все приехали в Горький, то, ради чего мы выносили иногда непомерные нагрузки и унижения, то, что, в конце концов, из нас сделало профессионалов высокого класса.
       Знаю умом, что командиры всех степеней вносили свою лепту в наше становление, как офицеров, но душой и сердцем я, в основном, благодарен своим преподавателям, причем буквально на всех кафедрах. У нас, как и в других училищах, несколько кафедр объединялись в циклы. В общеобразовательный цикл входили математика, физика, иностранный язык, физподготовка и пр. Цикл общей военной подготовки - топография, инженерная, стрелковая и строевая подготовки, а также воинские уставы.
       С иностранным языком у меня вышел казус. Я с успехом поступил в военное училище. В начале учебы надлежало определить меня в группу английского либо немецкого языка. Но оказалось, что в школе я изучал французский язык! Знал его неплохо, так, что имел наглость написать рапорт о своём желании сдать иностранный язык экстерном за весь курс училища. Все начальники дали "добро". Но когда потребовалась подпись начальника училища, он спросил: " А что он будет делать в то время, когда другие будут изучать язык? Болтаться? Нет! Пусть изучает английский!" Так я стал "англичанином" с нуля, а учился вместе со вчерашними десятиклассниками. Кстати, казус с языком повторился у меня и при поступлении в КВИРТУ (Киевское высшее инженерное радиотехническое училище Войск ПВО страны). Но там была существенная разница - а именно, там необходимо было сдавать вступительный экзамен по языку. Об этом придётся рассказать попозже. Сейчас же, спустя много лет, можно лишь ещё раз убедиться в правильности пословицы: что бог ни делает, всё к лучшему. Я несколько лет спустя нагло брался за переводы статей по математике и программированию с французского и английского языков.
       Высшая математика в среднем училище длилась очень недолго, кажется, один семестр, но запомнилась нам тем, что все математические понятия преподносились нам с механической или физической интерпретацией, что было очень интересно и хорошо запоминалось.
       Непосредственно к общей военной подготовке примыкала дисциплина под названием, если не ошибаюсь, обработка материалов. Чего только мы там ни повидали: в качестве зачетов каждый должен был что-то вырубить из металла (слесарное дело), что-то выточить на станке (токарное дело), что-то выковать из железных поковок , используя настоящий горн (кузнечное дело), что-то сварить (сварочное дело) и пр. Мы просто не могли дождаться этих занятий. Тем более те из нас, которые не имели отцов. А после войны таких ребят хватало. У меня, например, отец ушёл из семьи в 1941 году, когда мне было 3 года. В доме, естественно, не было ни инструментов, ни уроков пользования ими. Благодаря училищу я всю оставшуюся жизнь смело брался за любые работы, используя те или иные инструменты, и вроде неплохо получалось. Ещё за такую умелость я хочу поблагодарить отца моего школьного друга, Аксенова Петра Алексеевича, который привлек нас после 9-го класса к строительству моторной лодки (корпуса и оснащения двигателем). У него я получил первые уроки работы с молотком, стамеской, ножовкой и др.
       Очень интересными, но физически значительно более тяжёлыми были занятия по тактической подготовке (вёл полковник Фриго), в которые, кроме всего прочего, входили занятия по так называемой одежде крутостей. Это означает, что мы должны были практически уметь укреплять обрывистые края любой породы в интересах строительства военных сооружений (окопов, блиндажей, дзотов и пр.). Некоторые из этих занятий проводились уже в лагерях после первого курса. Там же мы учились подрывному делу (взрывали деревья, учебные рельсы, различные заграждения и пр.). В лагерях же мы сдавали экзамены по стрелковой и тактической подготовке. И в том, и другом случаях у меня происходили не совсем обычные случаи, о которых стоит вспомнить.
       В первые же месяцы пребывания в училище на занятиях по стрелковой подготовке у меня, что называется, пошло. Практически все упражнения я выполнял на отлично, так что примерно со второго семестра я был зачислен в команду батареи, а затем и в команду дивизиона по стрельбе. В летний период у нас планировались соревнования по военно-прикладному троеборью на первенство училища. Эти соревнования включали плавание в одежде с полной выкладкой (модель форсирования водной преграды), полосу препятствия и кросс на 1000 м. О том, что такое полная выкладка, упоминалось ранее при описании марш-бросков. Полосу препятствий, наверное, все видели в кинофильмах (из окопа бегом в "мышеловку" - метров 20 ползти по-пластунски под проволокой, не задев её, затем преодоление всяких препятствий, с броском гранаты, хождениями по брёвнам и пр.). Тренировки и соревнования совпали с летним выходом в лагеря. Поэтому меня оставили с несколькими участниками сборной команды в казарме, а вся батарея ушла походом в лагеря, которые находились в полусотни километров от Горького. Вместе с батареей в обозе в лагерь направились мои вещи и карабин. Значение этой маленькой подробности будет прояснено чуть позже.
       Странно было видеть нашу казарму, которая ещё вчера была похоже на муравейник, практически пустой и тихой. Члены команды располагались на своём месте, так что в каждом кубрике оставалось по 2-3 человека. Тренировки к соревнованиям по прикладному троеборью были довольно интенсивными, но какими-то однобокими: полоса препятствий и стрельба проводились ежедневно, а плавание с полной выкладкой - ни разу.
      К плаванию в училище вообще отношение было особое: в увольнении купаться было категорически запрещено. За нарушение этого запрета мне и моим друзьям даже объявляли несколько суток ареста, но, правда, не сажали. У нашего взводного была мера наказания похлеще гауптвахты - стрижка наголо. А для курсанта 2-3-го курсов это было трагедией - ведь девчонки в клубе на танцах могли посчитать его "салагой"! Сдача норм по плаванию проводилась под строжайшим перекрёстным контролем, всё только по командам, вход в воду только по 4-5 человек, по числу дорожек в месте сдачи норм. Конечно, всё это проводилось под благовидным предлогом - безопасность личного состава - но выглядело крайне нелепо, учитывая расположение училища - прямо над Окой, и наличия в городе, кроме Оки, великой русской реки Волги.
      В итоге моей полной неготовности к этому виду соревнований, на соревнованиях по военно-прикладному плаванию со мной произошёл следующий казус. Перед стартом я оделся в х/б костюм ( гимнастёрка и брюки), специально выданные нам для этого случая, натянул сапоги, повесил учебный карабин (мой был уже в лагере) через плечо. По команде "Старт!" я прыгнул с тумбочки, как обычно, вниз головой. Буквально через долю секунды получил сильный удар мушкой карабина по затылку и самым натуральным образом пошёл ко дну. Очнулся под водой, выплыл и стал яростно грести, чтобы догнать уже прилично опередивших меня соперников. Чувствую, что плыву я значительно медленнее, чем обычно. Оглянулся - оказывается, мой карабин развернулся поперёк движения и сейчас представлял собой плотину, через которую переливалась вода, которую я тщетно пытался преодолеть. Я на ходу попытался подправить карабин и с большим трудом закончил дистанцию, находясь где-то ближе к завершающей группе участников. Когда я, тяжело дыша, выкарабкался на берег, то услышал, как надо мной потешаются бывалые. Оказывается, что, во-первых, к карабину нужно было добавить ещё один ремень, надеть ремни на оба плеча, чтобы карабин всё время был направлен по направлению движения. Во-вторых, все карманы на гимнастерке и брюках следовало зашить, чтобы вода не заливала их и не мешала движению. В-третьих, пилотку и сапоги нужно было снять и подоткнуть под поясной ремень.
      Однако этот позорный факт не поколебал мнения командования относительно методики подготовки команды к этому виду военного спорта и относительно плавания вообще курсантов нашего училища.
      Сразу после завершения соревнований мы прибыли в наш лагерь - великолепное место в сосновом бору под Горьким. Два ряда палаток, линейка для построения взводов и батарей, кухня, столовая, навесы - имитация классов для проведения занятий - вот почти весь набор нехитрых сооружений, необходимых для учебы и жизни курсантов. Занятия проходили в основном на природе, независимо от погоды. В классы нас загоняли только крайние обстоятельства. Мы учились копать окопы не только для пехоты, но и для орудий (вообще-то мы будущие зенитчики), бегать в "атаки" и проводить наши "любимые марш-броски". Мы строили землянки и блиндажи, стреляли из карабинов, автоматов и пулемётов, метали гранаты, в том числе и реальные, учились подрывному делу - в общем, делали всё, что надлежало знать и уметь будущему человеку в офицерских погонах. Всё было интересно и здорово!
       Наше пребывание в лагерях завершала экзаменационная сессия. В случае получения "неуда", курсант наказывался очень изощренным способом: в то время, как все остальные уезжали к родным и близким в отпуск, не сдавшие сессию курсанты готовились в казарме училища пересдавать соответствующие предметы. Но пересдавать экзамены разрешалось не ранее, чем через 10 суток после очередной попытки сдачи необходимого предмета.
       Упоминаю об этом не только для информации о наших порядках, но и потому, что холодок такой процедуры дважды коснулся меня непосредственно.
       Всё началось со сдачи экзаменов по стрельбе. Мы из окопа должны были поражать различные мишени - неподвижные, которые показывались на несколько секунд, и движущиеся. Дистанция - 1000 метров. Основное условие - стрелять надлежит ТОЛЬКО из личного оружия. Я совершенно спокойно прыгаю в окоп (я же член сборной батареи), прицеливаюсь и ... как в "Свадьбе в Малиновке" - "бац, бац - и мимо!" Меня отстраняют от боевой стрельбы, дают мелкокалиберную спортивную винтовку типа ТОЗ-9, и я стреляю по спортивным мишеням - всё отлично?! Командиры решают, что члену сборной команды можно дать шанс пересдать. Снова прыгаю в окоп со СВОИМ карабином, вновь боевая стрельба по мишеням, и вновь абсолютно "железная" двойка!! Отцы-командиры уже намекают, что придётся мне 10 дней походить в училищный тир за счёт отпуска. Бедная моя мамочка! Она-то ждёт не дождётся, когда бравый курсант приедет к ней в Воронеж! Мой командир взвода, Ухарский В.П., вступается за меня: "Да вы посмотрите, как он стрелял на соревнованиях!" Ответ: " Так то ж на соревнованиях!" На стрельбище начинается сильный дождь. Всех сдавших отправляют бегом в лагерь. Командиры в нерешительности: практически отличник, а тут - на тебе! Ухарский вновь находит вариант, он просит у экзаменационной комиссии: "Дайте, я попробую из его карабина!" Ему разрешают. Он прыгает в мокрый окоп и под сильным дождём, без плащ-накидки стреляет по далёким мишеням. Результат - чистая двойка! Командир батареи, капитан Козьмин, уже с возмущением: "Дайте-ка его карабин! Как может курсант стрелять хорошо, когда его командир взвода - двоечник!" Стреляет. И всё в молоко!!! Полный конфуз, но зато появляется новая идея - дать мне чужой, НЕ ЛИЧНЫЙ карабин. Это не полагается. Но уж слишком нестандартная ситуация, и вся комиссия, что называется, завелась. Дождь продолжает своё мокрое дело, но его уже никто не замечает. Я с ЧУЖИМ карабином прыгаю в окопную лужу, упираюсь локтями в грязь на бруствере, прицеливаюсь...всё отлично!!! У всех вздох облегчения. И только тогда вспоминают - ведь карабины сборной команды перевозились в обозе навалом. Наверняка мушка была сбита, а перед экзаменом не до проверок. Таким образом, ситуация разрядилась, и я мог со всеми ехать в отпуск!
       Мог...если бы не второй досадный случай, который произошёл со мной при сдаче совершенно лёгкого для меня экзамена по тактике - хождения по азимуту.
       Подполковник Фриго, преподаватель из цикла тактики, ждал наш взвод, стоя на взгорье, довольно далеко от леса, в котором располагался лагерь училища. Взвод прибыл к месту встречи с преподавателем, когда вовсю занималась вечерняя заря. Наш комвзвода, Ухарский, доложил ему о готовности взвода к сдаче экзамена. А зря! Оказывается, в его взводе находился некий "отличник Вовочка", который не совсем был готов к предстоящему испытанию. Понятно, что этим "отличником" был автор этих строк. Действительно, когда подполковник Фриго стал проверять наличие самого необходимого для этого экзамена прибора - компаса, то оказалось, что я забыл его в лагере. "Ну что будем делать с этим молодцом?", - спросил Фриго у нашего взводного. Ухарский сказал, что у меня недавно был сильный стресс на экзаменах по стрельбе, наверное, из-за этого курсант Соломоденко и забыл компас. Фриго укоризненно покачал головой, чувствуя, что взводный горой стоит за своего нерадивого подчиненного. "Хорошо, - сказал Фриго, обращаясь ко мне, - так и быть, я дам вам шанс. Берите мой компас. Но если вы и ваша группа придёт к финишу последней или вовсе не придёт туда ("промажет" место финиша), то тренироваться вам 10 суток в казарме".
       Здесь самое место пояснить, что экзамен этот заключался в прохождении маршрута, указанного в задании, за возможно более короткое время. Прохождение осуществлялось по группам, в состав каждой группы входило 5-6 человек. Задание представляло собой лист бумаги, на котором в двух колонках были написаны цифры. Первая колонка содержала значения азимутов (углов между направлениями на север и заданным направлением движения). Вторая - количество пар шагов движения по заданному азимуту. Маршруты групп были различные, но строились таким образом, чтобы на финише весь взвод (все группы) собрался в одном месте. А в этом месте всех нас ожидал преподаватель Фриго с нашим взводным. Вроде бы все ясно и легко. Трудность же выполнения задания заключалась в том, что выполнять его нам следовало ночью, в кромешной темноте, а применение фонариков или спичек допускалось лишь на короткое время, и то с необходимой маскировкой для обеспечения скрытного от "противника" продвижения.
       Получив задание, наша группа, посовещавшись, быстро решила, что для уменьшения ошибок каждого нужно договориться о методике передвижения. В группу входили 6 человек: Володя Панфилов, Лёва Шаргородский, Лёша Горчаков, Ильдар Акчурин, Женя Стратюк и я. Нас называли великолепная шестёрка. Все учились практически без троек, все ходили на концерты симфонической музыки, все навещали нашего бедолагу, попавшего на "губу", все устраивали мощные возлияния по значимым поводам и т.д.
       А тогда, уже в густых сумерках, мы порешили, что разобьёмся на три пары. Каждый из нас должен самостоятельно определять, куда топать, и считать, сколько пар шагов он протопал. Выполнив очередной отрезок, мы должны были скорректировать общую точку, от которой необходимо двигаться дальше. Для этого два участника первой пары сходятся на голос друг к другу и ждут моей команды, так же поступают участники второй и третьей пар. Затем следует команда на схождение первой и второй пар друг к другу и, наконец, сходятся уже четверо с третьей парой.
       Мы шли долго, где-то около трёх часов, проваливаясь в ямы, попадая в заросли жгучей крапивы и колючих кустарников малины, подворачивая ноги и ударяясь об упавшие стволы деревьев. Шутили, что, может быть, так по азимуту мы и добредём до дому. Уж очень не терпелось после первого, тяжелейшего для нас года обучения показаться на родине в новенькой парадно-выходной форме и артиллерийских погонах курсанта...
       Наконец, сквозь темный лес забрезжил какой-то огонек, и вскоре мы оказались на маленькой уютной поляне, с ярким костром посередине. А у костра нас ждали наши командиры: преподаватель Фриго и наш взводный Ухарский. Это и был финиш нашего задания. Наша радость от завершения этого совершенно некомфортного похода преумножилась от сообщения, что сюда ещё никто не выходил! Ура! Мы первые! Я отдал компас подполковнику Фриго, поблагодарив его за выручку. Он поздравил нас с заслуженной победой в этом своеобразном соревновании. А так как экзамены по общетехническим предметам мы сдали ещё до лагерей, то теперь все мы могли рассчитывать на успешное завершение первого курса и на своевременное убытие в отпуск.
      
      Завершить описание моего первого армейского, а точнее курсантского, года хотелось бы немного более подробным описанием трёх моментов из нашей курсантской жизни.
      Во-первых, о нашей шестёрке, про которую я только что упоминал в связи со сдачей экзамена по тактике. Во время учёбы в ГРТУ мы очень близко сдружились. Кроме взаимопомощи в учебе и повседневных делах, мы чутко относились и к увлечениям друг друга, и помогали друг другу в случае необходимости.
      Во-вторых, о нашем участии в хозяйственном обеспечении училища (дрова, уголь, Ока, Волга, баржа 1200 куб.м. (10х40х3м), вагоны, голубые глаза на танцах, случай со смертью курсанта).
      В-третьих, добавить - о музыке (концерты у нас в клубе, спор с профессором из консерватории, занятия гармонией), о худож. самодеятельности ( Панкратов, мои наряды, развязка, Новый год на автозаводе, концерты по области. А далее - подготовка и поездка в ЦТСА на юбилейный заключительный концерт, моё фиаско в личном плане (Рита из Вороново), ТАС, мама. Хотя,м.б., всё это в конец главы об училище.
      
      Второй и третий курсы училища кратко можно назвать словами "праздник души". Нам начитывали солидные курсы по электротехнике и электронике, импульсным схемам и всевозможным электрическим приборам управления. Мы сотнями часов проглатывали курсы материальной части, т.е. "электронную начинку" станций наведения ракет зенитно-ракетных систем. Мы изучили стационарные системы, которые были к тому времени развернуты вокруг Москвы (кольца ПВО), а затем - в спешном порядке легко освоили схемы управления ракетами комплекса С-75. Всё было до такой степени интересно, доходчиво рассказано, что последние месяцы штурмовой подготовки по 12 и более часов не казались нам такой уж перегрузкой. Мы никогда не забудем наших электронных отцов как на общих, так и на специальных кафедрах. Позже мы все считались самыми знающими и умеющими специалистами. Это показали и служба на местах дислокации, и стрельбы на полигоне Ашулук. Низкий поклон всем нашим педагогам, и, конечно, добрая о них память до конца нашей жизни.
      Несколько слов о радиотехническом прошлом г. Горького, которое имело непосредственное отношение к нашему пребыванию, к нашим занятиям, к нашим работам на благо города. Дело в том, что в 1918 г в Нижнем Новгороде по Декрету Совнаркома, подписанному В.И. Лениным, была организована радиотехническая лаборатория. В течение последующих 10 лет её возглавлял проф. М.А. Бонч-Бруевич (1888-1940). Он возглавлял работы по созданию 1-й в мире мощной радиовещательной станции в Москве (им. Коминтерна), а его верным помощником был известный ученый и изобретатель в области радиоэлектроники В.П. Вологдин (1881-1954). Это его дитя - 1-я в мире электровакуумная радиолампа. С тех пор в Горьком работают несколько радиозаводов различного профиля. А в стенах нашего училища была создана и работала несколько лет 1-я телевизионная станция, обслуживающая весь город телепередачами. Мы принимали непосредственное участие в хозработах как на нашей, так и на городской телестудиях. Имена Мандельштама и Папалекси, Берга и других корифеев радиоэлектроники просто носились в воздухе наших кафедр и лабораторий. Позже я понял, что никакие академии не могли дать более глубокие знания и понимание физических основ работы сложных радиосхем, чем это было в нашем училище.
      Мы провели две стажировки в Подмосковных полках ПВО, затем был наш выпуск, переодевание в офицерскую форму и назначение на дальнейшую службу в войсках. Так как я окончил ГРТУ с отличием, то мне предоставили право выбора округа. Хотелось и в даль (Забайкальский или Дальневосточный округ), и в знаменитые места (Москва, Ленинград, Киев), но, подумав некоторое время, я выбрал Киев. Но мне сказали, что, удовлетворяя мою просьбу, мне предлагают Одесский корпус в этом округе. Я дал согласие. Это тоже для нас было удивительно: как это нам предлагают, мы можем соглашаться, а можем - нет! Позже, прибыв в Одессу, я узнал, что требуются техники моей специальности только в Севастополе. А я старался попасть на координатные системы и системы выработки команд - мозг всей станции наведения зенитных ракет.
       Так в 1958 году я оказался в городе-легенде, в городе русской славы - Севастополе.
       Здесь мне предстояло три года очень интересной и трудной жизни и работы, сюда я привез Тамару - молодую жену, а спустя положенное время - своего первого ребенка Сашеньку. Были чтение лекций по новой технике, инженерные работы по устройству боевых позиций дивизиона в скальном грунте. Были изматывающее стояние на боевой готовности, трёхкратные поездки в товарном вагоне с баяном и песнями на полигон Ашулук, что под Астраханью, для проведения боевых стрельб, получение каждый раз после стрельбы благодарностей за отличные стрельбы от командира бригады и отпусков в 10 суток с выездом на родину.
      Были и участие в решении нелегких бытовых вопросов, частые вызовы в другие дивизионы для помощи в ремонте техники или подмене заболевших товарищей на боевой готовности, необычные показы фильмов, отдельные части которых привозили на мотоцикле из села, в котором показывали этот фильм в клубе, и многое, многое другое. Но об этом в другом очерке.
      
      
      
      НАЧАЛО ОФИЦЕРСКОЙ СЛУЖБЫ
      
      СЕВАСТОПОЛЬ
      
      
       Строго говоря, офицерами все мы стали в момент, когда по окончании третьего курса, где-то в начале сентября 1958 года, нам зачитали приказ Министра Обороны о присвоении первичного офицерского звания - лейтенант. Это произошло на торжественном построении всех выпускников перед зданием командования училища. Далее последовала команда: "Переодеться в офицерскую форму и подготовиться к торжественному прохождению!" К этому моменту у нас в казармах всё уже было приготовлено. Мы быстро облачились в новенькие рубашки, галстуки, кители и важно (мы ведь уже офицеры!) пошагали на плац. После напутственных слов начальника училища генерала Пирогова для нас был торжественный обед. Я подошел к своему обычному месту, подал свою миску "разводящему", тот налил порцию жирного борща. Поставив тарелку на стол, я расстегнул китель и опустился на лавку. Поднял голову, чтобы вкусить свой первый офицерский, честно заработанный за три года обед, и ... меня покрыл пот: мой новый галстук плавал в прекрасно приготовленном борще!
       Так началась моя офицерская служба, которая длилась аж до мая 1989 года.
      
       Затем были сборы нашего взвода на квартире Рудяши Глазова в центре Горького, ночь в поезде до Москвы, отдых в пос. Сходня в доме одного из нашей замечательной шестёрки - Лёши Горчакова, по соседству с дачей самого Давида Ойстраха. Через пару дней мы закатили банкет в ресторане "Арагви", что напротив Моссовета, и после посещения моих родственников, дяди Жени и тёти Наташи, я прибыл на отпуск в свой родной Воронеж к моей маме. Она, конечно, была несказанно рада, что через три года её единственный сын стал настоящим молодым мужчиной, окончил такое училище, да ещё получил диплом с отличием. Быстро суетилась для организации стола - ведь тогда ей было только 44 года!
       Отпуск, как известно, всегда пролетает быстро. Наступил день отлета. Я впервые лечу на самолёте Воронеж-Одесса. Меня провожает матушка. В руках молодого лейтенанта чемодан и серая матрацная наволочка, набитая всякой всячиной и перевязанная багажными ремнями. Самолет оказался, во-первых, почтово-пассажирский, во-вторых, это был ЛИ-2 времен войны, а в-третьих, он до Одессы делал две остановки: в Днепропетровске и в Николаеве. Полёт проходил на небольшой высоте. В районе Причерноморья он пересекал множество лиманов, нас бросало в воздушные ямы, неимоверная качка доконала меня так, что даже посещения туалета в хвосте никакого облегчения не дали. А качка в хвосте была ещё хлеще... Так что, когда я выполз из самолёта в Одессе, то мой попутчик, видавший виды полковник, заметив моё позеленевшее лицо, решил оказать своеобразную помощь: "Ничего, лейтенант, ещё облетаешься. А сейчас приедем в гостиницу, выпьем по стакану водочки, и всё пройдет". От одного упоминания о выпивке мне снова стало плохо... Но, переночевав аж на самой Дерибасовской, я уже утром отправился к кадровикам за назначением. Там узнал, что по моей специальности - координатные системы и системы выработки команд в зенитно-ракетных системах - в Одессе свободных должностей нет. Мне предложили ехать в Севастополь: там только начинает разворачиваться зенитно-ракетный полк (позже - бригада), молодым специалистам и карты в руки! Я, недолго думая, дал согласие и получил необходимые документы. Так я стал участником создания третьей обороны Севастополя, а именно противовоздушной обороны с использованием новейших зенитно-ракетных комплексов С-75.

ФОТОГРАФИИ ВСТРЕЧИ ЗДЕСЬ

правда ли, что умер Никутьев Евгений Анатольевич?????

Встреча выпуска ГВЗРКУ 1982 года состоится 21 июля 2012 года в 15.00 в ночном клубе " ДОРВАРД"  Нижний Новгород ул. Гордеевская, д.61г
  ЗДЕСЬ

Организатор Миша Крылович и Володя Сахаров,они есть в контакте , на майле.Плана пока не знаю . Ночной клуб на ул.Гордеевская, рядом Гордеевским пятачком,идти по трамвайным путям по ул.Гордеевской к церкви и метров через 100 , справа будет "Дорвард"

Приглашаем на форум Московского округа ПВО НАЖМИТЕ И ЗАХОДИТЕ СЮДА
Форум создан  для общения сослуживцев, поиска однополчан и просто для воспоминаний о службе в округе.
Заходите, регистрация очень простая, найдите тему про свою часть или создайте её .. пишите!

15 октября - ГВЗРКУ - 60 ЛЕТ!
60 лет со дня основания (1951) Горьковского высшего зенитного ракетного командного училища ПВО.
Горьковское ВЗРКУ было сформировано на базе военно-политического училища им. М. В. Фрунзе. Первым его начальником был Л. Н. Пирогов. 24 мая 1954 г. состоялся первый выпуск офицеров-ракетчиков. С 1974 г. училище приступило к подготовке специалистов с высшим военно-специальным образованием. За время своего существования ГВЗРКУ подготовило 15 тыс. офицеров –– 44 выпуска

Для общения
ЗАХОДИМ СЮДА

встреча выпускников ГВЗРКУ 1981 года состоится 16 июля в 10 часов около кпп училища.Кто сможет приехать,дайте мне знать,надо точное количество человек.

встреча выпускников ГВЗРКУ 1981 года состоится 16 июля в 10 часов около кпп училища.

Смотреть здесь