Сейчас же после ухода Фомы, чуя своё желание, бьющееся о четыре пуговицы, Аполлон залез и переиграл с правого на левое, и вышел в коридор, потому что он видел её у туалета.
[ Читать далее... → ]

предыдущие
 

     Когда Фома спустился и выскочил на двор, он задом подсел под стену дома. Он то пыхтел, то что-то совершено невразумительное шептал губами, стреляя слезящимися глазами по сторонам. Но он не мог сегодня, вот просто не мог, судьба ещё не ответила наверняка: он не раз делал ей предложение - разменяться на что-нибудь, но только неожиданно, и не на тех двух. Небольшим кулачками он сильно ударял себя по коленам. Аполлон и Илья, вне всякой связи с собой были ему кровными врагами. Эта убеждённая сила говорила с ним с тех времён студентчества, когда он только готовился жить, и вместе с тем, она подспудно утверждала в нём желание оставить эту жизнь молодым. В то время он частенько бывал в разных компаниях и часто влюблялся в своих сверстниц. Сам Фома никогда не являлся обьектом обольщения и единственные его пол-беды - страстные мечты были ещё больше его, взрослей, и всякий раз предлагали ему ту самую: развязную, правильную, честную разетку, в которую он так и не заходил вилкой, иль красивую как смерть. Все члены его тела покрывались какой-то особенной ворсистостью и всё вокруг заволакивалось, чрез это он не видел ни чьих недостатков, совершенно правильно веря в силу чувств и свершение невозможного.

     [ Читать далее... → ]

      
 
предыдущие главы 
 
 
 
        С утра в офис заходили какие-то люди, выбирали что-то и ни слова не говоря уходили.  В модной кофточке, на шпильках на красивых ногах, Светлана стояла посреди утреннего гама и разбрасываемых повсюду бумаг, и смотрела в коридор через открытую дверь. Ей не хотелось приходить на вечернее свидание и она уже в который пыталась отважиться рассказать маме обо всём.

            Включив свет и осмотревшись, Светлана подошла к подоконнику. Скорей с озорства, чем по-привычке тучка, похитившая  небо, швырнула в открытую форточку  несколько  филигранных шедевров -  одиноких снежинок. Света оборвала пару жёлтых листочков, полила цветы, спичкой поковыряла пустую почву, встряхнула горшки, стараясь придать здоровья и настроения невесёлой и несчастной компании на окне.

    [ Читать далее... → ]

 
 
      Несмотря на то, что сегодня любой деятель культуры - это существо, с зарплатой чуть выше обыкновенного клоуна, и  путем пластических операций пытается заработать себе вечную молодость, Светочка из "Анализ" обожала театр. Всё что можно в этой жизни очень похоже на театр, и каждый театр по-своему смахивает на жизнь.  

   [ Читать далее... → ]

     Пересекаясь с жизнью, порой, воспоминания вели с ним странные игры в зеркале трюмо, у оббитой входной двери. Будто бы майским, солнечным утром в нем шумели и пировали несколько небритых, неопрятных мужиков. Он признал их за алкашей, но кто это были и зачем - не узнал.

    [ Читать далее... → ]

     Удивительная, нравственная , человеческая красота это всегда что-то космическое. Заглядывая в глубину лазурной, холодной, обжигающей небесной линзы, он думал, что где-то южнее, уже разлилась вечерняя заря, и ветер красит багряным небосвод. Он увидел трепетанье тонкой линии остывающего горизонта, и силуэты розовых сиреневых кустов над спящей водой. А утром мириады мелких капель и нежный голубой колокольчик, дрожащий в серых сетях рассвета. На секунду его взор с изумлением замер перед благородной красотою верхушек гор. Потом он слышал шепот рек и шуршание листьев, и скользящих ручейков.
И он знал и понимал, как торжественно и безмерно величие севера и нет дороже той высшей, сказочной красоты.
Как мелко он думал о женщине и как глупы были его фантазии. Целомудренная северная природа , в которую он был искренне влюблен, подвигала его мысли на невиданную высоту. Он больше не сердился и не ворчал как шаман над кипящей в котелке водой.

[ Читать далее... → ]

Времена года здесь большая роскошь. "С утра была весна - к обеду осень на излете." Была весна, а лето не настало. Солнце засело где-то на сопках и принюхивается  до запаха оттаявшего оленьего ягеля, словно пассажир проездом.  Дождется ближайшего вездехода и  е..прет в направлении Магадана, а оттуда в Майами самолетом. В мать всех русских городов  -  Сочи  - лечить последствия соляных обморожений.  Мать ее.. 
 

А задумаешься - шляется ведь по Европе,  являясь матерью восьмерых детей: четырех  эпилептиков и трех  наркоматиков, одна земля нормальная. Вот и жди когда предьявит лето -  может наступить, а может и не наступить. Пускай ее крокодил задерет, после отпусков. То-ка после отпусков. А кто забудет про отпуск? Только после отпусков, разумеется.

О, то была интересная история. Обстоятельства очень непростые, как много хорошего люди умеют запомнить от природы. Жизнь была прекрасна..

Когда она переспала и с болотным хрычем наш герой понял, что пора бы и расстаться, и прекратил высылать деньги. Он, наверное, себе сказал:" Харэ, она уже второго родила, пора сосать из государства." И не смог иначе.
И вот теперь его сильно взволновало, чему давно уже запретил волноваться. "А тьфу! А иди ты ахе! Я тебя заклинаю. Отойди от меня, я тебе ногу поломаю. Мальчик - мне ничего не нужно. Хорошо, полежи - отдохни.

 

Когда  смог сделать так, что мальчик заснул, его ум заняла работа, трудовая деятельность, о которой на Большой земле намекали парторги. Когда надо взять что-нибудь надежное и крепкое, и сжимая в ладони заработать твердую зарплату. Хотя, кто ее платит? На него напала тоска по океану.
"Туда ехать надо, бросить все и на лед, размером с Африку."
Ему на ухо пришли слова и из детской жизни:" Жрать хочешь? В лес иди! Живо." И он представлял тундру своим большим и добрым лесом.
 

Это ничего, что она такая - воображение представляло  полянку за полянкой, соседей грибов, а ягоды тут слаще даже тех, которые он жадно рвал ртом с травой, когда был ребенком.
 

Иногда ему все же доводилось бывал на море-океане - ловил рыбу, но было это с лодки с мотором и у самого берега. И как можно быстро возвращался. Порой ему приходилось, дрожа всем телом бросать незатопленные сети на дне лодки, и как пригнанный в упряж олень скакать обратно, в гостинницу волоча на снегу путаные веревки. Ибо он уже почти видел холмик и табличку с неаккуратным химическим карандашом на его имени. Нелегкая его регулярно проносила.
 

А те золотые разработки, которые велись дальше, в океане, те смелые и больные на голову водители как-то не пришивались к его характеру. Он был земным человеком, в прямом смысле земным. И хотя большую половину года земля аж проседала под лютыми холодами, существовал он не бедно: платил алименты,
"алименты" платил, но совсем не чувствовал этого.
Будто на родной земле он жить бы не мог - нужда б сгнобила, а выжил там, где и в голову бы не пришло выжить русскому человеку.
 

Успех, гнилой своею сущностью благоволил ему во всем, кроме семьи и любых присущих каждому человеку семейных радостей. Думал ли он когда-нибудь о детях, не о своих детях, которых он принципиально не хотел состыковывать со своей жизнью? О его первой любви? По своему маршруту он находил множество женщин и влюблялся и просто любил, а многие из них отвечали ему горячей взаимностью именно за его "мороженные" деньги. Возвращаясь в этот город, в котором родился он оплетал знакомых и родных сетями своих потребностей пока не переводились у него все деньги. В последней-предпоследний день перед вылетом он приходил туда, вокруг чего он кружил и куролесил все это время, а она стояла ровно и смиренно. Он не давал денег, а она и не просила. А он знал, что у него больше нет, как и нет у него на острове места для двоих её мальчиков. Поначалу у него была непреодолимая потребность видеть ее глаза. Поначалу он радовался и рисовал толстой полосой страдания, в своем внутреннем пространственном воображении их очередную встречу.
Он уехал на север в те жестокие шестидесятые - полные тотальной и всеобьемлющей нищеты, и не знал, останется ли там жив. Опуская времена беспощадных, нечеловеческих испытаний, выдавшихся на его первое время на севере, заметим, что к середине второго года он увидел себя в этой жизни. Так бывает, когда человек в первом круге тяжелого жизненного оборота забывается, а потом вдруг просыпается новым, совершенно другим человеком. Как раз в это самое важное для него время ему прислали письмо из родного города. Неприятный, но довольно правдивый школьный лист. В конце письма он даже почувствовал некоторое облегчение. Ему даже понравился стиль, в котором некто-то заботливо и проработанно составил всё, и где убедительно выразился обо всех, и о тех кого он почти забыл, не оставив и процента сомнения. В тех строках говорилось о ней, о ее позабытых пристрастиях и обжигающих его привычках.
 

О, женщины, женщины, каким вы пропитанны ядом? Сколько они могут безжалостно жалить, а им бы научиться двум простым вещам: необыкновенному и порядочности. Однако, зачастую не обладая ни тем, ни другим - поступают как всегда. И знающий ее тайны "доброжелатель" расписал по теме. И благодаря этому теперь он знал, какое мучение страшней огня, и пепел дущевных мук. Он оценил в женщинах самое необыкновенное, и ко многому уже пришел сам, потому что горел. И теперь-то он знал, что с женщинами он может быть порядочным, страшно порядочным, беспощадно и непримиримо порядочным, и невыразимо дисциплинированным.

Но надо внести порядок и в дела. "Дисциплинированное" солнце, мать восьмерых детей, в этом году очень оживленно вышло на работу, что нашему герою тоже было не трудно, и даже вдали от всякой дисциплины он хватко позапроавски вносил свой вклад в их совместные летние обязанности.
С великим наслаждением он перетащил всю ту рухлядь, оставшуюся после переборки двигателей, из гаража в кузов последней мащины, проходящей его островом на Большую землю по первой, еще тоненькой волне, и заглушил лишний уже теперь дизель. Прислушиваясь к неожиданному для себя звуку тишины он был счастлив по весне, как должен быть счастлив любой человек, стоящий на пороге и чувствующий приближение волны трансформаций пробуждения. Через неделю он должен полететь по солнечному маршруту в Сочи.
- На автобазе чего говорят? - спросил он водителя. Формально он числился шофером автобазы. - Как отработали?
Водитель, коренастый парень с короткими руками и ногами двинул широким плечом под кожанной курткой.
- Ничего.
- Может рыбки?
- Нет, я везу сколько надо.
- Полегче налегай протекторами. В позапрошлом году один пару дней просидел на воде. Катер чалит - он тонуть. Капитан из рубки кричит: "готовь пять удилищ и мелкую сеть!" Баба, вся в белом, с борта орет: "нам же в загс!", а он похоже пузыри пускает..
- Я поеду? - водитель замял пальцами длинные рукава куртки. - Послушаю там, что на базе говорят.
- Ну хоть песца.
- Согласен.
- Ну вот и хорошо. Родителей не забываешь?
- Нет их уже.
- Сейчас спущусь вниз, принесу.
Он вернулся со свертком из газеты. - Я тебе тут второго приготовил. Возьми, красивый. Директору автобазы отдашь, или кого знаешь.
- Передать, что, на словах? - спросил водитель. - Время есть, я уже никуда не лечу. Работать буду - новые машины караваном идут.
-А-а.. Передай, пожалуй.. - он посожалел о том, что летний отпуск ему все же не по чину. Подожди, соображу..
- А у тебя есть еще газета? Я песцов заверну порознь, в две газеты.
- Газета есть, слущай, я сейчас прибегу. - он спустился вниз, подвигал ящики, приложил ладонь к прохладному дизелю, поворошил пачку журналов.
- Когда приходит? - прокричал он вверх, наружу.
- Так не сегодня-завтра навигация начинается, слышал?!
Держа пару газет в руке он вышел. - Нет, в первый раз слышу.
- Теперь знаешь, мать..
- А-а..
- Директор автобазы, чудно мне его имя называть, ребята говорят он очень хитрый.
- Он всегда был такой..
- А чем выше, тем больше.
- Не нам с тобой судить.
- Ребята говорили ему - за пол-года надо предупреждать, летом каждый день дорог.
Слушая его, он подумал про Сочи.
- Я девчонку нашел - легкая, вежливая - ехать боится. Попробую ее - привезу. Только трудно это будет сделать в этом году, как я не старайся.
- Не очень трудно.
- Ты меня чего, не понял? Не будет у меня свободного времени.
- А когда караван?
- Директор говорил будет сильная жара, но все равно, минимум через три недели.
- Как он там? Надо бы заглянуть.
- Хорош, по такому случаю.
- Наведаюсь-ка я к нему.
- Да он про тебя и не слыхал. К нему весной разный начальственный сброд съезжается с Магадана. Слюньки пускает. А когда уезжают - у него вид очень плохой..
- А что?
- Шкурки - любят шкурки и шампанское.
- Накрывает?
- А как же.
- Навещу. - сказал он уверенно. - Как только соберусь.
- Так ехать уже? - спросил водитель. - Или еще подождать?
- Нет, езжай.
- Так может чего передать?
- Нет, спасибо, езжай.
- Спасибо, - водитель взмахнул свертками из газеты.
- Будем.
- Минутку подожду, на всякий случай?
- Езжай.