Все игры
Войти Регистрация
Мы применяем рекомендательные технологии
О группе Участники Фото Видео Музыка Обсуждения
Обсуждения
Сортировать: по обновлениям | по дате | по рейтингу Отображать записи: Полный текст | Заголовки
Мармонтова Таисия, 17-12-2009 20:22 (ссылка)

Светлая память М. Исоматову.

Печальная весть! Вчера на 44 году  жизни ушел из жизни  один из участников  нашего  семинара М.  Исоматов. Не хочется  верить, но это правда,  вот ссылка на сообщение в  прессе http://www.asiaplus.tj/news.... Светлая   ему  память.

Рейтинг
0
3 комментария Написать комментарий
Мармонтова Таисия, 28-02-2010 21:16 (ссылка)

Конференция В ЕНУ

Information letter

The L.N. Gumilyov Eurasian National University
The Faculty of International Relations

Dear colleagues,

We warmly invite you to participate in the international scientific conference “Chairmanship of the Republic of Kazakhstan in Organization for Security and Cooperation in Europe in the context of maintenance of stability and security in the Eurasian region”, which is organized by the Faculty of International Relations of the L. N. Gumilyov Eurasian National University and will be held on 28th of April, 2010.

Working sessions of the conference will be organized in four panels:
1. Actual aspects of regional security in Central Asia;
2. Priorities of foreign policy of Kazakhstan for the position of the chairman of OSCE;
3. Perspectives of the development of humanitarian cooperation;
4. Multilingualism as a means of successful cooperation with OSCE.

Working languages of the conference – Kazakh, Russian, and English.


The texts of the conference materials are planned to be published separately therefore we ask you to send the enclosed application form for the conference and theses of the papers by 20th of March, 2010 as attached files to the following address enudir-osce2010@rambler.ru with “Conference_ OSCE” remark.
The sum of payment for article publication is 3000 tenge. Payment is made during registration of participants for the conference.
The electronic version of the theses should be sent as MS Word file, the print is Times New Roman, 14points, single spacing, the fields as following: left – 3 cm, others – 2 cm. The references for literature should be given in paper in square brackets according to the turn of using in text: [12, 32]. The maximum volume of the thesis is 4-5 pages. The information about author (full name, academic degree and status, place of work and position, post address and telephone, e-mail) should be given after the title of the thesis.
Travel and accommodation arrangements of the conference participants should be carried out by sending organizations or individually.
The Organizing committee reserves the right to reject the materials sent after deadline, and those which do not correspond to the topic and requirements of the conference.


APPLICATION FOR CONFERENCE
Surname, name, middle name _______________________________
City, country _________________________________________
Place of work/study ____________________________________
Academic degree / status _________________________________
Position_________________________
E-mail ____________________________________
Phones ____________________________________________
Title of paper ______________________________________
Panel _____________________________________



Organizing committee
of the conference: phone: (8-7172) 374779, 373543
e-mail: enudir-osce2010@rambler.ru








Информационное письмо

Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева
Факультет международных отношений

Уважаемые коллеги!

Приглашаем Вас принять участие в международной научной конференции «ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВО КАЗАХСТАНА В ОБСЕ В КОНТЕКСТЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ СТАБИЛЬНОСТИ И БЕЗОПАСНОСТИ В ЕВРАЗИЙСКОМ РЕГИОНЕ», которая будет проводиться Факультетом международных отношений ЕНУ им. Л.Н. Гумилева, 28 апреля 2010 г.

Работа конференции будет проходить в 4 секциях:
1. АКТУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
2. ПРИОРИТЕТЫ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ КАЗАХСТАНА НА ПОСТУ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ОБСЕ
3. ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ГУМАНИТАРНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА
4. ПОЛИЛИНГВАЛЬНОСТЬ КАК ИНСТРУМЕНТ УСПЕШНОГО СОТРУДНИЧЕСТВА С ОБСЕ

Рабочие языки конференции – казахский, русский и английский.
По итогам конференции будет издан сборник научных статей. Для публикации материалов конференции просим до 20 марта 2010 года направить заявку на участие по прилагаемой форме и тезисы докладов в виде прикрепленных файлов по электронному адресу enudir-osce2010@rambler.ru с пометкой «Конференция_ОБСЕ».
Сумма оплаты за публикацию статьи составляет 3000 тенге. Оплата производится во время регистрации участников конференции.
Электронная версия статей представляется в текстовом редакторе Word, шрифт Times New Roman, кегль 14, одинарный интервал, поля: слева – 3 см, остальные - 2 см. Сноски даются внутри статьи в квадратных скобках соответственно порядку упоминания в тексте: [12, 32]. Объем статьи – 4-5 страниц. Название статьи печатается по центру прописными буквами (жирным шрифтом). После названия статьи необходимо поместить информацию об авторе (ФИО полностью, ученая степень и звание, место работы и должность).
Оплата проезда и пребывание в г. Астане участников конференции за счет командирующих организаций.
Оргкомитет оставляет за собой право отклонить материалы, поступившие позднее указанного срока, не удовлетворяющие требованиям оформления и не соответствующие тематике конференции.


ЗАЯВКА УЧАСТНИКА
Фамилия, имя, отчество________________________________
Город, страна _________________________________________
Место работы, учебы ____________________________________
Ученая степень / звание _________________________________
Должность, академический статус_________________________
Электронная почта ____________________________________
Телефоны ____________________________________________
Название доклада ______________________________________
Секция _____________________________________



Оргкомитет конференции: контактный телефон: (8-7172) 374779, 373543
e-mail: enudir-osce2010@rambler.ru






























Ақпараттық хат

Л.Н. Гумилев атындағы Еуразия ұлттық университеті
Халықаралық қатынастар кафедрасы

Құрметті әріптестер!

Сіздерді 2010 жылғы 28 сәуірде Л.Н. Гумилев атындағы ЕҰУ халықаралық қатынастар кафедрасының ұйымдастыруымен өтетін «Еуразиялық аймақта тұрақтылық пен қауіпсіздікті қамтамасыз ету тұрғысында Қазақстанның ЕҚЫҰ-на төрағалық етуі» атты халықаралық ғылыми конференцияға қатысуға шақырамыз.

Конференция жұмысы 4 секцияда бойынша жүргізіледі:
1. Орталық Азияда аймақтық қауіпсіздіктің өзекті мәселелері
2. ЕҚЫҰ төрағасы ретінде Қазақстанның сыртқы саясатының басым бағыттары
3. Гуманитарлық ынтымақтастықты дамыту мүмкіндіктері
4. Көптілділік – ЕҚЫҰ-мен жемісті ынтымақтастықтың құралы ретінде

Конференция қазақ, орыс және ағылшын тілдерінде жұмыс жасайды.
Конференцияның қорытындысы бойынша ғылыми мақалалар жинағы жарық көреді. Конференция материалдарын жариялау үшін 2010 жылғы 20 наурызға дейін қатысу жөнінде арнайы үлгідегі өтінімді және баяндама тезистерін бекітілген файлдар түрінде enudir-osce@rambler.ru электрондық мекен-жайына «Конференция_ОБСЕ» деген белгімен жіберуіңізді өтінеміз.
Мақаланы жариялау ақысы 3000 теңгені құрайды. Төлем конференцияға қатысушыларды тіркеу кезінде жасалады.
Мақалалардың электрондық нұсқасы Word мәтіндік редакторында, Times New Roman шрифтімен, 14 кегльмен, бірлік интервалмен, жиектері: сол жақта – 3см, қалғандары – 2см болуы тиіс. Сілтемелер мақаланың ішінде тік жақшамен айтылу тәртібіне сәйкес келтіріледі [12, 32]. Мақаланың көлемі – 4-5 бет. Мақаланың атауы парақтың ортасында үлкен әріптермен (қою шрифтімен) жазылады. Мақаланың атауынан кейін автор туралы мәліметтер (аты-жөні толығымен, ғылыми дәрежесі мен атағы, жұмыс орны мен лауазымы) жазылуы қажет.
Конференцияға қатысушылардың жолақысы мен Астана қаласында тұруы іс-сапарға жіберетін мекемелердің есебінен қаржыландырылады.
Ұйымдастыру комитеті белгіленген уақыттан кеш түскен, рәсімдеу талаптары дұрыс орындалмаған және конференция тақырыбына сай келмейтін материалдарды қабылдамауға құқылы.




Қатысушының өтінімі

Аты-жөні _____________________________________________
Қала, мемлекет _________________________________________
Жұмыс, оқу орны _______________________________________
Ғылыми дәрежесі, атағы _________________________________
Лауазымы, академиялық дәрежесі __________________________
Электрондық поштасы ___________________________________
Телефоны _______________________________________________
Баяндама атауы __________________________________________
Секциясы _______________________________________________


Конференцияны ұйымдастыру комитеті:
байланыс телефоны: (8-7172) 374779, 373543
e-mail: enudir-osce@rambler.ru





























Рейтинг
0
0 комментариев Написать комментарий
Аblet Kamalov, 18-12-2009 16:06 (ссылка)

Без заголовка

Дорогие коллеги,

Мы все с большим прискорбием узнали о кончине нашего коллеги и друга
Маруфа Исоматова. Очень трудно принять эту потерю. Маруф в последнее
время был занят подготовкой к защите докторской диссертации, и все мы
радовались успехам нашего друга и с нетерпением ждали известий о его
защите, однако судьба распорядилась по-другому...


Маруф был и остается в нашей памяти как близкий и дорогой нам человек.
Он сочетал в себе скромность и профессионализм, глубокие знания и
прекрасные человеческие качества. Образ Маруфа Исоматова, прекрасного
сына таджикского народа, который он воспевал в стихах и песнях,
прославлял в своих научных трудах и просвящению и образованию которого
посвятил свою жизнь и деятельность, навсегда останется в памяти у всех,
кто его знал! Мы будем помнить его как замечательного Ученого, как
Учителя, как Друга.


Мы приносим глубокие соболезнования всем родным и близким Маруфа.


Памяти Маруфа будет посвящена наша заключительная конференция в рамках
проекта "Национальные историографии в пост-советской историографии"
весной 2010 г.  


Аблет Камалов




Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

СКУЧНО, ДЕВУШКИ.

Что вы такие пассивные? Анекдот, что-ли, рассказали бы. Где Ерлан?

Рейтинг
0
2 комментария
Пользователь удален

Revived and Invented Traditions

DEMOCRATIC PROCESSES IN CENTRAL ASIA:

INDO-KAZAKH PERSPECTIVES

ISBN: 978-81-7305-371-9

© 2009, The India-Central Asia Foundation

Published in 2009 by:

ТНЕINDIA-CENTRAL ASIA FOUNDATION

С9/9872, Vasant Kunj, New Delhi-110 070

AL-FARABIKAZAKH NATIONAL UNIVERSITY

Almaty

INDIAN COUNCIL OF WORLD AFFAIRS

Sapru House, Barakhamba Road, New Delhi

and

ARYAN BOOKS INTERNATIONAL

Pooja Apartments, 4В, Ansari Road, New Delhi - 110 002 (India)

Tel.: 23287589, 23255799; Fax: 91-11-23270385

Е-mail: aryanbooks@vsnl.corn, aryanbooks@gmail.com

Computer Typeset and Printed in India at

ABI Prints & Publishing Со., New Delhi

 

 

Revived and Invented Traditions in the

Political Systems of Central Asian States

 

А.А. Galiev

 

The word 'tradition' by itself implies some sort of continuity.

However, some constructivists believe that even tradition can be

Invented (1) The invention of tradition may have the same purpose

as turning history into mythology, i.e. mythification of history.

This is not accidental.

Both history and invented tradition are, two sides of the same,

coin. Mythification of history as а'word' is an attempt to legitimize

the present and prepare аbase bуgoing back to one' s past. On the

other hand, invented tradition is an action, аritual that illustrates

the myth as а'word'.

Tradition can be invented as well revived. In practice, however,

not all traditions get revived because different models are applied

in the formation of аstate. Some ready-made models may not

always serve the interests of those who may be involved in the

formation of аState. That is why elements from different models

are amalgamated. Thus, while the political systems of the states

of Central Asia are based on Western models, different traditional

institutions have also been revived and installed within their

political systems. These revived traditional institutions along with

mythification of history serve as archetypes, which have been in

existence from the very beginning. This provide аsort of legitimacy

to the State.

This article is an attempt to explore the traditional institutions

of Central Asia and show their role in present-day politics.

p.50

 

KAZAKHSTAN

Council оf Аksakals (Elders):Аrevival of Council of Elders is taking

place in almost all regions of Kazakhstan. Such councils exist

within the administration (Akims) at various levels. These are

social organizations having аmulti-ethnic composition. They are

consultative, though in some cases the decisions of Aksakals are

given due attention. At the time of disturbances in Novy Uzеn, the

Council played аpositive role in easing tensions.

   Court of Biis: This institution has existed in the steppes for а

long time and has been guided by the norms of traditional law,

the "Zheti Zhargy" Code. It played an important role in the life

of the Kazakh Khanate. Its role was somewhat belittled by the Tsar

Administration though it was not altogether abolished. Presently,

the Courts of Biis are being revived and in many districts of

Kazakhstansuch Courts have already been set up.

      The Zhuzs: For Kazakhstan the problem of Zhuzs is one of

tribalism. It manifests itself in the form of strengthening on the

position of one' s tribe (Zhuz).

The present economic condition of Kazakhstan has also

contributed to the revival of tribalism which is more acutely seen

among the rural population Young Kazakhs are migrating to

cities in large numbers where they face аnumber of problems—

lack of good command over Russian language, lack of education

and bad living conditions. Unfamiliar living conditions lead them

to group up with their own people, one' s own tribe or ethnic

group where they find some support. Sociologists have noted that

marginalized people tend to adhere to traditions (2).

In Kazakhstan, tribalism is continuously encouraged by

organizing various jubilees of heroes of bygone days. The overt

purpose is to strengthen Kazakh self-consciousness; but they are

aimed at strengthening the latent ambitions of some leaders of the

Zhuzs. Thus, the year 1995 was marked by the celebration of the

Jubilee of Abai; and, in 1996 the Jubilee of Jambul was celebrated.

Many Kazakhstanis considered these celebrations as аcompetition

between the Senior and Middle-level Zhuzs. This is not too far

from being true because the celebration of jubilees has become а

sort of ritual feasts to serve establish traditional social relations (3).

Some analysts believe that the main purpose of shifting the

capital of Kazakhstan was "to widen the territory of settlement of

p.51

 

the Senior Zhuzs that would weaken the influence of Middle-level

Zhuzs in their original homeland" (4). It must be mentioned that in

multi-ethnic Kazakhstan, Kazakh tribalism is nо mоrе an internal

matter. Many ethnic groups of Kazakhstan, thanks to kinship,

territorial and other relations with the original ethnos, consider

themselves as part of some clan. According to А. Kurtov, the

Russian-speaking population of Kazakhstan is against the elites

of the Senior Zhuzs (5).

 

Тhe Khan Rule

The Kazakh Khans were one of the branches of the dynasty of

Chingiz Khan. For а very long time the ideology of Chingiz Khan

and а sort of "Chingizism' was prevalent in territories conquered

by the Mongols which included Russia as well (6).' The basic idea

of Chingizism was that only а descendent of the 'Golden Horde'

of Chingiz Khan could become the legitimate ruler of the conquered

territory. The Khanate was abolished in the 19th century when

Kazakhstanbecame а part of Russia. Attempts were made to

revive the Khanate during nation-freedom uprisings. The proposal

to revive the Khanate саmе from Rahat Aliev who happened to be

the son-in-law of the President of Kazakhstan (7).' Even he made an '

appeal in the nаmе of past traditions, it was quite clear that

lineage to become а Monarch is not enough.

 

Тhe Cossacks

The Cossacks (sometimes spelt as Kazak as distinct from Kazakh)

have several links with the Kazakh people. Presently, we are mоrе

concerned with 'Kazakness', the feeling of being а Kazak. The

Kazakhs as well the Cossacks have the same origin. The idea of

Kazkness has existed in the steppes of Eurasia since long and it

is connected with shifting from one class to another. Traditionally,

those people who ran away from the Uzbek Khanate were called

as Cossacks (Kazakhs) and they were divided into squadrons of

Cossaks (Zhuzs). The same nаmе, Cossack (Kazak), was also given

to Ukrainian and Polish peasants who ran away from their

landlords in the fifteenth century.

Some other Turkic terms were also used in the sense of

Kazakness: Ataman., Koshevoi, Jigitovka. Later, the Cossacks were

crushed, and they became faithful defenders of an autocracy which

they were opposing earlier. The government put mоrе and mоrе of

these Cossacks on the borders of the empire to capture new territories

and to expande 'Kazakness' as well. For example, on 10 April 1789,

 а large number of Bashkirs were included among the

Cossacks. Almost the entire Kalmyk people were also turned in'

Cossacks. As the Empire moved further South and East, the Buryts,

Ossetinians and Yakuts сате to be included amongst the Cossacks.

The 'Cossacks' is very much diversified in terms of rасе as well

as religion: racially they are Europoids and Mongoloids; and their

religions are Orthodox Slav, Lamaism, Buddhism and Islam. Thus,

'Kazakness' (the Cossacks) is not an ethnos as such. It is an

institution that was turned into а military-feudal group by the

Tsars.

Kazakhness as the index of а separate group was disbanded

after the October Revolution. It re-emerged, when on 26 April 1991

the RSFSR passed the Act on "Rehabilitation of repressed Peoples"

which, mentioned the Cossacks. Afterwards some other acts

concerning the Cossacks were also passed. All these acts

encouraged revival of the Kazak movement in Kazakhstan. In

Kazakhstan, unlike Russia, the Kazaks are considered not as an

ethnic group but а martial rасе under thе laws of another country.

There emerged an inevitable conflict between the State and the

Kazak people.

Mashrapas and Mohallas:

The Uighurs of Kazakhstan live mainly

in Semireche. They migrated from China in 1871. Their compact

dwellings are organized around Mohallas. Every Mohalla has а

chief called Jigit-Bishi. The inhabitants of every Mohalla help each

other not only in difficulties but also during any socially significant

activity. For this purpose, they have set up а Fund. Besides, the

Uighurs have one more traditional institution called Маshraр which

is а remnant of the old "Male House". In the early 1920s, it was

banned by the Bolsheviks because it was competing with Party

organizations. Now it has also been revived. Presently, it is banned

in China.

Political Symbols:

National state symbols and ideals are an

inseparable part of formation and fixation of identity of any nation

and State as а socio-cultural and political community. People

create and revere their national and state symbols. Various flags,

banners, seals attributes of self-identification and other form а

p.53

 

significant part of these symbols (8).' The emergence and revival of

statehood in Kazakhstan is also seen in national state symbols.

The blue colour of the national flag Kazakhstan is, а reflection of

ancient Turkish genealogical legends which relate the origin of

Turks to the celestial sphere (9).

The State symbols of Kazakhstan, have similarity with the

emblem of the Kazakh Soviet Socialist Republic. This coincidence

mау be taken to be а link between modern Kazakhstan and its

predecessor. In fact, almost all the former Soviet Republics have

used Soviet State symbols in one way or the other; the Belarus

Republic has even revived them completely. However, in the State

Emblem of Kazakhstan all the Soviet elements have been discarded

in favour of ancient symbols. Shanyrak, according to archaeologist

Е.Е. Kuzmina and linguist V.А. Livshits, has its origin in the Indo-

Iranian dwelling Angarak 'circle' (the circle of the sky) (10).The ears

of wheat depicted in the emblem of the Kazakh SSR have been

replaced by winged horses in the emblem of the Republic of

Kazakhstan. These winged horses belong to the Sakas of the Issyk

Kurganregion.

One of the political symbols of independent Kazakhstan is the

Alash Khan. Apart from being а holy name for the Kazakh people

it is also а self-designation. There is another aspect attached tо '

this name; it served as the symbol of independence, during their

history. It has played this role on а number of occasions, first

during the time of revolutionary upheavals in Russia and USSR

in the beginning and end of the 20th century when political

parties and movements came into being and used the name, of this

mythical progenitor of Kazakhs. The name Alash was used as а

war-cry and helped unite the forces of three Zhuzs.

As far as Christian Orthodox is concerned, its followers have

increased significantly. The Orthodox Church has launched а

campaign for а climate of spiritual harmony.

 

KYRGYZSTAN

In the spring of 1989, the Kyrgyz national movement started to

grow very fast. Problems of housing forced the Kyrgyz youth to

symbolically occupy lands and construct houses in the occupied

plots. They set up an organization called Аshar (11),  which has played

an important role in the formation of multi-party system in

Kyrgyzstan. In 1990, Ashar along

with the Asab and Atuulduk Demilge (Peoples Initiative) formed

the core of the movement called

the Democratic Movement of Kyrgyzstan which spread all over

the country(12).

The Clan System:

In Kyrgyzstan clan-tribal relations have always

been very strong. For centuries, Kyrgyz society has existed as а

confederation of several tribes divided into two major groups

which are broadly known as the Southern and Northern Clans.

During the Soviet period, these two groups worked as rivals in

order to grab important posts in the Commutust Party and the

Government of Kirgiziya, as Kyrgyzstan was known then. The

political balance that was maintained for twenty-four years by the

First Secretary of the Communist Party of Kirgiziya Т. Usubaliev

(1961-1985) who had а very long political career. This was

disturbed in 1985. After the resignation of Usubaliev in October

1985, А. Masaliev саmе to power. While Usubaliev represented

the Northern Clan, Masaliev represented the Southern Clan.

However, the political situation in the country did not change

much (13).

 The Northern Clans were urbanized, Russified and less

dependent on religious traditions. The Southern tribes mostly

represented agrarian regions which historically fell within the

sphere of Uzbek influence (14).

After suppressing the August 1985 putsch, President Akaev

strongly established himself and took measures which proved

that he understands the role of traditional-political structures. It

is worth mentioning that Akaev proposed to give official status to

Aksakals, the traditional heads of Ails (villages). They were to be

paid salaries from the state exchequer.

In modern Kyrgyz politics, representatives of the old aristocratic

Manap groups have started playing an important role. It is also

worth mentioning that, when in 1991 Akaev was given the symbolic

title of "Supreme Khan of Kyrgyz people", it helped in stabilizing

his rule after the August putsch (15).It is to be noted that, unlike

Manap Rule, the Rule of Khans is not traditional in Kyrgyzstan.

The Court of Biis:

In several regions of Kyrgyzstan, the courts

of Biis and Akskals are being revived. А large range of issues falls

within their competence. The Government has given due

recognition to them (16).

Political Symbols:

Economically, Kyrgyzstan is one of the poorest

countries of the world. But public dissatisfaction is partly

p.55

 

neutralized by referring to the glorious past. While referring to its

ancient history, the term "The Great Kyrgyz Power" is used. Huge

sums have been allocated to celebrate the Millennium of the Kyrgyz

Epic Manas and the Third Millennium of Osh city.

 

UZBEKISTAN

Mohalla and Gap:

The Mohalla (neighbourhood community) as а

form of organization of social life of а locality has been in existence

since ancient times in Uzbekistan. It united many types of people

irrespective of their social or ethnic background.

The Soviet union considered Mohalla as а remnant of the past.

However, the Mohalla turned out to be very vital and the Soviet

rulers decided to use it for their own interests. Activities of the

Mohalla committees were also well-defined.

After independence the Mohalla are being revived as а

democratic organ in self-rule. They have got official status as one

of the important links of the State are covered in the Resolution on

"Mohalla Committees in Cities, Settlements and Kishlaks of

Uzbekistan" (17).

Thereafter, new tasks for the leadership of the Mohallas was

created. The Mohalla is headed by а Committee that is elected in

the General Body meeting of representatives of the majority of

houses. The Committee elects а Chairperson from amongst its

members. The Chairperson of а Mohalla Committee is known as

the Akskal while his Deputy is called as Muovin; and, the Secretary

is called Kotib. The Mohalla Committee also includes advisors who

are elected from amongst elderly male persons having experience

of organizational work. Separate Sub-Committees are formed for

various activities like Welfare Sub-Committee, Sub-Committee of

Ceremonies, Women' s Welfare Sub-Committee, Youth Welfare Sub-

Committee, War-Veterans and Labour Welfare Sub-Committee,

Social Order Sub-Committee, Residence Maintenance Fund Sub-

Committee and Finance Sub-Committee. There is also а Women' s

Council and а Community Court. In order to make the Chairperson

and Secretary of the Mohallas more active and for support, the

President of Uzbekistan on 23 April 1998 issued the Decree on

"Support to Self-Rule Organs of Citizens". The salaries of the

Chairperson and Secretary have been raised; Chairpersons have

been allowed to receive full pension, wherever permitted.

p.56

 

Mohalla is the regulator of social and personal life in its territory.

Traditionally, one main activity of the Mohalla Committees and

Sub-Committees is organization of social activities. The residents

organize Hashar (voluntary labour) every year from time to time.

The Uzbeks have the Сар, Gashtak, Tukma and Ziofat which are

like the Mashraps of Uighurs. Most of the Gaps are unified

communities with their own traditions. Members of each Gap help

each other in daily life, take active part in preparations for marriage

and extend help whenever needed. In Gaps, the main role is played

by the mothеr-in-law or some other aged lady (18).

Political Symbols:

The formation of modern Uzbek nation proves

the ideas of constructivists. А. Ilkhamov  writes: "It would be naive

to assume the formation of Uzbek nation as 'an objective', natural-

historical process. In fact, the process of formation of the modern

Uzbek identity should be examined, in the formation of Uzbek SSR

and be considered а result of а combination of the efforts of the

ruling and cultural elites." (19).In view of the fact that modern Uzbeks

combine in themselves various groups of Turkic and Iranian origin,

it required great efforts to establish the antiquity of the ethnos.

Amir Timur was selected as the great ancestor of Uzbeks. "The

memory of Amir Timur has great significance for establishing а

legitimate democratic State which could occupy its rightful place

in the world community and for realization of the idea of

Uzbekistan— а country with great future". This is what is said in

school text books (20).

То honour Amir Timur various localities have been named

after him, monuments constructed and museums of Timur set up.

The blue stripe in the flag of Uzbekistan, it seems, is meant to

honour the memory of the flag of Amir Timur. (21). The national

currency of Uzbekistan — Sum — also depicts the picture of Amir

Timur.

 

TAJIKISTAN

Tajiks are the only Iranian-speaking people of Central Asia. Their

traditional institutions are connected with agriculture and they

are, in many respects, similar to the institutions of Uighurs and

Uzbeks. The Tajiks have а community of seniors called Mashvarat

which has neighbours as members. They have also got а Council

of male members called Jamomad. There is а patrilineal clan group

p.57

 

called Avlod (22).

 Avlod brought under itself several generations of

male relatives. It had а common household set-up and was the

real owner of land. The formation of armed detachments of the

Government and United Tajik Opposition took place on the basis

of Avlods. The war became mоrе fierce because of the revived spirit

of 'blood for blood'.(23).

CLANS

In Tajikistan, the division of  clans has gone through several stages.

First of all, it can be traced along the Northern line (roughly,

Leninabad Region with а largely urban population) and the

Southern agricultural region. The Leninabad group (Khujand clan)

is traditionally one of the most powerful groups. During the Soviet

period these people occupied key positions in the Communist

Party as well as the Government. This trend has partly continued

in the post-Soviet period too. For example, the former President of

Tajikistan, R. Nabiev belonged to the Khujand clan. The Kulyab

group, in contrast to the 'elite' North, represents the interests of

the inhabitants of agricultural regions. When their representative

E. Rahmonov came to power, key роsitions in  Government, earlier

occupied by Leninabadis were gradually taken over by the Kulyab

group. The position of the Hissar community is somewhere

midway between Leninabad and Kulyab, geographically as well

as politically. The Gamar (Karategin) group has concentrated its

interests around trade. They have provided the base for formation

of the Islamic Revival Party and the extremist groups of militants

— the Wahhabis. The positions of Pamirians (Badakhshan Group)

is somewhat peculiar. They speak East Iranian languages and are

mostly Shias while most of the Tajiks are Sunnis. (24)

 

Роlitical Symbols

Tajiks consider themselves as one of the most ancient peoples of

the world. The State emphasizes its continuity with early medieval

states, primarily with the rule of the Samanids who had their

capital in Bukhara. In 1999 the 1100th Anniversary of the Samanid

State was celebrated in Tajikistan. The пате of Shah Ismoil Somoni

who was а patron of science and arts is greatly revered in

Tajikistan. The highest mountain peak of Tajikistan has bееn

p.58

 

named after him (it was earlier known as Peak of Communism) (25)

The national currency of Tajikistan is also called Somoni.

The crown is а very important state symbol of Tajikistan which

is not accidental. Folk etymology relates the ethnonym  Tajik with

the root taj meaning 'crown'.

 

TURKMENISTAN

COUNCIL OF ELDERS

In the beginning of the 1990s Turkmenbashi started annual

meetings with Yashulylar Maslahaty (Council of Elders). This organ

did not have any legal authority. Very soon these annual meetings

 were turned into Khalk Maslahaty (Peoples Council) and the Council

of Elders became just а part of "All Turkmen Conference". In 1992

when President Saparmurat Niyazov came out victorious in the

General Elections, he took oath in the first Session of Khalk

Maslahaty. Gradually, Khalk Maslahaty (Peoples Council) got morе

rights. Khalk Maslahaty was vested with maximum rights and

powers after the attempt on the life of Niyazov in November 2002.

After that incident, Turkmenbashi handed over all matters related

to Presidential elections to Khalk Maslahaty. The main role given

by its creator to Khalk Maslahaty was to maintain the existing

political regime and preserve the socio-political system created by

Turkmenbashi. According to observers, adoption of а new

Constitution of Turkmenistan and abolition of Khalk Maslahaty

 will be а very important step in reforming the state system and

bring it closer to international practice.(26).

 

CLANS

In Turkmenistan, there are 9 (according to some other data, 14)

tribes and more than 5000 small communities or groups. Amongst

them the most influential are Tekins who gave support to the

regime  of Niyazov. After Niyazov assumed power, the Tekins

came to occupy most of the important posts in the Government (27).

Dominance of Tekins has continued even after the death of Niyazov

in December 2006. С. Berdymuhammedov who was elected

President after the death of Niyazov is also а Tekin. According to

the Internet publication "Khronika Turkmenistana", Tekins are

occupying 75% of the highest posts in Government (28).

59

 

It needs to bе added that а touch of traditionalism is being

given to new political institutions in Central Asia. For instance,

the heads of administration are being designated as Akim, Hakim,

Rais,etc. For the administrative-units also, traditional names-

Vilayat, Etrap— are being used.

This article proves that traditional systems, though they are

remnant of the past erstwhile era, continue to play а strong role

in the countries of Central Asia.

 

NOTES AND REFERENCES

 

1. The invention of Tradition/ Eds Hobsbawm Е, Ranger Т. Cambridge,

1993, р. 320.

2. Osipova О. Amerikanskaya sotsiologiya о traditsiyakh v stranakh

Vostoka. М., 1985. рр. 39-40.

3. Arutyunov S.А. Vvedenie/ Etnografiya pitaniya narodov stran

zarubezhnoi Azii. М., 1981. р. 3.

4. Masanov N. Kazakhskaya politicheskaya i intellektualnaya elita:

klanovaya prinadlezhnost i vnutrietnicheskoe sopernichestvo //

Vesnik Evrazii. 1996. No. 2.

5. Kurtov А. Politicheskaya elita Kazakhstana. М. 1994. р. 5.

6. For details see Yudin V.P. Ordy: Belaya, Sinyaya, Seraya, Zolotaya+/

/Kazakhstan, Srednyaya i Tsentralnaya Алуа v XVI-XVIH vv. Aldia-

Ata, Nauka. рр. 106-164.

7. Aliev R. Respublikostan ili Kazakhskii Sultanat. Kakoi vybor ту

sdelaem? // Karavan. 2006, 1 September, 35 (851).

8. Gaziev К.S. Politicheskay. nauka. М., 1994. рр. 341-342.

9. Zuev Yu.А. Drevnetyurkskie genealogicheskie predaniya kak

istochnik po rannei istorii tyurkov. Summary of Ph.D. Thesis on

History. Alma-Ata, 1967. р. 14.

10. See Akishev А.К. Put k zemle giperboreev // Iran-пате. 2007, 1.

р. 23.

11. "Ashar" is а traditional institution of mutual help in Central Asia.

12. Koichumanova Ch U. Stanovlenie politicheskoi sistemy suverennogo

Kygyzstana. Bishkek. 2004. рр. 67-68.

13. Abazov R. Politicheskie preobrazovaniya v Kyrgyzstane i

evolyutsiya prezidentskoi sistemy / /www.ca-c/ org /journal / cfc-0

1999/ st-06 abazov.shtml

14. Khanin V. Kyrgyzstan: etnicheskii plyuralizm i politicheskie

konflikty / / www.са-с/оrg/) journal/с1с-09-2000/18.khanin. shtml

15. Khanin V. Kyrgyzstan: etnicheskii plyuralizm i politicheskie

konflikty/ /www.са-с/ оrg/) journal/ с1с-09-2000/18khanin. shtml 16.

Sud akskalov v Kirgizii //Nezavisimaya gazeta. 1996. 30 January.

17. Polozhenie "О mahallinskikh' (kvartalnykh) komitetakh v gorodakh,

poselkakh i kishlakakh respubliki Uzbekistan". Tashkent, 1993.

18. Arifkhanova Z. Traditsionnie soobshchestva v sovremennom

Uzbekistane / /www.са-с/org/journal/сас10-.... shtml

19. Ilkhamov А. Formirovanie sovremennoi uzbekskoi identichnosti /

Etnicheskii atlas Uzbekistana. Institut "Otkrytoe obshchestvo" — Fond

Sodeistviya — Uzbekistan. 2000. р. 288.

20. Istoriya Uzbekistana. Period natsionalnoi nezavisimosti. Uchebnik

dlya uchashchikhsya 11 klassov obshcheobrazovatelnykh shkol.

Tashkent. 2002. р. 166.

21. Ор. cit.

22. Obshchestvo i kultura Tajikistana. / /countries/ topics/1/10/76 htm.

23. Shustov А. Tsentralnaya Aziya: renessans traditsionnykh institutov

// www.fond k.ru / articles. Php?id=1355

24. Kradin N.N. Elementy traditsionnoi vlasti v postsovetskoi

politicheskoi kulture: antropologicheski podkhod / / www.tazar.ke/

news.php?i=187

25. Obshchestvo i kultura Tajikistana // countries/ topics/1/10/76 htm.

26. Narodny Sovet Turkmenistana primet novuyu redaktsiyu konstitutsii

strany// RIA Novosti. 26/09/2008

27. Kadyrov Sh.Kh. Turkmenistan: institut prezidentstva v klanovom

postkolonialnom obshchestve// Vestnik Evrazii. 2001. 2. рр. 5-32.

28. Shustov А. Tsentralnaya Аziуа: renessans traditsionnykh institutov

// www.fondsk.ru / articles. Php?id=1355

 

 

 

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Письменность и миф

Иран-наме, 2004, №4 сс.105-114

 

Галиев А.А.

 

ИСТОРИЯ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ:

ПИСЬМЕННОСТЬ И МИФ

 

 
     Письменность всегда рассматривалась как символ культуры. Недаром, в 1854 г. Дэниел Уилсон для обозначения бесписьменного периода человеческой истории предложил термин «доистория». Тем самым, само понятие истории было напрямую связано с наличием письма. Иначе говоря,  письмо ассоциировалось с понятием «наличие истории».  Соответственно, - отсутствие письма, и наличие вместо него мифа, подразумевало отсутствие и истории.
      Высокий семиотический статус письменности сопряжен таким образом с понятием «высокая культура». Отсюда стремление показать, что в прошлом того или иного этноса, была древняя письменная традиция. Но так как нередко ее трудно предъявить,  возникает  миф о «Съеденном знании». Этот миф (в обобщенном виде) повествует о том, что записанные, на каком либо органическом носителе (бумага, кора) знания какого-либо этноса, были съедены неразумным животным, и этнос утерял свою древнюю культуру. Конечно, реально письменность не может быть утеряна.  Так, тюркские народы, всего за полтора тысячелетия, сменили несколько видов письма.  Древнетюркскую руническую письменность сменила арабская, ее – латиница, на смену латинице пришла кириллица. Сейчас многие тюркоязычные народы снова переходят к латинице. Каждый раз смена письма связана с новым историческим этапом развития – сменой религии, строительством социализма, возрождение государственности. Но при этом, утери письма не происходило. Связано это с тем, что письмо выполняет определенные функции в обществе.  
      Необходимость в  письменности связывается с существованием государства, поскольку она возникает для нужд делопроизводства – учета, записи налогов, движения товаров, ведения дипломатической переписки и т.д.
     Письменность в свою очередь способствует формированию единого литературного языка и как следствие – формированию нации-государства. Этнос (этническая группа), чей язык (диалект) ложился в основу литературного языка (и тем самым общегосударственного) фактически являлся основой для формирования нации- государства. Этот этнос получал возможность сделать свою письменную версию истории официальной. «История почти всегда пишется победителями и завоевателями и отражает их точку зрения, или, по крайней мере, версии победителей отдается предпочтение, и она берет верх». (Джавахарлал Неру.  Открытие Индии).  В свою очередь побежденные этносы (группы), создавали свои версии истории, которые зачастую существовали в форме устных преданий, либо тиражировались в ограниченном количестве. Нередко в этой ситуации миф о «съеденном знании» получает второе рождение. Он существует в форме преданий о книгах, спрятанных от адептов правящего режима. Естественно, что в этих книгах «записана самая, что ни на есть правдивая история». Множество таких преданий связано с периодом революции, Гражданской войны, раскулачивания, коллективизации.
     Сопряженность письменности с понятием государства можно проиллюстрировать историей о «Москве – третьем Риме».
       В 1453 г. Византия быта захвачена тюрками, ко всеобщему переживанию христианских государств.  Москва, столкнулась со следующей очевидностью: отныне она была единственной хранительницей истинной православной веры, падение Византии свидетельствовало об испорченности греков, усугублявшейся попытками унии с греховным Римом; священная столица перемешалась из Константинополя в Москву единственно в силу обстоятельств, и митрополиты подчинялись только своим князьям, наделенным вскоре по примеру византийских императоров почти божественной властью в
соответствии со старым изречением Юстиниана: "Император подобен всем людям, но власть его подобна господней" .
      В 1472 г. Иван Ш сочелся браком с греческой принцессой Зоей Палеолог и этим самым сделал-де первый, хотя и окольный, шаг к наследованию Византийской империи. В дальнейшем появятся во все большем числе символы, легенды и фальшивки, чтобы засвидетельствовать законность наследования, объявить о том, что слава будущих времен ничем не уступит славе прошедшего и чтобы, наконец, изгладить из памяти, насколько это возможно, следы монгольского или азиатского прошлого.
        Прежде всего, был принят в качестве национального герба византийский двуглавый орел. За этим последовала "византизация династических регалий, переданных монгольскими царями своим верным московским вассалам (в частности, знаменитой короны, называемой "шапкой Мономаха"). За этим последовало создание популярной легенды о белой тиаре", согласно которой легендарная Тиара папы Сильвестрия, обратившего императора Константина, перешла в Византию и оттуда в Новгород и Москву. К такого рода фактам относится "Легенда о Вавилонском царстве», в котором была представлена имперская генеалогия, присоединяющая Москву через Византию к древнему Вавилону. Вместе с тем эта идея не получила-де той народной поддержки, которую такого рода притязания имели в новое время в Италии и Германии. Кoгда в 1547 г. Иван 1У короновался на царство, его духовник Макарий не ограничился однако, возложением на молодого князя высшего титула. Чтобы тот еще более сверкал— пишет Леон Поляков, -  Макарий составил императорскую генеалогию через Рюрика, императора Августа и различных сказочных персонажей к Энею и Ною (1).
      Но был и еще один аргумент, «позволявший»  говорить о легитимности Москвы, как наследнике Византии. Этот - Либерея, уникальная библиотека, в которой была сконцентрирована вся мудрость человечества, которая якобы была частью приданного Зои  Палеолог. Впоследствии Либерея была утеряна. В данном случае, мы имеем еще один вариант Мифа о «Съеденном знании». На этом сюжете был построен  «Алтын Толобас» Бориса Акунина.
       Таким образом, книги становятся важнейшим аргументом мифологизированной истории. Так, в Казахстане, еще в советское время большой популярностью пользовался миф об Отрарской библиотеке, которая якобы была  второй по величине в мире – после погибшей в огне Александрийской библиотеки. Но согласно этому мифу, Отрарская библиотека не разделила участи Александрийской. Она якобы была спрятана в неких подземных галереях, существовавших под городом, и воины Чингиз-хана не смогли добраться до этого символа общечеловеческой культуры. И по сей день, будоража умы людей, появляются слухи о случайных находках книг в древних провалах, о людях,
 

видевших своими глазами пещеры, забитые древними фолиантами, написанными неизвестными письменами (2).
       Согласно информации археологов, подобными преданиями овеяны практически все руины  городов.  Вероятно, что такие истории характерны для всех регионов Земли. Возможно, что одна из них легла в основу романа «Имя Розы» Умберто Эко.     
          Из сказанного видно, что в создании мифологизированной истории большая роль принадлежит сюжетам о наличии древней и исключительно «своей» письменности. Наличие письменности дает право на то, чтобы претендовать на культурное наследие, автохтонность, и в конечном счете на исключительное право владения территорией, зачастую даже той, на которой проживает другой этнос. Примером может быть война за булгарское наследие, развернувшаяся между представителями тюркских народов Поволжья.
         Вообще борьба за прошлое, стала одной из характерных черт нашей эпохи. Сначала тоненькие ручейки мифологизированной истории вылились на страницы газет и журналов, а сейчас  полноводные реки мутной воды несут «информацию» в школы и университеты, выплескиваются полновесными монографиями и фолиантами. Здесь наблюдается интересная картина, - «съеденное знание» для мифотворцев – не проблема. Все, что было создано человечеством – объявляется наследием своего народа. Так, кандидат физико-математических наук Омаров Е.С. считает, что кочевые народы изобрели и письменность, и штаны и архитектуру и еще много чего другого. (3)
         По мнению господина Масими, древними уйгурами были созданы практически все цивилизации, которые когда-либо существовали на Земле, в том числе и Атлантида и загадочный континент Му.  
         Не отстают от коллег и мифотворцы из соседнего Кыргызстана.  Здесь в качестве славных предков кыргызов объявлены различные этносы древности и раннего средневековья имевшие "в их этничнских названиях элемент "аз"- аримаспы,юечжи, арси,тюргеши,саки,массагеты, апасиаки,огузы, усуни,исседоны,тохары,сакарауки и входящие в эту же группу - древние кыргызы. Все эти народы признаются одной из двух ветвей древних тюрков (вторая - Куны) (4) .
ТУРКМЕНИСТАН
Туркменские ученые считают, что существует необходимость пересмотреть вопрос об ираноязычности скифов и других племен древности, так как по их мнению, наука накопила много данных о тюркоязычии этих племен. Соответственно ставится вопрос о глубокой древности туркменского этноса (5). УЗБЕКИСТАН
В формировании современного узбекского народа, как известно принимали участие ирано- и тюркоязычные  этносы. Если первых можно считать автохтонами, то вторых хотя они и зафиксированы на территории Узбекистана относительно рано, все же нельзя назвать населением автохтонным. Кроме того, сам этноним "узбек" связан с достаточно поздним появлением в  оазисах Средней Азии тюркоязычных племен, пришедших  с территории Казахстана. Столь же сложным является формирование и территории Республики Узбекистан. Все это является объективным фактором,предопределившим, что узбекские историки вынуждены удревнять историю народа на этой территории, искать престижных, героических предков (эмир Тимур и др.). (6)
 АЗЕРБАЙДЖАН
Современная этнополитическая ситуация в Азербайджане осложняется затянувшимся конфликтом в Нагорном Карабахе, и естественно, что азербайджанские ученые активно ищут следы пребывания тюрков в Закавказье в глубокой древности, поскольку автохтонность всегда и везде дает преимущественное право легитимизировать свои права на землю.Идея автохтонности тюрков-азери  не нова,  она достаточно активно разрабатывалась в качестве научной гипотезы еще в советский период (7).
СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ
Сложная этнополитическая ситуация на Северном Кавказе явилась фактором, сделавшим этот регион одним из наиболее ярких в мифологизации истории. Вопрос о территориальных границах здесь в ряде случаев привел к кровопролитным межэтническим конфликтам. Обращение же к истории всегда служило мощным аргументом в отстаивании своих прав на землю. Естественно подразумевается, что чем древнее предки тем весомее аргументыв споре. В сложной ситуации здесь оказались ираноязычные осетины и тюркоязычные карачаевцы и балкарцы имеющие одних и тех же предков - аланов, сравнительно поздних поселенцев на Кавказе.  Сходные факторы и общее прошлое обусловили развитие этномифологической мысли по одному сценарию. И те и другие доказывают громадную древность появления аланов на этой территории, но при этом балкарцы и карачаевцы объявляют алан и скифов тюркоязычным народом - прямым предком тюрков Северного Кавказа. И.М.Мизиев объявляет тюрков создателями древнейших цивилизаций Старого Света. При этом И.М.Мизиев подчеркивает прогрессивность гуннского завоевания, которое если что и разрушило то "реакционные общественные системы", принеся Европе "передовые культурные достижения" (8).
УРАЛО-ПОВОЛЖСКИЙ РЕГИОН
Этнополитическая ситуация в этом регионе является достаточно сложной. В Татарстане относительно рано начали формироваться капиталистические отношения, достаточно большой была прослойка интеллектуалов. За годы Советской власти республика стала одним из крупных промышленных районов. Все это способствовало формированию активного национального движения, столь же активно использующего историю в борьбе за суверенитет. Совершенно естественно, что в первую очередь происходит аппеляция к времени его утраты -завоеванию Казанского ханства.Время существования последнего объявляется "Золотым веком", взятие Казани-величайшей трагедией тюрко-мусульманского мира. По мнению татарских интеллектуалов ( журналистов, историков, писателей) поволжские народы татары, чуваши, марийцы,удмурты,башкиры " были завоеваны " ...в 1552 г. они, объединившись, начали справедливую освободительную борьбу против русского гнета, за воссоздание Казанского ханства"  (9).
Это утверждение дает право лидерам татрского национального движения не просто вести разговоры о восстановлении суверенитета, но и о восстановлении Татарстана в границах Казанского ханства либо Казанской губернии.
С этой точкой зрения не соглашаются башкирские ученые, подчеркивающих, что положение башкир, чувашей, марийцев в составе Казанского ханства было тяжелым, поэтому эти народы не поддержали Казань в борьбе с Россией, и тем более не могли после ее падения бороться за восстановление Казанского ханства. И в настоящее время нет никаких сомнений о добровольном вхождении Башкортостана в состав России (10).
Попутно заметим, что в Казахстане точка зрения татарских ученых находит отклик.
"Казань-град был взят в железное окружение, началось одно из самых кровопролитных, трагических в истории всех братских тюркских народов сражение, которое в то же время является и славным сражением, служившим примером для всех последующих поколений. .... следует заметить, что в то время между татарами, башкирами, ногайцами, казахами еще не было четкой национальной грани, поэтому не будет ошибкой сказать, что в обороне Казани принимали участие представители почти всех тюркских пемен Евразии (11).
На наш взгляд, популяризация "татарской точки зрения" в Казахстане по всей видимости связано не только с приобретением суверенитета и получением возможности вести исследования без оглядки на Центр, но и необходимостью укрепления общетюркских уз.
Освещая дальнейшую историю Татарстана, Имамов В. стремится показать героическую борьбу, сопротивление татар русскому игу, и по мнению критиков несколько переусердствует, преувеличивая масштабы этого сопротивления.

Как считают башкирские ученые, в Татарстане наметилась тенденция объявлять все башкирские восстания в период существования Российской империи татаро-башкирскими с лидирующей ролью в ней татар.
В русле общей концепции - суверенитет Татарстана в границах Казанского ханства и возможно с включением в него территорий всех "татарских" народов.( У большинство татар бытует вполне устоявшееся мифологизированное мнение о том, что крымские и сибирские татары - только часть татарского этноса (12).

Можно предположить, что тезис о близости татар и башкир, необходим для последующего выхода на вывод о том, что башкиры как самостоятельный этнос не существовали, а входили в единый тюрко­татарский народ (13).

Естественно, что этот вывод не встречает энтузиазма у башкирских ученых, которые указывают на то, что башкиры в равной мере близки и к другим тюркским народам, имея с ними общие корни (14). Против отождествления сибирских татар с казанскими выступают и лидеры сибирско-татарских национальных движений. В настоящее время поднимается вопрос о некоем народе Сыбыр. Более того, в самом татарском народе появляются тенденции к выделению группы мишарей в отдельный этнос, для чего также используются данные истории.

В то же время в борьбе за суверенитет татарским ученым приходится бороться со столь же мифологизированной историей татар бытующей среди русского населения, согласно которой татары пришли на земли славян в эпоху монголо-татарского завоевания. В отстаивании своих прав на землю, вводится утверждение о появлении тюрков - предков татар в Каспийско-Поволжкском регионе более четырех тысячелетий назад,задолго до появления здесь великороссов. Археолог Исмагилов Р. одновременно проводит изыскания которые должны подтвердить тюркоязычие скифов (15).

Одновременно с тем монголо-татарский период, также привлекается для утверждения прав на исключительное обладание правом  на золотоордынское наследие. Как заметил А.Ш.Кадырбаев, у татарских историков - еще одна тема - спор о евразийском наследии Золотой Орды "не только не утратил злободневности, но и вспыхнул с новой силой в наше время. Свидетельством этого являются попытки определенных официальных лиц  и научных кругов Татарстана отнести историческое наследие Золотой Орды исключительно к отождествлению с казанско­татарским этносом и его историей, что изрядно отдает мифотворчеством, поскольку научно доказано происхождение казанских татар  от волжских булгар, тюркоязычного этноса, чья государственность была сокрушена монголами.

Данная "историческая версия" с претензией на золотордынское наследие появилась буквально у нас на глазах и речь идет здесь о конструировании прошлого, исходя из современной политической конъюнктуры, т.е. явлении называемом "изобретением традиций" (16).

Нельзя не сказать и о еще одном сюжете активно осваиваемом в создании мифологизированной истории татар -их цивилизаторской миссии в различных регионах. Говоря о Казахстане нередко преувеличивается роль татарского населения в образовании, культуре.Многие деятели башкирского народа объявляются татарами, более того Кирилл и Мефодий объявляются выходцами из Приазовской Булгарии - "государства предков современных татар" (17).

Наш материал свидетельствует, что во всех вновь образованных тюркоязычных государствах ( также как и в республиках РФ) достаточно сильно набирает процесс этнического мифотворчества. Процесс этот характерен не только для данной группы стран - он имеет место практически во всех странах СНГ и начался он не сегодня. Его развитие связано именно с распадом СССР, потерей старой и поиском новой идентичности. Именно в такие переломные периоды, периоды формирования государственности, нации, сопровождаемые ростом национального самосознания на смену старому мифу приходит новый (достаточно вспомнить чешскую Карледворскую рукопись, теорию о варягах-русь, немецкий ископаемый зуб и т.д.). Новый миф не создается на пустом месте, - мифотворцы используют научные теории, привнося в них новый идеологизированный  смысл. Справедливости ради, надо отметить, что зачастую мифотворчество является реакцией на мифотворчество иного этноса (18).

         Не менее значимым во вновь создаваемых национальных историях является  не только обладание древней письменностью, книгами, но и теми, кто их создавал. Другим примером является борьба за то, кому принадлежит авторство «Джами ат-таварих» (Кем был ее автор Кадыргали Жалаири – татарином или казахом? На каком языке написано это произведение – казахском или татарском?).  Вариантом такой борьбы можно считать и проблему, поставленную кыргызскими учеными – как правильно надо писать имя автора «Диван лугат-ат Тюрки» ( « Словарь тюркских наречий») – Махмуд Кашгари или Махмуд Барсхани.
          Еще с советского периода развернулось скрытое соперничество между казахским и узбекскими интеллектуалами по вопросу о том, кто с большим правом может назвать «своим» одного из величайших мыслителей средневековья – Мухаммеда аль-Фараби. Не остались в стороне и представители других этносов.
          Возьмем, к примеру, выступления президента Э.Рахмонова в российской прессе. Там он  отказывает казахам и Казахстану в праве считать аль-Фараби своим великим соотечественником и гордиться им. Потому что, по его мнению, этот человек, являвшийся уроженцем современного Южного Казахстана, был по рождению таджиком (19).
         При всем этом следует учитывать, что ни один из современных народов в период жизни «второго Учителя» еще не существовал. По словам В.В.Бартольда – знаменитый философ аль-Фараби, который был родом из Туркестана был по национальности турок (тюрок ), но учившийся в Багдаде и умерший в Дамаске (20) и тем самым его бессмертное письменное наследие , а в равной степени и творения Махмуд Кашгари, Алишер Навои, ал-Бируни,  ибн-Сины и других выходцев из Центральной Азии, впитавшее в себя знания Востока и Запада (прежде всего античной Греции) должно считаться достоянием не только всех тюрко- и ираноязычных этносов региона, но и всего человечества.
 

 

 

1.      POLIAKOV L. Le creuset eurasienne in Le mythe aryen. Essai sur les sources du racisme et des nationalismes. Paris. – Calmann – Levy, 1987 ,384 p.- Цит по : Гливаковский  А.К. Поляков Л. Россия: Евразийская идея – Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР. М., 1989. с. 118
2. Нельзя отрицать, что все подобные рассказы – выдумки. Иногда сказочные истории о «пещере Аладдина» находят неожиданное подтверждение. Достаточно вспомнить кумранские рукописи, таблички «кохау ронго-ронго» и т.д. Да и само описание пещеры Аладдина, по замечанию некоторых археологов, очень напоминает потайные комнаты в пирамидах Египта. В нашем случае, речь идет о тех библиотеках, которые вероятнее всего никогда не существовали,
а слухи о них являются частью мифа о «съеденном или запрятанном знании». Интересно отметить факт, что вокруг реально существовавших и спрятанных «библиотек» не возникали домыслы. «Кумранские рукописи», случайно обнаруженные, стали практически сразу достоянием науки, так же как и документы с горы Муг. «Кохау ронго-ронго» всегда были частью культуры жителей Пасхи.
3. К числу изобретений автора, имеющих отношение к истории и арифметике следует отнести тождественность скифов, саков и кыпчаков.
     Омаров Е. Скиф + сак = скыфсак= кыпшак ( о происхождениикыпчаков).Вестник универститета "Кайнар".1997. N 2;
      С «открытиями» в области гунноведения, читатель может ознакомиться в статьях: Омаров Е.С.  Эфталиты белые гунны (или о великом государстве Аргу). Там же.1998. N 1;  Он же. Аттила и империя европейских гуннов.Вестник универститета "Кайнар".1997. N 3. ; Он же.  Казахстан - наследник империи гуннов.Вестник универститета "Кайнар".1997. N 2;    Куанганов Ш.Т. Гун немесе аргун   тарих туралы. А.,Бiлiм. 1997.

4.  Эсен уулу Кылыч. Азия или кочевники Азы. Бишкек. Илим.1993.

5. Основные направления развития исторического мифотворчества заданы в бессмертном произведении С.Ниязова «Рух-нама»
6. Abidzhanova D., Sean M.Pollak. One eternal moment in the writting of Ozbekistan history: A.Iu.Iakubovskii's "K voprosu ob etnogeneze uzbekskogo naroda"// Annual Central Eurasian studies conference. Bloomington,Indiana University.1997.p.1.

7.См.напр. Ямпольский З. Древнейшие сведения о тюрках в зоне

Азербайджана // Ученые записки Азербайджанского Государственного

Университета. Сер. языка и литературы.1966. N.2.

8.Мизиев И. Древнейшие этнокультурные пласты истории тюркских народов//Элем. Вып.1. Алма-Ата.1990. с. 134-154.

9.Имамов В. Запрятанная история татар. Набережные Челны.1994.

10.Акманов И.Г. За правдивое освещение истории народов (Замечания к книге В. Имамова " Запрятанная история татар".Набережные Челны.

1994. с. 8,9.
11.  Магауин М. Азбука казахской истории.А.,Казахстан.1997. с.143.

12.См. напр. - Хайруллин Г.Т. История татар. Алматы.1997. с.167
13. Гаяз Исхаки. Идель-Урал. Набережные Челны. 1993. с.9-10.

14. Акманов И.Г. За правдивое освещение истории народов. с. 11;

15. Хайруллин  Г.Т. История татар. с.15.

16. Кадырбаев А.Ш. Золотая Орда и ее евразийские наследники //

Казахстан-спектр.1998 3.с.91.

17. Хайруллин  Г.Т. История татар. с.24, 150-156.

Акманов И.Г. За правдивое освещение истории народов.с.5.

 

18. Наиболее яркий пример - книги М.Аджи, который справедливо указывает на явные подлоги в российской и советской историографии, особенно в вопросах тюркологии и взаимоотношений славян с тюрками, но вместе с тем М.Аджи создает новый миф. Сказанное относится и в определенной мере и к книге С.Р. Изидиновой - Половцы. Мифы и исторические реалии. Севастополь.

1995. Оба автора, так же как и О.Сулейменов в " Аз и Я" совершенно справедливо отмечают многие факты из истории кыпчакско-русских взаимоотношений, подвергнутых явной фальсификации. Сразу же отметим, что в оценке книги О. Сулейменова, мы солидарны с мнением выдающегося осетинского востоковеда

В.И.Абаева, который давая оценку "Аз и Я" писал " В этой книге два раздела "К истории СПИ" и "Честное "Слово" относятся, на мой взгляд, к лучшим наиболее объективным страницам, когда либо посвященным "Слову о полку Игореве". Если у автора кое-где заметна тюркофильская тенденция,то это тоже хорошо: как противовес односторонней "иловайской" тенденции. К сожалению, в других разделах книги О.Сулейменова много сомнительного и ошибочного. Этим воспользовались "иловайцы" и постарались опорочить всю книгу". -Абаев В.И. Жанровые истоки "Слова о полку Игореве" // Абаев В.И. Избранные труды. т.1. Владикавказ. Ир.1990. с. 536 ).

19. Саттаров Р.  Тенге как жертва таджикско-казахских споров из-за наследия аль-Фараби // www. Zona kz. Net . 29 ноября2006 

20.    Бартольд В.В. Культура мусульманства. М.,1998. с.46.

 

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Статья Акбара Турсона (США)

 

ОГОНЬ И ПЕПЕЛ

Национальная апология как

идеологический феномен

                                                                 

                                                                             Тем, - кто несет о неизвестном весть,

                                                                             Кто обошел весь мир, - почет и честь.

                                                                             Но больше ли, чем мы, они узнали

                                                                             О мире, - о таком, каков он есть?

 

                                                                                                                                        Умар Хайём

 

Эту художественную миниатюру не следовало бы толковать в духе западного восприятия Хайёма как философского барда настоящего, увлеченного его гедонистическими соблазнами.

 

Как и любое другое поэтическое высказывание, данное четверостишие многозначно, тем более что оно принадлежит перу философа, долго и глубоко размышлявшего о тайнах и таинствах мироздания. «Мир, какой он есть» мне представляется концептуальным узлом, соединяющим в одно микро-макрокосмическое целое все три измерения временного потока на стыке логики и этики.

 

Скептический вопрос Хайёма, однако, обращен также  к эпистемологии: его лирический герой как бы обыгрывает тезис древнегреческой мудрости: многознание уму не научает. Это наводит меня на размышления об особенностях человеческого ретроспективного мировосприятия; интересуюсь тем, как люди сквозь призму настоящего смотрят на прошлое – свое и чужое и при этом, как искажается до неузнаваемости, а то и вовсе ускользает из их взора, оба мира – вчерашний и сегодняшний.

 

Иные прорабы настоящего особенно недовольны тем, как выглядел мир в далеком и недавнем прошлом; они вот уже восемь десятка лет заняты перестройкой своей и чужой истории на собственный  лад – уж больно знакомыми способами…

 

Нижеследующие критические размышления – вовсе не продолжение стародавнего абстрактно-философского разговора на тему «что есть истина». Речь идет о более конкретной задаче: рассмотреть актуализирующуюся проблематику исторического самосознания на примере процессов, происходящих в постсоветской Центральной Азии.

 

1

 

Как член Американской Ассоциации для Развития  Науки (AAAS) я еженедельно получаю журнал «Science» (Наука). Это высокая научная трибуна с мировой репутацией, где излагаются новейшие достижения современного естествознания. Однако в последние годы с учетом роста междисциплинарных взаимодействий научный еженедельник стал освещать также результаты исследовательского поиска в пограничных областях. В одном из его последних номеров мое внимание привлекла небольшая заметка о результатах научного эксперимента группы антропологов, решивших разгадать одну давнюю загадку эволюционной биологии.

 

Речь идет об истоках альтруистского поведения (нравственной готовности оказать  бескорыстную помощь другим людам - не просто родственникам и друзьям, но и  совершенно незнакомым). Ученые давно пытались выяснить истоки   душевной щедрости - этой свойство генетически унаследованное (от родителей) или социально приобретенное (плод  воспитания)?

 

На базе данных опыта, проведенного в 15 различных человеческих обществах на пяти континентах земли, исследователи пришли к парадоксальному выводу: альтруизм возникает на стыке биологии и культуры; движущей же силой закрепления в генах человека душевной щедрости служит … наказание за нарушение социокультурных норм! Как оказалось, во многих человеческих обществах именно своевременное наказание способствовало сохранению духа сотрудничества как необходимого звена естественной эволюции.

 

Экспериментаторы ничего не говорят о степени вины наказуемого и меревоздействия на него, равно как и о том, насколько заслуженным было то или иное конкретное наказание. (Скажем,   незаслуженное наказание может дать обратный эффект). Судя же по составу живых объектов эксперимента, опыты проводились лишь в традиционных обществах сельского типа, где все знают друг друга и где соответственно велика нравственная себестоимость общественного наказания за эгоистическое или своекорыстное поведение.

 

Попробовали бы наказать собственного сына в городской американской семье! Тут и школа, и полиция, и суд - и все на стороне наказанного шалопая, независимо от тяжести совершенного им проступка! Куда чаще встречаются случаи обратного - наказание (причем самое  суровое!) воспитателя воспитуемым: газеты полны сообщениями об убийствах родителей и школьных учителей, совершенных «обиженными» подростками!    

 

Особый этический смысл рассматриваемого научного эксперимента я усматриваю в осознании необходимости культивирования в человеке чувства социальной ответственности. А чувство это состоит не просто в том, чтобы отдавать отчет в своих действиях, но и отвечать за них, если они выходят за пределы общепринятых норм или повлекли за собой какие-нибудь негативные последствия, даже если они случились вопреки воле или ожиданиям субъекта действия.

 

Эта занимательная научная информация имеет прямое отношение к вопросу, являющемуся предметом последующего анализа. Говорю о социальной ответственности людей, которых в советское время называли работниками умственного труда.

 

В наше время интеграция науки в целостную систему человеческой культуры, особенно органическое соединение всеобщих норм научно-познавательного процесса с гуманистическими идеалами и ценностями, превратилась в одну из наиболее фундаментальных задач. Искомая интеграция должна выражаться в социально-нравственном регулировании развития естествознания, ибо уже достаточно осознано, что до сих пор, пока научно-технологический прогресс не станет неотъемлемой частью общего морального порядка, человечеству не удастся справиться с глобальными проблемами современности.

 

Что касается обществознания, то имплицитно полагают, что в принципе оно не нуждается в таком регулировании, ибо социогуманитарная наука гуманистична уже по определению и как таковая изначально соотнесена с этическими идеалами цивилизации. Однако история убедительно свидетельствует о том, что обществознание далеко не всегда было на нравственной высоте своего века.

 

Меня особенно смущает и возмущает факт активного участия в вооруженных конфликтах постсоветского времени работников науки и культуры. Это произошло не только в моем родном Таджикистане, но и в России, Грузии, Азербайджане, Киргизстане и других бывших советских республиках. (Клич одного из них «раздавим гадину!», брошенный толпе, заинтересованно наблюдавшей за расстрелом российского парламента в октябре 1993 года, вошел в анналы так называемого демократического движения.) Превратив свои хрупкие пёрышки в грозные штыки, интеллектуалы горбачевско-ельцинского призыва открыто включились в борьбу за политическую власть, но, в конечном итоге, все оказались у собственноручно разбитого корыта! Вожделенная собственность ведь досталась не им, а тем, кого Солженицын совокупно прозвал «гай-чубайщиной»!

 

Вспомним, как политическая самодеятельность группы провинциальных недоумков, объявивших свою дилетантскую затею «перестройкой», при прямом и провоцирующем участии воинствующей столичной интеллигентщины  (чего стоила одна ее переполненная злобой и местью псевдоисторическая публицистика, наводнившая  средства массовой информации!) на наших глазах была превращена в большую Катастройку.

 

А там, где грозная власть не позволяет амбициозным интеллектуалам вольготно резвиться на поле брани, те же пёрышки работают далеко не в пользу гуманизма: местами и временами слышен визгливый голос иных работников умственного труда – разработчиков и реализаторов так называемых идеологий национальной независимости.

 

В постсоветское время общественные науки,  освободившись от тяжелых идеологических оков и жесткого партийно-административного контроля, потеряли не только свои мировоззренческо-ценностные ориентиры, но и те традиционные нормы и идеалы, которыми исстари руководствуются науки, именуемые гуманитарными. Среди этих норм – самая  элементарная и нестареющая та, которая требует не сеять семена вражды и ненависти между народами. Ибо все формы человеческого творчества, уже по определению, призваны проложить просеки взаимопонимания в дремучем лесу распри, в котором тысячелетиями пребывают отчуждающиеся друг от друга сыны Адама.

 

Скажем, если приходится выбирать между жизнью и смертью, войной и мирным сосуществованием с соседними народами (а географических соседей, как и родителей, не выбирают!) ценою определенного компромисса и даже уступок, то это как раз тот случай, когда надо семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать! И об этой экзистенциальной альтернативе в первую очередь и полный голос должна заявить социогуманитарная наука!

 

Не забудем, однако, с чего начался кровавый  армяно-азербайджанский конфликт времен горбачевской «катастройки»: пограничному вооруженному столкновению предшествовала межакадемическая война историков, выставивших на всеобщее обозрение всю подноготную истории тюрко-армянских взаимоотношений.

 

Меня, как и многих других, воспитанных в духе дружбы народов (культивирование последней было весовым вкладом коммунистической идеологии в практический, а не вовсе  абстрактный гуманизм), не мог не удивить неожиданный подъем воинствующего национализма в среде, которая, казалось бы, была пропитана духом интернационализма (в широком смысле, а не в его узкоклассовом понимании). В авангарде этих националистических, а то и открыто шовинистических, движений – бывшие советские историки-марксисты, выступавшие, как говорили тогда, с «последовательно интернационалистической позиции».

 

В свете той идеологической деформации, которой подверглась история в советское время (правда, не все отрасли  науки о прошлом пострадали в одинаковой мере), необходимость проведения соответствующей научно-восстановительной работы была осознана уже в  самом начале осуществления политики гласности. Вопрос, однако, в том, что с началом нового нацстроительства в бывших республиках  во многих точках постсоветского пространства стали проявляться рецидивы советской практики злоупотребления историей в политических целях.

 

Речь идет об уже давно знакомом и   распространенном феномене - национальной  апологии, которая в постсоветское время превратилась в дело чести провинциальной науки. Это идеологическое явление особенно уродливые формы принимает в иных из бывших советских республик Центральной Азии и Кавказа.

 

Местные правдоискатели, отличающиеся не в меру развитым чувством национальной обиды, срочно занялись обустройством своей этнической истории,  якобы злонамеренно «искаженной» другими, в первую очередь, конечно, русскими! Зачастую же идет строительство нового исторического дома! Одни стараются максимально удревнить дату появления своего рода-племени на арене мировой истории (особенно за счет сочинения наукообразных форм этномифологии). Другие возвращают свое «незаконно» забытое или «приписанное» другим культурное и иное наследие (фактически же дело зачастую сводится к духовному басмачеству или, выражаясь по-современному, прихватизации чужой исторической собственности!). Третьи же торопятся заносить на вылитую из бронзы «Доску национального почета» своих (далеко не всегда «своих»!) великих предков, типа Тимура или Чингизхана, ранее «очерненных» их жертвами или даже просто «завистниками».

 

Органическую часть этих научных приписок составляют перетолкование и перелицевывание территориально и выборочно национализированного культурного наследия. Для достижения этой цели предпринимаются следующие две попытки.

 

Во-первых, историю стилизуют под орнаментальную прозу путем придания  прихватизированной исторической собственности этническую окраску с использованием оттеночного красителя местного идеологического производства.

 

Во-вторых, на передний план выдвигают «своих» деятелей науки и культуры - зачастую второстепенных и третьестепенных по значению, но  укрупненных под лупой этнополитики! - с тем, чтобы подчеркнуть  чуть ли не доминирующую роль их творчества в межкультурных контактах и взаимодействиях.

 

Конечная же цель этого усилия преувеличить долю вклада данного этноса в развитии мировой культуры и человеческой цивилизации, что сопровождается выпячиванием отдельных сторон, ответвлений его истории культуры, представляющихся в контексте развития целого (мировой культуры или глобальной цивилизации) несущественными, случайными или преходящими.

 

Характерно, что в условиях, когда созданный в советское время академический ОТК ликвидирован, местные борцы за «светлое прошлое» уже не считаются ни со стандартами рациональности, принятыми в мировом научном сообществе, и ни даже с элементарными требованиями здравого смысла. И все это в угоду националистическим лозунгам новосозданных государственных   идеологий. Они живо напоминают ультра-патриотические лозунги послевоенной идеологической кампании, нацеленной на «борьбу с низкопоклонством».

 

Специалисты давно с тревогой констатируют появление на бесхозном поле постсоветской  историографии легиона дилетантов, бросившихся с пылом неофита опровергать общепризнанные в науке понятия и концепции. Депрофессионализация истории достигла такого уровня и масштаба, что в науке о прошлом стали задавать тон поэты, киношники, журналисты и даже писатели научно-фантастического жанра, не говоря уже о коммерчески смышленых наемных писаках. Иными словами,национальные истории превратились в арену нескончаемой борьбы в духе «кто кого перекритинит» (Александр Зиновьев).

 

При ближайшем рассмотрении, однако, можно обнаружить, что эти дилетанты не из рода тех графоманов, которые по собственной инициативе наводняют академические учреждения всякого рода р-революционными «идеями» и «концепциями» в области физической космологии или эволюционной биологии. В области исторической науки имеет место целенаправленное и систематическое промывание мозгов, которое, как и в советское время, ведется на государственном уровне.

 

Извивы этих идеологических эксцессов особенно бросаются в глаза на юго-восточной окраине бывшей империи. Для того, чтобы понять их характер и направленность не надо особенно напрягаться: ничего нового! Постсоветские социумы, которые строятся в зоне интерференции «развитого социализма» и «отсталого капитализма», пока не имеют собственного этнополитического лица; одни лишь гримасы...

 

Подобно воде, прорвавшей оградительную дамбу и затопившей луга в поймах, накопившаяся за годы советской власти людская злоба - зачастую немотивированная! - вырвалась наружу. Она отравила постсоветское бытие и сознание многих народов, еще недавно гордо и дружно называвших себя органической частью «новой исторической общности»; взаимная неприязнь охватила даже народы, являющиеся кровными братьями (вроде русских и украинцев), не говоря уже о народах, принадлежащих к разным расам, языковым семьям и культурным зонам; ведь дело  дошло до кровавых войн.

 

Не знаю, как называть этот неожиданный и резкий поворот исторического течения: то ли иронией политической судьбы, то ли козней отличающегося хитростью гегелевского Разума, то ли попросту божьим наказанием? Только вот за что? Почему же наказаны народы, а те, кто обрек их на страдания или завел на тупиковые пути, спокойно, без угрызений совести доживают свой век? (Иные из них, привыкшие жить в широкую ногу, в поисках дармовых  денег не брезгуют даже рекламой чужого «fastfood»!)

 

Очевидно, тщательный анализ и беспристрастная оценка пережитой бывшими советскими людьми масштабной и глубокой трагедии во всех ее измерениях: историческом, политическом, культурном и психологическом – дело будущих историков. В данном тексте, однако, ставится  более ограниченная задача: осмыслить – преимущественно под методологическим и культурологическим углами зрения - положение дел в постсоветском   обществознании. Меня особенно интересует  историография, которой в настоящее время, как и в недавнем советском прошлом, отведена незавидная идеологическая роль - не только унизительная по своей социальной значимости, но и прямо противоречащая изначальной природе самой науки как наиболее развитой формы рациональной деятельности.

 

2

 

Как известно, почти вся наша советская жизнь прошла под знаком борьбы за «светлое будущее», - эпохальной борьбы, которая сопровождалась столь же продолжительной борьбой с «проклятым прошлым». В постсоветское же время советская образованщина в академических мантиях снова возобновила идеологическую борьбу, на этот раз за …«светлое прошлое».

 

Задумываясь над характером этой борьбы, невольно вспоминаю афористические слова известного  французского ориенталиста Эрнеста Ренана, сказавшего однажды: «Ложное восприятие истории – существенная часть бытования народа как нации».

 

В этом отношении представляет интерес – особенно в психокультурном или, скорее, психоаналитическом отношении - деятельность научных работников местных академических учреждений, занятых своего рода  интеллектуальным обеспечением новых форм этнополитики. Именно они возглавили явно  деструктивную работу по пересмотру, ревизии и ре-интерпретации давно известных фактов о прошлом нашего региона, собранных и систематизированных рядом поколений тружеников науки из России,  Европы, Америки и Азии..

 

Прежде чем критически разобраться в сути и направленности их работы, надо касаться той канонической теории, которая стала объектом   возражения, опровержения и даже осуждения. В науке такие выступления – в порядке вещей, но в данном случае речь идет о дискуссии, которая по ряду своим параметрам, особенно по мотивам и целям, не носит чисто научный характер.

 

Последние достижения науки, касающиеся далекого  прошлого Средней Азии, подытожены и обобщены в следующем довольно прозрачном выводе крупного знатока  истории древнего мира И. В. Пьянкова: «Далекое прошлое Средней Азии – с того момента, когда оно начинает освещаться письменной историей, - связано преимущественно с ираноязычными народами. Тюркский этнический элемент, преобладающий ныне в Средней Азии, тоже имеет долгую историю, но ранние этапы его этногенеза, как это общепризнано, протекали вне Средней Азии. Алтайские племена впервые явственно появляются в Средней Азии в лице хуннов, хотя не исключено их появление и в более ранние времена. Бесспорно, что население древней Средней Азии в основном было ираноязычным. Народом же, который вобрал в себя все более ранние ираноязычные пласты, являются таджики. Поэтому процесс сложения таджикского народа можно в известной мере отождествить с общим ходом этнической истории древней Средней Азии» (1).

 

Эта историческая картина, обрисованная научной кистью ираниста, обогащена и обоснована современной тюркологией. Обращусь к научному  обобщающему выводу  известного тюрколога С. Г. Кляшторного, относящегося к своему предмету исследования с большим уважением и доброжелательностью, но сохраняющего верность извечным нормам и идеалам науки. Он констатирует, что «евразийские степи между Волгой и Енисеем еще в VIIIтыс. до н.э. занимали индоевропейские племена европеоидного расового типа, те самые «индоевропейцы», многочисленные племена которых говорили на родственных друг другу языках индоиранской языковой семьи, балто-славянской языковой семьи, германской языковой семьи и многих других родственных языках».Что до происхождения монголоидного расового типа, то «очаги первоначального формирования тюркских народов и языков, неразрывно связаны с востоком Евразии» (2).

 

На вопрос о том, когда и откуда тюрки пришли в среднеазиатский регион, современная наука,  опираясь на сохранившиеся письменные  источники и ряда других исторических свидетельств, дает достаточно четкий и уверенный ответ. Пространственно-временные границы раздельного существования иранских и тюркских народов точно зафиксированы в названии книги известного американского ориенталиста Ричарда Фрая, посвященной историческому наследию Центральной Азии: «от античности до тюркского вторжения» (3). В исследованиях самого Фрая и целого ряда других 

выдающихся востоковедов на основе солидного исторического материала и его научно-критического анализа доказано, что тюрки на северных границах  среднеазиатского междуречья впервые появились в шестом веке христианской эры. (Тюркский Каганат, образовавшийся тогда в результате военной экспансии, простирался от Каспия до Монголии.) (4)

 

И только спустя четыреста лет, то есть накануне одиннадцатого столетия, баласагунские тюрки в лице новообращенного в мусульманство племени Ягма вторглись в Варозруд (Моваро-ун-нахр) и установили свое политическое господство. Но до создания там очагов собственно тюркской цивилизации было еще очень далеко. Ее элементы появились за пределами не только Варазруда и Хуросона, но и Дашт-и Кипчака – в Кашгаре и в городах Хафтруда (Семиречье), которые, однако, были основаны согдийцами задолго до начала отуречивания региона, которого таджики назвали Хито, а позднее другие прозвали «Восточным Туркестаном». (Историки считают, что туркизация этого региона в целом завершилась во второй половине девятого века христианской эры, но таджики продолжают жить там и поныне. Другое дело, что они, как и таджики Бухары и Самарканда, лишены возможности получить образование на родном языке.) (5).

 

В свете изложенных достоверных данных документированной истории вернемся к вопросу, поднятой узбекскими историками. Индоевропейцы и прототюрки наверняка встречались и в доисторическое время (до начала христианской эры), но чтобы судить о масштабе и последствиях взаимодействия этих древних ответвлений человеческого рода, надо исходить из двух твердо установленных в науке исторических фактов.

 

Первый. В седой древности индоевропейцы  и прототюрки обитали в разных географических широтах ойкумены, причем коренное ираноязычное население земледельческих оазисов Центральной Азии, было отделено от тюркских кочевников поясом собственных (то есть ираноязычных) кочевников – саками и масагетами (собирательно именуемые скифами), занимавшими всю территорию современного Казахстана. Именно они задолго до прихода тюркских племен в эту степь неоднократно вторгались в земледельческие оазисы, где жили их ранее осевшие сородичи по арийскому древу. (В эпосе иранских народов, художественно обработанная версия которого запечатлена в «Шахнаме», потомки кочевавших по степи древних арьев олицетворены в образе туранцев.)

 

Второй. О частичной ассимиляции (взаимной, а не односторонней) можно говорить только применительно ко второй половине первого тысячелетия новой (христианской) эры. Тогда в результате миграций тюркских племен со своей исторической родины (горно-таежные и степные зоны к востоку от Центральной Азии)на западную и юго-западную части Евразии возник Первый каганат имперского типа, включавший в себя завоеванные части региона обитания индоевропейцев.

 

Правда, время от времени возникают попытки толкования той или археологической «культуры» древнейших эпох как свидетельство пребывания или даже оседания кочевавших прототюрков в Центральной Азии. Например, иные наши академические коллеги из Узбекистана именно в этом духе интерпретируют андроновкую  археологическую культуру степей Западного Казахстана и Южного Урала (ее относят к 17-16 вв. до начала христианского летоисчисления). Но  парадигма современной научной иранистики, вопреки их домыслам уверенно считает ее наследием древнейших индоиранцев (арьев).

 

Научность же этой парадигмы состоит у же в том, что она открыта для критики с позиции новых фактов и убедительных теоретических аргументаций. Так, некоторые ее сторонники (И. В. Пьянков в полемике с Р. Фраем) рассматривают «весьма проблематичной» принадлежность к индоиранцам и даже вообще индоевропейцам носителей карасукской культуры, которые в конце  2-го тысячелетия до х.э. потеснили в степи создателей андроновской культуры. Однако это научное сомнение не задевает концептуальное

ядро господствующей парадигмы, ибо оно не накладывает какое-либо ограничение  на уже установленные пространственно-временные пределы распространения индоевропейцев вообще и индоиранцев в особенности в Великой Степи.

 

Эти бесспорные положения суть не произвольные обобщения так называемой «европацентристской» иранистики, а выводы научной тюркологии - в ее отличии

от научно-фантастической вариации на заданную тему.

 

3

 

В советское время вся общественная наука подверглась идеологизации и политизации. Так,  злоупотребление историей в политических целях вошло в норму уже в двадцатых годах прошлого столетия. Не осталась в стороне и история среднеазиатских народов. Начало ее политизации подметил и имплицитно осуждал еще В  В. Бартольд. «Нет никаких оснований, как это иногда делается, – писал он в своей ранее неопубликованной записке, - подвергать факты местной истории искажению или искусственному толкованию, чтобы найти в них оправдание для проводимых в настоящее время перемен» (6)

 

Уже к 1930 году (год кончины академика Бартольда) «перемены», подмеченные им в Средней Азии, стали принимать явно деструктивный характер и угрожать принципам ранее объявленной национальной политики большевистской партии (равноправие наций, уважение прав так называемых нацменьшинств и т. д.). И Москве пришлось - очевидно, под влиянием сигналов с мест – политически среагировать на эти «крены» или «уклоны». Годом раньше ЦК ВКП(б), принял специальное Постановление, где предпринимаемые партийно-государственными органами Узбекистана противоправные действия по отношению к таджикам, а также местным таджикоязычным евреям, были официально осуждены как проявления «велико-узбекского шовинизм».

 

Все началось осенью 1924 года, когда «жирный кусок» обитаемой издревле таджиками территории был преподнесен новообразованному Узбекистану на блюдечке с красной каёмочкой. Тогда абсолютное большинство населения, в том числе и жители древнейших таджикских городов Самарканда и Бухары, даже не понимало о чем собственно идет речь (накануне «размежевания» запретили вести разъяснительные работы, что, однако, не касалось узбекской агитации), а осведомленное абсолютное меньшинство не догадывалось о последствиях происходящего.

 

У новоформирующейся же «узбекской» партийно-государственной элиты выработался генеральный курс пантюркистской ориентации, реализация  которого началась еще до начала национально-территориального размежевания. После же официального образования союзной республики по имени Узбекистан, включающей в себя Восточную Бухару в качестве автономной таджикской республики, эта самая «элита» устремилась к  достижению другой, не менее важной цели: как можно быстрее иво чтобы ни стало узаконить незаконное решение о национально-территориальном размежевании народов Средней Азии. Иными словами, возникла неотложная необходимость всемерно обосновать новую политическую карту края, очерченную посланцами Центра - исторически малограмотными, но по-большевистски одержимыми и их местными присными – не в меру амбициозными, но идеологически ослепленными.

 

Рассматриваемый «генеральный курс» был нацелен на решение двух конкретных задач. Первая задача носила чисто политико-практической характер, вторая – научно-исторический.

 

За решение политико-практической задачи приступили сразу же – с большевистской решимостью и советским размахом. Наделенные чрезвычайными полномочиями партийные функционеры того времени, как и полагалось им как людям практического склада ума, взяли быка за рога: во что бы то ни стало «изжить таджикский дух» в Бухаре и Самарканде! Ну, а с теми, кто по своему историческому «невежеству» или личной «выгоде» объявлял себя таджиком, разговор был короткий: депортация туда, куда ранее мангытские эмиры высылали матерых преступников!

 

По словам Мухаммадджона Шакури, бухарские старожилы живо помнили наиболее одиозные эпизоды насильственной туркизации горожан-таджиков. Когда Файзулло Ходжаев с беседки соборной мечети старого города своим единокровным сородичам обращался по-узбекски и с угрожающим тоном объявлял о том, что «все мы – тюрки-узбеки», он вертел в руках заряженное ружьё. «С револьвером в руках и решали тогда национальный вопрос!» (7).

 

Следующий, не менее актуальный пункт официальной программы узбекского нацстроительства сводился к ряду практических  мероприятий, нацеленных на максимальное ограничение социальной функции таджикского языка, в первую очередь в древних городах с преобладающим таджикским населением.                                                                                                                                                                             Среди них особо выделяются следующие три:

а) ликвидация таджикских школ, (б) недопущение таджиков  к средствам массовой информации (не только центральных, но и местных) и (в) исключение их родной речи из театра, кино, художественных самодеятельных коллективов, творческих организаций и т. д,, не говоря уже об официальных заседаниях, собраниях и любых других массовых мероприятиях.

 

Все эти далеко идущие меры против языка и культуры таджиков Узбекистана, целенаправленно и систематически осуществляемые на протяжении десятков лет на государственном уровне, уже критически рассмотрены на базе  большого фактического материале в ряде публикаций, в том числе и зарубежных (8). Как говорят таджики, там, где все очевидно, нет нужды в разъяснениях: в соседней стране таджикский язык находится под многолетним домашним арестом!

 

Главными мишенями этих целенаправленных и  всесторонних усилий, предпринятых на  государственном уровне, были Самарканд и Бухара – древнейшие города, сохранившие свое таджикское  самосознание (языковое и культурное), несмотря на тысячелетнее внешнее давление. В советское же время ситуация резко изменилась к худшему. Местным партийным и советским органам (областным и городским) в тесной координации с республиканскими министерствами  образования и культуры, Академией наук Узбекистана и средствами массовой информации удалось добиться  масштабной узбекизации Самарканда и Бухары - от школы и дошкольных учреждений до  истории и культурной жизни этих городов.

 

Этот многосторонний процесс этнокультурной манкуртизации документально прослежен в уже упомянутой работе его живого свидетеля Мухаммадджона Шакури, который многие десятилетия с большой общественной тревогой и глубоким личным переживанием наблюдает за тем, как над его родным городом совершают политическое насилие, заставляя его коренных жителей забывать свой язык, свою историю и культурную традицию своих предков.

 

В качестве характерной иллюстрации сошлюсь не на научную, а на пропагандистскую литературу, служащую средством канализации в массовое сознание – не только свое, но и чужое (туристов) - «исторических» открытий академической науки Узбекистана.

 

Однажды в мои руки случайно попал туристический путеводитель по Самарканду, изданный ЦК ЛКСМ Узбекистана уже на исходе советской власти (Ташкент,1990). Там, в частности, сообщается о вскрытии мавзолея, расположенного в некрополе под таджикским названием «Шах-и зинда» (живой царь). Ранее предполагалось, что в нем погребен  выдающийся таджикский ученый 15 века Салохиддин   Козизода-и Руми, но оказалось, что в его  предполагаемом мавзолее похоронена какая-та женщина. Будь это обнаружено в любом другом месте, о нем сообщили бы, наверное, следующим образом: на предполагаемой могиле известного астронома найдены останки  неизвестной женщины. Но это открытие было сделано в Узбекистане, причем в Самарканде. Поэтому путеводитель устами безымянного археолога сообщает неосведомленным туристам следующее: «Вскрытие показало, что погребение принадлежит женщине 30-35 лет с выраженными чертами монголоидности».

 

Для того, чтобы понять истинное предназначение  этого сообщения надо обратиться к помещенному в справочнике другому сообщению, посвященному городскому музею. Там, информирует путеводитель, «собрано свыше 160 тысяч экспонатов, рассказывающих о богатой и самобытной культуре узбекского народа на всех этапах его исторического развития».

 

И все, нигде буквально ни слова не сказано о таджиках! Зато там есть дань интернационализму по-советски: «Самарканд – многонациональный город, в котором проживают представители 90 национальностей», за исключением, конечно же, его коренных жителей - таджиков!

 

Это и есть конкретное и наглядное воплощение той государственной политики, которую зарубежные наблюдатели посткоммунистических процессов в Центральной Азии квалифицировали как «ре-территориализация культуры». Надо бы только уточнить: это явление – не только послесоветское, но и раннесоветское, восходящее своими истоками к двадцатым годам.  

 

Пути и способы решения научно-теоретической задачи, состоящей в ретроспективном обосновании исторической «законности» нацразмежевания 20-х годов представляют особый интерес. Прежде всего отмечу, что эта задача оказалась далеко из нелегкой. Во всяком случае, ее нельзя было решить столь же решительно и быстро, как политико-практическую задачу.

 

Тогда (в 20-е годы) еще не знали, как вообще осилить возникшую историко-теоретическую задачу. Местных кадров, способных ставить и решать такого рода концептуальные проблемы на должном научном уровне, не было (впрочем, их днем с огнем не сыщешь и сейчас!). Российские же востоковеды, знакомые с историей и культурой края, избегали политизируюся науку, да и большевистская власть (как в центре, так и на местах) не верила в  идеологическую лояльность ученых дореволюционной школы.

 

И лишь в годы войны, когда группа ленинградских востоковедов была эвакуирована в Ташкент, стала возможной постановка теоретических вопросов, имеющих экзистенциальное значение для узбекского национального самосознания.

 

А. Ю. Якубовский и С. П. Толстов сразу же поняли, в какого рода научную помощь нуждаются их гостеприимные хозяева. И они взяли быка за рога, то бишь обратились к проблеме этногенеза. Обращает на себя внимание их методологический подход: было решено трансформировать историю данного народа в историю территории его нынешнего обитания.

Очевидно, Якубовский и Толстов учитывали не только слабость эмпирической базы тогдашнего востоковедения, позволяющая ограниченность доступного источниковедческого знания компенсировать неограниченными экстраполяциями и обобщениями; необходимо было также иметь в виду политическую заостренность вопроса, что имело в условиях войны немаловажное значение.

 

Как бы там ни было, сформулированный ими методологический подход существенно упростил  научную задачу. А именно, отныне надо было решать только вопрос о происхождении двух народов-соседей (таджиков и узбеков) в их генетическом отношении к своим предшественникам (согдийцам, бактрийцам, хорезмийцам и другим), то есть жившим до них на данной территории.

 

Соответственно был изменен предмет и сам ракурс исторического исследования: отныне национальной  историографии предписывалось заниматься научной реконструкцией не истории узбекского народа (ср. «История таджикского народа»), а «Истории народов Узбекистана» или «Истории Узбекской ССР».

 

4

 

Теперь обратим внимание на другую грань функционирования науки как социокультурного института. Постороннее восприятие научного исследования как автономного и беспредпосылочного процесса, нацеленного исключительно на беспристрастное, бескорыстное и даже бесстрашное добывание объективной истины, есть не более чем идеализация со всеми привязанными к этому слову негативными. коннотациями.

 

Так, во все звенья историографической реконструкции национальной истории (начиная от подбора фактов и кончая их интерпретацией) вовлечены вненаучные элементы, которые, однако, оказывают существенное влияние на ее ход и конечный результат. Поэтому прежде чем идти дальше, необходимо сделать одно отступление методологического характера, касающегося особенностей социогуманитарного познания вообще и историографического исследования в особенности.

 

В процесс формирования образа Другого (начиная от восприятия конкретной личности как другаили врага и

кончая представлением другого народа, другой страны, культуры и  цивилизации) включено одно важное опосредствующее звено, которое заслуживает особого эпистемологического внимания.

 

Речь идет о специфическом ментальном регуляторе, контролирующемреакцию субъекта восприятия на

внешнее раздражение. Следуя терминологической традиции, восходящей к работам советского  психолога Д. Н. Узнадзе

и его научной школы (60-70-е годы прошлого века) (9), я  

буду называть ееустановкой. Она не олицетворяет собой цель

или намерение, но деятельно участвует в формировании и того, и другого. Установка не является также парадигмой мышления, но предопределяет соответствующее умонастроение, задающее вектор мышления. Короче говоря, установка  – психокультурная доминантаили, проще говоря,внутренняя устремленность, вытекающая предрасположенности субъект на определенный образ мысли и образ действия (или, наоборот,  противодействия).

 

В отличие от индивидуальной, групповой или общинной установки, которая может и не осознаваться ее субъектом, партийная или государственная установка в ее политическом или идеологическом выражении должна носить осознанный, в принципе рационализированный характер и как таковая может принимать форму доктринальной индокринации.

 

Попытаюсь взглянуть под этим углом зрения на некоторые идеологические и научно-практические реалии современности. Сначала  процитирую официальное высказывание, по содержанию и тону которого можно судить о характере и направленности идеологической установки или, если угодно, госзаказа ученым-историкам Узбекистана:  «Мы вправе гордиться огромным духовным наследием наших предков: Аль-Бухари, Аль-Термези, Ахмад Ясави. Аль-Бируни, Абу Али Ибн-Сино, Улугбек, Алишер Навои. Особое место в когорте великих людей занимает имя Амира Темура. Еще в 15 веке на

освобожденных им землях был сооружен памятник  с символической надписью «Освободителю Европы».

Сегодня уже никто не может отрицать, что он

остановил волну чужеземного нашествия на Европу…» (10)

 

В этом высказывании, выражающем квинтэссенцию «идеологии национальной независимости» в ее ретроспективном отношении к прошлому современной нации, достаточно четко сформулированы две руководящие установки – соответственно общеполитической и историко-культурной направленности. Они сами по себе не новы, но в специфических постсоветских условиях, способствующих обострению пресловутой «детской болезни», приобрели особое значение и звучание.

 

Начнем с разбора первой установки, нацеливающей на узбекизацию местных политических традиций. 

Эта попытка обработки истории уже имеет свою историю. Историческая звезда Темура давно манила иных политических мечтателей нашего региона. Уже в двадцатые годы местные пантюркисты с гордостью объявляли себя его потомками. Но в последующие десятилетия, когда сталинская охранка превратилась в Дамоклов меч, о реабилитации «прославленного сына земли узбекской» не могло быть и речи; ведь сей «герой» оставил кровавый след в истории ряда народов, которые тогда входили в состав Союза ССР.

 

Но республиканская партийная организация Узбекистана довольно ловко маневрировала в переменном идеологическом поле послесталинской эпохи: при малейшем изменении политической конъюнктуры или ослаблении идеологического контроля она пыталась (временами довольно успешно) преследовать свои узконациональные интересы.

 

Так, во время правления Шарофа Рашидова, приобретшего в Москве определенный партийно-политический вес, близкий к высшему партийному двору Ташкента академикИбрагим Муминов предпринял попытку исторически реабилитировать кровавого…- о, прошу прощения за оплошность,Великого  Сохибкирона! – Темура (11).  В годы же

независимости эту далеко неправедную идеологическую эстафету продолжили другие местные академики – Ахмадали Аскаров и Муртазо Каршибаев.

 

В постсоветское время именно реабилитация Темура как немеркнущего «образа, дающего силу и устремленность», превратилась в центр тяжести  «независимой» (уточню: от традиционных канонов науки) историографии. Уже на втором году независимости благодарные потомки произвели повторную интронизацию Темура в качестве «Отца нации» – его статую возвели на место уже отправленного утильсырьё памятника Марксу. А ведь именно его последователи в большевистской России  создали эту самую нацию именно советской-то власти должна быть благодарна ее исторически неблагодарная политическая и интеллектуальная элита. А памятник надо бы ставить в первую очередь …товарищу  Сталину!...

 

Историки, знакомые с родословной Темура и его кровавыми историческими «подвигами» по первоисточникам, не без основания удивляются, почему узбекская политическая элита в качестве своего исторического отца выбрала не единокровного сородича Тухтамишхана, правившего тогда  в на первоначальной родине узбекских кочевников Дашт-и Кибчаке, а чужеродного Темура, являвшегося злейшим врагом узбеков! (Говорят, Тухтамиш был также «гуманнее» Темура.) (12)

 

Дело, однако, не в причудах или изгибах  провинциального исторического сознания, а императивах и амбициях текушей политической практики. Ведь военно-политическая деятельность Тухтамиша в основном проходила в пределах Большой Степи. Другое дело – Темур. Хотя он не сумел восстановить империю Чингизхана в полном объеме, однако прославился как грозный завоеватель мирового масштаба. А главное, Темур – не пришелец, имеет местные корни, столицей же его империи был не какой-нибудь захолустный Сарай-Берке, но Самарканд, олицетворяющий древнейшую цивилизацию края (13).

 

Подлинные мотивы сочинителей нового политологического гимна Темуру бросаются в глаза даже посторонних наблюдателей. Например, американский исследователь Стефен Хигарти, побывавший в Ташкенте и побеседовавший с местными историками еще вначале формирования теперешних тенденций в официальной историографии Узбекистана, особое внимание обратил как раз на геополитический подтекст новых устремлений. Американский гость легко угадал, какая именно сила стоит за новой академической попыткой возвеличить историческую роль кровавого Темура как символа национального величия (буюклик тимсоли)

 

По возвращению из научной командировки в Узбекистан Хигарти писал: «Представление Темура как символа восхождения Узбекистана на мировой сцене в качестве независимой региональной силы предназначено как для  внутреннего, так и внешнего потребления (comsumption) Возведение завоевателя и создателя империи на пьедестал национальной иконы и утверждение, что Тимур олицетворяет именно узбекский ( а не среднеазиатский или туркестанский) исторический опыт, очевидно, имеет прямое отношение к взаимоотношениям Узбекистана с его соседями. Новоявленный Темур фактически есть главное украшение новоизобретенной «узбекской национальной идеологии», основанной на идее, что с незапамятных времен узбеки были и остаются преобладающей политической и культурной силой в Средней Азии. Подчеркивая значительность фигуры Темура для современной политики, узбекское руководство, очевидно, утверждает свое как бы первородное право (perceivedbirthright)на роль первого среди равных и основного строителя  нового регионального порядка в Средней Азии» (14).

 

В свою очередь я хотел бы акцентировать внимание на стыковку геополитического и геокультурного устремлений. «Новая» историография Узбекистана уже не удовлетворяется удревнением национальной истории; органической частью этой попытки с давних пор стала аккультурация корней и ветвей родового древа. Самым же поразительным является  соединение этих двух  направлений «обновления» истории в образе «эпохи» Темура и его потомков.

 

Как оказывается, в эту прославленную историческую эпоху Средняя Азия в культурном отношении опередила Европу чуть ли не на целое столетие: именно оттуда начало свое триумфальное шествие по другим странам и континентам подлинный Ренессанс! Какое кощунственное сочетание

принципиально не сочетаемых имен: Темур (наследник Чингизхана) и Возрождение (гуманистическое движение)! (15) 

 

Представление относительного культурного подъема Средней Азии XYвека как «Возрождение» –  составная часть непрекращающихся попыток исторически «заземлить» бывших кочевников - с тем, чтобы: было чего возрождать. А было чего возрождать именно в тенистой зарафшанской долине – не в знойной же Степи! «Возрождение» же - само по себе уже знак высшего качества восхваляемой местной культуры! (16)

 

В формировании и популяризации несостоятельного в научном отношении тезиса о времени Темура и темуридов как «Возрождения» (собственно говоря, чего именно?!) явно негативную роль сыграла концепция «блуждающего» Ренессанса, в особенности размашистая идея «Средневосточного Возрождения», развитая академиком Н. И. Конрадом (17).

 

Последний вполне резонно проводил различие между автохтонным (самозарожденным) и отраженным (занесенным) типами Ренессанса. Но его подвела политически или идеологически мотивированная установка alaЯкубовского-Толстова. Он не ограничился типологизацией культуры Вароруда и Хорасана пятнадцатого столетия как «возрожденческого». (Фактически же речь шла о тюркском «Возрождении», еще точнее, узбекском, олицетворенном «гением всемирного Ренессанса» Алишером Навойи, правда, жившем далеко от нынешней территории обитания своих  «потомков».)

 

Конрад был прав, когда новооткрытый им «Ренессанс» охарактеризовал как автохтонное явление, но, пытаясь доказать его историческую самодостаточность и оригинальность, искусственно оторвал его из культуры коренного народа региона. Между тем так называемое «Средневосточное  Возрождение» можно рассматривать «самозарожденным» только в синхронном разрезе; в диахронном разрезе оно таковым не было, ибо выросло на духовной почве классической таджикской культуры. Поэтическая же компонента этой культуры ранее была отнесена И. С. Брагинским к поэзии ренессансного типа (18), последним представителем которой был Абдурахман Джами, наставник того же Навойи. Поэтому «Средневосточное Возрождение» в лучшем случае было «отраженным Ренессансом». (Здесь я отвлекаюсь от принципиального вопроса, касающегося теории «мирового» Ренессанса. Он рассмотрен мною в другом месте (19).)

 

Как заметил еще Ф. Энгельс, Возрождение было эпохой титанов. А титаны рождаются далеко не всегда и далеко не везде. В советское время эту историческую истину особенно болезненно воспринимали в провинциальной среде национальных окраин империи. Выправить же положение, задевающее не в меру развитое чувство национального самолюбия, пытались двумя способами: либо заимствовали (реквизировали!) недостающих деятелей культуры у исторически везучих соседей,  либо же изображали своих культурных карликов непревзойденными гигантами.

 

Эти распространенные способы историко-культурного обогащения не были чужды академической науке Узбекистана. Но проблема состояла в том, что исторические титаны, если, конечно, не иметь в виду Чингизхана или Темура, не появляются подобно мифической Минерве, возникшей из головы Зевса в готовом виде; их появлению должно предшествовать определенное социокультурное условие, которое в свою очередь должно находиться в преемственной связи с предшествующими этапами духовного развития.

 

В самом деле, чтобы доказать принадлежность известных деятелей науки, культуры и теологии, перечисленных в упомянутой выше речи президента  страны, именно узбекскому народу (а это уже государственная установка), сначала как минимум надо доказать, что сам народ как этнокультурное целое существовал по крайней мере с YIIIвека христианской эры.

 

Но и эта принципиальная и, казалось бы, далеко не простая научная задача была решена …идеологически еще раньше. В речи президента Каримова, произнесенной с трибуны Генеральной Ассамблеи в 1993 году, были очерчены контуры верхней хронологической границы этноистории узбеков: «История моего народа своими корнями уходит вглубь веков и насчитывает более трех тысячелетий».

 

Если бы имелась в виду история тюркских народов вообще, то никаких вопросов не было бы: народы, относящиеся к тюркоязычной семье, имеют не менее древнюю историю, чем народы, говорящие на   индоевропейских языках. Но ведь имеется в виду совсем другое! Говорят об истории народа, отождествляя ее с историей территории, где он ныне обитает.

 

Единственная загвоздка: как же быть с уже доказанной, а потому общепринятой научной концепцией, согласно которой в древности коренное население Центральной Азии во всех трех измерениях местного ландшафта – долинного, горного и степного - в основном состояло из ираноязычных племен? А что до собственно узбекского этноса, то в Варазруде и Хорасане он сформировался не ранее XY-XYI столетий, а его более раннее прошлое –  органическая часть общей истории тюркских племен, кочевавших за пределами среднеазиатского междуречья?! (20)

 

Но такого рода историческая конкретика уже выходит за рамки собственно государственной установки, задающей лишь вектор мышления, а не его содержание.  За решение же противоречия между идеологией и наукой охотно берется финансируемая государством академическая наука  независимой страны. Как говаривали в славное хрущевское время, вошедшее в советскую историю как «Великое Десятилетие», «цели ясны, задачи определены, вперед, товарищи!» И академические товарищи устремились вперед, оставив далеко позади науку, явно отстающую в других краях …

 

5

  

Можно подумать, что узбекские академики оказались между молотом национальной (читай: националистической) идеологии и наковальней исторической науки. Это не так; Хотя, как говорится, со стороны виднее, в данном случае, о какой-нибудь принципиальной дилемме говорить не приходится; имеет место встречное движение. Конечно,  правящие элиты – заложники политических амбиций, которые, однако, подсказаны, сформулированы или разработаны другими – их не менее амбициозными интеллектуальными присными. Эти последние суть и авторы национальной идеологии, и исполнители вытекающего из нее госзаказа. Тем более что нынешние попытки фальсификации и фабрикации истории – прямое продолжение усилий, которые в той или иной форме предпринимались на всем протяжении  предшествующих десятилетий.

 

Постсоветские националистические идеологии, как и коммунистическая идеология интернационалистического покроя, окрашены в патриотические тона. (Помните установочное положение об «общенациональной гордости», выдвинутое в памятное «время застоя»?) А традиционный Восток  уважает верховную власть, особенно грозных государей. Теперь же, в отличие от прошлого, уже не требуется сакральная или юридическая легитимизация безграничной власти «избранных» властителей.

 

Патриотическая же историография есть не что иное, как опрокинутая в прошлое политика (согласно  известному тезису небезызвестного П. Н. Покровского). В этом идеологическом контексте вполне естественно, что вопрос об этногенезе узбеков с самого начала его научной постановки приобрел острое политическое значение и звучание.

 

Политическая острота данной, казалось бы, чисто научной проблемы, обусловлена двумя историческими реалиями, превратившимися в политические факторы и как таковые оказывающими на процесс реконструкции прошлого (даже очень далекого!) воистину пагубное влияние.

 

Первая: большую часть нынешних узбеков составляют отуреченные в разное время таджики (а  отуречены они только в лингвистическом отношении, сфера культуры в целом не затронута).

 

Вторая: большая часть среднеазиатского междуречья, густонаселенная таджиками и являющаяся их исконной исторической родиной, щедрой рукой большевистской власти была включена в состав новообразованной советской республики «Узбекистан» а все ее жители объявлены «узбеками», за исключением разве таджикоязычных бухарских евреев и цыган (21).

 

Между тем мировому научному сообществу хорошо известно, что до начала большевистского нацразмежевания Средней Азии ни один народ края,   тем более среди тюркоязычных народов, отличающихся особой пестротой родо-племенных отношений не имел коллективного  этнокультурного самосознания европейского типа. К тому же ни один из тюркоязычных народов (за исключением туркмен) не был известен в истории своим нынешним именем,

 

Так, «узбеки» - собирательное имя «нации» чисто советского производства; в истории не было такого племени или  даже этнографической группы; ее не мог разыскать даже такой знаток «культурной истории узбеков», как американский профессор Эдвард Ольворс, советологические и постсоветские заслуги которого особо отмечены в Ташкенте (на него надели почетный бухарский халат и чустскую тюбетейку!)

 

Разумеется, эти факты сами по себе не являются свидетельствами какого-нибудь исторического  изъяна новой нации как политической общности, а потому не должны были стать источниками формирования у ее элиты (подчеркну: именно «элиты», узбекскому же народу, как и всякому другому, в целом чужды националистические сентиментальности интеллектуальных присных правящих кругов, у которых свое понимание  государственных иинтересов) своеобразного комплекса  исторической неполноценности. (Не страдают же от аналогичного комплекса арабы Египта или Ирака, образовавшиеся на базе соответственно древнеегипетского и вавилонского этнокультурного субстрата!)

 

Более того, будь узбекская элита исторически зрелой (но в принципе не могла быть таковой из-за искусственности и форсированности нового,  советского этапа узбекского этногенеза), она воспользовалась бы предоставленной ей историей уникальными возможностями для прыжка на классически-аме

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Новые публикации Статья Славомира Горака

В поисках истории Таджикистана: о чем таджикские историки спорят с узбекскими?
Славомир Горак В поисках истории Таджикистана: о чем таджикские историки спорят с узбекскими?Содержание номераВ рамках национального и государственного строительства новые независимые государства неизменно используют историю в качестве одного из основных идеологических инструментов. Подобные процессы наблюдались при становлении политических режимов в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны, причем даже в таких относительно демократических государствах, как Чехословакия[1]. Более близким к Центральной Азии примером того времени выступает Турция с ее официальной историографией туранизма и позже турецким национализмом Ататюрка[2]. В ходе деколонизации также возникают новые исторические теории, служащие укреплению становящихся государств и режимов в Азии, Африке и Латинской Америке.
Естественно, исторические концепции, бытующие в той или иной стране, нередко перекликались с историей соседних государств. Разные подходы к восприятию истории становились причиной не только дискуссий и споров ученых, но также и вопросом межгосударственных отношений.
Современные Узбекистан и Таджикистан - наиболее исторически связанные территории в Центральной Азии, отличающиеся после обретения независимости схожими чертами государственного и национального строительства. Становление национальных республик после распада СССР и привело, как представляется, к формированию гипертрофированных националистических идеологий, которые в случае таджиков и узбеков вполне логично противоречат и противостоят друг другу. Тем более что советская историографическая школа поддерживала поиски исторических корней той или иной нации исключительно на территории определенной советской социалистической республики - и никак не на территории других, соседних с ней[3].
Современные таджикские историки весьма болезненно реагируют на выпады со стороны узбекских историков, или «псевдоисториков» (равно как и наоборот). Именно в этих реакциях проявляются основные принципы исторической идеологии нынешнего Таджикистана, которые, затрагивая историю соседнего Узбекистана, порождают множество спорных моментов научного свойства. В силу зависимости здешней науки от государства, точнее, от государственной идеологии, споры узбекских и таджикских ученых становятся одним из факторов, влияющих на межгосударственные отношения, - наряду с национальными интересами стран или личностными характеристиками их лидеров.
В настоящей статье прежде всего мы хотели бы затронуть вопросы таджикской историографии и присущего ей мифотворчества. Среди исторических положений, выдвигаемых национальными идеологиями, характерными для Средней Азии, по мере становления нации и государства, доминируют три круга «научных проблем». Первым из них становится поиск самого древнего прошлого данной нации на современной территории конкретного государства и за его пределами. Второй круг описывает «золотой век» нации на территории Центральной Азии или Ближнего Востока, нередко затрагивая период Средневековья или раннего Нового времени, то есть эпоху становления и распада великих империй. И, наконец, третий круг охватывает период становления современной государственности. Рассмотрим, каким образом эти три округа проявляются в Таджикистане и как их воспринимают соседи в лице узбекских историков.
 
Историческая родина таджиков
Фиксация появления первых представителей конкретного этноса в том или ином географическом пространстве - важная черта, свидетельствующая об истории народа. В таджикском случае имеет место миф об «историческом Таджикистане», охватывающем значительные территории современной Центральной Азии, Ирана и Афганистана[4]. Этот «исторический Таджикистан», по мнению некоторых таджикских авторов, существует, по крайней мере, уже 2500 лет и был создан еще Ахеменидами[5]. Еще более древним происхождением, как считают некоторые авторы, отличается арийская цивилизация на территории так называемой Арианы, в данный момент насчитывающей около 8000 лет[6]. В плане древности эта дата пока опережает все цивилизации Центральной Азии. Даже туркменская идеология сумела довести истоки своей цивилизации только до 6000 лет[7]. Здесь открывается первая тема для споров узбекских и таджикских историков и идеологов.
Ссылаясь на российских авторов XIX века, узбекские историки стараются сузить ареал «традиционного» проживания таджиков, вплоть до горных районов Памира. Одновременно они пытаются развенчать и «арийский миф», который, по их мнению, не распространяется на таджиков. Так, академик Ахмадали Аскаров выдвигает теорию, согласно которой арийские народы, оседло жившие в Центральной Азии, представляли собой чужеземцев, пришедших в регион во втором тысячелетии до нашей эры. Как следует из его статьи, арийские племена были, скорее всего, тюрками, ведущими кочевой образ жизни. Ареал расселения тюркских/арийских племен простирается, исходя из данной концепции, от Дуная до Сибири и от Урала до южной части Центральной Азии, а Ахеменидская империя возникла в связи с перемещением тюркских/арийских племен на юг[8]. Согласно другой версии, предлагаемой узбекской историографией, предки таджиков пришли в Центральную Азию только с арабскими завоевателями в VII-VIII веках из Западного Ирана. В их миссию входил контроль над местным ираноязычным населением, то есть согдийцами[9]. Таким образом, отрицаются связи между двумя ираноязычными группами - коренными народами Центральной Азии и пришедшими народами, причем таджики относятся ко второй группе.
Основным противником идей Аскарова в Таджикистане стал директор Института истории таджикской Академии наук Рахим Масов. В отклике на статью Аскарова он пытается разоблачить его аргументы, доказывая при помощи традиционных и новейших источников истинность устоявшихся взглядов на арийскую проблематику: то есть что арийцы являются предками именно иранцев, таджиков и других индоиранских групп[10]. При этом Масов исходит из антропологической разницы между арийцами и тюрками, указывая на «более низкую» культуру тюрков по сравнению с арийцами[11]. Данная аргументация, фактически, приводит Масова к расистскому пониманию культуры и ее разделению на «высшую» и «низшую».
Примером попытки научно подкрепить тезис о происхождении современных таджиков от арийцев служит обширная монография Ибрагима Умарзоды «История цивилизации арийцев»[12]. В этой публикации арийцы предстают основателями европейской цивилизации; здесь также доказывается, что заселение Европы было осуществлено исключительно арийскими племенами. В качестве интересных примеров воздействия арийцев на Европу Умарзода приводит данные некоторых европейских ученых о влиянии древнеперсидского языка на финский язык[13]. Помимо заселения Европы, арийцы (и туранцы как их ветвь) стали, в его трактовке, основоположниками Вавилонской империи, зороастризма и других цивилизационных феноменов[14].
Как уже отмечалось, процесс становления таджикского общества, по мнению части узбекских историков, происходил прежде всего в горных районах Памира и Гиндукуша. Хотя некоторые узбекские авторы признают происхождение таджиков от среднеперсидской империи Сасанидов, одновременно они отрицают их вклад в историю и культуру средневековой Центральной Азии. В частности, узбекский профессор Гога Хидоятов в реплике по поводу собственной книги «Крушение Саманидов» размещает район проживания людей, называющих себя арийцами, в долинах современного Гиндукуша. Данный факт подтверждался еще в XIX веке британскими исследователями, а сам автор упомянутого сочинения исследовал эти племена во время своего пребывания в северном Пакистане[15]. Подобным образом Хидоятов пытается развеять миф о так называемых «равнинных таджиках». По его мнению, таковые вовсе не существовали, а их место занимали так называемые «эрони»[16]. Действительно, поддержкой в этом плане ему служит самоидентификация с «эрони», практикуемая некоторыми ираноязычными жителями Бухары или Самарканда[17]. При этом узбекский автор характеризует жителей северного Таджикистана - нынешней Согдийской области - как «зажиточных, самодовольных, самоуверенных, во всем подражавших иранцам, чванливых, хвастливых, говоривших на фарси, мечтавших о Тегеране, заискивавших перед иранцами»[18]. Иными словами, в рамках такой логики «хорошие» узбеки жестко противопоставляются «плохим» таджикам.
Со своей стороны, таджикские историки прямо противоположным образом идеализируют особенности своего народа, подчеркивая и возвеличивая миролюбие таджиков, которые «ни с кем не воевали, не подвергали никого насилию и жестокости»[19]. Ссылаясь на классических исследователей Центральной Азии, они утверждают, что именно таджики были здесь аборигенами, в то время как узбеки лишь приняли от таджиков образ жизни и культуры[20]. Причем подчеркивается, что именно термин «таджик» в XIX веке использовался для повседневной идентификации проживающих в Центральной Азии народов[21].
Бóльшая часть узбекских историков все-таки признает наличие в Центральной Азии наряду с узбекскими группами представителей иранских/ираноязычных групп. По мнению Аскарова, в рамках этногенеза узбекского народа произошло слияние тюркских и ираноязычных народов, последние из которых позже стали перенимать тюркскую речь[22]. Правда, подкорректировавший эту идею Ахмедов все же находит первые следы узбеков еще в античности, ссылаясь на таких авторов, как Плиний или Птолемей. Другие пласты этногенеза узбеков относятся к VII-VIII векам, а также к более поздним эпохам Караханидов и Сельджукидов. Смешение нетюркских народов - согдийцев или хорезмийцев - с тюркскими легло, согласно этой концепции, в основу протоузбекского этноса. Этот подход дает право считать узбеками таких деятелей, как Ибн Сина, аль-Хорезми, аль-Фергани и других[23]. Узбекские историки критикуют «этническую исключительность арийцев»[24], вписывая узбеков в арийский контекст при помощи археологических источников, подтверждающих, по их мнению, тюркское происхождение арийских племен[25]. Со стороны таджикской историографии на эту линию довольно характерно реагирует Масов, который говорит об узбеках как о «конгломерате тюрко-монгольских племен и коренного населения земледельческих оазисов»[26].
Как видно из вышеизложенного, миф об арийской цивилизации стал одним из ключевых сегментов исторической идеологии таджикского режима, а также одной из основ его противопоставления соседнему Узбекистану. Опираясь на классиков российского и советского востоковедения, таджикские историки и, соответственно, идеологи, определили таджиков в качестве единственных законных наследников арийской цивилизации в Центральной Азии. Поддержанию данного аргумента послужил, в частности, «Год арийской цивилизации», помпезно отмеченный в республике в 2006 году. Таким образом, именно историческая наука помогает формировать идеологический образ высокой культуры арийцев (то есть таджиков) в противовес образу отсталой кочевой культуры тюрков (то есть узбеков).
 
Саманиды, или Средневековый Таджикистан
Подобно государству Амира Тимура в средневековом Узбекистане, самой выдающейся эпохой для таджиков того времени выступало Саманидское государство. Фигура Исмоила Сомони[27] в качестве предка современных таджиков появляется уже у Садриддина Айни[28] и самого известного таджикского историка Бободжона Гафурова[29]. Интересно, что в поздних советских и первых постсоветских учебниках Саманиды никак не выделялись из общего фона правителей феодальной эпохи[30]. Зато в нынешней таджикской историографии идеализированный образ Сомони явно претендует на роль «предводителя современных таджиков»[31].
Одним из важнейших факторов этногенеза таджиков в эпоху Саманидов, согласно таджикскому толкованию истории, считается завершение процесса формирования таджикской нации[32]. Как пишет академик Нугмон Негматов, время Саманидов стало продолжением «точик эхё» (таджикского возрождения), начавшегося еще при Сасанидах. Его выражением стали мировые достижения науки (Ибн Сина, аль-Беруни) и литературы (Фирдоуси)[33]. Здесь уместно упомянуть, что еще академик Василий Бартольд указывал на то, что вытеснение согдийского языка таджикским произошло именно в эпоху Саманидов[34]. В конце советской эпохи академик Мухаммаджон Шукуров предложил теорию «Большого Хорасана» («Хуросони бузург»), которая возвеличивала единое пространство, простиравшееся от северо-восточного Ирана до нынешнего Таджикистана, объединенного как раз во времена Саманидов[35]. Как предполагалось, именно эта хорасанская идентификация отделила нынешних таджиков от иранцев[36].
Таджикские историки преподносят Саманидское государство как «высшую точку исламской цивилизации». Именно из империи Саманидов, утверждают они, происходят все культурные обретения Европы раннего Нового времени[37]; кроме того, в свое время это государство считалось самым сильным на планете[38]. В современной таджикской историографии империя Саманидов предстает также образцом государственного управления - как эффективная, стройная и простая государственная структура[39]. Соответственно, с уничтожением Саманидского государства «тюрками-монголами» была уничтожена самая передовая культура туранской (арийской) цивилизации[40].
Как отмечали многие наблюдатели, идеологическим олицетворением этого культа в современном Таджикистане стали торжества по поводу 1100-летия эпохи Саманидов, проведенные в 1999 году под эгидой ООН. В центре Душанбе был воздвигнут памятник Исмоилу Сомони, о котором городской фольклор говорит как об иконе Эмомали Рахмонова. В честь Сомони была переименована самая высокая гора Таджикистана (бывший пик Коммунизма), центральные улицы многих таджикских городов и современная таджикская валюта. Таджикский культ Исмоила Сомони и его империи естественным образом зеркально противопоставляется культу Амира Тимура в соседнем Узбекистане: торжества по случаю 1100-летия Саманидов в Таджикистане в 1999 году стали своеобразной реакцией на празднование 660-летия Тимура в Узбекистане в 1996-м.
В целом можно констатировать явное преувеличение таджикскими историками роли и значения Саманидского государства, которое предлагается считать едва ли не оплотом просветительства в Европе и мусульманском мире в Средние века[41]. Причем идея превосходства Саманидов пропагандируется самим лидером нации, который, собственно, и дал первый толчок к возвеличению этой династии[42], позволив потом придворным идеологам и официальным историкам развить идею об ее гипертрофированном культурно-историческом значении. Автор этих строк отнюдь не стремится к недооценке величайшего культурного наследия Саманидской империи, однако данный подход таджикских историков (и конкретно Ибрагима Умарзоды) явно игнорирует достижения других частей мусульманского мира.
Естественно, подобные построения не могли не вызывать встречной реакции со стороны узбекской исторической науки. Здесь стоит обратить особое внимание на монографию упоминавшегося выше профессора Хидоятова «Крушение Саманидов». Основным тезисом, пронизывающим всю книгу, является отрицание политического величия и культурного влияния Саманидской империи. Хидоятов указывает на то, что Саманиды были всего лишь наместниками багдадского халифа. Узбекский автор упрекает таджиков в стремлении искусственно конструировать собственную историю, причем для ее полноценной реконструкции, по его мнению, просто не хватает источников[43]. В целом же он, подобно своим таджикским коллегам, впадает в преувеличения, но с противоположным знаком. Есть, впрочем, узбекские специалисты, отстаивающие более мягкие позиции. Например, академик Аскаров утверждает, что становление таджиков действительно произошло во времена Саманидской империи. Однако этот специалист считает их не более чем иранизированной частью тюркских народов, сложившейся в ходе слияния тюрков и иранцев в Центральной Азии в VI-VII веках нашей эры[44].
 
Создание независимого ТаджикистанаВопрос о создании Таджикской ССР, а точнее, об отделении этой советской республики от тогда уже существовавшей Узбекской ССР в 1929 году, остается одним из самых серьезных камней преткновения для узбекских и таджикских историков. Разделение границ по этническому признаку всегда несет в себе множество причин для недовольства то одной, то другой стороны. Дело в том, что термины «узбек» и «таджик» до момента разделения не воспринимались в плоскости противопоставления «или-или», но дополняли друг друга по формуле «и то и другое». Тем более что в регионе проживало значительное число так называемых «сартов», причем толкование этого термина местными народами и внешними исследователями носило довольно расплывчатый характер: под «сартами» в разных контекстах могли подразумеваться как нынешние таджики, так и нынешние узбеки[45].
После образования Таджикской АССР в составе Узбекской ССР возникла необходимость упразднить идентификатор «сарт» и размежевать идентичности «таджик» и «узбек» без какой-либо промежуточной категории. Принцип «и то и другое» преобразовался в принцип «или то или другое». Но из-за этнической, религиозной, культурной смешанности указанных территорий невозможно было установить четкие этнические границы новых административных единиц. Последствия этого факта напоминают о себе до сих пор.
С начала 1990-х годов таджикская сторона начала предъявлять территориальные претензии на «исконные таджикские территории», в частности, на Бухару, Самарканд и сопредельные земли[46]. Группа таджикских историков во главе с Рахимом Масовым приводит доказательства ущемления таджикского народа со стороны пантюркистской элиты в Бухарской Народной Республике и позже в Узбекской ССР. Сам Масов выступает с тезисом о «вытеснении» таджиков из культурных центров в горные районы и «ассимиляции» тех таджиков, которые подверглись в 1920-е годы узбекизации[47]. При национально-территориальном размежевании Средней Азии, по логике этой группы, надо было создавать, скорее, Таджикскую ССР, а в ее рамках - Узбекскую АССР[48].
Если рассуждать в перспективе «большого Таджикистана» (как его довольно нейтрально представляет Сергей Абашин[49]), или «исторического Таджикистана» (как его с явной идеологической подоплекой трактует Нугмон Негматов[50]), то его территория должна охватывать весь ареал проживания таджиков, то есть простираться от иранского Хорасана и северного Афганистана, включая территорию нынешнего Таджикистана и других стран Центральной Азии, вплоть до Китая. Негматов активно пользуется термином «маленький современный Таджикистан»; это выражение призвано фиксировать явный ущерб, нанесенный таджикскому народу при создании его нынешней государственности. Как отмечает Абашин, символическим свидетельством этой фрустрации стал памятник Сомони на центральной площади Душанбе с размещенной в его основании картой «большого Таджикистана», охватывающей перечисленные территории[51]. Рахим Масов обвиняет так называемых «пантюркистов» в том, что они приписывают таджикам оскорбительные эпитеты - «отсталый», «невежественный», «дикарь»[52]. Пантюркисты, по мнению ряда таджикских историков, целенаправленно отрицают существование таджикского народа, считая его «иранизированной тюркской дробью»[53].
Объединившаяся вокруг Масова группа ученых выступает с обвинениями в «предательстве» в адрес тех таджиков, в паспортах которых проставлена национальность «узбек». Подобные мотивы звучат, например, в публикациях о становлении советского Таджикистана в 1920-е годы, где к числу предателей-таджиков причисляются бывшие представители джадидов, в частности Файзулла Ходжаев и Абду Кадыр Мухитдинов, а также Чинор Имамов, делегат таджиков в территориальной комиссии Средазбюро[54]. Именно эти представители «обузбеченных таджиков» и приверженцев «пантюркизма», а позже «панузбекизма», по мнению таджикских историков, не позволили в 1924 году таджикам полноправно обсуждать вопросы самоопределения Таджикистана в рамках территориального размежевания[55]. Как пишет Масов, «в период нашей новейшей истории у нас отняли, с помощью наших же отуреченных таджиков-карьеристов, исконную территорию, культурные центры»[56]. Этот историк обличает также и многих сегодняшних таджикизированных узбеков, которые «вредят» интересам таджикского языка в Узбекистане[57].
Более умеренные таджикские историки указывают, что наряду со многими отрицательными последствиями разделения, выделение меньшей территории для Таджикской АССР (и позже ССР) все же имело свои положительные особенности; среди них - приостановка тюрко-монгольских попыток ассимиляции таджиков, вовлечение таджиков в политическую деятельность, стимулирование обособления политики от религии[58]. По нашему мнению, сам факт создания такой территориальной единицы внес больший вклад в государственное строительство, чем вся идеология Саманидской империи. Подобного мнения, кстати, придерживаются и некоторые авторы из Таджикистана[59].
Узбекские историки, в свою очередь, связывают советский и постсоветский Таджикистан именно с упоминавшимися выше «горными» таджиками, якобы сумевшими взять верх над таджиками «равнинными». Именно у этих «горных» таджиков проявились все «плохие» черты, традиционно, как они считают, присущие данной группе: тяга к наркотикам, готовность убивать и так далее[60]. Современная узбекская идеология вообще пытается не признавать наличия таджиков (как и других наций) в качестве самостоятельного целого в рамках Узбекистана. Согласно официальной доктрине, таджики являются частью единого - узбекского - народа, говорящего на двух языках[61]. Термин же «сарт» в узбекском толковании связывается с оседлым населением, в том числе преимущественно с тюркоязычными или ираноязычными узбеками.
Узбеки также всячески подчеркивают «всестороннюю поддержку Таджикской АССР со стороны более развитой Узбекской ССР»[62]. В качестве «подарка» Таджикистану толкуется и передача ему «узбекских земель» - Ленинабадской (ныне Согдийской) области, - хотя таджики в ответ приводят цифры, свидетельствующие об изначальном преобладании в этих районах населения, говорящего по-таджикски. Президент Рахмонов и его идеологи, отстаивающие самобытность исторического прошлого таджиков, в глазах многих узбекских историков считаются едва ли не расистами, пытающимися, вооружившись идеологией расового превосходства, захватить чужие территории - в частности Самарканд и Бухару[63].
Изучая вопрос территориального размежевания в Центральной Азии и разное восприятие этого процесса в Таджикистане и Узбекистане, российский этнограф Сергей Абашин обращает внимание на то, что «защита» таджикским руководством таджикского населения вне границ Таджикистана ограничивается исключительно Бухарой и Самаркандом. Наличие таджикских диаспор в других местах Центральной Азии, включая, например, Ферганскую долину, не говоря уже об Афганистане, в этом дискурсе попросту не учитывается[64]. Данное обстоятельство, действительно, придает таджикскому национализму явно антиузбекскую окраску.
 
Заключение
Укрепление независимости Узбекистана и Таджикистана сопровождается становлением взгляда на их собственную историю, вписываемую в рамки государственной идеологии. При этом из-за взаимного переплетения исторических путей обоих государств одни и те же исторические события, интерпретируемые в националистической перспективе, получают диаметрально противоположные оценки. Как результат - в историографии Центральной Азии господствует что-то вроде «игры с нулевой суммой»: положительные черты одного народа оборачиваются отрицательными чертами другого. Позиция многих историков, придерживающихся тезиса об органической и неразрывной ирано-тюркской и, соответственно, таджикско-узбекской взаимосвязи[65], почти не доходит до среднего «потребителя идеологии».
Не удивительно, что тему узбекско-таджикских отношений в истории взаимных контактов и связей с большей готовностью разрабатывает таджикская сторона: историки из Таджикистана, в силу доминирующей здесь научной парадигмы, вынуждены постоянно нападать на узбекских коллег. При этом узбекская историография, взятая в целом, предпочитает другие темы - в частности, отношение Узбекской ССР к России или положение узбеков в Центральной Азии и в Советском Союзе. Взаимосвязи узбеков и таджиков затрагиваются в ней в основном в рамках откликов на некоторые заявления и декларации таджикской стороны.
Описанные здесь научные дискуссии и используемые в них стереотипы, к сожалению, уже нашли отражение в идеологиях соответствующих политических режимов, а также в образовательном процессе в обеих странах. Некоторые политические деятели, а вслед за ними придворные историки и идеологи, стараются разъединить два наиболее близких народа Центральной Азии. Можно с уверенностью сказать, что внедрение подобных идеологических схем, сокращение знаний друг о друге, а также элементарная нехватка взаимных контактов со временем подготовят почву для разжигания отчуждения между узбеками и таджиками и на бытовом уровне.
 
__________________________________________________________________
 
1) См. прежде всего публикацию: Rak J. BývaliČechovй: českй historickй mýtyastereotypy[Были чехи: чешские исторические мифы и стереотипы]. Jinončany: H&H, 1994. В этой связи интересна работа о культе исторической фигуры св. Вацлава: Placák P. Svatováclavskй milйnium. Češi, NěmciaSlovácivroce1929. Praha: Babylon, 2002.
2) Gökalp Z. The Principles of Turkism. Leiden: E.J. Brill, 1968. Об османской истории см., например: Фадеева И.Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской империи (османизм - паносманизм). XIX - началоXX в.М.: Наука, 1985.
3) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб.: Алетейя, 2007. С. 7-8.
4) См.: Сагдеев А., Ртвеладзе Э. Современные мифы народов Центральной Азии. Ташкент: Узбекистон, 2006.
5) Негматов Н. Таджики. Исторический Таджикистан. Современный Таджикистан. Гиссар, 1992. С. 4. См. также: Рахмонов Э. Таджики в зеркале истории. Книга первая: от арийцев до Саманидов. Лондон; Душанбе, 2000.
6) Негматов Н. Кто такие таджики? // ИА «Varorud». 2008. 28 марта (www.varorud.org/index.php?o...). Данный тезис приводится также в следующей работе: Умарзода И. История цивилизации арийцев.Душанбе, 2006. С. 62.
7) Гундогдыев О. Вся вселенная в одном узоре… Не менее шести тысячелетий живет туркменское ковровое искусство // Turkmenistan.ru. 2002. 22 августа (www.turkmenistan.ru/?page_i...).
8) Аскаров А. Арийская проблема: новые подходы и взгляды // История Узбекистана в археологических и письменных источниках / Под ред. А.А. Анарбаева. Ташкент: ФАН, 2005. С. 81-91 (см. электронную версию этого текста: www.centrasia.ru/newsA.php?st=1138060920).
9) Ахмедов А. Возвращаясь к истории «арийцев» (к полемике между Р. Масовым и А. Аскаровым) // ЦентрАзия. 2006. 20 января (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
10) Масов Р. Тюркизация арийцев: чушь или недомыслие? Ответ на статью А. Аскарова «Арийская проблема: новые подходы и взгляды» // ЦентрАзия. 2006. 6 января (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
11) Он же. Фальсифицировать и присваивать чужую нацисторию нельзя (ответ пантуркистам) // ЦентрАзия. 2006. 9 марта (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
12) Умарзода И. Указ. соч.
13) Там же. С. 78.
14) Там же. С. 53.
15) Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами (ответ поклонникам и почитателям Саманидов) // ЦентрАзия. 2007. 19 октября (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
16) Там же.
17) В настоящее время, однако, идентификатор «эрони» используется многими таджиками для того, чтобы избежать лишних проблем с узбекскими властями. Большинство этих людей считает себя таджиками, хотя в паспортах многих из них записано, что они узбеки (интервью автора в Бухаре в августе 1999 года и ноябре 2008-го).
18) См.: Хидоятов Г. Указ. соч.
19) См. характеристики таджикского народа в работе: Масов Р. Таджики: история с грифом «Совершенно секретно». Душанбе: Центр издания культурного наследия, 1995. С. 135-157.
20) См.: Шишов А. Таджики [репринт издания 1911 года]. Алматы, 2006. С. 83-84.
21) См., например, краткое описание Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств у венгерского путешественника Арминия Вамбери: Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. М.: Восточная литература, 2003. С. 267, 273-274.
22) См.: Аскаров А. Указ. соч.
23) Ахмедов А. Возвращаясь к истории «арийцев».
24) Аскаров А. Дискуссия по арийской проблеме в ЦентрАзии (2-й ответ паниранистам) // ЦентрАзия. 2006. 7 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
25) Он же. Антинаучная позиция панираниста (ответ на статью Р. Масова «Тюркизация арийцев») // ЦентрАзия. 2006. 25 января (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
26) Масов Р. Дома - таджики, на работе - узбеки... Хватит фальсифицировать историю Средней Азии! (ответ) // ЦентрАзия. 2006. 17 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
27) Фонетика литературного языка - как у таджиков, так и у узбеков - имеет склонность к «оканью», в то время как в русскоязычной традиции (особенно в научной литературе) устоялось написание через «а». По этой причине мы используем более близкое к языку оригинала написание имени собственного - Исмоил Сомони, но одновременно и устоявшиеся в научном обороте термины Саманиды, Саманидское государство. - Примеч. ред.
28) См.: Рахмонов Э.Точикон дар оинаи таърих. Таджикивзеркалеистории. Tajiks in the reflection of history. Душанбе, 1996. С. 37 прим.
29) См.: Гафуров Б. Таърихи мухтасари халки точик [Очерки истории таджикского народа]. Сталинобод, 1947.
30) См.: Литвинский Б.А., Мухтаров А. История таджикского народа, 8/9 класс. Душанбе: Маориф, 1992. С. 31-33.
31) См.: Гаффори В., Саидов З. Вдохновитель национального ренессанса. Душанбе: НИАТ Ховар, 2007.
32) См.: Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. Т. 2. Душанбе: Ирфон, 1989. С. 86-95. Анализ данной проблемы см. также: Nourzhanov K. The Politics of History in Tajikistan: Reinventing the Samanids // Asia Quarterly. 2001. Vol. 5. № 1 (www.asiaquarterly.com/content/view/92/40/); Rahmonov E.Tajiks in the Mirror of the History: From the Aryans to the Samanids. Vol. I. Guernsey: London River Editions, 2002. P. 110.
33) Негматов Н. Феномен материальной культуры Центральной Азии эпохи Саманидов // Вклад эпохи Саманидов в культурное наследие Центральной Азии. Материалы международного семинара. Душанбе: Адиб, 1999. С. 48.
34) Бартольд В.В. История Туркестана // Бартольд В.В.Собрание сочинений. Т. 2. Ч. 1. С. 121.
35) См.: Шукуров М. Хуросон аст ин чо [Хорасан - здесь]. Душанбе, 1997.
36) См.: он же. Таджикистан: муки воспоминаний // Национальные истории в советском и постсоветском пространствах / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 1999. С. 247.
37) Умарзода И. Указ. соч. С. 14.
38) Там же. С. 168.
39) Рахмонов Э. Приветствие Э.Ш. Рахмонова, президента Республики Таджикистан // Вклад эпохи Саманидов… С. 10. Данная характеристика появляется и у Гафурова, однако этот автор отмечает, что стройная бюрократия еще не свидетельствует об эффективной централизации государства (Гафуров Б.Г.Таджики… С. 52).
40) Умарзода И. Указ. соч. С. 130.
41) Там же. С. 164.
42) Асадуллаев И. Лидер как индивидуальный автор коллективного творчества // ЦенртАзия. 2009. 26 апреля (www.centrasia.ru/newsA.php?...).
43) Хидоятов Г. Крушение Саманидов. Ташкент; Москва, 2004. С. 17.
44) См.: Аскаров А. Арийская проблема: новые подходы и взгляды.
45) О проблеме «сартов» см., например: Абашин С. Указ. соч. С. 164-175; Ильхамов А. Археология узбекской идентичности // Этнографическое обозрение. 2005. № 1. С. 25-47.
46) См.: Масов Р. История топорного разделения. Душанбе: Ирфон, 1991.
47) См.: он же. Таджики: вытеснение и ассимиляция. Душанбе: Ирфон, 2003.
48) Там же. С. 85.
49) См.: Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности // Свободная мысль. 2007. № 7. С. 138-149.
50) Негматов Н. Таджики… С. 23.
51) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности. С. 147.
52) Масов Р. «Наследие» мангытской власти, или Почему академик Масов не согласен с академиком Шукуровым [рукопись]. Душанбе, 2002. С. 3-4.
53) История таджикского народа. Т. 5. Новейшая история 1917-1945 гг. / Под ред. Р. Масова. Душанбе: Институт истории, археологии и этнографии АН Республики Таджикистан, 2004. С. 378.
54) Там же. С. 356-357, 368.
55) Там же. С. 365-366.
56) Масов Р. Фальсифицировать и присваивать чужую нацисторию нельзя…; см. также: Каландаров И., Джамалова Н. Организация Таджикской автономной советской социалистической республики [рукопись].
57) См.: Масов Р. «Наследие» мангытской власти... С. 8-9.
58) Маммадазимов А. Политическая история таджикского народа. Душанбе: Дониш, 2000. С. 278-279. См. также: История таджикского народа. Т. 5. С. 378.
59) Имом Ш. Таърихии бедории милли ва истиқлоли Точикистон [История национального пробуждения и независимости Таджикистана]. Душанбе: Санатулло, 2003. С. 99.
60) Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами.
61) Каримов И.Наша высшая цель - независимость и процветание Родины, свобода и благополучие народа. Речь на встрече с представителями интеллигенции и общественности Таджикистана. Душанбе, 16 июня 2000 года (http://2004.press-service.u...).
62) Рахимов С. История временщикам не подвластна. Исмоил Сомони - псевдооснователь таджикского государства // ЦентрАзия. 2008. 11 января (www.centrasia.ru/newsA.php?...). Таджикские историки, напротив, отмечают роль «ассимилированных» таджиков в становлении и развитии культуры Узбекистана в годы Советской власти (см.: Масов Р. Таджики: вытеснение и ассимиляция. С. 95).
63) См.: Хидоятов Г. Вот так гальча стали арийцами.
64) Абашин С. Национализмы в Средней Азии: истоки и особенности. С. 148.
65) Назаров Р., Алиева В., Юнусова Д. Тюрко-иранский этносимбиоз в истории Центральной Азии. Тезисы докладов международной научной конференции «Ломоносов-2008». МГУ имени М.В. Ломоносова. Москва, 2008 (www.lomonosov-msu.ru/archiv...).


Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

конференции

В Семипалатинском государственном университете имени Шакарима 22-24 сентября 2009 года проводится Международная научно-практическая конференция «Эхо полигона и мир без ядерного оружия», посвященная 20-летию прекращения ядерных взрывов на Семипалатинском ядерном полигоне.
Основные направления работы конференции:
- санитарная оценка продовольственного сырья и пищевых продуктов зоны действия СЯП и прилегающих к нему территорий России и Казахстана;
- меры по реабилитации населения, пострадавшего в результате ядерных испытаний;
- радионуклиды и тяжелые металлы в окружающей среде;
- разработка технологии пищевых продуктов профилактического и лечебного назначения;
- мониторинг экологического состояния и охрана окружающей среды.

В конференции по полигону есть секция историческая, публикация материалов бесплатно

Заявки на участие в конференции и доклады предоставлять в распечатанном и в электронном виде до 15 августа 2009 года по адресу: 071412, Республика Казахстан, г. Семей, ул. Глинки 20 «а», каб.402, Семипалатинский государственный университет имени Шакарима, отдел науки.
Телефоны для справок: 8 (7222) 35- 95-53; 35-82-99
E-mail: patent@semgu.kz, sprorect@semgu.kz
Отобранные материалы конференции предполагается издать ко дню проведения конференции.

Требования, предъявляемые к оформлению докладов:
1. Объем 2-3 полные страницы компьютерного набора, шрифт Тimes New Roman или Kz Тimes New Roman, 14 кегль. Поля: слева 3 см, сверху и снизу – 2 см, справа -2 см, интервал – одинарный.
2. Заголовок печатается прописными буквами жирным шрифтом и отделяется от текста пробелом. Ниже через пробел приводится фамилия, и.о. автора (ов) строчными буквами, ниже через пробел полное название учреждения, где выполнена работа, город. Ниже через пробел - текст доклада.
3. Сноски и список литературы указываются в конце текста статьи.

В заявке указываются: фамилия, имя, отчество, ученая степень, звание, место работы (ВУЗ, НИИ и т.д.), должность, контактный телефон, электронный адрес (E-mail), название направления, название доклада, необходимость технических средств, необходимость бронирования места в гостинице

Оргкомитет конференции

Рейтинг
0
5 комментариев
Пользователь удален

Публикации

Наш друг Сафар Абдулло ждет статьи для журнала "Иран-наме"

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Без заголовка

Информационное письмо

7 ноября 2009 года Казахский гуманитарно-юридический университет при поддержке Научно-экспертного совета Ассамблеи народа Казахстана проводит Международную научно-практическую конференцию «Казахстан: на пути к единству и многообразию».
Конференция работает по следующим направлениям:
1.            Теоретические   проблемы и научное измерение межэтническихотношений в Казахстане.

2.            Политико-правовые    и    социальные    основы    межэтнических
отношений в Казахстане.

3.            Развитие казахстанской модели   межэтнической толерантности:опыт и перспективы.

4.            Социальное развитие казахов как государствообразующей нации.

5.            Этнокультурная и языковая ситуация в Казахстане.

6.            Социально-демографические    и    миграционные   процессы    всовременном Казахстане.

7.            Межэтнические отношения в Казахстане и СМИ.

8.            Межкультурный диалог и межгосударственное сотрудничество.Рабочие языки конференции: казахский, русский и английский. Материалы

будут изданы отдельным сборником перед конференцией. Поэтому необходимо представить на бумажном и электронном носителях текст выступления до 20 сентября 2009 года. Требования к оформлению доклада: фамилия, инициалы автора, ученая степень, ученое звание указывается вверху справа, ниже указывается название вуза, страны, города. Название выступления печатается прописными буквами, шрифт полужирный. Список источников составляется по мере цитирования, а литература указывается в конце статьи. Объем выступления до 6 листов, шрифт TimesNеwRoman, формат А-4, через 1 интервал. Текст должен быть отредактирован и подписан автором. Поля: верхнее, нижнее -2 см; левое - 3 см; правое-1 см.
В конце выступления необходимо дать резюме соответственно на казахском, русском и английском языках. Текст должен быть отредактирован и подписан автором.
Адрес: 010000, Республика Казахстан, г. Астана, Коргальджинское шоссе, 8. Казахский гуманитарно-юридический университет, кафедра Социально-психологических дисциплин, каб. 511. тел.: 703046 (внутр. 1092), контактное лицо: Ответственные секретари: ст.пр.каф. СПД - Жусупова М.Т.-zhusupovam@.mail.ru, 87016146083; преподаватель каф. СПД-Сембина Ж.Ж.-jsembina@mail.ru, 87012922175

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Главная фотка, модераторы, темы и т.д.

Какую фотку сделаем главной?
Ваши предложения по модераторам.
Будем ли включать в число участников других людей? или группа должна быть закрытой?
(я, за закрытую)
Какие темы нам нужны. Предлагаю делиться информацией о конференциях, публикациях и т.д.
Иногда мы куда-нибудь выезжаем, и в этих городах у участников могут быть друзья, которым мы можем передать привет или они нам...А потом этот привет можно будет выпить

Рейтинг
0
5 комментариев
Пользователь удален

Смотритель, Модераторы и Участники

В сообществе предполагаются разные должности, видимо они зачет-то нужны. Наверное смотрителем, надо предложить быть Аблету, когда он присоединится.
Асель Мырзахметова, очень активно проявила себя в создании сообщества (да, что тут говорить, можно подумать, что мы друг друга не знаем!)
Поэтому я , пользуясь своими временными првами, не справшивая Асель (очень надеюсь, что она  поймет мои действия правильными), отметил ее как модератора.
НО может быть есть и другие мнения? Может от каждой республики нужен модератор?, или мы все же одна семья?

Рейтинг
0
0 комментариев
Пользователь удален

Без заголовка

Я вышел из смотрителей и отметил Асель Мырзахметову как модератора, так как она очень активная и будет больше пользы. А место смотрителя по праву надо будет отдать Аблету, когда он присоединится.

Рейтинг
0
0 комментариев
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу

   RSS группы
Загрузка