Мне страшно с Тобою встречаться.
Страшнее Тебя не встречать.
Я стал всему удивляться,
На всем уловил печать.

По улице ходят тени,
Не пойму - живут или спят.
Прильнув к церковной ступени,
Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,
Но я не помню имен.
В ушах раздаются звуки
Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко -
Покрыло и самый храм.
Я знаю: Ты здесь. Ты близко.
Тебя здесь нет. Ты - там.

Девочка-воин плачет у барной стойки,
Рыжую чёлку заправив под капюшон.
«Сколько ещё убить мне драконов, сколько,
Чтобы ты бросил всё и за мной пришёл?»

Потом тяжело вздыхает и пьёт мартини,
Белым платком протирая кривой кинжал.
В области сердца выжжено его имя.
Девочке холодно и ничего не жаль.

Грузные гномы традиционно с пивом
Чинно гудят за столиком у окна.
Сальные гномьи шутки летят ей в спину.
Девочка-воин молча стоит одна

У повидавшей всякое барной стойки.
Он обещал, что придёт на исходе …бря.
«Сколько ещё убить мне драконов, сколько,
Чтобы ты понял – со мной так шутить нельзя?!»

Пьяные стражники шумно бранят барона:
«…выжил…совсем не платит…дурак и жмот…»
Время к утру, бар уже покидают гномы,
…брь на исходе. Она неусыпно ждёт

Пятые сутки, глаза проглядев. Не ново.
Плачет, зажав в белых рученьках по ножу.
«Сколько, ну сколько ещё мне убить драконов,
Чтобы ты понял, что я тебе подхожу?!»

Старый сатир молока наливает кошке,
Ей – валерьянки: «Пей, девочка, снимет стресс.
Бедная-бедная… Как не поймёшь ты, крошка?
Рыцари издревле ищут себе – принцесс…»

Резкий звон ворвался в полутьму,
И она шагнула к телефону,
К частому, настойчивому звону.
Знала, кто звонит и почему.

На мгновенье стала у стола,
Быстро и взволнованно вздохнула,
Но руки вперед не протянула
И ладонь на трубку не легла.

А чего бы проще взять и снять
И, не мучась и не тратя силы,
Вновь знакомый голос услыхать
И опять оставить все как было.

Только разве тайна, что тогда
Возвратятся все ее сомненья,
Снова и обман и униженья -
Все, с чем не смириться никогда!

Звон кружил, дрожал не умолкая,
А она стояла у окна,
Всей душою, может, понимая,
Что менять решенья не должна.

Все упрямей телефон звонил,
Но в ответ - ни звука, ни движенья.
Вечер этот необычным был,
Этот вечер - смотр душевных сил,
Аттестат на самоуваженье.

Взвыл и смолк бессильно телефон.
Стало тихо. Где-то пели стройно...
Дверь раскрыла, вышла на балкон.
В первый раз дышалось ей спокойно.

Будь ЖЕНЩИНОЙ, проблемам вопреки…
Назло врагам, завистникам, подругам…
И пусть в беде не подадут руки…
Тоскливо будет и безумно туго…
Будь ЖЕНЩИНОЙ до кончиков волос…
Пусть даже упадешь, ты, на колени…
Вставай, иди, не вздумай вешать нос…
Пусть знают, ты БОГИНЯ… без сомнения…
И даже если хочется завыть…
Ты стисни зубы, гордо улыбаясь…
Произнеси- «ЖИЛА, ЖИВУ и также БУДУ ЖИТЬ…»
Счастливой буду и НЕ сомневаюсь…
ТЫ ЖЕНЩИНА - дарящая любовь…
И жизнь дающая грядущим поколениям…
Будь ЖЕНЩИНОЙ, а значит будь собой…
И лишь пред БОГОМ можешь преклонить колени…
ЧТОБЫ НЕ СГИНУТЬ ОТ ОДИНОЧЕСТВА, ЧТОБЫ ПРИБАВИТЬ ДРУЗЕЙ КОЛИЧЕСТВО - ПОУБАВЬТЕ СВОЁ…"ВЫСОЧЕСТВО", И УМЕРЬТЕ СВОЁ… "ВЕЛИЧЕСТВО"!

Если выпустить из клетки
душу волка на простор,
Ставкой-русская рулетка.
Будет бой! Не разговор...

Не дуэль, и не коррида..
Зубы в холку, в сердце клык.
А скулить в кустах для вида,
извините, не привык...

Боль стирает тень ухмылок.
Страсть спустила тормоза.
Не дышите мне в затылок.
Лучше так:глаза в глаза !

Посмотрите вокруг — человек все создает только для удовлетворения собственных потребностей. Неужели вы думаете, что тот, кто сейчас рядом,рядом из-за «штуки», которую даже объяснить словами не может по причине того, что или мозга не хватает или смелости признаться в обычной «организменной» потребности.
Людям по правде не нужны люди, но никто об этом или не задумывается или не хочет придавать огласке свои взгляды из-за стереотипного осуждения большинства.
Родители — источник финансирования; друзья — совместное уничтожение пустого времени, веселье и радость; любовь — источник удовольствия; вам не нужны и ваши дети (вам просто приятно заботиться о них, забывая о бессмысленном существовании) — тут всего лишь выделено по одной причине,но на самом деле, если присмотреться и «причувствоваться» к себе, их выйдет гораздо больше.
Каждый нужен другому только лишь как источник, но не просто как обычный человек, и на самом деле вам не нужны ни близкие, ни дети, ни даже вы сами.

1. Возраст вашего ангела.
Число вашего рождения + месяц.

2. Пол вашего ангела.
Сумма всех цифр даты вашего рождения.
Четная сумма – мужской, нечетная сумма – женский.

3. Стихия вашего ангела.
Вторая цифра дня рождения.
Стихии:
1 – Боль. Ангелы, которые умирают с вами. Они обычно притягивают поступки и любовь, о которых жалеют их хозяева.
2 – Свет. Большие белые крылья. Светлый ореол. Святость и легкость, радужная энергия.
3 – Воздух. Сотканные из света и воздуха, неопределенных очертаний. Крылья большие, но невидимые. (13 января.)
4 – Тьма. Темные и жуткие. Черные крылья.
5 – Металл. Холодные. Стальные крылья.
6 – Радуга. Яркие и теплые. Крылья бабочки или т.п.
7 – Энергия. Меняют формы и цвета. Такие же и крылья. Сгустки энергии, зависящие от настроения.
8 – Человек. Ничем не отличаются внешне от обычных людей. Крыльев нет.
9 – Разложение. Увядающие и разлагающиеся с каждым днем. Оборванные обычно крылья.
0 – Огонь-пепел. Возрождаются подобно фениксам. Огненные крылья.

4. Характер вашего ангела.
Третья буква вашей фамилии.
А – Он ходит за вами по пятам. Нигде не оставляет без присмотра. Вот только вы его не видите.
Б – Он приходит, когда вы плачете. Чем больше вы проливаете слез, тем больнее ему приходится, и тем ярче он проявляется.
В – Он не ходит за вами, но всегда наблюдает. Тихо, молча, сидя у себя на небесах.
Г - Он специально устраивает вам испытания и несчастья, чтобы потом их для развлечения устранять.
Д – Он заперт в одном месте и не может помочь вам всегда. Только там, в его области, вы по-настоящему в безопасности.
Е – Каждый раз, когда он вас спасает, он забирает частичку вашей души. Это коварный ангел-вампир.
Ж – Он работает только «услуга за услугу». Ничего не делает просто так, если не попросить, или не совершить доброе дело.
З – Он постоянно хочет с вами связаться. Присниться, показаться в зеркале, послать знак, но тут уже все зависит от вас самих.
И – То ли есть, то ли его нет. Обычно эти ангелы так и не оказывают влияния на жизнь человека.
Й – Ангелы редкой мудрости и интуиции. Обычно это передается и их хозяевам.
К – Эти ангелы обычно приобретают форму ваших друзей или животных, чтобы быть ближе.
Л – Самые настоящие ангелы от бога. Вот только приходят обычно ночью, а в полнолуние их даже можно увидеть.
И не всегда они могут спасти человека. Следуют принципу «на роду написано».
М – бездушные ангелы-наемники. Непредсказуемые и не всегда полезные.
Н – Они всегда хотят помочь. В любой мелочи, и так уж получается, что тратят на эти мелочи все свои силы.
Обладателей таких ангелов иногда называют везунчиками, но спастись в серьезной ситуации им редко удается.
О – Самые добрые ангелы. Они никогда не будут спокойно смотреть как человеку плохо. Будь то их подопечные или другие люди.
Их обладатели обычно тоже добротой не обделены.
П – Двуличные ангелы-демоны. Те самые, что шепчут на уши разные варианты, не поясняя, что хорошо, а что плохо.
Р – Жестокие ангелы. Если вы не угодили своему ангелу,он может круто на вас отыграться. С ними надо быть осторожнее. (Терещенко.)
С – Приходят только во снах и никогда в жизни. Все, что они могут для нас сделать, это предупредить.
Обычно сны их подопечных несут в себе скрытый смысл. Следует обзавестись хорошим сонником.
Т – Они не могу помочь человеку, когда тот в этом нуждается, но обычно они искупают свою вину после роковых происшествий в виде приятных подарков судьбы.
У – Этих еще называют домовыми или полтергейстами. Любят похозяйничать в жизни своего подопечного.
Ф – Прекрасные, но нежные ангелы. Могли бы тешить глаз,если бы мы их видели, а так... Говорят, именно с них списали ангелов на большинстве картин.
Х – Обычно, это ангелы – души умерших родственников или знакомых, любивших вас при жизни.
Ц – Настоящее сокровище. Обычно их обладатели живут долго и счастливо.
Ч – Черезчур педантичные ангелы, считающие себя спецами в своем деле. Но это не всегда правда.
Ш – Главная отличительная черта этих ангелов в том, что они до потери пульса боятся людей. Дальше все должно быть понятно...
Щ – Ангелы-извращенцы! Насылают на своих подопечных пугающие своей изощренностью эротические сны и зачастую испытывают к человеку
самые интимные чувства.
Ъ – Ангел-ветер, один на всех своих хозяев. Один у одного, другой у другого. Поэтому и жизнь полосами.
Ь – Ангел-плакса. Если у него что-то не получается он впадает в истерику, забирая обычно с собой и хозяина.
Э - Ангел с пистолетом. Если кто-то обидит хозяина, ему придется очень худо...
Ю – Ангелы-дети. Маленькие ангелочки. Наивные и веселые. Но очень сильные.
Я – Обычно напускает на хозяина такую дымку, что тот абсолютно не верит в его существование, а тот тем временем вершит его судьбу.

Мы часто меряем людей по себе, осуждая и желая поставить его в свои
рамки. Это рождает непонимание, конфликты, оценки, что естественно, не
способствует сближению, дружбе и любви.

Побыв в ситуации другого человека, став на его место, почувствовав,
какую боль он испытывает, и почему он стал именно таким, мы очищаем свое
сердце от критики и осуждения. Потому что понимаем, как глубоко он был
травмирован. Потому что на своей шкуре ощущаем, как тяжело ему было жить
с таким грузом на сердце.

После этого лед отчуждения тает.

После этого уже не хочется судить тех, кто живет совсем не так, как мы считаем «правильным».

После этого на людей смотришь из сердца, а не из головы.

И очень сильно очищается собственное сердце от гордыни и иллюзий.

Бойтесь, когда спокойное придет
в движенье. Когда посеянные ветры
обратятся в бурю. Когда речь людей
наполнится бессмысленными словами.
Страшитесь, когда в земле кладами
захоронят люди свои богатства.
Бойтесь, когда люди сочтут
сохранными сокровища только
на теле своем. Бойтесь, когда возле
соберутся толпы. Когда забудут
о знании. И с радостью разрушат
узнанное раньше. И легко исполнят
угрозы. Когда не на чем будет
записать знание ваше. Когда листы
писаний станут непрочными,
а слова злыми. Ах, соседи мои!
Вы устроились плохо. Вы все
отменили. Никакой тайны дальше
настоящего! И с сумою несчастья
вы пошли скитаться и завоевывать
мир. Ваше безумие назвало самую
безобразную женщину — желанная!
Маленькие танцующие хитрецы!
Вы готовы утопить себя
в танце.

Дождь в лицо и ключицы,
и над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
словно шторм с кораблем.

То ли будет, другое...
Я и знать не хочу -
разобьюсь ли о горе,
или в счастье влечу.

Мне и страшно, и весело,
как тому кораблю...
Не жалею, что встретила.
Не боюсь, что люблю.

Белла Ахмадулина

«Поиграл - положи на место» -
Эту фразу твердят вам с детства.

Если куклу ты вдруг поломал,
То неси её тут же в подвал!
Там ей самое-самое место,
Будет мышиной она невестой.

Если куклу ты потерял, велико горе,
Слез на милой мордашке море.
Мама пойдет в магазин опять
И купит уже не одну, а пять.

Если куклу увел дружок,
У него пред тобой должок!
Ты обидишься, хоть не злишься,
И попросишь всего, на что решишься.

Но ты вырос, и куклы уже иные,
Не пластмассовые, не заводные.
Но живые и звонко смеются,
Бред несут, если сильно напьются.

А красивы, как карнавал,
Ты раньше таких не видал.
Золотые глаза смеются,
Тугие локоны вьются,
Но, к сожалению, они быстро бьются…

Поэтому помни фразу из детства:
«Поиграл – положи на место»

Чтоб мы, куклы взрослые, настоящие
Красивые, веселые, говорящие,
Не валялись, где попало в подвале,
И с мышами не танцевали.

Чтобы мы не могли потеряться,
(Ведь и это может статься!)
Чтоб нас не заменили другими-
Ещё более дорогими.

А чтоб нас не уводили,
Оставайся, мальчик в силе,
Чтобы с другом был мир,
Будь свеж как зефир.

И помни, помни завет из детства:
«Поиграл? Положи невредимой на место».
L.S.F.

Что нужно, чтобы прослыть сердцеедкой? Шикарная внешность? Талант?
Хитрость? Пожалуй, важнее всего особый склад характера. Независимо от
того, разбивает женщина мужские сердца осознанно или нет, в ней есть
что-то неуловимое, к чему мужчины стремятся, как мотыльки летят на
огонь.

Она проснулась, потянулась, И голой подошла к окну.
Полсотни мужиков свихнулось, Полсотни - вытерли слюну.
Камаз, Черроки въехал в дверцу, Упал в бассейн вертолёт,
Схватился в скверике за сердце Седой, почтенных лет народ.
Случилось в озере цунами, Вулкан извёрг поток страстей,
Стояли с вздутыми штанами у дома дядьки всех мастей.
Сошёл с орбиты спутник малый, На дубе вспучилась кора…
Она зевнула, улыбнулась сказала: -
«Вот скука! Ну надо же Всё бля, Ну всё бля, как и вчера»

Дрожало тело под разорванной рубахой.
Загробным голосом читали приговор.
И пятна бурые, что на разбитой плахе,
Сливались в судьбы проигравших этот спор..

И ударяясь с грохотом, о стенки вечных стёкол,
Песка безжалостного зёрна упадут
В такт сердца, вздоха. Острие жестоко
Вдруг прекратит недолгий страшный суд..

Нам ожидание порой невыносимо.
Мы умоляем, чтобы год прошёл без нас,
Не понимая, что за все богатства мира
Вам не купить последний, лишний час..

Туман... Скрепил застывшие уста

Железной полосой запрета.

Туман... Как приговор читал с листа

Послания Твердыни Света.

 Он серый зверь в лохмотьях лжи,

А в чаше истины – отрава.

В лучах зори ни мёртв, ни жив,

Но здесь он царь и здесь его держава.

Раздувает уголья гордыни,

Да кадит чёрной ереси смуту,

Правил бал он и присно и ныне,

А душа гибнет в дьявольских путах.

– Ваше высочество, вы сошли с ума, – сказал верховный маг.
– Нет, это
ты сошёл с ума, – ответил принц. – Иначе ты не стал бы требовать, чтобы
наследник короны женился на безродной незнакомке, о которой я знаю
только то, что однажды бурной грозовой ночью ты привёл её к воротам
моего дворца, насквозь промокшую, завёрнутую в твой плащ.
– Эта якобы
безродная незнакомка – произнёс маг, – ваша судьба, принц. Ваша
истинная любовь. Поверьте мне, ваш брак стал бы спасением для вашей
страны!
– Прости, – покачал головой принц, – но так далеко моё
доверие к тебе не простирается. Откуда мне знать, может быть, ты всего
лишь хочешь сделать королевой свою дочь или какую-то другую
родственницу, а твои туманные слова о судьбе и спасении – ложь?
– Но вы же любите её, – сказал маг, цепляясь за последнюю надежду, – я прошу вас, послушайтесь своего сердца!
–
Да, – со вздохом согласился принц, – я и впрямь увлёкся этой девушкой.
Она так прекрасна, загадочна и ни на кого не похожа. Но жениться я могу
только на принцессе, и ни на ком ином.
– Вы совершаете страшную ошибку!
–
Как только ты объяснишь мне, в чём заключается моя ошибка, я послушаюсь
тебя. Ну же? – принц поощряющим жестом взмахнул рукой. – Почему я
должен на ней жениться?
– Я не могу вам ответить, ваше высочество, –
негромко сказал маг. – Хотел бы, но не могу. Это должен быть брак по
любви, а не по необходимости.
– Короли не заключают браков по любви, –
ответил принц. – Я женюсь на принцессе Лемурии, это выгодный союз и
правильный выбор. Выбор мудрого правителя...

– В таком случае, прощайте, мой принц, – маг поклонился, – с этой минуты я больше не служу вам.
– Даже так, – помолчав, принц махнул рукой,– что ж… Ты свободен.
Маг повернулся и быстро вышел, почти выбежал, из тронного зала.

***

Море волновалось. Парусник, на палубе которого неподвижно замер бывший верховный маг, готовился отплыть.
Маг,
не отводя глаз, смотрел на золотые башни дворца. Где-то там, за одним
из сияющих в лучах заходящего солнца окон, беззвучно рыдала сейчас,
оплакивая свою потерянную любовь, Ариэль, принцесса-русалка, дочь
морского царя Тритона.

– Странное дело, – капитан корабля подошёл к своему пассажиру. – Прилив начинается. Не ко времени ведь ещё…
– Сажайте гребцов на вёсла, – сказал маг отрывисто. – Всех, какие есть. Распускайте паруса. Нельзя терять ни минуты.
Он последний раз поглядел на дворец принца, повелителя Атлантиды, и отвернулся.

Я улыбаюсь самыми краешками губ и осторожно переступаю через скрипящую половицу.

Тихо, тихо.

Не разбудить бы.

Сна очень мало, даже здесь.

Радости – еще меньше.

Времени, проводимого здесь, вообще очень мало.
Его настолько мало, что я дорожу каждой секундой.

И он дорожит, я знаю. Он считает эти секунды, собирает их в копилку своих воспоминаний и бережно держит у сердца.
Они помогают ему жить там, где, наверное, солнца нет, воздуха нет.
В пепельнице на полу затушенные окурки, ветерком из приоткрытого окна по ковру разносит мельчайшие частички пепла.

Но мне все равно.

Порванная выцветшая льняная шторка трепещет на окне, как парус. С той стороны реальности, что за границей мутного стекла, ветерок доносит запах ночного дождя и листьев. Пахнет пылью, теплым телом и сигаретами.

Я улыбаюсь.
Здесь он может быть собой.

Тихо, тихо.

Я ничем не потревожу тебя.
Ворочается во сне, переворачивается на спину. Простыня чуть сползает, и я отвожу взгляд. Мне не нужно видеть тебя, я здесь не за этим.
Волосы рассыпаются по подушке, путаются в твоих пальцах, липнут колечками к влажному лбу.

Спи.

Твоя жизнь теперь вся – вот это место, вот это время.
Сквозь щели между трухлой рамой и стеной пробиваются самые первые тонкие и осторожные лучи солнца, высвечивая кружащиеся в воздухе пылинки. Здесь еще полутемно, почти не видно ничего, что не находится в полосе тусклого света из окна.

Вокруг тихо и до одурения спокойно.

Нет твоей боли и разочарования.

Нет моей изматывающей погони за каждым незнакомым знаком греческого алфавита, когда статьи о тебе я переводила по слову, по букве, чтобы понять смысл, за каждым фото и случайным упоминанием твоего имени в газетах.

Можно быть собой.

Нам обоим.

Тихонько включаю чайник и сыплю в чашку кофе. Такой же темный, как в полумраке комнаты его ресницы, такой же теплый, как его дыхание.

Спи.

Это твой мир.
Мир, в который я научилась приходить, когда здесь появляешься ты.
Это твой рай, твое личное место, в которое ты можешь возвращаться, только уходя от реальности в своих снах и мечтах.

Ты свободен здесь.
Это место твоих грез.

Я попала сюда случайно.
Мне кажется, ты все же так и не согласился до конца с тем, что я не часть твоего сна, что я могу так же уходить отсюда.

Что я не видение, я живая.

Решай сам, как хочешь.
Я здесь только гость.

Беру чашку в ладони и подхожу к окну.
Пыльное стекло отражает мир таким же тусклым, каким он бывает в реальности для нас обоих.
Только здесь, внутри краски ярче, воздух наполнен спокойствием и теплом.

Смотрю, как он поворачивается в постели, как скользит простыня по плечу.
По сравнению с моей его кожа очень смуглая.
Я просто цветок, выросший без солнца.
Он здесь полон жизни, загорелый, с гривой длинных волнистых волос.
Такой, каким он хотел видеть себя.
Такой, каким его все запомнили. Я гоню прочь мысли о том, что ничего не вернуть, что все исчезло, будто кануло в пустоту, горько улыбаюсь краешками губ его подрагивающим во сне ресницам. Сделать себя богом, слепить себя самого из глины греческих морей, сверкать на Олимпе, и враз потерять все – славу, уважение, работу, близких и друзей, потерять самого себя…

Там, куда я вернусь, когда он исчезнет, эта боль не дает мне спать и дышать.
Приходит ко мне кошмарами и рваными стихами, жжет меня изнутри.

Но здесь я не позволяю себе думать об этом.
Раз уж мне разрешено быть здесь, я должна стать его солнышком, утренней каплей росы на тонкой травинке, теплом нагретого солнцем песка.

И я гоню темные мысли прочь.

Ради его покоя.

Ставлю чашку на стол, едва отхлебнув глоток, и опускаюсь на колени возле кровати.

– May Heaven save you…

Нет, я не хочу видеть его тела, не хочу видеть ровной смуглой кожи и рельефа мышц.

Он не принадлежит мне, и я не прошу у него ничего, не смею вбирать в себя запах его волос, касаться его даже вскользь.

У него другая жизнь, и я ее абсолютно не знаю.

Я изучила каждое место, где скрипят старые половицы.
Почему именно этот заброшенный дом у самой кромки воды, окруженный дикими кустами и огромными листьями каких-то водных растений – твой лучший рай?

Я не могу знать.

Видимо, так ты видишь покой.
А мне что?
Мой покой – иметь возможность быть здесь, видеть умиротворение на твоем лице, и почти радость, когда ты рисуешь.

Я собираю со стола карандаши, и тонкие грифельные палочки стучат в моей руке.

Боязливо оглядываюсь на кровать.

Не разбудить бы.

Выхожу на пустую террасу.
Прохладно.
Воздух, каким он бывает по утрам, наполнен влагой от лежащей на листьях росы и испарений крошечного озера.

Тихо.

Так тихо, что я слышу стук карандашей в своей руке, когда поправляю на плечах легкую шаль.

Где-то вдалеке коротко и отрывисто свистит утренняя птица, доносится легкий плеск воды, огибающей камень, шелест сухостоя и мерное капание скопившейся на листьях воды о деревянную крышу навеса.
Убираю подушку из кресла-качалки и медленно опускаюсь в покачивающееся ложе из полусброшенного пледа. Подушку прижимаю к груди вместе с карандашами.

Зябко.

Плечи подрагивают после теплого воздуха в домике, и я даже жалею, что покинула тот полутемный мир с запахом сигарет и кофе.
Солнце золотит краешки влажных листьев, играет в каплях воды, постепенно поднимаясь над далеким, невидимым отсюда горизонтом. Я набрасываю на колени плед и роняю руку с карандашами на подушку.

Время, кажется, остановилось.

Да и нет его здесь вовсе.

Там у тебя график, расписание, чужие запреты и загнанное вглубь себя «хочу». Там ты не принадлежишь себе.
аже в своей клетке.

Ты никогда не бываешь один.

А тебе очень этого хочется.

Мне стыдно красть у тебя одиночество.
Хоть ты меня совсем не замечаешь, и я ничем не тревожу тебя. Наверное, ты все же хотел бы быть совсем один.

Один в этом своем раю.

Но я слишком долго этого ждала, прости.

Я не уйду.

Буду молчать, не буду говорить с тобой, не буду тебя касаться, не буду попадаться на глаза.

Просто буду смотреть.

Иногда смотреть на тебя.

Когда ты не будешь этого знать.

И чинить твои карандаши.

Вот и все. Больше мне ничего не надо.

Такой уж я родилась.
Способной чувствовать так тонко, что чувства порой едва различимы.
Мне это даже мешало, пока я не научилась держать в себе свой дар.
Только благодаря ему я и смогла ощутить во многочисленных мирах этот твой, куда ты приходишь, рисуя.
Смогла ощутить, подойти к тебе так близко и остаться рядом.

Ты рисуешь.
И я не могу нарадоваться этому.
Не только потому, что это помогает тебе жить, но больше потому, что в моменты, когда твои руки скользят по холсту, я могу видеть тебя здесь.
Когда ты рисуешь или спишь там, ты возвращаешься сюда.

Это твой личный, нарисованный рай.

Твои сюжеты в твоей голове.
И это правильно. Ты не должен ни к чему привязываться.

Там, где тебе приходится жить, у тебя нет ничего своего.
Даже если это принадлежит тебе.

Ничего постоянного и личного.

Сюжеты бережно хранит память, но даже к этому нельзя привязываться, выплескивать наружу слишком много своего.

Привязанность сулит боль.

Я не знаю, сколько я сижу так.
Возвращаюсь в реальность, только когда из комнаты доносится сонное бормотание и звук приближающихся шагов.
Я не оборачиваюсь.

– Καλημέρα! – одними губами.

Я пытаюсь изучать греческий по чуть-чуть, ночами, когда все спят, но вряд ли я хорошо произношу даже простенькое слово на твоем родном языке.

Утро началось только сейчас, когда ты проснулся.

Я не могу смотреть на тебя, сонного, с отпечатавшимися на щеках складками подушки, с резко прочерченными бороздками носогубных складок, со спутанными со сна волосами, тяжелыми веками.

Это слишком для меня.

Твой взгляд спокоен, тебя ничто не тревожит.
Я не оборачиваюсь, но знаю, что ты делаешь – тихо постукивают камешки розария у тебя на шее – ты трешь рукой заспанное лицо, зеваешь и медленно оглядываешь окрестности.

Здесь ничего не изменилось за то время, что ты спал.

Не беспокойся. Здесь ничего никогда не изменится.

Не могу перестать улыбаться.

Перевожу взгляд на подушку внизу, у перил терассы.
Ты любишь сидеть на полу, любишь сидеть на земле.
Проходишь мимо меня, и я невольно тяну носом воздух.

Твой запах.
Хотя ты не пахнешь ни одеколоном, ни туалетной водой.
Но я слышу твой, особенный запах.
Запах кожи, волос, твоего дыхания.

Здесь ты можешь позволить себе курить.
И я наслаждаюсь этим.
Там у тебя все под запретом, там ты вынужденно ведешь совсем правильный образ жизни, если такое вообще можно сказать о жизни в тюрьме.
Ты оставил все, свою жизнь, свои привычки, ты научился жить по-другому.

Здесь же я могу смотреть, как подрагивает в твоих пальцах сигарета, как ты выдыхаешь дым и чуть щуришься, затягиваясь.

Садишься на подушку и кладешь руки на колени, держа в ладони мою чашку с почти нетронутым кофе. Я смотрю на нее и невольно прижимаю пальцы к своим губам.

Ты пьешь там, где пила я, и твои губы сейчас касаются ободка вслед за моими.

Мне неловко.
Я не посмела бы дотронуться до тебя намеренно.
Это слишком важно для меня.

Ты пьешь горький кофе, как люблю я, и запах кофейных зерен перемешивается з запахом твоей сигареты.
Я щурюсь, как лежащая на солнце кошка.

Мне так хочется провести рукой по твоей спине, ощутить, что твои выпирающие лопатки – это не срезанные крылья, которыми тебя наделяли так часто, хочется коснуться твоих волос и убедиться, что на твоей голове нет ни короны, ни нимба.

Смешно.

Ты то ангел, то демон для тех, кто так мало знает тебя.

Ты научился носить маски.
Неисчислимое количество масок, становясь тем, кого хочет видеть твой собеседник.

Здесь их нет ни одной.
По крайней мере, я надеюсь на это.
Ведь ты почти наедине с собой, а значит, тебе не нужно притворяться и производить впечатление.

Я тоже тебе не зритель, я сейчас слишком близко, чтобы ошибаться выражением лица под твоим извечным гримом.

Ты всегда такой разный – твои волосы то завиты кольцами, то лежат на плечах ровными волнами, они то почти темные, то совсем светлые, ты то серьезен, то весел.
Только грусть в глазах не меняется.

Ты давно устал носить эти маски, но без них твоя душа слишком открыта.

Хватит уже того, что ты так гневно затягиваешься, почти раздраженно сбиваешь с сигареты пепел.
Ты уверен в себе, как король во время пиршества, но ты настолько неспокоен, чтобы курить.
Часто курить.

Ты умеешь смотреть так, чтобы таяло сердце, и в глазах загорался ответный огонь.

Ты научился склонять голову к плечу и смотреть, даря весь мир одному человеку.

Не смотри на меня так, пожалуйста.

Даже если это привычка.

Я только тень за твоей спиной, не играй со мною.

Ты куришь, и дым от твоей сигареты кругами вьется вокруг тебя.
Я зябко поджимаю в кресле ноги, укутываю их пледом.

Мне хочется взять в ладони твое лицо и прошептать, глядя в светлые, почти прозрачные зеленые глаза, прошептать так, чтобы ты понял, чтобы ты услышал:

– Это все ведь обязательно когда-нибудь кончится.
Понимаешь?
Это когда-нибудь кончится.

Ты знаешь это, я понимаю.
Знаешь, иначе не было бы этого мира. Иначе мне некуда было бы приходить к тебе.

Я смотрю на твои широкие плечи в легком сетчатом коричневом джемпере.
Ты кажешься в нем хрупким и каким-то по-домашнему теплым. Почему-то именно этот джемпер кофейного цвета рождает во мне чувство уюта и обманчивой твоей незащищенности.
Хотя твои плечи, твой профиль говорят о другом.

Солнце поднимается над горизонтом, играя бликами в твоих волосах, кружась в серпантине их широких колец, придавая фигуре золотистые очертания.

Я не могу не смотреть на тебя, боясь моргать и дышать.

Иногда мне кажется, что того, настоящего мира просто не существует.

Что есть только ты и я, словно тень, сидящая за твоей спиной.

Нет обычного для тебя гламура, сотен голосов и глаз, чужих рук и чужих запахов, нет никого, кто вдыхал бы дым твоих сигарет, кто касался бы твоих волос, кто просто смотрел бы тебе в глаза и молчал.

Тебе так нужно это – просто молчать.
Не отвечать на чьи-то пустые вопросы, не говорить о себе.

Просто молчать.

Я чуть склоняю голову в сторону.
Сейчас мне виден твой профиль.
Это смешно, но ты, олицетворяющий солнце, имеешь лунный профиль. Наверное, это потому, что у тебя выдающийся подбородок.
И еще потому, что впадинка между лбом и носом очень резкая и глубокая, а нос немного вздернутый.
Мне так хочется провести рукой по твоему лицу, от лба до легкой щетины, которой всегда покрыты твои щеки, через губы, до самого кадыка.

Но я никогда не коснусь тебя, просто не позволю себе этого.

И на мгновение не позволю, передавая тебе заточенные карандаши.

Я даже представить себе не могу, каково тебе там.

Ты рисуешь, и твои мысли уносятся далеко оттуда, уносятся сюда, в твой личный нарисованный рай.
Я не знаю, есть ли здесь еще что-то за этими огромными листьями водяных растений, за густыми зарослями кустов и стволами деревьев.

Мне все равно.

Мира, кроме этого места, не существует, когда я здесь.

Смотрю, как порхает по холсту твоя рука.

Одна молитва, одна мантра, одно заклинание.

«Хоть бы не отвлекли, хоть бы не отвлекли».

Если тебя потревожат там, если мысли твои собьются, ты исчезнешь отсюда. Однажды ты можешь исчезнуть навсегда.

Мне нельзя думать так.

Если ты исчезнешь, то, скорее всего, ты покинешь тяжелое место, ты вернешься на свободу, в свою жизнь, в то, что ее составляло до всего этого.

Весь мир будет ликовать вместе с тобой.

Весь мой мир, потому что тех, кто не разделит твоей радости, я понять не смогу.

Я буду рада как человек, как твой друг, и только моя тень, твоя тень, сидящая здесь за твоей спиной, потеряет все.

Но я отпущу тебя, даже если мне придется возвращаться в этот разрушенный рай снова и снова.

Ты слишком яркое солнце, чтобы наслаждаться одному.

Пусть это солнце погаснет здесь, чтобы взойти там, в нормальном мире, греть своими лучами тех, кто его потерял, пусть величие твоего самого яркого светила затеряется, затрется среди других, гораздо более блеклых, но все же светящих кому-то, зачем-то.

Ты обретешь себя, свою свободу.

А может, именно там ты себя потеряешь.
Вот такого, спокойного, настоящего.
Может, у тебя и свободы – только то, что здесь.
Может, именно сейчас ты себя осознал, увидел.

Но все равно ты должен туда вернуться. Там тебя ждут те, кому ты действительно дорог.

Но это будет потом, я подумаю об этом потом, завтра, через день, месяц.

А пока… пока нужно быть благодарной за то, что есть.

Пока смысл моей жизни не в том, чтобы ждать, когда закончится гроза.

Он в том, чтобы научиться радоваться дождю…

Когда изнашивается часть души,
Так хочется ее сменить, как рваную одежду,
Чтобы дать себе хоть капельку надежды,
Которая поможет жить в чужой глуши.
Казалось бы, что проще не бывает -
Когда штаны порвутся, их меняют.
Но жаль, что душу так не сменишь.
Заплатки прибиваешь, шьешь и клеишь,
Пытаясь все-таки остаться сам собой.
Так и приходится ходить с залатанной душой...

Знакомые деревья… Все такие же ветвистые. Сейчас весна. Но ночью весна
все еще холодна. Моя куртка непродуваемая ветром, но все таки тонкая. И
холод ощутим. Пальцы замерзли. Я закурила с наслаждением выдохнув дым.
Тонкой ниточкой зазвенела печаль… Так всегда. Ночь навевает туманные
мысли. Знакомые дома. И они тоже знают меня. Наверное у каждого в душе
есть точка. Я называю ее точкой замерзания. Это когда ты не знаешь зачем
ты здесь. Мысли так похожи на дым… Уплывают клубятся и рассеиваются. Я
ощущаю как по моему лицу скользят тени прошлого оставляя смутные осадки в
сердце. Меланхолия и ностальгия мягко укутывают меня черным бархатным
плащом. На улице никого. Я одна. Я и мысли. Какое ясное небо… Ночью весь
мир имеет совершенно другой контраст. Ночью мои невыразительные эмоции
становятся цветнее. Днем я всего лишь осколок тусклой пустоты… А ночью…
ночью… я уже докурила…

День догорел на сфере той земли,

Где я искал путей и дней короче.

Там сумерки лиловые легли.



Меня там нет. Тропой подземной ночи

Схожу, скользя, уступом скользких скал.

Знакомый Ад глядит в пустые очи.



Я на земле был брошен в яркий бал,

И в диком танце масок и обличий

Забыл любовь и дружбу потерял.



Где спутник мой? - О, где ты, Беатриче? -

Иду один, утратив правый путь,

В кругах подземных, как велит обычай,



Средь ужасов и мраков потонуть.

Поток несет друзей и женщин трупы,

Кой-где мелькнет молящий взор, иль грудь;



Пощады вопль, иль возглас нежный - скупо

Сорвется с уст; здесь умерли слова;

Здесь стянута бессмысленно и тупо



Кольцом железной боли голова;

И я, который пел когда-то нежно, -

Отверженец, утративший права!

Все к пропасти стремятся безнадежной,

И я вослед. Но вот, в прорыве скал,

Над пеною потока белоснежной,



Передо мною бесконечный зал.

Сеть кактусов и роз благоуханье,

Обрывки мрака в глубине зеркал;



Далеких утр неясное мерцанье

Чуть золотит поверженный кумир;

И душное спирается дыханье.



Мне этот зал напомнил страшный мир,

Где я бродил слепой, как в дикой сказке,

И где застиг меня последний пир.



Там - брошены зияющие маски;

Там - старцем соблазненная жена,

И наглый свет застал их в мерзкой ласке...



Но заалелся переплет окна

Под утренним холодным поцелуем,

И странно розовеет тишина.



В сей час в стране блаженной мы ночуем,

Лишь здесь бессилен наш земной обман,

И я смотрю, предчувствием волнуем,



В глубь зеркала сквозь утренний туман.

Навстречу мне, из паутины мрака,

Выходит юноша. Затянут стан;



Увядшей розы цвет в петлице фрака

Бледнее уст на лике мертвеца;

На пальце - знак таинственного брака -



Сияет острый аметист кольца;

И я смотрю с волненьем непонятным

В черты его отцветшего лица

И вопрошаю голосом чуть внятным:

"Скажи, за что томиться должен ты

И по кругам скитаться невозвратным?"



Пришли в смятенье тонкие черты,

Сожженный рот глотает воздух жадно,

И голос говорит из пустоты:



"Узнай: я предан муке беспощадной

За то, что был на горестной земле

Под тяжким игом страсти безотрадной.



Едва наш город скроется во мгле, -

Томим волной безумного напева,

С печатью преступленья на челе,



Как падшая униженная дева,

Ищу забвенья в радостях вина...

И пробил час карающего гнева:



Из глубины невиданного сна

Всплеснулась, ослепила, засияла

Передо мной - чудесная жена!



В вечернем звоне хрупкого бокала,

В тумане хме'льном встретившись на миг

С единственной, кто ласки презирала,



Я ликованье первое постиг!

Я утопил в ее зеницах взоры!

Я испустил впервые страстный крик!



Так этот миг настал, нежданно скорый.

И мрак был глух. И долгий вечер мглист.

И странно встали в небе метеоры.



И был в крови вот этот аметист.

И пил я кровь из плеч благоуханных,

И был напиток душен и смолист...



Но не кляни повествований странных

О том, как длился непонятный сон...

Из бездн ночных и пропастей туманных



К нам доносился погребальный звон;

Язык огня взлетел, свистя, над нами,

Чтоб сжечь ненужность прерванных времен!



И - сомкнутых безмерными цепями -

Нас некий вихрь увлек в подземный мир!

Окованный навек глухими снами,



Дано ей чуять боль и помнить пир,

Когда, что ночь, к плечам ее атласным

Тоскующий склоняется вампир!



Но мой удел - могу ль не звать ужасным?

Едва холодный и больной рассвет

Исполнит Ад сияньем безучастным,



Из зала в зал иду свершать завет,

Гоним тоскою страсти безначальной, -

Так сострадай и помни, мой поэт:



Я обречен в далеком мраке спальной,

Где спит она и дышит горячо,

Склонясь над ней влюбленно и печально,



Вонзить свой перстень в белое плечо!"

Никто и не догадывается, как плачет та,
Что по жизни идет, смеясь.
Она всегда весела и кажется беспечной…
Готова всегда прийти на помощь…
но сама так остро нуждается в ней…
Смех, сквозь невидимые слезы...

А ты меня люби любую! Люби меня всегда, всегда.
Веселую, в проблемах, злую. Ругай, не громко, иногда.
Пусть для тебя я буду лучшей! Красивой, сказочной, живой.
Ищи всегда удобный случай, Чтоб разговаривать со мной.

Жалей меня, ну хоть немного! Мне так плеча недостает,
Не злись, когда я буду строгой. Мне быть по строже так идет.
Пиши, звони, интересуйся! Куда пошла, когда вернусь.
Но глубоко в меня не суйся. Я ведь загадкой остаюсь.

Всегда скажи, что я шикарна, Когда прическа не идет.
Держи меня, когда так странно, Мой мозг в истерике живет.
Пойми меня, хоть это сложно! Но сильно ум не напрягай,
Ты просто молча, осторожно, Все пережить мне помогай.
У нас, у женщин так бывает, Нам надо иногда хандрить.
Поплакать. Нас не заставляют, Нам просто хочется поныть.
И даже если в глупой ссоре Скажу тебе - оставь меня! Не уходи.
Побудь со мною. Мне будет трудно без тебя.

Я знаю, с нами очень сложно,
Порою жалко мне мужчин.
Жить проще стало бы возможно,
Когда б мы сами знали, что хотим.
Твори добро - пусть не поймут…
Дари добро - пусть не вернётся!!!

Когда город окутывает ночная тьма, наступает моё время. Каждый вечер я вылезаю из своего подвала, чтобы обойти окрестности и добыть немного еды
для себя и своих котят. Как вы уже, наверное,поняли, я — кошка. Одна из тех бродяг, которые вечно «ходят
сами по себе». Эта ночь ничем не отличалась от всех тех ночей, которые я провела, шатаясь по улицам большого города в поисках еды. Но тогда я ещё не знала, что эта ночь была для меня последней…
Этой ночью я в последний раз имела возможность вдохнуть сырой осенний воздух, почувствовать шуршание опавшей листвы под подушечками своих лап.
Как обычно, я начала свою ночную прогулку с большого восточного моста. Тихо ступая по мокрому асфальту, я медленно направлялась к шумным улицам
Лондона, время от времени останавливаясь и брезгливо отряхивая промокшие
лапки. Что-то неладное я почувствовала ещё тогда, когда шла по широкому каменному мосту,
перекинутому через Темзу. Плохое предчувствие закралось в мою душу. Я резко остановилась и просунула голову в небольшой просвет между
железными прутьями ограды. Вода в реке выглядела темнее, чем обычно, и от неё веяло едва уловимым холодом. Во всём чувствовалось приближение
зимы: в тёмном холодном небе, в воздухе, в поведении людей, спешащих по своим делам. Приход зимы не предвещал ничего хорошего. Он означал лишь новые трудности, с которыми мне пришлось бы столкнуться. Внезапно мне на
нос упала крупная дождевая капля и я раздражённо фыркнула, стряхивая её. Тут же я почувствовала, как ещё несколько капель попали мне на спину. Начался дождь. И тут же надо мной замелькали разноцветные зонты проходящих мимо пешеходов. Дойдя до конца моста, я успела промокнуть насквозь. Холодно, мокро и очень унизительно топать под дождём по огромным грязным лужам. «В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит," - пронеслось в моих мыслях. Но я понимала, что нужно идти дальше.
Выйдя на одну из больших лондонских улиц, я осмотрелась. Кругом разноцветными огнями пестрили вывески кафе и магазинов. Дождь постепенно перерастал в ливень, а лужи на тротуаре становились всё больше. Я заметила небольшой козырёк у входа в кафе, под которым стояли и разговаривали два человека. Я поспешила подойти поближе и хоть на время укрыться от дождя. Сначала меня не заметили, но спустя пару минут до меня сверху донёсся раздражённый голос:
— Эй, а ты что здесь забыла, маленькая паршивка?
Сразу же за этими словами последовал сильный толчок в бок, который отшвырнул меня за пределы козырька, и я упала прямо в грязную лужу, растекшуюся по всей ширине тротуара.
— Развелось тут этих блохастых тварей! Одна зараза от них, — послышался всё тот же резкий мужской голос.
Я с трудом поднялась на лапы и вяло отряхнулась. При этом бок прошила резкая и сильная боль. Медленно переставляя непослушные лапы, я сделала
несколько шагов. Дождь не переставая хлестал по асфальту. Потом я почувствовала какой-то шум в
голове и остановилась. Лапы подо мной подгибались и дрожали, будто я нанюхалась валерьянки. Шаг. И боль снова своими острыми когтями впилась в мой бок. Голова закружилась и перед глазами замелькали разноцветные огни. В этот же момент в нос ударил едкий запах дешёвого алкоголя. От этого сознание ещё больше помутилось и мне стало тяжело дышать.
Неожиданно в нескольких сантиметрах от меня на асфальт упала и разбилась стеклянная бутылка из-под
пива. Осколки брызнули во все стороны, и я машинально отскочила назад. Послышался рычащий рёв двигателя спортивного автомобиля и громкий
нетрезвый смех. Я в оцепенении застыла на месте, будто вкопанная, и не могла пошевелиться. «Бежать! Нужно бежать!» — кричало всё моё существо,
но лапы отказывались двигаться. Я так и стояла ещё пару секунд, пока не пришла в себя. Но было уже поздно. Рёв тормозов, скрежет новой резины о
мокрый асфальт и оглушительный гудок. Всё это слилось в один душераздирающий вопль ужаса.
Последнее, что я помню — это сильный
удар, отбросивший меня на тротуар и возмущённые возгласы прохожих, на которых попали брызги из-под колёс резко затормозившей машины. Потом я перестала слышать и их. Я падала, проваливалась в пустоту, пока яркая вспышка света не ослепила
меня. Удара после долгого падения не последовало. Я просто оказалась в ослепительно белом помещении. Оглянувшись назад, я увидела безжизненное
тощее тельце, лежащее на тротуаре. Мимо проходили люди. Десятки, сотни, тысячи пар человеческих ног. Наконец кто-то обратил внимание на мокрую кучку меха, лежащую в луже дождевой воды.
— Одной паршивой тварью меньше.
Нога в начищенном до блеска лаковом ботинке учтиво пихнула маленький меховой комочек и продолжила свой путь.
Сейчас, оглядываясь назад, я поняла что-то очень важное. Не знаю, верите ли вы в перерождение души или девять кошачьих жизней, но я скажу вам одно: если мне когда-то и придётся пройти ещё один жизненный путь, то больше всего я боюсь пройти его на двух ногах и без сердца.