Откройте свой Мир!

http://blogs.mail.ru/mail/t...

Приглашаю всех на новые публикации рассказов в моем блоге из собственных путешествий. Рассказы сопровождаются авторскими фотографиями.

Жду вашего мнения и комментариев!

С люовью к своим читателям, ТТ

Разрешите поделиться в с вами своим творением - сказкой историей? наконец-то закончила
Эта история возможно была на самом деле где-нибудь в паралельном мире. Порой мне кажется что это что-то типа воспоминаний
некоторые моменты переживала очень сильно

[ читать дальше → ]

Помоги мне….
Я заперла чувства свои в темноте.
Я так испугалась, что вырвутся чувства наружу,
И кто-то увидит, что разум и сердце не дружат,
И так беззащитна я в этой земной суете…

Помоги мне
Ключи отыскать от чугунных замков,
Я бросила их в бесконечные темные дали,
Чтоб люди ключи никогда эти не отыскали,
И бурю эмоций не выпустили их оков…

Помоги мне -
Я заколотила на сердце все окна,
Чтоб крики отчаянья ранить других не могли;
Я бросила где-то в глуши крылья и корабли,
Стеною из камня закрыла все горизонты…

…Помоги мне…
…Похоже, я заживо похоронила себя…
…Повисшее фото в холодных сетях интернета…
Пытаюсь нащупать свой пульс, ну хоть капельку света
Найти, свою душу опять бередя!

Помоги мне!!!
Я дошла до критической точки!
Сердце или взорвется или уснет навсегда!
Видишь, я признаю – больше я не справляюсь сама
Разбуди меня! Сон разорви этот в клочья!

Помоги мне…

I. Один чародей полюбил мастерицу масок.
Оказалось, он любил не её, а лишь очередную маску, которая была искусно соткана с единственной целью: заставить влюбиться, а позже в раба превратиться.
Но под взглядом колдовским маска быстро разрушилась.
А её владелицей оказалась лживо-слезливо-жалостливо-мстительно-пугливой.
«Вот и вся сказка, - сказал чародей, добавив, однако, очень важную деталь: Хуяки!»

II. Волшебная башня стояла на краю моря.
Легенды бродят по пескам, оставляя следы, что, мол, башня сия цепляла небеса своей когтистой лапой и делала вот так: «цап, цап, царап!»
Сотня мудрецов жила там.
Каждое утро они выходили на берег и вызывали красного дракона словами «Кис-кис-мяу-мяу-мяки!»
Красное чудище поднималось с глубины, но никогда не выходил, издалека понять пытаясь, а что же этим мудрым надо?
Однажды ему все это ужасно надоело – он таки вылез на берег, сожрал их всех и прорычал: «Хуяки!»

III. Мораль сей басни такова:
Если проблему нельзя решить – её всегда можно покушать, закончив трапезу волшебным заговором: «Хуяки!»

Поперхнулось. Не выплюнуло. Проглотило. И вновь открыло рот.
Жаль, конечно, что черту девственности можно было переступить только в его чреве.
А розовые очки растворились в желудочном соке вместе с ...

[ Читать далее... → ]

Дорогие друзья надеюсь, что вы прочитаете, можно оставить отзыв, оценить, а можно просто поддержать своим вниманием-Это ценно.
АЙГЮЛЬ - ЛУННЫЙ ЦВЕТОК..
Писатель © zautok
http://prozaru.com/2011/07/...

Поддержите меня.


Время катилось, неспешно перетекая, изо дня в ночь и снова наступал день, затем он сменялся вновь ночью. Звезды освещали своим неоновым мерцанием загадочную новую планету по ночам, а утром просыпалось Солнце и с любопытством вглядывалось в неизведанные леса. Вальяжно плывя над Землей, оно задерживалось над ней и смотрело на свое отражение в реках и озерах, купалось в океанах.[ http://prozaru.com/2011/07/...... → ] далее по ссылке....

Не гневи посуду! – драконил он твердолобого, хотя сам был оловянный.

- Разве животы бывают мягкими? – парировал другой с ехидцей, застывшей на бирюзовых зубах.

- Ты что, аляповатый, коры берёзовой объелся?! – глюконавтил первый. - Ты посмотри, что эти дитяти под грудью яко кенгурушки носят!

- Глюконавтика – дело тонкое, Петруха. Человечина ведь мягкая дюжеть, вот и употребляют разные алко-наркотические растворы, но даже тогда они её – шупахундру – не имеют, зато она их имеет: раком, да ещё и во все самые жизненно важные органы.
То ли дело мы с тобой, олово моё, мы ведь твердые, как шурупы на крышке саркофага в мавзолее.
Я тебе вот что скажу: пока жизнь ломает об нас свои трухлявые пальцы, пока мышь пляшет на лысой горе со своим медбратом – серым волком, пока киборги наводнили вселенные и выбросили все свои процессоры, заменив их на компьютеры, пока солнце прячется, а мы его догнать никогда не успеваем, - мы будем ставить свою судьбу раком и созерцать, как она – шупахундра – нам отдается!


На этой ноте вдохновенной оловянный солдатик со своим буратиновым другом полезут в коробки, чтобы отойти ко сну.

[ Читать далее... → ]

http://blogs.mail.ru/bk/m.l... - бесплатные публикации в литературном журнале.

* Расскажите о себе?

Мне нравится мясо.
Мой папа был директором мясинного мбината.
Мне нравится, когда куски мяса бродят тут и там, вздыхая и друг в друга соблазняясь.
В конечном счете, каждый из них пожирается землей, небом, огнем, кислотой или другими кусками м’яса.
Каждый кусок источает запах. Иногда это хороший вкусный запах, так что аж плакать хочется, а иногда так смердит, что аж глаза слезятся.
И если запах был особенно особенным (неважно, вкусный или нет) – его запомнят даже после смерти куска мяса его источавшего.

* Вы помешались на мясе?

Конечно, мой мужской кусок мяса зорко возбуждается, когда рядом лежит женский без обертки, но я не понимаю современную костлявую моду.

* Вам нравится мясо с жиром?

Дело не в том, что в Украине сало любят больше, чем мясо.

* Вы украинский вампир?

По легенде, вампиры не сосут сала, а трескают жидкую кровяную колбасу без гречки, поэтому понятие «украинский вампир» – бессмысленно не требует доказательств. Простите, я волнуюсь, ведь когда речь идет о мясе, даже союзы в пропасть вылетают.

* Почему не решена проблема мясинного старения?

О, это самая сложная проблема мясинного мбината. Обычно куски мяса самозаспиртовываются. Кроме того, многие куски самомумифицируются ещё при жизни с помощью современных методов химии, самокоптятся, вдыхая через отверстия различные виды газов, самоподжариваются летом на солнышке или самозамораживаются на новый год, если забывают дорогу домой. Существует множество методов сокращения срока мясинного старения, но самый практичный, доказавший свою эффективность за последние несколько веков, – свинцовый душ!

* Мясинная любовь. Что это?

О, это самый популярный вопрос мясинного мбината. Куски мяса обычно ходят и влюбляются друг в друга, но чаще всего влюбляются в себя с детства. В последнее время стали очень популярными двигающиеся картинки кускиных мясов без фантиков, которые симулируют, что внедряются друг в друга самым возмутительным образом, но, признаться честно, это трудно назвать мясинной любовью.

* Как контролируется и измеряется количество мяса?

В том то и дело, что оно (количество) не контролируется и не измеряется в мегатоннах. Конечно, оно делает вид, что контролируется. Оно пытается измеряться. Оно хочет, оно ноет, но только его попытки также эффективны, как и стадо слонов в гостинице.

*Как мясинный мбинат борется с крысами и другими вредными грызунами?

Честно? Никак! По большому счету, они ведь тоже куски мяса. Только ведут себя совершено невкусным образом. Это не значит, что все другие куски: святые, ведут праведную жизнь и от них всегда хорошо пахнет. Но это значит, что крысы, в отличии от многих других грызущих, ВСЕГДА (подчеркнуто криком) ведут себя совершенно невкусным образом. И заметьте, это не мешает им вместе с остальными попадать на переработку и выходить из конвейера в виде обычной любительской колбасы. Но это мешает, когда их очень много разводится – плеваться много приходиться: Тьфу! Тьфу! Тьфу!

* А кто поглощает колбасу и другую продукцию мясинного мбината?

Сами же куски мяса и поглощают. Или вы думаете, это инопланетяне давятся нашей вонючей колбасой? Неужели вы допускаете мысль, что у них своих мясинных мбинатов не хватает и они летят сюда за тридевять парсек?

*Так вы что, блядь, все каннибалы, что ли?!

Ну зачем же вы так грубо? Мы живем в современном цивилизованном мясинном обществе и питаемся его обычными благами. Да и к тому же, мамонты давно вымерли, охотится больше не на кого, вегетарианцы бродят Кришну. Вот и приходится.

Ирина Тубина

Суп из топинамбура.

О своей родословной Ольга не задумывалась. Она росла, как все обычные девчонки, училась на три – четыре. Лето проводила у деревенской бабушки Ульяны, которую любила больше, чем городскую бабушку Сашу. Девочка чувствовала, что между мамой и свекровью – бабушкой Сашей, тлеет непрекращающаяся вражда.
Ольга жила на тихой деревянной улочке, часто вспоминала она потом приземистый дом, отца, идущего с толстым портфелем в институт. В тот год, когда в космос полетел Гагарин, тихую, одноэтажную их улицу заасфальтировали. На окраине города строили крупнейший в Сибири нефтеперерабатывающий завод и рядом с ним благоустроенный городок Химиков. Чувствовалось приближение новой жизни, новых свершений в жизни страны, новых возможностей для жителей этого городка. И через восемь лет, эти предчувствия стали реальностью, когда бульдозер сносил целые кварталы землянок и деревянных жактовских домов, а их обитатели получали квартиры со всеми удобствами в новых микро районах: городке Химиков, на улице Строителей, на проспекте Космонавтов.
А узнала, что родословная у неё необычная, когда умерла бабушка Саша – Александра Афанасьевна. Пришлось ехать к её подруге – Эвнике Кранидовне за небольшой деревянной шкатулкой. Эвника Кранидовна работала в одной лаборатории с бабушкой Ольги, иногда бывала у неё в гостях, приглашала к себе, играла вальсы Шопена на старом, неизвестно как сохранившимся рояле, но о шкатулке раньше не говорила.
В шкатулке, лежали четыре серебряных ложки, фотографий белых офицеров, гимназисток в кружевных платьях, документ о награждении Афанасия Леонидовича Езерского орденом Станислава какой – то степени и тетрадный лист с нарисованным родословным древом.. Ольга не понимала, почему хранили эту шкатулку у чужих людей, почему раньше ей не рассказывали, как её бабушка – дворянка Езерская обвенчалась с мещанином Дмитрием Николаевичем Чуприным. Молодой художник Дмитрий Николаевич покорил сердце дворянки, род которой шёл от обрусевших поляков. Талантливый художник прожил недолго, умер от сыпного тифа во время революции, оставив неутешную вдову с младенцем на руках. Но брат Александры Афанасьевны – Сергей Афанасьевич увёз сестру и её сына Мишу в сибирский город, где новая власть предоставила ему возможность преподавать химию. Когда Миша подрос, дворянка Александра Афанасьевна, получившая блестящее для её времени образование, стала работать сначала лаборанткой, потом возглавила эту лабораторию. И так усердно руководила лабораторией Управления железной дороги, столько рвения проявляла в годы Великой Отечественной войны, когда дорога стала стратегическим объектом, что получила Орден Трудового Красного знамени.
Ольга знала, что родители жили недружно, но лишь теперь стало ясно, что дворянская спесь не давала педагогу Михаилу Дмитриевичу Чуприну уживаться с выпускницей пединститута, дочерью крестьянина – бедняка, Надеждой Ивановной.
Надежда Ивановна после пединститута окончила ещё Московский заочный экономический институт, работала старшим экономистом, но так и не смогла доказать своему мужу, что она не только дочь бедного, малограмотного крестьянина, но волевая, целеустремлённая личность. Дома лишь она занималась ремонтом, красила и белила, засыпала опилками завалинку, выращивала в огороде помидоры и огурцы, выращивала в поле картошку, привозила от крестьянствующих родителей варенье и солёные грибы. Потомственный дворянин Михаил Дмитриевич все-таки взял на себя заботу об отоплении, охотно колол дрова, находя в этом занятии что-то от спортивных соревнований. Смотрел на толстые чурбаны, как на снаряды, с которыми ему предстоит потягаться. Но в основном, заботы о хозяйстве лежали на плечах жены.


Михаил Дмитриевич, участник Великой Отечественной Войны, не на много пережил свою мать – дворянку. Военные раны укоротили его жизнь. Надежда Ивановна с обидой вспоминала свою семейную жизнь:
- Прожила весь век, как батрачка, ради его работы, ради его интересов. И что? В аспирантуру, в Москву его приглашали – не поехал, а без учёной степени высоко ли взлетишь? И меня не отпустил в аспирантуру.
Ольге многое стало ясно, когда Эвника Кранидовна достала ей полированную деревянную шкатулку. Потом, как когда – то в детстве, когда Оля приходила с бабушкой Сашей сюда послушать музыку, играла вальсы Шопена.
Эвника Кранидовна извинялась, когда пальцы случайно опускались не на те клавиши, говорила, что теперь редко играет, что придётся продавать рояль, потому что она переезжает жить к своей племяннице. Муж племянницы обменяет две квартиры на одну большую, где у Эвники Кранидовны будет своя комната. Ольга печально думала о том, как неумолимо мчится время, что и добрейшей Эвнике немного осталось жить, что не давно тех, кто изображен на этих фотографиях. Нет восторженной гимназистки, её бабушки Саши, нет её брата – кадета, который преподавал химию в сельхозинституте и умер от туберкулёза в 1931 году. Нет мальчика в кружевной рубашечке, сидящего на резном кресле, а после ставшего педагогом Михаилом Дмитриевичем и отцом Ольги. Он бесстрашно сражался на величайшей из войн, а умер от ран спустя много лет, после окончания войны. Нет этого надменного мужчины, Николая Федоровича Езерского, двоюродного брата бабушки Саши, который эмигрировал во Францию, и больше никто о нём не слышал. Нет этого седобородого генерала, фотография которого почему – то не подписана и вряд ли кто – то знает, что за человек изображён на ней.
Надежда Ивановна долго рассматривала, привезенные дочерью фотографии, а потом и ей захотелось вспоминать:
- Бабушка твоя другой одежды не знала, кроме шинели. Они, служащие управления железной дороги в шинели ходили. В войну получила новые валенки и тут же их отдала многодетной сотруднице, после войны отказалась от трехкомнатной квартиры, прекрасной квартиры с отоплением и горячей водой – тогда только начинали такие дома строить. Осталась с семьей в холодном, стареньком жактовском доме. Только бы не раскапывали её происхождения, кто был её отец до семнадцатого года. Зато два ордена – Красного знамени и Почетного железнодорожника, часто надевала и грозила, если не решат каких – то производственных вопросов, написать Сталину. А уж сотрудников собирала на свой день рождения – всю лабораторию. Пирогов и булочек сама напечёт, угощения разного наготовит для дорогих гостей.
Ольга как сквозь пелену вспоминала людей, собравшихся на день рождения бабушки Саши, звуки патефона, и понимала, что вечера среди деревенской родни под переливы гармошки, ей родней и ближе.
В окно смотрел городской вечер, на той стороны улицы строился многоэтажный дом. Ольга вспомнила, что отец часто перед смертью говорил, сожалея о прошлом:
- Пропали таланты, были оригинальные решения задач, мог бы собрать их, издать брошюру, написать статьи, не сделал, теперь уже не успею. Пропали таланты!
Это он про себя-то, известного в городе педагога, воспитавшего целое поколение учителей? Нет, свою любовь к науке он передал своим лучшим ученикам, а те – своим ученикам. Потому что в природе ничто не исчезает бесследно. Закон физики.
Вот ради чего они жили, терпели невзгоды, воевали, трудились в тылу, для чего по рельсовой стали летели поезда. И в Сибири строились заводы, чтобы новые кварталы
заселяли люди, независимо от того, к какому сословию они принадлежали. Чтобы единственной мерой доблести, рядом с ратной доблестью стал мирный труд.



Ольга и её мама получили новую квартиру на окраине, купили диван, шифоньер, полированный стол, повесили пестренькие занавески. Жизнь текла медленная, ничем не примечательная, без лишений, борьбы и подвигов. Ольга работала в лаборатории, заочно училась в техникуме. В отпуск съездила в Москву и Ленинград, осмотрела музеи, купила в Гостином Дворе трикотажные кофточки, туфли фабрики «Цебо», краску для волос «Лондоколор». Через два года молодежь поехала строить БАМ, но Ольга только читала в газетах о мужественных девушках и юношах. Она боялась уехать далеко от мамы, привычной лаборатории, асфальтированных улиц, Дома культуры, где она смотрела кинокомедии.
Ещё через несколько лет Ольга съездила в Прибалтику, вернулась с ворохом модных вещей и неизгладимым впечатлением от западного города, вывесок на нерусском языке, узких улочек Таллина, кораблей и яхт в морском просторе.
Слишком робкая, чтобы совершать свои ошибки, она вышла замуж за того, кого присоветовала ей мама. И, к ужасу матери, разошлась через полгода, в полной уверенности, что вовсе никогда не выйдет замуж. Но помаленьку разочарование прошло, и она снова поглядывала на мужчин с надеждой, что кто-то ищет её, что он будет носить её на руках, оберегать от всевозможных неприятностей.
Её развлекали те изменения, что происходили в городе: построили новый мост, Дворец спорта, ударно застраивали жилыми кварталами левый берег реки.
Проходили годы, оставляя о себе мелкие подробности: купили новый диван, приезжала родственница мамы из Томска, мама подарила на день рождения золотые сережки, ходила на курсы вязания….
В год распада СССР, у Надежды Ивановны обесценились сбережения на сберкнижке, но она наивно предполагала, что скоро их компенсируют. В эти дни она достала старую шкатулку, словно дворянское происхождение её покойного мужа, могут принести ей долгожданные дивиденды. Но Олю сократили, и пришлось устраиваться, куда примут: Ольга работала вахтером, уборщицей, почтальоном, дворником. Вечный страх перед будущим сковывал её робкое сердце. Тут уж не до гордости дворянским происхождением. Потихоньку от матери, Ольга продала старинные, дореволюционные книги, хрусталь, золотую цепочку и серёжки, фарфоровые статуэтки, которые украшали сервант. Денег не хватало на зимнюю обувь и питание. Маме она говорила, что нечаянно разбила вазочку, а ту старинную книгу подарила подруге на день рождения. Надежда Ивановна сердилась:
- Ты нас до нищеты доведешь, если не будешь вещи беречь!
Старая женщина никак не могла понять, что они не просто бедные, а нищие. Надежда Ивановна, дочь крестьянская звонила знакомым, рассказывая о знатном происхождении её давно умершего мужа. И, наконец, дождалась награды за те годы, когда она скорее кухаркой и уборщицей, а не хозяйкой жила в доме своего мужа и орденоносной свекрови. А награда состояла в том, что её дочь – Ольгу приглашали в возрожденное дворянское собрание. Собрание походило в одном из залов библиотеки. Ольга надела белый свитер, который ей подарила сердобольная соседка, черную юбку, почти новые осенние сапоги и пошла во дворянское собрание. Её удивили чопорные дамы в кружевных кофточках, бусах, серьгах, кольцах, когда они дуэтом пели старинные романсы о страстной любви, словно забыв про седые кудри, морщинки, избороздившие лица. Её удивила дама, недавно побывавшая в Сан–Франциско и красочно рассказывавшая о этой поездке. Последние десять лет, Ольга, отчаянно сражаясь с нуждой, не имела возможности доехать до родственников, которые жили в Томске. Они даже писали письма друг другу раз в год.
Ольга слушала рассказы бывших харбинцев, сочувствовала им, но не могла избавиться от ощущения пира во время чумы. На длинном столе в вазах лежали гроздья винограда, дорогие конфеты, перед каждым стояла изящная чашечка, блюдечко, кусочек пирожного.


Но старые мужчины и женщины, не обращая внимания на лакомства, слушали поющего под аккомпанемент гитары, солидного мужчину во фраке. Ольга не знала, что сказать, кроме того, что её бабушка носила в девичестве фамилию Езерская, которую, впрочем, с радостью сменила на фамилию - Чуприна. У неё самой никаких заслуг не имелось, хотя жить во время перестройки – почти подвиг. Но тут одна утончённая дама, потихоньку стала выговаривать Ольге, что в дворянское собрание надо ходить в нарядной одежде, а не в свитере, приносить с собой туфли, а не разгуливать в запылённых сапогах.
Ольга решила, что не пойдёт в дворянское собрание, пока не купит себе красивые туфли и нарядное платье. Но замотанная поиском заработка, она решила, что лучше носки связать, чем ходить туда, где больше всего ценят кружева на человеке, а не самого человека. Случилось почти непосильное горе - Ольга похоронила маму.
Пролежав четыре месяца в больнице с депрессией, Ольга получила пенсию. От плохого питания в той больнице, где она лечилась, у Ольги выпали почти все зубы.
Но теперь у неё появилась немереная куча времени, что бы читать газеты, которые ей, как и вещи давали сердобольные соседи. Из этих газет вставала картина разоренной и униженной её Родины. Раньше, всецело поглощенная зарабатыванием денег, не приходилось думать о народе, его истории, продажных политиках, олигархах, бомжах, банкротах – заводах. О том, что составляло реалии жизни. Привыкшая обходится самыми дешёвыми продуктами: хлебом, картошкой, подсолнечным маслом, жидким чаем с сахарком. И донашивать вещи, которые давали соседи, Ольга чувствовала свою несвободу. После оплаты квартиры, что являлось святой обязанностью, чтобы не стать бомжём, у неё оставалось очень мало денег. Она не могла покупать дорогие лекарства, которые выписывал врач. Не могла съездить к родне в другой город, выписать газету или журнал, чаще, чем раз в год писать письма. Не могла покупать книги, ходить в кино, починить свой черно – белый телевизор, если бы он сломался. Она не могла покупать валенки чаще, чем раз в три года. В её диване вылезли пружины, чтобы они не кололи бок, Ольга закрыла их разными тряпками. Знакомая женщина могла бы ей отдать свой старый диван, но у Ольги не хватило денег, что бы оплатить перевозку дивана. Думать о покупке нового дивана – всё - равно, что мечтать о полёте на Марс. Старый холодильник «Саратов» ей достался после смерти соседа – алкоголика. Его родня, готовя к продаже квартиру, на радостях раздали вещи соседям по подъезду. Зимнее пальто досталось после соседки с третьего этажа. Её внучка отдала, впридачу, мохеровую кофту, за то, Ольга последнюю ночь сидела рядом с покойницей и причитала. А в это время, три родственника, напившись, крепко спали в квартире покойной, что неприемлемо по христианским нормам. Внучку поразила черствость родни, и она щедро облагодетельствовала Ольгу, добавив разных продуктов со своего огорода. Ольга потом неделю варила суп из топинамбура, радуясь, что этот съедобный цветочек можно выращивать около подъезда. Старичок – сосед приносил ей оппозиционные газеты, и скоро Ольга сама стала раздавать на улице газеты, ругающие зажравшихся чиновников, олигархов и президента. Она шли по улице, седая, беззубая, в старом пальто и раздавала газеты, приговаривая:
- Ну дождетесь вы новой Октябрьской революции, буржуи недобитые.

Фото сделано Андреем Бутко


Борис Гребенщиков как-то пропел:
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать.
Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе.
Она умрет, если будет ничьей.
Пора вернуть эту землю себе.
***

Я даже заплясал, но мне пришлось рассказать свою историю.
Ах уж эта история!
Обложившись книгами, я погряз в ней словно в болоте.
Наступил момент перенасыщения.
От переизбытка кофе и бессонных ночей начало лихорадить.
Кофеварка сломалась.
Приходилось варить кофе по-польски и плеваться от его остатков на донышке.
Приходилось жить вполне обычной жизнью, не подозревая о том, что она уже резко изменилась.

[ Читать далее... → ]

Ирина Тубина

***
Везу в деревню молоко сухое,
В края разрушенных и разоренных ферм.
А вспомнишь изобилие «застоя»,
Так не захочешь и других высоких сфер.

Корея – вот кормилица отныне,
Лапшу ты порошковым молоком запей….
Но горький запах молодой полыни
Летит от неухоженных полей

А клюшки ферм – заломленные руки –
Взывают к небесам –
Безмолвна высь.
И здесь ли проживают дети, внуки?
Или в неметчину от горя подались?

Что ныне ищу люди на чужбине?
Забыли щедрый некогда крестьянский край?
Краснеет жгуче горечь на рябине,
И ветер носит над полями птичий грай.

***

*** Вступление:
Судья страну слонов лишает,
Блестит расстрелянный мундир,
Маньяк мышьяк перемешает,
И выпьет за судьбу и мир.

*** Часть 1.
Максим Савельич — Старшой судья Верховного Суда был председателем на заседании по делу террориста.
Там были: прокурор и обвиняемый с толпою адвокатов, охрана и спецслужбы, секретари и судьи разные сидели для соблюденья протокола, и пресса разная была.
Там много обсуждали, доказывали что-то, но было все, вникая в суть вопроса, не столь уж важно.
Максим Савельич, вдруг, весь этот цирк остановил – поднялся в свой огромный рост и, зычным тенором трубя, он проглаголил приговор:
«Я признаю себя виновным и смертный приговор себе же выношу. Мой приговор конечный и апелляции не подлежит!»

*** Часть 2.
Остап был лучшим сыщиком на всю свою страну. Его медали и награды обвешивали стены мрачных залов, ведь в кабинете сыщика они не помещались.
Но всю карьеру, сколько её помнил, Остап пытался изловить себя за хвост невидимый или найти одну зацепку, чтобы было доказательство своей единственной во всем вины.
И он нашел – он лучший сыщик был.
Хотел пойти, было, к Савельичу, но, как недавно оказалось, тот давеча уже расстрелян по приговору своему.
Ну что же делать, так и быть, – Остап поймал свинца кило, глотая очередь из дула автомата.

*** Часть 3.
Богдан — главврач больницы номер пять маньяком был с пеленок грязных и главврачом пошел служить, чтоб можно было доказать себе свой собственный диагноз.
Сотни замученных людей химическим распятьем, десятки лично он убил без тени состраданья.
Сказал потом себе: «Маньяк – я был, я есть и буду!»
И смерть свою нашел на дне бутылки мышьяка, которую употребил, чтоб вылечить болячку.
А перед этим у него возникло обострение после прочтения статей про жизнь Остапа и Савельича.

***Эпилог:
Никто не скажет сгоряча: постойте, я, ведь, – сам себе судья, я – сыщик самый лучший свой, чтоб доказать свою вину во всем, что я себе творю, ну и конечно – психиатр.

Поговорим о творчестве... Не часто мы говорим о нем... мы просто пишем - стихи, романы, музыку, картины...  Но для чего-то же дается Вдохновение... и как-то побуждает нас оно к труду, к творению...
нам предлагают в сборник все собрать... его издать... и - в мир пустить....
http://www.stihi.ru/2009/09/30/4065

                                  
 
 
                                                                                     Глава 1

   

    Стопочка жила на самом высоком месте, в самом высоком шкафу польского гарнитура, на кухне, между туалетной бумагой и ваниловым экстрактом. Она была настолько крепка, что выдержала три падения на пол.
Иногда детский глаз смотрел через нее на январское солнце, затем переворачивал и пытался рассматривать во льду за окном крупные ягоды рябины.
Часто ее брала женская рука и делала на тесте дырки на пельмени и она каталась, как крепкий баркас по белым барашкам вдоль теплого берега моря. Потом рука аккуратно обтирала ее об кухонный фартук и желчный рот выпивал из нее водку, до капли..
И она бывала синяя-синяя, совсем синяя, как сине-зеленое стекло. Рот пил и говорил, а чьи-то уши всё слушали, слушали, а он, прикрываясь рыбьей лапкой, полоскал отцов и шептал о том, как прекрасно было бы торговать колбасой. В другое время, для других стран, это была шикарная и вполне безопасная болтовня, но вот верить в это, было никак нельзя. То был шестидесятник.
Любой из них, до поры до времени, был "дельфийским оракулом" и за каждым тащился "философствующий хвост", пока в 91-ом все они разом не закричали: "караул!" А та пара гениев, что никого и ничего не боялась и все же взобралась на трибуну, так вот той паре, как раз, просто и нечего было сказать людям, кроме пространных политических изложений. Они старались все разрушить и построить свой дом из словесного песка, а если кто бы и спросил с них "за пустое", то стало модным громко звать, или улизнуть в благополучный зад..пад.
Потом стопочку разбили. Он разбил.
К началу восьмидесятых почти все шестидесятники спились, по-разводились и "обмаракались", как бездарные художники.
Когда долго живешь, то привыкаешь к тому, что есть. Те, которые жили в Москве и Ленинграде называли себя интеллигенцией, как больше нигде в мире, в других местах. Причем московская интеллигенция была "параллельная", а питерская - "перпендикулярной".
Жаль было бы пропустить то лето, в начале девяностых, когда и те, и другие, встали-таки вдоль метро с колбасой. К сентябрю-октябрю уже, выросшие из утрушенных пиджаков, с оглаженными бородками, они имели очень странных лиц выражения, и были согласны снова бежать на работу, в метро, да поздно: не соблюдая никаких предосторожностей, они сами себе написали "книги бурь", и народили "армию тьмы".
Хотя хорошо знали "лихие времена", а некоторые просто чудом в детстве уцелели. Их роднило еще что-то общее, а именно: желание помереть всем вместе и в одно время. Если бы они разом подожгли просаленные хвостики колбас, то страна явила бы собой храм новой веры, в новые времена, при отпевании дураков.
В наши дни любой из живущих в нашей стране - уже "герой нашего времени". Поэтому, мы попытаемся рассказать не про одного, а объединить сразу три головы в одном, и выпустить это на продуваемые ветрами улицы Новосибирска. Порознь, они ничего из себя не представляют, но, тёсаные с одного тёса, крашеные одной краской, а если сложить начальные слоги их фамилий: Пилюгин, Рыжиков и Долганин, то получится - ПИЛРЫДОЛ.
Он действительно скромно ходит своей дорогой, ведь иначе нельзя сегодня в стране.
И к Мойдодыру долго привыкали.
Я искренне люблю этого своего нового героя. И хотя имя это еще ничто в устах России нынешней, но я верю, что тремя своими головами, он вздымется столь высоко, что слава его уже не померкнет никогда. Откуда не смотри - Пилрыдол всем хорош. Он сложен из трех голов, он живет среди нас, он как все мы. И уже этого вполне достаточно.

 
 
 
                                                                                                                    Глава 2
 
    Шестидесятники сформировали себе некую государственную систему: дом или корабль - зеркало в которое плевали. С одной стороны они чувствовали себя безобразной его частью, так как красивого и доброго в нем было очень мало, а с другой - переростками выросшими из комнатного горшка, пытаясь верхушками задеть сквозняки из окна напротив. И чем выше они поднимались, тем плотнее к ним вставали ряды банановых пальм и ближе были лейблы на фирменных брюках. А потом, по мере приближения, все это кто-то ловко разворачивал и оно уплывало косой тенью скрываясь за горизонт, за темные острова, а с ним и осознание того, какая же безобразнейшая разница лежит между бананами и собирающими их мачо, которым никогда, никто не позволит стать людьми.. Сволочи говорят что от этого на душе Леонида Ильича становилось теплее. Но в мыслях его, оно, его государство было наполнено живыми человеками. И когда задували серьезные северные холода в его, в единственном из всех государств, пили дешевый коньяк, никогда не жгли мусор в мусорных бочках чтобы согреться, а было лениво, хорошо и весело. Брежнев был великий и большой политик, а кто-то, не любивший ни людей, ни кого, топил его своею лапой.
Кучами лапы сгребали добро подальше от людских глаз и в кубышки. Дочиста вытрусить магазины, разметать мясо до куска им даже нравилось. А Ильич жалел всех, ему было жаль выжигать каленым железом даже собственное дерьмо. Лапы гребли все чаще и чаще, и в конце концов уже безо всякого стыда загребали самые лакомые куски. А он думал что люди сделают еще и всем хватит. Чтобы что-то подправить в те времена нужно было чаще поднимать голову и показывать страшное лицо. А он грустно прислушивался к скрипу удаляющихся дней на бесцветном московском снегу.
И когда лампа совсем погасла и толпа последователей растянулась на ковре, то в стране уже сгорали последние частички доброты и остатки государственного добра. Когда он лежал на глаза всех ложился косой дожде-снег, чтобы всем все стало видее, и от этого становилось даже тяжелей. Всегда так бывает, когда не знаешь чего ждать, а рядом радуется таинственный, но хорошо знакомый по старым проказам лапочка.
И вот что вызывает особое удивление, это просто особенное национальное чувство которому очень сложно дать какое-то определение: всем мнилось, что всем плохим в своей судьбе они обязаны проискам "кремлевских уродов". Вероятно все думали что нехорошие люди где-то очень далеко, а им нравилось быть хорошими, а вокруг одни плохие; прелестнейшие дураки - они не видели среди них себя. А случись им еще быть и мудрее, то они бы заметили, что народили целую армию тьмы.
А когда они все же заметили это, то своей вины уже никто из них не ощущал. Все померли.
Армия тьмы росла, отрывалась от пола, укутываемая от сквозняков, снега и дождя. Каталась на пионерской травке, забиралась на комсомольские стройки и даже что-то бурила, получая партийные билеты, и ужасно потешалась над шестидисятниками, над их наивными клятвами и тончайшим слоем благочестивой человечности. И даже когда земля под ними сотрясалась на танцевальных побоищах, а юность залпом пронеслась в злых и бездумных драках - они ухохатывались.
Великая, безумная армия тьмы не научилась тонкостям душевной нежности. Не научилась радоваться простым подаркам наивной природы. Не научилась работать. И самое страшное - жить по-человечески. Однако, им хотелось всего как на западе, всего как на скатерти-самобранке и они безжалостно пустили бедному зеркалу кровь; сначала она поднялась по пионерский галстук, а потом и их самих попросту нестало. В зеркале все было для них, а они и были всем им. Вот так..
Напоследок они родили детвору с "осколками в глазах". Вот про эту детвору мы и станем говорить, и послушаем что-нибудь про них.
 
прим.
Пилрыдол выходит два раза в месяц, по 1 и 15 числам.

Конкурс «О ЧЕМ ПОЕТ ДУША МОЯ»


ОБЩЕСТВО КНИГОЛЮБОВ КАБАРДИНО-БАЛКАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Объявляет конкурс

На тему:

«О ЧЕМ ПОЕТ ДУША МОЯ»



Тема
предоставляет возможность авторам отразить в своих произведениях свое
внутреннее «Я». Написать о своих мечтах, о воспоминаниях, о состоянии
своей души.


Предлагаем всем принять участие в конкурсе в рамках предложенной темы:


«О ЧЕМ ПОЕТ ДУША МОЯ».


Конкурс проводится в двух номинациях:

1. ПРОЗА
2. ПОЭЗИЯ

Принимаются
статьи, очерки, фрагменты мемуаров, эссе, рассказы и стихи. Объём работ
- не более 7500 знаков с пробелами. Это желательно около 2 -3 х страниц
текста, набранного гарнитурой  Times New Roman №12.


Приём  работ – с 15 сентября до 25 октября 2010 г. включительно. В конкурсе могут участвовать русскоязычные авторы всех стран мира.


Главное условие - все работы должны быть уникальными, то есть нигде до этого в Сети не опубликованными.


Авторы размещают свои работы на портал http://prozaru.com/ в рубрику “ О ЧЕМ ПОЕТ ДУША МОЯ ”. Все работы будут опубликованы после даты окончания приема работ. Самостоятельно публиковать их на  Prozaru.com или где-нибудь ещё нельзя.

Итоги конкурса будут объявлены 15 ноября 2010 года