Рахмонзода Каздони,
12-05-2013 16:41
(ссылка)
В Душанбе прошла презентация книги «Садриддин Айни и бухарские е
Таджикистан
В Душанбе прошла презентация книги «Садриддин Айни и бухарские евреи»
оставитель сборника писатель Мансур Суруш, представляя книгу, напомнил о забытой сегодня брошюре С. Айни «Сталинская конституция и еврейские трудящиеся» («Конститутсияи сталини ва яхудихои мехнаткаш»).
Она была издана в 1938 году в Ташкенте небольшим форматом на латинской графике, очень малым тиражом и поэтому сегодня является библиографическую редкостью.
По словам М.Сурша, в своей работе С.Айни правдиво описал историю жизни бухарских евреев до Великой Октябрьской социалистической революции. Книга, отметил М.Суруш, «проникнута глубокой симпатией к еврейской бедноте, можно еще раз убедиться, каким многоплановым писателем был устод С. Айни».
Сборник открывается статьей ректора РТСУ, доктора филологических наук, профессора, член-корреспондента АН РТ Мухаммадюсуфа Имомова «К новому познанию С. Айни» .
Рахмонзода Каздони,
12-05-2013 16:39
(ссылка)
С большим уважением Мансур Суруш, помощник президента Респуб
Уважаемые господа!
Вот уже несколько лет я с большим интересом слежу за вашим журналом. В состоянии душевного подъема изучаю послания мудрейшего Любавичского Ребе, внимательно читаю материалы, посвященные жизни выдающихся хасидов, иудейским праздникам и традициям, а также рассказывающие о вкладе евреев в мировую науку и культуру, литературные страницы, календарь знаменательных дат. Но особо приятно мне было прочитать недавно в журнале заметки профессора Рахима Мукумова о бухарских евреях Самарканда, с которыми нас, таджиков, объединяет общий язык, музыкальная культура, фольклор. По-моему, это первая подробная публикация о среднеазиатских евреях на страницах журнала, если не считать путевой очерк того же Рахима Мукумова о его поездке в Израиль и встречах с друзьями, бухарскими евреями. Большое вам спасибо за эти материалы.
С большим уважением Мансур Суруш,
помощник президента Республики Таджикистан
Рахмонзода Каздони,
12-05-2013 16:35
(ссылка)
Досье «ВД»: Мансур Суруш
Известный прозаик, драматург и журналист Мансур Суруш рассказывает о самобытности бухарских евреев, их жизни и традициях.
Мансур Суруш (Сайфиддинов Мансур Саидалиевич) – родился 19.12.1954 года. Выпускник Таджикского госуниверситета. Прозаик, драматург, переводчик, журналист. Пишет на русском и таджикском языках. Автор сборников рассказов «Изгнание», «Замурованный грех», «Медный змей», книги-эссе «Золотой мост», а также пьес «Я на тебя не жалуюсь, мой век!», «Долгое, долгое эхо», «Вы меня ещё успеете убить», «Калиф-аист», поставленных на сцене русского драматического театра в Душанбе, сценария телевизионно-публицистического фильма «От Душанбе то Тель-Авива». Успешно занимается переводами произведений таджикских писателей на русский язык. В его переводе отдельными изданиями вышли поучительные рассказы классика таджикской литературы Мухаммада Ауфи Бухорои (ХШ век), рассказы для детей Уруна Кухзода, пьеса Низома Косима «Кир и Крез», книга Эмомали Рахмонова «Таджики в зеркале истории» и т.д.
Член Союза писателей Таджикистана и Международной конфедерации журналистских союзов.
Ряд лет был помощником Президента Республики Таджикистан Э.Ш.Рахмонова. Ныне является главным редактором республиканской газеты «Минбари халќ» (Народная трибуна).
- Мансур, расскажите немного о себе.
- Еще с детских лет печатное слово производило на меня магическое воздействие. В старших классах я уже твердо знал, что стану журналистом. Вероятно, в этом немаловажную роль сыграл популярный тогда художественный фильм Сергея Герасимова «Журналист».
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 17:22
(ссылка)
Мансур Суруш. Умре дилбохтаи касби худ.
Шамъи хотира
Матбуоти точик 100-сола шуд. 11-уми мохи марти соли 1912 нахустин шумораи аввалаи рўзномаи точики “Бухораи шариф” аз чоп баромад.
Ин сана барои халќи точик, ки дорои таърихи басо кухан ва фархангу адабиёт аст, нисбатан муддати нихоят кўтохест. Аммо махз хамин аср тачасуми созандаи давру замоне аст, ки дар он корномахои бузургу беназир, фочиахо ва рўйдодхои шадиду харобиобовари сатхи чахони ба вуќўъ пайвастаанд.
Матбуоти точик дар тўли мавчудияти худ аз “Бухорои шариф” то имрўза “Чумхурият” ва дигар рўзномаву мачаллахои зиёд (дар Вазорати фарханги Точикистон ќариб 500 номгўи воситахои ахбори омма номнавис шудаанд) ба хадафи асосии худ садоќатмандона вафодор мондааст. Тавонистааст хаќиќати воќеиро дастраси мардум гардонад, суннатхои волои бунёдкориро тахким бахшад, камбудиву нуќсонхои мухити ичтимоиро танќид ва фош намояд, чомеаро бо ѓояхои наву созанда рўхбаланд созад ва таваччухро ба тарзи хаёти давру замон равона кунад.
Бастахои фарсудаву зардгаштаи нашрияхои солхои пешин баёнгари ходисот, факту далел ва шархи холу рўзгори инсон хаст, ки бар асоси хуччату воќеахои хаёти фарохам омадаанд. Дар ин санадхо оид ба хамзамонон ва мухимтарин рўйдодхои он даврон баходихихои зиёд, фикру андеша ва мулохизот тачасум ёфтаанд.
Дар муддати як аср имкон фарохам омад, ки чандин насли рўзноманигорони точик ва хонандагон ташаккул ёбанд. Дар таърихи матбуоти номхои истеъдодхои дурахшон, публисистхои сохибќалам рўзноманигорони ба касби худ содиќ, воќеанигорони хаќиќии замони худ хеле фаровонанд. Дар радифи бунёдгузарони матбуоти точик Мидчат Бехбуди, Мирзо Сироч, Саидризо Ализода, Мирзочалол Юсуфзода, Абдуќодир Мухиддинов, Садриддин Айни ва дигарон маќоми шоиставу сазоворе доранд.
Дар мавриди худ бояд зикр намуд, ки суханони зерини устод Айни то ба имрўз ахамияти хаётии худро гум накардаанд: “Рўзномаи хар ќавм ва миллат забони эшон аст. Хар ќавму миллате, ки рўзнома надорад, гўё забон надорад.”
Анъанахои “Бухорои шариф” ва муалифони он ки, барои дигаргунихои демократии чомеа, аз чумла дар сохаи маорифи халќ часурона иќдом менамуданд, сипас дар фаъолияти намояндагони насли нави рўзноманигорон идома ёфтанд.
Солхои 30-ўм чавонони боистеъдоди дар симои Мирзо Турсунзода, Сотим Улуѓзода, Мирсаид Миршакар, Абдусалом Дехоти ва дигарон дар арсаи матбуот омода, махорати баландашонро ба хуби зохир намудаанд.
Ин давроне буд, ки пойдевори чамъияти нав гузошта мешуд, хаёт ва мачрои нав дохил мегашт ва дар саросари кишвар сохтмонхои азим ќомат меафрохтанд, махви бесаводи торафт вусъат меёфт.
Рўзноманигорон на танхо дар бораи рўйдодхои рўз ва дигаргунихои азиме, ки пеши назарашон рух медоданд, балки дар бораи
характери замони худ, фалсафаи айём ќалам меронданд, он натанхо мушохида тахлил мекарданд, инчунин ба харакату фаъолият низ менамуданд.
Баъдхо бисёре аз он рўзноманигорон нависандагони маъруфу устодони сухан, ходимони барчастаи чамъияти гардиданд ва хамчуноне, ки расм аст, аз мактаби рўзноманигори сабаќ гирифтаашонро хамеша бо камоли миннатдори ба хотир меоварданд.
Махз дар он айём, дар ибтидои солхои 30-ўми асри гузашта Кибриё Ќаххорова бинти Лутфуллоев яке аз аввалин точикдухтароне буд, ки ба чодаи душвори рўзноманигориву мухарири ќадам ниход. Хамкасбон дар ибтидо ба Кибриёи чавон нобоварона менигаристанд, аммо дар кўтохтарин фурсат итминон пайдо карданд, ки ў дар хусўси адабиёт донишу малакаи кофи дорад, назокату савтиёти суханро зуд эхсос менамояд ва аз хама мухимтар ба эчодиёт раѓбати зиёд дорад.
Истеъдоди духтараки наврас сол аз сол рушду камол меёфт ва касе дигар ба он шубха надошт, ки рўзноманигориву мухарири мехри дилу сарнавишти Кибриёи кунчкову мехнатќарин гардидааст. Дар тўли хаёти бардавомаш ва шахсияти нотакрораш собит намуд, ки рўзноманигори касби чолибу шавќангезест, ки онро танхо як бор, аммо барои тамоми умр интихоб менамоянд.
Кибриё Ќаххорова 14 апрели соли 1914 дар шахри Самарќанд ба дунё омадааст. Падараш Лутфулло Махсум Файзуллоев шахси донишманд ва тараќќипарвари замони худ буд. Дар чавони дар мадрасаи Кўкалтоши Бухоро дониш омўхта, аз улуми риёзиёт нучум ва илохиёт бахраманд гардидааст. Кибриё аз нахўст фарзандони ўст.
Падар саъй меварзид то аз айёми навраси донишу маърифати ѓаниашро ба духтараш омўзонад. Падараш ба ў «Мулло Кибриё» гўён мурочиат мекард, ки одатан ин унвон ба шахсони донишманду сохибмаърифат хос аст.
Кибриё Ќаххорова пас аз хатми курси думоха фаъолияти мехнатии худро хамчун муаллима оѓоз кардааст. Сипас аз соли 1932 то соли 1938 дар шўъбаи самарќандии Нашриёти давлатии Точикистон зери назари нависанда ва донишманди бузург Садриддин Айни дар вазифаи мошиннавис фаъолият намудааст.
Малакаву махорати баланде, ки Кибриё дар натичаи саъю талоши мунтазам андўхта буд, имкон доданд, ки ўро ба вазифаи мухарири адаби ва мудири шўъбаи адабиёти бадеи ва бачагона таин намоянд.
Бидуни шубха дар пахлўи устоди сахтгиру серталаб Айни солхои бардавом кор кардан барои Кибриё Ќаххорова дар баробари анчоми корхои душвори хамарўза, инчунин мактаби бузурги омузиши махорати касби низ гардид. Махз бо маслихату рохнамоии устод Айни Кибриё Ќаххорова соли 1938 ба факултети шарќшиносии донишгохи Ленинград дохил шуд ва то соли 1941 тахсил намуд.
Публисист ва таърихнигор Хасанбой Шарифов дар асари худ «Оинаи хаёти артиш» рочеъ ба ташаккулёбии матбуоти давраи чангии точик оид ба хаёти он давраи вай чунин нигоштааст:» Кибриё Ќаххорова дар шахри сохили Нева дар баробари тахсил инчунин вазифаи рохбарии шўъбаи ленинградии Нашриёти давлатии Точикистонро ичро мекард. Бо мусоидати ў дар ин чо китобхои дарси барои мактабхои точики ва асархои классикони адабиёти точику форс мунташир мешуданд. Чун чанг сар шуд, Кибриё Ќаххорова хамрохи хамсабаќхояш Додочон Точиев ва Мулло Фозилов, ки баъдхо олимони номдори улуми филологи гардиданд, ихтиёри ба сафи лашкари халќи ворид шуд. Аммо бар дўши ў вазифаи дигаре вогузор мегардад: Вай мебоист ќатораеро хамрохи мекард, ки он ба миќдори зиёд китобхоро, ки ќисми бештарашон китобхои таълимии точики буданд, ба Точикистон меовард.
Лахзае ба худ тасаввур намоед: оташи чанг дар хама чо забона мезанад, лашкари Олмон зери фармондихии Фелдмаршал Леоб бо афзалияти бузурги нерў атрофии Ленинградро ихота карда, мухосирон 900 рўза оѓоз меёфт, аммо ѓамхори дар хаќќи кўдакон халќро ором намегузошт.
Зеро мардуми шўрави ба пирўзии комил ва хаќконияти муборизаи худ заррае шубха надоштанд ва бахри амали гаштани он истодагари мекарданд.
Ќаторае, ки дар рўзхои тирамохи сербориш Кибриё Ќаххорова хамрохи мекард, борхо дучори бомбаборони хавопаймохои душман гашт.
Чуноне, ки худи Кибриё Ќаххорова бо забони хол баён доштааст, имкони хар лахза бо марг дучор омадан ўро таъќиб мекард, аммо бахташ баланди карду зинда монд, супоришро ичро намуд ва китобхоро ба манзил расонид.
Ёдовар бояд шуд, ки ин воќеа баъди гузашти солхо шоири точик Мўъмин Каноатро водор сохт, ки достоне бо номи «Китобхои захмин» эчод намояд.
Кибриё Ќаххорова дар Душанбе зиндаги ихтиёр кард ва фаъолияти худро дар Нашриёти давлатии Точикистон ва мудате чун ёвари китоби Кумитаи марказии Комсомол оид ба тарѓибу ташвиќот давом дод. Дар ин чо таќдири худро бо шоири он замон маъруф Мирсаид Миршакар пайваст. Хаёт бо маром давом мекард, аммо сарнавишт онро ранги дигар бахшид.
Соли 1943 дар Тошкент рўзномаи «Фрунзечи» нашрияи округи харбии Туркистон бо забони точики ба нашр шудан оѓоз кард. Дар мараввал масъули нашри рўзномаи Солех Рачабов буд, ки баъдхо то ба унвони академики расид.
Сипас сарпарастии идораи рўзнома ба зиммаи нависандаи чанговар Фотех Ниёзи вогузор гашт.
Рўзнома хафтае як маротиба бо теъдоди 5000 нусха мунтазир мешуд. Барои нашри мунтазам рўзнома ба кормандони ботачриба хабарнигорон, аккосон ва мутарчимон зарурати бештаре дошт.
Фармондехии Округи харбии Туркистон барои халлу фасли ин масъала ба китоби Кумитаи марказию Хизби Коммунистии (болшевикии) Точикистон Бобочон Ѓафуров мурочиат менамояд. Барои кори дар рўзнома корманди радиои точик Абдурахмон Назаров ва Кибриё Ќаххорова интихоб мегарданд. Ба вай унвони летенанти калон дода, ба Тошкент, ба сафари хидмати мефиристанд. Ў дар ин чо тамоми рўз дар идораи рўзномаи «Фрунзечи» саргарми кор мешуд, ки он дар кўчаи Сапёр, 17 воќеъ гашта буд.
Хаёт дар он солхои мудхиши чанг басо душвор бошад хам, аммо барои ѓамхурдану дилтанги фурсат мерасид. Хар рўз воќеаи наве рух медод, тамоми диќќати идораи рўзнома ба рафти майдони мухориба ва омодагии чангии нав аскарон дар аќибгох равона гардида буд.
Ба Кибриё Ќаххорова ва хамкоронаш лозим меояд, ки мунтазам ахбори тоза омода намоянд, хабархои барои иттилоотии шўравиро (Совинформбюро) тарчума кунанд, маќолаву гузоришхо нависанд, номахои чанговаронро, ки аз майдони мухориба ба унвони идораи рўзнома меомаданд, барои чоп омода созанд.
Зарурати ба сафархизмати рафтан низ ба миён меомад. Хамин буд, ки Кибриё Ќаххорова дар зимистони ќахратуни соли 1943 бо супориши идораи рўзномаи фойтунсавор то ба Ленинобод меояд, ки дар он чо омўзишгохи харби- сиёсии Харков чойгир шуда буд. Дар натичаи ин сафар аз хаёт ва омодагии чангии шогирдони ин омўзишгох маќолаи чолибу пурмазмуне таълиф ва ба нашр мерасад.
Нашри чунин маќолахо рухияи чангии сарбозони шўрави ва мардумро дар аќибгох мустахкаму ќави мегардонид.
Хуласи калом, Кибриё Ќаххорова бо тамоми хасти ба бовари сазовор гашт, сарбаландона аз имтихони матонату истеъдод гузашт.
Вай дар Тошканд бо нависандаи номдори хачвнигор ва драматург Абдулло Ќаххор ошнои пайдо кард ва ќалбашро рабуд.
Рўзноманигор бо погонхои пурчилову зебоию малохати занона, бо завќу табъи баландаш, донишу фазилат ва рафтору кирдори атрофонааш нависандаро волову шайдо намуд.
Точинисо Ѓафурова, хохари академик Бобочон Ѓафуров, ки ќаринтарин дугонаи Кибриё Ќаххорова буд, гуфта, ки Абдулло Ќаххор ўро ошиќона мепарастид.
Хохарони Кибриё Ќаххорова Мархабо ва Истад Лутфуллоевахо хамрох бо Точинисо Ѓафурова солхои зиёде дар радиои чумхури пурсамар кор карда, дар тарѓиби адабиёту санъат, хаёти занон ва маънавиёт хиссаи арзанда гузоштаанд.
Абдулло Ќаххор, ки худ аслан точик аст, хикояву ќиссаву драмахояшро ба забони ўзбаки таълиф мекард. Мухлисони истеъдодаш ўро бо мухаббату ифтихор «Чехови ўзбак» меномиданд. Абдулло Ќаххор ва арўсашро на фaќат ишќу мухаббат, балки фаъолияти якчояи адаби ба хам наздику ќарин мегардонид. Кибриё Ќаххорова он солхо хушбахттарин ва пурмахсўлтарин айёми хамкорихои эчоди ба хисоб мерафт.
Вай бо шавќу раѓбати зиёд ва бо махорати баланд асархои хамсарашро ба забони точики бармегардонид. Бо камоли истеъдод осори адибони русро ба ўзбакиву точики тарчума мекард.
Ба ўзбаки тарчума намудани асари бузург ва безаволи Лев Толстой «Чанг ва Сулх»-ро бо итминони комил метавон корномаи адибии Кибриё Ќаххорова маънидод кард. Барои тарчумаи ин асар, ки ба ќавли Чернишевский «Тачасумсозандаи диалектикаи рухи инсонист» танхо донистани забон кофи нахохад буд.
Донишу табъи баланди суханвари, дарки аниќи фалсафаро афкори нависанда бо тамоми хасти эхсос намудани тапиши нозуктарин торхои рух ва ќалби инсони имкон фарохам меоварданд, ки асари адабиёти чахони чун «Чанг ва Сулх» ба забони дигар садо дода тавонад. Хушбахтона Кибриё Ќаххорова ин хамаро доро буд.
Осори адибони бузург чун «Чанг ва Сулх»-и Лев Толстой, «Университетхои ман»-и Максим Горкий, «Соли оханин»-и Александр Серафимович, «Киштии сафед»-и Чингиз Айматов, ки тавасути Кибриё Ќаххорова ба ўзбаки тарчума шудаанд, бо теъдоди зиёд мунташир гардида, тавачўхи оммаи васеи хонандагонро ба худ чалб намудаанд. Ба ќалами ў инчунин тарчумаи осори классикони адабиёти точику форс Мухаммд Авфи, Убайди Зокони, Али Сафи, ќиссаи С. Айни «Мактаби кўхна» мансуб аст. Ва дар ичрои ин кори начиб Абдулло Ќаххор маслихатгару ёрирасони ў буд. Чун соли 1958 Кибриё Ќаххороваро ба узвияти Иттифоќи Нависандагони Иттиходи Шўрави пазируфтанд, шодмониаш хадду канор надошт.
Кибриё Ќаххорова хамрохи шавхараш ба зодгохи ў яке аз дехахои бихиштосои нохияи Ашт, воќеъ дар ќисмати шимолии Точикистон, рафтанро бисёр дўст медошт. Хешовандону дўстон аз дидори онхо изхори шодмони карда чун мехмонони ифтихори пазирои менамуданд.
Хар касе, ки Абдулло Ќаххорро мешинохт, тасдиќ менамояд, ки ў забони точикиро хеле хуб медонист ва бо адабиёти точику форс ошноии наздик дошт.
Бо Чалол Икроми, Рахим Чалил, Мирзо Турсунзода дўсти меварзид, бо онхо мукотиба дошт ва мехмони якдигар мешуданд.
Ва худи Кибриё Ќаххорова идомадихандаи анъанаи неки «зуллисонайн»- дузабони дар адабиёти точику ўзбак буд, ки асоси онро ханўз дар асри хv Алишер Навои гузаштааст. Асархои хўдро Садриддин Айни, Абдурауф Фитрат, Ахмадчон Хамди, Бахриддин Азизи, Рашид Абдулло ба ду забон – точики ва ўзбаки таълиф намудаанд. Ин анъанаро дар даврони мо дар Точикистон Ўлмас Чамол, дар Ўзбакистон Чонибек Ќувноќов идома бахшидаанд.
Чуноне, ки баъзан миёни одамони эчодкор ва хокимони замон мухолифат ба миён меояд, байни Абдулло Ќаххор ва Шариф Рашидов, ки рохбари муќтадири Чумхурии Ўзбакистон ва инчунин нависандаи маъруф хисоб меёфт раќобате рух медихад. Дар натича Абдулло Ќаххори якрў ва сохибирода муддати зиёде мавриди беэътиноии хукуматдорон ќарор мегирад.
Дар ин давра бисёр мушкили хаёт ягона такягох, умед ва тасаллобахшаш хамсари мехрубонаш Кибриё Ќаххорова буд. Харчанд, ки вай дастгиру имдодрасони нависандаи аз назари хокимони давр дурафтода ќарор дошт, Абдулло Ќаххор саломатиашро бохта буд. Адиби дўстоштаи мардум соли 1968 дар яке аз бемористонхои Масков аз олам даргузашт. Мегўянд, ки пеш аз чон додан дар холати хизён ќарор дошта аз хешовандонаш хохиш мекардааст: «Аз дарёчаи Ашт обам дихед. Як ќатра об»….
Нависандаи мардумиро ба хок супориданд. Пас аз гузашти солхо чун арзи мухаббат ва эхтиром ба шавхараш Кибриё Ќаххорова ёддоштхояшро дар бораи ў ба забони точики бо номи «Чоряк аср дар пахам» таълиф ва порчахоеро аз он соли 1988 дар рўзномаи точикии «Хаќиќати Ўзбакистон»мунташир намуд.
Ёдоштхои Кибриё Ќаххорова, ки онро метавон «Маъвои дил» номид, дорои маълумоти фаровон, тасвири чолибу зинда, нуќтахои борик мебошад. Ин афзалиятхо имкон дода, ки асар бо шавќу раѓбати зиёд мавриди мутолиа ќарор бигирад.
Кибриё Ќаххорова 26 сентябри соли 1996 дар сини хаштоду дусолаги чашм аз олам пўшидааст.
Дар таъзияномае, ки он дар Чамъияти Байналмилалии Итиходияхои Нависандагон, ки он чойгузини собиќ Иттифоќи Нависандагони Иттиходи шўравист, шархи хол, фаъолияти эчоди ва хидматхои ў чун публисист, мухаррир ва мутарчим баён ёфтаанд.
Ваќт дар тоз аст, аммо сафи сарбозони майдони сухан, хидматгузорони чоннисори ќалам кам намегардад.
Пас аз Кибриё Ќаххорова бисёр номхои наве бар фарози матбуоти точик арзи хасти намуданд. Сабохат Шарипова, Хайринисо Мухиддинова, Бўринисо Бердиева, Мавчуда Хакимова, Точинисо Ѓафурова, Иноят Рустамова, Гулрухсор, Озод Аминзода, Анора Остонова ва дигарон номгўи нопурраи занони сохибистеъдоданд, ки хамчун рўзноманигор, мухаррир ва мутарчим эхтиром ва шўхрат ёфтаанд.
Имрўз Зулфия Атои, Тоъат Нигори, Хуринисо Ализода, Халима Хушќадамова, Гулнора Амиршоева, Адолат Мирзоева ва бисёр дигарон чойгузини ончо гаштаанд.
Табиист, ки хамаи онхо аз лихози тарзи баён, услуби нигорандаги ва мавзўи навиштачотхояшон аз хама тафовут доранд. Аммо онхо дорои умумиятхое мебошанд, ки ба хамаашон хос аст: эшон хохарони хамтаќдиранд, ки талоши таъчилан хамовоз шудан ба хаёти халќу мамлакат, эхсоси масъулият дар баробари хонанда дар баробари вичдони худ ва хар як сатри ба чон расида хамаашонро муттахид месозад.
Дар миёни номхои маъруфи рўзноманигорон, мухарирон ва мутарчимоне, ки ба вазифаю истеъдод, масъулияти касбиашон хамеша вафодор мондаанд, Кибриё Ќаххорова – «Мулло Кибриё» маќоми боифтихоре дорад.
Онхо харгиз фаромўш нахоханд шуд.
Мансур Суруш
Марти соли 2012
Матбуоти точик 100-сола шуд. 11-уми мохи марти соли 1912 нахустин шумораи аввалаи рўзномаи точики “Бухораи шариф” аз чоп баромад.
Ин сана барои халќи точик, ки дорои таърихи басо кухан ва фархангу адабиёт аст, нисбатан муддати нихоят кўтохест. Аммо махз хамин аср тачасуми созандаи давру замоне аст, ки дар он корномахои бузургу беназир, фочиахо ва рўйдодхои шадиду харобиобовари сатхи чахони ба вуќўъ пайвастаанд.
Матбуоти точик дар тўли мавчудияти худ аз “Бухорои шариф” то имрўза “Чумхурият” ва дигар рўзномаву мачаллахои зиёд (дар Вазорати фарханги Точикистон ќариб 500 номгўи воситахои ахбори омма номнавис шудаанд) ба хадафи асосии худ садоќатмандона вафодор мондааст. Тавонистааст хаќиќати воќеиро дастраси мардум гардонад, суннатхои волои бунёдкориро тахким бахшад, камбудиву нуќсонхои мухити ичтимоиро танќид ва фош намояд, чомеаро бо ѓояхои наву созанда рўхбаланд созад ва таваччухро ба тарзи хаёти давру замон равона кунад.
Бастахои фарсудаву зардгаштаи нашрияхои солхои пешин баёнгари ходисот, факту далел ва шархи холу рўзгори инсон хаст, ки бар асоси хуччату воќеахои хаёти фарохам омадаанд. Дар ин санадхо оид ба хамзамонон ва мухимтарин рўйдодхои он даврон баходихихои зиёд, фикру андеша ва мулохизот тачасум ёфтаанд.
Дар муддати як аср имкон фарохам омад, ки чандин насли рўзноманигорони точик ва хонандагон ташаккул ёбанд. Дар таърихи матбуоти номхои истеъдодхои дурахшон, публисистхои сохибќалам рўзноманигорони ба касби худ содиќ, воќеанигорони хаќиќии замони худ хеле фаровонанд. Дар радифи бунёдгузарони матбуоти точик Мидчат Бехбуди, Мирзо Сироч, Саидризо Ализода, Мирзочалол Юсуфзода, Абдуќодир Мухиддинов, Садриддин Айни ва дигарон маќоми шоиставу сазоворе доранд.
Дар мавриди худ бояд зикр намуд, ки суханони зерини устод Айни то ба имрўз ахамияти хаётии худро гум накардаанд: “Рўзномаи хар ќавм ва миллат забони эшон аст. Хар ќавму миллате, ки рўзнома надорад, гўё забон надорад.”
Анъанахои “Бухорои шариф” ва муалифони он ки, барои дигаргунихои демократии чомеа, аз чумла дар сохаи маорифи халќ часурона иќдом менамуданд, сипас дар фаъолияти намояндагони насли нави рўзноманигорон идома ёфтанд.
Солхои 30-ўм чавонони боистеъдоди дар симои Мирзо Турсунзода, Сотим Улуѓзода, Мирсаид Миршакар, Абдусалом Дехоти ва дигарон дар арсаи матбуот омода, махорати баландашонро ба хуби зохир намудаанд.
Ин давроне буд, ки пойдевори чамъияти нав гузошта мешуд, хаёт ва мачрои нав дохил мегашт ва дар саросари кишвар сохтмонхои азим ќомат меафрохтанд, махви бесаводи торафт вусъат меёфт.
Рўзноманигорон на танхо дар бораи рўйдодхои рўз ва дигаргунихои азиме, ки пеши назарашон рух медоданд, балки дар бораи
характери замони худ, фалсафаи айём ќалам меронданд, он натанхо мушохида тахлил мекарданд, инчунин ба харакату фаъолият низ менамуданд.
Баъдхо бисёре аз он рўзноманигорон нависандагони маъруфу устодони сухан, ходимони барчастаи чамъияти гардиданд ва хамчуноне, ки расм аст, аз мактаби рўзноманигори сабаќ гирифтаашонро хамеша бо камоли миннатдори ба хотир меоварданд.
Махз дар он айём, дар ибтидои солхои 30-ўми асри гузашта Кибриё Ќаххорова бинти Лутфуллоев яке аз аввалин точикдухтароне буд, ки ба чодаи душвори рўзноманигориву мухарири ќадам ниход. Хамкасбон дар ибтидо ба Кибриёи чавон нобоварона менигаристанд, аммо дар кўтохтарин фурсат итминон пайдо карданд, ки ў дар хусўси адабиёт донишу малакаи кофи дорад, назокату савтиёти суханро зуд эхсос менамояд ва аз хама мухимтар ба эчодиёт раѓбати зиёд дорад.
Истеъдоди духтараки наврас сол аз сол рушду камол меёфт ва касе дигар ба он шубха надошт, ки рўзноманигориву мухарири мехри дилу сарнавишти Кибриёи кунчкову мехнатќарин гардидааст. Дар тўли хаёти бардавомаш ва шахсияти нотакрораш собит намуд, ки рўзноманигори касби чолибу шавќангезест, ки онро танхо як бор, аммо барои тамоми умр интихоб менамоянд.
Кибриё Ќаххорова 14 апрели соли 1914 дар шахри Самарќанд ба дунё омадааст. Падараш Лутфулло Махсум Файзуллоев шахси донишманд ва тараќќипарвари замони худ буд. Дар чавони дар мадрасаи Кўкалтоши Бухоро дониш омўхта, аз улуми риёзиёт нучум ва илохиёт бахраманд гардидааст. Кибриё аз нахўст фарзандони ўст.
Падар саъй меварзид то аз айёми навраси донишу маърифати ѓаниашро ба духтараш омўзонад. Падараш ба ў «Мулло Кибриё» гўён мурочиат мекард, ки одатан ин унвон ба шахсони донишманду сохибмаърифат хос аст.
Кибриё Ќаххорова пас аз хатми курси думоха фаъолияти мехнатии худро хамчун муаллима оѓоз кардааст. Сипас аз соли 1932 то соли 1938 дар шўъбаи самарќандии Нашриёти давлатии Точикистон зери назари нависанда ва донишманди бузург Садриддин Айни дар вазифаи мошиннавис фаъолият намудааст.
Малакаву махорати баланде, ки Кибриё дар натичаи саъю талоши мунтазам андўхта буд, имкон доданд, ки ўро ба вазифаи мухарири адаби ва мудири шўъбаи адабиёти бадеи ва бачагона таин намоянд.
Бидуни шубха дар пахлўи устоди сахтгиру серталаб Айни солхои бардавом кор кардан барои Кибриё Ќаххорова дар баробари анчоми корхои душвори хамарўза, инчунин мактаби бузурги омузиши махорати касби низ гардид. Махз бо маслихату рохнамоии устод Айни Кибриё Ќаххорова соли 1938 ба факултети шарќшиносии донишгохи Ленинград дохил шуд ва то соли 1941 тахсил намуд.
Публисист ва таърихнигор Хасанбой Шарифов дар асари худ «Оинаи хаёти артиш» рочеъ ба ташаккулёбии матбуоти давраи чангии точик оид ба хаёти он давраи вай чунин нигоштааст:» Кибриё Ќаххорова дар шахри сохили Нева дар баробари тахсил инчунин вазифаи рохбарии шўъбаи ленинградии Нашриёти давлатии Точикистонро ичро мекард. Бо мусоидати ў дар ин чо китобхои дарси барои мактабхои точики ва асархои классикони адабиёти точику форс мунташир мешуданд. Чун чанг сар шуд, Кибриё Ќаххорова хамрохи хамсабаќхояш Додочон Точиев ва Мулло Фозилов, ки баъдхо олимони номдори улуми филологи гардиданд, ихтиёри ба сафи лашкари халќи ворид шуд. Аммо бар дўши ў вазифаи дигаре вогузор мегардад: Вай мебоист ќатораеро хамрохи мекард, ки он ба миќдори зиёд китобхоро, ки ќисми бештарашон китобхои таълимии точики буданд, ба Точикистон меовард.
Лахзае ба худ тасаввур намоед: оташи чанг дар хама чо забона мезанад, лашкари Олмон зери фармондихии Фелдмаршал Леоб бо афзалияти бузурги нерў атрофии Ленинградро ихота карда, мухосирон 900 рўза оѓоз меёфт, аммо ѓамхори дар хаќќи кўдакон халќро ором намегузошт.
Зеро мардуми шўрави ба пирўзии комил ва хаќконияти муборизаи худ заррае шубха надоштанд ва бахри амали гаштани он истодагари мекарданд.
Ќаторае, ки дар рўзхои тирамохи сербориш Кибриё Ќаххорова хамрохи мекард, борхо дучори бомбаборони хавопаймохои душман гашт.
Чуноне, ки худи Кибриё Ќаххорова бо забони хол баён доштааст, имкони хар лахза бо марг дучор омадан ўро таъќиб мекард, аммо бахташ баланди карду зинда монд, супоришро ичро намуд ва китобхоро ба манзил расонид.
Ёдовар бояд шуд, ки ин воќеа баъди гузашти солхо шоири точик Мўъмин Каноатро водор сохт, ки достоне бо номи «Китобхои захмин» эчод намояд.
Кибриё Ќаххорова дар Душанбе зиндаги ихтиёр кард ва фаъолияти худро дар Нашриёти давлатии Точикистон ва мудате чун ёвари китоби Кумитаи марказии Комсомол оид ба тарѓибу ташвиќот давом дод. Дар ин чо таќдири худро бо шоири он замон маъруф Мирсаид Миршакар пайваст. Хаёт бо маром давом мекард, аммо сарнавишт онро ранги дигар бахшид.
Соли 1943 дар Тошкент рўзномаи «Фрунзечи» нашрияи округи харбии Туркистон бо забони точики ба нашр шудан оѓоз кард. Дар мараввал масъули нашри рўзномаи Солех Рачабов буд, ки баъдхо то ба унвони академики расид.
Сипас сарпарастии идораи рўзнома ба зиммаи нависандаи чанговар Фотех Ниёзи вогузор гашт.
Рўзнома хафтае як маротиба бо теъдоди 5000 нусха мунтазир мешуд. Барои нашри мунтазам рўзнома ба кормандони ботачриба хабарнигорон, аккосон ва мутарчимон зарурати бештаре дошт.
Фармондехии Округи харбии Туркистон барои халлу фасли ин масъала ба китоби Кумитаи марказию Хизби Коммунистии (болшевикии) Точикистон Бобочон Ѓафуров мурочиат менамояд. Барои кори дар рўзнома корманди радиои точик Абдурахмон Назаров ва Кибриё Ќаххорова интихоб мегарданд. Ба вай унвони летенанти калон дода, ба Тошкент, ба сафари хидмати мефиристанд. Ў дар ин чо тамоми рўз дар идораи рўзномаи «Фрунзечи» саргарми кор мешуд, ки он дар кўчаи Сапёр, 17 воќеъ гашта буд.
Хаёт дар он солхои мудхиши чанг басо душвор бошад хам, аммо барои ѓамхурдану дилтанги фурсат мерасид. Хар рўз воќеаи наве рух медод, тамоми диќќати идораи рўзнома ба рафти майдони мухориба ва омодагии чангии нав аскарон дар аќибгох равона гардида буд.
Ба Кибриё Ќаххорова ва хамкоронаш лозим меояд, ки мунтазам ахбори тоза омода намоянд, хабархои барои иттилоотии шўравиро (Совинформбюро) тарчума кунанд, маќолаву гузоришхо нависанд, номахои чанговаронро, ки аз майдони мухориба ба унвони идораи рўзнома меомаданд, барои чоп омода созанд.
Зарурати ба сафархизмати рафтан низ ба миён меомад. Хамин буд, ки Кибриё Ќаххорова дар зимистони ќахратуни соли 1943 бо супориши идораи рўзномаи фойтунсавор то ба Ленинобод меояд, ки дар он чо омўзишгохи харби- сиёсии Харков чойгир шуда буд. Дар натичаи ин сафар аз хаёт ва омодагии чангии шогирдони ин омўзишгох маќолаи чолибу пурмазмуне таълиф ва ба нашр мерасад.
Нашри чунин маќолахо рухияи чангии сарбозони шўрави ва мардумро дар аќибгох мустахкаму ќави мегардонид.
Хуласи калом, Кибриё Ќаххорова бо тамоми хасти ба бовари сазовор гашт, сарбаландона аз имтихони матонату истеъдод гузашт.
Вай дар Тошканд бо нависандаи номдори хачвнигор ва драматург Абдулло Ќаххор ошнои пайдо кард ва ќалбашро рабуд.
Рўзноманигор бо погонхои пурчилову зебоию малохати занона, бо завќу табъи баландаш, донишу фазилат ва рафтору кирдори атрофонааш нависандаро волову шайдо намуд.
Точинисо Ѓафурова, хохари академик Бобочон Ѓафуров, ки ќаринтарин дугонаи Кибриё Ќаххорова буд, гуфта, ки Абдулло Ќаххор ўро ошиќона мепарастид.
Хохарони Кибриё Ќаххорова Мархабо ва Истад Лутфуллоевахо хамрох бо Точинисо Ѓафурова солхои зиёде дар радиои чумхури пурсамар кор карда, дар тарѓиби адабиёту санъат, хаёти занон ва маънавиёт хиссаи арзанда гузоштаанд.
Абдулло Ќаххор, ки худ аслан точик аст, хикояву ќиссаву драмахояшро ба забони ўзбаки таълиф мекард. Мухлисони истеъдодаш ўро бо мухаббату ифтихор «Чехови ўзбак» меномиданд. Абдулло Ќаххор ва арўсашро на фaќат ишќу мухаббат, балки фаъолияти якчояи адаби ба хам наздику ќарин мегардонид. Кибриё Ќаххорова он солхо хушбахттарин ва пурмахсўлтарин айёми хамкорихои эчоди ба хисоб мерафт.
Вай бо шавќу раѓбати зиёд ва бо махорати баланд асархои хамсарашро ба забони точики бармегардонид. Бо камоли истеъдод осори адибони русро ба ўзбакиву точики тарчума мекард.
Ба ўзбаки тарчума намудани асари бузург ва безаволи Лев Толстой «Чанг ва Сулх»-ро бо итминони комил метавон корномаи адибии Кибриё Ќаххорова маънидод кард. Барои тарчумаи ин асар, ки ба ќавли Чернишевский «Тачасумсозандаи диалектикаи рухи инсонист» танхо донистани забон кофи нахохад буд.
Донишу табъи баланди суханвари, дарки аниќи фалсафаро афкори нависанда бо тамоми хасти эхсос намудани тапиши нозуктарин торхои рух ва ќалби инсони имкон фарохам меоварданд, ки асари адабиёти чахони чун «Чанг ва Сулх» ба забони дигар садо дода тавонад. Хушбахтона Кибриё Ќаххорова ин хамаро доро буд.
Осори адибони бузург чун «Чанг ва Сулх»-и Лев Толстой, «Университетхои ман»-и Максим Горкий, «Соли оханин»-и Александр Серафимович, «Киштии сафед»-и Чингиз Айматов, ки тавасути Кибриё Ќаххорова ба ўзбаки тарчума шудаанд, бо теъдоди зиёд мунташир гардида, тавачўхи оммаи васеи хонандагонро ба худ чалб намудаанд. Ба ќалами ў инчунин тарчумаи осори классикони адабиёти точику форс Мухаммд Авфи, Убайди Зокони, Али Сафи, ќиссаи С. Айни «Мактаби кўхна» мансуб аст. Ва дар ичрои ин кори начиб Абдулло Ќаххор маслихатгару ёрирасони ў буд. Чун соли 1958 Кибриё Ќаххороваро ба узвияти Иттифоќи Нависандагони Иттиходи Шўрави пазируфтанд, шодмониаш хадду канор надошт.
Кибриё Ќаххорова хамрохи шавхараш ба зодгохи ў яке аз дехахои бихиштосои нохияи Ашт, воќеъ дар ќисмати шимолии Точикистон, рафтанро бисёр дўст медошт. Хешовандону дўстон аз дидори онхо изхори шодмони карда чун мехмонони ифтихори пазирои менамуданд.
Хар касе, ки Абдулло Ќаххорро мешинохт, тасдиќ менамояд, ки ў забони точикиро хеле хуб медонист ва бо адабиёти точику форс ошноии наздик дошт.
Бо Чалол Икроми, Рахим Чалил, Мирзо Турсунзода дўсти меварзид, бо онхо мукотиба дошт ва мехмони якдигар мешуданд.
Ва худи Кибриё Ќаххорова идомадихандаи анъанаи неки «зуллисонайн»- дузабони дар адабиёти точику ўзбак буд, ки асоси онро ханўз дар асри хv Алишер Навои гузаштааст. Асархои хўдро Садриддин Айни, Абдурауф Фитрат, Ахмадчон Хамди, Бахриддин Азизи, Рашид Абдулло ба ду забон – точики ва ўзбаки таълиф намудаанд. Ин анъанаро дар даврони мо дар Точикистон Ўлмас Чамол, дар Ўзбакистон Чонибек Ќувноќов идома бахшидаанд.
Чуноне, ки баъзан миёни одамони эчодкор ва хокимони замон мухолифат ба миён меояд, байни Абдулло Ќаххор ва Шариф Рашидов, ки рохбари муќтадири Чумхурии Ўзбакистон ва инчунин нависандаи маъруф хисоб меёфт раќобате рух медихад. Дар натича Абдулло Ќаххори якрў ва сохибирода муддати зиёде мавриди беэътиноии хукуматдорон ќарор мегирад.
Дар ин давра бисёр мушкили хаёт ягона такягох, умед ва тасаллобахшаш хамсари мехрубонаш Кибриё Ќаххорова буд. Харчанд, ки вай дастгиру имдодрасони нависандаи аз назари хокимони давр дурафтода ќарор дошт, Абдулло Ќаххор саломатиашро бохта буд. Адиби дўстоштаи мардум соли 1968 дар яке аз бемористонхои Масков аз олам даргузашт. Мегўянд, ки пеш аз чон додан дар холати хизён ќарор дошта аз хешовандонаш хохиш мекардааст: «Аз дарёчаи Ашт обам дихед. Як ќатра об»….
Нависандаи мардумиро ба хок супориданд. Пас аз гузашти солхо чун арзи мухаббат ва эхтиром ба шавхараш Кибриё Ќаххорова ёддоштхояшро дар бораи ў ба забони точики бо номи «Чоряк аср дар пахам» таълиф ва порчахоеро аз он соли 1988 дар рўзномаи точикии «Хаќиќати Ўзбакистон»мунташир намуд.
Ёдоштхои Кибриё Ќаххорова, ки онро метавон «Маъвои дил» номид, дорои маълумоти фаровон, тасвири чолибу зинда, нуќтахои борик мебошад. Ин афзалиятхо имкон дода, ки асар бо шавќу раѓбати зиёд мавриди мутолиа ќарор бигирад.
Кибриё Ќаххорова 26 сентябри соли 1996 дар сини хаштоду дусолаги чашм аз олам пўшидааст.
Дар таъзияномае, ки он дар Чамъияти Байналмилалии Итиходияхои Нависандагон, ки он чойгузини собиќ Иттифоќи Нависандагони Иттиходи шўравист, шархи хол, фаъолияти эчоди ва хидматхои ў чун публисист, мухаррир ва мутарчим баён ёфтаанд.
Ваќт дар тоз аст, аммо сафи сарбозони майдони сухан, хидматгузорони чоннисори ќалам кам намегардад.
Пас аз Кибриё Ќаххорова бисёр номхои наве бар фарози матбуоти точик арзи хасти намуданд. Сабохат Шарипова, Хайринисо Мухиддинова, Бўринисо Бердиева, Мавчуда Хакимова, Точинисо Ѓафурова, Иноят Рустамова, Гулрухсор, Озод Аминзода, Анора Остонова ва дигарон номгўи нопурраи занони сохибистеъдоданд, ки хамчун рўзноманигор, мухаррир ва мутарчим эхтиром ва шўхрат ёфтаанд.
Имрўз Зулфия Атои, Тоъат Нигори, Хуринисо Ализода, Халима Хушќадамова, Гулнора Амиршоева, Адолат Мирзоева ва бисёр дигарон чойгузини ончо гаштаанд.
Табиист, ки хамаи онхо аз лихози тарзи баён, услуби нигорандаги ва мавзўи навиштачотхояшон аз хама тафовут доранд. Аммо онхо дорои умумиятхое мебошанд, ки ба хамаашон хос аст: эшон хохарони хамтаќдиранд, ки талоши таъчилан хамовоз шудан ба хаёти халќу мамлакат, эхсоси масъулият дар баробари хонанда дар баробари вичдони худ ва хар як сатри ба чон расида хамаашонро муттахид месозад.
Дар миёни номхои маъруфи рўзноманигорон, мухарирон ва мутарчимоне, ки ба вазифаю истеъдод, масъулияти касбиашон хамеша вафодор мондаанд, Кибриё Ќаххорова – «Мулло Кибриё» маќоми боифтихоре дорад.
Онхо харгиз фаромўш нахоханд шуд.
Мансур Суруш
Марти соли 2012
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 16:28
(ссылка)
Мансур СУРУШ. БАХРАМОВ ОГОНЬ
Доктору Фаридуну Джунайди посвящаю
Быстро покончив с завтраком и с тревогой поглядывая на стенные часы, я стал укладывать учебники в сумку. Мама, как всегда помогая мне, укоризненно покачала головой.
«Сколько раз можно повторять! В школу надо готовиться загодя, еще с вечера. А тебе всё нипочём. Оттого и опаздываешь вечно. Вот и вчера ты весь день вместе с Шерзодом пропадал на развалинах старой крепости. И чего вы ищите там?
Я только хмыкнул в ответ и перекинув сумку через плечо, заторопился в школу. Но не успел сделать и пару шагов, как в соседнем дворе раздался шум. Было слышно, как громыхнули вёдра о землю, вслед за этим раздался чей-то сдавленный крик.
- Что вы наделали, уважаемый? Вы же погасили священный огонь!
Я узнал голос постояльца наших соседей Нурбахша. Казалось, ещё немного и от досады он заплачет как ребёнок.
- Откуда мне было знать?! - раздался в ответ виноватый женский голос. - Я испугалась, как бы не случился пожар.
Несомненно, голос этот принадлежал тётушке Мархабо, нашей ближайшей соседке и матери моего одноклассника Шерзода.
Движимый любопытством, я подбежал в ограде, отделявшей наш дом от соседнего, и поднявшись на цыпочки, заглянул вовнутрь.
В глубине двора, возле небольшого флигеля я увидел тётю Мархабо с вёдрами в руках. Лицо её пылало, дыхание было прерывистым. Видимо, волнение, охватившее её, ещё не улеглось.
Напротив хозяйки, широко расставив ноги и согнувшись под вязанкой дров, с печально опущенной головой стоял человек средних лет. Это и был Нурбахш.
Из открытых дверей флигеля всё ещё несло гарью.
Я сразу смекнул, в чём дело. Ещё на прошлой неделе Нурбахш поведал нам с Шерзодом о том, что он соорудил в своей комнате домашний алтарь, в котором собирается развести свящённый огонь. Видимо, огонь он зажёг ещё ночью, а утром, когда пошёл за хворостом, и случилась эта оказия. Заметив отсвет огня через перегородку, тётя Мархабо рассудила по-своему и тут же залила пламя водой.
…Нурбахш появился в наших краях недавно. Высокий, худой, весь какой-то нескладный, по детски трогательно-беспомощный, он излучал добродушие и вместе с тем скрытое лукавство, придававшее ему неповторимое обаяние.
Тётушка Мархабо, добрая душа, согласилась сдавать пришельцу свой пустующий флигель.
Поговаривали, что Нурбахш учёный и под развалинами старой крепости на окраине нашего селения ищёт следы духовной жизни наших далёких предков. Правда это или нет, никто точно не знал. И всё же, Нурбахш каждый божий день выходил на околицу, бродил в одиночестве и почти ни с кем не общался. Вернувшись же домой, он, облачавшись в белые одежды, подолгу молился на понятном только ему языке. Но, несмотря на все странности и чудные манеры, тётушка Мархабо была довольна своим постояльцем. Тихий, непритязательный, от, хотя тётушка Мархабо и не требовала никакой мзды, исправно платил за жильё, а в свободное время помогал Шерзоду готовить уроки.
Однажды, когда мы возвращались из школы, Шерзод рассказал о том, что Нурбахш собирается в горы для сбора травы, из которой изготавливают хаому. Я спросил, что это такое и для чего она предназначена. Но Шерзод, как ни старался, не смог дать вразумительный ответ. Видимо, он и сам до того ничего не слышал о хаоме.
Следовавший за нами двоюродный брат Шерзода Диловар, который в том году заканчивал школу и был очень начитан, иронически заметил:
- Эх вы, неучи. Знайте же, что ваш Нурбахш последователь Зардушта1, или проще говоря, зороастриец. Этой древней религии когда-то поклонялись и наши предки. Теперь же зороастрийцев у нас можно по пальцам пересчитать. А хаома, это священный напиток, который они употребляют перед совершением богослужения.
Видя, что мы слушаем его с разинутыми ртами, Диловар намеревался прочитать нам целую лекцию о зороастризме. Но тут мимо нас, весело переговариваясь, прошли несколько девушек. Заметив среди них Парвин, первую красавицу нашей школы, Диловар смешался и долго смотрел ей вслед. Оглянувшись украдкой, она подарила ему ослепительную улыбку. Всем было известно о сердечной привязанности Диловара и Парвин, но что влюблённых ждёт впереди, трудно было предугадать. Их отцы уже много лет находились в кровной вражде.
- Слушай, - когда мы остались одни, сказал Шерзод.- Давай и мы завтра пойдём собирать траву для священного напитка. Нурбахш сам предложил это.
Я охотно согласился. На другое утро мы втроем, обогнув селение, свернули с большой дороги и по хорошо протоптанной тропе пошли в горы. С далёких вершин дул лёгкий ветерок, сбивая дневную жару. Вскоре мы оказались на зелёной поляне, обильно покрытой и ещё мокрой от росы разнотравьем. Нурбахш внимательно огляделся и, подойдя к невысокому кустообразному растению, молодые прутьевидные побеги которого имели тёмно-сизый оттенок, стал осторожно срезать с него листья. Оказалось, эта эфедра, о чудодейственных свойствах которой я был наслышан и раньше. Именно из него люди в древности изготавливали хаому, напиток, который дарил силу и вдохновенье.
Утомившись, мы присели возле родничка. Нурбахш, дав нам возможность передохнуть, стал рассказывать о вещах, дотоле нам неизвестных. От него мы тогда узнали, что много столетий назад мудрый Господь Ахура-Маздо, ниспослав откровение пророку Зардушту - сыну Поурушаспы, из рода Спитама, открыл ему суть новой религии и поручил обратить людей в истинную веру. Зардушт учил, что для праведного человека в его изначальной борьбе со злым духом Ахриманом, обязательными являются три заповеди: Добрая мысль, Доброе слово и Доброе деяние.
- Никогда не забывайте, - говорил нам Нурбахш,- что оружием Зардушта против Ахримана считаются не только страстная вера его последователей в бессмертную религию маздаясны, но и неукоснительное соблюдение этих трёх всеобъемлющих и непреходящих заповедей.
Когда Нурбахш упоминал имя первого пророка и вероучителя, его удлинённое лицо с орлиным носом делалось мягче и выражало его беспредельную любовь к Зардушту. В такие минуты голос его звучал глубоко и ровно, глаза излучали добрый свет. И тогда я впервые подумал о том, что имя Нурбахш очень соответствует его облику, поступкам и деяниям2.
Домой мы вернулись уставшими, но полными впечатлений и с каким-то радостным, незнакомым доселе чувством на душе.
Через пару дней мы опять совершили поход на окраину селения, туда, где находятся развалины древней крепости. По мнению Нурбахша, здесь когда-то находился храм, где горел священный огонь и люди ходили туда молиться.
Такие храмы были повсюду, в крупных городах и провинциях Ариёнвиджа3, а религиозными делами вершили мобеды-жрецы.
- То были славные, добрые времена, а самым великим и почитаемым считался огонь Бахрама,- с прежним вдохновением вводил нас в суть зороастрийского учения Нурбахш. - Он состоял из многих видов огня, но главным из них был тот, что образовывался от удара молнии по дереву. Бахрамов огонь - это символ праведности и бессмертия учения Зардушта, он даёт людям силу для победы над властью тьмы и злого духа Ахримана.
В тот день Нурбахш познакомил нас с Гатами – великими гимнами, сочинёнными Зардуштом. Я слушал и поражался тому, как пророк через возвышенное слово, через небесные песни выразил своё восприятие Бога. И тогда я понял, что Зардушт не только первый пророк, но и первый поэт на Земле.
Своими чудными рассказами Нурбахш словно приглашал нас в глубину веков и мы незаметно для себя входили в него, взволнованные, умолкшие в предчувствии чего-то значительного и бесконечного. Перед нашим взором возникал озарённый необычным светом лик Зардушта, мы его ясно видели, чувствовали, в то же время он находился на отдалении. Но постепенно он стал приближаться к нам. Мы поняли его приближение по тому, как изменилось вдруг наше отношение к людям, населяющим этот мир, ко всему, что нас окружало. Всё кругом наполнилось свежим дыханием жизни, мудростью и благодатью.
Умом и сердцем мы поднимались на такую высоту, где неизменно царит божественное, необычайно чистое и светлое.
Чувство восторга перед бесконечной Вселенной, осознание тесной связи земных и космических явлений, долго не покидало нас.
Мы поняли, что если даже веками на землю не прольётся дождь, почва всё равно будет хранить память о живительной влаге, которую она когда-то впитала в себя.
Так незаметно текло время и не было дня, чтобы я и Шерзод не встречались с Нурбахшем. Как-то он показал нам своё скромное жилище. В глубине комнаты он соорудил небольшой алтарь, где на кирпичном постаменте был установлен светильник. После того, как тётушка Мархабо по наивности залила алтарь водой, Нурбахш не решался больше разжигать огонь и заменил его светильником. На стене мы увидели иконописное изображение Ахура-Мазды в виде царя с распростёртыми крыльями, с солнечным диском вокруг головы и с тиарой, которую венчает шар со звездой. На особом месте находился зороастрийский календарь, на столе были аккуратно разложены книги и рукописи.
В другой раз мы застали Нурбахша за молитвой. Весь в белом, он босой сидел на овчине и шептал слова молитвы. Подле него лежали пучок веток и цветок розы. Через какое-то время Нурбахш встал и произнеся хвалу Богу, поднял голову и руку с пучком веток и цветком. Исполнив затем гимн из Авесты,- священной книги зороастрийцев, он поцеловал розу и бережно положил на землю. Не раз прикладывал Нурбахш руку к глазам и лбу, что означало величайшую любовь к Богу.
После встреч и бесед с Нурбахшем, я часто задумывался над его словами, его рассказы будоражили мысль и требовали ответа на возникающие вопросы. Одна из легенд, услышанных нами от Нурбахша, особенно запала мне в душу.
Ахура-Маздо распределил существование мира на четыре периода, по три тысячи лет каждый. В конце последнего явится спаситель Саошьянт, который считается сыном Зардушта и решит судьбу мира и человечества. Он победит Ахримана, после чего наступит очищение мира, а всё оставшееся затем обретёт жизнь вечную.
- Да будет вам известно, - полушёпотом закончил свой рассказ Нурбахш,- сын Зардушта уже родился и ходит по земле. Это значит, что тысячелетие Ахримана кончается, начинается тысячелетие Ахура-Мазды и мы воочию увидим блистательный лик Царя Победы и наступление благоденствия.
Мне всё время казалось, что слова и поступки Нурбахша вряд ли ещё кого интересуют, кроме нас с Шерзодом. Но, оказывается, я глубоко ошибался. За каждым шагом Нурбахша следило много глаз.
Однажды, когда я проходил по улице мимо бензоколонки, где шофёры заправляли машины, а хозяйки покупали керосин, меня остановил её владелец Назриходжа по прозвищу Керосинходжа.
- Слушай, о чём ты и Шерзод так часто толкуете с постояльцем? Уж не сбивает ли вас с толку этот зимми?1
Что такое зимми, я тогда ещё не знал, но за Нурбахша я готов был стоять горой.
- Нурбахш учит нас, что только тот, у кого и мысли, и слова, и поступки благие, может считаться праведным человеком.
- Так-то оно так, - возразил Керосинходжа, - но кто знает, что на самом деле у этого Нурбахша в душе. Не думаю, чтобы дружба с зимми пошла вам на пользу.
Керосинходжа засопел и вроде шутливо погрозил пальцем. Вглядевшись в его скуластое лицо с тонкими бесцветными губами, я понял, что он был навеселе.
Вскоре после этого произошёл случай, неслыханный для нашего селения. Улучив час, когда в доме тётушки Мархабо не было никого, какие-то люди залезли во флигель, где жил Нурбахш, и устроил там настоящий погром. Со стены было содрано изображение Ахурамазды, алтарь разбит, разорванные книги и рукописи валялись на полу.
- Да что это такое? - узнав о случившемся и тотчас прибежав домой, причитала тётушка Мархабо.- Кому Нурбахш причинил хоть чуточку зла? И добрый, и набожный…
Не выдержав, тётушка Мархабо всхлипнула и робко взглянула на Нурбахша. Он, как убитый, стоял в стороне. На него жалко было смотреть. И без того сутулый, он под тяжестью навалившегося на него горя, совсем сгорбился.
Собравшиеся на улице сельчане понуро молчали. Они чувствовали себя неловко. Но были и такие, кто тихонько посмеивался в кулак и злословил по этому поводу. В это время из толпы раздался голос Керосинходжи.
- Может ваш постоялец и вправду набожный, уважаемая Мархабо, да только вот какому Богу он поклоняется?
- А не всё ли равно, Бог-то один, - отозвалась тётушка Мархабо.
Ответа не последовало.
Многие полагали, что организатором погрома во флигеле является не кто иной, как сам Керосинходжа. Но вслух об этом предпочитали не говорить. О мстительном и злобном характере этого человека было известно всем. Да и стоит ли из-за какого-то безродного пришельца, к тому же исповедующего пусть и древнюю, но ставшую уже чужой религию, портить отношения с хозяином единственной в округе бензоколонки.
Только одна тётя Мархабо, не таясь, продолжала возмущаться и посылать проклятия вслед Керосинходже.
- Откуда столько ненависти в человеке, - устав под конец, бросила она в сердцах.- Ни хлеба от него пшеничного, ни слова приличного.
Нурбахш тяжело переживал случившееся и два дня не выходил из дома. Когда наконец мы с ним встретились, он с горечью сказал:
- Люди, решившиеся на такое, являются пособниками Ахримана. Им никогда не перейти через мост Чинват.
Я уже знал, что душа, попав в загробный мир, должна перейти мост Чинват, доступный только самым благочестивым и праведным. Ибо, если через мост переходит праведник, то мост расширяется, а если грешник, то мост сужается и грешник падает в бездну.
Я согласно киваю головой, хотя в голове у меня роятся совершенно другие мысли. Будь моя воля, я уже теперь, не откладывая в долгий ящик, как следует наказал бы тех, кто позволил подобное глумление над самыми святыми чувствами человека.
Однажды, когда мы опять гуляли вокруг развалин старой крепости, Шерзод поведал Нурбахшу о том, в каком затруднительном положении оказался Диловар. Он уже успел закончить школу и ему пришла повестка в армию. Парень он здоровый, головастый, и двухгодичная служба вряд ли была бы ему в тягость. Но он боялся другого - того, что за время отсутствия могут выдать замуж его любимую девушку. Правда, Парвин тоже в нем души не чает, но кто знает, как поведёт дело её строптивый родитель. Единственный выход Диловар видел в том, чтобы как можно раньше брачными узами связаться с Парвин. Но вот незадача, Парвин ещё не исполнилось восемнадцать лет и конечно же в ЗАГС-е им дадут от ворот поворот. Да и муллы, зная крутой нрав отца девушки, не решатся заключить никох – мусульманский брак.
Выслушав эту грустную историю, Нурбахш, подумав, сказал с улыбкой:
- Кажется, я им смогу помочь. Пригласите их завтра после полудня сюда, на развалины старой крепости.
На другой день прибежав с Шерзодом в назначенное место, мы стали свидетелями удивительной картины. Среди развалин, в белом одеянии и в торжественной позе стоял Нурбахш. У ног его горел небольшой костёр. Рядом, склонив головы, стояли Диловар и Парвин.
На ней было новое шёлковое платье, поверх которого она надела голубой жакет, голова повязана белым платком, мочки ушей украшали серьги, а запястья - узорчатые браслеты. Лёгкий румянец на лице выдавал волнение, теснившее ей грудь.
Окинув их взглядом, Нурбахш обратился к ним со следующими словами:
- Во имя Бога милосердного и справедливого. Сегодня здесь на основании веры маздаясны, согласно зороастрийскому обряду, происходит церемония бракосочетания. Здесь нахожусь и я, - тот кто носит звание мобеда, и призываю в свидетели Бога, великого пророка, освящающих тех, кто вступает в брак. Я спрашиваю жениха и невесту, исповедующих единую веру, хотят ли они вступить в брак и назвать друг друга мужем и женой?
Диловар тут же дал утвердительный ответ, а Парвин, опустив глаза, замялась, но потом тоже решительно сказала: «Да».
Я заметил, что костёр стал угасать. Быстро собрав тлеющие поленья, я стал раздувать их. Через минуту пламя вспыхнуло с прежней силой.
В наступившей тишине вновь раздался голос Нурбахша:
- Помолимся и воздадим хвалу Богу всемогущему, который знает цену всем нам и Вселенной! Помните, что необходимо следовать заповедям пророка Зардушта!
Казалось, что словам Нурбахша, воплотившим высший смысл, доброту и согласие, внемлем не только мы, но и молчаливо возвышающиеся вдали голубые горы с вечными снегами на вершинах.
В эту минуту наш слух уловил тревожный гул, топот и прерывистые голоса. Оглянувшись, мы увидели с полдюжины людей, направляющихся в нашу сторону. Я замер на месте, сердце моё усиленно забилось. Впереди, махая кулаком, бежал Керосинходжа. За ним, тяжело дыша, семенил отец Парвин. Лицо его было перекошено злобой.
Заметив его, Парвин испуганно вскрикнула и побежала прочь. Диловар хотел удержать её, но потом раздумал и остался на месте.
- Вот они, - заметив нас, крикнул Керосинходжа.- Хватайте зимми, а то он сбежит.
Толпа быстро окружила Нурбахша, а он продолжал стоять, не шелохнувшись. Ему туго связали руки и потащили в сторону селения. Мы пытались защитить его, но нас никто не хотел слушать.
- Ведите его к чайхане, - зычным голосом приказал Керосинходжа.- Там мы ему вправим мозги. Дело это нехитрое. В него вселился див, которого нужно изгнать.
Вскоре толпа достигла чайханы, куда обычно стекался народ, если происходило что-то из ряда вон выходящее и нужно было держать совет. Я с тоской смотрел по сторонам, надеясь, что кто-то сейчас остановит вошедшую в раж кучку людей и заступится за Нурбахша. Но как назло в ту минуту там были только дружки и приспешники Керосинходжи, которые не смели перечить ему. Недолго думая, Нурбахша привязали к старому тутовнику, росшему рядом. Бледный, с блуждающим взглядом, он в ту минуту был похож на взлохмаченную птицу.
Вперёд выступил Керосинходжа и смачно плюнул на пыльную землю.
- Проповеди Нурбахша только кажутся безобидными,- сказал он.- На самом деле они опаснее чумы.
Керосинходжа опять плюнул и, смерив презрительным взглядом Нурбахша, продолжал свою речь.
- Те, кто внемлют призывам зимми и потворствуют им, не гасят огонь, который может спалить мир, а льют в него бензин.
Не мешкая, Керосинходжа снял с себя широкий ремень, накрутил на руку и, размахнувшись хватил Нурбахша по лицу. Нурбахш вскрикнул, весь сжался, но тут же поднял голову. На месте, где пришёлся удар, кожа покраснела и вздулась.
- Так изгоняют дива, если он вселился в человека,- процедил сквозь зубы Керосинходжа и замахнулся вторично.
Но тут рука его повисла в воздухе. Перехватив ремень и стиснув пальцы так, что хрустнули суставы, возле него стоял Диловар.
- Если ты не прекратишь самосуд,- прошептал он,- то я сейчас же пойду к прокурору.
Глаза у Керосинходжи налились кровью, на скулах заиграли желваки.
- И ещё, - повысив голов, продолжал Диловар.- Думаешь, я не знаю, как ты сбываешь разбавленный бензин?
После этих слов Керосинходжа изменился в лице. Он стал медленно разжимать пальцы, опуская ремень.
- Ты чего это, парень? – примирительно сказал он.- Я же хотел как лучше, чтобы порядок был. А то ведь знаешь, - кивая в сторону Нурбахша, добавил он с издевкой, - одна паршивая овца может всё стадо испоганить.
- Каждый человек сам отвечает за свои поступки, - всё также тяжело дыша, ответил Диловар. - Не зря говорят: барана вешают за свою ногу, а козла за свою.
Не обращая больше внимания на них, мы с Шерзодом кинулись к Нурбахшу и тут развязали его.
Толпа молча расступилась. Под пристальным взглядом десятков глаз Нурбахш, ежась, словно он сильно озяб, зашагал прочь. Мы с Шерзодом побежали за ним. Но не успели мы сделать и полсотни шагов, как за нашей спиной раздался громовой хохот.
Казалось, смеялись все, - убелённые сединой мужи и едва оперившиеся юнцы, бородатые и безусые, толстые и худые. Смех душил и разбирал этих уверенных в своём моральном превосходстве и непогрешимости людей, как если бы они увидели что-то уморительно смешное.
Нурбахш сильно пошатнулся, будто его обдало мощной волной, но затем выпрямился и уверенным шагом пошёл дальше. На губах его появилась слабая улыбка. Он словно хотел сказать: «Смеётесь? Ну что ж… Вы вольны унизить меня, можете уничтожить. Но знайте – я возрожусь, я воскресну в моей вере».
Спустя несколько дней после этого случая Нурбахш решил навсегда уйти из нашего селения. Он быстро собрал свои нехитрые пожитки, обвязался набедренным нитяным платком - кушти, помолился и последний раз окинул взглядом дом, который его приютил.
- Куда же вы теперь? - участливо спросила его тётя Мархабо.
- Я пойду на запад, - с улыбкой ответил Нурбахш, - в Персеполь. Там находится храм «Кааба Зардушта». Я давно собирался посетить его.
Мы с Шерзодом пошли провожать Нурбахша. Ощущения безысходного одиночества, которое чувствовалось в нём последнее время, не было. Наоборот, его глаза вновь излучали благоговейную любовь к людям, ко всему миру. Когда мы дошли до развалин старой крепости, Нурбахш остановился. Дальше дорога вела в город, откуда в своё время пришёл к нам в селение Нурбахш.
- Возвращайтесь, - сказал он, всё так же улыбаясь.- Где бы вы ни находились, никогда не забывайте о главных заповедях великого Зардушта. И тогда в ваших сердцах будет вечно гореть огонь Бахрама.
Помолчав, он добавил:
- И ещё помните, что наступает тысячелетие Ахура-Мазды… Прощайте, друзья!
На трассе, обычно заполненной урчанием моторов и скрипом повозок, было пустынно. Окутанные сизой дымкой тумана, у горизонта в величавом безмолвии застыли недоступные пики гор. Высоко над ними клубились белые облака, похожие на огромные сугробы снега.
Нурбахш, освещённый пробивающимися из поднебесья лучами солнца, зашагал по пыльной дороге, нисколько не сомневаясь, что рано или поздно она всё равно приведёт его к заветной цели.
Мы долго глядели ему вслед и вдруг меня озарила мысль, что это и есть сын Зардушта, который явился, чтобы спасти мир.
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 14:26
(ссылка)
Мансур Суруш. Племя близнецов
(Сказка для взрослых)
Предание говорит, что в давние времена в краю величественных гор, уходящих своими вершинами в заоблачные выси, на берегу быстротечной как сама жизнь и беспокойной как влюбленный юноша реки раскинулось селение.
Жили там люди обычной жизнью, пахали землю, разводили скот, умножали свое потомство и умирали в отпущенный им Аллахом срок. Но была у жителей этого селения одна особенность, делающая их непохожими на других.
Все они, мужчины и женщины, стар и млад были совершенно на одно лицо. Все они, как две половины одного яблока, были похожи друг на друга, словно в этом селении жило целое племя близнецов.
Постороннему глазу невозможно было различить их друг от друга и каждый, впервые оказавшись в этом крае, при виде такого большого скопления поразительно одинаковых на лицо людей, невольно брался за ворот и изумлённо восклицал “Ё тавба…”1
Но сами жители селения, казалось, нисколько не замечали свою странность и ровно не испытывали никаких неудобств. Потому, что не в пример чужим людям без особых усилий различали и узнавали друг друга. Узнавали по голосу, походке, мимике. Может быть поэтому они даже не задумывались, почему уродились такие, почему не похожи на другие роды и племена. Что это означает? Божий промысел? Злой рок? И так бы, наверное, продолжалось до самого Киёмата- Судного дня, если бы не произошел случай, который крутым образом изменил судьбу племени близнецов.
1. Тавба- возглас, произносимый при крайнем удивлегнии
Жил среди них любопытный юноша по имени Кавсар. Он был крепко сложен, быстроног и силён. Как и все в их роду, Кавсар был пастухом и с утра до вечера пас овец и коз.
Однажды. Когда солнце стало садиться и день пошел на убыль, он пригнал с пастбища стадо и только у входа в селение обнаружил, что не достаёт одной козы. Видимо, отбилась по дороге. Такое случалось и раньше, но тут Кавсар забеспокоился: “Неровён час, если её съест волк, что тогда я отвечу хозяину?”- подумал он и пустился обратно искать пропажу.
Путь был долгим, к тому же в гору, и когда Кавсар отыскал заблудившуюся козу, уже совсем стемнело. Тем временим, в небе сгустились хмурые тучи и вскоре хлынул сильный дождь. Кавсару ничего не оставалось, как скрыться вместе с козой под огромным валуном.
Ему пришлось ждать не один час, пока дождь не прекратился также неожиданно, как и начался. Небо просветлело и на нём зажглось несметное количество звёзд.
Высоко в горах, рядом с подпирающими небосвод заснеженными пиками, звёзды кажутся совсем близко и до них можно дотянутся рукой. Оперевшись на свой пастуший посох, Кавсар с восторгом и замиранием взирал на представшую перед ним красоту.
Неожиданно для себя Кавсар отметил, что только на первый взгляд звёзды так похожи друг на друга. На самом же деле, если долго и пристально вглядываться, то можно убедиться, что ни одна звезда не похожа на другую и имеет только ей свойственные очертания и сияние.
И тут Кавсар впервые задумался: “Столько светил на небе, им несть числа, но всё равно они разнятся друг от друга. А почему в нашем селении мы все на одно лицо? Почему мы племя близнецов, если у каждого из нас свои родители, свои корни?”
Долга эти мысли не оставляли юношу и на рассвете, когда по узкой извилистой тропинке он шёл обратно домой, продолжал думать о том же. Через некоторое время, достигнув прохладного ущелья, он присел передохнуть и глубоко вздохнул чистый ароматный воздух, настоянный на цветах и травах альпийских лугов. Слух ласкало разноголосое пение птиц. Оглянувшись по сторонам, Кавсар как всегда был очарован многоцветным нарядом деревьев. Листья, щедро расцвечённые природой, то жёлтые, то оранжевые, зелёные и медные, багряно-красные и почти фиолетовые, они придавали необыкновенную живописность ущелью.
Вглядываясь и вслушиваясь в это многоцветие и многоголосие, молодой пастух опять пустился в раздумье о незавидной участи своих односельчан: “В природе всё имеет свой облик, цвет, запах. А почему мы такие, будто на наши лица надели одну и ту же маску? Почему- мы племя близнецов? Какая загадка кроется за этим?”
На другое утро Кавсар передал стадо своему подпаску, а сам пошёл молиться в мечеть, что исправно делал каждую пятницу. Народу на пятничной молитве как всегда было много. После её завершения имам-хатиб по своему обыкновению стал цитировать суры из священного Корана и разъяснять их, стараясь делать это доходчиво и убедительно.
В тот день, слегка раскачиваясь при чтении, он произнёс следующую суру: “Бало кодирана ало ан нуссавия банонаху ” – “Конечно! Мы способны восстановить даже кончики его пальцев”.
Прихожане внимательно слушали и ждали дальнейших комментариев.
“Это Господь устами пророка своего Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует! - говорит, что в Судный день он каждого из нас может различить даже по кончикам наших пальцев. То есть, даже следы от пальцев одного человека совершенно не совпадают со следами пальцев другого человека, сколько бы нас не было на земле.”
Услышав это, Кавсар чуть не подпрыгнул с места. “Раз так, раз Аллах создал людей такими разными, раз мир так многолик, откуда же взялось наше племя-близнецов? Тут кроется какая-то тайна и её нужно разгадать?”
Но к кому бы не обращался Кавсар, все или недоуменно пожимали плечами или просто хмуро отмалчивались. И только одна древняя старушка, узнав, что гложет Кавсара, позвала его к себе.
- Я раскрою тебе тайну, почему мы превратились в племя близнецов,- сказала она. - А когда – то люди, населявшие наш край, были такими же, как все и каждый имел то лицо, которым он был наделён милостью Аллаха. Но неожиданно на них свалилась беда, от которой мы не избавились по сей день.
Эту историю я слышала от своей бабушки, а та от своей… Слушай же и ты, Кавсар, слушай и запоминай. В те далёкие времена в наших краях по воле рока объявился могучий, но в той же мере злой, жестокий и коварный Див. На вид он был страшным, весь покрытый шерстью, с острыми когтями на руках и ногах, с ужасным лицом и пугающим рёвом.
- Так вот, - продолжила свой рассказ старушка, - этот Див, будучи ещё и очень жадным, обольстился на наши благодатные земли, пастбища и сады. Он вознамерился всем этим завладеть и стать единовластным хозяином. Но жители гор не хотели отдавать свои земли, не хотели стать послушными рабами злого Дива.
Наши предки были отважными, гордыми и свободолюбивыми как легендарный Рустам-дивоборец. Но, увы, силы были неравные. Див нападал на них на своём огромном, неслыханных размеров огнедышащем слоне, который все разметал, давил и сравнивал на своём пути.
В той ожесточённой схватке с ахримановскими силами погибло много людей, а те кто не хотели попасть в рабство к Диву, стали разбегаться кто-куда. Но Див всюду настигал их и с силой возвращал обратно. И чтобы плененные им люди в дальнейшем не могли убежать и скрыться от его глаз и чтобы он всегда и везде мог их распознать, Див путем колдовства сделал так, что все они стали на одно лицо. Так появилось племя-близнецов.
Ахриман – демон, злой дух
- С той поры утекло много воды, - заключила свой рассказ старушка. Дива уже давно уже нет, а племя близнецов
продолжает своё существование, удивляя всех своим немыслимым единообразием.
История, которою услыхал Кавсар, буквально потрясла его. Ему было жаль его отважных предков, потерпевших поражение от Дива, и ныне здравствующих соплеменников, вынужденных жить под одной личиной. Но что можно сделать, чтобы выйти из этого заколдованного круга.
- Есть один выход, - словно прочитав его мысли, сказала на прощание старушка.- но это требует больших усилий и терпения. Высоко в горах находится ушедший в землю родник, вода из которой имела чудотворную силу. Но люди давно забыли туда дорогу. Если найти этот родник, откопать и умыться, заблаговременно помолившись Аллаху, его целебный водой, то воскресится, восстановится первозданное, изначально дарованное человеку лицо.
Кавсар внимательно слушал старушку и мрачное лицо его постепенно стало просветляться. Было видно, что в душе он задумал что-то.
- Я знаю, - молча окинув взглядом Кавсара, - молвила старушка. - Ты вознамерился найти этот родник, чтобы обрести своё истинное лицо. И я не сомневаюсь, что ты его найдёшь. Ибо не зря дали тебе имя Кавсар.1
- Да, я обязательно найду это чудо-родник, - решительно поднявшись с места, ответил Кавсар. – Иначе мы навсегда останемся безликим племенем близнецов, потомками рабов.
На другой день Кавсар исчез и никто кроме старушки, поведовавшей ему историю пленения Дивом их прадедов, не знал, куда и зачем он ушёл. А тем временем он всё дальше удалялся верх по течению реки, обуреваемый желанием во чтобы ни стало добиться своей цели.
1. Кавсар - райский источник
Путь его был нелегким, дорогу преграждали непроходимые ущелья, крутые перевалы, вечные ледники. Но Кавсар упорно шёл вперёд, целыми днями бродя по горам и высям и постукивая по земле своей пастушьей палкой.
И наступил тот долгожданный час, когда, наконец, Аллах вознаградил Кавсара за его терпение и он в расщелине неприступной вершины обнаружил заваленный камнями родник. С большим трудом Кавсар раскопал его и из недр земли забурлила кристально-чистая вода.
Кавсар, как и велела ему старушка, в начале сотворив молитву, возблагодарил Аллаха и умылся родниковой водой. После этого он посмотрел на свое отражение в воде и не узнал себя. У него было совершенно другое лицо, свежее, с правильными чертами, чистое и красивое, то самое, предназначенное ему Всевышним.
Не теряя времени, Кавсар спешно пустился в обратный путь. Ему не терпелось сообщить соплеменникам о чуде-роднике и всех до одного привести их сюда. С радостным предвкушением рисовал он в мыслях, как умывшись животворной водой, каждый из его соплеменников обретёт свое настоящее лицо и все вместе они словно скинут единообразные маски. И навсегда исчезнет племя – близнецов, а вместо него будет общество свободных от заклятия людей, каждый со своим подлинным лицом.
И когда Кавсар представлял себе эту счастливую картину, обновлённое лицо его озарялось ликующим божественным светом.
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 14:20
(ссылка)
Мансур Сайфиддинов(Таджикистан)Мунзим и национальная идея
Во все времена и эпохи на свет появляются люди, которые благодаря многогранной деятельности становятся известны на мировой арене как выдающиеся представители своей Родины и нации. Одной из таких выдающихся личностей, составляющей предмет гордости таджикской нации, является просветитель, поэт, прозаик и дипломат Мирзо Абдулвохид Бурхонзода Мунзим.
Следует сказать, что в советский период вопросы джадидизма («обновленчества») и порождённой этим движением литературы относились к числу запретных тем. Поэтому в таджикском литературоведении и обществоведении до сих пор в полной мере не исследованы жизнь, произведения, политическая и культурная деятельность Мунзима. Единственным более или менее полным трудом на эту тему является монография под названием «Мунзим», написанная и выпущенная в свет известным учёным С. Табаровым, которая является важным шагом в деле изучения биографии, творчества, литературной и общественной деятельности Мунзима.
Другая причина того, что Мунзим остаётся вне поля зрения исследователей, заключается в труднодоступности главных источников – газет, журналов и архивных материалов. В результате этого многие важные даты, связанные с жизнью и литературно-общественной деятельностью поэта, указываются в учебниках литературы по-разному. В указанной работе профессор С. Табаров на основе документов опровергает предположения предшествовавших исследователей и, опираясь на «Автобиографию» самого Мунзима, называет датой его рождения 1875 год. Таких расхождений во мнениях относительно личности Мунзима довольно много.
Таджикскую и в целом центрально-азиатскую – литературу первых трёх десятилетий ХХ века, трудно представить без весьма содержательного творчества, политической и государственной деятельности этого яркого представителя просветительского движения - джадидизма. Жизнь и деятельность Мунзима пришлись на крайне сложный и чувствительный период в истории таджикской нации, на период идейного пробуждения, революций и политических движений, острой борьбы против гнёта и тирании, средневекового мракобесия. Если мы обратимся к истории, то увидим, каким трагическим был этот период, какое давление оказывали противники признания таджикского народа и возникновения национального государства таджиков, к каким интригам они прибегали.
Именно в этот период и возникло национальное движение, связанное с именами устода Садриддина Айни, Мунзима, Мирзо Сироджа, Хамди, Аджзи, Асири и других здравомыслящих сынов таджикской нации, которое можно назвать движением «шуубия» («народничество») нового времени. Истоки этого просветительского и свободолюбивого движения восходят к произведениям предводителя просветителей Бухары Ахмади Дониша и к тем революционным идеям, которые проникали в Бухару через периодическую печать. По словам С. Айни, в 1905-1908 годах в Бухарском эмирате «возмужали пять-шесть «прогрессистов» и «реформаторов», в авангарде которых был Абдулвохид Мунзим. Постепенно он стал признанным руководителем просветительского и свободолюбивого движения, лидером молодёжи, стремившейся к обновлению. Высоко оценивая эту сторону деятельности Мунзима, устод С. Айни писал: «Мирзо Абдулвохид Мунзим относится к числу руководителей Бухарской Революции и основоположников школы нового типа». Действительно, Мунзим впервые открыл в Бухаре школу, основанную на принципах джадидизма, и непосредственно занимался в ней работой по обучению и воспитанию молодого поколения, с которым связывались большие надежды на будущее страны. По сведениям С. Айни, в 1908 году Мунзим, подготовив и издав книгу «Наставник в изучении письма» для учащихся школ нового типа, представил её учителям и ученикам джадидских (обновленческих) школ. Поэтому Мунзима можно назвать одним их основоположников школы нового типа, первым учителем и воспитателем молодого поколения Центральной Азии, главная цель которого заключалась в пропаганде идей просветительства, реформаторства и преобразования общественно-политической системы тогдашней Бухары.
Основные задачи этого литературно-культурного и общественно-политического движения заключались в том, чтобы на основе возвеличивания идеалов науки и просвещения, пробуждения аналитического мышления устранить несовершенства существующего общественного строя и изменить традиции, образ жизни и политику того времени. Экономическая и культурная отсталость, вопиющая нищета масс, безграмотность, засилье религиозной идеологии в культурной жизни, политическое бесправие, колониальная эксплуатация в Бухарском эмирате с одной стороны, и знакомство передовой интеллигенции страны с культурой России и развитых стран Европы с другой, были той почвой, на которой возникло движение просветительства. Под лозунгом «новое против старого» обострялась непримиримая борьба между прогрессивными и новаторскими силами, демократическими элементами, просветителями и реакционными силами. В этой борьбе активно участвовали представители просветительского движения, одним из вождей и лидеров которого был Абдулвохид Мунзим.
Мунзим, который ещё в юности по поручению своего опекуна и воспитателя Садри Зиё переписал сочинение великого просветителя Ахмади Дониша «Наводир-ул-вакоеъ», впоследствии положил в основу своей деятельности идеалы светского реформаторства. Вместе с Айни и другими сподвижниками (Мехри, Хамди) он открыл у себя дома школу нового типа, ученики которой быстро усваивали письменность и грамоту. Айни, Мунзим и в целом общество младобухарцев создали также «Сообщество Благородной Бухары» и занимались выпуском учебников.
За свою просветительскую деятельность Мунзим неоднократно подвергался преследованиям и высылался фанатичными муллами и чиновниками эмира в перефирию. Несмотря на всё это, он не прекращал писать литературные произведения, пламенные публицистические статьи.
Его творческая деятельность началась ещё в период обучения в медресе. Поначалу, благодаря вдохновенным стихам Хайрата, у него пробуждается интерес к поэзии и поэтическому творчеству. Большой интерес вызвало участие Хайрата и исполнение им стихов на литературных вечерах, в которых участвовали Мунзим, Айни, Мехри и другие их соученики. Отмечая наличие высокого поэтического вкуса у Мунзима, Садри Зиё писал: «Мунзим – это Мирзо Абдулвохид. С детства он воспитывался у автора этих строк. Как-то мне в руку попала заноза, которая причиняла сильную боль. Мунзим захотел удалить её из моей руки. Она была перевязана, а я стонал от боли.
В своём экспромте он сказал:
Насколько же жадны ныне люди!
Даже занозу из руки – и ту не отдадут!»
По мнению большинства исследователей, творческая деятельность Мунзима началась с поэзии. Садри Зиё подчёркива в «Антологии стихов», что Мунзим является зрелым мастером и в поэзии, и в прозе:
Этот Мунзим – украшение прозы,
Его прозаические творенья – кладезь премудрости.
А в поэзии он подобен сладкоголосому соловью
И охраняет в царстве слов тайны стихосложенья.
И Садри Зиё, и С. Айни дают высокую оценку прозе Мунзима. Но, увы, полностью образцы его прозаических произведений до сих недоступны тем, кто интересуется ими. И это при том, что он был одним из ведущих представителей литературы джадидизма.
Вся его деятельность была связана с развитием просветительского движения. Он был убеждён, что незрелые идеи и интеллект, низкий уровень развития науки и культуры не сулят нации светлого будущего, не могут стать основой политической независимости и национального единства. Если уровень культуры общества невысок, оно не может рассчитывать на серьёзные экономические достижения. По мнению, Мунзима, первоочередная задача передовых кругов, интеллигенции, различных политических сил заключается в повышении уровня просвещённости, духовного и национального самосознания.
Творчество Мунзима можно условно разбить на два этапа: на период до Октябрьской Революции и период после неё. В течение первого периода Мунзим создавал в основном любовную лирику. В последующий период, то есть после победы революции, в произведениях Мунзима преобладают темы свободолюбия, социальной справедливости, преимуществ нового строя, самосознания и национальной идеи.
Формирование национальной идеи, без которой невозможно консолидировать ни один народ или нацию, Мунзим в новых исторических условиях называет важным фактором единения нации, укрепления национальной самобытности, развития национального самопознания и самосознания. Этот дух был особенно характерен для его статей «О таджикском языке», «Нужный, как никогда», «О новом и старом алфавите» и других, опубликованных в печати.
Известно, что основными элементами формирования, совершенствования и развития любой нации являются язык нации и её национальная идея, которая играет первостепенную роль в развитии как культуры, так и сознания. Страницы периодической печати 20-30-х годов ХХ века свидетельствуют о том, что таджикские интеллигенты, в первую очередь, Садриддин Айни и Мунзим, во время дискуссий, споров и собраний, в которых принимали участие джадиды, являвшиеся в основном просветителями, вели острую борьбу за чистоту национального языка. Мунзим хорошо осознавал, что до тех пор, пока этот язык не займёт подобающее ему место в политической системе нации, народ не обретёт национального мышления и высокого национального сознания.
Мунзим был убеждён, что национальная идея, как духовное явление, отражает исконную суть нации и формируется на основе осознания национальных интересов, а её судьбоносные задачи определяются в ходе исторического процесса.
Мунзим совершенно правильно осознавал, что суть национальной идеи, проявляющейся в культуре и духовности нации, меняется с течением времени и в соответствии с требованиями каждого исторического периода, в связи с чем перед нацией встают каждый раз новые задачи. За всё время своего существования национальная идея таджиков пережила суровые испытания истории, но с обретением Республикой Таджикистан независимости она получила новое развитие, приобрела новое содержание и суть, превратившись в важный фактор национального самосознания и самопознания. Начало этого процесса непосредственно связано с именами таких великих людей, как Абдулвохид Мунзим.
К сожалению, литературное и публицистическое наследие Мунзима, разбросанное по страницам печати, различным антологиям и научно-историческим произведениям, до сих не собрано в единое целое, не издано и не исследовано. Задача исследователей истории просветительского движения, учёных-языковедов и литературоведов заключается в том, чтобы как можно скорее осуществить это доброе дело и написать поучительную биографию Мунзима и его сподвижников.
Творчество таких выдающихся сынов нации, как Мирзо Абдулвохид Мунзим, представляет собой нетленные произведения. Он и сегодня, подобно светочу просвещения, озаряет путь развития и совершенствования национальной идеи, самосознания и самопознания нации и служит олицетворением борьбы за свободу человека и общества.
2012
Перевод с таджикского
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 14:17
(ссылка)
Мансур Суруш. ВЫСТРАДАННЫЕ СТРОКИ
Стихи Сергей Павлович Сухоян пишет давно, творческий стаж поэта под стать его зрелому возрасту. Но не в пример иным неуемным авторам, печатает свои произведения он не так уж часто. Может быть поэтому, для тех, кто еще не знал Сухояна как поэта, его недавно вышедший сборник «Прозрение» стал приятной неожиданностью, своего рода открытием. Ну а для тех, кто более и менее знаком с творчеством поэта, это – утверждение его искусства, литературного кредо.
Сборник читается легко, как говорится, на одном дыхании: верный признак несомненного таланта, духовного родства автора с читателем, что, безусловно, удается не каждому Вчитываясь в строки, звучащие то нежно, как мелодия флейты, то громко и сильно как горный поток, можно проследить за биографией художественного замысла, за тем как жизненный опыт поэта его впечатления преломляются и синтезируются в продукт творчества.
О чем эта книжка, сразу и не скажешь. От нее, как жаром от огня, веет мудростью, мужской верностью, нравственной силой, в то же время она восхищает молодостью чувств, трепетным восприятием жизни во всей ее полноте и многообразии. Фразы у Сухояна отточены, строки весомы, подобно налитому колосу, в них заложено глубокое музыкальное начало.
Острое ощущение цветов в красок горных пейзажей, быта простых жителей кишлаков свойственны для Сухояна не только в силу его поэтических пристрастий. Когда то, много лет назад в живописном кишлаке Рохаты, он «молодой и наивный учитель» преподавал русский язык и литературу местным детям. Ему бесконечно дороги воспоминания о том времени, сердцем он по - прежнему тянется в полюбившийся ему Рохаты…
Он зовет, силой жизни меня,
Свеж и чист, как родник у мечети.
Как улыбки, которыми дети,
Здесь когда-то встречали меня.
Поэзия, как и всякое искусство, - это прежде всего философия. Слова сами по себе ничего не стоят, если они не выражают глубокой мысли поэта летописца… Почти на каждом стихотворении, включенном в сборник, лежит отпечаток нашей противоречивой эпохи, когда надежда в разочарование, любовь и разлука, возвышенное и низменное шагают рядом, когда социальные и политические катаклизмы раскалывают человеческое общество на части, на противоборствующие стороны.
Вчерашний друг сегодня – враг,
Теперь у каждого – свой флаг.
Теперь у каждого – свой банк,
Теперь у каждого – свой танк!
Сергей Сухоян пишет преимущественно о том, что видел и прочувствовал сам, пренебрегая вымыслом и дешевым эффектом. Ему, как и всем честным людям Земли, дорого самое заветное: мир, свобода, справедливость и правда. Вот почему, когда начинаешь читать стихотворение «Костыли», равно как в остальные, то начинаешь понимать, что они глубоко выстраданы поэтом, они частицы его сердца. В них он выражает свой гражданский протест против насилия, войн, бездумных жертв…
Костыли, костыли, сувениры войны,
Где вас нет на просторах родной стороны?
Где ваш стук не сжимает людские сердца?
Где та пядь, что не полита кровью бойца?
На первый взгляд может показаться, что в настроениях авторов порой преобладают пессимистические настроения, безысходность. Но это вовсе не так. В безымянном стихотворении, который служит эпиграфом и прологом к сборнику, а также в ряде других поэт обращается с призывом оглянуться на прожитые годы, не повторять ошибок прошлого, найти в себе мужество и пока еще есть время, покаяться, прозреть.
Но есть еще время опомниться,
Прозреть и увидеть рассвет.
Душа не пустеет, а полнится,
Всей мудростью прожитых лет.
Следует отметить, что Сергей Сухоян не только оригинальный поэт, но и блестящий переводчик. Благодаря ему русский читатель может познакомиться с образцами замечательных творений Шохина Шерози, Магмума, современной поэтессы Нукры.
Ниже нам хочется привести фрагмент из стихотворения Магмума, у которого довольно занимательная предыстория… В 1918 году молодой поэт из Дарваза Магмум удостоился чести быть приглашенным на званый пир, ежегодно устраиваемый эмиром Олимхоном. Рядом с правителем с открытым лицом восседала русская красавица состоящая при дворе в качестве личного врача эмира. Заметив каким восхищенным взором смотрит молодой поэт, некоторые высокопоставленные вельможи стали настаивать, чтобы он тут же сочинил стихи, достойные красавицы Магмум, переборов робость сел в сторонку и как зафиксировано в источниках, пока гости не успели выпить чайник чая, написал стихи.
О красавица, кумир мой, дочь страны с названием Русь,
Не стыдись меня, ты видишь, ведь тебя я не стыжусь.
Всяк следы твои целует с Бухары и до Москвы…
Иди стань ту мусульманкой и прильни к моей груди,
Или способ в христианство обратить меня найди.
Стоит ли говорить, как это стихотворение, более известное под названьем «О луна земли российской…», стало популярным в народе. Теперь оно зазвучало и по-русски.
Вновь в вновь перелистываю «Прозрение». В этой книжке еще пахнущей типографской краской, запечатлен духовный облик её автора, его думы, радости и печали, даже черты характера. И пусть она издана крошечным тиражом, пусть не впечатляет размерами. Суть, на верное, не в этом. Зато сколько радостей и сердечной теплоты сулит читателю узнавание неординарного поэта, каким предстает Сергей Сухоян, прикосновение к его чуткому и неравнодушному пульсу. Вот что главное.
«Народная газета»
03.10.1997
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 14:14
(ссылка)
ЯХУДИЁН ДАР ОСОРИ УСТОД АЙНИ
Атахон САЙФУЛЛОЕВ,
доктори илмхои филологи,
профессор
Устод Садриддин Айни хамчун яке аз бузургтарин донишмандон ва нависандагони точик бо фикру андешахои башардустонаи худ дар таърихи илму адабиёти чахони мавкею макоми шоиста ишгол кардааст. Акидахои инсониятпарваронаи у танхо аз ин иборат нест, ки нисбат ба хаёти сангини мардуми захматкаш ва хорию залилии бечорагон хиссиёти рахму шафкат зохир менамояд. Ин усули муносибати нависанда нисбат ба зиндагии халк падидаи башардустии заиф мебуд. Устод Айни шахсияти таърихии мубориз буд. Ин аст, ки андешахои инсониятпарваронаи у хам фаъолона ифода ёфтаанд. Устод Айни афкору акоиди рeшанфикрони точикро дар бораи таъгир додани зиндагии чомеа ва ба тарзи нав ба танзим даровардани усули давлатдории амирони Бухоро «инкилоби фикри» меномад ва дертар дар киссаю романхои худ саъю талоши оммахои роxбаронро дар рохи озоди ва адолати ичтимои аз мавкеи башарпарварии фаъол ба риштаи тасвир мекашад. Устод Айни, ки кабохатхои фалокатбори хаёти феодали ва бехукукии захматкашонро дар он давра бо чашмони худ бидида, xабру зулми онро дар тахтапушти худ санчида буд, дар осори таърихи, илми ва бадеияш дар катори чехраи миллати точик ному симои намояндагони соири миллату халкиятхоро низ аз мавкеи инсониятпарвари ва муносибати онхо ба захматкашони точик нишон медихад. Устод тасвир менамояд, ки дар xабри ситам кашидан ва мубориза бурдан дар рохи озодию истиклолият дар пахлуи халки точик вакилони дигар миллату халкиятхо низ карор доштанд. Таваччухи нависандаро рузгори халкияти хурде дар аморати Бухоро – яхудиён низ ба худ мекашид. Нависанда дар асархои таърихи ва бадеии худ паси хамдигар аз хизматхои шоистаи яхудиёни бухорои дар чодаи фарханги маънавии халки точик ва хамдастии эшон дар интишори нахустин рузномаи точики ёд мекунад.
«Таърихи инкилоби фикри дар Бухоро» (1918) ном асари устод Айни баробари нишон додани саъю талоши рушанфикрони Бухоро дар чодаи таъсиси xаритаи «Бухорои шариф» (1912) сахми Леви ном яхудиро низ дар интишори он дар бар гирифтааст. «Дар санаи 1330 хичри аз хамиятмандони Бухоро Мирзо Мухиддин Мансурзода ва Мирзо Сирочи хаким барои ба феъл овардани ин орзу кушиши бадеи карданд,–менависад устод Айни. –Аввал сохиби матбааи Когон Левии яхудиро дида, фоидаи бисёре аз нашри xарида ба назараш чилва дода, дар майдон андохтанд» (XIV, 124).
С. Айни меафзояд: «Умури маънавии xарита рочеъ ба Мирзо Чалол, умури модди мухаввал ба Леви буд» (XIV, 125). Нависанда натанхо яке аз хислатхои рушантарини яхудиён – пулдустии онхо, балки вижагии дигари характери ин халкият – масъулиятшиносии эшонро низ таъкид менамояд.......
доктори илмхои филологи,
профессор
Устод Садриддин Айни хамчун яке аз бузургтарин донишмандон ва нависандагони точик бо фикру андешахои башардустонаи худ дар таърихи илму адабиёти чахони мавкею макоми шоиста ишгол кардааст. Акидахои инсониятпарваронаи у танхо аз ин иборат нест, ки нисбат ба хаёти сангини мардуми захматкаш ва хорию залилии бечорагон хиссиёти рахму шафкат зохир менамояд. Ин усули муносибати нависанда нисбат ба зиндагии халк падидаи башардустии заиф мебуд. Устод Айни шахсияти таърихии мубориз буд. Ин аст, ки андешахои инсониятпарваронаи у хам фаъолона ифода ёфтаанд. Устод Айни афкору акоиди рeшанфикрони точикро дар бораи таъгир додани зиндагии чомеа ва ба тарзи нав ба танзим даровардани усули давлатдории амирони Бухоро «инкилоби фикри» меномад ва дертар дар киссаю романхои худ саъю талоши оммахои роxбаронро дар рохи озоди ва адолати ичтимои аз мавкеи башарпарварии фаъол ба риштаи тасвир мекашад. Устод Айни, ки кабохатхои фалокатбори хаёти феодали ва бехукукии захматкашонро дар он давра бо чашмони худ бидида, xабру зулми онро дар тахтапушти худ санчида буд, дар осори таърихи, илми ва бадеияш дар катори чехраи миллати точик ному симои намояндагони соири миллату халкиятхоро низ аз мавкеи инсониятпарвари ва муносибати онхо ба захматкашони точик нишон медихад. Устод тасвир менамояд, ки дар xабри ситам кашидан ва мубориза бурдан дар рохи озодию истиклолият дар пахлуи халки точик вакилони дигар миллату халкиятхо низ карор доштанд. Таваччухи нависандаро рузгори халкияти хурде дар аморати Бухоро – яхудиён низ ба худ мекашид. Нависанда дар асархои таърихи ва бадеии худ паси хамдигар аз хизматхои шоистаи яхудиёни бухорои дар чодаи фарханги маънавии халки точик ва хамдастии эшон дар интишори нахустин рузномаи точики ёд мекунад.
«Таърихи инкилоби фикри дар Бухоро» (1918) ном асари устод Айни баробари нишон додани саъю талоши рушанфикрони Бухоро дар чодаи таъсиси xаритаи «Бухорои шариф» (1912) сахми Леви ном яхудиро низ дар интишори он дар бар гирифтааст. «Дар санаи 1330 хичри аз хамиятмандони Бухоро Мирзо Мухиддин Мансурзода ва Мирзо Сирочи хаким барои ба феъл овардани ин орзу кушиши бадеи карданд,–менависад устод Айни. –Аввал сохиби матбааи Когон Левии яхудиро дида, фоидаи бисёре аз нашри xарида ба назараш чилва дода, дар майдон андохтанд» (XIV, 124).
С. Айни меафзояд: «Умури маънавии xарита рочеъ ба Мирзо Чалол, умури модди мухаввал ба Леви буд» (XIV, 125). Нависанда натанхо яке аз хислатхои рушантарини яхудиён – пулдустии онхо, балки вижагии дигари характери ин халкият – масъулиятшиносии эшонро низ таъкид менамояд.......
Рахмонзода Каздони,
29-01-2013 13:54
(ссылка)
К 100-летию Мирзо Турсун-заде
Остроумный ответ
Рахбар Саидовна Эшонходжаева, занимавшаяся с нами, студентами-первокурсниками, по русскому языку, однажды, не помню теперь уже по какому поводу, рассказала шутливый, но и в тоже время такой поучительный эпизод из жизни незабвенного Мирзо Турсун-заде.
Когда вышла очередная, вызвавшая много шумных откликов книга поэта, на её презентации в университете один из читателей, обращаясь к автору, не преминул отметить:
- Теперь-то Вы точно попали в историю, устод.
- Попасть-то попал, но как теперь из неё выйти? Вот в чем вопрос,- отшутился прославленный литератор.
Поэт и чабан
Эту историю, свидетельствующую о широте души и щедрости Мирзо Турсун-заде, я слышал от Народного поэта Таджикистана Кутби Кирома. Однажды устод вместе со своими друзьями и учениками вознамерился отдохнуть на живописном озере Искандер-куль. Дорога вела через Анзобский перевал, на вершине которой писатели увидели отару овец.
«А что, - радушно сказал Турсун-заде. – Давайте купим здесь барашка и потом сделаем хороший шашлык на озере. Плачу я».
Он велел остановить машину и сделал знак ехавшему с ним Кутби Кирому. Тот не заставил себя долго ждать и, выскочив на дорогу, подбежал к стоящему на обочине чабану. Кутби указал на крупного жирного барана и что-то сказал. Чабан утвердительно ответил, и они крепко пожали друг другу руки.
В эту минуту к ним подошли Мирзо Турсун-заде, Убайд Раджаб и Атахон Сайфуллоев.
- За сколько же ты купил барана, Кутби? – спросил Турсун-заде.
Услышав ответ, Убайд Раджаб схватился за голову.
-Да за такие деньги на душанбинских базарах двух баранов дают, - съязвил он.
Кутби, не зная что возразить, смущённо молчал. Оказывается, чабан был узбек, он слишком загнул цену, а Кутби, не понимая языка, тут-же согласился.
Узнав в чём дело Мирзо Турсун-заде весело рассмеялся.
-Слово поэта - превыше всего, - сказал он. – Раз Кутби уже дал его, да ещё закрепил рукопожатием, не будем нарушать их торг.
С этими словами устод достал бумажник и протянул чабану деньги.
Добрая душа
Как-то у нас получился разговор по душам с детским писателем и журналистом Мустафой Шарки, с книгами которого я был знаком со школьных лет. И хотя в тот день я ни разу не услышал он него сетования или жалоб, нетрудно было догадаться, что дела его плохи. Он нигде не работал, жил бобылём и, по всему видать, душу свою изливал в вине. Как я понял с его слов, так продолжалось довольно долго. Шарки поведал, что стало известно об этом и Мирзо Турсун-заде. Встал вопрос об исключении Шарки из Союза писателей. Чёрные тучи сгустились над горемычным литератором.
- Узнав об этом, однажды рано утром я заявился к Турсун-заде, - рассказал мне в тот день Шарки . –Вы знаете, мы земляки, оба из Каратага. Турсун-заде старше меня всего на девять лет, но я сказал: «Отец! Если у меня отнимут и писательский билет, что у меня останется тогда?».
- После этого наш добродушный и отходчивый Мирзо Турсун-заде велел оставить меня в покое,- заключил свой рассказ Шарки.
Рождение поэмы
В дни, когда весь Таджикистан готовился к празднованию 90-летия Мирзо Турсун-заде, в газетах и журналах во множественном количестве появились научные и мемуарные публикации, посвященные жизни и творчеству выдающегося таджикского поэта. В этом потоке я обратил внимание на небольшую статью в газете «Джавонони Тоджикистон», автором которой являлась сотрудница дома-музея М.Турсун-заде в Душанбе Махбуба Лукмонова. В громадной библиотеке поэта она обнаружила записную книжку, испещрённую арабскими буквами. Мирзо Турсун-заде, как и многие другие литераторы старшего поколения, свои записи предпочитал вести на привычной арабской графике.
Как выяснилось, тетрадь эту поэт завел в ноябре 1968 года, во время своей поездки в Индию, где ему вручили премию имени Джавахарлала Неру. Из кратких, сделанных на скорую руку записей можно узнать о том, как сына таджикской земли, прославлявшего мир и дружбу между народами, с цветами встречали в аэропорту Палам, какой радушный приём в его честь устроили в отеле Джаннатха.
Оказывается, главный герой известной поэмы М. Турсун-заде «От Ганга до Кремля» Раджа Чандра Пратан вовсе не вымышленное лицо, а историческая личность. В своё время он, узнав о свершении Великой Октябрьской революции в России, раздал своё богатство беднякам и отправился на встречу с Лениным.
Во время той поездки Мирзо Турсун-заде в городе Дехрадун познакомился с будущим героем своей поэмы и имел с ним обстоятельную беседу. Впечатления от этой незабываемой встречи нашли отражение в записной книжке поэта. По всей видимости основа сюжета была уже заложена тогда.
Невосполнимая утрата
В 1979 году Семён Липкин, известный поэт и переводчик, благодаря таланту которого увидело свет на русском языке множество произведений классиков персидско-таджикской литературы и современных поэтов Таджикистана, в том числе и Мирзо Турсун-заде, за участие в запрещённом альманахе «Метрополь» был обвинён в тяжком по тем временам грехе- космополитизме и подвергался гонениям со стороны властей. Его перестали печатать, критиковали на всевозможных собраниях. Друзья и товарищи опального поэта всячески пытались исправить положение и даже обращались к главному идеологу страны, всемогущему секретарю ЦК КПСС М.А. Суслову, но всё безрезультатно.
Мирзо Турсун-заде тогда уже не было в живых и, видя безысходность ситуации, великий Расул Гамзатов сокрушённо скажет:
- Жаль, нет Мирзо. Вот кто наверняка сумел бы постоять за нашего друга.
Действительно, Мирзо Турсун-заде не только сопутствовала большая творческая слава, но он ещё как общественный деятель и член ряда международных организаций, пользовался громадным авторитетом, в том числе у сильных мира сего.
Это история описана в исповедальной книге «Что на сердце легло» Минеля Левина, продолжительное время работавшего вместе с Мирзо Турсун-заде в Союза писателей Таджикистана.
Гордость нации
Двадцать седьмого октября 2001 года на центральной площади Шахринауского района с утра царило необычное оживление. В тот погожий осенний день здесь по случаю 90-летия Народного поэта Таджикистана Мирзо Турсун-заде ему был открыт большой, во весь рост, памятник. Собралось очень много людей, в том числе были и гости из Москвы. Международное сообщество писательских союзов представляли профессор Шавкат Ниязи и Ринат Мухаммадиев. Кстати, Ниязи зачитал приветствие, которое прислал верный друг Мирзо Турсун-заде Расул Гамзатов, чья болезнь помешала ему приехать на торжество. Хорошо помню, с какой теплотой делился воспоминаниями об отце удивительно похожий на поэта его сын Масъуд Турсун-заде, смолоду определивший своим призванием нелёгкое и благородное дело-воспитание трудных подростков.
Все как один, выступавшие отмечали огромный вклад М. Турсун-заде в развитие литературы, международное признание, говорили о многогранной общественной деятельности, которую он проводил на посту председателя Союза писателей Таджикистана (31 год) и Советского Комитета защиты мира, о непреходящем значении его личности. Всё так. Мирзо Турсун-заде в полном смысле слова был народным поэтом, Лауреатом Ленинской, а также многих других престижных премий, Героем Социалистического труда, депутатом Верховного Совета СССР, академиком. Посмертно он наряду с С.Айни и Б. Гафуровым будет ещё удостоен и высокого звания Героя Таджикистана. Любой народ гордился бы таким сыном.
Как и водится, после торжественной части был устроен пышный банкет, на котором мы ещё раз убедились в гостеприимстве, которым славятся земляки Мирзо Турсун-заде, жители Гиссарской долины. Один за другим поднимались тосты, играла музыка, звучали стихи.
В это время мой слух уловил обрывки разговора, который происходил за соседним столом. Пожилой респектабельный человек, обращаясь к другому, сказал буквально следующее:
-Я, как и Турсун-заде, родом из Каратага, хорошо знал его. Авторитет Мирзо и впрямь был велик, возможности колоссальные. С ним считались руководители всех рангов, он мог уладить любой вопрос. Что правда, то правда. Но скажите на милость, сделал ли он хоть что- нибудь для развития своего родного Шахринауского района. Абсолютно ничего. А ведь мог, мог.
Помолчав, человек тот добавил:
- Жаль, конечно, но… -и, разведя руками, сокрушенно покачал головой.
В ту минуту меня тоже охватила жалость. Жалость к этому каратагцу, который не мог понять такую простую истину. А именно, что автор «Индийской баллады», «Голоса Азии» и «Хасана - арбакеша» принадлежит не только своему горному селению Каратагу, Шахринаускому району и даже Гиссарской долине. Что Мирзо Турсун-заде является великим сыном Таджикистана и что своим могучим талантом он служил всей таджикской нации, всем народам земли, страстным словом призывая их к миру и согласию. Вспомним его проникновенные строки, звучащие как художественное и философское кредо Поэта:
Везде и всюду мы ищем друзей,
Мир да лад, они всех нужней.
Мансур Суруш
Рахмонзода Каздони,
28-01-2013 19:14
(ссылка)
Память ОДНА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Таджикской печати исполнилось 100 лет.
11 марта 1912 года вышел в свет первый номер первой таджикской газеты «Бухорои шариф» - «Благородная Бухара».
Для народа с древней историей, культурой и литературой, каковым является таджикский, это сравнительно небольшой отрезок времени. Но именно на этот век пришлась целая эпоха, отмеченная как величием и колоссальными свершениями, так и беспримерным трагизмом и катаклизмами в мире.
К чести таджикской прессы, всё время своего существования - от «Бухорои шариф» до нынешней «Джумхурият» и многих других газет и журналов (всего СМИ в Министерстве культуры РТ зарегистрировано около 500 наименований), она оставалась верной главному своему назначению: нести людям правду, улавливать едва наметившиеся признаки грядущих изменений, закреплять созидательные тенденции и бичевать всё тлетворное в социальной среде, одушевлять общество новыми идеями и создавать сконцентрированный образ эпохи. Ветхие и пожелтевшие подшивки различных изданий многолетней давности - это отблески событий, фактов, человеческих биографий, причём на документальной основе и конкретной хронике. В этих документах множество оценок, мнений, высказываний о современниках и знаменательных датах той поры. Это золотой клад для историков.
За один век успело сформироваться несколько поколений таджикских журналистов и читателей. История таджикской печати изобилует именами ярких, талантливых публицистов, верных служителей пера, настоящих летописцев своего времени. К числу зачинателей таджикской печати относятся Махмудходжа Бехбуди, Мирзо Сиродж, Саидризо Ализода, Мирзоджалол Юсуфзода, Абдукадыр Мухиддинов, Садриддин Айни и др.
Кстати, Айни принадлежат следующие слова, которые по сей день звучат актуально: «Газета каждой нации и народности, это есть её язык, не имеющая же газеты нация или народность всё равно, что не имеет языка».
Традиции «Бухорои шариф» и её авторов, страстно ратовавших за демократические преобразования в обществе, особенно в области народного образования, нашли затем продолжение через деятельность представителей другого поколения журналистов.
В 30-х годах о себе весомо заявила талантливая молодёжь в лице Мирзо Турсун-заде, Сатыма Улугзаде, Мирсаида Миршакара, Абдусалома Дехоти и других. Это был период, когда закладывалась основа нового общества, жизнь входила в новое русло, кругом разворачивались крупные новостройки, ширилась ликвидация неграмотности. Журналисты должны были писать не только о событиях дня, о больших преобразованиях, происходящих на их глазах, но и о характере эпохи, о философии времени, не только наблюдать и анализировать, но и звать к действию.
Позже многие из тех журналистов стали известными писателями, мастерами художественного слова, видными общественными деятелями и, как правило, всегда с признательностью вспоминали газетную школу, которую им довелось пройти.
Именно тогда, в начале 30-х годов прошлого столетия, на нелёгкую журналистскую и редакторскую стезю едва ли не из первых среди таджичек ступила Кибриё Каххарова, урождённая Лутфуллоева. Вначале коллеги относились с некоторым недоверием к юной Кибриё, но уже в скором времени убедились, насколько она сведуща в литературе, чувствует музыку слова, а главное - у нее есть неистребимая воля к творчеству. Год от года мужал и креп молодой талант и никто уже не сомневался, что журналистика, редакторское дело - это призвание и судьба пытливой и трудолюбивой Кибриё. Всей своей дальнейшей жизнью она доказала, что журналистика - это из тех удивительных профессий, которая избирается одна на всю жизнь.
Кибриё Каххарова родилась 14 апреля 1914 года в городе Самарканде. Её отец Лутфулло Махсум Файзуллаев был образованным и прогрессивным для своего времени человеком. В молодости он получил знания в знаменитом бухарском медресе Кукалтош, где изучал математику, астрономию и богословие. Кибриё была поздним ребёнком. Отец стремился передать ей с малых лет все свои знания и богатство души, обращаясь к ней «Мулло Кибриё», как принято было обращаться к учёным людям.
Свою трудовую деятельность после учёбы на двухмесячных курсах Кибриё Каххарова начала учительницей в школе. Затем с 1932 по 1938 год работала в самаркандском филиале Таджикгосиздата машинисткой под началом выдающегося писателя и учёного Садриддина Айни. По достоинству оценив способности и навыки, приобретённые Кибриё трудом и усердием, её из машинисток перевели в литературные редакторы и заведующие отделом художественной и детской литературы.
Несомненно, годы работы рядом с требовательным устодом Айни для Кибриё Каххаровой были не только порой ежедневного кропотливого труда, но стали ещё и школой профессионального мастерства. Именно по совету устода Айни в 1938 году Кибриё Каххарова поступила на факультет востоковедения Ленинградского университета, где проучилась до 1941 года.
Вот что, в частности, об этом периоде её жизни в своей книге «Зеркало армейской жизни», посвящённой теме становления таджикской военной печати, пишет публицист и историк Хасанбой Шарифов: «В городе на Неве наряду с учёбой Кибриё Каххарова исполняла также обязанности начальника ленинградского отделения Таджикгосиздата. При её содействии здесь печатались учебники для таджикских школ, творения классиков таджикско-персидской литературы. Когда началась война, Кибриё Каххарова вместе со своими однокурсниками Дададжаном Таджиевым и Муллой Фазыловым, в будущем известными учёными – филологами, записалась добровольцем в ленинградское народное ополчение. Но ей выпало другое важное задание: сопровождать поезд, на котором надлежало вывезли в Таджикистан огромное количество книг, большей частью учебники на таджикском языке».
Представьте себе: кругом война, германские войска под командованием фельдмаршала Лееба, имея большое превосходство в силах, уже вышли к окраинам Ленинграда, который скоро окажется в 900-дневной блокаде, но дума и забота о детях, об их будущем не оставляет народ. Ибо советские люди никогда не сомневались в победе и правоте своего дела, на том и выстояли.
А в те ненастные осенние дни Кибриё Каххарова сопровождала эшелон, который неоднократно подвергался бомбардировке немецкой авиации. По признанию Кибриё Каххаровой, она чудом осталась жива, но приказ был выполнен и книги были доставлены по назначению.
Следует также напомнить, что этот факт спустя годы послужил толчком для создания видным таджикским поэтом Мумином Каноатом поэмы «Раненые книги».
Так Кибриё Каххарова осталась в Душанбе и продолжила работу в Таджикгосиздате, одно время была и помощником секретаря ЦК комсомола по пропаганде и агитации. Здесь она близко сошлась с уже популярным тогда поэтом Мирсаидом Миршакаром, жизнь шла своим чередом, но судьба распорядилась иначе. Летом 1943 года в Ташкенте стала издаваться на таджикском языке газета «Фрунзечи» - «Фрунзевец» - орган Туркестанского военного округа. Первое время ответственным за издание газеты был старший лейтенант Солех Раджабов, будущий академик. В последующие годы редакцию возглавит писатель-фронтовик Фатех Ниязи.
Газета выходила 5000-ным тиражом периодичностью один раз в неделю. Для её регулярного выпуска требовались опытные работники - корреспонденты, фоторепортёры, переводчики. По этому вопросу командование ТуркВО обратилось к секретарю ЦК КП(б) Таджикистана Бабаджану Гафурову. Выбор пал на сотрудника таджикского радио Абдурахмона Назарова и Кибриё Каххарову. Ей присвоили звание старшего лейтенанта и командировали в Ташкент. Здесь она целыми днями пропадала в редакции «Фрунзечи», которая находилась на улице Сапёрной, 17.
Жизнь в годы военного лихолетья была нелёгкой, но и скучать было некогда. Каждый день привносил что-то новое. Всё внимание редакции было приковано к военным действиям на фронте и боевой подготовке новобранцев в тылу. Кибриё Каххаровой и ее коллегам нужно было постоянно обрабатывать информацию, переводить сообщения Совинформбюро, писать заметки, статьи, корреспонденции, готовить к печати письма бойцов, которые в редакционную почту поступали с передовых позиций. Приходилось выезжать и в командировки. Так, в суровую зиму 1943 года К. Каххарова по заданию редакции на перекладных добралась до Ленинабада, куда было дислоцировано Харьковское военно-политическое училище. Результатом той поездки стал содержательный материал о жизни и военной подготовке курсантов этого училища. Подобные публикации помогали укреплять боевой дух советских солдат и людей в тылу.
Словом, Кибриё Каххарова в полной мере оправдала оказанное ей доверие, с честью выдержала экзамен на стойкость и талант.
В Ташкенте она познакомилась с выдающимся писателем - сатириком и драматургом Абдуллой Каххаром, который предложил ей вскоре руку и сердце. Журналистка в погонах очаровала его женским обаянием, душевными качествами, широтой эрудиции и аристократическими манерами.
Помнится, Тоджинисо Гафурова, сестра академика Бабаджана Гафурова и близкая подруга Кибриё Каххаровой, много лет работавшая с ее младшими сёстрами – Истад и Мархабо на таджикскам радио, рассказывала потом, что Абдулла Каххар её просто боготворил.
Таджик по национальности, Абдулла Каххар писал свои новеллы, повести и пьесы на узбекском. Произведения писателя, поклонники таланта которого называли его «узбекским Чеховым», были широко известны не только в Узбекистане, но и за его пределами.
К слову, лучшие произведения Абдуллы Каххара – повесть «Птичка – невеличка», «Сказки о былом», пьеса «Шёлковое сюзане» - на русский язык были переведены Констанином Симоновым, который, как известно, одно время жил в Ташкенте и дружил со многими узбекскими писателями, в том числе и с Каххором.
Совершенно очевидно, что Абдуллу Каххара с его суженой объединяла не только любовь, но и совместная литературная деятельность. Для Кибриё Каххаровой это были самые счастливые и плодотворные в творческом отношении годы. В этот период она активно занималась художественным переводом. Охотно и бережно, а главное с большим мастерством переводила на таджикский язык произведения своего мужа.
Надо отдать должное, с равным успехом Кибриё Каххарава переводила также и с русского на узбекский и таджикский языки. И всё это непосредственно с подлиников, без подстрочника. Массовыми тиражами издавались и широким признанием у читателей пользовались ее переводы на узбекский язык великих произведений мировой литературы,. Результатом многолетних подвижнических усилий стал перевод романа «Война и мир» Льва Толстого. Это поистине колоссальный труд, который требовал от переводчика не только блестящего знания языка ориганала, обширных сведений в области истории, философии, психологии, но и глубокого проникновения в «диалектику души» (выражение Чернышевского) гениального писателя и мыслителя. По достоинству были оценены читателями и переводы «Моих университетов» Максима Горького, «Железного потока» Александра Серафимовича, «Белого парохода» Чингиза Айтматова. Её перу принадлежат также переводы на узбекский язык творений классиков таджикско-персидской литературы Мухаммада Ауфи, Убайда Зокони, Али Сафи, повести С.Айни «Старая школа». И во всём этом ей помогал Абдулла Каххар. Он был несказанно рад, когда в 1958 году Кибриё Каххарова была принята в Союз писателей СССР.
Вместе с мужем Кибриё Каххарова любила выезжать на его родину - благодатное селение Ашт на севере Таджикистана. Родственники и друзья всегда были им рады, принимали их как самых почётных гостей.
Все, кто знал Абдуллу Каххара, утверждают, что он прекрасно владел таджикским языком и был хорошо знаком с таджикско-персидской литературой. Он дружил с Джалолом Икрами, Рахимом Джалилем, Мирзо Турсун-заде - они переписывались, бывали друг у друга в гостях.
Да и сама Кибриё Каххарова была носителем замечательной традиции «Зуллисонайн» - двуязычия в таджикской и узбекской литературе, начало которой ещё в XV веке положили Бобур Мирзо и Алишер Навои. На таджикском и узбекском создавали свои произведения Садриддин Айни, Абдурауф Фитрат, Ахмаджон Хамди, Бахриддин Азизи, Рашид Абдулло и другие. Эту эстафету в наше время в Таджикистане подхватил Ульмас Джамол, в Узбекистане Джонибек Кувноков.
Как это нередко случается у творческих людей, между Абдуллой Каххаром и Шарафом Рашидовым, всемогущим руководителем Республики Узбекистан, также известным писателем, возникли трения. В результате строптивый и принципиальный Абдулла Каххар надолго впал в немилость к власть имущим.
В этот тяжёлый период его жизни главной опорой, надеждой и утешением была любимая жена, Кибриё Каххарова. Но как бы она не поддерживала опального писателя, всё равно здоровье А.Каххара уже было подорвано. Кумир читающей публики умер в 1968 году в одной из московских клиник. Говорят, перед смертью он в бреду просил родных: «Дайте мне воды из речки Ашт…» Похоронили Народного писателя в Ташкенте.
Спустя годы о своей любви и уважении к мужу Кибриё Каххарова написала книгу воспоминаний под названием «Четверть века вместе», фрагменты из которой в 1988 году были опубликованы и в таджикоязычной газете «Хакикати Ўзбекистон». Воспоминания Кибриё Каххаровой, своего рода «Память сердца», отличаются рядом достоинств: богатым фактическим материалом, живостью изложения, меткостью суждений и характеристик. Именно поэтому они читаются с неослабным интересом.
Кибриё Каххарова скончалась 26 сентября 1996 года в возрасте восьмидесяти двух лет. В некрологе, опубликованном в одном из номеров литературного вестника Международного сообщества писательских союзов – правопреемника Союза писателей СССР, в краткой форме отражающей характеристику жизни и деятельности покойной, отмечаются её заслуги как публициста, редактора и переводчика.
…Неудержим бег времени, но не скудеют ряды солдат слова, самоотверженных служителей пера. Вслед за Кибриё Каххаровой на небосклоне таджикской печати появилось много новых имён. Сабохат Шарипова, Хайринисо Мухиддинова, Буринисо Бердыева, Мавджуда Хакимова, Тоджинисо Гафурова, Иноят Рустамова, Гулрухсор Сафиева, Озод Аминзода, Анора Остонова - вот неполный перечень талантливых женщин, снискавших себе славу и почёт как журналисты, редакторы и переводчики. На смену им пришли Зульфия Атои, Талъат Нигори, Хуринисо Ализода, Халима Хушкадамова, Гулнора Амиршоева, Адолат Мирзоева и многие другие.
Естественно все они разнятся по характеру повествования, стилю изложения, тематике своих публикаций. Но у них есть и нечто общее: они - сёстры по судьбе, их объединяет неугасимое желание оперативно откликаться на всё то, чем живёт народ и страна, никогда не стихающее чувство ответственности перед читателями, перед своей совестью за каждую напечатанную строчку.
В созвездии ярких имён таджикских журналисток, редакторов и переводчиков, навсегда оставшихся преданными своему призванию и профессиональному долгу, достойное место занимает Кибриё Каххарова - «Мулло Кибриё».
Таких не забывают.
Мансур Суруш.
«Народная газета», 14 марта 2012 года
Рахмонзода Каздони,
28-01-2013 19:11
(ссылка)
П.Кэлдер по рассказу Генри Брэдфорда.
Предисловие
Око возрождения - единственный источник, в котором содержится бесценная информация о шести древних тибетских ритуальных практиках, дающих нам ключи от врат непостижимо долгой молодости, здоровья и удивительной жизненной силы. В течение тысяч лет информация о них сохранялась монахами уединенного горного монастыря в глубочайшей тайне. Впервые они были раскрыты в 1938 году, когда увидела свет книга Питера Кэлдера. Но тогда Запад еще не был готов принять эту информацию, поскольку только начинал знакомиться с фантастическими достижениями Востока. Теперь же, на исходе двадцатого века, после того, как ураган теоретической и практической информации о самых разнообразных системах восточного эзотерического знания промчался над планетой, принеся фантастические откровения и раскрыв новую страницу в истории человеческой мысли, возникла настоятельная необходимость от теории и философии перейти к практике, выбирая самые эффективные и самые неординарные методы. Поэтому отнюдь не удивительно, что книга Питера Кэлдера вновь возникла из небытия забвения - ее время настало. Почему? Что в ней особенного? Ведь практики, описанные на ее страницах, не производят впечатления сколько-нибудь сложных, да и сам автор утверждает, что они доступны любому человеку... В чем же дело, отчего нам потребовалось столько лет на то, чтобы принять такие, казалось бы, простые и очевидные вещи? Все дело в том, что речь идет не просто об оздоровительных упражнениях, а о ритуальных действиях, обращающих вспять течение внутреннего времени. Даже сейчас, после всех виденных нами чудес, это не укладывается в сознании. Но, тем не менее, факт остается фактом - метод работает и работает именно таким образом!
Генри Брэдфорд:
- Когда я поселился в монастыре, мне первым делом объяснили, что в человеческом теле имеется девятнадцать энергетических центров, именуемых "вихрями", - продолжил полковник прерванный рассказ. - Семь из них являются основными, а двенадцать -второстепенными. Этивихри - мощные полевые образования, невидимые глазом, но тем не менее вполне реально существующие. Местоположение второстепенных вихрей соответствует положению суставов конечностей: шесть верхних второстепенных вихрей соответствуют плечевым суставам, локтевым суставам и лучезапястным суставам и кистям рук; шесть нижних второстепенных вихрей соответствуют тазобедренным суставам, коленям и голеностопным суставам со ступнями.
Когда ноги человека разведены не слишком широко в стороны, коленные вихри соединяются, образуя один большой вихрь, по количеству сконцентрированной в нем энергии приближающийся к основным. А поскольку обычный человек крайне редко оказывается в ситуациях, требующих от него выполнения интенсивных широкоамплитудных махов ногами, выполнения "шпагатов" и тому подобных упражнений, коленные вихри его почти всегда представляют собой один вихрь,пространственная форма которого все время изменяется в соответствии с движениями тела. Поэтому иногда коленный вихрь относят к числу главных в качестве дополнительного, восьмого, и говорят не о девятнадцати, а о восемнадцативихрях. Местоположение центров семи основныхвихрей таково: самый нижний размещается в основании туловища, второй - на уровне самой верхней точки полового органа, третий -чуть ниже пупка, четвертый -посередине грудной клетки, пятый - на уровне основания шеи, шестой - в середине головы; что же касается седьмоговихря, то он по форме напоминает конус с обращенным кверху открытым основанием и располагается в голове над шестым вихрем.
В здоровом теле все вихри вращаются с большой скоростью, обеспечивая "праной" или "эфирной силой" все системы человеческого существа. Когда же функционирование одного или более из этих вихрей нарушается, поток праны ослабляется или блокируется и... В общем, нарушение циркуляции праны как раз и есть то, что мы называем "болезнью" и "старостью".
- У нормального здорового человека, - продолжал полковник, - внешние границы вихрей довольно далеко выходят за пределы тела. У особо мощных и развитых во всех отношениях индивидов всевихри сливаются в одно плотное вращающееся полевое образование, по фоpмe напоминающее гигантское энергетическое яйцо.
Обычный человек тоже напоминает яйцо, однако плотность
поля в нем различна - сердцевина вихрей по плотности энергии существенно отличается от периферии. А вот у старого, больного или слабого индивида почти вся энергия вихрей сосредоточена вблизи их центров, внешние же границы вихрей зачастую за пределы тела не выходят. Самый быстрый и радикальный способ восстановления здоровья и молодости состоит в придании вихрям их нормальных энергетических характеристик. Для этого существует пять простых упражнений. Вернее, всего их шесть, но шестое -особое, и о нем я когда-нибудь расскажу отдельно. Пока же остановимся на пяти упражнениях, каждое из которых действует благотворно, однако полнота эффекта достижима лишь при регулярном выполнении всех пяти. По сути, это отнюдь не просто упражнения, недаром ламы называют их "ритуальными действиями". Эти ритуальные действия и составляют простую систему эфирной тренировки, имя которой - "Око возрождения". А теперь я расскажу обо всех ритуальных действиях "Ока возрождения" по порядку.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Действие выполняется с целью придания вращению вихрей дополнительного момента инерции. Мы как бы разгоняем вихри, придавая их вращению скорость и стабильность.
Исходное положение для первого ритуального действия - стоя прямо c горизонтально вытянутыми в стороны на уровне плеч руками. Приняв его, начать вращаться вокруг своей оси до тех тор, пока не возникнет ощущение легкого головокружения. При этом очень большое значение имеет направление вращения - слева направо. Другими словами, если бы вы стояли в центре лежащего на полу большого циферблата, обращенного лицевой стороной вверх, то вращаться нужно было бы по часовой стрелке (рис. 1).
Рис. 1. Ритуальное действие первое
Начинающим ламы рекомендуют ограничиваться тремя оборотами. В отличие от "пляшущих" дервишей, ламы в своей практике не вращаются до полного изнеможения, вращаясь не несколько сотен раз, а всего лишь раз десять-двенадцать. Максимальное же число оборотов за один раз в большинстве случаев не превышает двадцати одного.
Чтобы "отодвинуть" предел головокружения, можно воспользоваться приемом, который широко используют в своей практике танцоры и фигуристы. Прежде чем начать вращаться, зафиксируйте взгляд на какой-нибудь неподвижной точке прямо перед собой. Поворачиваясь не отрывайте взгляд от избранной вами точки, сколько это будет возможно. Когда точка фиксации взгляда уйдет из вашего поля зрения, быстро поверните голову, опережая вращение туловища, и как можно быстрее снова захватите взглядом ориентир. Этот прием позволяет довольно заметно отодвинуть предел головокружения.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Исходным положением для второго ритуального действия является положение лежа на спине. Лучше всего лежать на толстом ковре или какой- нибудь другой достаточно мягкой и теплой подстилке.
Рис. 2. Ритуальное действие второе
Выполняется второе ритуальное действие следующим образом. Вытянув руки вдоль туловища и прижав ладони с плотно соединенными пальцами к полу, нужно поднять голову, крепко прижав подбородок к грудине. После этого - поднять прямые ноги вертикально вверх, стараясь при этом не отрывать от пола таз. Если можете, поднимайте ноги не просто вертикально вверх, но еще дальше "на себя" - до тех пор, пока таз не начнет отрываться от пола. Главное при этом - не сгибать ноги в коленях. Затем медленно опустите на пол голову и ноги. Расслабьте все мышцы и после этого повторите действие еще раз.
В этом ритуальном действии большое значение имеет координация движений с дыханием. В самом начале необходимо выдохнуть, полностью избавив легкие от воздуха. Во время поднимания головы и ног следует делать плавный, но очень глубокий и полный вдох, во время опускания - такой же выдох. Если вы устали и решили немного отдохнуть между повторениями, старайтесь дышать в том же ритме, что и во время выполнения движений. Чем глубже дыхание, тем выше эффективность практики.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
- Ритуальное действие третье должно выполняться сразу же вслед за первыми двумя. И так же как первое и второе, оно является очень простым. Исходным положением для него служит положение стоя на коленях. Колени следует ставить на расстоянии ширины таза одно от другого, чтобы бедра располагались строго вертикально. Кисти рук ладонями лежат на задней поверхности мышц бедер как раз под ягодицами.
Затем следует наклонить голову вперед, прижав подбородок к грудине. Забрасывая голову назад-вверх, выпячиваем грудную клетку и прогибаем позвоночник назад, немного опираясь руками о бедра, после чего возвращаемся в исходное положение с прижатым к грудине подбородком. Немного отдохнув, если необходимо, повторяем все сначала. Таковы движения третьего ритуального действия "Ока возрождения" (рис. З).
Рис. 3. Ритуальное действие третье
Подобно второму ритуальному действию, третье требует строгого согласования движений с ритмом дыхания. В самом начале следует сделать такой же глубокий и полный выдох, как в первом. Прогибаясь назад, нужно вдыхать, возвращаясь в исходное положение - выдыхать.
Глубина дыхания имеет огромное значение, поскольку именно дыхание служит связующим звеном между движениями физического тела и управлением эфирной силой. Поэтому дышать при выполнении ритуальных действий "Ока возрождения" необходимо как можно более полно и глубоко. Ключом же к полному и глубокому дыханию всегда служит полнота выдоха. Если выдох выполнен полноценно, столь же полноценным неизбежно окажется естественно следующий за ним вдох.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Для выполнения четвертого ритуального действия нужно сесть на пол, вытянув перед собой прямые ноги со ступнями, расположенными примерно на ширине плеч. Выпрямив позвоночник, положите ладони с сомкнутыми пальцами на пол по бокам от ягодиц. Пальцы рук должны быть при этом направлены вперед. Опустите голову вперед, прижав подбородок к грудине.
Затем запрокиньте голову как можно дальше назад-вверх, а потом - поднимите туловище вперед до горизонтального положения. В конечной фазе бедра и туловище должны находиться в одной горизонтальной плоскость, а голени и руки - располагаться вертикально, как ножки стола. Достигнув этого положения, нужно на несколько секунд сильно напрячь все мышцы тела, а потом - расслабиться и вернуться в исходное положение с прижатым к груди подбородком (рис. 4). Затем - повторить все сначала.
Рис. 4. Ритуальное действие четвертое
И здесь ключевым аспектом является дыхание. Сначала нужно выдохнуть. Поднимаясь и запрокидывая голову - выполнить глубокий плавный вдох. Во время напряжения - задержать дыхание, и опускаясь - полностью выдохнуть. Во время отдыха между повторениями - сохранять неизменный ритм дыхания.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Исходным положением для него является упор лежа прогнувшись. При этом тело опирается на ладони и подушечки пальцев ног. Колени и таз пола не касаются. Кисти рук ориентированы строго вперед сомкнутыми вместе пальцами. Расстояние между ладонями - немного шире плеч. Расстояние между ступнями ног - такое же.
Начинаем с того, что запрокидываем голову как можно дальше назад-вверх. Затем переходим в положение, при котором тело напоминает острый угол, вершиной направленный вверх. Одновременно движением шеи прижимаем голову подбородком к грудине. Стараемся при этом, чтобы ноги оставались прямыми, а прямые руки и туловище находились в одной плоскости. Тогда тело окажется как бы сложенным пополам в тазобедренных суставах. Вот и все. После этого возвращаемся в исходное положение - упор лежа прогнувшись - и начинаем все сначала (рис. 5).
Рис. 5. Ритуальное действие пятое
Схема дыхания в пятом ритуальном действии несколько необычная. Начав с полного выдоха в упоре лежа прогнувшись, вы делаете глубокий, насколько это возможно, вдох при "складывании" тепа пополам Получается некоторое приближенное подобие так называемого парадоксального дыхания Возвращаясь в упор лежа прогнувшись, вы делаете полный выдох. Останавливаясь в крайних точках для выполнения напряженной паузы, вы задерживаете дыхание на несколько секунд соответственно после вдоха и после выдоха.
РИТУАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
Ритуальное действие шестое не является обязательным, а предназначено лишь для тех кто решил встать на путь духовного совершенствования. Для поддержания превосходной физической формы достаточно и первых пяти упражнений.
Выполнение шестого ритуального действия. заключается в следующем: стоя прямо, вы делаете глубокий вдох, сжимаете анальный сфинктер, сфинктер мочевого пузыря, напрягаете мышцы тазового дна и низа передней стенки живота, а затем быстро наклоняетесь, опираясь руками о бедра, и интенсивно выдыхаете через рот со звуком "Ха-а-х-х-х", стараясь удалить из легких весь воздух полностью, включая так называемый остаточный; после этого вы как можно сильнее втягиваете живот за счет напряженного поднятия вверх диафрагмы и расслабления передней стенки живота и выпрямляетесь. Подбородок при этом должен быть прижат к подъяремной выемке, кисти рук лежат на талии. Выдержав положение с втянутым животом как можно дольше - столько времени, на сколько у вас хватит задержки дыхания, - расслабьте диафрагму, поднимите голову и как можно спокойнее сделайте глубокий вдох (рис. 6).
Рис. 6. Ритуальное действие шестое
Как следует отдышавшись, повторите. Обычно для того, чтобы перенаправить свободную энергию и "растворить" возникшее сексуальное желание, достаточно трех повторений. Желательно не выполнять более девяти повторений шестого ритуального действия за один раз.
В качестве тренировки шестое ритуальное действие выполняется единожды в день в виде серии из не более чем девяти повторений. Осваивать его следует постепенно, начав с трех раз и еженедельно прибавляя по два. "Прикладная" практика этого упражнения возможна в любое время и в любом месте при условии не слишком полного желудка и кишечника, а также наличия телесного сигнала в форме возникшего сексуального желания. Более того, вполне освоивший шестое ритуальное действие с легкостью осуществляет предельно полный выдох тихо, не наклоняясь и не привлекая к себе внимания. Поэтому практика обращения сексуальной энергии в жизненную силу выполнима действительно где и когда угодно, в любой момент, едва только внимание обратится к проявившему себя в теле сексуальному желанию.
Все права защищены © Чары Ру 2007 - 2011 г.
Рахмонзода Каздони,
28-01-2013 19:08
(ссылка)
Мансур Сайфиддинов, ПРАЗДНИК,КОТОРЫЙ ВСЕГДА СО МНОЙ
С течением времени все больше начинаю понимать, что годы работы в газете "Коммунист Таджикистана" (1982-86 и 1988-90), это золотая пора моей журналистской деятельности, незабываемых человеческих отношений, школа высокого профессионализма.
Без всякого преувеличения "Коммунист Таджикистана" на протяжении многих лет являлся газетой №1 в республике и, по словам коллег из других регионов, котировался, чуть ли не по всему бывшему Союзу. Публиковаться на ее страницах считали за честь руководители всех рангов, государственные служащие, деятели науки и культуры.
Никак не забуду, мой покойный отец, сотрудник правоохранительных органов, постоянно выписывал журнал "Советская милиция" и газету "Коммунист Таджикистана". Вслед за ним я также приохотился читать эту газету, и фамилии многих активных авторов мне были знакомы еще со школьных лет. Как сейчас помню, редактором газеты тогда был А. Румянцев, с чьей познавательной книгой рассказов и очерков под названием "Тайна старой чинары" я примерно и ознакомился тогда.
В конце семидесятых годов прошлого века мне некоторое время довелось работать в Айнинской районной газете "Мехнат" - "Труд". По заданию редакции я частенько бывал на Анзобском горно-обогатительном комбинате, одном из крупнейших предприятий Советского Союза по переработке ртутно-сурьмяных руд.
Результатом этих поездок стал ряд заметок, репортажей и зарисовок о жизни и трудовых буднях горняков. Коллектив ГОК-а был интернациональный, специалисты сюда направлялись со всей страны. И мне тогда подумалось, что хорошо бы сделать материал на русском языке. Так появилась зарисовка об одной проходческой бригаде, которую возглавлял Герой Социалистического Труда Олим Нозимов.
Из отдаленного горного района, каким являлся Айнинский, материалы в республиканских газетах печатались не часто и, видимо, поэтому публикация моей зарисовки не заставила себя долго ждать. Окрыленный первым успехом, я стал регулярно высылать по заученному адресу заметки, небольшие зарисовки и корреспонденции. До сих пор помню названия некоторых из них: "С лопатой… за золотым корнем" - о бесчинствах браконьеров вокруг живописного озера Искандеркуль, "Барфи - праздник снега" - о красивом обряде празднования первого снега, "Согдийская мадонна" - об уникальной древней статуэтке, случайно найденной школьниками в развалинах старой крепости вблизи поселка Сарвода…
Однажды я по личным делам приехал в Душанбе. И проходя мимо Дома печати, где на втором этаже, как я знал, располагалась редакция газеты "Коммунист Таджикистана", невольно остановился. Дело в том, что в редакции залежался один мой материал о проблемах того же ГОК-а, в основу которого была положена беседа с его директором И.Ф. Глазуновым. Иван Федорович, крупный организатор и опытный инженер, уже и до этого не раз поднимал вопрос о необходимости налаживания вторичной переработки сырья, расширения производственных мощностей обогатительной фабрики. Это дало бы возможность значительно увеличить вклад комбината в бюджет республики. Именно эта проблема затрагивалась и в моем материале.
Хотя к тому времени у меня уже и была небольшая связь с газетой, признаюсь, я не без робости переступил порог редакции. Был обеденный перерыв, и я никого не застал. В ожидании я остановился в коридоре у стенда, посвященном журналистам - участникам Великой Отечественной войны. Под портретами были указаны имена и фамилии ветеранов. Некоторые из них мне были знакомы по газетным публикациям. Александр Романович Румянцев, Татьяна Петровна Каратыгина, Яков Исаакович Нальский, Николай Васильевич Софьин…
В это время в коридоре появился пожилой, но стройный и подтянутый человек, на ходу доставая ключ из кармана пиджака. Поравнявшись, мы поздоровались.
- Вы к нам? - спросил он, и, не дожидаясь ответа, жестом пригласил в кабинет. Так мы познакомились с Леонидом Ульяновичем Серебренниковым, заведующим отделом промышленности. Узнав, кто я и зачем пришел, он внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Да, ваш материал как раз у меня. Скажем так, написано неплохо. Мы даже собирались заслать его в набор. Но у одного нашего маститого журналиста, Давида Яковлевича Черныша возникли кое-какие сомнения. Хорошо, что вы зашли.
С этими словами мой собеседник достал из ящика стола рукопись и протянул мне.
- Вы знаете, - добавил он, - прошло больше двух месяцев, как мы получили вашу статью. За это время, возможно, произошли какие-то изменения. Не желаете что-то исправить или добавить?
Я понял, что пользуясь случаем, меня хотят подвергнуть маленькому экзамену. Я сел за соседний стол, внес кое-какие поправки и вернул рукопись. Пока Леонид Ульянович одобрительно кивая головой, знакомился с обновленным текстом, я вспомнил, что уже видел его портрет на стенде в коридоре редакции.
- Значит, Вы ветеран войны? - сказал я.
- Да, довелось воевать, - ответил он просто.
- А почему на стенде нет портрета Василия Кириллова? - спросил я. - Он ведь тоже участник войны.
Должен заметить, что из автобиографического справочника "Писатели Таджикистана" мне было известно, что поэт и журналист В.Ф. Кириллов долгое время заведовал отделом литературы и искусства в редакции газеты "Коммунист Таджикистана".
- Вы знали покойного Кириллова? - удивленно переспросил Леонид Ульянович. - Впрочем, это не важно. Надо будет исправить ошибку. Спасибо.
Затем он предложил мне подождать.
- Я сейчас зайду к редактору. Если у него есть время, он примет вас.
Так я впервые оказался в кабинете редактора газеты "Коммунист Таджикистана", о чем вспоминаю почти каждый раз, когда прохожу мимо старого Дома печати. Это я потом узнал, каким громадным авторитетом пользуется в журналистской среде Таджикистана и не только, Борис Николаевич Пшеничный, что перед его организаторским талантом и блистательным пером преклоняются все. А в тот день из-за стола навстречу мне поднялся среднего роста коренастый человек с уставшими глазами. На столе у него я заметил свежие полосы и пепельницу, полную окурков.
- Говорят, вы умеете писать. Владеете языком. Это хорошо. А что вы заканчивали? - без всякого вступления обратился ко мне редактор.
Я ответил, что наш университет, факультет таджикской филологии.
- Ну что ж, - пожал мне руку Борис Николаевич. - Пишите нам и дальше. А мы возьмем вас на заметку.
В тот день, провожая меня до лестницы, Леонид Ульянович, между прочим, спросил, водится ли рыба в Искандеркуле. Потом я узнал, что он заядлый рыбак и его частенько можно увидеть с удочкой на берегу озера или речки.
Как мы и условились, я продолжал писать, пытаясь найти интересные, незаштампованные темы, людей с незаурядными судьбами. Что-то выходило в свет, что-то попадало в редакционную корзину. Иногда и сама редакция заказывала материалы.
Однажды случился, можно сказать, даже курьезный случай. Мой коллега и старый друг Давлат Давронов, с которым мне сразу после университета довелось работать в республиканской газете "Тоджикистони совети" (нынешняя "Чумхурият"), рассказал мне об удивительной женщине из Пенджикента - Мамлакат Худойбердиевой, приютившей в годы ВОВ почти двадцать сирот различных национальностей. Оказывается, повзрослев, ее приемные дети разъехались по всей стране, но помнили ее и поддерживали теплые отношения. Эта история захватила меня, и я предложил написать небольшой очерк об этой славной великодушной женщине.
Мы так и сделали. Очерк, разумеется, я отправил в редакцию газеты "Коммунист Таджикистана". И каждое утро, включив радио, внимательно слушал обзор республиканских газет. Это объясняется тем, что периодические издания в отдаленные горные районы поступали с некоторым опозданием. Так вот, слушая как-то очередной обзор, я с удивлением узнал, что наш очерк опубликовала… узбекская газета "Совет Тожикистони". Я недоумевал, ведь адресат был указан точно. Как же очерк "перехватили" узбекские коллеги?
Спустя какое-то время все прояснилось. Оказывается, несколько месяцев назад о Мамлакат Худобердиевой прекрасный материал написала Татьяна Петровна Каратыгина, по праву слывшая одним из самых видных журналистов республики. В редакции решили не возвращаться к этой теме, но чтобы наш труд не был напрасным, по совету Татьяны Петровны, очерк передали в узбекскую газету, чья редакция находилась рядом по соседству на одном этаже. К слову, наш очерк "Дом под чинарой" все же увидел свет на русском языке, но только уже в газете "Правда", а затем был перепечатан журналом "Занони Тоджикистон", - "Женщины Таджикистана".
Б.Н. Пшеничный свое слово сдержал. В конце октября 1982 года от его имени мне позвонил замредактора Николай Иванович Рыжаков и сообщил, что меня намереваются сделать собкором газеты по Ленинабадской области. Я был озадачен и не знал, что ответить.
- Подумайте, - сказал Николай Иванович, - мы вам позвоним через два дня.
Через два дня звонок повторился. Я дал согласие.
- Вот и хорошо, - сказал Николай Иванович. - Будем работать вместе. Я как раз курирую собкоровскую сеть. Значит так. Мы вас вызовем сразу же после октябрьских праздников. Собкор - это номенклатурная должность. Предстоит собеседование в ЦК и утверждение на его бюро.
Прощаясь, Николай Иванович поинтересовался:
- А сколько вам лет?
- Двадцать шесть, - ответил я.
- По вашим публикациям мне казалось, что вы много старше.
Все эти дни я находился в ожидании, но после праздников вызова не случилось. 10 ноября 1982 года умер Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев. Вся страна находилась в трауре. И лишь спустя несколько дней Николай Иванович позвонил мне снова.
Так я стал штатным сотрудником газеты "Коммунист Таджикистана" и некоторое время проходил стажировку в самой редакции. С первых же дней я убедился, в какой замечательный коллектив попал. В редакции царил настоящий творческий дух, между отделами существовала здоровая конкуренция. Судьба свела меня с опытными журналистами и отличными людьми.
Помимо старших товарищей, этакой когорты маститых журналистов было немало и молодых, большинство выпускники центральных ВУЗов. Умные, талантливые ребята. Со временем некоторые из них перешли во всесоюзные газеты.
Сергей Авдеев, например, в "Комсомольскую правду", Иван Семыкин в "Сельскую жизнь". Насколько мне известно, в настоящее время в "Российской газете" работает Наталья Козлова. Особенно сдружился я с Сергеем Смирновым. Возможно, одной из причин было то, что, как оказалось, мы с ним родились в один день и год… Позже Сергей стал редактором газеты "Комсомолец Таджикистана", помощником второго секретаря ЦК партии, учился в Академии общественных наук.
Помню, в секретариате редакции, куда я, когда выпадал случай, заглядывал к Владимиру Ефимовичу Молдоверу, человеку неизменно тактичному, доброжелательному и интеллигентному, стоял старый, покрытый зеленым сукном громоздкий стол, на котором складывались гранки, фотоснимки, эскизы макетов. Рассказывали, что за этим столом, в середине 30-х годов прошлого века во время своего пребывания в Таджикистане сидел выдающийся чешский писатель и публицист Юлиус Фучик. Любой школьник скажет, что он автор замечательной книги "Репортаж с петлей на шее", но не все знают, что им также написаны и прекрасные путевые очерки о Таджикистане.
Короче, стол этот считался реликвией и в редакции им дорожили. Помню, спустя время, когда однажды встал вопрос о переезде редакции на новое место, Б.Н. Пшеничный указывая на него, сказал:
- Я готов оставить здесь все, но только не этот стол.
Человек большой души и незаурядного ума, Борис Николаевич прекрасно понимал, как это важно сохранить живую связь времен, преемственность поколений.
Одновременно со мной собкором по Кулябской области был назначен Рустам Абдуллоев, смелый, принципиальный журналист. Сам он был родом из Куляба, до того работал в местной областной газете и чувствовал себя достаточно уверенно. Мне же предстояло ехать в пока незнакомый город. Да и с жильем надо было решать вопрос.
Узнав о моих раздумьях, Тамара Сергеевна Зброжек, сама когда-то работавшая собкором по Ленинабадской области, сказала мне:
- Для журналиста этот край поистине золотое дно. Сколько интересных тем найдете вы там, с какими удивительными людьми столкнетесь.
Я потом не раз с благодарностью вспоминал эти слова опытного коллеги.
В Худжанде, тогда Ленинабаде, в одном корпункте, как говорится, рука об руку мне довелось трудиться с прекрасным человеком и журналистом Эльзой Сауловной Козловой. В корпункт за театром им. Камола Худжанди частенько заглядывал супруг Эльзы Сауловны, Лев Юрьевич Корсунский, опытный журналист, прошедший в молодые годы школу "Правды Востока", и редактировавший затем две областные газеты в соседнем Узбекистане. Я всегда буду помнить их поддержку и добрые советы.
Хорошо помню, как 13 октября 1985 года в Ленинабаде и его окрестностях произошло сильное землетрясение, повлекшее за собой большие разрушения. Случилось так, что именно в тот день в газете "Коммунист Таджикистана" вышли и мои, несвойственные для того периода и региона, критические заметки с отчётного партийного собрания Ленинабадского педагогического института под названием "Когда в колчане мало стрел". Результаты не замедлили сказаться: был отстранен от должности секретарь парткома института, получил взыскание ректор. Потом, когда речь заходила об этом случае, мне не раз полушутя говорили: "13 октября в Ленинабаде произошло два землетрясения. Второе было вызвано вашей публикацией в газете".
Именно благодаря этой публикации и возникли дружеские отношения у нас с профессором кафедры русской и зарубежной литературы Ленинабадского пединститута, большим знатоком и пропагандистом литературных связей, в частности таджикско-украинских, признанным специалистом по жанрово-стилистическим особенностям творчества писательницы с мировым именем Леси Украинки, редактором многотиражной газеты "Махорати педагоги" ("Педагогическое мастерство") Александром Зиновьевичем Дуном. По моей просьбе он подготовил ряд актуальных материалов для нашей газеты, стал её желанным автором.
В тот период активную помощь мне оказывали добровольно исполняющий обязанности заведующего общественной приёмной при нашем корпункте, старейший рабкор Юсуф Саидович Хасанов, ветеран Великой Отечественной войны и труда Василий Павлович Бут, журналист, что называется, от Бога, а также умеющий подтрунивать не только над другими, но и над собой, фотокор Абдуваххоб Касымов, который успевал сотрудничать не только в редакциях двух районных газет - Зафарабадской и Матчинской, но и выполнять мои заказы.
Осенью 1985 года в Ленинабад к своему другу Анатолию Ивановичу Штейгеру, собкору ТаджикТА (ныне НИАТ) "Ховар" тоже некогда работавшему в "Коммунисте Таджикистана", из Свердловска приехал писатель Борис Анатольевич Путилов, автор ряда книг для детей и юношества. Мне по просьбе Анатолия Ивановича довелось сопровождать гостя, показать "Невесту мира", как когда-то называли древний Худжанд, его исторические достопримечательности. Статный, в импозантном костюме тройке, с курчатовской бородой, он привлекал к себе внимание. Однажды мы шли по многолюдному базару Панджшанбе". Путилов вдруг замедлил шаг возле прилавка, за которым пышноусый мясник ловко свежевал баранью тушу, и указав сначала на развешанные лёгкие, печень, почки и прочие внутренности, а затем на ценник, с грустной иронией заметил: "Смотрите, оказывается дешевле всех стоит сердце…. А у нас людей?"
В другой раз мы с ним зашли в переполненный автобус. Неожиданно с переднего сиденья при виде солидного русского мужчины, да ещё с бородой, поднялась пожилая таджичка в национальной одежде и уступила место. Не зная чем объяснить поступок женщины, Путилов смущённо смотрел на неё. "Хурмати риш" (букв."Уважение к бороде"), пошутил кто-то из пассажиров. Когда я перевёл значение этих слов, они проняли Путилова до слёз. "Надо же, такое уважение к бороде, - растроганно говорил он мне потом. - Ничего подобного я раньше не видел".
В памяти засел ещё один такой же комический случай, о котором я не могу вспоминать без улыбки. В Пролетарске, центре нынешнего Джаббар-Расуловского района, рядом с автобусной остановкой стояла будка, принадлежавшая мастеру по изготовлению головных уборов, бухарскому еврею Юханану Кимягарову, или просто Юре-ако. Приезжая по делам в Пролетарск, я любил заглядывать к шапочнику и за пиалкой зелёного чая вести с ним дружескую беседу. Хороший специалист, он постоянно имел клиентурные заказы. По этому поводу шутили: "Весь Пролетарск под колпаком у Юры". Сам же он на полном серьёзе утверждал: "Я страшно компанейский человек". И это было действительно так. Клиенты его любили за общительный нрав, отзывчивость и доброту.
Однажды я предложил Юрию сделать о нём материал со снимком для газеты. Мол, прославим на всю республику, разрекламируем. Но едва я произнёс это, как он тут же вскочил со своего стула и, прижав руку к груди, а правую ладонь вытянув вперед стал умолять меня отказаться от этой затеи.
-Если вы желаете мне удружить, то не печатайте ни единой строчки обо мне! - заявил он тоном, не терпящим возражения.
Видя моё недоумение, Юрий-ако с пущей убеждённостью начал излагать свои аргументы против газетной рекламы.
-Вы же тем самым навлечёте на меня много бед. Неужели это так трудно понять? Вот, смотрите, - стал он загибать пальцы на руке. - У меня появятся завистники и конкуренты - раз! Руководство быткомбината увеличит мне план - два! Ко мне зачастят из райфинотдела - три! И наконец, упаси Боже, моей персоной может заинтересоваться ОБХСС. А мне это надо?
Не зная что и ответить, я молчал.
Много лет спустя, уже работая помощником или выражаясь по современному, спичрайтером Президента Э.Ш.Рахмонова, я вместе с известной тележурналисткой Саёхат Негматовой, кинооператором Халимом Сангиновым выехал в Государство Израиль, где мы задумали документально-публицистический фильм о жизни и быте бухарских евреев, переселившихся из Таджикистана.
В Тель-Авиве, Иерусалиме, других городах мы встретили много знакомых, наших бывших соотечественников. Конечно, я поинтересовался и судьбой шапочника из Пролетарска, который, как я знал, уже несколько лет жил на Земле обетованной. Но мне сообщили печальное известие: незадолго до нашего приезда трагически погиб младший, семнадцатилетний сын Юрия Кимягарова и глубокий траур, в котором он пребывал, к сожалению, не позволил нам встретиться во время той короткой командировки.
В корпункт регулярно с различными заданиями названивали заведующие отделами редакции Борис Васильевич Павлычев, Леонид Ульянович Серебренников, Александр Степанович Ермольев, Виктор Иванович Лысенков, Михаил Сергеевич Лебедев, Спартак Мамедалиевич Дадашев, а то и сам редактор. Попутно они сообщали мне о редакционных новостях, что говорится на летучках и планерках, какие отклики поступают от читателей.
В служебные командировки в Ленинабад приезжали из Душанбе мои друзья - коллеги Акмал Алимов, Ида Сорокина, Владимир Воробьев, Тамара Хетагурова, Иван Семыкин, Константин Клюткин, Григорий Клейнман, он же Г. Давронов. Вместе мы ездили по городам и районам, разбирали жалобы, организовывали читательские конференции на предприятиях, находили злободневные темы для своих публикаций.
Не так уж часто, как хотелось бы, собирали нас, собкоров в редакции. Из ГБАО приезжал Назардод Джонбабаев, из Курган-Тюбе - Саломиддин Мирзорахматов, из Куляба - Рустам Абдуллоев. Мы делились опытом, обменивались впечатлениями.
Однажды вместе с коллегой Сергеем Сухояном я прилетел в Куляб. В этом краю я был впервые и мне казалось занятным всё. К тому времени Р.Абдуллоев уже ушёл из газеты и работал в органах безопасности. Но, как подобает друзьям, навестил нас в гостинице "Хатлон", где мы остановились. На другой день вместе осмотрели достопримечательности города, в том числе глубоко почитаемую в народе гробницу известного богослова XIII века Мир Саида Али Хамадони.
Вскоре после того, как мы зашли в обком и представились, нам сказали: "Султон Шарипович спрашивает, не желают ли журналисты посетить его". С.Ш.Мирзошоев являлся первым секретарём обкома партии, и я был немало удивлён. Руководители такого масштаба не особенно жаловали вниманием нашу пишущаю братию.
По его совету мы побывали в благодатном Муминабадском районе, где я с удивлением узнал, что у столицы нашей республики там есть тёзка - утопающий в зелени садов небольшой кишлак на краю чистого озера под названием Душанбе. Что интересно, его жители оспаривают старшинство у стольного града и досадуют, что с его объявлением в названии их кишлаках появилась частичка "га", указывающая на его малые параметры.
Так родилась зарисовка "Душанбе в Муминабаде", которая была помещена на первой странице газеты и получила отклики читателей.
Потом два года я учился в Ташкенте, в Высшей партийной школе, на отделении СМИ. Весной 1988-го года накануне защиты дипломной работы я неожиданно получил письмо от Татьяны Петровны Каратыгиной. Ознакомившись с ним, я был не только приятно удивлен, но и тронут до глубины души. Татьяну Петровну я, как и многие другие журналисты бывшего "Коммуниста Таджикистана", а ныне "Народной газеты" считал и считаю своим Учителем, образцом служения перу и верности своему призванию.
К сожалению, письмо то не сохранилось, но я до сих пор помню его содержание. Татьяна Петровна писала, что после партшколы люди обычно уходят на более высокие должности. Но не забывайте, наказывала она, у вас врождённый дар журналиста и хорошо, если бы вы вернулись в родную газету. "Помните, газета дала вам имя".
Поразмыслив, я так и поступил, и, думаю, что сделал правильно, вняв совету Татьяны Петровны. Участница Великой Отечественной войны, более полувека верой и правдой служившая таджикской печати, сейчас она живет в Москве. И очень хорошо, что нынешний, сколько лет уже, главный редактор "Народной газеты", мой старый и верный друг Владимир Васильевич Воробьев поддерживает связь с ней, а по возможности и с другими нашими бывшими сослуживцами, коих судьба разбросала по всему свету. Ведет переписку, перезванивается, поздравляет по праздникам, хранит их ответные послания. Это важное и благородное дело. И я полностью согласен с бывшей сотрудницей отдела писем редакции, а ныне деканом одного из престижных московских вузов Ириной Бакановой, которая в своем письме Владимиру Васильевичу называет его форпостом памяти.
Там же, в Москве, в Доме литераторов, осенью 1997 года, я в последний раз видел нашего славного редактора Б.Н. Пшеничного, который, несмотря на болезнь, приехал из Владимира для участия в Днях Таджикистана в столице России. Вскоре его не стало…
С большой признательностью и теплотой, а в последние годы больше со щемящим сердцем вспоминаю я о годах и людях, с которыми судьба меня свела в период нашей совместной работы в газете "Коммунист Таджикистана". Считаю, что мне очень повезло. Но увы… Одних уж нет, а те далече… Память о них, впечатления тех лет я храню в своей душе и сердце. Это праздник, который всегда со мной.
Мансур Сайфиддинов,
старший советник Президента Республики Таджикистан.
Рахмонзода Каздони,
28-01-2013 19:07
(ссылка)
ПОЗЫВНЫЕ ТВОРЧЕСКОГО БРАТСТВА
Выступление на презентации внеочередного номера журнала «Памир»,
посвященного Республике Казахстан и казахской диаспоре в Таджикистане
Как известно, истоки дружбы между нашими народами уходят в седую древность. У таджиков и казахов общая культура, духовные ценности, традиции и обычаи. После распада Советской державы ещё больше становится очевидным необходимость в укреплении всесторонних связей между нашими народами и странами, в том числе и в гуманитарной сфере. Поэтому мы всесторонне поддерживаем начинания Президента Республики Казахстан Нурсултана Абишевича Назарбаева по интеграции народов Центральной Азии. В этом важном и благородном деле большая роль отводится представителям интеллигенции, учёным, литераторам. Отсюда сегодняшнюю встречу мы расцениваем как добрый знак в нашем обоюдном стремлении к творческому сотрудничеству и духовному взаимообогащению.
У нас в Таджикистане чтят, любят и уважают казахскую литературу, фольклор, музыку и песни. Мы знаем, взаимная симпатия и глубокое уважение объединяли великого и, по моему убеждению, пока ещё никем непревзойдённого романиста Центральной Азии Мухтара Ауэзова и нашего классика Садриддина Айни, а также академика Бабаджана Гафурова, более двадцати лет возглавлявшего Институт востоковедения АН СССР. Тесная дружба связывала доброй памяти Ануара Алимжанова, чью прекрасную книгу под названием «Трон Рудаки» мы все читали и помним, с нашим большим поэтом, увы, тоже теперь покойным Кутби Киромом.
Десятки лет продолжается незыблемая дружба между нашими выдающимися поэтами Олжасом Сулейменовым и Мумином Каноатом. Эта традиция достойна того, чтобы её продолжили представители молодого поколения литераторов.
Ещё со школьных лет мы были знакомы с жизнеописанием и творчеством Абая Кунанбаева, Чокана Валиханова, Джамбула Джабаева, чьи крылатые слова, посвященные ленинградским блокадникам, - «Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!» в своё время облетели весь мир. Что же касается Мухтара Ауэзова, то его творчество и личность стоят особняком и являют собой огромную школу литературного мастерства и образец служения своему народу. Позже я открыл для себя и полюбил творчество Абдуджамиля Нурпеисова, Ануара Алимджанова. Олжаса Сулейманеова. Кстати, в издательстве «Адиб» готовится новое издание поэмы Олжаса Омархановича «Земля, поклонись человеку!» на таджикском языке в переводе поэта Низома Косима. Недавно в литературном журнале «Аманат» я прочитал роман Абиша Кекильбаева «Конец легенды», что было для меня настоящим литературным открытием. Этот писатель восхитил и поразил меня масштабностью своего мышления, глубиной проникновения в таинства человеческой души, удивительной образностью языка. Я ещё раз убедился, насколько богата талантами древняя казахская земля.
Отрадно, что в одном из последних номеров журнала «Аманат» впервые на казахском и русском языках были опубликованы трактаты Имоми Аъзама – Великого Имама, основателя крупнейшего религиозного течения суннитского толка, а также доклад Президента Республики Таджикистан Эмомали Рахмона на Международном симпозиуме в городе Душанбе, посвящённому 1310-летию Великого Имама, у которого, как известно, таджикские корни. А недавно в Исполнительной аппарат Президента Республики Таджикистан поступило письмо главного редактора журнала «Аманат» Роллана Сейсенбаева, в котором он сообщает о том, что намечается отдельное издание трактатов этого великого богослова и просит уважаемого Эмомали Рахмона стать автором предисловия для данной уникальной книги. Предложение это нашим Президентом было воспринято весьма благосклонно.
Думается, что будет уместным напомнить здесь о том, что вот уже порядка двадцати лет в Алматы живёт и трудится мой друг и сокурсник, известный ученый-востоковед Сафар Абдулло, который вносит заметный вклад в дело укрепления таджикско - казахских литературных связей, достойно представляя лучшие образцы казахской словесности в литературных кругах ираноязычных народов. Так, им с оригинала на язык фарси переведены шедевры казахской литературы «Кара соз» Абая Кунанбаева и «Кок серек» Мухтара Ауэзова, рассказы ряда современных казахских писателей, написаны статьи для Большой исламской энциклопедии Ирана о великих деятелях казахской литературы. С большой признательностью хочется отметить, что и в Казахстане уделяется много внимания знакомству казахского читателя с творчеством таджикских поэтов и писателей, как классиков, так и современных. Примером этому могут служить опубликованные не так давно на казахском языке рубаи основателя таджикско – персидской литературы Абуабдулло Рудаки в переводе Какимджана Салыкова.
Все мы помним, что в советское время существовала хорошая традиция: попеременно в республиках проходили Дни культуры и литературы того или иного народа. Отрадно, что в настоящее время, после обретения нашими странами независимости, эта замечательная традиция получила своё новое развитие. Поистине важными культурными событиями стали проведённые в 2008 году Дни культуры Таджикистана в новой столице Казахстана – городе Астане и ответный визит деятелей культуры Казахстана в Таджикистан. Мы надеемся, что культурный и литературный взаимообмен между нашими народами будет продолжаться и впредь. Для этого у нас есть прочная основа, а главное – мы все испытываем взаимную потребность в таком общении.
Январь 2010 г.
Рахмонзода Каздони,
08-10-2012 15:53
(ссылка)
Мансур Суруш
Но беспристрастность эта не бесстрастна- автор романа почеловечески сочувственно описывает мытарства "чала". Однако сочувствовать не означает для него идеализировать.
Без прикрас, с присущими каждому индивидуально положительными и отрицательными качествами, показаны в романе и "чала", и сохранившие иудаисткую обрядность их соплеменники, и стойкие мусульмане из коренных национальностей. В живых эпизодах контрастно проступают национально-религиозная лояльность Ходжи Исмоила и догматическая закоснелость раввина Боруха, честность цирюльника Мордехая - и подлость картежника Кули, простоватая доброта трудяги арбакаша Моше - ихишная хватка купца Зеэва, повышенная душевная ранимость домашнего учителя Або - и антисемитская грубость владельца караван-сарая Бровастского Хайдара, пылкая верность юного Йосефа - и отступническое безволье его любимой, Бурхо.
Но при этом основные образы романа не статичны, мы видим их в диалектическом развитии. Так, даже Зеэв, этот "волк в лисьей шкуре", постепенно становится человечнее. Он прощает большой денежный долг семье, потерявшей кормильца. Невзирая на недовольство своей общины берет по опеку двух "чала" - Або и Моше. Рискуя впасть в немилость, добивается у эмира отмене решения местного правителя о сносе еврейского кладбища, ради чего еще идет и на значительные материальные затраты.
А былая горячность Або перековывается в истинно мужскую выдержку, так ярко проявившуюся в эпизоде со спасением Торы. И у некогда безропотного Моше со временем все чаще прорывается горестный сарказм как реакция на несправедливости.
Роман "Чала" и в нынешнем своем виде произведение законченное, имеющее самостоятельное значение. Но, вместе с тем, в нем заложены потенциальные возможности дальнейшего развития творческого замысла автора, да ин совершенствования уже имеющегося текста. Это естественно, ведь журнальная публикация явилась лишь первым выходом писателя с этим романом к читателям, а в классике немало примеров, когда авторы после первых публикаций к последующим изданиям перерабатывали свои произведения и даже дополняли новыми главами или частями в соответствии с переосмыслением написанного и более ясным видением перспективы.
В частности, для углубления исторической достоверности повествования целесообразно было бы усилить к последующим публикациям романа показ уважения и доброжелательства, на которых в действительности строились взаимоотношения большинства простых труженников - представителей таджикской и еврейской национальностей (без чего, собственно, еврейская диспора не смогла бы закрепиться и столь долго существовать в этом регионе). Логически уместно также конкреттизировать в романе через его героев существенные, принципиальные изменения социально-правового статуса евреев с установлением советской власти, провозгласившей конституционное равенство наций и народностей. При всех допускавшихся перегибах, этого не игнорируешь, как не выкинешь слова из пести...
В противовес утверждениям иных толкователей истории о якобы присущей здешней еврейской диаспоре обособленности хорошо бы добавить в текст несколько штрихов, илюстрирующих приобщение евреев, как и людей других национальностей, к многовековой таджикской культуре и при внесение ими своей лепты в культурную жизнь Таджикистана. Заслуживают в дальнейшем более четкой индивидуализации женские образы романа, значительно уступающие мужским в психологической обрисовке. И, наконец, читателям интересно было бы вслед за автором вникнуть в то, как складываются судьбу героев романа (может, и "воскрешенного" Йосефа) в нынешних условиях - кого здесь, в кого и в Израиле...
Таковы, на наш взгляд, контуры возможного продолжения работы над "Чалой". Впрочем, это всецело в компетенции самого писателя. Заметно им оригинально заявив о себе в литературе сборником рассказов и пьесами, Мансур Суруш созданием романа окончательно утвердил за собой имидж писателя широкого профиля.
Большинством читателей роман "Чала" встречен с интересом и одобрением как знаменательное событие в литературной жизни республики. Они с нетерпением ждали его отдельного издания. Но, разумеется, и те, кто в порядке поляризации мнений оказался ни в их числе, имеют право на свою точку зрения, заслуживающую уважения. Правда, уважительным отношение к разного рода оппонентам может оставаться лишь до известных пределов. Вот, к примеру, как высказался один из них: "Тоже, нашел Мансур Суруш о ком писать! Их же здесь - ничтожная горстка. Никакой роли они ни в общественной жизни, ни в культуре не играют и не играли..."
Не станем полемизировать с изрекшим этот циничный абсурд. Просто вспомним, кого советовал не оспаривать А.С.
Без прикрас, с присущими каждому индивидуально положительными и отрицательными качествами, показаны в романе и "чала", и сохранившие иудаисткую обрядность их соплеменники, и стойкие мусульмане из коренных национальностей. В живых эпизодах контрастно проступают национально-религиозная лояльность Ходжи Исмоила и догматическая закоснелость раввина Боруха, честность цирюльника Мордехая - и подлость картежника Кули, простоватая доброта трудяги арбакаша Моше - ихишная хватка купца Зеэва, повышенная душевная ранимость домашнего учителя Або - и антисемитская грубость владельца караван-сарая Бровастского Хайдара, пылкая верность юного Йосефа - и отступническое безволье его любимой, Бурхо.
Но при этом основные образы романа не статичны, мы видим их в диалектическом развитии. Так, даже Зеэв, этот "волк в лисьей шкуре", постепенно становится человечнее. Он прощает большой денежный долг семье, потерявшей кормильца. Невзирая на недовольство своей общины берет по опеку двух "чала" - Або и Моше. Рискуя впасть в немилость, добивается у эмира отмене решения местного правителя о сносе еврейского кладбища, ради чего еще идет и на значительные материальные затраты.
А былая горячность Або перековывается в истинно мужскую выдержку, так ярко проявившуюся в эпизоде со спасением Торы. И у некогда безропотного Моше со временем все чаще прорывается горестный сарказм как реакция на несправедливости.
Роман "Чала" и в нынешнем своем виде произведение законченное, имеющее самостоятельное значение. Но, вместе с тем, в нем заложены потенциальные возможности дальнейшего развития творческого замысла автора, да ин совершенствования уже имеющегося текста. Это естественно, ведь журнальная публикация явилась лишь первым выходом писателя с этим романом к читателям, а в классике немало примеров, когда авторы после первых публикаций к последующим изданиям перерабатывали свои произведения и даже дополняли новыми главами или частями в соответствии с переосмыслением написанного и более ясным видением перспективы.
В частности, для углубления исторической достоверности повествования целесообразно было бы усилить к последующим публикациям романа показ уважения и доброжелательства, на которых в действительности строились взаимоотношения большинства простых труженников - представителей таджикской и еврейской национальностей (без чего, собственно, еврейская диспора не смогла бы закрепиться и столь долго существовать в этом регионе). Логически уместно также конкреттизировать в романе через его героев существенные, принципиальные изменения социально-правового статуса евреев с установлением советской власти, провозгласившей конституционное равенство наций и народностей. При всех допускавшихся перегибах, этого не игнорируешь, как не выкинешь слова из пести...
В противовес утверждениям иных толкователей истории о якобы присущей здешней еврейской диаспоре обособленности хорошо бы добавить в текст несколько штрихов, илюстрирующих приобщение евреев, как и людей других национальностей, к многовековой таджикской культуре и при внесение ими своей лепты в культурную жизнь Таджикистана. Заслуживают в дальнейшем более четкой индивидуализации женские образы романа, значительно уступающие мужским в психологической обрисовке. И, наконец, читателям интересно было бы вслед за автором вникнуть в то, как складываются судьбу героев романа (может, и "воскрешенного" Йосефа) в нынешних условиях - кого здесь, в кого и в Израиле...
Таковы, на наш взгляд, контуры возможного продолжения работы над "Чалой". Впрочем, это всецело в компетенции самого писателя. Заметно им оригинально заявив о себе в литературе сборником рассказов и пьесами, Мансур Суруш созданием романа окончательно утвердил за собой имидж писателя широкого профиля.
Большинством читателей роман "Чала" встречен с интересом и одобрением как знаменательное событие в литературной жизни республики. Они с нетерпением ждали его отдельного издания. Но, разумеется, и те, кто в порядке поляризации мнений оказался ни в их числе, имеют право на свою точку зрения, заслуживающую уважения. Правда, уважительным отношение к разного рода оппонентам может оставаться лишь до известных пределов. Вот, к примеру, как высказался один из них: "Тоже, нашел Мансур Суруш о ком писать! Их же здесь - ничтожная горстка. Никакой роли они ни в общественной жизни, ни в культуре не играют и не играли..."
Не станем полемизировать с изрекшим этот циничный абсурд. Просто вспомним, кого советовал не оспаривать А.С.
Рахмонзода Каздони,
08-10-2012 15:52
(ссылка)
Мансура Суруша
Правдивая летопись судеб
Есть три типа писателей. Одни упорно отгораживаются от современной действительности, предпочитая описывать историческое прошлое по издавна установленным канонам. Другие, наоборот, ультрасовременны, политически конъюютурны и готовы творить лишь в угоду моде. Третьи, обращаясь и к истории, и к современности, пишут без оглядки на общественно-вкусовую привередчивость и социально-тематическую диету. И если произведения первых двух типов воспринимаются относительно спокойно, то третьего вызывают бурную реакцию необычностью выбора объекта отображения и непривычностью нравственной интерпретации отображаемого. Причем мнения в этом случае неизбежно поляризуются.
Судя по тому, как реагируют читатели на роман "Чала", его автора Мансура Суруша следует отнести к третьему типу. Роман посвящен историческим судьбам той диаспоры в Центрально-азиатском регионе, за которой закрепилось название, отражающее ее этническое своеобразие: "бухарские евреи". Причем автор показывает, что в самой этой диаспоре, значительно ущемлявшейся в правах на почве национально-экстремистских и религиозно- фанатических притеснений, существовала еще более приниженная, низведенная до положения изгоев категория людей с обидным прозвищем "чала" -"ни то, ни сё".
Те, кто по принуждению или в силу обстоятельств "изменил" иудейской вере, приняв мусульманство в став отверженными в собственной религиозной общине, продолжая вместе с тем оставаться чужаками в мусульманской среде. Чтобы понять особую значимость романа "Чала" следует иметь в виду, что Мансур Суруш первым из художественной литературе обратился к этой щекотливой теме и первым обналил - до корней связанные с ней проблемы, упорно замалчивавшиеся во все времена.
Никто до него не проникал писательским взорам в этот социологический аспект, остававшийся под внегласным запретом как в дореволюционный период, так и в послереволюционный. Да и иные эта тема отнюдь не в числе престижных. Более того, затрагивать её считается даже как бы неприличным... Так что дебют с "Чалой" требовал от автора известного гражданского мужества. И, несомненно, этим, как и самой новизной темы, он завоевал симпатии немало числа читателей.
Оригинальна сюжетно-композиционная структура романа: драматизм положения диаспоры в целом, его преломление в судьбах отдельных семей и, наконец, трагедия конкретной личности как логической завершение рокового процесса. И тем не менее, роман оптимистичен. Во-первых, оптимизм внушает необыкновенная жизнестойкость представителей этой диаспоры, несмотря на все выпавшие на их долю испытания.
Они не только "выжили" этнически, но и сохранили свою культурную самобытность. Во-вторых, оптимистичен тот факт, что люди с клеймом "чала", предельно ясно вырабюащим степень дискриминации личности, не утратили своего человеческого достоинства и не деградировали морально. В третьих, оптимистически настраивают проявления твердости духа у этих людей, до конца оставшихся при своих убеждениях. Все это очень убедительно показано в романе, что также должно быть поставлено в несомненную заслугу автору.
Действительно, своеобразными лирическими искорками вкраплены в эпическое полотно подобные эпизоды. Вот Мордехай, подвижению души выручающий из беды своими трудовыми сбережениями бездельника, в надежде, что тот исправится. Вот Або, увлеченно приобщающий сынишку Зеэва к ивриту и премудростям Торы. Вот Йосеф, в упоении прекрасным слушающий игру Бурхо... И разве не подтверждение тому же, о чем говорилось выше, чистота семейных устоев и профессиональная порядочность, присущие положительным персонажам романа...
Здесь же уместно отметить психологическую роль удачно выписанных массовых сцен в романе. Расправа над Мордахаем, потасовка между экстремисти настроенными шиитами и суннитами не только усиливают драматизм произведения, но и помогают нам извлечь для себя кое-какие уроки на будущее.
Раскрытию темы в немалой мере способствуют афористично звучащие сентенции героев ("Мы как мертвые листья... Как тень от мени..."), обращение к народным преданиям (притча о монахе и орле), использование исторических документов (об обстоятельствах зарождения еврейской диаспоры в Средней Азии и о российско-имперском дипломатии в регионе). Вообще, в романе много познавательного, расширяющего представления о данном предмете.
С первых же глав "Чала" нельзя не почувствовать неординарность подхода к теме. В отличие от авторов, впадающих в ту или иную крайность, Мансур Суруш исторически беспристрастно представляет события и поступки. Мансур Суруш исторически беспристрастно представляет события и поступки.
Есть три типа писателей. Одни упорно отгораживаются от современной действительности, предпочитая описывать историческое прошлое по издавна установленным канонам. Другие, наоборот, ультрасовременны, политически конъюютурны и готовы творить лишь в угоду моде. Третьи, обращаясь и к истории, и к современности, пишут без оглядки на общественно-вкусовую привередчивость и социально-тематическую диету. И если произведения первых двух типов воспринимаются относительно спокойно, то третьего вызывают бурную реакцию необычностью выбора объекта отображения и непривычностью нравственной интерпретации отображаемого. Причем мнения в этом случае неизбежно поляризуются.
Судя по тому, как реагируют читатели на роман "Чала", его автора Мансура Суруша следует отнести к третьему типу. Роман посвящен историческим судьбам той диаспоры в Центрально-азиатском регионе, за которой закрепилось название, отражающее ее этническое своеобразие: "бухарские евреи". Причем автор показывает, что в самой этой диаспоре, значительно ущемлявшейся в правах на почве национально-экстремистских и религиозно- фанатических притеснений, существовала еще более приниженная, низведенная до положения изгоев категория людей с обидным прозвищем "чала" -"ни то, ни сё".
Те, кто по принуждению или в силу обстоятельств "изменил" иудейской вере, приняв мусульманство в став отверженными в собственной религиозной общине, продолжая вместе с тем оставаться чужаками в мусульманской среде. Чтобы понять особую значимость романа "Чала" следует иметь в виду, что Мансур Суруш первым из художественной литературе обратился к этой щекотливой теме и первым обналил - до корней связанные с ней проблемы, упорно замалчивавшиеся во все времена.
Никто до него не проникал писательским взорам в этот социологический аспект, остававшийся под внегласным запретом как в дореволюционный период, так и в послереволюционный. Да и иные эта тема отнюдь не в числе престижных. Более того, затрагивать её считается даже как бы неприличным... Так что дебют с "Чалой" требовал от автора известного гражданского мужества. И, несомненно, этим, как и самой новизной темы, он завоевал симпатии немало числа читателей.
Оригинальна сюжетно-композиционная структура романа: драматизм положения диаспоры в целом, его преломление в судьбах отдельных семей и, наконец, трагедия конкретной личности как логической завершение рокового процесса. И тем не менее, роман оптимистичен. Во-первых, оптимизм внушает необыкновенная жизнестойкость представителей этой диаспоры, несмотря на все выпавшие на их долю испытания.
Они не только "выжили" этнически, но и сохранили свою культурную самобытность. Во-вторых, оптимистичен тот факт, что люди с клеймом "чала", предельно ясно вырабюащим степень дискриминации личности, не утратили своего человеческого достоинства и не деградировали морально. В третьих, оптимистически настраивают проявления твердости духа у этих людей, до конца оставшихся при своих убеждениях. Все это очень убедительно показано в романе, что также должно быть поставлено в несомненную заслугу автору.
Действительно, своеобразными лирическими искорками вкраплены в эпическое полотно подобные эпизоды. Вот Мордехай, подвижению души выручающий из беды своими трудовыми сбережениями бездельника, в надежде, что тот исправится. Вот Або, увлеченно приобщающий сынишку Зеэва к ивриту и премудростям Торы. Вот Йосеф, в упоении прекрасным слушающий игру Бурхо... И разве не подтверждение тому же, о чем говорилось выше, чистота семейных устоев и профессиональная порядочность, присущие положительным персонажам романа...
Здесь же уместно отметить психологическую роль удачно выписанных массовых сцен в романе. Расправа над Мордахаем, потасовка между экстремисти настроенными шиитами и суннитами не только усиливают драматизм произведения, но и помогают нам извлечь для себя кое-какие уроки на будущее.
Раскрытию темы в немалой мере способствуют афористично звучащие сентенции героев ("Мы как мертвые листья... Как тень от мени..."), обращение к народным преданиям (притча о монахе и орле), использование исторических документов (об обстоятельствах зарождения еврейской диаспоры в Средней Азии и о российско-имперском дипломатии в регионе). Вообще, в романе много познавательного, расширяющего представления о данном предмете.
С первых же глав "Чала" нельзя не почувствовать неординарность подхода к теме. В отличие от авторов, впадающих в ту или иную крайность, Мансур Суруш исторически беспристрастно представляет события и поступки. Мансур Суруш исторически беспристрастно представляет события и поступки.
Рахмонзода Каздони,
08-10-2012 15:48
(ссылка)
Мансур Суруш (Сайфиддинов Мансур Саидалиевич) – родился 19.12.19
Известный прозаик, драматург и журналист Мансур Суруш рассказывает о самобытности бухарских евреев, их жизни и традициях.
Мансур Суруш (Сайфиддинов Мансур Саидалиевич) – родился 19.12.1954 года. Выпускник Таджикского госуниверситета. Прозаик, драматург, переводчик, журналист. Пишет на русском и таджикском языках. Автор сборников рассказов «Изгнание», «Замурованный грех», «Медный змей», книги-эссе «Золотой мост», а также пьес «Я на тебя не жалуюсь, мой век!», «Долгое, долгое эхо», «Вы меня ещё успеете убить», «Калиф-аист», поставленных на сцене русского драматического театра в Душанбе, сценария телевизионно-публицистического фильма «От Душанбе то Тель-Авива». Успешно занимается переводами произведений таджикских писателей на русский язык. В его переводе отдельными изданиями вышли поучительные рассказы классика таджикской литературы Мухаммада Ауфи Бухорои (ХШ век), рассказы для детей Уруна Кухзода, пьеса Низома Косима «Кир и Крез», книга Эмомали Рахмонова «Таджики в зеркале истории» и т.д.
Член Союза писателей Таджикистана и Международной конфедерации журналистских союзов.
Рахмонзода Каздони,
08-10-2012 15:45
(ссылка)
Мансур Суруш (М. Сайфиддинов)."Садриддин Айни и бухарские евреи"
"Садриддин Айни и бухарские евреи"
ДУШАНБЕ, КАЕН (Соб. корр.) – В Российско-Таджикском (Славянском) университете состоялась презентация книги "Садриддин Айни и бухарские евреи", куда вошли работы, привлекшие внимание общественности и научных кругов.
Книгу представил составитель сборника известный писатель, драматург, журналист и переводчик Мансур Суруш (М. Сайфиддинов). Он рассказал о предыстории почти забытой сегодня брошюры С. Айни, озаглавленной в духе своего времени: "Сталинская конституция и еврейские трудящиеся".
"Знакомясь с данной работой, в которой правдиво описана история жизни бухарских евреев до Великой Октябрьской социалистической революции, и которая проникнута глубокой симпатией к еврейской бедноте, можно еще раз убедиться, каким многоплановым писателем был устод С. Айни", - отметил М. Суруш.
С. Айни как великий гуманист, встаёт на защиту бесправных и угнетённых народов. После выхода брошюры, она больше не переиздавалась, и не была включена в издания писателей советских классиков и другие издания.
Статья в новом сборнике под названием "К новому познанию С. Айни" написана доктором филологических наук, профессором, член-корреспондентом АН РТ, одним из ведущих айниеведов, ректором РТСУ Мухаммадюсуфом Имомовым.
Свои отзывы об этой брошюре на презентации дали председатель общества дружбы "Пайванд" Исомиддин Салохиддинов, профессор и доцент РТСУ Александра Спектор и Азимджон Аминов, профессор Иброгим Усманов, председатель еврейской общины РТ Михаил Абдурахмонов и другие.
"Данная работа является литературоведческим исследованием, в хорошем переводе (с таджикского на русский язык). Это действительно большой труд историков, ученых-айниеведов. Книга затрагивает нравственные аспекты, вызывая уважение к любой национальности", - подчеркнула А. Спектор.
ДУШАНБЕ, КАЕН (Соб. корр.) – В Российско-Таджикском (Славянском) университете состоялась презентация книги "Садриддин Айни и бухарские евреи", куда вошли работы, привлекшие внимание общественности и научных кругов.
Книгу представил составитель сборника известный писатель, драматург, журналист и переводчик Мансур Суруш (М. Сайфиддинов). Он рассказал о предыстории почти забытой сегодня брошюры С. Айни, озаглавленной в духе своего времени: "Сталинская конституция и еврейские трудящиеся".
"Знакомясь с данной работой, в которой правдиво описана история жизни бухарских евреев до Великой Октябрьской социалистической революции, и которая проникнута глубокой симпатией к еврейской бедноте, можно еще раз убедиться, каким многоплановым писателем был устод С. Айни", - отметил М. Суруш.
С. Айни как великий гуманист, встаёт на защиту бесправных и угнетённых народов. После выхода брошюры, она больше не переиздавалась, и не была включена в издания писателей советских классиков и другие издания.
Статья в новом сборнике под названием "К новому познанию С. Айни" написана доктором филологических наук, профессором, член-корреспондентом АН РТ, одним из ведущих айниеведов, ректором РТСУ Мухаммадюсуфом Имомовым.
Свои отзывы об этой брошюре на презентации дали председатель общества дружбы "Пайванд" Исомиддин Салохиддинов, профессор и доцент РТСУ Александра Спектор и Азимджон Аминов, профессор Иброгим Усманов, председатель еврейской общины РТ Михаил Абдурахмонов и другие.
"Данная работа является литературоведческим исследованием, в хорошем переводе (с таджикского на русский язык). Это действительно большой труд историков, ученых-айниеведов. Книга затрагивает нравственные аспекты, вызывая уважение к любой национальности", - подчеркнула А. Спектор.
Мансур Суруш ПЕРВЫЙ УЛОВ
ПЕРВЫЙ УЛОВ
Мансур Суруш
Едва раздались наши шаги, на миг умолк дружный лягушиный хор. Всплеск воды обнаружил затаившуюся неподалеку стаю чирков. Чуть коснувшись бирюзовой зыбкой глади, взмыла в небо чайка. В воде отражались перистые облака, омывали на берегу свои косы плакучие ивы. В лучах восходящего солнца это небольшое озеро показалась мне удивительно красивым, поразило чистотой и свежестью.
Теперь уже трудно сказать, кому первому пришла в голову столь заманчивая идея -- в ближайший выходной пойти втроем на рыбалку. Впрочем, так ли уж это важно? Зато помнится, как ликовал, узнав о готовящемся предприятии, мой девятилетний сын Алишер. Вдобавок ко всему Сергей Павлович, мой старый добрый приятель и постоянный участник наших походов и пикников, подарил ему еще и новенький спиннинг, с катушкой и блесной.
Утром, то отставая, то забегая вперед, Алишер бодро шагал вместе с нами. Как и мы с Сергеем Павловичем, Алишер помимо удочки, нес еще один необходимый груз -- банку с червяками, которых мы с сынишкой накопали загодя.
Казалось, Алишеру до всего было дело, он буквально закидал нас своими неожиданными вопросами. Сергей Павлович, человек большого житейского опыта, очень интеллигентный, до благородных седин сохранивший детскую непосредственность и романтичность характера, почти весь путь вел с ним, как со взрослым, обстоятельную беседу.
На каждый случай, похоже, у моего друга припасена соответствующая пословица или поучительная история. Когда Алишер, превозмогая себя и тратя попусту силы, пытался одолеть неожиданно выросший перед нами крутой холм, Сергей Павлович, указав на тропинку, значительно укорачивающую дорогу, назидательно сказал:
-- Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет.
Несмотря на то, что время было еще раннее, солнце стало припекать. Однако мы, ведомые Сергеем Павловичем, упорно двигались вперед и вскоре подошли к озеру, где нас обдало прохладным ветерком.
Сразу стало очевидно, что не мы одни облюбовали этот чудный уголок земли. На берегу озера сидели с полдюжины людей, которые с унылыми лицами удили рыбу.
-- На что лучше клюет? -- подойдя к одному рыбаку, с видом бывалого человека поинтересовался Сергей Павлович. Тот безнадежно махнул рукой. Перекинувшись еще парой фраз, Сергей Павлович отошел в сторону и выбрал место для лова. Пока мы раскладывали снасти, Сергей Павлович пояснил, что одна и та же рыба в разное время клюет по-разному. То красного червя ей подавай, то кузнечика...
Не мешкая, мы быстро насадили на крючки червяков, закинули удочки и уставились на поплавки, чутко реагируя на их колебания. Так прошел час, другой. Солнце уже палило вовсю. Но, как назло, клева в тот день не было.
-- Рыба легла на дно, -- негромко сказал Сергей Павлович. -- Придется ждать.
Первым свое нетерпение стал выказывать Алишер. Он недовольно скривил губы и заерзал на месте. Ему казалось, стоит опустить удочки в воду, как рыба так и будет ловиться. А тут сиди столько и дожидайся понапрасну.
Сергей Павлович заметил перемену в настроении Алишера и тут как тут:
-- А как ты думал, малыш? Без труда не вытащишь и рыбку из пруда.
Прошло еще немного времени, и я заметил, что Сергей Павлович тоже помрачнел.
Я догадывался, что ему, заядлому рыбаку, очень уж в тот день хотелось продемонстрировать перед нами свое умение и мастерство. Но рыба в озере как будто перевелась.
Вдруг я почувствовал, как дернулась моя удочка и напряглась леска. Когда поплавок пошел на дно, несмотря на все предупредительные знаки Сергея Павловича, я резко потянул удочку на себя. Но, увы... крючок был оголен.
Потом опять начались томительные минуты ожидания. Я взглянул на часы, было уже около двух пополудни. В этот миг тихо вскрикнул Алишер. Обернувшись, я увидел, что у него сильно клюет. Схватив удочку обеими руками и не сводя глаз с воды, он немного выждал и ловко выбросил леску назад.
Тут мы ахнули разом. На песку билась живая рыба. Точнее, это был всего лишь небольшой толстолобик, который мог бы уместиться на ладони. Но все равно нашей радости не было границ. Весь сияя, Алишер весело запрыгал на месте. Сергей Павлович, торжествуя первый улов Алишера, подбежал к нему и стал трясти ему руку.
-- Молодец, сынок! -- с плохо скрываемой гордостью воскликнул я. -- Пусть удача всегда сопутствует тебе!
Наша громкая возня вызвала недовольство других рыбаков, и они зашикали на нас. Мол, этак вы всполошите все озеро.
Продолжая ликовать в душе, мы опять дружно закинули удочки. Но больше поймать рыбы нам так и не пришлось. И все же мы не считали тот день потерянным. Настолько нас охватило чувство гармонии и красоты на приволье. Наше благодушное состояние прервала лишь драма, которая в отблесках багряного заката внезапно разыгралась на наших глазах.
Занятые делом, мы не сразу обратили внимание на то, как в небе появилась голубка с двумя птенцами. Видно, она учила их летать, и птенцы, быть может впервые покинувшие гнездо и оказавшиеся в необъятном пространстве, с задорным писком неслись по глазури.
Вдруг откуда ни возьмись неподалеку от резвившихся птиц черной тучей безмолвно возник когтистый ястреб. Вероятно, он, по воле рока избравший их своей жертвой, уже давно следил за ними. Голубка усмотрела в поднебесье грозного хищника слишком поздно, а уже изрядно уставшие птенцы с их еще неокрепшими крыльями не могли быстро покинуть опасные пределы. Расстояние между ними и воздушным пиратом стало катастрофически сокращаться. Не прошло и секунды, как ястреб настиг одного из птенцов, и, молниеносно схватив, вонзил в нежное тельце свои острые когти. Бедная голубка отчаянно заметалась, налетая на ястреба то с одной, то с другой стороны, но ничего поделать не могла.
Птицы были слишком высоко, и трагедия разворачивалась, как в немом кино. Собравшиеся на берегу озера люди стали кричать и свистеть. Кто-то даже запустил камнем. Но ястреб, не замечая нас, делал круги и все дальше уносил свою добычу. Вскоре он и вовсе скрылся за горизонтом.
Неожиданно к ногам Алишера, трепеща в воздухе, опустилось перышко, выпавшее, по всей видимости, из крыльев несчастного птенца.
Подобрав его, Алишер шагнул ко мне и прижался. Глаза его выражали изумление и даже испуг.
В тот день мой мальчик, наверное, впервые в жизни понял, что мир не только полон тепла, света, радужных надежд, но и то, что порой он бывает еще и очень жестоким.
Сайфиддинов Мансур Саидалиевич (Мансур Суруш), прозаик, драматург, журналист. Автор сборников рассказов и пьес «Изгнание», «Замурованный грех», «Метка Азроила», романа «Чала». Его пьесы «Долгое, долгое эхо», «Вы меня еще успеете убить», «Я на тебя не жалуюсь, мой век» шли на сценах русских драматических театров в Душанбе и Чкаловске.
Член Союза писателей Таджикистана и Международной конфедерации журналистских союзов.
Лауреат премии Союза журналистов Таджикистана им. Лахути.
В настоящее время является помощником Президента Республики Таджикистан
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
