Стали известны правила жизни Майкла Джексона
Журнал Esquire опубликовал откровения певца
О жизни, любви, дружбе и не только Майкл Джексон поведал журналистам издания Esquire еще при жизни:
«Я такой же, как все. Порежусь — и пойдет кровь.
У меня одна из самых длинных музыкальных карьер в мире. И я страшно горд, что стал тем избранным, кому была дарована неуязвимость.
Я стал музыкальным ветераном еще тогда, когда был ребенком.
Все, кто стал звездой в детстве, проходят через один и тот же период страданий. В какой-то момент ты уже не тот очаровательный ребенок, каким был совсем недавно. Ты растешь, и это не нравится тем, кто вокруг тебя. Потому что они хотят, чтобы ты был маленьким вечно.
Мой отец был гениальным менеджером. А я хотел, чтобы он просто был отцом.
Я думал о структуре музыкального произведения с детства. Пожалуй, самое большое влияние на меня оказал Петр Чайковский. Если вы возьмете “Щелкунчика”, то увидите, что каждая мелодия там — это хит, все до единой. И я подумал: “А почему в поп-музыке не может быть такого альбома, где каждая песня — это хит?”.
Самый лучший способ научиться — это смотреть на то, как работает мастер.
Я всегда хотел создавать музыку, которая будет влиять на последующие поколения и вдохновлять их. Ну, в самом деле, кому интересно быть смертным?
Я никогда не говорил: “Я — Иисус”. Но, наверное, какие-то параллели между Христом и мной все же есть. Может быть, я был послан сюда, чтобы нести благую весть через танец. Но у меня нет никакого комплекса мессии.
Почему вы не говорите людям, что я пришелец с Марса? Напишите, что я пожираю живых куриц и каждый вечер устраиваю ритуал вуду. Люди поверят всему, что вы скажете, потому что вы — журналисты. Но если я, Майкл Джексон, скажу: “Я — пришелец с Марса, пожираю куриц живьем, и каждый вечер у меня танец вуду”, люди скажут: “Черт, этот Майкл Джексон безумец. Он совсем спятил. Теперь вообще ни одному его слову нельзя верить”.
Если бы все те обитатели Голливуда, кто перенес пластическую операцию, решили бы в один момент уехать на каникулы, в городе не осталось бы ни одной живой души.
Чем больше звезда, тем больше лжи.
Людям кажется, что они знают меня, а мне кажется, что они ошибаются.
Мне нравится E.T. (персонаж фильма “Инопланетянин” Стивена Спилберга ), потому что он напоминает мне меня самого. Кто-то из другого мира спустился сюда, на землю, и ему 800 лет, и он способен научить тебя мудрости и способен научить тебя летать. Это же великая вещь. Разве есть кто-то, кто не хочет научиться летать?
Я мечтательный и творческий человек. Господь дал мне определенные таланты. Ненавижу эту аналогию, но я в чем-то похож на Диснея — я талантлив, но не умею управляться с делами.
Я никогда не боялся выйти на сцену. Я чувствую себя там значительно комфортней, чем где-то еще.
В доме, полном людей, легче всего почувствовать себя одиноким.
Я всегда хотел немного внимания.
Если, приходя в этот мир, ты чувствуешь, что любим, и, покидая его, ты чувствуешь то же самое, то все, что произойдет между этими двумя событиями, поправимо.
Cамая сильная вещь в мире — это человек и его молитва.
Так хорошо быть живым».
Юля Клюева,
03-10-2009 16:25
(ссылка)
Интерьвью Майкла во время судебного процесса.
Это интервью Майкл дал, когда его обвиняли в сексуальных действиях в отношении 13-ти летнего мальчика. В этои интервью он расказывает об аресте, об обвинителе и обвинениях которые ему предъявлены и которые полностью изменили его жизнь.
Часть 1.
http://video.mail.ru/mail/k...
Часть 2.
http://video.mail.ru/mail/k...
Часть 3.
http://video.mail.ru/mail/k...
Очень интересное интервью!!! Над Майклом менты издевались!! А он терпел!!! И еще говорил, что надо всем прощать!!!

Часть 1.
http://video.mail.ru/mail/k...
Часть 2.
http://video.mail.ru/mail/k...
Часть 3.
http://video.mail.ru/mail/k...
Очень интересное интервью!!! Над Майклом менты издевались!! А он терпел!!! И еще говорил, что надо всем прощать!!!
Людмила Ставрицкая,
08-09-2009 18:04
(ссылка)
Давайте станцуем Триллер 31го октября на Хеллоуин в честь Майкла
Привет всем поклонникам)))))))))) На ВДНХ 29го августа,было очень здорово, ребята в едином порыве 300 человек, станцевали Триллер в костюмах и гриме и многие пожалели , что не участвовали и не поддержали компанию, и есть шанс это исправить)))))))))) 31го октября на Хеллоуин!!!!! Вот ссылка www.thriller.rock-on.ru и так же есть группа в контакте http://vkontakte.ru/club113.... Репетиции проводятся регулярно и всех желающих всему научат)))))))))))Это память на всю жизнь))
Моё отношение к Майклу Джексону.. Эссэ на английском языке.
Мне так хотелось написать о Майкле.. Писать.. как можно больше.. Преподаватель по иностранному языку предложила написать эссэ про качества хорошего коллеги.. И хоть я не работала с Майклом лично, я не могла не упомянуть его.. Этого хорошего, ответственного человека, трудоголика и просто замечательного человека..
Essay.
It’s a common knowledge that nothing can be achieved without a labor. A person is an essence that is born to express his individuality through a prism of deeds, views and affairs. If a person is passive and does not pay attention to the things around them, he starts to feel his uselessness and senselessness. Everybody should be involved into one’s job because his life is empty and boring without a working activity. A good job develops personal qualities, gives invaluable experience in communication with different types of people, enriches the mind and provides a worthy salary. Thus, I would like to concentrate your attention on the main characteristics of an ideal core worker. Everyone has his own portrait of a good employee. My representation is based on my personal perception and knowledge.
Firstly my colleague should be a very good and kind person. It’s important to know that I can rely on him and trust. My school teacher used to say that we should be able to work with anyone. Probably she is right. Despite of it there are unscrupulous people with whom I will never work and no matter how much I would be paid. I try to avoid communication with rude and angry people, because I am very sensitive and polite. I care about the feelings of others and eager to help everyone, who needs my advice and support. I also want to be understood. Secondly it is essential to concern with responsibility to one’s job. I admire those people who do not regret their forces while doing their work and put all their heart and soul into their occupation. Job can be tiresome morally and physically but it brings satisfaction, results and respect of people. Thirdly a person I work closely with has to be a real professional. A person should have a clear definition of what he does. So his theoretical knowledge and practical skills are very necessary. Fourthly it would be great if a worker is easily taught because the time goes forward and new technologies appear. Fifthly a job should suit for a person. I believe that people bring much more use if they are indifferent to their jobs because they a deeply involved into a working process and can invent new approaches and methods of their activity.
I would like to describe a person, who is a worthy example of a delightful worker and just a good person. I will tell you neither about the businessman nor about the politician. I will acquaint you with a life of a genius musician, whose name is Michael Jackson. It is really hard for me to talk about him because I wish I could go to his concert and tell what a wonderful man he was. I want to express my admiration, love and gratitude to this unique personality. He taught me to look what I can do the best and how I can change the world. I thank Michael for being such a kind, sensitive person, but so opened and brave at the stage. It's important to know that there are people with similar character as you have. He still inspires me and makes to believe in my forces. He had a very big and kind heart. He actually loved his colleagues and fans. His neighbors often saw him with a great amount of letters from different parts of the world. He read all of them and even answered some. He loved people independently from their race. He understood that the talent means nothing if you don’t use it for making the world better. I had read an interview of his musical producer. He told that Michael Jackson was one of his friends with whom he talked on different topics. This talented person wanted to please everyone and paid a big attention to the most of things. For example his producer praised his album, but Michael used to say that it was not ready yet. Many people told him opposite things and he listened to them. Michael Jackson gave all his soul to public. He rehearsed his shows up to exhaustion and was really keen on his job. Eight years ago he told his producer that the doctors advised him not to give the concerts. Michael added that it would kill him because when he prepared for the shows he forgot to drink, eat and sleep. It happened occasionally. He could not think about it. Such a workaholism surprises and admires me. I understand how strong a person can be if he wants so. Michael played the concert for three hours. I can’t name any other musician who acts for so many hours. He was a very experienced and professional singer and dancer. He was on stage for 43 years. He learned much about the other countries, drew well, played on three musical instruments, invented the moonwalk, was a magnificent dancer and wrote incredible songs that touch hearts and souls. It’s an interesting fact that he listened to Chaikovsky and Astaf’ev. He was the best person I had ever heard about. He was an adult child. He was not given love from his father in childhood and it did not prevented him to become a kind and loving person, who presented his love and joy to children and just to people. He loved children and helped them personally. He even helped the Russian children. He devoted 2 minutes almost to every child. I respect Michael for his humanity. Having much money he thought not only about himself. He did not humiliate people; despite there were those who wanted to get his money and to slander. The producer shared another story that really touched my feelings. Once Michael came late on the repetition. He felt so guilty that told how he was sorry all the session. Another day he sent a giant basket with DVD-films and a note: “Excuse me please that I concerned to your time with disrespect”. The producer used to ask about the time of the next repetition. And Michael answered that if he had to come on seven o’clock, he would do it.
In conclusion I would like to say that an ideal core worker is a decent person who understands one’s job and works hard to provide himself and to make the world better.
Elena Swan,
28-08-2009 20:57
(ссылка)
Стишок Майклу...
Король музыки,клипов и танцев
Одиноко стоит на крыльце
Он с надеждою дикою мчался
По земле обнажённой в зале
И терпел он все муки и вздоры
Просто прячась в безшумной толпе Он терпел 40 лет,и не думал
Что не будет рай на земле
И терпя столько лет эти вздоры
Он себя истощил,изнурил
А сказать он хотел немного
Просто люди его не могли не понять,не послушать,не верить
В его чистые чувства к любви
Он детей любит больше,чем душу
Улетевшую в сердце любви
Той любви,что живёт в сердцах многих
Под тяжёлым замком на весках
И любовь та живёт в душах многих
Пропуская слезу на глазах
В моём сердце живёт она громко
Молчаливо,но чаще крича
Этим криком ОН душу обножил
В эту ночь одиноко молча.....
Одиноко стоит на крыльце
Он с надеждою дикою мчался
По земле обнажённой в зале
И терпел он все муки и вздоры
Просто прячась в безшумной толпе Он терпел 40 лет,и не думал
Что не будет рай на земле
И терпя столько лет эти вздоры
Он себя истощил,изнурил
А сказать он хотел немного
Просто люди его не могли не понять,не послушать,не верить
В его чистые чувства к любви
Он детей любит больше,чем душу
Улетевшую в сердце любви
Той любви,что живёт в сердцах многих
Под тяжёлым замком на весках
И любовь та живёт в душах многих
Пропуская слезу на глазах
В моём сердце живёт она громко
Молчаливо,но чаще крича
Этим криком ОН душу обножил
В эту ночь одиноко молча.....
настроение: Мечтательное
хочется: Танцевать!
слушаю: M.J.
Метки: майкл
В Вене пройдет концерт в память о Майкле Джексоне

Как рассказали журналистам организаторы мероприятия, в концерте
примут участие члены семьи Майкла Джексона и знаменитые исполнители из
разных стран, имена которых пока не раскрываются. В некоторых СМИ
появилась информация о том, что в число участников выступления могут
войти U2, Мадонна, Лайонел Ричи и Уитни Хьюстон. Однако официально эта
информация не подтверждена.
Концерт пройдет под открытым небом на территории дворца Шенбрунн -
бывшей летней резиденции австрийских императоров. Сцена, на которой
участники будут петь песни Джексона, будет иметь вид короны.
Брат Майкла Джермейн Джексон сказал журналистам, что умерший
музыкант любил Вену, потому что ему очень нравились замки. В связи с
этим мемориальный концерт решено провести в этом городе, а не в
какой-либо из крупнейших европейских столиц.
Первоначально планировалось устроить концерт в память о Майкле
Джексоне 29 августа, в 51-ю годовщину рождения певца. Однако
организаторы признали, что подготовить выступление к этой дате
технически невозможно. Пока точная дата концерта неизвестна, но уже
объявлено, что билеты на него поступят в продажу 20 августа.
Пытаются заработать на его смерти - все кому не лень! У нас горе, а другие на нём наживаются!
Объявлена дата премьеры документального фильма о Майкле Джексоне

Документальный фильм о Майкле Джексоне, включающий в себя видеозаписи с
репетиций, сделанные за несколько дней до смерти певца, выйдет в прокат
30 октября 2009 года. Часть фильма будет снята в формате 3D для показа
в специализированных кинотеатрах.
Дата премьеры фильма была объявлена 10 августа после того, как суд
Лос-Анджелеса одобрил сделку между кинокомпанией Columbia Pictures и
промоутерами AEG Live, занимавшимися подготовкой концертного тура
Джексона. Компания AEG Live продала киностудии принадлежащие ей
видеозаписи репетиций Джексона за 60 миллионов долларов.
В Лос-Анджелесе состоялись похороны Майкла Джексона

В Лос-Анджелесе состоялись похороны поп-певца Майкла Джексона. Об этом,
10 августа, заявил адвокат семьи исполнителя Брайан Оксман. По
словам представителя родственников Джексона, "король поп-музыки" был
погребен на кладбище Forest Lawn вскоре после того, как его мозг,
извлеченный для проведения медицинских тестов, был возвращен семье
артиста.
Юрист сообщил, что на траурном мероприятии
присутствовали только близкие Джексона. Точную дату проведения похорон
Оксаман, однако, не назвал. Известно, что мозг певца был возвращен его
родственникам 8 августа.
Известие о том, что семья Джексона
определилась с местом его погребения, появилось 7 августа. Ранее
родственники певца длительное время спорили и не могли прийти к
соглашению: мать Джексона настаивала на том, чтобы похороны прошли на
Forest Lawn, а брат певца Джермейн и его отец Джо требовали захоронить
его на территории ранчо Neverland.
Адвокат семьи Джексона опроверг слухи о "новом отце" дочери

Актер и близкий друг Майкла Джексона Марк Лестер не является отцом
дочери певца Пэрис. Об этом сообщает издание People со ссылкой на
адвоката семьи Джексона Лонделла МакМиллана.
"Это просто пустые слова без каких-либо подтверждений", - заявил
МакМиллан. Близкий к семье Джексона источник издания сообщил, что
Лестер никогда не претендовал на отцовство Пэрис и не собирался
проходить тест на совместимость ДНК, а его слова были неправильно
восприняты прессой.
Издание News of The World опубликовало в субботу, 8 августа,
интервью с Лестером, в котором он называет себя биологическим отцом
11-летней Пэрис. По его словам, которые публикует издание, сперма
Лестера использовалась для искусственного оплодотворения жены Майкла
Джексона Дебби Роу.
И вообще - какая разница : кто биологический отец Перис и остальных детей Майкла?!
Майкл может и не биологический родитель - главное, что он вырастил Перис, Принца и Бланкета!
Как говорится : "Не та мать, что родила - а та, что вырастила!"
Lara Larina,
10-08-2009 18:26
(ссылка)
Без заголовка
Майкл Джексон похоронен в Лос-Анджелесе 13:07 «Вести.Ru»
Видео
Майкл Джексон был похоронен в прошедшие выходные на лос-анджелесском кладбище «Форест Лаун». Согласно последним данным, на церемонии присутствовали только родственники «короля поп-музыки».
Место, где тело певца было предано земле, держится в строгом секрете, так как семья Джексонов опасается вылазок охотников за сувенирами. Майкл Джексон скончался от остановки сердца 25 июня, но родственники смогли похоронить его только сейчас, когда судмедэксперты наконец возвратили мозг музыканта, изъятый в день его смерти для проведения токсикологических анализов, сообщает в понедельник ИТАР-ТАСС со ссылкой на британский телеканал «Скай ньюс».

Майкл Джексон был похоронен в прошедшие выходные на лос-анджелесском кладбище «Форест Лаун». Согласно последним данным, на церемонии присутствовали только родственники «короля поп-музыки».
Место, где тело певца было предано земле, держится в строгом секрете, так как семья Джексонов опасается вылазок охотников за сувенирами. Майкл Джексон скончался от остановки сердца 25 июня, но родственники смогли похоронить его только сейчас, когда судмедэксперты наконец возвратили мозг музыканта, изъятый в день его смерти для проведения токсикологических анализов, сообщает в понедельник ИТАР-ТАСС со ссылкой на британский телеканал «Скай ньюс».
Голосуем за Майкла!!!!!!
Голосуем за Майкла!!!!!!
http://www.torama.ru/golos/mcradio.php3?act=succvote
Лучший исполнитель всех времён
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-singer-of-all-time.asp
Лучший альбом всех времён
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-albums-of-all-time.asp
лучший альбом 80х
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-80s-albums.asp
за Джексон5 !!!
http://www.the-top-tens.com/lists/best-bands-with-a-number-in-the-band-name.asp
категория, лучший исполнитель на коцертах
http://www.the-top-tens.com/lists/best-male-singer-in-concert.asp
самый желанный исполнитель в мире
http://www.the-top-tens.com/lists/most-desirable-male-singers.asp
Самое лучшее видео на все времена
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-music-video-all-time.asp
Какой артист- истинный Король Музыки. Майкл впереди... Укрепим его позицию!
http://www.virginmedia.com/music/pictures/profiles/elvis-v-jacko.php?ssid=1
Рейтинг0
0 комментариев Написать комментарий
http://www.torama.ru/golos/mcradio.php3?act=succvote
Лучший исполнитель всех времён
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-singer-of-all-time.asp
Лучший альбом всех времён
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-albums-of-all-time.asp
лучший альбом 80х
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-80s-albums.asp
за Джексон5 !!!
http://www.the-top-tens.com/lists/best-bands-with-a-number-in-the-band-name.asp
категория, лучший исполнитель на коцертах
http://www.the-top-tens.com/lists/best-male-singer-in-concert.asp
самый желанный исполнитель в мире
http://www.the-top-tens.com/lists/most-desirable-male-singers.asp
Самое лучшее видео на все времена
http://www.the-top-tens.com/lists/greatest-music-video-all-time.asp
Какой артист- истинный Король Музыки. Майкл впереди... Укрепим его позицию!
http://www.virginmedia.com/music/pictures/profiles/elvis-v-jacko.php?ssid=1
Рейтинг0
0 комментариев Написать комментарий
Суд отдал матери Джексона право опеки над его детьми

Суд Лос-Анджелеса 3 августа назначил мать Майкла Джексона Кэтрин
опекуншей трех его детей - 12-летнего Принса Майкла-младшего, 11-летней
Пэрис Майкл Кэтрин и семилетнего Принса Майкла II. Биологическая мать
двух старших детей Джексона Дебби Роу получит право посещать их.
Как сообщил 30 июля адвокат семьи Джексонов Лонделл Макмиллан, Роу
не заплатили ничего за то, что она отказалась от претензий на опеку над
детьми. "Здесь дело не в деньгах", - заявил тогда адвокат. На каких
условиях стороны договорились, неизвестно.
В соответствии с завещанием певца после его смерти опека над детьми
перешла к его 79-летней матери. Дебби Роу попыталась оспорить
опекунство в суде, однако слушания несколько раз переносились, и в
итоге сторонам удалось договориться во внесудебном порядке. Суд
Лос-Анджелеса лишь утвердил их соглашение.
Фанаты Майкла Джексона решили выдвинуть его на Нобелевскую преми

Поклонники умершего в июне этого года Майкла Джексона запустили
кампанию по выдвижению певца на Нобелевскую премию мира в 2010 году,
сообщает Sky News. Две онлайн-петиции с призывом признать достижения
Джексона подписали уже более десяти тысяч человек. В
петиции (http://www.petitionspot.com...),
составленной студентами Калифорнийского университета, говорится, что
Майкл Джексон посвятил себя распространению идей мирового единства и
любви, а также на протяжении всей жизни лично жертвовал крупные суммы
различным благотворительным организациям.
Так, в 1984 году
Джексон получил серьезные ожоги на съемках рекламного ролика.
Полученные в качестве компенсации полтора миллиона долларов он
пожертвовал ожоговому центру. С помощью песни "We Are The World" Майкл
Джексон собрал 60 миллионов долларов на благотворительность, в
частности, на помощь голодающим жителям Эфиопии.
В 2000 году
исполнитель был включен в Книгу рекордов Гиннеса как поп-певец,
участвовавший в наибольшем количестве благотворительных проектов. Всего
он поддерживал 39 благотворительных организаций, а также учредил
собственный фонд Heal The World. Майкл Джексон также оказывал
материальную помощь пострадавшим от урагана "Катрина" и терактов 11
сентября 2001 года.
Для выдвижения активистам понадобится
поддержка общественных деятелей, имеющих право предлагать Нобелевскому
комитету кандидатов. В их число входят профессора университетов в
области истории, политологии, философии и юриспруденции, члены
парламентов и правительств различных стран, члены комиссии постоянного
международного бюро по вопросам мира, а также другие категории
общественных деятелей и лауреаты премии.
Издание отмечает, что
если Джексон будет включен в список номинантов, но не получит премии,
его поклонники узнают об этом лишь через 50 лет - на протяжении такого
срока списки сохраняются в тайне.
Танцор из Норвегии опроверг родственную связь с Джексоном

25-летний танцор и музыкант из Норвегии Омер Бхатти, который несколько
дней назад был назван западными таблоидами четвертым сыном Майкла
Джексона, опроверг эту информацию. Как пишет
британское издание The Sunday Mirror, молодой человек не является
родственником певца и всегда считал "короля поп-музыки" своим лучшим
другом. Слухи о том, что Бхатти является старшим ребенком Джексона,
появились через некоторое время после церемонии прощания с поп-певцом,
которая состоялась 7 июля в спорткомплексе Staples Center в
Лос-Анджелесе. Дело в том, что во время траурного мероприятия Бхатти
был замечен среди родственников певца, которые сидели в первом ряду
зала. Более того, пресса обсуждала и внешнее сходство Бхатти как с
младшим сыном Джексона, Принсом Майклом II, так и с самим исполнителем.
22 июля таблоид The Sun опубликовал статью, в которой утверждалось,
что Омер Бхатти - первый сын Джексона. Издание отмечало, что поп-певец
предпочитал хранить этот факт в секрете, поскольку с матерью Омера он
провел всего лишь одну ночь. Тем не менее, певец будто бы признался
друзьям в этой связи в 2004 году. Также газета сообщила и некоторые
подробности, касающиеся взаимоотношений Джексона и его "сына".
Якобы вскоре после рождения ребенка Джексон отправил в Осло двух
специально нанятых людей, которые должны были помочь матери Омера (по
имеющимся данным, ее зовут Пиа) в воспитании малыша. Впервые Джексон и
его внебрачный сын встретились в 1996 году, после чего певец принял
решение перевезти его к себе в Лос-Анджелес. The Sun также написала,
что мальчик жил на принадлежащем певцу ранчо Neverland в течение восьми
лет.
Джексон тем не менее никогда не представлял Омера Бхатти как своего
сына, несмотря на то, что неоднократно появлялся с ним на публике -
сохранилось множество фотографий, где они запечатлены вместе. Как
выяснилось, на самом деле "король поп-музыки" в первый раз в жизни
увидел семью Бхатти во время визита в Тунис в 1996 году.
Познакомившись с мальчиком и его родителями, Джексон попросил их
всех поехать вместе с ним в Лос-Анджелес. Мать Омера получила работу
няни и занималась воспитанием сына Джексона, Принса Майкла. Отец Бхатти
стал на ранчо водителем. По словам друзей Омера, он проводил очень
много времени с Джексоном.
The Sunday Mirror приводит слова Бхатти, который отметил, что
Джексон действительно часто говорил о своей привязанности к нему и
называл его своим сыном. "На самом деле Джексон - не мой отец. Майкл
говорил мне, что я для него как сын, но ведь это просто сравнение. Мы
были очень близки. Мои настоящие родители живут в Норвегии. А на
церемонии прощания я сидел рядом с родственниками Майкла, потому что
попросил их об этом - ведь он был моим самым лучшим другом", - отметил
Бхатти.
Елена Батищева,
27-07-2009 14:36
(ссылка)
Новый фильм о Майкле
новый фильм о Майкле

"Майкл Джексон: Нерассказанная история Neverland'а" - новый документальный фильм, снятый Ларри Ниммером, который работал как кинорежиссёр на команду защиты Джексона, во время процесса по делу о сексуальных домогательствах в 2005 году. В течение этого времени у Ниммера был беспрецедентный доступ на ранчо и теперь, впервые, общественность увидит попытки присяжных осмотреть Neverland.
Документальный фильм показывает то, что случилось в Neverland, как его обвинители готовили свои утверждения. DVD также включает в себя отчет об обыске в Neverland, "Living with Michael Jackson" без купюр, мнения поклонников, оплакивающих смерть Майкла Джексона.

"Майкл Джексон: Нерассказанная история Neverland'а" - новый документальный фильм, снятый Ларри Ниммером, который работал как кинорежиссёр на команду защиты Джексона, во время процесса по делу о сексуальных домогательствах в 2005 году. В течение этого времени у Ниммера был беспрецедентный доступ на ранчо и теперь, впервые, общественность увидит попытки присяжных осмотреть Neverland.
Документальный фильм показывает то, что случилось в Neverland, как его обвинители готовили свои утверждения. DVD также включает в себя отчет об обыске в Neverland, "Living with Michael Jackson" без купюр, мнения поклонников, оплакивающих смерть Майкла Джексона.
Майкл хотел попробовать себя в роли режиссера

За три месяца до смерти Майкл вновь взялся за режиссуру и
финансирование одного из «замороженных» ранее кинопроектов –
драматического фильма об усыновленных детях. Он намеревался продолжить
работу над этим фильмом после своих лондонских концертов.Брайан
Майкл Столлер, продюсер, писатель и режиссер, рассказывает о своем
знакомстве и работе с Майклом Джексоном: «Он был очень взволнован,
очень хотел снимать фильмы и попробовать себя абсолютно во всем –
начиная от работы над сценарием до самой режиссуры, написания музыки к
фильмам. А вот к тому, чтобы играть в фильмах, он уже не выказывал
никакого интереса.»
Столлера и Майкла объединяют 23 года дружбы
и партнерство в кинокомпании Magic Shadows. Столлер должен был стать
одним из режиссером фильма под названием «По ночам зверей загоняют в
клетки», разработки к которому велись на протяжении семи лет.
В
основе этого проекта лежала книга, изданная в 1985 году, о реальном
опыте автора, Дженнингса Майкла Берча, которому в детстве довелось
немало перетерпеть, переходя из одной приемной семьи в другую. Майкл
Джексон показал эту книгу Столлеру в 2002 году в «Неверленд» и спросил,
не хочет ли тот стать продюсером и одним из режиссеров экранизации этой
книги.
- Майкл часто говорил мне, что часто чувствовал себя
так, будто вырос сиротой, приемным ребенком, поскольку у него не было
возможности жить в каком-то одном доме. Каждый отель для него был как
очередной приемный дом, приемная семья.
Поначалу Столлер не
сказал автору книги о том, что над фильмом будет работать и Джексон, но
когда все-таки сказал, автор очень обрадовался возможности поработать
со знаменитым артистом. Майкл тем временем был обеспокоен тем, что
Берч, будучи уже в возрасте 67 лет и в довольно тяжелом состоянии
(рак), может попросту не дожить до окончания работы над фильмом.
Поэтому Столлер предложил привезти Берча в Неверленд в 2003 году, и
Майкл сам провел интервью с автором книги, собирая материал для
возможной телевизионной программы или ДВД. Во время этого интервью
Майкл спросил автора, думал ли тот когда-либо о самоубийстве. Берч
ответил, что да. И Майкл в ответ признался ему, что в самые темные
времена своей жизни тоже подумывал об этом.
Столлер сделал аудио и видеозапись этой встречи. В данный момент ведутся переговоры об обнародовании этих записей и фотографий.
Дальнейшая
работа над «They Cage the Animals» застопорилась, когда Майклу
предъявили обвинения в сексуальных домогательствах в 2003 году. Ранее в
этом году Столлер организовал трехчасовую встречу в отеле Universal
City – Майкл должен был встретиться с Мелом Гибсоном, который является
не только актером, но и продюсером и партнером кинокомпании Icon Prods.
- Они неплохо поладили. Мел немного нервничал, постоянно обнимал подушку, а Майкл вел себя довольно застенчиво.
Компания
Icon предположительно подписала договор о разработке этого проекта с
бюджетом 12-20 млн. долларов. Столлер получил гонорар за написание
сценария к фильму. Через пару месяцев, когда Джексону официально
предъявили обвинение в Санта-Барбаре, компания Icon отказалась от
проекта, а Гибсон перестал отвечать на звонки Столлера. Представитель
Icon сразу же заявил, что компания занималась этим проектом ранее, в
1995 году, но к 1997 году окончательно потеряла к нему интерес. У
Столлера же есть копия контракта с Icon, датированная 2002 годом.
Формально
Icon все еще удерживает право собственности на сценарий, но
представитель Icon продолжает это опровергать, утверждая, что ничем
подобным компания не занималась и заниматься не намерена. Гибсон
отказался давать какие-либо комментарии по этому поводу.
Майкл
утратил контакт со Столлером примерно на два года, пока шло судебное
разбирательство. После оправдательного вердикта Майкл снова связался с
ним. Они смотрели вместе очень много фильмов. Одним из любимых фильмов
Майкла был «Убить пересмешника».
- Когда Майкл позвонил мне в
2007 году, у него все еще было полно идей для фильмов. Он начал
приобретать оборудование для съемки, постоянно спрашивал, как работает
тот или иной прибор, но я никогда не видел, чтобы он работал с этой
аппаратурой. Однако же, он хотел эту аппаратуру.
Создание
блокбастера Джексона не интересовало. Он хотел делать фильмы, которые
бы понравились Киноакадемии (читай: он хотел за свою работу Оскар).
За три месяца до смерти Майкл и Столлер снова встретились и серьезно обсуждали возрождение проекта «They Cage the Animals».
-
Майкл намеревался вложить в это 8 миллионов долларов и не иметь дела ни
со студиями, ни с продюсерами, сделать все самому, а только потом
продать это студии. Он очень хотел попробовать себя в роли режиссера.
Майкл Джексон-для поклонников во всём мире!7 октября 2007 года.

МОИМ ФАНАТАМ ВО ВСЕМ МИРЕ!
Я хотел бы поблагодарить Вас за прекрасные открытки, фотографии, сообщения, видео, и подарки, присланные мне на день рождения.
Я был поражен Вашей добротой.
Ваша любовь и поддержка очень много для меня значат. Я люблю и ценю всех Вас… всем сердцем.
В последнее время я был очень занят. Надеюсь, Вы все видели результаты моей последней фотосесси для L\'Uomo Vogue.
Скоро я поделюсь с Вами волнующими и неожиданными новостями о моих других достижениях.
Пожалуйста, помните, что я люблю и ценю каждого из Вас и шлю Вам мою сердечную благодарность и теплые пожелания.
Искренне Ваш,
Майкл Джексон.
В клинике личного кардиолога Майкла Джексона прошли обыски

Американские наркополицейские провели обыск в клинике, где ведет
практику Конрад Мюррей, бывший личный кардиолог Майкла Джексона. Об
этом сообщает AFP в среду, 22 июля.
Федеральные агенты Управления по борьбе с оборотом наркотиков США
(US Drug Enforcement Administration), а также детективы полиции
Лос-Анджелеса обыскали медицинский центр имени Армстронга в Хьюстоне,
штат Техас, где работает Мюррей. Обыск проводился в рамках
расследования смерти певца, скоропостижно скончавшегося в конце июня
2009 года в Лос-Анджелесе.
По одной из предварительных версий, неоднократно озвученной в
американской прессе, остановка сердца Джексона могла быть вызвана
инъекцией сильнодействующего препарата пропофол, которую певцу якобы
сделал именно Мюррей. Что именно искали агенты в клинике, не
уточняется.
AFP подчеркивает, что полиция до сих не прояснила вопрос о том,
расследуется ли смерть Джексона как убийство. Напомним, 15 июля 2009
года американский сайт TMZ.com сообщил, что смерть поп-исполнителя
переквалифицирована в убийство. В тот же день полиция Лос-Анджелеса не
подтвердила, но и не опровергла данную информацию.
Адвокаты Конрада Мюррея выразили несогласие с действиями Управления
по борьбе с оборотом наркотиков, отметив, что обыск в клинике явился
для них "полной неожиданностью".
Елена Батищева,
23-07-2009 00:07
(ссылка)
Письмо Майкла фанатам (так трогательно)...
ПИСЬМО МАЙКЛА ФАНАТАМ (так трогательно)

Моим дорогим поклонникам… Я по-настоящему скучаю по всем вам и люблю
вас от всего сердца ( из глубины своего сердца, если дословно) . Я
обещаю вам в 1990 трудиться ( показать работу) лучше чем я когда-либо
делал. Всегда помогать детям, любить их.. ( можно перевести и как :
всегда помогайте детям, любите их !) Я люблю вас…

Моим дорогим поклонникам… Я по-настоящему скучаю по всем вам и люблю
вас от всего сердца ( из глубины своего сердца, если дословно) . Я
обещаю вам в 1990 трудиться ( показать работу) лучше чем я когда-либо
делал. Всегда помогать детям, любить их.. ( можно перевести и как :
всегда помогайте детям, любите их !) Я люблю вас…
У Майкла Джексона "нашелся" 25-летний "сын"!)))

У поп-певца Майкла Джексона, скончавшегося 25 июня, нашелся четвертый
ребенок. Им оказался 25-летний Омер Бхатти из Норвегии. Об этом в
среду, 22 июля, пишет The Daily Telegraph. Как
выяснилось, Бхатти присутствовал на церемонии прощания с "королем
поп-музыки", которая прошла 7 июля в спортивном комплексе Staples
Center в Лос-Анджелесе. Во время траурной церемонии он все время
находился рядом с членами семьи Джексона в первом ряду зала.
По
информации издания, Омер Бхатти родился в 1984 году и стал первым
ребенком исполнителя. Матерью сына Джексона стала некая девушка из
Норвегии, с которой он провел всего одну ночь. Об этом сам певец якобы
рассказал друзьям еще в 2004 году.
Сразу после рождения сына,
Джексон отправил в Осло двух специально нанятых специалистов, которые
должны были помочь матери Бхатти растить сына. Впервые отец и сын
встретились в 1996 году, а затем ребенок переехал к Джексону и какое-то
время жил вместе с ним на калифорнийском ранчо Neverland. Более того,
старший сын Джексона начал появляться с отцом на публике и даже
несколько раз принимал участие в его выступлениях. Тем не менее, Бхатти
никогда не представляли общественности как родного сына Джексона.
В
качестве доказательства того, что Бхатти действительно является одним
из детей Джексона издание приводит факт существования видеозаписи из
домашнего архива семьи певца, на которой он запечатлен вместе с
подростком (на вид мальчику около 14 лет) во время празднования
Рождества. Кроме того, стало известно, что Бхатти присутствовал на
праздновании 44-летия Джексона в 2003 году.
В настоящее время
Омер Бхатти занимается музыкой самостоятельно и отдает предпочтение
хип-хопу и рэпу. Он выступает под сценическим псевдонимом O-Bee. После
своего визита в Лос-Анджелес, куда он приехал, чтобы принять участие в
церемонии прощания с Майклом Джексоном, Бхатти решил остаться в США.
Его
мать и отчим живут в Норвегии. Нынешний муж женщины (известно, что ее
зовут Пиа) не подтвердил и не опроверг информацию о том, что его
пасынок является наследником Джексона. "Думайте как хотите. Я не хочу
это обсуждать", - заявил он в беседе с журналистами таблоида The Sun.
Он отметил также, что ни он, ни его супруга, не собирались предавать
это огласке. "Я сказал жене: 'Подожди, пока пресса сама все разнюхает.
Это не такое уж простое дело'", - заявил он.
The Daily Telegraph
отмечает, что Бхатти собирается доказать свое родство с "королем
поп-музыки" с помощью ДНК-экспертизы. Родственники Джексона пока не
прокомментировали эту ситуацию.
До настоящего момента
считалось, что у Майкла Джексона, который скоропостижно скончался в
возрасте 50 лет, всего трое детей: 12-летний Принс Майкл-старший,
11-летняя Пэрис Кэтрин и 7-летний Принс Майкл II. Матерью двоих старших
детей "короля поп-музыки" является Дебби Роу, с которой Джексон состоял
в браке с 1996 по 1999 годы. Принс Майкл II родился от суррогатной
матери, сведения о которой держатся в секрете. После смерти Джексона
опекуном его сыновей и дочери была назначена его мать, Кэтрин.
"Sony Pictures" снимет фильм о Майкле Джексоне

Компания Sony Pictures намерена создать полнометражный фильм о Майкле
Джексоне на основе тех материалов, что были отсняты в процессе
подготовки к лондонским концертам незадолго до смерти короля
поп-музыки.
Как сообщает Variety, Sony планирует приобрести записи,
принадлежащие ныне компании AEG Entertainment, за 50 миллионов
долларов.
В будущую картину будут включены, как минимум, три видеоклипа
Джексона, в том числе новая версия знаменитого "Триллера", которую
исполнитель планировал представить в Лондоне. Предполагается, что клипы
будут демонстрироваться в формате 3D.
Вероятнее всего, режиссером проекта станет создатель "Классного
мюзикла" Кенни Ортега (Kenny Ortega), который снимал репетиции Майкла
Джексона. Сообщается, что он уже приступил к монтажу материалов,
поэтому картина может выйти в прокат уже в конце 2009 года.
На видеоархив AEG Entertainment претендовали сразу несколько
голливудских мейджоров, но у Sony был приоритет, так как подразделение
компании Sony Music Entertainment владеет правами на большинство
звукозаписей Джексона.
Рассказ шофёра Майкла Джексона
«В 1992 году я четыре месяца был
шофёром Майкла Джексона во время его турне Dangerous. Вернее, я не
водил его личную машину (миниавтобус, устроенный так, что он может в
нём есть и спать, если нужно), я был водителем одной из двух машин
эскорта, возил его охрану. Моя работа началась в Мюнхене.
Однажды
моя рация запищала, меня вызывал Стэн, водитель другой машины эскорта;
«Кейт, – сказал он, – что там у нас позади происходит?» За нами гнались
байкеры, сперва всего двое, потом их стало больше, около полусотни. Они
окружили нас и попытались оттеснить автомобили эскорта от миниавтобуса.
Тогда я и Стэн договорились разъехаться по сторонам дороги, а затем
сойтись позади машины Майкла буквой V – это заставило байкеров снизить
скорость, они в ярости орали на нас и осыпали проклятиями. Мы держали
строй, пока им не надоела погоня и они не отстали. Майкл в это время
спал, он так и не узнал о том, что случилось.
Я смог толком
познакомиться с Майклом только в Риме. Майкл собирался съездить во
Флоренцию, где он хотел приобрести картину. Но возле отеля в Риме
собралась толпа, и чтобы он мог выбраться, его охрана подготовила
несколько машин к выезду – в какую на самом деле сядет Майкл, будет
решено в самый последний момент. Начальник охраны Майкла вызвал меня по
рации и сказал: «Кейт, это твоя машина, мы идём», – и через минуту
появились Майкл и его друг, я помог им сесть в машину, и с нами еще
была дочь концертного промоутера. Майклу понадобилась всего пара
секунд, чтобы пройти от отеля до машины, но его заметили, и машину тут
же окружили. Оказалось, что кто-то забрал шляпу приятеля Майкла, и
Майкл стал просить остановить машину и вернуть шляпу, но это уже было
просто небезопасно, мы должны были срочно ехать. Идея была в том, чтобы
отъехать от отеля, несколько раз повернуть направо по улицам и
вернуться на прежнее место, где к нам присоединится охрана. Но поток
машин на улицах Рима был таким плотным, что мне несколько раз пришлось
повернуть не туда, и, наконец, я понял, что заблудился. А у меня в
машине Майкл Джексон – и никакой охраны, чтобы защитить его. «Я
заблудился», – сказал я.
«Ладно, – отозвался Майкл своим мягким
голосом. – Что будем делать?» Девушка рядом со мной была менее
спокойной. «Возвращайся в отель! - вопила она. – Что если Майкла
кто-нибудь узнает, это же будет катастрофа!» Она была права. Фэны могут
не иметь дурных намерений, но всё равно всё кончается крайне опасной
ситуацией; к тому же, после гибели Джона Леннона, каждой знаменитости
приходится быть максимально осторожнее. Мы решили возвращаться в отель,
и я стал искать дорогу. Майкл был спокоен, но я чувствовал его
напряжение. Наконец я смог добраться до отеля, но возникла другая
проблема. Когда я подъехал, Майкл лежал на полу машины, снаружи его
было не видно. Но между автомобилем и дверями отеля было около десяти
метров – ближе мешали подъехать припаркованные машины – и ни единого
охранника вокруг. «Майкл, – сказал я, – нам придётся бежать. Готовься».
Девушка пошла вперёд, предупредить охрану отеля. Я открыл Майклу дверь,
он выпрыгнул из машины, я обхватил его одной рукой, другой прикрывая
его от глаз публики, и мы помчались к отелю. Фэны поняли, кто вышел из
машины, толпа мгновенно бросилась к нам. Мы влетели в отель через
вращающиеся двери, и охрана немедленно их заблокировала.
Я
пошёл в свой номер и начал упаковывать вещи, уверенный, что буду
немедленно уволен. Тут пришёл мой начальник. «Что ты делаешь?» –
спросил он. «Шмотки собираю, мне пора домой, разве нет?» «Шутишь? –
откликнулся мой босс. – Ты в одиночку доставил его в отель целым и
невредимым, он тебя очень хвалит».
Когда я поближе познакомился
с Майклом, то понял, что люди говорят о нём правду: он потерял своё
детство и так и не смог примириться с этим. Несмотря на его талант в
бизнесе, в нём есть некая странная уязвимость, вам почти хочется обнять
его и сказать ему, чтобы он берёг себя – а я бы не назвал себя
сентиментальным человеком. Майкл любит игрушки, если в городе был
большой магазин игрушек, мы знали, что рано или поздно нам туда ехать,
и он тратил тысячи на игрушки. Покупал наборы для фокусов,
радиоуправляемые машинки, которые потом гонял по комнатам отеля.
Большинство игрушек передавалось в ближайший детский дом, он оставлял
себе только несколько.
Вместе с Майклом путешествовал его юный
друг, и ни у кого не возникало вопросов. Наблюдая их отношения вблизи,
я могу заверить, что ничего неподобающего между ними не было. Я никогда
не верил обвинениям. В первую очередь потому, что Майкл настолько
подлинно хороший человек, что просто не способен на то, в чём его
обвиняли. Я видел, что к своему другу он относится как старший брат. Я
счастлив, что теперь у Майкла есть свои дети и он может наслаждаться
детскими играми с ними.
Но несмотря на невероятное дружелюбие и
мягкость характера Майкла, все его люди боятся его. Майкл знает это, но
не понимает, что ему делать с этим. О проблемах ему сообщают через
Билла Брэя, его начальника охраны, потому что у людей не хватает
смелости самим сказать Майклу, что что-то идёт не так. Чем ты
знаменитее, тем больше люди боятся тебя. Только Билл, проработавший на
Майкла 30 лет, не боится его, и всякий раз, когда он рассказывал
Майклу, что от него опять что-то скрывают, Майкл говорил возмущённо:
«Почему он сам не сказал мне?!» Я и сам его побаивался, но всё же
относился к нему нормально, и поэтому, наверное, мы подружились.
Он
был восхищён мои акцентом кокни [специфический выговор шотландцев,
живущих в Англии]. «Привет, кореш, как дела?» – влезая в машину, он
пытался копировать мой сленг. «Привет, Майкл, как дела?» – ответил я
ему, имитируя его мягкий голос, и он счёл это ужасно смешным. «Ой,
кореш, – говорил он, – расскажи мне про рифмованный сленг кокни». Я
начал учить его. «Как будет сказать рифмованным сленгом – лесенка?»
«Фрукты и песенка». И так продолжалось бесконечно; потом я купил ему
книгу про рифмованный сленг, от которой он был в восторге. Он часами
читал её, сидя в машине, и хихикал, когда ему попадалось что-то
особенно забавное. Однажды он повернулся ко мне и заявил: «Я сижу в
ла-ди-да!» «Что, Майкл?» «Ла-ди-да! – повторил он победно. – Это
машина!»
...Иногда мне позволялось то, на что другие бы не
отважились. Как-то раз в отеле я пошёл в бассейн, и обнаружил там
охрану Майкла у дверей, это означало, что Майкл как раз в бассейне. Я
хотел уйти, но охранник махнул мне рукой: «Иди, он же тебя знает». Я
вошёл. В бассейне плавали друг Майкла и его семья, а Майкл ходил по
краю бассейна, надев наушники. Он помахал мне, узнав меня, после чего,
поравнявшись с ним, я сделал вид, что собираюсь столкнуть его в воду. В
первый миг он выглядел поражённым, но потом пришёл в безумный восторг,
он просто загибался от хохота. Кажется, я был первым человеком за
многие годы, кто так повёл себя с ним...
Должен признаться,
иногда я прикалывался. Окна моего номера в отеле были рядом с окнами
номера Майкла. Фэны не различали, где чей номер, и я надевал белую
перчатку, вставал у окна так, чтобы была видна только моя рука, и махал
им. Они вопили, думая, что им машет Майкл...
Майкл был очень
щедр ко всем во время турне, а ведь нас было больше сотни. В Мюнхене он
устроил вечеринку для своей команды, сняв на вечер целый парк
развлечений. В другой раз в Германии мы остановились не в отеле, а в
большом частном доме, вроде постоялого двора, и поскольку мы заняли его
весь, Майкл смог спуститься в бар и поприветствовать всех, хотя, в
отличие от нас, он и не мог насладиться в баре прекрасным немецким
пивом.
Майкл очень терпимо относился к нашим слабостям. В
Шотландии как-то раз мы, его команда, оказались в совершенно
неподходящем отеле, и попросили нас куда-нибудь переселить. Нам нашли
другой отель, но пока перевозили наши вещи, мы находились в том доме,
где остановился сам Майкл. Там для нас был накрыт стол с едой и
выпивкой. Мы славно погудели, так что когда вдруг пришла просьба от
Майкла, чтобы кто-то съездил за жареными цыплятами для него, оказалось,
что никого из нас за руль пускать нельзя. «Посмотрите на себя, – сказал
его помощник, – вы же его водители, и никто из вас не в состоянии
поехать». Но Майкл отнёсся к этому с пониманием и отправил человека за
цыплятами на такси.
Когда мы вернулись в Лондон, мои дети,
пятилетний Майкл и четырёхлетняя Шерил, очень хотели встретиться с
Майклом. Но из-за болезни Майкла концерт был отменён, а значит, и
встреча с местными детьми, к несчастью, тоже. Кто-то сказал Майклу про
моих детей, и однажды он протянул мне две своих фотографии с
автографами: «Я знаю, что это не восполнит отменённую встречу, но всё
же». Я посмотрел на подписи, там было – «Майклу, от Майкла Джексона» и
«Шерил, от Майкла Джексона». Он обычно пишет только «Майкл Джексон» и
очень редко – личное послание.
Я встречался и с другими членами
семьи Джексонов, и могу признаться, что они не сравнятся с Майклом...
Ла Тойя махала ресницами, снимала-надевала тёмные очки, вертелась и
заигрывала с толпой, короче, звездила вовсю. Её муж, Джек Гордон, с
трудом волок за ней чемоданы. Я подошёл: «Мистер Гордон, позвольте вам
помочь». Он окатил меня ледяным взглядом: «Мы разве знакомы?»
«Нет,
сэр, но уж раз вы стоите возле одной из Джексонов, которую я узнал,
поскольку видел тысячи её фоток в газетах, и я знаю, что она замужем за
своим менеджером, и звать его Джек Гордон, то легко было догадаться,
что вы – это он. И я не ошибся, разве нет? Вы – Джек Гордон, и вы
сопровождаете Ла Тойю Джексон, у которой есть гораздо более знаменитый
брат, я проработал на него несколько месяцев, и в одном его ногте
больше благодарности, чем вы только что продемонстрировали. Я отвезу
вас в Лондон, потому что мне за это платят. Но должен сообщить вам, что
на вашей жене слишком много макияжа».
Естественно, я не сказал этого вслух, а просто взял их багаж и понёс в машину...
Был
у меня и очень короткий контакт с Джерменом. Меня вызвали в Челси,
чтобы куда-то отвезти его с семьёй. Он вёл себя очень достойно и
вежливо. Его семья как раз обедала, и мне предложили сандвич – я с
радостью согласился, потому что на моей работе бывает трудно поесть за
целый день. Они все пошли переодеться, а я ждал. Ждал и ждал. Наконец,
часа через два, вышел человек и сказал, что они передумали ехать. «Но
кто-то мог выйти и сказать мне?» «Ну, э-э-э, они про вас забыли».
Ладно, подумал я. Спасибо за сандвич...
На ранчо "Неверленд" засняли призрак Майкла Джексона
Во время прямого эфира известнейшего в США шоу Ларри Кинга было замечено необъяснимое явление. Бригада телевизионщиков вела репортаж с опустевшего ранчо, и несколько секунд этой съемки уже называют самы
ми сенсационными в истории шоу.
Поклонники многократно просмотрели эпизод и считают, что едва уловимая тень в личных покоях певца - не что иное, как призрак Майкла Джексона, пишет «Life.ru».
Сами журналисты, которые снимали тот репортаж, утверждают, что ничего необычного не заметили. Но мировая община поклонников певца переполнена слухами и обсуждает привидение во всех возможных блогах.
«Да, это Майкл Джексон, даже прическа его и силуэт», - пишет один из фанатов. Он бессмертен.
«Это поразительно. Я просмотрел ролик несколько раз. И признаю, что то, что там движется, напоминает Джексона. Я сам не могу поверить, что пишу это. Но это он».
Джексон известен своей любовью к сказкам. А последние годы его жизни и вовсе превратили его в полуживую легенду. В знаменитом и самом любимом ролике певца «Триллер» мертвые восстают из могил. Майкл был мастером мистификаций и, похоже, останется им навсегда.

Поклонники многократно просмотрели эпизод и считают, что едва уловимая тень в личных покоях певца - не что иное, как призрак Майкла Джексона, пишет «Life.ru».
Сами журналисты, которые снимали тот репортаж, утверждают, что ничего необычного не заметили. Но мировая община поклонников певца переполнена слухами и обсуждает привидение во всех возможных блогах.
«Да, это Майкл Джексон, даже прическа его и силуэт», - пишет один из фанатов. Он бессмертен.
«Это поразительно. Я просмотрел ролик несколько раз. И признаю, что то, что там движется, напоминает Джексона. Я сам не могу поверить, что пишу это. Но это он».
Джексон известен своей любовью к сказкам. А последние годы его жизни и вовсе превратили его в полуживую легенду. В знаменитом и самом любимом ролике певца «Триллер» мертвые восстают из могил. Майкл был мастером мистификаций и, похоже, останется им навсегда.
Посмертный тираж дисков Джексона превысил 9 млн копий

Со дня смерти поп-певца Майкла Джексона, который скончался в
Лос-Анджелесе 25 июня, по всему миру было продано более девяти
миллионов экземпляров его пластинок. Об этом сообщает Gigwise со
ссылкой на данные американской прессы. Представители
рекорд-лейбла Sony, который занимается выпуском альбомов Джексона,
отказались комментировать эти цифры, однако опровергать информацию о
количестве проданных записей также не стали.
Спрос на записи "короля поп-музыки" начал расти сразу после
скоропостижной кончины исполнителя. Вскоре он превысил показатели
прошлых лет на десятки и даже сотни процентов. Как отмечает
онлайн-издание, интерес слушателей к творчеству Джексона не утихает –
только за прошедшую неделю спрос на музыку певца увеличился на 37
процентов по сравнению с показателями 14-дневной давности.
За три недели, прошедшие со дня смерти Джексона, только в
Великобритании было продано более 1,5 миллиона альбомов и синглов
исполнителей. По данным Billboard, наибольшим спросом у европейцев
пользуется компиляция "King of Pop", вышедшая летом 2008 года. Именно
этот диск возглавил сводный еврочарт Billboard.
Более того, в первой десятке хит-парада European Top 100 Albums
оказались сразу восемь сольных альбомов Джексона. На втором месте
расположился сборник лучших вещей "короля поп-музыки" "The Essential",
а на третьей позиции разместился легендарный "Thriller". Артистами,
записи которых фигурируют в еврочарте среди пластинок Джексона,
оказались Black Eyed Peas c "The E.N.D" и певица Lady GaGa с "The
Fame".
В США самым продаваемым альбомом Джексона стал "Number Ones" –
именно он оказался на вершине хит-парада Billboard Top Pop Catalog,
учитывающий продажи альбомов, которые вышли в свет не раньше 18 месяцев
назад и вылетевшие из основного чарта. При этом топ-лист, состоящий из
10 позиций, полностью состоит из альбомов Джексона - как сольных, так и
выпущенных вместе с его семейной группой Jackson 5.
После смерти Джексона в США было раскуплено 2,3 миллиона его
пластинок. По данным компании Nielsen SoundScan, показатели продаж
сборника "Number Ones" оказались самыми лучшими, зарегистрированными
организацией со дня ее основания. "Мы никогда не думали, что в мире
музыки может произойти что-то подобное. Но, как видите, единственным
человеком, которому удалось взять штурмом все хит-парады, стал Майкл
Джексон", - заявил редактор Billboard Кейт Колфилд.
При жизни исполнителя вершин чартов достигали пять его пластинок:
"Thriller" (19832 год), "Bad" (1988), "Dangerous" (1991), "HIStory"
(1995) и "Invincible" (2001).
"Лунная Походка" (MOONWALK) - перевод книги Майкла Джексона
Лунная походка (MOONWALK)

«Лунные шаги» Майкла Джексона навсегда останутся классической и
обязательной для чтения книгой для любого его поклонника.
Опубликованная в 1988 году автобиография была написана Майклом по
настоянию его хорошего друга Жаклин Кеннеди Онассис. Это его рассказ о
своей жизни вплоть до 1988, когда он все еще жил в своем доме, на
«Хейвенхерсте» в городе Энсино, Калифорния. Эта прекрасная книга,
написанная в радостных тонах, включает в себя 6 глав и содержит
отличные цветные и черно-белые фотографии. Майкл посвятил ее Фреду
Астеру. Издательство: DoubleDay (division of Bantam Doubleday Dell Publishing Group, Inc., New York, USA)
Год выхода: 1988
ISBN: 0-7493-1338-2
Количество страниц: 283
Доступна на следующих языках: Английский, Японский, Немецкий, Итальянский, Испанский (издатель: Plaza & Janés)
Хочется
прикоснуться к истине и быть в состоянии выразить эту истину через то,
что ты пережил и перечувствовал - будь то радость или горе, - тогда
жизнь твоя приобретет больший смысл и, может быть, тебе удастся тронуть
сердца других. В этом высшее содержание искуства. Ради таких минут
озарения я и живу.
Майкл Джексон
MOONWALK или лунная походка Майкла Джексона
Глава 1. Просто дети с мечтой
Мне
всегда хотелось научиться рассказывать истории, понимаете, истории,
исходящие из моей души. Мне бы хотелось сесть у огня и рассказывать
людям истории - чтобы увлечь их, вызвать у них смех и слезы, чтобы я
мог повести их за собой куда угодно с помощью всего лишь обманчивых
слов. Мне бы хотелось рассказывать им истории, которые волновали бы их
души и преображали их. Меня всегда тянуло к этому. Вы только
вообразите, как должны себя чувствовать великие писатели, зная, что
обладают такой властью. Мне иногда кажется, что и я мог бы так. Эту
способность мне бы хотелось в себе развить. В некотором смысле
сочинение песен требует тех же навыков, создает эмоциональные взлеты и
падения, но рассказ – это набросок. Это ртуть. Очень мало написано книг
об искусстве рассказа, о том, как завладеть слушателями, как собрать
людей всех вместе и позабавить их. Ни тебе костюма, ни грима, вообще
ничего, - просто ты и твой голос, и твоя могучая способность повести их
за собой куда угодно, преобразить их жизнь, хотя бы на несколько минут.
Начиная рассказывать мою историю, хочу повторить то, что я
обычно говорю людям, когда меня спрашивают, как я начинал в группе
«Пятерка Джексонов»: я был таким маленьким, когда мы начинали работать,
что по сути дела ничего не помню. Большинству людей везет: они начинают
свою карьеру достаточно взрослыми, когда они уже отлично понимают, что
делают и зачем. Но со мной, конечно, было не так. Они помнят, как все
происходило, а мне-то было всего пять лет от роду. Когда ты ребенком
вступаешь на подмостки, ты еще слишком мал, чтобы понимать многое из
происходящего вокруг. Большинство решений, затрагивающих твою жизнь,
принимается в твое отсутствие. Итак, вот что я помню. Я помню, что пел
как оглашенный, с огромным удовольствием отплясывал и чересчур
выкладывался для ребенка. Многих деталей я, конечно, вообще не помню.
Помню только, что «Пятерка Джексонов» начала по-настоящему завоевывать
сцену, когда мне было всего лишь восемь или девять лет.
Родился
я в Гэри, штат Индиана, вечером, в конце лета 1958 года - я был седьмым
из девяти детей в нашей семье. Отец мой, Джо Джексон, родился в
Арканзасе и в 1949 году женился на моей матери, Кэтрин Скруз, родом из
Алабамы. На следующий год родилась моя сестра Морин, которой выпала
тяжкая доля быть старшим ребенком. За ней последовали Джеки, Тито,
Джермэйн, Латойя и Марлон. А после меня родились Рэнди и Дженет.
Часть
моих наиболее ранних воспоминаний связана с тем, что отец работал на
сталелитейном заводе. Это была тяжелая, отупляющая работа, и, чтобы
отвлечься, он музицировал. А мать работала в это время в универмаге.
Благодаря отцу, да и потому, что мама любила музыку, она постоянно
звучала у нас в доме. Мой отец и его брат создали группу «Фолконс»
(«Соколы»), которая исполняла у нас Р-и-Би. Отец, как и его брат, играл
на гитаре. Они исполняли знаменитые песни раннего рок-н-ролла и блюзы
Чака Берри, Литла Ричарда, Отиса Роддинга – перечень можете продолжать
сами. Это были поразительные стили, и каждый оказывал свое влияние на
Джо и на нас, хотя в то время мы были слишком малы, чтобы понимать это.
Репетировали «Фолконс» в гостиной нашего дома в Гэри, так что я был
воспитан на Р-и-Би. Нас в семье было девять детей, и у брата моего отца
было восемь, так что все вместе мы составляли громадное семейство.
Музыкой мы занимались на досуге - она сплачивала нас и как бы
удерживала отца в рамках семьи. Эта традиция породила «Пятерку
Джексонов» - позже мы стали «Джексонс» («Джексонами»), - и я благодаря
такой тренировке и музыкальной традиции начал развиваться
самостоятельно и создал свой стиль.
Почти все воспоминания
детства связаны у меня с работой, хотя я любил петь. Меня не заставляли
силой этим заниматься влюбленные в сцену родители, как, например, Джуди
Гарлэнд. Я пел, потому что мне нравилось и потому, что петь для меня
было так же естественно, как дышать. Я пел, потому что меня побуждали к
этому не родители и не родственники, а моя собственная внутренняя жизнь
в мире музыки. Бывало, - и я хочу, чтобы это было ясно, - я возвращался
домой из школы и, едва бросив учебники, мчался в студию. Там я пел до
поздней ночи, собственно, когда мне уже давно пора было спать. Через
улицу от студии «Мотаун» был парк, и, помнится, я смотрел на игравших
там ребят. Я глядел на них и дивился - я просто не мог представить себе
такой свободы, такой беззаботной жизни - и больше всего на свете
хотелось мне быть таким свободным, чтобы можно было выйти на улицу и
вести себя так, как они. Так что в детстве у меня были и грустные
минуты. Но так бывает со всеми детьми, ставшими «звездами». Элизабет
Тэйлор говорила мне, что чувствовала то же самое. Когда ты работаешь
совсем юным, то мир может показаться ужасно несправедливым. Никто не
заставлял меня быть маленьким Майклом-солистом - я сам это выбрал, и я
это любил, - но работа была тяжелая. Когда мы, к примеру, делали записи
для альбома, то отправлялись в студию сразу после школы, и иногда мне
удавалось перекусить, а иногда и нет. Просто не было времени. Я
возвращался домой измученный, в одиннадцать, а то и в двенадцать ночи,
когда уже давно пора было спать.
Так что я в достаточной мере
похож на любого, кто работал в детстве. Я знаю, сколько детям
приходится выносить, и чем они жертвуют. Знаю я, и чему учит такая
жизнь. Моя жизнь научила тому, что чем старше человек становится, тем
все больше требований она к нему предъявляет. Я почему-то чувствую себя
старым. Я, в самом деле, чувствую себя стариком, человеком, который
многое видел и многое испытал. Из-за того, что я столько лет вкалывал,
мне трудно поверить, что мне всего лишь двадцать девять. Я работаю
целых двадцать четыре года. Иногда мне кажется, что я доживаю жизнь,
переваливаю за восемьдесят, и люди похлопывают меня по спине. Вот что
бывает, когда начинаешь таким молодым.
Когда я в первый раз
выступал с моими братьями, нас знали как «Джексонс». Позже мы станем
«Пятеркой Джексонов». А еще позже, когда мы ушли из «Мотауна», снова
стали «Джексонс».
Каждый из моих альбомов или альбомов группы,
с тех пор как мы стали профессионалами и начали записывать собственную
музыку, был посвящен нашей матери, Кэтрин Джексон. В моих ранних
воспоминаниях она держит меня на руках и поет мне «Ты мое солнышко» или
«Хлопковые поля». Она часто пела мне и моим братьям и сестрам. Хотя моя
мама довольно долго жила в Индиане, выросла она в Алабаме, а в этих
краях черные растут под мелодии кантри и вестерн, которые звучат по
радио так же, как спиричуалз звучат в церкви. Она и по сей день любит
слушать Уилли Нельсона. У нее всегда был красивый голос, и я думаю, что
мама – и, конечно, Господь Бог – наделили меня способностью петь.
Мама
играла на пианино и кларнете и учила игре на этих инструментах мою
старшую сестру Латойю. Мама уже с детства знала, что никогда не будет
играть любимую музыку перед другими – и не потому, что у нее не было
таланта или способностей, просто в детстве ее покалечил полиомиелит.
Она поборола болезнь, но не избавилась от хромоты. Ребенком она почти
не ходила в школу, тем не менее, считала, что ей повезло: она
выздоровела в такое время, когда многие умирали от этой болезни. Я
помню, какое она придавала значение тому, чтобы нам сделали прививку
против полиомиелита. Она даже заставила нас однажды пропустить
представление в молодежном клубе – настолько важными считались прививки
в нашей семье.
Мама знала, что полиомиелит послан ей не в
наказание, что это – Господнее испытание, через которое она должна была
пройти, и она привила мне любовь к Нему, которая будет жить во мне
вечно. Мама внушала мне, что мой талант к пению и танцу такой же дар
Божий, как прекрасный закат или метель, оставляющая после себя детям
снег для игры. Хотя мы проводили много временя репетируя или
путешествуя, мама выкраивала время, чтобы отвести меня – как правило,
вместе с Ребби и Латойей – в храм «Свидетели Иеговы».
Через
много лет после того, как мы уехали из Гэри, мы выступали в шоу Эда
Салливэна, эстрадном концерте в прямом эфире, который передавали в
воскресенье вечером и в котором Америка впервые увидела «Битлз», Элвиса
Пресли, а также «Слайд энд Стоун». После концерта мистер Салливэн
поблагодарил и поздравил каждого из нас, но я-то думал о том, что он
сказал мне до концерта. Я болтался за сценой, как мальчишка из рекламы
«Пепси», и натолкнулся на мистера Салливэна. Казалось, он обрадовался,
пожал мне руку и, не выпуская ее, дал мне напутствие. Был 1970 год,
когда среди лучших исполнителей рока были люди, которые губили себя
алкоголем и наркотиками. Старшее, мудрое поколение эстрадников не
хотело терять молодежь, иные уже говорили, что я напоминаю им Фрэнки
Лимона, великого молодого певца 1950-х годов, расставшегося с жизнью
подобным образом. Должно быть, думая об этом, Эд Салливэн и сказал мне
тогда:
- Никогда не забывай, откуда у тебя талант. Твой талант – это дар Божий.
Я
был благодарен ему за доброту, но я не мог бы сказать ему, что мама не
дает мне об этом забыть. Я никогда не болел полиомиелитом – танцору
даже страшно подумать об этом, - но я знаю, что Бог испытывал меня,
моих братьев и сестер по-иному. Семейство было большое, дом крошечный,
денег мало. Едва хватало, чтобы свести концы с концами. Да еще
завистливые мальчишки из нашего квартала, бросавшие камни нам в окна,
когда мы репетировали, злобно кричавшие, что ничего у нас не выйдет.
Когда я думаю о маме и нашем детстве, то могу вам сказать: есть
награды, которые не измерить ни деньгами, ни бурными аплодисментами, ни
призами.
Мама была нам большим помощником. Стоило ей заметить,
что кто-то из нас чем-то увлечен, она всячески развивала наш интерес в
этом направлении. К примеру, когда я заинтересовался кинозвездами, она
стала приносить домой горы книг о знаменитостях. Хотя у нас было девять
детей, она относилась к каждому, как к единственному. И все мы помнима,
какой она была труженицей и помощницей. История эта стара как мир.
Каждый ребенок думает, что его мама самая лучшая в мире, но мы,
Джексоны, всегда это чувствовали. Кэтрин была с нами такая мягкая,
добрая и внимательная, что я и представить себе не могу, каково расти
без материнской любви.
Я знаю: если дети не получают
необходимой любви от родителей, они стараются получить ее у кого-нибудь
другого и прильнут к этому человеку, будь то дедушка или кто угодно. С
нашей мамой нам не нужно было искать кого-то еще. Она давала нам
бесценные уроки. Превыше всего она ценила доброту, любовь и внимание к
людям. Не обижайте людей. Никогда не просите. Никогда не живите за
чужой счет. Все это в нашем доме считалось грехом. Она хотела, чтобы мы
всегда отдавали и не хотела, чтобы мы просили или клянчили. Вот какой
она была.
Я помню один интересный случай. Однажды – это было
еще в Гэри, я был тогда совсем маленький – рано утром какой-то человек
стучался в нашей округе в двери. Он буквально истекал кровью, по следу
можно было определить, где он уже побывал. Никто его не впустил. В
конце концов он добрался до нашей двери и начал колотить по ней. Мама
тут же его впустила. Большинство людей побоялось бы, но не такой была
моя мать. Помню, я проснулся и увидел кровь у нас на полу. Хотелось,
чтобы мы все были больше похожи на маму.
Мои самые ранние
воспоминания об отце: помню, как он возвращается со сталелитейного
завода с пакетом газированных пончиков для нас всех. Аппетит у нас с
братьями был тогда что надо, и пакет в мгновение опустошался. Он водил
нас всех кататься на карусели в парк, но я был слишком маленький и
хорошо это не помню.
Отец для меня всегда был загадкой, он это
знает. Больше всего я жалею, что мы никогда не были с ним по-настоящему
близки. С годами он все глубже уходил в себя и, перестав обсуждать с
нами семейные дела, понял, что ему тяжело с нами общаться. Бывало,
сидим все вместе, а он возьмет и выйдет. Даже сегодня ему трудно
говорить об отношениях между отцом и сыном – слишком неловко он себя
чувствует. И когда я это замечаю, мне тоже становится неловко. Отец нас
всегда оберегал, а это уже немало. Он всегда пытался оградить нас от
обмана. И наилучшим образом заботился о наших интересах. Он, может, и
допустил за все время несколько ошибок, но всегда считал, что поступает
так на благо семьи. И, конечно же, многое из того, чего мы с помощью
отца достигли, было уникально и прекрасно, в особенности, если взять
наши связи с компаниями и людьми, работающими в шоу-бизнесе. Я бы
сказал, что мы были среди тех немногих счастливчиков, которые,
повзрослев, вступили в шоу-бизнес не с пустыми руками: у нас были
деньги, недвижимость, различные капиталовложения. Обо всем позаботился
отец. Он заботился о своей и нашей выгоде. Я по сей день благодарен ему
за то, что он не пытался отобрать у нас все деньги, как это делали
многие родители маленьких «звезд». Вы только представьте себе:
обворовывать собственных детей! Отец ничего такого не делал. Но я до
сих пор не знаю его, и это грустно, особенно, когда сын жаждет понять
своего отца. Он до сих пор загадка для меня и может навсегда ею
останется.
То, что отец помог мне обрести, не было дано от
Бога, хотя Библия и гласит: что посеял, то и пожнешь. Как-то в минуты
откровенности отец сказал это иначе, но смысл был именно такой: у тебя
может быть величайший в мире талант, но если не будешь готовиться и
работать по плану, все пойдет прахом.
Джо Джексон любил пение
и музыку не меньше, чем мама, но он также знал, что за пределами
Джексон-стрит лежит большой мир. Я был слишком мал, чтобы помнить
членов его группы «Фолконс», хотя они приходили к нам домой по выходным
репетировать. Музыка уносила их в иной мир, и они забывали о работе на
сталелитейном Заводе, где отец был крановщиком. «Фолконс» играли по
всему городу, а также выступали в клубах и колледжах северной Индианы и
Чикаго. Перед началом репетиции у нас дома отец вынимал из чулана
гитару и подключал к усилителю, который держал в подвале. Все
настраивались, и начиналась музыка. Он всю жизнь любил Ритм-и-Блюз, и
гитара была его гордостью и утехой. Чулан, где хранилась гитара,
считался чуть ли не святыней. Нечего и говорить, что мы, дети, туда не
допускались. Папа не водил нас в церковь, но и мама, и папа знали, что
музыка может уберечь нашу семью в неспокойном квартале, где банды
вербовали ребят в возрасте моих братьев. Трем старшим братьям всегда
давали возможность побыть рядом, когда к нам приходили «Фолконс». Папа
давал понять, что разрешение послушать – это награда для них. На самом
деле ему хотелось, чтобы они не отлучались из дома.
Тито
наблюдал за происходящим с величайшим интересом. В школе он брал уроки
саксофона, но уже видел, что достаточно подрос и длина пальцев
позволяет ему перебирать струны гитары, как делал его отец. Похоже,
было, что он научится, потому что Тито был очень похож на отца, и мы
все считали, что он должен унаследовать таланты отца. По мере того, как
он взрослел, они до того становились, похожи, что было даже не по себе.
Должно быть, отец заметил рвение Тито и установил правило для всех моих
братьев: никто не должен прикасаться к гитаре, когда его нет дома.
Точка.
Поэтому Джеки, Тито и Джермейн внимательно следили за
тем, чтобы мама не покидала кухни на то время, пока они «одалживали»
гитару. Они старались не шуметь, извлекая ее. Затем они возвращались в
нашу комнату, включали радио или маленький портативный проигрыватель,
чтобы было чему подыграть. Тито садился на кровать и, прижав гитару к
животу, держал прямо. Они играли с Джеки и Джермейном по очереди –
сначала попробуют гаммы, которым их учили в школе, попытаются подобрать
«Зеленый луг» – мелодию, услышанную по радио.
К этому времени
я был уже достаточно большой – пробирался в комнату и смотрел, как они
играют, дав обещание не проговориться. Однажды мама все же их
застукала, и мы все страшно перепугались. Она отругала ребят, но
пообещала не говорить отцу, если мы будем вести себя осторожно. Она
понимала, что гитара удерживала мальчишек от общения со шпаной и от
драк, так что она не собиралась отнимать у них то, что позволяло
держать их дома.
Естественно, что-то должно было рано или
поздно случиться, и вот лопнула струна. Братья были в панике. Времени
на то, чтобы натянуть ее до возвращения отца, не было, вдобавок, никто
из нас не знал, как это делается. Братья так и не решили, как быть, а
потому положили гитару обратно в чулан, горячо надеясь, что отец решит,
будто она сама порвалась. Отец, конечно, на это не клюнул и был вне
себя от ярости. Сестры посоветовали мне не вмешиваться и затаиться. Я
слышал, как заплакал Тито, когда отец все обнаружил, и я, естественно,
пошел посмотреть. Тито лежал на кровати и плакал, когда отец вошел в
комнату и жестом велел ему встать. Тито перепугался, а отец просто
стоял, держа в руках свою любимую гитару. Глядя на Тито тяжелым,
пронизывающим взглядом, он произнес:
– Ну-ка, покажи, что ты можешь.
Мой
брат собрался с духом и взял несколько аккордов, которым сам научился.
Когда отец увидел, как хорошо играет Тито, ему стало ясно, что Тито
практиковался игре на гитаре. Он понял, что для Тито, да и для всех нас
его любимая гитара вовсе не была игрушкой. Он прозрел: то, что
произошло, вовсе не было случайностью. В этот момент вошла мама и
принялась восторгаться нашими музыкальными способностями. Она сказала
отцу, что у нас есть талант и ему стоит нас послушать. Она продолжала
напоминать ему об этом, и вот однажды он стал нас слушать и ему
понравилось, что он услышал. Тито, Джеки и Джермейн начали всерьез
репетировать. Через два года, когда мне было около пяти, мама сказала
отцу, что я хорошо пою и могу играть на бонгах. Так я стал членом
группы.
Примерно тогда отец решил, что дело с музыкой в его семье обстоит серьезно.
Постепенно
он начал все меньше времени проводить с «Фолконс» и все больше с нами.
Мы просто собирались вместе, а он давал нам советы и учил технике игры
на гитаре. Марлон и я были еще недостаточно взрослыми, чтобы играть, но
мы наблюдали, как отец репетировал с остальными, и наблюдая, учились.
Нам по-прежнему запрещалось трогать гитару в отсутствие отца, но братья
обожали играть на ней, когда им разрешалось. В доме на Джексон-стрит
стены дрожали от музыки. Мама с папой платили за музыкальные уроки
Ребби и Джеки, когда те были маленькими, так что у них хорошая
подготовка. Остальные занимались музыкой в школе и играли в школьных
оркестрах Гэри, но энергия в нас била через край – нам все время
хотелось играть.
«Фолконс» все еще зарабатывали деньги, хотя
они выступали все реже, и без этих дополнительных средств нам пришлось
бы худо. Денег этих было достаточно, чтобы прокормить все
увеличивающееся семейство, но недостаточно, чтобы мы могли покупать
что-либо, кроме самого необходимого. Мама работала на полставки в
универмаге «Сирс», отец по-прежнему работал на сталелитейном заводе, и
никто не голодал, но я думаю, оглядываясь назад, что мы чувствовали
себя тогда как бы в тупике.
Однажды папа не пришел вовремя
домой, и мама начала волноваться. К тому времени, когда он явился, она
была готова устроить ему хорошую головомойку. Мы были не прочь
понаблюдать: было интересно, сумеет ли он вывернуться. Но когда отец
просунул голову в дверь, лицо у него было лукавое, и он что-то прятал
за спиной. Мы были потрясены, когда он нам показал сверкающую гитару,
немного меньше той, что была в чулане. Мы подумали, что, значит, мы
получим старую. Но папа сказал, что новая гитара предназначается Тито,
чтобы тот давал ее каждому, кто захочет попрактиковаться. Нам не
разрешалось брать ее в школу и хвастаться. Это был серьезный подарок, и
этот день запомнился в семье Джексонов.
Мама радовалась за
нас, но она знала своего мужа. Уж она-то знала, какие грандиозные планы
и намерения были у него в отношении нас. Он разговаривал с нею ночью,
после того как мы, дети, засыпали. Он лелеял мечты, эти мечты не
ограничивались одной гитарой. Довольно скоро нам пришлось иметь дело не
просто с инструментами, но с оборудованием. Джермейн получил бас-гитару
и усилитель. Джеки – маракасы. Наша спальня и гостиная стали смахивать
на музыкальный магазин. Иногда я слышал, как ссорились мама с папой,
когда вставал вопрос о деньгах, так как все эти инструменты и
инструменты вынуждали нас экономить на том немногом, что мы имели
каждую неделю. Папе все же удавалось переубеждать маму, и он не
просчитался.
У нас были дома даже микрофоны. В то время это
действительно была роскошь, в особенности для женщины, пытавшейся
растянуть жалкие гроши, но я понимаю, что появление микрофонов в нашем
доме объяснялось не просто стремлением не отставать от «Джонсов» или
еще кого-нибудь в наших вечерних любительских состязаниях. Они нужны
были для работы. Я видел людей на конкурсах талантов, возможно,
прекрасно звучавших дома, но тушевавшихся, как только они оказывались
перед микрофоном. Другие начинали истошно орать, словно желая доказать,
что не нуждаются в микрофонах. У них не было нашего преимущества,
преимущества, которое дает только опыт. Я думаю, кое-кто, наверно, нам
завидовал, так как раньше умение владеть микрофоном давало нам
преимущество. Если это и правда, то завидовать нам было нечего: мы ведь
стольким жертвовали – свободным временем, школьной жизнью и друзьями. У
нас начало хорошо получаться, но работали мы, как люди вдвое старше
нашего возраста.
Пока я наблюдал за игрой моих старших
братьев, включая Марлона, игравшего на барабанах бонго, папа привел
пару мальчишек – одного звали Джонни Джексон, а другого Рэнди Рэнсиер –
и посадил их за ударные инструменты и фисгармонию.
«Мотаун»
позже будет утверждать, что это были наши двоюродные братья, но сделано
это исключительно для рекламы: чтобы изобразить нас одной большой
семьей. Мы стали настоящей группой. Я, словно губка, впитывал в себя
все, что только мог, наблюдая за каждым. Я был весь внимание, когда мои
братья репетировали или играли на благотворительных концертах или в
торговых центрах. Больше всего я любил наблюдать за Джермейном, потому
что он в ту пору был певцом и был моим старшим братом. Марлона, как
старшего, я не воспринимал: слишком маленькая разница была у нас в
возрасте. В детский сад меня водил Джермейн, и его одежду донашивал я.
Если он что-то делал, я старался ему подражать. Когда у меня хорошо
получалось, это вызывало улыбку у папы и у братьев, а когда я начал
петь, они стали слушать. Я тогда пел дискантом – просто воспроизводил
звуки. Я был настолько мал, что не знал значения большинства слов, но
чем больше я пел, тем лучше у меня получалось.
Танцевать я
всегда умел. Я наблюдал за движениями Марлона – Джермейну-то было не до
танцев: ему приходилось держать большую бас-гитару. А за Марлоном я мог
поспевать, ведь он был только на год старше меня. Довольно скоро я уже
пел почти весь репертуар у нас дома и готовился вместе с братьями
выступать на публике. Во время репетиций нам становились, ясны наши
сильные и слабые стороны, и, естественно, происходила смена ролей.
Наш
домик в Гэри был небольшим – по сути дела, три комнаты, - но в то время
он казался мне гораздо больше. Когда ты совсем маленький, весь мир
представляется таким огромным, что небольшая комнатка кажется в четыре
раза больше, чем она есть. Когда спустя несколько лет мы вернулись в
Гэри, мы все были поражены, насколько крохотным был наш домик. Мне-то
он помнился большим, а в действительности – сделай пять шагов от
входной двери и выйдешь в противоположную дверь. На самом деле он был
не больше гаража, но, когда мы там жили, нам, детям, он казался
отличным. Настолько иначе видятся вещи, когда ты маленький.
У
меня сохранились очень расплывчатые воспоминания о школе в Гэри. Я
смутно помню, как меня привели в школу в первый день после детского
сада, зато отчетливо помню, как я ненавидел ее. Естественно, я не
хотел, чтобы мама оставляла меня там, не хотел там находиться.
Через
какое-то время я привык, как все дети, и полюбил своих учителей, в
особенности женщин. Все они были такие милые и просто обожали меня.
Учителя были просто замечательные: когда я переходил в следующий класс,
они плакали и обнимали меня, говорили, как им жаль, что я от них ухожу.
Я до того любил своих учителей, что воровал у мамы украшения и дарил
им. Они были очень тронуты, но, в конце концов, мама узнала об этом и
положила конец моей щедрости. Мое желание как-то отблагодарить их за
то, что я от них получал, доказывает, как я любил их и школу.
Однажды
в первом классе я участвовал в концерте, который показывали всей школе.
Каждый ученик должен был что-то приготовить. Вернувшись, домой, я
посоветовался с родителями. Мы решили, что мне надо одеть черные брюки
с белой рубашкой и спеть «Взберусь на любую гору» из «Звуков музыки».
Реакция слушателей, когда я закончил петь, потрясла меня. Зал
разразился аплодисментами, люди улыбались, некоторые встали. Учителя
плакали. Я просто глазам своим не мог поверить. Я подарил им всем
счастье. Это было такое замечательное чувство. Но при этом я был
немного смущен: я же ничего особенного не сделал. Просто спел, как
каждый вечер пел дома. Дело в том, что, когда выступаешь на сцене, не
осознаешь, как ты звучишь или что у тебя получается. Просто открываешь
рот и поешь.
Вскоре папа начал готовить нас к конкурсам
талантов. Он оказался прекрасным наставником и потратил немало времени
и денег на нашу подготовку. Талант человеку дает Бог, а отец учил нас,
как его развивать. Кроме того, у нас, я думаю, был врожденный дар к
выступлению на эстраде. Нам нравилось выступать, и мы все в это
вкладывали. Отец сидел с нами каждый день после школы и репетировал. Мы
выступали перед ним, и он давал нам советы. Кто оплошает, получал
иногда ремнем, а иногда и розгой. Отец был с нами очень строг,
по-настоящему строг. Марлону всегда доставалось. А меня наказывали за
то, что происходило, как правило, вне репетиций. Папа так меня злил и
делал так больно, что я пытался дать ему в ответ, и получал еще больше.
Я снимал ботинок и швырял в него или просто начинал молотить его
кулаками. Вот почему мне доставалось больше, чем всем моим братьям
вместе взятым. Я никогда отцу не спускал, и он готов был меня убить,
разорвать на части. Мама рассказывала, что я отбивался, даже когда был
совсем маленьким, но я этого не помню. Помню только, как нырял под стол
и убегал от него, а это его еще больше злило. У нас были очень бурные
отношения.
Так или иначе, большую часть времени мы репетировали.
Репетировали постоянно. Иногда поздно вечером у нас выпадало время
поиграть в игры или с игрушками. Случалось, играли в прятки или прыгали
через веревочку, но и только. Большую часть времени мы трудились. Я
хорошо помню, как мы неслись с братьями домой, чтобы успеть к приходу
отца, потому что туго нам пришлось бы, не будь мы готовы начать
репетицию вовремя.
Во всем этом нам очень помогала мама. Она
была первой, кто открыл наш талант, и она продолжала помогать нам его
реализовывать. Едва ли мы смогли бы достичь того, чего мы достигли, без
ее любви и доброжелательности. Она беспокоилась за нас: мы ведь
находились в таком напряжении, постольку часов репетировали, но хотели
показать все, на что способны, и действительно любили музыку.
Музыку
ценили в Гэри. У нас были собственные радиостанции и ночные клубы, и не
было недостатка в людях, желавших в них выступать. Проведя с нами в
субботу днем репетицию, папа отправлялся посмотреть местное музыкальное
шоу или даже ездил в Чикаго на чье-нибудь выступление. Он постоянно
старался выискать что-то, что могло бы нам помочь. Вернувшись, домой,
он рассказывал нам, что видел и кто как выступал. Он был в курсе всех
новинок, будь то в местном театре, проводившем конкурсы, в которых мы
могли бы участвовать, или в «Кавалькаде Звезд» с участием знаменитых
актеров, чьи костюмы и движения мы могли бы перенять. Иногда я не видел
папу до воскресенья, пока не возвращался из церкви, но как только я
вбегал в дом, он начинал мне рассказывать о том, что видел накануне. Он
убеждал меня, что я смогу танцевать на одной ноге, как Джеймс Браун,
стоит только попробовать. Вот так получалось со мной: прямиком из
церкви – на эстраду.
Мы начинали получать награды за наши
представления, когда мне было шесть лет. Каждый из нас теперь знал свое
место: я выступал вторым слева, лицом к публике, Джермейн с краю от
меня и Джеки справа. Тито со своей гитарой стоял на правом краю, рядом
с ним – Марлон. Джеки вырос и возвышался надо мной и Марлоном. Так мы
выступали на одном конкурсе за другим и получалось неплохо. Другие
группы ссорились между собой и распадались, мы же выступали все более
слаженно и набирались опыта. Жители Гэри, ходившие регулярно на
конкурсы талантов, стали нас узнавать, поэтому мы старались превзойти
себя и удивить их. Нам не хотелось, чтобы они скучали на нашем
представлении. Мы знали: все новое всегда к лучшему, это помогает
расти, поэтому мы не боялись новых элементов в нашем исполнении.
Победа
на любительском вечере или конкурсе талантов с десятиминутной
программой, состоящей из двух песен, требует затраты такого же
количества энергии, что и полуторачасовой концерт. Я убежден: это
потому, что нет места для ошибок, поскольку выкладываешься так, что за
одну-две песни тебя поистине сжигает изнутри – куда больше, чем когда
ты неспешно исполняешь двенадцать или пятнадцать песен подряд. Эти
конкурсы талантов были нашим профессиональным образованием. Иногда мы
приезжали за сотни миль, чтобы спеть пару песен, и очень надеялись, что
толпа не отвергнет нас, потому что мы не местные. Мы состязались с
людьми разного возраста и умения – от профессиональный групп и актеров
до певцов и танцоров, как мы. Нам нужно было завладеть вниманием зала и
удержать его. Ничто не предоставлялось случаю – ни костюмы, ни обувь,
ни прически. Все должно быть, как задумал папа. Мы действительно
выглядели поразительно профессионально. После такого планирования, если
мы исполняли песни как на репетиции, награда сама шла к нам в руки. Так
было, даже когда мы выступали в Уоллес-Хай – той части города, где были
свои музыканты и своя клика. Мы бросали им вызов на их собственной
территории. Само собой, у местных музыкантов всегда были свои
поклонники, так что, когда мы покидали свои края и приезжали в чужие,
бывало очень тяжело. Когда конферансье поднимал над нами руки,
«призывая» к аплодисментам, нам хотелось, чтобы публика понимала: мы
выложились больше всех остальных.
Все мы – и Джермейн, и Тито,
- когда играли, находились под огромным давлением. Наш менеджер был из
той породы людей, которые любят напоминать: Джеймс Браун штрафовал
музыкантов из своих «Знаменитых языков пламени», если кто-то опаздывал
со вступлением или фальшивил во время представления. Будучи солистом, я
чувствовал, что в большей мере, чем остальные, не могу позволить себе
«отдохнуть вечерок». Помнится, я был на сцене вечером после того, как
целый день пролежал больной в постели. В ту пору мне еще трудно было
собраться с силами, и тем не менее я знал, что мы с братьями должны все
делать безупречно – разбуди меня ночью, и я исполню всю программу.
Когда я себя так чувствовал, я все время напоминал себе, что нельзя
искать в толпе кого-нибудь знакомого или смотреть на конферансье, так
как это может отвлечь. Мы исполняли песни, которые люди слышали по
радио или те, которые, как считал отец, уже стали классикой. Если ты
сбивался, то моментально это слышал, потому что любители музыки знали
эти песни и знали, как они должны звучать. Если же у тебя возникало
желание изменить аранжировку, она должна была звучать лучше оригинала.
Мы
получили первое место на общегородском конкурсе талантов, когда мне
было восемь лет. Мы исполняли нашу версию песни «Девочка моя». Конкурс
проходил в нескольких кварталах от нас, на Рузвельт-Хай. С того
момента, как Джермейн взял первые ноты на бас-гитаре, а Тито – первые
аккорды на гитаре и до того, как мы исполнили припев впятером, весь зал
стоя слушал всю песню. Джермейн и я пели по очереди куплеты, а в это
время Марлон и Тито волчком вертелись по сцене. Чудесное это было
чувство, когда мы передавали из рук в руки приз, самый большой из тех,
что мы до сих пор получали. В конце концов, мы водрузили его на
переднее сиденье машины, как ребенка, и поехали домой, а папа
приговаривал:
– Если будете выступать так, как выступали сегодня, им просто придется вручать вам призы.
Так мы стали чемпионами города Гэри.
Нашей
следующей целью было завоевать Чикаго, потому что там была постоянная
работа и лучшая устная реклама в округе. Мы со всем усердием начали
планировать нашу стратегию. Группа отца играла в тональности чикагских
групп «Мадди Уотерз» и «Хоулинг Вулф», но отец, мысливший достаточно
широко, понимал, что не менее привлекательны и более звучные протяжные
мелодии, нравившиеся нам, детям. Нам повезло, потому что многие люди
его возраста не были так прогрессивны. В самом деле, мы знали
музыкантов, считавших, что тональность шестидесятых – не для людей их
возраста, но к папе это не относилось. Он умел распознать хорошее пение
– даже рассказывал нам, что видел известную группу «Спэниелс» из Гэри,
когда они уже стали «звездами», хотя и были не намного старше нас.
Когда Смоуки Робинсон из «Мираклз» пел такие песни, как «След моих
слез» или «У-у-у, крошка, крошка», он слушал с не меньшим вниманием,
чем мы.
В шестидесятых Чикаго в музыкальном отношении еще не
был отброшен назад. Такие великолепные исполнители, как Кэртис мейфилд,
Джерри Батлер, Мейджер Лэнс и Тайрон Дэвис выступали с группой
«Импрешнс» по всему городу в тех же местах, что и мы. Тогда отец стал
уже нашим постоянным менеджером, работая лишь полсмены на заводе. У
мамы были кое-какие сомнения по поводу разумности подобного решения. Не
потому, что она думала, будто у нас не получается – просто она не знала
никого, кто бы проводил большую часть времени, пытаясь пристроить своих
детей в музыкальный бизнес. Еще меньше ей понравилось, когда папа
рассказал, что устроил нам постоянный контракт на выступление в ночном
заведении Гэри «У мистера Лакки». Нам приходилось проводить выходные в
Чикаго и в других местах, где мы пытались выиграть на все возраставшем
числе любительских конкурсов, а поездки эти обходились не дешево,
поэтому работа «У мистера Лакки» пришлась очень кстати. Мама удивлялась
тому, как нас принимали, и очень радовалась наградам и вниманию
публики, но очень за нас волновалась. За меня она волновалась, потому
что я был самый младший.
– Ну и жизнь для девятилетнего мальчика! – восклицала она, пристально глядя на моего отца.
Я
не знаю, чего ожидали мы с братьями, но публика в ночном клубе была
совсем другая, чем на Рузвельт-Хай. Мы играли, чередуясь со скверными
комедиантами, таперами и девицами, демонстрировавшими стриптиз.
Учитывая воспитание, полученное мною в церкви «Свидетели Иеговы», мама
волновалась, зная, что я болтаюсь среди неподходящих людей и познаю
вещи, с которыми мне было бы лучше познакомиться позже. Ей не стоило
волноваться. Сам вид некоторых из исполнительниц стриптиза никак не мог
совратить меня и ввергнуть в беду – во всяком случае, не в девять лет!
Это был ужасный образ жизни, и тем не менее он преисполнял всех нас
решимостью стремиться вверх, чтобы как можно дальше уйти от этой жизни.
«У мистера Лакки» мы впервые выступали с целой программой – по
пять номеров за вечер шесть раз в неделю. И если папе удавалось что-то
организовать для нас вне города на седьмой вечер, он это делал. Мы
старались изо всех сил, и посетители бара относились к нам неплохо. Им
нравились и Джеймс Браун, и Сэм, и Дэйв так же, как мы. Вдобавок мы
были чем-то вроде бесплатного приложения к выпивке и веселью. Они
радовались и не жалели аплодисментов. Во время одного номера мы даже
веселились вместе с ними. Это была песенка Джо Текса «Тощие ноги и все
остальное». Мы начинали петь, и где-то в середине я выходил в зал, и,
ползая под столами, задирал женщинам юбки. Посетители бросали мне
деньги, когда я пробегал мимо, а я, пританцовывая, подбирал все доллары
и мелочь, рассыпавшиеся по полу, и запихивал в карманы куртки.
В
общем, то я не волновался, когда мы начали играть в клубах, поскольку у
меня был большой опыт общения с публикой на конкурсах талантов. Я
всегда был готов выйти на сцену и выступать, понимаете, просто делать
что-то – петь, танцевать, веселиться.
Мы работали в нескольких
клубах, где исполнялся стриптиз. В одном из таких заведений Чикаго я
обычно стоял за кулисами и наблюдал за некоей женщиной по имени Мэри
Роуз. Мне, должно быть, было тогда лет девять или десять. Женщина
снимала с себя одежду, затем белье и бросала все это в зал. Мужчины
подбирали ее вещички, нюхали и начинали орать. Мы с братьями наблюдали
это, впитывая в себя, и папа ничего не имел против. Мы многому
научились тогда за время работы. В одном заведении была проделана
дырочка в стене гримерной, за которой был женский туалет. Через эту
дырочку можно было подглядывать, и я там видел такое, чего никогда не
забуду. Ребята в той программе были такие заводные, что постоянно
буравили дырочки в стенах женских туалетов. Мы с братьями дрались за
то, кому смотреть в дырочку.
– А ну подвинься, моя очередь!
И
отпихивали друг друга, чтобы освободить для себя место. Позже, когда мы
работали в театре «Апполо» в Нью-Йорке, я видел такое, что у меня чуть
крыша не поехала, - я не представлял себе, что такое возможно. Я уже
видел немало исполнительниц стриптиза, но в тот вечер выступала девица
с потрясающими ресницами и длинными волосами. Выступала она здорово и
вдруг в самом конце сдернула парик, достала из лифчика два апельсина и
обнаружилось, что под гримом скрывался парень с грубым лицом. Я глазам
своим поверить не мог. Я ведь был еще совсем ребенком, и представить
себе такое не мог. Но я выглянул в зрительный зал и понял, что им это
нравилось, они бурно аплодировали и кричали. А я, маленький мальчик,
стоял в кулисах и наблюдал за этим безумием. Как я уже говорил, я
все-таки получил в детстве кое-какое образование. Получше, чем удается
большинству. Возможно, это позволило мне в зрелом возрасте заняться
другими сторонами моей жизни.
Однажды, вскоре после наших
успешных выступлений в ночных клубах Чикаго, папа принес домой кассету
с песнями, которых мы раньше не слышали. Мы привыкли исполнять
популярные шлягеры, которые звучали по радио, и поэтому недоумевали,
зачем папа снова и снова проигрывает эти песни – их пел какой-то
парень, причем не очень хорошо, под аккомпанемент гитары. Папа сказал,
что на кассете записан не певец, а автор песен, владеющий студией
звукозаписи в Гэри. Звали его мистер Кейс, и он дал нам неделю на то,
чтобы разучить его песни, а тогда уж он будет судить, можно ли записать
их на пластинку. Естественно, мы были в восторге. Нам хотелось иметь
свою пластинку – любую пластинку, какую угодно.
Мы стали
работать исключительно над звуком, забросив танцы, которыми мы обычно
сопровождали новую песню. Разучивать песню, совсем неизвестную, было не
очень-то интересно, но к тому времени мы уже стали профессионалами и,
скрыв разочарование, старались вовсю. Когда мы были готовы и
почувствовали, что сделали все, что могли, папа записал нас на кассету
– правда, после нескольких фальстартов. Через день или два, в течение
которых мы гадали, понравилась ли мистеру Кейсу записанная нами
кассета, папа вдруг принес еще несколько его песен, которые мы должны
были изучить для первой записи.
Мистер Кейс, как и папа, был
заводским рабочим, любившим музыку, только его больше интересовала
запись и деловая сторона. На эмблеме его студии значилось: «Стилтаун».
Оглядываясь назад, я понимаю, что мистер Кейс волновался не меньше
нашего. Его студия находилась в центре города, куда мы и отправились
одним субботним утром до начала «Приключений трясогузки», которая был в
то время моей любимой передачей. Мистер Кейс встретил нас у входа в
студию и отпер дверь. Он показал нам небольшую стеклянную кабину с
разнообразным оборудованием и объяснил, что для чего нужно. Было
похоже, что нам не придется больше пользоваться магнитофонами, - по
крайней мере, в этой студии. Я надел какие-то большие металлические
наушники, доходившие мне до половины шеи, и постарался сделать вид,
будто я готов.
Пока братишки соображали, куда подключить
инструменты и куда встать, подъехали хористы и духовики. Сначала я
решил, что они будут записываться после нас. Мы были приятно удивлены и
обрадованы, узнав, что они приехали записываться с нами. Мы посмотрели
на папу, но в его лице ничего не изменилось. Скорее всего, он знал об
этом и не возражал. Люди уже тогда знали, что папа не любит сюрпризов.
Нам велели слушать мистера Кейса – он скажет нам, что делать, пока мы
будем в кабине. Если мы будем делать все, как он велит, пластинка сама
запишется.
Через два-три часа мы записали первую песню мистера
Кейса. Некоторые из хористов и духовиков тоже никогда прежде не
записывали пластинок, и им нелегко пришлось – вдобавок их руководитель
не требовал совершенства, поэтому они не привыкли, как мы, по несколько
раз переделывать все заново. В такие моменты мы понимали, сколько папа
вложил усилий, чтобы сделать из нас законченных профессионалов. Мы
потратили на запись несколько суббот, оставляя для потомства разученную
за неделю песню, и каждый раз унося с собой от мистера Кейса новую
пленку. В одну из суббот папа даже захватил с собой гитару, чтобы
выступить вместе с нами. Это был первый и последний раз, когда он с
нами записывался. Когда пластинка была готова, мистер Кейс дал нам
несколько экземпляров, чтобы мы могли продавать их между номерами и
после выступлений. Мы знали, что серьезные люди так не поступают, но
надо было когда-то начинать, а в то время иметь пластинку с названием
твоей группы кое-что значило. Мы считали, что нам очень повезло.
Первая
сорокапятка фирмы «Стилтаун» – «Большой мальчик» – была записана с
хватающей за душу бас гитарой. Это была милая песенка о пареньке,
мечтавшем влюбиться. Конечно, для полноты картины вы должны представить
себе, что исполнял ее девятилетний тощий мальчишка. В тесте говорилось,
что не желаю я больше слушать сказки, но, по правде говоря, слишком я
был еще мал, чтобы уловить подлинный смысл большей части слов в тех
песнях. Я просто пел то, что мне давали.
Когда эту пластинку с
партией бас гитары начали крутить по радио в Гэри, мы стали
знаменитостями в квартале. Никому не верилось, что у нас своя
пластинка. Мы сами с трудом этому верили.
После этой первой
пластинки, выпущенной «Стилтауном», мы нацелились на все крупные
конкурсы талантов в Чикаго. Как правило, другие исполнители с опаской
смотрели на меня, поскольку я был такой маленький, а в особенности те,
кто выступал после нас. Как-то раз Джеки вдруг захохотал до колик,
словно кто-то рассказал ему необычайно смешную шутку. Это было дурным
знаком перед выступлением, и я увидел, что папа заволновался, как бы
Джеки не сорвался на сцене. Папа подошел к нему, чтобы обменяться
словом, но Джеки шепнул ему что-то на ухо, и папа так и согнулся
пополам от смеха. Мне тоже захотелось узнать, в чем дело. Папа с
гордостью сообщил, что Джеки услышал разговор двух ведущих
исполнителей. Один из них сказал:
— Ну, уж не допустим, чтобы эта «Пятерка Джексонов» с их карликом обставила нас сегодня.
Сначала
я расстроился — это меня задело. Какие подлые твари. Не виноват же я в
том, что я — самый маленький, но остальные братья тоже захохотали. Папа
объяснил, что они не надо мной смеются. Он сказал, я должен гордиться —
та группа говорит гадости, потому что думает: я взрослый, только
изображаю ребенка, как в «Волшебнике из страны Оз» . Папа сказал, что
если эти крутые ребята говорят, как дворовые мальчишки, немало
досаждавшие нам в Гэри, значит, Чикаго у наших ног.
Правда, нам
для этого еще надо было немало потрудиться. После того как мы поиграли
в неплохих чикагских клубах, папа подписал контракт на наше выступление
на конкурсе любительских групп в городском театре «Ройял». Он ходил
слушать Б.Б. Кинга в «Ригал» в тот вечер, когда тот записывал свой
знаменитый «живой» альбом. Когда несколько лет назад папа подарил Тито
крутую красную гитару, мы принялись над ним подтрунивать — чьим именем
он ее назовет, подобно ББ. Кингу, который называл свою гитару
«Лгосиль».
Мы побеждали в том конкурсе три недели подряд,
каждую неделю исполняя новую песню, чтобы поддерживать интерес у
постоянной публики. Некоторые музыканты жаловались, говорили, что мы
слишком жадные — не хотим пропустить ни одного вечера, но сами
стремились к тому же. Было такое правило: если ты три раза подряд
побеждаешь на конкурсе любителей, тебя приглашают на платный концерт с
тысячной аудиторией, — это не сравнишь с несколькими десятками человек,
перед которыми мы играли в барах. Нам досталась такая возможность.
Концерт открывали Глэдис Найт и «Пипсы» совершенно новой песней «Слух
до меня дошел»... Вечер был потрясный.
После Чикаго был еще один
большой конкурс любительских групп, который, по нашему убеждению, мы
обязаны были выиграть, — он проходил в нью-йоркском театре «Аполло». В
Чикаго многие считают, что победить в «Аполло» — просто приятно и
только, но папа видел в этом нечто большее. Он знал, что в Нью-Йорке
выступают таланты высокого класса, и он знал также, что там больше
людей, связанных со звукозаписью, и профессиональных музыкантов. Если у
нас получится в Нью-Йорке, то у нас получится где угодно. Вот что
означало для нас победить в «Аполло».
Чикаго послало в
Нью-Йорк своего рода отчет о наших выступлениях, и такова была наша
репутация, что в «Аполло» нас поставили в финальную часть программы под
названием «Самые лучшие», хотя мы не участвовали ни в одном
предварительном конкурсе. К этому времени Глэдис Найт уже приглашала
нас в «Мотаун», как и Бобби Тэйлор, один из «Ванкувера», с которым
подружился отец. Отец сказал им обоим, что мы были бы счастливы
прислушаться в «Мотауне», но не сейчас.
Мы приехали на Сто
двадцать пятую улицу, где находился театр «Аполло», достаточно рано,
так что могли совершить по нему экскурсию. Мы обошли весь театр,
рассматривая фотографии выступивших там «звезд», как черных, так и
белых. Под конец директор-распорядитель провел нас в гримёрную, но к
этому времени я уже успел отыскать фотографии всех моих кумиров.
Пока
мы с братьями играли обязательные для новичков «промежуточные звенья»
между выступлениями других исполнителей, я внимательно наблюдал за
«звездами», стремясь как можно больше почерпнуть у них. Я следил за их
ногами, за тем, как они держат руки, берут микрофон, пытаясь понять,
как они это делают и почему именно так. Понаблюдав из-за кулис за
Джеймсом Брауном, я запомнил каждый его шаг, каждый хрип, каждый
прокрут и поворот. Должен сказать, он доводил себя до полного
изнурения, до физического и морального истощения.
Казалось, из
каждой его поры вырывается огонь. Физически чувствовалось, как на его
лице проступает пот. Никогда я не видел, чтобы кто-либо выступал так,
как он. Когда я наблюдал за кем-то, кто мне нравился, я сам становился
им. Джеймс Браун, Джеки Уилсон, Сэм и Дэйв, О'Джейсы — все они
выкладывались для зрителя. Пожалуй, наблюдая за Джеки Уилсоном, я
набирался от него больше, чем от кого-либо другого. Все это было очень
важной частью моего образования.
Мы стояли за сценой, за
кулисами, и наблюдали за каждым, кто уходил со сцены после выступления,
— все они были мокрые от пота. Я просто стоял в сторонке в
благоговейном трепете и смотрел, как они проходили мимо. И на всех были
такие красивые лакированные туфли. Помню, как я мечтал иметь такие
лакированные туфли. И как огорчался из-за того, что их не делали для
детей. Я ходил из магазина в магазин, и всюду мне отвечали:
— Таких маленьких мы не производим.
Ужасно
я расстраивался: уж очень мне хотелось иметь такие туфли, в каких
выступают на сцене, лакированные и блестящие, отливающие красным и
оранжевым в свете огней. О, до чего же мне хотелось иметь такие туфли,
как у Джеки Уилсона.
Большую часть времени я стоял за сценой
один. Братья находились наверху — перекусывали и болтали, а я был
внизу, за кулисами — сидел на корточках, держась за пыльный вонючий
занавес, и наблюдал за исполнителями. Правда, я действительно наблюдал
за каждым их шагом, движением, поворотом, оборотом, как они скрежещут
зубами, как выражают разные эмоции, как меняется освещение. Так я
получал образование и отдыхал. Я проводил там все свободное время.
Отец, братья, другие музыканты — все знали, где меня искать. Они
потешались надо мной, но я был так увлечен тем, что видел, так старался
запомнить только что увиденное, что не обращал на них внимания. Помню
все эти театры — «Ригал», «Айтаун», «Аполло», всех не перечислишь.
Таланты там рождались в поистине мифической пропорции. Лучшее в мире
образование — смотреть на то, как работают мастера. Тому, что я узнал,
просто стоя за кулисами и наблюдая, — научить нельзя. Некоторые
музыканты — группы «Спрингстин» и «Ю-Ту», к примеру, — возможно, и
считают, что получили образование на улице, Я же артист от рождения.
Мое образование идет со сцены.
Фото Джеки Уилсона висело на
стене в «Аполло». Фотограф щелкнул его, когда он в твисте выбросил ногу
в воздух, раскачивая микрофон взад-вперед. Возможно, он пел
какую-нибудь грустную песню, вроде «Одиноких слез», а у зрителей
захватывало дух от его танца, так что никому не было ни грустно, ни
одиноко.
Фото Сэма и Дэйва висели дальше по коридору, рядом со
снимками старого джаз-оркестра. Папа подружился с Сэмом Муром. Помню,
когда мы впервые встретились, я был приятно удивлен его ласковым ко мне
отношением. Я так давно пел его песни, что думал, он мне уши надерет, А
неподалеку от них висело фото «Короля всех и вся, Мистера Динамита,
мистера Пожалуйста, Пожалуйста, Сам-Джеймса Брауна». До его появления
на сцене певец был певцом, а танцовщик танцовщиком. Певец мог
танцевать, а танцовщик мог петь, но если вы не Фред Астер или Джин
Келли, у вас, скорее всего, что-то одно получается лучше, а другое
хуже, в особенности на концерте. Но он все это изменил. Ни один
прожектор не успевал за ним, когда он, скользя, пролетал через всю
сцену, — надо было всю ее заливать светом! Я хотел быть таким же.
Мы
победили в вечернем конкурсе любителей в «Аполло», и мне хотелось
вернуться к тем фотографиям на стенах и поблагодарить моих «учителей».
Папа был так счастлив, что готов был лететь в Гэри той же ночью. Он был
на вершине блаженства, как и мы. Мы с братьями сразу получили высшие
оценки и надеялись, что нам удастся проскочить через «класс». Я был
уверен, что нам не долго придется выступать в конкурсах талантов и
стриптизных программах.
Летом 1968 года мы познакомились с
музыкой, исполняемой семейной группой, — она оказала большое влияние на
наше звучание и наши жизни. У них не у всех была одна фамилия, были
среди них и белые и черные, и мужчины и женщины, а называлась группа
«Слай энд фэмили Стоун». Они выпустили несколько потрясающих хитов, в
том числе «Танцуй под музыку», «Встань», «Бурное веселье летом», Братья
указывали на меня, когда звучала строчка про карлика большущего роста,
но на этот раз я тоже смеялся. Эти песни передавали все радиостанции
рока. На всех нас, Джексонов, они оказали огромное влияние, и мы многим
им обязаны.
После «Аполло» мы продолжали выступать, одним глазом
косясь на карту и одним ухом прислушиваясь к телефону. Мама с папой
установили правило говорить по телефону не больше пяти минут, но после
нашего возвращения из «Аполло» даже пяти минут было много. Мы не должны
были занимать телефон на случай, если с нами захочет связаться
кто-нибудь из компании, выпускающей пластинки. Мы вечно боялись, что
телефон будет занят, когда они позвонят.
Пока мы ждали,
выяснилось, что кто-то, кто видел нас в «Аполло», рекомендовал нас в
шоу Дэвида Фроста в Нью-Йорке. Нас покажут по телеку! Это было самое
захватывающее предложение из всех, что нам делали. Я рассказал всем в
школе, а тем, кто не поверил, даже рассказал дважды. Мы должны были
поехать туда через несколько дней. Я считал часы. Я уже видел мысленно
всю поездку, пытался представить себе, на что будет похожа студия и
каково это — смотреть в камеру.
Я пришел домой с домашним
заданием на время поездки, заранее подготовленным моим учителем, Мы
провели еще одну генеральную репетицию и затем окончательно отобрали
песни. Интересно, какие из этих песен пойдут, думал я.
А днем папа сказал, что поездка в Нью-Йорк отменяется. Мы так и застыли и уставились на него.
Мы
были поражены. Я чуть не заплакал. Мы же были на волоске от большого
прорыва к успеху. Как они могли так с нами обойтись? Что происходит?
Почему мистер Фрост передумал? У меня голова шла кругом, и, казалось, у
остальных — тоже.
— Это я отменил, — спокойно объявил папа.
В очередной раз мы уставились на него, не в силах произнести ни слова.
— Позвонили из «Мотауна».
Дрожь пробежала у меня по спине.
Я
почти, что с идеальной четкостью помню дни перед этой поездкой. Помню,
я ждал Рэнди у дверей первого класса. Была очередь Марлона вести его
домой, но в тот день мы поменялись ролями.
Учительница Рэнди
пожелала мне удачи в Детройте, поскольку он рассказал ей о нашей
поездке на прослушивание. Он был в таком восторге, что мне приходилось
напоминать себе, что он толком не знает, что такое Детройт. Все
семейство только и говорило о «Мотауне», а Рэнди ведь даже не знал, что
такое город. Учительница рассказала мне, что он искал «Мотаун» на
глобусе. Она считала, что мы должны исполнить «Не знаешь ты, как знаю
я» — она видела, как мы ее исполняли в театре «Ригал» в Чикаго, тогда
группа учителей ездила посмотреть на наше выступление. Я помог Рэнди
надеть пальто и вежливо согласился учесть ее пожелание, хотя знал, что
мы не можем петь песню Сэма и Дэйва на прослушивании в «Мотауне», так
как они записываются у «Стэкс», на конкурирующей фирме. Папа говорил,
что компании относятся к таким вещам серьезно; он предупредил нас, чтоб
никакой такой ерунды не получилось, когда мы прибудем туда. Посмотрел
на меня и сказал, что хотел бы, чтоб его десятилетний певец спел на все
одиннадцать.
Мы вышли из здания средней школы Гэрретта, до дома
было рукой подать, но надо было торопиться, Помню, я начал нервничать:
одна машина промчалась мимо, потом другая. Рэнди взял меня за руку, и
мы бросились к переходу. Помахали регулировщику. Я знал, что Латойе
придется завтра отвести Рэнди в школу, поскольку мы с Марлоном будем
ночевать в Детройте вместе с остальными.
Последний раз, когда мы
играли в Детройте в театре «Фокс», мы уехали сразу после выступления и
вернулись в Гэри к пяти утра. Я всю дорогу проспал в машине, так что
мне не так уж трудно было наутро идти в школу. Но к трем часам дня,
когда настало время репетировать, я еле передвигал ноги, будто мне
надели на них свинцовые гири.
В ту ночь мы могли бы уехать сразу
после нашего выступления, поскольку были третьими в списке, но это
означало пропустить основного исполнителя — Джеки Уилсона. Я видел его
на других сценах, но в «Фоксе» он выступал на приподнятой сцене,
которая приходила в движение, как только он начинал петь. Хотя на
другой день я и устал после школы, но, помню, на репетиции все же
попробовал некоторые его движения, предварительно потренировавшись
перед высоким зеркалом в школьной уборной, а собравшиеся ребята глазели
на меня. Папе понравилось, и мы включили некоторые из этих движений в
одну из моих программ.
Перед поворотом на Джексон-стрит мы с
Рэнди оказались перед огромной лужей. Я посмотрел, нет ли машин,
отпустил руку Рэнди и, прыгнув через лужу, приземлился, стараясь не
замочить вельветовых брюк. Я оглянулся на Рэнди, зная, что он любит все
повторять за мной. Он отошел для разбега, но я понимал, что лужа очень
большая, слишком большая для него и ему не перепрыгнуть, не намокнув.
Поэтому, во-первых, как старший брат и, во-вторых, как учитель танцев,
я поймал его на лету, чтобы он не промок.
На другой стороне
улицы ребята покупали сладости, и даже те, кто доставлял мне массу
неприятностей в школе, стали спрашивать, когда мы собираемся ехать в
«Мотаун». Я ответил и купил конфет — им и Рэнди — на свои деньги. Мне
хотелось как-то утешить Рэнди, а то он расстроился из-за моего отъезда.
Подходя к дому, я услышал крик Марлона:
— Да кто-нибудь, закройте же дверь!
Боковая
дверь нашего микроавтобуса «Фольксваген» была настежь открыта, и меня
пробрала дрожь при мысли о том, как там будет холодно во время долгой
дороги в Детройт. Марлон загнал нас домой и уже начал помогать Джеки
загружать вещи в авто бус. Джеки и Тито, вопреки обыкновению,
заблаговременно вернулись домой, они должны были бы пойти на тренировку
по баскетболу, но зимой в Индиане была сплошная слякоть, и нам хотелось
пораньше тронуться в путь. В этом году Джеки выступал за баскетбольную
команду старшеклассников, и папа любил повторять, что в следующий раз
мы поедем играть в Индиана-полис, когда Рузвельт будет присутствовать
на чемпионате штата. «Пятерка Джексонов» будет выступать в перерывах
между утренними и вечерними играми, а Джеки забросит решающий мяч в
корзину и добьется звания чемпиона для своей команды. Папа любил
подтрунивать над нами, но с Джексонами ничего заранее нельзя
предугадать. Папа хотел, чтобы мы отличались не только в музыке. Я
думаю, эта неутомимая энергия и напористость перешли к нему от отца,
преподававшего в школе. Я же помню: мои учителя никогда так не напирали
на нас, как он, хотя им за строгость и требовательность платили.
Мама
вышла на крыльцо и вручила нам термос и сандвичи. Помню, она просила
меня не порвать выходную рубашку, которую зашила прошлой ночью и
упаковала в чемодан. Мы с Рэнди помогли уложить вещи в автобус, затем
вернулись на кухню, где Ребби одним глазом приглядывала за папиным
ужином, а другим следила за маленькой Дженет, сидевшей на высоком
детском стуле.
Ребби была старшей, и ей приходилось нелегко. Мы
знали, что как только закончится прослушивание в «Мотауне», станет
ясно, нужно нам переезжать или нет. Если нужно, то Ребби отправится на
Юг, вслед за своим женихом. Она всегда брала на себя все заботы по
дому, когда мама ходила на занятия в вечернюю школу, — она хотела
получить диплом о среднем образовании, которого была лишена из-за
болезни. Я просто ушам своим не поверил, когда мама сказала, что
намерена получить диплом. Помню, меня беспокоило то, что ей придется
ходить в школу с детьми возраста Джеки и Тито и они будут смеяться над
ней. Помню, как она расхохоталась, когда я поведал ей об этом, и как
терпеливо объясняла, что будет учиться со взрослыми. Занятно было иметь
маму, которая готовила домашние задания, как и мы все.
На этот
раз загружать автобус было легче обычного. Как правило, с нами ездили
Ронни и Джонни, обеспечивавшие музыкальный фон, но в «Мотауне» были
свои музыканты, так что мы отправились одни. Джермейн еще копошился в
нашей комнате, когда я туда вошел. Я знал, что он хотел избавиться от
Ронни и Джонни. Он и сказал мне — поехали в «Мотаун» сами, а папу
оставим тут, у Джеки, ведь, есть водительские права и ключи от машины.
Мы рассмеялись, но в глубине души я и подумать не мог о том, чтобы
ехать без отца. Даже в тех случаях, когда нашими репетициями после
школы руководила мама, поскольку отец не успевал вернуться со смены, он
все равно как бы находился с нами, поскольку мама была его глазами и
ушами. Она всегда знала, что было хорошо вчера и не получалось сегодня.
И папа вечером уделял этому главное внимание. У меня было такое
впечатление, что они обмениваются невидимыми сигналами или чем-то еще:
по каким-то невидимым для нас признакам папа всегда знал, играли ли мы
как надо.
В «Мотаун» мы отправлялись без долгих прощаний. Мама
привыкла к тому, что мы отсутствуем по нескольку дней, а также во время
школьных каникул. Латойя немного дулась, поскольку тоже хотела ехать.
Она видела нас только в Чикаго, а в таких местах, как Бостон или Финикс
мы никогда подолгу не задерживались, так что не могли привезти ей
подарков. Наша жизнь, должно быть, представлялась ей вечным праздником
— ей-то ведь приходилось оставаться дома и ходить в школу. Ребби в тот
момент укладывала Дженет спать, но она крикнула нам «до свидания» и
помахала на прощание. Я потрепал напоследок Рэнди по голове, и мы
уехали.
Когда мы немного отъехали, папа и Джеки стали изучать
карту — в основном по привычке, поскольку мы, само собой, бывали до
этого в Детройте. Проезжая через центр, мы миновали возле мэрии студию
мистера Кейса. Мы записали у мистера Кейса несколько демонстрационных
кассет, которые папа послал в «Мотаун» после нашей пластинки,
выпущенной «Стилта-уном». Солнце садилось, когда мы выскочили на шоссе.
Марлон объявил, что если мы услышим по радиостанции УВОН одну из наших
пластинок, это принесет нам удачу. Мы кивнули. Папа спросил, помним ли
мы, как расшифровывается УВОН, и пихнул Джеки, чтобы тот помалкивал. Я
по-прежнему смотрел в окно, думая об открывающихся перед нами
возможностях, но в мои мысли вмешался Джермейн,
— «Уорлд Войс оф
зе Нигро», — «Голос негра», — сказал он. И мы стали сыпать
сокращениями. «УГН»: «Уорлд грейтест ньюспейпер» — «Лучшая в мире
газета» /принадлежала «Чикаго трибюн. «УЛС»; «Уорлд ларджест стор»
«Самый большой универмаг» /«Сире»/. «Чфл...» Мы остановились, не зная,
как это расшифровать.
— «Чикаго федерейшн оф лейбор» — «Чикагская федерация труда», — произнес папа, жестом показывая, чтобы ему передали термос.
Мы
свернули на 94-е шоссе, и радиостанция Гэри исчезла, заглушённая
Каламазу. Мы начали вертеть настройку в поисках «Битлз», которых
передавала канадская радиостанция из Уинд-зора, провинция Онтарио.
Дома
я был большим любителем игры в «Монополию», и наша поездка в «Мотаун»
чем-то походила на эту игру. В «Монополии» ходишь кругами по полю,
покупая различные вещи и принимая решения, и наши разъезды были
подобием игры в «Монополию», полную возможностей и скрытых опасностей.
После многочисленных остановок в пути мы в конце концов приземлились в
театре «Аполло» в Гарлеме, который, безусловно, мог считаться желанным
местом стоянки для всех молодых музыкантов вроде нас. Теперь мы
двигались вверх по Бродуоку в направлении «Мотауна». Победим ли мы в
игре или пролетим мимо клеточки «дополнительный ход» и придется снова
карабкаться вверх по длинному полю, отделяющему нас от заветной цели?
Что-то
менялось во мне, и я чувствовал это, несмотря на тряску в
микроавтобусе. Не один год ездили мы в Чикаго, не зная, удастся ли нам
вообще выбраться из Гэри. И нам это удалось. Затем мы затеяли поездку в
Нью-Йорк в полной уверенности, что лишимся опоры, если не удастся
хорошо выступить там. Даже памятные вечера в Филадельфии и Вашингтоне
не вселили в меня достаточно уверенности, и я не переставал терзаться
мыслью, что где-нибудь в Нью-Йорке появилась группа, которая играет
лучше нас. Но после нашего бешеного успеха в «Аполло» мы, наконец,
почувствовали, что на нашем пути нет препятствий, мы ехали теперь в
«Мотаун», и никакие сюрпризы нам не грозили. А вот мы, как всегда,
преподнесем им сюрприз.
Папа достал из отделения для перчаток
отпечатанный на машинке маршрут, и мы свернули с трассы на авеню
Вудворт. На улицах было немного народу, поскольку для всех был
обыкновенный будничный вечер.
Папа немного волновался по поводу
гостиницы, чего я понять не мог, пока не сообразил, что гостиницу нам
заказали сотрудники «Мотауна». Мы не привыкли, чтобы что-то делали за
нас. Нам нравилось самим заботиться о себе. Папа всегда сам заказывал
нам гостини

«Лунные шаги» Майкла Джексона навсегда останутся классической и
обязательной для чтения книгой для любого его поклонника.
Опубликованная в 1988 году автобиография была написана Майклом по
настоянию его хорошего друга Жаклин Кеннеди Онассис. Это его рассказ о
своей жизни вплоть до 1988, когда он все еще жил в своем доме, на
«Хейвенхерсте» в городе Энсино, Калифорния. Эта прекрасная книга,
написанная в радостных тонах, включает в себя 6 глав и содержит
отличные цветные и черно-белые фотографии. Майкл посвятил ее Фреду
Астеру. Издательство: DoubleDay (division of Bantam Doubleday Dell Publishing Group, Inc., New York, USA)
Год выхода: 1988
ISBN: 0-7493-1338-2
Количество страниц: 283
Доступна на следующих языках: Английский, Японский, Немецкий, Итальянский, Испанский (издатель: Plaza & Janés)
Хочется
прикоснуться к истине и быть в состоянии выразить эту истину через то,
что ты пережил и перечувствовал - будь то радость или горе, - тогда
жизнь твоя приобретет больший смысл и, может быть, тебе удастся тронуть
сердца других. В этом высшее содержание искуства. Ради таких минут
озарения я и живу.
Майкл Джексон
MOONWALK или лунная походка Майкла Джексона
Глава 1. Просто дети с мечтой
Мне
всегда хотелось научиться рассказывать истории, понимаете, истории,
исходящие из моей души. Мне бы хотелось сесть у огня и рассказывать
людям истории - чтобы увлечь их, вызвать у них смех и слезы, чтобы я
мог повести их за собой куда угодно с помощью всего лишь обманчивых
слов. Мне бы хотелось рассказывать им истории, которые волновали бы их
души и преображали их. Меня всегда тянуло к этому. Вы только
вообразите, как должны себя чувствовать великие писатели, зная, что
обладают такой властью. Мне иногда кажется, что и я мог бы так. Эту
способность мне бы хотелось в себе развить. В некотором смысле
сочинение песен требует тех же навыков, создает эмоциональные взлеты и
падения, но рассказ – это набросок. Это ртуть. Очень мало написано книг
об искусстве рассказа, о том, как завладеть слушателями, как собрать
людей всех вместе и позабавить их. Ни тебе костюма, ни грима, вообще
ничего, - просто ты и твой голос, и твоя могучая способность повести их
за собой куда угодно, преобразить их жизнь, хотя бы на несколько минут.
Начиная рассказывать мою историю, хочу повторить то, что я
обычно говорю людям, когда меня спрашивают, как я начинал в группе
«Пятерка Джексонов»: я был таким маленьким, когда мы начинали работать,
что по сути дела ничего не помню. Большинству людей везет: они начинают
свою карьеру достаточно взрослыми, когда они уже отлично понимают, что
делают и зачем. Но со мной, конечно, было не так. Они помнят, как все
происходило, а мне-то было всего пять лет от роду. Когда ты ребенком
вступаешь на подмостки, ты еще слишком мал, чтобы понимать многое из
происходящего вокруг. Большинство решений, затрагивающих твою жизнь,
принимается в твое отсутствие. Итак, вот что я помню. Я помню, что пел
как оглашенный, с огромным удовольствием отплясывал и чересчур
выкладывался для ребенка. Многих деталей я, конечно, вообще не помню.
Помню только, что «Пятерка Джексонов» начала по-настоящему завоевывать
сцену, когда мне было всего лишь восемь или девять лет.
Родился
я в Гэри, штат Индиана, вечером, в конце лета 1958 года - я был седьмым
из девяти детей в нашей семье. Отец мой, Джо Джексон, родился в
Арканзасе и в 1949 году женился на моей матери, Кэтрин Скруз, родом из
Алабамы. На следующий год родилась моя сестра Морин, которой выпала
тяжкая доля быть старшим ребенком. За ней последовали Джеки, Тито,
Джермэйн, Латойя и Марлон. А после меня родились Рэнди и Дженет.
Часть
моих наиболее ранних воспоминаний связана с тем, что отец работал на
сталелитейном заводе. Это была тяжелая, отупляющая работа, и, чтобы
отвлечься, он музицировал. А мать работала в это время в универмаге.
Благодаря отцу, да и потому, что мама любила музыку, она постоянно
звучала у нас в доме. Мой отец и его брат создали группу «Фолконс»
(«Соколы»), которая исполняла у нас Р-и-Би. Отец, как и его брат, играл
на гитаре. Они исполняли знаменитые песни раннего рок-н-ролла и блюзы
Чака Берри, Литла Ричарда, Отиса Роддинга – перечень можете продолжать
сами. Это были поразительные стили, и каждый оказывал свое влияние на
Джо и на нас, хотя в то время мы были слишком малы, чтобы понимать это.
Репетировали «Фолконс» в гостиной нашего дома в Гэри, так что я был
воспитан на Р-и-Би. Нас в семье было девять детей, и у брата моего отца
было восемь, так что все вместе мы составляли громадное семейство.
Музыкой мы занимались на досуге - она сплачивала нас и как бы
удерживала отца в рамках семьи. Эта традиция породила «Пятерку
Джексонов» - позже мы стали «Джексонс» («Джексонами»), - и я благодаря
такой тренировке и музыкальной традиции начал развиваться
самостоятельно и создал свой стиль.
Почти все воспоминания
детства связаны у меня с работой, хотя я любил петь. Меня не заставляли
силой этим заниматься влюбленные в сцену родители, как, например, Джуди
Гарлэнд. Я пел, потому что мне нравилось и потому, что петь для меня
было так же естественно, как дышать. Я пел, потому что меня побуждали к
этому не родители и не родственники, а моя собственная внутренняя жизнь
в мире музыки. Бывало, - и я хочу, чтобы это было ясно, - я возвращался
домой из школы и, едва бросив учебники, мчался в студию. Там я пел до
поздней ночи, собственно, когда мне уже давно пора было спать. Через
улицу от студии «Мотаун» был парк, и, помнится, я смотрел на игравших
там ребят. Я глядел на них и дивился - я просто не мог представить себе
такой свободы, такой беззаботной жизни - и больше всего на свете
хотелось мне быть таким свободным, чтобы можно было выйти на улицу и
вести себя так, как они. Так что в детстве у меня были и грустные
минуты. Но так бывает со всеми детьми, ставшими «звездами». Элизабет
Тэйлор говорила мне, что чувствовала то же самое. Когда ты работаешь
совсем юным, то мир может показаться ужасно несправедливым. Никто не
заставлял меня быть маленьким Майклом-солистом - я сам это выбрал, и я
это любил, - но работа была тяжелая. Когда мы, к примеру, делали записи
для альбома, то отправлялись в студию сразу после школы, и иногда мне
удавалось перекусить, а иногда и нет. Просто не было времени. Я
возвращался домой измученный, в одиннадцать, а то и в двенадцать ночи,
когда уже давно пора было спать.
Так что я в достаточной мере
похож на любого, кто работал в детстве. Я знаю, сколько детям
приходится выносить, и чем они жертвуют. Знаю я, и чему учит такая
жизнь. Моя жизнь научила тому, что чем старше человек становится, тем
все больше требований она к нему предъявляет. Я почему-то чувствую себя
старым. Я, в самом деле, чувствую себя стариком, человеком, который
многое видел и многое испытал. Из-за того, что я столько лет вкалывал,
мне трудно поверить, что мне всего лишь двадцать девять. Я работаю
целых двадцать четыре года. Иногда мне кажется, что я доживаю жизнь,
переваливаю за восемьдесят, и люди похлопывают меня по спине. Вот что
бывает, когда начинаешь таким молодым.
Когда я в первый раз
выступал с моими братьями, нас знали как «Джексонс». Позже мы станем
«Пятеркой Джексонов». А еще позже, когда мы ушли из «Мотауна», снова
стали «Джексонс».
Каждый из моих альбомов или альбомов группы,
с тех пор как мы стали профессионалами и начали записывать собственную
музыку, был посвящен нашей матери, Кэтрин Джексон. В моих ранних
воспоминаниях она держит меня на руках и поет мне «Ты мое солнышко» или
«Хлопковые поля». Она часто пела мне и моим братьям и сестрам. Хотя моя
мама довольно долго жила в Индиане, выросла она в Алабаме, а в этих
краях черные растут под мелодии кантри и вестерн, которые звучат по
радио так же, как спиричуалз звучат в церкви. Она и по сей день любит
слушать Уилли Нельсона. У нее всегда был красивый голос, и я думаю, что
мама – и, конечно, Господь Бог – наделили меня способностью петь.
Мама
играла на пианино и кларнете и учила игре на этих инструментах мою
старшую сестру Латойю. Мама уже с детства знала, что никогда не будет
играть любимую музыку перед другими – и не потому, что у нее не было
таланта или способностей, просто в детстве ее покалечил полиомиелит.
Она поборола болезнь, но не избавилась от хромоты. Ребенком она почти
не ходила в школу, тем не менее, считала, что ей повезло: она
выздоровела в такое время, когда многие умирали от этой болезни. Я
помню, какое она придавала значение тому, чтобы нам сделали прививку
против полиомиелита. Она даже заставила нас однажды пропустить
представление в молодежном клубе – настолько важными считались прививки
в нашей семье.
Мама знала, что полиомиелит послан ей не в
наказание, что это – Господнее испытание, через которое она должна была
пройти, и она привила мне любовь к Нему, которая будет жить во мне
вечно. Мама внушала мне, что мой талант к пению и танцу такой же дар
Божий, как прекрасный закат или метель, оставляющая после себя детям
снег для игры. Хотя мы проводили много временя репетируя или
путешествуя, мама выкраивала время, чтобы отвести меня – как правило,
вместе с Ребби и Латойей – в храм «Свидетели Иеговы».
Через
много лет после того, как мы уехали из Гэри, мы выступали в шоу Эда
Салливэна, эстрадном концерте в прямом эфире, который передавали в
воскресенье вечером и в котором Америка впервые увидела «Битлз», Элвиса
Пресли, а также «Слайд энд Стоун». После концерта мистер Салливэн
поблагодарил и поздравил каждого из нас, но я-то думал о том, что он
сказал мне до концерта. Я болтался за сценой, как мальчишка из рекламы
«Пепси», и натолкнулся на мистера Салливэна. Казалось, он обрадовался,
пожал мне руку и, не выпуская ее, дал мне напутствие. Был 1970 год,
когда среди лучших исполнителей рока были люди, которые губили себя
алкоголем и наркотиками. Старшее, мудрое поколение эстрадников не
хотело терять молодежь, иные уже говорили, что я напоминаю им Фрэнки
Лимона, великого молодого певца 1950-х годов, расставшегося с жизнью
подобным образом. Должно быть, думая об этом, Эд Салливэн и сказал мне
тогда:
- Никогда не забывай, откуда у тебя талант. Твой талант – это дар Божий.
Я
был благодарен ему за доброту, но я не мог бы сказать ему, что мама не
дает мне об этом забыть. Я никогда не болел полиомиелитом – танцору
даже страшно подумать об этом, - но я знаю, что Бог испытывал меня,
моих братьев и сестер по-иному. Семейство было большое, дом крошечный,
денег мало. Едва хватало, чтобы свести концы с концами. Да еще
завистливые мальчишки из нашего квартала, бросавшие камни нам в окна,
когда мы репетировали, злобно кричавшие, что ничего у нас не выйдет.
Когда я думаю о маме и нашем детстве, то могу вам сказать: есть
награды, которые не измерить ни деньгами, ни бурными аплодисментами, ни
призами.
Мама была нам большим помощником. Стоило ей заметить,
что кто-то из нас чем-то увлечен, она всячески развивала наш интерес в
этом направлении. К примеру, когда я заинтересовался кинозвездами, она
стала приносить домой горы книг о знаменитостях. Хотя у нас было девять
детей, она относилась к каждому, как к единственному. И все мы помнима,
какой она была труженицей и помощницей. История эта стара как мир.
Каждый ребенок думает, что его мама самая лучшая в мире, но мы,
Джексоны, всегда это чувствовали. Кэтрин была с нами такая мягкая,
добрая и внимательная, что я и представить себе не могу, каково расти
без материнской любви.
Я знаю: если дети не получают
необходимой любви от родителей, они стараются получить ее у кого-нибудь
другого и прильнут к этому человеку, будь то дедушка или кто угодно. С
нашей мамой нам не нужно было искать кого-то еще. Она давала нам
бесценные уроки. Превыше всего она ценила доброту, любовь и внимание к
людям. Не обижайте людей. Никогда не просите. Никогда не живите за
чужой счет. Все это в нашем доме считалось грехом. Она хотела, чтобы мы
всегда отдавали и не хотела, чтобы мы просили или клянчили. Вот какой
она была.
Я помню один интересный случай. Однажды – это было
еще в Гэри, я был тогда совсем маленький – рано утром какой-то человек
стучался в нашей округе в двери. Он буквально истекал кровью, по следу
можно было определить, где он уже побывал. Никто его не впустил. В
конце концов он добрался до нашей двери и начал колотить по ней. Мама
тут же его впустила. Большинство людей побоялось бы, но не такой была
моя мать. Помню, я проснулся и увидел кровь у нас на полу. Хотелось,
чтобы мы все были больше похожи на маму.
Мои самые ранние
воспоминания об отце: помню, как он возвращается со сталелитейного
завода с пакетом газированных пончиков для нас всех. Аппетит у нас с
братьями был тогда что надо, и пакет в мгновение опустошался. Он водил
нас всех кататься на карусели в парк, но я был слишком маленький и
хорошо это не помню.
Отец для меня всегда был загадкой, он это
знает. Больше всего я жалею, что мы никогда не были с ним по-настоящему
близки. С годами он все глубже уходил в себя и, перестав обсуждать с
нами семейные дела, понял, что ему тяжело с нами общаться. Бывало,
сидим все вместе, а он возьмет и выйдет. Даже сегодня ему трудно
говорить об отношениях между отцом и сыном – слишком неловко он себя
чувствует. И когда я это замечаю, мне тоже становится неловко. Отец нас
всегда оберегал, а это уже немало. Он всегда пытался оградить нас от
обмана. И наилучшим образом заботился о наших интересах. Он, может, и
допустил за все время несколько ошибок, но всегда считал, что поступает
так на благо семьи. И, конечно же, многое из того, чего мы с помощью
отца достигли, было уникально и прекрасно, в особенности, если взять
наши связи с компаниями и людьми, работающими в шоу-бизнесе. Я бы
сказал, что мы были среди тех немногих счастливчиков, которые,
повзрослев, вступили в шоу-бизнес не с пустыми руками: у нас были
деньги, недвижимость, различные капиталовложения. Обо всем позаботился
отец. Он заботился о своей и нашей выгоде. Я по сей день благодарен ему
за то, что он не пытался отобрать у нас все деньги, как это делали
многие родители маленьких «звезд». Вы только представьте себе:
обворовывать собственных детей! Отец ничего такого не делал. Но я до
сих пор не знаю его, и это грустно, особенно, когда сын жаждет понять
своего отца. Он до сих пор загадка для меня и может навсегда ею
останется.
То, что отец помог мне обрести, не было дано от
Бога, хотя Библия и гласит: что посеял, то и пожнешь. Как-то в минуты
откровенности отец сказал это иначе, но смысл был именно такой: у тебя
может быть величайший в мире талант, но если не будешь готовиться и
работать по плану, все пойдет прахом.
Джо Джексон любил пение
и музыку не меньше, чем мама, но он также знал, что за пределами
Джексон-стрит лежит большой мир. Я был слишком мал, чтобы помнить
членов его группы «Фолконс», хотя они приходили к нам домой по выходным
репетировать. Музыка уносила их в иной мир, и они забывали о работе на
сталелитейном Заводе, где отец был крановщиком. «Фолконс» играли по
всему городу, а также выступали в клубах и колледжах северной Индианы и
Чикаго. Перед началом репетиции у нас дома отец вынимал из чулана
гитару и подключал к усилителю, который держал в подвале. Все
настраивались, и начиналась музыка. Он всю жизнь любил Ритм-и-Блюз, и
гитара была его гордостью и утехой. Чулан, где хранилась гитара,
считался чуть ли не святыней. Нечего и говорить, что мы, дети, туда не
допускались. Папа не водил нас в церковь, но и мама, и папа знали, что
музыка может уберечь нашу семью в неспокойном квартале, где банды
вербовали ребят в возрасте моих братьев. Трем старшим братьям всегда
давали возможность побыть рядом, когда к нам приходили «Фолконс». Папа
давал понять, что разрешение послушать – это награда для них. На самом
деле ему хотелось, чтобы они не отлучались из дома.
Тито
наблюдал за происходящим с величайшим интересом. В школе он брал уроки
саксофона, но уже видел, что достаточно подрос и длина пальцев
позволяет ему перебирать струны гитары, как делал его отец. Похоже,
было, что он научится, потому что Тито был очень похож на отца, и мы
все считали, что он должен унаследовать таланты отца. По мере того, как
он взрослел, они до того становились, похожи, что было даже не по себе.
Должно быть, отец заметил рвение Тито и установил правило для всех моих
братьев: никто не должен прикасаться к гитаре, когда его нет дома.
Точка.
Поэтому Джеки, Тито и Джермейн внимательно следили за
тем, чтобы мама не покидала кухни на то время, пока они «одалживали»
гитару. Они старались не шуметь, извлекая ее. Затем они возвращались в
нашу комнату, включали радио или маленький портативный проигрыватель,
чтобы было чему подыграть. Тито садился на кровать и, прижав гитару к
животу, держал прямо. Они играли с Джеки и Джермейном по очереди –
сначала попробуют гаммы, которым их учили в школе, попытаются подобрать
«Зеленый луг» – мелодию, услышанную по радио.
К этому времени
я был уже достаточно большой – пробирался в комнату и смотрел, как они
играют, дав обещание не проговориться. Однажды мама все же их
застукала, и мы все страшно перепугались. Она отругала ребят, но
пообещала не говорить отцу, если мы будем вести себя осторожно. Она
понимала, что гитара удерживала мальчишек от общения со шпаной и от
драк, так что она не собиралась отнимать у них то, что позволяло
держать их дома.
Естественно, что-то должно было рано или
поздно случиться, и вот лопнула струна. Братья были в панике. Времени
на то, чтобы натянуть ее до возвращения отца, не было, вдобавок, никто
из нас не знал, как это делается. Братья так и не решили, как быть, а
потому положили гитару обратно в чулан, горячо надеясь, что отец решит,
будто она сама порвалась. Отец, конечно, на это не клюнул и был вне
себя от ярости. Сестры посоветовали мне не вмешиваться и затаиться. Я
слышал, как заплакал Тито, когда отец все обнаружил, и я, естественно,
пошел посмотреть. Тито лежал на кровати и плакал, когда отец вошел в
комнату и жестом велел ему встать. Тито перепугался, а отец просто
стоял, держа в руках свою любимую гитару. Глядя на Тито тяжелым,
пронизывающим взглядом, он произнес:
– Ну-ка, покажи, что ты можешь.
Мой
брат собрался с духом и взял несколько аккордов, которым сам научился.
Когда отец увидел, как хорошо играет Тито, ему стало ясно, что Тито
практиковался игре на гитаре. Он понял, что для Тито, да и для всех нас
его любимая гитара вовсе не была игрушкой. Он прозрел: то, что
произошло, вовсе не было случайностью. В этот момент вошла мама и
принялась восторгаться нашими музыкальными способностями. Она сказала
отцу, что у нас есть талант и ему стоит нас послушать. Она продолжала
напоминать ему об этом, и вот однажды он стал нас слушать и ему
понравилось, что он услышал. Тито, Джеки и Джермейн начали всерьез
репетировать. Через два года, когда мне было около пяти, мама сказала
отцу, что я хорошо пою и могу играть на бонгах. Так я стал членом
группы.
Примерно тогда отец решил, что дело с музыкой в его семье обстоит серьезно.
Постепенно
он начал все меньше времени проводить с «Фолконс» и все больше с нами.
Мы просто собирались вместе, а он давал нам советы и учил технике игры
на гитаре. Марлон и я были еще недостаточно взрослыми, чтобы играть, но
мы наблюдали, как отец репетировал с остальными, и наблюдая, учились.
Нам по-прежнему запрещалось трогать гитару в отсутствие отца, но братья
обожали играть на ней, когда им разрешалось. В доме на Джексон-стрит
стены дрожали от музыки. Мама с папой платили за музыкальные уроки
Ребби и Джеки, когда те были маленькими, так что у них хорошая
подготовка. Остальные занимались музыкой в школе и играли в школьных
оркестрах Гэри, но энергия в нас била через край – нам все время
хотелось играть.
«Фолконс» все еще зарабатывали деньги, хотя
они выступали все реже, и без этих дополнительных средств нам пришлось
бы худо. Денег этих было достаточно, чтобы прокормить все
увеличивающееся семейство, но недостаточно, чтобы мы могли покупать
что-либо, кроме самого необходимого. Мама работала на полставки в
универмаге «Сирс», отец по-прежнему работал на сталелитейном заводе, и
никто не голодал, но я думаю, оглядываясь назад, что мы чувствовали
себя тогда как бы в тупике.
Однажды папа не пришел вовремя
домой, и мама начала волноваться. К тому времени, когда он явился, она
была готова устроить ему хорошую головомойку. Мы были не прочь
понаблюдать: было интересно, сумеет ли он вывернуться. Но когда отец
просунул голову в дверь, лицо у него было лукавое, и он что-то прятал
за спиной. Мы были потрясены, когда он нам показал сверкающую гитару,
немного меньше той, что была в чулане. Мы подумали, что, значит, мы
получим старую. Но папа сказал, что новая гитара предназначается Тито,
чтобы тот давал ее каждому, кто захочет попрактиковаться. Нам не
разрешалось брать ее в школу и хвастаться. Это был серьезный подарок, и
этот день запомнился в семье Джексонов.
Мама радовалась за
нас, но она знала своего мужа. Уж она-то знала, какие грандиозные планы
и намерения были у него в отношении нас. Он разговаривал с нею ночью,
после того как мы, дети, засыпали. Он лелеял мечты, эти мечты не
ограничивались одной гитарой. Довольно скоро нам пришлось иметь дело не
просто с инструментами, но с оборудованием. Джермейн получил бас-гитару
и усилитель. Джеки – маракасы. Наша спальня и гостиная стали смахивать
на музыкальный магазин. Иногда я слышал, как ссорились мама с папой,
когда вставал вопрос о деньгах, так как все эти инструменты и
инструменты вынуждали нас экономить на том немногом, что мы имели
каждую неделю. Папе все же удавалось переубеждать маму, и он не
просчитался.
У нас были дома даже микрофоны. В то время это
действительно была роскошь, в особенности для женщины, пытавшейся
растянуть жалкие гроши, но я понимаю, что появление микрофонов в нашем
доме объяснялось не просто стремлением не отставать от «Джонсов» или
еще кого-нибудь в наших вечерних любительских состязаниях. Они нужны
были для работы. Я видел людей на конкурсах талантов, возможно,
прекрасно звучавших дома, но тушевавшихся, как только они оказывались
перед микрофоном. Другие начинали истошно орать, словно желая доказать,
что не нуждаются в микрофонах. У них не было нашего преимущества,
преимущества, которое дает только опыт. Я думаю, кое-кто, наверно, нам
завидовал, так как раньше умение владеть микрофоном давало нам
преимущество. Если это и правда, то завидовать нам было нечего: мы ведь
стольким жертвовали – свободным временем, школьной жизнью и друзьями. У
нас начало хорошо получаться, но работали мы, как люди вдвое старше
нашего возраста.
Пока я наблюдал за игрой моих старших
братьев, включая Марлона, игравшего на барабанах бонго, папа привел
пару мальчишек – одного звали Джонни Джексон, а другого Рэнди Рэнсиер –
и посадил их за ударные инструменты и фисгармонию.
«Мотаун»
позже будет утверждать, что это были наши двоюродные братья, но сделано
это исключительно для рекламы: чтобы изобразить нас одной большой
семьей. Мы стали настоящей группой. Я, словно губка, впитывал в себя
все, что только мог, наблюдая за каждым. Я был весь внимание, когда мои
братья репетировали или играли на благотворительных концертах или в
торговых центрах. Больше всего я любил наблюдать за Джермейном, потому
что он в ту пору был певцом и был моим старшим братом. Марлона, как
старшего, я не воспринимал: слишком маленькая разница была у нас в
возрасте. В детский сад меня водил Джермейн, и его одежду донашивал я.
Если он что-то делал, я старался ему подражать. Когда у меня хорошо
получалось, это вызывало улыбку у папы и у братьев, а когда я начал
петь, они стали слушать. Я тогда пел дискантом – просто воспроизводил
звуки. Я был настолько мал, что не знал значения большинства слов, но
чем больше я пел, тем лучше у меня получалось.
Танцевать я
всегда умел. Я наблюдал за движениями Марлона – Джермейну-то было не до
танцев: ему приходилось держать большую бас-гитару. А за Марлоном я мог
поспевать, ведь он был только на год старше меня. Довольно скоро я уже
пел почти весь репертуар у нас дома и готовился вместе с братьями
выступать на публике. Во время репетиций нам становились, ясны наши
сильные и слабые стороны, и, естественно, происходила смена ролей.
Наш
домик в Гэри был небольшим – по сути дела, три комнаты, - но в то время
он казался мне гораздо больше. Когда ты совсем маленький, весь мир
представляется таким огромным, что небольшая комнатка кажется в четыре
раза больше, чем она есть. Когда спустя несколько лет мы вернулись в
Гэри, мы все были поражены, насколько крохотным был наш домик. Мне-то
он помнился большим, а в действительности – сделай пять шагов от
входной двери и выйдешь в противоположную дверь. На самом деле он был
не больше гаража, но, когда мы там жили, нам, детям, он казался
отличным. Настолько иначе видятся вещи, когда ты маленький.
У
меня сохранились очень расплывчатые воспоминания о школе в Гэри. Я
смутно помню, как меня привели в школу в первый день после детского
сада, зато отчетливо помню, как я ненавидел ее. Естественно, я не
хотел, чтобы мама оставляла меня там, не хотел там находиться.
Через
какое-то время я привык, как все дети, и полюбил своих учителей, в
особенности женщин. Все они были такие милые и просто обожали меня.
Учителя были просто замечательные: когда я переходил в следующий класс,
они плакали и обнимали меня, говорили, как им жаль, что я от них ухожу.
Я до того любил своих учителей, что воровал у мамы украшения и дарил
им. Они были очень тронуты, но, в конце концов, мама узнала об этом и
положила конец моей щедрости. Мое желание как-то отблагодарить их за
то, что я от них получал, доказывает, как я любил их и школу.
Однажды
в первом классе я участвовал в концерте, который показывали всей школе.
Каждый ученик должен был что-то приготовить. Вернувшись, домой, я
посоветовался с родителями. Мы решили, что мне надо одеть черные брюки
с белой рубашкой и спеть «Взберусь на любую гору» из «Звуков музыки».
Реакция слушателей, когда я закончил петь, потрясла меня. Зал
разразился аплодисментами, люди улыбались, некоторые встали. Учителя
плакали. Я просто глазам своим не мог поверить. Я подарил им всем
счастье. Это было такое замечательное чувство. Но при этом я был
немного смущен: я же ничего особенного не сделал. Просто спел, как
каждый вечер пел дома. Дело в том, что, когда выступаешь на сцене, не
осознаешь, как ты звучишь или что у тебя получается. Просто открываешь
рот и поешь.
Вскоре папа начал готовить нас к конкурсам
талантов. Он оказался прекрасным наставником и потратил немало времени
и денег на нашу подготовку. Талант человеку дает Бог, а отец учил нас,
как его развивать. Кроме того, у нас, я думаю, был врожденный дар к
выступлению на эстраде. Нам нравилось выступать, и мы все в это
вкладывали. Отец сидел с нами каждый день после школы и репетировал. Мы
выступали перед ним, и он давал нам советы. Кто оплошает, получал
иногда ремнем, а иногда и розгой. Отец был с нами очень строг,
по-настоящему строг. Марлону всегда доставалось. А меня наказывали за
то, что происходило, как правило, вне репетиций. Папа так меня злил и
делал так больно, что я пытался дать ему в ответ, и получал еще больше.
Я снимал ботинок и швырял в него или просто начинал молотить его
кулаками. Вот почему мне доставалось больше, чем всем моим братьям
вместе взятым. Я никогда отцу не спускал, и он готов был меня убить,
разорвать на части. Мама рассказывала, что я отбивался, даже когда был
совсем маленьким, но я этого не помню. Помню только, как нырял под стол
и убегал от него, а это его еще больше злило. У нас были очень бурные
отношения.
Так или иначе, большую часть времени мы репетировали.
Репетировали постоянно. Иногда поздно вечером у нас выпадало время
поиграть в игры или с игрушками. Случалось, играли в прятки или прыгали
через веревочку, но и только. Большую часть времени мы трудились. Я
хорошо помню, как мы неслись с братьями домой, чтобы успеть к приходу
отца, потому что туго нам пришлось бы, не будь мы готовы начать
репетицию вовремя.
Во всем этом нам очень помогала мама. Она
была первой, кто открыл наш талант, и она продолжала помогать нам его
реализовывать. Едва ли мы смогли бы достичь того, чего мы достигли, без
ее любви и доброжелательности. Она беспокоилась за нас: мы ведь
находились в таком напряжении, постольку часов репетировали, но хотели
показать все, на что способны, и действительно любили музыку.
Музыку
ценили в Гэри. У нас были собственные радиостанции и ночные клубы, и не
было недостатка в людях, желавших в них выступать. Проведя с нами в
субботу днем репетицию, папа отправлялся посмотреть местное музыкальное
шоу или даже ездил в Чикаго на чье-нибудь выступление. Он постоянно
старался выискать что-то, что могло бы нам помочь. Вернувшись, домой,
он рассказывал нам, что видел и кто как выступал. Он был в курсе всех
новинок, будь то в местном театре, проводившем конкурсы, в которых мы
могли бы участвовать, или в «Кавалькаде Звезд» с участием знаменитых
актеров, чьи костюмы и движения мы могли бы перенять. Иногда я не видел
папу до воскресенья, пока не возвращался из церкви, но как только я
вбегал в дом, он начинал мне рассказывать о том, что видел накануне. Он
убеждал меня, что я смогу танцевать на одной ноге, как Джеймс Браун,
стоит только попробовать. Вот так получалось со мной: прямиком из
церкви – на эстраду.
Мы начинали получать награды за наши
представления, когда мне было шесть лет. Каждый из нас теперь знал свое
место: я выступал вторым слева, лицом к публике, Джермейн с краю от
меня и Джеки справа. Тито со своей гитарой стоял на правом краю, рядом
с ним – Марлон. Джеки вырос и возвышался надо мной и Марлоном. Так мы
выступали на одном конкурсе за другим и получалось неплохо. Другие
группы ссорились между собой и распадались, мы же выступали все более
слаженно и набирались опыта. Жители Гэри, ходившие регулярно на
конкурсы талантов, стали нас узнавать, поэтому мы старались превзойти
себя и удивить их. Нам не хотелось, чтобы они скучали на нашем
представлении. Мы знали: все новое всегда к лучшему, это помогает
расти, поэтому мы не боялись новых элементов в нашем исполнении.
Победа
на любительском вечере или конкурсе талантов с десятиминутной
программой, состоящей из двух песен, требует затраты такого же
количества энергии, что и полуторачасовой концерт. Я убежден: это
потому, что нет места для ошибок, поскольку выкладываешься так, что за
одну-две песни тебя поистине сжигает изнутри – куда больше, чем когда
ты неспешно исполняешь двенадцать или пятнадцать песен подряд. Эти
конкурсы талантов были нашим профессиональным образованием. Иногда мы
приезжали за сотни миль, чтобы спеть пару песен, и очень надеялись, что
толпа не отвергнет нас, потому что мы не местные. Мы состязались с
людьми разного возраста и умения – от профессиональный групп и актеров
до певцов и танцоров, как мы. Нам нужно было завладеть вниманием зала и
удержать его. Ничто не предоставлялось случаю – ни костюмы, ни обувь,
ни прически. Все должно быть, как задумал папа. Мы действительно
выглядели поразительно профессионально. После такого планирования, если
мы исполняли песни как на репетиции, награда сама шла к нам в руки. Так
было, даже когда мы выступали в Уоллес-Хай – той части города, где были
свои музыканты и своя клика. Мы бросали им вызов на их собственной
территории. Само собой, у местных музыкантов всегда были свои
поклонники, так что, когда мы покидали свои края и приезжали в чужие,
бывало очень тяжело. Когда конферансье поднимал над нами руки,
«призывая» к аплодисментам, нам хотелось, чтобы публика понимала: мы
выложились больше всех остальных.
Все мы – и Джермейн, и Тито,
- когда играли, находились под огромным давлением. Наш менеджер был из
той породы людей, которые любят напоминать: Джеймс Браун штрафовал
музыкантов из своих «Знаменитых языков пламени», если кто-то опаздывал
со вступлением или фальшивил во время представления. Будучи солистом, я
чувствовал, что в большей мере, чем остальные, не могу позволить себе
«отдохнуть вечерок». Помнится, я был на сцене вечером после того, как
целый день пролежал больной в постели. В ту пору мне еще трудно было
собраться с силами, и тем не менее я знал, что мы с братьями должны все
делать безупречно – разбуди меня ночью, и я исполню всю программу.
Когда я себя так чувствовал, я все время напоминал себе, что нельзя
искать в толпе кого-нибудь знакомого или смотреть на конферансье, так
как это может отвлечь. Мы исполняли песни, которые люди слышали по
радио или те, которые, как считал отец, уже стали классикой. Если ты
сбивался, то моментально это слышал, потому что любители музыки знали
эти песни и знали, как они должны звучать. Если же у тебя возникало
желание изменить аранжировку, она должна была звучать лучше оригинала.
Мы
получили первое место на общегородском конкурсе талантов, когда мне
было восемь лет. Мы исполняли нашу версию песни «Девочка моя». Конкурс
проходил в нескольких кварталах от нас, на Рузвельт-Хай. С того
момента, как Джермейн взял первые ноты на бас-гитаре, а Тито – первые
аккорды на гитаре и до того, как мы исполнили припев впятером, весь зал
стоя слушал всю песню. Джермейн и я пели по очереди куплеты, а в это
время Марлон и Тито волчком вертелись по сцене. Чудесное это было
чувство, когда мы передавали из рук в руки приз, самый большой из тех,
что мы до сих пор получали. В конце концов, мы водрузили его на
переднее сиденье машины, как ребенка, и поехали домой, а папа
приговаривал:
– Если будете выступать так, как выступали сегодня, им просто придется вручать вам призы.
Так мы стали чемпионами города Гэри.
Нашей
следующей целью было завоевать Чикаго, потому что там была постоянная
работа и лучшая устная реклама в округе. Мы со всем усердием начали
планировать нашу стратегию. Группа отца играла в тональности чикагских
групп «Мадди Уотерз» и «Хоулинг Вулф», но отец, мысливший достаточно
широко, понимал, что не менее привлекательны и более звучные протяжные
мелодии, нравившиеся нам, детям. Нам повезло, потому что многие люди
его возраста не были так прогрессивны. В самом деле, мы знали
музыкантов, считавших, что тональность шестидесятых – не для людей их
возраста, но к папе это не относилось. Он умел распознать хорошее пение
– даже рассказывал нам, что видел известную группу «Спэниелс» из Гэри,
когда они уже стали «звездами», хотя и были не намного старше нас.
Когда Смоуки Робинсон из «Мираклз» пел такие песни, как «След моих
слез» или «У-у-у, крошка, крошка», он слушал с не меньшим вниманием,
чем мы.
В шестидесятых Чикаго в музыкальном отношении еще не
был отброшен назад. Такие великолепные исполнители, как Кэртис мейфилд,
Джерри Батлер, Мейджер Лэнс и Тайрон Дэвис выступали с группой
«Импрешнс» по всему городу в тех же местах, что и мы. Тогда отец стал
уже нашим постоянным менеджером, работая лишь полсмены на заводе. У
мамы были кое-какие сомнения по поводу разумности подобного решения. Не
потому, что она думала, будто у нас не получается – просто она не знала
никого, кто бы проводил большую часть времени, пытаясь пристроить своих
детей в музыкальный бизнес. Еще меньше ей понравилось, когда папа
рассказал, что устроил нам постоянный контракт на выступление в ночном
заведении Гэри «У мистера Лакки». Нам приходилось проводить выходные в
Чикаго и в других местах, где мы пытались выиграть на все возраставшем
числе любительских конкурсов, а поездки эти обходились не дешево,
поэтому работа «У мистера Лакки» пришлась очень кстати. Мама удивлялась
тому, как нас принимали, и очень радовалась наградам и вниманию
публики, но очень за нас волновалась. За меня она волновалась, потому
что я был самый младший.
– Ну и жизнь для девятилетнего мальчика! – восклицала она, пристально глядя на моего отца.
Я
не знаю, чего ожидали мы с братьями, но публика в ночном клубе была
совсем другая, чем на Рузвельт-Хай. Мы играли, чередуясь со скверными
комедиантами, таперами и девицами, демонстрировавшими стриптиз.
Учитывая воспитание, полученное мною в церкви «Свидетели Иеговы», мама
волновалась, зная, что я болтаюсь среди неподходящих людей и познаю
вещи, с которыми мне было бы лучше познакомиться позже. Ей не стоило
волноваться. Сам вид некоторых из исполнительниц стриптиза никак не мог
совратить меня и ввергнуть в беду – во всяком случае, не в девять лет!
Это был ужасный образ жизни, и тем не менее он преисполнял всех нас
решимостью стремиться вверх, чтобы как можно дальше уйти от этой жизни.
«У мистера Лакки» мы впервые выступали с целой программой – по
пять номеров за вечер шесть раз в неделю. И если папе удавалось что-то
организовать для нас вне города на седьмой вечер, он это делал. Мы
старались изо всех сил, и посетители бара относились к нам неплохо. Им
нравились и Джеймс Браун, и Сэм, и Дэйв так же, как мы. Вдобавок мы
были чем-то вроде бесплатного приложения к выпивке и веселью. Они
радовались и не жалели аплодисментов. Во время одного номера мы даже
веселились вместе с ними. Это была песенка Джо Текса «Тощие ноги и все
остальное». Мы начинали петь, и где-то в середине я выходил в зал, и,
ползая под столами, задирал женщинам юбки. Посетители бросали мне
деньги, когда я пробегал мимо, а я, пританцовывая, подбирал все доллары
и мелочь, рассыпавшиеся по полу, и запихивал в карманы куртки.
В
общем, то я не волновался, когда мы начали играть в клубах, поскольку у
меня был большой опыт общения с публикой на конкурсах талантов. Я
всегда был готов выйти на сцену и выступать, понимаете, просто делать
что-то – петь, танцевать, веселиться.
Мы работали в нескольких
клубах, где исполнялся стриптиз. В одном из таких заведений Чикаго я
обычно стоял за кулисами и наблюдал за некоей женщиной по имени Мэри
Роуз. Мне, должно быть, было тогда лет девять или десять. Женщина
снимала с себя одежду, затем белье и бросала все это в зал. Мужчины
подбирали ее вещички, нюхали и начинали орать. Мы с братьями наблюдали
это, впитывая в себя, и папа ничего не имел против. Мы многому
научились тогда за время работы. В одном заведении была проделана
дырочка в стене гримерной, за которой был женский туалет. Через эту
дырочку можно было подглядывать, и я там видел такое, чего никогда не
забуду. Ребята в той программе были такие заводные, что постоянно
буравили дырочки в стенах женских туалетов. Мы с братьями дрались за
то, кому смотреть в дырочку.
– А ну подвинься, моя очередь!
И
отпихивали друг друга, чтобы освободить для себя место. Позже, когда мы
работали в театре «Апполо» в Нью-Йорке, я видел такое, что у меня чуть
крыша не поехала, - я не представлял себе, что такое возможно. Я уже
видел немало исполнительниц стриптиза, но в тот вечер выступала девица
с потрясающими ресницами и длинными волосами. Выступала она здорово и
вдруг в самом конце сдернула парик, достала из лифчика два апельсина и
обнаружилось, что под гримом скрывался парень с грубым лицом. Я глазам
своим поверить не мог. Я ведь был еще совсем ребенком, и представить
себе такое не мог. Но я выглянул в зрительный зал и понял, что им это
нравилось, они бурно аплодировали и кричали. А я, маленький мальчик,
стоял в кулисах и наблюдал за этим безумием. Как я уже говорил, я
все-таки получил в детстве кое-какое образование. Получше, чем удается
большинству. Возможно, это позволило мне в зрелом возрасте заняться
другими сторонами моей жизни.
Однажды, вскоре после наших
успешных выступлений в ночных клубах Чикаго, папа принес домой кассету
с песнями, которых мы раньше не слышали. Мы привыкли исполнять
популярные шлягеры, которые звучали по радио, и поэтому недоумевали,
зачем папа снова и снова проигрывает эти песни – их пел какой-то
парень, причем не очень хорошо, под аккомпанемент гитары. Папа сказал,
что на кассете записан не певец, а автор песен, владеющий студией
звукозаписи в Гэри. Звали его мистер Кейс, и он дал нам неделю на то,
чтобы разучить его песни, а тогда уж он будет судить, можно ли записать
их на пластинку. Естественно, мы были в восторге. Нам хотелось иметь
свою пластинку – любую пластинку, какую угодно.
Мы стали
работать исключительно над звуком, забросив танцы, которыми мы обычно
сопровождали новую песню. Разучивать песню, совсем неизвестную, было не
очень-то интересно, но к тому времени мы уже стали профессионалами и,
скрыв разочарование, старались вовсю. Когда мы были готовы и
почувствовали, что сделали все, что могли, папа записал нас на кассету
– правда, после нескольких фальстартов. Через день или два, в течение
которых мы гадали, понравилась ли мистеру Кейсу записанная нами
кассета, папа вдруг принес еще несколько его песен, которые мы должны
были изучить для первой записи.
Мистер Кейс, как и папа, был
заводским рабочим, любившим музыку, только его больше интересовала
запись и деловая сторона. На эмблеме его студии значилось: «Стилтаун».
Оглядываясь назад, я понимаю, что мистер Кейс волновался не меньше
нашего. Его студия находилась в центре города, куда мы и отправились
одним субботним утром до начала «Приключений трясогузки», которая был в
то время моей любимой передачей. Мистер Кейс встретил нас у входа в
студию и отпер дверь. Он показал нам небольшую стеклянную кабину с
разнообразным оборудованием и объяснил, что для чего нужно. Было
похоже, что нам не придется больше пользоваться магнитофонами, - по
крайней мере, в этой студии. Я надел какие-то большие металлические
наушники, доходившие мне до половины шеи, и постарался сделать вид,
будто я готов.
Пока братишки соображали, куда подключить
инструменты и куда встать, подъехали хористы и духовики. Сначала я
решил, что они будут записываться после нас. Мы были приятно удивлены и
обрадованы, узнав, что они приехали записываться с нами. Мы посмотрели
на папу, но в его лице ничего не изменилось. Скорее всего, он знал об
этом и не возражал. Люди уже тогда знали, что папа не любит сюрпризов.
Нам велели слушать мистера Кейса – он скажет нам, что делать, пока мы
будем в кабине. Если мы будем делать все, как он велит, пластинка сама
запишется.
Через два-три часа мы записали первую песню мистера
Кейса. Некоторые из хористов и духовиков тоже никогда прежде не
записывали пластинок, и им нелегко пришлось – вдобавок их руководитель
не требовал совершенства, поэтому они не привыкли, как мы, по несколько
раз переделывать все заново. В такие моменты мы понимали, сколько папа
вложил усилий, чтобы сделать из нас законченных профессионалов. Мы
потратили на запись несколько суббот, оставляя для потомства разученную
за неделю песню, и каждый раз унося с собой от мистера Кейса новую
пленку. В одну из суббот папа даже захватил с собой гитару, чтобы
выступить вместе с нами. Это был первый и последний раз, когда он с
нами записывался. Когда пластинка была готова, мистер Кейс дал нам
несколько экземпляров, чтобы мы могли продавать их между номерами и
после выступлений. Мы знали, что серьезные люди так не поступают, но
надо было когда-то начинать, а в то время иметь пластинку с названием
твоей группы кое-что значило. Мы считали, что нам очень повезло.
Первая
сорокапятка фирмы «Стилтаун» – «Большой мальчик» – была записана с
хватающей за душу бас гитарой. Это была милая песенка о пареньке,
мечтавшем влюбиться. Конечно, для полноты картины вы должны представить
себе, что исполнял ее девятилетний тощий мальчишка. В тесте говорилось,
что не желаю я больше слушать сказки, но, по правде говоря, слишком я
был еще мал, чтобы уловить подлинный смысл большей части слов в тех
песнях. Я просто пел то, что мне давали.
Когда эту пластинку с
партией бас гитары начали крутить по радио в Гэри, мы стали
знаменитостями в квартале. Никому не верилось, что у нас своя
пластинка. Мы сами с трудом этому верили.
После этой первой
пластинки, выпущенной «Стилтауном», мы нацелились на все крупные
конкурсы талантов в Чикаго. Как правило, другие исполнители с опаской
смотрели на меня, поскольку я был такой маленький, а в особенности те,
кто выступал после нас. Как-то раз Джеки вдруг захохотал до колик,
словно кто-то рассказал ему необычайно смешную шутку. Это было дурным
знаком перед выступлением, и я увидел, что папа заволновался, как бы
Джеки не сорвался на сцене. Папа подошел к нему, чтобы обменяться
словом, но Джеки шепнул ему что-то на ухо, и папа так и согнулся
пополам от смеха. Мне тоже захотелось узнать, в чем дело. Папа с
гордостью сообщил, что Джеки услышал разговор двух ведущих
исполнителей. Один из них сказал:
— Ну, уж не допустим, чтобы эта «Пятерка Джексонов» с их карликом обставила нас сегодня.
Сначала
я расстроился — это меня задело. Какие подлые твари. Не виноват же я в
том, что я — самый маленький, но остальные братья тоже захохотали. Папа
объяснил, что они не надо мной смеются. Он сказал, я должен гордиться —
та группа говорит гадости, потому что думает: я взрослый, только
изображаю ребенка, как в «Волшебнике из страны Оз» . Папа сказал, что
если эти крутые ребята говорят, как дворовые мальчишки, немало
досаждавшие нам в Гэри, значит, Чикаго у наших ног.
Правда, нам
для этого еще надо было немало потрудиться. После того как мы поиграли
в неплохих чикагских клубах, папа подписал контракт на наше выступление
на конкурсе любительских групп в городском театре «Ройял». Он ходил
слушать Б.Б. Кинга в «Ригал» в тот вечер, когда тот записывал свой
знаменитый «живой» альбом. Когда несколько лет назад папа подарил Тито
крутую красную гитару, мы принялись над ним подтрунивать — чьим именем
он ее назовет, подобно ББ. Кингу, который называл свою гитару
«Лгосиль».
Мы побеждали в том конкурсе три недели подряд,
каждую неделю исполняя новую песню, чтобы поддерживать интерес у
постоянной публики. Некоторые музыканты жаловались, говорили, что мы
слишком жадные — не хотим пропустить ни одного вечера, но сами
стремились к тому же. Было такое правило: если ты три раза подряд
побеждаешь на конкурсе любителей, тебя приглашают на платный концерт с
тысячной аудиторией, — это не сравнишь с несколькими десятками человек,
перед которыми мы играли в барах. Нам досталась такая возможность.
Концерт открывали Глэдис Найт и «Пипсы» совершенно новой песней «Слух
до меня дошел»... Вечер был потрясный.
После Чикаго был еще один
большой конкурс любительских групп, который, по нашему убеждению, мы
обязаны были выиграть, — он проходил в нью-йоркском театре «Аполло». В
Чикаго многие считают, что победить в «Аполло» — просто приятно и
только, но папа видел в этом нечто большее. Он знал, что в Нью-Йорке
выступают таланты высокого класса, и он знал также, что там больше
людей, связанных со звукозаписью, и профессиональных музыкантов. Если у
нас получится в Нью-Йорке, то у нас получится где угодно. Вот что
означало для нас победить в «Аполло».
Чикаго послало в
Нью-Йорк своего рода отчет о наших выступлениях, и такова была наша
репутация, что в «Аполло» нас поставили в финальную часть программы под
названием «Самые лучшие», хотя мы не участвовали ни в одном
предварительном конкурсе. К этому времени Глэдис Найт уже приглашала
нас в «Мотаун», как и Бобби Тэйлор, один из «Ванкувера», с которым
подружился отец. Отец сказал им обоим, что мы были бы счастливы
прислушаться в «Мотауне», но не сейчас.
Мы приехали на Сто
двадцать пятую улицу, где находился театр «Аполло», достаточно рано,
так что могли совершить по нему экскурсию. Мы обошли весь театр,
рассматривая фотографии выступивших там «звезд», как черных, так и
белых. Под конец директор-распорядитель провел нас в гримёрную, но к
этому времени я уже успел отыскать фотографии всех моих кумиров.
Пока
мы с братьями играли обязательные для новичков «промежуточные звенья»
между выступлениями других исполнителей, я внимательно наблюдал за
«звездами», стремясь как можно больше почерпнуть у них. Я следил за их
ногами, за тем, как они держат руки, берут микрофон, пытаясь понять,
как они это делают и почему именно так. Понаблюдав из-за кулис за
Джеймсом Брауном, я запомнил каждый его шаг, каждый хрип, каждый
прокрут и поворот. Должен сказать, он доводил себя до полного
изнурения, до физического и морального истощения.
Казалось, из
каждой его поры вырывается огонь. Физически чувствовалось, как на его
лице проступает пот. Никогда я не видел, чтобы кто-либо выступал так,
как он. Когда я наблюдал за кем-то, кто мне нравился, я сам становился
им. Джеймс Браун, Джеки Уилсон, Сэм и Дэйв, О'Джейсы — все они
выкладывались для зрителя. Пожалуй, наблюдая за Джеки Уилсоном, я
набирался от него больше, чем от кого-либо другого. Все это было очень
важной частью моего образования.
Мы стояли за сценой, за
кулисами, и наблюдали за каждым, кто уходил со сцены после выступления,
— все они были мокрые от пота. Я просто стоял в сторонке в
благоговейном трепете и смотрел, как они проходили мимо. И на всех были
такие красивые лакированные туфли. Помню, как я мечтал иметь такие
лакированные туфли. И как огорчался из-за того, что их не делали для
детей. Я ходил из магазина в магазин, и всюду мне отвечали:
— Таких маленьких мы не производим.
Ужасно
я расстраивался: уж очень мне хотелось иметь такие туфли, в каких
выступают на сцене, лакированные и блестящие, отливающие красным и
оранжевым в свете огней. О, до чего же мне хотелось иметь такие туфли,
как у Джеки Уилсона.
Большую часть времени я стоял за сценой
один. Братья находились наверху — перекусывали и болтали, а я был
внизу, за кулисами — сидел на корточках, держась за пыльный вонючий
занавес, и наблюдал за исполнителями. Правда, я действительно наблюдал
за каждым их шагом, движением, поворотом, оборотом, как они скрежещут
зубами, как выражают разные эмоции, как меняется освещение. Так я
получал образование и отдыхал. Я проводил там все свободное время.
Отец, братья, другие музыканты — все знали, где меня искать. Они
потешались надо мной, но я был так увлечен тем, что видел, так старался
запомнить только что увиденное, что не обращал на них внимания. Помню
все эти театры — «Ригал», «Айтаун», «Аполло», всех не перечислишь.
Таланты там рождались в поистине мифической пропорции. Лучшее в мире
образование — смотреть на то, как работают мастера. Тому, что я узнал,
просто стоя за кулисами и наблюдая, — научить нельзя. Некоторые
музыканты — группы «Спрингстин» и «Ю-Ту», к примеру, — возможно, и
считают, что получили образование на улице, Я же артист от рождения.
Мое образование идет со сцены.
Фото Джеки Уилсона висело на
стене в «Аполло». Фотограф щелкнул его, когда он в твисте выбросил ногу
в воздух, раскачивая микрофон взад-вперед. Возможно, он пел
какую-нибудь грустную песню, вроде «Одиноких слез», а у зрителей
захватывало дух от его танца, так что никому не было ни грустно, ни
одиноко.
Фото Сэма и Дэйва висели дальше по коридору, рядом со
снимками старого джаз-оркестра. Папа подружился с Сэмом Муром. Помню,
когда мы впервые встретились, я был приятно удивлен его ласковым ко мне
отношением. Я так давно пел его песни, что думал, он мне уши надерет, А
неподалеку от них висело фото «Короля всех и вся, Мистера Динамита,
мистера Пожалуйста, Пожалуйста, Сам-Джеймса Брауна». До его появления
на сцене певец был певцом, а танцовщик танцовщиком. Певец мог
танцевать, а танцовщик мог петь, но если вы не Фред Астер или Джин
Келли, у вас, скорее всего, что-то одно получается лучше, а другое
хуже, в особенности на концерте. Но он все это изменил. Ни один
прожектор не успевал за ним, когда он, скользя, пролетал через всю
сцену, — надо было всю ее заливать светом! Я хотел быть таким же.
Мы
победили в вечернем конкурсе любителей в «Аполло», и мне хотелось
вернуться к тем фотографиям на стенах и поблагодарить моих «учителей».
Папа был так счастлив, что готов был лететь в Гэри той же ночью. Он был
на вершине блаженства, как и мы. Мы с братьями сразу получили высшие
оценки и надеялись, что нам удастся проскочить через «класс». Я был
уверен, что нам не долго придется выступать в конкурсах талантов и
стриптизных программах.
Летом 1968 года мы познакомились с
музыкой, исполняемой семейной группой, — она оказала большое влияние на
наше звучание и наши жизни. У них не у всех была одна фамилия, были
среди них и белые и черные, и мужчины и женщины, а называлась группа
«Слай энд фэмили Стоун». Они выпустили несколько потрясающих хитов, в
том числе «Танцуй под музыку», «Встань», «Бурное веселье летом», Братья
указывали на меня, когда звучала строчка про карлика большущего роста,
но на этот раз я тоже смеялся. Эти песни передавали все радиостанции
рока. На всех нас, Джексонов, они оказали огромное влияние, и мы многим
им обязаны.
После «Аполло» мы продолжали выступать, одним глазом
косясь на карту и одним ухом прислушиваясь к телефону. Мама с папой
установили правило говорить по телефону не больше пяти минут, но после
нашего возвращения из «Аполло» даже пяти минут было много. Мы не должны
были занимать телефон на случай, если с нами захочет связаться
кто-нибудь из компании, выпускающей пластинки. Мы вечно боялись, что
телефон будет занят, когда они позвонят.
Пока мы ждали,
выяснилось, что кто-то, кто видел нас в «Аполло», рекомендовал нас в
шоу Дэвида Фроста в Нью-Йорке. Нас покажут по телеку! Это было самое
захватывающее предложение из всех, что нам делали. Я рассказал всем в
школе, а тем, кто не поверил, даже рассказал дважды. Мы должны были
поехать туда через несколько дней. Я считал часы. Я уже видел мысленно
всю поездку, пытался представить себе, на что будет похожа студия и
каково это — смотреть в камеру.
Я пришел домой с домашним
заданием на время поездки, заранее подготовленным моим учителем, Мы
провели еще одну генеральную репетицию и затем окончательно отобрали
песни. Интересно, какие из этих песен пойдут, думал я.
А днем папа сказал, что поездка в Нью-Йорк отменяется. Мы так и застыли и уставились на него.
Мы
были поражены. Я чуть не заплакал. Мы же были на волоске от большого
прорыва к успеху. Как они могли так с нами обойтись? Что происходит?
Почему мистер Фрост передумал? У меня голова шла кругом, и, казалось, у
остальных — тоже.
— Это я отменил, — спокойно объявил папа.
В очередной раз мы уставились на него, не в силах произнести ни слова.
— Позвонили из «Мотауна».
Дрожь пробежала у меня по спине.
Я
почти, что с идеальной четкостью помню дни перед этой поездкой. Помню,
я ждал Рэнди у дверей первого класса. Была очередь Марлона вести его
домой, но в тот день мы поменялись ролями.
Учительница Рэнди
пожелала мне удачи в Детройте, поскольку он рассказал ей о нашей
поездке на прослушивание. Он был в таком восторге, что мне приходилось
напоминать себе, что он толком не знает, что такое Детройт. Все
семейство только и говорило о «Мотауне», а Рэнди ведь даже не знал, что
такое город. Учительница рассказала мне, что он искал «Мотаун» на
глобусе. Она считала, что мы должны исполнить «Не знаешь ты, как знаю
я» — она видела, как мы ее исполняли в театре «Ригал» в Чикаго, тогда
группа учителей ездила посмотреть на наше выступление. Я помог Рэнди
надеть пальто и вежливо согласился учесть ее пожелание, хотя знал, что
мы не можем петь песню Сэма и Дэйва на прослушивании в «Мотауне», так
как они записываются у «Стэкс», на конкурирующей фирме. Папа говорил,
что компании относятся к таким вещам серьезно; он предупредил нас, чтоб
никакой такой ерунды не получилось, когда мы прибудем туда. Посмотрел
на меня и сказал, что хотел бы, чтоб его десятилетний певец спел на все
одиннадцать.
Мы вышли из здания средней школы Гэрретта, до дома
было рукой подать, но надо было торопиться, Помню, я начал нервничать:
одна машина промчалась мимо, потом другая. Рэнди взял меня за руку, и
мы бросились к переходу. Помахали регулировщику. Я знал, что Латойе
придется завтра отвести Рэнди в школу, поскольку мы с Марлоном будем
ночевать в Детройте вместе с остальными.
Последний раз, когда мы
играли в Детройте в театре «Фокс», мы уехали сразу после выступления и
вернулись в Гэри к пяти утра. Я всю дорогу проспал в машине, так что
мне не так уж трудно было наутро идти в школу. Но к трем часам дня,
когда настало время репетировать, я еле передвигал ноги, будто мне
надели на них свинцовые гири.
В ту ночь мы могли бы уехать сразу
после нашего выступления, поскольку были третьими в списке, но это
означало пропустить основного исполнителя — Джеки Уилсона. Я видел его
на других сценах, но в «Фоксе» он выступал на приподнятой сцене,
которая приходила в движение, как только он начинал петь. Хотя на
другой день я и устал после школы, но, помню, на репетиции все же
попробовал некоторые его движения, предварительно потренировавшись
перед высоким зеркалом в школьной уборной, а собравшиеся ребята глазели
на меня. Папе понравилось, и мы включили некоторые из этих движений в
одну из моих программ.
Перед поворотом на Джексон-стрит мы с
Рэнди оказались перед огромной лужей. Я посмотрел, нет ли машин,
отпустил руку Рэнди и, прыгнув через лужу, приземлился, стараясь не
замочить вельветовых брюк. Я оглянулся на Рэнди, зная, что он любит все
повторять за мной. Он отошел для разбега, но я понимал, что лужа очень
большая, слишком большая для него и ему не перепрыгнуть, не намокнув.
Поэтому, во-первых, как старший брат и, во-вторых, как учитель танцев,
я поймал его на лету, чтобы он не промок.
На другой стороне
улицы ребята покупали сладости, и даже те, кто доставлял мне массу
неприятностей в школе, стали спрашивать, когда мы собираемся ехать в
«Мотаун». Я ответил и купил конфет — им и Рэнди — на свои деньги. Мне
хотелось как-то утешить Рэнди, а то он расстроился из-за моего отъезда.
Подходя к дому, я услышал крик Марлона:
— Да кто-нибудь, закройте же дверь!
Боковая
дверь нашего микроавтобуса «Фольксваген» была настежь открыта, и меня
пробрала дрожь при мысли о том, как там будет холодно во время долгой
дороги в Детройт. Марлон загнал нас домой и уже начал помогать Джеки
загружать вещи в авто бус. Джеки и Тито, вопреки обыкновению,
заблаговременно вернулись домой, они должны были бы пойти на тренировку
по баскетболу, но зимой в Индиане была сплошная слякоть, и нам хотелось
пораньше тронуться в путь. В этом году Джеки выступал за баскетбольную
команду старшеклассников, и папа любил повторять, что в следующий раз
мы поедем играть в Индиана-полис, когда Рузвельт будет присутствовать
на чемпионате штата. «Пятерка Джексонов» будет выступать в перерывах
между утренними и вечерними играми, а Джеки забросит решающий мяч в
корзину и добьется звания чемпиона для своей команды. Папа любил
подтрунивать над нами, но с Джексонами ничего заранее нельзя
предугадать. Папа хотел, чтобы мы отличались не только в музыке. Я
думаю, эта неутомимая энергия и напористость перешли к нему от отца,
преподававшего в школе. Я же помню: мои учителя никогда так не напирали
на нас, как он, хотя им за строгость и требовательность платили.
Мама
вышла на крыльцо и вручила нам термос и сандвичи. Помню, она просила
меня не порвать выходную рубашку, которую зашила прошлой ночью и
упаковала в чемодан. Мы с Рэнди помогли уложить вещи в автобус, затем
вернулись на кухню, где Ребби одним глазом приглядывала за папиным
ужином, а другим следила за маленькой Дженет, сидевшей на высоком
детском стуле.
Ребби была старшей, и ей приходилось нелегко. Мы
знали, что как только закончится прослушивание в «Мотауне», станет
ясно, нужно нам переезжать или нет. Если нужно, то Ребби отправится на
Юг, вслед за своим женихом. Она всегда брала на себя все заботы по
дому, когда мама ходила на занятия в вечернюю школу, — она хотела
получить диплом о среднем образовании, которого была лишена из-за
болезни. Я просто ушам своим не поверил, когда мама сказала, что
намерена получить диплом. Помню, меня беспокоило то, что ей придется
ходить в школу с детьми возраста Джеки и Тито и они будут смеяться над
ней. Помню, как она расхохоталась, когда я поведал ей об этом, и как
терпеливо объясняла, что будет учиться со взрослыми. Занятно было иметь
маму, которая готовила домашние задания, как и мы все.
На этот
раз загружать автобус было легче обычного. Как правило, с нами ездили
Ронни и Джонни, обеспечивавшие музыкальный фон, но в «Мотауне» были
свои музыканты, так что мы отправились одни. Джермейн еще копошился в
нашей комнате, когда я туда вошел. Я знал, что он хотел избавиться от
Ронни и Джонни. Он и сказал мне — поехали в «Мотаун» сами, а папу
оставим тут, у Джеки, ведь, есть водительские права и ключи от машины.
Мы рассмеялись, но в глубине души я и подумать не мог о том, чтобы
ехать без отца. Даже в тех случаях, когда нашими репетициями после
школы руководила мама, поскольку отец не успевал вернуться со смены, он
все равно как бы находился с нами, поскольку мама была его глазами и
ушами. Она всегда знала, что было хорошо вчера и не получалось сегодня.
И папа вечером уделял этому главное внимание. У меня было такое
впечатление, что они обмениваются невидимыми сигналами или чем-то еще:
по каким-то невидимым для нас признакам папа всегда знал, играли ли мы
как надо.
В «Мотаун» мы отправлялись без долгих прощаний. Мама
привыкла к тому, что мы отсутствуем по нескольку дней, а также во время
школьных каникул. Латойя немного дулась, поскольку тоже хотела ехать.
Она видела нас только в Чикаго, а в таких местах, как Бостон или Финикс
мы никогда подолгу не задерживались, так что не могли привезти ей
подарков. Наша жизнь, должно быть, представлялась ей вечным праздником
— ей-то ведь приходилось оставаться дома и ходить в школу. Ребби в тот
момент укладывала Дженет спать, но она крикнула нам «до свидания» и
помахала на прощание. Я потрепал напоследок Рэнди по голове, и мы
уехали.
Когда мы немного отъехали, папа и Джеки стали изучать
карту — в основном по привычке, поскольку мы, само собой, бывали до
этого в Детройте. Проезжая через центр, мы миновали возле мэрии студию
мистера Кейса. Мы записали у мистера Кейса несколько демонстрационных
кассет, которые папа послал в «Мотаун» после нашей пластинки,
выпущенной «Стилта-уном». Солнце садилось, когда мы выскочили на шоссе.
Марлон объявил, что если мы услышим по радиостанции УВОН одну из наших
пластинок, это принесет нам удачу. Мы кивнули. Папа спросил, помним ли
мы, как расшифровывается УВОН, и пихнул Джеки, чтобы тот помалкивал. Я
по-прежнему смотрел в окно, думая об открывающихся перед нами
возможностях, но в мои мысли вмешался Джермейн,
— «Уорлд Войс оф
зе Нигро», — «Голос негра», — сказал он. И мы стали сыпать
сокращениями. «УГН»: «Уорлд грейтест ньюспейпер» — «Лучшая в мире
газета» /принадлежала «Чикаго трибюн. «УЛС»; «Уорлд ларджест стор»
«Самый большой универмаг» /«Сире»/. «Чфл...» Мы остановились, не зная,
как это расшифровать.
— «Чикаго федерейшн оф лейбор» — «Чикагская федерация труда», — произнес папа, жестом показывая, чтобы ему передали термос.
Мы
свернули на 94-е шоссе, и радиостанция Гэри исчезла, заглушённая
Каламазу. Мы начали вертеть настройку в поисках «Битлз», которых
передавала канадская радиостанция из Уинд-зора, провинция Онтарио.
Дома
я был большим любителем игры в «Монополию», и наша поездка в «Мотаун»
чем-то походила на эту игру. В «Монополии» ходишь кругами по полю,
покупая различные вещи и принимая решения, и наши разъезды были
подобием игры в «Монополию», полную возможностей и скрытых опасностей.
После многочисленных остановок в пути мы в конце концов приземлились в
театре «Аполло» в Гарлеме, который, безусловно, мог считаться желанным
местом стоянки для всех молодых музыкантов вроде нас. Теперь мы
двигались вверх по Бродуоку в направлении «Мотауна». Победим ли мы в
игре или пролетим мимо клеточки «дополнительный ход» и придется снова
карабкаться вверх по длинному полю, отделяющему нас от заветной цели?
Что-то
менялось во мне, и я чувствовал это, несмотря на тряску в
микроавтобусе. Не один год ездили мы в Чикаго, не зная, удастся ли нам
вообще выбраться из Гэри. И нам это удалось. Затем мы затеяли поездку в
Нью-Йорк в полной уверенности, что лишимся опоры, если не удастся
хорошо выступить там. Даже памятные вечера в Филадельфии и Вашингтоне
не вселили в меня достаточно уверенности, и я не переставал терзаться
мыслью, что где-нибудь в Нью-Йорке появилась группа, которая играет
лучше нас. Но после нашего бешеного успеха в «Аполло» мы, наконец,
почувствовали, что на нашем пути нет препятствий, мы ехали теперь в
«Мотаун», и никакие сюрпризы нам не грозили. А вот мы, как всегда,
преподнесем им сюрприз.
Папа достал из отделения для перчаток
отпечатанный на машинке маршрут, и мы свернули с трассы на авеню
Вудворт. На улицах было немного народу, поскольку для всех был
обыкновенный будничный вечер.
Папа немного волновался по поводу
гостиницы, чего я понять не мог, пока не сообразил, что гостиницу нам
заказали сотрудники «Мотауна». Мы не привыкли, чтобы что-то делали за
нас. Нам нравилось самим заботиться о себе. Папа всегда сам заказывал
нам гостини
В сети появилась неизвестная ранее песня Майкла Джексона

Американское издание TMZ.com опубликовало на своем сайте фрагмент не
издававшейся ранее композиции Майкла Джексона, скончавшегося 25 июня
2009 года. Скачать и прослушать отрывок из новой
песни "короля поп-музыки" можно здесь:
http://www.tmz.com/2009/07/...
Опубликованная композиция Джексона представляет собой перепевку
известного хита американской фольк-группы America, релиз которого
состоялся в 1971 году. Мелодия и текст песни в исполнении Майкла
Джексона полностью идентичны оригинальному варианту, а единственное
отличие заключается в названии композиции - "A Place with No Name" у
Джексона вместо оригинального "A Horse with No Name" у America. Когда
была сделана запись этой песни, изданию выяснить не удалось.
Как рассказал TMZ.com продюсер America Джим Мори (Jim Morey),
который в конце 1980-х годов также работал с Майклом Джексоном,
участники коллектива были польщены предложением "поп-короля" перепеть
их легендарный хит. По его словам, они надеются, что в ближайшее время
новую песню покойного Майкла Джексона услышат все поклонники его
творчества.
Сестра Майкла Джексона поклялась раскрыть его убийство

Сестра Майкла Джексона Латойя уверена, что ее брат пал жертвой заговора
со стороны своего теневого окружения. Об этом она заявила в интервью
нескольким воскресным газетам. В интервью таблоиду Daily Mail Латойя
утверждает, что певцу специально давали различные препараты, чтобы
контролировать его, и насильно вынудили подписать контракт о проведении
50 концертов в Лондоне.
Шеф полиции Лос-Анджелеса Уильям Брэттон уже заявил ранее, что
следователи не исключают возможности того, что смерть Майкла Джексона
была убийством. По законам штата Калифорния, под это уголовное
преступление подпадают и непреднамеренные убийства.
Латойя Джексон рассказала, что получили в пятницу, 10 июля,
результаты предварительной экспертизы от патологоанатомов, но не будет
раскрывать их содержание до окончания полицейского расследования. В то
же время она упомянула, что на шее Майкла Джексона были обнаружены
четыре свежих укола от шприца.
Сестра певца подчеркнула, что уверена в том, что он был убит, и в
том, что существовал заговор с целью его убийства, в котором принимал
участие не один человек.
В интервью другому британскому таблоиду News of the World Латойя
Джексон отметила, что ей известно, кто стоит за смертью брата. Она
также поклялась доказать, что смерть Майкла Джексона была не случайной,
а за ней стояли люди, считавшие, что на мертвом певце они заработают
больше денег, чем на живом. Кроме того, Латойя Джексон рассказала, что
в день смерти ее брата из его особняка пропали драгоценности и
наличность на сумму свыше двух миллионов долларов.
Врача Майкла Джексона заподозрили в его убийстве

Полиция Лос-Анджелеса считает смерть Майкла Джексона убийством и
проверяет на причастность к смерти "короля поп-музыки" его личного
кардиолога Конрада Мюррея. Об этом 15 июля сообщается на сайте TMZ.com.
По данным источника интернет-издания, наиболее
вероятной причиной смерти Джексона следователи считают инъекцию
сильнодействующего препарата пропофола. Как пишет TMZ, полицейские
располагают вескими и многочисленными доказательствами того, что
препарат ввел Мюррей, и внимательно изучают его действия перед смертью
исполнителя.
Отметим, что адвокаты Мюррея в беседах с
журналистами не подтверждали и не опровергали факта инъекции конкретно
пропофола, однако говорили, что кардиолог не прописывал и не поставлял
Майклу Джексону сильнодействующих обезболивающих наподобие демерола или
оксиконтина.
Ранее сообщалось, что упаковки пропофола были
обнаружены в доме Джексона после его смерти. Этот препарат согласно
американскому законодательству могут использовать только врачи и только
в пределах больниц. Медсестра Джексона заявляла в одном из интервью,
что певец просил ее принести ему пропофол, но она отказала. Кроме того,
ранее появлялись сообщения, что личный кардиолог исполнителя допустил
ошибки, когда пытался оказать Джексону первую помощь перед прибытием
"скорой".
В то же время The Daily Telegraph 15 июля пишет, что
полиция проверяет на причастность к гибели Майкла Джексона его
дерматолога Арнольда Клейна, который признал, что изредка выписывал
певцу демерол, но утверждает, что никогда не давал ему более
сильнодействующих препаратов. Издание также сообщает со ссылкой на
источники в окружении Майкла Джексона, что исполнитель много раз
пытался совершить самоубийство и всегда носил при себе предсмертную
записку.
Мать детей Майкла Джексона отказалась от родительских прав

Как пишет во вторник, 14 июля, газета The New York Post, за это
семья покойного музыканта выплатит женщине четыре миллиона долларов
отступных.
Майкл Джексон был женат на медсестре Дебби Роу с 1996 по 1999 годы.
От этого брака у него остались сын Принс Майкл-младший и дочь Пэрис
Майкл Кэтрин, которым сейчас по 12 и 11 лет. Третий ребенок – 7-летний
Принс Майкл II – был рожден от суррогатной матери, имя которой не
разглашается.
После развода с певцом Дебби Роу полностью передала права воспитания
детей Джексону. За это ей было единовременно выплачено восемь миллионов
долларов и еще пять следующих лет она получала от семьи Джексонов по
900 тысяч долларов.
В 2001 году, когда певца обвинили в сексуальных домогательствах к
несовершеннолетним, Дебби Роу пыталась восстановить родительские права,
однако вскоре снова отказалась от них за компенсацию в четыре миллиона
долларов и дом за 900 тысяч долларов.
После скоропостижной смерти Майкла Джексона права опекунства над его
детьми были временно переданы его матери Кэтрин Джексон, но Дебби Роу в
очередной раз предъявила свои претензии на детей. Окончательное решение
по опекунству суд Лос-Анджелеса должен принять 20 июля.
Источник The New York Post, близкий к семье покойного "короля
поп-музыки", утверждает, что последними четырьмя миллионами долларов
отступных Джексоны окончательно и бесповоротно лишат Дебби Роу прав на
Принса Майкла-младшего и Пэрис Майкл Кэтрин.
Отец Майкла Джексона решил отправить его детей в турне

Отец Майкла Джексона, Джо Джексон, намерен отправить троих детей
скончавшегося певца в турне, пишет издание The Daily Telegraph. По
словам биографа Джексона Яна Хелперина, Джо Джексон увидел в 12-летнем
Принсе Майкле, 11-летней Пэрис Кэтрин и 7-летнем Принсе Майкле II
будущих выдающихся артистов.
Как рассказали люди из окружения Джо Джексона, особые надежды он
возлагает на Пэрис, которая якобы уже зарекомендовала себя как
талантливая исполнительница, и на Принса Майкла II, проявляющего
склонность к танцам. По планам отца "короля поп-музыки", дети могли бы
отправиться в гастрольную поездку уже в 2010 году. Как подчеркнул
собеседник The Daily Telegraph, в настоящее время Джо Джексон
подыскивает для будущих артистов команду сессионных музыкантов.
Примечательно, что перед стартом турне трио может получить название
Jackson 3 – по аналогии с Jackson 5, семейной группы Джексонов, в
которой и начиналась музыкальная карьера "короля поп-музыки". Между
тем, Хелперин отметил, что планы старшего из Джексонов "очень разозлили
одного из членов семьи" исполнителя. О ком именно идет речь, не
уточняется, однако можно предположить, что против создания Jackson 3
выступила мать Майкла Джексона, Кэтрин, которая исполняет обязанности
опекуна детей певца.
По сведениям The Daily Mail, в настоящее время Пэрис, Принс Майкл и
Принс Майкл II (также известный как Бланкер) находятся в поместье
Джексонов в Лос-Анджелесе. Издание также отмечает, что на защиту детей
от Джо Джексона встала не только Кэтрин Джексон, но и бывшая жена
певца, Дебби Роу, являющаяся матерью двух старших детей исполнителя
(Бланкет родился от суррогатной матери, сведения о которой не
распространяются). Газета пишет, что женщины ведут переговоры, по
итогам которых надеются разделить право опекунства.
Несмотря на то, что Роу в завещании Джексона не упоминается и
главным опекуном детей назначается его мать, Кэтрин Джексон пошла
навстречу бывшей супруге "короля поп-музыки" и готова разрешить ей
регулярно встречаться с дочерью и сыном. Слушание по делу об опеке над
детьми Майкла Джексона назначено на 20 июля.
"Последнее, чего бы хотелось Дебби - это отдать детей на воспитание
Джо и, таким образом, заставить их пройти через те же испытания, через
которые прошел Майкл", - отметил собеседник издания. Известно, что у
Джексона были очень напряженные отношения с отцом - поп-певец
неоднократно заявлял, что строгий родитель не только часто критиковал
его, но время от времени даже бил. "Когда мы готовились к выступлениям
с Jackson 5, отец всегда приходил на репетиции с ремнем, так что мы не
имели права на ошибку", - отмечал Джексон.
В последние годы Майкл Джексон не общался с отцом и даже не упомянул
его в своем завещании. Согласно документу, датированному 2002 годом,
все имущество исполнителя должно перейти его матери, детям и нескольким
благотворительным организациям.
Между тем, о месте и дате похорон Джексона, скончавшегося 25 июня,
до сих пор ничего неизвестно. По имеющимся данным, гроб с телом
исполнителя хранится в склепе на территории кладбища Forest Lawn в
Лос-Анджелесе.
В этой группе, возможно, есть записи, доступные только её участникам.
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу
Чтобы их читать, Вам нужно вступить в группу