Волшебный колокольчик

_________________________________

Давным-давно жил бедный мальчик, н не било у него никого в целом свете. Поднялся он в горы в стал овечьим пастухом.

Одним только сокровищем он владел - волшебным колокольчиком. Стоило зазвонить в него - и стадо послушно шло, куда приказывал мальчик. По вечерам он прятал колокольчик в дупло дерева, чтобы волки, привлеченные чудныи эвоном, не напали на овец.

Однажды разразилась гроза. Пастушок привел отару в загон, повесил калокальчик на ветку и лег спать. Когда он проснулся, то увидел, что дерево выросло до самых небес и снять колокольчик никак нельзя.
- Дерево, наклонись! Я сниму колокольчик. Пора уводить овец на пастбище.
- Нет, - отвечает дерево, - не хочу.

Пришел мальчик к топору;
- Иди, топор, сруби дерево, оно не хочет отдать мне колокольчик.
- Не пойду, - говорит топор.

Пошел мальчик к ржавчине:
- Иди, ржавчина, затупи топор, он не хочет срубить дерево, а дерево не отдает мне мой колокольчик.
- Неохота, - говорит ржавчина.

Рассердился пастушок, пошел н огню:
- Иди; огонь, спали ржавчину, она не хочет затупить топор, а топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает колокольчика.,br> - Лень мне идти,братец.

Пошел мальчик к воде:
- Беги, вода, погаси огонь, он не хочет опалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает мне мой колокольчик.
- Не стану, - говорит вода.

Пошел мальчик к волу:
- Ступай, вол, выпей воду, она не хочет погасить огонь, огонь не хочет опалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает колокольчик.
- Не пойду, - говорит вол, - я уж напился.

Мальчик обиделся, пошел к волку:
- Идем, волк, зарежь вола, он не хочет выпить воду, вода не хочет гасить огонь, огонь не хочет жечь ржавчину, ржавчина не хочет тупить топор, топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает мне мой колокольчик.
- Нет, - говорит волк, - не хочу я связываться с волом.

Пошел пастушок к охотнику.
- Иди, охотник, застрели волка, он не хочет зарезать вола, вол не хочет выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет спалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не отдает колокольчик.
- Нет, - говорит охотник, - я сегодня не пойду на охоту.

Пошел мальчик к мышке:
- Мышка, мышка, иди отгрызи ремень с охотничьего ружья, охотник не хочет застрелить волка, волк не хочет зарезать вола, вол не хочет выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет опалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не отдает мне мой колокольчик.

Мышка говорит:
- Не пойду, я не голодна.

Пошел мальчик, поклонился кошке:
- Иди, кисанька, съешь мышку, она не хочет отгрызть ремень с охотничьего ружья, охотник не хочет застрелить волка, волк не хочет зарезать вола, вол не монет выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет спалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не отдает колокольчик.

Кошка говорит:
- Нет, не пойду, сыта по горло мышами.

Что делать пастушку? Пошел к собаке.
- Иди, Гривко, укуси кошку, она не хочет съесть мышку, мышка не хочет отгрызть ремень с охотничьего ружья, охотник не хочет застрелить волка, волк не хочет зарезать вола, вол не хочет выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет епалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не отдает мне мой волшебный колокольчик. Солнце уже высоко, а мои овцы хотят пить и есть.

Сжалилась собака, видит, что мальчик устал и никто ему не хочет помочь, встряхнулась, подпрыгнула да как бросится за кошкой! Кошка испугалась, кинулась на мышку, мышка только пискнула и начала грызть ремень охотничьего ружья, охотник подхватил ружье и прицелился в волка, волк поневоле помчался за волом, вол замычал и стал пить воду из реки, аж берега ходуном заходили. Вышла вода из берегов, выплеснулась на огонь, огонь накинулся на ржавчину, ржавчина как пошла по топору, топор вскочил и стал рубить дерево, дерево наклонилось, мальчик схватил свой колокольчик и побежал пасти овец.

С тех пор собаки привыкли жить на пастбищах и стали верными друзьями пастухов.

Всем известен миф о прекрасном юноше, который целыми днями напролёт глядел на своё отражение в ручье, любуясь своей красотой. В конце концов, заглядевшись, он упал в воду и захлебнулся. На берегу же вырос цветок, названный в память погибшего.

Когда Нарцисс погиб, нимфы леса — дриады — заметили, что пресная вода в ручье сделалась от слёз солёной.

— О чём ты плачешь? — спросили у него дриады.

— Я оплакиваю Нарцисса, — отвечал ручей.

— Неудивительно, — сказали дриады. — В конце концов, мы ведь всегда бежали за ним вслед, когда он проходил по лесу, а ты — единственный, кто видел его красоту вблизи.

— А он был красив? — спросил тогда ручей.

— Да кто же лучше тебя может судить об этом? — удивились лесные нимфы. — Не на твоём ли берегу, склонившись не над твоими ли водами, проводил он дни?

Ручей долго молчал и наконец ответил:

— Я плачу по Нарциссу, хотя никогда не понимал, что он — прекрасен. Я плачу потому, что всякий раз, когда он опускался на мой берег и склонялся над моими водами, в глубине его глаз отражалась моя красота.

(с) Оскар Уайльд 

Детская сказка

    Макошь - великая богиня. Она обладает тайной Прави, тайной Коло Сварога. Ее велениям подчиняются и боги, и люди.

    Она следит за соблюдением обычаев, обрядов. Милует и награждает она тех, кто крепко стоит за старинные обычаи. Высоко в небесном чертоге она сидит с помощницами Долей и Недолей, прядет нити судеб.

Она нити прядет, в клубок сматывает, не простые нити - волшебные. Из тех нитей сплетается наша жизнь - от завязки- рожденья и до конца, до последней развязки-смерти. «Книга Коляды», 1 в

    Макошь - Небесная Мать, Небесный Закон, Правь. Третий лик Бога. Первый лик - Отец, Второй - Сын, третий - Мать. Ибо Мать - это и есть Дух Бога, приводящий в движение Мир. Именно Мать дает жизнь Сыну. И это значит - Мир изменяется, после Отца является Сын, потом Сын Сам становится Отцом и вновь рождает Сына.

    Макошь знает тайну судеб, тайну прежних жизней и новых воплощений. Она требует, чтобы человек следовал предначертанному пути. Она дает и свободу выбора между добром и злом, где добро - суть следование пути Прави, а зло - отклонение от него. Тех, кто уходит в сторону, губит себя и свою душу - Макошь карает нещадно. Они вновь воплощаются на земле, но уже не людьми.

    Макошь - женщина, и потому изменчива - может принести и радость и горе. Милует и награждает она только сильных духом, борющихся за счастье. Она дает выход из самых безнадежных положений, если человек не отчаялся, если идет из последних сил, если не изменил себе и мечте. И тогда Макошь посылает человеку богиню счастья и удачи - Сречу. И тогда человек открывает дверь, делает шаг и Среча встречает его.

    Но если человек опустился, разуверился, предал мечту, устал и махнул на все рукой - мол. Кривая вывезет, то его ждет горькое разочарование. Макошь отвернет свой лик. И отверженного поведут по жизни чудовищные старухи - Лихо Одноглазое, Кривая, Нелегкая, Неделя, Несреча - туда, где ужи причитают над могилами Карна с Желею.

    Богиня Макошь входила в дохристианский пантеон Владимира. Она упоминается во всех поучениях против язычества IХ-ХIV веков. Ее часто принимали за богиню прядения, так как этнографические записи XIX века сохранили легенды о том, как «Мокуша обходит дома и беспокоит прядущие женщин». В русских деревнях сохранился обычай не оставлять кудель после работы, иначе «Мокуша спрядет». Существовало поверье: «Если пряхи дремлют, а веретено их вертится, то говорят, что за них пряла Мокуша».

    В «Слове об идолах» сохранилась запись о богине Макоши: «...тем же богам требу кладут и творять словенский язык: вилам и Макоши и Диве, Перуну. Хърсу...» Здесь же она сравнивается с Гекатою - греческой богиней благосостояния: «Мажють Екатию богыню, сию же деву творять и Макошь чтуть...». От Макоши зависела судьба: какой жребий «кошь» тебе выпадет. Ее образ вытеснялся Параскевой Пятницей, Марией Богородицей.

    На море-Океане, на острове Буяне лежит бел-горюч камень Алатырь, на том камне светлица, в той светлице красна девица Матерь Божия с двумя сестрицами, они прядут и сучат шелкову кудельку.

    Из русских заговоров

    Жила была женщина... называлась Счастьем и сотворена была, как бысть живому человеку. Только в двух местах видимая проруха: спина не сгибалась и был у ней один глаз, да и тот на темена кверху видит, а руками хватает зря.. (Она ходит и ищет свое пропавшее дитя) Схватит самого ледащего, глупого, что и денег считать не умеет.. начнет вздымать, чтобы посмотреть в лицо: оно ли доподлинно? Вздымет выше головы, взглянет с темени одним глазом да и бросит из рук, не жалеючи, прямо оземь: иной изживается, иной зашибается и помирает. Нет, не оно!

    Из притчи старика-раскольника.

Андромеда изображалась в арабской традиции с женщиной с двумя рыбами. Проглядывает старая арабская традиция – разделения неба.

ЛЮБОВЬ...

ЛЕГЕНДА О БОКСЁРЕ

"Это было в пятый день создания мира. После того как Господь Бог сотворил всех животных, принялся он изготавливать по экземпляру каждой будущей породы собак. Тут были большие и маленькие, длинношерстные, лохматые и короткошерстные, чёрные, белые, пятнистые и полосатые - в общем всё, чего только может пожелать человеческое сердце. Когда все собаки были готовы, удовлетворённо осмотрел их любимый Бог и сказал:"Здесь такой выбор, какой едва ли можно найти среди всех моих других зверей вместе взятых, но как венец творения я сейчас сделаю собаку, которая соединит в себе силу и благородство, быстроту и храбрость в сочетании с доброжелательностью". Сказав так, Бог взял глину и вылепил боксёра. Он выглядел точно так же, как и наш сегодняшний боксёр, только голова его не особенно отличалась от голов других собак, и Господь Бог обрадовался и сказал: Этот вот мне действительно на удивление хорошо удался, и сначала я его поставлю отдельно - ведь глина ещё мягкая и его легко можно повредить". Боксёр это хорошо слышал чрезмерно возгордился - ну как же, он же лучше всех. И уж, конечно, он не упустил случая подчеркнуть перед другими собаками своё превосходство и потребовать от них признания и почтения. Меньшие породы собак были с этим вполне согласны и отнеслись к боксёру с должным почтением, другое дело - большие собаки. Этих крайне возмутило, что лучше их может быть всего лишь боксёр средней величины. Начал расти недовольный ропот и ворчание, затем полетели оскорбления туда и сюда - виданное ли дело, тут в ярости бросился боксёр на своих больших противников. Но посмотри - он забыл, что морда его сделана в последнюю очередь и поэтому была ещё мягкой. Морда, конечно, сильно сплющилась, и когда Господь Бог оторвал боксёра от его недругов, несчастье уже произошло. Но Господь Бог только рассмеялся и сказал:"Таким, какой ты есть сейчас, оставайся до последних дней". И так свершилось". ----------------------            Из книги “Моя собака - Боксер” О.В. Привалова

Легенда о князе и чиновнике.

В средневековом Китае существовала легенда, что один маленький чиновник во время уличной процессии осмелился пристально посмотреть на прославленного своей красотой могущественного князя. Разгневанный феодал тут же велел его казнить, но чиновника спас даосский мудрец: "Сопротивление желанию не соответствует принципам Пути, нельзя ненавидеть любовь. За то, что он, помимо собственной воли, возжаждал тебя, по закону его нельзя казнить". Князь помиловал чиновника и доверил ему ответственную должность управляющего своей баней.

Литература:
Hinsch, 1990, p.22

 Давным-давно, во времена седой древности, в ущелье Лунгмен стояло дерево Кири, настоящий король леса. Высоко поднимало оно свою голову, чтобы говорить со звездами. Корни его глубоко уходили в землю, и их бронзовые изгибы сплетались там с серебряными кольцами дракона, что спит внизу. И случилось, однажды, что могущественнейший волшебник сделал из этого дерева чудесную арфу и только величайший из музыкантов мог укротить ее непокорный дух. Долгое время инструмент хранился у китайского императора, но напрасны были усилия тех, которые один за другим пытались пробудить мелодию на ее струнах. В ответ на их старания арфа отвечала лишь глубокими нотами презрения, не походящими к песням, которые они хотели бы петь. Арфа отказалась признать мастеров.

Наконец пришел Пейусу, принц арфистов. Нежной рукой он стал ласкать арфу, как ласкают непокорную лошадь, и мягко коснулся струн. Он пел о природе и о временах года, высоких горах и бегущих вода, и все воспоминания ожили в душе дерева. Снова опять легкое дыхание весны трепетало в его ветвях. Маленькие водопады, танцуя по ущелью, пересмеивались с раскрывающимися цветами. И сейчас же затем слышались сонные голоса лета, жужжание мириадов насекомых, мягкое постукивание дождевых капель, жалоба кукушки. Слушай: ревет тигр, и долина отвечает ему. А вот осень. В пустыне ночи месяц, острый, как лезвие меча, сверкает на морозной от инея траве. Теперь уже царит зима. Стаи лебедей кружатся в снежном воздухе, и сухо стучит град, и со свирепой радостью он ударяет по ветвям.

Заново настроил арфу Пейусу и запел о любви. Лес качался, как пылкий юноша, погруженный в задумчивость. Высоко над ним, как гордая девушка, скользило светлое, прекрасное облако и, проходя, расстилало за собой по земле длинные тени, черные как отчаяние. И снова переменил строй Пейусу. Он запел о войне, о бряцании стали и топоте коней. И в арфе пробудились буря ущелья Лунгмен, серебряный дракон помчался на молнии, гремящая лавина пронеслась через холмы. В восторге монарх небесной империи спросил Пейусу, в нем заключается секрет его победы. "Господин", - ответил певец,- "Другие потерпели неудачу потому, что пели лишь о себе. А я представил арфе избрать тему, и, по правде сказать, я не знаю, была ли арфа Пейусу или Пейусу был арфой."

Пигмалион и Галатея

Основа текста - Кун Н.А. "Легенды и мифы Древней Греции"
Источник сюжета - Овидий, "Метаморфозы"

Тому, кто верно служит богине любви, дарит Афродита счастье. Так дала она счастье кипрскому художнику Пигмалиону. Он ненавидел женщин и жил уединенно, избегая брака. Однажды сделал он из блестящей белой слоновой кости статую девушки необычайной красоты. Как живая стояла эта статуя в мастерской художника, казалось, она дышит и вот-вот задвигается и заговорит. Часами любовался художник своим произведением и полюбил наконец созданную им самим статую. Он дарил ей драгоценные ожерелья, запястья и серьги, одевал ее в роскошные одежды, украшал голову венками из цветов. Как часто шептал Пигмалион:
- О, если бы ты была живая, если бы могла отвечать на мои речи, о, как был бы я счастлив!
Но статуя была нема.

Наступили дни торжеств в честь Афродиты. Принося Афродите в жертву белую телку с вызолоченными рогами, он простер к богине любви руки и с мольбой прошептал:
- О, вечные боги и ты, златая Афродита! Если вы все можете дать молящему, то дайте мне жену столь же прекрасную, как та статуя девушки, которая сделана мной самим.

Пигмалион не решился просить богов оживить его статую, боясь прогневать такой просьбой богов-олимпийцев. Ярко вспыхнуло жертвенное пламя перед изображением богини любви Афродиты; этим богиня давала понять Пигмалиону, что услышала его мольбу. Вернулся художник домой. Подошел он к статуе и, о счастье, о радость! Статуя ожила! Бьется eе сердце, в ее глазах светится жизнь. Так дала богиня Афродита Пигмалиону красавицу-жену Галатею.
__________

Источники информации:
Кун Н.А., Нейхардт А.А. "Легенды и мифы Древней Греции и Древнего Рима" - СПб.: Литера, 1998

Легенда о Дожде
(Иса)
  
  Давным-давно Дождь дарил людям счастье, они благословили его,
поклонялись ему. Стояло много идолов и пелось много песен… Как это получалось? Слушайте, я поведаю вам легенду о Дожде.

 В те далёкие времена, когда Солнце и Луна вместе любовались своим
отражением в Вечной Реке Жизни, что протекала, опоясывая всю планету,
на земле жила Хранительница Счастья. Она помогала всем людям и всем
живым существам на свете и во тьме. Дарила тепло очага, хорошие урожаи
и здоровых детей. Она не показывалась людям, но душой они чувствовали,
 что она есть. Люди приносили ей подарки, оставляя их у рек и на
полянах в лесу, пели ей песни у костра.
А ещё у той Хранительницы была огромная белая волчица с длинной
пушистой шерстью. Волчица бегала среди людей, по их селеньям,
собирала на свою шерсть репьи злобы, осколки зависти, черепки обиды
и комочки жадности. По вечерам, у камина Хранительница вычёсывала Волчицу серебряным гребнем, собирая весь мусор человеческой боли в небольшие мешочки из чёрного бархата. Эти мешочки она развешивала на звёздах, где обиды и боль таяли, орошая землю каплями радости. Но люди были жадны. Они не хотели отдавать ничего задаром. Они не знали, что эта волчица, забирающая ИХ боль – Волчица Хранительницы…и убили её…
Теперь на моей родине всё чаще идут Дожди печали. Это Хранительница
плачет о своей Волчице. Но есть пока и Дожди радости – на звёздах ещё
 остались не растаявшие мешочки, но они быстро исчезают…

А на небе можно увидеть созвездие Волчицы. Оттуда она тщательно следит
 за своим волчонком… Он растёт, набирается сил. Его кормит Любовь,
поит Свобода. Пока он вырастет и окрепнет, люди, надеюсь, успеют
понять свои ошибки.

Битва Раваны с Рамой

Зеленые кони остановились посреди поля, и тогда обезьянье войско расступилось и на поле выехала колесница Рамы. Кони, запряженные в нее, были цвета утренней зари, а колесница светилась серебром.
- Посмотри на эти белые стены в последний раз! - проревел, обращаясь к сопернику, Равана. - За ними мой дворец, а в глубине его сад, в котором ждет окончания битвы Сита - та, прекрасней которой не видала Ланка. Ты будешь убит, и она станет моей. Я сказал.

И он натянул лук и пустил стрелу, тяжелую подобно стволу пальмы. С ревом понеслась она к Раме, но воин расколол ее в полете дождем своих стрел и обрушил этот дождь на ракшаса. И тогда оба тронули с места коней и понеслись навстречу друг другу. Колесницы столкнулись, как горы, - грохот разнесся над землей, ему ответил гром с неба. Искры, как молнии, воспламенили лес и холмы. Так, в дыму и грохоте, при кликах тысяч и тысяч ракшасов, при визге обезьян и реве началась эта великая битва. С утра до полудня бились Равана и Рама. Колесницы их рассыпались, разбитые при столкновениях, и каждый раз возницы выкатывали новые. Наконец воины спешились. В колчане Раваны кончились стрелы, и он стал метать в Раму каменные глыбы. Словно черные тучи, гонимые ветром, неслись они по небу, и каждый раз Рама разбивал их или увертывался.

Тогда сто ракшасов принесли Раване из дворца его любимое копье. Он метнул его. Словно молния вспыхнула в небе, тревожный тоскливый гром заполнил все поле. С ужасом смотрели воины на это чудо: летящее копье поднималось все выше и выше, и, сгибая колени, валились, не в силах видеть и слышать его, обезьяны.
- Уж не сам ли бог смерти Яма летит вместе с ним? - спрашивали они друг друга.
Тогда преданный Хануман, подобно сухому листу, увлекаемому ветром, взвился в воздух, догнал копье я увидел, что вместо наконечника у него сверкающий трезубец, а по бокам - медные колокола, ревущие от ветра.
- Берегись, Рама! - крикнул с неба Хануман. - Оно сейчас обрушится на тебя! Торопись!

Поднял Рама свой колчан и достал две стрелы. Первую, оперенную огнем, он пустил в небо, вторую, с наконечником, тяжелым, как лезвие топора, - в Равану. Первая стрела догнала копье и вонзилась в него. Охваченное огнем, копье вспыхнуло и черным пеплом опустилось на землю. Вторая стрела ударила в каменный панцирь Раваны. Тот с глухим стоном лопнул и рухнул грудой камней на землю. И тогда Рама достал третью стрелу, завещанную ему Агастьей. На конце ее сверкал алмазный наконечник, тонкий, как змеиное жало. Рама натянул лук. Прозвенела тетива. Подобно светлому лучу пронзила стрела воздух. Она впилась в грудь великана, нашла его сердце и ужалила в него. Равана ахнул и повалился, подминая под себя деревья. Долгий стон, который он издал, перелетел океан и сообщил всем людям, что самый могучий из ракшасов умер.

Тогда армия Сугривы с визгом и криками, потрясая копьями и палицами, кинулась на последний штурм Ланки. И ракшасы в ужасе бросились бежать, потому что впереди обезьян шли Рама и Лакшмана, а в воздухе, оглашая поле победными криками, летел торжествующий Хануман.

Конец истории Рамы и Ситы

По улицам, покрытым, как ковром, телами ракшасов, вступили в Ланку Рама и его товарищи.
- Но где же Сита? - повторял Рама, оглядывая пустынные дворцы.
Тогда Хануман, взлетев, помчался туда, где за каменной стеной в ашоковом саду прекрасная Сита с ужасом прислушивалась к тишине, которая сменила грохот сражения.
- Твой супруг ждет тебя, госпожа! - сказала летающая обезьяна, низко склонясь перед Ситой. - Идем!
Невеселым был путь прекрасной царевны через улицы поверженной Ланки. Жители с ужасом показывали на нее.
- Смотрите, - говорили они, - вот идет та, из-за которой разрушен наш город и убиты тысячи тысяч. Это из-за нее стал безумным Равана. самый жестокий из правителей!
Слыша эти речи, Сита печалилась и, когда Рама, увидя ее, бросился навстречу, жестом остановила его.
- О супруг мой! - сказала она. - Я виновата перед тобой и перед народом трех царств: людей, обезьян и ракшасов. Страсть, внушенная мною Раване, обернулась небывалой бедой. Да и обычай не позволяет тебе коснуться меня. Только все очищающий огонь, быть может, вновь соединит нас.

И она повелела слугам развести на площади перед дворцом большой костер. Молча отправились те в лес и принесли оттуда вязки ароматного самшита и тонкие ветви бимбы. Они сложили их грудой перед дворцом, и Сита, попросив прощения у людей, взошла на костер. Вспыхнул яркий огонь. Багровые языки пламени взметнулись в воздухе, черные клочья дыма взлетели, как стаи ворон. И все, кто был на площади - и оставшиеся в живых ракшасы, и жители окрестных деревень, и косматые обезьяны, - все испустили горестный вопль. Но вдруг пламя и дым разделились - из костра вышел великан в красной одежде. На руках он нес бесчувственную Ситу. Это был Агни, бог Огня. Он сошел с костра и направился к обезумевшему от горя Раме. Молча передал он ему Ситу, отступил назад, пламя сомкнулось вновь, огромный клуб черного дыма вырвался из костра и устремился к небу. Костер погас.
- Смотрите, она открыла глаза! Она вздохнула! Сита жива и по-прежнему прекрасна, огонь не коснулся ее! - закричали люди. - Хвала Сите!

И тогда счастливый Рама приказал заложить воздушную колесницу Раваны. Держа за руки Ситу, он взошел на нее, рядом стали Лакшмана и Сугрива. Кони взвились в воздух и, провожаемые прощальными криками и визгом обезьян, устремились в обратный путь. Герои пролетали над океаном и увидели под собой мост, соединивший отныне Ланку с материком, гору, на вершину которой Сита обронила кусок покрывала, и скалу, около которой погиб в неравной битве мужественный царь ястребов. И все время впереди колесницы, оглашая воздух радостными кликами, несся верный Хануман, похожий сразу и на льва и на птицу.

- Смотрите! - говорили люди, живущие и на самом конце земли, на песчаном желтом мысе Коморин, и на плоских красных горах Декана, и на берегах великого мутного Ганга. - Вот несется по небу колесница великого Рамы. Как светлая луна, сияет рядом с ним прекрасная Сита. А впереди мчится, как туча, ликующий сын Ветра. Смотрите, потому что это летят те, кто долг всегда ставил превыше жизни!

Так Рама вернулся в Айодхью. Старый раджа к тому времени уже умер, государством правил сын Кайкейи. Но и он и другие братья беспрекословно отдали престол Раме. Его короновали. Рама простил Кайкейю (ее служанки уже не было в живых), и еще много лет они с Ситой жили и правили страной, ободряя воинов, облегчая труд земледельцев, строго наблюдая за торговцами и сочувствуя бедным...

На этом кончается сказание о Раме, его жене Сите и летающей обезьяне Ханумане. Но история эта столь поучительна, что, как написано в великой книге индийцев - "Махабхарате", "одни поэты уже рассказали ее, другие рассказывают, а третьи еще будут рассказывать много раз..." __________

Источники информации:
Сахарнов С.В. "Почему у кита большой рот: Сказки и рассказы". Л. Лениздат. 1987

Подвиг Ханумана

Сраженный копьем ракшаса, Лакшмана лежал на плаще. Глаза его были закрыты, дыхание еле слышно. Яд, которым был смазан наконечник копья, растекался по телу. Рана раскрылась.
- О Лакшмана, брат мой! - воскликнул Рама. - Почему я не вышел вместо тебя против ужасного Кумбкахарны?.. Сугрива, прикажи своим воинам разыскать на Ланке самых искусных лекарей, пусть они осмотрят моего брата!

Сорок самых искусных врачевателей тотчас были доставлены обезьянами из разных концов Ланки. Они осмотрели Лакшману, и каждый покачал головой. Что может спасти от змеиного яда, проникшего в сердце? И только один, самый старый лекарь, всю жизнь проживший в лесах, подумав, сказал:
- Есть только одно средство. У северных границ Индии, в Гималаях, там, где земля касается неба, на вершине одной горы растет много трав. Эту гору легко узнать - она стоит особняком и у нее плоская, будто срезанная ножом, вершина. Травы эти целебны, но среди них попадается и такая, которая одна способна выгнать яд из сердца воина. Трава эта очень редкая, и женщины, которых посылают собирать ее, часами ползают на коленях, раздвигая руками стебли. Но торопитесь: каждый человек, пораженный ядовитым копьем, умирает, не пережив первого заката. Вам осталось всего полдня.

- Целых полдня! Разве это мало? - воскликнул доблестный Хануман.
Он взмыл в воздух и устремился на север. Он мчался, как стрела, со свистом прорезая облака, то взмывая выше гор, то опускаясь к самой земле. Он летел, поглядывая на солнце, которое величественно и невозмутимо двигалось, оставив позади зенит. Но Гималаи так далеко от Ланки, что даже Хануман не скоро добрался до них. Был уже вечер, когда он достиг предгорий и увидел стоящую отдельно гору с плоской вершиной. Солнце уже опускалось к горизонту, и длинные голубые тени ползли по земле. Хануман опустился на вершину горы, стал на колени и начал торопливо искать волшебную траву. Он перебирал пальцами стебли, наклонялся к самой земле, но ночь наступала быстро, и он понял, что не успеет. Тогда могучая обезьяна поднялась во весь рост, чудовищно увеличилась в размерах, обхватила руками гору, издала долгий тоскливый крик и, присев, вырвала гору из земли. Держа ее у груди, как ребенка, Хануман поднялся в воздух и пустился по закатному небу в обратный путь.

- О ты, Ветер, гонящий тучи! - молил Хануман. - Леса и океан боятся твоего могучего дыхания. Ты видишь, отец мой, скоро солнце скроется за горизонтом. Помоги мне достичь Ланки раньше, чем мрак упадет на землю!
И бог Ветра снова внял мольбам своего сына. Могучий вихрь зародился в глубинах гор, подхватил Ханумана и помчал его.

Тысячи обезьян, облепив холмы и вершины деревьев, с тревогой всматривались в небо: не мелькнет ли в нем тень возвращающегося героя? Сам Рама с нетерпением и ужасом смотрел туда, где у самого горизонта уже заблестели в желтом небе семь звезд северного Ковша. Врачи то и дело наклонялись к груди умирающего, прислушиваясь, как угасает его дыхание. И вот последние лучи уходящего дня окрасили кровью западный край неба.
- Горе мне! - прошептал Рама. - Мой брат сейчас покинет нас...
И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо, земля задрожала от ветра и огромная обезьяна, испуская призывные крики, опустилась у ног Лакшманы. Хануман бережно поставил на землю гору и сказал:
- Торопитесь!
И тогда старый врач, проживший всю жизнь в лесах, подбежал к горе, торопливо нашел на ее вершине целебную траву, сорвал ее и приложил к разверстой ране. И на глазах пораженных воинов края раны дрогнули и закрылись. Синева сбежала с лица раненого, он вздохнул полной грудью, шевельнулся и открыл глаза.
- Хвала богам! - воскликнул Рама. - Мой брат будет жить!

Вторая битва Лакшманы с Кумбкахарны

Прошла ночь. Утром, видя, что Лакшмана почувствовал себя снова крепким. Рама сказал:
- Я иду на поле битвы отомстить Кумбкахарны за твое ранение!
- О нет, брат мой! - ответил Лакшмана. - Оставь это мне, иначе получится, что великан победил меня.
И он, натянув кольчугу и шлем, вооружился луком и стрелами и вновь вышел на поле. Увидя его, затихли и полчища обезьян на холмах, и полки ракшасов под стенами города.
- Кумбкахарны! Я снова здесь, я жду тебя! - провозгласил Лакшмана.

И тогда одна из башен города покачнулась, потому что на нее легла огромная волосатая рука и из-за нее показались голова и плечи Кумбкахарны. Великан перешагнул через стену и, приминая землю, направился к Лакшмане. И тогда солнце поднялось повыше, чтобы лучше видеть поединок героев. И птицы взлетели на вершины белоцветной лесной яблони бильвы, и звери вышли из леса, чтобы стать свидетелями битвы. И вновь Кумбкахарны поднял свое отравленное копье и, прицелившись, метнул его в грудь Лакшманы. Но на этот раз брат Рамы был проворнее, он уклонился, и копье со свистом пролетело мимо. Оно упало посреди леса, и тотчас из того места, где оно вонзилось в землю, забил ядовитый источник, подрезанные под корень, рухнули деревья, пожухла, свернулась и почернела трава, на месте прекрасного леса возникло болото, и над ним поднялся ядовитый туман. И снова пустил свой дротик Лакшмана, и он, просвистев, отрезал кончик уха у великана. Взревел Кумбкахарны, стал вырывать из земли деревья и метать их к Лакшману. Черной тучей, осыпая поле землей и листьями, неслись они. Но навстречу им уже устремились стрелы героя. Они неслись подобно потоку, разбивая в щепки деревья. И вдруг Лакшмана, опустив руку в колчан, почувствовал, что он пуст. Последняя стрела умчалась навстречу великану, и сияющий поток стрел иссяк. Увидев это, Кумбкахарны отделил от горы огромную скалу и, взвалив ее на плечи, пошел к Лакшмане. Он шел, и ноги его от страшной тяжести тонули в земле.

- Сейчас он обрушит на него скалу! - горестно закричали обезьяны. - Горе нам, второй раз смерть приближается к Лакшмане!
Но это увидел преданный Хануман. Быстрее ветра метнулся он к Раме, взял у того из колчана стрелу с тонким и острым наконечником и, пролетев над полем, вложил ее в руку героя. И едва только Кумбкахарны, приблизившись, поднял над головой камень, как стрела, слетев с тетивы, прорезала воздух и со звуком, подобным вскрику ночной птицы, вонзилась в грудь великана. Пошатнулся Кумбкахарны, издал рев, низкий и ужасный, как рев раненого слона, и рухнул на землю. И земля, не выдержав двойной тяжести, со стоном раскололась и поглотила и скалу, и сильнейшего из ракшасов.

Тогда затряслись мостовые Ланки, задрожали стены и из ворот выехала колесница, запряженная зелеными лошадьми. В ней позади возницы стоял во весь рост десятиглавый, двадцатирукий Равана.

Начало великой битвы

Две армии, два полчища - тысячи ракшасов, предводительствуемые Раваной, и десятки тысяч обезьян с Сугривой во главе, - бряцая оружием и издавая нетерпеливые крики, стояли друг против друга. А на небе многорукая богиня зла Кали, раздвинув облака, с нетерпением ждала, когда начнется битва.

И она началась. Сомкнутым строем двинулись обезьяны на приступ стен Ланки. Но дорогу им преградило воинство Раваны. Грохот пронесся над землей, столкнулись тысячи щитов, десятки тысяч копий ударили в панцири, сотни тысяч стрел с визгом впились в кольчуги. Желтый обезьяний поток налетел на черную стену ракшасов, остановился, рассыпался на ручейки, разлетелся брызгами. Зазвенели мечи. Мчались колесницы, запряженные быстрыми конями. Ливни дротиков неслись над землей. Словно разъяренные слоны, шли воины друг на друга. Если падал пронзенный мечом полководец и его отряд оставался без вожака, на место погибшего вставал другой, и воины снова обретали мужество. Но впереди обезьян сражались Рама и Лакшмана. Ливни стрел обрушивали они на врагов, и ракшасы падали на поле, как скошенная трава. Вот уже дрогнули их ряды, и тысячеголосый крик радости исторгнули глотки обезьян. Ракшасы стали отступать. Напрасно Равана метал дротики и разил обезьян палицей. Что мог поделать он один против тысяч?

Кумбкахарны и его первая битва с Лакшманой

И тогда, видя, что победа готова отвернуться от него, Равана решил позвать на помощь своего брата Кумбкахарны. Посланные им ракшасы бросились назад в город, вышли потайным ходом и устремились к горам, где в одной из пещер спал уже пять лет брат Раваны. Они приблизились к горе и увидели, что трава у входа в подземелье колышется. Могучий ветер то вырывался из пещеры, то вновь устремлялся в нее. Держась за каменные стены и освещая себе дорогу факелами, посланцы вошли в пещеру и увидели зрелище, которое лишило их дара речи. Посреди огромного зала, свод которого терялся в темноте, лежал великан, а вокруг него стояли блюда с зажаренными оленями и кабанами, а также бочки с вином и водой.

- Что это, слон, похожий на человека, или человек, которого нельзя отличить от слона? - в ужасе стали спрашивать, придя в себя, посланцы. - Не убьет ли он нас во гневе, если мы нарушим его сон?

Но как ни велик был их ужас, они не посмели не выполнить приказа Раваны и принялись будить великана. Сперва они щекотали ему копьями в носу, потом вонзали стрелы в пятки. Затем, видя, что исполин не просыпается, стали шуметь, бить в барабаны, кричать, а в конце концов привели молодого слона и пустили его бегать по животу великана. Но Кумбкахарны даже не заметил этого. Он захрапел еще сильнее, и ракшасы, увидев, что нет на свете силы, которая могла бы разбудить его, понуря головы собрались было покинуть пещеру, как вдруг Кумбкахарны пошевелился, перевернулся со спины на бок, открыл один глаз и зевнул: истекло пять лет сна, великан проснулся, чтобы поесть. Не обращая внимания на людей, исполин потянулся, громоподобно икнул, сел и, схватив обеими руками зажаренную кабанью тушу, отправил ее в рот. Так он уничтожил двести оленей и пятьсот кабанов, выпил сорок бочек воды и вина и был готов снова упасть на спину и захрапеть, как вдруг в тусклом свете факелов увидел воинов, в ужасе толпившихся вдоль стен.

- Что надо вам, ракшасы? - хриплым голосом спросил он.
- О великий и несокрушимый Кумбкахарны, мы пришли по велению твоего брата Раваны, - отвечал старший из посланцев. - Страшная беда обрушилась на Ланку. Непобедимые в боях воины Рама и Лакшмана с полчищем обезьян напали на нас, чтобы разрушить город и отнять у твоего брата любимую жену Ситу. Равана ждет тебя. Если ты не придешь, Ланка падет, а твой брат погибнет.

Кумбкахарны был жесток и глуп, и, хотя он прекрасно знал, что никогда у его брата не было жены Ситы, огонь ненависти запылал в его сердце. Он вскочил и, задевая головой свод пещеры, направился к выходу. В одной руке он нес меч, а в другой копье, отравленное змеиным ядом. Железные доспехи гремели на нем, земля прогибалась под каменными сандалиями, реки выливались из берегов, когда великан переходил их вброд, вершины гор содрогались, когда он задевал их. Воины Раваны послушно бежали следом.

- Отчего это черные тучи сгустились так низко? - шепотом спрашивали они друг друга. - Смотрите: синие вороны каркают, кружась над Кумбкахарны, а шакалы хрипло лают...
В это время затянутое облаками небо прорезала огненная стрела, небесный камень, пущенный руками богов, пронесся над Ланкой и упал в море, вызвав огромные волны.
- Быть беде! - решили ракшасы.
Но великан шел, не обращая внимания на зловещие приметы. Он перемахнул через горы, окружающие Ланку, и очутился перед городскими стенами. Воплями радости встретило его появление войско. Сам Равана поспешил навстречу.
- Я не вижу твоих врагов, - сказал ему Кумбкахарны, свирепо вращая глазами. - Где эти братья, пришедшие с севера? Сейчас я уничтожу их по одному.

И тогда из лагеря вышел Лакшмана и, не таясь, стал приближаться к великану. В руке его был только дротик. Он шел на исполина с открытой грудью, не прикрыв голову шлемом. Кумбкахарны поднял меч и первым нанес удар. Ловким движением Лакшмана отразил его и сам метнул дротик. Великан швырнул навстречу дротику меч, они столкнулись и звеня упали в траву. Тогда Лакшмана вырвал из земли огромное дерево и, размахнувшись, ударил им великана. Тот зашатался, но собрал силы и метнул в Лакшману копье. Лакшмана со смехом уклонился, и только кончик копья задел, пролетая, его руку.

- Какая пустяковая царапина! - крикнул Лакшмана. - Ты плохо целишься, ракшас! А теперь берегись! - И он нагнулся, чтобы поднять громадный камень и нанести им решающий удар великану. Но камень, который он начал так легко поднимать, вдруг стал тяжелым, а потом сделался тяжелее горы. Он выскользнул из рук воина. Ноги Лакшманы подкосились, и он без сил опустился на землю.

Радостный вой вырвался из груди Кумбкахарны, - ведь копье было отравлено. И крики всех воинов, собравшихся на поле, ответили ему: радостные - это кричали ракшасы, и печальные - это в ужасе восклицали воины Сугривы. Сам Рама выбежал на поле и опустился на колени рядом с братом. Он перенес его в лагерь, расстелил на земле плащ и положил на него Лакшману. Полуденное солнце, взглянув на эту картину, печально закрылось облаком.

продолж.. след..

Легенда про кофе

Первыми потребителями кофе были арабы. Этот напиток относительно
молод - его пьют не более шести веков, тогда как с чаем и вином люди
знакомы уже на протяжении нескольких тысячелетий.

До сих пор среди специалистов нет единого мнения о происхождении
самого слова “кофе”. Некоторые считают, что оно образовалось от
арабского слова “кауэ” - “сила, энергия”. Другие связывают его с
названием южноэфиопской провинции - Каффа, где дикие лесные заросли
аравийского кофе сохранились до сих пор.

По легенде, эфиопский пастух Кадди заметил, что козы, которых он пас
на горных склонах, отведав листву и плоды одного дикорастущего
кустарника, становились очень резвыми и неутомимыми. Поддавшись
любопытству, Кадди решил сам попробовать плоды этого кустарника,
напоминающие вишню. Он почувствовал такой необычный прилив энергии и
бодрости, что смог обходиться без сна в течение трех суток.

Так ли это было на самом деле, никто не знает. Может быть, пастухи
 просто однажды обронили кофейные плоды в костер и, почувствовав
изумительный аромат, решили их заварить. Но известно, что уже шесть
столетий назад в монастырях Йемена и Эфиопии монахи готовили из
кофейных плодов отвар, который заряжал их энергией и отгонял сон во
время ночных богослужений. Этот напиток они называли “кава” - в честь
персидского владыки Кавуса Кая, якобы вознесшегося на небеса на
крылатой колеснице.

Привет!

Я- Mei`ou Mariko.

Спасибо за разрешение вступить в сообщество!

Притча о том, как я просил Бога