Откройте свой Мир!

ДМИТРИЙ СУХАРЕВ



Из деревьев нравится орешня;
Иногда случалась полоса,
И лежал я под орешней лежмя
Во блаженстве целых полчаса.

Из занятий нравится беседа
О грядущем, сущем и былом, —
Чтоб не ради сельди и десерта
Собирались гости за столом.

Под орешней стол могу поставить,
На столе кувшин соорудить,
Одного мне только не представить —
Как бы всех под кроной рассадить?

Как бы всех, кто душеньке по нраву,
Разместить за дружеским столом,
Чтобы нам беседовать на славу
О грядущем, сущем и былом. 

Григорий ботвинник     
       
     
       

                 
            
             
            И снова осень в северных краях, 
      На белых мхах брусничные узоры 
      И глухарей завистливые взоры 
      Вослед летящим стаям в небесах. 
       
      Плывёт туман за далью берегов, 
      Осипший ветер княжит над лесами, 
      Кружит погода между полюсами 
      По всей земле, до самых облаков. 
       
      Мне памятны знакомые места 
      И пожелтевший лист в моём блокноте, 
      И свист деревьев на высокой ноте, 
      И выстрелы пастушьего хлыста. 
       
      Теперь мой дом в Израиле, на юге, 
      Проходят дни в житейской круговерти, 
      А я всё жду, что мне пришлют в конверте 
      Седые пряди первой зимней вьюги. 

ВИКА ИНОЗЕМЦЕВА




И жизнь наша будет прожита, и прожита, и прожита,
иголкою ржавой прошита по кромке худой лоскута.
Мы будем менять ударенья, коверкать слова, забывать
язык и как сварим варенье, — на зиму его закрывать.

Горька черноплодка-рябина. Чуть ветер — косынка со лба.
Какое же слово — судьбина. Судьбина. Не просто судьба.
И терпкая ягода зреет в прожилистой теплой руке,
и боль потихоньку стареет, поет на своем языке.

А к вечеру весело ляжет на угли, сиречь на угли,
огонь, и хозяйка расскажет, чего мы и знать не могли.
Так сладко гнетет временами — не в знанье великая честь,
а в чем-то незримом за нами, которое все-таки есть.

Виктор  Кушманов 




Говорил я рыжей, 
Перезревшей в девках: 
-Я хочу, чтоб рыбы 
Долго жили в реках. 
 
А где синим оком – 
Озеро, где ели… 
Пусть бы жили долго 
Волки и олени. 
 
Чтобы в чаще тихой, 
Веткой теребя, 
Лось сказал лосихе: 
- Я люблю тебя. 
 
Рыжая зарделась 
От своих же слов: 
- А у нас в деревне 
Нету мужиков. 

елена Бородина




Там, за вокзалом – хрущёвки и сталинки,
запахи снега и утренней сдобы.
Топают, топчутся старые валенки,
чтоб не раскиснуть и выстоять чтобы

вместе с расплывшейся тёткой-обходчицей –
греет ладони своим же дыханием:
холод собачий – и спорить не хочется,
проще кивнуть ей, а в случае крайнем

молча курить, отвернувшись невежливо.
Кружатся в поисках тёплой ночёвки
в небе вороны, но лишь для приезжего
сталинки эти и эти хрущёвки.

елена Бородина




А ты лежишь и ёжишься, когда
из крана ночью капает вода,
из-за чего мелеют океаны.
А ты молчишь, когда в просвете штор
качается рогатый месяц, чтоб
гадали все – больной он или пьяный.

Под окнами несутся – куд-куда –
в куриной суматохе поезда –
у каждого людьми набито брюхо.
Собаки молча смотрят на луну,
когда в запой, как рыба в глубину,
ныряет твой сосед, хромой Илюха.

А ты не спишь в привычной темноте
и думаешь хотя бы о коте,
бодающем и нежно, и упрямо
твою ладонь – а ну-ка, дескать, гладь
кошачью развалившуюся гладь,
когда вода кап-капает из крана.

Вода, вода, кругом – одна вода.
Нет, слабаком ты не был никогда,
да провалиться мне на этом месте!
Но почему глазам так горячо,
когда представишь, как вчера ещё
поющий кран ты слушал.
С кем-то вместе.

елена Бородина




 а лучше ничего не говори,
смоли цигарку с ночи до зари
и думай, как в затоне за оврагом,
играя, бьют хвостами пескари.

И плещется тяжёлая вода –
летит, сама не ведая, куда.
А ты представь – в овраге у затона
стеной стоит густая лебеда.

Но ветер дунет лишь – пойдёт волна,
зелёным морем быть она вольна.
А ты не говори, не думай даже,
что мне тобой объявлена война.

Плывут ли пескари, чеканя шаг,
полощется ли в небе белый флаг –
молчание твоё невыносимо,
и между нами ширится овраг.

Но я смогу – вдохну на раз-два-три.
Пескарики пускают пузыри,
а я – двоякодышащая рыба,
в овражьей лебеде плыву, смотри.

ЕЛЕНА БОРОДИНА




Ломая межсезонный график,
случался день, пригож и тих,
и мы тогда носили шарфик:
один – ты помнишь? – на двоих.
Полоска импортного шёлка
меняла шеи – как мужей
соседка Капа: да пошёл-ка, –
гнала последнего взашей
из коммунального тумана,
от коммунальных новостей.

А нам тогда давала мама
одну жестянку монпансье –
они хрустели и крошились,
и обжигало мятой рот.
Под крики Капины: "Паршивец!" –
бежал из кухни старый кот,
багдадский вор в кошачьем теле:
хитёр, удачлив, одноглаз.
Мы перед зеркалом вертелись,
решая, лучше кто из нас.

И непрактичный, ненадёжный
плескался шарфик за спиной:
моей – до Первой Молодёжной,
твоей – до площади Сенной.
А дальше – всё. Поймём однажды:
не лёгкий шёлк – тяжёлый драп
на плечи давит каждой,
каждой
из двух больших несчастных Кап.
Всего в достатке – самых разных
котов, мужей.
Всё – высший класс!

И только шарфик – нитью красной
насквозь, а после – мимо нас.

ВЛАДИСЛАВ АРТЕМОВ




Пусть и наша юность канет без возврата,

Но весёлых песен век не перепеть.

Вышей ты мне, вышей белую рубаху,

Чтоб и мне на праздник было что надеть.

-

Вышей мне рубаху синими цветами,

Житом, васильками, ну а по краям –

Чистыми ключами, звонкими ручьями,

Что текут, впадают в море-океан.

-

Вышей мне рубаху стаей журавлиной,

Утренним туманом, ледяной росой,

Красною калиной, сладкою малиной,

А ещё рябиной – горькою такой.

-

Никакое слово сердце не обманет,

Всё-то моё сердце чует наперёд –

И когда уйдёшь ты, всё на ней завянет,

А когда вернёшься, всё там зацветёт.

-

Скорую разлуку месяц наколдует,

Серебристым светом травы леденя,

Если ты разлюбишь – осенью подует,

И моя рубаха облетит с меня.

-

Станет день коротким, станет ночка длинной,

Зарыдает вьюга, запоёт над той

Красною калиной, сладкою малиной,

А ещё рябиной – горькою такой.

АНДРЕЙ РУМЯНЦЕВ




Неудобно и слушать-то, право,

Если кто-то твердит горячо: 

«Только правду пиши, только правду!» 

Ну, а что же напишешь ещё? 

-

Что напишешь, когда не разлука – 

Встреча с родиной ранит вдвойне 

Сиротливостью отчего луга, 

Темнотой в материнском окне. 

-

И не только в случайном вагоне, 

А повсюду угрюм от забот, 

Словно в тесном и грязном загоне, 

Суетливый и нервный народ. 

-

И по мокрой дороге до дома 

На телеге, замызганной сплошь, 

Как на шатком настиле парома, 

Между жизнью и смертью плывёшь…

АНДРЕЙ РУМЯНЦЕВ




Я помню рожденья и тризны

В большой многодетной семье.

Ни горькой, ни радостной жизни

Не надо придумывать мне.

-

Я помню сиротское поле,

Цветы на росистой земле.

Ни слёз, ни восторга, ни боли

Не надо придумывать мне.

-

Дай Бог обо всём, что успела

В дороге запомнить душа,

Сказать и правдиво, и зрело,

Кудрявой строкой не греша.

ВЛАДИСЛАВ АРТЕМОВ




Какой-то странный здесь народец,
Нигде такого не бывает –
Ломают лифт, плюют в колодец
И матом речь пересыпают.

Травили, били их, да что там,
Не удаётся их угробить,
Их вообще-то, по расчётам,
Уже на свете не должно быть.

Они так страшно воевали,
И возвращались обессилев,
Их в землю по уши вбивали,
Их миллионами косили.

Всему на свете есть причина.
Народ таинственный и жуткий…
Он отрастает, как щетина,
Из-под земли на третьи сутки.

АЛЕКСЕЙ ШМЕЛЕВ




В эру дилетантов и фастфуда,
В той стране, где тишь да благодать,
В месяце нисан случилось чудо.
Чудо! – по другому не сказать.

Было расчудесным чудо это –
Нет – не повторить его на бис –
Испарились деньги из бюджета –
Те что для народа береглись.

Наяву ли это или в сказке?
Чудеса порой бывают злы:
Все на месте деньги Дерипаски,
Деньги Ротенбергов все целы.

Даже депутатовских кормушек
Кажется минула хворь сия!
Но исчезли деньги для старушек –
Пенсии короче говоря.

И никто бы не узнал о чуде,
Нечего тут даже и гадать –
Не реши Премьер поехать к людям,
И старушкам пенсии раздать.

Как монополист небесной манны,
С тайным ликованьем – что скрывать –
Он сказал: «Несите чемоданы –
Будем бабкам бабки раздавать.»

Но ему взволновано и глухо
В этот расторжественный момент,
Молодой помощник вплюнул в ухо
Два коварных слова: «Денег нет...».

«Денег нет…» – поддакивали скалы...
«Денег нет…» – талдычил с ветки фрукт...
«Денег нет…» – сказал премьер устало...
И добавил: « Вы держитесь тут!»

А ему кричали вслед: «Покуда
С нами вы нам голод – не беда!»,
Но никто уже не верил в чудо,
А у нас без чуда – никуда.

АЛЕКСЕЙ ШМЕЛЕВ




Выезжала за Волгу
вся кремлёвская рать
все хотели жить долго
и никто умирать

Куршавелия ваша
чай не русский восток
но заварена каша
и бурлит котелок

Понаезжие с Польши
сбили гонор и спесь
нет евразии больше
только азия есть

Но среди вечных азий
для грядущих эпох
подари мне оазис
мой единственный Бог

Где без генных мутаций
и расколов церквей
люди будут стараться
жить по правде Твоей

Любовь, ты крик в ночи сожжёнными губами,

обиженная боль по полю босиком –

куда глаза глядят, загульными столбами...

И бешеный возврат ночным порожняком.


Я тысячи имён давал моим любимым,

дыханьем щекотал их рук внезапный пух.

И запахом любви, таким неистребимым,

всё начинало вдруг благоухать вокруг.


А как цвела вода в неистовых озёрах!

Как плавилось стекло и падало с небес!

Любовь, ты поздний кров с постелями в подзорах

и колыханье ос, их рыщущий подрез.


Засни в моих руках – куда нам торопиться?

У времени для нас особый циферблат.

На нём всегда летит распластанная птица

и не смежает глаз. И каждый час крылат.



Геннадий  Русаков

Удивлюсь траве однажды,

Птице и цветку.

Соберусь к тебе отважно,

Душу завлеку.

-

Чтоб она не задохнулась

От былой тоски,

Чтоб, как птица, ворохнулась

У ночной реки.

-

Припаду к знакомой тропке,

Ров переступлю,

Обойду крутые сопки,

Склон перевалю.

-

Отыскать тебя надеясь

В дальней стороне,

По зиме пройду, по свею,

По морской волне.

-

И приду к родной отметке,

Душу измотав,

Где щебечешь ты на ветке,

Райской птицей став.



Владимир  Скиф

АНДРЕЙ ФАМИЦКИЙ




собака писает на снег

а новый год как новый век

всё начинается сначала

уходит бездна из-под ног

душа оставлена в залог

и только музыка звучала

 

а за углом круги своя

а за столом твоя семья

хоть в тесноте да не в обиде

ты приведёшь сюда её

и все почувствуют: своё

и все уснут а вы не спите

 

там вы вдвоём потом втроём

живёте весело внаём

ну что ещё сказать о браке

заведены часы на шесть

не любит тёща любит тесть

а ты мечтаешь о собаке

АНДРЕЙ ФАМИЦКИЙ




сигарета, упавшая в снег,

пролежала в снегу до весны,

и её подобрал человек

до того, как его унесли.

 

«не кури!» – заклинает Минздрав,

«не дури», – обнимает Господь,

и один из них, может быть, прав,

а другой захотел подколоть.

 

кто-то знает, а я ни гу-гу.

поздорову скажи подобру,

где твоя сигарета в снегу,

та, которую я подберу?

ВЛАДИМИР МАКСИМОВ


Я освоил давнюю науку –
Душу собирать не по грошу...
К роднику протягиваю руку,
Словно подаяние прошу.
Старый ключ узнает бедолагу
И, притихнув у моих колен,
Мне подаст живительную влагу,
Ничего не требуя взамен...







Мы долго ждали солнца по весне –
Теперь долги нам отдаёт Ярила.
Гроза прогромыхала в стороне,
А нас дождём уважить не решила.
Усталых птиц не тороплив полёт,
Роса под утро – капля из пипетки.
Густой жары совсем не сладкий мёд
К земле упрямо опускает ветки...

ВЛАДИМИР МАКСИМОВ




Природы мной освоены азы,
А неучем останусь всё равно я...
Утопию полуденной грозы
Опять опровергают волны зноя.
Стоял стеною ливень полчаса
И гром меня отчитывал всё строже,
Но вот уже обсохла стрекоза
На лопухе, как на уютном ложе...







Я связи с лесом не утратил:
Случайно или между дел
Сегодня на Таганку дятел
Меня проведать прилетел.
Не понимая ни бельмеса,
"Морзянкой" тронут был до слёз,
Как-будто весточку от леса
Залётный дятел мне принёс..

СЕРГЕЙ ПАГЫН




В конце всех концов ты сидишь на пороге
и смотришь в пустой огород.
Не зная осенней тоски и тревоги,
там ярко капуста цветет.

Летают над нею последние пчелы,
наверно, для них это сад –
сияющий, влажный…
И в воздухе голом
они все гудят и гудят.

Ботвою хрустя, подойдешь ты поближе
и скудную сладость вдохнешь,
стараясь запомнить и тучи, и крыши,
и веток ореховых дрожь,

и этих соцветий живое свеченье…
И к ним сотворишь ты потом
в пределах посмертных и воздух, и тени,
и бледный родительский дом.

СЕРГЕЙ ПАГЫН





Пока зима безвидна и пуста,
хоть с голоса, хоть с чистого листа
ты не спеши на свете проявиться.
«Да будет снег!», – уж сказано. И мы
на белое глядим из белой тьмы,
и как вода, прозрачны наши лица.

И воздух тих. Ещё чуть-чуть и он
невозвратимо будет всполошён
тугим снежком, запущенным из сада.
Начнут розовощёкие мальцы
летать на санках, щёлкать леденцы,
в которых свет январского заката.

Давай еще мгновенье подождём,
пока с небес, преображённых в холм,
свои салазки не пустили дети.
И тишина не поднимает век,
как только что воскресший человек,
не помнящий о жизни и о смерти.

СЕРГЕЙ ПАГЫН




Погода нынче – Божья тень.
Стоит нежаркий лёгкий день
над сохлою травою.
И ты стоишь, ни трезв, ни пьян,
насквозь прозрачен, как стакан
с колодезной водою.

И ты стоишь, почти незрим,
объятый воздухом живым,
и плачешь без причины.
И сводит сад тебя с ума,
и таешь в нём, где свет и тьма
уже неотличимы.

СЕРГЕЙ ПАГЫН




Есть в жизни жизнь – крылатая, другая…
Когда скворчиная на сад осенний стая
находит с шумом,
сыплется листва…
И ты в кричащем хаосе отлётном
сидишь на лавке в страхе безотчётном,
и медленно кружится голова.

Как будто кто-то латку снял с прорехи,
и хлынуло,
и падают орехи,
и птичья бездна бьётся меж ветвей.
О, сколько в ней пугающего чуда
и жажды неба дальнего – как будто
небес окрестных не хватает ей.

БОРИСОВ ВИЛЕН




Где избы, где сараи, где овины?
Нет ничего… Лишь печь, кляня судьбу,
Среди бугристой выжженной равнины
Стоит, как шею, вытянув трубу.

В ее утробе тихий свищет ветер,
А на шестке лишь пепел шелестит.
Пустынно всё. И некого согреть ей.
Никто в ней и воды не вскипятит.

Так и запомнилась она, простая,
И чем-то схожа с матерью была,
Что, сыновей любимых ожидая,
Стоит среди сожженного села…

И вот к той печи русской обгорелой
С походной кухней подошёл обоз,
И старшина находчивый, умелый
Дрова сухие, гулкие подвез.

С каким веселым радостным стараньем
Пузырчатое тесто он месил!
Румяными, как утро, пирогами
Бойцов он, словно чудом, удивил.

С устатку каша им не надоела,
Но – пироги!.. Кто думал ли о том?
Своих узнала печь и пела, пела,
Размахивая дымом, как платком!

БОРИСОВ ВИЛЕН





Побелел кусок асфальта голого...
Побелел кусок асфальта голого,
Тишина, машин не слышно тут,
Важные, откормленные голуби
Крошки хлеба пухлые клюют.

Нынче стала явственней, точнее
Мысль, что в сердце врезалась мое:
Хорошо, что голуби тучнеют,
А не в поле брани воронье…

Откуда появилась,
Кто узнает,
У кратера
Среди угрюмых гор
Бумажная коробка голубая
С названием старинным
«Беломор»?

Сенсация!
Ученых съезд открылся.
Все выясняют истину одну:
Какой
Так называемый курильщик,
Когда и как
Пробрался на Луну?

Но мной не любопытство овладело,
А сердце властно залило тепло.
Приблизился к находке я
Несмело
И вглядывался долго
Под стекло.

Вот
Синие округлые полоски,
Кусочек карты
Взят в полуовал...
Когда-то был построен Беломорский,
А нынче
Через всю Луну канал!
И оживают берега крутые!
И мы гордимся этим неспроста.
И я недаром вспомнил о России,
Шагая у Советского хребта!


Вилен БОРИСОВ

ВАЛЕНТИНА КОРКИНА



Дыхание сонного ветра...
Мерцающий шёпот ольхи,
Что в круге фонарного света
Как будто читает стихи...

А кто её, странную, слышит?
Ну разве что дворик да я,
Да лунный кораблик над крышей,
Плывущий в предел забытья,

Поймает словечко и спрячет...
Но где-то в ночной глубине
Соседнего дома заплачет
Внезапно ребёнок во сне,

Как будто надземная сила
Под шёпот дворовой ольхи
Его вдруг до слёз поразила.
... Не плачь! Это просто стихи.

ВАЛЕНТИНА КОРКИНА




О чём? Да ни о чём... Помилуй Бог
Теперь и говорить лишь о предметном:
Проснувшаяся почка прячет вздох
В томленье предвесеннем исповедном.

А что она доверит февралю?
Ну разве что проснулась раньше срока...
Да разве это грех – сказать "люблю" –
Заранее – весне зеленоокой?

ВАЛЕНТИНА КОРКИНА




Блаженное доверие и нежность к мотыльку,
На смерть в огонь летящему, и к первому снежку,
Что тихо в лужи падая, становится водой,
А после – отражённой в ней мерцающей звездой...

И что во мне вдруг вспыхнуло судьбе наперекор?
Об этом и ведут со мной безмолвный разговор
Два ангела, две небыли – сгоревший мотылёк
Да первый снег растаявший, что стать звездою смог.