Испания. Стихийный конвейер фиктивно - брачной иммиграции.

Под заголовком "Да, люблю-хочу... твои деньги" ("Sí, quiero... tu dinero") Хесус Гарсия пишет в El Mundo: Под сенью всемирной паутины в Испании заключается все больше браков по расчету. "Хочу встретить человека, готового жениться по расчету. Я ему за это заплачу. Я не гей. Я перуанец и хочу работать". "Привет. Мы, испанская пара, хотим вступить в брак с людьми без документов. Просим отнестись серьезно". "Ищу испанскую даму для брака. Дам 4000 евро и оплачу поездку в Колумбию". "Из-за нужды ищу иностранку, которая хочет уладить формальности с документами в обмен на деньги. На секс не претендую". 
     Интернет переполнен подобными объявлениями. Авторы указывают свой адрес в интернете или номер мобильного телефона и ждут. В течение нескольких дней они могут рассчитывать получить десятки предложений. В браках по расчету одна из сторон – испанская – ищет легкий заработок: можно без особых хлопот заработать от 3 до 12 тыс. евро. Другая сторона – иммигрант – ищет легкий путь легализовать свое положение в Испании: заключив брак, он получает вид на жительство, а через год и гражданство. Всего-навсего взаимовыгодный обмен. 
    Такой вид мошенничества существует уже много лет. Благодаря сети, быстрой, неформальной и анонимной, количество таких сделок резко возросло. Хотя официальные данные отсутствуют, известные случаи – "только верхушка айсберга распространенной практики", утверждает глава иммиграционной службы Барселоны Хосе Мария Идальго. Жениться без любви и намерения жить вместе – не преступление. Однако это брак, "способствующий нелегальной иммиграции", подчеркивает Идальго. 
    Полиция намерена строго бороться с "белыми свадьбами", названными так из-за того, что пары вовсе не разрывают свои фиктивные и корыстные союзы. Но даже в этой ситуации можно найти следы. Иногда "остаются отпечатки" платежей, особенно когда за таким браком стоит организованная сеть, как в тех двух случаях, что были выявлены в прошлом году в Барселоне. Возникают также подозрения, когда за свадьбой сразу следует развод. Или когда молодожены не способны ответить в загсе на простой вопрос "где вы познакомились?". 
    В такой же ситуации оказались Сесар и Паула – двое молодых людей, имена которых изменены, ибо они вскоре представнут перед судьей, чтобы сообщить о своем намерении пожениться. "Мы готовимся к свадьбе как к экзамену", – откровенно говорит Сесар. Он разместил объявление в интернете, чтобы "разжиться деньгами" и потому, что "это модно". Паула, по его словам, должна заплатить ему 6000 евро. Но не все сразу. Сначала 2000. Потом остальные. У него есть работа, и она уже живет в его квартире в Валенсии, "чтобы не вызывать подозрений" полиции и чтобы лучше друг друга узнать: они хотят пройти собеседование с судьей. А так как вопросы собеседования тоже размещены в сети, они учат ответы наизусть. 
    Несмотря на то, что они живут вместе, Сесар не имеет никаких сексуальных притязаний к Пауле, студентке из Мексики, изучающей право, которая собирается поселиться в Испании со своим женихом из Марокко. Ее жених тоже ищет, с кем бы заключить фиктивный брак, чтобы привести документы в порядок. После трехнедельной переписки по электронной почте они поговорили по телефону. "Она хотела гарантий. И вот мы здесь, договариваемся, что познакомились на одном из национальных праздников в Валенсии". 
    "Белые свадьбы", по словам главы иммиграционной службы, не всегда объясняются исключительно экономической заинтересованностью. Некоторые идут на такой шаг из солидарности. А есть и такие, кто волей-неволей влюбляется. В основном это касается испанцев преклонного возраста, воспылавших страстью к молодым красивым иностранкам и вдруг покинутых через несколько дней после клятвы в вечной любви. Полиция очень красноречиво называет эти браки, число которых растет под прикрытием интернета, союзами "ложной любви".
    В изложении El Mundo: "Sí, quiero... tu dinero". JESÚS GARCÍA - Barcelona - "Deseo encontrar a un hombre que se case por conveniencia. Le pagaré por este favor. No soy gay. Soy peruano y quiero trabajar". "Hola. Somos una pareja española que quiere casarse con gente sin papeles. Pedimos seriedad". "Busco dama española para casamiento. Pago 4.000 euros y viaje a Colombia". "Por necesidad, busco a una extranjera que quiera arreglar sus papeles a cambio de dinero. No pido sexo".
    César cobrará 6.000 euros a Paula, una mexicana que quiere instalarse en España con su novio marroquí
Internet está plagado de anuncios como éstos. El interesado anota su dirección de messenger o un número de móvil y espera. A los pocos días habrá recibido decenas de ofertas. En los enlaces por conveniencia, uno de los contrayentes -el español- busca un sobresueldo fácil: puede ganar sin despeinarse entre 3.000 y 12.000 euros. El otro -el inmigrante- persigue una vía rápida para regularizar su situación en España: una vez consumado el matrimonio, obtiene el permiso de residencia y, al cabo de un año, la nacionalidad. Puro intercambio mercantil.
По материалам  inosmi.ru, El Mundo 
Руис Нико, newsspain - "Испановости"

Традиции Испании.

Испания – это гитара, фламенко, коррида! Именно такую цепочку ассоциаций выстраивает наше воображении, когда мы говорим об этой яркой и удивительной стране.
Пожалуй, мало кто из европейских соседей может соперничать с испанцами в столь трепетном сохранении и приумножении традиций, рожденных в этом «европейском культурном котле», где сосуществуют и мавританская утонченность, и цыганская страстность, и кельтская глубина, и романская пышность.
Знаменитый испанский поэт и писатель Фредерико Гарсиа Лорка назвал фламенко самым великолепным достижением испанского народа. Этот сплав мелодии, ритма и движения создала сама душа испанца. А материалом стало невероятное смешение европейских и восточных культур, оставивших свой след, боль и кровь, и свои музыкальные традиции на прекрасной земле Испании. Гитара, непременный участник фламенко-шоу, была рождена в Андалусии и с тех пор совершает победное шествие по всему миру. Десятки фестивалей гитарной музыки проходят и в самой Испании. Получить самое полное представление о фламенко можно на фестивалях «Канте Хондо», которые проводятся в июне-октябре на главных площадях небольших городов. Апогей сезона фламенко - праздник «Де Булерьяс» в Херес-де-ла-Фронтера и «Биеннале искусства фламенко» в Севилье, проходящие в сентябре. Практически во всех городах Испании есть кафе и рестораны, где можно увидеть зажигательное фламенко-шоу.
Помимо знаменитого фламенко в Испании существует около тысячи народных танцев. Арагонская хота, меланхоличная алала, пришедшая из Галисии, муньейра, сопровождаемая астрийскими волынками, каталонская сардана – далеко не полный перечень традиционных танцев народов Испании, до сих пор исполняемых по выходным и праздничным дням на площадях городов и маленьких селений.
Искусство «тавромахии» -коррида мало кого может оставить равнодушным. Поединок человека и природной стихии – вызывает и восторг, и яростное осуждение. Зародившись еще во времена иберов, коррида в средневековой Испании становится излюбленным народным зрелищем, сопровождающим все важные праздники. Корриду запрещали короли и Римский папа, ее воспевали Лопе де Вега, Тирсо де Молина, ее почитателями были великий Гойя, Мериме и Хемингуэй. Сегодня у корриды немало противников, считающих это зрелище варварством, и пережитком дикого средневекового общества. Однако, согласно всем социологическим опросам главным праздником для себя испанцы называют праздник боя быков. На знаменитый праздник Сан Фермина в Памплону ежегодно съезжаются тысячи любителей острых ощущений со всего мира, чтобы стать участниками знаменитых забегов с быками.
Даты больших праздников на протяжении всего года испанский народ встречает и как главный участник, и как зритель, отдаваясь этой стихии со всей страстью жизнерадостного иберийского темперамента. Праздничные дни сменяют друг друга в разных местах и разное время года почти непрерывно. Более 200 праздников, фиест, карнавалов и фестивалей имеют туристическое значение, а некоторые из них популярны во всем мире. Их красочность, оригинальность, выдумка и щедрое веселье привлекают в Испанию десятки тысяч гостей со всего света.
Рождественские и новогодние праздники – одни из самых шумных и продолжительных в Испании. Традиционное семейное застолье и рождественская месса, сменяются встречей Нового года в шумной компании и традиционными 12 виноградинами, которые съедают под бой курантов. А испанская детвора с нетерпением ждет подарков и праздничных шествий на День Королей-Магов.
Начало весны знаменуют праздник Файяс, посвященный покровителю плотников Святому Иосиду, который проводится в Валенсии. Сотни скульптурных композиций из папье-маше – файяс, над которыми в течение года трудились мастера, сжигаются в «Ночь огня» под треск петард, фейерверков и восторги публики.
Торжественные процессии с пышными пасос – композициями на библейские темы, длятся всю страстную неделю. А освещенная в церкви в день «пальмового» пальмовая веточка в течение всего года охраняет дом испанца от нечистой силы.
12 октября для испанцев - двойной праздник. Он посвящен Святой Деве Пилар, убедившей апостола Сантьяго обратить страну в христианство. Позже, в 1492 году, в тот же день, Христофор Колумб открыл земли Нового Света. Как считают верующие, это произошло именно благодаря поддержке Святой Девы Пилар. Этот праздник называют Днем Испанидад, подразумевая под этим единство и дружбу между всеми испаноязычными странами.

Готов ли Евросоюз занять пустующее место глобального лидера в правах человека?

Всемирный доклад Хьюман Райтс Вотч - 2007


Кеннет Росс, исполнительный директор
Введение
Какое правительство отстаивает сегодня права человека в глобальном масштабе? Голос Вашингтона, который мог бы с успехом играть эту роль, утратил убедительность после того, как американской администрацией был взят курс на содержание под стражей без суда и допросы с помощью пыток. Команда Буша-младшего еще может сколько-нибудь авторитетно говорить о «демократии» — выбранном ею удобном заменителе, позволяющем избежать скользкой темы прав человека, но едва ли в мире будут прислушиваться к ее призывам соблюдать права и свободы, которые она сама же и отбрасывает.
По мере ослабления американского влияния усиливается вес Китая, однако Пекин мало подходит на роль правозащитного лидера. С ростом экономического могущества Китай укрепляет свои позиции в мире, но остается, в лучшем случае, безучастным к проблемам прав человека в других странах. Не допуская политического плюрализма и законности у себя дома, китайское руководство и в отношениях с внешним миром придерживается позиции, что права человека являются внутренним делом каждого государства.
По сходному пути идет и Россия с ее подавлением независимых голосов и грязной войной в Чечне. Судя по всему, Москва бросила все силы на восстановление утраченных сфер влияния, особенно на постсоветском пространстве, даже если для этого нужно заводить дружбу с тиранами и убийцами. Пытаясь парировать критику, президент Владимир Путин дошел до того, что отмахнулся от прав человека как от «искусственных стандартов».
В этой не слишком обнадеживающей ситуации потенциальными кандидатами на роль глобальных лидеров в правах человека могли бы стать Евросоюз и развивающиеся демократии. Каждый по своему, они уже делают немало, но никому из них пока не достает необходимой последовательности и эффективности.
По мере того как голос Вашингтона становится все тише, самым влиятельным и эффективным защитником прав человека в сегодняшней ситуации должен становиться Евросоюз. Он изначально основан на этих принципах и претендует на роль одного из ведущих мировых игроков. Однако проблемы, связанные с собственным расширением, не позволяют ему действовать в полную силу. Стремление добиваться консенсуса в весьма разнородном составе стало сжигать столько сил, что на выходе остается лишь бледная тень потенциальной мощи. Объединение было призвано усилить позиции Европы, но когда речь заходит о правах человека, сумма пока еще остается меньше совокупности отдельных слагаемых.
Демократии Латинской Америки, Африки и Азии, некоторые — с давней историей, многие — молодые и неустойчивые, в определенных международных ситуациях начинают отстаивать права человека. Однако, несмотря на отдельные обнадеживающие моменты, правительствам этих стран еще только предстоит наладить межрегиональное сотрудничество, чтобы выступать единым фронтом. Слишком часто они приносят идеалы прав человека в жертву интересам своей региональной группы и встают на сторону соседней диктатуры, забывая об интересах людей, которые они обещали отстаивать. Эта тенденция особенно пагубно сказалась на деятельности недавно созданного Совета ООН по правам человека, который вместо того чтобы избавиться от негативных сторон дискредитировавшей себя Комиссии, похоже, может воспроизвести худшие ее черты и нанести тем самым урон авторитету всей системе ООН.
Складывается впечатление, что в наши дни у каждого правительства найдется уважительная причина игнорировать права человека. Периодически из той или иной столицы или от постоянных представителей в ООН раздаются правильные заявления, но они не подкрепляются последовательной политикой, без которой не приходится говорить о настоящем лидерстве или реальных переменах. Обещания и договоренности сопровождаются изъятиями и оговорками. Будь то отсутствие реальных санкций за преступные действия Хартума в Дарфуре, бесконечные поиски консенсуса в Евросоюзе, постоянные заявления Пекина о верховенстве национального суверенитета, иракская кампания Вашингтона и его борьба с терроризмом или региональная солидарность развивающегося мира в ущерб принципам прав человека — всегда находятся причины, чтобы не предпринимать решительных шагов.
Ситуация не внушает большого оптимизма, но тенденция еще не стала необратимой. Будет ли утрата авторитета Америкой лишь временным следствием политики конкретной зарвавшейся администрации или превратится в проблему на долгие годы — отчасти зависит от нового состава Конгресса, который мог бы осудить произвол, настоять на смене курса и добиться привлечения виновных к ответственности. Разумеется, такой разворот не будет легким в ситуации, когда вдохновители нарушений продолжают стоять у руля исполнительной власти, но без него Соединенные Штаты не смогут восстановить свою репутацию защитника прав человека.
Наличие глобального лидера необходимо и для того, чтобы побуждать Россию и Китай к более ответственному поведению. Сегодня с Пекина и Москвы в значительной степени попросту некому спрашивать, и до тех пор пока призывы к соблюдению ими международных стандартов внутри страны и на международной арене будут оставаться редкими, ситуация едва ли изменится. Их новая экономическая мощь — огромный китайский рынок и российские энергоносители — лишь помогает им противостоять тому робкому давлению, которое кем-то еще оказывается, и не способствует появлению новых оппонентов. При этом растущая внешняя помощь Китая открывает новые возможности для диктаторов, которые прежде зависели от правительств с активной правозащитной повесткой. Изменить эту тенденцию можно в том случае, если начать относиться к Китаю и России как к странам, претендующим на глобальную роль, — и, соответственно, настаивать на уважении ими прав и свобод собственных народов и в отношениях с международными партнерами, призывая их к ответу в тех случаях, когда этого не делается. Нужно убеждать Пекин и Москву в том, что влияния и уважения добиваются не жесткостью и блокадой, а ответственной позицией члена международного сообщества. Однако не стоит ожидать быстрых перемен, пока другие правительства с такой легкостью разменивают свою приверженность правам и свободам за энергетические контракты или инвестиционные проекты.
В Латинской Америке отдельные страны активно сопротивляются внешнему контролю ситуации с правами человека, но многие начинают играть все более заметную роль в продвижении международных стандартов. Проблески надежды наблюдаются также в Африке и Азии. Мир нуждается в настоящем лидере на Юге — государстве, которое смогло бы подняться над региональной узостью, отбросив ее как пережиток времени, когда авторитарные правительства объединялись для отражения правозащитной критики. Сегодня, когда все большее число правительств избирается и выражает волю своих народов, они должны руководствоваться в международных отношениях интересами тех же прав и свобод, которые разделяются их собственными гражданами.
Что касается Евросоюза, то многие его члены признают поразивший Европу паралич и ищут выход из создавшейся ситуации. Европейский эксперимент помог принести мир и процветание тем, кому повезло жить внутри единой границы, но ЕС как целое катастрофически не соответствует заявленной роли защитника прав и свобод в общемировом масштабе. Некоторые назревшие решения лежат на поверхности и могут быть реализованы достаточно быстро, как в случае с изменением системы головокружительной полугодовой ротации председательства, с тем чтобы обеспечить получение устойчивого опыта и проведение долгосрочной политики. Некоторые решения требуют слома традиций и вредных привычек, как в случае с приданием европейским институтам большей прозрачности, с тем чтобы сократить разрыв между ценностями общества и действиями власти. Наконец, некоторые решения связаны с более фундаментальной ломкой, как в случае с уходом от требования единогласия для коллективных действий в области прав человека, с тем чтобы обеспечить более оперативное и эффективное реагирование по всему миру. При этом любые решения невозможны без признания правительствами стран-членов того, что нынешний статус-кво отражает недопустимое самоустранение от лидерства в тот самый момент, когда его нехватка ощущается столь остро.

Правозащитные вызовы
В мире более чем достаточно проблем с правами человека, требующих наличия эффективного глобального лидера. Совсем недавно, в сентябре 2005 г., члены ООН провозгласили обязанность защищать людей от геноцида, военных преступлений и преступлений против человечества. Однако пока эта доктрина остается лишь декларацией, когда в Дарфуре продолжаются массовые убийства, изнасилования и насильственное перемещение населения, в то время как международное сообщество может противопоставить этому лишь череду невыполненных ооновских резолюций. Отчасти такая пассивность объясняется обычным политическим малодушием, когда речь заходит о посылке войск для предотвращения массовых убийств, но, с другой стороны, не приходится говорить и о серьезном давлении на Хартум, чтобы заставить суданское правительство согласиться на допуск в страну полнокровного миротворческого контингента. Естественно, такая бесхребетность только усиливает занятую Суданом позицию тотального отрицания. В ноябре, когда этот доклад готовился к печати, обозначились признаки того, что Хартум может пойти на некоторые уступки — отчасти благодаря новому — что само по себе позитивно — воздействию со стороны Пекина, однако перспективы получения согласия суданских властей на развертывание международных войск с достаточным мандатом и ресурсами для прекращения резни по-прежнему оставались весьма неопределенными, как и вероятность того, что суданское правительство изменит свою в буквальном смысле убийственную политику.
В определенной степени проблема связана с тем, что американское вторжение в Ирак и попытки администрации Буша-младшего задним числом придать этому видимость гуманитарной интервенции помогают таким правительствам, как суданское, противостоять любым реальным попыткам спасти население Дарфура. Точно так же отождествление нынешней вашингтонской администрацией защиты демократии со сменой режима с помощью военной силы чревато дискредитацией этого важнейшего направления в деле защиты прав и свобод.
Между тем под вопросом оказывается принцип неотвратимости ответственности за массовые убийства, особенно в Уганде, где убийцы пытаются выторговать себе индульгенцию в обмен на прекращение резни. Терроризм — опасную теорию о том, что убийство ни в чем не повинных людей может служить законным средством достижения политических целей, — слишком многие на планете еще считают допустимым. Ситуация в Ираке деградировала до бесконтрольного межобщинного кровопролития, главными жертвами которого становятся мирные люди. Безжалостные репрессивные режимы терроризируют собственные народны в Северной Корее, Бирме и Туркменистане. Закрытые диктатуры сохраняются во Вьетнаме, Саудовской Аравии и Сирии. Наблюдается движение назад в Китае. В России и Египте подавляются неправительственные организации, аналогичные шаги рассматриваются в Перу и Венесуэле. В Иране и Эфиопии пресекается инакомыслие. Узбекистан с новой силой обрушивается на «врагов народа» и отказывается давать согласие на независимое расследование бойни, устроенной правительственными войсками в Андижане в мае 2005 г. Президент Зимбабве Роберт Мугабе готов скорее довести страну до полного развала, чем разрешить политическую оппозицию. Гражданская война снова начинается на Шри-Ланке, усиливается в Афганистане, продолжается в Колумбии и вот-вот может вспыхнуть в Нигерии. Во время вооруженного противостояния между Израилем и «Хезболлой» первый наносил неизбирательные удары по ливанской территории, вторая нередко обстреливала израильские города, где даже близко не было никаких военных объектов.
Межправительственный орган, призванный разбираться со всеми этими проблемами, — недавно созданный Совет ООН по правам человека — пока еще недалеко ушел от своего неэффективного предшественника — Комиссии. Главная задача Совета состоит в оказании давления на правительства государств-нарушителей с целью изменить ситуацию к лучшему. Такое давление складывается из целого ряда нарастающих мер вплоть до направления в страну правозащитных наблюдателей или публичного осуждения. Однако, словно в насмешку над теми самыми высокими принципами, ради которых он создавался, Совет пока оказался в состоянии осудить один только Израиль. Максимум, что ему удалось произвести на свет, — это «интерактивный диалог» с ооновскими мониторинговыми механизмами и плановое «товарищеское рассмотрение» вместо самого мощного инструмента — коллективного осуждения на межправительственном уровне. Такая ситуация может поставить под вопрос саму способность ООН отстаивать общемировые стандарты прав человека. Если не принять мер, то верх вполне могут одержать сторонники «коалиций желающих» — антипода ооновской концепции универсальных норм.

Скомпрометированный авторитет Вашингтона
В прошлом в решении всех этих проблем многие рассчитывали бы на Соединенные Штаты. Вашингтон, пусть никогда и не бывший последовательным адвокатом прав человека, имел немалый вес и авторитет. Но сегодня его голос звучит далеко не так убедительно, и эту потерю для правозащитного дела восполнить трудно. Даже если оставить в стороне злосчастную историю с вторжением в Ирак, Америка достаточно скомпрометировала себя теми нарушениями, на которые она идет в борьбе с терроризмом. Немногие американские послы решаются протестовать против интенсивного допроса, содержания под стражей без суда или даже «исчезновений», зная, насколько легко будет собеседнику парировать ссылками на американский же произвол. Примитивность такого приема не умаляет его убийственной действенности. Конечно, США далеко не самый злостный нарушитель прав и свобод в мире, но и того, что сделано, вполне достаточно, чтобы лишиться позиции лидера.
В минувшем году не осталось уже никаких сомнений в том, что использование администрацией Буша пыток и другого недозволенного обращения было именно политической установкой сверху, а не аномальными нарушениями отдельных не в меру ретивых оперативников. Администрация утверждала, что отвергла пытки, но отказалась включить в число запрещенных приемов их классическую разновидность — погружение в воду до грани остановки дыхания. Несмотря на абсолютный международно-правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, в Белом доме настаивали на их допустимости в отношении неамериканцев за пределами США, и положить этому конец смогло только принятие Конгрессом Закона об обращении с задержанными 2005 г. таким большинством, которое исключало возможность президентского вето. Пожалуй, ниже всего администрация опустилась в сентябре 2006 г., когда президент открыто выступил в защиту пыток, благозвучно назвав их «альтернативными методами».
С учетом всех этих событий и растущего сопротивления незаконным приемам со стороны кадровых американских военных Пентагон в сентябре утвердил для сухопутных войск новое наставление по ведению оперативных допросов, запрещающее применение в армии США интенсивных методов дознания. Но даже после этого Белый дом продолжает настаивать на предоставлении оперативникам ЦРУ исключительных полномочий. Принятый Конгрессом в сентябре Закон о военных комиссиях подтвердил абсолютный запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, оставив, однако правовую лазейку, поскольку закон не позволяет задержанным обжаловать в суде содержание под стражей и режим обращения.
Не меньшую озабоченность вызывает и продолжающееся использование администрацией произвольного содержания под стражей в качестве инструмента в борьбе с терроризмом. Традиционное право воюющей стороны интернировать вражеских комбатантов до окончания военных действий искажено Белым домом до неузнаваемости. Основываясь на концепции «глобальной войны с терроризмом», администрация присвоила себе право задерживать без судебной санкции граждан других стран в любой точке мира как «вражеских комбатантов» и по собственному усмотрению сколь угодно долго держать их под стражей без обвинения или суда — даже пожизненно. При этом исполнительная власть США отрицает необходимость установления причастности задержанного к реальному участию в вооруженном конфликте, что традиционно служит противовесом ограничению процессуальных прав в военное время. Когда правительство присваивает себе такие чрезвычайные полномочия, под угрозой оказываются основополагающие права и свободы.
Более того, в своих амбициях администрация доходит даже до того, чтобы претендовать на право «исчезать» людей, то есть тайно захватывать их, отрицая и сам захват, и, соответственно, право на адвоката, на посещение Красным Крестом и на контакты с внешним миром. Эта одиозная практика, неоднократно и справедливо осуждавшаяся в прошлом самими Соединенными Штатами применительно к другим государствам, оставляет родным и близким только гадать о причинах исчезновения и о судьбе пропавшего.
Все эти нарушения, совершаемые во имя борьбы с терроризмом, лишь усиливают это зло. Пытки и бессудное содержание под стражей помогают вербовщикам делать свое дело в общинах, которые ассоциируют себя с пострадавшими. Возникает отчуждение между этими общинами и правоохранительными органами, которые пытаются получить у них оперативную информацию о подозрительной активности — сведения намного более ценные, чем показания, выбитые у подозреваемого. Наконец, происходит эрозия морального преимущества, связанная с отходом от принципа недопустимости достижения достойной цели недостойными средствами.
Этот катастрофический курс фактически лишил Америку возможности отстаивать некоторые основополагающие права и свободы. Вашингтон еще может говорить о свободе выражения мнений, свободе ассоциации или свободе совести — здесь у США слова почти не расходятся с делом. Но когда речь заходит о таких вещах, как право не подвергаться пыткам и произвольному содержанию под стражей, лицемерность позиции снижает ее действенность практически до нуля.
Ситуацию особенно явно высветил апрельский визит в Вашингтон председателя КНР Ху Цзиньтао. Отступив ради такого редкого случая от своей обычной практики, президент Буш упомянул о «правах человека», но сразу же оговорился, что имел в виду «свободу собираться, высказываться и молиться», — достойные ценности, разделяемые и самими Соединенными Штатами, но едва ли имеющие непосредственное отношение к произвольному содержанию под стражей и нарушениям в обращении с заключенными, которые практикуются китайским правительством для сохранения власти.
Можно было бы надеяться на то, что в недалеком будущем Америка вернет себе голос в правах человека, — если речь идет всего лишь об отсутствии сдерживающих центров у отдельно взятой администрации. Многое будет зависеть от тех шагов, которые предпримет Конгресс по исправлению наиболее одиозных крайностей, и от следующей администрации, которой предстоит разгребать завалы и разбираться с виноватыми.
Но ситуация уже претерпела достаточно фундаментальные изменения. Теперь правительства-нарушители получили возможность с легкостью отождествлять защиту прав человека со «сменой режима» и вторжением в Ирак — что уже с трагическими последствиями используется Суданом для отражения давления в связи с Дарфуром. Находит своих сторонников такой подход и в самих Соединенных Штатах. Для сохранения воли и способности Америки отстаивать права и свободы потребуется отделить милитаризм неоконсервативной доктрины от достойного стремления к утверждению демократии. Общественная поддержка дела прав человека будет зависеть от того, удастся ли провести разделительную линию между имперским пренебрежением национальными границами со стороны администрации — практикуемым под флагом прав человека, но в ситуациях, даже близко не оправдывающих гуманитарную интервенцию, — и неотъемлемым долгом вставать на защиту жертв политических репрессий и других нарушений.
Китай
Утрата Соединенными Штатами авторитета в правах человека зачастую усугубляется действиями Китая. Его стремительно растущая экономика, требующая все больше ресурсов, все глубже вовлекает эту страну в процессы глобализации, однако Пекин старательно избегает использования своего положения в мире в интересах защиты прав и свобод. Как выразился председатель КНР Ху Цзиньтао, его страна твердо придерживается линии на развитие сотрудничества «без каких-либо политических увязок». При этом позиция по вопросам прав человека колеблется в диапазоне от безразличия до враждебности.
Вполне возможно, что нежелание Пекина отстаивать права, которые постоянно нарушаются в самом Китае, — а это весь комплекс прав и свобод, связанных с независимым гражданским обществом и законностью, — объясняется стремлением избежать упреков в двойных стандартах и встречных претензий, однако остаются еще и другие области, где такие опасения не столь актуальны и не должны служить сдерживающим фактором. По крайней мере, со времени событий на площади Тянаньмэнь Китай не совершал массовых убийств, не говоря уже о масштабных этнических чистках и преступлениях против человечества. Соответственно, Пекин мог бы обоснованно выступать в защиту людей, подвергающихся крайним формам репрессий, — как в случае с населением Дарфура или этническими меньшинствами в Бирме. Однако пока его действия остаются весьма скромными и запоздалыми. Отчасти это может быть связано со ссылками Пекина на неготовность «вмешиваться во внутренние дела» других стран, отчасти с тем, что собственная потребность в ресурсах для него важнее судеб людей, живущих на земле, где эти ресурсы находятся. В любом случае, Китай пока делает намного меньше того, что должен.
Наблюдаются некоторые признаки того, что по некоторым вопросам — далеко не обязательно связанным с правами человека — китайская политика невмешательства начинает становиться более гибкой. В сентябре, по-видимому, Китай временно приостанавливал поставки нефти в КНДР в связи с запуском северокорейской баллистической ракеты. В октябре, после первого ядерного испытания, Китай, как сообщалось, предпринимал попытки использовать вопрос о поставках топлива, чтобы вернуть Пхеньян за стол переговоров. В ноябре постоянный представитель КНР в ООН Ван Гуанъя пытался, хотя и не слишком настойчиво, воздействовать на Судан, чтобы получить согласие Хартума на развертывание ооновского миротворческого контингента в Дарфуре. Китай также увеличивает число военнослужащих, направляемых для участия в миротворческих операциях ООН.
И все же, хотя резолюция Совета Безопасности о развертывании в Дарфуре миротворческой операции содержала оговорку о необходимости согласия Хартума, Китай лишь воздержался при голосовании, не посчитав возможным прямо поддержать ее. Вызывает сожаление, что Китай встал на сторону других членов СБ, которые предпочли низвести обязанность международного сообщества защищать мирных людей от массовых жестокостей до обращения к убийцам за разрешением защитить их жертв. При этом Пекин дополнительно усугубил ситуацию, отказавшись задействовать собственные и блокировав другие ключевые возможности воздействия на Хартум для получения такого разрешения.
Китай скупает, по оценкам, две трети суданского нефтяного экспорта и выступает крупнейшим инвестором в нефтяной сектор, способствуя экономическому подъему в Судане, что развязывает Хартуму руки в Дарфуре и обеспечивает его достаточными средствами для закупки оружия (в том числе китайского). Блокирование этих финансовых поступлений заставило бы суданское правительство намного серьезнее относиться к призывам прекратить бойню в Дарфуре и дать согласие на развертывание миротворческих сил. Однако в отличие от ситуации с КНДР, относительно аналогичных шагов Китая в отношении Судана пока нет никаких сведений. Более того, в Совете Безопасности Пекин дал согласие на включение в стоп-лист и замораживание активов только лишь в отношении четырех лиц, среди которых не было ни одного действующего высокопоставленного чиновника (два командира повстанцев, лидер полувоенных формирований «Джанджавид» и отставной армейский офицер). Если Китай не хочет создать впечатление, что он больше заинтересован в продолжении притока нефти (суданская нефть составляет 4–7% китайского импорта), чем в прекращении потоков крови в Дарфуре, ему следует активизировать публичное давление на Хартум.
Проблема не ограничивается одним лишь Дарфуром:
Китай остается одним из источников инвестиций и военных поставок для Зимбабве, несмотря на объявленную президентом Робертом Мугабе войну собственному народу — выселение около 700 тыс. городских бедняков, считающихся потенциальной базой политической оппозиции, снос их жилищ бульдозерами, постоянные произвольные задержания и пытки оппозиционеров, разрушение национальной экономики. При этом выселение, лишая людей доступа к медицинскому обслуживанию, особенно тяжело сказывается на десятках тысяч ВИЧ-позитивных лиц.
Предоставив Анголе примерно 5 млрд. долл. несвязанных кредитов, Китай фактически подорвал усилия Международного валютного фонда по обеспечению большей прозрачности государственных финансов, с тем чтобы положить конец их разграблению правительством. С 1997 по 2002 гг. было растрачено около 4 млрд. долл., что сопоставимо с национальным бюджетом всех социальных программ за тот же период.
После расстрела узбекскими войсками сотен демонстрантов в Андижане в мае 2005 г. президента Ислама Каримова принимали в Пекине с государственным визитом, и было объявлено о нефтяном контракте на 600 млн. долл. В 2006 г. Китай принимал участие в совместных военных учениях с Узбекистаном и подписал с этой страной двухлетний протокол о сотрудничестве.
Китай больше озабочен ограничением притока беженцев из КНДР, чем снятием угрозы для жизни населения Северной Кореи, создаваемой жестким и экономически некомпетентным режимом Ким Чен Ира. Несмотря на то что репрессии пронизывают все стороны жизни северокорейского общества, Китай делает вид, что все бежавшие оттуда являются экономическими мигрантами, отказывается сотрудничать даже с профильным спецдокладчиком ООН по КНДР и предоставлять УВКБ ООН доступ к беженцам, скапливающимся у границы. Нет никаких данных, которые позволяли бы говорить о том, что Пекин оказывает на Пхеньян давление в связи с репрессиями, сопоставимое с тем, которое, как представляется, имело место в связи с ядерными и ракетными испытаниями. В позиции китайской стороны присутствует определенная гибкость, поскольку часть беженцев попадает из Китая в третьи страны, однако Пекин мог бы делать намного больше.
Китай выступает самым щедрым союзником военного правительства в Бирме, предпочитая жертвовать интересами многострадального народа этой страны ради доступа к глубоководному порту и природным ресурсам. Аналогичная ситуация наблюдается во многих частях Юго-Восточной Азии, где Пекин осыпает помощью правительства, нарушающие права человека.
Китай — далеко не единственный, кто ставит свои экономические и политические интересы выше нужд бедных и обездоленных. Империалистические державы долгое время занимались тем же самым и в больших масштабах. Однако Коммунистическая партия Китая, по крайней мере в теории, основана на идеях удовлетворения основных потребностей каждого человека. Пекин стремится представить себя другом развивающегося мира, гордится созданием новых рабочих мест и успехами в борьбе с бедностью. Растет его роль как международного донора. Однако часть его шагов идет вразрез с этими принципами.
Поддерживаемые Пекином репрессивные режимы творят расправу над собственными народами и заставляют их прозябать в нищете. Новые нефтяные магнаты в Хартуме могут поднимать за Китай бокалы в фешенебельных ресторанах на берегу Нила, но у согнанных с обжитых мест и отчаявшихся жителей Дарфура это едва ли встретит понимание. Роберт Мугабе может быть благодарен Пекину за сохранение своей власти, но остаются еще сотни тысяч зимбабвийцев, оказавшихся без крова над головой в результате операции по очистке трущоб. Бирманские военные с китайской помощью строят новую роскошную столицу и не испытывают недостатка в оружии, в то время как бирманский народ прозябает в нищете и страхе. Если Китай действительно хочет завоевать авторитет в международном сообществе, он должен отмежеваться от этих режимов, а не субсидировать их.
Трудно поверить в то, что китайское правительство хочет иметь репутацию покровителя тиранов и эксплуататоров. Хотелось бы надеяться, что страна, столь активно стремившаяся заполучить к себе Олимпийские игры — символ дружбы и сотрудничества, не будет забывать о международной солидарности, когда речь зайдет о жертвах ее партнеров из числа репрессивных режимов. Однако ситуация по-настоящему изменится только тогда, когда Китаю придется держать ответ за свои неподобающие действия. На протяжении десятилетий режим в этой стране и сам был настолько репрессивным, а роль Китая как глобального игрока настолько малозаметной, что мало кто рассчитывал увидеть с его стороны что-либо иное, кроме враждебного отношения к правам человека. Китай вполне оправдал эти ожидания, и сегодня едва ли можно ждать большего, если никакая страна не решается даже попросить об этом.
В ситуациях, когда перед Пекином прямо ставятся вопросы прав человека, следуют некоторые уступки. На апрельской встрече с президентом Бушем председатель КНР Ху Цзиньтао заявил, что Китай «готов … содействовать общемировому делу прав человека» «на основе взаимного уважения и равенства». Воздержавшись при голосовании по Дарфуру, китайская сторона обеспечила возможность принятия резолюций Совета Безопасности о развертывании ооновского миротворческого контингента в этой суданской провинции и о передаче расследования массовых жестокостей Международному уголовному суду. Как уже отмечалось, Китай также оказывал некоторое ограниченное давление на Хартум.
Пока же правительства, традиционно выступающие за права человека, настолько поглощены собственными торговыми делами с Китаем, что почти не ставят вопросов о негуманных действиях Пекина как внутри страны, так и за рубежом. Если бы они были верны собственным принципам, они должны были бы осудить растущий вклад Китая в репрессии в общемировом масштабе. Если и есть шанс добиться изменения китайской политики, то только через обеспечение неотвратимости для Пекина репутационных последствий.
Россия
Аналогичная ситуация наблюдается и применительно к России. После распада СССР у Москвы было слишком много проблем дома, чтобы играть сколько-нибудь заметную роль в мировых делах. Однако по мере того, как стремительно росли цены на нефть и газ, а президент Путин укреплял вертикаль власти, избавляясь от большинства сдержек и противовесов, Кремль стал все активнее играть мускулами. Преисполненная решимости восстановить свое доминирование на постсоветском пространстве, путинская Россия заводит дружбу с такими отъявленными диктаторами, как президент Узбекистана Ислам Каримов, президент Белоруссии Александр Лукашенко и пожизненный президент Туркменистана Сапармурат Ниязов, параллельно прилагая немалые усилия для ослабления демократических правительств на Украине и в Грузии.
Так, накануне первой годовщины андижанской бойни Владимир Путин принимал Ислама Каримова в своей загородной резиденции. Примерно в это же время Государственная дума ратифицировала договор о военном союзе с Узбекистаном. Несмотря на значительное влияние, которое Россия имеет на Ашхабад, она и пальцем не пошевелила, чтобы хоть немного обуздать репрессии в Туркменистане, даже когда их жертвами становились российские граждане.
Политика внутри страны вполне соответствует внешней. При Путине силы безопасности в Чечне продолжают широко практиковать пытки, и едва ли в мире найдется другая страна, где в результате действий силовых структур «исчезает» столько людей. Президент имеет все возможности, чтобы обуздать местные формирования, стоящие за большинством этих нарушений, однако он предпочитает оказывать им безоглядную поддержку и всячески поощряет их лидера. Путинская администрация превратила большинство альтернативных центров власти — Думу, губернаторов, электронные СМИ, бизнес — в послушных партнеров. Неправительственным организациям, которые до недавнего времени оставались одним из немногих независимых секторов, угрожает новое законодательство, открывающее широкие возможности для вмешательства и ликвидации. Известные независимые журналисты, такие как Анна Политковская, занимавшаяся нарушениями в Чечне, становятся жертвами неустановленных убийц, которые остаются безнаказанными.
Как и в случае с Китаем, заигрывание с диктаторами остается для путинской России почти без последствий. Мало кто из правительств публично ставит перед Москвой неудобные вопросы. Их периодическое ворчание едва слышно за разговорами об энергетических контрактах.
Не встречая отпора, Россия будет и дальше продолжать гнуть свою линию. Москва хочет видеть себя уважаемым членом мирового сообщества. Членство в «восьмерке» для нее отнюдь не пустой звук. Однако ведущие демократии мира не стали настаивать на том, что место за этим столом еще нужно заслужить. Не дожидаясь каких-либо позитивных сдвигов в политике относительно прав человека внутри страны или за рубежом, они наградили Россию председательством в «восьмерке» и позволили ей провести июльский саммит в Петербурге. Желание России стать членом Всемирной торговой организации, на момент подготовки настоящего доклада казавшееся уже близким к исполнению, предполагает готовность играть по правилам глобальной экономики. Но мировое сообщество совершит ошибку, если примет Россию закрытой авторитарной страной, удовлетворившись лишь открытием ее рынков. Разворот российской политики — дело заведомо непростое, но оно превращается в невозможное, еслиникто даже и не пытается попробовать, а имеющие шанс быть услышанными хранят молчание.

Демократии глобального Юга
Одним из потенциальных источников лидерства в правах человека могли бы быть некоторые демократии глобального Юга — как новые, так и уже устоявшиеся. Поскольку они не ассоциируются с Западом, их активная позиция могла бы помочь утверждению универсального характера прав и свобод. Поскольку они зачастую являются непосредственными соседями правительств-нарушителей, их географическое положение могло бы придать их голосу дополнительный вес. Наконец, поскольку многие и сами пережили периоды жестоких репрессий, связанных с колониализмом, апартеидом или диктатурой, у них есть дополнительные моральные основания говорить о правах человека. Некоторые страны уже начинают идти по этому пути, однако принципиальная позиция пока еще остается слишком эпизодической, чтобы говорить о появлении настоящих лидеров.
Латиноамериканские государства в целом поддерживают усилия по укреплению международных механизмов защиты прав человека. Почти все страны региона ратифицировали Римский статут Международного уголовного суда, многие не поддались мощному прессингу со стороны США, несмотря даже на угрозу лишиться немалой американской помощи, и не стали подписывать двусторонние соглашения об изъятии американских граждан из-под его юрисдикции. Совсем недавно несколько стран, прежде всего Аргентина, Чили и Мексика, активно поддержали создание Совета ООН по правам человека. Мексика даже стала его первым председателем — не в последнюю очередь благодаря той активной роли, которую она в последние годы играла в продвижении прав человека в международном масштабе. Мексиканское правительство энергично отстаивало права и свободы в контексте борьбы с терроризмом, внеся резолюцию, которая была единогласно одобрена Генеральной Ассамблеей ООН, и добившись создания соответствующего направления в рамках Управления верховного комиссара ООН по правам человека. Аргентина также выступала за международные гарантии прав человека в рамках системы ООН, использовав свое членство в Совете Безопасности в интересах разрешения кризисов в Дарфуре и Бирме.
Однако в Латинской Америке есть и выдающиеся исключения. Так, Куба категорически отвергает все попытки призвать ее к ответу за вопиющую ситуацию с правами человека. Колумбийское правительство агрессивно добивалось ограничения полномочий представителя УВКПЧ ООН в этой стране. Венесуэла настаивает на верховенстве национального суверенитета над международно-правовыми обязательствами в области прав человека.
К позитивным событиям в Африке можно отнести призыв президента Либерии Эллен Джонсон-Серлиф выдать бывшего либерийского президента Чарльза Тэйлора для предания суду за военные преступления и преступления против человечества, которому в итоге внял-таки президент Нигерии Олусегун Обасаньо, а также запоздалое согласие — с подачи Африканского союза — президента Сенегала Абдулайе Ваде начать движение в направлении уголовного преследования за пытки бывшего президента Чада Хиссена Хабре. Африканский союз, созданный на основе приверженности демократии, правам человека и законности, также играл важную роль в Дарфуре, хотя его 7-тысячный контингент был физически не в состоянии справиться с ситуацией без помощи со стороны ООН, которая блокируется Хартумом. В июне Африканский механизм рассмотрения ситуации в странах-партнерах в рамках Нового экономического партнерства для Африки завершил работу над докладом, который оказался неожиданно критическим в отношении ряда аспектов неудовлетворительной ситуации с правами человека в Руанде, — начало процесса, призванного стать регулярным внутриафриканским мониторингом. Рассматривалась также ситуация в Гане.
В Азии последовательно поддерживать усилия в области прав человека стала Южная Корея, обходя, правда, стороной КНДР, где Сеул, похоже, больше озабочен тем, чтобы не допустить коллапса режима, чем репрессиями северокорейских властей. Но и на этом направлении наблюдался серьезный сдвиг, когда в ноябре Сеул поддержал резолюцию ГА ООН по правам человека в КНДР.
Однако такие примеры пока остаются скорее исключением, чем правилом. В Совете ООН по правам человека старая привычка к региональной солидарности приводила к тому, что несколько африканских и азиатских стран, вроде бы приверженных правам и свободам, — Гана, Мали, Сенегал, ЮАР, Индия и Индонезия — позволили определять свою позицию таким государствам, как Алжир, Пакистан и им подобные.
Индия — крупнейшая демократия мира и потенциальный лидер по-прежнему пребывает в плену стереотипов «холодной войны», испытывая антипатию к отстаиванию прав человека за пределами страны. Дели не выступил с решительным осуждением вопиющей ситуации в Бирме и дошел до того, что во время ноябрьского индийско-китайского саммита запретил тибетским беженцам устраивать акции протеста под угрозой депортации. При этом, однако, Индия преодолела свою давнюю аллергию на внерегиональное участие в делах Южной Азии и поддержала развертывание миссии ООН по мониторингу ситуации с правами человека в Непале, которая помогла остановить сползание этой страны к катастрофе.
ЮАР, кажется — забывшая, чем она обязана широкому общественному движению против апартеида, продолжает настаивать на том, что борьбу Роберта Мугабе с собственным народом можно остановить только деликатной дипломатией. Мугабе и сам активно выступал против апартеида, однако южноафриканский президент Табо Мбеки, похоже, ставит хорошие отношения с бывшим политическим союзником выше, чем принципы прав человека, за которые они оба сражались.
Таким образом, хотя демократии глобального Юга и должны были бы играть одну из главных ролей в отстаивании прав человека, им еще только предстоит продемонстрировать свою готовность к лидерству.
Европейский союз
В условиях, когда США в значительной степени утратили моральные основания отстаивать права человека, Китай и Россия проводят фактически деструктивный курс, а глобальный Юг не спешит брать на себя свою долю ответственности, роль лидера просто обязан играть Евросоюз. В конце концов, это сообщество ведущих демократий мира, основанное на приверженности правам человека и законности. Грустная правда, однако, состоит в том, что Брюссель сегодня как никогда далек от этого. Слишком часто, когда единой Европе удается произвести на свет заявление по той или иной проблеме прав и свобод, это озвучивается брюссельским чиновником или облекается в форму пресс-релиза страны-председателя, вместо того чтобы прозвучать из уст главы государства или министра иностранных дел. За такими заявлениями, как правило, не следует ни решительных действий, ни давления. Отчасти в силу структурных проблем, отчасти из-за отсутствия политической воли — так или иначе, слабость общеевропейской правозащитной позиции создает зияющую брешь в том месте, где должен был бы стоять признанный лидер.
Характерным примером может служить роль Евросоюза в Совете ООН по правам человека. США даже не выставляли своей кандидатуры в его состав, очевидно опасаясь, что она может не пройти. В итоге основная работа по обеспечению того, чтобы Совет отвечал заявленным принципам, легла на Евросоюз и его ближайших партнеров — правительства таких стран, как Австралия, Канада, Новая Зеландия, Норвегия и Швейцария.
Совет примерно поровну делится на традиционных сторонников и противников усиления роли международного сообщества в обеспечении прав человека при наличии также нескольких колеблющихся демократий из Азии и Африки. Объединившись с латиноамериканскими странами для привлечения на свою сторону колеблющихся, европейские правительства могли бы обеспечить рабочее большинство для решения таких проблем, как преступления против человечества в Дарфуре, убийственная безнаказанность узбекских властей, вновь разгорающаяся гражданская война на Шри-Ланке. Однако в реальности саботажники — правительства-нарушители, которые, похоже, вопреки заявленным обещаниям вошли в Совет с целью подорвать его изнутри, — смогли переиграть европейцев и их союзников, и они, словно загипнотизированные, большей частью расписывались в собственном бессилии или укрывались за малоубедительными отговорками.
Ни Евросоюз, ни другие правительства, выступающие за права человека, так и не предложили четкого видения того, каким образом Совет должен реагировать на нарушения в той или иной стране. Не проводилось и работы с колеблющимися, чтобы убедить их следовать собственным заявленным принципам, а не узким интересам региональных блоков. С их стороны не последовало призыва созвать спецсессию по Дарфуру или Шри-Ланке, чтобы снять контрпродуктивную зацикленность на Израиле. Многие даже стали вслед за саботажниками твердить о «сотрудничестве, а не осуждении», как будто угроза осуждения за серьезные нарушения не имеет ничего общего с сотрудничеством в их преодолении. В силу этих и других причин первый период работы Совета оставил удручающее впечатление.

Процесс принятия решений
Неуклюжие действия Евросоюза можно отчасти объяснить неповоротливостью его процесса принятия решений. Необходимость обеспечить консенсус 25 членов (а на момент выхода доклада их должно быть уже 27) неизбежно приводит к потере времени и принятию наименее острой позиции. Для блокирования эффективной реакции ЕС достаточно несогласия всего одного правительства, которое может при этом руководствоваться предельно узкими интересами: Кипра по Турции, Германии по России, Франции по Тунису.
Так, новая «восточная политика» Германии подрывает позицию Евросоюза по правам человека в Центральной Азии. В ноябре 2006 г. Германии удалось продавить ослабление даже тех скромных санкций, которые были введены в отношении Узбекистана после андижанских событий мая 2005 г., хотя никаких реальных шагов по выполнению условий, изначально поставленных для снятия санкций, со стороны Ташкента предпринято не было. Вместо того чтобы, как требовалось, согласиться на независимое расследование этих событий, Узбекистан предложил лишь «диалог» и «экспертную встречу» по Андижану. При этом продолжалось безжалостное подавление несогласных: только в 2006 г. по политически мотивированным делам было отправлено за решетку больше десятка правозащитников.
В обоснование своей позиции по Узбекистану, располагающему значительными запасами газа и авиабазой для обеспечения действий германских войск в Афганистане, Германия ссылалась на то, что санкции не принесли позитивных результатов, хотя эта страна с самого начала сама прилагала все усилия для подрыва их эффективности. Практически сразу после обнародования европейского стоп-листа для высокопоставленных узбекских чиновников Берлин разрешил въезд в Германию для лечения бывшему министру внутренних дел Закиру Алматову, возглавлявшему список невъездных лиц. Когда несколько семей пострадавших попытались с немалым риском для себя возбудить против Алматова уголовное преследование, федеральный прокурор отказался не только выдать санкцию на арест, но и даже начать расследование. Узбекистан не сделал ничего, что могло бы оправдать капитулянтскую позицию Германии, однако последняя, похоже, тянет за собой весь Евросоюз, несмотря на сопротивление значительной группы его членов.
Германия также во многом определила слабость европейской позиции по Казахстану, безоговорочно поддержав заявку Астаны на председательство в ОБСЕ в 2009 г., вместо того чтобы использовать амбиции президента Нурсултана Назарбаева для продвижения давно назревших конкретных реформ.
Аналогичная ситуация наблюдалась и в связи с Непалом, когда после переворота в феврале 2005 г. скандинавские страны были готовы выступить с решительным осуждением и перекрыть военному правительству помощь Евросоюза. Особенно позитивной в этом вопросе была роль Дании, однако другие члены ЕС, включая Францию и Германию, ослабили европейский консенсус. Собственную — иногда примиренческую — политику проводила Великобритания, ссылавшаяся на исторические связи с Непалом. В итоге по горячим следам после переворота Евросоюз занял довольно беззубую позицию, оставившую непальское гражданское общество с ощущением безнадежности.
Склонность Евросоюза к максимальному сглаживанию острых углов отражает выбор в пользу единства за счет эффективности. Разумеется, согласованная общая позиция важна для строительства общеевропейского сообщества наций. С другой стороны, выступая единым блоком, европейские правительства имеют больший вес и меньше шансов столкнуться с последствиями, чем если бы они выступали поодиночке. Но если действия Евросоюза и дальше всегда будут определяться позицией самого сдержанного из его членов, то каких-либо заметных результатов, скорее всего, ожидать не приходится. Необходим некий более оперативный и разумный механизм принятия решений. Одним из вариантов могло бы стать формирование общей внешней политики квалифицированным большинством, однако для этого каждому из правительств стран-членов придется отказаться от столь ценного для них права вето и связанной с этим части суверенитета. В то же время нынешняя ситуация также связана с немалыми издержками, если посмотреть на нее с точки зрения угнетаемых народов, чьи мольбы о помощи Евросоюз оставляет без ответа.
Можно было бы, однако, добиться большего и в пределах принципа единогласия. Взять, хотя бы, ситуацию в Совете ООН по правам человека, где Евросоюз, как представляется, требует консенсуса на ничтожном уровне. Вместо того чтобы согласовать стратегию и положиться в ее реализации на полномочных представителей, страны-члены ЕС настаивают на отдельном утверждении каждой вносимой резолюции, слово за словом. Такая дотошность делает для Евросоюза невозможным эффективное реагирование на меняющиеся обстоятельства или участие в оперативных дипломатических переговорах для мобилизации большинства.
Когда речь идет о правах человека, Евросоюз мог бы также относиться к согласованной позиции как к основе, а не как к пределу. При наличии консенсуса есть все основания требовать его соблюдения, но из этого отнюдь не следует, что какое-либо правительство или несколько правительств не должны делать больше. Формально это не запрещено, и такие ситуации действительно иногда возникают, как в случае с международными договорами по Международному уголовному суду, противопехотным минам и насильственным исчезновениям. Дания даже предлагала использовать такой подход в отношении Дарфура. Однако правительства стран-членов ЕС слишком часто используют слабость общей позиции для оправдания собственной пассивности. Это может иметь смысл в вопросах, скажем, налогов или торговли, но когда речь заходит о правах человека, бессердечно прикрывать бездействие одной или нескольких стран минимальной общей позицией, ставя единство выше результата. В таком случае приходится допустить, что Евросоюз, несмотря на все его идеалы и красивые обещания, в итоге пришел к тому, что слабая, но общая, защита прав человека важнее, чем энергичные действия отдельных государств.
Обнадеживающим исключением стало решение 14 стран — членов ЕС в ноябре 2006 г. выступить коспонсорами резолюции ГА ООН по Узбекистану, когда так и не удалось обеспечить согласие всех 25 государств. Таких инициатив должно быть больше.
Мы далеки от того, чтобы призывать к возвращению в эпоху, когда у каждого из 25 государств была собственная внешняя политика. Число имеет значение. Об издержках, которыми чревата раздробленность, свидетельствует относительная слабость европейского присутствия в Афганистане, где многие правительства заняты собственными двусторонними проектами, не задействуя возможности давления и мобилизации сил при более тесной координации. Представительство ЕС в Кабуле хорошо информировано, но страны-члены почти не пользуются этим. В результате реформа полиции проводилась Германией вне связи с судебной реформой, проводившейся Италией (последняя закончилась в 2006 г.) Правительства, имеющие в афганских провинциях группы по восстановлению, не синхронизируют их работу. Европейские участники натовских сил вводят на двусторонней основе собственные ограничения, парализующие усилия по обеспечению безопасности в Афганистане: германским войскам запрещено вступать в прямые боестолкновения с антиправительственными силами для защиты мирного населения; британские войска не станут связываться с наркоторговцами, даже если те поддерживают вооруженное сопротивление; голландцы предпочитают не иметь дела с задержанными. И все же бывают ситуации, когда решительные действия меньшинства лучше, чем слабость или бездействие большинства.
Помимо согласованной общей позиции, существует проблема настойчивого стремления Евросоюза говорить и действовать практически исключительно через страну-председателя, что зачастую снижает эффект. В Совете ООН по правам человека традиция Евросоюза высказываться один раз через своего председателя, вместо того чтобы позволить странам-членам поочередно выступать в поддержку общеевропейской линии, приводит к доминированию в дебатах саботажников, хорошо усвоивших действенность эффекта повторения.
Если посмотреть глубже, трудно представить себе более неэффективный механизм поддержания преемственности или аккумулирования опыта, чем головокружительная полугодовая ротация председательства в ЕС. Иногда, как в случае с председательством Финляндии в первые решающие шесть месяцев работы Совета ООН по правам человека, складывается впечатление, что страна-председатель откровенно перегружена и видит свою задачу прежде всего в обеспечении консенсуса. В других ситуациях правительства, обладающие большими возможностями, проявляют инициативу, но и им приходится втискивать свою повестку в жесткие рамки шести месяцев. До некоторой степени, хотя и далеко не достаточно, проблема смягчается традиционной европейской «тройкой» в составе будущего председателя, Совета и Комиссии ЕС. Ротация председательства поддерживает равенство всех членов Евросоюза, однако нежелание европейцев ставить перед тем или иным правительством долгосрочные задачи, лишая их тем самым возможности накопить опыт и разрабатывать долгосрочную стратегию, — это прямой путь к параличу. В некоторых случаях, как с переговорами по иранской ядерной программе, Евросоюз преодолевал свою немощность, назначая своим представителем постоянную сильную тройку Британия-Франция-Германия, но по важным проблемам прав человека таких шагов не наблюдалось.
Чтобы преодолеть эту слабость, Евросоюз должен осознать, что разнообразие его состава может быть и сильной стороной. 25 стран-членов обладают разносторонним опытом и имеют налаженные отношения с различными регионами мира, что может быть с успехом использовано в рамках долговременных «экспертных троек» или «троек эффективности» вместо сменяющих друг друга «троек вновь прибывших». Евросоюз мог бы иметь намного больший вес, если бы вместо появления каждые полгода новой партии свежих лиц, в проблемной точке из года в год фигурировали представители правительств одной и той же тройки, демонстрируя непрерывность внимания и решимость довести дело до конца.
Эффективность Евросоюза в том, что касается прав человека, также подрывается недостаточной прозрачностью. Отстаивание прав и свобод нередко входит в конфликт с другими государственными интересами. Когда политика в области прав человека формируется и осуществляется за закрытыми дверями, обществу непросто понять, как Евросоюз выходит из таких ситуаций, тем более что очень многие ключевые решения принимаются в Брюсселе, а открытые парламентские дебаты проводятся лишь в редких случаях. Может быть, отсутствие дотошного контроля со стороны общества и делает жизнь правительства комфортнее, но расплачиваться за это приходится слабостью правозащитной позиции и посредственностью результатов.
Несоответствие Евросоюза роли лидера объясняется не только несовершенством правил процедуры, но и — в значительной степени — простым недостатком политической воли. Борьба за права и свободы может оказаться делом дорогим и хлопотным, и многие правительства попросту не хотят с этим связываться, ограничиваясь ни к чему не обязывающими заявлениями. Однако какими бы ни были причины, на карту поставлен авторитет Евросоюза как принципиального борца за права человека.
Более подробное представление о проблеме европейского лидерства в правах человека позволяет получить анализ реагирования Евросоюза по ряду направлений: крупные державы — Китай, Россия и США; кризисные ситуации — Дарфур; другие вопросы прав человека; ситуация в самой Европе.
Китай
В отношении Китая Евросоюз последовательно избегал резкой критики, ограничиваясь, как правило, типовыми письменными заявлениями, на которые мало кто обращает внимание. ЕС поддерживает с Пекином периодический «диалог» по правам человека, однако он проводится чиновниками среднего звена и каждый раз — во главе с представителем новой страны-председателя, без сколько-нибудь внятных критериев определения прогресса со времени последней встречи и без каких-либо ощутимых результатов. Китай, со своей стороны, подготовил команду профессионалов по отражению критики и блокированию любых попыток стимулировать реформы. В результате диалог ограничивается стенами МИДа, не получая широкой огласки, которая могла бы поставить под угрозу репутацию Пекина и послужить побудительным мотивом для перемен.
Никчемность этого диалога проявилась в ходе последнего саммита ЕС-КНР в Хельсинки в сентябре 2006 г. с участием председателя Госсовета Вэнь Цзябяо. От имени страны-председателя посол Финляндии в Пекине Анти Куосманен заявил, что права человека «не будут доминирующим вопросом» на саммите и что это «чувствительный и деликатный вопрос…, поскольку мы имеем дело с ценностями». Получается, что Евросоюз одним махом низвел универсальные стандарты прав человека до субъективных материй. Как и следовало ожидать, в центре повестки стояли вопросы бизнеса и безопасности, как и впоследствии, когда Вэнь Цзябао встречался с британским премьером Тони Блэром и канцлером Германии Ангелой Меркель, а президент Франции Жак Ширак отправился с визитом в Пекин.
В октябре еврокомиссар по внешней политике Бенита Ферреро-Вальднер и комиссар по торговле Питер Манделсон точно так же ни словом не обмолвились о правах человека, когда призывали к «всесторонней перестройке» отношений Евросоюза с Китаем. Их предложение можно было трактовать как признание того, что прибыль важнее принципов.
Отсутствие давления явственно ощущалось в связи с проблемой свободы интернета. Не имея поддержки со стороны Евросоюза (как, кстати, и со стороны США), интернет-компании не могли противостоять требованиям китайских властей и были вынуждены соревноваться друг с другом в том, кто лучше выполнит за правительство грязную работу сетевого цензора.
В отношениях Евросоюза с Китаем в области прав человека были и отдельные позитивные моменты. В ходе своего первого визита в Пекин канцлер Германии Ангела Меркель нашла время для встречи с местными активистами. Несмотря на китайское лоббирование, Евросоюз не стал отменять эмбарго на поставки оружия, введенное после событий на площади Тянаньмэнь в 1989 г. — редкий случай, когда необходимость консенсуса обеспечила сильную позицию, поскольку для снятия изначально бессрочного эмбарго требуется согласие всех стран-членов. Однако Евросоюз пока еще не воспользовался заинтересованностью Пекина решить этот вопрос к Олимпийским играм 2008 г. и не сформулировал условий снятия эмбарго, одним из которых могло бы стать прозрачное и убедительное расследование событий 1989 г.

Россия
Общеевропейская политика на российском направлении в значительной степени определяется Германией, к которой в первой половине 2007 г. переходит председательство в ЕС. Новая «восточная политика» Берлина свидетельствует о явном стремлении сотрудничать любой ценой, без каких-либо увязок. Будучи самым важным и уважаемым партнером Москвы, правительство Германии не использует свое влияние, решив, похоже, что обеспечение энергетической безопасности — главного европейского приоритета несовместимо с постановкой перед российской стороной неудобных вопросов о неблагополучной ситуации с правами человека. Не исключено, что отчасти нежелание Берлина критиковать Кремль может быть связано с комплексом вины за жертвы Второй мировой войны, хотя и не понятно, почему сегодня жертвы нарушений в России должны платить двойную цену за трагическую судьбу своих предков. Евросоюз дважды в год проводит с Россией «консультации» по правам человека — как и с Китаем, на уровне дипломатов среднего звена, однако вопросы прав человека не занимают видного места в двусторонней повестке. Периодически Брюссель реагирует на отдельные случаи или события, как в связи с поправками в законодательство о неправительственных организациях, но права человека почти не фигурируют в публичных высказываниях на высоком и высшем уровне. Жестокости в Чечне фактически забыты, никто уже публично не требует обеспечения ответственности, а судьба жертв насильственных исчезновений не упоминается даже вскользь.
Как и в случае с Китаем, во время своего первого саммита с Владимиром Путиным канцлер Ангела Меркель встречалась с правозащитниками. Она также делала заявления о важности уважения прав человека и законности в России, однако сколько-нибудь близких заявлений или жестов со стороны других европейских лидеров не наблюдалось, и они не получили отражения ни в какой общей позиции Евросоюза. Президент Франции Жак Ширак даже наградил Путина Большим крестом Ордена почетного легиона. С другой стороны, Европейский суд по правам человека четырежды в 2006 г. признавал российское правительство ответственным за нарушение права на жизнь в связи с причастностью федеральных сил и силовых структур Чечни к насильственным исчезновениям в этой республике. Эти решения страсбургского суда дают исключительную возможность потребовать от России обуздать произвол и положить конец безнаказанности, но европейские лидеры не спешат воспользоваться случаем.

США
В отношении США действия Евросоюза были неоднозначными. Американские операции с задержанными сделали европейские правительства соучастниками пыток, произвольного содержания под стражей и насильственных исчезновений. Судя по имеющимся фактам, «пропавшие» тайно содержались под стражей на территории Польши и Румынии с ведома властей этих государств. При полном бездействии Конгресса США расследование было начато Европарламентом. Временный парламентский комитет признал «крайне маловероятным», чтобы операции с задержанными осуществлялись без ведома европейских спецслужб. Комитет также признал причастность властей к задержанию подозреваемых на территории европейских государств с последующей их передачей правительствам, известным систематической практикой пыток, возложив основную ответственность на ЦРУ США. Несмотря на это, Польша ушла в глухую оборону, отказавшись сотрудничать с расследованиями секретных тюрем.
Энергичная реакция последовала со стороны Италии, где суд выдал ордера на арест оперативников ЦРУ и их итальянских соучастников, обвиняемых в похищении в 2003 г. Осамы Мустафы Хасана Насра (Абу Омара) и передаче его в Египет, где он подвергся пыткам. В ноябре в рамках, как было заявлено, «обычной ротации» новое правительство Романо Проди заменило руководителя военной разведки, в отношении которого проводится расследование причастности к этому похищению. Однако по-настоящему о позиции Италии можно будет судить по тому, передаст ли правительство судебные запросы о выдаче Соединенным Штатам и обнародует ли информацию о том, было ли итальянским властям заранее известно о похищении.
Что касается действий США за пределами Европы, то Евросоюз не стал на сколько-нибудь заметном уровне комментировать заключение Комитета ООН против пыток об ответственности США за пытки и другие недозволенные методы следствия. Коллективный призыв закрыть тюрьму на базе в Гуантанамо прозвучал только в июне 2006 г. на саммите ЕС-США. Ранее с аналогичными призывами выступили Британия, Германия и Испания. При этом Евросоюз отказался сделать жест доброй воли и принять узников Гуантанамо, которых США готовы освободить, но которые не могут быть репатриированы из-за опасности пыток. Одна лишь Албания, которая, кстати, не входит в ЕС, в итоге согласилась принять пятерых уйгуров, которых по соображениям безопасности нельзя было отправлять в Китай, а также предоставить временное убежище бывшим задержанным египетского, алжирского и узбекского происхождения.

Дарфур Когда речь заходит о дарфурском кризисе, Евросоюз при каждом удобном случае всячески превозносит свою финансовую поддержку испытывающей нехватку материально-технического обеспечения и личного состава миссии Африканского союза. При этом Брюссель почти ничего не сделал для того, чтобы добиться от Хартума согласия на развертывание полнокровного миротворческого контингента ООН, санкционированного августовской резолюцией Совета Безопасности. В связи с гражданской войной между севером и югом ЕС вводил эмбарго на поставки оружия в Судан, но не принял мер к обеспечению его соблюдения после начала дарфурского конфликта. Предпочитая сотрудничество, члены ЕС выступают против замораживания активов и введения стоп-листа для высокопоставленных суданских чиновников, ответственных за массовые убийства в Дарфуре. В отличие от США, которые ввели против Судана торговые санкции, в торговле Евросоюза, особенно Франции, с Суданом наблюдается бурный рост. Европейцев нисколько не смущает то обстоятельство, что Хартум ни на шаг не продвинулся ни в разоружении полувоенных формирований «Джанджавид», ни в привлечении к ответственности лиц, причастных к массовым жестокостям, как того требует и ООН, и сам Евросоюз.
Отчасти проблема заключается в позиции Великобритании и Франции, которые, будучи постоянными членами СБ ООН, настаивают на том, что европейская политика в отношении Дарфура должна формироваться не в Брюсселе, а в Нью-Йорке. Сам Евросоюз, в особенности Германия и Франция, сыграл ключевую роль в создании комиссии по расследованию массовых жестокостей в Дарфуре и в последующей передаче дарфурского вопроса Международному уголовному суду, но как бы ни была важна задача обеспечения торжества правосудия, это не может заменить оперативных действий по прекращению продолжающихся убийств, изнасилований и насильственного перемещения населения. Во внешней политике Евросоюз поднимал вопрос о Дарфуре перед Пекином накануне китайско-африканского саммита в ноябре 2006 г., а канцлер Германии Ангела Меркель обсуждала проблему в ходе переговоров с китайским и российским руководством, однако усилия по привлечению Пекина и Москвы к оказанию давления на Хартум для получения от него согласия на развертывание миротворческой операции ООН и прекращения резни в Дарфуре не были ни достаточно последовательными, ни достаточно интенсивными, чтобы оказать сколько-нибудь заметное влияние на реальную ситуацию на западе Судана, где правительство и проправительственные формирования «Джанджавид» продолжают безнаказанно расправляться с мирным населением.

Другие вопросы прав человека
Имеется еще немало ситуаций, в которых Евросоюз показал себя не лучшим образом в связи с правами человека. В некоторых случаях не последнюю роль в этом играют интересы бизнеса.
Бирма. Евросоюз поддерживает демократическое движение в эмиграции, критикует правительство и ввел ограниченные санкции. При этом несколько стран-членов (Великобритания, Франция, Германия, Нидерланды) имеют в этой стране существенные торговые и инвестиционные интересы, что вызывает озабоченность, учитывая использование бирманскими военными принудительного труда в целом ряде отраслей. На фоне нарастающей критики со стороны соседей многие влиятельные европейски