Откройте свой Мир!

Осень. Я иду по сухой траве, перешагиваю через препятствия, мне не холодно я закутан в платок. Куда я иду? Я иду к бабушке казашке.
Она стоит возле избушки машет мне рукой и улыбается. Она обязательно даст в мои ручонки еремшик и курт и очень редко баурсак . Баурсак редко, потому что он делается из муки, а муки мало или нет вообще. Своих детей у неё нет. Они умерли от болезни. В ауле детей нет. Я один и мне три года. Аул называется – Кугалы. Бабушка в цветастой одежде. На груди её позванивают мелкие монеты - украшение казахских женщин. Может быть она и не бабушка, но она кажется мне такой. Она называет меня балдырган, что на русском языке означает малыш. Но сегодня она не угощает меня кобыльим молоком , а мне почему то стало неудобно за мои мысли - попить молоко .Оно такое сытное, а мне хочется есть, но я не плачу, потому что чувство «хочется есть» постоянное состояние и к нему привыкаешь . Не сержусь на бабушку , ей наверное тоже нечего есть.. Валерик!! - Зовет мама.
И я топаю домой. Наверное мама чем - то накормит меня. Мы живем у чужой тёти. Они вместе с мамой ходили собирать кусочки в соседнее село. Наверное , что-то дали.
44-ый год. Весна. Мама с тётей ходили в березовый колок, драть грачиные яйца. Принесли два ведра. Радостные! Смеются над мамой. Она у меня маленькая, но лазит на деревья ловчее подруги. С одного дерева свалилась и поранилась, но видимо не сильно. А вот уже лето в разгаре и в хате появляются пара мешков грачат на вылете. Их вытаскивает из гнезда мама и бросает тёте вниз, она их ловит и суёт в мешок. Теперь есть еда. Но один грач убежал от расправы и бегает по комнате. Мне его жалко и я прошу оставить поиграть, но меня как-то обманывают, говорят – он улетел в окошко. Я верю им и не верю, но грачёнка нигде нет.
А вот зима 44-го. Деревня Ивановка . Мы живем с мамой в маленьком колхозном домике-мазанке. Домик с сенками. На улице мороз почти 50градусов. Сорока летела во дворе и замерзла на ходу. Её занёс домой Эдик. Мальчик лет 12-ти. Сороку положили на грубку, но она не оживает, она умерла.
Эдик появился у нас на прошлой неделе вместе с сестрой Ниной. Ей десять лет. Они немцы . Фамилия у них Ренер. Они дети войны. В деревне жили по два-три дня в каждой семье и так кочевали зимой по всей деревне пока не оказались у тети Симы - моей сердобольной мамы, тоесть у нас, до конца войны. Что была война, это страшное слово – знали все и не только знали, но и ощущали. Среди зимы к нам подселили дедушку с бабушкой. Тоже немцы. Через некоторое время они переселились к деревенскому музыканту-скрипачу по фамилии Шлехт . Он на своей скрипке играл на похоронах.
У нас дома было несколько достопримечательностей: швейная машина Зингер, семиструнная гитара – мамино приданое и невесть откуда появившаяся у нас балалайка. К слову говоря, швейная машина спасала нас от голода, Мама умела на ней шить и немного зарабатывала, выполняя заказы местных модниц .Шила по ночам, а днем работала дояркой, на колхозной ферме.
Дедушка, который перешел жить к музыканту научил нас с Эдиком добывать огонь с помощью сухой ваты из старой фуфайки, дощечки и табуретки. Ватка скручивалась жгутиком, клалась на табурет, на жгутик накладывалась дощечка и после трения ватка начинала тлеть, мы раздували огонь и совали в солому, которой растапливали печь Обычно же огонь приносила мама в ведре с угольками, от соседки - женщины из Беларуси. Она запомнилась мне тем, что говорила маме: Сима, дай мне талерки! У мамы сохранилось две тарелки и в конце концов одна, т. к. другую уронила нечаянно и разбила эта соседка.
Зима 44-го была с частыми буранами и по несколько суток. Хатку нашу заносило с верхом и от этого она становилась теплей. Наружная дверь избы открывалась во внутрь и после каждого бурана сначала откапывались ступеньки в снегу для выхода наружу, а затем откапывалась труба печки. Эту работу выполнял Эдик. Маму мы почти не видели. Она очень рано уходила на ферму, а приходила очень поздно, в обед быстро прибежит что-нибудь принесет нам поесть , посмотрит как мы тут себя ведем и убежит снова на работу. Сколько помню маму она как будто не ходила а летала над землёй. Такая у неё была легкая походка до самой старости. Она говаривала- маленькая собачка до старости щенок. Росточком она была метр шестьдесят. В колхозе её уважали за работоспособность, её простоту общения с людьми, легкий характер. По норме надо было выдоить доярке 17-ть коров за утреннюю и столько - же в вечернюю дойку, а летом ещё и в обед. Всё это делалось вручную. Зачастую она помогала ещё и своим подругам по работе. Видимо поэтому вскоре её назначили заведующей фермы или как в деревне говорили - заведующей молоканки. Доставалось женщинам в войну сполна. Из мужиков было в деревне десяток немощных стариков, помогавшим всем в основном советами. Приусадебные участки пахали сами женщины, впрягаясь по несколько человек в плуг. Конечно - же плуг тащили женщины крупного телосложения при этом маму, пытавшуюся помочь им, не брали в пристяжные - уйди Серафима, не мешайся тут, под ногами- говорили её товарки. Иногда в плуг впрягали корову, но это было только в том случае, если корова была яловой или неглубокой стельности. Всё равно можно было на ней пахать только с разрешения председателя колхоза, т. к. всё молоко сдавалось государству, за малым его колличеством. В ином случае это называлось саботажем, с последующими выводами.
Надо, к слову сказать, председатель колхоза наш был демобилизованный полковник, у него начисто отсутствовала правая рука. Это был образованнейший человек, старой закалки и жалеющий своих людей , вникал во все дела и при любой возможности помогал людям, не раз спасал женщин от неминуемой тюрьмы, когда их ловил объездчик на колхозном поле, собирающих колоски. Статья за это, без суда - 10 лет тюрьмы , а в охране были люди из НКВД .
У председателя была фамилия – Галяма, наверное молдаванином был. Он - же, по просьбе мамы, ездил в Караганду и договорился забрать с шахты, в распоряжение колхоза моего папу. Его отпустили только в феврале 45-го.
В Ивановке прежде, чем поселиться в нашу избушку, мы некоторое время жили в здании бывшей маслобойкй в помещении на первом этаже, там же в смежном помещении жила семья Шпаченко, ссыльная из Украины. Я был дружен с их детьми. Их было у них двое. Мальчика звали Володей. Мы: я, Володя и Валера- сын председателя, были друзьями не разлей вода, вместе ходили в детсад, где один раз в день нам давали кусок хлеба в 125-грамм. Хлеб был очень вкусным и мы его практически сосали как конфету. Деревня Ивановка была удивительна тем, что вокруг неё были расположены солончаки и малые озёра, а сама деревня представляла собой оазис, заросший гусиной травкой и обрамленный по периметру великанами тополями.
Самое удивительное - вода в деревне была пресной. В деревне жили в большей части переселенцы не по своей воле из Украины, Беларуси, Чечни, Ингушетии, местные казахи, мордвины, немцы с Поволжья, русские. Многие прибыли сюда ещё в период коллективизации. Немцы были сосланы в Казахстан – НАВЕЧНО. Жили дружно, не попрекая ни по национальной принадлежности ни по вере. Помогали друг другу в беде. Однако, когда приходили в село похоронки с фронта, мама спала неспокойно, по ночам боялась, что могут поджечь дом. Эта тревога переходила и к нам - детям. Все знали, что в этом доме живут немцы, не смотря на то, что мама была русской. Фамилия то Финк.
Однажды со мной произошёл непонятный случай. Я спал на скамейке, и вдруг я стал летать под потолком и видеть себя воочую, лежащего на скамейке, потолок, картину на стене, обстановку, окна. Было такое впечатление, что душа отделилась от моего тела и соединилась с ним немного погодя.
А ещё удивительный случай произошёл с нами: мной Эдиком и Ниной. В декабре 44-го на Рождество Христово многие гадали. Эдик говорит, что можно, ближе к 12-ти часам ночи зажечь бумагу и загадать вопрос, на который будет ответ на стене, от отсвета сгоревшей, но еще тлеющей бумаги. У меня был листок лощённой американской бумаги с водяными знаками, которую я выменял еще летом у соседнего мальчишки на значок «Ворошиловский стрелок». Мне было жаль этот красивый листок бумаги, но после настойчивых уговоров Эдика и Нины дал согласие. Ребята загадали - где их мама? Затем зажгли бумагу, бумага сгорела, осветила стенку и мы увидели отчетливо поезд. Поезд остановился и из вагона вышла женщина! Пепел потух, а мы, как завороженные, сидели молча некоторое время. К слову сказать, что я понятия не имел, что такое поезд, но факт есть факт мы его увидели и увидели женщину, выходящую из вагона, тремя парами детских глаз. На следующий день древняя деревенская старушка сказала, что это к добру и вскоре вас найдет ваша мама. И действительно уже в конце марта 45-го нашлась их мама и увезла их в город Шахтинск Карагандинской обл. Так случилось, что с ребятами я больше в жизни не встретился. Доходипи слухи, что Эдик женился на дочери директора шахты и работал главным инженером рудника. И как потом узнали, что он вовсе не Эдик а Андрей. Видимо ему самому нравилось это имя. Мой папа пришёл домой в разгаре весны 45-го. Под ответственность нашего директора его отпустили с шахты. Сразу он отремонтировал заброшенную молотилку и американский двигатель, который приводил в действие механизм той молотилки. Колхоз осенью на ней смолотил весь урожай, перевыполнил план сдачи хлеба государству, а папа был премирован по решению правления колхоза 10-тью кило сливочного масла. Помню, когда эта глыба масла оказалась на нашем столе, мы всей семьёй пол дня созерцали её не веря в свалившееся на нашу голову богатство! Но это было потом… А вот эпизод с той жизни. Мама чистит картофель. Поставила чугунок на плиту , налила воду ,покрошила туда картошку. Только вернувшийся в семью папа, не отрывает глаз от рук мамы. Затем он вышел куда-то. Мама собрала кожурки от картошки, вышла и выбросила их на свалку. Заходит папа. Сима, ты куда дела кожурки? -- выбросила... Папа побежал, собрал их бережно в ладошку, принес домой .Сима, не смей! Пригодятся!!!
Еще долго они, кожурки, лежали на печи, как и другие. И только по прошествии большого времени мама незаметно от папы выбросила их курам. К тому времени и папа быстро поправился от голода, окреп. Папа был высокого роста, за метр девяносто
и обладал богатырской природной силой. Тому пример такой случай. 1947-год. Лето. Мы с папой убираем двор. Увлеклись и не заметили, как сзади папы подошёл колхозный бык. В колхозе было два быка, один из них был бодучий его боялась вся деревня, от чего содержался он в колхозе на привязи. В этот раз он убежал с базы и оказался возле нас.
Мама из окошка дома увидела быка, выскочила из хаты и как закричит -Карлуша! Бык сзади! Папа развернулся, а бык уже пошёл на него рогами. В руках у папы вилы. Он ударил его по голове- вилы разлетелись в щепки. Бык заревел и пошёл в атаку. Мы с мамой захлебнулись криком. Но тут произошло неимоверное – папа схватил быка за рога крутанул и бык замертво, как нам показалось, завалился набок. Мама заплакала. Что же теперь будет?! За порчу колхозного имущества полагалась статья -10- лет тюрьмы. Пока мы тут переживали, бык зашевелился, начал хрипеть и делать попытку вставать. Через некоторое время с нашей общей молитвой бык встал и с повернутой головой на 90 градусов уже совсем мирный, подгоняемый сзади отправился на базу, а папа к председателю колхоза с докладом о случае. К тому времени они уже стали друзьями, разъезжали по дояркам на председательском ХАРЛЕЕ, проверяли надои,
а заодно решали их жизненно важные вопросы.
Ну а бык еще немного походил в стаде коров и поскольку плохо ориентировался, был сдан на мясо в счет поставок государству. Да и был еще в стаде один бугай!

Возвращаясь в детство, вспоминаю, как пошёл в первый класс. В деревенской школе одна комната для занятий и коридор, где на переменке устраивали «кучу малу». В классе парты в три ряда. В первом ряду сидели первоклашки, во втором третий и четвертый и в последнем пятый. Второй и последующие классы составляли переростки т.к. в войну школа не работала. Тогда в этом здании находился склад, куда жители несли для отправки на фронт рукавички, варежки, вышитые девчатами носовые платочки и всё, что могло пригодиться на фронте.
В войну я переболел всеми детскими и не детскими болезнями. Организм был настолько ослаблен, что съеденная просяная лепёшка выходила наружу вместе с кишечником.

ВОЙНА! Это страшное слово! Она была не только на фронте в окопах, но и здесь в тылу .Всё на фронт! А то, что остовалось делало нашу жизнь невыносимой.
До сих пор в глазах стоят дети-поберушки. Они ходили по сёлам, в надежде получить что-нибудь поесть или какую-то одежонку или ночной приют. Ходили гурьбой, по два-три человека. Заходили в дом, выставляя на показ обмороженные руки, иногда просто култышки от рук ; с отмороженными ушами и ноздрями. Лохмотья, что висели на них, были далеки ,чтобы их можно было назвать как-то одеждой. Однажды зимой зашёл мальчик лет пятнадцати, он был совсем босой. Видимо его ноги уже ничего не чувствовали. Они были красными от мороза. Помню мама залилась слезами, усадила его за стол, налила супу в миску , а он не дожидаясь ложки стал пить содержимое прямо через край. Нашлись кое-какие тряпки, чтобы обмотать голые ноги. Но самое страшное - он не остался ночевать, увидев убогость нашего бытия. Поблагодарил шёпотом и вышел в ЗИМУ…В этот вечер мы, дети, остались без ужина. Мама положила ему в торбу всё, что было, но никто в этот вечер из детей не просил поесть.
Кушать было просто нечего…
В 46-ом стали возвращаться в деревню мужики с фронта, а немного погодя и из госпиталей с изуродаванными войной телами.
У одного из них не было половины головы. Мне запомнились его глаза. В них было что-то такое, что не опишешь никакими словами. Первое моё удивление было в том, что он разговаривал и рассуждал так же, как и нормальный человек, как мне казалось. Но у него, вместо головы было что то похожее на спущенный футбольный мяч. Если сказать слово-СТРАШНО! Как бы ты не восклицал его, оно не передаст того, что вмещается в голове при виде этого человека - вчерашнего воина. Солдата. А ныне изуродованного, просто человека.


В 46-ом году мы с папой пошли в гости к соседям. Они жили в большом доме, где распологался постоялый двор. Это что-то типа деревенской гостиници, Во дворе и зимой и летом находились лошади, верблюды, сани, телеги. Возницы кормили животных, ремонтировали гужевой транспорт, громко разговаривали друг с другом. Кто-то из них обронил 5-ти копеечную монету у входа домой.
Выходя из дому я увидел эту монету, повертел в руках и сунул себе в карман. Это заметил папа, но ничего не сказал. Когда мы подошли к своему дому , папа голосом ничего не обещающим хорошего, спросил- а что у тебя в кармане? Монета -говорю. А где ты её взял? Там –отвечаю возле дома. А ты её ложил туда? Нет-отвечаю. Повел меня отец к постоялому двору. Велел отдать монету хозяйке дома и попросить прощения. Было очень стыдно!
Чужое, сынок , никогда не бери! Подытожил событие папа.
Моя семья живет скромно. Многие, занимавшие такие должности как я, в период « прихватизации» взяли от государства всё ,что можно и что нельзя.
Отцовскую заповедь я запомнил на всю жизнь и .она сыграла большую роль в моём каръерном росте.
Однажды на коллегии по подготовке предприятия к сезону я делал доклад вместо «заболевшего» вдруг директора. Зал заполнен руководителями разного уровня включая секретарей райкомов и председателей райсполкомов. Уже более 5-ти лет я работал главным инженером объединения. Всех сидящих в зале я знал по работе.
Вдруг председатель облисполкома встаёт и на весь зал кричит- на мясокомбинате все воры! Моя реакция была мгновенной, я захлопнул папку с докладом и только хотел сойти с трибуны, как он-же продолжил указывая на
меня пальцем-кроме этого человека! В зале прошёл гул облегчённого вздоха!
Родители мои прожили ужасно тяжёлую жизнь , особенно в начале пути. Папа в 1917 году четырёх лет от роду, остался сиротой. По рассказам дальних родственников «семьи Болларт»- дедушка мой служил фельдъегерем. Возил царскую почту и сопровождал в поездках знатных вельмож. Женился дедушка поздно. По немецким законам того времени мужчина мог жениться только построив дом и благоустроив его, а затем привести туда хозяйку. Только мебели дедушка завез из Германии два вагона. В
то время ему было лет сорок, а жена Мария Гаан лет на пятнадцать моложе. Она родила дедушке двоих ребят девочку и мальчика- моего отца. В 1916 году дедушка умер от брюшного тифа. Видимо бабушка очень любила его. По семейной легенде вопреки немецким устоям, через год бабушка велела открыть гробницу. Дедушка лежал, как живой. Она вытерала пыль с его лица, плакала вытерая себе слёзы, этим же платком, заразила тифом себя, дочку и через год они обе умерли ,оставив моего отца на попечении саратовского детдома. Родственники растащили всё, что могли. И только через пару лет отец Марии дед Богдан Гаан забрал отца из детдома. Он держал сапожную мастерскую и работники за кусок хлеба ему были нужны. Работал он у деда до совершеннолетия. В паспорте отца стоит отчество Богданович, хотя должно было стоять - Готлибович. В зрелые годы отец узнал о рзворованном родственниками добре своих родителей и в последствии отверг с ними какие либо связи, хотя все они находились в ссылке, почти в тех же местах, где находилась наша семья. Гордый был батя. И я горд за него! Папа никогда не рассказывал о себе. И только однажды как-то сказал, что его детство было залито слезами.
Маму судьба тоже не баловала. В 1919 году умерла её мама Тамбовцева Апполинария Петровна , девичья фамилия - Акулова, оставив на руках её отца пятерых ребят. Старшей сестре Зое было 15 лет затем шли Петр, Гриша, Николай и Серафима-
моя мама-6 лет. Отец мамы -Тамбовцев Владимир Григорьевич сразу же после смерти жены, женился на 16 летней Судаковой Татьяне, которая в 1920 году родила ему сына Владимира.
В последствии он , Владимир, окончил военную лётную школу, а в начале войны пришло нам известие, что пропал без вести. Я тоже хотел стать летчиком-испытателем, но не прошёл комиссию. Как-то, за какие-то шалости папа заехал ладошкой мне в ухо, а поскольку его рука напоминала больше лопату, то нечаянно выбил перепонку. А может быть тем самым спас мне жизнь. Тем немение в Армии я служил в морской авиации, но правда не летал, а только обслуживал радио-техническое оборудование реактивных бомбардировщиков.
А как хотелось летать!
Мы уже и не думали увидеть дядю Володю в живых, как вдруг в 1954-ом году он разыскал нас сам. Он служил в особых войсках за границей. Последняя его военная должность была - начальник штаба авиационного полка. Наши родители никогда не рассказывали о себе.
От дяди Володи я узнал, что моя бабушка Апполинария была из семьи Романовых. А дед Владимир Григорьевич Тамбовцев, женившись на ней сразу стал управляющим имения Марии Фдоровны - матери Николая Второго, каковым и был до революции. Имение находилось в Саратовской губернии.
Тетя Зоя до войны вышла замуж за военного, татарина-Зайнетдинова, который служил в Ленинграде. Родила троих ребят. Всю войну пробыла в блокадном городе, чудом сохранила своих детей. Дядя Петя пропал без вести, дядя Гриша погиб на войне, дядя Коля умер от ран в госпитале. Дети д. Гриши живут в Ташкенте, а д.Коли во Фрунзе .
По линии многочисленной семьи Тамбовцевых - все они были священнослужителями. После революции часть семьи была рсстрелена. Уцелевшие эмигрировали в Америку и Бразилию. Связь с ними не сохранилась. Дед Тамбовцев умер в 1933 году, перед этим дважды подвергался раскулачиванию. Жена Таня погибла сразу после войны под обломками разрушенного землетрясением города Ашхабата.
В октябре 47-го папу перевели в совхоз, в деревню Федоровка.
Здесь как бы перелистнули страницу в нашей семейной жизни, но с прежними проблемами.
Сначала мы жили у деревенского сапожника по фамилии Лэлэко. У него не было одной ноги. Потерял на фронте. Затем нас подселили к Довгалёвым, тоже украинцам. Через некоторое время директор совхоза, по фамилии Фень дал задание бригадиру напахать дёрн. Папе был дан месячный отпуск и он, за это время, из дёрна сложил свою избушку из двух комнатёнок и коридора. Счастью нашему не было предела. Это был июнь 1949 года. В ту пору семья наша увеличилась на два члена - братьев Гену и Виталия. Геннадию - 3 года, а Виталик только родился. В роли постоянной няни был – Я. В этом году наш дом был подключен к электроснабжению, а папа принес домой радиоприемник «Москвич». Целыми днями мы слушали передачи по радио. Для нас это была такая диковинка, как если бы сейчас мы купили шестисотый Мерседес.
Жизнь мне портили эти два пацанёнка. Если Виталик всё время молчал, то Генка, проснувшись, начинал орать. Что только я не делал и прыгал перед ним и рожи ему корчил. Но он уверено орал не переставая. Решение пришло само собой. Я перестал реагировать на его ор. Оторавши два часа , он становился милым человеком. Как потом оказалось он с детства обладал мощным биополем, которое вызывало такое его поведение. Став взрослым человеком он часто использует свой феномен, излечивая головные боли или снимает боль в суставах. А в 1954 году 5 октября наша семья увеличилась ещё на одного члена семьи – Марусю, так назвал её папа, в память о своей маме. Село Фёдоровка, как и деревня Ивановка, относились к М-Горьковскому району Павлодарской области. Позднее район был переименован в Качирский.
Качиры –районный центр, распологался на левом берегу реки Иртыш.
Фёдоровка, по тем временам была крупным, населенным центром, в котором находилась центральная усадьба совхоза и на территории которой находилась МТС- станция, по ремонту сельхозтехники. Жители, населявшие Федоровку ничем не отличались по национальному составу от Ивановки. Те же ссыльные по разным причинам, но в разное время.
Из местных казахов в посёлке было только несколько семей. В основном они жили в ближайших аулах –отделениях совхоза. Там же находилось большей частью и немецкие семьи, быстро ассимилировавшиеся в этой среде. Жили тихо мирно, изучив в совершенстве казахский язык, их обычаи и обряды. Многие семьи породнились. У меня казахи оставили очень позитивное чувство. Гостеприимный, хлебосольный народ, поделится с соседом последним куском хлеба. Как сейчас принято говорить- народ толерантный. Голод их коснулся в меньшей мере, так как традиционно казахи занимались скотоводством. Не без труда конечно. Советская власть зорко следила за тем, чтобы не позволить развитию частно-собственнических интересов.
Наши родители жили с закрытыми ртами. Нам детям о себе ничего не рассказывали. Боялись! В Федоровке я воочию осознал, что значит ты немец. В неделю один раз мы ходили отмечаться в сельский совет, где распологался особый отдел по постоянному надзору за спецпереселенцами. Сначала эта процедура была мне не ясна, а когда повзрослел, и до меня дошло, что это за унизительная процедура , то ощутил себя неполноценным в том обществе, где я живу. Это чувство, как оспа, осталась на всю жизнь.
Как бы спасая своих детей от оскорбительных прозвищ, мы все были записаны как русские. И тем самым закрыли нам возможность выехать в Германию ,так как после смерти отца я всем возвратил национальность отца, а по этой причине мне не выдали в посольстве бумаги для оформления выезда. Такое у них положение. Менять национальность, перед выездом нельзя. Хотя я это сделал из уважения из любви к моему отцу, а не из какой другой причины.
А вообще, даже после снятия спецнадзора после 1953 года, во все времена во всех первых отделах были ограничения в использовании немцев. Они могли работать директорами совхозов, работать в советских и партийных органах, но ни в коем случае руководителями промышленных предприятий. И только в период так называемой перестройки об этом было забыто.
К этому времени два миллиона немцев поспешили выехать из Казахстана в страну своих предков.
В Фёдоровской средней школе я приобрёл много друзей. Надо сказать, что учители этой школы были высочайшей квалификации. За исключением единиц, все поступили в высшие учебные заведения. В этом большая, если не сказать основная заслуга учителя по математике Виктора Эдуардовича Зильбернагель и его жены Екатерины Петровны преподователя литературы. Они жили по соседству с нами. К тому времени мы перебрались в большой дом, который купили по случаю. Их сын Володя стал моим приятелем.
Благодаря этим двум учителям я на отлично сдал экзамены сначала при поступлении в техникум, а затем в институт.
В школе я был активным участником художественной
самодеятельности ,так как играл на вех народных инструментах.
В девятом классе на районном смотре самодеятельных коллективов мне вручили документ, дающий мне право без экзаменов быть зачисленным на первый курс Алма-Атинского музыкального училища имени Чайковского на отделение по классу баяна. Но родители стали возражать и я, после окончания школы, поступил в Семипалатинский мясо-промышленный техникум.
А позднее закончил Московский институт по той же специальности.

Валерий Финк

Он сказал: "Мне нравятся многие женщины, Я не могу быть только с одной".
Она улыбнулась в ответ.
Он сказал: "Я сам по себе, Я свободен и никому ничего не должен".
Она закурила и опустила глаза.
Он сказал: "Мне нравятся женщины, которые понимают меня, и ценят мою свободу".
Она ухмыльнулась и выдохнула струйку дыма.
Он сказал: "Давай проведем хорошо время, ты мне нравишься".
Она затушила сигарету и посмотрела ему в глаза.
Он понял, что она не возражает.
Он спросил: "У тебя, наверное, было много мужчин?" 
Она обняла его и сильнее прижалась к нему.
Он спросил: "Тебе хорошо со мной?" 
Она закрыла глаза и поцеловала его.
Уходя утром, он сказал: "Все было здорово, только давай это останется между нами".
Она протянула руку и смахнула невидимую пылинку с его плеча.
Он сказал: "Я как-нибудь тебе позвоню".
Она кивнула и захлопнула дверь.
Он позвонил вечером того же дня.
Её не было дома.
Он дозвонился ей на сотовый только поздней ночью.
Она позволила приехать только через неделю."
Он спросил:"Ну, как ты развлекалась без меня?"
Она улыбнулась и предложила ему кофе.
Он звонил ей почти каждый день.
Она иногда просто не поднимала трубку.
Он приезжал к ней, когда она разрешала.
Она не объясняла, почему приглашения были такими редкими.
Он понял, что хочет быть только с ней.
Он нервничал, когда она не отвечала на звонки.
Он выходил из себя, когда узнавал, что её видели с другим.
Он хотел, чтобы об их связи знали все.
Она была против.
Он хотел, чтобы она была только его.
Он приехал к ней с огромным букетом алых роз.
Она приняла цветы, но попросила больше не приезжать без приглашения.
Он хотел попросить её стать его женой.
Она сказала: "Я сама по себе".
Он закурил, у него дрожали руки.
Она сказала: "Я свободна".
Ему вдруг стало холодно.
Она сказала: "Я никому ничего не должна".
Ему показалось, что сердце остановилось.
Она сказала: "И Я не собираюсь что-либо менять"... 
Так бывает на самом деле!!!!!