Откройте свой Мир!

 
Твои губы ели сливу.
А мои - стихи читали
и с невинностью игривой
полететь к твоим мечтали…
 
Улыбала их надежда.
Останавливали точки…
Робко-сладко нежно-нежно
на твоей застыли щёчке…
 
Пересохли… Застыдились…
Тишина вошла неслышно.
Сливы на пол покатились…
То ли сливы… то ли вишни…

Маленькая Сьюзен уже почти закапала ямку под деревом в саду, когда из-за забора показалось приветливое лицо ее соседа, достопочтенного мистера Такера. Заинтересовавшись тем, что делала девочка, мистер Такер вежливо полюбопытствовал:
- Что ты там закапываешь, малышка?
- Мою золотую рыбку, сэр, - всхлипывая отвечала Сьюзен, глазки ее были красные от слез и она их терла крошечными кулачками - теперь она похоронена...
Расчувствовавшись от увиденного, Мистер Такер позволил себе лишь заметить вслух:
- Какая, однако, большая ямка для такой маленькой несчастной золотой рыбки...
Бросив последний совочек земли, Сьюзен неожиданно затихла, а потом обратив к добросердечному соседу свое, искаженное от переживаний, лицо прокричала:
- Это все потому, что она внутри Вашего xxx кота!

Вся наша жизнь - большой пузырь...
Стараясь, надуваем.
Сжимая ниточку в руке,
Бывает, и взлетаем.

И машем крыльями стрекоз,
Отчаянно флиртуя.
Желая выше вздёрнуть нос,
Победами блефуем.

И вот уже пузырь дрожит,
Достигнув совершенства,
Шелками разными расшит
Из боли и блаженства,

Переливаясь и искрясь,
От неги изнывая...
Внутри же каждого из нас -
Другой или другая.

Нам трудно, нитку отпустив,
Признаться без кокетства,
Что мы... недалеко ушли
От маленького детства.

.. в твоих глазах не найти моих отражений .. их место занято бликами настоящего .. шопоты ветра разукрасит роза .. та что не мной не тебе подарена .. в каком направлении уходили тараканы ?? лишь им известно где будет дальше .. я рядом шел по локоть в краске .. греб на куске пенопласта .. аka " Mozai " с миссией .. по реке кипящего гудрона ..
.. айсберги твои - вата .. я ее катал до тебя и много .. кап .. кап .. текут мозги .. тик - так .. без кукареку плюс к радиусам .. все аксиома что пока .. лишь ты пространства изгиб .. я же его искажение ..

То ли вороном, то ли соколом
Обернулся я на исходе дня,
То ли плакали, то ли окали –
Эка невидаль. То ль меня
Звери выбрали представлять людей
На Суде Благом перед Господом –
Эка небываль. За окном плетень,
Перегнив, поник. А за ним – погост,
А над ним – Луна. Мне бы зверем взвыть,
Да взмахнуть крылом – ярый Переплут,
Не собой не быть – себя не забыть,
Помолившись пню, выйти в путь,
Чтоб пойти-найти чего не было,
Раздвигая быль меж осинами.
Откупился б я златом-серебром,
Да не ведаю, ты ль простишь меня?
Или вечно мне с лешаками быть
Во сыром бору, да пугать-реветь?
Не собою став, чтоб себя забыть,
Стал ли я собой или нет?


© Copyright: Евгений Курочкин, 2010
Свидетельство о публикации №11011159349

Мы живем весной апреля,
запоздалой и колючей.
От капели до метели,
сквозь пургу и злые тучи
мы бредем уныло щурясь
под обстрелом "дождеснега",
капюшоны "нахлобучив"
среди мглы не видя неба.
Солнца ласковые взгляды,
только изредка поймаем,
и опять как в шоколаде,
-грязь ботинками мешаем.
В опьяняющем дурмане,
птицы за окном щебечут,
но примета вновь обманет,
как синоптик врет извечно.
Все таки она ворвется,
все сметая, всех тревожа,
будто бомба разорвется,
феромонами под кожей!
Но пока еще не веря,
что тепло вообще возможно,
мы живем весной апреля,
запоздалой и тревожной.

Вы хотите войны?Что-ж ваш выбор весьма предсказуем,
Вы смертельно больны, и болезнь эта в вашем рассудке.
Вы читаете "Браэлем", различая на ощупь морщинки и шрамы,
вы смертельно больны, вы глотаете жизнь как отраву...
Чем сильнее удар,тем скорее ответный последует выпад.
Полагаете бар, это то, что поможет вам вечером выжить?
"Casus belli" увы, просто глупый мотив, для внезапной атаки,
но из вашей тюрьмы,вам не вырваться даже на танке.
Вы хотите войны?Вы получите это в избытке.
Вы безумно смешны,в этой слабой нелепой попытке,
оправдать свою злость, перманентной ущербностью мира.
Вы хотите войны,но бежите в окоп, как трусливый задира.

Год новый в целлофановой обертке
Сегодня нам судьбой подарен был.
И ты, прижав к груди заветный сверток,
Задумался, что он в себя вместил.
 
И вслушавшись, почувствуешь, как тонко
Бегут часов зубчатые круги,
Как ножек шаловливого ребенка
Упругие и звонкие шаги.
 
И, подчиняясь тайному движенью,
Найдешь под сводом крошечную дверь,
Где, как в копилке, скрыто продолженье
Твоей судьбы, желаний  и потерь.
 
И может быть захочешь с новой силой
Переломить привычный жизни ход,
И вырвавшись из клетки той постылой,
Глотком свободы ощутить полет...  
 
Но вдруг шаги поспешные замолкнут,
И ты в ответ услышишь тишину,
Ведь этот век продлится так недолго,
И каждый миг его подобен сну.
 
Бессильных рук расторгнутся объятья,
И вновь, усталый от побед и тризн,
Ты сбросишь, как поношенное платье,
Отжитый день, истраченную жизнь.

Развенчивая мифы о бессмертьи,
ты вороном кружишься надо мной,
как чей-то страшный бог, чужой и злой.
Отравлен воздух очертаньем смерти...

Поймать меня,сжать руку чуть сильней,
и раздавить мое существованье,
твой взгляд жесток, он полон ликованья,
он полон жажды,теплоты моей.

Взметая в воздух прежние волненья,
садишься ты напротив за стеклом,
высоковольтных фаз взметнув волну крылом,
ты полон темноты и вожделенья.

А я, в дрожащую кидаясь ночь,
истерзанной игрушкой, рваным платьем...
Бегу, бегу как грешник от распятий,
и тишину гоню своей мольбою прочь.

Но всюду,где бы я не обрелась,
я чувствую на горле холод пальцев,
среди всех беженцев,бродяжек и скитальцев,
меня клеймит отметина крыла.

Ты -тень, петляющая следом в полумгле,
и ядерный порыв больного ветра.
Я пред тобою до души раздета,
как оперируемая на холодном на столе.

Как кровь стекает вниз моя молитва,
она бессильна. Вверх не полетит.
Твой взгляд,- неограненный гематит,
с которым я проигрывала битву...

Вот я остановлюсь устало злясь,
и наконец бежать уже не буду,
взгляну тебе в глаза и вдруг, о чудо!
Развеешься ты над землей,смеясь...

Двенадцать месяцев в году,
на каждый месяц по слезинке,
иду,бреду, бреду в бреду
-отколотая половинка...

Не совпадаю я ни с кем,
края наверно притупились
а может просто на тоске,
мои желанья помутились?

Вдруг это сон мне сниться здесь,
что я печальна и тоскую?
Вдруг в самом деле счастье есть,
причин для слез не существует?

Я где ни-будь среди чудес,
на яркой солнечной поляне,
лежу себе совсем не здесь,
в прекраснейшем из одеяний!

Меня в полуденную тишь,
сморило сном лукавым лето,
и вот я сплю,и сниться мне,
что я брожу печально где-то...

Чуть-чуть остыла…
Ветреные грёзы
Ещё смущают, бУдят среди ночи
И колдовские омуты пророчат
Незамерзающие в лютые морозы.

И это – я? Похоже и на то…
Я даже перепутала пальто:
Взбежала, запыхавшись ,на крыльцо,
Одев твоё. И вспыхнуло лицо…

И я опять все правила забыла,
Без варежек снеговиков лепила
И восхищалась белизною снега,
Как будто здесь до нас никто и не был…

Январь - в бреду.
Деревья – в кружевах.
В нехоженом саду
Тревожный крыльев взмах…

Слезы твои - вода
Немая вода .. Лед ..
Тот , кто не таял никогда
Врядли меня поймет ..

Счастье твое - беда
Беда - это русло слез
Беда не приходит сама
Ее обязательно кто-то принес ..

В каплях немой воды ..
В шепоте сквозняков ..
Всюду беды следы
И этих не сбить оков ..

Русло не повернуть
Не разорвать цепей
Лду не дано утонуть ..
Таю .. Успеешь ? Пей !!!

Задумалась: зачем моя судьба
Так круто набирает обороты?
Мелькают буераки, повороты,
Утрачивая смысл, летят слова…

Пытаюсь быть помягче. Я - вода,
Прозрачная, текущая из крана.
Я - твой источник ( грамота, охрана…),
Который не иссякнет никогда.

А страсть твоя – она подобна вору,
Плохой игре, пустому разговору…
Нагрянет и отпрянет – не зови….

Глотаешь капли звонкие мои
И вскидываешь руки ты победно.
А я себе: спокойно, не реви!
Не злись, не паникуй! Ведь это – вредно…

Всё меньше камней в основании дома,
в котором живу.
Фундамент, таинственной силой влекомый,
врастает в траву.

Вот-вот, и в охвате кореньев древесных
изыдет на нет.
Останется ветра напев бессловесный,
блуждающий свет,

просеянный сквозь тишину неземную
незнамых высот.
Судьба мегалитов мой дом не минует –
он в глину врастёт.

А кто-то коснётся обтёсанной грани –
сквозь тысячи лет –
и будет извечным сомнением ранен:
был дом или нет?

 
 
Уход поэта - выход в неизбежность
Иль чёрный вход в иное измеренье?
Безвыходная боль стучится в нежность -
Крест-накрест заколоченные двери.
А что с того, коль двери нараспашку?
Воочию распятье неба, взором
Связавшее покои дома  наши
С обителью, куда мы все несомы.
Я из покоев глядя в невесомость,
Где правит Слово всем Первотвореньем,
О, Белла,прошепчу подкоркой стона,
Прими в своё высокое Прощенье.
А если пригвоздили вход парадный
На крест, дай заповеданную ношу
Внять вздоху Слова в  громе колонады,
Влачить его, взбираясь на Голгофу.
А если злобой вымучено вече,
И так бывало, мы ведь помним это,
Страдания юродивых на плечи
Позволь взвалить, как Слово на Поэта. 
Дай мудрости от хмари митинговой
Не отвращая лик своей страницы
Последний вздох неся Творцу и Слову,
Воздать молебном  Памяти сторцей.

иллюстрация из интернета
 
На спицах колосьев колышется вязка,
Засеяна даль тяжелеющим солнцем...
В разлуке с тобой по макушку увязла,
Разлукой с тобой я испита до донца...
 
Расплавлено золото неба и поля,
И дум, от которых не скрыться, не деться.
Светает и быстрой на выдумки голью
К тебе выбегает по просеке сердце...
 
Ты мной коронован, как августом лето,
Что думы, как яблоки, сбросив к подножью,
Твой шаг убаюкает волнами света
И травным приливом ко мне осторожным.
 
Разлукой на рабство себя обрекаю
Бродить среди рифов плодов скороспелых.
Где каждое слово тобой нарекала,
В ларец до поры запереть не посмела...
 
Челом одуванчика бьющее поле
Взлетало молитвенно в неба объятья,
Снежинки свои выпуская на волю,
Разлуку с тобой проходя пядь за пядью.
 
А осень уже караулило лето,
Серпом обрекая на грехопаденье
Колосья лучей, а на просеке где-то
Вновь корни пускали сплетённые тени.

Нахохлилась ворона на суку
скучающей седой плакучей ивы.
Ей, как и мне, охота жить счастливо
на отведённом Господом веку.

Но – снеговея всхлипы на слуху,
но хлещут воздух выстывшие прутья.
Видать, ненастье в нашем захолустье
затеяно нарочно наверху,

где общая прописана судьба
и мне, и иве, и вороне сирой…
А мы – переживём.
За снежным пиром
взгудёт весны тревожная труба.

Сырой волной накроет землю март,
протеплит солнце в небесах оконце,
и на суку ворона встрепенётся,
зелёный в иве закипит азарт,

и – алый – в сердце побежит по жилам
и воскресит любовь и жажду жить,
приемля все земные миражи
за явь. Ведь так из века в век и было.

Вот день, который прошел
как всегда...
Вот смех, который утек далеко,
как из горсти
дождевая вода.
Вот свет,
который блестнул высоко
и погас... Вот тень,
которая пала на лоб,
резче означив вопрос,
И тысяча слез,
что скатилась ему в ответ
и сказала "Нет!"
Вот незаметный след,
что оставила ты на земле.
Росчерк звезды твоей,
что сияет с небес,
не ведая бед,
и в мерцании слабом ее
надежда,
которой названия нет.

Пророчит небо летчику полет,
И яркий свет означит резче тени.
Дыхание души растопит лед
Безвестных, околдованных творений.
 
Пускай снаружи голо и темно,
Гуляет дух, как ветер в чистом поле,
Но в глубине уснувшее зерно
Ростком нежданным вырвется на волю.
 
И ты, гончар, что душу мне обжег,
Слепив ее искусными руками,
Ты мастерства ей преподай урок,
Вдохни в нее неведомое пламя!
 
Пусть солнца блик, скользнувший по стеклу
Ей, как печать, дарованная свыше,
На взгляда неприметную иглу
Тончайший срез реальности нанижет.

Вот я убогий и больной,


С тяжёлым грузом за спиной.


Гонимый  суетной
нуждой,


Бреду по улице пустой.


А вот прекрасен и богат,


Иду гулять в цветущий сад.


И по пути не встречу грязь,


Ко мне не пустят близко мразь.


Когда доволен я судьбой,


Зачем давать ей буду бой?


Её порвать смогу ли нить,


Когда нет сил, так дальше жить?


Событий разных череда,


Случайность, мутная вода.


А радость, а мечты,  а
боль,


Оставлю здесь?  Возьму
с собой?

Бескрылый ангел, преклонив колени,
В немой мольбе среди могил стоит.
Когда-то он крылами вдохновенья
Был осенен, а ныне позабыт.
 
Его соседи - стройная рябина,
Ветвистый дуб и благородный клен,
И ветер сыплет листики осины
Ему на плечи золотом погон...
 
Бескрылый ангел, отрок безответный,
Принявший кротко бремя нищеты,
Мне чудится во мраке нимб твой светлый,
И кажутся знакомыми черты...
 
Но слепы твои каменные очи,
И крепко сжаты строгие уста.
И не понять, о чем они пророчат,
Скрывая бремя тайного креста.
 
Лишь духа не коснулись перемены  -
И, не подвластный торжеству теней,
Ты молча вышел, раздвигая стены,
Из сиротливой скорлупы своей,
 
Склоняясь в недоступном сожаленьи
Над чистотой поруганною крыл,
Над теми, кто в бездушном ослепленьи
Тебя святого Образа лишил...

Старик Пахом опять одел доху
В седом паху болтается мошонка.
Опять зима. Лягушки спят во мху.
И на обед перловая с тушенкой.

Рисует старый, черствый хлеб жуя,
Йероглиф "Рыба", сам того не зная,
И желтая нетвердая струя
Пронзает снег и тут же застывает.

Как тягостно в деревне поутру!
Холодный ост. Голодные вороны.
Глядит старик - склоняется к ведру
Соседская едреная Матрена.

Сквось тонкий снег пожухлое жнивье
Как будто брился пьяный сторож Вася.
А тут опять развешивать белье
Ядреная Матрена собралася.

Давным давно почил родной колхоз,
Где был Пахом почетным комбайнером.
И вот опять древнейшая из поз
Колдует с комбайнеровым прибором.

Когда картина милая видна,
Во все века,от Евы до Елены,
Как конники вставали в стременах
Пожарный шланг и старческие члены.

Пускай Капитализм пришел как тать,
Пусть пенсия мала, а небо мглисто,
Но все же ждет в деревне благодать
Пахома, ветерана, коммуниста.

Осень цыганкой ворвётся,
Кинет чарующий взгляд.
С ветром в кругу понесётся
Пёстро-летящий наряд.

Листья осины в монисто,
Рдеет червонцами ряд.
Как эти красные листья,
Плечи цыганки дрожат.

Сочные губы плясуньи --
Красно-калиновый сок.
Знает прекрасная лгунья
Встречи назначенный срок.

И, по-цыгански гадая,
Снова о счастье наврёт,
Листья ногой загребая,
С табором быстро уйдёт.

В маленьком японском ресторане
Для декора – умершей рояль,
МТВ и лето на экране,
Несмотря на вьюжливый февраль.
Пальцами на клавишах застыла,
Кукла, в ярко-красном кимоно,
Черные глаза глядят уныло,
Как свеча бликует на вино.
Новомодным средством для очистки
Утром протирается рояль,
Официантки здесь авантюристки,
Форма глаз похожа на миндаль.

Здесь они рабы чужой столицы,
Познают чужой обычай и закон,
И порок, и все его границы,
Превращаясь в крашеных мадонн.
А больная мать жалеет дочку,
Обижаясь на жестокий век,
Покупая старости отсрочку,
Высылает почтой новый чек.

В современном мировом
разделении труда преуспевают только страны, сделавшие ставку на
коммерческое освоение результатов научной деятельности...

Где-то 200 000 лет с выделкою кож
Появилась на Земле платяная вошь.
А возник весь этот срам, честно говоря,
Человеческим трудам лишь благодаря,
Разделился вид (ну что ж!) аж на целых
два. Вот – изделие из кож. Выше – голова.
Так и люди всех мастей - не один народ.
Вот – развитие идей. Рядом – крестный ход.
Дифтерит, аппендицит, рак иль диабет?
Помолись, попей воды! Полегчало? Нет…
Нет, вакцины не извлечь из мозгов грязи.
Лишь один прогресса меч – пешкою в ферзи.
Были мы один народ, разошлись пути.
Человечеству вперед. Вошь должна уйти.

Мне редко в нотах нравится минор.
Хотя тоску в безумствующем звуке
Он мог смягчить бы даже и на спор,
Подслащивая музыкой разлуку.

Но все-таки верна твоя рука
На этой распальцовке старых клавиш!
Минор...Мажор...А жизнь течет пока.
И вряд ли в ней ты многое исправишь.

Осенний блюз под сенью старых крыш
Плывет дымком сжигающихся листьев.
Сентябрьский Питер - маленький Париж,
Украшенный рябиновою кистью... Донна Душечка © (18.09.2010 Сб 16

Было счастье большое, как стяг,
А теперь оно из кусочков,
Из маленьких ярких точек.
Кто-то их назовет -- пустяк.

Море нежное льнуло к ногам
И ласкалось пушистым котенком.
Превратилась я вдруг в девчонку,
Заблудившуюся в годах.

На закате возник мираж --
Человек в оранжевой майке,
И над нами кричали чайки,
Ночью лишь для двоих весь пляж.

Так, мираж, он совсем не наш.
На вокзале встречает сын, 
Вздрогнув, выронила апельсин --
Был такого же цвета мираж.

Зима опять кусает осень
за пожелтевший сочный бок,
осколки солнца в тучах носит,
целует лужи вдоль дорог.
Пока туманны очертанья
её бескровного лица…
Лишь на увядшие желанья
ложится снежная пыльца.
 
Уже дымят печные трубы,
как змеи, оплетая мир.
Разжав свои немые губы,
гадают тайны черных дыр.
Хранят уснувшие березки
в прическах снежные цветы.
Зима стоит на перекрестке…
И где-то в ней - далекий Ты…