Откройте свой Мир!

Строчи письмо… любой большой звезде, пылинке, или сам себе на сдачу. Твой адресат живёт почти - везде… Он глух и слеп… и на твою удачу ещё и нем, /не только когда ест/, а потому и спорить ему тяжко, что в окнах твоих – РАМЫ, а не крест, что твой бокал – зелёная баклажка.
У задней мысли отрастает хвост, она хоть и не ящерка, но всё же: не думаешь – какой к едрене мост сжигаем мы, когда уходим. Может так вдребезги прощаясь, легче жить, в своей глухой красивенькой печали, достраивая строчек этажи, с крылечком троеточия в начале.

Такая мода – письма в никуда… А тут в - куда, но – мимо, мимо, мимо… Как будто это ты уже – звезда… и глух и слеп и нем неумолимо…

Мир полон людьми, а пуст, когда нет одного человека.

....засмотревшись в безбрежность, может пойму, что Океан – это Ты… И эта нежность, ... и эта чертова нежность будет стремительно строить меж нами мосты…
(с)

Френсису несколько лет за двадцать, 
он симпатичен и вечно пьян. 
Любит с иголочки одеваться, 
жаждет уехать за океан. 
Френсис не знает ни в чем границы: 
девочки, покер и алкоголь… 
Френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль. 
Доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. Доктор вздыхает: «Какая жалость!». Френсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему осталось – там то ли сифилис, то ли рак. 
Месяца три, может, пять – не боле. Если на море – возможно, шесть. Скоро придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. Френсис кивает, берет бумажку с мелко расписанною бедой. Доктор за дверью вздыхает тяжко – жаль пациента, такой молодой! 

Вот и начало житейской драме. Лишь заплатив за визит врачу, Френсис с улыбкой приходит к маме: «Мама, я мир увидать хочу. Лоск городской надоел мне слишком, мне бы в Камбоджу, Вьетнам, Непал… Мам, ты же помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал». 
Мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на Френсиса сквозь лорнет: «Милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! Я ежедневно молиться буду, Френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне писать оттуда, и возвращайся скорей домой». 
Дав обещание старой маме письма писать много-много лет, Френсис берет саквояж с вещами и на корабль берет билет. Матушка пусть не узнает горя, думает Френсис, на борт взойдя. 
Время уходит. Корабль в море, над головой пелена дождя. 
За океаном – навеки лето. Чтоб избежать суеты мирской, Френсис себе дом снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. Вот, вытирая виски от влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также чернильницу и перо. Приступы боли скрутили снова. Ночью, видать, не заснет совсем. «Матушка, здравствуй. Жива? Здорова? Я как обычно – доволен всем». 
Ночью от боли и впрямь не спится. Френсис, накинув халат, встает, снова пьет воду – и пишет письма, пишет на множество лет вперед. Про путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока, аромат шафрана… Просто и весело. Как всегда. 
Матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «Френсис, родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». Он от инъекций давно зависим, адская боль – покидать постель. Но ежедневно – по десять писем, десять историй на пять недель. Почерк неровный – от боли жуткой: «Мама, прости, нас трясет в пути!». Письма заканчивать нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»! 
На берегу океана волны ловят с текущий с небес муссон. Френсису больше не будет больно, Френсис глядит свой последний сон, в саван укутан, обряжен в робу… Пахнет сандал за его спиной. Местный священник читает гробу тихо напутствие в мир иной. 
Смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. А через год – никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла – прихватило сердце. 
Годы идут. Много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.
В сумке несет почтальон исправно 
от никого никому слова.

© Саша Кладбище

''Дорогая моя, незабвенная Анн-Мари, я пишу тебе снова, марая чернилами лист. В этот пасмурный город врезаются корабли, и по улицам темным плывет сероглазый mist. Здесь глотаешь воздух и чувствуешь океан, всюду сырость и грязь, и рыбы гниющей смрад. Каждый встречный прохожий хмур, каждый третий - пьян, а ночной городок и вовсе похож на Ад.
Я закончил учебу, отправив диплом отцу. Здесь, в убогой газете, пустые пишу статьи. Наш редактор похож на озлобленную лису, а помощник его - плешивый лесной сатир. Этот город прогнил, (как впрочем, и вся Земля), здесь священник пьет виски у входа в дешевый бордель. А по улицам сонным бродит безумный маньяк, убивая безжалостно, женщин и даже детей. Здесь пустынно и жутко, и страшно ловить такси, тянет спрятаться в тень от желтого взгляда фар. Потому и пишу тебе, милая Анн-Мари. Ты - мой луч в царстве тьмы, маяк среди острых скал.
Знаешь, я получил письмо неделю тому назад. Твой жених богат и умен, для полсотни - свеж. Я хотел бы сказать, что я очень и очень рад, но в груди скалит зубы порочный и злобный бес. Я не ровня тебе, не ровня твоим деньгам. И твоей красоте, невинной и неземной. Повторяю по буквам, по звукам и по слогам: ''мне обещанная станет чужой женой''.
Я хочу сказать, что люблю, и что грешен, как черт. И что мне очень жаль. Что мне несказанно жаль. Ты прости мою слабость, и сможешь - пиши еще.

Вечно верный тебе Александр.
Целую. Прощай''.

*
Дорогая моя, безупречная Анн-Мари, (запираю в конверт неотправленное письмо), за окном расцветает удушливый розмарин, в моей маленькой комнате пасмурно и темно. Ветер легким касанием гасит пламя свечи, огонек сигареты ничтожен в нависшей тьме. Мои руки дрожат и сердце стучит. Стучит. На ладони монетой танцует живая медь.
Надеваю пиджак и делаю шаг за дверь. Три квартала пешком, по каменным мостовым. Может я сумасшедший? А может быть, просто зверь? Укоризненно смотрит луна. Выдыхаю дым. Эта девушка слева, (приколота роза к груди), в шляпке цвета кармина, так поздно идет одна. Она очень похожа, похожа на Анн-Мари.
Между ребер танцует восторженный Сатана.

Этот город прогнил, (как впрочем, и вся Земля). Есть в безумии счастье. А в разуме - только ложь.
Я врезаюсь затылком в блестящую ширму дождя.
Захожу в подворотню.
И вынимаю нож.

/Джио Россо/

Я сильная, я всё переживу, 
Ещё один удар, он мне в привычку. 
Я не впаду в отчаянье, в тоску, 
Жизнь будет продолжаться, как обычно. 
Меня не так-то просто разозлить, 
Нет боли от которой я сломаюсь, 
Что не успела пережить, ведёт 
Меня вперёд, я не сгибаюсь.

Нет конца у дороги: так древний мудрец учил.
Чтобы просто уйти, есть без счета путей на свете,
Только раз не ушел, а остался и приручил,
Значит, ты навсегда, ты навеки теперь в ответе.

Ночью звезды в пустыне становятся так близки,
Что попросишь -- услышат, и даже исполнить могут.
И змея, проползая, свернула себе в пески,
И в колодце была не вода, а клубничный йогурт.

Принц смеялся, бросая на землю измятый лист;
Ну, кому нужна роза, ошейник, барашек, ящик,
Если рядом есть теплый и пахнущий солнцем Лис,
Приручённый и верный, ушастый и
Настоящий...

Говорят, в наше время дружба – легенд удел,
Да и преданный друг, говорят, может только сниться.
Но я видел: когда в поле мальчик один сидел,
Рядом хвост то и дело выглядывал из пшеницы.